Палаццо Сольяно. З.К. Модиньяни

Однажды миссис Кэрри сказала:

— У моего мужа непреодолимые препятствия в работе. Кажется, случилось что-то такое, как говорите вы, китайцы, что заставило его потерять лицо перед руководителем партии нашего округа.

Вей знала, что потерять лицо — это самое страшное, что могло бы случиться с китайцем.

Как-то утром, на рассвете, ее Ну Ши, вбежала в ее комнату в слезах и разбудила Вей.

— Нам надо немедленно уезжать из этого дома, наш друг сообщил, что придут арестовывать моего мужа.

Вей все еще не проснулась и никак не могла понять, что же происходит.

— Тебя ждет машина, одевайся. Поедем с нами в аэропорт. Там сядешь на рейс до Тайваня, а нас частный самолет отвезет в Токио.

Миссис Харрингтон вложила ей в ручку пухлый конверт, и, понимая, что приходится расставаться, сказала сквозь слезы:

— Я не думаю, что мы еще увидимся. Даже понятия не имею, как это все для нас закончится. Но ты не прекращай заниматься. Тебе отправят мое пианино.

Пианино пришло через месяц на имя ее отца, в гостиницу Фуллон. С помощью коллег по работе, синьор Танг Чу спрятал его в ближайшем пустом помещении на подвальных этажах. Вей приняли горничной в ту же гостиницу на место матери, потому что та в тот период плохо себя чувствовала и лечилась в больнице.

С помощью гостиничного персонала Танг узнали, что роскошную резиденцию Харрингтонов занял секретарь партии, а у фирмы по экспорту-импорту сменился владелец. Те же источники нашептали, что вся эта суета поднялась из-за того, что англичанин отказался платить взятку местному бонзе. Счастливые годы Вей закончились.

Она выживала только благодаря музыке. Так, девушка, закончив смену, спускалась в подвальные этажи гостиницы и садилась за пианино — за ним она забывала об усталости, играя в течение нескольких часов. Она возвращалась домой, готовила горячий ужин и относила его матери в больницу, которая перенесла сложную операцию на желудок.

— Я не смогу больше работать, как раньше.

— Нам больше не нужны деньги. Тех денег, что передала нам Ну Ши, нам хватит и еще останется.

— Не нужно их трогать. Они твои, на счету в банке, когда-нибудь они тебе пригодятся, — ответила мать, а потом попробовала овощи и сморщилась:

— Пусть твой отец научит тебя резать овощи.

Синьор Танг Чу, настоящий крестьянин, занимался резкой овощей на гостиничной кухне. Он всегда говорил: "Сельдерей, лук, апельсин обладают такой же душой, как и все живые создания. Уж коли ты должен убить их, чтобы приготовить, уважай их дух. Если ты покромсаешь их, они потеряют вкус, и станут подобны вареному картону".

Вей говорила, что кухня ее не интересует. Ее едиственной страстью была музыка. Она понимала, что Ну Ши, ее наставница, оставила ее слишком рано и слишком многому надо было научиться. Вей вздыхала, с грустью вспоминая прекрасное время, которое больше никогда не вернется.

— Не стоит плакать по прошлому, думай о настоящем. Скоро у тебя появится муж, ты родишь нам внуков и будешь счастлива, наблюдая, как они растут. С англичанами ты жила будто на облаке, но такая жизнь — иллюзия. Она закончилась, Вей, смирись, — говорила мать.

Но Вей никак не хотела смиряться.Она мечтала о Европе, о Вене, о концертах, вместо которых была вынуждена убирать комнаты и ванные гостиницы. Она очень аккуратно работала, ведь отец порекомендовал ее директору по персоналу, ужасному синьору Вонг Чен, и она ни за что бы не позволила отцу потерять лицо.

— Я делаю все возможное, мамочка. Завтра я постараюсь приготовить тебе ужин получше, но ты поправляйся поскорее.

Когда синьора Танг вернулась домой, она не вышла на работу, потому что в больнице ей сказали, что она просто не выдержит нагрузок. С тех пор прошло много месяцев. Вей, которая превратилась в по-настоящему грациозную молодую женщину, была вынуждена частенько отклонять ухаживания коллег и соседей. После того, как она узнала, сколько чудес может преподнести жизнь, она не хотела оказываться в подчиненной роли жены. В этот день она отнесла заведующей по этажам список выполненной работы, спустилась в подвальные этажи, обменялась шутками с коллегами, которые, как и она, закончили смену, просочилась в дальнюю комнату, где ее ждало молчаливое, накрытое жгутовым холстом, пианино. Она подняла ткань, аккуратно свернула. Чтобы в комнату попало немного света, приоткрыла окна, которые, благодарение богам, выходили в сад, укрытый живой изгородью и интенсивно пахнущими олеандрами. Она открыла крышку пианино и стала разучивать польку Шопена. Несмотря на то, что Вей старалась играть негромко, ее музыкальные упражнения слышались и в саду. Клиенты, которые обедали на открытой террасе, казалось, ничего не замечали, а официанты иногда наклонялись до высоты окон подвальных помещений и здоровались с ней. Для них не было секретом, что именно дочка Танг Чу играет на пианино. В тот день, сконцентрировавшись на сложном отрывке, Вей ничего не замечала, а поэтому испустила крик ужаса, когда почувствовала, как чья-то рука опустилась ей на плечо. Она поднялась со скамеечки, готовая убежать... и увидела перед собой ужасного синьора Вонг Чена.

Этого пятидесятилетнего мужчину боялись все, так как знали, что тот жестоко наказывал за малейшие провинности, и кроме того, у него была ужасная привычка действовать на нервы молоденьким служанкам. Некоторые терпели его, боясь увольнения, другие предпочитали уходить сразу. Вей не боялась, потому что она была дочерью уважаемого Танг Чу, эксперта по резке овощей. Но сейчас и ее коснулся страх, потому что Вонг Чен смотрел на нее с какой-то мерзкой улыбкой, которая не обещала нничего хорошего.

— Ты знаешь, что можешь бряцать на этой штуке только потому, что я тебе разрешаю?

Она опустила взгляд и кивнула, надеясь удрать от него. Он почти нависал над ней, и она почувствовала, что ее начинает тошнить от его дыхания, провонявшего чесноком.

— Умница, ты научена манерам и не осмеливаешься отвечать, именно так себя должны вести порядочные женщины.

Все знали, что синьор Вонг Чен похоронил двух жен, умерших от побоев, от беременностей, от непосильного труда. У него было непонятное количество детей, кто-то уже вырос и стал жить самостоятельно, за малышами следила старая синьора Вонг.

— Так и быть, можешь продолжать шуметь на своей шарманке, пока я тебе разрешаю.

В этот момент Вей почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, расплакалась и побежала домой, рассказать все матери. Мама ее выслушала, и потом сказала: "Тебе надо радоваться, моя малышка Вей, потому что досточтимый синьор Вонг Чен говорил с твоим отцом. Он хочет на тебе жениться."

3.

У Вей никогда не было любимого, да она и не очень-то хотела, ведь для любви ей было достаточно музыки.

— Я не хочу выходить замуж, тем более за этого старого урода, — запротестовала девушка.

— Ты ничего не понимаешь в жизни, и в этом только моя вина, вместо того, чтобы учить тебя, как твоих сестер и братьев, я позволил этим англичашкам оставить тебя у себя, доверив им твое образование. Твоя Ну Ши забила тебе голову дурацкими мечтами, но сейчас ты вернулась домой и служишь горничной в отеле. В лучшем случае, однажды ты выйдешь замуж за кого-нибудь из обслуживающего персонала. Разве тебе недостаточно примера твоих родителей, которые стареют, гробясь на работе? Я обещал тебя богатому человеку, директору по персоналу. Какая тебе разница, стар он или молод? Разве ты не знаешь, что мужчина никогда не стареет? Только женщины стареют, а когда это происходит, их больше никто не хочет. Мы уже старые, однажды нас не станет, и мы не хотим оставить тебя, нашу младшенькую, одну и без защиты, — ответил отец.

Вей не смогла воспротивиться отцовской воле. Она чувствовала, что и матери не очень-то нравился выбор отца, но настоящая китайская женщина никогда не противоречит мужу, и почтительная дочь должна точно так же поступить с отцом. Вей выросла в другом месте, и не впитала в себя эти незыблемые принципы.

— Вы оба знаете, что говорят об этом ... об этом мерзком ... и все равно хотите отдать меня ему на съедение?

— Говори с уважением о достопочтимом синьоре Вонге Чене, потому что он станет твоим мужем, хочешь ли ты того или нет. А что касается людской болтовни, то ему просто завидуют, потом что он важный человек, у него большой дом, много земли, и он занимает важное место в самой большой гостинице города. Так распорядилась судьба, что он потерял двух жен, а ты станешь светом его старости.

Вей провела бессонную ночь, разрабатывая невыполнимые планы побега. Она не могла рассчитывать на сестру, поскольку знала, что та и пальцем не пошевелит, если это противоречит отцовской воле. У нее было много дядь и теть, кузин и кузенов, но она их не знала. Она выросла вдали от семьи и для всех стала почти иностранкой.

Когда она вернулась в Гонг-Конг, то иногда встречала брата Ву, работавшего в международном аэропорту,встречала и невестку. Они жили в том же квартале. Она могла бы попросить его, чтобы тот убедил отца забрать свое слово отдать ее в жены Вонгу Чену. Она так и сделала, постучавшись в его дом на рассвете.

— Ты сумасшедшая, раз думаешь, что я могу так поступить, — сказал Ву. — Ты хочешь, чтобы твой отец потерял лицо? А этот в состоянии уволить его и ославить в глазах людей, выставив бесчестным человеком. И что это за история? Ведь отец нашел тебе богатого мужа.

Вей пошла на работу с заледеневшим сердцем. Участь ее была решена.

В конце лета был заключен брачный контракт, и начался ее ад.

Вей села в машину рядом с мужем, который постоянно кидал на нее похотливые скользкие взгляды, и вошла в его дом. Огромное строение только в один этаж, в середине земля, часть которой использовалась под огород, а часть под фруктовый сад. В патио, раскачиваясь в кресле-качалке, ее ждала неприветливая старуха, окруженная детьми от четырех до двенадцати лет. Все они были отпрысками от второй жены.

— Это новая прислуга? — спросил самый младший, глядя на Вей с капризной улыбкой. Остальные дико захохотали, а самый старший скорчил недовольную гримасу.

— Поцелуй руку свекрови, — приказал Вей муж.

Она послушалась.

— Не очень-то удачный выбор, сын мой. — заметила старуха. — Эта кажется лентяйкой. Ну-ка принеси мне воды, пить хочется.

— Кухня внизу, — сказал муж. — Да поторопись, и лучше приготовь чаю, — добавил он, сопроводив приказ болезненным шлепком по ягодицам.

Вей зашла в загаженную комнату, где между стопками грязной вонючей посуды, засохшими остатками еды на полу, летали мухи, а пауки и тараканы пытались спрятаться за мебелью. Вот он, прекрасный дом, что обещал ей отец. Вот и теплый прием третьей жены, которая станет светом в старости мужа. И почему здесь только нет ее отца, чтобы он мог убедиться, что Вей попала в ад?

— Когда подашь чай матери, наведи порядок и приготовь ужин, — велел ей муж, заглянув в кухню. И выходя, добавил:

— Я продал твое пианино, оно тебе больше не понадобится.

Вей никогда не доставит ему радость своими слезами, даже если это известие оказалось смертельной раной для нее. И с этого момента она действительно начала умирать. Несколько минут назад она сказала себе, что все вынесет, ведь у нее будет пианино, играя на котором, она сможет забыть о разочаровании и боли. Но Вей еще не успела пережить худшего.

Дети ее мужа, шесть неуправляемых мальчишек, нахальных и злобных, как их отец и бабушка, во время ужина начали издеваться над ней, строить ей рожи и плеваться, в то время как Вей быстро перехватывала свой ужин под веселыми взглядами мужа и ведьмы— свекрови. После того, как все ушли отдыхать и Вей начала приводить в порядок кухню, синьор Вонг Чен снизошел до того, чтобы показать ей спальню. И хотела она решила ни на что больше не реагировать, увиденное заставило ее испустить вопль ужаса. На старинной кровати из сандалового дерева, свернувшись клубочком, глубоко спала голая девушка.

— Идиотка! — заверещал ее муж.

Девушка открыла глаза и закрыла лицо руками, пытаясь спрятаться, в то время как Вонг Чен нещадно колотил ее и попутно костерил старую мать, не указавшую девице на дверь. Незнакомка начала плакать и бормотать, что именно "госпожа матушка" разрешила ей оставаться до следующего утра. Вей бесстрастно наблюдала за происходящим. Она увидела, как девушка вскочила, чтобы удрать, а муж пинал и осыпал ее оскорблениями.

Супруг не озаботился какими-либо объяснениями, да и Вей не стала ничего спрашивать. Он просто сказал: "Раздевайся".

Она разделась, он жадно посмотрел на ее еще незрелое тонкое тело и почти запрыгал от нетерпения.

— Почему я должен тебе все объяснять? Ложись! — приказал он, и сразу же прыгнул на нее. В этой темной комнате стояла удушающая жара. От резкого запаха чеснока, которым пахла кожа ее мужа, Вей стало дурно. А Чен изнасиловал ее, повизгивая не хуже довольного кабана. Вей стошнило остатками нехитрого ужина. Она стала менять простыни, и обратила внимание, что на чистых простынях стояли монограммы отеля Фуллон. Достопочтенный синьор Вонг Ченг, великий и ужасный директор по персоналу, всегда готовый обличить, жестоко наказать и уволить служащих за малейшую ошибку, был обыкновенным вором. Вей вышла во двор. Кинула грязные простыни в цементную ванну, которую наполнила водой.

Когда Вей вернулась, муж спал. Вей пошла в ванную и стала мыться под душем. Но сколько бы воды она на себя не лила, она чувствовала себя грязной и униженной. Вей вернулась в комнату, завернувшись в гостиничный халат. Взяла подушку с кровати, положила ее на пол, закрыла глаза и стала горячо молиться, чтобы ее скорее забрала смерть.

4

Так прошли шесть месяцев. Вей была на пятом месяце беременности, и каждую ночь муж насиловал ее. В его руках она чувствовала себя тряпичной куколкой. Она не говорила ничего и не жаловалась, она больше ничего не чувствовала.

— Я схожу по тебе с ума, — истекал Вонг слюной, мучая ее тело. Днем она была служанкой в семье, изводившей ее тысячью способов, а ночью — инертной жертвой мужа, чьим смыслом жизни стала злость на нее. Он бил ее за ее молчание. Вей перестала говорить в день свадьбы, и сколь яростно бы не бил ее муж, пытаясь заставить ее говорить, она не произносила не слова.

Он был достаточно хитер, чтобы не бить ее по лицу, где остальные могли бы увидеть следы его злобы. Раз в месяц он сопровождал Вей к родителям. Но до того заставлял ее идти к парикмахеру, чтобы Вей привели в порядок, и заставлял ее надевать роскошные восточные платья от дорогих дизайнеров.

Вей не разговаривала и с родителями, которые с беспокойством смотрели на нее, догадываясь, что их девочка несчастна, и чувствовали себя виноватыми. Однажды Вей пошла навестить мать без мужа. Она подняла локоть, рукав платья задрался, и мать увидела огромный кровоподтек. Поддавшись эмоциям, Вей закатала рукава и отвернула воротник платья. Мама увидела все остальное.

В доме Танг словесные стычки были частью повседневности, но отец Вей никогда не поднимал руку ни на жену, ни на детей, даже когда они были маленькими и что-то творили.