-Он не только директор школы, но и председатель Визенгамота. В Первую Магическую он был символом и лидером сопротивления Волдеморту. Я сам пришёл нему и отдал всё, что мог, ради Лили. Но он её не спас...

-Как он может требовать от тебя что-то взамен, если не выполнил своих обязательств?

-А его никогда не интересовало, что я думаю по этому поводу. Никого из них.

Утро началось с фиала Бодрящего зелья и привычной боли, пульсирующей в левом виске. Никакой программы для Гарри они, конечно же, вчера не обсудили — после таких-то откровений! Снейп никак не мог понять, каким образом мисс Рипли ухитряется любую беседу свернуть на его личные переживания, и почему он сам с такой лёгкостью позволяет ей делать это? Но — странное дело! — после таких разговоров он чувствовал усталость, опустошение, но и облегчение тоже. И сколь бы мучительным ни был процесс, зельевар с настойчивостью мазохиста раз за разом позволял девушке увлечь себя в препарирование его души и разума, чтобы позже почувствовать, как ещё один тугой виток колючей проволоки на сокровенной части его сознания порван.

В виске снова стрельнуло болью. Северус поморщился: за годы практики он так и не сумел создать идеальное зелье от мигрени. К любому, даже самому хитрому, составу организм слишком быстро привыкал, и он переставал действовать. Для очистки совести Снейп всё же глотнул немного последней модификации болеутоляющего и двинулся на завтрак, стараясь держать голову прямо. Он знал, что за эту привычку многие считают его высокомерным и склонным презрительно относиться к собеседникам, но ему было на это наплевать. Никто ведь не станет осуждать человека со сломанной ногой, что он не танцует джигу, верно? А чем голова хуже? Не ходить же по Хогвартсу с плакатом "у меня болит голова"!

В Большом зале было непривычно пусто: сегодня Северус явился на завтрак совсем уж в несусветную рань и, признаться, рассчитывал, что успеет выпить кофе в одиночестве, пока не набежали коллеги. Увы, через десять минут явились Минерва и Спраут. Благо, от них удалось отделаться жалобой на головную боль, подкреплённой пространным рассуждением о модификациях лечебных зелий. Дамы вежливо покивали и оставили Снейпа в покое. Но едва он поставил на стол опустевшую чашку и поднялся, на пороге зала появился Альбус — в измятой мантии и с плохо расчёсанной бородой. Одетым он спал, что ли, подумал Снейп, но, разглядев роскошные мешки под старческими глазами, пришёл к выводу, что директор вовсе не ложился этой ночью.

-Как ваш консилиум? — первым делом спросил Дамблдор, не удосужившись даже поздороваться.

-Вы так спешили задать этот вопрос, что даже не успели привести себя в порядок? — не удержался от шпильки зельевар. — Альбус, на вас же дети смотрят!

-В самом деле! — подхватила Минерва, — Альбус! В твои-то годы!

-Девочка моя, ты могла бы привыкнуть, что с годами я стал позволять себе некоторую эксцентричность в одежде. Маленьким волшебникам, особенно маглорождённым, так нужна сказка, и мой долг как директора волшебной школы — дать им эту сказку, пусть даже всего лишь образом настоящего сказочного волшебника!

-Эксцентричность — это ещё куда ни шло, но неряшливость — первый признак старческой деменции! — ввернула Помона, обменявшись с Минервой понимающими взглядами. Директор поморщился. Кто угодно был бы недоволен, если в ответ на твой вопрос жизни и смерти тебе вместо ответа начинают указывать на недостатки твоего гардероба!

-Так всё же, мальчик мой, — настойчиво повторил он, — как прошёл ваш консилиум?

Северус с подчёркнутым удивлением вздёрнул левую бровь:

-Вы твёрдо уверены, что Большой зал во время коллективного завтрака — лучшее место для обсуждения столь важных вопросов? В замке полным-полно более приспособленных для серьёзных разговоров помещений.

Вид изнывающего Дамблдора доставлял ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Сколько раз директор подобным образом мотал нервы свои подчинённым — не передать! А теперь сам попал под раздачу, а главное — формально ему не к чему придраться, зельевар всего лишь печётся об избавлении от лишнего внимания и о сохранении должной степени секретности. Красота!

-Не могу разделить с вами эту уверенность, хоть и уважаю ваше беспокойство, — с изысканной вежливостью продолжал издеваться он. — Думаю, стоит отложить наш разговор до более удобного момента. А теперь прошу меня простить, дела сами не сделаются.

-Северус! — в голосе директора появились угрожающие нотки. Впрочем, спине Мастера зелий, которой они оказались адресованы, до драных пикси были все переливы альбусового тона.

-Альбус, вам не следует изводить себя напрасными переживаниями, — смилостивился Снейп. — Право же, пока мы не успели принять никаких судьбоносных решений, иначе я непременно сообщил бы вам о них в любое время дня и ночи, как вы и просили.

Изысканная вежливость позволяет оскорблять людей с не меньшей, а порой и большей эффективностью, чем самая грязная площадная ругань, прав был Люциус, годами оттачивающий умение вить словесные кружева. К такому выводу я пришёл, сбежав, наконец, из Большого зала и запершись в своих комнатах, чтобы обдумать дальнейший план действий. Не то чтобы он имел какой-то смысл, в нашем деле планировать — пустое дело, но привычка раскладывать всё по полочкам успокаивала меня и настраивала на рабочий лад. После маленькой стычки с директором меня переполняло мрачное удовлетворение, под натиском которого отступила даже проклятущая мигрень. Идти на лекции смертельно не хотелось, с куда большим удовольствием я бы сейчас заперся в лаборатории и занялся антиликантропным зельем, но до прибытия сибарита Горация оставалось ещё порядочно времени, так что все гриффиндорские малолетки по-прежнему были в моей полной власти, такая уж у них горькая судьба... Дам внеплановую контрольную, решил я. А то расслабились что-то они без отработок, как бы не решили, что я внезапно подобрел, и не сели мне на голову!

В качестве небольшого, но приятного бонуса я отправил сову мисс Рипли. Ничего особенного: пожелал доброго утра и спросил, как там Гарри, потому как при последнем нашем расставании он пребывал в весьма растрёпанных чувствах, а для его психики подобные встряски — тяжкий труд, это я уже понимал. Очень, как оказалось, важно иметь возможность время от времени общаться с адекватным, понимающим человеком, который не пытается тобой манипулировать или требовать каких-то особых услуг, зато с ним можно и поговорить, и помолчать. Должно быть, это и называется дружбой: прежде я не имел возможности сполна ощутить это чувство, всё-таки, в отношениях между мной и Люциусом было слишком много бартера "ты — мне, я — тебе", пусть и завуалированного.

Но как же, всё-таки, неудобно, что мисс доктор — магла! С совами ей худо-бедно удалось справиться (я пару раз уже отправлял ей записки), но эта связь была односторонней: в случае острой нужды самостоятельно послать мне весть мисс Рипли бы не смогла. Двусторонние зеркала в её руках остались бы простыми стекляшками, а телефона в Хогвартсе не было и быть не могло. Как раз на днях мы договорились о ежедневной сове утром и вечером (до и после работы в клинике, чтобы не привлекать ненужного внимания), подобная предосторожность хоть как-то компенсировала отсутствие более оперативных способов связи.

Ответ пришёл прямо во время второй пары. Благо, пятый курс Равенло-Хаффлпафф уже достаточно выдрессирован, чтобы не отвлекаться от бурлящих котлов на какую-то там всклокоченную сову.

"Северус, ты нужен срочно! С Гарри беда!"

И ещё много-много восклицательных знаков и путаных объяснений, нелепые указания, как и куда мне прибыть, будто я сам не в состоянии догадаться, что не стоит пугать персонал клиники аппарацией прямо в центральный коридор! Впрочем, судя по тону и виду записки (она писалась явно наспех на обрывке медицинского бланка), случилось и впрямь что-то из ряда вон выходящее, обычно мисс Рипли не свойственная подобная эмоциональная неустойчивость.

Но предел возможностей есть даже у волшебников, особенно если они, как, к примеру, я, по рукам и ногам связаны бюрократическим аппаратом, который куда могущественнее и неуязвимее, чем пресловутая Лернейская гидра! Объясняться с директором мне было вовсе не с руки (для начала пришлось бы объяснять, почему я счёл возможным переписку с маглой совиной почтой, да ещё и не предоставил её директору для перлюстрации), поэтому покинуть школу незаметно я смог бы разве что в перерыве, пожертвовав обедом. Сову с ответом я отправлять не стал: скорее всего, я прибуду в Лондон раньше, чем она долетит, ни к чему зазря мучить птицу.

Отговорившись утренней головной болью, я отвертелся от обязательного бдения в Большом зале и покинул замок. Незамеченным пробраться к границе хогвартсовского антиаппарационного барьера было сложнее, но я сумел даже это и аппарировал в знакомые уже кусты недалеко от клиники, а после чуть ли не четверть часа дожидался мисс Рипли на проходной (она занималась с пациентом и не могла прервать сеанс).

Не могу не отметить профессионализма мисс Рипли: как бы ни была она эмоциональна в письме, вживую она являла собой образец выдержки и самообладания. Покончив с неизбежными формальностями на входе, мы двинулись на третий этаж, а по дороге меня ввели в курс дела. Со слов доктора, выходило, что ночью дежурная медсестра обратила внимание на крайне беспокойный сон Поттера-младшего (и от видеонаблюдения есть толк!). Следуя инструкции, она вызвала дежурного доктора, который предположил, что ребёнка мучают кошмары. Разбудить Гарри медикам не удалось. Что было потом, понять трудно, так как камера неожиданно сломалась, а медсестра и врач путаются в показаниях, но к утру Гарри впал в кататонический ступор, из которого до сих пор не вышел.

-Предполагаю, что у Гарри произошёл очередной магический выброс, отчего и сломалась камера. Отсюда и путаные показания дежурной бригады: маглы вообще плохо воспринимают проявления магии, поскольку те заметно выходят за рамки возможного, по мнению обывателей.

-Я тоже так предположила, — кивнула мисс Рипли. — Но по инструкции мы вынуждены были отстранить их от работы и инициировать служебное расследование. Миссис Дурсль пока ничего не сообщали...

-И правильно, — перебил я. — Возможно, нам удастся справиться с последствиями быстро, ни к чему ей лишний раз волноваться, лучше пусть узнает всё постфактум.

Уже на подходе к комнате Гарри я понял, что наши предположения близки к истине, а стоило мне переступить порог, я уверился в них окончательно. Воздух дрожал от магии. Всё, что в помещении было электрического, разлетелось в пыль, оплавилась даже безопасная розетка в коридоре. Но самое сильное впечатление производил обрушившийся с порога, будто кувалда, всепоглощающий, парализующий, лишающий рассудка страх!

Не будь я столь искушён в окклюменции, в этот день у мисс Рипли появился бы ещё один пациент. Мне приходилось ранее испытывать на себе воздействие мощных легиллиментов — и Лорд, и Альбус не чурались подобных методов, и мне волей-неволей пришлось выучиться противостоять их напору. Поттер, даром что необученный, если и отставал от них, то совсем ненамного: всё-таки, от природы мальчишка был очень силён, пусть и совершенно не умел управляться со своим даром.

-Это не совсем кататония, — сумел объяснить я доктору, едва успевая возводить всё новые и новые щиты взамен рушащихся под напором бушевавшего вокруг безумия. Гарри сметал их совершенно бездумно и неосознанно, с элегантностью урагана, увлекающего за собой соломенные крыши самодельных хижин. — Гарри в сознании, пусть и помрачённом. Он поглощён и парализован ужасом.

Мисс Рипли не стала, вопреки моим ожиданиям, тратить время на бесполезные предположения о том, что же могло стать причиной подобного состояния ребёнка (версия о кошмарах и мне, и ей казалась несостоятельной), а вместо этого сходу выдала с десяток названий препаратов, могущих вернуть Поттеру если не полноценное спокойствие, то хотя бы видимость такового. Но мне важнее было понять, что же стало причиной столь мощной панической атаки, а химические средства лишь смазали бы клиническую картину.

Подобно сапёру во времена войны (об их работе я читал в старых хрониках), я осторожно подбирался к помрачённому сознанию Гарри, пытаясь нащупать хотя бы тень осознанных мыслей. Бесполезно.

-Может, у него что-нибудь болит? — предположила мисс Рипли. — Для Гарри всегда очень важны были тактильные ощущения, а телесный дискомфорт мог вызвать настоящую истерику.

-Я не ощущаю от него физического страдания, — возразил я. — Точнее, оно есть, но является следствием, а не причиной. Как вы обычно справляетесь с истериками своих подопечных? Неужели только химическими средствами?

По словам мисс Рипли, выходило, что так и есть: маглы предпочитали глушить лекарствами симптоматику, не в силах разобраться в причине оной.

-Но ведь это означает, что подобные состояния будут возвращаться вновь и вновь?

-В этом-то и состоит главная проблема современной психиатрии, — грустно подтвердила девушка.

Я задумался. Чем дольше длилось страдание Поттера, тем разрушительнее становились последствия для его психики, даже если не заострять внимание на элементарной гуманности, коя мне, по общему мнению, абсолютно несвойственна. Телесные страдания провоцируют психический дискомфорт и наоборот, причём в конкретном случае первопричиной является именно патология психики. Что, если здесь и кроется выход?

-Попробуем старинный метод, именующийся "клин клином вышибают", — терять мне было нечего, всё, что могло в комнате пострадать от магии, уже было разрушено Поттером, поэтому я достал палочку и при помощи простенького Агуаменти полил застывшего в нелепой позе ребёнка холодной водой. Поттер задышал громко-громко, грудная клетка судорожно вздымалась, будто он вынырнул с немыслимой глубины и уже успел отчаяться добраться до воздуха. Пересохшие губы жадно ловили струйки воды, сведённые спазмом мышцы постепенно расслаблялись, но глаза всё так же были закачены, и в сознание он так и не пришёл.

-Пить хочет, — еле слышно выдохнула Рипли за моей спиной. Я отменил заклинание. С выдающей многолетний опыт сноровкой доктор из поильника сумела влить в Поттера немного воды. Дыхание ребёнка понемногу стало выравниваться. Рипли присела рядом с Гарри, тихо-тихо укачивая его как младенца, как вдруг тело его на её коленях выгнулось дугой, и мальчишка протяжно закричал, будто от боли. Да что ж с ним такое?! Я подхватил едва не слетевшего на пол ребёнка, и вдвоём с мисс Рипли мы с трудом сумели удержать его бьющееся в конвульсиях тело на постели.

-Гарри, я здесь, — позвал я, надеясь, что его глубины подсознания среагируют на знакомый голос. Одновременно с этим я пытался пробить толстенный блок ужаса, выстроенный Поттером вокруг его разума, и в какой-то момент мне показалось, что сопротивление чужого сознания ослабло.