Кажется, у меня понемногу стал отключаться разум.
Дальнейший бой я уже помнил урывками. Словно меня вновь накрыл тот «режим берсеркера», что был во времена, когда я служил Льву Ночи. Тогда когда я терял логическое мышление и чувство страха. Я хотел сражаться, а остальное не важно…
Я думал, что после самообразования и ментальных практик, а также жизни здесь, наличия магии и более лучших условий жизни, это у меня пропало, но я ошибся. Это сидело внутри меня и жаждало вырваться каждый раз. Но лишь почему-то в бою именно с Ольгердом я вновь открыл эти «врата».
Я извивался от выпадов Ольгерда, словно последняя змея, шмыгая то вверх, то вниз. Уходя в стороны от него и дразня его, заставляя открыться и получить новый порез, что очень медленно заживал. Но я не спешил лишать его головы. Мне хотелось растянуть этот бой подольше.
Ольгерд промахивался, ни один из его ударов не мог ранить меня вновь. Хотя я ускорялся как и он. Мы временами обменивались мелкими заклинаниями и уловками. Но все же по большей части сходились на мечах.
Он продолжал описывать круги, вокруг меня делая ложные и настоящие выпады, пытаясь меня ранить и наверное вымотать, но это у него не получалось. Смысла в этом не было. Ведь в выносливости мне не занимать.
Его клинки то и дело отскакивали назад, высекая искры на моем доспехе. Но все же фон Эверек вынуждал меня все время поворачиваться в его сторону и менять положение ног.
Это только раззадоривало меня.
Я намеренно не пользовался магией, которая бы просто не дала бы ему даже призрачной возможности победить. Его победы я не хотел, но и лишать себя удовольствия боем так же не хотел. Вот поэтому мы и игрались.
Ольгерд хорошо пользовался и этим, и длиной, и изгибами своих мечей, а также своими физическими данными, опытом и собственной интуицией.
Это продолжалось очень долго.
Временами я «просыпался» посреди то какого-то полуразрушенного дома, то в реке по колено, то в лесу, то на лужайке. Много мест мы сменили, пока под утро уже не оказались на каменистом участке, где-то далеко от деревни.
Мы кружили по площадке и старались друг друга задеть. Но ничего не получалось. Силы были почти равны. Ольгерда подпитывали силы Гюнтера, меня артефакты и моя магия, а так же само мое состояние.
Я также заприметил, буквально краем сознания, что длинных волос у меня уже нет, на лице было несколько порезов, левый бок все же пострадал от одного из выпадов. Хотя на Ольгерде было в десяток раз больше ран и порезов, чем у меня.
Этим же краем сознания я услышал знакомый мне голос Борха, что просил меня закончить быстрее.
Почему-то я послушался.
Несколько секунд я еще сохранял старую скорость, а затем начал чаще нападать и ускоряться.
Менее чем через минуту, Ольгерд стал выдыхаться быстрее от моего темпа и теперь я уже наносил ему порезы и наносил удары клинками по ногам, от чего тот падал на колени, но быстро поднимался на ноги, не смотря на боль и хлипкость ног, после травмы.
А затем так же быстро падал, под тяжестью своего тела.
В итоге, я мощным ударом по его уже единственному мечу, разрубил его и тут же пронзил сердце Ольгерда, а затем другим мечом срубил голову.
Тело рухнуло в небольшой ручеек, но окатило меня с головы до колен горячей и манящей кровью.
Эта странная жажда стала утоляться с каждой каплей алой жидкости, что стекала по моей коже, я даже словно чувствовал её сквозь свои же доспехи.
— Хватит! Спи! — раздался над ухом голос Борха и я тут же стал отключаться, чувствуя слабость и желание спать.
— Но я хочу ещё! — возмутился я, но всё же уснул, рухнув прямо на обезглавленное тело Ольгерда фон Эверека.
* * *
Я очнулся уже в своем походном шатре.
Тело у меня болело не хуже, чем после того боя с шайками лорда Леффорда и сира Лорха в Речных землях.
Во рту пересохло, пришлось телекинезом подносить себе со стола кувшин с вином.
Когда я выжрал весь кувшин, хотя при этом и пролил треть вина на подушку и шкуры, на которых лежал, то смог все же привести немного мысли в порядок и уже поднялся к быльцу моего ложа.
Практически тут же полог моего шатра раскрылся, и ко мне вошли Коралл, Грен, Мика и Борх.
Мика держал обычное пофигистское лицо, хотя и в эмпатии он не шибко сейчас бурлил, Коралл была встревожена, эмпатией это хорошо чувствовалось. Грен так же переживала видать за меня и даже слегка побаивалась. Причем внешне это даже почти и не скрывала. А Борх… тут сложно сказать.
Но внешне он был столь же улыбчив как и обычно.
— Очнулся наш берсерк? — спросил Борх. — Я за тебя даже переживал немного, когда ты после моего небольшого морока, для сна слег на четыре дня в кому.
— Кому?
— Магическую. — дополнила его Коралл, приступив к осмотру моего тела. — У тебя был… магический выброс, что вступил в реакцию с теми модификациями, которым ты подвергся. Затем старая детская травма, а ещё следом налезли твои воспоминания из битв за всю твою жизнь. Это выдало в последствии такую кашу, что чуть не сожгло тебе мозги. Ты был настоящим безумцем. Мало того, что ты во время боя, умудрялся швыряться заклинаниями в сообщников Эверека и телекинезом отправлять их в полёт, или же в них что-то тяжелое и острое. Так ты как с цепи сорвался при виде крови, которой была залита сельская площадь. Я такое помешательство впервые вижу.
Зато я нет — улыбнулся я про себя.
Хотя слова о том, что я себе чуть мозги не спалил этим всем, меня насторожили.
— Это был казалось бы обычный бой, были и более тяжелые на моей практике. — заговорил я.
— Может и так, да вот только ты и сам знаешь, что порой человеку нужен лишь катализатор для падения в пучину безумия или какого-то процесса.
— Достаточно одного лишь безумного дня, для того, чтобы сделать человека сумасшедшим. — почти процитировал я Джокера. — Нервная работа у нас королей.
— У меня есть некоторые предположения почему так случилось. — заговорил Борх.
— И почему же?
— Ты проводил на своих генах эксперименты, и часть исследований перенес с лаборатории на своё тело. — пояснил он и тут же присел на край кровати. — Я заглянул в твои воспоминания, когда пытался разобраться, что случилось. Ты тогда не выходил из комы уже два дня, так что я взял на себя смелость влезть к тебе в голову.
Эта новость меня не порадовала, он теперь знает все что знал я и теперь монополия на важную информацию у меня пропала. А при этом, такая личность как Борх может меня раздавить как человек жука. Особенно в таком состоянии. Я сейчас практически истощён по сравнению со своим обычным состоянием. А он золотой дракон.
— Вот как.
— Не волнуйся твои мысли и планы останутся с тобой. Хотя признаюсь… я был очень удивлен, даже я такого не ожидал. Ты просто кладезь… информации и занятных мыслей.
Теперь его словами уже заинтересовалась вся тройка из моей свиты.
— Ясно.
— Что за эксперименты ты проводил над собой? — спросила Коралл?
— Потом расскажу. Грен!
— Да. — подобралась она.
— Распорядись, чтобы нам подали с Борхом многое еды и выпивки. Я проголодался словно гуль. Не будет у нас в течении тридцати минут жрачки, я съем твои уши! — и улыбнулся своей излюбленной маньячной улыбкой.
Она невольно взбледнула, но все же понимала, что я шучу.
— Поняла. — и тут же выскочила из шатра
— Мика, если нет ничего срочного, то тогда сообщи нашим, чтобы собирали вещички, мы выдвигаемся обратно в замок.
— Лучше всего это можно будет сделать завтра. — сообщила мне Коралл закончив моё обследование.
— Ладно, завтра так завтра. А теперь оставьте нас с Борхом наедине, мне нужно с ним поговорить, не беспокоить даже, если Рагнарок случится.
Коралл была недовольна, что я её так выставляю, не дав даже узнать, о чём я хочу поговорить с Борхом, но выбора у неё не было.
Стоило Коралл выйти последней, я накинул на шатёр полог молчания и приступил к важной беседе с моим недавним знакомым.
— Как много ты видел?
— Все, абсолютно все. И признаться честно я очень сильно удивлен, что для некоторых людей, что творчески развиты наша жизнь это лишь придуманная история. Это даже смахивает на плохую шутку или бред сумасшедшего. Но учитывая твой жизненный опыт, а так же свой, то могу смело говорить, что даже мне найдётся чему удивляться.
— И ты знаешь все мои планы на будущее?
— Разумеется. К слову весьма сильно впечатлен твоими планами на Аэдирн, эльфов и чародеев. Мне некоторых особ даже стало жалко от той роли, которую ты им готовишь. Ты настоящая тварь в моральном плане. Не важно, по каким меркам мерить этого мира или двух предыдущих. Но, тем не менее, здесь твои ходы гениальные и нужны. И думаю, ты очень интересный человек. — он улыбнулся, и кажется, даже искренне.
— Обычно после того как некоторые узнают мои планы они меня клеймят моральным уродом, чудовищем и ещё кучей синонимов и понятий. — я был удивлен его словам. — Неужели в тебе не возникает желания меня прибить на месте?
— У тебя жуткая смесь расстройств, душевных болезней и жизненного опыта, а точнее профессиональной деформации личности с самого детства, что тебя и привела к твоему нынешнему состоянию. И закономерно, что у тебя Дэмиан ярко проявлялись: цинизм, нарциссизм, гипомания и социопатия. Один мой знакомый эльф когда-то употреблял одно понятие, кажется, оно звучит как моральная анестезия, а некоторые богословы и философы называют это нравственное помешательство. Возможно, даже следует говорить об ещё одном диагнозе, если это конечно возможно совместить с другими, и оно их не заменит или не исключит своим присутствием — обсессивно-компульсивное расстройство личности. А ещё тебе присущи простые человеческие пороки, но в чуть меньшей степени. Все это создает в тебе невиданную ранее мною смесь, что и отталкивает и одновременно притягивает такого любопытного дракона как я.
— Так я интересная зверушка?
— Я уже говорил, что мои собратья считают вас животными. Но вы не животные и не заслуживаете презрения. Хотя некоторые и заслуживают, но это отдельные случаи. А вот если ты о себе говоришь… то ты просто делаешь из своего состояния щит, для защиты себя самого.
— Прости, я не совсем понимаю, о чем ты мне сейчас говоришь?
— Я не человек и мыслю совершенно иначе Дэмиан. И смотрю на твое состояние, что ухудшается с каждым твоим новым жизненным опытом, с интересом и даже некоторой долей сострадания. Я не презираю тебя. Ты итог, того процесса, что был в твоем первом мире. Тебя воспитывали далеко не добрым мальчиком. Излишнее давление твоего отца и деда в военную стезю, пропаганда и историческое прошлое вашего рода и народа толкнуло тебя на определенный путь, свернуть с него ты не мог. Тобой командовали люди, что уже прошли профессиональную деформацию военного и наставляли тебя на свое уразумение, а так же толкали в горячие точки, где «остаться человеком» для тебя было просто не реально. И тебя поначалу поощряли и говорили что ты «хороший мальчик». Ты очень быстро перестроился и привык к новым для себя реалиям мира и социума. Ты начал видеть мир иначе, но я бы не сказал что неправильно. Просто иначе. И вот затем, когда ты «разгорячился» и вошел во вкус ты попал под взгляд моралистов и журналистов, что тебя осудили. Тебе это было не по душе и во время лечения у тебя начались заостряться некоторые черты характера и появляться новые расстройства. В итоге, тебя не смогли удержать в месте твоего лечения и ты сбежал. А затем ты пошел на «вольные хлеба», что тебя устраивало. Потом через некоторые время ты умер и переродился с помощью одного очень кровожадного бога в другом не менее кровавом и жестоком мире, где тебе было в радость жить, хоть и тяжело. — он промочил горло вином и протянул бурдюк мне. — Продолжать я могу долго. Хоть я не этот ваш… психолог, не лекарь и не учёный, чтобы специально интересоваться такими понятиями и явлениями, но достаточно пожил и увидел, чтобы понять, что ты мне не угроза.
Я даже немного обиделся. После всего меня не ставят во внимание как угрозу. И вправду обидно, такое ощущение, что он видел куда более жестоких особ.
Хотя дело не в жестокости и моей любви к ней, а к тому, что бьет по самолюбию.
Борх, кажется, это заметил и добавил:
— Для меня в этом мире реально могут быть опасны только волшебники уровня Альзура, Гюнтер, божества, или же некоторые мои сородичи. Не переживай, ты и вправду опасен, но для меня не представляешь никакой опасности. Хотя я в первые минуты после того как вышел из твоих воспоминаний в реальный мир даже подумывал перебить тебя и весь твой Орден Ситхов. Уж больно для меня все было ново и непривычно.
— Рад слышать, что смог тебя впечатлить.
— О да, — закивал важно он. — Ты меня действительно впечатлил. И я все ещё в смятении. Но насчет твоих вопросов, что несомненно крутятся в твоей голове, не беспокойся. Я не собираюсь тебе мешать. То, что ты хочешь сделать с этим миром не Рай и не Ад, а просто новый режим, который мне и моим близким никак не помешает. Но он будет чем-то интересным, и я на него посмотрю, а там посмотрим, что буду делать. Кроме того, мне также интересно посмотреть на ваше многостороннее противостояние между тобой, народом Ольх, Вильгефорцем, Эмгыром и Эстрадом Тиссеном. Твои секреты останутся твоими секретами.
— Благодарю за честный ответ. — рухнул с моих плеч камень. Теперь я мог не бояться за свои планы. — Ты куда намереваешься отправиться?
— Ну, как и прежде с тобой на Дальний Север?
— Ты ещё хочешь со мной отправиться туда?
— Разумеется, я же говорил тебе, что нахожу ваш род весьма интересным. А ты ещё более интересный по сравнению со своими собратьями по крови. Ты Блэкхарт, даже в некотором роде «жемчужина» среди них. Такой сборник комплексов и болезней помноженных на упрямство, амбиции и силы, что у тебя есть заставляют меня смотреть на тебя с интересом. Настоящий кладезь для научных исследований. Я теперь даже понимаю Гюнтера и его интерес к тебе с этими заданиями.
— Ты его давно знаешь?
— Давно. — кивнул Борх. — Всю свою жизнь, мы даже, кажется, ровесники, а нет, он чуточку старше. Но, тем не менее, временами мы с ним встречаемся где-то за кружкой горячительного и рассказываем интересные истории и свои наблюдения.
— Демон и Золотой дракон друзья? — развеселило меня это.
— Он не простой демон, а Бог демонов! — поправил меня Борх. — Кажется, таких вы люди ещё называете Архидемонами? Не знаю, я как-то ни разу не спрашивал классификацию их рода.
— Неожиданно. Я думал даже грешным делом, что Зеркальный Человек это на самом деле настоящий бог этого мира, а он все же демонического происхождения.
— Ну, ты не ошибся Дэмиан. Он и вправду Бог, а его происхождение не важно. Он ведь не отпрыск благородного человека, что пытается доказать власти, что имеет право на отцовское наследство. Гюнтеру по большей части плевать на людское мнение и мораль, хотя он придерживается определенных установленных им правил и чести, для того, чтобы с ним имели дело. У тебя такие же взгляды на жизнь и своих сородичей. В этом плане с Гюнтером вы родственные души.
