Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Закончив злодейские дела, я попросил Ваню заехать к Разумихину за автогеном.
— Забираем аппарат, высаживаешь меня у комендатуры, а сам к Леттову и жди меня там.
— Думаете, немец не справится? — спросил Иван, остановив машину у нужного дома.
— Не в этой жизни.
— Вчера, когда я активировал мину и подбросил в тот дом ботинок с длинным шнурком, я так и знал, что это неспроста. Теперь этот немец из штаба полностью ваш. А кто он такой, Пассеро?
— Семья Пассеро занималась изготовлением 'подлой' брони для бретёров. Делали стальные нагрудники и обтягивали их человечьей кожей, да так искусано, что невозможно было заметить под распахнутой сорочкой. И их клеймо, воробей на ветке — дань фамилии. Однажды им заказали потайной сейф на яхту, не зная секрета которого, вор бы оказался искалечен. В ловушку случайно угодил племянник герцога Савойского, а железный бочонок в срочном порядке отправили из Турина на Мальту. Герцог приказал казнить мастера и больше Пассеро не отвлекались на подобные заказы.
— То есть в том здании...
— Совершенно верно. Конечно не античный из 'мастерской Гераклида' , но в своём роде единственный и неповторимый; изготовлен по спецзаказу на Ижорском заводе. А чтобы поднять гильотину, её нужно с усилием утопить вниз специальным приспособлением похожим на цапку. Это против логики и Леттов не догадается, да и инструмента у него нет.
'Но если это случится, — подумал я — впрочем, сегодня авианалёт на аэродром и кто знает, на что способна случайно сброшенная авиабомба в условиях плохой видимости'.
Разумихин выкатил из дворницкой мечту водопроводчика — трёхколёсный мопед с большой фарой на руле. Позади седла, в маленькой, специально оборудованной корзине, крепились баллоны и свёрнутые в бухту резиновые шланги с газовым резаком. Дав время оценить профессиональный инструмент, он поправил на голове кожаный лётный шлем с особыми очками сварщика и категорически заявил:
— С вами поеду, герр немец. А то вы не так карбид сыпанёте и вообще...
Вообще он отел сказать, что потом днём с огнём не сыщет ни мопед, ни ацетиленовый генератор и это выглядело вполне оправдано. Лучше уж пятнадцать минут покрутить педали, чем потом что-либо доказывать.
К имеющимся документам я выписал Николаю Васильевичу на бланке с печатью 'Маркен Тендерай' наряд на работы, куда вписал транспортное средство, где заказчиком выступал штаб 50 корпуса 18 армии и приёмщика работ обер-лейтенанта Леттова. Бумажка как документ — ничтожна, но всё же лучше чем ничего. Ведь с детства известно, что чем больше лопухов (бумаги), тем чище попа. Кстати, о бумагах. В комендатуре нам выдали суточный пропуск на выезд из города, а Разумихину разрешение на пользование транспортного средства, тоже на сутки. И если с нами всё понятно, то с произволом бюрократической глупости я получил разъяснение от недавнего знакомого Эккеля. Созданные предприятия должны были регистрироваться в Управлении, но так как кооператив немецкий, никто толком не знал, как быть и что делать. Поэтому Николаю Васильевичу рекомендовали навестить мэрию в ближайшее удобное время. История с посещением комендатуры приняла неожиданный оборот. Как только фельдфебель полевой жандармерии узнал, куда мы направляемся, так сразу стал предлагать свои услуги. Очень уж ему было интересно, что делал в районе пустующих домов за час до известных событий застрелившийся Гуго и почему я вдруг имею там интерес?
— Я подбираю помещение, а обер-лейтенант обнаружил там сейф,— равнодушно сообщил я. — Инспектор, если вас интересуют такие вещи, я не стану отговаривать от потери пару часов вашего служебного времени. Обращайтесь к адъютанту генерала или к самому Линдеману, а у меня этого времени нет.
— А вы сами видели его? — не став поправлять меня в звании, заинтересовался он.
— Не понял, кого?
— Сам сейф, естественно, — вспылил он.
— Видел, даже принимал участие в его открытии. А что?
Выказывая явный интерес, Эккель тут же достал из кармана шинели блокнот и показал мне страницу с рисунком.
— Он? — с нетерпением уточнил он.
— Похож, — не стал скрывать я, всматриваясь на чётко прорисованные декоративные деревянные рейки.
— Трагическая гибель оберштурмфюрера вызвала слишком сильный резонанс, — начал взволновано говорить Эккель. — И вы, как участник событий...
— Достаточно! Только не уверяйте меня в том, что мне ещё повторную аутопсию нужно провести. Инспектор, дальнейшее рассуждения меня не касаются. Ну-ка покажите язык, вот, так и знал, что этим всё закончится. Мало того, что вы нарушаете приписанной мною постельный режим, так ещё и инфекцию разносите. Терпеть не могу пациентов, которые сознательно губят своё здоровье. У каждого тут своя работа и я до полудня собираюсь закончить мою, а не заниматься исследованием пустых сейфов.
— Именно поэтому вы взяли с собой оборудование, — съязвил Эккель. — И почему-то я уверен, что вы осведомлены о том, что срывает дверца сейфа. Только не отрицайте, что впервые слышите о шахматах из янтаря с фигурами размера с грушу.
— Боже! — разочарованно посмотрев на Эккеля, произнёс я. — Ещё один искатель сокровищ. Если там такие фигуры, какого же размера должна быть игровая доска? Не стану вас переубеждать. Всего хорошего.
— Дежурная группа на выход! — вдруг крикнул Эккель.
Мне лишь оставалось улыбнуться про себя.
В этот, как и в прошлый раз фельдфебеля сопровождали те же двое солдат. И что занимательно, снова на трофейной машине. Как мне кажется, во времена Великого переселения народов влияние Краснодарского края оставило в готах нестираемый код, передавшейся германской нации. Немцы испытывали непреодолимые приступы рачительности и бережливости к найденным вещам. Пытались пристроить всё подряд, даже то, что применить уже не могли. Таскавший когда-то на себе счетверённую пулемётную установку, советский грузовик сохранил лишь прикрученную к доскам кузова конусную тумбу и два откидных борта. В чём заключался сакральный смысл сокращения полезного объёма и отчего от неё не избавились, мне было не понятно. Хотя сохранись на тумбе пулемёт, в комендатуре транспортное средство не задержалось бы. Следовательно, грузовик взят или выдан на время.
Я застал Леттова в комнате с сейфом без шинели с расстёгнутым кителем и брошенным на пол ломиком. Апатия и отчаянье читалось в его глазах. Один из фонариков предательски тускло ещё продолжал светить, а второй, видимо исчерпав заряд батарейки, сдался и был раздавлен в порыве гнева.
— Дружище, — обратился я к нему. — Бросайте это неблагодарное дело и отдайте на откуп специалистам. Со мной прибыл наш русский из 'Маркен Тендерай'. У него профессиональное оборудование.
— Правда? Я пытался и так и этак, — стал плакаться он — но эта чёртова железяка...
— Во-первых, берегите силы, а во-вторых идёмте к окну. Там широкий подоконник, а у меня хороший успокоительный бальзам. Смотреть на работу автогена вредно для зрения и вообще, разбавьте мою меланхолию беседой.
— С удовольствием. Только благоразумно ли оставлять русского одного.
— Нашего, — сделав упор на это слово — можно, но на всякий случай, за ним присмотрит фельдфебель Эккель. Он преследует меня от самой комендатуры.
— А, этот сыщик, — с ухмылкой протянул Леттов. — Тварь, каких поискать. Его вчера наделили на время расследования какими-то невероятными полномочиями. Важничает?
Я кивнул головой.
— В старые времена он бы высох у меня на плацу. Прозит.
Как и два дня назад, мы ни один раз отсалютовали крохотными рюмочками. Пока фельдфебель рыскал по дому, из соседней комнаты раздавался гул выбивавшегося из сопла резака пламени, и специфически пахло горелым железом.
— Готово! — громко произнёс Разумихин, когда срезанная пластина упала на пол.
В этот момент Эккель оттолкнул Николая Васильевича и заглянул внутрь сейфа. Ни я, ни Леттов не говорили ему о второй дверце и в темноте, лишь при свете остывающего металла и голубоватого огонька он обозрел пустоту. 'Инспектор' бы и целиком туда влез, но вовремя остановился, выпрямился и встряхнул головой, словно желая прогнать мрачные мысли. Не вымолвив ни слова, фельдфебель вышел из комнаты. Мы напрасно старались заглушить смех, вырывавшийся у нас из груди, когда Эккель бил сапогом по колесу и дверца грузовика закрылась не с первого раза.
— Раз нам больше никто не мешает, — весело воскликнул Леттов — то я хотел бы напомнить о бутылке бургундского.
— Я жду.
— Не так быстро, герр доктор. — Пауль включил фонарик, убедился, что металл вполне остыл, повторил мою манипуляцию со шнурком и открыл вторую дверцу. — Вы по-прежнему настаиваете, что там ничего нет?
— Во всяком случае, сейчас мы это увидим.
Летов извлёк завёрнутый в газету и перевязанный шпагатом тонкий скрученный в трубу предмет. Ни о какой старине речи тут не шло. Под газетой 'Красногвардейская правда' пряталась картонная папка с уголовным делом на Кузнецова Павла Александровича, уроженца деревни Красная заря Любимского района Ивановской Промышленной области. Негодяй убил ради сумочки с деньгами свою двадцатичетырёхлетнюю сожительницу и был приговорён к расстрелу Особой тройкой УНКВД в 1937 году. Там были схемы с места преступления, записи допроса, признательные показания и грамота лучшему забойщику подворного убоя скота, вместо рекомендации с места работы.
— Мой друг, — заканчивая листать материалы дела — мы зря отпустили фельдфебеля. Это как раз по его профилю, отдайте бедолаге. Предлагаю тут закончить и перейти в соседний дом. Осмотрим пару квартир.
— Гром и молнии! А я-то уже нафантазировал, — принимая папку из моих рук, высказался Леттов. — Отдам, но сначала покажу ребятам и Курту, вместе посмеёмся над моими приключениями.
— Пойдёмте, Пауль. В багажнике машины вас дожидается пара бутылок из Ла Таша. Высшее качество, приобретено на всемирной выставке в Нью-Йорке в 39 году.
В багажнике действительно отыскались две бутылки в деревянных ящиках, но какие! Империал, это шесть литров в одной ёмкости.
— Не хочу поступать нечестно, — запротестовал Леттов. — В сейфе была макулатура и вы, по сути, оказались правы. Давайте сделаем так — из этого вина я кое-что приготовлю по рецептуре своего генерала. Иногда, он просит меня вытащить наружу старинный походный аутепса. У вас найдётся термос?
— Найдётся, — ответил я. — Только войдёт в него не больше литра.
— Тогда остальное мы выпьем за ваше здоровье, — задорно рассмеялся он.
* * *
Этим же вечером, когда автомобиль доктора Александра Де Дрё после устроенной фельдфебелем Эккелем тщательной проверки на выезде из города благополучно нёсся к аэродрому в Лугу, Пауль возглавлял так называемую 'отвальную'. Ухудшившаяся погодная обстановка во второй половине дня приостановила вылеты и офицеры люфтваффе прибыли на приглашение разбавить армейскую скуку вместе с кинооператором. Виновник мероприятия настоял на весёлой 'французской' вечеринке в кафе фрау Марии и в кругу приглашённых офицеров стоял неописуемый хохот.
'... Смотря на крохотную дверь, я почувствовал, как от неё веет многолетней историей откуда-то из прошлого, людскими страхами, недопустимыми мне событиями, тайной. И тогда я взял в охапку остатки своих мозгов', — рассказывал Леттов.
'И ничего путного придумать не смог', — дружески и не обидно перебил интригующее повествование Бюллов.
'Это всё потому, что надо было позвать нас, а не пытаться развеять тайны в одиночку', — добавил Зейлер.
В тот момент на стол с трудом водрузили поднос с основным блюдом.
'Откуда на столе это прекрасное бургундское я догадался, но запечённый гусь с яблоками? — заинтересовался Рассель. — Друзья, по-моему, мы не зря проигнорировали столовую с надоевшей картошкой и сосисками. Никогда не видел такого крупного экземпляра и предлагаю запечатлеть для истории нашу победу над той славной птицей'.
Рассель встал из-за стола и несколько раз щёлкнул кнопкой фотоаппарата.
'Пошлю открытку домой, — довольно произнёс Бюллов. — А вы заметили, что это не простой гусь?'
После внимательного исследования птицы при помощи ножа, вилок и соуса, сидевшие за столом лётчики, выяснили, что перед ними тулузская порода и обер-лейтенант поднял бокал.
'Предлагаю выпить за нашего доктора, который спас мои руки. Иначе мне пришлось бы пить через соломинку'.
Наигрывая Чайковского 'Времена года. Лето' фрау Мария прервалась на переливе и отсалютовала бокалом, после чего не щадя клавиш взяла несколько нот из марша танкистов. Хотя к бронетанковым войскам никто отношения не имел, гости оценили военную составляющую посыла аплодисментами.
Пауль был рассказчиком от бога. Где надо он скрашивал повествование, дополнял удачными шутками, иногда откровенно выдумывал, или манипулировал по своему усмотрению действующими лицами, на примере старого ботинка со шнурком, но строго придерживался истинной истории в главном. Наконец повествование дошло до того момента, когда при посредственном участии специалиста (так то он сам всё сделал, только в одном месте подрезать осталось) из вскрытого сейфа была извлечена папка уголовного дела какого-то русского душегуба.
'Я её с собой взял, — смакуя косточку, произнёс Леттов. — Думаю отдать Эккелю. Пусть почитает, как нужно правильно вести расследование, ха-ха-ха. Вы бы видели его физиономию, когда он полез туда'.
Вытерев руки салфеткой, Пауль на уровне лица изобразил на пальцах окошко сейфа, оттопырив уши, и скорчил рожицу с выпученными глазами, изображая инспектора. Проблеяв — 'бе-бе-бе', он глупо, как баран, хлопнул головой об стол и офицеры неприлично расхохотались.
'Похож! Разрази меня гром, похож, — заливаясь от смеха, произнёс Бюллов. — А уши у него такие потому, что за них каждый раз тягали, когда он подсматривал за соседскими девчонками на речке'.
'А ты в детстве не подсматривал?' — шутя, вопросил Рассель.
'А как же, только я быстро бегаю и сохранил свои уши'.
'Ну да, вприпрыжку особенно от бомб 'Железного Густава' от сортира до щели, — вспомнил какой-то известный случай среди лётчиков эскадрильи Зейлер. — Я до сих пор не понимаю, отчего у тебя нет значка за спортивные достижения. Пауль, ты, наконец, покажешь свой клад, или будешь продолжать трепаться?'
'Полюбопытствуйте, — не без доли хвастовства Леттов медленно расстегнул пряжку подаренного портфеля и вынул картонную папку — вот на это я сегодня угрохал два часа времени и спалил прорву сил'.
Сидящие за столом оставили приборы и с нескрываемым интересом принялись рассматривать её, сожалея, что никто не умеет читать по-русски.
'Камрады, а не попросить ли нам помощи у фрау?' — забросил идею Рассель, которая совершенно случайно стрельнула у него в голове.
'Действительно, поцелуйте меня в зад крест-накрест, как я мог забыть? — поддержал Курта Леттов. — Фрау Мария! Нам требуется ваша помощь. Но сначала тост'.
Когда женщина перевернула лежащую последним листом грамоту лучшему забойщику, то все увидели нарисованный от руки план, где угадывалось Серебряное озеро Гатчины с цифрами в столбик и приписки. Бюллов посмотрел на удивлённого Леттова и спросил:
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |