Грозовые тучи заволокли лицо Джимми, но он отвернулся от кожистой старухи и поплелся наверх.
— О, черт, да, — крикнула она ему вдогонку. Она рассмеялась смехом, похожим на пророческое карканье. "О, черт, да, — говорит, — говорит он, — черт, да, — говорит он.
Дома никого не было. По комнатам видно, что в них пытались привести в порядок. Части вчерашнего крушения были восстановлены неумелой рукой. Стул или два и стол, неуверенно стояли на ножках. Пол был недавно выметен. К тому же синие ленты были возвращены на портьеры, а ламбрекен с огромными снопами желтой пшеницы и красными розами одинакового размера был возвращен в изношенном и жалком состоянии на свое место у каминной полки. Куртка и шляпа Мэгги исчезли с гвоздя за дверью.
Джимми подошел к окну и стал смотреть сквозь размытое стекло. На мгновение ему пришло в голову смутное удивление, есть ли у некоторых из его знакомых женщин братья.
Однако вдруг он начал ругаться.
— Но он был мне другом! Я привел его сюда! Вот черт!
Он метался по комнате, его гнев постепенно перерастал в ярость.
"Я убью де Джея! Вот что я сделаю! Я убью Де Джея!
Он схватил шляпу и бросился к двери. Но она открылась, и огромное тело его матери заблокировало проход.
— Что с тобой за чертовщина? воскликнула она, входя в комнаты.
Джимми издал сардоническую ругань, а затем громко расхохотался.
"Ну, Мэгги ушла, черт возьми! Вот что! Видеть?"
— А? сказала его мать.
"Мэгги ушла, черт возьми! Вы глухие? — нетерпеливо взревел Джимми.
"Черт побери, что у нее есть", — пробормотала мать в изумлении.
Джимми хмыкнул и стал смотреть в окно. Его мать села на стул, но через мгновение вскочила и произнесла безумный вихрь ругательств. Ее сын повернулся, чтобы посмотреть на нее, пока она шаталась и шаталась посреди комнаты, ее свирепое лицо исказилось от страсти, ее покрытые пятнами руки были высоко подняты в проклятии.
— Да проклянет ее Бог навеки! — закричала она. "Пусть она не ест ничего, кроме камней и грязи на улице. Пусть она спит в канаве и никогда больше не увидит, как светит солнце. Черт...
— Вот, сейчас, — сказал ее сын. "Прими каплю на себя".
Мать подняла скорбные глаза к потолку.
— Она дьявольское дитя, Джимми, — прошептала она. — Ах, кто бы мог подумать, что в нашей семье может вырасти такая плохая девочка, Джимми, сын мой. Много часов я провел в разговорах с этой девушкой и сказал ей, что если она когда-нибудь выйдет на улицу, я увижу ее проклятой. И после всех ее воспоминаний и того, что я ей говорил и говорил с ней, она ходит дурно, как утка в воде.
Слезы катились по ее морщинистому лицу. Ее руки дрожали.
— И когда та Сэди Макмаллистер, живущая по соседству с нами, была подослана к черту тем парнем, который работал на мыловарне, разве я не сказал нашей Мэг, что если она...
"Ах, это ежегодная история", — прервал его брат. — Конечно, эта Сэди была хороша и все такое... но... понимаете... это не так уж и плохо, как если бы... ну, Мэгги была другой... понимаете... она была другой.
Он пытался сформулировать теорию, которой всегда бессознательно придерживался, что всех сестер, кроме его собственной, можно преднамеренно разорить.
Он вдруг снова вспыхнул. — Я пойду выбью к черту ее рожу, что ей навредило. Я убью его! Он думает, что он лом, но когда он заставит меня гоняться за ним, он поймет, где он не прав, чертов тупица. Я вытру с ним улицу.
В ярости он выскочил из дверного проема. Когда он исчез, мать подняла голову и подняла обе руки, умоляя.
"Пусть Бог проклянет ее навеки", — воскликнула она.
В темноте коридора Джимми различил группу многословных женщин. Когда он прошел мимо, они не обратили на него внимания.
"Она allus была дерзкой девчонкой", — услышал он страстный крик одного из них. "В доме не было парня, но она попыталась его размять. Моя Энни говорит, что она бессовестно пыталась поймать своего парня, своего собственного парня, что мы знаем его фейдера.
— Я могла бы это сказать два года назад, — сказала женщина торжествующе. "Да, сэр, это было больше двух лет назад, когда я сказал, мой старик, я сказал: "Эта девчонка Джонсон не натурал", — говорю я. — О, черт, — говорит он. 'О черт.' "Все в порядке, — говорю, — но я знаю то, что знаю, — говорю, — а потом выяснится". Ты подожди и увидишь, — говорю я, — увидишь".
"Любой, у кого есть глаза, мог видеть, что с этой девушкой что-то не так. Мне не нравились ее действия".
На улице Джимми встретил друга. — Какого черта? — спросил последний.
Джимми объяснил. — И я буду бить его, пока он не сможет стоять.
"О, черт возьми", — сказал друг. "Что толку! Yeh'll git втянут! Всем понравится! И десять ударов! Здорово!"
Джимми был полон решимости. — Он думает, что он хлам, но найдет другое.
— Угу, — возразил друг. — Какого черта?
ГЛАВА XI
На углу здание со стеклянным фасадом отбрасывало на тротуары желтый свет. Открытая пасть салуна соблазнительно звала пассажиров войти и уничтожить печаль или породить ярость.
Интерьер заведения был обшит искусственной кожей оливковых и бронзовых оттенков. Блестящая полоса поддельной массивности тянулась вдоль стены комнаты. За ним до потолка доходил большой буфет цвета красного дерева. На его полках стояли пирамиды мерцающих стаканов, которые никогда не трогали. Зеркала, установленные перед буфетом, умножали их. Лимоны, апельсины и бумажные салфетки, расставленные с математической точностью, стояли среди стаканов. На нижних полках через равные промежутки стояли разноцветные графины с ликером. Никелированный кассовый аппарат находился точно в центре общего эффекта. Элементарными смыслами всего этого, казалось, были богатство и геометрическая точность.
Напротив бара на прилавке поменьше стояла коллекция тарелок, на которых роились обтрепанные кусочки крекеров, ломтики вареной ветчины, растрепанные кусочки сыра и плавающие в уксусе соленые огурцы. Запах цепляющихся, испачканных рук и жующих ртов пронизывал всех.
Пит в белой куртке стоял за стойкой, выжидающе наклоняясь к тихому незнакомцу. — Бех, — сказал мужчина. Пит налил полный стакан с пенопластом и поставил его капать на стойку.
В этот момент легкие бамбуковые двери у входа распахнулись и ударились о запасной путь. Вошли Джимми и его спутник. Они неуверенно, но воинственно проковыляли к бару и смотрели на Пита затуманенными и моргающими глазами.
— Джин, — сказал Джимми.
— Джин, — сказал спутник.
Пит пододвинул к стойке бутылку и два стакана. Он склонил голову набок, усердно протирая салфеткой блестящее дерево. В его чертах была настороженность.
Джимми и его спутник не сводили глаз с бармена и громко презрительно переговаривались.
— Он грязный месиво, не так ли, ей-богу? рассмеялся Джимми.
— О, черт, да, — широко усмехнулся собеседник. "Он великолепен, он есть. Садись на кружку на блоке. Этого достаточно, чтобы заставить человека повернуть руки во сне.
Тихий незнакомец отодвинул себя и свой стакан немного дальше и сохранил позу забвения.
"Ну и дела! разве он не горячая штучка!"
"Найди его форму! Великая Гауда!"
— Эй, — повелительно воскликнул Джимми. Пит подошел медленно, угрюмо опустив нижнюю губу.
— Ну, — прорычал он, — что вас гложет?
— Джин, — сказал Джимми.
— Джин, — сказал спутник.
Когда Пит поставил перед ними бутылку и стаканы, они рассмеялись ему в лицо. Товарищ Джимми, явно охваченный весельем, ткнул грязным указательным пальцем в сторону Пита.
— Скажи, Джимми, — спросил он, — что это за барная стойка?
— Будь я проклят, если я знаю, — ответил Джимми. Они громко смеялись. Пит с грохотом поставил бутылку и повернул к ним грозное лицо. Он обнажил зубы, и его плечи беспокойно вздымались.
"Вы, ребята, не можете меня накрутить", — сказал он. — Выпей свою дрянь, иди вон, и не создавай проблем.
Мгновенно смех слетел с лиц двух мужчин и тут же появились выражения оскорбленного достоинства.
— Кто, черт возьми, сказал тебе что-нибудь, — воскликнули они на одном дыхании.
Тихий незнакомец оценивающе посмотрел на дверь.
"Ах, отстаньте", — сказал Пит обоим мужчинам. "Не бери меня ни за что. Выпей свой ром, иди вон и не утруждайся.
— О, черт возьми, — беззаботно воскликнул Джимми.
— О черт, черт возьми, — беззаботно повторил его спутник.
"Мы пойдем, когда будем готовы! Видеть!" продолжил Джимми.
— Что ж, — угрожающе сказал Пит, — не беспокойтесь.
Джимми внезапно наклонился вперед, склонив голову набок. Он рычал, как дикий зверь.
"Ну, а если мы это сделаем? Видеть?" сказал он.
Темная кровь залила лицо Пита, и он бросил зловещий взгляд на Джимми.
— Ну, тогда посмотрим, чей это человек, ты или я, — сказал он.
Тихий незнакомец скромно двинулся к двери.
Джимми начал набухать от храбрости.
— Не поднимай меня, чтобы не было нежности. Когда ты схватишься со мной, ты схватишься с одним из людей этого беса в городе. Видеть? Я скраппер, я. Не так ли, Билли?
— Конечно, Майк, — убежденно ответил его спутник.
— О, черт, — легко сказал Пит. — Иди падай на себя.
Двое мужчин снова начали смеяться.
— О чем, черт возьми, идет речь? — воскликнул спутник.
— Будь я проклят, если я знаю, — ответил Джимми с преувеличенным презрением.
Пит сделал яростный жест. — Убирайся отсюда сейчас же и не беспокойся. Видеть? Вы, ребята, ищете клочок бумаги, и чертовски вероятно, что вы его найдете, если будете продолжать стрелять изо рта. Я знаю, да! Видеть? Я облизываю лучших мужчин, которых вы когда-либо видели в своей жизни. Это правильно! Видеть? Не забирай меня, чтобы ничего не случилось, а то тебя вышвырнут на улицу раньше, чем ты узнаешь, где ты. Когда я выхожу из-за барной стойки, я бросаю yehs bote на улицу. Видеть?"
— О, черт! — хором воскликнули двое мужчин.
Глаза Пита сверкнули пантерой. "Вот что я сказал! Уннерстан?
Он прошел через проход в конце бара и навалился на двух мужчин. Они быстро шагнули вперед и столпились рядом с ним.
Они ощетинились, как три петуха. Они драчливо двигали головами и держали плечи напряженными. Нервные мускулы вокруг каждого рта дернулись в натянутой насмешливой улыбке.
— Ну и что, черт возьми, ты собираешься делать? — прохрипел Джимми.
Пит осторожно отступил назад, размахивая перед собой руками, чтобы люди не подходили слишком близко.
— Ну и что, черт возьми, ты собираешься делать? повторил союзник Джимми. Они держались рядом с ним, насмехаясь и ухмыляясь. Они стремились заставить его попытаться нанести первый удар.
"Отойди сейчас же! Не тесни меня, — зловеще сказал Пит.
Они снова презрительно загоготали. "О черт!"
Небольшой, бросающейся группой трое мужчин пробирались к позициям, как фрегаты, созерцающие битву.
— Ну, какого черта ты не пытаешься нас выгнать? — воскликнул Джимми и его союзник с обильными насмешками.
Храбрость бульдогов отразилась на лицах мужчин. Их сжатые кулаки двигались, как нетерпеливое оружие.
Двое союзников толкнули бармена под локти, глядя на него лихорадочными глазами и прижимая его к стене.
Внезапно Пит выругался. Вспышка действия сверкнула в его глазах. Он запрокинул руку и нанес огромный, молниеносный удар по лицу Джимми. Его нога сделала шаг вперед, и вес его тела оказался позади его кулака. Джимми наклонил голову, как Бауэри, с кошачьей быстротой. Свирепые ответные удары его и его союзника обрушились на склоненную голову Пита.
Тихий незнакомец исчез.
Руки бойцов закружились в воздухе, как цепы. Лица мужчин, поначалу раскрасневшиеся до цвета пламени гнева, теперь начали бледнеть до бледности воинов в крови и жаре битвы. Их губы изогнулись назад и натянулись над деснами в ухмылках, похожих на упырей. Сквозь белые стиснутые зубы пробивался хриплый шепот проклятий. Их глаза сверкали убийственным огнем.
Каждая голова была спрятана между плечами своего владельца, и руки размахивали с поразительной быстротой. Ноги шаркали туда-сюда с громким царапающим звуком по отшлифованному полу. Дует, оставляя малиновые пятна на бледной коже. Проклятия первой четверти минуты боя утихли. Дыхание бойцов хрипло вырывалось из их губ, и три груди напрягались и вздымались. Пит время от времени издавал низкое, затрудненное шипение, которое звучало как желание убить. Союзник Джимми временами бормотал, как раненый маньяк. Джимми молчал, борясь с лицом жертвенного священника. Ярость страха сияла во всех их глазах, и их кроваво-красные кулаки вращались.
В какой-то момент удар руки Пита поразил союзника, и он рухнул на пол. Он тут же вскочил на ноги и, схватив с барной стойки стакан пива тихого незнакомца, швырнул его Питу в голову.
Высоко на стене он взорвался, как бомба, разлетаясь во все стороны дрожащими осколками. Затем ракеты попали в руки каждого человека. До сих пор казалось, что в этом месте нет вещей, которые можно было бы бросать, но вдруг стекло и бутылки запели в воздухе. Они были брошены в упор на качающиеся головы. Пирамида мерцающих стаканов, которую никогда не тревожили, превратилась в каскады, когда в них стали бросать тяжелые бутылки. Зеркала разлетелись вдребезги.
Трое пенящихся существ на полу зарылись в неистовой жажде крови. За ракетами и кулаками последовали какие-то неведомые мольбы, может быть, о смерти.
Тихий незнакомец очень пиротехническим образом растянулся на тротуаре. Смех пробежал взад и вперед по проспекту на полквартала.
"Они бросили парня на улице".
Люди услышали звук разбитого стекла и шарканье ног в салоне и сбежались. Небольшая группа, нагнувшись, чтобы заглянуть под бамбуковые двери, наблюдая за падением стекла и тремя парами яростных ног, в одно мгновение превратилась в толпу.
Полицейский бросился вниз по тротуару и прыгнул через двери в салун. Толпа согнулась и нахлынула, поглощая тревогу, чтобы увидеть.
Джимми с первого взгляда уловил приближающееся прерывание. На ногах он относился к полицейскому с таким же уважением, как к пожарной машине в своем грузовике. Он взвыл и побежал к боковой двери.
Офицер сделал потрясающее наступление с дубинкой в руке. Один всеобъемлющий взмах длинной ночной палки швырнул союзника на пол и загнал Пита в угол. Высвободившейся рукой он яростно схватил Джимми за фалды. Затем он восстановил равновесие и остановился.
"Ну-ну, вы пара картинок. Что, черт возьми, ты задумал?
Джимми с залитым кровью лицом бежал по боковой улице, преследуемый некоторыми из наиболее законолюбивых или возбужденных людей из толпы.
Позже, из безопасно темного угла, он увидел полицейского, олли и бармена, вышедших из салуна. Пит запер двери, а затем пошел по проспекту в тылу окружившего толпу полицейского и его подопечного.
Поначалу Джимми, сердце которого трепетало от жары битвы, отчаянно хотел было броситься на помощь своему другу, но остановился.
— Ах, какого черта? — потребовал он от себя.
ГЛАВА XII
В зале неправильной формы сидели Пит и Мэгги и пили пиво. Покорный оркестр под диктовку человека в очках с растрепанными волосами и во фраке усердно следовал за его кивками головы и взмахами палочки. Певец баллад в огненно-красном платье пел неизбежным медным голосом. Когда она исчезла, мужчины, сидевшие за столиками впереди, громко аплодировали, стуча пивными бокалами по полированному дереву. Она вернулась в меньшем платье и снова запела. Она получила еще один восторженный бис. Она снова появилась в еще меньшем платье и танцевала. Оглушительный звон бокалов и хлопки в ладоши, последовавшие за ее уходом, свидетельствовали о непреодолимом желании, чтобы она кончила в четвертый раз, но любопытство публики не было удовлетворено.
