У Сарена удивительная сила воли: он, провалившись в свой внутренний мир, смог сам, без посторонней помощи и поддержки справиться с распадом, и теперь медленно, но уверенно восстанавливал собственный разум из руин. Я же могла только наблюдать и немного корректировать его работу.
Вопреки распространенному мнению, НИКТО не в состоянии попасть во внутренний мир разумного существа без его осознанного разрешения. Каким бы мощным менталистом не был вторженец, попасть в иллюзорную реальность можно только в одном-единственном случае: при полном разрушении защиты, проникнув в ядро личности. Но тогда внутренний мир погибает вместе с личностью создателя. Замкнутый круг.
Я не была исключением из этого правила. Да и не стремилась стать. Сарен прекрасно справляется самостоятельно, и ему совершенно ни к чему знать, что кто-то со стороны помогает восстанавливать разрушенное. Это лишь подорвет его уверенность и заставит сомневаться, что недопустимо при работе во внутреннем мире.
Первая Вуаль закончила формирование, полностью укрыв личностное ядро. Прекрасно! Личность повреждений не получила, разум стабильный, сознание активно, силы воли и воображения достаточно, чтобы на практике использовать данные ему знания. Теперь — первый щит. Сам он его не поднимет — не хватит навыков и знания тех самых мелочей, которые можно понять только на практике. Я аккуратно восстановила опоры, подтолкнув их развитие, укрепив и дав время восстановить повреждения.
Сарен работал медленно и аккуратно. Никаких лишних всплесков эмоций, никакой спешки. Спокойно, размеренно, восстанавливая разрушенное. Поразительная выдержка! Впервые провалиться в собственный внутренний мир, осознать происходящее, понять, что означает картина глобального апокалипсиса, суметь успокоиться и остановить разрушение...
Щит окреп, провалы между опорами медленно затягивались сложной системой ассоциативных цепочек, эмоциональных привязок, воспоминаний и жестких связей, направленных на удержание целостности всей системы.
Сместив восприятие, я глянула, что он там ваяет. Оп-па... как интересно... Видимо, история с Назарой сильно пошатнула его восприятие мира, раз уж он первый щит завязал на ЭТИ образы... Вот и молодец! Теперь бы еще Якорь нормальный сделал, было бы вообще прекрасно!
Щит сформировался и замкнулся на огромный пласт памяти и эмоций, формируя миниатюрный кластер будущей Цитадели. Дорогое воспоминание. Своеобразный микроякорь, краеугольный камень последней линии обороны личности, завязанный на единственного живого близкого разумного — Найлуса. Я не стала просматривать это воспоминание. Мне достаточно знать, на кого оно завязано.
Сарен действительно ВНИМАТЕЛЬНО изучил переданные ему воспоминания о лекциях эвира Ларгиариса: перед первым щитом в идеале должен располагаться Лабиринт Духа, и именно его формирование я могла наблюдать. Агрессивная защитная система, чья смертоносность и сложность зависит исключительно от силы воображения и изощренности фантазии создателя. Особенность этой ментальной структуры — ее неуязвимость для прямых атак, какими бы мощными они ни были, поскольку завязана она напрямую на подсознание и эмоциональную сферу. Уничтожить Лабиринт можно либо с полным разрушением разума, либо пройдя до его узловой точки, а ее Сарен создал ЗА первым щитом. Один из любимых приемов менталистов, которым хватает фантазии вывернуть центр структуры так, чтобы он выходил далеко за ее пределы.
С Лабиринтом он некоторое время провозится: работа кропотливая, требующая внимательности, аккуратности, внимания к мелочам и немалой фантазии, а Сарен подошел к его созданию с азартом. Пусть развлекается. Посмотрим, какого монстра он создаст в своей голове. С Лабиринтом я ничем не могла ему помочь, так что, свернув восприятие, я вывалилась из ментального транса.
Реальность встретила меня головной болью и внимательными взглядами двух турианцев. Найлус и Гаррус так и не ушли, весь день и половину ночи просидев в каюте сородича.
Найлус протянул мне контейнер с едой.
— Как он?
— Намного лучше, чем я ожидала. — индикатор показывал, что пища все еще горячая, и разогрева не требует. — Он сейчас Лабиринт строит.
Найлус удивленно заморгал. Открыв крышку, я с наслаждением вдохнула умопомрачительный аромат. Себастьян — волшебник!
— В каком смысле, строит? — осторожно переспросил он.
— В буквальном. Сарен строит Лабиринт Духа. — вилка обнаружилась на своем месте в боковом отделении контейнера. — Он провалился в свой внутренний мир в момент слома Якоря. Так часто бывает. Твоему братцу хватило ума, воображения и силы воли, чтобы самостоятельно остановить распад разума. Он его даже восстанавливать сам начал. Редкий случай.
Мясо — просто восхитительное! Нежное, сочное, прямо тает во рту. За братишкой Себастьяну мы полетим сразу после Иден Прайма. Или до? Все равно в пространство Альянса чесать... И семью Джокера забрать бы заодно... Явик еще недельку подождет. При его сроке сна, неделя-другая роли не сыграет. Или сыграет? В принципе, ему по канону еще года три валяться в стазисе... Но это — реальный мир, кто знает, как там ту рухлядь переклинит? Можем и не откачать.
— Он знает, что делать?
— Я ему лекции по менталистике скидывала посмотреть, так что знает. Надеюсь, он не забыл посмотреть, как из внутреннего мира выходить.
— А если забыл? — с интересом спросил Гаррус, подтягивая меня к себе.
Я пожала плечами, с комфортом устраиваясь у него под боком.
— Принудительно погашу сознание, и он очнется как обычно. Или ты думаешь, в Академке было мало студентов, не сумевших научиться выходить из своего же внутреннего мира?
Гаррус фыркнул мне в макушку.
— Полагаю — немало.
Трехпалая кисть нежно погладила меня по голове, взъерошив волосы. Гаррус не сказал больше ни слова, но зачем мне слова, если я ощущаю его эмоции?
Дар и проклятие эмпатии — ментальное зеркало. Два эмпата могут привязаться друг к другу практически мгновенно, если не ставят целью прервать этот процесс. Эффект резонанса во всей своей красе, и часто для инициации этого явления достаточно простой крепкой симпатии. Что, собственно говоря, и произошло между мной и Найлусом. Интерес, симпатия и взаимное уважение довольно быстро переродились в нечто более глубокое. Кто знает, чем бы это закончилось, но случилась совместная пьянка. Алкоголь срывает стопоры, приоткрывает глубоко упрятанные желания и порывы. Как результат — совместно проведенная ночь, от последствий которой никто из нас не пожелал отказаться. А то, что Гаррус начал ощущать эмоции уже после того, как наши отношения сложились, лишь усилило эффект...
— О чем думаешь? — тихо спросил Найлус.
— О случайностях и их последствиях.
В ответ — понимающий взгляд. Он подсел ближе, откинулся на спинку стула, с удовольствием вытянул длинные ноги.
— Случайности? Ты о...
— Той пьянке, после которой мы проснулись в одной постели.
Гаррус тихо рассмеялся, Найлус улыбнулся.
— Это было крайне интересно. Ты хоть помнишь, что нам рассказывала?
— Конечно. Я восстановила в памяти ту ночь. Уж очень мне было интересно, что ж я тогда пропустила.
Гаррус ощутимо полыхнул смущением. Найлус фыркнул.
— О да, Вакариан тогда оторвался!
— Подставить голову пьяному менталисту... экстремал. — я покачала головой. — Хорошо еще, что обошлось без проблем.
— Я тебе доверяю. — мурлыкнул восхитительный вибрирующий голос над ухом.
— Это было опасно!
Бесполезно! Гаррус в очередной раз пропустил мое возмущение мимо ушей, с куда большим интересом перекатывая мои волосы между пальцами. Случись подобная ситуация вновь, и он без сомнений и колебаний пустит меня к себе в голову и позволит делать все, что я посчитаю нужным сделать... Иногда подобно доверие... пугает. Слишком уж большую ответственность оно накладывает.
— Вакариан как всегда. — Найлус хмыкнул. — Долго Сарен провозится с Лабиринтом?
— Это от него зависит. — я доела, закрыла пищевой контейнер и перенесла на стол. — Сколько нам еще лететь? — спросила я.
— Сегодня к вечеру выйдем из перегона. От реле до Сиглара часов десять. Он сейчас на дальней точке орбиты.
— Спаратус передал данные об экспедиции?
Найлус покачал головой.
— Сообщил, что получим всю информацию у командующего Восьмым Флотом — генерала Инвектуса.
— Инвектуса? — запрокинув голову, я громко и внятно сказала: — Джокер, слышал?
Короткая пауза и... ожидаемый ответ:
— Слышал.
Найлус удивленно моргнул, нахмурился:
— Сам взломал или Тали помогла?
В паре десятков метров от нас ясно полыхнула опаска и неуверенность.
— Джокер, лучше признайся. — ехидно посоветовала я.
Гаррус тихо-тихо смеялся, уткнувшись носом мне в макушку.
— Сам. — обреченно признался пилот. — На датападе была информация о восстановлении протоколов доступа к внутренней системе наблюдения.
Найлус тихо выматерился.
— Ладно тебе, не злись. Все равно наше Недремлющее Око так или иначе от скуки взломал бы систему внутреннего наблюдения. — я подняла руку и помахала в сторону камеры.
Со стороны рубки разлилось яркое удивление, быстро сменившееся пониманием и досадой. Найлус низко зло зарычал. Досада резко сменилась опаской.
— Джокер, ну ты меня понял? — ехидно усмехнулась я.
— Понял. — обреченно ответили динамики. — Я настроил срабатывание вещания на мое имя. — признался пилот. — Так что если вы меня позовете, я буду знать.
— Мы учтем. Сейчас, будь так добр, стань слепым и глухим. Ты же понимаешь, что если об этом узнает Сарен, он тебя за борт выкинет, и будет прав.
— Не выкину. — раздался ироничный голос.
Джокер тихо икнул, и динамики подозрительно замолчали. Вот только из рубки волнами шло жгучее любопытство, смешанное с опаской.
Сарен, приподнявшись на локте, рассматривал нашу компанию: Найлус сидел на стуле, закинув ноги на край койки, я — боком к Сарену, сложив ноги на колени Найлусу. Гаррус — у меня за спиной, крепко обняв. В эмоциях — спокойствие с легким налетом усталости. Подслушивающий и подсматривающий Джокер был воспринят как незначительная мелочь, не стоящая особого внимания, но принятая к сведению. Никакого негатива. Даже легкого раздражения или недовольства.
— Будем считать, Недремлющее Око оказалось благоразумно и не подслушивает от избытка любопытства.
Никакого изменения в ментале. Найлус удивленно качнул головой:
— И правда, не подслушивает.
Я собралась было убрать ноги с колен Найлуса, но его рука, легшая на щиколотки, легко прервала эту попытку.
— Он — не дурак. — я вздохнула. — Но чрезмерное любопытство когда-нибудь доведет его до проблем.
— И вы это терпите? — вопрос Сарена прозвучал как констатация факта.
— Я могу проявлять бездну терпения и понимания, особенно по отношению к некоторым... людям.
Сарен только качнул головой, давая понять, что понял мою позицию.
— Закончил формирование Лабиринта?
В ответ — спокойный кивок. Сарен сел, поджал одну ногу, положил руку на колено, чуть склонил голову набок, с каким-то странным интересом за нами наблюдая. Я видела, как перемещался его взгляд, перебегая то на Найлуса, то на Гарруса, то на меня.
Что-то в нем изменилось. Какая-то мелочь, кардинально его поменявшая. Исчезла настороженность, постоянные сомнения и задумчивость сменились твердой уверенностью принятого решения и сделанных выводов. Он расслабился и успокоился. Перестал искать скрытые смыслы в наших действиях и словах.
— Ты меня впечатлил. Самостоятельно остановить распад и восстановить разрушенное... Не каждому дано.
Мандибулы дернулись в легкой усмешке.
— Так уж самостоятельно?
Я приподняла бровь в немом вопросе.
— Сложно не обратить внимание, когда неподъемные блоки внезапно встают на свои места. — усмешка стала явнее.
— Небольшая помощь — это всего лишь небольшая помощь. — отмахнувшись, сказала я. — Там, где ты не мог справиться самостоятельно, или это потребовало бы неоправданных затрат сил и времени. Все остальное сделал ты сам.
Сарен медленно кивнул. Сколько раз я уже видела этот особый, словно замедленный во времени кивок, когда голова чуть заметно склоняется набок в зависимости от эмоциональной и смысловой окраски жеста. Вот как сейчас: легкий наклон вправо. Он — признает мою правоту, в жесте — проявление приязни и уважение.
— Зачем ты сломал Якорь? — Найлус хмуро смотрел на названного брата.
Синие глаза потемнели, Сарен заметно напрягся.
— Я сделал опасный выбор. Тот, который мне подсказывала логика. — он неопределенно качнул кистью лежащей на колене руки. — Неправильный выбор.
— И ты решился его просто сломать?
— Ошибки следует исправлять сразу. — ответил Сарен, пристально глядя в глаза Найлуса. — До того, как они превратятся в проблему.
— Якорь не успел укрепиться и прирасти намертво? — спросила я.
— Нет. Я понял свою ошибку до того, как его формирование было завершено. — небрежное пожатие широких плеч, словно он говорил о плохой погоде где-то на планете на задворках вселенной.
— Ты говорил о выборе. — осторожно спросила я. — У тебя есть другой вариант?
— Есть.
Нетипичное поведение Сарена меня напрягало. Слишком он добродушный, покладистый и спокойный, слишком легко реагирует на происходящее. Он определенно принял какое-то решение, и сейчас отслеживает нашу реакцию, пытается что-то понять... убедиться? Подтвердить какие-то свои выводы? Или прийти к окончательному решению, после которого последует немедленное исполнение?
— Это — радует... — осторожно ответила я.
— Сомневаюсь, что это тебя порадует. — иссеченные шрамами мандибулы дернулись в легкой усмешке. В эмоциях — тревожное спокойствие.
Впервые мне так сильно захотелось просто взять и посмотреть, что за мысли крутятся в его голове. Сейчас, после возведения Лабиринта, чувствительность разума разогнана до нереальных высот, временно, пока не окрепнет защита. Сарен мгновенно почувствует сканирование... в том маловероятном случае, если я и правда решусь на такой шаг.
— Подобный ответ вызывает здравые опасения.
Хриплый вибрирующий смех. Сарен определенно получал удовольствие от этого разговора.
— Для вас — никакой угрозы.
— А для тебя?
Тихий смешок, от которого у меня волосы дыбом встали. Рука Гарруса вздрогнула, соскользнула мне на плечо и чуть заметно его сжала.
— Для меня это будет... — Сарен запнулся на половине фразы, — необычный опыт.
— Тогда в чем подвох?
В синих глазах на какие-то доли мгновения промелькнула неуверенность и отголосок страха. Мимолетно, лишь обозначив те сомнения и долгие размышления, которые привели к этому выбору. Что-то он задумал такое, что его самого заставляет сомневаться... но — не отказаться.
— Подвох в том, что я не могу предсказать свою же реакцию. — сейчас Сарен говорил совершенно серьезно, без тени юмора. — Если при первом Якоре я мог без особых сложностей предугадать свои действия и поведение, то в этом случае... — пальцы сжались в кулак и вновь разжались. — Эффект может быть любым.
