Работа была завершена только под утро. На объекте совершения трудового подвига всё сияло стерильной чистотой, как в операционной. Потолки издавали запах свежей побелки, а деревянные детали были перекрашены белой эмалью. Даже табличка висела "Окрашено" чтобы кто-нибудь не влез в свежую краску. На объекте было так чисто, что даже муха ещё на нём не размножалась. Вся школа гудела от такого события и считала своим долгом осмотреть отремонтированный туалет: туда ходили как на экскурсию в музей. Общественное мнение посчитало, что это действительно трудовой подвиг. Герои, правда, пребывали в предобморочном состоянии и скалились на всех своей кривой улыбкой. Через день туалет официально начал выполнять свои функции, и почти сразу же произошло ЧП. Федя и Сёма поймали мелкого пакостника из шестого класса Прокопенко Сашку, который, сняв один кроссовок, уже приноравливался его подошву припечатать к такому белому потолку. Мал клоп, да вонюч. За это деяние Сашку нещадно били оба парня. На Сашке они выместили всю накопившуюся злобу за ночь, проведённую в клятом туалете, а этот маленький гадёныш хотел всю работу испохабить. Сашка орал и грозился всеми карами, но почему-то не нашёл понимания даже у своих друзей.
— Я корешей с улицы приведу, — размазывая кровь, текущую из разбитого носа, орал Сашка. — Мы вас уроем, мойщики сортиров. Чуманисты, в натуре, туалетные утята.
— И чего орём, а драки нет, — внезапно в толпе возбуждённых ребят появился учитель математики. — А, так драка уже была! И кто кого? И за что? За кроссовок? Ого, да это повод всей школе передраться, вместе с учителями.
Толпа ребят, до этого с любопытством следящая за дракой, мгновенно рассосалась. Остались только хмурые Сеня, Федя и демонстративно вытиравший кровь Сашка. У мелкого горели глаза, и он продолжал нести всякую околесицу, типа всех достанет и больно сексуально обидит.
— Тяжёлый случай, — высказался учитель. — Так, говоришь, любишь причинять боль ближним. Твою идею с обувью и потолком, тоже можно считать креативной. Это значит, что ты творческая личность, как твой тёзка Александр Сергеевич Пушкин. Был такой поэт. Трудно, конечно, живётся творческим людям: их никто при жизни не понимает, да и жизнь у них короткая, помирают они от нервов, или их кто-то пришибает. Ага, все болезни от нервов, только....некоторые болезни, хм, от удовольствия. Я хоть и не врач, но вижу, что у тебя Прокопенко уже с нервишками проблемы, а это, товарищ ученик, дело плохое. Хрясь и всё: ходи тогда весь перекошенный и трясись.
У Феди и Семёна округлились от такой картины глаза. Кажется, и до мелкого пакостника дошла мысль, что происходит, что-то не то. Ведь об этом учителе поговаривали, что злой он, аки чёрт, а злопамятный — ужас какой.
— Итак, подводим итог, — продолжил говорить учитель. — Имеем выбор: либо продолжаем конфликт и рискуем заполучить нервную болезнь, либо расходимся краями. Ваш выбор.
Тут Сашку окончательно проняло: он понял, что наговорил потсанам много чего нехорошего в запале, поэтому он буркнул, что к Феде и Сене претензий не имеет. Забыли. Ведь все свои, чего собачиться.
— Вот и ладно, — улыбнулся учитель, махнув рукой, чтобы Федя и Сеня топали на урок.
За ними хотел слинять и Сашка, но не тут-то было.
— А с вами, молодой человек, я бы хотел поговорить о креативности, то есть о творческих порывах души, которые у вас присутствуют в избытке. А что сказал ваш тёзка Александр Сергеевич. Он так и сказал: "Души прекрасные порывы!" Вот я и думаю, молодой человек, зачем вам нужны всякие нервные болезни.
Сашка не знал, что и сказать. Он не понимал, куда клонит этот преподаватель. Поэтому молчал, соображая, как ему лучше выбраться из этой странной ситуации.
— А я знаю как, — словно прочитав его мысли, подмигнул учитель. — Всё очень просто: нервы хорошо лечатся работой: желательно тупой и однообразной. Вы понимаете, куда я клоню?
Сашка не понимал, он только понимал, что сейчас произойдёт страшное.
— Так я намекну, — радостно сообщил учитель. — Ведь что мы имеем на этом этаже школы. А мы имеем на этом этаже два туалета: мужской и женский. Мужской чистый и блестит, как у кота глаза, а мимо женского противно и пройти. Разве это правильно? Вот я с вами в этом плане согласен полностью, это не правильно. Значит, кто-то должен совершить трудовой подвиг. После уроков начнёт совершать и к нулю часов закончит.
— С Божьей помощью, конечно, — вздохнул учитель. — А иначе нервный срыв, а оно нам надо такое счастье ходить перекошенному. Правила свершения трудового подвига можете узнать у Феди и Сени, раз вы опять с ними друзья. Ребята расскажут, как надо совершать подвиги.
К концу учебного дня вся школа обсуждала решение пакостного Сашки Прокопенко совершить трудовой подвиг: делались ставки, справится тот или нет. Большинство сходилось во мнении, что не справится, ведь он один, а сортир такой вонючий. Скорее всего, сдохнет там Сашка, как пить дать сдохнет. Федя с Сеней не подвели: они подробно, в деталях, рассказали Сашке, что его ждёт. Красок не жалели, этим чуть не довели Сашку до нервного срыва досрочно. Ребята даже не забыли Сашке процитировать Энгельса, который сказал, что труд облагораживает человека, особенно, когда он чистит грязные унитазы. Сашка хотел бы ходить и не облагороженным трудом, но куда деться от судьбы-злодейки. Сашка со страхом глядел на фронт работ, но, как говориться: "Страху в глаза гляди, не смигни, а смигнешь — пропадешь". Глаза боятся, а руки делают.
Алла Леонидовна к началу третьей четверти чуть перевела дух. Самое главное, что коллектив пока был цел, никто шею себе не свернул, в психушку не попал, даже бабушка Мамошина исправно ходила на уроки и довольно бодро их проводила. И откуда силы взялись у бабульки. Коллектив укрепился двумя молодыми педагогами: новой физичкой и информатичкой. Кроме того закрыли, наконец, ставку заместителя директора по воспитательной работе, а то дураков не было идти на такую работу. На эту должность пришла нормальная тётка средних лет, с философским складом ума. Она приезжала на работу на своей малютке Дэу и благополучно влилась в коллектив.
Аллу Лонидовну перестало напрягать, что школа, как была, так и осталась ходить в ШНОРах. К этому явлению у директрисы выработался иммунитет: главное, что сама школа пока ещё функционирует и учителям дают зарплату. У Аллы Леонидовны повысилась "толстокожесть" и даже появился слегка отчаянный пофигизм. Сейчас она уже с философской отрешённостью принимала различные комиссии, не бледнела, как раньше и не стелилась перед членами комиссий. Она поняла одну закономерность: надо было так организовать движение проверяющих по школе, чтобы они обязательно пересеклись с учителем математики. И плевать, что это были за комиссии, из каких министерств и ведомств: из министерства просвещения или из пожарной охраны. Да хоть из спортлото. Директрисе было всё равно: главное чтобы комиссия столкнулась нос к носу с Никодимом Викторовичем. Тогда получалась какая-то похабщина, а не нормальная работа комиссии. Как-то так получалось, что самая грозная комиссия через пару минут общения с математиком начинала идти поперёк борозды, а члены комиссии становились с ним лучшими друзьями. Прямо не разлей вода. Типа: дружба, водка, селёдка, балалайка. Почему-то комиссии в полном составе, вместе с обретённым другом в лице Никодима Викторовича, приходила в голову мысль, что не мешало бы закрепить дружбу в ресторане. Продолжить, так сказать, дружеское общение за обильным столом местного ресторана, где для Никодима Викторовича был забронирован чуть ли не личный кабинет. В этом отдельном кабинете члены комиссии, какого бы она ранга не была, упивались до изумления. Тела членов комиссии, мужские и женские, приходилось нести на руках в местную частную гостиницу, так как речь уже не шла о том, чтобы народ уехал домой в таком непотребном виде. Впрочем, шофёр комиссии, ежели такой был, тоже оказывался не дураком выпить и закусить. В роли носителей тел уважаемых членов комиссий выступали завхоз, безотказный трудовик и новая замдиректора по воспитательной работе, это если её саму не приходилось нести на себе. Труднее всего было заместителю директора по воспитательной работе: она очень боялась, что дети увидят её в компании упившихся личностей, а как тогда воспитывать детей, на каком примере, если сами такие. Совсем не имеем гражданскую совесть! Дети еще не спят, они шастают по посёлку и всё видят.
Такие посиделки случались обязательно раз в неделю, а то и по два раза: комиссии пёрли косяком. Специалист по воспитанию стала привыкать к такому режиму, даже сама позволяла себе употреблять на банкетах горячительное: что не сделаешь для родной школы. А что делать, ведь директор сказала ей, что это святая обязанность зама, жертвовать своей печёнкой: специфика работы такая, за это доплата идёт.
Сама Алла Леонидовна пару раз побывала на этих пьянках. После этого зареклась на них присутствовать, какая бы грандиозная комиссия не приезжала. Как можно столько пить — удивлялась она такому факту: хоть бы из рюмашек пили, а то бокалами глушат. Алла Леонидовна старалась не думать, за чей счёт проходят эти банкеты, а математик не поднимал такого щепетильного вопроса. Интересно, откуда такая роскошь? Зато среди персонала местного ресторана и местной частной гостиницы он был в авторитете. Да в каком авторитете — на него в этих организациях буквально молились, ведь он приводил каждую неделю компанию культурных людей, исправно оплачивал мероприятие, а съедали и выпивали культурные люди на весьма значительные суммы. И это не местная шваль: эти пили культурно, не дрались, посудой не швырялись, к официанткам, к их огорчению, не приставали, решали государственные задачи. Пили много, что называется вдрызг, но то дело такое, завидовать чужому счастью не надо. Алла Леонидовна перестала удивляться, что с определённого периода все комиссии стали оставлять о её школе самые лестные отзывы, хоть школа и оставалась в ШНОРах.
Так что замечательно стали проходить все проверки школьных дел всякими инстанциями, в том числе и проверки школы органами государственного пожарного надзора.
— Дай я тебя поцелую, — лез с нежностями к Алле Леонидовне сам подполковник Цвирко Андрей Тарасович, представляющий государственный пожарный надзор. — Если бы не был женат вот точно взял бы тебя в жёны, — при этом он молодецки подкручивал усы, показывая, какой он ещё орёл.
Алле Леонидовне приходилось подставлять щёчку, ведь предыдущие комиссии из этого грозного ведомства оставили предписаний на множестве страниц. А кто бы устранял все их замечания? Нет ни сил, ни средств. Кое-что по мелочам, конечно, было устранено, но далеко не всё. Очередная комиссия грозно хмурила брови, и грозилась карами: ведь известно, что на просторах страны каждый день сгорает по одной школе. Но, на свою беду, подполковник Цвирко пересёкся с Никодимом Викторовичем. Знакомство продолжилось, кто бы мог подумать, в отдельном кабинете ресторана, где Цвирко, окружённый заботой такими милыми учителями, и такой красавицей директрисой понял, что этой школе надо помочь, а не чморить её своими предписаниями с угрозами закрыть заведение. Ведь, смотря как, напишешь в протоколе. Можно так написать, что школа вовек не устранит замечания, а можно и подсобить.
— Дай я тебя в губки поцелую, — фонтанировал идеями Цвирко. — И вычеркнем мы тогда из протокола четвёртый пункт, да и седьмой тоже.
— Ах, Андрей Тарасович, что вы себе позволяете? — делала вид, что отпихивается от подполковника Аллочка.
— Я себе всё позволяю, — заверял пьяненький подполковник.
— Ты пойми, Леонидовна, — продолжал Цвирко, опрокидывая в рот очередную приличную порцию коньячка, заботливо налитую Никодимом Викторовичем. — Не может случиться такого, чтобы в протоколе ничего не было отражено. Обязательно должны быть замечания. Но.... дай я тебя поцелую....чмок-чмок-чмок.....но, смотря, что писать, дорогуша. Я тебе красота моя в протокол напишу много, но напишу всякую ерунду, ага. Вот, например.
Цвирко перечислял, что, по его мнению, не нанесёт фатального ущерба школе, но что, легко устранить до повторной проверки.
— Вот запишем, что не произведено испытание пожарных гидрантов на водоотдачу, которое производится с установкой пожарного автомобиля и составлением соответствующего акта. Говно вопрос, правда. Лично пришлю машину. Не опломбированы дверцы пожарных шкафов — это за десять минут устранишь. На пожарных шкафах не нанесены буквенные обозначения (ПК), порядковые номера и номера телефонов ближайшей пожарной части. Это ерунда....дай поцелую. Не разработана инструкция, определяющая порядок включения пожарных насосов в насосной станции. Где взять инструкцию? Я тебе сам её дам...за два жарких поцелуя. Распорядительным документом не определен срок проведения испытаний пожарных насосов. Дам образец этого распорядительного документа. Помещение пожарного поста не обеспечено тремя ручными переносными электрическими фонарями. Нет, фонариков у меня нет, сами выкручивайтесь. Купите хоть китайские. Деньги? Родителей напрягите. Не определено приказом лицо, ответственное за приобретение, ремонт, сохранность и готовность к действию первичных средств пожаротушения, не заведен журнал учёта проверок наличия и состояния первичных средств пожаротушения. Назначь приказом своего завхоза над наблюдением за этой лабудой, и все дела, пусть мужик корячится.
— Андрей Тарасович, — сопротивлялась Алла Леонидовна. — Что-то многовато пунктиков получается.
— Побойся Бога, Леонидовна, — цепляя на вилку кусок сочащегося соком балыка, отвечал подполковник. — В других школах не акт, а целая простыня, а у тебя всего немножко пунктиков, которые для тебя устранить, раз плюнуть. Я тебе помогу.....буду чаще приезжать в школу и помогать. Въезжаешь в тему, дорогуша? Выдающиеся у тебя, Леонидовна эти.....глаза, доложу я тебе. Давай ещё по стопочке за твои.....глаза и за всё народное образование. И не забывай регламентировать приказом порядок уборки горючих отходов и пыли, а также порядок обесточивания электрооборудования в случае пожара и по окончании рабочего дня. А то вжих и сгоришь к ё
* * *
бабушке. А пожаров нам не надо, поэтому обрати своё пристальное внимание на порядок и сроки прохождения противопожарного инструктажа и занятий по пожарно-техническому минимуму, а также о назначении ответственного за их проведение.
— Вы закусывайте, Андрей Тарасович, закусывайте, — улыбалась ему Алла, ведь правила обжорства никто не отменял.
— Я тебе про большую любовь толкую, а ты всё мне о закусках, — со значением поводил широкими плечами Цвирко.
— Всё в мире взаимосвязано, — отбивалась от него Аллочка. — Обо всём можно договориться. Только после хорошей закуски можно совершать безумие.
Цвирко знал, как завоевать сердце женщины. Надо признаться, что ты был неправ. Даже если ты прав. Вот и приходилось ему вычёркивать пункты из предыдущего предписания, чтобы понравиться драгоценной Алле Леонидовне. Он знал из своего богатого личного опыта, что женщину можно завоевать настойчивой осадой. А если попытаться разом, то непременно подавишься. Женщина, она как неразделанная свиная туша: целиком её и волк не съест. Женщины проблемны. Их, как и проблему, надо разбирать на кусочки, а потом, каждый кусочек надо жевать вдумчиво и со вкусом. Для завоевания женщины надо потратить время. Ведь женщины похожи на печку, они медленно нагреваются. А мужчины, они как микроволновка: кнопку нажал — они готовы к употреблению.
