За 30 миль до линии фронта Ii часть

Обер-лейтенант снял перчатку и несколько раз подряд сжал и разжал ладонь, будто хотел убедиться, что всё на месте и нормально функционирует.

— И что теперь делать с сейфом? — спросил он.

— Без понятия. Проявите фантазию. Срежьте пластину автогеном, попробуйте отыскать механизм, который поднимает её. В целом, от этого небезопасного железного ящика нужно избавиться.

— Вы только что обмолвились, что как-то встречались с подобным. Как поступили с тем сейфом?

— Пауль, не знаю. Возвращаясь из Африки, я посетил Мальту. Там мне показали близнеца этого чудовища и рассказали про ловушку. А когда вы описали клеймо и пожаловались на тугость, я понял, что интуиция не зря мне напомнила об опасности. Этот Пассеро обладал своеобразным чувством юмора, однако делал свою работу на совесть. Век прошёл, а механизм до сих пор справляется с поставленной задачей. Когда вы проворачивали с усилием рукоять, то взводили пружину, а открывая дверцу, высвобождали стопор. Скорее всего, нужно было как-то поставить механизм на предохранитель. Например, повернуть рукоять против часовой стрелки или утопить. Вариантов много. Дерзайте, Пауль, а мне пора успеть до отхода поезда на вокзал.

— И вам совсем не интересно, что за второй дверцей?

— Этот момент меня нисколько не интригует. Я по-прежнему считаю, что там ничего нет.

— Не верю. Вы сами вчера говорили, что только пациенту нельзя врать на приёме, так как врачу абсолютно всё равно, каким праведным или иным образом загубили своё здоровье.

Я улыбнулся.

— Пауль, в моих правилах высказывать своё мнение так, как мыслю. В нашем случае богиня Тихе вяла маленького Плутоса на руки и отвернулась. Посмотрите вокруг: тут вынесли всё, что имело хоть какую-то ценность. Хотя, если старый башмак...

Леттов посмотрел на меня как побитая собака, которой так и не дали кость.

— Хорошо, — согласился я. — Чуть-чуть интересно. Довольны?

— В таком случае, я бы предпочёл остаться тут и хочу попытаться разобраться.

Да уж, пустили козла в огород. Азарта в немце на двоих.

— Как вам будет угодно, Пауль, — произнёс я. — Здание мне подходит, можете опечатать входную дверь. Через час пришлю за вами Ганса, а если всё сложится удачно в комендатуре, то и сам появлюсь. Нам ещё подходящее жильё осталось подыскать.

— Простите, а что вы забыли в комендатуре?

— Моя командировка подходит к концу, в шестнадцать часов я покидаю этот славный город и возвращаюсь в Берлин. Мне нужно встретить первую группу врачей из Берна.

— Проклятье, совсем вылетело из головы. А Курт?

— Пока у него не закончится плёнка или идеи, он остаётся. Но вы сами понимаете, история сейчас творится не здесь. Все взгляды устремлены в сторону Москвы.

— Да, и фюрер считает так же.

— Кстати о нём. Ни в коем случае не расспрашивайте Курта о том, где и когда он снимал Гитлера. Он обязан будет доложить и тогда даже я не смогу вас спасти...

Леттов испугано хлопнул глазами и отрицательно замотал головой, всем своим видом давая понять, что такого вопроса никогда не последует.

— ...Вот и замечательно, а то у меня на душе неспокойно было. Вы что-то хотели спросить?

— Герр доктор, у меня просьба. Оставьте мне ломик и фонарики.

В то время, пока мы с обер-лейтенантом осматривали здание, на станции шла погрузка людей в вагоны. Хорст выполнил обещание, заполнив вагоны третьего класса под потолок. И как только военнопленные оказались внутри, а конвой с собаками переместили к депо, кондукторы открыли двери для острабайтеров. На тумбе вокзала был наклеен плакат, призывавший 'приезжать в Германию помогать по хозяйству' и многие наивные жители Гатчины и окрестностей (особенно финны) верили, что так оно и есть. Ведь даже билеты на поезд были, оплатить которые обязались работодатели исходя из тарифа — пфенниг за километр пути. С другой стороны, надеяться на снабжение продовольствием оккупированной Ленинградской области местным жителям особо не стоило. Немцы кормили только тех, кто был хоть как-то полезным. Трудоспособное население задействовали на работах, а дети могли сдавать кровь. Прочие рассчитывали лишь на довоенные запасы и сострадание.

Я прибыл на вокзал буквально за несколько минут до отхода поезда. Всем известно, что только плохое происходит само по себе, для чего-то хорошего нужно потрудиться. Нет сомнений в том, что спутник отследит состав, да только толку от этого. Мне необходимо оказаться у вагонов, а поэтому капсула с порталом. Сам локомотив через семьдесят миль заменят на перегоне (Нарва-Ленинград, Нарва-Гдов) и там же отцепят лишние вагоны, так как до Нарвы сей поезд не доходит. Согласно маршрутному листу военнопленные должны перейти реку Нарову своим ходом. Ивангород с Нарвой сейчас соединяет кое-как восстановленный немцами гранитный мост. Тот самый взорванный в августе отступающей Красной Армией, а с ремонтом железнодорожного моста возникла неувязка — радиоуправляемые мины, и пока шли изыскательные работы, действовала канатная дорога. Она и стала на длительное время целью советской авиации. Только сегодня бомбардировщик атакует другую цель. Вернее целых две.

Закончив злодейские дела, я попросил Ваню заехать к Разумихину за автогеном.

— Забираем аппарат, высаживаешь меня у комендатуры, а сам к Леттову и жди меня там.

— Думаете, немец не справится? — спросил Иван, остановив машину у нужного дома.

— Не в этой жизни.

— Вчера, когда я активировал мину и подбросил в тот дом ботинок с длинным шнурком, я так и знал, что это неспроста. Теперь этот немец из штаба полностью ваш. А кто он такой, Пассеро?

— Семья Пассеро занималась изготовлением 'подлой' брони для бретёров. Делали стальные нагрудники и обтягивали их человечьей кожей, да так искусано, что невозможно было заметить под распахнутой сорочкой. И их клеймо, воробей на ветке — дань фамилии. В XVII один из подмастерьев обучился у Джона Уилкса, и перечень расширился до секретных замков. Однажды им заказали потайной сейф на яхту, не зная секрета которого, вор бы оказался искалечен. В ловушку случайно угодил племянник герцога Савойского, а железный бочонок в срочном порядке отправили из Турина на Мальту. Герцог приказал казнить мастера и больше Пассеро не отвлекались на подобные заказы.

— То есть в том здании...

— Совершенно верно. Конечно, не античный из 'мастерской Гераклида' , но в своём роде единственный и неповторимый; изготовлен по спецзаказу на Ижорском заводе. А чтобы поднять гильотину, её нужно с усилием утопить вниз специальным приспособлением похожим на цапку. Это против логики и Леттов не догадается, да и инструмента у него нет.

'Но если это случится, — подумал я — впрочем, сегодня авианалёт на аэродром и кто знает, на что способна случайно сброшенная авиабомба в условиях плохой видимости'.

Разумихин выкатил из дворницкой мечту водопроводчика — трёхколёсный мопед с большой фарой на руле. Позади седла, в маленькой, специально оборудованной корзине, крепились баллоны и свёрнутые в бухту резиновые шланги с газовым резаком. Дав время оценить профессиональный инструмент, он поправил на голове кожаный лётный шлем с особыми очками сварщика и категорически заявил:

— С вами поеду, герр немец. А то вы не так карбид сыпанёте и вообще...

Вообще он отел сказать, что потом днём с огнём не сыщет ни мопед, ни ацетиленовый генератор и это выглядело вполне оправдано. Лучше уж пятнадцать минут покрутить педали, чем потом что-либо доказывать.

К имеющимся документам я выписал Николаю Васильевичу на бланке с печатью 'Маркен Тендерай' наряд на работы, куда вписал транспортное средство, где заказчиком выступал штаб 50 корпуса 18 армии и приёмщика работ обер-лейтенанта Леттова. Бумажка как документ — ничтожна, но всё же лучше чем ничего. Ведь с детства известно, что чем больше лопухов (бумаги), тем чище попа. Кстати, о бумагах. В комендатуре нам выдали суточный пропуск на выезд из города, а Разумихину разрешение на пользование транспортного средства, тоже на сутки. И если с нами всё понятно, то с произволом бюрократической глупости я получил разъяснение от недавнего знакомого Эккеля. Созданные предприятия должны были регистрироваться в Управлении, но так как кооператив немецкий, никто толком не знал, как быть и что делать. Поэтому Николаю Васильевичу рекомендовали навестить мэрию в ближайшее удобное время. История с посещением комендатуры приняла неожиданный оборот. Как только фельдфебель полевой жандармерии узнал, куда мы направляемся, так сразу стал предлагать свои услуги. Очень уж ему было интересно, что делал в районе пустующих домов за час до известных событий застрелившийся Гуго и почему я вдруг имею там интерес?

— Я подбираю помещение, а обер-лейтенант обнаружил там сейф,— равнодушно сообщил я. — Инспектор, если вас интересуют такие вещи, я не стану отговаривать от потери пару часов вашего служебного времени. Обращайтесь к адъютанту генерала или к самому Линдеману, а у меня этого времени нет.

— А вы сами видели его? — не став поправлять меня в звании, заинтересовался он.

— Не понял, кого?

— Сам сейф, естественно, — вспылил он.

— Видел, даже принимал участие в его открытии. А что?

Выказывая явный интерес, Эккель тут же достал из кармана шинели блокнот и показал мне страницу с рисунком.

— Он? — с нетерпением уточнил он.

— Похож, — не стал скрывать я, всматриваясь на чётко прорисованные декоративные деревянные рейки.

— Трагическая гибель оберштурмфюрера вызвала слишком сильный резонанс, — начал взволновано говорить Эккель. — И вы, как участник событий...

— Достаточно! Только не уверяйте меня в том, что мне ещё повторную аутопсию нужно провести. Инспектор, дальнейшее рассуждения меня не касаются. Ну-ка покажите язык, вот, так и знал, что этим всё закончится. Мало того, что вы нарушаете приписанной мною постельный режим, так ещё и инфекцию разносите. Терпеть не могу пациентов, которые сознательно губят своё здоровье. У каждого тут своя работа и я до полудня собираюсь закончить мою, а не заниматься исследованием пустых сейфов.

— Именно поэтому вы взяли с собой оборудование, — съязвил Эккель. — И почему-то я уверен, что вы осведомлены о том, что срывает дверца сейфа. Только не отрицайте, что впервые слышите о шахматах из янтаря с фигурами размера с грушу.

— Боже! — разочарованно посмотрев на Эккеля, произнёс я. — Ещё один искатель сокровищ. Если там такие фигуры, какого же размера должна быть игровая доска? Не стану вас переубеждать. Всего хорошего.

— Дежурная группа на выход! — вдруг крикнул Эккель.

Мне лишь оставалось улыбнуться про себя.

В этот, как и в прошлый раз фельдфебеля сопровождали те же двое солдат. И что занимательно, снова на трофейной машине. Как мне кажется, во времена Великого переселения народов влияние Краснодарского края оставило в готах нестираемый код, передавшейся германской нации. Немцы испытывали непреодолимые приступы рачительности и бережливости к найденным вещам. Пытались пристроить всё подряд, даже то, что применить уже не могли. Таскавший когда-то на себе счетверённую пулемётную установку, советский грузовик сохранил лишь прикрученную к доскам кузова конусную тумбу и два откидных борта. В чём заключался сакральный смысл сокращения полезного объёма и отчего от неё не избавились, мне было не понятно. Хотя сохранись на тумбе пулемёт, в комендатуре транспортное средство не задержалось бы. Следовательно, грузовик взят или выдан на время.

Я застал Леттова в комнате с сейфом без шинели с расстёгнутым кителем и брошенным на пол ломиком. Апатия и отчаянье читалось в его глазах. Один из фонариков предательски тускло ещё продолжал светить, а второй, видимо исчерпав заряд батарейки, сдался и был раздавлен в порыве гнева.

— Дружище, — обратился я к нему. — Бросайте это неблагодарное дело и отдайте на откуп специалистам. Со мной прибыл наш русский из 'Маркен Тендерай'. У него профессиональное оборудование.

— Правда? Я пытался и так и этак, — стал плакаться он — но эта чёртова железяка...

— Во-первых, берегите силы, а во-вторых идёмте к окну. Там широкий подоконник, а у меня хороший успокоительный бальзам. Смотреть на работу автогена вредно для зрения и вообще, разбавьте мою меланхолию беседой.

— С удовольствием. Только благоразумно ли оставлять русского одного.

— Нашего, — сделав упор на это слово — можно, но на всякий случай, за ним присмотрит фельдфебель Эккель. Он преследует меня от самой комендатуры.

— А, этот сыщик, — с ухмылкой протянул Леттов. — Тварь, каких поискать. Его вчера наделили на время расследования какими-то невероятными полномочиями. Важничает?

Я кивнул головой.

— В старые времена он бы высох у меня на плацу. Прозит.

Как и два дня назад, мы ни один раз отсалютовали крохотными рюмочками. Пока фельдфебель рыскал по дому, из соседней комнаты раздавался гул выбивавшегося из сопла резака пламени, и специфически пахло горелым железом.

— Готово! — громко произнёс Разумихин, когда срезанная пластина упала на пол.

В этот момент Эккель оттолкнул Николая Васильевича и заглянул внутрь сейфа. Ни я, ни Леттов не говорили ему о второй дверце и в темноте, лишь при свете остывающего металла и голубоватого огонька горелки он обозрел пустоту. 'Инспектор' бы и целиком туда влез, но вовремя остановился, выпрямился и встряхнул головой, словно желая прогнать мрачные мысли. Не вымолвив ни слова, фельдфебель вышел из комнаты. Мы напрасно старались заглушить смех, вырывавшийся у нас из груди, когда Эккель бил сапогом по колесу и дверца грузовика закрылась не с первого раза. Эмоции на улице хлестали через край.

— Раз нам больше никто не мешает, — весело воскликнул Леттов — то я хотел бы напомнить о бутылке бургундского.

— Я жду.

— Не так быстро, герр доктор. — Пауль включил фонарик, убедился, что металл вполне остыл, повторил мою манипуляцию со шнурком и открыл вторую дверцу. — Вы по-прежнему настаиваете, что там ничего нет?

— Во всяком случае, сейчас мы это увидим.

Летов извлёк завёрнутый в газету и перевязанный шпагатом тонкий скрученный в трубу предмет. Ни о какой старине речи тут не шло. Под газетой 'Красногвардейская правда' пряталась картонная папка с уголовным делом на Кузнецова Павла Александровича, уроженца деревни Красная заря Любимского района Ивановской Промышленной области. Негодяй убил ради сумочки с деньгами свою двадцатичетырёхлетнюю сожительницу и был приговорён к расстрелу Особой тройкой УНКВД в 1937 году. Там были схемы с места преступления, записи допроса, признательные показания и грамота лучшему забойщику подворного убоя скота, вместо рекомендации с места работы.

— Мой друг, — заканчивая листать материалы дела — мы зря отпустили фельдфебеля. Это как раз по его профилю, отдайте бедолаге. Предлагаю тут закончить и перейти в соседний дом. Осмотрим пару квартир.

— Гром и молнии! А я-то уже нафантазировал, — принимая папку из моих рук, высказался Леттов. — Отдам, но сначала покажу ребятам и Курту, вместе посмеёмся над моими приключениями.

— Пойдёмте, Пауль. В багажнике машины вас дожидается пара бутылок из Ла Таша. Высшее качество, приобретено на всемирной выставке в Нью-Йорке в 39 году.