Однако беспорядочное правление братьев не нравилось никому. Не нравилось охотникам, не нравилось женщинам, не нравилась и Лэйнталу Эйну.
Несколько сильных охотников заключили тайный союз, они сопротивлялись всем попыткам Накхри заставить их охотиться по отдельности. Лидером в этом союзе был Аоз Рун. Сейчас он уже был мужчиной в полном расцвете сил. Он был большой и сильный, с решительным характером. Он мог бегать так же быстро и долго, как и олени. Одет он был в шкуру черного медведя и по ней его можно было узнать даже издали.
Этого медведя он выследил и убил в одиночку. Гордясь своей выносливостью и силой, он один притащил тушу этого медведя в город и бросил перед башней, где жил со своими друзьями. После празднества он заказал мастеру кожевенной гильдии Датнилу Скару выделать эту шкуру и сшить из неё шубу.
Аоз Рун был сыном младшего брата Волла Эйна, мастера гильдии кузнецов. Но ему не понравилась тирания семьи. Он ушел из неё и устроился жить в башне охотников, среди своих друзей. Это были преданный Элин Тал, беззаботный Фаралин Ферд, упрямый Тант Эйн. Каждый вечер они пили за глупость Накхри и его брата. И эти веселые выпивки были известны всем.
Аоз Рун был человеком, чье мужество было заметно даже в том обществе, где мужеством обладали все. И он твердо верил в единство города.
Хотя у него уже была дочь Ойра, рожденная ему рабыней из какого-то дикого племени, женщины Эмбруддока вздыхали по нему. Он заметил нежные взгляды подруги Лойланнун Шэй Тал, и её красота не оставила его безучастным. Однако он не отдал никому своё сердце. Он предвидел, что настанет день, когда Накхри и Клилс столкнутся с серьёзными трудностями и не смогут справиться с ними — и тогда придет его время, время наследника старого лорда Эмбруддока. Он считал, что будет лучшим лордом, чем кто-либо, и хотел править один. Поэтому он не хотел, чтобы какая-нибудь женщина завладела его сердцем.
А пока Аоз Рун сплачивал своих друзей и много занимался с Лэйнталом Эйном, чтобы тот примкнул к нему, когда станет мужчиной и охотником. Он не был глуп и понимал, что его права призрачны. Однако, если его поддержит законный наследник последнего лорда, ситуация наверняка изменится...
* * *
Аоз Рун упорно искал шанс прославится и наконец ему повезло. С оленьей охоты на юго-западе от Олдорандо они с Лэйнталом возвращались отдельно от остальных, по старой торговой тропе. Им пришлось идти по трудной местности, где росло много толстых стволов райбаралов. Но здесь они наткнулись на десять торговцев, которые лежали вокруг костра и крепко спали после выпивки. Аоз Рун и Лэйнтал нацепили на себя черепа фагоров и криками разбудили спящих. Те были перепуганы до смерти и двум охотникам не составило труда взять их в плен. Это были торговцы из Борлиена, известные в городе как нечестные люди. Охотники привели пленников в город и разделили между собой товары, которые оказались у них. Аоз Рун и Лэйнтал Эйн взяли себе по личному рабу. Раба Аоза Руна, совсем молодого парня, звали Калари.
Этот эпизод действительно прославил Аоза Руна. Накхри и Клилс уже прямо обвинили его в желании захватить власть, но Аоз Рун уклонился от столкновения, понимая, что его время ещё не пришло.
Среди членов гильдий тоже росло беспокойство. Один юноша по имени Датка, из гильдии кузнецов, решил покинуть её, так как считал, что срок ученичества слишком большой, а дисциплина чересчур жестока. Мастер гильдии не смог переубедить его и он предстал перед братьями. Они тоже не смогли добиться от него покорности. Датка куда-то исчез и его не видели целых два дня. Затем одна из женщин сказала, что он лежит в комнате одной из нежилых башен, жестоко избитый, с изуродованным побоями лицом.
Тогда Аоз Рун пошел к братьям и сказал, что он может взять его к себе охотником. Он заявил:
— Охота — дело совсем не легкое. Пока что дичи много, но придет зима и нам снова придется голодать. Нас, охотников, мало. Пусть Датка приходит к нам, если хочет. А почему не попробовать? Если он будет плох, то мы сами выгоним его. Он почти одного возраста с Лэйнталом Эйном. Они смогут учиться охоте вместе.
В нижнем этаже Большой Башни, где стоял Накхри, наблюдая за рабами, доящими коз, было полутемно. В воздухе стояла вонь, так как их стойла давно не убирались. Потолок был совсем низким и Аозу Руну пришлось чуть нагнуться. Но Накхри не хотел уступать охотнику, популярности которого уже серьёзно опасался.
— Датка должен подчиниться законам, — сказал он, задетый упоминанием о Лэйнтале Эйне. Он понимал, что занял его место, и это раздражало его.
— Позволь ему охотиться, — и он будет подчиняться нашим законам. Мы заставим его добывать пищу для города ещё до того, как заживут раны у него на лице!
Накхри сплюнул.
— Какой он охотник? Он жалкий подмастерье. Его никогда не обучить.
Накхри боялся, что секреты гильдии кузнецов выйдут за её границы. Ведь эти секреты тщательно охранялись ещё с незапамятных времен. Но Аоз Рун не отступал:
— Если он не хочет работать в кузне, пусть хлебнет нашей нелегкой жизни. Посмотрим, выживет ли он.
— Он жестокий и злой человек.
— Для охотника это хорошее качество.
И Накхри отпустил Датку. Датка привязался к Лэйнталу Эйну, как и предполагал Аоз Рун. Он постепенно становился хорошим охотником.
Хотя он был молчалив, Лэйнтал Эйн принял его как брата. Они были одинаково рослые и хорошо сложенные, но лицо Лэйнтала было круглым и веселым, а лицо Датки длинным и угрюмым, а взгляд всё время обращен вниз.
Они всё время находились вместе и старухи стали говорить, что их ждет одинаковая судьба, как они говорили это о Дресиле и о Маленьком Юли. Но они снова ошиблись: их судьбы оказались совсем разными. Датка достиг таких больших успехов в искусстве охоты, что Накхри стал покровительствовать ему и даже хвастался своим даром предвидения: ведь это он освободил Датку от принадлежности к гильдии и разрешил ему стать охотником. Датка молчал и смотрел в землю, когда мимо проходил Накхри. Он никогда не забывал, как тот избил и изувечил его. Бывают такие люди.
* * *
Лойл Бри окончательно обезумела после смерти своего мужа. Если сначала она сидела безвыходно в своей комнате, то теперь она, старая и больная, бродила по окрестностям Олдорандо, разговаривая с собой или напевая. Люди теперь боялись её и никто к ней больше не подходил, включая Лэйнтала Эйна и Шэй Тал.
Однажды на неё напал медведь, которого согнали с гор участившиеся ливни. И когда она ползла домой, вся израненная и изувеченная, на неё набросилась стая волков, которые убили и наполовину съели её. Её отыскали охотники и женщины с плачем принесли домой то, что от неё осталось.
А затем Лойл Бри была похоронена по всем обычаям племени. Многие женщины искренне оплакивали её, рожденную во времена снегов и холода. Она сумела жить в племени и остаться вне его. Многие женщины хотели бы жить как она, но не умели.
Многие прошли через её обучение. Даже Накхри и Клилс пришли выразить своё уважение старой тетке, хотя они и не побеспокоились о том, чтобы вызвать отца БондорЛонганона и провести обряд похорон по всем правилам. Они стояли поодаль от скорбящих людей и весело перешучивались — теперь, когда жена старого лорда умерла, их право на власть стало ещё крепче. Шэй Тал с Лэйнталом поддерживали плачущую Лойланнун, которая не проронила ни слова, когда её мать опускали в могилу.
Когда они покидали место погребения, Шэй Тал услышала за собой злорадный голос Клилса:
— Старая ведьма получила по заслугам. Теперь и её потаскушка-дочь лишится остатков своего скудного рассудка. Скоро мы избавимся и от неё.
Лойланнун вспыхнула, споткнулась и упала бы, если бы Шэй Тал не поддержала её.
Проводив её домой, Шэй Тал сразу вернулась в свою комнату, где жила со старой матерью, и встала, прислонив горячий лоб к стене.
Она была хорошо сложена, но не из тех женщин, которые природой предназначены рожать детей. Всё её очарование заключалось в красивом лице, прекрасных черных волосах и гордой осанке. Это привлекало многих мужчин, но ещё большее количество отталкивало. У неё был свой идеал мужчины — её упитанный родственник Элин Тал. И она не видела никого, кто мог бы приблизиться к этому идеалу. За исключением Аоза Руна. Но даже с ним она не могла забыть свой идеал.
И теперь, стоя возле влажной стены, где раскинули свои побеги лишайники, она решила, что независимость Лойл Бри должна стать для неё примером. Она тоже должна жить в племени — и оставаться вне его. Увы, она не знала, что это решение в итоге станет роковым — и для неё, и для всего Олдорандо...
* * *
Каждое утро женщины собирались в Женской Башне. Это было что-то вроде главной мастерской города. При первом свете из жилых башен выходили женщины, закутанные в меха от жгучего холода, и шли на свои рабочие места. Так было и сегодня.
Густой туман заполнял утренний воздух. Тяжелые розоватые облака плыли высоко над ним, словно видения какого-то другого мира. Высокие каменные башни казались в нем призраками — те, что стояли далеко. Стоявшие рядом угрюмо темнели, разрезая туман на отдельные блоки мутного света. С их древних стен сочилась вода и жирная грязь чавкала под ногами.
Женская Башня стояла в конце городской улицы возле Большой Башни. Сразу за ней, внизу, между каменных берегов текла река Ворал. Когда женщины собирались у неё, гуси — живые запасы Эмбруддока — подходили к ним, требуя пищу, и каждая женщина должна была приносить с собой что-нибудь для них.
Когда закрывались тяжелые скрипящие двери башни, женщины принимались за свою извечную работу: перебирать зерно, готовить пищу, шить и ремонтировать одежду, выделывать кожи. Работа была трудной и тяжелой, но она оживлялась разговорами и сплетнями о своих близких и соседях.
Накхри и Клилс не забыли речи Лойланнун. После смерти Лойл Бри они выгнали её и её сына из комнаты лордов, захватив её для себя. Но и этого им показалось мало и они заставили Лойланнун работать вместе с другими женщинами. Эта работа, привычная для них, была тяжелой и изнурительной для неё, дочери лорда, привыкшей жить на всём готовом. Она похудела, лицо её стало желтым, изможденным. Ненависть к Накхри и Клилсу, лишившим её почти всего, настолько съедала её, что она даже не общалась с сыном, который был отныне предоставлен самому себе. Она не общалась ни с кем, кроме Шэй Тал. Но Шэй Тал, внучка колдуна Азура Тала, по своим душевным качествам намного отличалась от остальных женщин Эмбруддока.
Этим холодным утром Шэй Тал вскочила с постели, услышав, как внизу кто-то открыл скрипучую дверь башни. За ночь туман проник и в башню, и сейчас вся комната, где спали они с матерью, была заполнена жемчужной полутьмой. Вчера она долго не могла уснуть, как всегда, охваченная мыслями, и сегодня проспала. Она поняла, что кто-то решил зайти за ней.
Шэй Тал села на постели и уже натягивала сапоги, когда внизу заскрипели ступеньки старой лестницы. Шаги были неуверенными и по ним она поняла, кто пришел к ней. Наконец, Лойланнун открыла верхнюю дверь и вошла в комнату. Шэй Тал встретила её возле двери и стиснула её холодные руки. Она сделала жест, чтобы женщина говорила потише, ведь она могла разбудить её старуху-мать, спящую в углу. Отец её уже ушел с другими охотниками. Внизу, в стойле, недовольно похрюкивали разбуженные свиньи.
В полутьме они казались друг другу всего лишь смутными силуэтами, но Шэй Тал заметила что-то зловещее в облике Лойланнун. На неё смотрела старая женщина, у которой под глазами залегли глубокие морщины. Её изможденный вид не сулил ей ничего хорошего.
— Лойланнун, ты заболела? — шепотом спросила она.
— Слабость, только слабость. Шэй, всю ночь я говорила с призраком своей матери...
— Ты говорила с Лойл Бри? Она уже там, в мире призраков? Что она сказала?
— Они все здесь... под нашими ногами. Их тысячи... и все они ждут нас. Мне страшно даже думать о них... — Лойланнун вся дрожала. Шэй Тал обняла её за талию, подвела к постели и усадила, а сама села рядом. Внизу беззаботно гоготали гуси. Две женщины смотрели друг на друга, ища в другой успокоения.
— Я не впервые погружалась в нижний мир с тех пор, как она умерла, — сказала Лойланнун. — Но я ни разу её там не видела... лишь пугающая пустота в том месте, где она должна была бы быть. Призрак моего отца взывал ко мне... ему так одиноко...
— А где Лэйнтал Эйн?
— Ушел на охоту, — сказала она равнодушно и снова вернулась к прежней теме разговора. — Их там так много, но я уверена, что они не общаются между собой. Почему умершие так ненавидят друг друга, Шэй? Они так хотят говорить с живыми. Ведь мы не относимся друг к другу с такой ненавистью, да?
Шэй Тал отвернулась. Она была расстроена состоянием подруги и её ужасными словами.
— Возможно. Идем на работу, и нужно взять с собой что-нибудь поесть. Работа отвлечет тебя...
Но даже сейчас, в сером предутреннем свете, она заметила, что Лойланнун очень походила теперь на свою мать, Лойл Бри, — так резко она постарела всего за одну ночь. Впрочем, все, кто общался с призраками, старели сразу же на несколько лет. Таково было ужасное влияние нижнего мира.
— Может быть им просто нечего сказать друг другу? — спросила Лойланнун. — И поэтому они жаждут общения с нами? И моя бедная мать тоже. Она...
Она вдруг начала плакать. Шэй Тал обняла её, оглянувшись в тот угол, где спала её мать.
— Нам пора идти, Лойланнун. Мы опаздываем.
— Мать показалась мне совсем другой, когда она появилась. Она так изменилась! Исчезло всё, кроме эмоций, страшных, как болезнь. И всё ощущение достоинства, которым она обладала при жизни, пропало. Она вся сгорбилась. И она так ругалась... О, Шэй, мне страшно подумать, что мы все со временем окажемся там, внизу, откуда нет выхода...
Последние слова она сказала слишком громко. Мать Шэй Тал заворочалась, застонала. Внизу снова захрюкали свиньи.
Раздался рев Свистуна. Он отмечал час начала работы. Рука об руку они спустились вниз по ветхой лестнице. Шэй Тал позвала свиней, поласкала их. Воздух на улице был морозный, стебли бурьяна покрылись белым инеем. В сером сумраке виднелись фигуры, бредущие в Женскую Башню. Все они казались безрукими, так как на них были накинуты шерстяные покрывала от холода.
Когда они влились в безликую толпу, Лойланнун сказала подруге:
— Лойл Бри много говорила мне о своих мыслях. Она почему-то считает это очень важным. Это как-то связано с челдримами, которых теперь нет, и это ужасно огорчает её. Я этого не поняла и сказала ей об этом. Тогда она буквально набросилась на меня. Назвала меня дурой. Я пыталась спросить, что она имела в виду, но мать буквально не давала мне вставить слово. Как мертвые могут быть такими эмоциональными? Разве это не жутко? Она ненавидит меня...
— Но что именно она говорила? До того, как начала ругаться? Она сказала тебе что-то полезное?
— Она говорила мне о долгой любви к моему отцу. Она сказала мне, что муж и жена должны слиться в одно целое, и не только физически, но даже в мыслях, и в этом как-то должны участвовать челдримы. Она вообще много говорила об отношениях между мужчиной и женщиной, но тут я мало что поняла. Она говорила ужасные вещи о моём погибшем муже. Я заставила её замолчать...
