Гатчинский коршун (принц-3)

Ни малейших угрызений совести я не чувствовал — ибо нравы в нефтяном бизнесе при ближайшем рассмотрении оказались такими, что каждого второго можно было сразу вешать — ну, может, и не сразу, а после расстрела каждого первого. Гады-Ротшильды финансировали эсеров, чтобы те учиняли теракты на нобелевских предприятиях — я прочитал, что такое было и в нашем мире, после чего найти и зафиксировать это явление здесь удалось довольно быстро. Причем мало было им гадить в карман Нобелям — они финансировали и создание эсеровских ячеек в Грозном, что не лезло уже ни в какие ворота — ну соображать же надо, против кого выступаешь!

А бедные Нобели не нашли ничего лучше, чем материально поддержать большевиков, так что теперь небезызвестный Камо на пару с гораздо более небезызвестным Кобой не испытывали особой нужды — деньги они вложили очень разумно, в подготовку ограбления Тифлисского банка. Впрочем, это будет следующая серия грядущей драмы...

В общем, уже писались черновики гневных статей на тему о гнусной подрывной деятельности неких космополитов, не имеющих даже нормальной фамилии, уточнялся состав судов, которым предстояло вести дела. Маша обещала через пару недель тоже включиться в работу, чтобы перекачка средств, помимо тех, что попадут под конфискацию, прошла максимально эффективно. Предстояло еще уточнить вопрос, какую часть правды открыть Столыпину.

Я все больше склонялся к мысли выставить себя как профессионального борца за национальные интересы. Ведь что такое профессионал? Тот, кто умеет хорошо что-то делать? Вовсе нет, это называется специалист. Но он может иногда работать и за идею, и за чьи-нибудь красивые глаза, например. А профессионал и не чихнет бесплатно, не говоря уж о большем! Например, во Всероссийском Соборе тут и Госдуме в покинутом мной мире собрались в основном профессионалы — в любви к России и ее народу. Вот и я решил изобразить из себя такого — мол, когда национальные интересы совпадают со шкурными, патриотизм так и прет. Все-таки рановато еще раскрывать премьеру стратегические цели — тем более, что никакой пользы для его непосредственной работы это не принесет.

Перед отъездом к себе я позвонил племяннице, чтобы поздравить ее, ну и вообще.

— Кстати, дядь Жора, — сообщило ее величество, — мне даже как-то жаль, но четверть твоего репертуара анекдотов теперь для обнародования не годится... Ты что, так и не удосужился до сих пор узнать, как назвали наследника? Ну ты и даешь... В общем, про Вовочку больше ничего рассказывать не надо.

Глава 11

То, что Столыпин в общем согласился с моей идеей насчет совмещения отлова нелояльных с пополнением бюджета, меня не удивило. Зато удивило другое. Он считал это частной акцией, предназначенной в основном для превентивного напугивания тех, кто еще не занялся подобными делами! Что вызывало большие сомнения в его информированности — раз, и способности правильно осмыслить текущее положение дел — два. Дело в том, что к концу правления Ники оппозиционность стала просто модной. И если крестьяне возмущались малым количеством земли, рабочие — тяжелым трудом за копейки, то имущий класс был поражен фрондерством просто потому, что в определенных кругах это считалось престижным.

Наши списки лиц, финансировавших всяких революционеров, перевалили за две тысячи рыл! А общий капитал, контролируемый этими рылами, вплотную приближался к четыремстам миллионам. В этой ситуации попытки всего лишь пугать были бы откровенной дуростью. Во-первых, напуганные могли просто разбежаться — естественно, с деньгами. Но главное — почувствовав опасность, они могли сорганизоваться и начать бороться с властью уже всерьез! Так что пугать я никого не собирался. Поначалу операция должна была казаться отдельными частными случаями — правда, произошедшими с самыми денежными клиентами. Потом — проведенная в кратчайшие сроки крупная акция по отлову остальных. Так как всех сразу отловить было нереально, у нас имелось две прикормленных группы настоящих эсеров, задачей которых было учинить отстрел недоотловленных, и две группы зачистки, у Танечки и у Бени, которым предстояло разобраться с эсерами по завершении их работы.

Итак, выждав неделю после вступления в законную силу УК Российской Империи, первого июня тысяча девятьсот пятого года мы начали первый этап операции "День защиты детей".

В процессе подготовки пришлось соорудить работающий образец проволочного магнитофона. Разумеется, для оперативной звукозаписи он был малопригоден, но внутри нагромождения тонвалов, подающих узлов и прочих деталей фантастически уродливого протяжного механизма был аккуратно спрятан цифровой диктофон.

Операция началась с такой удачи, на которую я и не надеялся. Ротшильды вели свои темные делишки через Красина, и в этот раз деньги ему давал лично приехавший в Батуми Эдмонд Ротшильд! Под звукозапись, так что заявить, что он финансировал создание какой-нибудь больницы, у клиента теперь не выйдет... Спецрейсом "Кондора" в тот же день оба были доставлены в Гатчину. Красина я сразу отправил в седьмой отдел, лично к Гниде, а Ротшильд был доставлен ко мне.

Вид после полного событиями дня у него был, мягко говоря, утомленный. Еще бы — утром арест, потом гонка по серпантинам на автомобиле до аэродрома, потом десятичасовой перелет — для пожилого и нетренированного человека это немало. Ну и мысли, наверное, всю дорогу думались не самые оптимистические...

В кабинете (не моем рабочем, а следственном, находящемся как раз над соответствующим подвалом) дорогого (как минимум в миллиард ценой!) гостя ожидал не какой-то паршивый следователь, а целый канцлер, то есть я.

— Проходите, садитесь, чувствуйте себя как дома, — предложил я. — Чай, пиво или водку желаете?

— Я желаю, чтобы вы перестали паясничать и перешли к делу, — поморщился посетитель. — Представляться нет нужды, а вот объяснить ваши действия — есть.

— Вообще-то они не столько мои, сколько ваши, — уточнил я. — Если вы в курсе, император в своей речи на расширенной коллегии министерства юстиции еще раз подчеркнул про равенство всех перед законом и особую опасность для государства преступлений по пятьдесят восьмой статье, то есть терроризма. И ясно сказал, дважды повторив для непонятливых, что за царем верная служба не пропадает! А тут вы нагло, чуть ли не на глазах всего Батума втюхиваете толстенную пачку денег Красину, на которого материалов уже несколько томов, а не брали его только из соображений дождаться нового УК, чтобы сразу гада под высшую меру... Вообще-то я курирую деятельность спецслужб и такого грубого решения не допустил бы — не совсем дурак, понимаю, что Ротшильд — это не какой-то там никому не нужный Красин. Но как раз когда давалась санкция на ваш арест, я был занят и не уследил. А знаете, чем? Вас ругал, извините, нецензурными словами. Потому что парижский дом Ротшильдов как раз в это время спровоцировал кризис наличности в Банке Елисейских полей, а потом просто взял да поглотил его. Там, между прочим, на пять миллионов франков моих денег было.

— На них было написано, что они ваши? — желчно поинтересовался Ротшильд.

— Не надо шлангом-то прикидываться, все равно не поверю, что вы не наводили справок, — хмыкнул я. — А вот что не дали себе труда подумать, почему набор учредителей именно такой — это похоже на правду. Так вот, партия бонапартистов там для охраны. Мне казалось, что умные люди связываться с этими больными на всю голову бандитами не будут. Получается, ошибся. Так что теперь замять дело просто так не получится — оно на контроле у его величества — это раз, да и денег мне моих жалко, это два.

— Когда я смогу побеседовать со своими адвокатами?

— Господа Шапиро и Хайкин арестованы по тому же делу, так что, я думаю, с ними раньше чем через пять лет никак не получится. Участие в уголовном процессе иностранцев на стадии следствия не предусмотрено российским законодательством. Так что вам придется удовлетвориться тем адвокатом, что назначу вам я. Это будет после предъявления обвинения.

К следующей нашей встрече я подготовился технически. Старший брат моего клиента, Альфонс Ротшильд, должен был помереть через полтора месяца — во всяком случае, в нашем мире он поступил именно так. Поэтому был подготовлен номер "Пти паризьен", якобы доставленный мне самолетом из Парижа, где на первой странице описывалась душераздирающая история о том, как некий юноша бледный со взором горящим разрядил свой револьвер в Альфонса. А потом сбежал с криком "так будет с каждым, кто посягнет на святые для настоящих французов идеалы!". В конце концов, так ли уж важно, каким конкретно способом отдаст концы этот Альфонс? Так что я просто заранее проинформировал любящего брата об этом прискорбном событии.

— Так что явно пора этих молодчиков обуздать, пока чего похуже не учинили, — прокомментировал я, — но мне пока некогда, я все никак не могу перестать сокрушаться о трагической судьбе своего банка. Вот если он вдруг вернется к своему исходному состоянию, только с удвоенным капиталом — тогда да.

— По какой статье вашего нового кодекса проходит взяточничество, не напомните?

— По двести тринадцатой. Но... погодите, сейчас найду... вот.

Я порылся в ящике стола, достал оттуда маузер, дырявый носок, грязный стакан и наконец то, за чем, собственно, и полез — орден Андрея Первозванного.

— Видите? Кавалеры этой висюльки подлежат не общей, а императорской юрисдикции. А она карает не за то, что взял, а за то, что не поделился.

Что меня удивило — клиент без особых трепыханий согласился на компенсацию. Уточнить конкретные детали я поручил Бене, а сам отправился в свое крыло, где меня ждала Татьяна — надо было уточнить дальнейшие шаги возмущенных до глубины своей социалистической души бонапартистов. Вечером же ко мне явился ротмистр Алафузов.

Я приметил его во время своего первого транссибирского перелета, в Омске, где он помог мне по-быстрому разрулить возникшее было недоразумение с тамошним губернатором. Ротмистр оказался перспективным кадром сейчас дорос уже до моего зама по следственному отделу "Комкона" — он курировал наблюдение за шестым отделом СБ, то есть за Беней.

— Поднадзорный ведет себя неправильно, — поделился сомнениями ротмистр, — я имею в виду, психологически. Ему поручено не такое уж важное и не очень сложное дело, а он напряжен и в то же время доволен. Не должно так быть.

— Так, давайте послушаем, что они там набеседовали... — предложил я. Разумеется, про наличие прослушки в том кабинете у Бени не могло быть сомнений, но что разговор еще и пишется, он вряд ли знал.

— Беседа неправильная, — сообщил мне ротмистр после второго прослушивания. Вот, смотрите — поначалу клиент стоит на явно нереальных позициях. Бенедикт Арнольдович начинает грамотно спускать его с небес на землю... вот. Откуда здесь пауза? А дальше вообще полное впечатление, что беседу ведет другой человек. Вяло, неубедительно... И вдруг раз — клиент соглашается со всеми требованиями! Еще одна пауза. Нач-шесть что, слова не мог вымолвить от восторга? В общем, мне кажется, что здесь имело место...

— Ясно. Согласен, мне оно же самое кажется. Жду вас завтра с утра.

Вот ведь гадство — вместо чтоб книжку на ночь почитать, придется теперь срочно видеонаблюдение в том кабинете монтировать... Впрочем, давно пора, чай, в двадцатом веке живем.

Только я успел смонтировать аппаратуру и убедиться в нормальном качестве изображения, как позвонила Татьяна и набилась в гости. Я сразу заподозревал, что это все по тому же делу, и не ошибся — оказывается, Бенин ординарец взял билет на Варшавский экспресс и только что выехал... В принципе, конечно, Беня вполне мог послать его по любому делу, но это было необычно и потому заинтересовало Танечку. Наблюдение ведется, уточнила она.

— Убедиться, что он без подстраховки, и брать, — приказал я. — Или перед Варшавой брать в любом случае — мало ли где его могут встречать, не успел бы сболтнуть чего лишнего. Ну, и запускайте помаленьку французские слухи, уже пора...

Серьезных вещей типа стрельбы или взрывов мы своим бонапартистам, как я уже говорил, поручать не собирались, и без них имелось кому этим заняться, а им пора было начинать вопить. Про то, что священное для каждого истинного француза дело возвращения Эльзаса, Лотарингии и Рурской области (до кучи) находится под угрозой. Гады Ротшильды, будучи известно кем по национальности, продались немцам! И теперь отрабатывают аванс, ссоря Россию — самого надежного союзника в предстоящей священной войне, с Францией! Смерть изменникам и предателям!

Видеонаблюдение показало, что в процессе допроса Беня обменялся с Ротшильдом бумажками...

Сразу по выходу из кабинета он был взят под белые ручки и препровожден этажом ниже. Чуть погодя прилетел "Пересвет" и привез снятого с поезда ординарца. Но, в общем, его показания были уже и не особо нужны — прекрасно знакомый с методиками следствия Беня раскололся сразу и до самого донышка.

— Ну, ротмистр, как вы смотрите на предложение принять шестой отдел? — поинтересовался я.

— Приму, — кивнул тот, — кому сдать дела в следственном? Ох, извините, глупость сказал... В общем, я согласен.

Следующий допрос Ротшильда проводил уже я — ротмистр сидел молча, принимал дела, так сказать.

— Вот только собрался пойти вам навстречу, — укоризненно сообщил я клиенту, — а тут мне вон какую пакость приносят!

Я показал ему копию его же собственного письма.

— Не стану отрицать, бумажка ценная, — продолжил я, — но ведь исключительно помимо вашего желания, вы-то имели в виду совсем другое... В общем, так. Вижу, что по-хорошему вы не хотите. Тогда слушайте, как оно в таком случае будет... Мне нужно три с половиной миллиарда франков, и я надеюсь с вашей помощью их получить. До тех пор, пока этого не произошло, я буду убивать людей, носящих вашу фамилию. По одному или группами — это как получится. Если вы будете тянуть, то скоро останетесь последним... Да, и еще. Сейчас с вашим знакомым — Красиным — беседует один мой знакомый, его зовут Гнида. Так вот, имейте в виду, что в случае злостного нежелания сотрудничать он вам поможет принять правильное решение — вас сейчас проводят, чтобы вы посмотрели, как это выглядит.

В это время на некоторых предприятиях ротшильдовского концерна уже начались беспорядки, что дало Гоше повод в полном соответствии с законодательством назначить туда временных правительственных комиссаров. То есть теперь предстояло четко рассортировать — что будет конфисковано по решению суда и перейдет в собственность государства вместе с вывесками, а что усилиями комиссаров из Машиного ведомства будет поделено в пропорции "вывески прежним владельцам, а все остальное нам".

Подумав, я решил не рисковать с выводом своего клиента на открытый суд — он же не дурак и понимает, что отпустить я его все равно смогу не раньше, чем он перестанет представлять хоть какую-нибудь опасность. Кстати, в этом случае действительно отпустил бы...

Все-таки проще подобрать двойника — целоваться же с ним мы никому не позволим, а с пяти метров и более сделать сходство достаточно полным нетрудно. Специалисты уже разбирали бумаги бакинского и батумского отделений концерна, и до полного овладения почерком, стилем письма и прочими отличительными свойствами этого Ротшильда было недалеко.