И у нас был Высоцкий

ОТ АВТОРА

В 1988 году в Центрально-Черноземном книжном издательстве вышла первая в СССР, как выражаются некоторые библиофилы, 'толстая' — 560 страниц — книга поэзии и прозы Владимира Семёновича Высоцкого. И книга та — а точнее, работа над ней (хотя, впрочем, тогда я, наверное, этого не осознавал и не понимал) просто перевернула, перенаправила и... да, пожалуй, в каком-то смысле и освятила если уж не всю мою жизнь, то творческую ее составляющую точно.

Нет, но вы только представьте себе: молодой, не шибко опытный еще сотрудник низового, так сказать, звена издательской табели о рангах становится неожиданно редактором книги самого Владимира Высоцкого! И она — вообще первая его книга как редактора!..

Да, подлинное осмысление степени уникальности сего факта биографии и степени же личного моего 'служебного' везения придет позже, в середине девяностых. И именно тогда (в 1996-м) я впервые написал и опубликовал газетный материал о работе над книгой 'Не вышел из боя'.

А 'продолжение'... 'Продолжение' последовало нескоро — через целых 16 лет.

А еще через несколько месяцев я завершил (по крайней мере, пока думаю, что завершил) краткое повествование об издании той знаковой для своего времени книги.

В год же 75-летия со дня рождения Владимира Семёновича Высоцкого мне вдруг очень захотелось выпустить в свет те тексты под одной обложкой. Еще раз напомнить землякам-воронежцам о великом поэте и чуть подробнее рассказать о замечательных людях, с которыми автору этих строк посчастливилось готовить к печати сборник 'Не вышел из боя'.

Должен признаться, что в очерках моих присутствует некоторый (незначительный, правда) 'дубляж'. Но я подумал-подумал — и не стал убирать его — писались-то части этого 'триптиха' в разные годы, так что пусть уж остается как в оригинале.

Ну, вот, пожалуй, и всё 'предисловие', дорогие друзья.

И я очень надеюсь, что кто-то сейчас с ностальгической ноткой вспомнит, а кто-то — не без интереса впервые прочтет о том, как это было.

Как более 30 лет назад мы издавали книгу Владимира Высоцкого 'Не вышел из боя'...

И У НАС БЫЛ ВЫСОЦКИЙ...

Вообще-то эти заметки вовсе не претендуют на что-то слишком уж 'серьезное' и 'глубокое'. Просто мне захотелось вспомнить о том, что и у нас, в Воронеже, 'был Высоцкий'. Имею в данном случае в виду наверняка памятное еще многим почитателям поэта издание в 1988 году первого в стране 'толстого' сборника Владимира Семёновича 'Не вышел из боя' в Центрально-Черноземном книжном издательстве. При жизни Высоцкого книги его не выпускались. После его смерти Роберт Рождествен-ский 'пробил' 'Нерв', небольшую книжечку в мягкой обложке, мгновенно ставшую страшным дефицитом и стоившую на 'чёрном' рынке 'в лесу', если память не изменяет, порядка 30-40 рублей, по тем временам — четверть вполне приличной зарплаты. И вот — почти шестисотстраничный том в Воронеже!..

Оговорюсь еще раз: перед вами не 'глубокомысленная' статья, а просто некоторые воспоминания человека, причастного к выходу этой книги в свет, о том, как она в этот самый свет выходила.

Итак...

Итак, с чего всё началось? Ну, во первых, разумеется, с 'перестройки'. Если до этого информация о Владимире Высоцком просачивалась на страницы печати, мягко говоря, достаточно скупо, то примерно в 86-м словно прорвало долго и из последних сил сдерживаемый фонтан. Газеты, журналы, радио, ТВ — всюду стало появляться что-то о Высоцком либо его произведения, песни, фрагменты записанных и снятых в свое время, но так и не попавших на экран и в эфир передач. Помнится, 'Огонёк' вообще посвятил поэту целый номер, в котором не было иных материалов кроме как сам Высоцкий и — о Высоцком. Но всё же это было еще 'не то', явно требовалось что-то большее...

Идея издания солидной книги в Воронеже принадлежала тогдашнему директору Центрально-Черноземного издательства Анатолию Свиридову. Кстати, название тоже предложил он: чуть перефразировав строку из известной 'военной' песни Высоцкого, заменил в ней словосочетание 'не вернулся' на 'не вышел'. Помню, многие поначалу были против, однако же в конечном итоге признали, что в таком виде название книги обрело дополнительный смысл — Владимир Высоцкий не вышел из своего боя. Он продолжает жить. Он — с нами...

Свиридов связался с родственниками поэта — родителями Ниной Максимовной и Семёном Владимировичем, сыновьями Никитой и Аркадием, Мариной Влади и получил их согласие на издание книги. Она должна была состоять из двух 'блоков': первый — тексты песен и стихов Высоцкого плюс нео-конченный 'Роман о девочках', второй — статьи, очерки, воспоминания известных критиков, литературоведов, журналистов, актеров: Валентина Толстых, Юрия Карякина, Льва Колодного, Людмилы Гурченко, Аллы Демидовой, Валерия Золотухина и других. А перемежаться эта 'проза' будет посвященными памяти Владимира Семёновича стихотворениями Бу-лата Окуджавы, Андрея Вознесен-ского, Евгения Евту-шенко, Беллы Ахмадулиной, Юрия Визбора, Александра Городницкого, Андрея Дементьева. Со всеми ими также была достигнута договоренность.

И началась работа над сборником. Из самых разных изданий перепечатывались публикации и стихи вышеупомянутых авторов, а также 'Нерв' и произведения В. С. Высоцкого, опубликованные на тот момент во всевозможных газетах и журналах. Вот на этом этапе Свиридов подключил к работе и меня, младшего редактора редакции художественной и дет-ской литературы. Наши машинистки Любовь Михайловна Медведева и Валентина Сергеевна Иванова трудились не поднимая головы, и через какое-то время стопа будущей рукописи достигла уже довольно внушительных размеров, однако...

Однако я обратил внимание, что тексты одних и тех же стихов и песен в разных изданиях зачастую хоть немного, единственным словом или запятой (а порой и не единственным и не единственной), отличаются друг от друга. Нередко также разнилась и датировка. В принципе, это объяснимо: 'канониче-ских' печатных текстов, за исключением нескольких стихотворений, у Высоцкого, повторюсь, при жизни не было, а практиче-ски весь 'самиздат' шел 'с пленок', записывался на слух и полуподпольно тиражировался. Да к тому же у автора часто было по нескольку вариантов (пусть отличающихся лишь строкой либо даже словом) одного и того же стихо-творения. И что делать? Какой вариант публиковать? То же и с датами: расхождение иногда достигало нескольких лет, а в газетах порой их вообще не было. Здесь, помимо всего прочего, вставала уже и проблема компоновки сборника — идти по пути 'Нер-ва', давать стихи по циклам: 'военные', 'спор-тивные', 'сатириче-ские' и т. д. как-то не хотелось. Действительно, я точно уперся лбом в стену. И тут...

И тут, кажется, 'Огонёк' сообщил о создании Комиссии по литературному наследию В. С. Высоцкого и опубликовал обращение ее главы, известного литературоведа и театрального критика Натальи Кры-мовой (вдовы режиссера Анатолия Эфроса), в котором та убедительно просила все издательства и редакции страны не печатать Высоцкого без предварительной сверки с текстами, которыми располагает Комиссия.

Свиридов переговорил с Крымовой, а потом дал номер ее телефона мне: 'Позвони'.

Я позвонил, и Наталья Анатольевна сказала, что такие вопросы, как сверка текстов, по телефону не решить, а также сообщила, что в ближайшие месяцы, к сожалению, занята (по-моему, работой над книгой о муже, точно уже не помню), и попросила позвонить своему заместителю по Комиссии Всеволоду Абдулову, у которого находятся почти все материалы, и назвала номер. Я позвонил ему, рассказал о возникших проблемах и спросил, что нам делать. 'А что тут делать? — удивился он. — Приезжайте, здесь все ваши проблемы и решим'. И назвал адрес.

'Поезжай, — сказал и Свиридов. — Оформляй командировку и отправляйся'.

Ничего не попишешь — оформил и отправился.

Признаюсь, когда я в первый раз подошел к двери той квартиры в большом каменном сером доме по улице Немировича-Данченко, то невольно почувствовал некоторое волнение молодого провинциала. Ну в самом деле, мог ли я когда-нибудь предположить, что буду протягивать руку к кнопке звонка квартиры одного из любимых киноартистов своей юности, актера МХАТа и, по-моему, самого преданного и верного друга Владимира Высоцкого. А медная, с прозеленью табличка на двери — 'Осип Наумович Абдулов' вмиг напомнила о его отце, народном артисте РСФСР, сподвижнике самого Мейерхольда. Видели же старый фильм 'Свадьба' по мотивам чехов-ских рассказов? Осип Абдулов — Грек Дымба: 'В Грэции все есть!'

Позвонил. Дверь открыла молодая женщина. 'Здрав — ствуйте'. — 'Здравствуйте. Из Воронежа? Про — -ходите. Сева скоро будет'. По пути в 'рабочую' комнату поздоровался с весьма преклонных лет чинной дамой. 'Елизавета Михайловна (Елизавета Моисеевна Метельская. — Ю. К.), это Юра, из воронеж-ского издательства, к Севе. Высоцкого в Воронеже хотят издавать'. Закрыв дверь в комнату, Лена, жена Всеволода, пояснила: 'Свекровь'. Господи, ведь эта женщина была знакома со Станислав-ским, Немировичем, Мейерхольдом, Таировым, Коонен, Цветаевой, Ахматовой, Симоновым, Жаровым, Грибовым, Яншиным, Ранев-ской и многими-многими другими людьми, давным-давно ставшими легендой!..

Вскоре пришел Абдулов, мы познакомились и взялись за дело. Весь его кабинет чуть ли не до потолка был завален пачками машинописных листов со стихами Владимира Высоцкого. Я достал рукописи, которые привез из Воронежа, Абдулов и Лена искали соответствующие стихотворения в своих залежах, и мы сопоставляли, сверяли тексты, уточняли даты, и я вносил соответствующие же исправления. Плюс добавляли песни и стихи, которых у меня не было, но которые, по мнению 'комиссаров', обязательно должны быть представлены в сборнике.

Когда я, наверное, в сотый раз спросил: 'Всеволод Осипович, а вот здесь как?..', он хмыкнул: 'Юрк, я так не привык, давай — Сева и на 'ты', понял?' 'Понял, — кивнул я. — Давай'. Но не скажу, что поначалу это далось мне легко.

В общем, как и следовало ожидать, оказалось, что работа, ради которой прилетел в Москву, не на день и не на два. Вечером Сева спросил: 'Ты на сколько приехал?' Я пожал плечами: 'Ну, дня на три-четыре'. Он только рассмеялся...

Короче, забегая вперед, скажу, что лишь подготовка текстов к книге Высоцкого 'Не вышел из боя' заняла полгода, если не больше. В Москву за это время пришлось слетать раз десять. Жил у Абдулова, целыми днями просиживал над рукописями, и знаете, что обидно: так и не удалось встретиться с Мариной Влади, только разговаривал по телефону. Лена просто руками разводила: 'Слушай, это колдовство какое-то! Только она уезжает — и ты вот он. Или наоборот!'

Меж тем работа над книгой шла и в Воронеже. Настала пора думать о вступительной статье, и тут собкор 'Совет-ской культуры' Эдуард Ефремов привел в издательство Александра Сергеевича Чаплыгина, пенсионера, бывшего преподавателя Строительного института, кандидата техниче-ских наук, а также 'по совместительству' неистового поклонника творчества Высоцкого, обладателя огромной фонотеки записей и массы текстов стихов и песен Владимира Семёновича и вообще — человека очень незаурядного, непростой и даже драматичной судьбы. Как раз в это время журнал 'Подъём' принял к публикации довольно объемистый очерк Александра Сергеевича о поэзии Высоцкого, и они с Ефремовым предложили этот очерк в качестве и вступительной статьи к нашей книге.

Прочитав, я предложил его подсократить — ве-ликоват. Чаплыгин согласился, однако видели бы вы, с каким жаром он отстаивал каждый предлагаемый мною к сокращению абзац, каждую фразу, особенно если считал ее ключевой для понимания и осмысления того либо иного тезиса своей статьи. К сожалению, этот замечательный человек был уже тогда серьезно болен и не расставался с ингалятором. Ему было трудно выходить из квартиры, тем более ездить из своего Юго-Западного в Северный, в издательство, и обычно мы работали у него дома. Господи, как же, бывало, Александр Сергеевич кипятился, если считал, что я чересчур уж придираюсь, допустим, к стилю его статьи, а предложенный мною вариант фразы или даже синоним какого-нибудь слова его не удовлетворял. 'Слушай! — кричал он. — Разве так можно! Ты такой молодой, а уже такой бюрократ!' 'Почему это бюрократ?!' — удивлялся я. 'Ну тогда — крючкотвор!' Обычно в подобных случаях я отправлялся курить на лестничную площадку, а когда возвращался, Александр Сергеевич уже успокаивался и только ворчал: 'Тебе всё курить! Давай дальше'. Не меньше придирок было у него и к текстам Высоцкого. 'Запятую надо ставить не здесь, а вот здесь, — утверждал он. — Видишь, тогда несколько другой смысл получается'. 'Александр Сергеич, — вздыхал я, — но у Абдулова-то так'. 'Что значит — у Абдулова так?! — горячился он. — А Абдулов что, не человек, ошибиться не может?' (Кстати, впоследствии москвичи и в самом деле согласились с некоторыми замечаниями Александра Сергеевича.)

Когда вышел 'Подъём' с его очерком о Высоцком, Чаплыгин был страшно рад. Приехав в очередной раз, я поздравил его, а он подарил мне экзем-пляр журнала и сказал: 'Знаешь, теперь бы еще дождаться книжку — и всё, можно помирать...' Естественно, я запротестовал, хотя конечно и понимал, что он действительно очень и очень болен...

Москвичи тоже не давали скучать. Бывало, раздается звонок: 'Юр, помнишь, мы позавчера в таком-то стихотворении такое-то слово на такое-то исправили?' — 'Помню'. — 'Да мы, знаешь, тут посоветовались и решили, что тот вариант лучше. Правь обратно как было!' Что делать — правлю. Но их тоже можно понять — у них-то тоже работа еще в начальной стадии.

Возникали и 'собственные' вопросы. Например — стихотворение 'Из детства'. Посвящается Аркадию Вайнеру, а начинается: 'Ах, время, как махорочка, — всё тянешь, тянешь, Жорочка...' Грызут сомнения — и рука ползет к телефонной трубке: '...Аркадий Александрович, да вот, не ошибка ли: 'Всё тянешь, тянешь, Жорочка', — а посвящается вам. Может, Георгию Александровичу?' Смеется: 'Да нет, мне, милый, мне!' — 'Точно?' — 'Точно, милый, точно!' Ну и разные другие редактор-ские проблемы вставали не раз.

Когда из 'Коммуны' пришла первая верстка, мы в издательстве обрадовались: ну, теперь уже и книга скоро! Куда там. Звонок из Москвы: 'Высылай верст-ку!' Высылаю. Звонок от Чаплыгина: 'Неси верстку!' Несу. Да, кстати, помните в книге были иллюстрации к стихам и песням Высоцкого? Работы прекрасного самобытного художника Александра Аникеева тоже принесли Чаплыгин с Ефремовым. Позже появились и несколько рисунков В. Морозова. Прекрасную, очень выразительную обложку сделал опытнейший художественный редактор издательства Георгий Данилович Попов.

... Первая верстка, вторая верстка... Воронеж — Москва... Москва — Воронеж. Подписание в печать... И вот — свершилось!.. В издательство привозят наконец полтора десятка долгожданных сигнальных экземпляров, и — звонок из типографии: пусть приедет редактор, для контроля, так сказать, 'пуска' тиража...

Мои коллеги, простите, 'на ушах'. 'Сигналы' рвут друг у друга из рук. Я — тоже 'на ушах', но мой-то 'сигнал' уже в 'дипломате', и я радостно предвкушаю, как после 'Коммуны' брошусь показывать его всем встречным-поперечным... Увы, я жестоко просчитался! А ведь говорили, предупреждали: 'Не бери 'Высоцкого' в 'Коммуну' — влипнешь'.