Биография Толкина

Не стояло вопроса, какой поток предпочтет Толкин. Он, конечно, специализировался по лингвистике. Получилось так, что его руководителем оказался Кеннет Сайсэм, молодой новозеландец, ассистент А.С. Нейпира, заведующего кафедрой английского языка и литературы. Толкин после встречи с Сайсэмом и анализа учебной программы, по его словам, "запаниковал: я не видел возможности честно протрудиться два года и еще один триместр'. Все казалось слишком легким и знакомым, поскольку он уже успел хорошо проработать тексты, входившие в курс; он даже немного знал древнескандинавский, который входил в спецкурс, читавшийся специалистом-скандинавистом У.А. Крейги. Больше того, по первому впечатлению Сайсэм не выглядел руководителем, способным зажечь студента. Говорил он тихо, был всего четырьмя годами старше Толкина, которому определенно не хватало командира в лице Джо Райта. Однако новозеландец был аккуратным и педантичным преподавателем, и вскоре Толкин начал и уважать, и любить его. Что касается работы, то за столом Толкин проводил больше времени, чем при прохождении классического курса. Это было не столь легко, как он думал, ибо мерки оксфордского английского отделения были весьма высокими, но вскоре он твердо подчинился требованиям курса и писал длинные заумные исследования типа "Проблемы распространения фонетических изменений", "Удлинение гласных в древнем и средневековом английском", "Англо-норманнский элемент в английском языке". Особенно его интересовал вопрос: как бы использовать свое знание диалекта западных земель центральных графств для изучения средневекового английского, то есть использовать детские воспоминания и родственные связи.

Рональд Толкин прочел много древнеанглийских текстов, не входящих в программу. Среди них был "Христос" Киневульфа, сборник англо-саксонских религиозных поэм. Там он наткнулся на две поразившие его строки:

Eala Earendel engla beorhtast

ofer middangeard monnum sended,

что в переводе означало: "Привет тебе, Эарендел, светлейший ангел/посланный людям в Средиземье". Англо-саксонский словарь переводил Earendel как "сияющий свет, луч", но было очевидно, что у этого слова есть и какое-то особое значение. Для себя Толкин переводил это слово как обращение к Иоанну Крестителю, но верил, что изначально Earendel — название утренней звезды, то есть Венеры. На него странным образом подействовало появление этого имени у Киневульфа. Много позже он писал: "Я почувствовал странный трепет, как будто чтото шевельнулось во мне, пробуждаясь ото сна. Это было нечто отдаленное, чужое и прекрасное, оно было далеко за теми словами, что я пытался постичь — дальше древнеанглийского".

"Старшая Эдда" собрание поэм, некоторые из которых неполны или содержат испорченный текст. Основные рукописи датируются XIII веком. Но многие поэмы сами по себе древнее, и, вероятно, по происхождению старше заселения Исландии. Некоторые поэмы героические, в них описывается мир людей; другие мифологические, описывающие деяния богов. Среди мифологических слоев "Старшей Эдды" наиболее примечательный Volüspa или "Предсказание пророчицы", в котором рассказана история Вселенной от момента ее создания и предсказана ее судьба. Из германоязычных поэм эта заслуживает наивысшего внимания. Она появилась на свет к концу эпохи язычества в Норвегии, когда христианство стало занимать те позиции, где раньше располагались старые боги, и тем не менее от этой поэмы исходило ощущение живого мифа, благоговения и прикосновения к тайне языческого представления о Вселенной. "Старшая Эдда" оказала огромное воздействие на воображение Толкина.

В течение нескольких месяцев после воссоединения у Рональда и Эдит вызывал определенное беспокойство вопрос об ее вероисповедании. Поскольку Рональд желал получить церковное благословение на этот брак, то невеста должна была стать католичкой. Эдит была уверена, что когда-то ее семья была католической, и теоретически она бы с радостью пошла на этот шаг. Но выполнить задуманное было совсем не просто. Она была прихожанкой англиканской церкви и притом весьма активной прихожанкой. В период разлуки с Рональдом большая часть ее жизни сконцентрировалась в приходской церкви неподалеку от ее челтенхэмского дома. Она сделалась очень полезной в церковных делах, постепенно приобрела некоторое положение в приходе — а тот был очень себе на уме, как это обычно бывает в городках с населением из среднего класса и выше. И вот Рональд хотел, чтобы она отказалась от всего этого и перешла в церковь, где ее никто не знал; да здесь она и не видела никаких перспектив. А еще Эдит опасалась, что ее "дядя" Джессоп, в доме которого она жила, очень разгневается: подобно многим другим англичанам его возраста и положения, он был резко настроен против католицизма. Разрешит ли он "папистке" жить в своем доме до ее замужества? Ситуация была щекотливой, и она предложила Рональду отложить дело до официальной помолвки или до момента поближе к свадьбе. Но тот и слышать об этом не хотел; наоборот, он желал побыстрее все закончить. Он оскорблял англиканскую церковь, обзывая ее "патетическим и туманным месивом из полузабытых традиций и искаженных верований". И если Эдит предстояло подвергнуться остракизму за решение перейти в католичество — ну что же, именно это и произошло с его дорогой мамой, и она это вынесла. Он писал Эдит: "Я искренне верю, что бессердечие и мирские опасения не должны отвращать нас от неукоснительного стремления к свету'. Сам же он теперь регулярно посещал мессы и, похоже, решил покончить с прегрешениями предыдущего года. Очевидно, вопрос о католичестве Эдит глубоко волновал его; возможно, хотя он в этом и не признавался, это выглядело вроде как испытание ее любви после акта неверности (обручения с Джорджем Филдом).

И невеста поступила так, как хотел жених. Она сказала Джессопам, что собирается перейти в католичество. "Дядя" отреагировал в точном соответствии с ее опасениями: приказал убираться из его дома, как только отыщется жилище. В этих кризисных условиях Эдит решила устроиться с помощью своей старшей двоюродной сестры Дженни Гров, маленькой, горбатой и решительной. Они начала вместе искать комнаты. Похоже, было несколько предложений жилья в Оксфорде, так что Эдит могла бы жить недалеко от Рональда. Но, по всей видимости, это не отвечало ее желаниям. Возможно, в ней говорила обида за то давление, которое он оказывал на нее в этой историей с католической религией, и уж совершенно определенно она хотела жить независимой жизнью до замужества. Они выбрали Уорик: это было недалеко от ее родного Бирмингема, но куда привлекательнее. После некоторого периода поисков им удалось найти временные комнаты, и Рональд присоединился к сестрам в июне 1913 года.

Он нашел, что Уорик, его деревья, холм и замок замечательно красивое место. Погода была жаркой. Они с Эдит плавали на плоскодонке вниз по Эйвону. Вместе они были на благословляющей службе в католической церкви, и Рональд писал, что "мы вышли оттуда совершенно счастливыми, ибо впервые могли сидеть спокойно рядышком в церкви'. Однако немало времени ушло на поиски жилья для Эдит и Дженни; когда же они нашли нечто подходящее, понадобилось много труда на его подготовку. Рональд считал, что часы, проводимые в домашних хлопотах, действуют раздражающе. И точно, Рональд с Эдит не всегда ладили, оставаясь вдвоем. Они не слишком хорошо друг друга знали, поскольку три года провели в разлуке и вращались при этом в совершенно разном обществе: он в мужском, шумном, академическом, она в смешанном, тихом, домашнем. Они выросли, но выросли вдали друг от друга. И отныне, желая придти к взаимопониманию, волейневолей шли на уступки друг другу. Рональду приходилось с терпением относиться к постоянной погруженности Эдит в повседневные заботы, которые ему могли бы показаться пошлыми. Ей следовало приложить усилия и понять его увлеченность книгами и языками, которая в ее глазах могла бы выглядеть эгоистичной. Полностью ни она, ни он в этом не преуспели. Их письма наполнены привязанностью, но временами в них сквозит раздражение. Рональд мог именовать Эдит "крошкой" (это было у него излюбленное словечко по отношению к ней) и с любовью говорить о ее "домике", но как личность она отнюдь не была крошкой, и когда они оставались вдвоем, столкновение характеров часто рождало вспышки. Причина этого частично лежала в том, что Рональд придерживался выбранной им самим роли сентиментального воздыхателя, а это коренным образом отличалось от того облика, в котором он представал в своей мужской компании. Между ними была настоящая любовь и понимание, но он частенько облекал их в любовные штампы. Если бы Рональд больше обращался к ней своим "книжным" лицом и брал ее в свою компанию, ей было бы легче, когда в их женитьбе это различие проявилось всерьез. Но он никогда не смешивал эти две стороны своей жизни.

После Уорика Рональд уехал в Париж с двумя юными мексиканцами, выполняя обязанности куратора и сопровождающего. В Париже они повстречали третьего мексиканца с двумя тетками, которые практически не знали английского. Рональду было стыдно, что его испанский находится в зачаточном состоянии, и он обнаружил, что даже его французский терпит провал при попытке его использования. Рональд очень полюбил Париж, ему нравилось самому бродить и открывать для себя этот город, но французы, которых он видел на улицах, ему не понравились; он писал Эдит, что они "вульгарны, толкаются, плюются и вообще ведут себя неподобающе". Задолго до этой поездки он признавался, что не любит Францию и французов, и увиденное им за это путешествии не излечило его от франкофобии. Пожалуй, к тому были некоторые основания, если учесть случившееся позднее. Тетки и мальчики решили поехать в Бретань, и эта мысль Рональду понравилась, поскольку настоящие бретонцы имеют кельтское происхождение и говорят на языке, во многих отношениях схожим с валлийским. На самом же деле пунктом их назначения оказался морской курорт Динар, похожий на все прочие курорты. "Бретань! — писал Рональд Эдит. — Не видеть ничего, кроме курортников, мусора и кабинок на колесиках'. Но впереди было нечто похуже. Через несколько дней после приезда он шел по улице с одним из мальчиков и старшей теткой. На тротуар въехал автомобиль, сбил тетку и переехал ее. Травма оказалась очень серьезной. Рональд помог доставить женщину обратно в гостиницу, но через несколько часов она скончалась. Праздник обернулся печальной необходимостью организовывать отправку тела в Мехико. Мальчиков Рональд отослал в Англию и написал Эдит: "Никогда больше не возьмусь за такую работу, разве что окажусь в жесточайшей нищете'.

Осенью 1913 года его друг Дж.Б. Смит, окончив школу короля Эдуарда, поступил в Оксфорд в качестве стипендиата колледжа Тела Христова, где ему предстояло учиться на английском отделении. Теперь Ч.К.О.Б. полностью сосредоточился в Оксфордском и Кембриджском университетах, ибо в последнем уже учились Р.К. Джилсон и Кристофер Уайзмен. Иногда четверка друзей встречалась, но при них Толкин ни разу не проговорился о существовании Эдит Бретт. Тем временем подошел срок к приятию ее в лоно католической церкви. После этого им предстояло формальное обручение, и он вынужден был сообщить об этом друзьям. Он написал Джилсону и Уайзмену, не зная толком, как преподнести эту новость, и даже не сообщил имя своей нареченной. Определенно он чувствовал, что все это дело покажется мелочью для мужского товарищества Ч.К.О.Б. Все его поздравили, а Джилсон проницательно заметил: "Я не боюсь, что от всего этого такой стойкий приверженец Ч.К.О.Б., как ты, сколько-нибудь переменится'.

Невесту просветил в католической вере отец Мэрфи, приходской священник в Уорике. Он выполнил свои обязанности в точном соответствии с долгом, но не более того. Позднее Рональд возмущался такой небрежностью. Оказалось, что глубокую и страстную природу веры Рональда, связанную для него с памятью о покойной матери, трудно передать другому.

Эдит стала католичкой 8 января 1914 года. Они с Рональдом нарочно выбрали дату. Это была первая годовщина их воссоединения. Вскоре они были официально помолвлены в церкви отцом Мэрфи. Эдит впервые ходила на исповедь и получила первое причастие — "это было большое и удивительное счастье" — и поначалу держалась этого мнения, регулярно посещая мессу и часто причащаясь. Но католическая церковь Уорика выглядела убого (даже Рональд назвал ее "суровой") по сравнению с великолепием в Челтенхэме, и хотя Эдит помогала в церковном клубе для работающих женщин, в новой общине у нее почти не было подруг. Она начала тяготиться исповедями. И когда ее вдруг беспокоило состояние здоровья (что бывало часто), посещение мессы запросто откладывалось. Она сказала Рональду, что ей не под силу рано вставать и мчаться в церковь, дабы причаститься: "Я и хочу ходить, и хотела бы иметь силы ходить, но это совершенно невозможно: мое здоровье не выдержит'.

Эдит вела отнюдь не радостную жизнь. Иметь свой дом и кузину Дженни в качестве компании было неплохо, но члены этой компании частенько действовали друг другу на нервы. Рональд, правда, их навещал, но больше говорить было не с кем, да и делать нечего, за исключением домашних дел. У нее было свое пианино, и она могла бы заниматься часами, но теперь было ясно, что карьера концертирующей пианистки для нее закрыта (замужество и материнские обязанности были тому вескими причинами), так что не стало стимулов заниматься. В услугах органиста католическая церковь не нуждалась. Общественная жизнь в Челтенхэме для Эдит была закончена, а денег хватало разве что на нерегулярное посещение театра или концерта. И поэтому ее начали раздражать письма Рональда, описывающие жизнь в Оксфорде как череду званых обедов, "шумных скандалов" и хождений в кино.

Рональд явно становился модником. Для своих комнат он купил мебель и японские гравюры. У портного он заказал два костюма и нашел, что в них он выглядит отменно. Со своим другом Колином Каллисом он основал еще один клуб под названием "Клуб клетчатых"; на обеды клуб собирался по субботам в комнатах Каллиса или Рональда. Общество диспутов Эксетеровского колледжа (и, надо заметить, неотъемлемая его часть) после некоторых фракционных распрей избрало Рональда своим президентом. Так он впервые познал вкус политики колледжа, и этот вкус ему очень понравился. Он катался на лодке, играл в теннис и одновременно занимался достаточно, чтобы получить весной 1914 года Скитовскую премию по английскому языку. Пять фунтов стерлингов, составлявших денежную часть премии, он истратил на покупку книг по средневековому валлийскому и нескольких книг Уильяма Морриса24: "Жизни и смерти Язона", перевода "Саги о Вёльсунгах" и рыцарского романа в прозе и стихах "Дом Вольфингов".

Сам Моррис был выпускником Эксетеровского колледжа; вероятно, этот факт стимулировал интерес Толкина. Но до того времени он явно не был знаком с фантастическими сочинениями Морриса, и вообще современную английскую литературу он знал неважно. Поскольку Рональд был лингвистом, то оксфордская программа обучения требовала от него лишь поверхностного знакомства с послечосеровской литературой. Правда, он сделал несколько фрагментарных заметок по творчеству Джонсона25, Драйдена26 и драмы времен Реставрации, но не проявил к этому бурного интереса. Что касается современной беллетристики, то он писал Эдит: "Ты же знаешь, я так редко читаю романы'. Для Рональда английская литература заканчивалась Чосером; другими словами, весь свой восторг и вдохновение он черпал из древней и средневековой английской и ранней исландской литератур.