Я покосился на белую пустоту под ногами и буркнул:
— Ладно. Ты уверена, что Кредитор не заявится сюда, почувствовав твое пробуждение, и не даст нам обоим по... гм... по рогам? Где он вообще? Как выглядит?
Острые плечи поникли.
— Я коплю силы уже несколько лет, и за это время ни разу не ощутила его присутствия. Я полагаю, он уверился, что ловушка для Творца не сработает, и ушел. Он способен так же произвольно переходить в любые миры сущего, как смертные — из комнаты в комнату, и уследить за ним я не могу. Он давно уже не убивает богов, ибо понял, что и этот его ход не выманит Творца. Он затаился где-то в мирах сущего, как ловчий паук, и ждет...
— Расскажи, как он выглядит, чтобы при встрече я...
Талаши вздохнула.
— Он меняет обличья как маски. Кредитором можешь быть даже ты, Фатик. Вернее, он может выглядеть, как ты.
Я вздрогнул и бросил взгляд на самого себя — смутное отражение в полированном мраморе столешницы.
— Я — это я, Фатик М. Джарси, богиня! Был, есть и всегда им пребуду, ежели, конечно, какой-то чародей из Тавматург-Академии Талестры не вздумает превратить меня в столб либо в девицу, что, как я знаю, при нынешней квелой магии невозможно.
Пепельные губы дрогнули в слабой улыбке. На миг сквозь глаза Талаши на меня взглянула шальная Лигейя.
— Я бы не сказала, что это невозможно... Но тебе нечего беспокоиться, тебя — не превратят. Ты должен еще много сделать...
— Ты намекаешь, что у тебя имеется для меня работенка?
"Да", — сказали тени.
На меня снова надевали ярмо. Но, знаете, я постепенно начал привыкать к таким поворотам.
Мы помолчали. Волосы-тени тревожились, по ним пробегала рябь, хотя я не ощущал ветра. Впрочем, богиня в ипостаси Талаши, даже сидя, была намного выше меня — может, ветер все-таки задувал, скажем так, поверху.
Я проговорил:
— Хорошо. Кое-что я понял, кое-что осознал. А теперь, Талаши, разъясни, что мне предстоит совершить, и почему, Гритт подери, мне нельзя чертыхаться именем Гритта. И, яханный фонарь, прошу тебя очень вежливо, расскажи мне, твою мать, об эльфах!
13.
И богиня рассказала мне об эльфах.*
* Безусловно, это одна из самых коротких глав в истории литературы. Но ей далеко до главы из беллетризованных мемуаров знаменитого хараштийского вора Зорана Вид-Орка (фамилию оставим на совести его папаши, какого-то залетного гуся с Южного континента), "О природе украденных вещей", она настолько коротка, что я решусь привести ее здесь, в этом примечании, вместе с названием самой главы, итак. "Глава о том, как я, совершая вечерний моцион в полночь в купеческом квартале, никого не трогая, схлопотал нож в спину от неизвестного ублюдка". Текст главы: "Хр-р!"
14.
— Прощай.
— Я буду тебе сниться, Фатик!
— Только не в облике Лигейи.
Мне показалось, что в глазах Талаши сверкнул насмешливый огонек.
— Удачи, Фатик М. Джарси!
Я поправил пояс, куда уложил кровавую каплю Бога-в-Себе. Мне показалось, что эта штуковина, соединенная отныне с нитью моей жизни, внезапно стала тяжелее каменной глыбы...
Свет померк, и я очутился в ледяном мортуарии прямо перед статуей моего напарника. Олник стоял, прикрыв глаза, и бурно дышал, распахнув рот.
Магический мерцающий лед, на который распалось тело убитого Кредитором Атрея, был изрядно подтоплен вокруг гномьих ботинок. Сам гном продолжал разогреваться. Если помните, я как-то говорил, что гномы с холодом на "ты", и Олник был тому примером. Уж не знаю, какова природа феномена, но чем холодней вокруг, тем сильнее разогревается гномья кровь, не допуская обморожений тела. Она, конечно, не вскипает, но делается чрезвычайно горячей, не вредя при этом внутренним органам и, в первую очередь, мозгу (и не нужно шуточек на тему "Было бы что повреждать в гномьей черепушке"!). Реакция продолжается до тех пор, пока вокруг не станет теплей, или внутренние резервы организма не иссякнут. Правда, после такого на гномов нападает лютый жор, вещь крайне затратная, если учитывать размер гномьего желудка (а влезает туда, поверьте, много), так что подавляющее большинство этих ненасытных малышей при наступлении холодов предпочитают, все же, утепляться.
Я переступил нагрудник из драконьей чешуи на рыбьем клее и щелкнул напарника по носу. Талаши сказала, что в этом случае Олник отмерзнет. Чувство юмора у богини... гм, было.
— Фатик! — Гном попытался сграбастать меня в объятия.
— Отлипни!
Он зарыдал:
— Эркешш махандарр! Я же видел, как тебя проглотил демон!
Я отстранил его и принялся бродить меж ледяных пик, собирая оружие. Товарищ семенил следом. Оскальзываясь на льду, он продолжал рыдать:
— Он наклонился и тебя — ам! Я же видел! Видел! Как ты выбрался, слушай? Ты вспорол ему брюхо, да? Я знаю!
— Оптический обман — это я его проглотил.
Он заморгал, вытер слезы:
— Да-а?
— Брось таращиться, давай, собирай наши манатки. Здесь больше нельзя оставаться.
— А...
— Пойдем.
Она все еще не уснула, я ощущал ее взгляд, направленный, казалось, отовсюду. Многомерный локус-тюрьма, невидимый для смертных... Талаши — или Лигейя? Лигейя — или Талаши? Кто сейчас смотрел на меня оттуда?
* * *
— Не все дары, которые вы получите от меня, проявятся сразу... Твой гном — бесстрашный маленький гном — получит то, в чем сейчас видит смыл своей жизни...
— Что же это? — спросил я рассеянно, слишком ошеломленный открытыми мне тайнами.
— Он скоро узнает. И ты.
— Материальное?
— Ну, это как посмотреть.
— Золото? Богатство? Ему как раз и нужно... богатство.
— Как посмотреть.
— А что получу я?
— Два твоих дара проявятся со временем.
* * *
Я остановился и взглянул на Олника:
— Ничего не чувствуешь?
— Ась?
— Ты... черт, не отвечай вопросом на вопрос, а то я плохо о тебе подумаю! Тебе обещан некий дар от обитательницы этого места!
— Мне? Дар? Подарочек? — Он тут же — деловито! — обшарил карманы штанов и выволок обгрызенный ржаной сухарь. — Вот этот, что ли? Дларма... Так это мой, я его, вот, надкусил!.. А есть охота-а-а...
— Нет, как бы тебе сказать... Может быть, что этот дар... он не вполне материален. Прислушайся к себе: ты ничего не ощущаешь?
Он прислушался.
— Ну, я бы сходил по-маленькому...
Где он нахватался этих инфантильных словечек? Крессинда воздействовала, не иначе! Был гном-мужик, стал — мямля. А вообще, я втайне надеялся, что богиня подарит Олнику ум.
— Погоди, в пещере нельзя, здесь святое место.
— Да-а? А куда ты дел демона, слушай?
— Съел.
— А... а....
— Да не было тут никакого демона, Ол. Это обман, внушение, иллюзия.
— Но я же ви...
— Ты видел фантома.
— Ничего не понимаю!
— Я разъясню тебе позже.
Клинки Гхашш я подобрал уже у створа пещеры.
— Пойдем.
Мы шагнули под арку.
В пещере грохотнуло, и я обернулся. Посреди ледового озерца лежали столик розового мрамора и две скамьи. Сверху на них спланировал золотистый хитон. Перед сном богиня выбросила эти предметы из своего локуса.
— Дохлый зяблик, я надеюсь, ты мне все-все пояснишь! — пропыхтел Олник, когда мы направились в коридор, ведущий к выходу.
— Всенепременно, — изрек я, — проясню до искр из глаз, а если не усвоишь с первого раза — возьмусь за розги.
В недрах пещер родился звук, напоминающий шепот. Он стремительно накатил и истаял, только порыв легкого ветра всколыхнул мои волосы.
Богиня уснула, чтобы прозревать дороги моего будущего.
* * *
Вечернее солнце хитро щурилось на меня сквозь остатки туч. Оно наполовину скрылось за дальней грядой, поджимаемое ночью, которая наступала с востока. Вокруг пика небо было — чище некуда, глубокое, цвета индиго.
Час?.. Прошел, примерно, час, если судить по солнцу. А мне казалось, что я пробыл у богини гораздо дольше. По моим внутренним ощущениям наша встреча заняла, пожалуй, часов пять. Богиня, очевидно, умела играть со временем внутри своего обиталища. Интересно, что она подразумевала под линейным временем, а?
Неспешно мы спустились с плато. Спешно ходить в сумерках, когда под ногами стелются корни, вообще-то не рекомендуется.
На меня внезапно накатила зверская усталость. Знаете, зачатие нового бога стоит доверять людям помоложе, каким-нибудь школярам лет двадцати, этим молодцам любые усилия чресл — как с гуся вода.
В моей голове теснилась тысяча мыслей. Все, что рассказала богиня, было настолько...
Но я слишком устал.
Уже в темноте мы добрели до ручья, и, нарубив лапника, устроились на ночлег, не разводя костра, ибо готовить на нем было нечего. Мы шли на смерть и не захватили провизии. Олник, жуя сухарь, мямлил что-то про хорошую еду в гоблинской столице. Я, не раскрывая глаз, предложил ему немедленно отправиться не только в столицу, но много, много дальше под сводный оркестр безумцев и прокаженных.
— Будет день — будет пища, дорогой друг.
— Да-а?
Я перевернулся на другой бок.
Все-таки зря Талаши не дала ему ума.
* * *
— Так значит, Великая Торба — это брехня?
— Прими ее как метафору осуществления бытия и успокойся: в твоем мире, зато, существует настоящий Князь Тьмы!
* * *
Князь Тьмы, надо же. Но это ладно, это мелочь и ерунда, как и то, что мой мир скоро исчезнет, если я вовремя не обстряпаю одно дельце.
Самое главное, это то, что я узнал об эльфах (я буду называть их так, и плевать мне, что эльфы они немножко липовые), и...
Черт возьми, слушайте, а ведь, по обычаям Витриума, я-то теперь — женат. Правда, ровно на четверть, согласно эльфийскому закону о Четверном Бракосочетании. Виджи Риэль Альтеро (богиня назвала мне полное имя моей эльфийки) — моя четвертушка. Нам нужно прибыть в Витриум и пройти еще три ритуала, и только тогда мы будем считаться полноценными супругами. Дурацкие эльфийские заморочки*!
Только вот две закавыки. Первая. Богиня отказалась просветить меня на предмет того, практикуется ли у эльфов многоженство или многомужие, и кем является для Виджи Квинтариминиэль — братом или, все-таки, ненаглядным мужем. Играть вторую скрипку в браке я не собирался. Не слишком сложно объясняю? Я старомоден, и предпочитаю отношения один на один. Не один на два, не два на три, не три на двадцать три, от таких штучек я драпаю, только меня и видели.
Итак, если выяснится, что эльфы практикуют множественные браки, я, как ни прискорбно, просто удеру от моей сероглазой и утконосой...
Один на один. Никак иначе. И называйте меня старомодной сволочью, а полигамию оставьте животным.
Вторая закавыка стоила первой. Понимаете, я изменил своей жене с богиней, даже не познав радости первой брачной ночи.
* Я уже говорил как-то, что поведаю вам об обычаях Витриума, как только окажусь в самом Витриуме...
15.
— Итак, Фатик, дело...
Ну же?..
— Слушаю, богиня.
— Пробуждение нового бога возможно лишь в пламени Источника Воплощения. Источник — во Внешнем мире...
Меня кольнуло недоброе предчувствие:
— Те самые Небеса, на которых раньше пребывал Атрей и с которых его низринул Кредитор?
— Да... Те самые Небеса, которые Гритт Проклинатель сделал своим личным адом.
— С карточными играми и демонессами...
— Внешний мир, где обитают божественные сущности, окутывает Внутренний, где обитают смертные, незримой оболочкой. Понимаешь?
— Я не жалуюсь на слух.
— Сейчас во Внешнем мире — ад.
— Постой, а настоящий ад — существует? Преисподняя, в которую грешники попадают после смерти, по уверениям священников Атрея и лживых культов типа Рамшеха?
— Тебе не нужно этого знать.
— А... а рай? Как обещает культ Атрея?.. Что происходит с душами праведников, Талаши?
— Тебе не нужно этого знать, Фатик.
— Не совсем понимаю...
— И не поймешь. Тебе и не нужно этого понимать, Фатик. Если я расскажу тебе все как есть — твои шансы на успех нашего дела станут мизерными.
— Ладно, не хочешь пояснять — не надо... Так какую же работенку я должен для тебя провернуть?
— Ты возьмешь зерно Бога-в-Себе, отправишься во Внешний мир, и положишь зерно в Источник Воплощения. Портал, соединяющий Внутренний и Внешний миры — это колодец Оракула в Зале Облачного Храма... Червоточина, которая образовалась, когда Атрей и Кредитор падали во Внутренний мир из мира Внешнего... Через колодец Оракула ты попадешь на Небеса. Новый бог твоего мира вернет тебя обратно.
Пауза... Старина Фатик едва не сверзился со скамьи от известий.
— Мой... сын? Парнишка, которого мы, прощу прощения, вот сейчас... зачали? А разве... ты не должна... девять месяцев... Я думал, ты выносишь его, ну, как полагается...
Багряная слеза выкатилась из левого глаза Талаши, сорвалась с острой скулы и упала на подставленную ладонь.
— Это зерно с новым богом твоего мира. Это Бог-в-Себе. Твой будущий сын.
Я принял его в свою ладонь. Вообще-то, это самое зерно не походило на зерно, скорее, оно напоминало налитую соком виноградину, да и весило примерно столько же.
— Теперь расскажи подробней, — сказал я.
* * *
Этой ночью мне не снилась Виджи, богиня или, спаси провидение, Олник, мне почему-то приснился человек, подрядивший меня увести посмертную маску Атрея, которую, издеваясь над Лигейей-Талаши, снял с агонизирующего бога Кредитор. Мой наниматель щеголял искрящимся именем Кварус Фальтедро, и руководил факультетом Духовного просветления Тавматург-Академии в Талестре (Южный континент, примерно четыреста миль к востоку от Дольмира). Глубокий взгляд, аскетичное сухое лицо с окладистой бородой и любопытным носом (он действительно таким выглядел, этот нос — заостренный, похожий на указку)... Декан кафедры, на которой изучают духовное просветление, да еще с такой респектабельной внешностью, не будет врать, правда?
Сбрехал. Прихватив маску, он улизнул посреди ночи, лишив меня положенного гонорара.
Уже после я подумал — а может, он никакой и не декан?
Иногда я бываю слишком доверчив.
Нет, слишком — неверное слово. Лопух, так вернее.
— Борода-а-а!
Это слово взорвалось у меня в голове. Не сказать, что я умею управлять снами, но иногда сны показывают мне именно то, что я хочу увидеть. Так вот, я как раз дошел в своем сне до упоительного момента: мои пальцы охватили шею Фальтедро и сжались до той степени, что у декана факультета Духовного просветления выкатились честные, небесно-голубые очи...
— Борода-а-а!
Новый вопль подбросил меня на груде лапника, как удар. Олник носился от берега ручья ко мне и обратно, трогал себя за щеки и вопил, будто в его штаны залезла погреться гадюка. Подбежав ко мне, он изобразил на своей распрекрасной (с точки зрения, скажем, слепого безумца) физиономии оргазмический восторг и заорал:
