Зайдя в оружейную лавку, мы поздоровались и, подождав пока верзила со свежим шрамом на щеке купит кинжал, мы подошли к торговцу.
— Нам стрелки к арбалету надобны, охотничьи, — обратился к торговцу отец.
— Болты что ли, если имперский средний, то есть, а другого размера только под заказ, — ответил торговец. Отец посмотрел на меня, и я вытащил арбалет из мешка и показал.
— Да подойдут, пять болтов серебряный, — объявил торговец цену.
— Хорошо давайте пяток, — кивнул отец, глянув на меня.
— Вот, — торговец положил на стол пяток болтов. — А пули брать не будете.
— А что за пули зачем? — спросил отец, почесав затылок.
— А это железные шарики такие, вон у вас планка на арбалете есть особая, — взялся пояснять торговец. — Вон в эту дырочку пулька вставляется и ею вместо болта стреляют, бьет слабее зато места мало занимает, да и не ломается она в отличие от болта.
— Хм и почём они? — Задумался отец.
— Два десятка серебряный, — Ответил торговец, а я тихо ткнул носком лаптя отцу в ногу и когда он на меня глянул, помотал головой.
— Нет не надо, — отец достал из кошеля серебряный и отдал торговцу, я же углядел в это время колчан на ногу, на вроде того что был в пещере; из пещеры то только до дому и дотерпел а потом прямо в руках у деда и развалился.
— Пап, а может, и колчан купим, не в мешке же стрелки то таскать проткнут ведь, — повернулся я к отцу.
— Сколько? — отец махнул рукой, указывая на колчан.
— серебряный, берите вещь добротно сделана. Да и сподручней с ним чем с за спинным, для арбалета то, — торговец протянул колчан, показывая его.
— У вас другой цены нет что ли, — усмехнулся отец. — Ладно, давай.
Расплатившись и попрощавшись с торговцем, мы вышли.
— Все, больше ни каких игрушек и так на твой арбалет больше золотого ушло, а будет толк или нет неизвестно, — сказал отец, усаживаясь на телегу. От чего я не очень-то и расстроился, главное арбалет теперь был мой, и я весь был в предвкушении. К тому же по случаю мне купили кой-какие обновки, тот же пояс к примеру, и обделённым я себя не чувствовал.
Вернулись мы как раз к обеду и, пообедав, поднялись в свою комнату.
— Ром что-то тревожно мне золото с собой вести, всё-таки сто пятьдесят семь золотых. Вдруг кто прознает, да и дома потом хранить надо будет, что скажешь? — обратился отец к дяде.
— Марк, да чего ты татей что ли боишься, так они купцов стерегу на кой им мы -голодранцы, — усмехнулся дядя.
— Ну и татей тоже, но и без них ворья всякого полно. Я вот думаю, может часть в денежный дом отдать на хранение, все спокойней будет, сразу все не потеряешь, — отец улегся на лавку и подпер голову рукой.
— Можно и отдать, в чем-то ты прав так спокойней будет, — согласился дядя. — Только давай позже, а то на полный желудок неохота как-то, да и решить надо, сколько отдать, а сколько оставить.
Я же предавшись мечтам, как буду хвалиться арбалетом перед ребятами, и не заметил, как уснул, поэтому в денежный дом отец и дядя ходили без меня. А за ужином отец сказал, что все дела мы порешали и завтра с утра поедим домой, и попросил тетю Марфу собрать нам на завтра еды в дорогу. Ну а после ужина, предупредив Чакора с Мефодием что завтра едем и, выпив с ними по кружке пива — которого мне опять не дали — пошли спать.
Глава седьмая "Разбойничья".
А с утра начались сборы суета, всё перетаскать уложить привязать, чтоб ненароком не выпало, да ещё про мешки с пухом и шерстью вспомнили — и куда их теперь. Мешки, в конце концов, отдали Фролу как подарок — не обратно же их везти — за что он отдарился кувшином вина, а тётя Марфа отрезом полотна. Закончив сборы, сели ужинать, а поужинав, распрощались с семейством Фрола и поехали домой.
Выезжая из города, я не мог решить, чего мне больше хочется, остаться и осмотреть то чего не успел или вернуться в село хвалиться тем чего повидал. Удаляющийся город навевал грусть — когда ещё в него попаду. В конце лета попаду, конечно, когда в магическую школу в Карне поеду поступать, но до этого ещё целое лето, а хочется то сейчас.
Когда немного отъехали от города, я вытащил из мешка арбалет и принялся его вертеть, хоть и рассмотрел его весь ещё вчера, но руки так и тянулись да и испытать хотелось. Но в трактире было негде — не в стену же стрелять — да и сейчас не получится, но ничего вот домой приедем и опробуем. Положив арбалет рядом, достал колчан и стал прилаживать его к ноге. Застегнув ремешки, вынул стрелы или как их назвал торговец болты и засунул их в колчан, пошевелил ногой, как-то необычно, но не сказать, чтобы было неудобно. Взяв арбалет в руки, и привалившись к мешку с зерном, стал представлять себя этаким наёмником ветераном, охраняющим купеческий караван.
Ехать было скучно; те, кто направлялись в город из ближайших деревень, скоро кончились, пеших из города мы обогнали, а конные видать не торопились ехать с утра пораньше, оставались телеги, но они ехали с той же скоростью что и мы, так что дорога опустела. От скуки стал иногда посматривать вокруг магическим взором, — вдруг какая дурная дичина у дороги обнаружится и удастся арбалет испробовать. Но дурной дичи тут, похоже, не водилось, или вообще дичи не было, только раз в лесу что-то мелкое мелькнуло и всё. В очередной раз, глянув на обочину магическим взором, я увидел в кустах четыре ауры размером как у человека.
— Чего это они там делают? — удивился я вслух.
— Кто? — спросил отец.
— Да вроде как люди, вон в тех кустах спрятались, — махнул я рукой в сторону кустов растущих у поворота дороги.
А подъехав к повороту, мы увидели сухое дерево-корягу перегородившее дорогу, не такую и большую, но на телеге не проехать. Тут же я каким-то образом очутился на земле, только и почувствовал, как отец меня за безрукавку схватил.
— Ааа...Бла... — сзади раздался крик дяди.
— Под телегу быстро, — скомандовал мне отец.
Нырнув под телегу, я подтянул арбалет, — который лежал рядом с телегой — и огляделся как смог. Сзади подходили трое мужиков разбойного вида, один с мечом и двое с топорами. Тати — мелькнуло у меня в голове. Чакор с Мефодием прислонили к колесу дядю, из плеча которого торчала стрела. Тут затрещали спереди кусты и из них вышли двое, один с копьём другой с топором, и пошли к нам, а рядом со мной в колесо воткнулась стрела.
Вспомнив про арбалет, я упёр его в живот и потянул тетиву, которая легко пошла, стоило, чуть согнутся плечам. Щёлкнул механизм, и я осторожно отпустив тетиву, потянул из колчана болт. Снарядив арбалет, я приложил его к плечу и стал искать татей, сзади мешала телега и отбивающийся Мефодий, из кустов снова вылетела стрела, которую Чакор отбил щитом. Посмотрел на кусты, лучников не было видно, но ауру то я вижу, в нее и выстрелил, в ту, что слева. Дернув и натянув тетиву, наложил болт и выстрелил в ауру другого лучника наклонившегося в сторону первого.
Развернувшись чтоб сказать отцу, что лучников я пострелял, увидел рожу склонившегося мужика, тянувшего руку к моей ноге. Отдернув ногу, я выскочил с другой стороны телеги и натянул тетиву. Глянув под телегу, увидел только ноги и, вставая, наложил болт на арбалет. Мужик, пытавшийся меня вытащить из под телеги, почти обогнул телегу и, увидев арбалет, крикнул, — А ну брось стрелялку а то хуже будет.
Другой приставил копьё к груди отца сидящего на корточках и прислонившегося к колесу телеги, в него я и выстрелил, да побежал от мужика уже подходящего ко мне. Обогнув лошадь, я рванул к отцу, подбиравшему копьё, выроненное подстреленным мной разбойником, что сейчас лежал, вцепившись пальцами в болт и пытавшегося его выдернуть.
— За спину, — крикнул отец.
Заскочив за спину и снарядив арбалет, я повернулся на звук шагов и, увидев в двух шагах от себя, подбегающего разбойника, от испуга выстрелил в него, не целясь. Тать, выронив топор — который падая чуть не попал мне в ногу — схватившись за болт, наполовину торчащий из его брюха, пробежав мимо меня, остановился и, качнувшись, оседая, повалился на землю. Снова натянув тетиву, которая еле поддалась мне, наложил последний болт и повернулся к отцу. Только татя, с которым должен был биться отец, не было, оглядевшись и повернувшись назад увидел, как два последних татя скрываются за деревьями.
— Всё Дарвел, всё, разбежались тати, давай мужикам вон поможем. Ромку вон подстрелили, да и Мефодия вроде тоже ранили. Иди, подсоби Мефодию, одной рукой ему несподручно будет, — принялся наговаривать, успокаивая меня отец, когда я снова повернувшись к нему, стал озираться, водя по сторонам, заряженным арбалетом. — А арбалет можешь мне отдать, а то он тебе только мешать будет.
— Ага, — кивнул я отцу, но арбалет не отдал, так с ним и пошёл только вниз наклонил — чтоб, если что в землю выстрелил.
— Дядя Мефодий давайте я вам помогу, — сказал я, подойдя к Мефодию.
— Давай, в котомке моей холстина должна быть достань-ка, — согласился Мефодий, зажимающий правой рукой рану на правой же ноге, а левой пытавшийся что-то найти в своей котомке.
Пошвырявшись в котомке и достав чистую тряпицу, я отрезал от неё, как и было велено две полоски, и помог Мефодию перевязать рану на ноге. Отец в это время вместе с Чакором вытащили стрелу и перевязали дядю.
Усадив раненых на телегу дяди, мы принялись обирать убитых татей, или как сказал Чакор собирать трофеи. Верней принялись отец с Чакором, потому что меня вывернуло, когда мы подошли к последнему убитому мной татю, лежавшему в луже крови. В общем-то, я его только в живот ранил, а добил похоже отец копьём, только он ведь не единственный был в кого я стрелял и их уж точно я убил. Они хоть и тати, но всё равно люди; и вроде и не жалко, а на душе всё равно было противно. Чакор снимал с трупов всё что было, а отец стаскивал это в кучу у нашей телеги. Я же пытался унять дрожь в руках.
— Дарвел это что за арбалет у тебя такой? — спросил Чакор, подойдя к телеге с вещами последнего татя.
— Да обычный охотничий, а что? — ответил я, пожав плечами.
— Хм обычный да, а что он стреляет так неровно. У этого вон пол болта торчало, у того только хвостовик, а у тех в кустах насквозь прошли, и если у одного опереньем за куртку зацепился, то у другого в осину на ладонь болт вошёл, вон отец твой вытащить пытается. Нет если это секрет, то ладно, но он точно не простои охотничий; да ты вон на плечи посмотри, с них же ручьём льёт, — проговорил, усмехаясь Чакор.
Глянув на арбалет, дуги которого были покрыты крупными каплями воды, я посмотрел на Чакора и сознался. — Он правда охотничий, только работы древних магов.
— А, понятно тогда, — кивнул он.
Тут мимо нас проскакал всадник, боязливо дёрнувшийся, когда увидел убитых татей, и пришпоривший коня.
— Вот держи, — подошедший отец протянул мне болт, — Еле вытащил.
— Так Дарвел, давай складывай всё на телегу, а мы оттащим татей в кусты, чтоб на дороге не валялись, — велел отец.
Оттащив татей, отец помог мне получше уложить вещи, чтоб в дороге не выпало ничего, а Чакор уселся в телегу дяди на место возницы, и мы поехали. Всю дорогу до постоялого двора у Карловки я осматривал каждый куст, но больше слава Светлым татей нам не попалось.
Остановившись в чистом поле у какого-то ручейка, мы пообедали жареной курицей и печёным картохом. К постоялому двору мы подъехали задолго до заката.
Когда заехали на двор, отец, отдав мне вожжи, сходил в трактир и договорился о постое. Перетаскав вместе с Чакором пожитки в комнату, отец вышел со служкой, тут же убежавшим в конюшню.
— Давай Дарвел в тот угол поставим, — махнул он рукой, усевшись в дядину телегу. Поставив телеги в угол и подсобив конюху распрячь лошадей, мы вошли в трактир и поднялись в свою комнату.
— Ром ты как, — отец подсел к дяде.
— Да ничего терпимо, в дороге трясло, а сейчас почти и не больно, — дядя осторожно потрогал повязку.
— Ничего, завтра дома будем, а там Варвара подлечит, — отец встал и подошел к куче в углу, куда сложили мешки и вещи разбойников. — Хм надо бы перевязать, а то непотребство какое-то.
— Нуда служка так и косился, да и посмотреть надо, может, что и везти не стоит, не разбирая сложили ведь, — согласился Чакор.
И отец принялся осматривать и перекладывать вещи. Взяв одну из рубах и завязав рукава, так что получился мешок, отец сложил в неё всю одёжку кроме обувки, что не пойдёт носить то на утирки да заплатки сгодится. Сапоги и две пары поршней связал вместе, а лапти к тому же потрёпанные решил выбросить. Вытряхнув кошели и насчитав шесть серебряных и два серебряных империала медяшками, сложил в один кошель и, подкинув, сказал. — Ну что мужики, отпразднуем спасение от татей?
— А кто против, — улыбнулся Чакор. — Тем более тати и платят.
— Ладно, пойду договорюсь, — отец пошел к двери.
Отец вышел, мужики разлеглись по лавкам, и в комнате стало тихо, думать ни о чём не хотелось, и я не заметил, как задремал. Сквозь дремоту слышал, как пришел отец, мужики о чём-то тихо переговаривались, кто-то стучал в дверь.
Во сне мы опять бились с татями, но теперь побеждали они, и когда один из них замахнулся на меня топором, я проснулся. Противный холодный липкий пот пропитал рубаху, по телу била мелкая дрожь, запоздалый страх вгрызался в душу — будто пытался наверстать упущенное.
— Тихо Дар, тихо, всё хорошо, нету больше татей, — отец нежно гладил меня по голове.
— Пап, они... они ведь могли нас убить, — понимание того что это был сон ослабило страх, но не изгнало его полностью. Наоборот, казалось, что страх копит силы и сейчас набросится с новой силой.
— Нет, Дар, не стали бы они нас убивать, только добро бы всё отобрали и отпустили бы. Они ведь грабители, а не душегубы.
— И что, они ведь в нас стреляли?
— А ты сам подумай, зачем им нас убивать. Что им надо они и так бы отобрали, а убив раз другой только внимание, чьих-нибудь дружинников, привлекли бы, чего им никак не надо.
— Да я не о том, они ведь нас могли случайно убить, в дядь Ромула вон попали.
— Ну, случайно и камень в чистом поле на голову свалиться может. Не бери в голову, недостойно мужику боятся всего — что может быть.
— Хорошо, не буду.
Под мерное поглаживания отца я снова уснул.
— Дарвел вставай, пошли ужинать, — растолкав, позвал меня отец.
Спустившись вниз, мы уселись за стол, и к нам тут же подошла Дилана с тазиком и кувшином. Вымыв руки и вытерев их поданным рушником*, ну прям "блахародные хаспада", мы стали смотреть, как Дилана таскает на стол съестное. Сидя рядом с отцом и стараясь ни на кого из мужиков не смотреть, я переживал свой позор — распустил нюни как девчонка, будущий маг называется.
Первым на столе оказался поднос с грудой жареных свиных ребрышек, следом Дилана принесла горшок с квашеной тушёной капустой приправленной растительным маслом и рубленым луком, а после каждому по полной миске картоха тушёного со сливками, а кувшин с вином вмещающий четверть(4л) принес сам хозяин.
Возблагодарив Светлых мы принялись за ужин, ребрышки и картох съели полностью, а горшок с капустой ополовинили, ну а принесённые Диланой чуть позже пирожки лишь попробовали. Вино конечно выпили — даже мне налили — всё до донышка, хоть дядя и кривился, — мол, кислятина и лучше бы пива взяли, — но сам пива не брал и выпил не меньше других.
