Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Но город жил! И, наблюдая за его блеском и нищетой, жила Анна.
Потом грянула революция. Нечто чужеродное той эпохе, к которой привыкла Анна. Есть король, есть устоявшийся порядок — как можно?.. — эти мысли не давали ей покоя, когда они с Эдвардом в спешке покидали город, не желая погрязнуть в народных волнениях.
Покинули, чтобы вернуться в него через десять лет — в совсем уже другой Париж Наполеона, иной, но не менее прекрасный...
Но все же он менялся — и вместе с ее воспоминаниями рушились старые здания, сносились целые районы по приказу барона Османа. Прекрасные широкие проспекты, новые, однотипные особняки — все это было безумно современно, но так непривычно!
А потом пришли семидесятые годы.
Но с войной и приходом коммунаров Анна поняла, что не может принять все творившиеся здесь изменения. Да, по рождению она была француженкой, да, как любая француженка она любила Париж, но это был уже не ее город, не ее мир. Она испытывала такое человеческое и такое глупое чувство ненависти к Коммуне, которая на ее глазах рушила все то, к чему графиня привыкла, что не должно было изменяться никогда, что уехала из страны, решив не возвращаться, пока в столице все не вернется на круги своя.
Глупая вампирша тогда и не подумала, что время имеет особенность двигаться вперед, и уже никогда не вернется в милый сердцу, и привычный Анне 17 век, как бы она не обижалась на объявившую войну Пруссию и решившихся на новую революцию коммунаров.
Итак, она уехала на восток — туда, где приличным молодым леди делать нечего. Ее персона вызывала много толков как среди пассажиров Восточного Экспресса, удивленно поглядывающих на аристократку, пустившуюся в одиночку в такое путешествие, так и среди колонистов в Индии, когда она появилась в порте Бомбея с невинным желанием найти гостиницу поприличней.
Здесь было легко убивать — в отличие от чопорной и демократичной Европы, здесь никто даже не думал обращать внимание на смерть какого-нибудь нищего. Но надолго здесь она не задержалась, восточный уклад жизни быстро опротивел Анне, а экзотика заставляла с ностальгией вспоминать даже грязный и обнищавший Париж. Поэтому она села на поезд и отправилась обратно, однако до французской столицы так и не доехала, остановившись в Праге и познакомившись с небезызвестным нам герцогом фон Валленштайн.
* * *
Анна крепко держала горячую чашку с чаем, но если бы Рихард сейчас прикоснулся к ее рукам, он бы заметил, что они оставались ледяными.
Оба они замолчали, каждый думал о своем. Анне не хотелось сейчас выслушивать и отвечать на вопросы инспектора, касающиеся ее прошлого, но она понимала, что они непременно возникнут. Она не могла врать, так как догадывалась, что одна ложь повлечет за собой другую, как снежный ком. Что она могла сделать — так это наброситься на него прямо здесь, убить, выпить всю кровь... но к чему это могло привести, она даже и думать не хотела. "Буду и дальше вести себя, как и положено леди", — решила она, еще сильнее сжимая чашку. По тонкому фарфору побежала едва различимая трещинка.
Рихард тоже думал. Он смотрел на спокойное лицо графини и пытался понять, какие же чувства она испытывает. Ужас? Испуг? Злость? Ничто не выдавало истинных чувств девушки. "Шок", — решил он про себя. Однако Анна выглядела вполне адекватной и, казалось, могла отвечать на его вопросы.
— Графиня, я понимаю, как вам тяжело, но эти вопросы необходимы следствию. Приступим?
Она кивнула.
— Сообщал ли вам герцог о планах на ночь с 21 на 22 сентября или на день 22?
— Нет, — скупо ответила Анна, — я не обсуждала с Фридрихом его планов.
— Видели ли вы, как герцог покинул поместье?
— Нет. Я находилась в своей комнате. У меня была лихорадка, — пояснила она.
Рихард что-то быстро записывал в своем блокноте.
— Как вы думаете, видел ли кто-нибудь из домочадцев, как отъезжает герцог?
— Не думаю, — быстро ответила Анна, — всю ночь и Мартина, и Эдвард находились со мной.
По комнате мелькнула тень — Рихард не сразу заметил, как подле Анны встал ее брат. Он стоял за креслом, положив руки ей на плечи.
— Прошу вас, на сегодня хватит вопросов для моей сестры, — скупо сказал тот, — она слишком много пережила, это большой шок для нее.
Рихард взглянул на них обоих: бледные, темноволосые, прекрасные и спокойные — молодые люди казались пришельцами из другого мира.
— Что ж, граф, я согласен с вами. Но если графиня не хочет сейчас продолжать беседу, могу я рассчитывать на разговор с вами или ее горничной?
Эдвард едва заметно пожал плечами:
— Как пожелаете, инспектор.
Рихард отставил чашку, еще раз поблагодарил хозяйку за прекрасный прием и, наконец, бросил взгляд на Вик. Она сидела, плотно сжав губы, и, не моргая, смотрела в лицо Анне. Графиня, казалось, не замечала этого сверлящего насквозь взгляда.
— Виктория, — инспектор слегка коснулся ее плеча, и девочка словно вышла из транса.
— Здесь холодно и страшно, пойдем отсюда, — сказала она на смеси чешского и английского.
— Потом, — нетерпеливо ответил Рихард.
Он не понимал, почему же она так странно реагирует на гостеприимный дом графини Варвик.
Эдварду с трудом удавалось сохранять серьезность. Вся эта ситуация казалось ему настолько комичной, что он едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
Вампир взял горячую чашку чая, грея руки, и устроился в кресле.
— Когда вы последний раз видели герцога фон Валленштайн? — спросил инспектор.
— Кажется, это было в комнате Анны. Моя дорогая сестра плохо себя чувствовала и, как она уже сказала, мы все провели весь вечер в ее комнате. Потом бедный Фридрих отправился к себе, а я и служанка остались с Анной. Утром Мартина сообщила, что герцога нет в его покоях, — рассказал Эдвард.
— Когда вы прибыли в Прагу?
— 20 сентября. Я приехал на свадьбу сестры, — предугадав следующий возможный вопрос, ответил вампир.
— Значит, всю ночь вы были в комнате графини Варвик? — уточнил Рихард.
— Да, — кивнул граф. — Именно.
Допросы за пару-тройку сот лет ни капли не изменились. Правда, во времена инквизиции они были более действенны и менее гуманны. Любой мог признаться, что наложил порчу на своего соседа, только чтобы мучения прекратились.
Эдвард невольно потер шею.
— И вы не отлучались из комнаты?
— Я ходил в библиотеку за книгой Мольера, — спокойно ответил граф.
— Вы не заметили ничего необычного? Какой-нибудь шум в комнате герцога Валленштайна? — спросил Рихард.
— Нет. Все было тихо.
— Хорошо... — пробормотал Рихард. — Надеюсь, что если вы вдруг что-нибудь вспомните, вы сразу же сообщите.
— Несомненно, господин инспектор, — улыбнулся Эдвард.
— А теперь, могу я переговорить с вашей горничной? — обратился Рихард к графине.
— Мартина!
— И, — продолжил Тесарж, — если вас не затруднит, наедине.
— Как... как хотите, — Анна жестом попросила Мартину, появившуюся в дверях, подойти поближе.
Эдвард, бросив взгляд на инспектора, поднялся из кресла и, кивнув сестре, вышел из комнаты. Анна уже повернулась, чтобы уйти, но вдруг заговорила:
— А ваша спутница?
Рихард посмотрел на Викторию. Та замотала головой.
— Гмм... — инспектор посмотрел на бродяжку, — уверен, она с удовольствием подождет в коридоре, — ему требовалось поговорить с горничной без посторонних.
Однако сама Виктория с этим была не согласна. Всем своим видом она демонстрировала, что не намерена покидать гостиную.
— Я не настаиваю... Я просто думала, так будет лучше, инспектор, — сказала Анна и вышла.
Рихард смерил Викторию таким взглядом, что ей ничего не оставалось, как покинуть комнату.
— Мартина Новачек, здравствуйте еще раз, — обратился он к горничной, — присаживайтесь.
— Вот уж не думала, что теперь я работаю на вас, — заметила Мартина.
— Это ненадолго, — усмехнулся Тесарж. — Я просто хотел задать вам несколько вопросов. Я понимаю, графиня Варвик платит вам жалованье, но произошло убийство. И если вы что-то знаете, не стесняйтесь и не бойтесь рассказать об этом. Возможно, вы что-то видели? Может быть, это была ссора. Незнакомые гости. Все, что угодно. Все, что могло показаться вам необычным.
— Нет, ничего такого, — после некоторого молчания ответила Мартина.
— Вы уверены?
— Да.
— Вы видели, когда господин Валленштайн покинул дом?
— Я была на кухне.
— Значит, нет? Какие-нибудь подозрительные звуки?
— Ничего. Я даже не слышала, как захлопнулась дверь.
— Спасибо, — Рихард сделал несколько пометок в блокноте, — мне пора идти, — инспектор поднялся на ноги.
— Уже уходите? — спросил Эдвард, появляясь в дверях.
— Да. Спасибо, вы нам очень помогли. Передайте графине еще раз — я очень сожалею о случившемся. Вы оказали неоценимую помощь следствию.
— Я рад, что поисками убийцы жениха моей дорогой сестры занимается такой человек, как вы, инспектор.
— Благодарю вас. Надеюсь, графиню не будут мучить ночные кошмары.
— До свидания, инспектор, — произнесла убитая горем Анна и закрыла за ним дверь.
* * *
Вик нехотя покинула гостиную, инспектор остался где-то позади. Примерно тремя комнатами позади. Вик очень-очень не хотела оставлять его наедине с этими... этими существами. Да. Именно существами. Люди — это другое. Они оставляют после себя другие чувства, ощущения. У некоторых это сияние сильное и яркое, такое, как у Рихарда. У других оно темное и мрачное, источающее зло, как у многих людей, что ходят по улицам того же Лондона. С темным и злым смириться можно было. Но вот у обитателей этого дома... у них не было даже такого. Почему? Может потому, что они и людьми-то не были! Аура — это человеческое. Хоть Вик и не была образованной девушкой и не знала такое умное слово, как аура, но она инстинктивно чувствовала, кому можно доверять, а кого следует опасаться. Так вот, этих "людей" нужно опасаться. А значит — держаться подальше. С инспектором Тесаржем, конечно, можно быть в безопасности на улицах Праги, но в этом доме от него толку, что от вон той колонны — стоит столбом и глупо улыбается, доверчиво глядя на неудавшуюся герцогиню. Вик такое положение дел не устраивало. Нужно было объяснить инспектору, что этим существам нельзя верить. А для этого нужны доказательства...
Она готова была пойти на поиски доказательств прямо сейчас, если бы не появившаяся перед ней Мартина. Вик непроизвольно вздрогнула; она помнила, как еще вчера обворовала эту девушку... Но сейчас горничная мило и доброжелательно улыбалась и говорила что-то на почти незнакомом чешском языке. Потом махнула рукой и увлекла почти не сопротивляющуюся Вик за собой. И действительно, зачем сопротивляться, если тебя ведут на кухню, где много-много вкусной еды, тепло и ничего не угрожает...
Мартина с жалостью смотрела, как Вик набросилась на поставленную перед ней тарелку каши. Ей стало стыдно за то, что вчера "во имя справедливости" она сдала эту девочку полиции. Само провидение вернуло ее к той женщине, что Вик видела на рыночной площади. А это значит, что сейчас Мартина сделает все возможное, чтобы этой бродяжке было здесь хорошо: накормит, отмоет... И может быть, если хозяйка не заметит, даже оставит ее на ночь в одной из гостевых комнат.
Странным для Мартины оставалось лишь то, как Вик смотрела на графиню. Горничная хорошо запомнила эти огромные глаза, полные страха, ужаса и гнева, обращенные на ее хозяйку. Конечно, Анна Варвик не была ангелом, но она и не вызывала такого всепоглощающего ужаса...
Пока Мартина кормила бродяжку на кухне, в гостиной граф и графиня Варвик обсуждали визит инспектора.
— Молодец, дорогая, я почти поверил, — сказал Эдвард.
Анна прижалась спиной к двери и закрыла глаза.
— Я уверена, что нас не заподозрят. Я мало что понимаю в полицейских расследованиях, но приписать нам какие-нибудь обвинения будет очень и очень трудно, — проговорила она.
В зал вошла Мартина, успевшая накормить Вик и даже отвести ее в комнату тетушки Мадлен, которая на неделю уехала к родственникам в город. Горничная выглядела едва ли не более расстроенной, чем ее хозяйка.
— Я... Я очень сочувствую вам, пани, — тихим голосом сказала она.
Анна лишь кивнула.
Горничная ни капельки не притворялась: она действительно очень огорчилась из-за герцога. Она так любила, когда он приезжал в поместье пани Анны — дом словно наполнялся жизнью, ее вечно грустная и холодная хозяйка начинала улыбаться. Мартина была уверена, что из них получилась бы прекрасная пара — Фридрих был замечательным человеком с чистым и благородным сердцем — такие встречаются лишь в сентиментальных французских романах. А теперь все кончилось. Свадьба, к которой все уже готовились несколько недель, отменяется, а что будет с графиней — она даже не представляла. Когда Мартина, наконец, покинула гостиную, Анна позволила себе улыбнуться. И улыбку эту на всем свете мог понять только он один — он, граф Эдвард Варвик.
* * *
Ночь очаровывает.
Темный полог медленно опускался на город, оставляя лишь очертания домов и бледные тени редких прохожих, стремящихся поскорее спрятаться в своих жилищах от мрачных мыслей и суеты прожитого дня.
Ночь непредсказуема.
Последние отблески заката мелькнули на небе, похоронив огромную алую звезду до следующего светлого, еще теплого дня. Где-то на окраинах города тоскливо завыла собака, наблюдая за молодым месяцем.
Мужчина запнулся на каменной мостовой и рухнул на землю, едва увернувшись, чтобы не сломать себе нос. Он был немного пьян, расстроен и близорук, а вместе с тем дома его ждала жена и четверо чудных детишек. Но разве об этом он мечтал? Его дед был сапожником, как и отец, и дядя, а ему просто досталось семейное дело, и никто не спрашивал его, хочет он этого или нет. Рутинная работа, глупая жена и четверо вечно грязных голодных и галдящих детей — вот что он получил. Черт бы все это побрал.
Мимо промчалась карета, едва не задавив несчастного. Мужчина вскочил на ноги. Подхватив камень, он размахнулся и кинул его в обидчика. Далеко. Не попал.
— Грязная собака, — выругался сапожник.
А еще ночь способна убивать.
— Добрый человек, какой сегодня день? — спросил Эдвард.
— Пятница, — ответил мужчина, вытерев нос рукавом.
— Гм... больше похоже на воскресенье, — сказал вампир, задумавшись.
Сапожник махнул рукой на странного незнакомца и зашагал дальше, но тот снова преградил ему путь.
— Ну что тебе еще? — грубо произнес сапожник, смачно выругавшись.
Эдвард причмокнул, предвкушая скорую трапезу.
— Хотите сыграть в игру, любезный? — вампир лукаво улыбнулся.
— Что ты мелешь?..
— Ты убегаешь, я догоняю, — перебив сапожника, сказал граф.
— Я не...
Страх, как ведро холодной воды, отрезвляюще подействовал на мужчину. Очень странные зубы были у этого господина. Клыки гораздо длиннее, чем у обычного человека, как в байках про вампиров. Вот только сейчас байка перестала быть глупой детской страшилкой, обретая реальную основу.
— Кто ты такой? — дрожащим голосом спросил сапожник.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |