Сталинградская метель

Единственным, относительно спокойным аэродромом был — аэродром Гумрак. Окруженный плотным заслоном зенитных батарей, он стал единственной ниточкой, по которой происходила эвакуация из котла раненных и больных.

Стоит ли говорить, какие сражения разыгрывались за право попасть на борт транспортника, чтобы вырваться из "ледяного ада", как немцы сами называли свое окружение. Чтобы навести порядок, генерал Адам был вынужден привлечь фельджандармов, которые без жалости карали любого, кто пытался без очереди сесть на самолет. Впрочем, большие суммы денег, а также изделия из золота и драгоценные камни, помогали преодолеть и этот заградительный барьер.

Все кто садился на борт "Юнкерса" сразу начинали дружно молиться, прося Всевышнего уберечь их от русских истребителей, что буквально висели в воздухе все эти дни наступления. Не отставали от них штурмовики и пикирующие бомбардировщики 16-й воздушной армии. С самого утра и до позднего вечера, атаковали они немецкие тылы, старательно громя оборону врага и уничтожая его живую силу.

Совместные усилия авиации и наступающих соединений пехоты привело к тому, что к утру четвертого дня наступления, передовые части 3-й гвардейской армии, соединились с наступающими с юга подразделениями 64-й армии. Ещё раз, расколов и отрезав друг от друга окруженные немецкие силы.

Но не только успех сопутствовал буквально прогрызшей с севера на юг оборону врага армии генерала Лелюшенко. Добились успеха и соединения 57-й, 21-й и 65-й армий наступавших с запада. Ненамного, но они сумели оттеснить немцев от Дона, увеличив расстояние между войсками Паулюсом и Манштейна.

Тем временем, отношения между двумя немецкими полководцами оказались на грани разрыва. Получив от фюрера в качестве утешительного подарка звание фельдмаршала, Паулюс наотрез отказывался идти на прорыв, требуя, чтобы это делал Манштейн.

Перепалка между фельдмаршалами длилась все три дня советского наступления и в итоге, так ни к чему и не привела. Привыкший выполнять свой долг до конца, не слушая благоразумных советов начштаба генерала Шульца, Манштейн до последнего стоял под Сталинградом, надеясь на чудо, и оно казалось, произошло.

Оказавшись к концу третьего дня сражения в новом окружении, командующий соединениями 4-й танковой армии генерал Йост, посчитал себя свободным от подчинения Паулюсу и обратился к Манштейну за помощью. Йост выразил готовность идти на прорыв из котла и за считанные часы получил указание, где следует наступать.

Благодаря тому, что площадь котла была ограничена и что наступающие с запада советские войска не вели активных боевых действий ночью, Йост сумел быстро создать ударный кулак, который утром следующего дня пошел на прорыв.

Узнав о действиях генерала Йоста, фельдмаршал Манштейн пришел в восторг, который продолжался не слишком долго. Вместе с Йостом, в наступление перешла и 2-я гвардейская армия генерал Малиновского. Используя слабые румынские фланги, советские дивизии потеснили соединения группы армий "Дон" и Манштейн был вынужден отступить от берегов Мышковы.

Насмешница Судьба, жестоко посмеялась над фельдмаршалом. Призывая окруженные части к прорыву, он не смог поддержать их действия. Когда ценой огромных усилий и потерь войска генерала Йоста достигли берегов Мышковы, там никого не было. Подвергаясь непрерывным ударам с земли и воздуха, рвущиеся из котла соединения смогли дойти до Аксая, в надежде встретить там Манштейна и вновь разочарование.

Под мощными ударами Малиновского, немецкие войска отошли к Котельникову, откуда начали свое наступление на Сталинград. Сколько погибло и сколько застрелилось от безысходности на берегах Аксая, никто не знает, однако именно здесь произошел раскол среди тех, кто сумел вырваться из котла.

Отсутствие продовольствия, медикаментов и боеприпасов, бескрайние снежные степи, по которым гулял ветер и мороз, а самое главное отсутствие веры в благополучное завершение операции, породило сильнейшую апатию.

— Мы вырвались из Сталинградского котла! Мы дошли до Мышковы, дошли до Аксая и оказалось, что все это было напрасно! Манштейн бежит от русских как черт от святой воды! К чему все эти мучения!? Ради чего!? Чтобы пропасть без вести в этом ледяному аду!? — кричали солдаты и у командиров не находилось слов для оправдания или поддержки. Наоборот, многие офицеры были согласны с ними и выражали сомнение в целесообразности сопротивления.

— Мы честно выполнили свой долг перед фюрером и Фатерляндом. Никто не может упрекнуть нас в трусости или измене, но всему есть предел. Поэтому между смертью и пленом, мы выбираем меньшее зло позволяющее сохранить нам свои жизни — говорили они генералу Йосту и тот не нашел в себе сил их осуждать.

— Я не имею права упрекать вас в вашем выборе или поддерживать его. В эту трудную для всех нас минуту каждый должен сделать свой выбор: попытаться догнать отступающего Манштейна или остаться здесь и сдаться на милость большевикам. Да поможет вам бог, сделать правильный для себя — объявил генерал, выбор которого из-за полученного в ногу тяжелого ранения был очевиден.

— Что касается меня, то я принял решение остаться с ранеными и больным. Но не ради спасения собственной жизни, а чтобы попытаться спасти их жизни используя свое высокое звание генерала. Молю бога, чтобы мне удалось уговорить русских проявить гуманность ко всякому, кто в ней нуждается и не может защищаться.

После того, как солдаты и офицеры приняли для себя последнее решение, все те, кто не желал сдаваться под командованием полковника Беста, двинулись на запад, желая только одного. Либо вопреки всему добраться до своих, либо с честью пасть с оружием в руках, забрав с собой как можно больше большевиков.

Мадам Судьба довольно своеобразно отнеслась к этим храбрецам. Пять солдат и унтер-офицеров вышли в расположении группы армий "Дон" вынеся на носилках своего командира. В мгновение ока они стали национальными героями Рейха. На них обрушился шквал славы и наград. По ходатайству фельдмаршала Манштейна все счастливцы были представлены к Рыцарским крестам. Стоит ли говорить, что представление было моментально утверждено, но по злой иронии судьбы, получить столь высокую награду смог только сам полковник Баст.

С обмороженными ступнями он был срочно отправлен в госпиталь, где ему была проведена их ампутация. Другие счастливчики остались в дивизии генерала Гремма, в ожидании прибытия фотокорреспондентов из Берлина, которые должны были заснять их на кинопленку, вместе с прочими постановочными действиями для "Дойче Вохеншау". Им выделили отдельную палатку, которая и стала их общей могилой в результате попадания шального снаряда, ровно через трое суток после чудесного спасения.

Что касается остальных участников прорыва, то им не удалось исполнить свое желание пасть с оружием в руках. Все они, либо попали под удары советской авиации, либо замерзли в морозном тумане, который непреодолимой стеной лег перед ними, сбив их с пути к спасению.

Долго потом находили по весне тела людей немецкой форме, отдавших богу душу ради стремления завоевать эту землю.

Попытка генерала Йоста вырваться из котла, стала тем камнем, что сорвал лавину. В образовавшуюся дыру немецкой обороны неудержимой рекой хлынул поток советских войск, который нельзя было удержать. Ровно два дня, понадобилось бойцам 57-й армии, чтобы захватить Рогачик и выйти в тыл немцам оборонявших Карповку и Мариновку.

В этом месте немецкая оборона была крепка, чем в любом другом месте окружения, но потеряв возможность получать регулярного снабжения по воздуху и нарушения подвоза продуктов с тыловых баз, делало сопротивление фашистов бессмысленным. Подобно карточному домику рушилась вся система немецкой обороны под напором советских войск.

Все кто хотел спастись выбрасывали белые флаги, сделанные из больничных простыней, а кто отказывался сложить оружие, был уничтожен.

Разгром западной части котла окружения, освободил сразу силы трех армий, которые незамедлительно влились в состав вновь образованного Южного фронта, под командованием генерала Еременко. Его главной задачей стало скорейшее взятие Ростова, с последующим окружением всех немецких войск на Кавказе.

Получив столь желанную свободу рук для проведения операции "Сатурн", Ставка милостиво позволила Рокоссовскому не спешить с уничтожением остатков армии Паулюса.

— Есть мнение послать к остаткам немецкой группировки парламентеров с предложением о скорейшей капитуляции, — известил Сталин комфронта во время очередного разговора с ним по телефону. — Нужно попытаться убедить Паулюса прекратить бессмысленное кровопролитие, сложить оружие и тем самым сохранить десятки тысяч солдатских жизни. Не столько от нашего огня, сколько от голода и холода. Пусть подумает о своей ответственности за их жизни.

Идея с парламентерами очень понравилась Константину Константиновичу, всегда старавшийся любой ценой сохранить солдатские жизни. Он моментально отдал приказ своему начальнику штаба генералу Малинину и уже к вечеру того дня, был подготовлен текст послания немецкому командованию и определены люди ответственные за его передачу.

Чтобы появление парламентеров не было для немцев неожиданностью, советская сторона уведомила их об этом по радио несколько раз. Сообщение было продублировано по громкоговорителям, с указанием места, времени и количества парламентеров.

В письме к Паулюсу, Рокоссовский призывал фельдмаршала в виду безвыходности его положения сложить оружие, обещая сохранения жизни, личного имущества и оказания медицинского лечения и выдачу продуктов питания.

Также, в письме было указано время, данное советским командованием Паулюсу на размышление, равнявшееся ровно одним суткам с момента получения письма. По истечению этого времени, в случае не получению согласия на капитуляцию, советская сторона возобновляла боевые действия.

Готовя парламентеров, генерал Рокоссовский искренне надеялся, что его действия пробудят у противника чувство разума и обреченные на уничтожение немцы сдадутся. Но вместе с этим, глубоко в душе, гнездились нехорошие сомнения в способности германского командования принять правильное решение.

За два года войны Рокоссовский прекрасно видел, с каким врагом он воюет. Прекрасно понимал внутреннюю сущность прусского милитаризма помноженного на нацистскую идеологию, которая не позволит высокому тевтону арийцу капитулировать перед недочеловеками.

Предчувствие не обмануло генерала. Когда в объявленный час и назначенном месте, два парламентера с белым флагом и сопровождении трубача приблизились к немецким позициям, по ним открыли пулеметный огонь.

Он не нанес никакого ущерба советским парламентерам и, полагая, что это либо ошибка или провокации, они попытались продолжить свой путь. Горнист играл сигнал, а один из парламентеров, капитан Киселев встал во весь рост и принялся размахивать белым флагом, тем самым обозначая свой статус парламентера. В ответ, со стороны противника полетели мины, чьи осколки ранили трубача и Киселева, который от полученных ран впоследствии скончался в медсанбате.

Получив столь ясный отказ на попытку мирного диалога, генерал Рокоссовский приказал передать Паулюсу текст послания о капитуляции по радио, четко зафиксировав начало времени отданного на раздумье. Обстрел и гибель одного из парламентеров очень сильно задело душу командующего фронта, настроив его на самые решительные действия. Поэтому, когда генерал Малинин предложил повторить попытку посылки парламентеров на другом участке фронта, командующий отверг его предложение.

— Не будем метать бисер перед свиньями, — процентировал святое писание Рокоссовский, — готовьте войска к наступлению.

Правды ради, нужно сказать, что ответ на предложение о сдаче от немцев поступил и также по радио. Фельдмаршал Паулюс в категоричной форме отказывался отдать приказ о капитуляции. Подобное упорство было продиктовано отнюдь не присутствием рядом с ним генерала Адама, ярого сторонника Гитлера. Для себя командующий 6-й армией все уже решил и вопреки намекам фюрера, что немецкие фельдмаршалы в плен врагу живыми не попадают, был готов сдаться. Паулюса страшила судьба своих близких. Гитлер никогда бы ему не простил подписание приказа о капитуляции и, несомненно, отправил бы все его семейство в застенки гестапо.

Советское командование, даже после получения отказа по радио, было верным своему слову и начало боевые действия точно, после истечения отведенного времени. Когда время вышло, на немецкие позиции обрушился удар страшной силы. Благодаря помощи главного артиллериста Красной Армии генерала Воронова, нехватки мин и снарядов 3-я гвардейская армия не испытывала. Вся созданная немцами оборона нещадно трещала и ломалась под её ударом, который на этот раз был нанесен по самому центру, в направлении с запада на восток.

Наступило православное Рождество, когда советские подразделения захватили последние аэродромы противника, после чего счет пошел на дни и часы. Могучий удар Лелюшенко расколол "котелок" как весело называли советские солдаты, окруженные части 6-й армии, на два "котелочка", северный и южный. Повторяя путь врага с запада на восток, они дошли до стен Сталинграда и соединились с 62-й армией генерала Чуйкова.

По злой иронии судьбы, сам фельдмаршал Паулюс оказался в северной части разделенного города, а его начальник штаба генерал Адам в южной. Желая сохранить жизни своих солдат, комфронта Рокоссовский отказался от штурма последних оплотов врага, ожидая с их стороны отчаянное сопротивление. Вместо этого, он приказал нанести по противнику мощный артиллерийский удар.

И вновь на берегах Волги загрохотала артиллерия, засвистели мины и снаряды, протяжно запели "сталинские органы". Целый час шел этот невыносимо долгий и страшный обстрел, а когда наступила тишина, немцы начали массово сдаваться.

Целыми толпами, с многочисленными белыми флагами, они вылезали из всех закоулков и щелей, подгоняемые страстным желанием спасти свои жизни. Вечером 10 января 1943 года со всем своим штабом сдался советским автоматчикам фельдмаршал Паулюс. А через несколько часов, но уже 11 января, сдался генерал Адам, который посчитал совершенно ненужным кончать жизнь самоубийством во имя фюрера и рейха.

Глава VI. Бег к морю или операция "Нептун".

Потерпев неудачу в осуществлении замыслов операций "Марс" и "Юпитер", первый заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии Жуков, был отправлен под Ленинград, в качестве представителя Ставки. Там, правда уже был один представитель Ставки, маршал Ворошилов, но учитывая, то значение, которое предавал Сталин готовящейся на берегах Невы операции, присутствие там этих двух военачальников было вполне логично.

Оба они принимали участие в обороне Ленинграда летом и осенью сорок первого года, и Верховный посчитал, что их присутствие при окончательном прорыве блокады города на Неве своеобразным знаком завершения давно начатого дела.

Взвешивая и сравнивая заслуги старого и молодого полководца по защите города Трех Революций, вождь неизменно приходил к выводу, что заслуг маршала Ворошилова в нем было чуть-чуть больше чем у генерала Жукова.