Комендант

— Сережа, но все же ты на вопрос не ответил.

-А как на него ответить? Вот жил— был я, кошек не мучил, лягушек не давил. Добровольно пошел на фронт и добровольно положил кто знает сколько русских, немцев, австрийцев. Вот турки и японцы не попадались, а то бы и их. Кстати, греки были под Николаевом. Могли быть и французы и даже негры, если бы не смотались, бросив все, что можно. В прошлом году и поляки были.

Я выразительно вздохнул.

-Сережа, не жди от меня каких -то откровений, что тебе озарят понимание тобой темных мест бытия. Может, кто тебе и расскажет, что от чего происходит и кто больше всех виноват, но не я. Мне бы и самому кто— то бы подсказал, куда мы все идем и что нас ждет. Это я тебе могу благодарность выразить, потому как понял, что не на дно идем, а к свету и дальше впереди не могильная яма маячит.

— Ты что— и о могиле думал?

— А как же. Особенно осенью девятнадцатого, очень паршивое время было. И летом восемнадцатого не лучше, тогда победа наша совсем реальной не казалась. Весной девятнадцатого или зимой следующего года совсем другое дело. Вот с Врангелем я уже так не беспокоился, особенно когда стало ясно, что с Пилсудским они вместе воевать не договорятся, а будут каждый за себя. Так что Врангелю светило только удержаться в Крыму и раз за разом нас отбивать, а вот победить уже нет. Скончалась белая идея. Теперь в нее уже никто не поверит, будут только ее тащить по привычке. А никого нового они не завлекут. Так что теперь уже врагам нужно под красную идею маскироваться. И говорить, что мы за советскую власть, но без коммунистов или что-то еще другое придумать. Как-то соединить красное знамя и что-то националистическое, либо вспомнить какой-то эсеровский или меньшевицкий лозунг. Но без красного знамени все отвернутся да откажутся.

Ладно, Сергей, малость подожди, мне бумагу доделать надо, а ты пока что— то философическое придумаешь.

Сергей Готлибов придвинул лист бумаги и стал вглядываться в многочисленные графы, а я пока размышлял. И не зря, Вспомнились мне два парня, побывавшие в Афганистане и там контуженные. Вот им стоило выпить хоть чуть— чуть, как их начинало тянуть на приключения, а именно в драку и даже без повода. До контузии этого не было. Я про эту проблему медицинскую литературу поизучал и установил, что такое характерно для людей с травмированным мозгом. То есть такое может случиться и дома, если ты с крыши свалишься и головой тормозить будешь. Но все же травмы головы в мирное время хоть и никуда не деваются, но не так часты. А вот на войне их там должно их быть побольше.

Думаю, что на первой мировой, когда на окоп целыми днями сыпались тяжелые снаряды, их должно было быть побольше, чем в Афганистане. Вообще, наверное, такие были через одного. Сергей уже рассказывал кое— что про огнь тяжелой артиллерии, особенно на открытом месте. Эврика, а что, если число контуженных будет очень велико, и столь же велико будет потом число тех, у кого мозг изменился под воздействием одной или нескольких контузий?

Ведь при контузии в мозгу образуются множественные мелкие кровоизлияния. Потому медики и требуют постельного режима после сотрясения. Чтоб эти кровоизлияния хорошо рассосались. Если же это пошло плохо, то в мозгу образуются рубчики на тех местах. Оттого начинается дождь, и мозги на это реагируют, принял сто грамм и начудил и прочее... А если рубчиков много, то и без дождя и ста грамм человек в психопата превращается.

Придет с войны в деревню пара таких вот контуженных и прощай, порядок, надолго.

Я еле дождался, когда Сергей допишет, а потом ему рассказал. А он меня не понял и идею эту сразу отверг. Как оказалось, все дело в терминологии. В мое время под контузией понимали последствия удара взрывной волны с сотрясением головного мозга как минимум. А в его время контузией называлась травма без образования ран. Поэтому если в солдата попадала шрапнельная пуля и пробивала кожу на руке, то это было ранение, а когда пуля была на излете и оставляла только синяк, а раны не было, то это и называлась контузия.

Пришлось Сергею пояснять, как проявляется сотрясение мозга и что от него потом может быть. Он подумал и сказал, что да, такое случалось от удара взрывной волны часто, что люди терли сознание. Потом отходили. Тех, кто после этого был совсем плох, отправляли лечиться, но большинство, как только тошнить переставало и чуть полегче становилось, то снова работали или воевали. Никто им обычно ничего лечебного не делал. Ну, разве что ссадину фельдшер помажет. И кстати, тезка тоже видал, что после нескольких таких коллизий люди становились умалишенными, или от небольшой порции водки у них тормоза отключались. Еще он добавил, что у снарядов есть и еще один поражающий фактор: ядовитые газы от сгоревшей взрывчатки. Особенно гадкие газы от экразитовых австрийских снарядов. Тротил тоже жутко воняет, но чуть поменьше. От снарядов с порохом этих ядовитых газов почти нет. После взрыва в воронке остается отрава и, если неудачно попадешь в нее, то можно даже ими отравиться. Бывает такое и при близких взрыва снарядов возле блиндажа: отрава начинает сочиться сквозь щели.

Вроде как получается, что в стране накапливается прослойка людей с некоторыми отклонениями в поведении. А если они склонны к насилию и заводятся с полуоборота, то это то, что надо для любого, что власть захватывает. И как бесплатное приложение-реки крови.

Вот до чего дошел и довел прогресс в военном деле!

Но теперь насколько это справедливо? Проверим так— первое серьезное применение снарядов с такой взрывчаткой-русско-японская война. После нее была революция у нас и какие-то волнения в Японии. Но старая власть устояла. Ладно, сочтем, что шимозы и мелинита было еще недостаточно, да и власть была и работала жестко.

Теперь Первая мировая, но не у нас. После войны было много революций, восстаний и малых войн против соседей. Пожалуй, в Европе все окончательно утихло где-то в двадцать третьему году. Кстати, и у нас гражданская совсем кончилась к этому времени тоже.

Что намекает о том, что именно к этому моменту везде окончились 'пассионарии после контузий'. Даже если они еще не кончились, то народ уже от них устал и на лозунги о восстании отвечал грубо и отрицательно.

И появились в Европе рассказы о молодых людях 'потерянного поколения'. Те, кто прошли эту войну и устали от нее. То есть те, кто после военных приключений (и контузий в довесок) сил на открытый бунт не имели или не хотел, но жить им было тяжело.

То, что медики называли 'церебрастения'. Уставший мозг, если перевести.

Дальше? Великая Отечественная. Ну да, рассказывали люди, что после войны много было людей после контузий, чудивших, пивших, а то и на преступления готовых. Прямо так и говорили: 'да он контуженный!' И всем становилось ясно. Но система власти в стране работала и все постепенно пришло в норму. Те, кто мирно жить не мог, отправились известно куда, а кто мог-занялись обычной жизнью.

Вьетнам? Ну да, тот самый 'вьетнамский синдром'.

Черт возьми, прямо таки открытие века! Влияние бризантных взрывчаток на мировую политику и революции! 'Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда...'

И идеи у аспирантов тоже.

Действительно, это меня занесло в немыслимые выси. И сразу же шлепнуло об землю. Ведь сколько революций и восстаний произошло вне зависимости от войн и контузий на них. Скажем, то же самое свержение шаха в Иране. Не воевал Иран тогда ни с кем. И вообще лет полтораста не воевал как страна. Междоусобицы какие-то были. Неоткуда взяться там множеству некогда контуженных.

Это на дворцовый переворот много не надо. Хватит какого-то там капитана гвардии, попавшего в прошлую войну под снаряд, а ныне поднявшего свой батальон на штурм правительственного квартала.

Надо подумать еще.

Хотя сермяжная правда в этом всем есть. Раз всякая война сопровождается изрядным числом контуженных и невротизированных, надо после нее принимать некие меры. Льготы для тех ветеранов, что готовы мирно жить, и ежовые рукавицы для тех, кто желает принести минувшую войну домой.

Но обычно такое делается, так что опять же это не открытие. Добро, Петрович, ино придумаем еще...