Когда дно ущелья превращается в лед, Флёр не удерживается на ногах.
Нелепо взмахнув руками, она начинает заваливаться назад. Гарри понимает, что уже готов спрыгнуть на трассу, и его удерживает лишь Сириус. Флёр несколько секунд лежит, не вставая. Тишина на трибунах... и единодушный выдох сожаления, когда мисс Делакур выпускает красную вспышку из палочки.
— Мисс Делакур сходит с дистанции! — тут же объявляет главный судья.
Грюм и мадам Максим уже хлопочут возле Флёр, потом Аластор громогласно объявляет:
— Сломана рука! Ничего опасного для жизни!
«Как это ничего опасного?» — мысленно вопит Гарри, пытаясь вырваться, но Сириус держит его крепко.
— Гарри, что ты делаешь? Возьми себя в руки!
— Но ведь она... она... там...
— Аластор же сказал — ничего опасного. Медики здесь хорошие, вправят кости, уже сегодня будет на ногах, — увещевает Сириус. — В любом случае, ты там ничем не поможешь!
— Тогда давай быстрее в госпиталь!
— Для прохождения испытания приглашается чемпион Хогвартса, Гермиона Грейнджер!
Тишина на трибунах. Гарри смотрит, как уносят побледневшую Флёр, и его разрывает на две части. Сердце его рвется к Флёр, а голова говорит, что Сириус прав и надо остаться. Пока Гарри колеблется, Сириус мягко отводит его обратно на место и оглядывается. Нет, вроде излишнего внимания Арктур Блэк к себе не привлек, многие проявили желание броситься на помощь красивой девушке.
Сириус облегченно выдыхает и прислушивается.
— ...прощения, если кто-то пострадает, — договаривает Гермиона. — Во славу Хогвартса!
Гробовая тишина на трибунах в ответ. Гарри проявляет признаки жизни, то есть готовность вскочить и начать орать в поддержку. Слышны реплики от министров:
— Ого!
— Смотрите, что творит!
И Гарри смотрит. Гермиона, скинув мантию, окаменяет ткань. Затем, несколько раз вдохнув и выдохнув, что-то кастует прямо в мантию и тут же встает на нее. Прямоугольник немедленно взлетает и устремляется вперед. Тишина на трибунах остается тишиной, но оттенок этой самой тишины изменяется. Злорадное «Что это за малявка там пищит?» сменяется молчаливым «А неплохо!».
— Ну вот, не зря делали ловушки против летунов, — доносится до Гарри голос главного судьи.
Прежде чем Поттер успевает осознать эти слова, лучи заклинаний начинают бить по окаменевшей мантии и самой Гермионе. Гарри лихорадочно хватает омнинокль и крутит колесико, наводясь на цель. Сириус рядом тихо и облегченно выдыхает, но Поттер не слышит, он уже весь там, на полосе препятствий.
Грейнджер равнодушно и как-то даже лениво в полной тишине лавирует между лучами.
— Вот сейчас будет сюрприз, — говорит судья.
Мантия пересекает некую черту, и чудовищных размеров столб огня с ревом устремляется в небо. Все скрывается за стеной пламени, и трибуны замирают. Гарри сжимает кулаки до побеления костяшек. Пламя спадает, и радостный рев прокатывается по трибунам. Грейнджер стоит на мантии, скрестив руки на груди, как будто ничего и не случилось. Гарри рад, что она успела выставить щиты, и тут мантия срывается вперед.
— Что творит, — доносится со стороны министров.
Мантия моментально входит в последнюю четверть дистанции, а на склонах ущелья раскрывается два десятка отверстий. Гарри тупо смотрит на птичек и почему-то думает, что они размером с бульдога тети Мардж. Сами птички, не теряясь, всей стаей мчатся прямо к Гермионе, заключая ее в сферу.
— Смесь Оппуньо и големистики, — с гордостью поясняет судья.
Грейнджер атакует первой.
— Инфрасонус!
Но неживым птицам все равно, и они продолжают атаку. Мантия мчится прямо к земле, птицы следом. Первоначальная атака сорвана, но силы явно не равны. Птицы не верещат, но от этого только страшнее. Металлические клювы сверкают на солнце, трибуны ждут, затаив дыхание.
— Редукто! — и Гермиона промахивается.
Мантия в хорошем пике проходит мимо дна ущелья, едва не задевая его. Уловив условие срабатывания, дно ущелья превращается в лед. Одна из птиц врезается и вязнет клювом в этом самом льду, остальные продолжают погоню. Грейнджер уводит мантию обратно и кричит:
— Акцио камни!
Россыпь булыжников устремляется к ней, попутно сбивая двух птиц. Трибуны орут и свистят, летят подсказки, которые никто не слышит, топот ног и крики заглушают все. Снова к небесам взлетает столб огня, и когда он спадает, видно, что еще двух птиц успело расплавить. Трибуны орут еще сильнее, и только омнинокль позволяет Гарри разбирать, что же там кастует Гермиона.
Гарри видит, что рука Гермионы ложится на ожерелье.
— Протего! Протего!
Продолжая непрерывно кидать щиты, она что-то лепит. Птицы уворачиваются от щитов, подныривают и обходят сверху. Ловко заложив «мертвую петлю», Гермиона обманывает птиц и на полной скорости устремляется обратно, к финишной черте. Птицы тоже ускоряются. Очень сильно ускоряются.
— О, они не причинят вреда, — поясняет судья министрам. — Их цель — ссадить Чемпиона на землю, а не покалечить.
И тут Гермиона сама соскальзывает с мантии. Приветственные крики на трибунах моментально затихают, как будто выключили звук. В полной тишине все смотрят, как девушка падает прямо на полосу препятствий. Птицы, разинув клювы, догоняют мантию и атакуют, жадно вцепившись в ткань. Взрыв! Еще взрыв! Птиц и осколки разбрасывает прямо на трибуны, немедленно вспыхивает потасовка в тех местах, куда прилетели ошметки мантии.
Сама Гермиона, извернувшись, кидает заклинание:
— Подушка!
И благополучно приземляется прямо на лед, тут же срываясь на бег. Она бежит зигзагом, немного раскачиваясь, а трибуны снова оглушающе скандируют:
— Хогвартс! Хогвартс! Хогвартс!
И как будто мало было уже показанного, на этом финишном отрезке Грейнджер демонстрирует, что не зря училась у Аластора Грюма. Бьет на опережение, не давая ловушкам сработать, подавляет их щитами и не сбавляет темпа. Министры обмениваются репликами, но, к счастью, Гарри их не слышит.
— Так и знал, что этот старый хрен Альбус не зря пропихивал девчонку.
— Четвертый курс — и такая мощь? Она случайно не дочь Дамблдора? Откуда он ее выкопал?
— Кто знает, коллега? Может, у него еще несколько таких уникумов в Хогвартсе есть, а? Тот же Гарри Поттер? Кто знает? Я вот не знаю!
— Хм-м-м, и вправду протез вместо ноги. Может, дочь Грюма?
— Даже если дочь, то все равно к этой... Грейнджер точно надо присмотреться.
— Все бы тебе сманивать несовершеннолетних ведьмочек!
— Но-но, я же исключительно в серьезных целях!
— Да, удивил Дамблдор, удивил. Обязательно надо посмотреть второй тур!
— Не зря Турнир возобновили, такие таланты...
— Что там во втором туре будет?
— Волшебные создания. Каждый Чемпион получит из пирамиды фигурку существа, с которым будет сражаться.
Последнюю реплику, принадлежавшую главному судье, Гарри слышит и начинает лихорадочно крутить омнинокль. Что выпадет Гермионе? Но, как назло, она стоит спиной, загораживая пирамидку. Только и разбирает Гарри, что похвалу Грюма:
— Молодец!
И то, скорее, угадывает по движению губ. Расслышать что-либо за утихшим было, но снова возобновившимся ревом «Хогвартс!» невозможно. Возобновляется же рев потому, что объявляют время. Несмотря на все полеты туда и сюда с птицами и то, что последнюю четверть дистанции Грейнджер преодолевала пешком, ее время прохождения оказывается наилучшим. Гарри внезапно понимает, что Флёр не получила фигурку! И на него тут же находит, смешиваясь с радостью от победы Гермионы, чувство вины, желание сорваться и побежать в госпиталь, мысли о том, что если принести фигурку, так можно и того-этого... насчет Бала сговориться. Поттер ощущает, что язык заранее немеет, а руки начинают трястись.
— О, сейчас баллы объявят! — говорит Сириус.
И вправду, четверо судей — по одному от каждой школы плюс главный судья — что-то быстро высчитывают.
— Время прохождения влияет, — поясняет Сириус, но Гарри уже и сам догадался.
Также Грюм вынимает из пирамиды фигурку и отдает ее мадам Максим, разрушая надежды Гарри на то, чтобы сделать это самому. Где-то в глубине души он понимает, что неинтересен Флёр, что она больше смотрит на Сириуса, но именно что в глубине. Неистребимая надежда — а вдруг повезет? — придает сил. Тем временем к Гермионе, все так же стоящей неподалеку от финиша, присоединяется Виктор Крам, и главный судья берет слово.
— Поздравляю всех, и особенно Чемпионов, с окончанием первого тура! Второй тур состоится через три месяца, двадцать четвертого февраля будущего года. Там Чемпионы встретятся с существами, фигурки которых они получили в конце первого испытания! Само задание будет объявлено непосредственно перед вторым туром, а порядок его прохождения зависит от количества баллов, полученных в первом туре. Итак, на первом месте у нас Чемпион Хогвартса, Гермиона Грейнджер, сорок баллов! Второе место — Чемпион Дурмштранга, Виктор Крам, тридцать девять баллов! Третье место — Чемпион Шармбатона, Флёр Делакур, двадцать пять баллов! Спасибо всем, первый тур окончен!
Трибуны снова взрываются криками и аплодисментами. Пока летал и бегал — ничего не слышал, сердце выпрыгивало из груди, кровь в ушах стучала так, что едва не оглох. Аластор поощряюще улыбается, а Виктор меряет оценивающим взглядом. Уже бегут-спешат репортеры, как будто им мало было вопросов и фоток до испытания.
Разжимаю руку и смотрю на фигурку. Что ж, не зря читал умные книги.
Мне выпадает мантикора.
Глава 21
Внимательно смотрю на Грюма, он на меня. Ни малейшего следа раскаяния на морщинистом лице. Конечно, было бы неплохо устроить истерику с заламыванием рук, разрыванием блузки на груди и плачем на весь Хогвартс, то есть, тьфу ты, Дурмштранг, но как-то в образ не вписывается. С другой стороны, Дамблдор и сам Грюм предупреждали, что в Дурмштранге ценят личную силу, так что все мои обвинения — это всего лишь обиженное ворчание. Ведь предупреждали же? Предупреждали.
Получите и распишитесь.
После этого злосчастного первого испытания, чтоб ему провалиться под землю, началось ужасное. Бравые старшекурсники Дурмштранга внезапно воспылали страстью к моей скромной персоне. Судя по их рассказам, им нравилось во мне решительно все, начиная с короткой стрижки и увеличенных зубов и заканчивая соблазнительным изгибом протеза. Просто раньше они стеснялись подходить, а тут, видите ли, на первом испытании внезапно все разглядели!
Собственно, именно за это мне и хочется наорать на Грюма.
Ведь он не мог не знать, что такая реакция последует, но все равно подбил устроить дурацкое шоу с полетами и взрывами. Теперь моя грязная физиономия украшает первые страницы газет и журналов, потому что местных шакалов пера и колдофоток допустили до Чемпионов. Но ладно бы СМИ, я все равно их не выписываю, зато каждый из этих новоиспеченных поклонников считает своим долгом притащить мне газетку, показать фотографию и рассказать, как чудесен мой образ.
Тьфу, блядь, цензурных мыслей уже не хватает!
— Ты хотела основывать Род — пожалуйста, — чешет отсутствующий кончик носа Аластор, — вот тебе толпа, выбирай кого хочешь! Все именитые, богатые, даже местами не сильно страшные на лицо!
И ржет не хуже кентавра, сцобако одноногое! С трудом, но удерживаюсь от разрывания блузки.
— Вся проблема в том, сэр, — ай да я, даже голос почти не дрожит от ярости, — что все эти... именитые хотят совершенно противоположного.
— Ай-ай, неужели...
— Сэр!
— Ладно, ладно, тебе иногда полезно позлиться, а мне посмеяться, — отмахивается Аластор и продолжает уже спокойным, деловым тоном: — Согласен, промахнулись и не рассчитали, надо было вместо пары тренировок тебе лекции о Дурмштранге почитать. Ну хватит меня взглядом сверлить, я промахнулся, довольна? Старый, глупый бывший аврор промахнулся... хорошо хоть не в бою.
Это ворчливое замечание снимает последние остатки возмущения. Грюм садится в кресло, задумчиво барабанит пальцами по стоящему рядом посоху и что-то прикидывает. У меня, честно говоря, мыслей особых нет... кроме желания поубивать всех этих поклонников. Ага, ага, возбудились они, как же! Сильная и перспективная магесса, надо успеть застолбить, так сказать, пока не увели. Выглядит страшно, физические недостатки? Еще лучше, можно спеть пару романсов, и она растает!
На самом деле, конечно, хер им всем по бороде, но ход мыслей «ухажеров» вполне ясен.
— Итак, что нам гласит урок двадцать первый?
— «Нельзя предусмотреть всё, всегда будут отклонения от плана»!
— Во-о-о-от, — задумчиво тянет Грюм, — будем считать, что здесь тоже пошло не по плану, и прибегнем к уроку двадцать седьмому, который гласит что?
Пауза. Внезапно понимаю, что забыл.
— Урок двадцать семь, — вздыхает Аластор, — «учись извлекать пользу из всего». Теперь, ученица, давай подумаем и прикинем, какую пользу мы можем извлечь из сложившейся ситуации.
— Языковая практика? — тут же выдаю в ответ. — Э-э-э... не в том смысле...
— Да понял, понял, — Грюм ухмыляется. — Не дурак, знаю, что ты на Дамблдора замахнулась. Подучить языки... ну что ж, неплохо, но мелко. Еще?
Напряженно думаю, но в голову лезет всякая ерунда вроде «всех убить, все собрать». Вот только принципы компьютерной стрелялки тут малоприменимы. Не говоря уже о том, что пройти уровень Дурмштранга не получится, слишком уж тут боссы жирные... э-э-э... в смысле, преподаватели подготовленные.
— Потренироваться в ведении переговоров? Попробовать уговорить всех отстать от меня?
— Ты сама-то в это веришь? — с живым интересом подается вперед Аластор.
Уел, уел, чего уж там.
— Нет, сэр.
— Тогда думай еще! Голова аврору нужна, чтобы думать, а не только для того, чтобы произносить заклинания!
Старательно думаю, но добиваюсь только головной боли. Мысли, как зацикленные, сворачивают на прошедшее испытание, на желание всех убить, на то, что будет в следующем году, и на то, что реализация идей прошла неплохо, но все равно еще дорабатывать и дорабатывать. Поклонники в эту схему вообще никак не вписываются.
