Он всё равно победит. В итоге не было никаких сомнений. Но парадигма изменилась; его враги активно выжимали его из его зоны комфорта. Заставляли переоценивать стратегии, и переобдумывать данное себе обещание. Больше чем однажды он думал о том, чтобы закончить бой здесь и сейчас продвинутым заклинанием. Это было бы так легко и просто... Каст Буфудин покроет весь стадион льдом. Быстрый Агидин погрузит территорию в бушующий огненный шторм. Зиодин бросит с небес молнии, словно из рук сердитого бога. Гарудин снесёт всех вместе со стенами амфитеатра порывом урагана. (Давыдов: а Мегидолаон или Махамаон просто прибьёт на месте... Всех, включая всех зрителей. Особенно Махамаон.) Эти предательские мысли были мимолётны и преходящи, но он думал их. И, что важнее, они заставляли его это думать. Их непокорность действительно заставляла его обдумывать повышение уровня. Их единство действительно заставляло его задумываться о переформулировании своего обещания. Их храбрость переопределяла то, что необходимо для победы, и переписывала итоги победы, в которых он был так уверен.
Против любого другого оппонента это было бы достойно. Возможно, даже заслуживало бы хвалы.
Против него, поддерживаемого могуществом высшей Персоны, это было больше чем впечатляющим.
Маленькая часть его честно хотела, чтобы это продолжалось. Увидеть больше их расцветающего потенциала. Но в отличие от него у них не было могущественного воплощения, продляющего их эффективность и ограждающего от усталости. Он понимал это столь же хорошо, сколь сильно желал, чтобы это было не так, и не был огорчён, когда начали появляться первые трещины в их непокорности.
Он не знал, когда именно это произошло, лишь заметил сам факт. Постепенное... уменьшение... напряжённости их борьбы. Ментально и физически. Атаки на него утратили их прежнюю угрожающую остроту. Тактики, что были близки к тому, чтобы сработать, становились неуклюжими и легко парируемыми. Их сопротивление ослабевало, теряя силу по мере того, как усталость брала своё. Симпатия подталкивала его к тому, чтобы уменьшить собственные усилия, дабы соответствовать их; уважение не давало этого сделать. Они продемонстрировали лучшее, на что способны, и он не станет позорить эту демонстрацию, сдерживаясь, когда конец столь близок. Они заслужили подобающую концовку, и он с удовольствием даст её им.
Последний удар был исполнен той же решимостью, что и первый, но не той же силой. Он позволил ему бессильно соскользнуть с подготовленной Ракукаджи, прежде чем отбросить в сторону вместе с нанёсшим его.
Его встретила тишина. Неподвижность, что могла означать лишь одно — окончание битвы.
Адреналин медленно покидал его вены. Ровное дыхание пришло на смену неровным вздохам. Вернулась чёткость, прогоняя боевую дымку прочь из его глаз, и с ней пришла волна воспоминаний, застывших картинок того, что происходило прежде. (Давыдов: Что?!.. Я всех убил?!..) Он позволил сознанию переварить их, погружаясь в детали, ускользнувшие от него во время стремления защитить себя. Некоторые из них заставили его улыбнуться.
Тихий приказ освободил присутствие рядом с ним, и физическая форма Орфея Телоса начала исчезать, рассеиваясь в ничто, из которого была рождена.
И с вновь обретённой ясностью он взглянул на опустошённое поле боя и состояние, в котором пребывали его оппоненты. Столь же побитые, как он, столь же потрёпанные. Разница, однако, была в том, что он всё ещё стоял, а они — нет.
Усталые шаги пронесли его мимо неподвижного тела Акено, лежащей посреди созданного ей самой кратера. Оплавленные, слившиеся воедино комки почерневшего песка устилали землю вокруг неё, окаменевшее свидетельство ярости стихии, буйствовавшей во время их сражения. Несмотря на её поражение, на лице девушки было торжествующее, почти ликующее выражение, словно её окружали блаженные грёзы. Мысли о том, что именно вызывает в этом сне её блаженство, заставляли его содрогаться.
Неподалёку от павшей Королевы в позе орла лежал на спине Иссей, прижимаясь хребтом к полу. Защитная броня Доспеха Чешуи давно исчезла, последние её остатки рассеялись, когда её носитель больше не мог выжимать из себя силы на её поддержание. Всё, что осталось от драконьего доспеха — металлические когти Усиленного Механизма, навечно прикованные к руке его носителя. Самоцвет на багровой перчатке слегка мигнул, когда он прошёл мимо, словно существо в нём признавало его присутствие.
Киба лежал посреди усеянного сломанными мечами поля. Груды расколотых клинков были разбросаны вокруг бессознательного тела парня. Они различались формой и размером, от простых конструкций, что не выделялись бы на складе кузнеца, до изящных творений с изогнутыми, неровными лезвиями, что граничили с фантастическими. Все клинки были различными; пропитаны различными наборами стихий, обладали различными наборами свойств, выкованы с различными целями. Но ни один из них всё равно не достиг цели. Барьеры, что окружали его, были практически непробиваемы, что ещё больше подкреплялось огромной силой Орфея Телоса. Кузнец Клинков создал обширный арсенал оружия для своего владельца, и всё оно разбилось о его железную оборону. (Давыдов: да куда там железу...)
Всё, кроме одного.
То, как Киба прижимал к груди Нигил-Меч, напоминало рыцаря, упокоившегося со своим драгоценным клинком в руках.
Его путь через поле обломков мечей привёл его к Конеко. Некомата выглядела самой умиротворённой из всех них. То, как она лежала на боку с расслабленными плечами и спиной, создавало впечатление тихого спокойствия. Однако это было иллюзией. Он мог отчётливо вспомнить удары, что она наносила, словно кувалдой, и мощные контратаки, которыми он отвечал. Сила Ладьи — в способности выдерживать просто неприличные количества урона, и выдавать столько же; Конеко в этом не отличалась. Обычный человек не смог бы сравниться с ней в стойкости и способности выдерживать затяжной бой. Но он не был обычным по любым стандартам, а с поддержкой воплощения наподобие Орфея Телоса человеческие ограничения и вовсе не существовали. Так что превозмог её, продержался дольше, превзойдя в ей собственной игре, и в итоге поверг, когда она больше не могла держаться.
Ещё две фигуры покоились рядом с побеждённой Ладьёй. Бессознательные тела Асии и Гаспера лежали бок о бок, столь близко, что их конечности почти спутывались. В отличие от состояния их охранительницы, их тела были чисты. Не несли на себе ран. Частично потому, что Конеко хорошо поработала, защищая их, и частично потому, что когда он наконец добрался до них, они уже пали. Усталость всегда стоит за спиной, и оба Слона пали от неё. Асия — из-за постоянно стираемых ран, что несли её товарищи; Гаспер — от применения своего Священного Механизма в отчаянных попытках обеспечить своим союзникам преимущество. Нежелание тревожить их покой заставило его осторожно обойти вокруг них, проложив путь в обход их неподвижных тел.
Было это нежелание в обычном смысле, или нежелание, рождённое чем-то другим? Он задумался над этим вопросом, двигаясь к финальной цели, и причине этого путешествия.
Она лежала там, где упала, спиной опираясь на ведущие к платформе ступеньки. Её обычно аккуратные волосы выглядели бардаком из спутавшихся прядей, ухоженные локоны, что он привык видеть, свисали на лицо, как потрёпанные занавески. Части её одежды были порваны по швам, открывая кожу, несущую на себе следы битвы, свидетельства о бое, пошедшем под откос несмотря на усиление Священным Механизмом. Но в ней не было стыда, или атмосферы поражения, окутывающей побеждённых. Она выглядела, словно просто спит. Мирно покоится.
Внезапно в нём поднялась эмоция, когда он взглянул на неё. Он подозревал, что это симпатия.
Глаза Риас распахнулись, когда она услышала его приближение. Девушка слабо наклонила голову и устало взглянула на него.
— Мы почти победили, верно?
Это утверждение было не то, чтобы верным, но он решил, что нет вреда от поддержания иллюзии.
— Почти.
— Её кривая улыбка удивила его, как и её ответ.
— Ой, да хватит. Я же вижу, что врёшь. У тебя это отстойно получается. Мы даже близко не подошли, верно?
Часть его хотела возразить, но он понимал её желание услышать правду.
— ...Нет, не подошли.
Рыжая устало кивнула, принимая реальность такой, какая она есть.
— Я так и думала. Когда твоя последняя Персона изменилась, я ощущала масштаб её силы. Это было нечто на совсем другом уровне...
Взгляд девушки прошёлся по её павшим фигурам, разбросанным на земле вокруг неё.
— Я удивлена, что мы смогли даже этого добиться.
— Но вы смогли — заметил он.
— Да. Мы смогли. И мы дали тебе чертовски крутой бой.
Вот с этим он мог согласиться.
— Это да.
Риас улыбнулась ему.
— Когда Юуто отвлёк твоё внимание и Акено зашла сзади, я думала, что у нас есть шанс. Но ты как-то сумел не пострадать.
Он вспомнил этот конкретный инцидент, когда мелькающие клинки отвлекали его спереди, а копьё молнии пыталось закончить бой сзади.
— Эти двое хорошо работают вместе.
Растущая улыбка девушки сказала ему, что она ещё не закончила.
— А когда Гаспер наконец сумел тебя заморозить, я думала, что у нас появилась ещё одна возможность.
Он вспомнил, как оказался пойман силой Священного Механизма Слона, лишь для того, чтобы вовремя применённая Декунда освободила его от этого эффекта.
— Если бы вы были лучше скоординированы, это могло бы быть больше, чем просто возможностью.
Во взгляде Риас плясало веселье, от его слов, и от слов, что она собиралась сказать.
— Иссей снова попытался пнуть тебя в лодыжку.
Извращенец так и сделал, но с большей частью его сил, отданных мастеру, это усилие, хоть и доблестное, но могло быть лишь безнадёжно тщетным.
— В этот раз я был готов.
Во взгляде дьяволицы появилось нечто вроде самодовольства.
— Угу. Почему он и врезал по лицу.
Он провёл рукой по своей левой щеке, прикасаясь пальцами к лёгкой припухлости, начинавшейся у края челюсти и заканчивающейся возле уха.
— В этот раз я был... не так готов — согласился он.
Его неохотное согласие заставило Риас усмехнуться.
— А когда Конеко стала бросать в тебя огромные камни?
Он вспомнил гигантские валуны, которые она швыряла в него, некоторые из которых был вынужден отражать Орфей Телос, когда они оказывались слишком близко, чтобы уклоняться.
— Где она берёт эти камни?..
Притворная невинность сменила веселье во взгляде рыжей, и он бы решил, что ему показалось, если бы не чертовская улыбка, грозившая выплеснуться на её губы.
— Понятия не имею. Подозреваю, что она подбирает те, что ей нравятся, и прячет где-то. (Давыдов: эта кошка собирает камни... Ну хоть не кладёт у постели)
Он не знал, что беспокоит его больше. Идея, что стройная девушка активно собирает боеприпасы в виде камней и заначивает где-то, или то, что в этом есть необходимость.
— Ты и сама хорошо справилась — в итоге он решил сменить тему.
Веселье во взгляде Риас слегка померкло.
— А есть разница? — тихо произнесла она. — Мы всё равно проиграли.
Внезапное изменение её тона заставило его медленно присесть рядом с ней, поморщившись, когда в суставы отдало болью. Его компаньонка сменила позу, удивлённая, но не возражающая.
— Ты слишком сурова к себе.
— Разве? — девушка фыркнула. — Моя свита показала себя лучше, чем я смела надеяться. Но это не меняет того факта, что я всё равно не смогла принести им победу. Мы проиграли. Это всё, что имеет значение.
— Ты недооцениваешь себя, определяя всё в абсолютных критериях — она повернулась взглянуть на него. — Не существует абсолютной победы или абсолютного поражения. Если бы победа была гарантирована, мы бы не могли учиться на поражениях. Если бы поражение было столь определённым, — он помедлил, вспоминая Рёджи — никто никогда не пытался бы победить. Жизнь... это куда больше, чем просто результат. Это процесс. И временами, мы воспринимаем это как данность, слишком сосредоточившись на начале и конце. Мы игнорируем середину, хотя именно эта часть длится дольше всего, и важна больше всего. Ты допускаешь ту же ошибку. То, что происходит после окончания битвы, не делает неважным всё, что было до. И не делает усилия, приложенные для достижения цели, менее значимыми. Дело не в том, что поражение не имеет значения; не имеет значения, что думают о тебе из-за поражения. И, к тому же — он кивнул в сторону трибун. — Зрители. Они не думают, что ты проиграла.
Риас проследила за его взглядом к стенам стадиона, где наблюдавшие за ними зрители единогласно встали. Звук искренних аплодисментов проник в их уши, и щёки дьяволицы слегка заалели.#
— Но я не...
Глаза девушки расширились, когда он приложил палец к её губам. Он разделял её удивление. С его стороны не было запланировано то, что он только что сделал; это действие было спонтанным. Автоматическим. Интимным. Он не знал, почему это сделал, только то, что это... воспринималось... правильным.
— Это ты придумала план — она неохотно кивнула, и он продолжил. — Ты вела и возглавляла их до самого конца. Возможно, ты и не принесла им победы, но дала нечто большее... и это... это само по себе победа.
Он успел заметить слабую улыбку, появившуюся на губах Риас, прежде чем она исчезла.
— Благодарю — сказала вновь посерьёзневшая дьяволица. — Думаю... Думаю, мне нужно было это услышать.
Он пожал плечами.
— Иногда всё, что нужно — это услышать, что идёшь по верному пути, даже если в глубине души и так это знаешь.
Ещё одна мимолётная улыбка, на этот раз более осмысленная.
— И всё же, — медленно произнесла Риас — болезненно осознавать, что несмотря на все наши усилия, мы всё равно проиграли. Даже если это было против тебя.
Он кивнул, понимая. Возможности слов смягчить боль поражения ограниченны, даже если это изначально не было поражением.
— Могу я чем-то помочь — он решил, что будет вежливо сказать это.
— Да, можешь — он упустил вспышку решительности в её взгляде, и признаки храбрости на её лице. — Есть кое-что. Но тебе нужно приблизиться, чтобы услышать.
Он подчинился её просьбе и наклонился, ничего не подозревая. Так что оказался пойман врасплох, когда Риас сократила оставшееся между ними расстояние и положила обе руки на его щёки. Прежде чем он смог среагировать, его подтянули, и прежде чем смог отстраниться, её губы уже были на его губах. Долю секунды его разум пытался осознать, что происходит, а затем она углубила поцелуй, и его поспешно сформировавшиеся мысли стремительно рассеялись. Он ощущал теплоту её губ и вдыхал её аромат. Он ощущал отчаянную потребность, стоящую за этим действием, и в то же время нежность, с которой она излагалась. Он помнил текстуру её языка, мог обрисовать его путь по его собственному, и это... заставило в его груди подняться нечто отличное от удивления. (Давыдов: так уж и в груди...)
Время словно потеряло значение, прежде чем она отстранилась, столь же бездыханная, как и он. Риас с вызовом глянула на него, словно ожидая от него оспаривания произошедшего только что.
