От ненависти до любви ( старая версия )

— Нет, Ири. Нет! — Грандин навалился на него, не позволяя одёрнуть рубаху и проклиная себя последними словами, из-за того, что не снял её сразу. И почти впился в его губы, заставляя их раскрыться, безжалостно опустил руку вниз, обхватывая пальцами его напряжённую эрекцию до того, как она исчезнет от порыва этого, внезапно проснувшегося, страха и стеснения. Ири слабо возился под ним, но Грандин победил, почти победил...

Ири отчаянно пытался вырваться, но как можно было вырваться от такого? Он застонал, признавая своё поражение, но стоило Грандину слегка отстраниться, как он снова попытался прикрыть себя.

— Чего ты так боишься, Ири? — ласково спросил Грандин. И подначил не удержавшись: — Я видел тебя в более откровенном виде. И ты вёл себя довольно легкомысленно, — Ири жутко покраснел, хотя казалось, что краснеть больше он уже не способен, и кивнул, зажмурившись:

— Пожалуйста... Просто я не могу так... Я...не смотри. Не надо. Это... неправильно. Я не понимаю... Мне...

— Тшш... — Грандин пальцами коснулся его губ, и, нашарив за спиной длинный шнур, резко дёрнул его вниз, опуская и задвигая полог.

— Так лучше? — спросил он насмешливо. Неожиданная, почти детская стеснительность Ара, его весьма позабавила. Ири распахнул глаза, видя перед собой плотные матерчатые стенки. Вокруг воцарился лёгкий, алый полумрак.

— Теперь ты позволишь мне?.. — Грандин слегка отодвинулся назад, завёл наверх его руки, покрывая поцелуями плечи и лицо, и в следующую секунду, рубашка Ири была безжалостно снята через голову прежде, чем он успел воспротивиться и возмутиться, а затем — губы и руки Грандина безжалостно завладели всем его телом.

Ири понимал, — что это ужасно, что это нужно прекратить, но в то же время, это было восхитительно. Его кожа пылала под прикосновениями пальцев, губ, языка и зубов. Грандин целовал его, — то нежно, едва касаясь губами, то впивался в плоть, втягивая кожу в себя и оставляя алые следы. Он терзал его шею, пробовал на вкус маленькие, напряженные соски; прикусывал, посасывал, втягивая в себя, и обводил языком, заставляя Ири выгибаться и кричать от наслаждения и боли; дул ему в лицо, приводя в чувство, а потом, снова начинал свой мучительный, сладострастный танец, в алом таинственном полумраке.

Когда губы Грандина коснулись его напряжённой, изнывающей от желания плоти, Ири почти взвыл. Он уже и сам не понимал, чего хочет: он умолял о чём-то, страстно шептал, просил... и сам же сопротивлялся, боясь, что это произойдёт.

Подушка оказалась у Ири под поясницей. Грандин раздвинул ему ноги, дразня его языком и пальцами, и, наконец, губы его сомкнулись в том месте, где для Ири сейчас, были сосредоточены жизнь и смерть; сомкнулись и втянули в себя целиком, до самого основания, не давая даже минуты на то, чтобы прийти в себя; до слёз в глазах, до восхитительных сияющих точек.

Грандину казалось, что он спит, и в этом потрясающем сне, сбывается его самая смелая, самая затаённая мечта, в которой он, вероятнее всего, боялся признаться себе сам. Но видит бог, даже если разум его, сейчас, кричал от отчаяния, — умоляя его опомниться и подумать, что он делает, — остановиться он уже не мог. Даже понимая, что сейчас он совращает Ири Ара самым безжалостным способом, — Грандин не мог это прекратить.

- Остановись, демоны тебя побери! Он же девственник! — кричал разум.

— Значит, он всегда будет принадлежать лишь мне, — восторженно отзывалась плоть.

— Ты разобьёшь его сердце.

— О нет. Я буду очень нежен. И я не дам ему уйти от меня.

— Вы враги. Ты ненавидишь его. На самом деле — ты ненавидишь его.

— Но разве можно... так, ненавидеть?

— О да, можно. Ты растопчешь его наутро. Выбросишь прочь. И унизишь его. Ты желаешь ему падения. И ты посмеёшься над ним.

— Нет!Никогда! Я не настолько бездушен!...

— Ты даже понятия не имеешь, насколько ты бездушен. Ты чудовище, Грандин Мистраль. И твоя ненависть, причинит ему гораздо меньше вреда, чем то, что ты пытаешься сделать с ним. Ведь любовь для тебя — это слабость.

Но разум смолк, и осталась только плоть, — чувственная, чарующая, дарящая наслаждение; гибкая, изнывающая под его ласками. Он уже не мог остановиться. Это чистое, невинное тело, сводило с ума. Его губы узнали каждый миллиметр этой божественной кожи; настойчивый, требовательный язык проник в каждую впадинку, чтобы почувствовать его вкус.

Ири слабо сопротивлялся, не давая его языку касаться его ТАМ, но Грандин, снисходительно смеясь, ласково перехватил его пальцы, сплетая их со своими; обнял, удерживая одной рукой, и через волшебное мгновение показал, что существует не только запретно-восхитительное — ТАМ, но ещё, и абсолютно, непристойно-божественное — ТУДА. Ири не видел, каким образом Грандин оказался обнажённым; когда, он успел снять с себя одежду. Это было неважно. Всё вокруг потеряло смысл, превратившись в бешеную пульсацию крови внизу живота, сумасшедший стук сердца, и хриплое, сбивчивое дыхание, — полное стонов наслаждения.

Руки Ири, гуляли по плечам и спине Грандина совершенно бездумно, абсолютно правильно. Губы отвечали на эти сумасшедшие поцелуи, и умоляли, когда Грандин внезапно начинал вытворять что-то восхитительное, но абсолютно немыслимое. Ири слабо протестовал, издавая что-то вроде полузадушенного писка, не в силах вырваться. А если бы и попытался вырваться, — то это было бы невозможно, потому что Грандин был сильнее, и сейчас — он явно не собирался отпускать его. Глаза Мистраля, одурманенные страстью, пылали, словно чёрные звёзды. В них не было смысла — только бесконечная, потоком изливающаяся нежность и страсть.

Рушились ледяные стены, — таяли, растворяясь в робких, неумелых прикосновениях; неловких поцелуях, которые заводили Грандина гораздо больше, чем самые искушенные ласки, заставляя кровь потоком ударять в голову и в другие, жаждущие части тела. Ему хотелось взять Ири немедленно. Войти в эту узкую, тугую плоть, и заполнить её собой; подчинить, и заняться бешеным сексом, но он сдерживал себя изо всех сил, хотя уже почти готов был потерять сознание от одного прикосновения, точно так же, как и Ири, — уже задыхающийся от невыносимого желания.

Ири облизывал его пальцы, и Грандин мог бы начать сейчас, но боясь, что этого недостаточно, потянулся чертыхаясь к столику, отыскал смазку и приник, наконец, к долгожданному телу.

Они не разговаривали почти, но сейчас, осторожно идя на штурм этой неизведанной крепости, Грандин молил всех богов, чтобы Ири не испугался, и не передумал. Посмотрев в лицо своего возлюбленного, — удивительно прекрасное в своей страсти, и в то же время, лишенное любого осмысленного выражения кроме желания продолжать, — Грандин усмехнулся, и снова обхватил губами его напряжённую, мечтающую взорваться плоть.

Ягодицы Ири напряглись, когда палец Грандина осторожно прошёлся около узкой дырочки, а потом...

Грандину пришлось отвлечься и положить ладонь на его живот, возвращая на место, потому что Ири выгнулся дугой, непроизвольно сжимая ягодицы, и не давая продолжить проникновение. Но Грандин не собирался отступать, так же, как и отпускать его.

Он притянул Ири к себе, устраивая поудобнее, и осторожно ввёл палец дальше; поморщился, ощутив, как сжимаются мышцы, и легонько шлёпнул его по ягодице.

— Ири, расслабься.

— ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!!

— Всё хорошо, Ири, расслабься... Я сейчас введу его целиком...

— НЕТ!! — в голосе откровенный страх. — НЕ НАДО!!

— Ири, не упрямься. Не будь трусишкой, — он приник к юноше, целуя, и лукаво шепнул: — Ты можешь вытолкнуть его, если захочешь, — Ири неуверенно попытался, и палец сразу же вошёл до самого конца. Грандин тихо рассмеялся.

— Ири, я тебя обожаю! Доверчивый мальчик, — поддразнил он.

Ири забился возмущённо, хотел что-то ответить, но в это мгновение, Грандин, наконец, нашёл то, что искал, и отвечать Ири был уже не в состоянии, — целиком растворившись в новых ощущениях.

— Скоро, это станет очень и очень приятным, — не в силах удержаться от самодовольства шепнул Грандин.

Через несколько мгновений Ири уже извивался под ним, бессознательно двигаясь навстречу, Грандин осторожно подключил второй палец, и Ири вскрикнул, одновременно от неприятных ощущений и острого удовольствия.

Грандин, не прекращая растягивать и ласкать его левой рукой, другой гладил податливое, упругое тело, ласкал напряжённую плоть, целовал раскрытые губы, доводя до состояния окончательной и полной невменяемости.

— Пожалуйста... Ооо.. пожалуйста... Гранди... Гра... ди... Ран... Рааан!

— Да, Ири, да... Всё что ты хочешь, мой сладкий. Попроси меня, — Грандин задыхался от переполнявшей его нежности. Ири впервые назвал его по имени, назвал так, как могли называть его только самые близкие друзья. — Ты хочешь меня?

— Да! Да, хочу!.. Пожалуйста... Я не могу терпеть... Сделай со мной что-нибудь...

— И что мне с тобой сделать, радость моя? — даже на краю безумства, окончательно потеряв голову от страсти, Грандин не мог не удержаться от ехидства.

— Не знаю, что-нибудь... Всё что угодно... О нет, только не останавливайся! О да... да, ещё... Ран, я сейчас умру! Я не могу больше...

— Подожди, мой сладкий. Для "больше не могу" сейчас ещё слишком рано. А вот сейчас... Сейчас...

Он медленно вытащил пальцы и начал вводить свой истекающий от желания член, в узкую, но уже немного растянутую дырочку.

Ири вскрикнул. Напрягся.

— Терпи, мой сладкий. Терпи. Первый раз не самый приятный. Нет, нет Ири, только не зажимайся. Расслабь мышцы. Выталкивай меня. Но не сжимай.

Он, ласково уговаривая, медленно проталкивался вперёд; осторожно, боясь сделать больно, хотя, судя по побледневшему лицу Ири, это было неизбежно.

"Только бы не поранить", — подумал Грандин с отчаянием. Внутри Ири было слишком туго, и в то же время так восхитительно, что ему хотелось толкнуться вперёд и...

— Дыши глубоко. Ртом. Вот так...

Грандин ласково поглаживал его живот, не забывая поддерживать эрекцию.

— Ещё немного, Ири. Маленький мой. Потерпи... ...Ири...— он почти простонал его имя, и Ири всхлипнул в ответ; и оба замерли тяжело дыша, осознав, что Грандин проник в него целиком. Ири зажмурился, и Грандин, приникнув к нему, поцелуем стёр выкатившуюся из уголка глаза слезинку. Подул ему на лицо, и трепетно приник к сжатым губам, не двигаясь, давая Ири привыкнуть к ощущениям внутри своего тела. Затем, осторожно принялся целовать его лицо, шею; ласкать напряжённые мышцы, заставляя их вновь расслабиться и отозваться.

До тех пор, пока Ири не задвигался под ним, начав нетерпеливо ерзать и снова отвечать. Грандин подарил ему глубокий, полный скрытого облегчения поцелуй, и совершил первое медленное движение, осторожно приподнимаясь наверх и мучительно уходя вниз, чтобы прикоснуться к заветной чувствительной точке, которую до этого отыскали его пальцы. Ири всхлипнул, заставляя тело Грандина отозваться испуганной дрожью, а пальцы — отчаянно заскользить вдоль тела, выискивая самые беспроигрышные, самые чувствительные зоны.

— Больно, маленький? — шепнул он почти со страхом. Ещё никогда в жизни, он не волновался так из-за чьего-то первого раза. Но Ири только отрицательно мотнул головой; снова всхлипнул — когда Грандин, не в силах удержаться, двинулся — и протяжно застонал.

— Нет, это... это... Это... — его голос прервался для нового стона.

— Да, мой сладкий, — от переизбытка чувств, Грандину хотелось зацеловать его до смерти — что он и делал.

— Восхитительно... — выдохнул Ири ему в рот, и обхватив за плечи, двинулся ему навстречу. — Не останавливайся, Ран. Только не останавливайся.

— Да кто же во время такого, сможет остановиться? — простонал Грандин счастливо, с радостью понимая, что Ири сам нашёл для них нужный ритм. — Радость моя, ты меня с ума сведёшь. О боже... Ири... Ири... ох, что же ты делаешь со мной? — Подчиняясь требованиям бьющегося под собой тела, он постепенно наращивал темп, двигаясь резче и быстрее. Ещё быстрее... Их языки сплелись в сумасшедшем танце, пальцы одной руки — сцепились в мёртвой хватке непрекращающейся борьбы. Грандин удерживал руку Ири над головой, зажав его ладонь в своей, не давая опустить её вниз. Другой рукой Ири вцепился в его плечи, царапая и оставляя следы на спине, но это доставляло ещё больше удовольствия. Рука Мистраля скользила по телу Ири в непрекращающейся, уже судорожной, ласке. Он был близок к пику, но всё ещё сдерживал себя, не давая сорваться, ожидая своего возлюбленного Ири.

— Ран..ааа... я сейчас умру.. я умру... аааа...

— Ирии... — Ран отчаянно стиснул его изливающуюся плоть в своих пальцах, они кончили одновременно, и одновременно провалились в бездну, прильнув друг к другу; мокрые и абсолютно обессиленные, опустошённые, и в то же время, удивительно наполненные этим новым, ярким чувством. Лежали, не в силах даже думать, постепенно приходя в себя. Грандин первый поднял голову, благодарно целуя Ири в заплаканное, счастливое лицо; лаская его волосы, глаза, нос, щёки, вспухшие губы.

— Ран, я умер? — тихо прошептал Ири.

Грандин счастливо засмеялся.

— Глупый... От этого ещё никто не умирал.

— Но мне кажется, что я в раю, — Ири открыл глаза и встретился с сияющим взглядом Грандина. — Или я сплю...— задумчиво проговорил он, запуская пальцы в длинные чёрные волосы, позавидовать которым, могла бы любая женщина. Сейчас эти волосы падали ему на лицо и на грудь, а фантастические глаза — обещали дать ответы на все вопросы.

"Как же он красив", - подумалось Ири.

Он, не удержавшись, коснулся пальцами полураскрытых губ и совершенного лица, в котором сейчас не было ни капельки надменности или холода. Ледяной принц по-прежнему оставался полным тысяч граней айсберга, — но не для него. Не для Ири.

Для Ири, в этом сдержанном, высокомерном лице, сейчас сиял огонь страсти и нежности. Тёплой, ласковой, смеющейся, снисходительной. Ири моргнул недоумённо, когда Грандин, ухмыляясь, поймал его пальцы губами, и как-то по особенному, втянул их в рот, отчего Ири почувствовал, что его вновь начинает опалять жарким внутренним пламенем, которое, казалось, минуту назад угасло без остатка.

— Это ведь не может быть на самом деле, — прошептал Ири растерянно. Вместо ответа, Грандин наклонился и укусил его за плечо.

— Ай-яй! Больно! — Ири возмущённо и обиженно стукнул его по груди.

Грандин самодовольно усмехнулся.

— Значит, это не сон. И это...— он всё ещё находился внутри Ири, и теперь пошевелился, напоминая ему о произошедшем. — Тоже не сон.

Ири смутился, и покраснел столь отчаянно, что Грандин уже не смог сдержать смеха. Он принялся неистово нацеловывать смущённое, пылающее лицо.

— Ран... я... разве это правильно?

— Даже не думай, — сурово предупредил Грандин, — не вздумай сказать, что ты жалеешь об этом. Я тебя никуда не отпущу.

— Но ...

— Ири, всё хорошо!

Грандин снова поцеловал его, не давая ничего сказать, а потом, осторожно отсоединившись, лег рядом, притянув Ири к себе, гладя его и перебирая пальцами пушистые волосы.