— Почему? Вы же заодно с народом! Вот я приглашаю всех вас объединиться в едином порыве с простыми русскими людьми! Они там вас уже заждались! Идите, господа, идите!

— Вы нас хотите убить руками этой черни?! У вас это не выйдет! Мы будем жаловаться государю!

— Сколько угодно, господа! — нагло усмехнулся ротмистр, стоя под большим портретом государя России, висевшим на стене над его рабочим столом.

Либералы, после такого ответа, ошарашено замолчали, нутром чувствуя, что поведение жандармского офицера полностью отражает достигшие их ушей слухи о полученных полномочиях политической полицией. Теперь предложение ротмистра выйти на улицу к разъяренной толпе казалось уже не простым издевательством, а прямой угрозой. Жандарм некоторое время наблюдал за все нарастающим страхом в глазах бывших депутатов Государственной Думы, а потом вдруг сказал: — Если позволите, господа, я вам дам маленький совет.

— Да! Мы слушаем вас! Говорите!

— Уезжайте подобру-поздорову из России. И дорогу сюда забудьте!

— Вы не смеете так говорить! Это произвол! Мы будем жаловаться!

— Мое дело сказать, ваше дело решать! На этом разговор закончен! У меня много работы! Извольте выйти в коридор! — ротмистр подошел к двери, приоткрыв ее, подозвал командира конвоя. — Подпоручик! Эти господа свободны! Не препятствовать им!

— Слушаюсь, господин ротмистр! Гм! Только народ там собрался.... Как бы чего не вышло!

Ротмистр усмехнулся: — Ладно! Осторожно выведете этих господ черным ходом.

После этого случая на вокзале Петербурга можно было нередко увидеть "спасителей России", уезжающих за границу.

Ситуации, подобные этой, сотнями происходили по всей России. Нечто похожее произошло с журналистами и редакторами либеральных газет столицы. Некоторые редакторы, не подумав, как следует, над полученными предупреждениями, все же выпустили статьи о жандармской диктатуре и душителях свободы, в результате чего тиражи были изъяты, а наиболее рьяные из них были отправлены освещать вопросы о браконьерском лове рыбы и контрабандной продаже водки и чая в Забайкалье.

Начиная от Москвы и крупных губернских городов и кончая уездными городками на границах России, везде шли обыски и аресты. Информация, накопленная за несколько месяцев слежки, подкрепленная рапортами филеров и информаторов, сейчас вся, без остатка, шла в дело. Жандармы и полицейские врывались в подпольные типографии, на заседания рабочих ячеек, в квартиры, служившие складами для листовок и оружия, в мастерские для изготовления бомб. Конвейер задержаний и арестов не останавливался ни на минуту, находясь в движении круглые сутки.

Как неожиданно выяснилось, большинство задержанных были не в курсе появления новых поправок, ужесточивших меры пресечения и наказания за политическую деятельность, и когда их зачитывали, предлагая сделать выбор между тюрьмой и каторгой, многие по-другому начинали смотреть на свою роль в политическом движении. Вследствие пересмотра жизненных позиций из них начинали сыпаться новые адреса и явки, ведущие к новым арестам. Параллельно с работой политического сыска в воинских частях и на флоте начали работу специальные комиссии по выявлению революционной деятельности. Здесь перечень процессуальных наказаний был намного жестче, вплоть до виселицы, так как внутренний подрыв армии и флота согласно новым законам рассматривался как измена родине. На фоне всех этих событий оппозиция съехала за границу или растворилась на просторах родины, газеты предпочитали обходить молчанием опасную тему, а народ, не слыша подстрекателей, с молчаливым одобрением наблюдал за действиями властей.

После неудачного покушения, мы удвоили меры предосторожности, считая, что заговорщики могут пойти ва-банк и устроить следующее покушение уже прямо во дворце.

Арон сейчас был для нас той нитью, которая должна была привести нас к клубку заговорщиков. Все полицейские и жандармские "стукачи" получили приказ: искать, днем и ночью, не покладая сил, любые следы, которые могли привести к группе Арона.

Полиция, которая все это время продолжала прочесывать город в поисках Хлыста, наконец, добилась "успеха". Они его нашли, правда, в качестве хладного трупа в подвале одного из брошенных домов. Теперь у нас в руках оставался только один невнятный и мутный персонаж — подполковник или полковник — жандарм, с мясистой рожей. Его уже искали, но очень осторожно, что еще больше замедляло поиски. Трудно сказать, чем бы кончились поиски, если бы не человеческая жадность, помноженная на трусость и подлость.

Ротмистр Неволяев Андрей Николаевич любил красиво одеваться и посещать дорогие рестораны. Любовь к красивой жизни была привита ему подполковником Мерзлякиным, которому был нужен верный помощник в его грязных делишках. Будучи неплохим психологом и разбираясь в мерзостях человеческой души, подполковник три месяца присматривался к ротмистру, пока окончательно не убедился, что этот человек тот, кто ему нужен. Хитер, жаден, подл, но при этом имеет хватку и умеет думать головой. Тщательно проверив ротмистра в нескольких неблаговидных делах, он стал использовать его в своих махинациях и аферах. Именно поэтому ротмистру был передан информатор по кличке Бурлак, благодаря которому осуществлялся надзор над боевой группой Арона.

Сам Бурлак, Кукушкин Николай Тимофеевич, начинал свою карьеру вором, но отсидев два срока, понял, что статьи для политических куда мягче и подался в революционеры. В группу Арона не входил, но был на доверии, осуществляя связь между боевиками и уголовниками. Через него они получали наводки на склады и магазины, помощь в виде профессионалов по вскрытию замков и сейфов, да и сам Бурлак не чурался участвовать в грабежах и налетах. Получая свою долю от грабежей, Кукушкин считал, что хорошо устроился, пока не случилось покушения на государя. Узнав обо всем на следующий день, он сразу понял, что его ждет виселица. Единственным спасением из создавшегося положения было немедленное бегство из города, но страх, в конце концов, переборола жадность.

Будучи профессиональным "стукачем", он с самого начала видел, что жандармы собираются устроить какую-то махинацию с группой Арона. Если его это и волновало, то только немного. Будучи секретным агентом охранки, он мог не бояться судебного преследования, правда, только не в этом случае. Здесь его не могли спасти никакие покровители. Быстро сообразив, что это был заговор с участием жандармов (и не только их), он увидел возможность сорвать с них денег. Ни много и не мало. Пять тысяч рублей. При этом Кукушкин прекрасно понимал, что быстро их не получит, а значит ему был нужен запас в три-пять дней. Чтобы его получить, необходимо было обрубить за собой все хвосты. Многие уголовники его знали, но Бурлак так искусно обставлял свои дела, что никто из них даже не догадывался о том, что вор сменил масть и теперь работает на политических.

"Никто, кроме Хлыста и Пролазы. Если их убрать, то до меня не одна полицейская сука не докопается".

Кукушкин не считал себя убийцей, но ему в его жизни уже дважды пришлось убить, поэтому он долго не колебался. Хлыста он нашел не сразу. Стоило тому прослышать о том, что полиция усиленно ищет его, тот сразу залег "на дно", где его и обнаружил Бурлак, а вот с Пролазой все было намного хуже и сложнее. Найти его не составило проблем, только тот неожиданно оказался под плотным наблюдением полиции. Решив не рисковать, он приступил к осуществлению своего плана: позвонил ротмистру по телефону, который был дан ему для экстренных встреч. Сразу про деньги говорить Неволяеву ничего не стал, а вместо этого закинул наживку. Сказав, что знает, где прячется Арона.

Ротмистр не хуже Бурлака понимал, чем для него это дело может закончиться. Будучи в доле с Мерзлякиным, он буквально за несколько дней до покушения получил от того пять тысяч рублей. Еще тогда, когда задумывалась эта комбинация, были подсчитаны возможные риски, и они пришли к выводу, что если даже покушение сорвется, а убийц начнут искать, никто не сможет связать их с боевиками, так как о группе Ароне нет ни одного официального документа. Оставался Бурлак, но кто поверит словам "стукача"? Да и жить ему осталось недолго. Но все пошло как-то не так. Как-то подозрительно быстро вышли на боевиков и ищут Арона, причем с большим рвением. К тому же пошли слухи, что ищут предателя — жандарма. Все это не могло не напугать, и теперь слова Бурлака, окажись он на допросе следователя, стали бы для них прямой дорогой на эшафот.

Они собирались убрать его попозже, когда схлынет ажиотаж с покушением на императора, но теперь выбора не было. Где его искать никто из них не знал. Было только условное место, где можно было оставить записку. А тут он вдруг сам позвонил и назначил встречу. Чего еще можно было желать?

Придя в условленное место, ротмистр вместо "стукача" неожиданно обнаружил записку, в которой черным по белому было написано: пять тысяч рублей или в жандармское управление придет письмо с подробным описанием, как было организовано покушение на государя. И первой в списке будет стоять фамилия Неволяева. Срок — два дня.

Ротмистр вдруг почувствовал, как его шею обвила веревка. Стало душно. Рука рванула ворот мундира, но это не помогло — призрачная петля все сильнее сжимала свои объятия. Его прошиб холодный пот, в глазах потемнело, сердце заколотило в грудную клетку. Спустя несколько минут ему немного стало легче, но только физически, так как разум его продолжал находиться на грани панического ужаса. Отдать пять тысяч рублей было не проблемой, но кто даст гарантию, что Бурлак, получив деньги, его не предаст. Упустить такой случай, чтобы убрать человека, который тебя держит за горло, Кукушкин не упустит. Неволяев будучи с ним одной подлой породы, прекрасно это сознавал, потому что будучи на его месте, он так бы и поступил. Но это была только одна сторона дела. Другой стороной был его начальник. Ротмистр не сомневался, что если подполковнику будет выгодно его предать или убить, он это сделает. Теперь, когда Бурлак остался в живых, Мерзлякину для спасения своей жизни ничего не остается, как убрать своего помощника.

Оказавшись между двух огней, у Неволяева оставался только один выход: закончить жизнь самоубийством. Только эта мысль ему не просто не нравилась, она внушала ему ужас. Пошатываясь, он вышел из тупика и побрел по улице, ничего не видя перед собой. Состояние животного страха настолько сковало его, что сейчас в его голове перекатываясь только одна мысль: Жить! Жить, во что бы то ни стало! Жить! Прошло какое-то время, и он словно очнулся. Оглянулся по сторонам. Перила. Мост. Вода. Как он попал сюда, ротмистр даже не мог вспомнить, но бессмысленный страх, сковавший его разум и сердце, отступил. Первое время он просто осознавал, что жив, над головой светит солнце, а в канале плещется вода. Страх не отступил, но в голове уже начались лихорадочные поиски выхода.

"Мерзавцы! Подлые ничтожества! Вы меня предать собрались, жизни лишить?! Нет! Я так просто не дамся! Я вас сам.... — его подлая натура неожиданно нашла выход там, где нормальный человек и не подумал искать. — Предать.... Как... я сразу об этом не подумал. Они ищут, а я... им помогу. Ведь они еще не нашли Арона, а я приду к генерал-майору Мартынову и все ему расскажу! Про Мерзлякина, сволочь старую, расскажу! Потом буду умолять его! Скажу, что осознал! Он должен поверить! Идти надо немедля! Прямо сейчас!".

Ротмистр огляделся по сторонам, определил направление и быстро зашагал в направлении Главного жандармского управления. Его пытались не пропустить, но Неволяев, понимая, что счет его жизни возможно уже определяют не дни, а часы, чуть ли, не силой прорвался в кабинет Мартынова. Какое-то время тот слушал его сбивчивые объяснения, потом приказал замолчать, и вызвал офицера, который стал с самого начала записывать показания ротмистра. Неволяев излагал со всеми подробностями, так как знал, что его рассказ будут проверять и не раз и не два, при этом старательно упирал на то, что не знал, как будет использована боевая группа, так как все приказания шли ему лично от подполковника Мерзлякина.

После того, как он закончил, и каждый лист показаний был им подписан, а офицер отослан, генерал-майор какое-то время смотрел на поникшего, теперь уже двойного, предателя, сидящего перед ним, и как не старался, все не мог изгнать из себя чувства гадливости.

— Вы вовремя пришли ко мне ротмистр и тем самым, думаю, спасли себе жизнь, но при этом, даже если, как вы говорите, действовали бездумно, полного прощения не ждите. Со своей стороны, обещаю, сделать все, что в моих силах, чтобы вы не попали на виселицу. Теперь к делу. Вы прямо сейчас поедете к своему месту службы, и скажите своему начальнику, что убили Бурлака. Пусть успокоится. Теперь по поводу Арона. Сегодня вечером пойдете в условленное место и положите записку своему стукачу. В ней напишите, что вы согласны заплатить ему пять тысяч рублей, а так же назначьте место встречи. Идите!

Спустя час после этого разговора, мы с Пашутиным узнали о роли в заговоре ротмистра Неволяева, его начальника и Бурлака. Наши поиски, наконец, сошли с тормозов и двинулись в нужном направлении. За подполковником тут же были пущены самые изощренные и опытные филеры, а жандармы, полиция и информаторы получили приметы, имя и фамилию человека, который проходил среди политических под кличкой Бурлак, получив напоследок жесткий приказ: следить и докладывать, а если брать, то наверняка и только живым. Теперь он оставался той единственной ниточкой, которая могла привести нас к Арону. Спустя два часа после того, как Неволяев оставил записку в условленном месте с указанием места встречи, ее забрала девчонка — нищенка. За ней аккуратно проследили, после чего по указанному адресу выехали мы с Пашутиным.

Это был старый, просевший, с облупившейся штукатуркой и дырявой крышей, дом-ночлежка. После короткого совещания с городовыми и сыскными агентами, знавшими это место, как и его обитателей, нам стало понятно, что облава здесь ничего не даст. Слишком много ходов-выходов, и Бурлак, вполне возможно, ускользнет сквозь оцепление каким-нибудь подземным лазом, о котором просто не знали местные сыщики, поэтому было принято решение: ждать. Спустя какое-то время из дома выбежала та же замурзанная девчонка и, добравшись условленного места, положила под камень новую записку. Читать ее не стали, а просто установили засаду. Через полчаса после девчонки появился нищий и расположился так, чтобы с его места был виден тайник. Тянуть время мы не стали, и спустя пару часов, на условленном месте, появился Неволяев. Оглянувшись по сторонам, он достал записку, прочитал и сразу направился к нищему. Достав из кармана плотный пакет, аккуратно положил его в шапку, лежащую перед ним на земле, после чего не оглядываясь, пошел прочь. Судя по поведению ротмистра, это был не Бурлак, а совершенно незнакомый ему человек. Какое-то время бродяга сидел в прежней позе, поглядывая по сторонам, потом встал, переложил пакет из шапки в котомку и не торопясь пошел по улочке. Филеры осторожно, чтобы не спугнуть, потянулись за ним следом. Но спокойным было только начало слежки, потому что нищий оказался довольно прытким и увертливым типом, начавшим кружить по улочкам и проходным дворам, правда, оторваться от слежки все же не сумел и привел нас к частному дому, стоящему на окраине.