— В тебе есть Архангелы. Ты призывал архангелов. Если не ты, то кто?
Подобный вопрос напрашивался на соответствующий ответ.
— Я призывал и Архидемонов — напомнил он ей.
— Да, — не моргнув глазом, ответила экзорцистка — но пока что Архангелов было больше. И это на мой взгляд делает тебя куда более достойным давать советы, чем многие.
Он не мог не улыбнуться. Какой прагматичный взгляд.
Взгляд Ксеновии, тем временем, не покидал его лица.
— Тебе следует знать, что в Церкви есть те, кто недоволен произошедшим на мирной конференции. Возможно, рыцарские ордена просто используют тебя как фигуру, чтобы вырваться из хватки Церкви, но церковники всё равно смотрят на тебя как на виновного в потере их элитной военной силы. Некоторые из них озвучили своё недовольство, и некоторые показали, что готовы действовать.
Он поднял бровь.
— И действительно будут?
— Нет — экзорцистка отмахнулась. — По крайней мере, пока что. Большинство в совете рассматривают происшедшее как досадный инцидент. И рассматривают тебя как человека, с которым можно договориться. Они бы беспокоились куда больше, если бы Храмовники и Госпитальеры принесли клятву верности дьяволу или Падшему.
Девушка нерешительно помедлила и отвернулась.
— Но это не... это не...
— Не то, о чём речь? — закончил он за неё.
— Да — кивнула Ксеновия. — Это не проблема. Проблема в том... Проблема в том...
Она была вынуждена остановиться и глубоко вздохнуть, чтобы остановить дрожь в голосе.
— Проблема в том, что Бог мёртв, и в том, что я делала, считая, что Он ещё жив.
Её многословие заставило его нахмуриться.
— Не уверен, что понимаю.
На её лице появилась кривоватая улыбка, резко контрастирующая с благородным достоинством, которое он привык видеть от неё.
— Чтобы стать экзорцистом, нужно содержать в себе определённое количество святой силы — девушка наблюдала за ним в процессе объяснения, но она смотрела словно сквозь него, определённо витая в воспоминаниях. — Необходимо обладать достаточным количеством этой сущности света, чтобы управлять святыми мечами. После этого — тщательный процесс отбора. Те, кто не могут достаточно хорошо контролировать свою силу, или недостаточно подготовлены физически, отсеиваются. Те, кто остаются, проходят подготовку, отделяющую кандидатов от их прошлых жизней. От того, кем они были. Мы должны быть верны лишь Церкви. Мы становимся оружием Божьим. Наша единственная цель — нести волю Церкви, и соответственно Его волю. Мы не задаём вопросов. Но сейчас, когда Бог мёртв, я начала их задавать, и мне не нравится, куда меня ведут ответы.
Он бросил взгляд на Ирину, стоящую на страже.— Она, похоже, не разделяет твоё беспокойство.
Ксеновия фыркнула. Это не был звук неприязни; ничего подобного. Скорее, фырканье старшей сестры, когда младшая надоедает какой-то дикой идеей.
— Михаэль пообещал ей, что она будет одной из первых, кто станет ангелом, когда систему Храбрых Святых доведут до ума. Для неё этого более чем достаточно. Для многих этого более чем достаточно.
— Но не для тебя — заметил он.
Девушка покачала головой.
— Я стала экзорцистом не для того, чтобы стать ангелом. Я стала экзорцистом, потому что хотела помочь людям. Я стала экзорцистом, потому что хотела сделать что-то своей силой — она помедлила и снова принялась играть своим распятием. — Ты не знаешь, каково это. Чувство, что ты избранная. Когда меня выбрали в качестве носительницы Дюрандаля, я была в экстазе. Шесть миллиардов человек на этой Земле, и я — единственная выбранная. Это заставляло меня чувствовать себя особенной. Достойной. Это заставляло чувствовать, что я достигну чего-то. Я принесу в мир праведность. Правосудие угнетённым. Буду героем. Но узнав правду, я не чувствую этого. Я совсем не чувствую себя героем.
Рука экзорцистки невольно сжалась в кулак. Он заметил, как кулак вздрогнул и замер, словно парализованный.
— Я делала сомнительные вещи — тихо произнесла девушка. — Нехорошие вещи. Можно даже сказа, что плохие.
Она мрачно усмехнулась, когда он нахмурился.
— А чего ты ожидал? Экзорцистов вроде нас вызывают, когда больше ничего не работает. Когда проблему нужно решать силой. Потому мы и боевая ветвь Церкви. Мы приходим, ликвидируем врага, и уходим. Это просто и легко. Оружию неважно, на кого оно направлено, пока направлено точно. Это долг. Это то, что мы делаем. Но в моём разуме всегда было лёгкое сомнение. В каких случаях "во имя долга" не является оправданием? Когда то, что ты просто делаешь то, что делают все, не является защитой? Та что я рационализировала. Я объясняла себе это так основательно, что сама верила. Служить Церкви — значит служить Богу, а Бог — высшая сила добра. Он должен быть, потому что Он — Бог. Так я всё оправдывала. Я думала, что служа Церкви, я служу добру. Но сейчас они говорят мне, что Он мёртв, и был мёртв так долго, что даже некоторые ангелы не могут вспомнить времени, когда Он был ещё жив. Сейчас я узнала, что всё то, что, как я думала, я делала для Него и на общее благо, было для тех, кто всё это время нам лгали.
Когда она закончила, её плечи дрожали, и он чувствовал внутренний хаос, который он отчаянно пыталась не допустить на поверхность. По этой причине он постарался удержать беседу в русле, понимая, что любое резкое изменение может пустить под откос её и без того неуравновешенное состояние.
— Церковь. Они знают, что ты думаешь?
Доля непокорности, которую он привык видеть, проявилась на её лице.
— Я не первый экзорцист, сомневающийся в учениях Церкви, и я не буду последней. Среди нас есть те, кто поклялись никогда больше не поднимать оружия на службе Церкви или Богу. Они стали Эвокати — экзорцистами, вложившими свои мечи в ножны, чтобы достать их лишь в случае прямой угрозы Церкви.
Девушка слабо улыбнулась.
— Знаешь, это по своему забавно. Я помню, как смотрела на этих экзорцистов в отставке, как они ходят по коридорам, и задавалась вопросом, как они могут так низко пасть. Как они могут взять и бросить свои обязанности, закрыв глаза на свою праведную цель. А сейчас, оглядываясь, я задумываюсь, что заставило их отложить свои мечи. Что такое они совершили, что заставило их переосмыслить свои жизни до такой степени, что они поклялись никогда больше не поднимать оружие. Я оглядываюсь, и задаю себе вопрос, не по одному ли пути мы идём.
— И это действительно так? — мягко спросил он. — По одному?
Ксеновия скривилась.
— Я не могла бы, даже если бы хотела. Я — носительница Дюрандаля, в конце концов. У меня есть обязанности — и снова, горечь в её голосе была ему непривычна. — Это скверная сторона избранности. Прожекторы всегда направлены на тебя. От тебя ожидают великих вещей, и если ты не можешь оправдать эти ожидания, мнение о тебе развернётся прежде, чем успеешь моргнуть. Если я вложу меч в ножны, они заберут у меня Дюрандаль. Могут даже наказать.
Девушка улыбнулась, заметив появившуюся на его лице озабоченность.
— Они меня не убьют, ничего такого. Даже не арестуют. Но начальство подвергнет остракизму. Знакомые станут смотреть свысока. Я всегда буду известна как экзорцист, владевшая Дюрандалем, но не нашедшая сил что-то с ним сделать.
Упавшее молчание было не столько давящим, сколько задумчивым, и это была скорее его вина, чем её. Он подозревал, что это ещё не всё, так что ничего не сказал; его терпение оказалось вознаграждено, когда Ксеновия наконец нарушила молчание.
— Я сказала Риас, что со мной может быть — она глянула на него. — Знаешь, что она сделала?
Он покачал головой.
— Она предложила мне место в свите — экзорцистка невесело усмехнулась. — Просто так. Без каких-то тайных мотивов. Она сказала мне, что и так считает меня союзником после того, как мы вместе сражались. Она сказала, что если Церковь придёт за мной, она защитит меня в Преисподней, и что если она будет участвовать в Игре Рейтинга, мне не обязательно присоединяться, если я не хочу. И когда я спросила, какая ей с того выгода, она сказала, что никакой, поскольку друзья не ожидают выгоды, когда помогают друзьям.
Его взгляд переместился туда, где одна рыжая была занята усилиями добиться, чтобы её новая фигура чувствовала себя комфортно
— Риас и остальные... — взгляд Ксеновии последовал за его взглядом — ...Они не плохие персоны.
— Нет — он улыбнулся. — Нет, они не плохие.
— Но если они не плохие, — тихо произнесла девушка — то почему мы с ними сражаемся? В чём смысл? В чём смысл меня? Предполагается, что экзорцисты существуют, чтобы охотиться на дьяволов и Падших, но если все дьяволы и Падшие такие, как они, то я не уверена, что хочу на них охотиться. Если сражения и повержение персон вроде них — то, что делает меня достойной Дюрандаля, то я не уверена, что хочу быть достойной.
— А что насчёт предложения Риас? — тихо спросил он. — Ты серьёзно обдумываешь возможность стать членом её свиты?
Девушка повернулась и бесстрастно взглянула на него.
— Ты станешь думать обо мне хуже, если так?
Он спокойно встретил её взгляд.
— Я не сужу. Я лишь принимаю.
— Да — взгляд Ксеновии переключился обратно на Риас и членов её свиты. Однако в этот раз она сфокусировалась на конкретной фигуре среди них, застенчиво сидящей рядом с Иссем. — Асия сказала, что ты сказал ей нечто похожее, когда она стояла перед собственной проблемой.
На лице экзорцистки мелькнула вина.
— Странно, как меняется перспектива. Когда я её впервые встретила, она мне не нравилась. Возможно, я её даже презирала. Она была отлучена, и как представитель Церкви я должна была ненавидеть её и людей вроде неё. Она стояла на стороне, против которой я была. Но по мере того, как мы общались, я стала видеть её в новом свете. С неё произошло много плохого, и ничего из этого не было по её вине. Церковь — большая организация, и некоторые вещи просто избегают внимания, но это не достаточно хорошее оправдание. Кто-то должен был что-то заметить. Кто-то должен был оказаться рядом, чтобы помочь ей, когда ей было тяжелее всего. Но даже так она не позволила всему этому повлиять на себя. Она продолжает оставаться собой вместо того чтобы обозлиться на мир, как сделали бы на её месте многие другие. Для этого нужна изрядная храбрость, чтобы отбросить прошлое и не позволить ему управлять собой. Я не совру, если скажу, что у неё вдвое больше храбрости, чем у экзорцистов вдвое её старше. Возможно, поэтому я стала её так уважать. Поэтому, — Ксеновия повернулась к нему — и потому, что её ситуация похожа на мою. Я практически в том же положении, что и Асия.
— Нет — его ответ заставил её резко глянуть на него. — Не в таком же. У неё не было выбора. Или умереть, или быть воскрешённой как дьявол. У тебя он, выбор, есть. И что ты сделаешь с этим выбором — решать тебе одной.
Должно быть, что-то проникло в его голос, ибо девушка внезапно отступила.
— Ты с этим несогласен? — выдохнула она. — С обращением людей в дьяволов?
— Сперва был — признал он. — Даже сейчас, эта идея мне не нравится. Человечность не должна отбрасываться так легко. Это источник нашего потенциала, как вида. Но это неважно. Неважно, что думают другие о том, насколько ценна человечность. Значение имеет только то, что это значит для тебя. И если обращение в дьявола действительно сделает тебя счастливой, то никто, даже я, не имеет права возражать.
— Асия счастлива — тихо произнесла экзорцистка. — Став дьяволом, она стала счастливой.
— Да, — согласился он — и уж кто-кто, а она заслуживает счастья. Но она — не ты. То, что делает счастливой её, необязательно будет таким же для тебя.
Ксеновия медленно кивнула, приняв совет к сердцу.
— У меня был учитель, тренировавший меня, когда я ещё обучалась на экзорциста. Она говорила, что если я сомневаюсь в своей цели, то мне следует медитировать и обдумывать свои действия, пока не найду новую цель. Возможно, это — причина, почему я так себя чувствую. Я не могу найти цель. Смысл. Я не могу уложить вместе тот факт, что мне дали Дюрандаль для того, чтобы охотиться на таких, как Асия, с тем фактом, что на таких, как она, изначально не должны охотиться.
Он улыбнулся, ибо ощутил решимость, начавшую возникать под поверхностью. Ей был нужен лишь толчок в нужном направлении.
— Тогда, возможно, твоя цель с Дюрандалем не охотиться на таких, как она, а защищать таких, как она.
* * *
Были у его нового облика некоторые особенности, к которым нужно было время, чтобы привыкнуть. Мелкие детали, которые лучше оставить неописанными и неупомянутыми. Он даже думать о них не хотел, поскольку чем больше задумывался, тем больше оказывался в растерянности. Азазель обещал, что эффект со временем выдохнется, и он доверял словам Григори... даже после того, как Падший ангел несколько раз лично заходил и просил возможности снова повидаться с женской версией Уриэля. Как и с деталями, окружающими его трансформацию, он не хотел думать о причине просьбы, ибо это была дорога, ведущая к безумию.
Ходить в школу, естественно, было невозможно. А вот на работу, в принципе, возможно, хотя и не обязательно. Он накопил более чем достаточно выходных дней, чтобы хватило на пару недель, но он боялся, что его внезапное отсутствие может доставить неудобства его боссам. Они были добры к нему, когда он в этом нуждался, и он бы не хотел так внезапно их бросать, пусть даже ненадолго.
В итоге, он решил эту проблему, всё равно придя на работу. У него было простое объяснение: Минато Арисато, работавший на них, заболел, и отправил дальнюю родственницу подменить его. Стаики-супруги, будь они благословенны, немедленно приняли отмазку. Собственно, они даже были благодарны ему. Они оба были уверены, что теперь, когда за стойкой "красивая девушка", их маленькое заведение станет ещё более популярно. Он в этом искренне сомневался; в конце концов, Кафе Нефилима было популярно только из-за Нефилима, и с его "исчезновением" эта популярность должна была увясть.
Как это зачастую случается, его предположение было лишь наполовину верно.
Количество посетителей-мужчин, как и ожидалось, осталось примерно тем же. Количество посетителей-женщин учетверилось. Падшие, дьяволы, и ангелы. И люди тоже, когда они заметили, как популярно стало заведение. Некоторые из них даже набирались храбрости с ним заигрывать.
Он этого не понимал. Ни наплыва новых клиентов, ни полового неравенства.
— Это потому, что ты выглядишь как благородная леди, — сказала как-то жена хозяина, после того, как очередная группа хихикающих девушек отступила от его стойки, оставив его в растерянности и недоумении — и если есть кто-то, кто нравится молодым девушкам больше, чем большие и крепкие мужчины, так это строгие, похожие на леди старшие сёстры.
Старушка принялась почти тревожаще потирать щёку.
— Если подумать, ты выглядишь точно как одна юная леди из старшей школы, где я училась. Она была очень величественной и царственной. Цветок школы. И у неё тоже было гораздо больше поклонниц, чем поклонников. Уж я-то знаю, я была среди них.
