Волчица и пергамент. Том 4

— Знаешь ли ты, какое наказание властью короля следует за неуплату налога?

— Смерть, да?

Конечно, приговорить всю организацию Церкви к смерти было немыслимо. Но в распоряжении королевства появились люди, поэтому сейчас созрели все основания напасть на Церковь. Королевству хватало власти вести войну с Церковью.

— Но... какими бы серьёзными причинами вы ни располагали, собираетесь ли вы принести несчастье в королевство ради собственной личной мести?

Нельзя найти шкалу, чтобы измерить важность чувств кого-то другого. Но надеялся ли он стать священником или нет, он не мог признать месть, не говоря уже об уничтожении средств к существованию многих людей, средств, которым будет угрожать война. И Шарон, похоже, прекрасно это осознавала.

— Я не собираюсь с тобой спорить. Я просто хочу, чтобы ты знал.

— Хочешь, чтобы я знал?

— Да.

Шарон расправила крылья, изящно взлетела и, прошелестев над их головами, уселась на скамью у входа в часовню. Теперь она смотрела на них снизу вверх.

— Как бы ни было, церковь не стоит защиты. Кажется, ты хочешь исправить их злые дела, и в этом случае у нас есть для вас предложение: чтобы исправить их ошибки, единственный способ — вытащить их на улицу, повесить за шеи и выпотрошить.

Коул не удивился бы, если бы Шарон говорила лишь за себя, она не была человеком, но, по её словам, все члены гильдии сборщиков налогов разделяли ненависть к Церкви. Он не понимал причины, но верил, что у них ещё было время выслушать Шарон. Во всяком случае Шарон сказала — она хочет, чтобы он знал. Лучше всего было бы найти возможность продолжить разговор.

— Тогда позволь мне выслушать, что ты хочешь сказать. Хотя есть возможность, что я смогу остановить тебя и после этого.

— Если ты собираешься использовать моего брата, я тебя закусаю до смерти.

Шарон бросила быстрый взгляд на Миюри и ответила:

— Я не собираюсь заставлять вас. Сами же мы не намерены останавливаться в любом случае.

Она выглядела высокомерной, но её поведение можно было трактовать и как проявление честности. Коул решил больше не терять слов и просто кивнул. Миюри зарычала, ведь на неё не обратили внимания, поэтому Коул вскользь успокаивающе погладил её по голове.

— Но что мы будем делать?

Кто угодно мог запросто войти в часовню. Утренняя служба закончилась, до начала вечерней службы ещё хватало времени, но кто-нибудь мог появиться в любое время.

— Есть место, я хочу тебе его показать. Будет легче объяснить, если мы пойдём туда.

— Хорошо, тогда... — начал он и остановился. — Я бы предпочёл, чтобы ты не летела в небе, показывая нам дорогу...

Улицы были переполнены, им трудно было бы не отстать, если бы она летела. Одно дело Миюри, а сам Коул был уверен, что он потеряется.

— Прекрасно. К счастью, ты одет как почётная охрана.

— А? — не понял её Коул.

Но Шарон легко поднялась в воздух и села там, где он меньше всего мог ожидать.

— Чт!.. Эй! Слезай, курица!

— Госпожа Шарон?! — воскликнул он, глядя на орлицу, усевшуюся на его плечо.

— Ты почётная охрана с орлом на плече. Для людей ты кто-то из очень хорошей семьи. Люди сами расступятся перед тобой.

Это вполне могло оказаться правдой, но Шарон во время своего пояснения не отрывала глаз от рычащей и щёлкающей зубами Миюри, откровенно наслаждаясь её поведением. Это могло слишком плохо кончиться, и Коул уже хотел снять орлицу с плеча.

— Вообще говоря, если бы я шла в своей человеческой форме, это могло просто навлечь ненужные неприятности. Как насчёт того, чтобы напороться на этих придурков из гильдии торговцев? Подумай, почему я сама не пошла в усадьбу принцессы Хайленд?

— О.

Шарон была заместителем главы гильдии сборщиков налогов. Учитывая обстоятельства, самым простым способом свободно передвигаться по городу, несомненно, было принять орлиный облик и ехать на чьём-то плече.

— Раз ты меня понимаешь, отправляемся. Я буду направлять тебя, - сказала Шарон и переступила разок-другой, выбирая устойчивое положение.

Её узкие когти не доставали до его тела, то ли его одежда была пошита из хорошего материала, то ли она аккуратно держалась, но он еле ощущал её на плече. Если бы он обмолвился об ощущении, когда её гладкие перья вскользь задевали его ухо, глаза Миюри точно бы выпучились бы от ярости, да так, что могли вылететь из орбит, так что он предпочёл держал рот на замке. Тем не менее, Миюри пристально и гневно смотрела на Шарон, сидевшую на правом плече Коула, и специально взяла его за правую руку. Вероятно, собираясь сразу разорвать птицу на куски, если что-нибудь произойдёт.

— Направляй, пожалуйста, — с какой-то усталостью в голосе попросил Коул, он был уверен, что Бог простит его.

Люди относятся друг к другу, во многом ориентируясь на внешний вид. Коул всегда знал об этом, однако сейчас очевидность этого проявилась во всей красе и вдруг показалась ему странной. Аристократы, охотившиеся с помощью обученных птиц, конечно, имели обширные земли, и никто не осмеливался встать на пути того, кто по-особому одет и несёт орла на плече. Даже торговцы, расхаживавшие с товарами и цеплявшиеся подобно пиявкам к каждому, послушно расступались, опасаясь последствий.

Шарон смотрела в небо, не обращая внимания на жителей города и время от времени шепча на ухо, куда свернуть. Миюри, как обычно в таких случаях, пребывала в плохом настроении, но Шарон не собиралась испытывать её терпение новыми трюками, поэтому Миюри вскоре перестала следить за ней слишком пристально и просто шла рядом, надув губки.

Пройдя по главной улице, они свернули в переулок и углубились в плотно застроенный жилой квартал. Миновали два колодца, где женщины занимались бельём, доставали воду и болтали, перешагнули через выпущенных на выгул свиней, разлёгшихся на солнышке в солнечном небольшом огородике, спустились по следующему узкому переулку, в котором едва разминулись бы двое взрослых и, наконец, пришли к ветхому зданию.

— Это здесь? — спросил Коул.

Шарон молча взлетела с плеча и юркнула внутрь через открытое окно на втором этаже.

— От часовни, где мы сейчас были, совсем недалеко. Зачем она заставила нас пройти весь этот путь? Она думает, что может обмануть нас? Я волчица, — сказала Миюри, собрав кожу глубокими складками над переносицей, несмотря на несколько сгладившееся плохое настроение.

— Место похоже на старый город, здесь, вероятно, полно тупиков и закоулков.

У местных жителей, вероятно, были ориентиры, которые помогали пробираться через чужие сады и кухни. Это место не предназначалось для визитёров извне.

Они стояли перед домом, и Коул почувствовал, что глохнет среди окружающей тишины, поэтому вдруг раздавшийся вдалеке крик ребёнка подействовал успокаивающе. Он подумал, что эта тишина похожа на то, что он ощущал в лесах Ньоххиры. В этот момент раздался звук отпираемого замка, дверь открылась.

— Входите, — сказала Шарон уже в человеческом теле, одетая в простую одежду.

Дома людей обладают своим особым запахом. Войдя сюда, Коул был ошеломлён повседневными запахами, взволновавшими его старыми воспоминаниями.

— Это детский приют?

Сохраняя бесстрастность птицы, Шарон подняла бровь.

— Я удивлена, что ты сумел определить.

— Я был странствующим школяром в детстве. Я часто оказывался в таких местах.

Он, можно сказать, сбежал из своей деревни, почти такой же отдалённой, как Ньоххира, и пустился в странствие, чтобы заняться учёбой. Теперь трудно поверить, сколь наивен он был тогда. Странствующий школяр из семьи без денег или положения, а значит, без её поддержки, был почти тем же сиротой. Он много раз попадал в дома, которые помогали бедным и тем, кому некуда было податься, и запах этого места был тот же, что и в тех детских приютах.

— Я была убеждена, что ты выходец из хорошего дома.

Чувствовалось, что она пересмотрела своё отношение к нему, но для него самого было чистой удачей, что ему удалось тогда выжить.

— Ладно, не имеет значения. Как ты уже догадался, это детский приют, но сюда принимают не всякого.

— Это вроде... благотворительной клиники Святой Люмерии?

Существовали заведения, опекаемые известным религиозным орденом, в них принимали лишь тех, кто болен определёнными болезнями и не мог жить обычной жизнью среди других людей. Таких заведений было немного.

Шарон заперла дверь и, перед тем как пойти, остановилась и впервые улыбнулась. Печальная улыбка, полная иронии к самой себе.

— Мы не благотворители. Тот, кому я помогаю, моложе меня.

— Моложе тебя?

Шарон не ответила и пошла по коридору.

Старое здание, заметно обветшавшее, но Коул видел, что оно старательно прибрано. Они прошли мимо несколько тихих, почти пустых комнат, потом Шарон остановилась. Ни одна из комнат не располагала такой роскошью, как деревянная дверь, каждый мог видеть, что происходит внутри. Комната, перед которой остановилась Шарон, была похожа на переделанный сарай, внутри вокруг мужчины сидели дети, мужчина увлечённо писал на деревянных досках.

— Прости. Не знала, что вы в классе, — сказала Шарон.

Коул посмотрел поверх её плеча, его взгляд встретил там молодого человека, примерно одних с ним лет. Специфический облик человека наводил на мысль, что перед ними священник, а судя по одежде, он был падре низкого ранга, из тех, кто непосредственно занимался жизненными проблемами городских жителей.

— О, ничего-ничего, мы почти закончили... Но я не слишком часто вижу тебя в этот час, госпожа Шарон. А кто с тобой?

Коул осознал, что на него смотрит не только молодой человек, но и все дети в комнате. И в этих взглядах читалась сильная тревога. Он был озадачен этими взглядами, а потом решил, что причиной этому его одежда.

— Не беспокойся. Он не королевский чиновник. Или участник вылазки церковников. Он не враг, — сказала Шарон. — Пока, по крайней мере... Иди с нами.

Она двинула подбородком, молодой человек выглядел растерянным, но согласно кивнул и объявил полуденный перерыв сидящим вокруг детям. Похоже, их обрадовало досрочное завершение занятий. Дети разного возраста выходили из комнаты и, не скрывая своего любопытства, глазели на Коула. Они перешли в другую комнату, возможно, в столовую. В комнате оставался маленький ребёнок, сосавший свой палец, и одна девочка, исполняя роль его старшей сестры, потянула его за собой.

Дети ушли, Коул снова ощутил вокруг себя давящую тишину.

— Я не очень люблю детей, — сказала Шарон, но её лицо казалось немного смягчившимся. — А этот наш гость — Предрассветный кардинал.

— А?

Удивлённое восклицание вырвалось не у встреченного здесь падре, а у Коула. Он не считал своё звание особой тайной, но чувствовал, что раскрывать его людям следовало немного с большей осторожностью.

А молодой человек перед ним явно был падре. И это в то время, когда почти все места поклонения в каждом городе королевства Уинфилд закрыли свои двери, а их часовни были хоть и открыты, но брошены. Даже символ Церкви был изъят даже из здешних приходских часовен. Это означало, что часовни не могли проводить религиозные службы, а без служб иссякли поступления и с ними и доходы духовенства. Он мог бы поверить, что этот молодой человек учил здесь детей, чтобы заработать на жизнь.

Коул же, стоявший рядом, отчасти был виновен в проблемах этого молодого человека, являвшегося, в каком-то смысле, и другом, и врагом, способного доставить новые проблемы. Коул опасливо затаил дыхание. Но лицо человека тут же расплылось в улыбке, он бросился к Коулу, даже в запале оттолкнув Шарон в сторону, и крепко сжал обе его руки.

— Значит, это ты перевёл Священное Писание на общий язык, так?

— А?

— До меня дошли слухи, да! Но важнее то чувство, что я испытал, получив копию перевода на общий язык — я чувствовал, что мои глаза открылись! Я сразу понял, что это будущее проповеди!

Молодой человек энергично тряс руки растерянного Коула, но хотя бы не выглядело так, чтобы падре желал ему зла. Волнуясь и улыбаясь всё шире, молодой человек отпустил руки Коула, низко и почтительно поклонился Миюри и пожал ей руку. Девушка была заметно удивлена, но ярко улыбнулась в ответ.

Шарон нарочито прочистила горло, и молодой человек, видимо, осознал, насколько он взбудоражен, взял в какой-то мере себя в руки и выпрямился.

— Я... я увлёкся. Сожалею. Меня зовут Кларк, Кларк Коменда. Я священник двадцатого прихода в епархии архиепископа Раусборна.

Он медленно протянул руку Коулу. Тот заметил шишку от письма на среднем пальце мужчины и вспомнил книгу из часовни.

— Меня зовут Тот Коул. Я не более чем странствующий школяр. Меня ещё немного смущает, когда меня называют Предрассветным кардиналом... Но важнее вот что — ты тот, кто положил книгу в часовню?

Новая улыбка просияла на лице Кларка.

— Да!

Его улыбка была гордой и доброй, но в то же время беззащитной, из-за чего Коулу захотелось помочь ему. Миюри уже говорила, что всем, кто решил идти по святому пути, была свойственна некоторая глупость, но именно Шарон раскрыла некоторые подробности этого явления.

— Когда пожертвования перестали поступать, Кларк потратил все свои деньги на бумагу и чернила, хотя ему не хватало даже хлеба для еды, он разносил книги по часовням тут и там по всему городу. Он такой же, как и ты, противостоит людям из собора.

Кларк испуганно улыбнулся, услышав это грубоватое мнение Шарон о себе. После этих слов Коул понял, что беззащитность, которую он ощутил, была беззащитностью живого существа. Бледность Кларка подчёркивалась линией его скул. Его свободная одежда должна была скрывать под собой его худобу.

— Прошу, хватит, госпожа Шарон. Люди из прихода в последнее время приносили мне кое-что, поэтому я не нуждаюсь в еде.

— Не сказала бы, судя по твоему виду. Ты отдал часть нуждающимся вне детского приюта, так?

— Ну, ммм... Но я ещё и враг собора...

Голос Кларка ослаб, он отвернулся. Шарон вздохнула и посмотрела на Коула.

— Такие люди, как он, — это те немногие союзники, что у нас есть из среды церковников. Он даже учит здесь детей читать и писать.

Переведя несколько раз взгляд между Шарон и Кларком, Коул посмотрел на Миюри. Та, прежде с большим интересом наблюдавшая за уроком Кларка, заметила его взгляд, но не выглядела настороженной. Не похоже, чтобы Шарон и Кларк сейчас замышляли что-то нехорошее.

— Что это за приют? Он от религиозного ордена?

Существовали богадельни, благотворительные больницы, дома престарелых и детские приюты. Подобные заведения, построенные в городах и вне их стен, обычно управлялись церквями и религиозными орденами. Но в таком случае довольно странно, что Шарон, сборщик налогов, отбирающий богатства у Церкви, воплощение орлицы и та, что хотела вытащить людей Церкви на улицу, чтобы повесить их, могла так свободно сюда приходить.

— Нет, это частное заведение. Мои товарищи по сбору налогов — и я с ними — покрываем расходы, ещё есть пожертвования, которые приносит известность Кларка.