Обнаружив перед собой препятствие в виде минных полей, часть танкистов остановилось и вступив в смертельную схватку с вражескими артиллеристами. Другие боевые экипажи, демонстрируя отличную проходимость своих машин, двинулись в атаку вдоль полосы прибоя. Ход был очень рискованный, но вполне оправданный. Счет времени шел на минуты, и любая задержка могла стать роковой.
Возможность самостоятельно принимать важные решения показали в этот момент и подчиненные комбата Вагранова. Обнаружив брошенное хозяйство господина Столпенберга, они без раздумий развернули свои боевые трофеи в сторону противника и открыли огонь.
Не имея точных координатов, десантники били исключительно по площадям, и результативность их была ниже средней. Однако их огонь усилил и без того сильную сумятицу среди канониров противника и подарил танкистам полковника Леонтьева несколько драгоценных минут, благодаря которым они одержали победу.
Сумев прорваться на батарею, советские танкисты быстро передавили боевые расчеты капитана Роджерса и занялись уничтожением самоходок Джойса. Занятые стрельбой по "тэшкам" Вагранова, они слишком поздно заметили новую для себя угрозу, за что и поплатились.
Солнце уже начало свой путь к закату, однако мирной тишине, ещё не было суждено воцариться в Фермопилах. Ровно через два часа как свыше трехсот пятидесяти англичан сдались на милость победителя и, не дожидаясь полного разминирования дороги, танкисты полковника Леонтьева двинулись вперед, у берегов Фермопил появился новый персонаж. Это был итальянский крейсер "Евгений Савойский".
Опоздав к главным событиям у легендарного прохода, он все же внес свою лепту. Не зная точно месторасположение британских сил, капитан крейсера прибег к простой логике. Зная из последних переговоров, что русские находятся по северную сторону прохода, он решил открыть огонь именно по ней. Посчитав, что в случаи ошибки британцы найдут способ известить его об этом. "Дружественный огонь" очень частое явление на войне и от него никто не застрахован. К тому же, капитан Конти не очень сильно любил своих новых хозяев.
Подойдя к берегу, крейсер принялся неторопливо обстреливать северные подходы к Фермопилам, давая британцам возможность обозначить свое присутствие. Носовые орудия крейсера лениво выплевывали в сторону берега своих 152 мм поросят, но никакой реакции на них не последовало, хотя присутствие людей на берегу, было хорошо видно в бинокль.
Никто не подавал обусловленный сигнал в две белых ракеты и не пытался связаться с крейсером на условной волне. Из чего Конти сделал вывод, что ведет обстрел русских и приказал усилить огонь.
К моменту прибытия "Савойского", советские танки с десантом на борту уже миновали Фермопилы, но оставались различные вспомогательные соединения, в том числе и бензовозы. Именно их, как самый ценный элемент, полковник Леонтьев приказал первыми перевести в безопасное место при первом появлении крейсера.
Благодаря вовремя поступившим сведениям из Лондона, итальянца, что называется, ждали. Разведывательные самолеты внимательно патрулировали проливы Эвбеи, а на аэродроме под Ларисой находилась усиленная эскадрилья пикирующих бомбардировщиков ТУ-2 с истребительным прикрытием. По первому сигналу, они были готовы вылететь на перехват корабля противника.
Эскадрилья капитана Сумарокова появилась над Фермопилами в тот монет, когда "Савойский" принялся обрабатывать северное побережье по полной программе. В отряде полковника Леонтьева уже появились первые жертвы, и он уже начал подумывать об отступлении, когда появились "горбачи".
Многочисленные зенитные установки, а также грамотное маневрирование серьезно осложнили работу советским летчикам. Не имея практики бомбометания по морским целям, они не нанесли серьезного урона кораблю.
Большинство их бомб легло на разном удалении от бортов крейсера, перед его носом или позади кормы, засыпая британский трофей фонтами брызг и осколков. Всего лишь дважды корпус "Евгения Савойского" вздрогнул от прямого попадания. Первая бомба основательно исковеркала капитанский мостик, который вовремя успел покинуть Конти. Вторая же, разнесла в щепки левый борт крейсера в районе второй кормовой башни, повредив её поворотный механизм.
Казалось, что госпожа Судьба благоволит крейсеру, но упавшая под самой кормой бомба, полностью развеяла эту иллюзию. От её взрыва были повреждены рули, "Савойский" потерял возможность маневрировать и, описывая циркуляцию и со всего хода, наскочил на прибрежную отмель.
Случись это в начале атаки или в её средине, судьба крейсера была бы предрешена, но к счастью для команды крейсера, это произошло во время последнего налета "тушек". Исчерпав свой запас бомб, они были вынуждены покинуть поле боя, дав на прощание по кораблю несколько очередей из пулеметов.
Убедившись, что самолеты противника улетели, капитан Конти занялся работой по снятию крейсера с мели, благо он задел её только носом. Одновременно, экипаж приступил к ремонту рулей. В том, что русские бомбардировщики постараются добить поврежденный корабль, ни у кого из моряков не было никакого сомнения.
Сомнений не было, но были совершенно противоположные взгляды на дальнейшие действия. Конти намеривался сняться с мели, починить рули и в зависимости от обстановки, либо уйти вдоль берега в Афины, либо продолжить блокаду Фермопил.
Действия капитана были просты и понятны. Перейдя на службу его величества Георга, он стремился заработать побольше очков, но у его старшего помощника Тано Карриди, было иное мнение. Уроженец Сицилии посчитал, что его служба на "Евгении Савойском" затянулась. Присяга, данная им королю Виктору Эммануилу уже давно утратила свою силу, а рисковать своей жизнью ради британских интересов он не хотел.
Примерно такого же мнения была большая часть команды крейсера, которая не очень спешила с проведением спасательных работ. Поэтому когда между капитаном Конти энергично подгонявшего матросов словами и кулаками завязалась перепалка, Тано Карриди не раздумывая, встал на сторону большинства.
Видя, что господин капитана занял непримиримую позицию, он применил простой, но весьма действенный аргумент. Вытащив из кармана пистолет, он разнес голову новому подданному Британской империи и прекратил всяческие дискуссии. Тело несговорчивого капитана было сброшено за борт, британский флаг был спущен с мачты и последовал вслед за Конти. Вместо него был поднят знак терпящего бедствия корабля, и началась эвакуация.
Все кто был согласен с действиями старшего помощника, а таких оказалось абсолютное большинство, спустили шлюпки и вместе с незамысловатым скарбом съехали на берег. Там Тано Карриди быстро нашел понимание с представителем СМЕРШ полковником Климуком. Итальянцам были гарантированы все права лиц подвергшихся интернированию, а также было обещана отправка в Италию после завершения боевых действий в Греции.
Так итальянская эскадра господина Черчилля уменьшилась на одну боевую единицу, а тем временем, события в Центральной Греции развивались по нарастающей.
Полковник Фортескью по совершенно непонятным причинам не успел вовремя подставить свое плечо майору Мальзебару в сражении при Фермопилах. Согласно отчетам полковника, во время своего движения он испытывал постоянное противление и саботаж со стороны местных жителей. Правда, злые языки утверждали, что все это противление было только на бумаге, а сам Фортескью просто боялся противника. Если это так, то эти страхи сожрали своего хозяина.
Находясь в одном дневном переходе от Фермопил, полковник узнал, что русские танки вторглись в Локриду и идут ему навстречу. Перед Фортескью возник выбор; навязать противнику встречный бой и попытаться отбросить его за Фермопилы или повернуть назад и отступить к Фивам, и дать бой, используя выгодное положение местного рельефа. Фортескью выбрал второе, за что был подвергнут нещадной критики со стороны генерала Скоби.
— Идиот! Русские наверняка не успели перебросить через Фермопилы все свои силы! В худшем случаи батальон танков не более! Их было можно и нужно остановить! Хоть в горах, хотя на равнинах под Орхоменосом! — неистовал генерал, отправляя Фортескью одну радиограмму за другой, но все было напрасно. Полковник неудержимо отступал к Фивам, объясняя свои действия агрессивным поведением греков. Скоби обрушивал на его голову очередную порцию праведного гнева, однако в глубине души признавал относительную правоту Фортескью. За последние дни, афиняне дважды закидывали камнями его машину, несмотря на присутствие конвоя.
Отношение к англичанам со стороны местного населения, стремительно ухудшалось и они ничего не могли с этим поделать. Одно дело, когда ты имеешь дело со слабым противником которому можно заткнуть рот и совсем другое дело, когда у него возникает сильная защита.
Скоби, очень надеялся на прибытие в Афины итальянских кораблей, чьи могучие орудия заставят местных бунтарей приутихнуть и восстановят статус-кво. Обещанная Лондоном сила появилась в последних числах сентября, день в день с известием о разгроме полковника Фортескью под Фивами.
В распоряжении полковника Леонтьева было чуть больше батальона танков. Благодаря успешным действиям на Босфоре, командование смогло пополнить число десантников, перешедших в подчинение полковника. На аэродром Орхоменоса была переброшена неполная бригада, в вооружение которой входили и орудия малого калибра. Однако бригада не успевала за продвижением танков, не хватало транспортных средств.
Поэтому, при удачном стечении обстоятельств, полковник мог если не разбить, то серьезно затруднить продвижение советских танков. Основательно накрученный высоким начальством, Фортескью собрался дать русским "второе Ватерлоо", благо местный рельеф к этому очень благоприятствовал. Полковник лично руководил построением обороны, но в один момент все его намерения и начинания рухнули в один момент. То, чем он так хорошо прикрывал свое отступление, свершилось.
Греки действительно сопротивление Фортескью, да ещё какое. Это было не кидание камней, мелкие кражи оружия солдат или протыкание колес у машин. В самый ответственный момент, фиванские греки напали на англичан с оружием в руках.
Конечно, у полковника хватало сил, чтобы подавить этот бунт, но к городу уже подходили советские танки и Фортескью запаниковал. Оказавшись между двух огней, он только дождался первого удара танков противника и тут же отдал приказ к отступлению.
К огромному счастью или возможно несчастью для Фортескью, русские танки наступали на Фивы, имея последнюю заправку топливных баков. Поэтому они не смогли организовать полноценное преследование бегущего противника, ограничившись лишь обозначением движения в сторону Платей.
Стоит ли говорить, что разгром Фортескью под Фивами вверг англичан в сильное уныние. Все больше и больше людей стало открыто сравнивать нынешнее наступление русских с наступлением немцев в 1941 году и находили, что "ученики" действовали лучше своих "учителей". Поэтому, когда генералу Скоби доложили, что итальянских кораблей вошли на внешний рейд Пирея, то он возрадовался от получения столь целительного бальзама на свои кровоточащие раны.
Так как "Кай Дуилио" и "Джузеппе Гарибальди" прибыли в порт вечером, то встреча новых союзников была перенесена на следующий день. Соблюдая гостеприимство, генерал сначала пригласил капитанов и их помощников на обед и только потом стали обсуждать дела. Обе стороны уже успели обсудить положение в Греции и приступили к высказыванию предложений по дальнейшему сотрудничеству, как в кабинет генерала вбежал всклокоченный адъютант и сообщил ужасную вещь.
— Прибывшие в Пирей корабли подняли красные флаги! — выкрикнул он, затравленно озираясь то на капитанов, то на генерала.
— Что за ерунда! Быть того не может! Откуда у вас эти идиотские новости? — взревел Скоби вперив в бедолагу мощнейший взгляд ненависти, — что вы молчите? Я вас спрашиваю!
— Об этом мне только что доложил по телефону комендант Пирея. Он все ещё на проводе, сэр — испуганно пролепетал адъютант, ибо впервые видел генерала в таком гневе.
— Немедленно переключите телефон! Сейчас выясним, что это за красные флаги! — пророкотал Скоби и с треском захлопнул дверь своего кабинета. Злость душила англичанина, но он ничего не мог сделать против правды. Комендант порта полностью подтвердил слова сказанные адъютантом. На обоих кораблях были спущены британские и итальянские флаги, а вместо них поднят красный стяг. Кроме того, на крейсере и линкоре, была пробита боевая дробь и корабли навели стволы орудий на портовые строения.
От этой новости генералу стало плохо с сердцем. К нему был вызван врач и совещание было прервано на неопределенное время.
Что и говорить, удар со стороны Сталина был нанесен мастерски и очень точный. Опасаясь жульничества со стороны Черчилля относительно справедливого раздела кораблей итальянского флота, советский вождь по линии Коминтерна, приказал внедрить в экипажи больших кораблей коммунистов. Все они имели задание войти в контакт с экипажем корабля, завоевать среди простых моряков доверие и по сигналу из центра попытаться захватить корабль.
Объявленная англичанами в Таранто мобилизация итальянских моряков, очень облегчила задачу коммунистам. Легче всего обстояло дело с линкорами, где требовалось много людей. Почти на каждый из линкоров, удалось пристроить по два-три человека, которые сразу по выходу кораблей в море занялись агитацией.
С одной стороны работа была сложная и опасная, при малейшей угрозе агитаторов ждал арест и скорый суд на юте. Но вместе с тем, насильственно мобилизованные моряки охотно слушали шёпот пропагандистов, за спиной которых маячил сам Сталин. Чей авторитет среди простых итальянцев, к этому моменту достиг огромных размеров.
Кроме экипажей линкоров, тайные помощники Сталина не оставили без внимания и крейсера, но там дело обстояло несколько хуже. Из-за меньшего числа вакансий, агитаторов удалось внедрить не везде и в неравномерном количестве. Так на крейсере "Джузеппе Гарибальди" агентов Коминтерна оказалось сразу трое. На крейсере "Дюке д, Аосте" агитатор был один, а на "Евгении Савойском" их не оказалось ни одного, что впрочем, не помешало англичанам лишиться этого крейсера.
Совсем отвратительное положение было с "александрийскими линкорами". Сразу после сдачи в плен, эти новейшие корабли, как самая ценная часть добычи, были отведены англичанами в Египет и дотянуться, до них, итальянские коммунисты никак не могли.
После прибытия в Пирей, воспользовавшись отплытия капитанов на берег, заговорщики стали действовать. Дождавшись, когда офицеры кораблей собрались за обедом в кают-компании, вооруженные припрятанными пистолетами, бунтовщики изолировали их, но по-разному. Если на "Джузеппе Гарибальди" офицеров просто связали, то на "Кай Дуилио", для наведения революционного порядка, коммунистам пришлось пустить в распыл, несколько особо рьяных и опасных офицеров.
Получив двойной удар судьбы, бедный генерал Скоби держался из последних сил, но едва только богиня Эос окрасила пурпуром небесные своды, последовал третий, роковой удар. Решив не изобретать велосипед, маршал Малиновский приказал высадить в районе Коринфа воздушный десант, как в свое время сделал фельдмаршал Лист.
