Квази-мо (Фантазии богославской жизни)

— Извините, что без цветов, — сказал я, — но нигде не видел цветочных магазинов, чтобы купить букет роз.

— Вы собирались купить цветы? — изумилась она. — Вы хотели, чтобы для вас срезали то, что предназначено для украшения нашей земли? — сказала она с возмущением в голосе.

— А разве я не должен приходить с цветами к женщине? — я удивился не меньше.

— У нас к женщине приходят с улыбкой и с чистыми намерениями, — сказала женщина, — а рвать цветы или срубать елочки для празднования языческих праздников — это уж слишком.

— А что вы понимаете под чистыми намерениями? — спросил я.

— Чистые намерения — это намерения любви, — улыбнулась женщина, — а проявления любви могут быть самыми разными. Не обязательно дальнейшая совместная жизнь, но даже кратковременная вспышка любви освещает нашу жизнь. Вы заметили, что у нас редко появляются облака? Они приходят только тогда, когда мы все спим, они приносят с собой дождь, прохладу и чистоту.

Глава 25

— И давно это у вас так? — спросил я.

— Что именно? — не поняла женщина.

— Ну, вот эти, чистые намерения? — уточнил я.

— Да, пожалуй, всегда так и было, — рассмеялась моя знакомая, — у нас каждый говорит и делает то, что у него есть на душе, на сердце. У нас и общество называется чистосердечным.

— И поэтому вы все такие доброжелательные к людям? — не понимал я. — А вдруг человек вам не нравится или он делает то, что он не должен был делать. Вы также с улыбкой и чистосердечно говорите ему всё это, не дожидаясь того момента, когда человек поймёт, что его поведение предосудительно, противоестественно или антиобщественно?

— Конечно, а как же иначе, — чистосердечно и с полной уверенностью в своей правоте сказала женщина, — правда, таких случаев в последние двести лет не было.

— Неужели у вас всегда всё было так безупречно и благородно? — не верил я.

— Да, именно так, — убеждала меня хозяйка.

— Неужели у вас не бывает мыслей, противоположных тому, что вы называете чистосердечным обществом? — снова спрашивал я.

— Не бывает, — твердо сказала женщина с некоторой задержкой при ответе.

— И если я вам сейчас скажу, что пришёл к вам только за тем, чтобы попить ваш чай, а потом завалить вас в постель и наслаждаться вашими женскими прелестями, то и это вас не удивит? — задал я провокационный вопрос.

— Почему же это должно меня удивить? — рассмеялась женщина. — Я и сама подошла к вам только за тем, чтобы обратить на себя внимание, понравиться и затащить в свою постель. Вы же не обидитесь на мои слова?

— Нет, не обижусь, — признался я. С одной стороны, это неплохо, когда подошёл к женщине и сказал то, что ты от неё хочешь. А то начинаются всякие там поводы для знакомства, создание ситуаций для повторной встречи, жесты внимания и тому подобное, а когда дело доходит до главного, то к этому моменту уже нет большого желания, и внимание переключается на другой объект.

— Вот видите, — обрадовалась женщина, — пойдёмте быстрее пить чай и в постель, она уже давно готова и дожидается нас.

Действительно. Всё как у нас: нечего тянуть резину, по рублю и к магазину.

— Варенье было исключительно вкусным, и она сама была не менее вкусной, чем варенье, — думал я в нежной истоме, нюхая светло-шатеновые волосы, лежащие у меня на плече. — Интересно, они естественные или крашеные? В чистосердечном обществе не должно быть никаких красок. Если зелёное, то зелёное, если седое, то седое. Если оно чёрное, то и должно оставаться чёрным. И белый цвет должен оставаться белым. И, вероятно, у них нет и фотошопа. Если человек по жизни урод, то и на фотографии он должен быть полным уродом, а не херувимом, глядя на которого умиляешься и отдаешь за него голос на выборах. А когда его выберут, то думаешь, — где же глазоньки-то мои были, выбирая этого урода.

— Слушай, а как тебя зовут? — спросил я свою партнершу.

— Майя129745NH67, — ответила она.

— А как твоя фамилия? — спросил я, по наитию чувствуя, что фамилий при таком имени быть не должно.

— А зачем она мне? — сказала Майя. — Двести лет назад мы избавились от этого архаизма. Имя есть имя. Всё равно нельзя дать каждому человеку индивидуальное имя. Очень много имен одинаковых. Мы взяли эти имена и пронумеровали. Просто, но зато точно. Компьютер по моему номеру и имени может выдать всю необходимую информацию обо мне. Точно также и о любом другом человеке.

— А ты помнишь имя своего отца? — вдруг спросил я и понял, что поставил её в тупик.

— Имя я вообще-то помню, — с расстановкой сказала она, — а вот номер не помню. А какое твое дело до имени моего отца и моей матери? Они живут сами по себе, и я живу сама по себе. Я не хочу, чтобы кто-то мешал мне, и сама не хочу мешать кому-то жить.

— А семьи у вас есть? — осторожно задал я вопрос.

— А зачем они нам? — удивилась Майя. — Человек — это личность, и она должна самореализовываться. Ему не должно быть дела до того, где находятся его родители или где его ребенок. Они тоже самореализовываются. На том и стоит наше общество. Каждый человек — это ячейка общества и он должен отдавать все свои силы и знания на пользу этого общества, а не отвлекаться на разные мелочи типа семьи, домашнего хозяйства, воспитания детей. Есть специальные люди, которые воспитывают детей и призревают престарелых людей. Послушай, что тебе надо от меня? Ты получил свое, можешь идти в свою ячейку самореализовываться.

— Нет у меня никакой своей ячейки, — огрызнулся я, — и я не хочу идти в это само, как ты говоришь, реализовываться. Я, похоже, вообще не из мира сего. Расскажи мне, как вы живете вообще? Откуда вы знаете, что такое хорошо и что такое плохо? Кто разъясняет вам правила жизни?

— Вот видишь, — Майя показала мне запястье левой руки, — моё красное пятно уже почти зажило. Значит, я полноправная ячейка нашего общества и могу нести свои знания другим.

— А причём здесь пятно? — не понял я. — Это что, родимое пятно? Это только у тебя такое пятно или у всех такие пятна?

— Это не родимое пятно, — гордо сказала Майя, — это воспитательное пятно. Нам каждому в детстве надевают на руку браслет с часиками, по которым мы всё делаем. Если мы делаем правильно, то ничего не происходит. Если мы делаем неправильно, то часики начинают жечь руку и жгут тем сильнее, чем неправильнее ты делаешь. Когда человек становится достоин чистосердечного общества, то он снимает эти часики и отдает их воспитателям. Это как диплом о сдаче экзаменов.

— Ты была не сильно послушным ребенком, если у тебя ещё не зажила рана от твоих часиков? — спросил я.

— Нет, я была послушной, но я хотела проверить себя, как сильно у меня развита способность переносить боль, — сказала Майя.

— Вы изучали первую и вторую сигнальную системы академика Ивана Павлова? — спросил я.

— У нас нет ученых с фамилиями, — сказала Майя, — а что такое первая и вторая сигнальные системы?

— Это очень просто, — сказал я, — собаке дают пищу и рядом зажигают лампочку. Через некоторое время у собаки выделяется слюна при зажигании лампочки, а не тогда, когда ей дают пищу.

— Не поняла, а причём здесь твоя первая сигнальная система? — спросила женщина.

Глава 26

— А ты хорошенько подумай и поймёшь, при чём здесь первая сигнальная система, — сказал я, приводя в порядок свою одежду и направляясь к двери.

— Мне нечего думать, сам думай, — крикнула Майя, не выходя из спальной комнаты.

Я открыл дверь и вышел на улицу. Стояла спокойная солнечная погода. На небе не было ни облачка. Даже листья деревьев колыхались как-то правильно, в унисон, влево, вправо, влево, вправо...

Я стоял около дома, обыкновенного, пятиэтажного, панельного. Хрущоба хрущобой и нет ничего такого заоблачного в этом чистосердечном городе. О городе трудно понять, когда стоишь во дворе дома. Это всё равно, что воспринимать его вслепую или судить о мастерстве певца по той мелодии, которую тебе напел сосед, слышавший оригинальное выступление.

Куда идти, я даже не представлял. Стояла тишина, как в лесу. Тоже неудачное сравнение. Как только заходит разговор о лесе, так сразу вспоминаются лесные ассоциации, типа — шумел сурово Брянский лес, все дубы и все шумят, чем дальше в лес, тем больше дров, дрова рубят — щепки летят, сверху шумят, а внизу тихо, кругом тайга — медведь хозяин, жри ближнего и вали на нижнего, сыр выпал, с ним была плутовка такова.

— Интересно, — думал я, — сколько мне придётся находиться в этом городе? Дома меня начнут искать, если я долго не появлюсь. Объявят в розыск и, чего доброго, разграбят всё мое имущество. В наш просвещённый век рот лучше не раскрывать и не оставлять без присмотра носильные вещи во время прикуривания сигареты. Враз стибрят. Это, если они жители побережья реки Тибр. А если они будут из итальянского города Пизы? А искать меня будут долго. Ну, кому придёт в голову, что владелец коттеджа устроился полежать в своем сундуке и там же и уснул.

Стыдоба. Все жёлтые издания подхватят эту новость и разнесут её как сорока на хвосте по всем местам, куда доступна газетная страница в ровном или в смятом виде.

Все будут говорить:

— Это вот тот, что прячется от мира в деревянном сундуке, его проверять надо, может он бешеный или вампир. Те тоже от дневного света прячутся.

Если заподозрят в вампиризме, то от женщин отбоя не будет. Те большие любительницы экзотики и сами не прочь чужой кровушки попить.

Другие начнут на полном серьёзе рассуждать о том, что это, мол, направление философии такое диогенового типа, но с богославской национальной спецификой и человеческим лицом.

Третьи будут кричать:

— Чего тут думать, шизик он, по такому дурдом плачет. Вы посмотрите, может, он ещё сочинитель какой-нибудь. Они все пишут ерунду какую-то, а кто им это в уши нашептывает? Всё правильно, либо сила нечистая, либо помыслы души нечистые, либо воспаленное сознание. Вот и получается, что он либо больной, либо враг. Сознательный человек и патриот не будет в сундуке сидеть и ересь всякую на бумажках писать.

Хочешь писать, возьми, к примеру, и напиши историю жизни лидера нации. Напиши, какие умные мысли он высказывал в детских яслях, в детском садике и в начальной школе, и как эти мысли претворились в гениальные идеи, положенные в основу плана лидера нации по реформированию нашего общества. Вот тогда тебе будет честь и хвала как деятелю необогославского реализма, одобренного партией и сформированным ею правительством, потому что лидер партии и лидер нации это одно и то же. Как говорил наш революционный поэт Маяковский?

Лидер и партия — близнецы-братья,

кто более матери-истории ценен?!

Мы говорим: лидер, подразумеваем: партия,

мы говорим: партия, подразумеваем: лидер!

Нескладно, зато верно. А как он проникновенно говорил?

Двое в комнате:

я - и лидер,

фотографией на белой стене.

Сейчас любой уважающий себя начальник на стене имеет фотографию лидера, а более дальновидные — две фотографии, двух лидеров. Вот тогда Маяковский будет абсолютно точен в своем определении о близнецах-братьях.

Я шёл в направлении стеклянной клетки, где мы в первый раз встретились с Майей, не помню и не хочу помнить, какой у неё номер. Отдрессированная сучка, у которой нет ни малейшего представления о любви, о семье, долге, просто индивидуум, который должен самореализовываться. Даже грибы в лесу, без глаз и без мозга, а делают всё, чтобы в месте их произрастания развивалась грибница, которую они удобрят своим прахом в виде пыли для того, чтобы на этом месте росли их потомки — крепкие боровички, то ли для красоты, то ли для съедения гурманами лесных даров. Да пусть даже белка или ежик сорвут эти грибы, не повредив грибницу, и продолжат свое существование на благо огромной системы, имя которой — жизнь.

Я шёл и думал, что кроме осмотра города мне нужно позаботиться и о том, что я буду есть и где ночевать в чужом месте. Конечно, пока тепло, я могу спать и в кустах. Но как здесь ночью, а вдруг холодно как на неосвещённой стороне Луны? А чем я буду питаться? А где я буду отправлять естественные надобности? Это только со стороны кажется, что бомжам живется вольготно и беззаботно. Ничуть не бывало. У них самая сложная и трудная жизнь. Каждая минута — это борьба за выживание.

Глава 27

— Стой, тебе говорят! Стой, скотина ты этакая!

Я повернулся и увидел, что за мной бежит Майя в развевающемся шёлковом халате и с растрепанными волосами. И она уже никакая не самореализующаяся ячейка чистосердечного общества, а обыкновенная баба, которой, как и всем, хочется тепла и любви, и чтобы дом был согрет другим дыханьем, и чтобы тянуло домой к тому, кто является твоей половинкой, а, может быть, и даже больше, чем половинкой, безраздельно принадлежащей тебе.

— Ну, остановись же, наконец, — Майя схватила меня за руку и уткнулась головой в грудь. — Откуда ты взялся на мою голову, чего тебе не жилось там, где ты жил? Пойдём домой, ты уже один раз покидал меня, и я не хочу, чтобы ты меня вообще покинул

Я обнял её за плечо, и мы в обнимку пошли к дому, ловя на себе косые взгляды прохожих. Похоже, что в чистосердечном обществе проповедовалось целомудрие, и объятия на улице были покушением на основные устои. Это чувствовалось и по Майе, которая опустила голову и боялась её поднять. Собственно говоря, такое же было в СССР, в Индии и в Китае. Поцелуи прилюдно были порнографией, а супруги обращались друг к другу официально, как на партийном собрании.

— Товарищ Иванов, — говорила супруга мужу, — мойте руки и садитесь за стол. Сегодня будет борщ, сваренный по рецепту нашего Генерального секретаря, который он слышал во время кратковременного пребывания на Малой земле. Я недавно прочитала об этом в его книге.

— Спасибо, товарищ Иванова, — обрадовано говорил муж. Вымыв руки, он аккуратно садился за стол, проверив сохранность партийного билета, находившегося в левом нагрудном кармане его рубашки прямо у сердца.

С одной стороны, я был рад, что Майя меня остановила, потому что я не знал, куда мне идти и что мне делать. С другой стороны, я не знал, что мне ожидать от неё, потому что она преступила правила их чистосердечности, и сделала всё от чистого сердца. Я чужой для этого общества, и она стала чужой для него. И мне, и ей придётся играть роли лояльных граждан, потому что нелояльные граждане долго не могут оставаться невидимыми для властей, использующих первую сигнальную систему человека как государственную идеологию.

Я не столь наивен, чтобы обвинять их в примитивизме и прекрасно понимаю, что тот, кто использовал первую сигнальную систему, обязательно использует и вторую сигнальную систему для убеждения людей в принятии спускаемой сверху политики. Это мы проходили у себя и ещё остались люди, которые помнят, как у всех сжималось сердце при звуке работы мотора въезжающей ночью во двор дома автомашины. А слова — враг народа, контрреволюция, десять лет без права переписки, высшая мера социальной защиты, превентивный расстрел — меняли жизнь человека или гасили её навсегда.