Драконьи грезы глазами маски

— Не раньше, чем я их искупаю.

— А если я скажу, что раньше?

— Шелест, Солнышко, скажи своему извергу, что ты хочешь со мной купаться. Ну, ведь, правда, хочешь, признай!

Тот покосился на хозяина и тоненько, противненько, заржал. Ставрас хмыкнул и махнул рукой: уж перед кем, кем, а перед своим боевым конем он лицом в грязь упасть точно не хотел, и, зная шута, тот непременно подстроил бы ему какую-нибудь гадость, если бы он отказал ему сейчас. Да и прав Шельм, освежиться было бы очень кстати.

Шельм купался, весело хохоча и чистя коней специальным скребком, который извлек из всего того же походного кулона. Ставрас, уже искупавшийся, стоял на берегу, подставляя влажное после купания тело благосклонному солнцу, и с удовольствием наблюдал за голубоволосым мальчишкой, резвящимся в воде вместе с довольными до нельзя конями. Рядом с ним на траве развалился королевич, тоже смотревший на шута, не обращающего ни на кого внимания кроме, разве что, своих ненаглядных четвероногих.

— Я всегда завидовал ему, — неожиданно произнес Веровек тихо-тихо, но Ставрас услышал. — До четырнадцати лет жил спокойно, читал книги о подвигах, втихаря от маменьки учился махать деревянным мечом под присмотром начальника дворцовой стражи, воображая себя великим воителем, а потом появился он и перевернул весь мой тихий мир с ног на голову. Я восхищался им, смелым, решительным, свободным. Он в пятнадцать знал и умел столько, сколько я до сих пор не знаю и не умею. Но я хотел научиться, а маменька сказала, что не к лицу мне общаться со всяким отребьем без рода и племени, и взялась за меня всерьез, когда вместе с ним застукала...

— Как же она тебя в этот раз отпустила?

— А она не отпускала. Мы с отцом, как заговорщики, отправили к тебе шута в самый последний момент, когда все уже собрано было, и когда маменька в церковь пошла.

— И что же, были так уверены, что соглашусь?

— Отец сомневался, а я был уверен, что Шельм тебя убедит.

— Хм... убедил, не спорю. Но, знаешь, он сам был против этого путешествия.

— Потому что я его так достал, да? — понурился королевич.

— Нет. Потому что считает, что ты не достоин Радужного Дракона.

— Можно подумать, я этого не знаю.

— Знаешь? Тогда, за что мне король платит самоцветами? — уже догадываясь за что, спросил лекарь. В озере катался на спине Шелеста хохочущий в голос обнаженный шут, и ему явно было глубоко плевать на то, о чем его спутники разговаривают на берегу.

— Хочет, чтобы ты сделал из меня мужчину, достойного его трона, — прошептал королевич и поднялся с земли, спеша спрятать свое обсохшее тучное тело под одеждой.

Ставрас окинул его оценивающим взглядом, и решил, что просто не имеет права не отработать горсти драгоценных камней, выданных ему королем авансом в полном объеме.

Когда Шельм вместе с конями выбрался на берег, то с изумлением застал спутников с мечами в руках, причем, откуда Ставрас извлек оружие для Веровека, было непонятно, ведь меч королевича остался вместе со всей его поклажей, сброшенной второй лошадью в столице. Но, похоже, и у лекаря имелось нечто наподобие походного кулона шута.

Ставрас походу учебного боя делал замечания, легко уворачиваясь от неуверенных и робких замахов королевича, но было видно, что доволен тем, что тот все же не потерял навыки, привитые еще в детстве.

Шельм понаблюдал за ними какое-то время, но ехидных замечаний, так и просящихся на язык, отпускать не стал. А потом, обсохнув, отошел в сторонку седлать коней, за одно соорудив нехитрый перекус бутербродами с салом на всех. Не зря же, они у радушного барона пополняли запасы. Не к месту вспомнилась ведьма с сыночком, и Шельм поймал себя на мысли, что так и не выяснил у Ставраса, что они с бароном с ними сделали, ведь за завтраком обоих не было видно. Стало любопытно, но отвлекать лекаря и королевича от поединка он не стал. Положил их долю на небольшую тряпицу, вышитую цветами и драконами, расстеленную прямо на траве, быстренько дожевал свой кусок хлеба с салом и отошел чуть поодаль от места стоянки, чтобы не слышать звона, то и дело скрещивающихся мечей.

Там и нашел его Ставрас: сидящим на небольшом выступе у воды, и облокотившимся на высунувшиеся над землей корни старой, плакучей ивы.

— Вы закончили? — услышав его шаги и не поворачивая головы, спросил шут.

— Да, — немногословно отозвался лекарь, облокотившись на ствол дерева сбоку от сидящего в корнях шута.

— Ставрас, — не спеша подниматься и возвращаться на место их привала, позвал Шельм.

— Да?

— Почему только бронзовые?

Лекарь вздохнул, но не стал делать вид, что не понял его.

— Потому что лучший способ мимикрировать, не привлекая к себе внимания, затеряться среди величественно-прекрасных сородичей. Среди людей, да и других рас, всегда ценились Золотые, по цвету благороднейшего из металлов, Белые, их еще называют Жемчужными, за дивную чешую, переливающуюся на солнце перламутром. Черных, люди, отчего то считают самыми свирепыми, злыми и страшными, и уважительно смотрят на тех, кому удалось заполучить запечатление от черного дракона. Зеленые, они же Изумрудные, Голубые, они же Сапфировые, Красные, они же Рубиновые, даже Серые, они же Серебристые, и так далее. Все они поражают воображение и стойко ассоциируются у людей с драгоценностями и прочими прекрасными вещицами, сотворенными из камней и благородных металлов. А бронза всего лишь бронза, даже благородным металлом её не назовешь. Вот и не знает никто, кроме редких счастливчиков, кому бронзовые драконы сами свою тайну открывают, что они тоже могут быть людьми, по крайней мере, внешне могут.

— А внутренне?

— Смотря, что ты под этим понимаешь.

— Они могут любить?

— Человека?

— Да.

— Знаешь, мальчик, — странным, покровительственным тоном обронил Ставрас, но Шельм не обиделся, напротив, прислушался. — Любовь — такое сложноеи нестабильное чувство, и такое разное, особенно, у существ, принадлежащих к разным видам...

— Так могут или нет?

— Могут.

— А у Радужного...

— Нам пора, Веровек там, наверное, уже собрался, — непривычно мягко произнес Ставрас и пошел в сторону стоянки.

Шуту ничего не оставалось, как пойти вслед за ним. Но свой вопрос он не забыл. Если бронзовые драконы, пусть и единственные из всех, имеют человеческое воплощение, то имеет ли его Радужный Дракон, соединяющий в себе все оттенки и цвета, даже бронзовый? Шут поставил себе мысленную зарубку в памяти подкараулить Ставраса в таком же благостном расположении духа и непременно, как следует, расспросить его. Не то чтобы Шельму было так уж принципиально это знать, но он не соврал: в его сне Радужный Дракон показался ему ехидной заразой. Поэтому ему безумно захотелось узнать о нем побольше, хоть раньше он и не испытывал потребности в этом, но теперь это был вопрос принципа.

Под вечер и Шельм, и Веровек были так вымотаны, что их хватило лишь на то, чтобы расседлать коней. Даже ужин на всех пришлось готовить Ставрасу. Тот, конечно, посопел возмущенно, покидал на обоих парней уничижительные взгляды, но обнаружив в их глазах одно желание на двоих, отрубиться прямо здесь и сейчас, и можно даже без ужина, смирился со своей участью няньки при этих двух мальцах и накормил вкуснейшей кашей со свиными шкварками.

Шельм уснул почти сразу, как только его голова коснулась подушки, благо её он всегда таскал с собой в кулоне. Веровек тоже последовал за ним. И лишь Ставрас долго возился с седельными сумками Шелеста, пока не закончил и не пришел под бок к уже мирно посапывающему шуту, который ни то что не проснулся, когда он обнял его со спины, а напротив весь вжался в него, от затылка до коленок, привычно и неосознанно требуя свою толику тепла. Лекарь усмехнулся, зарывшись лицом в его голубые волосы, кажущиеся в темноте такими же серыми, как все вокруг, и решил, что давно пора кое-что проверить, а то что-то он сам уже начал входить во вкус этих их с Шельмом игр в "милого" и "дорогого".

Шельму снилась жгучая брюнетка, отчаянно строящая ему глазки и манящая за собой. Он, не будь дураком, и шел, пока они не оказались в какой-то странной комнате, убранство которой интересовало его меньше всего. А вот чуть ли не выпадающая из платья передняя "харизма" его новой знакомой, не просто привлекала внимание, но и буквально просилась убедиться в ее подлинности на ощупь. Что он и сделал, протянув руку и столкнувшись со светло-карими, почти желтыми глазами с ехидными искорками по ободку зрачков. Это же надо, какая засада!.. Даже во сне ему Ставрас всю малину испортил. Красотка исчезла в неизвестном направлении, зато на пуховой перине, как ни в чем не бывало, развалился Драконий Лекарь, недвусмысленно осматривая его с ног до головы. Шут поежился под этим его взглядом. Подходящие шутки и колкости на язык все не приходили, он мялся, не зная, что сказать, пока не почувствовал, как невидимая рука скользит у него под одеждой. Не то, чтобы Шельм не был способен разъвеять навязчивый сон одним мановением силы, почерпнутой из проклятого дара, просто он все надеялся, что лекарь в этой странной грезе ему что-нибудь скажет. Что-нибудь про Радужного дракона или просто о днаконах во сне. Мало ли на какие откровения может расщердиться этот тип, пусть существующий в данный момент только в его подсознании. Но тот все молчал, а ощущение, что под рубашкой копошаться полчаща муравьев не проходило. Быр! Гадость-то какая! На этой спасительно мысли Шельм окончательно проснулся и осознал, что его, действительно, кто-то щекочет в области ребер. Щекотки шут не боялся, но и терпеть такое от старшего спутника был не намерен.

— Ставрас!

— М-м-м-м, — нарочито мечтательно отозвался тот. Сволочь, опять издевается! Но Шельм тоже был не лыком шит. Шут извернулся и тяпнул Ригулти за шаловливую ручонку. Тот не ожидал, что его могут так беспордонно укусить, поэтому не успел отобрать дорогую ему конечность.

— Скажи, ты за ужином не наелся, решил меня на десерт схарчить? — невозмутимо слизывая кровь с прокушенной ладони, полюбопытствовал лекарь, нависая над проснувшимся шутом.

— Нет! — запротестовал тот, но где-то совсем рядом всхрапнул Веровек, и шут прикусил язык, вовремя вспомнив, что орать не стоит.

— Тогда в чем дело? — настойчиво полюбопытствовал лекарь.

— Что твоя рука делала у меня за пазухой? — осведомился шут сдавленным полушепотом, грозно сверкая глазами. Правда, на заспанной мордашке это, честно признаться, смотрелось не очень, но Ставрас не спешил сказать ему об этом.

— Любопытствует, — невозмутимо обронил лекарь.

— И как?

— Пока всем довольна, тепло, мягонько и есть за что ухватиться.

— Хватит!

— Почему?

— А ты не понимаешь?!

— Нет. И если не собираешься объяснить мне свои мотивы нормальным языком, лежи смирно и не возникай, а я продолжу, — с улыбкой заявил Ставрас, внимательно наблюдая за ним. — Или напомнить, что ты сам этого страстно желал, Ландышфуки?

— Но не при королевиче же! — нашелся шут, резко вскакивая.

Лекарь долго смотрел на его снизу вверх, после чего сел и примирительно произнес:

— Ты прав, — поднялся и указал Шельму следовать за собой.

— Куда ты меня ведешь? — плетясь за ним, поинтересовался тот, судорожно соображая, что будет делать, если Ставрас продолжит свои приставания. Драться, конечно, можно попробовать, но Шельм точно знал, что один на один против Ригулти не выстоит, придется призывать дар. Тогда лекарь все поймет и больше не будет шанса оправдаться. Значит, он будет вынужден убить его, возможно, не в физическом плане, а в том, который подразумевает стирание изначальной личности носителя, но тогда вернуться в Столицу вместе с Веровеком Шельм уже не сможет. Там есть специалисты, которое такое вмешательство просекут на раз. А он не хотел ничего менять в своей жизни. Не в ближайшие полсотни лет как минимум. Дольше он прожить пока не рассчитывал, хотя мог бы.

— Как куда? — притворно изумился лекарь. — В кустики, конечно. Где еще двое мужчин могут всякими непристойностями заняться?

— Не буду я с тобой этим заниматься! — не выдержав, вскричал шут и тут же оказался притиснут к шершавой коре ствола исполинского дерева.

Ставрас уперся ладонями по обе стороны от его лица и выдохнул, склонившись к лицу и не отрывая взгляда от затравленных глаз нахального мальчишки.

— Это почему же? — с легкой угрозой в голосе, спросил он.

Шут отвернулся. Не долго думая, Ставрас склонился еще ниже и заскользил губами по его напряженной шее, на которой отчаянно билась жилка, отмеряя бешеный пульс.

— Боишься, что принудю? — Лекарь резко отсранился и даже отступил на пару шагов, — Не доверяешь, значит, — сунув руки в карманы порток, сделал мужчина неожиданный вывод.

Шут шумно глотнул и недоуменно уставившись на лекаря, который смотрел на него со страной смесью ожидания и растерянности на лице.

— Просто... — Шельм запнулся. Он решительно не понимал, что происходит. Но надо было что-то говорить, перемолчать Ригулти было нереально, он был в этом совершенно твердо уверен. — Я не сплю с мужчинами, — решительно произнес шут, — Мне нравятся девушки. Даже сейчас мне снилась пышногрудая красотка, пока ты щекотать меня не начал.

— Тогда зачем ты первым начал приставать ко мне?

Шельм по интонации понял, что это очень важный вопрос, который настолько волнует его спутника, что он не потерпит очередного лживого ответа. Ландышфуки понимал, что это будет его первым шутовским поражением, но трезво видел, что со Ставрасом ему не потягаться.

— Достали, — Сказал негромко, слова продирались через глотку с трудом. Шельм с детства не терпел демонстрировать кому-либо свою слабость. Отучили. Дома. Еще до побега. Прогнав непрошенные мысли, парень продолжил: — Они все меня достали. Я же не виноват, что барышни предпочитают меня этим напомаженным маркизам, виконтам и всем прочим. Вот и в тот раз, я девушку у баронета одного увел, а он на меня с кулаками полез. А я же шут, мне не положено на дуэлях драться. В смысле на мечах, а только в словесных баталиях, вот я и подшутил над ним. А он в отместку слух пустил, что я мужиками увлекаюсь.

— И?

— А мне-то что? Мало ли, вокруг меня слухов. Дураком был. Потому что уже через неделю ко мне всякие извращенцы повадились подкатываться. И, понимаешь, я бы мог им всем руки выкручивать, когда они меня лапали, челюсти сворачивать, когда целоваться лезли. Даже ноги ломать, когда они меня увезти куда-нибудь пытались. Но, какой тогда из меня шут?

— Действительно. Не шут, а какой-то мордоворот получается, — согласился Ставрас.

— Вот я и придумал изящный выход из положения.

— Это ты обо мне? — недоверчиво уточнил Ставрас.

Шут кивнул и посмотрел куда-то ему за спину. Помолчали. А потом Шельм тихо пробормотал:

— Прости. Я же знал, что к тебе они не сунутся.

— А то, что я сам к тебе сунуться могу, ты не подумал?

— А разве ты суешься? — вскинул на него глаза тот. Неужели, он все-таки ошибся с выбором?

— А разве нет? — совершенно серьезно спросил лекарь,выдержал паузу, наслаждаясь произведненным эффектом, и лишь потом улыбнулся.