Не знаю, кто там орет, но атмосферу первого испытания хорошо передает. В смысле, там также орали дурниной. Акустика в зале отличная, и оркестр уже урезает местную разновидность вальса. Мигель серьезен и старательно играет в «настоящего идальго». Начинаем кружиться, перехожу в «режим тренировки». В смысле, похер, что все смотрят, у меня тренировка, и все тут. Очень помогает не отвлекаться на взгляды и не думать, что кто-то пялится.
Невольно иронизирую в свой адрес, мол, как низко я пал, танцую с парнем у всех на виду, да еще и в платье!
Мысли, конечно же, опять соскальзывают на девушек, и улавливаемые краем глаза картинки кружащейся Флёр этому только способствуют. Надо как-то отвлечься, и в ход идет старинный рецепт. Не бабы, так политика, хех.
— Скажи, Мигель, а почему ты не поехал в Шармбатон, он же ближе?
— Подраться люблю, — бесхитростно отвечает он. — В Дурмштранге с этим самый смак, всегда можно с кем-нибудь схлестнуться. Опять же балы всякие... и вовсе не в том смысле! Не надо делать такого страшного лица! Еще говорят, что парни озабоченные!
Хм-м-м, а парнишка не дурак. Нас никто не слышит, и на лице он старательно удерживает подобающее выражение. Вроде как ведем скучную светскую беседу. Словам его оное выражение совсем не соответствует, такого без тренировок не добиться.
— После твоего приглашения меня раз десять вызвали на дуэль, — изображает улыбку. — Отвел душу!
— У магов есть душа? Разве церковь не отрицает магию?
— На этот счет существуют различные мнения, — Мигель вполне серьезен. — Но об этом тебе лучше поговорить с моим дядей, он всерьез исследовал все эти вопросы и когда начинает философствовать о разнице между светом и тьмой, у меня возникает сильнейшее желание выпрыгнуть в окно...
— Не слишком привлекательная характеристика, — усмехаюсь.
— Как и вся эта философская заумь, — кивает.
— И чтобы поговорить с ним, надо приехать к тебе в гости?
Мигель широко улыбается, мол, так оно и есть, но молчит. Ладно, не буду развивать тему, все равно оно того не стоит. Но как возможный путь отступления — вполне. Вот только цена за вход, какой она будет? Испанец ничего не говорит, да и мадам Максим упирала исключительно на плюсы, но бесплатный сыр в мышеловке только для второй мыши. И если бежать, то не в одиночку, что автоматически поднимет цену входного билета.
Но любая возможность всегда в кассу, даже если ты не соберешься ее использовать.
Тем временем танец заканчивается, школьники чего-то там орут, хлопают. Забыл программу бала посмотреть, но теперь, надо полагать, официальные лица толкнут пару речей, поздравят всех со знаменательным событием, и мы перейдем к основной части. Несколько часов еды, танцев и разгоряченных подростков по углам. Потом еще какая-нибудь речь-напутствие, закрывающий танец — и все. Ускользнуть не получится, равно как и сачкануть с танцами.
Дипломатический протокол, мать его. Лицо, понимаешь, Хогвартса, лучше бы Тонкс выставили.
Эх, какой был сладостно-упоительный план вполне официально потискать задницу Тонкс под личиной! Однако же, после долгих и зрелых размышлений, пришлось отказаться, слишком уж велики оказались сопутствующие риски. Вообще, этот вопрос с личной жизнью может оказаться самой большой миной и ловушкой из попавшихся мне. Причем, как и положено, эту мину и ловушку я сам себе организую, чтобы потом героически преодолеть.
Разумеется, если не держать себя в руках.
Но все же удар от Флёр как будто что-то надломил в мозгах. Частота представления картинок и роликов с девушками начала возрастать, и более того, однажды поймал себя на том, что обдумываю, как бы все так организовать, чтобы, перефразируя народную мудрость, и сиськи помять, и не попасться.
Тут тем более надо вдвойне держать себя в руках, но надлом потихоньку расширяется.
Потом, как и предполагалось, директор Дурмштранга толкает короткую речь о том, какие мы все молодцы, что так классно собрались на Турнир. Вполне так живенько говорит, с энтузиазмом, а то бывают лекторы, у которых не поймешь, то ли выступает, то ли засыпает. Школьники хлопают, по залу летают украшения, и хорошо, что фейерверков никто не принес! Не слишком вникал в местные дисциплинарные дела, так что может быть всякое: или в Хоге слишком вольные порядки, или здесь слишком жесткие, или и то и другое. А может, просто местным хулиганам мягко намекнули на границы, которые не стоит переходить.
Вообще-то вопрос интересный: как поддерживают дисциплину в других школах?
Ведь школьники есть школьники, и ладно когда они, отсидев уроки, расходятся по домам. Но вот так вот, почти весь год жить в школе, в окружении таких же подростков, да еще и со строгими правилами... Неудивительно, что мероприятия вроде бала встречаются с таким энтузиазмом и школьники радостно скачут. Это у меня жизнь до того «веселая», что хочется скучной обывательщины, чтобы день за днем одно и то же. У школьников ровно наоборот: хочется развлечений, подвигов и ярких событий, а приходится день за днем тянуть монотонную лямку учебы.
Пока размышляю о психологии подростков, местный хор исполняет то, что они старательно репетировали.
Правда, исполняют они это на немецком... то-то я из их репетиций ничего разобрать не мог, хотя на слух не жалуюсь. Больше всего это напоминает энергичные песни «Рамштайна», когда нихрена не понимаешь, но увлеченно подпеваешь в стиле «Их хабе райне, райне».
Толкаю в бок Тонкс.
— О чем песня?
— Боевой марш Дурмштранга, — рассеянно отвечает Нимфадора.
Надо заметить, что боевая подруга не постеснялась для бала использовать преимущества возраста и метаморфизма. Тело ее ужалось в талии и увеличилось в груди, волосы удлинились, а платье — наоборот. Косметика, духи и, как любят писать в литературе, «призывно-манящий взгляд и походка». Поэтому вокруг нее барражируют старшекурсники, как самолеты возле авианосца. Но Тонкс смотрит не на них, а на Аластора с Сириусом, которые травят байки друг другу. Видимо, о развлечениях в школьные годы на таких вот балах, потому что то и дело хохочут и хлопают друг друга по спине и плечу.
— Зачем тебе Грюм?
— Зачем тебе Дамблдор? — немедленно парирует Нимфадора.
Ага, понял, затыкаюсь и не порчу праздник. Продолжаю подпевать, безбожно коверкая то немногое, что помню из песен «Рамштайна». Так как в зале и без того шумно, никто с критикой ко мне не мчится.
Какое-то время все идет нормально. Выступает еще мадам Максим, не забыв ввернуть немножко рекламы, как все пиздато в Шармбатоне. Глядя на девушек во главе с Флёр, охотно верится, что там все пиздато. Особенно товарищу Поттеру, который поедает глазами мисс Делакур. Самое смешное, что товарищ «Арктур Блэк» явно пришелся по вкусу младшей сестре Флёр, и та ест его глазами в ответ, но Гарри не обращает внимания. Сама Флёр делит внимание между преподавателями Дурмштранга и Сириусом Блэком.
Невольно вспоминается: «В любовном треугольнике один угол обязательно должен быть тупым».
Школьники хлопают, едят-пьют, и, как уже сказал, какое-то время все идет нормально. Потом начинаются танцы и проблемы. Во-первых, куда-то пропадает Мигель, на которого было очень удобно ссылаться, мол, вон с ним перетирайте насчет танцев. Во-вторых, от всего этого нового белья у меня начинается чесотка в пояснице и ниже, а почесаться не получается, потому что — в-третьих — ко мне подсаживается мадам Максим с «дипломатическим» разговором. Конечно, она снимает первую проблему, желающие танца набегать перестают, но вежливый разговор и желание расчесать все в кровь как-то мало совместимы. Поэтому необходимость сдерживаться превращается практически в полноценную пытку.
О нет, Максим не задает вопросов в стиле «Ну что, Гермиона, ты подумала?» и не требует выбрать чью-либо сторону. Меня расспрашивают о Хогвартсе, программах обучения, настроениях в Британии, исподволь задвигают рекламу Шармбатона и вежливо интересуются мнением о Дурмштранге. Грюм, продолжающий о чем-то трындеть с Блэком, демонстративно не замечает моих намеков и покашливаний. В конце концов, он — представитель дедушки Альбуса, пусть и разговаривает с этой великаншей!
— Тебя что-то беспокоит, Гермиона? — наконец спрашивает эта мадама.
На одну короткую секунду испытываю практически безудержное желание ответить: «Да, мадам. Меня беспокоит ваша Флёр и зуд между ног в ее адрес. Хочу трахать ее всю ночь напролет, вместо того чтобы потеть на этом дурацком балу». Но удерживаюсь и выдаю лишь первую часть:
— Да, мадам. Извините, я оставлю вас на некоторое время.
— Конечно, конечно, — улыбается она.
От этих словесных кружавчиков и дипломатических разговоров — изжога и чесотка изнутри, не хуже чем от трусов. Странно, вроде не должно быть такого, и платье уже надевал, не было аллергии. Так, не торопимся, спокойно... выйти из зала неспешным шагом, улыбку держим и спокойно, спокойно идем в туалет. Зайти, кабинка, закрыться.
И чесаться, чесаться, чесаться!!!
Глава 30
Довольно быстро становится понятно, что чесотка эта не оттого, что трусы жмут или резинка натирает. В общей сутолоке, шуме и гаме кто угодно мог кастануть. Кто угодно, достаточно хладнокровный, чтобы делать это в толпе, или достаточно сильный, чтобы невербально достать на расстоянии. Конечно, щитовые чары на платье ослаблены (все-таки обычная ткань, и мне не хотелось внезапно оказаться без одежды посреди бала), но даже так они сдержали или отразили какую-то часть заклинания. То ли проклятие, то ли что-то из разряда безудержного возбуждения. Во втором случае это объясняло бы мои приступы, те вспышки почти неодолимого желания, и хорошо, что Тонкс смотрела в другую сторону, а я в последнюю секунду успел перевести движение в обычные обнимашки.
Хм-м-м, получается, Грюм знал, что так и будет? Или это его паранойя и бдительность посоветовали зачаровать платье? Подействуй эта неизвестная хрень в полную силу... м-да, следовательно, почти наверняка виноват кто-то из приглашавших на танец? Или кто-то из приспешников приглашавших, кто-то, кому можно доверить каст такого щекотливого, хех, заклинания. Схема-то простая, как мычание. Каст — возбуждение — танец — темный уголок — и чего-нибудь еще. Или закл, или зелья, в общем, дополнительное воздействие.
Внезапно осознаю, что и диадема несколько раз подавала сигналы, легкие правда, но вся эта толпень и так головную боль вызвала, вот и пропустил мимо сознания. Продолжая яростно почесываться, прихожу к выводу, что чесотка эта должна была быть другого характера. Ага, того самого, о котором хотелось проорать в лицо мадам Максим. Отсюда же вполне логично вытекает следующий не слишком радостный вывод.
Игрища с перетягиванием моей тушки вышли на новый уровень.
Видимо, товарищи решили, что случай очень удобный. Мол, тут не гостевое здание с Грюмом внутри, есть где разгуляться и наставить ловушек, вот и пошли в атаку. Хорошо еще, что в кабинку никто не пытается вломиться, чтобы, так сказать, поймать меня со спущенными штанами.
Ну или с задранным платьем, хех. Пришлось извернуться как следует, чтобы, задрав этот кусок ткани, приложить палочку и закастовать отмену. Заклинание «Финита» — самое то для данной ситуации. Если бы кто-то ворвался в кабинку в тот момент, то «шкандалъ» получился бы знатный. Поза выглядела так, будто я засовываю палочку себе в жопу. Несмотря на всю акробатику и изворотливость, пришлось попыхтеть. Но делать всю эту лабуду в комфортных условиях было слишком рискованно. С бала не уйдешь, а забравшись в пустое помещение, как можно быть уверенным, что оно пустое и что никто не зайдет в следующую секунду? Туалетная кабинка в этом плане все-таки идеальна, особенно если сдерживать сладострастные стоны при расчесывании.
Одолев или приглушив проблему, отправляюсь к Грюму за консультацией.
Честно говоря, одолевает искушение задрать платье и сунуть Грюму поясницу под нос со словами: «Сэр, у меня чего-то тут чешется». Сходил, называется, на Святочный бал, ага. Наградили любовной чесоткой и хрен знает чем еще.
— Тебе в кубок подлили зелий. Шесть раз, — тихо сообщает Сириус.
— Не шесть, а семь, — тут же поправляет Грюм.
Бывший Мародер пожимает плечами, мол, какая разница?
— И чесотку на спину прилепили, — добавляю.
Искусственный глаз Грюма тут же косится через меня. Поглядев, Аластор потирает подбородок.
— Ишь ты! Подрастает молодое поколение! Ах да, Сириус, ты же не видишь.
Что-то шепчет ему на ухо, Блэк ухмыляется. Как подростки, ей-ей. Жду.
— В общем, нормально все, — наконец выдает Аластор. — Не зря колдовала над платьем. Только в следующий раз, будь любезна, не жди столько, а, едва зачесалось или еще чего, сразу выдавай контрзаклинание. Если тебя одолевает смущение, в отличие от врагов, то можешь удаляться попудрить носик и там кастовать. Понятно?
— Да, сэр.
— Теперь ответь, только честно, зачем столько ждала?
— Я думала, оно просто чешется, сэр.
— Думала она, — ворчит Грюм. — Это тебе не дуэль, здесь раскланиваться не будут. Твое счастье, что организм еще не испорчен излишествами. Антидоты все приняла по списку?
— Да, сэр.
— Вот и молодец, а из кубка все равно не пей. Хотя... если сможешь, сделай вид, что выпила. И посмотрим на реакцию.
Толково, конечно, но сделать вид? Обычно в литературе это описывается так: мол, сделал вид, а сам втихаря струйкой прозрачной по коже все вылил. Здесь такое не пролезет — и жидкость непрозрачная (сок), и платье в непотребный вид придет. Не говоря уже о том, что будет выглядеть, будто лужу под себя надул. Товарищ Аластор все-таки регулярно забывает о том, что окружающие не тянули два десятилетия лямку в рядах мракоборцев и не так умелы, как он.
— Да, сэр, — а что тут еще можно сказать?
Аластор делает вид, что вернулся к разговору с Сириусом, но спиной ощущаю, как эти два товарища следят за мной. Вокруг бушует бал, как обычно все шумно и бестолково, гремит музыка, носятся школьники, трясут телесами в танцах, преподаватели надзирают... и все равно такое ощущение, как будто это все вовне. Как будто смотришь фильм без звука. Как будто во сне, когда грезится какая-то ерунда, которую ты наутро охарактеризуешь как «полная дичь», но внутри грёзы все логично и понятно.
Подхожу. Сажусь и обвожу взглядом зал.
Хм-м-м, а где мадама? Или я так долго чесался, что она ушла? Ладно, тем больше поводов задумчиво заглянуть в кубок, пытаясь оценить, что же там. Мать моя женщина! Томатный сок зеленого цвета, наверное, и вправду у меня глюки. Какой хрени мне туда наподливали? Ой, оно еще и пузырится. Принюхиваюсь. М-м-м, запах раннего утра мая, когда самый цвет на деревьях, и всякие там травы в рост идут, и... ага, понятно, это Амортенция. Томатный сок так пахнуть не может, ни при каких обстоятельствах. Что там еще... синий ободок по краю — передоз «Афродиты», видимо, кто-то некачественным зельем закупился. Парок от кубка, с прожилками... да, пожалуй, «Мокс Аморем», в простонародье известный как «Гриб Любви». Мощная и простая штука, как и все, созданное на Севере. Суровые викинги, скалы, море, грибы, корабли и дубины, и действие Мокса подобно удару последней. Как в анекдоте: «Булавой по голове, и она твоя!»
