Клуб негодяев (Общий файл)

— Молчи.

Хедвика протянула руку к моему лицу. Почуяв подвох, я схватил её за запястье.

— Ты что собираешься сделать?

— Дать тебе по голове и ограбить! Не трогай меня, постой спокойно.

Мне не нравилось идти у неё на поводу, но пришлось подчиниться.

Так ничего и не объяснив, Хедвика раскрыла ладонь и зашептала что-то, подозрительно смахивающее на заклинание.

Ну уж нет! Хватит с меня этих штучек!

— Прекрати!..

Мне в глаза словно попала горячая зола. Я зажмурился и отпрянул назад, но от этого стало только хуже. Почти сразу боль сменилась нестерпимым зудом.

— Ах ты... Что ты со мной сделала? — я беспомощно тёр начавшиеся слезиться глаза.

— Не паникуй.

— Тебе легко говорить!

Заметное облегчение. Я убрал руки от лица, поморгал... Всё такое серое, мутное, расплывающееся.

— Не поможет, — сказала Хедвика, когда я снова стал тереть глаза. — Я тебе ещё не до конца доверяю, поэтому пришлось тебя на время ослепить. Извини.

— "Извини"?! Вот так просто — "Извини"?! Я же ничего не вижу!

Она зашикала на меня, как на капризного ребёнка. В этот момент кто-то тяжёлой походкой прошёл мимо.

— Верни мне зрение, — я понизил голос.

— Когда придём.

— Нет, сейчас.

— Не торгуйся.

— Ты не имела права так со мной поступать!

— Имела.

— Нет!

— Может, ты ещё и немым хочешь стать?

Я был вынужден в очередной раз признать поражение. Вот какого чёрта я с ней связался?

Друг Хедвики должен быть, как минимум, серийным убийцей, который скрывается от правосудия, раз она не хочет, чтобы я знал, где его можно найти. Я благоразумно не делился с ней своими догадками, чтобы не спровоцировать на что-нибудь более неприятное, чем временная потеря зрения. Мне и так было несладко. Я не видел ничего, кроме смутных очертаний. Люди представлялись мне жутковатыми бесформенными тенями, скользящими вокруг нас. Всё было странным и туманным, только булыжная мостовая казалась реальной: я её чувствовал и слышал негромкие шаги. Хедвика не делала мне никаких поблажек. Держа меня под руку, она шла слишком быстро и почти не реагировала, когда я просил её идти помедленней. Пару раз мне даже почудилось, будто она пытается меня запутать, чтобы я не смог запомнить повороты. Оставалось лишь надеяться, что я не зря согласился принять её помощь.

Когда ведьма наконец сняла чары, я обнаружил, что мы с ней находимся в безлюдном переулке. Напротив располагался двухэтажный дом весьма отталкивающего вида. Он смотрел на мир сквозь закопчённые и местами битые стёкла окон. Крыльцо было завалено мусором. Из-под горы хлама высунулась крысиная мордочка.

Я не ожидал чего-то помпезного, но это было слишком.

— Это... его дом?

— Нет, здесь после пожара никто не живёт. Внутри почти всё выгорело, — неожиданно словоохотливо ответила Хедвика. — Нам сюда.

Соседний дом, на который она указала, был также не очень похож на жилой. Все окна на первом этаже были наглухо заколочены досками.

— А вдруг его нет дома? — я вслед за Хедвикой поднялся на крыльцо.

— Ты невнимательный. Смотри, из трубы идёт дым.

— У него нет прислуги?

— Какая тебе разница, — Хедвика толкнула дверь и беспрепятственно вошла внутрь.

Моему удивлению не было предела. В окно и муха не пролезет, а парадная дверь открыта для первого встречного?

В прихожей было темно. Пустая вешалка и пыльное зеркало вносили ноту уныния, но в целом атмосфера не вызвала у меня ощущения разрухи. Хозяин будто ненадолго уехал. Однако я не отрицал, что приличное освещение могло бы кардинально изменить моё впечатление об этом доме. Меня передёрнуло, когда я представил, сколько здесь может быть мышей и пауков.

Уверен, друг Хедвики — чокнутый старик, которому всё равно, в какой обстановке жить. А если учитывать, что он настоящий книжный червь, его не волнует, что творится в окружающем мире. Он плохо следит за собой или не следит вовсе. Забывает о бытовых мелочах, принимает пищу только после голодных обмороков. Следовательно, этот чудик должен выглядеть, как сумасшедший, которого лучше обходить стороной.

— Hedvika? — откуда-то из глубины дома донёсся совершенно нестарческий голос.

— Я не одна, и мой спутник не знает чешского, — откликнулась девушка.

Мы поднялись на второй этаж и приблизились к единственной открытой комнате. То, что я увидел внутри, поразило меня до глубины души. Всё было завалено книгами! Да-да, не заставлено, а именно завалено! Книги валялись на полу, на кушетке, на журнальном столике, на подоконнике. Здоровые фолианты и тонкие брошюры лежали вперемешку, некоторые издания были раскрыты посередине. У пылающего камина, на ковре, по-турецки сидел темноволосый мужчина. У него не было абсолютно ничего общего с тем образом, который я себе представлял раньше. Передо мной находился не уродливый старик, а статный человек, не похожий на существо, день и ночь чахнущее над книжными страницами. Узорчатый жилет и кокетливый шейный платок однозначно говорили о том, что их владелец неравнодушен к своей внешности.

Взгляд упал на весело потрескивающий огонь. В пламени мелькали обугливающиеся корешки.

— Вы сжигаете книги?! — вырвалось у меня вместо приветствия.

— Надо же как-то освобождать место для новых, — последовал бесхитростный ответ. — Книг много, и не все они достойны вечного хранения. Я бы с удовольствием продолжил беседу, но прежде стоит познакомиться. Так будет правильно, не так ли? Да вы не смущайтесь, молодой человек, я ничего против вас не имею. Друзья Хедвики — мои друзья, только она что-то в первый раз решила со мной ими поделиться.

Его улыбка была настолько искренней, что не хотелось осуждать его причуды.

Тем временем Хедвика по-хозяйски убрала с кушетки пару стопок книг, где и устроилась, положив свою корзину на колени.

— Это не мой друг. Он всего лишь постоялец "Старого дуба", — холодно сказала она. — Англичанин, путешествует с французами, а чего здесь хочет, понятия не имею. Знаю только, что он своими выходками хочет довести меня до белого каления. Ходячее несчастье какое-то.

— У ходячего несчастья есть имя? — пристально глядя на меня, книжный инквизитор поправил очки.

Я смутился.

— Есть. Меня зовут Роберт... Роберт Сандерс.

— Очень приятно. Я — Андрей Драгослав. Прошу прощения, но я принципиально не жму никому руки без перчаток. Пожалуйста, не обижайтесь, мы, доктора, люди со странностями.

— Хедвика не говорила, что вы доктор...

— Я давно не занимаюсь врачебной практикой. Меня сейчас больше привлекают исследования. Как видите, книг у меня предостаточно. Жаль, что во многих столько глупости и вреда, что даже отдавать их кому-то страшно. Вот, смотрите, — он поднял с пола книжку в коричневом переплёте. — В этой автор доказывает, что во всех болезнях люди виноваты сами. С теологической точки зрения! И как прикажете лечить тех, кого высшие силы покарали за грехи? Молитвами и ритуальными плясками? Таких безграмотных писак и близко нельзя подпускать к медицине, — книга была безжалостно отправлена в огонь. — А здесь сказано, что пиявки — панацея от всевозможных недугов. Я не отрицаю лечебные свойства пиявок, но если прикладывать их по любому поводу, можно больного запросто в гроб загнать. Эту книжонку опасно оставлять даже как памятник графоманской глупости.

— А как насчёт, допустим, трудов античных учёных? Многие из них ведь тоже не соответствуют истине.

Андрей Драгослав встал и кочергой помешал догорающие издания.

— Ну, знаете ли, молодой человек, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Выдающиеся личности, не только в сфере науки, те, чьи имена прошли сквозь века, становятся неприкосновенными. За попытку разобраться в тайнах мира им прощают все неудачные теории.

— То есть любая чушь может спустя годы быть оправдана?

— Нет, не любая. Вот голову даю на отсечение, что у этого пиявочника нет вообще никаких шансов увековечить своё имя.

— Вы так сурово судите, потому что он наш современник?

— Отчасти да. Однако чушь не перестанет быть чушью ни при каком раскладе. Да что же вы стоите, присядьте уж куда-нибудь. С книгами не церемоньтесь, их судьба уже решена. Я проглядываю только самые спорные.

Хедвика была мрачна, как туча, поэтому я не осмелился приблизиться к ней. Я выбрал нагромождённый стул. Большой ошибкой было попытаться разом снять всю гору "обречённых": книги веером рассыпались по полу.

— Гёте? — я поднял том со знакомой фамилией. — Вы и беллетристику хотите уничтожить? Но это же выдуманные истории, какой от них может быть вред?

— Вы, наверное, мне не поверите, но я считаю, что от беллетристики всё же больше пользы. Писатели как могут развивают фантазию, делятся своим опытом и переживаниями. А главное — дарят мечты.

Меня тронул такой сентиментальный подход, но я вернул разговор в прежнее русло.

— Гёте же впал в немилость.

— Что у вас там?

— "Страдания юного Вертера". Слышал, якобы из-за этой книги люди убивали себя по примеру главного героя. Неужели роман заслуживает забвения? Так ведь можно уничтожить все книги, вызывающие хоть какие-то чувства у читателей. Оставить только словари да энциклопедии.

— К сожалению, этот роман пал жертвой моего вкуса. Можете забрать себе.

— Нет, спасибо.

— Эй ты! — воскликнула Хедвика, когда Вертер со своими страданиями полетел в камин. — Я тебя зачем сюда привела? Давай уже приступай к делу. Или хочешь, чтобы Франсуа вернулся раньше нас и обнаружил, что ты опять сбежал?

Я нехотя подошёл к ней и достал из корзины дневник Родерика, руку, замотанную в чёрный бархат, и кулон, который я нечаянно сорвал с мертвеца. Остальные вещи деда я оставил в номере. Ножом никого не удивишь, а оловянный солдатик, может быть, вообще попал в ларец по иронии судьбы.

Путано объясняя, что мне досталось необычное наследство, я разложил вещи на столике, прямо поверх книг.

— Э... Видите ли...

— Андрей. Называйте меня просто имени. И не заикайтесь.

— Хорошо, Андрей. Хедвика сказала, что вы разбираетесь в... сверхъестественных явлениях. Правда, я не знаю, стоит ли воспринимать это всерьёз. Может, это просто безделушки.

Андрей взял в руки дневник, но так и не раскрыл его. Его ноздри слегка расширились, словно он принюхивался. Выражение лица вдруг стало строгим.

— Где вы это взяли? — глухо спросил он.

Перед глазами появился гроб с телом Родерика. Я сглотнул.

— Так мне в наследство досталось.

— Где вы это взяли?

Я почувствовал себя загнанным в угол. Главное, не растеряться и что-нибудь соврать поубедительней.

— Уж поверьте, этот запах я ни с чем никогда не спутаю, — сказал Андрей. — Трупов я в своей жизни нанюхался. Лучше не начинать дружбу с вранья, договорились?

Как же мне не хватало вампирского гипноза! Где взять столько смелости? Не зная, как сгладить неприглядные моменты, я поведал свою историю.

— Ещё святошу из себя строит! — возмутилась Хедвика. — Все вокруг плохие, а он такой правильный! Почему сразу мне не сказал, что в могилу полез?

Я хотел сказать что-нибудь в своё оправдание, но Андрей положил руку мне на плечо.

— Ну что ты накинулась на бедного мальчика? У него не было другого выхода. Как бы он по-другому эти вещи достал? И кстати, он правильно сделал, что не стал тебе сразу всё выкладывать. Какой здравомыслящий гробокопатель будет кричать о своих подвигах на каждом углу? Это же опасно! Когда я учился, мне были нужны тела для анатомических исследований. Я сам боялся на кладбище лезть, поэтому всегда нанимал трупокрадов. Во всём себе отказывал, чтобы накопить денег на это удовольствие.

Я был в шоке.

— Медики воруют трупы? Никогда бы не подумал!

— Да, гордиться нечем, но что поделать? Студентов много, а легального материала для препаратов ничтожно мало. Договориться с родственниками умершего практически невозможно: все, даже те, кто еле скрывает радость от скорбного события, становятся вдруг богобоязненными и до смешного суеверными. Вот и приходится идти на крайние меры. Рискованное, скажу я вам, это дело! Я однажды остался и без денег, и без трупа. День ждал, два ждал. Уже начал думать, что меня обманули, а оказалось, что моих трупокрадов поймали и забили насмерть прямо на кладбище.

— Ничего себе!

— Вот поэтому эти подлецы без аванса не берутся за работу. Украсть свежее тело — задача не из лёгких. У моих знакомых несколько раз срывались сделки только из-за того, что могилы по ночам стерегли родственники покойников.

— Даже так! И как только терпения у людей хватает...

— Так ведь и не нужно вечно бдеть у надгробия. Только до тех пор, пока труп не станет непригодным. Только не нужно думать, что, кроме медиков, никто не тревожит мёртвых. Есть много фетишистов, желающих добыть голову врага или сердце любимого человека...

Тут Хедвика вновь потребовала, чтобы мы не отвлекались, и прозрачно намекнула на то, что мой рассказ незакончен. Спорить с ней никто не стал.

Андрей открыл дневник и с лёгким шорохом полистал его.

— Я не знаю латынь, — сказал я. — А моего отца очень напугали эти записи, поэтому дневник не даёт мне покоя.

— Вы не знаете латынь? — Андрей посмотрел на меня, как на пещерного человека.

— В детстве мама заставила несколько молитв выучить, но я их уже не помню...

— Где вы учились?

— Нигде. В смысле, дома. У родителей не было возможности дать мне нормальное образование.

— Вот как. А по жизни вы чем занимаетесь, кроме поиска сомнительных приключений?

— Я учитель в деревенской школе. Ещё служу секретарём у одного человека.

Мне не хотелось вдаваться в подробности. Нечего посторонним знать про Элен и наши с ней родственные отношения.

— Ты же сможешь сделать для него перевод? — нетерпеливо спросила Хедвика.

— Конечно, — Андрей отложил дневник в сторону и взял самую мерзкую часть моего наследства. — А это что?..

Я с трудом поборол соблазн отвернуться или хотя бы закрыть глаза.

— Похоже на руку славы, но только похоже, — усмехнулся Андрей, разглядывая обрубок. — Теперь ясно, почему так называется гадюшник, в который вы сунулись.

Вспомнились слова Филдвика. Он говорил, что ему перешло не только членство клуба, но и рука. Неужели у всех этих негодяев есть такой сувенир?

— Скверная вещь, — нахмурилась Хедвика.

Андрей стоял на своём.

— Не похожа на настоящую.

— Мне виднее.

— Может, объясните, какой толк от... этого? — вмешался я.

— Рука славы — это атрибут чёрной магии. В наше время редкий, — Андрей как ни в чём не бывало вертел "атрибут чёрной магии". — Я, наверное, вам уже надоел своими рассказами о трупах, но мне впервые стало известно об этом явлении именно во время учёбы. Нам давали работать с телами казнённых преступников, и у некоторых были посмертно отрезаны руки. Тогда я и узнал, что висельник — лакомый кусочек не только для ворон. Представляете, до сих пор есть ненормальные, которые верят в то, что из человеческих волос, кожи, ногтей и прочих частей тела можно делать лекарства.

— Какое-то средневековое мракобесие, — поёжился я.