Сделай что сможешь 2. Новые горизонты

— А если мы очень попросим? — лохматый покачал ружьём.

— Я гляжу, варнаки вы, поэтому, как честный гражданин, ни продать вам коней, ни отпустить вас с миром теперь не могу. Бросайте-ка вы ружья и пистоли свои на землю, повинившимся гарантирую жизнь.

Лохматый удивлённо переглянулся с рыжим и хотел что-то сказать, но его опередил другой заросший детинушка:

— Да чё с ними вошкаться? Стрельнуть их, и вся недолга.

Стоп... а вот эту рожу я знаю. Это ж ямщик-говорун, угрожавший мне от имени своего хозяина. Пересеклись всё же наши дороженьки. Видать, судьба. Несколько месяцев я его, гада, в Красноярске караулю, а он за городом по лесам прячется. Хотя, может, и не прячется, может, лишь недавно здесь объявился. Подожди-ка, три дня назад купца на тракте ограбили и золотишка, говорят, порядком взяли. Уж не эти ли ухари? Хм, тогда, выходит, сундук, что они волокут, набит неправедно нажитым добром. В таком случае нас точно постараются убрать, как свидетелей.

О, похоже, и ямщик меня тоже признал, прям засветился весь от счастья, в мою сторону глядючи:

— Ва-а-аше благородие, неужто встренулись? Радость-то какая!

— И чему ж ты радуешься, чудо-юдо? Ведь время пришло с чертями общаться, в рай-то тебе дорога заказана.

Говорун нахмурился и потряс пистолем:

— Это мы сейчас поглядим, кто с кем пообщается.

Вполне вероятно, в таком стиле мы бы ещё долго остротами перебрасывались, но дальнейшие дебаты прервал азиат — бухнулся на колени, протянул ко мне руки и начал причитать, мешая русские и нерусские слова: "Не трогай меня, смерть... отслужу... всё сделаю... не трогай, смерть", и так без остановки. Все оторопели, а я только и смог сказать:

— Лежи смирно, и будешь жить.

Дедуля меня понял правильно: заткнулся, лёг лицом вниз, вытянув ко мне руки, и замер. Рыжему это очень не понравилось. Подойдя к лежащему, он пнул его в бок:

— Эй, вставай давай. Вставай, кому говорю!

Никакой реакции. Лохматый криво усмехнулся:

— Чёй-то спёкся колдунишко. Не к добру это.

Колдун? А ведь точно, шаман местный, их тут часто колдунами кличут. Понятно теперь, почему одежда у него такая пёстрая. Может, он к этой шайке вообще отношения не имеет? Ладно, заканчиваем представление.

— Повторяю последний раз: кто не бросит оружие, умрёт.

— Не пужай, пуганы мы, — опять усмехнулся лохматый. — На каторге и не таких страшных видывали.

А рыжий явно что-то заподозрил и попытался повернуть ствол в мою сторону. Пора. Уход с линии огня кремнёвого монстра, время стало нехотя замедляться, шаг в сторону, револьверы в руках, ещё шаг, два толчка в ладони, полуприсед, ещё два толчка. Падаю на бок, перекат, встаю на колено и отрабатываю по остальным целям, как в тире. Василий успел сделать рывок в сторону разбойничков, потом прыгнул, переходя в кувырок и пропуская сноп картечи над собой, как я учил. Вскочил, замахнувшись саблей, и замер, недоумённо взирая на падающих.

Я не задерживаясь перекатываюсь вперёд и разворачиваюсь, контролируя пространство за спиной, затем поворот кругом... Никого! Осматриваю поле боя в поисках подранков, но, кроме азиата и знакомого ямщика, никаких признаков жизни не наблюдаю. Всё... Амба, крышка, моё золотишко!

Тишина, наступившая после выстрелов, прерывается глухим подвыванием подстреленного говоруна. Как-никак обещал я ему нелёгкую смерть, а обещания надо выполнять. Василий продолжает в недоумении бросать настороженные взгляды то на лежащих, то на револьверы в моих руках. А я чего? А я ничего. Достаю из кармана горсть патронов и начинаю перезарядку — может так статься, что на пальбу к нам ещё кто-нибудь из недоброжелателей пожалует. Тут только мой казачок пришёл в себя и метнулся к костру за своим огнестрелом. Я скорректировал его действия:

— Кусты проверь и вокруг пройдись.

Перезарядив оружие, спрятал один револьвер, но достал нож — мне ещё пренеприятнейший разговор предстоит с одним гадом. Осмотрел в очередной раз поляну и вздохнул: бурно лето заканчивается, даже слишком. Взор остановился на старике-тунгусе. А с этим необходимо что-то решать. Причём здесь и сейчас.

Всего на несколько секунд отвлёкся, задумавшись над тем, как поступить с местным коренным жителем, а обстановка меж тем успела измениться: сзади раздался выстрел, и пришлось мне вновь, пригнувшись, разворачиваться. Та-ак... Василию всё же довелось пострелять. Проследил за его взглядом... твою дивизию, говорливому ямщику погеройствовать приспичило!

— Александр Владимирович, он в вас с левой руки пытался целиться, — стал оправдываться казак.

С досады захотелось выматериться от всей души, но лишь зубами скрипнул да рукой махнул.

— За колдуном пригляди.

Эх, Саша, едрить твою бога душу! Надо было этому мордатому говоруну оба плеча прострелить, чтоб и не рыпался. Неправильно ты его характер просчитал, ой неправильно! Чё-ёрт! Неужели оборвалась одна из ниточек, ведущая к наглому "хозяину"?

К моему большому удивлению, ямщик был ещё жив и, зажимая рукой рану в груди, даже смог высказать парочку нецензурных выражений в мой адрес, когда я рядом присел. Хотя, конечно, жить ему оставалось совсем чуть-чуть, с такими ранениями без срочного хирургического вмешательства на этом свете не задерживаются. Перевязку делать бессмысленно, на расспросы у меня от силы минут пять.

— Не лежится спокойно? — миролюбиво поинтересовался я и услышал в ответ очередную порцию ругани. Ты смотри-ка, хорошо держится, поганец! Боль от ран должна быть очень сильной.

— Вижу, ты за лето деньжат хозяину насобирал. Небось, сундучок, что вы тащили, полон злата-серебра?

— Пусть тебе, байстрюк8, то серебро, кха... поперёк горла встанет.

8байстрюк — внебрачный ребёнок, сын или дочь родителей, не состоящих в законном браке на момент рождения этого ребёнка (прим. автора).

— Да я, вообще-то, серебро не ем.

— Ничё-ничё! Хозяин с тебя, кха... семь шкур спустит. Попомни мои слова, на каторгу босой пойдёшь. Уж ныне-то Сапожников ему подсобит.

Какая знакомая фамилия!

— Сапожников? Пётр Иванович?

Утвердительным ответом мне послужил довольный оскал ямщика. У-у, как всё запущено! Это ж канский городничий, что помог мне дворянством обзавестись. Выходит, он кроме денежных махинаций с имуществом богатых покойничков ещё и шашни с бандитами водит. И по-видимому, достаточно плотно, ведь говорун меня байстрюком обозвал, значит, знает, гад, о том, что я на самом деле незаконнорождённый. Ну и о моём подложном дворянстве, скорее всего, тоже осведомлён, а поделиться с ним такой информацией мог лишь Пётр Иванович.

В памяти сразу всплыли его хитрая рожа и пышные усы. Ох уж этот ус-сатый градоначальник! Чувствовал я, с двойным дном сей человечек, но такого, признаться, не ожидал. Это что же получается, в Канске некий "хозяин" нашёл себе опору в лице городничего? Спелись голубки? Тогда становится понятно, почему мне весной так нагло претензии выдвигались, — наверно, посчитали, сволочи, что в случае чего припугнут меня разоблачением. Любопытно, уж не сам ли Сапожников предложил такой финт ушами? Хм, да не... рисковать из-за каких-то пяти тысяч усатый не будет, не того полёта птичка. Вероятно, это частная инициатива "хозяина".

В свете новой информации возникает вопрос: а не организовал ли городничий гибель Патрушевых в целях присвоения их имущества? А что, с такими-то помощничками вполне мог на полную катушку позлодействовать.

Мозги на остаточном адреналине работали быстро, все размышления проскочили за пару секунд, но масштабы задницы, в которую удалось попасть, меня немного ошеломили. Глядя на ухмыляющегося говоруна, я выдавил только:

— Во не живётся-то вам в Канске тихо-мирно, — и замер от новой мысли. — Э-э, погоди-ка. Уж не надумал ли твой хозяин в Красноярск перебираться?

— То не мово ума дело. Кха... кха.

Ага, так я тебе и поверил!

— Как зовут-то хозяина твоего?

— Найдёт он тя, х-х... кха... узнаешь.

Он опять растянул губы в улыбке, и из уголка рта тонкой струйкой потекла кровь. Да-а, неправильно я его характер просчитал. Полагал, о пощаде гадёныш молить станет и за жизнь цепляться, а он лыбится.

— Покаялся бы перед смертью-то.

— Там... кха... покаюсь... х-х.

Слегка дёрнулся, рука, зажимавшая рану, расслабилась, а взгляд остекленел. Всё. Конец. Так ведь, стервец, и отошёл в мир иной с улыбочкой на лице. Что ж, бывает и такое в жизни: дерьмовый человек, а ушёл достойно.

Ладно, Саша, просчёты и ошибки ты и потом обмозгуешь, сейчас же следует с тунгусом разобраться. Нужен ли нам свидетель? Вот вопрос так вопрос!

— Эй, колдун! Можешь встать.

Даже не пошевелился. Ну да, "чукча в чуме ждёт рассвета". Подхожу, присаживаюсь рядом и тихонько спрашиваю:

— Жить хочешь?

О, сразу ожил, голову поднял:

— Хочу, смерть, хочу!

— Не понял: смерти хочешь?

— Ты смерть. Я жить хочу.

— М-м, ясно. А почему считаешь меня смертью?

— Знаю.

О как! Всё просто и сердито.

— И чья же я, по-твоему, смерть?

— Плохих людей.

М-да, смешно. Я покачал головой. А ведь мне интересен стал этот старик и убивать его совсем расхотелось. Спрашивается, каким макаром мог попасть шаман в бандитскую шайку? Коренные сибирские народности ни с каторжанами, ни с бандитами стараются не общаться.

— И что ж ты, старый... — очень хотелось сказать "пень", — с плохими людьми по лесу шастаешь? Вводишь, понимаешь ли, честных людей в искушение тебя пристрелить.

— Лечить взяли.

— И где ж больной?

— Умер.

Нормально, блин!

— И где умер?

— Полдня назад идти. У пещер умер.

Разговор начал меня малость раздражать: старик выдавал какие-то короткие, рубленые фразы, и хоть на понятном русском языке, но, чтобы разобраться в ходе событий, приходилось эти фразы из него почти клещами вытягивать.

— Тогда на кой хрен ты с варнаками сюда причапал?

— Сказали, помогай — сундук в город носи, там отпустим.

Ха, так бы и отпустили они его... с ножом в спине, на все четыре стороны. И что, чёрт возьми, мне с ним делать? Убивать рука уже не поднимется. К Софье Марковне на беседу отвезти? О-о, хорошая мысль, она быстро разберётся с этим... дремучим жителем тайги.

— Ладно, вставай. Поможешь могилки копать, — я тяжело вздохнул, — а после расскажешь всё более подробно.

Дальнейшие сборы и похороны пролетели мимо меня. Пока шаман копал общую могилку лопатой, принесённой покойничками, Василий успел проверить их вещи и стащил тела к выкапываемой яме. Я в это время изображал стоящего на стрёме и прикидывал, как же выкрутиться из создавшегося положения. Отвлёкся, лишь когда казак подозвал к сундуку с деньгами.

Всего четыре увесистых мешочка с серебряными монетами, на взгляд три тысячи рублей, не больше. И никакого тебе, Сашок, золота, никаких бумажных денег. Золотые горы, нарисованные воображением, поманили и растаяли. Ну... видать, не судьба. Откровенно говоря, не сильно я и расстроился, азарт в душе уже прогорел и пеплом покрылся. Теперь для меня важнее решить, как с канской мафией разобраться, а золото... Да бог с ним, наживём ещё.

Тела схоронили неглубоко, так... только бы зверьё не добралось. Глубоко копать некогда, нам здесь задерживаться не стоит. Не ровён час, забредёт сюда какой-нибудь охотник или крестьянин, объясняй потом, что мы не разбойники. По закону следует полицию Красноярска о стычке оповестить, но кто ж сейчас в сибирском лесу по государственным законам живёт? Нет таких — вымерли. Тем более, серебро тогда пришлось бы отдать в "закрома родины", да и нервотрёпки в общении с полицией было бы не избежать. А оно нам надо?

Завершая тягостную процедуру, Василий воткнул в могилу крест, сделанный из двух веток, и, посмотрев на меня, как бы оправдывая свои действия сказал:

— Хош варнаки, а всё ж православные.

Я кивнул, соглашаясь. Эх-х, сколько по Сибири таких безымянных могилок раскидано, страшно представить. Недавно с купцом Кузнецовым статистику по ссыльнопоселенцам и каторжникам Енисейской губернии обсуждали, так мне поплохело. В среднем из принудительно доставленных в Сибирь до пятидесяти процентов уходит в бега сразу же по прибытии на место проживания, а вновь объявляется в России или ловится по дороге лишь четверть от этого количества. Остальные... По некоторым оценкам, две трети сбежавших гибнет в лесах, а это тысячи, а то и десятки тысяч людей.

Дело в том, что кроме суровых природных условий и опасных животных беглые каторжники на своём пути встречают сибирских крестьян и местных инородцев, а они беглых не любят. Причём о-очень не любят — за воровство, за разбой, за насилие, совершаемое над женщинами. Поэтому убийство беглецов не редкость, их просто отстреливают, как зверьё. По закону опять же вроде как ловить и сдавать в полицию нужно, но... случалось, пойманные вновь сбегали и мстили обидчикам — дома сжигали, убивали крестьян. В результате редко теперь местные беглецов ловят, буйных и наглых легче и надёжнее пристрелить.

Мне Пётр Иванович заметку показывал из газеты "Московские ведомости" за одна тысяча восемьсот шестьдесят пятый год, так там написано, что если бы крестьяне не уничтожали беглых, то Сибирь с каторжниками едва бы справилась. Вот такие пироги с котятами, ядрёна вошь! И мало кого в пространстве от Урала до Тихого океана беспокоит высокая смертность среди ссыльных и каторжан.

Однако не стоит думать, что местные жители слишком кровожадны. Тут как в пословице: с волками жить — по-волчьи выть. Когда приходится постоянно сосуществовать бок о бок с преступниками, собранными со всей России-матушки, то поневоле научишься давать адекватный отпор любым агрессивным действиям.

И между прочим, это не мешает сибирякам искренне жалеть этапируемых арестантов: подкармливать их хлебом, мясом, молоком, несмотря на законы, запрещающие такие действия. Да и всевозможных бродяг, бредущих по дорогам, тоже кормят, хотя каждый знает: среди них беглых почти половина. Но... они ж идут тихо, мирно, никого не трогают.

А некоторые, особо сердобольные, граждане в заборах своих усадеб даже специальные окошечки делают — с полочкой, на которую для проходящих мимо кружку молока ставят, накрытую ломтём хлеба, или варёные яйца кладут. Ну... кто чем богат. Бывает, прохожих в дом отобедать приглашают, говоря при этом: "Человек брюхом много не утащит".

Так что народ здесь вполне адекватен: не делай ему зла, и он к тебе по-доброму отнесётся, хм... в большинстве своём. А кто злое замыслил, тот пусть потом не плачет. И такая психология, признаюсь, мне нравится, ведь милосердие и гуманизм по отношению к некоторым гражданам умерли в моей душе ещё в конце восьмидесятых годов двадцатого века. Вот было ли жалко убитых сегодня? Да ни капельки! И угрызения совести меня совершенно не мучают, они сами выбрали свою дорогу и шли по ней не сомневаясь. На это с полной определённостью указывали их действия, их лица, их взгляды. Сложись обстоятельства по-другому — они бы нас не пожалели.

Перед отъездом ещё раз, уже более подробно, порасспросил шамана о его пребывании в шайке. Следил за повествованием и подсознательно ожидал, что он, как тот чукча из анекдотов конца двадцатого века, вставит в какое-нибудь предложение слово "однако". Ха, не дождался. Внимательно за ним наблюдая, поймал себя на мысли: чем-то он мне напоминает старика Хоттабыча из старого детского фильма. Не пойму чем, лица совершенно разные. Может, куцей белой бородёнкой?