Голубя тебе на грудь

1.

Гостиница была недорогой, но приличной. Чистенькой, ухоженной и весьма милой. Найлах, город людный, располагался на пересечении двух главных торговых путей Кендрии. Ежедневно толпы народа приходили сюда в поисках лучшей жизни, останавливались проездом или прибывали ненадолго по делам, так что у хозяина постоялого двора не возникало недостатка в клиентах. Именно на последнее надеялась сидевшая в обеденном зале девушка, листая стащенную у трактирщика книгу регистрации постояльцев.

Отчаянно зевая, мальчишка-половой лениво возил замызганной тряпкой по столешнице. Пахло жареным луком и рыбой. Время было раннее, так что помещение практически пустовало. В углу спешно доедала стылую вареную говядину парочка ламарских купцов, торопившихся по делам в город. Девушка же решила не давиться остатками вчерашнего ужина, а дождаться сегодняшнего завтрака и пока довольствовалась большой кружкой хлебного кваса.

— Мабон Чанте... Раэд Севр... Пайтон Варделл с супругой... — нахмурилась она, задумчиво теребя угол страницы. — Ладно, положим, супруга не проблема.

Решительно отхлебнула напитка, стерла с губ пену и медленно перечитала приглянувшееся имя.

— Риелей Варделл, — девушка мысленно взвесила получившееся сочетание, рассматривая каждую буковку по отдельности.

Оно ее вполне устраивало. Далеко не идеал, но в целом сойдет.

— Комната номер восемь...

— Эй, Харас, паршивец, я тебе сколько раз говорил не хватать книгу регистрации! — послышался раздраженный голос хозяина гостиницы. — Куда опять дел?!

— А? — мальчишка нехотя обернулся и снова зевнул. — Чего?

Постоялица спешно спрятала предмет разговора под стол и присосалась к своей кружке.

— Чего сразу я-то? — парень отложил тряпку и поплелся выяснять, что кому от него потребовалось.

Девушка постаралась незаметно затолкать книгу себе под платье и, делая вид, что выпирающие на животе углы — неотъемлемая часть анатомии ее организма, направилась к себе в комнату. Там спрятала ворованое под матрас и стала продумывать план действий.

Пайтоном Варделлом оказался пожилой тихий и невзрачный мужчина — Риелей пришлось два часа шпионить у дверей его комнаты прежде, чем он вышел и позволил себя рассмотреть. Его супруга, женщина полная, громкая и суетливая, удостоилась от девушки отдельного оценивающего взгляда. Была признана препятствием незначительным, внимания не стоящим.

Престарелая чета мирно завтракала в наполнившемся за эти пару часов общем зале и обсуждала цены на свинину. Девушка пристально наблюдала, схоронившись за косяком. Она нацепила лучшее свое платье, зеленое с миленьким воротничком, весь запас носовых платков ушел на увеличение груди, а волосы, обычно небрежно раскиданные по плечам, были собраны на затылке и даже украшены кокетливым бантиком. Риелей удостоверилась, что платочки не сползли со стратегически важных мест куда-нибудь в район живота, и ступила в зал.

То, что ее появление было проигнорировано всеми присутствующими, девушку не обескуражило. Убедившись, что броская поза нужного эффекта не оказывала, и что никто не спешил падать пред ней на колени, постоялица убрала томное выражение с лица и решительно зашагала к свободному столу.

Примерно полчаса зазывных обмахиваний платочком, многообещающих страстных взглядов в сторону престарелого Пайтона Варделла и прочих кокетливых мелочей оказались потрачены впустую. Буквально выброшенное из жизни время. Риелей решила, что у старика были серьезные проблемы со зрением: он не замечал не только всех ее усилий, но и саму ее в принципе. Стало обидно. Девушка в раздражении быстро дожевала тушеную капусту с сарделькой, громко шмякнула столовые приборы о стол и встала. Ладно, если тонких намеков недостаточно, придется действовать грубее.

Риелей сидела в опустевшем зале, обиженная и надутая, и думала о жестокости мира. Помощник трактирщика, всё такой же сонный, нехотя собирал со столов грязные тарелки.

Девушка сердито выдрала из прически потерявший актуальность бантик, позволяя каштановым лохмам вновь рассыпаться по плечам и спине.

— Салум тебя дери, Пайтон Варделл, — шмыгнула она носом. — И супругу твою заодно.

Охмурение постояльца окончилось полным провалом. Не сработало даже якобы случайное падение ему на колени, будто вызванное зацепившимся за половицу каблуком, и "ах-я-такая-неловкая-кажется-теряю-сознание-как-хорошо-что-рядом-оказался-сильный-мужчина". Старик на это ободряюще похлопал ее по руке, отечески улыбнулся и посоветовал больше бывать на свежем воздухе. А его жена тут же разразилась лекцией на тему "Молодежь совсем не следит за своим питанием и после этого еще удивляется, что падает в обмороки". Риелей пришлось пообещать, что она хорошенько обдумает ее слова, и спешно удалиться, сославшись на занятость.

От идеи подкарауливать мужчину на всех углах, подстраивая якобы случайные встречи, чтоб у того возникло ощущение, что сама судьба сводит его с этой девушкой, Риелей отказалась. Эта семейка явно была слаба на голову. Не хватало еще, чтоб супруги решили, будто им свыше посылаются знаки того, что они должны удочерить бедную обморочную барышню, не способную о себе позаботиться.

— Да куда подевалась эта книга?! — за стенкой в гневе орал трактирщик. — Харас!

Слышались хлопки крышек шкафа и скрип выдвигаемых ящиков.

— Не брал я, — жалобно протянул мальчишка, изрядно утомленный этим разговором за последнюю пару часов. — Говорил же.

— А кто брал?! Я из-за тебя постояльцев новых записать не могу! Вспоминай, куда сунул! Салум забери твою душу...

— Вы чего?! — разом проснулся парень, бледнея. — Зачем?! Не надо!

Охапка грязных вилок с немелодичным лязгом полетела в керамическую миску из-под тушеной капусты, а молодой помощник трактирщика, собиравшийся нести их в мойку, со всех ног бросился помогать хозяину в поисках.

Риелей проводила его взглядом. Посмотрела на брошенную в спешке на столе посуду. Пожалуй, книгу стоило всё же вернуть: мальчишка так боялся глупого проклятья, что девушке стало его жаль.

— Это не ваше?

Владелец гостиницы уставился на протянутую ему пухлую тетрадь в жесткой обложке.

— Слава Давиане, она нашлась! — воскликнул он, воссоединяясь со своим имуществом. — Где я только не искал!

— Валялась во дворе возле бочки, — вяло врала Риелей, параллельно раздумывая, чем ей теперь заняться. — Иду я мимо, вижу — лежит что-то. Присмотрелась, а это...

— Ну точно Харас, зараза мелкая, пакостничает, — лицо трактирщика налилось кровью. — А еще врет, паршивец! Ну погоди у меня, салум тебя раздери и выжри...

— Как вы можете так говорить?! — притворно ужаснулась Риелей чисто для поддержания образа кисейной барышни, который иногда вспоминала на себя напускать. — Это ужасно!

Она с тихим "ах" отвернулась, якобы чтоб собраться с силами после нервного расстройства, вызванного услышанным, и потрясенно замерла. Навстречу ей по коридору шла Судьба. У Судьбы были серые глаза и каштановые с рыжиной волосы, и божественная фигура, и уверенная поступь, и испепеляющий душу взгляд, и все прочие достоинства, тут же щедро преувеличенные воспаленным разумом впечатлительной девушки.

Судьба прошла мимо что-то примирительно лопочущего трактирщика и застывшей с глупым выражением лица девицы, удостоив последнюю лишь мимолетного взгляда. За спиной у Риелей негромко хлопнула дверь. Она вернулась в реальность.

— ... да ничего с ним не будет, — хозяин гостиницы не заметил, что его не слушали. — Пацаненку...

— Так. Это кто?! — девушка крепко сжала плечо собеседника, бесцеремонно прерывая его речь.

— Где? — растерялся тот, сбитый с мысли и слегка удивленный изменением в поведении постоялицы.

— Сейчас прошел, — эпитет "длинноногий сероглазый красавец" Риелей сумела удержать. — Молодой мужчина в уродской шапке, — "которая ему безумно идет" тоже осталось невысказанным.

— А, — сообразил трактирщик, пытаясь ненавязчиво стряхнуть перекрывающую ему кровообращение хватку. — Приехал, кажется, из Вада. Сказал, что не знает на сколько...

— Звать как? — грубо оборвала его Риелей.

Хозяин гостиницы напряг память.

— Кеане Райнор.

— Риелей... Райнор... — прошептала девушка, теряя к трактирщику всякий интерес и выпуская его руку.

Тот тут же этим воспользовался и исчез в неизвестном направлении.

— О, Давиана Владычица, славу тебе возношу и восхваление. Велики дела твои и заветы нерушимы... — глухо бормоча молитву, Риелей забрела в свою комнату и медленно закрыла за собой дверь. — Да не оставь без заботы своей и наущения рабу твою верную... — она привычно споткнулась на этом месте. — В общем, спасибо, что порой вспоминаешь о моем существовании. Я уверовала в тебя еще пламенней, с меня пожертвование. Только на многое не рассчитывай — я девушка небогатая, а тебя и так каждый день одаривают, так что ты явно не бедствуешь.

Выйдя из религиозного экстаза, Риелей кинулась к своей сумке в поисках расчески.

* * *

Его милость Дайтон Валфрид стоял у окна и смотрел на улицу. Шел уже третий месяц, как он стал виконтом Гармангахиса, унаследовав титул после смерти отца.

— Милорд, прибыл ваш младший брат.

Мужчина обернулся к вошедшему в кабинет старому слуге и слабо улыбнулся.

— Да, я видел, как он подъезжал.

Титул виконта — единственное, что было в Дайтоне Валфриде замечательного. Человеке сером и невзрачном до крайности. Его можно было бы счесть привлекательным, но только обладая достаточным воображением для того, чтоб представить дворянина без старомодной, совершенно не шедшей ему прически. И не сутулящимся. И не в костюме столь любимого им покроя, скрывавшего все достоинства фигуры и выпячивавшего ее недостатки. Очень много разных "и". Однако новый виконт Гармангахиса не располагал к желанию копаться в его личности, выискивая редкие жемчуженки в мешке перловки.

У него не было вредных привычек, о нем не ходило сплетен, а его единственным хобби было коллекционирование книжных закладок. Лорд Дайтон был одним из тех людей, которых не замечаешь и не запоминаешь, даже просидев с ними весь вечер лицом к лицу. Впрочем, с тех пор, как он получил титул, ситуация несколько изменилась: нужно быть очень глупым человеком, чтоб проглядеть виконта. Особенно холостого.

— Я бы предпочел, чтоб лорд Нериан приехал на неделю позже. Или хотя бы на два дня, — вздохнул старик, сокрушенно качая головой.

Хозяина он искренне любил, жалел и желал ему всех благ. Старался оберегать и всячески помогать в меру своих скромных возможностей. Лорд Дайтон всё это знал и тоже относился к верному слуге с теплотой, позволяя себе в общении с ним куда больше искренности, открытости и душевности, чем с кем-либо еще в этом мире. Тем более с родным братом.

— Ты же знаешь, Хавен. Когда дело касается развлечений, Нериан становится удивительно пунктуальным.

В соседнем помещении послышались топот и неприлично громкий смех: младший сын покойного Честона Валфрида не умел обходиться без лишнего шума.

— Как же я рад тебя видеть, мой дорогой брат! — провозгласил он с порога, с грохотом распахивая дверь.

Не дожидаясь ответа, прошествовал в комнату и плюхнулся в кресло. Вытянул ноги, закинул руки за голову и сладко потянулся.

— Как добрался? — лорд Дайтон отошел от окна.

— Ты знаешь, лучше, чем мог ожидать, — Нериан поерзал на своем месте, нашарил под спиной мешавшую ему диванную подушечку, выдернул ее из-под себя и, не глядя, швырнул на пол. — Хавен, принеси мне выпить! Я устал с дороги.

Слуга неодобрительно поджал губы, с тревогой глянул на хозяина и, удостоив гостя неглубокого поклона, вышел.

— В Кирше познакомился с дочкой баронессы Заккари. Милашка, хоть и глупа непроходимо. Хотя, наверное, во многом именно благодаря этому. Наивна, как овца, — молодой дворянин слегка привстал, чтоб иметь возможность стянуть с себя дорожный китель.

Небрежно бросил его на пол следом за подушкой. Снова развалился в кресле, закинув ноги на подлокотник.

— На тебя, кстати, поступила жалоба, — старший брат пошелестел бумагами на столе, доставая письмо. — От баронессы Заккари.

— Старая ведьма, — зевнул Нериан.

— Она пишет, что ты вел себя недопустимо по отношению к ее дочери, а также оскорбил ее жениха.

— Слабак и бесхребетная тля. Представляешь, я прилюдно плеснул ему в лицо вином, а он даже не попытался мне ответить. Просто молча развернулся и вышел прочь! Я аж растерялся.

— Нериан, — вздохнул Дайтон Валфрид. — Я же просил...

— Да-да, — раздраженно отмахнулся Нериан. — Раз десять, наверное.

— Отец тоже, да будет земля ему пухом, неоднократно...

— А что это мы всё обо мне, да обо мне, — гость рывком поднялся из кресла, прошел к родственнику и грубо его обнял, пару раз фамильярно хлопнув по спине. — Дай я хоть поприветствую тебя, как должно, по-братски. А-то не виделись целый месяц, а болтаем о какой-то ерунде.

Дверь открылась, вошел Хавен с подносом, поставил его на стол. Нериан тут же потерял к виконту интерес и переключил свое внимание на хрустальный сосуд, принесенный слугой.

— До меня дошли слухи, — продолжал он, по-хозяйски разливая его содержимое по фужерам. — Что ты устраиваешь званый вечер. Это что, правда?

— Да. Сегодня, — признал лорд Дайтон, нехотя принимая протянутый ему напиток. — И ты, судя по тому, что прибыл вовремя, в этом не сомневался.

Гость развел руками и ухмыльнулся.

— Моё присутствие здесь — чистое совпадение. Я ехал навестить своего единственного, горячо любимого брата, а сегодняшнее мероприятие — так, приятное дополнение, о котором я и не думал, — отхлебнул вина и вернулся к своему креслу. — Хавен, что за беспорядок у тебя здесь? Почему мои вещи на полу валяются? Безобразие, — Нериан снова потянулся и одним глотком допил содержимое фужера. — Я слышал, ты пригласил кучу народу, — снова обратился он к новому виконту Гармангахиса. — Даже удивился. "Это всё враки", — говорил я. — "Мой брат и веселье — понятия несовместимые. Гадкая клевета!" Хотел даже вызвать кого-то на дуэль, чтоб защитить твое поруганное имя... Слушай, не сочти за труд, а? Графин как раз рядом с тобой стоит, а я так удобно сижу, — умильно похлопал глазами, протягивая пустую посуду в сторону хозяина дома.

Слуга неодобрительно насупился, глядя, как его господин послушно исполняет просьбу гостя.

— Я понял, — с уверенностью произнес Нериан, заговорщически подмигивая брату. — Ты собрался добыть себе виконтессу. Да?

Лорд Дайтон ничего не ответил, лишь молча вернулся на свое место и поставил графин обратно на поднос.

— Непринужденная обстановка, — Нериан оживился и даже выпрямился в кресле. — Танцы, милая болтовня. Юные прелестницы, прибывшие вместе с родителями. И тут ты, коварный соблазнитель...

Гость не удержался и расхохотался, чуть не расплескав вино.

— Извини-извини, — проговорил он, всё еще фыркая в кулак.

— Да, я решил, что мне пора жениться, — спокойно отозвался виконт. — Ты правильно догадался о цели этого званого вечера.

— Можешь на меня рассчитывать, мой дорогой брат! — молодой дворянин снова осушил фужер и поднялся на ноги. — Что-нибудь придумаю тебе в помощь.

* * *

Кеане Райнор гулял по городу — по крайней мере, практической цели его блужданиям кравшаяся следом Риелей не видела. Он прошелся по основным улицам, глазея на здания и на прохожих, посидел в парке, скормил голубям полбулочки.

— Любит животных, — девушка мысленно поставила еще один "плюс" в пользу "сероглазого длинноногого красавца".

Пожалела, что не успела толком привести себя в порядок — она как раз пыталась накрутить на голове что-нибудь сногсшибательное, когда объект изволил отправиться на прогулку. К счастью, Риелей была настороже и этот момент не упустила. Не то, чтоб девушку интересовали красоты Найлаха, но она решила, что ей бы тоже не помешало их глянуть.

Впрочем, слоняться по людным улицам с недоделанной прической ей надоело уже через час. Пожалела, что не додумалась переодеться — лучшее платье было вещью ценной, для обтирания в потной толпе не предназначенной. Риелей раздраженно вздохнула и собрала всю решимость в кулак.

— Ой, какое совпадение! Шла по улице и увидела знакомое лицо! Вы меня помните? Мы с вами в одной гостинице остановились!

Кеане Райнор обернулся и уставился на подошедшую к нему девушку ничего не выражающим взглядом.

— Кто бы мог подумать, что мы с вами встретимся в таком месте! — восторженно щебетала та. — Может быть, это судьба?

Мужчина посмотрел куда-то в сторону и, кажется, задумался.

— Я бы не назвал это совпадением, — сказал, наконец, он. — Вы за мной уже больше часа ходите.

— Да вы что?! — притворно поразилась Риелей, прижимая кулачки к груди. — Неужели?

"Глазастый какой, за ногу тебя да налево", — с досадой подумала она.

— А я вас не видела, — девушка лучезарно улыбнулась и напустила на себя невинный вид. — Гуляла себе, гуляла. Изучала город... Я что, правда, всё время шла за вами?

— Да. И пряталась за каждым углом.

— Ой, вам, наверное, показалось! О-хо-хо! — собеседница натужно засмеялась в ладошку, пытаясь скрыть нервозность и растерянность. — С какой стати мне себя так вести? О-хо-хо-хо!

Во взгляде Кеане Райнора по-прежнему не было ни эмоций, ни проблеска заинтересованности в для него, между прочим, старающейся девушке. Ту это ужасно злило.

— Раз уж мы так случайно встретились, давайте хотя бы познакомимся, — предложила она, снова нацепляя приветливую улыбку. — Я — Риелей. А как вас зовут?

— Кеане, — мужчина ответил не сразу.

— Кеане! Какое красивое имя! О, смотрите! Там на углу кондитерская! Давайте съедим что-нибудь за знакомство!

Не дожидаясь реакции собеседника, девушка стремительно развернулась и поспешила к маленькому магазинчику, стараясь выглядеть воплощением изящности и чистой красоты.

— Ну где же вы? — томно позвала она, оборачиваясь и взмахивая волосами.

Кеане Райнор нехотя сдвинулся с места и пошел следом за ней.

— Так вкусно, да? Прямо умереть, как вкусно! Ммм... вкуснотища! Вы так не думаете? — Риелей требовательно поглядела на спутника лучезарным взглядом.

Тот молча жевал свой пирожок, стоя возле девушки, присевшей на парапет набережной. Убедившись, что той непременно нужно было получить ответ, буркнул что-то утвердительное.

— Кеане, вы слышали, что еда кажется вкусней, если ешь ее вместе с человеком, который нравится? — произнесла собеседница, отворачиваясь к реке и мечтательно глядя на водную гладь.

Мужчина воздержался от комментариев.

— Кеане, а давайте перейдем на "ты"! А то что, как неродные, "выкаем"? — Риелей откусила кусочек пирожка и снова невинно улыбнулась.

— У тебя грудь сползла, — поделился наблюдением спутник, как обычно, выдержав небольшую паузу.

Девушка закашлялась, подавившись повидлом.

— Хо-хо-хо. О-хо-хо-хо, — принялась хлопать себя ладошкой по груди, параллельно пытаясь локтем незаметно вернуть предательски разъехавшиеся платочки туда, где им надлежало находиться.

Пару минут ели молча. Риелей несколько раз робко пробовала исправить ситуацию с бюстом, но быстро отчаялась и оставила всё, как есть. Пошла на новый заход.

— Кеане, а можно я буду называть тебя Кей? — воскликнула она, снова поворачиваясь к собеседнику с нервной, слегка перекошенной улыбкой. — Уменьшительно-ласкательно!

— Мне всё равно.

— Скажи, Кей, а...

— А краткая форма твоего имени — Лей? — спросил мужчина без какой-либо определенной цели.

— Нет! — рявкнула девушка, тут же теряя всю наносную хрупкость и женственность. — Оно не сокращается! О-хо-хо! — добавила она торопливо, увидев удивление в глазах собеседника.

Кашлянула и виновато улыбнулась, убирая за ухо выпавшую прядь волос.

— А почему не "Лей"? — Кеане пристально наблюдал за реакцией новой знакомой.

Улыбка последней превратилась в гримасу. Было заметно, что девушке стоило значительных усилий сохранять на лице хотя бы видимость приветливости и радушия.

— Кеане, — позвала она натянуто. — Скажи...

— Что ты от меня хочешь? — прямо спросил новый знакомый.

— Сейчас или в принципе? — зачем-то уточнила собеседница.

— В принципе.

— Замуж! — завопила девушка в душе, однако вслух сказала: — Узнать тебя получше. Ты мне кажешься интересным...

— А ты мне нет.

Риелей замерла с открытым ртом. К такому она была не готова. На несколько секунд растерялась.

— Это не очень-то вежливо, — выдавила она из себя, наконец. — Сказать подобное даме.

— Ты меня не интересуешь, так что извини, — повторил Кеане голосом, явно свидетельствующим о полном отсутствии сожалений.

Девушка оскорбилась. Лично она считала себя довольно привлекательной. Да, доделать прическу не успела, но верхняя часть головы смотрелась весьма симпатично, а раскиданные по плечам нижние пряди тоже выглядели миленько. К тому же на ней было ее лучшее платье.

— Может быть, тебя вообще женщины не интересуют? — с издевкой поинтересовалась она, желая задеть собеседника.

— Ну, в целом — да, — спокойно согласился тот.

Мир Риелей треснул и разлетелся осколками.

* * *

— ... из тончайшей кожи. Очень редкий экземпляр. Также мне посчастливилось стать обладателем прелестнейшей закладки, выполненной из чешуи гаржийского синего полоза, по крайней мере, купец меня уверял, будто это именно она. Хотя не спорю, он мог воспользоваться моей наивностью и продать подделку. Но это, в принципе, тоже неплохо: что ни говори, а смотрится она чудно.

Сестры Сабино откровенно скучали и еле сдерживали зевоту. Перед балом мать провела с ними долгую беседу, весьма красочно описав всю прелесть положения виконтессы Гармангахиса, и теперь пристально наблюдала за действиями дочерей с противоположного конца зала. Как и десяток прочих благородных дам в летах — почти во всех дворянских семьях округи отыскалось по дочке, племяннице или незамужней младшей сестре, чей брак мог бы существенно улучшить положение рода.

— Скажите, а вы любите музыку? — старшая, Оделин, решила, что дольше разговора о книжных закладках она не выдержит.

Лорд Дайтон, сбитый с мысли внезапным вопросом, задумался.

— Сказать по правде, я к ней равнодушен, — признался он.

— Как жаль, — у сестер появилась конкурентка в лице какой-то наглой девицы из захудалого, никому не известного рода. — А вот я ее просто обожаю! Особенно песни Айрела Керрана! Вы слышали, что у него скоро выступление в Табиде? Не могу дождаться, когда ларцы поступят в продажу!

— Ларцы? — сестры победно переглянулись, разом списывая девушку со счетов.

— Слушать музыку из ларцов — верх пошлости, — провозгласила младшенькая, Мадалена. — Это удел простолюдинов!

— Моя милая, вы превратно толкуете понятие "верх пошлости", — к группе присоединился брат хозяина. — "Верх пошлости" это...

Мужчина приник к уху девушки, прикрыл рот ладонью и принялся что-то жарко шептать. Младшая из сестер покраснела и ощутимо взмокла.

— Нериан! — с нажимом произнес виконт, хмурясь. — Прекрати немедленно!

— Я просто восполняю вопиющий пробел в образовании сей прелестной особы, — родственник отстранился от пунцовой Мадалены Сабино и в изящном поклоне чмокнул ей ручку. — Кстати, представь меня.

— Мой младший брат, — нехотя произнес лорд Дайтон. — Нериан Валфрид.

— Офицер, — многозначительно добавил тот, эффектным взмахом руки указывая на свой мундир. — Красавец. И главное — чудовищно, непростительно холост.

— Повеса, картежник, дуэлянт и просто негодяй, — процитировала слова своей матери Оделин, с неодобрением глядя на сестру, старавшуюся не встречаться взглядами с молодым человеком.

Нериан обезоруживающе улыбнулся.

— Вижу, вы интересовались моей персоной, милая.

Через десять минут младший брат хозяина дома стал центром вечера.

— Да? Вы уверены? Когда вы так краснеете, у меня начинает чаще биться сердце! Хотите потрогать? Да бросьте, не сдерживайте себя! Дайте вашу руку! Чувствуете? Тук-тук. Тук-тук. А теперь я у вас. Нет-нет, что вы! И в мыслях не было!

-... мои владения. К примеру, в том году мы столкнулись с определенными проблемами из-за неурожая, — лорда Дайтона слушало три человека.

Маменьки, тетушки, дядья и отцы, в начале вечера суетившиеся, выражавшие почтение всеми возможными словами и весьма навязчиво расхваливавшие своих молодых родственниц, по большей части успокоились и разбрелись по залу, решив, что дальше должны действовать их подопечные.

— Ах, скажите, вы бывали на войне?

Нериан расхохотался.

— Милая моя, вы так трогательны! Не хочу вас огорчать, но Кендрия уже почти тридцать лет ни с кем не воюет. Надеюсь, сей прискорбный факт не омрачит ваших дум: вам непередаваемо идет эта оторванность от всего бренного!

— Думаю внести некоторые изменения в порядок управления имением. Поэтому мне потребуется помощь: боюсь, один я не справлюсь. Хотелось бы обрести верную спутницу...

Раздался взрыв смеха. Девушки с опаской поглядывали на своих матерей и прочих родственников.

— Это не смешно! Это трагично! Хотите, я встану на колени? Давиана Владычица, ты видишь, через что заставляют проходить офицера? Прости мне за это какой-нибудь грех на свой выбор!

-... которая поддерживала бы меня в делах, была другом и советчиком... — упорно продолжал свою речь лорд Дайтон, стараясь перекрыть царивший гвалт и привлечь к себе внимание.

— Мой любезный брат, что ты стоишь здесь в углу? — неизвестно когда подошедший Нериан грубо подхватил родственника под локоть и поволок его прочь от слушателей. — Дамы, имею честь представить — лорд Дайтон Валфрид, виконт Гармангахиса, единственный наследник огромного состояния. Весельчак и балагур!

Девушки прыснули. Некоторые, из самых рассудительных, огромным усилием воли смогли сдержать смешки.

— Ах да! — Нериан хлопнул себя ладонью по лбу. — Вы же и так его знаете! Прости, дорогой брат, что напрасно оторвал тебя от беседы!

— Вы такие разные, — проговорила Лаисия Сарел, застенчиво улыбаясь младшему из Валфридов. — Совсем не похожи.

Хозяин дома высвободился из хватки брата и поправил одежду.

— Видишь ли, дорогая моя, — Нериан жестом подозвал к себе слугу с подносом, заставленным фужерами. — Есть белое и черное. День и ночь. Пресная каша и тушеная в вине баранина со специями. Дайтон и я. Так и должно быть для целостности мира. Без первого, невозможно полностью познать прелесть второго. Я мог бы долго и искрометно развивать эту мысль, но, пожалуй, лучше воздержусь, чтоб не портить вам вечер.

— Полагаю, было бы разумным... — виконт, пользуясь тем, что оказался чуть ли не в центре внимания, решил попробовать перегнуть ситуацию в свою пользу.

— А вы, значит, ночь? — поинтересовалась некая девица.

— Конечно. Темная. Непроницаемая, — брат хозяина ей многообещающе подмигнул. — Непроглядная. Порочная, как вам с охотой подтвердит ваша матушка.

Отобрал у подошедшего слуги поднос, а его самого отослал прочь.

— ... оставить эту тему и пойти погулять по саду...

— Кстати, поразительный факт! — вдруг оживился Нериан, по-хозяйски раздавая гостьям бокалы игристого вина. — В детстве Дайтон был тот еще озорник! Говорят, маленький я — чуть ли не ягненочек в сравнении с ним!

— ... у меня чудесные розы, они дивно пахнут...

— Не может быть!

— Да, как чуден мир, не правда ли?! — Нериан залпом осушил фужер. — Потом он вдруг резко остепенился и взялся за ум. Поверить сложно, но мои источники весьма надежны. Пьем дамы, пьем, пока отцы курят на террасе, а маменьки спорят друг с другом, чья дочка краше, и обсуждают наряды. Дайтон вас не выдаст, правда ведь, брат? Кстати, я только что вспомнил одну очень веселую игру! Но для нее нам понадобится бутылка. Что ж, сударыни, с первой, кто мне ее принесет, я станцую кирдьяль. А тех, кто не будет принимать участия в поисках, утащу в темный уголок и зацелую до потери сознания. И я прекрасно вас пойму, если все вы сейчас останетесь на месте или сделаете вид, что не заинтересованы в игре, в надежде на второй исход.

— ... покажу фонтаны...— хозяин дома замолчал и огляделся.

Он остался в одиночестве.

От особняка отъезжали последние кареты. Лорд Дайтон стоял у окна своего кабинета, наблюдал за тем, как сестры Сабино, хихикая и перешептываясь, залезали в свой экипаж в сопровождении мрачной и весьма раздраженной матери. Та неоднократно за вечер к ним подходила и что-то гневно шипела. Судя по ее настроению, сердца дочерей к наставлениям оказались глухи. Лакей захлопнул дверцу. Кучер взмахнул хлыстом.

Виконт Гармангахиса расстегнул жилет и лениво расслабил шейный платок. Хавен скорбно молчал. Вечер прошел чудовищно.

— Мне кажется, всё вышло просто отлично! — в дверях появился Нериан.

В распахнутом кителе, растрепанный, слегка помятый, излучающий негу и абсолютное удовлетворение от жизни. В руках он держал два фужера. Немного нетвердо прошел в комнату.

— Ну, брат, за успех! — провозгласил он, всучивая один из бокалов хозяину дома. — Весь вечер травились этой пузырчатой гадостью, так хоть под утро нормального вина выпьем.

— Ты пьян, — устало констатировал лорд Дайтон, разглядывая хрустальные грани фужера. — Тебе хватит.

Хавен всем своим видом выражал молчаливое неодобрение максимальной степени, какую только слуга мог позволить в отношении господина.

— Не занудствуй, — отмахнулся Нериан. — Я весь вечер, как проклятый, трудился на твое благо. И где же признательность?

Виконт не стал ничего говорить, лишь недоуменно вскинул бровь.

— Смотри, — молодой человек поставил свой бокал на стол. — Пять наших прелестных гостий признались мне в любви, две из них согласны бежать со мной из дома без родительского благословения, жить впроголодь, скитаясь по гарнизонам, согреваясь лишь "нашей любовью". Остальные ничего конкретного не сказали, но там и без слов всё понятно. Так что выбирай любую!

Лорд Дайтон молчал, пытаясь вникнуть в логику брата. Тот, убедившись, что родственник не понимает, демонстративно вздохнул, словно дивясь его несообразительности.

— Мой обожаемый брат, — снизошел до пояснения Нериан. — Назови мне понравившуюся тебе девушку, я скажу ей, что, если она выйдет за тебя замуж, то мы с ней сможем регулярно видеться, не привлекая внимания общественности к нашим отношениям, и, вот увидишь, она тут же согласится за тебя пойти! Здорово я всё устроил, а? Правда, это значит, что мне придется чаще наведываться к тебе в гости, не то молодая жена почувствует себя обманутой, — он ласково улыбнулся.

— Все сегодняшние гостьи и так были не прочь за меня пойти.

— Правда?! — делано поразился Нериан. — А ведь точно! Титул, положение в обществе и деньжищи, что оставил тебе отец! Как же я мог забыть?! Выходит, я зря старался?! Ты же у нас виконт Гармангахиса, единственный наследник, — в голосе говорившего проскользнула ненависть. — Хотя, с другой стороны, тебе было бы приятно знать, что за тебя вышли исключительно по расчету? Мой вариант предполагает наличие чувств. Впрочем, увы, не к тебе.

— Нериан, ты пьян, — повторил лорд Дайтон. — Иди проспись.

Брат внезапно рассмеялся и хлопнул ладонью по столу, едва не сбивая бокал.

— Смотри, как забавно получается, — сказал он, успевая поймать посуду. — Все эти сегодняшние гостьи приходили с большей или меньшей решимостью заполучить твои деньги и положение в обществе, но уже спустя пару часов были готовы бежать со мной, по сути, нищим без будущего. Тебе, наверное, чертовски досадно, а, брат мой ненаглядный?

Мужчина, со злой издевкой глядел на родственника. Потом запрокинул голову и приложил к губам полный фужер.

— Нищие не пьют Карлю Вайц 1054 года, — прокомментировал хозяин дома.

Нериан замер. Медленно перевел взгляд на равнодушное лицо собеседника. Так же неспешно убрал посуду от лица. Потом резко швырнул ее об стену. Брызнули осколки и багряные пряные капли. Хавен испуганно ойкнул и отшатнулся. На некогда белой штукатурке расползалось уродливое темное пятно, струйки Карлю Вайца 1054 года стекали на паркетный пол.

Валфриды пару секунд смотрели друг на друга.

— Ой, прости, — процедил младший. — Рука сорвалась. Это было что-то ценное? Какая-нибудь семейная реликвия? Какая жалость. Но ничего страшного: у тебя наверняка еще такого полно.

— Просто бокал. Хоть и дорогой, спорить не буду.

— Его стоимость же не вычтут из положенного мне по завещанию ежегодного содержания? — Нериан изобразил на лице тревогу. — А то, боюсь, мне его и так едва хватает, чтоб сводить концы с концами.

— Попробуй завязать с картами — не придется выплачивать долги. Но не волнуйся, твои деньги мне не нужны.

Младший брат расхохотался. Истерично, неконтролируемо. Ему даже пришлось плюхнуться в кресло, чтоб не упасть на пол. Запрокинул голову назад, запустив пальцы в волосы. Пару раз топнул ногой. Резко успокоился и, не меняя позы, вздохнул.

— Мои деньги тебе не нужны, — проговорил он. — Хоть на том спасибо. Скажи, ты, как и отец, считаешь, что я к сорока годам растратил бы всё состояние?

Лорд Дайтон молчал.

— Салум тебя раздери, брат любезный, — бросил Нериан, убеждаясь, что тот не собирался ему отвечать.

— Как вы можете так говорить?! — Хавен, прежде старавшийся не вмешиваться в разговор господ, всё же не выдержал.

— Спокойно. Ему ничего не грозит, — фыркнул гость. — Дайтон — как раз тот случай, когда это проклятье бессильно. Знаешь ли, салумам не нужны серости. Их прельщают лишь люди интересные.

— В таком случае, может быть, вам самим стоило бы поберечься? — слуга сжал губы так плотно, что они побелели.

— Что? Ты делаешь мне комплимент? — Нериан усмехнулся и лениво поднялся из кресла. — Или пытаешься хамить? Дайтон, твои слуги совсем распоясались. Забыли своё место. К твоему величайшему сожалению, мой добрый друг Хавен, наш прославленный прадед подсуетился и своими подвигами добыл роду иммунитет. Так что не хочу тебя огорчать, но меня никто не тронет. Как и моего брата, но, как я уже сказал, ему в любом случае ничего не грозит.

Он направился к двери.

— Ты куда? — утомленно вздохнул хозяин дома.

— А тебе-то что? Мне, знаешь ли, всегда рады во многих домах Вельбры. Особенно в это время суток. Так что обдумай мое предложение, — бросил он на ходу. — Главное, не выбирай эту Оделин Сабино: она не в моем вкусе.

Нериан хлопнул дверью.

— Какая наглость! Какая беспардонность! — старый слуга больше не мог сдерживаться. — Так поступить с родным братом! Да как у него язык повернулся сказать подобное?!

— Всё в порядке, Хавен, — лорд Дайтон бережно поставил свой фужер на стол и снова обернулся к окну. — Нериан прав. Скучные люди салумам не нужны, я в безопасности.

— Вовсе не поэтому! — старик считал своим долгом оспаривать очевидное, если верил, что делает это ради хозяина. — Ваш прадед в битве за Шендерли столь поразил его величество Бартолиана Второго своим героизмом, что тот наградил весь ваш род иммунитетом...

— Вы с братом забываете об одной очень важной детали, — прервал его хозяин дома, глядя, как младший из Валфридов выезжал на своем коне со двора. — О сроке, — добавил он. — Защита от салумов была дана не навсегда.

— На пятьдесят лет, — согласно кивнул слуга, принимаясь мысленно считать годы, прошедшие со дня триумфа прадеда хозяина.

— Они истекли три недели назад, — повернулся к нему лорд Дайтон.

Хавен побледнел.

— Как же так?! Что же теперь делать?! Давиана Владычица, защити нас!

— Всё хорошо. Не беспокойся, — виконт Гармангахиса вновь поглядел в окно, силясь различить уже скрывшийся в ночи силуэт. — Говорю же, Нериан прав.

А младший из сыновей покойного Честона Валфрида, пребывая в крайне скверном расположении духа, скакал по дороге, соединявшей поместье с Вельброй — ближайшим к нему городом. Мужчина был в ярости. Условия завещания, согласно которому он, по сути, не получал ничего, были унизительны. Как пощечина. Да, отношения с отцом у него были несколько натянутыми, однако Нериан никогда не сомневался, что тот его любил, несмотря ни на что, поэтому решение предыдущего виконта разделить наследство именно таким образом повергло его в настоящий шок.

Тысяча золотых в год и ни монетой больше. Да эти деньги при желании можно прокутить за две недели на каком-нибудь курорте Ламара, причем не совершая особых безрассудств! Чуть больше двух золотых в день! Спасибо, отец — жаль, что салумам не нужны мертвецы, не то с удовольствием бы пожелал тебе с ними встретиться.

В почти полной темноте горели факелы у ворот Вельбры. Два маленьких пятна света и темная громада городской стены уже были заметны одинокому всаднику. В тени дерева, росшего возле самой дороги, шевельнулся смутный силуэт.

— И ведь Дайтону, действительно, наплевать, — злобно думал дворянин, понукая лошадь.

Он так старался задеть брата, ударить его как можно больнее, унизить прилюдно, чтоб тот тоже почувствовал, какого это — слышать за своей спиной жалостливые смешки, а то и откровенное злое веселье. Какое он имеет право относиться ко всем его усилиям так, словно те ничего не значат?! Нериан весь вечер топтал его гордость, буквально прыгал по ней, вбивая в пол, и вытирал об нее ноги. А Дайтон просто встал, отряхнулся и пошел дальше, как ни в чем не бывало. Как он посмел?!

Всадник, полностью поглощенный своими мыслями, не замечал, что уже некоторое время был не один. Темный силуэт, бесшумно скользя, следовал за ним.

— Что случилось? Эй, скажите, что произошло? — волновались горничные в имении виконта Гармангахиса, собравшись поутру в коридоре между кухней и кладовой.

— Городской стражник привел коня брата господина, — шепотом рассказывал лакей, знавший больше всех присутствующих. — Сказал, что тот прискакал ночью к воротам города. Без седока, — многозначительно добавил он, делая страшные глаза. — И тела нигде нет! Ни кусочка! Господин Нериан просто исчез!

— О, Давиана Владычица, защити нас!

Лорд Дайтон смотрел на скакуна. Практически неподвижно и уже несколько минут.

Стражник, рассказав всё, что знал, отбыл обратно в город. Конюх держал лошадь под уздцы и страшно нервничал: хозяина было жалко, его брата — не очень, а от происходящего бежал мороз по коже.

— Господин, горе-то какое, — потрясенно шептал бледный и едва стоявший на ногах Хавен. — Как же так?! Что же случилось?! Быть может, брат ваш решил шутку с вами сыграть? — ухватился он за соломинку, с надеждой глядя на виконта. — Чтоб вы за него поволновались? А сам добрался в Вельбру пешим ходом...

Лорд Дайтон медленно покачал головой и указал на седло. Присмотревшись, слуга различил выцарапанный на коже рисунок. Маленькая птичка с расправленными крыльями.

— Голубь? — старик пошатнулся и обессилено сполз на скамью, чуть не теряя сознание. — Значит... значит... он...

Рисовать в шутку на своих вещах символ салумов не стал бы даже безумец.

Хозяин поместья медленно развернулся и зашагал в дом. Хавен, спохватившись, последовал за ним.

— Господин, что же теперь делать?! Это же не из-за того, что я вчера сказал, случилось, да? — слуга стоял, вцепившись в дверной косяк спальни виконта, и плакал. — Лорд Нериан... Как же это произошло-то?! Такой молодой...

— Ты не виноват, — лорд Дайтон подал голос впервые за день. — А что делать? Для начала позови ко мне портного и цирюльника.

Он решительно распахнул дверцы гардероба и принялся вытаскивать из него одежду.

— Да-да, вы правы, — пробормотал старик, в задумчивости глядя на росшую на полу кучу вещей и слабо кивая своим мыслям. — Нельзя терять самообладание. Нужно всё подготовить к похоронам. Много дел...

Ушел.

— Помнишь, пару месяцев назад ты пытался меня убедить пошить один костюм?

Портной согласно кивнул. Он и прежде предпринимал попытки уговорить виконта пересмотреть свою манеру одеваться и отказаться от столь любимого им, но абсолютно не шедшего ему фасона.

— Приступай. Мои мерки у тебя есть. Цветовая гамма, что ты предлагал, меня полностью устраивает. Можешь идти. Да, предупреждаю сразу, в ближайшее время тебе предстоит много работы.

Лорд Дайтон снова окинул гардероб беглым взглядом. Тот был практически пуст. Зато на полу высилась бесформенная гора одежды.

— Хавен, — позвал виконт скорбно стоявшего у дверей старика. — Вели слугам всё это унести и сжечь, — небрежно пнул кучу.

Цирюльник, такой же потерянный, испуганный и потрясенный, как и все обитатели особняка, терпеливо ждал, когда на него обратят внимание.

— Рилан, — хозяин не стал дожидаться, когда старый слуга переварит услышанное и приступит к исполнению приказа. — Ты знаешь, что делать?

Указал на собственную голову.

— Как обычно? — цирюльник, мысленно велев себе собраться, шагнул вперед, сжимая слегка подрагивающими руками ящичек с инструментами.

— Неправильно, — виконт сел на стул напротив зеркала и провел по волосам. — Я хочу не как обычно. А как надо. Разницу чувствуешь?

Рилан беспомощно глянул на Хавена в поисках поддержки и объяснений. Похоже, гибель брата потрясла лорда Дайтона сильней, чем можно было ожидать.

— Ну же, соберись, — хозяин чуть раздраженно притопнул ногой, придирчиво разглядывая свое отражение. — Наверняка ведь ты не раз думал, что мне стоило бы стричься иначе, а?

Слуга, убедившись, что ждать помощи от старика не приходится, решил просто плыть по течению.

— Ну, у меня есть ряд идей насчет того, что бы вам пошло... — поставил инструменты на стол.

— Вот и отлично, — виконт приподнял подбородок, позволяя Рилану повязать ему на шее белую простыню. — Отдаю себя в твои руки.

— Милорд, — осторожно приблизился окончательно выбитый из колеи, не знающий, что и думать, старик. — Вам...

— А, Хавен. Скажи, ты знал, что салумы никогда не забирают родственников?

Слуга замер и беспомощно покачал головой.

— Ну да, куда уж тебе, — лорд Дайтон едва заметно улыбнулся. — Так вот, знай. Представляешь, оказывается, не зарегистрировано ни одного случая, когда их жертвами становились люди, находящиеся в близком родстве! Молния не бьет в одно место дважды! — в голосе говорившего зазвучало торжество.

— Никогда бы не подумал, — прохрипел старик, глядя на господина уже со страхом.

Его посетила мысль, что изменения в поведении виконта были вызваны отнюдь не шоком и не болью потери.

— Я тоже немного удивился, когда узнал, — вокруг головы хозяина поместья уже вовсю чикали ножницы, срезанные пряди скользили по белому полотну и сыпались на пол. — Я тогда еще ребенком был... Кстати, Хавен, мою коллекцию тоже сожги. Хотя нет. Не надо. Сам хочу это сделать.

Губы лорда Дайтона расплылись в мечтательной улыбке. Он ждал этого дня больше двадцати лет.

2.

В Найлахе было пятнадцать святилищ Давианы. Приезжие обычно посещали семь самых крупных — их легко найти, даже совершенно не зная города: сложно не заметить уходящие ввысь шпили с позолоченными шарами на макушках. Остальные храмы, куда скромнее и беднее, довольствовались лишь невысокими колоннами у входа, так что отыскать их постороннему человеку было непросто. Риелей не поленилась откопать самый мелкий и непопулярный из всех: она считала, что скопление людей мешало ей общаться с богиней.

— На, подавись! — на алтарь со звоном упали две самые мелкие монетки. — Обещала тебе пожертвование. Но, сказать по правде, ты его не заслужила.

Флегматичный жрец стоял возле группы из шести скульптур, изображавших верных помощников Давианы, и ритмично помахивал перьевым веником, направляя в мир исходящую от статуй благодать.

— Владычица, согласна, я не всегда тебе молюсь, — девушка одернула платье и села на пол прямо напротив изображения божества. — И порой нарушаю некоторые твои заветы из числа второстепенных, но это же не повод так со мной поступать! Вот посмотри! — Риелей, сурово поджав губы, указала на своё лицо. — Знаешь что это?! Синяки под глазами! Итог бессонной ночи! Я что, у тебя многого прошу, а?! Так сложно раз в жизни сделать для меня что-то хорошее?

Зашедшая было помолиться старушка испуганно вздрогнула и спешно выскочила на улицу: девушка общалась с Владычицей громко, чтоб наверняка быть услышанной.

— Это что, была месть, да? Ха-ха. Очень смешно! Ребячество это, вот что такое! Считаешь, что ведешь себя достойно великой богини?! — Риелей шмыгнула носом и в раздражении откинула лезшую в рот прядь волос.

Замолчала, собираясь с мыслями.

Главный плюс таких вот маленьких святилищ состоит в том, что никто на тебя не шикает и не норовит выставить прочь под предлогом, что ты кому-то там мешаешь молиться. А еще здесь можно проводить столько времени, сколько хочется, не волнуясь об ожидающей позади очереди.

— Ты меня так расстроила, — жаловалась Риелей, не обращая никакого внимания на вяло машущего перьями жреца. — Чуть ли не впервые в жизни я поверила в чудо, подумала, что в моей душе есть место светлым и прекрасным чувствам... А ты мне такую свинью подложила!

— Ух ты. Даже так? — протянул знакомый голос у нее за спиной.

Девушка вздрогнула и сбилась с мысли. Медленно обернулась, прожгла стоявшего чуть позади мужчину мрачным взглядом. Снова вернулась к статуе богини.

— Давиана Владычица, смиренно прошу тебя о поддержке и помощи, — как ни в чем не бывало продолжила она. — Вверяю судьбу свою тебе, — чуть скосив глаз, убедилась, что Кеане Райнор никуда уходить не собирался. — Веди меня по жизни согласно усмотрению своему... А еще не сочти за труд и шибани молнией того отирающегося у порога мужика!!!

— Ей случайно не положена какая-нибудь кара за неподобающее поведение в храме? — поинтересовался мужчина у всё так же меланхолично помахивающего связкой перьев жреца.

Тот вяло пожал плечами.

— Я служу Владычице уже более сорока лет, — отозвался он. — И могу уверенно сказать, что столь глубокая и истовая вера встречается крайне редко. Думаю, богиня не в обиде.

Риелей раздраженно вздохнула, разглядывая каменную фигуру женщины с распростертыми руками, из чьих ладоней исходили лучи, представленные тонкими золотыми пластинами. Идя сюда, она собиралась высказать ей всё, что накипело, однако мысли куда-то разбежались. К тому же, говорить в присутствии главного предмета беседы было как-то неудобно. А тот уходить, похоже, не торопился.

— Ну, и долго ты собираешься стоять у меня над душой? — огрызнулась девушка, не оборачиваясь.

Кеане задумался и сложил на груди руки.

— Не знаю, — отозвался он. — Я пока не уверен.

— В чем?

— Хочу ли я с тобой поговорить.

— О. Поговорить? Со мной? — Риелей почувствовала себя так, словно ей плюнули в душу. — Какая прелесть.

Даже соизволила развернуться и сесть так, чтоб видеть собеседника. Широко улыбнулась.

— Тебе ж до женщин дела нет, — ласково напомнила она, через силу удерживая губы радушно растянутыми. — Вон в лавке через дорогу симпатичный продавец работает, сама видела. Может быть, лучше с ним поговоришь, а?

— Не помню, чтоб утверждал, будто мне есть дело до мужчин, — Кеане, судя по тону, было глубоко наплевать в принципе на всех на свете.

— Ой, да ладно! — с усмешкой взмахнула девушка рукой. — Все так говорят. Не оправдывайся. Я человек широких взглядов, такие вещи меня не смущают. Мне вполне достаточно того, что после смерти ты будешь целую вечность вариться в крысином бульоне.

— Это — кара для клятвопреступников, — напомнил собеседник, ни капли не задетый сказанным.

— А я буду ежедневно молиться, чтоб ты нарушил какое-нибудь обещание, — Риелей сделала выразительную паузу. — Кстати, как ты меня нашел?

— Следовал за тобой от гостиницы.

— Что?! — оскорбилась девушка. — Следил за мной?! Какая мерзость! Ты оскверняешь своими миазмами это священное место!

— Да?! — Кеане едва заметно усмехнулся и явно собрался напомнить о событиях предыдущего дня.

Сообразив, что звучит неубедительно, Риелей решила замять тему.

— Что ты от меня хочешь? — вздохнула она.

— Я расспросил о тебе трактирщика, — мужчина заметил, что девушка насторожилась. — Он сказал, что ты записалась как Риелей Тавиа Ханн'Ла.

— И что с того? — огрызнулась собеседница.

— Это странно, — Кеане, устав стоять, тоже сел на пол. — Указать второе имя, обычно не используемое в повседневной жизни. Прилепить к фамилии вышедший из употребления суффикс "Ла"...

— Это не запрещено! — девушка резко вскочила. — Ладно, у меня еще куча дел. Пока, — зашагала к выходу.

— Другими словами, — продолжил мужчина, этим не смущенный. — Зовут тебя, по сути, Риелей Ханн.

Молельщица вздрогнула, запаниковала и ускорила шаг в надежде сбежать от собеседника прежде, чем тот скажет что-нибудь еще. Добралась до дверей.

— "Лей Ханн", — проговорил Кеане, не оборачиваясь и не тратя время на пустые разглагольствования.

Жрец, до этого словно пребывавший в своем собственном мире, оживился и заинтересованно посмотрел на окаменевшую у входа девушку.

— Я прав, да? — мужчина таки оглянулся на замерший позади него девичий силуэт.

Риелей сорвалась с места и выбежала из храма, второпях хлопнув дверью.

* * *

Подлюга Шайн скатился с холма и, притаившись за поваленным стволом дерева, настороженно осмотрелся. Раненое плечо зудело и требовало к себе внимания лекаря. Ничего, подождет. Мужчина, убедившись, что, кажется, сумел отвязаться от преследователей, бросил на грубую окровавленную повязку беглый взгляд. Ладно, пока и так сойдет.

Поднялся на ноги и, перекинув тяжелую сумку с плеча за спину, двинулся дальше. Вдруг испуганно обернулся и принялся озираться по сторонам.

За ним явно кто-то шел.

* * *

В то же время карета королевской службы "Мирла" въезжала в ворота имения графа Рамзи Обриана. Внутри экипажа сидело двое: Тавис Давиот и его напарник Барре Камрон. Последний лениво поглаживал дремавшего у него на коленях пса — собачонку мелкую, некрасивую и беспородную, однако обладавшую, по словам людей осведомленных, острым нюхом.

— Вот мы и прибыли к его сиятельству графу Обриану, — прокомментировал Тавис Давиот, разглядывая поместье из окна кареты.

Спутник ничего не ответил. Он вообще очень редко обращал внимание на тех, кто его окружал. К примеру, весь путь до места вел себя так, словно находился в экипаже лишь вдвоем со своей собакой. Уполномоченный Давиот ненавидел работать с ним в паре. Однако почему-то чуть ли не каждый раз, когда наступала очередь Барре Камрона выезжать на дело, с ним направляли именно Тависа. Глава службы как-то сказал ему, что причина заключалась в том, что с ним собаковод хорошо ладил и чуть ли не поддерживал дружеских отношений в сравнении с тем, как у него дела складывались с остальными служащими "Мирлы".

Мужчина скользнул взглядом по фигуре своего спутника. Барре Камрону на вид было лет пятьдесят. Немного мутный взгляд, холеные руки, коротко стриженные темные волосы с проседью. И отличная физическая форма — Тавис как-то видел, как тот во время погони перелезал через высокую стену, держа подмышкой свою собачонку. Уполномоченный Давиот, бывший существенно моложе напарника и не отягощенный какой-либо ношей, тогда его догнать не смог: преодоление препятствия, потребовавшего от Камрона буквально десять секунд, у него заняло примерно столько же времени в минутах. Замкнутый и нелюдимый Барре, казалось, был абсолютно самодостаточен и Тависа словно не замечал. Причем делалось это явно не демонстративно, а совершенно натурально, безо всякой задней мысли. И если их отношения можно было назвать дружескими, то, как собачник общался со всеми остальными коллегами, уполномоченный Давиот даже не хотел представлять.

— Добрый день. Мы прибыли по просьбе его сиятельства графа Обриана по поводу происшествия с окиммой. Уполномоченные Тавис Давиот и Барре Камрон, королевская служба "Мирла".

Слуга поклонился и пошел докладывать.

* * *

Тогда же у входа в найлахское отделение гильдии бардов выгружал коробки курьер из столицы.

— Последняя, — провозгласил он, пересчитывая стоявшие на крыльце ящики.

— Кажется, всё в порядке, — глава отделения снял крышку и заглянул внутрь.

Плотными рядами лежали ларцы. Маленькие, симпатичные, аккуратные. "Айрел Керран. Табид" гласили бумажки, приклеенные к бочку каждого из них.

Ларцы — изобретение гильдии бардов, над пониманием принципа работы которого уже семь лет как безуспешно билась королевская служба безопасности и иностранные разведки. Каждый изготавливался настроенным на определенное место и время. Когда наступал нужный момент, начинал передавать звук из указанной точки пространства и работал весьма непродолжительное время: самые дешевые — пять минут, самые дорогие — два часа. Были ларцы одноразовыми, повторной настройке не поддающимися. Гильдия секрет их изготовление хранила, как зеницу ока, поклявшись, что использоваться они будут исключительно для того, чтоб жители из самых дальних уголков Кендрии могли услышать выступления лучших бардов, не покидая своих домов. Впрочем, уверениям, что об использовании вещицы в целях шпионажа, не могло быть и речи, королевский Особый комитет значения не придавал и не оставлял попыток склонить гильдию к сотрудничеству.

— Утром поступят в продажу, — мужчина, убедившись, что все ларцы целы, закрыл коробку.

— Интересно, — усмехнулся курьер. — Сколько останется к вечеру?

— Ни одного, — глава отделения алчно улыбнулся, подписывая накладную. — Держу пари, большая часть разойдется уже к обеду. Популярность этого парня меня пугает. Если, упаси Давиана, в город просочится слух, что ларцы его табидского выступления уже доставлены, то, боюсь, нам всю ночь придется держать осаду его сумасшедших поклонниц. С них станется ночевать на улице в ожидании начала продажи.

— Да. Не припомню, чтоб подобное бывало прежде, — курьер вернулся в экипаж. — Ладно, бывайте. Мне до вечера нужно еще несколько деревень объехать.

Кучер взмахнул хлыстом, и лошади тронулись. Через пару кварталов им под копыта чуть не попала внезапно выскочившая из переулка девушка.

— Сдурела?!— зло крикнул ей вслед возница, едва успевая притормозить. — Совсем жить надоело, салум тебя раздери?!

— Смотри, куда прешь! — с не меньшим раздражением мысленно огрызнулась Риелей, торопясь дальше. — Голубя тебе на грудь.

— Это было опасно, — прокомментировал без труда догнавший ее Кеане.

— Отвяжись, — девушка ускорилась.

— Тогда расскажи.

— Ничего я тебе рассказывать не собираюсь! — Риелей завернула за угол. — Кто ты вообще такой, что я должна тебе объяснять что бы то ни было?!

— Тот, кто сейчас начнет орать на всю улицу, что ты — Лей Ханн, если ничего не скажешь.

Девушка резко развернулась и попыталась задушить преследователя.

— Весьма неплохо, — мужчина достаточно легко отцепил ее руки от своей шеи. — Ты уже и публику привлечь успела для моего грядущего выступления. Большое спасибо.

Действительно, многие прохожие явно заинтересовались происходящим.

— Ненавижу тебя! — прошипела Риелей, испепеляя собеседника взглядом.

С чувством плюнула ему в лицо. Кеане уклонился.

— Так что? Представить тебя народу? — спокойно поинтересовался он, не пуская пытающуюся вырваться из его хватки девушку.

Та грязно выматерилась и со всей силы засадила ему каблуком по ступне.

— Мне расценить это как "да" или "нет"? — уточнил мужчина.

* * *

Граф Обриан оказался рыхлым обрюзгшим мужчиной в летах. Он сидел, развалившись в глубоком кресле с подушками, томный и ленивый. Пил чай, не обращая внимания на служащих "Мирлы".

Тавис Давиот вежливо кашлянул.

— Мы прибыли...

— Мне доложили, — отозвался лорд Рамзи, поддевая серебряной десертной ложечкой вишенку с пирожного. — Не видите? Я немного занят.

Дворянин манерно тянул слова, а в голосе его слышались капризные нотки.

Барре Камрон отстраненно разглядывал старинный гобелен на стене. Его напарник давно понял, что в случае их сотрудничества, ведение всех разговоров всегда ложится на него: обычно собаковод, едва взглянув на человека, сразу терял к нему интерес. Граф Обриан не стал исключением — тканое изображение битвы при Тарзанасе явно привлекало мужчину куда больше его владельца. Того это, похоже, оскорбляло.

— У меня произошла небольшая неприятность, — лорд Рамзи соизволил заговорить. — Сбежал носитель окиммы. Такой мерзавец.

В раздражении раздавил пирожное ложкой и брезгливо оттолкнул от себя блюдце. То проехалось по скатерти и затормозило у самого края сервированного столика.

— По нашим сведеньям, — Тавис Давиот вынул из портфеля какой-то документ, — за вами закреплено две окиммы. Обе были внедрены вашим телохранителям. Причем второй — приговоренный к смертной казни разбойник...

— Я вытащил его из петли, — граф негодовал. — Он должен был мне руки лизать, как верный пес! Я дал ему пищу, кров, работу и новую жизнь! А этот подлец меня обокрал и сбежал.

Гневно постучал холеными ногтями по подлокотнику кресла. Отхлебнул чаю, думая о людской неблагодарности.

— Также вы дали ему окимму, — кашлянул служащий "Мирлы". — На мой взгляд, это была неслыханная щедрость. И весьма опрометчивая, если позволите заметить.

— Ну, он же был моим телохранителем, — небрежно пожал пухлым плечом лорд Рамзи, снова беря ложечку и принимаясь за новое пирожное. — Он должен был меня защищать и всё такое. Естественно, что я захотел его вооружить как можно лучше. Кто ж знал, что эта собака помойная посмеет меня предать? Ну ничего, он за это заплатит.

Граф Обриан не выглядел человеком, расстроенным тем фактом, что владеющий крайне опасным оружием головорез бродил где-то без присмотра, и сожалеющим, что это он сам из прихоти его так вооружил. Гневно зыркнул на второго служащего "Мирлы", даже не соизволившего ему поклониться или поприветствовать иным образом. Терпение его сиятельства подходило к концу.

— Мы непременно его схватим, — заверил вельможу уполномоченный Давиот, краем глаза наблюдая за действиями напарника — у него уже однажды были проблемы из-за того, что кто-то счел поведение Барре Камрона неуважительным.

— Очень на это надеюсь, — отозвался лорд Рамзи, буравя молчаливого посетителя свирепым взглядом. — Кто пустил сюда эту шавку?! — рявкнул он, желая привлечь к себе внимание. — Вышвырните ее отсюда немедленно! Это безобразие!

Хозяин пса даже не обернулся.

— Она нам поможет в расследовании, — Тавис принялся торопливо врать. — Боюсь, собака нам просто необходима. У нее очень острый нюх.

— Хотя бы уберите ее в коридор! Вы не видите, что я ем?! Она портит мне аппетит своим омерзительным видом! У нее есть блохи?! А ваш коллега, что, глухой?! Или немой? Несомненно слабоумный! И вы меня уверяете, что сможете схватить этого гнусного предателя?! Хваленая "Мирла"! Сборище каких-то отбросов! — граф в истерике хлопнул ладонью по столу, нечаянно опрокинул чашку и залил чаем скатерть.

Уполномоченный Камрон его визги пропустил мимо ушей. Тавис Давиот принялся успокаивать вельможу, рассыпаясь в извинениях за грубость коллеги, отчаянно выкручиваясь и сочиняя правдоподобные объяснения его поведению.

— Отребье! — буркнул лорд Рамзи, утихомириваясь. — А, ну и ладно. Подлец сам сдохнет, так что не важно, найдете вы его или нет. Грэдс уверяет, что ранил его, — дворянин поднял чашку, убедился, что та была пуста, и огляделся в поисках слуги.

Грэдсом оказался второй телохранитель графа Обриана.

— Да, я слегка зацепил его, — подтвердил он, с подозрением глядя на двух незнакомцев, направленных к нему хозяином.

К великому облегчению уполномоченного Давиота вельможа не проявил желания участвовать в осмотре места преступления и удалился в свои покои, сославшись на усталость.

— Шёл ночью по коридору, смотрю — свет горит, — нехотя рассказывал свидетель. — Насторожился. Ну, я зашел узнать, что за дела. А тут Шайн в сумку что-то пихает.

— Дальше, — велел Тавис, когда мужчина замолчал.

Все трое находились в комнате, где произошли описываемые события. Валялся сломанный стул, дверцы шкафов были распахнуты, мебель сдвинута, ковер смят — лорд Рамзи запретил слугам здесь что-либо трогать до приезда представителей "Мирлы".

— Ну, я ему крикнул. "Ты что это делаешь?" или что-то вроде того. Он дернулся и бросился к окну. Я за ним. Потом Шайн вдруг развернулся, активировал окимму и на меня. Я увернулся. Ударил в ответ. Попал.

— Окиммой? — уточнил Тавис, принимаясь рыться в своем портфеле.

— Ну, да, — Грэдс с тревогой глянул на второго служащего, пристально его разглядывающего и в разговоре участия не принимающего.

У его ног стояла кудлатая дворняга, лениво помахивая куцым хвостом.

— Вот. Ну, Шайн отпрянул, за плечо схватился. Я думал его добить, а он вдруг взял стул, швырнул им в меня, а сам в окно прыгнул.

Уполномоченный Давиот вынул стопку бумажек и принялся их перебирать.

— Так, а особенность вашей окиммы... — бормотал он, ища нужный документ.

— Галлюцинации, — сказал вдруг Барре Камрон, к некоторому удивлению напарника.

— Да, — с неудовольствием подтвердил телохранитель. — Раненый начинает видеть и слышать всякое. Потом слетает с катушек.

— Уже нашел, — Тавис принялся читать описание оружия собеседника.

— Покажи, — велел напарник.

Мужчина, пораженный столь непривычным приступом общительности со стороны собаковода, оторвал взгляд от бумажки, готовый немедленно отдать ее коллеге, лишь бы закрепить контакт, и обнаружил, что Камрон обращался не к нему, а к Грэдсу. Телохранитель слегка растерялся. Потом пожал плечами. В его правой ладони возникла глефа.

— У него рука-то хоть на месте осталась? — Тавис глянул на полутораметровое древко, на лезвие, на отходящий от обуха наконечника шип.

— Да говорю же, что лишь слегка его зацепил!

Вдруг собака тявкнула и села. Барре вопросительно глянул на напарника. Тот сначала не понял, что от него хотят. Потом, сообразив, принюхался.

— На кухне что-то подгорело, — доложил он.

Коллега кивнул и вернулся к разглядыванию глефы. Ласково провел пальцами по обвитому стальной лентой древку, изрядно нервируя этим ее хозяина.

— Чудно, — заключил уполномоченный Давиот, дочитав описание оружия. — Теперь мы ищем не просто беглого головореза с окиммой, а беглого головореза с окиммой, готового в любой момент тронуться рассудком.

* * *

— Бе-бе-бе-бе! — кривлялась девочка, корча рожи.

— Отдай! — в ярости крикнул мальчик, пытаясь добраться до забравшейся на дерево соседки.

— Что у нас тут? — та принялась бессовестно рыться в отобранной у него коробочке. — Фу, что за гадость?! — брезгливо рассмотрела интересной формы камешек.

Небрежно сбросила вниз. Нашла конфету. Сунула в рот.

— Это мне дедушка купил! Не смей трогать! — пацаненок, выросший в городе, лазил по деревьям куда хуже своей новой знакомой и ничего в сложившейся ситуации существенно изменить не мог.

— А это?.. — девчонка извлекла из шкатулки стопку мятых исписанных листков. — Это... Что? Стихи?! Ха-ха-ха! Что за ерунда!

— Не читай! Верни немедленно! Дура! — мальчишка в панике схватился за голову и принялся метаться под деревом.

— "Ветер дунул над опушкой, обернусь-ка я кукушкой", — продекламировала девочка, с трудом разбирая корявый подчерк.

Согнулась от смеха, чуть не падая вниз. Взяла следующий стих.

— "Взойдет рассвет у нас в деревне..." Нет, я не могу это читать! Ха-ха-ха!

— Я вырасту. И стану великим бардом, — с ненавистью прошипел мальчик, прожигая хохочущую подружку пламенным взглядом. — И сочиню про тебя такую песню, что все люди в мире узнают, какая ты гадина, Лей Ханн!

Что характерно, мальчик действительно вырос. И стал бардом. И даже написал обещанную песню. Которая внезапно стала ужасно популярна. Вскоре ее уже распевали по всей стране на праздниках и застольях. История Лей Ханн — девицы, наделенной, похоже, всеми отрицательными качествами, уродствами и психическими отклонениями, которые себе только можно вообразить, пришлась слушателям настолько по вкусу, что некоторые начинающие барды, желая привлечь слушателей, взялись сочинять ее продолжения. Причем каждая версия оказывалась обидней предыдущих. Спустя восемь лет после того, как песню исполнили впервые, сложно было найти в Кендрии человека, который не смог бы припомнить хотя б пару куплетов "о Лей Ханн".

Девочка тоже выросла и превратилась в Женщину с Целью. И не одной.

Первая: срочно сменить имя. Является приоритетной. Самый простой и безопасный способ — выйти замуж. Личность жениха уже не имеет ни малейшего значения — главное, чтоб у него была звучная фамилия.

Вторая: раздавить, растоптать, уничтожить Айрела Керрана — этого злопамятного поганца, испохабившего девушке всю жизнь.

Третья: разогнать гильдию бардов, запретить пение на государственном уровне, ввести его в число страшнейших грехов или что-то подобное. Является даже не целью, а голубой мечтой, прекрасной, но вряд ли осуществимой.

Риелей замолчала и, надувшись, отвернулась к окну.

— Всё. Теперь вали, — велела она вольготно развалившемуся на стуле Кеане Райнору.

Беседа проходила у нее в комнате: говорить в общественных местах девушка наотрез отказалась из опасений, что ее трагичную историю может услышать кто-нибудь еще.

— Мда, — протянул мужчина, и не думая уходить. — А я всегда считал, что Лей Ханн — вымышленный персонаж. Фольклорный элемент.

— Продолжай считать так же. Только за пределами этой комнаты и моей жизни!

Новый знакомый не двинулся с места, задумчиво и бессовестно разглядывая нервную собеседницу. Та сидела на кровати, поджав ноги и прислонившись спиной к стене. Изображала гордость и неприступность.

— Я решил, — сказал Кеане спустя какое-то время. — Ты будешь моим проектом.

— А?! — насторожилась Риелей, заранее заготавливая гневную тираду.

— Хочу поступить в Ратбурнский университет. Будь я дворянином, это не составило бы труда, однако, поскольку знатным происхождением я похвастаться не могу, у меня остается два варианта. Первый: заплатить три тысячи золотых, которых у меня нет. Второй: написать проект и представить его учебному совету. Если он понравится профессорам, то меня возьмут бесплатно. А поскольку темы интересней тебя мне в голову не приходит...

— Кеане Райнор, я требую, чтоб вы немедленно покинули мою комнату! — с нажимом произнесла Риелей, надменно вскидывая голову.

— И вот, — на мужчину это не подействовало. — Я напишу про тебя. "Истинное лицо Лей Ханн и причины популярности песен о ней" или что-то такое. Над формулировкой еще подумаю.

— И кому ты с таким проектом нужен? — с издевкой поинтересовалась девушка. — Куда его подашь? На факультет теологии? Или, может быть, медицины? Ха!

— Тема исследования не имеет значения, она может быть абсолютно любой. Проверяют способности соискателя сопоставлять факты, делать выводы, логически рассуждать и владеть речью. Если меня примут, то факультет я смогу выбрать любой из числа тех, чьи деканы не станут возражать против моего у них обучения. А про "истинное лицо Лей Ханн" им явно будет слушать куда интересней, чем про уже набивший оскомину "анализ государственной политики в сфере образования за последнюю сотню лет".

— Да пошел ты салумьими тропами со своим университетом! — взбесилась собеседница, решительно слезая с кровати.

Дошагав до двери, резко и с силой ее распахнула.

— Прошу освободить мою комнату, — жестко отчеканила она, из последних сил сдерживая себя от повторной попытки удушения нового знакомого.

— Ты не поняла, — мужчина таки поднялся со стула. — Твоего мнения я не спрашивал. Просто поставил в известность, — сообщил он, выходя.

Риелей с грохотом захлопнула за ним дверь.

Ночью она сбежала, не расплатившись с трактирщиком. Выкинула свои вещи из окна, вылезла следом, подобрала сумку и растворилась в ночи. Становиться объектом исследования у нее не было ни малейшего желания.

Девушка в сомнениях потопталась под окнами еще одной гостиницы, раздумывая, стоит ли ей туда заселяться. Долбиться в запертую дверь, будить хозяина постоялого двора или его работников, отвечать на всякие вопросы, привлекать к себе лишнее внимание... Ужасно не хотелось. Решила вернуться сюда утром, а переночевать в какой-нибудь тихой подворотне, где ее никто не тронет.

Устроилась на лавке в сквере.

— Непорядочная, — услышала она сквозь дрему.

С Риелей разом слетел сон. Распахнув глаза, девушка увидела Кеане Райнора. Тот сидел у нее в ногах и что-то писал. Отсутствие нормального освещения его, похоже, не смущало.

Беглянка инстинктивно дернулась, запуталась в подоле и чуть не свалилась со своей скамьи. Спешно отползла на самый ее конец подальше от мужчины и, вцепившись в поджатые колени, наконец, сосредоточилась.

— Ты что здесь делаешь?! — с угрозой в голосе ляпнула она первое, что пришло в голову.

— Записываю характеристики твоей личности, которые на данный момент мне известны, — отозвался Кеане, не обращая на Риелей внимания.

Девушка хотела сказать грубость, но вдруг зацепилась за что-то взглядом.

— Ну-ка, покажи тетрадь, — попросила она, приглядываясь.

Мужчина показал.

— Это же книга регистрации постояльцев из нашей гостиницы! — воскликнула беглянка, опознавая обложку.

— Должен же я где-то систематизировать собранную информацию, — равнодушно пожал плечами мужчина. — Кроме нее поблизости не оказалось ничего подходящего. Тетрадь почти новая, исписанные листы я выдрал. Для черновика — в самый раз.

Риелей сидела с открытым ртом, не зная, что сказать.

— Отстань, пожалуйста, — жалобно попросила она, делая вид, что вот-вот заплачет.

— Просто не обращай на меня внимания, — посоветовал Кеане. — Представь, что меня не существует, и живи спокойно.

Девушка мрачно молчала. Придя к какому-то решению, она обреченно вздохнула, спустила ноги со скамьи на землю. Поправила подол. Резко вскочила и бросилась по аллее прочь. Мужчина посмотрел вслед быстро удаляющемуся девичьему силуэту. Немного подумал, не двигаясь с места. Захлопнул тетрадь, отложил ее в сторону и растянулся на скамейке, подложив руки под голову.

Через полчаса Риелей вернулась. Злая и ненавидящая весь мир, включая саму себя. Зыркнула на занявшего ее место Кеане. Перевела взгляд на свои вещи, лежащие у его ног. Задумалась, сможет ли она повторить свой рывок, не забыв на это раз их захватить.

— "Растяпа", — проговорил мужчина с закрытыми глазами. — Напомни мне утром это записать.

Свесил руку, нащупал сумку девушки, поднял ее и, перевернувшись на бок, устроился с ней в обнимку. Заснул.

Риелей стояла чуть в отдалении, серьезно рассматривая вариант бросить всё свое имущество и уйти нищей. Отказалась от этой мысли. Попробовала осторожно вытащить вещи из хватки спящего, его не разбудив, однако тот держал крепко. Девушка всплакнула над своей горькой судьбой, беспомощно нарезая круги вокруг скамейки. Пришла к выводу, что ее единственный выход — забить Кеане до смерти чем-нибудь тяжелым или хотя бы просто оглушить. Даже притащила откуда-то кусок кирпича.

Минут десять стояла с занесенным "оружием" над спящим мужчиной и собиралась с духом. Так и не собралась. Проклиная свою нерешительность, опустила руку. Шмыгнула носом, сдерживая рвущиеся из самой души рыдания. Понурив плечи, выронила кирпич. Сморгнула таки проступившую слезинку и оглядела пустой сквер в поисках заступника и утешителя. Самая вероятная кандидатура лежала перед ней на скамейке, бессовестно дрыхла, обнявшись с пухлой сумкой, и в ус не дула, что рядом страдала беспомощная хрупкая дама.

Риелей поборола порыв со всех сил пнуть своего мучителя, стиснула зубы и глубоко вздохнула, успокаиваясь. Обошла скамью кругом, пристроилась с краю. Бесцеремонно потеснив мужчину, легла рядом. Постаралась заснуть.

* * *

Утро в канцелярии королевской службы "Мирла" выдалось тихим и спокойным.

Пирс Блэйз с легкой досадой глядел на стоявшего перед ним молодого человека, присланного руководством ему в помощники.

— Ты хотя бы в курсе, чем мы тут занимаемся? — полюбопытствовал он.

— Мне сказали, что вы всё объясните, — ответил Лаес Даген, не слышавший о существовании "Мирлы" до момента, пока пару дней назад его вдруг сюда не перевели с предыдущего места службы.

— Об окиммах знаешь?

Парень не знал. Он с отличием окончил юридический факультет, был принят в секретариат судебного департамента и вполне успешно там проработал три года, но ни о чем подобном никогда не слышал.

Пирс Блэйз обреченно вздохнул. Уж об этом-то юношу могли б и сами просветить. Что за привычка вешать все проблемы на старого больного человека?!

— Короче, — сказал он, смиряясь с судьбой наставника. — Это оружие, которое внедряется в организм человека. Внешне его носители почти ничем не отличаются от обычных людей, окимма в деактивированном состоянии незаметна. Появляется исключительно по желанию хозяина. Каждая из них уникальна. Как внешне, так и функционально.

Заметив, что слушатель стоит с тупым выражением лица, растерянный и не знающий, как относиться к словам служащего канцелярии, оратор замолчал.

— Легенду о Лайбруке Завоевателе в детстве учил? — попробовал зайти с другой стороны.

Юноша кивнул.

— "И ударил он молотом по земле, и растрескалась та, вздыбилась, зашаталась. Заржали в испуге кони вражеские, попятились. Попадали..." Припоминаешь?

Лаес Даген снова кивнул. Кажется, он начинал понимать, что к чему.

— Это и есть окимма? — всё же уточнил он.

— Да, Лайбрук был носителем. Так вот. Служба "Мирла" как раз и занимается окиммами и теми, кто ими обладает. Мы ведем их учет, расследуем происшествия...

— Эти штуки же держатся в секрете?

— Скорее, просто не афишируются, — поправил собеседника Пирс Блэйз.

— Ну, — нахмурился юноша, — я получил достойное образование, интересуюсь государственными делами и ситуацией в мире, имел доступ к информации, закрытой от большинства людей... Однако при всем этом ни разу и нигде не встречал ни одного упоминания об окиммах или "Мирле".

— Кому надо, те в курсе. Прежде ты не входил в их число, как и люди из твоего окружения. Однако это не значит, что существование окимм держится в строжайшем секрете. Вспомни легенды. Ломающий землю молот Лайбрука — далеко не единственное оружие чудовищной силы, упоминаемое в них. Многие носители любили красоваться и работать на публику. Выйти в одиночку против вражеского войска, к примеру, было вполне в духе некоторых из них. Разумеется, свидетели всего этого пускали слухи дальше. Просто мало кто воспринимает их всерьез.

— И что? — Лаес Даган был настроен скептически. — Они, правда, побеждали целое войско?

— Обычно нет, — признал Пирс Блэйз. — Чаще всего погибали, не рассчитав силы. Но, признай, делали это очень эффектно.

Молодой человек промолчал, переваривая информацию.

— А что будет входить конкретно в мои обязанности? — поинтересовался он, решив, что более глобальные вопросы подождут.

— Канцелярия принимает и регистрирует прошения тех, кто желает получить окимму. После этого они направляются его величеству, и он решает, кому отказать, а кого включить в список претендентов. Это не считая обычных канцелярских дел. Идем, я покажу тебе, где у нас тут что, — старик вылез из-за стола и заковылял к двери.

* * *

Риелей оглянулась и помрачнела. Кеане Райнор стоял прямо позади нее. С самого утра таскался за ней, как пришитый. Заметив обращенный на него взгляд, мужчина прошептал: "Меня здесь нет", — и жестом велел девушке не обращать на него внимания. У той уже не было сил беситься, раздражаться или выяснять отношения.

— На десять шагов назад, пожалуйста, — устало попросила она настырного спутника.

Тот послушно отошел.

Риелей горестно вздохнула и отвернулась. Засыпая этой ночью, она была твердо настроена при первой же возможности схватить свое барахло и сбежать. Кеане, похоже, догадывался об этом замысле, потому ее сумку носил сам и из рук не выпускал.

— Хоть какая-то польза, — думала девушка, почти смирившаяся со сложившейся ситуацией и решившая извлечь из нее всю возможную выгоду.

Теоретически ей нужно было искать себе потенциального мужа, приставать к людям на улице, выяснять их фамилии... На практике же на это тоже не было ни сил, ни настроения. Ночные события измотали Риелей, выпили из нее все соки и оставили разбитой. Хотелось спать, есть и ничего не делать.

— Эй ты, — окликнула она мужчину. — Купи мне чего-нибудь пожрать.

Тот, подумав, полез в сумку, достал бывшую книгу регистрации постояльцев, открыл ее. Пошарив в кармане, вынул карандаш.

— "Нахлебница", — проговорил Кеане, сосредоточенно вписывая новые данные.

— Да чтоб тебя салумы драли, салумий выродок! — с чувством проговорила девушка.

— Для дамы ты очень много выражаешься, — заметил мужчина, поднимая на нее взгляд.

— А тебе-то что? — огрызнулась Риелей.

— Просто делюсь наблюдением.

— Ага, записать не забудь, — ядовито посоветовала собеседница. — "Матершинница" или там "бескультурная".

— Уже, — Кеане, развернув тетрадь, продемонстрировал девушке свои заметки.

Та обиженно засопела, надув губы. Прищурилась, силясь что-нибудь разобрать с такого расстояния. Затем, наплевав на принципы, подошла к спутнику и вчиталась.

Действительно, здесь были и "бескультурная", и "матершинница", и много чего еще.

— "Полное отсутствие девичьей скромности"?! Это вообще откуда взялось?! — оскорбилась Риелей, делая попытку выдрать исписанный лист с целью порвать его в клочья.

— Ты провела ночь с едва знакомым мужчиной, — реакция у Кеане оказалась превосходной, так что он без труда спас свои записи от загребущих рук объекта исследования.

— Что?! — переспросила девушка, угрожающе упирая кулаки в бока. — Я?! Это ты о сегодняшней ночевке говоришь?! Мы просто лежали рядом! Тоже мне! Мужчина нашелся! Ха!

Собеседник снова задумался и, повернувшись к спутнице полубоком, дописал что-то еще.

— Эй-эй! Тебя же нет, забыл?! — "девичью скромность" Риелей была намерена отстоять. — Я всю ночь зябла на скамейке в одиночестве. Разве нет?!

Кеане засомневался.

— Хорошо, — согласился он. — Этот пункт уберем.

Что-то вычеркнул. У девушки отлегло от сердца и немного улучшилось настроение.

— Так, я хочу есть, — провозгласила она, теряя интерес к записям. — Пошли.

Принялась оглядываться в поисках вкусной и дешевой еды.

— Десять шагов позади? — уточнил мужчина.

Риелей серьезно обдумала этот вопрос.

— Ладно уж, можешь не отходить, — милостиво позволила она, картинно разводя руками и качая головой с видом "ничего не поделаешь". — Я сегодня великодушная.

В глубине души девушка изголодалось по общению, когда можно быть самой собой, не притворяясь и не опасаясь разоблачения. С Кеане, по крайней мере, можно было не чиниться. К тому же, когда он был рядом, Риелей ловила на себе полные зависти женские взгляды. И это ей нравилось непередаваемо.

Они сидели на том же парапете, что и за два дня до этого, решив не тратиться на обед в приличном заведении, и ели купленные у лоточника жареные куриные ножки.

— Сколько тебе понадобится времени, чтоб написать свой проект? — девушка подозрительно понюхала завернутую в промасленную бумагу цыплячью конечность.

Ее мучили подозрения, что птица вполне могла умереть своей смертью за некоторое время до того, как познакомилась со сковородой.

Мужчина меланхолично пожал плечами.

— Я это к тому спрашиваю, — Риелей мужественно продолжила есть, памятуя об уплаченных за пищу деньгах, — что мне бы хотелось точно знать, сколько ты собираешься за мной таскаться.

Кеане ничего не ответил, равнодушно жуя свою курицу, не особо задумываясь о свежести продукта.

— Если пару-тройку дней, то я, так и быть, потерплю, — продолжила девушка, уже почти решившая, что здоровье дороже потраченных медяков. — Если дольше то...

Отрицательно помотала головой.

Немного постояли молча.

— Слушай, ты же не можешь меня заставлять! — начала закипать говорившая. — Если я скажу, что против твоего присутствия, ты должен будешь оставить меня в покое и уйти! Давай обойдемся без ругани и истерик! Просто обсудим этот вопрос, как взрослые, цивилизованные люди, и придем к соглашению! Ты — уважаешь моё мнение и не лезешь ко мне в душу, я — позволяю тебе какое-то время находиться рядом со мной. Ты — не навязываешься, не терроризируешь меня и не угрожаешь раскрыть кому-либо мою личность, я — разрешаю тебе задавать деликатные вопросы о моей жизни. Если мне кажется, что ты перегибаешь палку или твое общество начинает меня тяготить, ты немедленно уходишь и ищешь себе другой объект для исследования. Договорились?

Риелей выдохлась и требовательно уставилась на спутника в ожидании ответа. Не дождалась.

— Скажи уже что-нибудь, — с нажимом попросила девушка.

— Мне казалось, ты неплохо справляешься с беседой одна, — Кеане доел свою курицу и лениво скомкал промасленную бумажку.

— Так договорились?! — рыкнула Риелей.

— Нет.

Собеседница растерялась.

— Я от тебя отстану только тогда, когда сочту, что узнал всё, что хотел. К тому же, если б я согласился на твои условия, то должен был бы уйти немедленно, потому что моё общество тебя тяготит со вчерашнего дня.

Девушка удивленно моргнула: она совсем об этом забыла. Мужчина, заметив выражение ее лица, вопросительно склонил голову набок.

— Что, уже не тяготит? — поинтересовался он.

— Не говори ерунды! — воскликнула Риелей раздраженно. — Видеть тебя не могу!

— Не смотри, — спокойно пожал плечами Кеане.

Спутница сердито молчала, спешно придумывая, чего бы еще такого сказать. Мимо прошел молоденький франтик. Девушка проводила его задумчивым взглядом.

— Вон, — указала она на прохожего. — Его исследуй. Совместишь приятное с полезным.

— Говорил же, что мужчины меня не интересуют, — отозвался собеседник, лишь мельком глянув на гуляющий вдоль набережной объект разговора.

Смесь неприкрытого скепсиса с ехидством на лице Риелей он оставил без комментариев.

— Ты оправдываешься, — заметила собеседница.

— Вовсе нет. Просто констатирую факт.

— Хочешь выглядеть в моих глазах лучше, чем есть на самом деле! Я тебя раскусила! В душе ты скромный и застенчивый, боишься оказаться отвергнутым, если окружающие узнают о тебе правду! Во мне ты увидел родственную душу и, подумав, что я смогу принять тебя таким, какой ты есть, держишься за меня изо всех сил. Навязываешься и преследуешь, не считаясь с моим мнением, потому что боишься потерять!

— Тебе не приходило в голову, что я не считаюсь с твоим мнением, потому что мне в принципе на него наплевать? — поинтересовался Кеане, когда девушка сделала паузу, чтоб перевести дух.

Риелей, хотевшая было продолжить свой монолог, замерла. Моргнула. Несколько секунд посидела молча. Спрыгнула с парапета и обиженно зашагала прочь. Через пару кварталов вспомнила о снова забытой сумке, остановилась и оглянулась. Мужчина стоял в десяти шагах от нее.

Девушка резко отвернулась и поджала губы. Ей пришло в голову, что можно было бы обратиться к службам правопорядка, пожаловаться на преследователя. Его бы задержали, вернули бы Риелей ее вещи...

— Что планируешь делать? Обуть еще одну гостиницу? — поинтересовался Кеане, лениво разглядывая фасад ближайшего дома.

— Подумываю сдать тебя стражникам, — огрызнулась девушка.

— О. Тебе придется им назваться, — равнодушно откликнулся мужчина. — Имя, фамилия, все дела.

— Это меня и останавливает!

— Тебя будут допрашивать, выяснять обстоятельства и всё такое.

Кеане Райнор поглядел на неподвижную спину впереди себя. Риелей молчала. Немного подумав, он подошел и встал рядом. Скользнул взглядом по сердито поджатым губам, по насупленным бровям, по покрасневшим кончикам ушей. Вздохнул и снова принялся отстраненно изучать виды Найлаха, словно ожидая чего-то. Девушка косо на него глянула. Шагнула вперед. Спутник тут же сделал то же самое. Оба остановились.

— Встали тут посреди дороги, — раздраженно буркнула какая-то тетка, задевая Риелей плечом. — Проход весь загородили. Словно других мест нет!

Утопала дальше.

— Пирожок будешь? — поинтересовался Кеане у спутницы после того, как в нее врезался еще один прохожий.

— С чем? — жалобно спросила та, окончательно отчаиваясь.

— А с чем любишь?

Девушка тоскливо и неопределенно пожала плечами.

— Всякие, — отозвалась она, всхлипывая.

— Тогда пошли, на месте решишь, — предложил мужчина.

— Какие у тебя планы? Останешься в Найлахе?

Риелей выглядела куда веселей и бодрей после того, как съела всё, что только смогла: оплачивала пиршество-то не она. Неопределенно пожала плечами.

— Маловероятно, — сказала девушка, облизывая пальцы. — Я должна добраться до Табида как можно скорее, так что время здесь терять не могу.

— А что в Табиде? — поинтересовался мужчина.

— Очень важный для этого паршивца концерт.

— О, — Кеане хлебнул кофе.

— Видишь ли, каждый певец, желающий стать придворным, обязательно должен выступить в этом городе, — Риелей в свое время досконально изучила данный вопрос и теперь могла даже работать консультантом в гильдии бардов. — Выступить очень успешно. Если концерт провалится...

— Хочешь насолить Айрелу Керрану?

— Конечно! Табидское выступление имеет огромное значение. Шанс там спеть выпадает бардам нечасто. И если всё пойдет наперекосяк, то, во-первых, через ларцы позор Айрела услышат тысячи людей по всей стране, во-вторых, он сможет помахать ручкой своей мечте выступать на всяких важных государственных мероприятиях, перед королевской семьей и графьями. Придется ему довольствоваться пивнушками да базарными толпами.

Девушка злорадно заулыбалась своим мыслям. Кеане молча за ней наблюдал, поднеся чашку к губам.

— Всё. Я решила. Сегодня же отправляемся в путь!

3.

Караван ехал на восток. Вёз он специи, вино да людей, желавших попасть из Найлаха куда-то еще.

— Так, — говорила Риелей, изучая карту. — Слезем в Челе.

Кеане ничего не ответил, равнодушно разглядывая неторопливо уползавший за горизонт унылый пейзаж.

— Нет, если ты за меня заплатишь, то можно доехать аж до Фаррина. И этот вариант куда удобней.

Девушка с надеждой уставилась на спутника. Тот обращенный на него лучезарный взор игнорировал.

— Поэтому едем в Чел, — буркнула Риелей, отворачиваясь. — Раз уж ты такой жлоб, что не можешь взять на себя расходы свой прекрасной, но стесненной в средствах спутницы.

Вдруг она поймала на себе оценивающий взгляд. Соседка по повозке, сидевшая у ее противоположного борта, поняв, что была замечена, спешно сделала вид, что смотрела в другую сторону. Так же поступила еще пара женщин, когда девушка огляделась по сторонам. Героиня популярнейших песен недоуменно хлопнула глазами, размышляя, чем ее скромная персона могла столь всех заинтересовать. Потом поняла и расплылась в душе злодейской улыбкой.

Подползла к своему спутнику вплотную и, страстно обвив его руку, с томным вздохом сложила голову ему на плечо. Тот медленно перевел на нее слегка недоуменный взгляд.

— Задашь тупой вопрос — сломаю тебе ребро, — проворковала Риелей, с выражением блаженства на лице.

Незаметно глянула на реакцию наблюдательниц. Увиденным осталась довольна.

Кеане какое-то время смотрел на девушку, потом решил, что есть вещи, которые он знать не хочет, и потерял к ней интерес.

Во время следующей остановки к Риелей подошла давешняя соседка по повозке и завела дружескую беседу, в ходе которой весьма неумело попыталась выяснить, кем собеседнице приходился ее спутник.

— Э-э-э... — девушка хотела наврать с три короба.

Потом у нее внезапно возникла интересная мысль.

— Братом! — сказала она, широко и радушно улыбаясь.

Мужчина стоял возле впряженной в телегу крепкой лошадки и лениво поглаживал ей бок.

— Дорогой мой брат! — услышал он за спиной торжественный голос.

Обернулся. Рядом с Риелей, буквально излучавшей предвкушение и агрессивное добродушие, стояла незнакомая девушка, которая, вроде бы, ехала вместе с ними.

— Позволь тебя познакомить со своей самой лучшей в мире подругой! Вы с ней пока поболтайте, а я пойду прогуляюсь, — спутница отступила и спешно скрылась среди повозок.

Кеане проводил ее взглядом.

— Здравствуйте, — послышалось немного взволнованное приветствие.

Мужчина посмотрел на застенчиво мнущую подол "лучшую подругу". Чуть подумав, равнодушно ей кивнул.

— Ваша сестра так много мне о вас рассказывала. А когда выяснилось, что мы едем все вместе, настояла на том, чтоб я познакомилась с вами лично. Возможно, она вам тоже обо мне говорила. Я — Норабелл.

Кеане некоторое время глядел на ожидающую реакции собеседницу. Потом развернулся и зашагал в сторону, куда ушла Риелей.

"Родственница" была обнаружена очень быстро. Она пряталась за одной из повозок.

— Ты почему здесь?! — зашипела она подошедшему спутнику. — Ну-ка быстро вернулся к девушке!

— Что ты делаешь? — поинтересовался тот, склоняя голову на бок.

— Деньги.

Риелей продемонстрировала ладонь. В ней лежало несколько монет.

— Два серебряных за то, что я ее тебе представила, и еще три за то, что оставила вас наедине, — гордо провозгласила она. — А теперь иди к ней: клиент оплатил десять минут тесного общения.

Кеане буравил собеседницу взглядом и уходить не торопился.

— Слушай, — проникновенно шепнула та, проверяя, на месте ли еще Норабелл. — Половина выручки — твоя. Договорились? От тебя всего-то и требуется, что с ней поговорить да поулыбаться...

Риелей осеклась, сообразив, что ни разу не видела спутника улыбающимся. Решила, что такие мелочи ее не остановят.

— Всё. Иди давай! — сердито развернула мужчину за плечи и попыталась вытолкать его из-за укрытия. — Я не собираюсь по твоей милости лишаться честного заработка! Если она потребует деньги назад, расплачиваться будешь ты!

— Значит, половина моя, — Кеане взвесил эту мысль, не обращая внимания на настойчивые попытки сдвинуть его с места.

— Твоя-твоя! — заверила его Риелей.

Мужчина пожал плечами и нехотя побрел к начинающей терять терпение "лучшей подруге".

Риелей проводила его взглядом. Удовлетворенно кивнула. Услышала за спиной робкое покашливание. Обернулась.

— Скажите, пожалуйста, а этот молодой человек вам кем приходится?

Лицо девушки озарилось улыбкой, излучающей открытость к предложениям и сотрудничеству.

— Братом! А что?

* * *

Подлюга Шайн бежал. Проклятая сумка оттягивала плечо, заставляя руку неметь, и здорово мешалась. Мужчина краем глаза заметил, как сбоку метнулась какая-то тень. Резко обернулся.

Никого.

Чуть не упал, зацепившись носком за траву. Остановился перевести дух. Снова засек какое-то движение. Крутанулся на месте, чтоб оказаться к врагу лицом, параллельно активируя окимму.

И снова никого.

Беглец настороженно оглядывал местность, крепче сжимая в руке рукоять кривого кинжала. Кусты, кусты, кусты, деревья, пень, снова кусты, кусты. Почти полную тишину нарушало лишь его хриплое дыхание, да едва слышное потрескивание ветки под ногой.

— Прячется. Салумий выродок, — подумал Шайн, напряженно прислушиваясь.

Закусил губу.

За спиной послышался шорох. Мужчина резко развернулся и рассек клинком воздух.

Пусто.

По виску Подлюги ползла предательская капля пота. Раздались звуки шагов. Разбойник снова испуганно огляделся, никого не увидел и, посомневавшись лишь мгновение, сорвался с места и побежал.

* * *

Караван ехал дальше. Риелей висла у Кеане на шее, старательно изображая капризную, ревнивую, помешанную на брате сестренку, согласную выпустить его из объятий лишь за умеренную плату. Тот сидел, флегматичный и равнодушный ко всему происходящему, и дремал, сложив руки на груди. В кармане у девушки уже лежало двенадцать серебряных, и останавливаться на достигнутом она не собиралась.

* * *

Лаес Даген читал прошение графа Керланда о включении его в список претендентов на получение окиммы. Он довольно быстро вникал в специфику дел "Мирлы" и уже неплохо освоился.

— И много среди высшего дворянства носителей? — обратился он к наставнику.

— Нет, — отозвался тот, попивая чай. — Вельможи, получившие окимму, чаще всего вооружают телохранителей. Им самим она обычно без надобности. Разве что для антуражу, покрасоваться. Пыль в глаза пустить. Но закрепляется она всё равно за ними. И ответственность за всё происходящее тоже несут они, независимо от того, кого назначили носителем.

Старик откинулся на стуле, наслаждаясь покоем и бездельем.

— Печать на прошение шлепни, — велел он новенькому. — Она у меня на столе лежит.

Готовясь в любой момент прийти на помощь или осчастливить советом, пристально наблюдал за тем, как тот ищет штемпель.

— Скажите, — Лаес поставил на лист аккуратный оттиск. — А отобрать окимму за какие-нибудь нарушения можно?

— Нет, — Пирс Блэйз покачал головой с видом умудренного жизнью человека. — Разве что убив носителя или отрубив ему руку. Они не извлекаются и не передаются. Существуют лишь до тех пор, пока живы те, кому они внедрены. С их смертью — исчезают.

— Не очень-то удобно, — протянул молодой коллега.

Наставник равнодушно пожал плечами. Лично его это не касалось, а потому полностью устраивало.

* * *

Довольная собой и жизнью Риелей чахла над златом. Ей неплохо заплатили за то, чтоб следующую часть пути она провела отдельно от "брата" и ехала в другой повозке — девушка активно пресекала все поползновения спутниц вступить с ним в контакт, если таковые не подкреплялись материальными подношениями, вклинивалась в разговоры и была просто невыносима. Особенно расщедрилась сестра хозяина каравана — пышная дама в летах, одинокая, но не оставляющая надежд перестать таковой быть.

Риелей убрала деньги подальше, опасаясь, как бы на них кто не позарился. Их уже вполне хватало на оплату проезда до Фаррина на одного человека. Если б удалось заставить Кеане вести себя дружелюбней и хотя бы изредка улыбаться, девушка была уверена, смогли бы набрать на дорогу им обоим. Однако тот сидел с постной миной и таким видом, будто оказывал великое одолжение тем, что не гонит знакомящихся с ним попутчиц и изредка им что-то односложно отвечает.

— С поганой овцы хоть шерсти клок, — подумала Риелей, мрачно наблюдая, как чуть в отдалении сестра караванщика активно домогалась ее спутника.

На следующей остановке тот выглядел немного потрепанным и даже еще более отстраненным и равнодушным, чем обычно.

— Ну, тебя еще не изнасиловали? — бодро вопросила его девушка.

Кеане ответил ей долгим взглядом.

— Нет, — сказал он, наконец. — Зато теперь у меня есть идеи на целый параграф. И я даже продумал текст. Очень подробно.

Риелей, как раз собиравшаяся тупо пошутить, закрыла рот и невинно поморгала. Подумала, что стоило вплотную заняться вопросом создания положительного образа себя в глазах спутника, если она не хотела выглядеть чудовищем в его работе. Расплылась в радушной улыбке.

— Кеане, ты, наверное, голоден? — изобразила заботу.

— Нет. Скорее перекормлен.

— Вот как, — девушка почувствовала легкое раздражение. — А я хотела тебя чем-нибудь угостить.

— Спасибо, не надо. Меня уже угостили. И не единожды, — в голосе мужчины прозвучало уныние. — Где мы сейчас?

Риелей взмахнула рукой, указывая на крыши домов, видневшиеся невдалеке.

— Деревня! — провозгласила она.

Спутник посмотрел на нее взглядом "да что ты говоришь?!".

— Жаль, что мы в нее не заедем, — рядом возникла сестра караванщика, томно похлопывая ресницами и демонстративно игнорируя девушку. — Я слышала, что именно сегодня там выступят несколько молодых, подающих надежды бардов. Как бы я хотела послушать их вместе...

Женщина замолкла, почувствовав, как на ее плече сомкнулась стальная хватка. Растерянно обернулась.

— Повторите-ка, что вы сказали... — проникновенно шепнула ей в ухо Риелей, зловеще поблескивая глазами.

Караван поехал дальше. Правда, уже без двух пассажиров.

— Ты уверена, что стоило это делать? — флегматично поинтересовался Кеане, оборачиваясь к спутнице. — Мы могли бы уже завтра быть в Челе.

— О, туда мы еще успеем, можешь не волноваться, — заверила его девушка, буравя отдаленные строения полубезумным взглядом. — О-о-о, беспокоиться не о чем. Всё отлично. Даже не бери в голову. Всё чудно-чудно-чудно.

В ее голосе звучала смесь мрачного тожества с предвестием конца всему живому. Мужчина внимательно посмотрел на жуткую улыбочку на лице собеседницы, но от комментариев воздержался.

— "Подающие надежду барды", — пробормотала Риелей, представляя деревню объятой пламенем. — Не сомневаюсь, что кто-нибудь из них непременно затянет эту дурацкую песенку. Наверняка уже горло разрабатывает, чтоб рот свой раззявить...

— Мне кажется, ты себе льстишь. У них что, по-твоему, других тем нет?

— Хе-хе. Хе-хе-хе. Поверь моему опыту. Хе-хе.

Девушка поборола нервный смех и оскалилась.

— Пошли! — велела она спутнику.

Решительно зашагала вперед. Тот послушно побрел следом.

Крепкая ветка с трудом пропахивала в земле неглубокую борозду. Кеане сидел под деревом, с легким интересом наблюдая за тем, как его спутница, взмокшая и уставшая, воевала с неподатливой почвой.

— Может быть, всё же поможешь? — Риелей требовательно уставилась на сопровождающего.

Тот покачал головой, и не думая трогаться с места. Девушка сердито утерла рукавом лоб, ухватила свое орудие труда удобнее и продолжила дело.

Уже два часа как она упорно работала над тем, чтоб изобразить вокруг деревни круг.

— Ты, я полагаю, в курсе, что думает Давиана о том, что ты сейчас делаешь? — поинтересовался мужчина, подпирая подбородок ладонью.

— О, я уверена, она меня поймет, — отозвалась его спутница, прочерчивая еще метр. — И простит.

— Да ну? — свободной рукой Кеане извлек из сумки свой черновик.

— Да, я ей исповедуюсь, — Риелей поглядела на результат уже проделанной работы, чтоб убедиться, что борозда получалась ровной. — Помолюсь, как следуют. Что-нибудь пожертвую...

— Дешево же ты надеешься отделаться, — заметил спутник, нехотя отрывая от лица ладонь и принимаясь что-то строчить.

— Я делаю мир лучше, — огрызнулась девушка, продолжая свое черное дело. — Очищаю его от скверны!

— И ты правда веришь, что тебе удастся призвать силы Темного Супостата? — мужчина поднял на собеседницу взгляд, отвлекаясь от писанины. — Руководствуясь лишь обрывочными сведеньями, что узнала в детстве от жреца, который сам не вполне был уверен, что они правдивы?

Риелей предпочла сделать вид, что его не слышала.

— Так, — сказала она через пару минут, прерывая свое занятие. — Нам нужна жертва.

Огляделась в смутной надежде увидеть подходящую кандидатуру. Присмотрелась к спутнику. Задумалась.

— Кеане, — позвала она, чуть посомневавшись. — Скажи, а... ты девственник?

— С какой целью интересуешься? — осведомился тот, демонстративно готовясь записать ответ.

Риелей промолчала, продолжая буравить мужчину взглядом. Признаваться было как-то неловко. Подумала еще, ища выход из ситуации.

— Слушай, — осенило ее. — Замани сюда какую-нибудь девку из деревни! Это просто — главное не говори ей в лоб, что женщины тебя не интересуют, и любая с радостью сама с тобой пойдет. А я бы ее "хрясь"...

Кеане поглядел на спутницу так выразительно, что та смутилась и замолчала, сообразив, что зря всё это сказала.

— Э-э-э... Корову! — поправилась она. — Собаку. Курочку... Мышь?

Девушка затихла, сильно жалея, что подняла тему. Напряглась в ожидании реакции собеседника.

— Риелей Ханн, я не понимаю, почему ты так переживаешь из-за этих песен, — проговорил мужчина, глубоко вздыхая. — В жизни ты куда гаже всего того, что о тебе поют.

Осуждающе покачал головой и снова углубился в тетрадь. Объект исследования неподвижно стоял на том же месте, сжимая в руке свою палку, и беспомощно моргал.

— Ммм... А что ты там пишешь? — осторожно поинтересовалась девушка через некоторое время.

— Правду, — отозвался мужчину.

— Я бы всё равно не смогла никого прирезать, — сообщила спутница, еще немного помолчав. — Духу бы не хватило.

— О, — Кеане к признанию остался равнодушен.

— Честно! — жалостливо воскликнула Риелей, только сейчас сама это понимая.

Глупо было убивать столько времени на занятие, успех которого зависел от действия, на которое она была заведомо не способна.

Девушка выпустила из рук палку и закусила губу. Постояла неподвижно, осмысливая ситуацию. Потом побрела к спутнику, плюхнулась рядом с ним на землю и громко заревела. Тот непонимающе на нее уставился.

— Я такая д-ду-ура!

— Согласен.

Риелей прекратила плакать и сердито зыркнула на мужчину.

— Что? — спросил Кеане.

— Ничего, — буркнула девушка, отворачиваясь.

Еще глупее было надеяться на поддержку и утешения с его стороны.

— Ты должен был меня остановить, когда я захотела сойти здесь! Уже завтра мы могли бы быть в Челе! — Риелей шагала по деревне, грозно озираясь по сторонам.

— Да неужели?

Село было довольно крупным, к тому же располагалось не очень далеко от Найлаха, так что существовала большая вероятность, что следующий караван пройдет мимо него весьма скоро. Нужно было хотя бы попытаться выяснить, когда именно. А также решить, где коротать время в ожидании его.

— Что-то мне как-то не верится, что сюда могли приехать сразу несколько бардов, — поведал Кеане, глядя на плетни и сараи.

Пахло навозом. На другой стороне улицы с негромким кудахтаньем стайка курочек обыскивала землю в поисках чего-нибудь съедобного. Стояла разбитая телега. На крылечке одного из домов вальяжно потягивался откормленный кот. Это село никак не походило на место, куда рвались бы выступать толпы музыкантов.

— О, еще как могли. Всякая мелочевка, — Риелей настороженно прищурилась и зыркнула по сторонам, проверяя, не притаился ли поблизости кто-нибудь с лютней в руках. — В города их пустят лишь после того, как гильдия убедится, что народу они нравятся. Вот и колесят по деревням, мучая их жителей своими истошными воплями. А сюда так вообще должны косяками валить: село-то не мелкое. Весьма неплохое местечко для начала карьеры. Ты, наверное, всю жизнь провел в большом городе, да?

— Почему ты так думаешь?

— Потому что этого не знаешь. Горожанам, до которых добираются лишь лучшие из бардов, не интересны страдания простых сельских жителей, которым приходится слушать эти душераздирающие завывания.

Путники поприставали к местным жителям с расспросами, как часто здесь проходят караваны. Оказалось, что в среднем по одному в неделю. Заодно выяснилось, что выступление бардов состоялось за пару дней до этого и тех уже и след простыл.

— Спасибо тебе, Давиана Владычица, что уберегла меня от греха, не позволила душу свою преступленьем очернить... — бубнила Риелей, медленно бредя по деревенской улице вдоль забора.

— Какие идеи насчет того, как нам отсюда выбраться? — поинтересовался Кеане, шагая рядом и не особо переживая из-за сложившейся ситуации. — Следующий обоз появится в лучшем случае дней через пять. Собираешься его дожидаться?

— Не оскверняй таинство молитвы! — рыкнула на него спутница.

Остановилась и села на землю, прислонившись к забору. Действительно, надо было решать, что делать дальше. Мужчина стоял рядом, равнодушно оглядывая окрестности в ожидании, когда спутница разродится идеей. Прошла минута. С бодрым похрюкиванием перебежала дорогу свинья. Со стороны ближайшего двора доносились кудахтанье и хлопанье крыльев.

— Получается, этот твой Айрел Керран — один из лучших? — скорее утверждая, чем спрашивая, проговорил Кеане, приходя к выводу, что девушка могла сидеть здесь до позднего вечера, так ничего и не решив.

— Он, слава Владычице, не мой, — огрызнулась Риелей, раздраженная такой формулировкой. — Но да, его можно назвать одним из лучших, раз уж он готовится выступить в Табиде. Формально, разумеется.

Подобрала камушек, хмуро повертела его в пальцах и откинула в сторону. Уткнулась подбородком в колени и глубоко вздохнула. Настроение было отвратное.

— Кто бы мог подумать, что этот сопливый мальчишка заберется так высоко... — буркнула она.

— Вы были друзьями? — мужчина скинул сумки с плеч и сел рядом со спутницей.

— Да какое там, — Риелей презрительно фыркнула. — Он на месяц приезжал в гости к своим дальним родственникам, жившим со мной по соседству. Нам с ним тогда было лет по восемь-девять. Ходил весь такой чистенький, аккуратненький, воспитанный. Познакомились мы на дне рождения моего дедушки — вся его семья была приглашена. Помню, стоял тогда на табуретке, песню какую-то пищал. Я еще подумала, что у меня уши поотваливаются это слушать. Пару раз играли вместе, потом разругались.

За забором послышался топот. Распахнулась калитка и на улицу выскочила раскрасневшаяся взволнованная девица. Русые волосы, собранные в растрепанную косу, руки, по локоть испачканные землей, простое пыльное коричневое платье, босые ноги и зажатый в кулаке сорняк.

— Вы... вы знакомы с Айрелом Керраном?! — обратилась она к Риелей с дрожью в голосе.

Путники недоуменно помолчали, изучая местную жительницу. Переглянулись.

— Э-э-э... да, — девушке очень не понравился взгляд, которым ее пожирала незнакомка.

Так обычно смотрят на всяких пророков или мессий.

— О-о-о... — крестьянка медленно разжала руку, позволяя выдранной траве шлепнуться на землю. — О-о-о, — повторила она, краснея еще больше и нетвердым шагом бредя к сидящим под забором людям.

Те следили за ней со смесью настороженности и любопытства.

* * *

Уиллард Хайг восседал в кресле и ласково улыбался. Напротив него стояли трое ребят. Он слышал их дыхание, ускоренное сердцебиение, шорох одежды, скрип половиц под ногами. Чуял запахи. Молоко и мед — слева, сосновая смола — справа. Центральный мальчишка пах сиренью.

— Подойди, — старик приглашающе шевельнул рукой.

Шаги. Сопение приблизилось. Уиллард протянул морщинистую ладонь и, осторожно поводив ей в воздухе, нашел лицо ребенка. Мягкие волосы, курносый нос, большие глаза.

— Чей это ученик?

— Мой, гавен, — последовал ответ из глубины комнаты.

— А, Маерет, — старик одобрительно кивнул, узнав голос. — Хорошо. Очень хорошо.

Бережно похлопал ребенка по плечу и жестом велел вернуться на место.

— Кто еще здесь? — мужчина обвел комнату невидящим взором.

— Я! — послышался звонкий детский голос справа.

Кто-то предостерегающе шикнул. Кто-то осуждающе кашлянул. Уиллард Хайг усмехнулся.

— Реган и Ланса, — тут же определил он.

За десятилетия старик отточил слух до совершенства.

— Да, гавен, — покорно отозвались два мужских голоса.

— Еще вчера вы трое вот так же впервые стояли передо мной, а теперь пришел ваш черед взять себе учеников, — слепец выглядел счастливым родителем, следящим за развитием родных детей. — Сердце моё наполняется радостью, когда я думаю об этом. Воспитайте их хорошо.

— С вашей поддержкой — всенепременно, гавен!

— Ты всегда был подхалимом, Маерет, — старик хрипло рассмеялся. — Всё. Можете идти.

Шаги и шорохи. Удаляющийся скрип половиц.

— А почему он меня не ощупывал? — шептал кому-то мальчишка, пахнущий смолой.

На ребенка снова шикнули. Дверь закрылась.

— Регана ждут веселые деньки, — думал Уиллард Хайг, улыбаясь. — Похоже, ученик ему достался бойкий. Хороший паренек. Посмотрим, что из него получится.

Старик усмехнулся, поймав себя на последней фразе. Слепота, пожалуй, один из самых неудобных недостатков, какой только можно себе вообразить. В детстве и юности мужчине казалось, что из-за нее он находился в куда более невыгодном положении, чем все остальные, не представлял, как будет жить. Поначалу даже не мог самостоятельно передвигаться по замку, не говоря уж о том, чтоб выйти за его пределы. Однако в итоге отсутствие зрения не помешало ему стать одним из лучших и занять кресло гавена.

Тишину кабинета нарушало лишь привычное тиканье часов. Однако его обитателя это не обмануло.

— Тайте, — окликнул он.

— Я здесь, гавен, — отозвался голос у него за спиной.

— Знаю, — Уиллард Хайг очень гордился собой в такие моменты. — Видел детей?

— Да. Думаю, Реган еще намучается со своим учеником.

— Согласен, — старик довольно кивнул. — Как думаешь, что возьмет верх: непосредственность мальчика или любовь к порядку его учителя?

— Поживем — узнаем, гавен.

Формулировка не ускользнула от внимания слепца.

— Ты тоже подхалим, Тайте, — заключил он.

— Разумеется. Иначе как бы я стал вашим доверенным лицом, — легкомысленно отозвался мужчина.

Уиллард Хайг усмехнулся. Посидел в раздумьях.

— Все ушли? — на всякий случай уточнил он.

— Да, гавен.

— Тогда скажи мне, как обстоят дела с ней, — старик обернулся, вперяя невидящий взгляд в стоящего возле кресла помощника. — Ты ведь был сегодня у нее?

— Да, конечно, — отозвался Тайте, выходя вперед так, чтоб собеседнику не приходилось выкручивать шею, чтоб оказаться с ним лицом к лицу. — Процесс отторжения продолжается. Боюсь, ничего не изменилось.

— Надо увеличить концентрацию дурмана, — задумчиво пробормотал слепец.

— Мы уже трижды так поступали. Девушка всё время находится по ту сторону разума, по сути, вообще не приходит в сознание. Боюсь, если раствор станет еще крепче, она просто не выдержит.

— Увеличь концентрацию дурмана, — с нажимом повторил Уиллард Хайг.

Тайте равнодушно пожал плечами. Сообразив, что старик его жест видеть не мог, добавил вслух:

— Как угодно.

Гавен теребил губу, погруженный в свои мысли. Помощник, чуть посомневавшись, сообщил:

— Фаер Калле что-то подозревает.

Слепец презрительно фыркнул.

— Он расспрашивал меня о том, что происходит в вашей части замка.

— Фаер Калле — трус. Он предал искусство. Превратил его в простое ремесло.

— Да-да, вы — последний истинный творец, гавен, — смиренно проговорил Тайте, слышавший это не раз и не два.

— Мы всегда были вольными! Совершенствовались и искали пределы возможного! А теперь вынуждены подчиняться жалким королям, действуя лишь по их указке. Фаер Калле считает, что это правильно. Как это досадно, когда тобой правит тот, кто напрочь лишен полета фантазии и не способен видеть дальше своего носа. Что ты ему ответил? — рыкнул своему помощнику Уиллард Хайг.

— Что вы держите там личный гарем. Экзотические полуголые танцовщицы, юные наложницы со всех уголков мира, прославленные проститутки и всё такое прочее.

Гавен застыл, осмысливая услышанное.

— О, у него, кстати, было точно такое же лицо, когда я это сказал, — сообщил Тайте, ни капли не смущаясь. — Зато больше с вопросами он ко мне не приставал. Разве что поинтересовался, какая польза вам от танцовщиц.

— Я не хочу знать, что ты ему на это ответил, — пробормотал старик, отстраненно размышляя о том, что, вероятно, был пьян, когда назначал этого человека своим доверенным лицом.

* * *

Крестьянку звали Када. И была в ее жизни единственная страстная любовь, составлявшая смысл ее жизни вот уже несколько лет, имя которой "Айрел Керран". Судя по тому, что всё это она радостно поведала в первую же минуту знакомства, преданно сияя глазами, Риелей, как лицо, приближенное к кумиру, с ее точки зрения была кем-то вроде апостола и тоже имела легкий флёр божественности.

Первым порывом Риелей было разорвать естественного врага в клочья или хотя бы повыдирать ему волосы. И она честно бегала за девушкой вокруг стоявшей у дороги телеги, всячески ее поносила и хлестала по спине сорванной со спутника шапкой. Тот всё так же сидел под забором, безучастно наблюдая за происходящим. Потом преследовательница выдохлась. Остановилась отдышаться, буравя еще сильнее растрепавшуюся Каду злобным взглядом. Та не понимала, за что ее бьют, терялась и не знала, как реагировать, но мудро следила за тем, чтоб между ней и "апостолом" всегда находилась телега.

— Кеане, — позвала Риелей, утирая рукавом лоб. — Лучше держи меня.

— Зачем? — поинтересовался мужчина, не торопясь исполнить просьбу.

— Я ж ее... — девушка, не в силах подобрать слова, красноречиво изобразила жестами, что именно она сделает с новой знакомой.

— О, — отозвался спутник, устраиваясь удобней и подпирая щеку ладонью. Приготовился наблюдать.

— Тебе что, плевать на ее судьбу? — разозлилась Риелей, жаждавшая драматически вырываться из удерживающих ее рук, выкрикивая проклятья, и раздраженная невозможностью осуществления этого без посторонней помощи.

— Да, — зевнул Кеане, поглаживая полосатого деревенского кота, подошедшего к нему из любопытства и трогательно тыкающегося усатым носом мужчине в колено.

— Может быть, тебе и на меня плевать?! — девушка временно потеряла к Каде интерес и обернулась к спутнику.

Тот задумался.

— Я не знаю, — сказал он через некоторое время.

— О, — Риелей была удивлена.

Лично она ожидала, что Кеане в этот раз тоже скажет "да", и уже мысленно составляла гневный монолог, изобличающий его бессердечность. Растеряно поморгала, смущенно заправляя за ухо выбившуюся из прически прядь волос. Но не успела девушка дойти в умозаключениях до всяких льстящих самолюбию выводов о том, какие чувства к ней скрывал спутник за маской равнодушия, как их прервала Када, решившая напомнить о своем существовании.

— А заходите ко мне в гости! — инстинкт самосохранения ей, похоже, был чужд. — Я вам стол богатый накрою, накормлю знатно.

Девушка доверчиво хлопала глазами, глядя на Риелей всё с тем же обожанием, хоть и слегка неуверенно. Упускать чуть ли не единственный в жизни шанс узнать о любимом практически из первых уст она не собиралась даже ценой собственного здоровья. "Первые уста" же изучали ее хмурым взглядом, раздумывая, чего им больше хочется: треснуть крестьянку по голове оглоблей или же поесть задарма.

— Что ж, — изрекла, наконец, Риелей, напуская на себя степенный вид. — Думаю, будет невежливым отказаться от приглашения.

— "Беспринципная", — шепнул Кеане, вынимая свою тетрадь и карандашик.

* * *

Девушка неподвижно лежала на койке. Взгляд пустой и расфокусированный, под глазами синяки, дыхание слабое, щеки впалые. Руки были раскинуты в стороны, а крепкие кожаные ремни, обхватывающие запястья и щиколотки, тянулись к ножкам кровати. Необходимость в них возникла после того, как подопытная во время очередного приступа попыталась содрать себе ногтями кожу на плечах.

Тайте Оледа смотрел на нее со смесью раздражения и любопытства.

— Она приходила в себя? — спросил он у человека, менявшего бинты.

Тот покачал головой.

— И не удивительно, — провозгласил помощник гавена. — Как думаешь, дурман уже полностью уничтожил ее личность?

Собеседник пожал плечами. Снял повязки с плеча объекта разговора и оглядел глубокие рваные царапины. Сквозь них проглядывал изящный черный узор.

— Даже если и нет, то это — вопрос времени. Велено увеличь крепость раствора.

Человек замер и поднял на Тайте недоверчивый взгляд.

— Да, я знаю, что всё это — лишь пустая трата времени и средств. Однако мы с тобой верно служим гавену, поэтому на самом деле ведь думаем обратное, да?

Собеседник отвел глаза в сторону и посмотрел на исхудавшую фигурку. Взмокшие волосы липли ко лбу и шее растянутой на ремнях девушки. Постель была несвежей, а дешевый белый сарафан уже давно засалился, пропах потом и мочой.

— Какая глупость, — думал Тайте Оледа. — Ясно же, что эксперимент провалился. Даже если удастся остановить отторжение ценой утраты личности, без последней всё равно ничего не выйдет.

Мужчина устало вздохнул. "Последний истинный творец" не мог этого не понимать, значит, придется и дальше маяться ерундой, надеясь сокрушить основы и создать нечто, считающееся невозможным. Помощник гавена поглядел на украшающие плечи девушки рисунки. Утонченная вязь образовывала круг, в узоре повторялись символы и руны, а каждый завиток был выполнен столь искусно, что Тайте взяла зависть. Что ни говори, а Уиллард Хайг и впрямь был Художником. И если б его задумка осуществилась, это было бы Красиво.

* * *

Подлюга Шайн прятался.

— Меня не видно, — шептал он мысленно, всем телом вжимаясь в землю возле старого гнилого дерева. — Меня не видно! Меня не видно! Меня здесь нет!!!

Мужчина крепко зажмурился и стиснул кулаки, стараясь не выдать себя громким дыханием. Оставалось лишь молиться, чтоб низко свисающие ветви да грязно-зеленый плащ укрыли его от чужих глаз.

Вокруг кто-то ходил. Шаркал ногами, шелестел опавшей листвой, прорывался сквозь кусты. Открыто и даже не пытаясь таиться.

Разбойник больше не мог бежать. Он и так мчался почти без остановок уже несколько дней. Нужно было отдохнуть. Обработать рану. Нормально поесть и выспаться. Если б только преследователи его потеряли!

Шайн осторожно приоткрыл один глаз и рискнул выглянуть из укрытия.

В нескольких метрах от него стояло существо. У него была красная чешуйчатая кожа, мощные когтистые лапы, полный рот зубов и очень-очень голодные глаза.

— Салум! — мужчина оцепенел от ужаса. — Как есть — салум!

В одно мгновение он взмок. Чудовище, которым его пугали в детстве за плохое поведение и в существование которого он не больно-то верил, стояло перед ним и принюхивалось. А потом вдруг посмотрело на разбойника в упор и хищно улыбнулось.

Подлюга Шайн вскочил на ноги и, активировав окимму, приготовился к бою. За спиной послышались шаги и шорох раздвигаемой прошлогодней листвы — противник явно был не один.

Беглец запаниковал, сорвал с себя сумку, швырнул ее в стоявшее перед ним существо и бросился прочь со всех ног.

* * *

Риелей ела. Не то чтоб она была особо голодна — просто считала своим долгом опустошить вражеский дом. Кеане сидел через стол от нее и флегматично поглаживал захваченного с улицы кота. Обжираться только для того, чтоб отомстить Каде за ее жизненную позицию, он не собирался. Та же, весьма довольная собой, похоже, не догадывалась, что ее семья рисковала столкнуться с проблемой голода, если девушка не прекратит выставлять на стол съестное.

— Разжиреешь и замуж никто не возьмет, — сообщил мужчина, когда хозяйка снова куда-то убежала, шлепая босыми ногами по дощатому полу.

Риелей замерла, обдумывая эту мысль. Медленно прожевала то, что было у нее во рту. Проглотила. Нерешительно оглядела горы еды на столе, ощущая свою беспомощность. Впрочем, сомнениями она терзалась недолго и быстро нашла выход — принялась заталкивать провиант в сумку.

Вернулась Када. В этот раз вместо очередной снеди она принесла кое-что другое.

— Моё сокровище, — поведала она, чуть ли не с религиозным трепетом выставляя на стол ларцы.

На них были указаны разные города и даты, но всегда стояло одно и то же имя. Старые и новые, в основном дешевые, хотя встречалась и парочка двухчасовых.

— Меня батька так порол, так порол, когда я хорошие брала, — с гордостью рассказывала девушка, бережно проводя ладонью по деревянным крышечкам. — Он-то сапоги себе новые купить хотел, а я деньги украла, чтоб голосок Его подольше послушать.

"Его" было произнесено с придыханием и буквально сочилось обожанием.

— Правильно делал, — буркнула Риелей, деловито заворачивая жареную курицу в полотняную салфетку.

Убедившись, что получившийся кулек в ее сумку не лез, принялась выкладывать своё имущество на скамью в надежде, что проблема будет решена, если все вещи сложить аккуратней. Кеане наблюдал за ее действиями с неким подобием восхищения, почесывая утробно урчащего, зажмурившегося от удовольствия кота.

— Батька их всё выбросить грозится, — продолжала Када, пропустив ремарку гостьи мимо ушей. Манипуляций с курицей она, похоже, не замечала. — Говорит, что проку от них в хозяйстве никакого, что только место занимают, да пыль собирают. Мол отпели уж свое, отработали. Да как же я их в мусор-то брошу?! Ведь это ж единственное, что от Него у меня есть!

Када еще что-то говорила, страстно и эмоционально, — Риелей не прислушивалась, что именно. Потом вдруг замолчала и принялась глядеть на новую знакомую с нескрываемой надеждой и ожиданием.

— Что? — буркнула девушка, убеждаясь, что крестьянка собиралась пожирать ее взглядом до победного конца.

— Скажите, а вы близко знакомы с Айрелом? — хозяйка зарделась и смущенно потупила глаза.

— О, да, — курица, наконец, поместилась в сумку, и Риелей обнаружила, что там еще оставалось место для чего-нибудь некрупного. — Можно сказать, что это я определила его судьбу и повлияла на решение стать бардом.

Тут же пожалела, что это сказала, ибо обожание и трепет во взоре собеседницы стали чуть ли не осязаемыми. Девушка выглядела так, будто в любой момент была готова шлепнуться на колени и начать возносить молитвы.

— Ска-ска-ска... — принялась заикаться она, бледнея, — ...жите, а какой он в ж-жизни?

— О, — Риелей пристроила в сумку пару яблочек. — Об этом я готова рассказывать часами! Ты диву дашься, узнав всю правду! Уверена, что хочешь знать?!

Увидев выражение лица Кады, девушка поняла, что та будет лишь счастлива слушать об Айреле Керране часами. Подумала, что не выдержит столько времени общество этой придурошной и спешно пошла на попятный.

— Но, к сожалению, — быстро нашлась она, — у меня совершенно нет на это времени. Мы с моим спутником ужасно торопимся и вынуждены откланяться.

Решительно встала из-за стола, взглядом указывая Кеане на свою изрядно потяжелевшую сумку.

— Как? Куда? — на глазах у крестьянки рушился мир.

— В Табид, — прежде чем Риелей успела среагировать, ответил мужчина, ссаживая кота на пол.

Када тупо на него уставилась, будто впервые замечая. Постепенно смысл его слов до нее дошел. "Апостол" запаниковала и заторопилась, впрочем, найдя время, чтоб послать спутнику полный негодования взгляд.

— Нет! — спешно рявкнула она, верно истолковав зажегшееся на лице крестьянки выражение.

— Возьмите меня с собой!

— Кеане, голубя тебе на грудь, видишь, что натворил?! — девушка схватила свою сумку, не дожидаясь, когда расшевелится ее спутник, и зашагала к двери. — Какого салума ты ей сказал?!

Када кинулась за ней следом.

— Зеленого! — догнав, повисла на руке гостьи, цепляясь так, словно от этого зависела ее жизнь.

Ноги Риелей, к такому повороту не готовой, под объединенным весом курицы и новой знакомой подкосились, и она шлепнулась на пол.

— С больши-и-им хвостом! — договорила Када, не ослабляя хватки. — Обычного такого.

— Что?! — девушка, шипя от боли, в ярости ее оттолкнула. — Пусти и не прикасайся ко мне! Долбанутая!

Посидела, растирая ушибленное бедро и прожигая скромно пристроившуюся чуть в отдалении хозяйку взглядом, полным ненависти.

— Причем тут хвост?!

— Вы сами спросили: "Какого салума?", — шмыгнула носом крестьянка, неловко теребя косу. — Ну, я и описала...

— Дура! — рявкнула Риелей, поднимаясь на ноги. — Это был риторический вопрос!

— Какой? — не поняла девушка.

— К тому же, если уж на то пошло, — с видом собственного превосходства проговорила гостья, гордо откидывая волосы за плечи. — Салумы черные. И это даже детям известно!

— А батька всегда говорил, что зеленые, — насупила брови Када. — И у них большие когти, чтоб души рвать. И зубища огромные.

— Кому ты больше веришь: своему батьке или мне — близкой подруге Айрела Керрана?! — Риелей использовала запрещенный прием.

Убедившись, что поставила противницу перед неразрешимой дилеммой, довольно фыркнула.

— Ну вот и всё! — провозгласила она торжественно. — Они черные. Да. Когтища драть души, зубища их жрать и огромное брюхо имеются. Однако всё это черное! Кеане, подтверди.

— Я что, должен комментировать весь бред, что ты несешь? — осведомился мужчина, продолжая спокойно сидеть на своем стуле и меланхолично грызть яблочко.

Кот лениво умывался у его ног.

— Ой, не надо нам этот разговор продолжать, — спохватилась вдруг Када, не дав Риелей сказать всё, что она думала о своем спутнике. — Не к добру это. Беду накликаем.

— Да ладно тебе, — отмахнулась гостья. — Скажи еще, что ты в это веришь.

— Батька говорит, что салумы в самом деле существуют, — гнула свое крестьянка.

Она встала, подкралась к двери, слегка ее приоткрыла, осторожно выглянула наружу и опасливо огляделась.

— Просто бредни, чтоб детей пугать, — гордо вскинула голову Риелей. — "Будешь плохо себя вести — за тобой салум придет". Вот ты в своей жизни хоть одного видела? То-то и оно!

— А что ж вы тогда спорили, как они выглядят, раз не верите? — шепнула Када, закрыв дверь после того, как удостоверилась, что за ней никого не было.

— Дело принципа, — гостья решительно скрестила на груди руки. — В моей деревне всегда говорили, что они черные, как сажа, чтоб их в темноте не видно было.

— Зеленого тоже не больно-то впотьмах разглядишь, — обижено буркнула хозяйка.

— Кстати, вот тебе доказательство, что их не существует. Люди даже не могут прийти к однозначному выводу, что они собой представляют. Каждый придумывает, что хочет, — Риелей с вызовом уставилась на собеседницу, ожидая, что та на это скажет.

— Это потому, что все, кто их видел, исчезают без следа! — торжественно проговорила Када, делая страшные глаза.

— А откуда тогда вообще эти слухи взялись, раз свидетелей нет? — триумфально возвестила девушка, ожидавшая такого ответа.

Воцарившееся молчание нарушал лишь размеренный яблочный хруст.

Хозяйка несколько секунд обдумывала контраргумент, потом вспомнила, что это сейчас не главное, и вернулась к изначальной теме.

— Возьмите меня с собой!

Риелей сообразила, что упустила шикарную возможность сбежать, пока собеседница пребывала в растерянности, и раздраженно поморщилась.

— Давианой заклинаю! — Када таки бухнулась гостье в ноги, цепляясь за ее юбку и не пуская к выходу. — Она сама привела вас к моему дому! То знамение было, что у моего забора вы отдохнуть присели! Видать намек то мне. Словно говорит мне Владычица: "Встань, Када, Лута дочь, и борись за счастье свое! Не жди ты чуда, а сама за ним поезжай! В Табид! К возлюбленному единственному! Другого шанса уж не выпадет его повидать!"

Риелей паниковала и пыталась высвободиться, бросая на спутника исполненные отчаянной мольбы о помощи взгляды. Тот же демонстрировал поразительное непонимание невербальных знаков общения и не думал вмешиваться. Потянулся за третьим яблоком.

— Мы в Табид еще нескоро поедем, — выкручивалась девушка, беспомощно пятясь от распростертой перед ней крестьянки. — Сначала в Чел направляемся. Оттуда в Фаррин... Боюсь, к концерту-то и не успеем до места добраться. Кучу денег опять же на проезд угрохать придется: эти караванщики дерут, как оборзелые.

— У меня телега есть, — сообщила вдруг Када немного неуверенно. — И лошадка тоже. Вернее, не у меня, а у батьки с мамкой, но они сейчас в поле, потому можно взять, пока их нету.

Риелей, как раз собиравшаяся сказать что-то еще, замерла с открытым ртом, осмысливая новую информацию. Медленно его закрыла и посмотрела на девушку новыми глазами. Улыбнулась. Кеане прекратил жевать, глянул на спутницу и многозначительно покачал головой. Свое мнение, впрочем, предпочел не озвучивать.

— Прости, батька, дочку свою непутевую, — говорила Када уже через полчаса, кланяясь родному дому. — Уезжает она счастье свое искать. И ты меня, мамка, прости.

— Беспринципная, безответственная, расчетливая, продажная, — занудно перечислял Кеане, сидя на телеге и ожидая, когда новая знакомая закончит свой прощальный монолог и они тронутся в путь, — не брезгующая сломать жизнь наивной дурочке ради собственного удобства женщина. Я ничего не забыл?

Небрежно швырнул огрызок на дорогу.

— Между прочим, во мне есть куча и положительных качеств, — промямлила Риелей, неловко поелозив на своем месте.

Она сама чувствовала себя несколько не в своей тарелке из-за происходящего и безуспешно пыталась успокоить зудящую совесть мыслью, что семья Кады как-нибудь переживет внезапное исчезновение дочки, лошади и телеги. Записку родителям девушка оставила, так что, по крайней мере, те будут в курсе, куда именно всё это делось.

— Назови хотя бы парочку, — Кеане махнул на прощание сидящему на крылечке коту.

— Ну... э-э-э... я, к примеру... — Риелей задумалась.

Поняв, что ничего бесспорно хорошего о себе вспомнить не может, впала в депрессию.

— Иногда реально себя оцениваешь, — подсказал мужчина, убеждаясь, что ответа от собеседницы не дождется. — Это тоже неплохо.

4.

Лучи утреннего солнца, пронизывая облака, лениво ползли по крышам Обхарнайта, столицы Кендрии. Отражались от золоченых шаров, венчавших шпили святилищ Давианы, скользили по стеклам домов, игрались с флюгером, уже более ста лет украшавшим башенку гильдии бардов. Через два квартала от нее располагался непримечательный дом — по крайней мере, он ничем не выделялся среди прочих зданий, стоявших на одной из главных улиц города: богатая лепнина, кариатиды, поддерживающие головами балконы с кудрявыми коваными решетками, мраморные лестницы и пара суровых швейцар у входа. Прежде здесь располагался не то институт благородных девиц, не то публичный дом — что-то явно связанное с юными барышнями. Потом несколько десятилетий подряд строение передавалось из рук в руки, меняя обитателей и вывески, последние же лет тридцать-сорок парадную дверь здания украшала скромная бронзовая табличка. На ней было выбито единственное слово — "Мирла". Не раз праздно шатающиеся прохожие раздумывали, стоя у крыльца, что могло скрываться за этим названием. Придя к какой-нибудь догадке, они шли дальше, обычно быстро отвлекались на что-то еще и выбрасывали непонятное слово из головы. Большинство же горожан и гостей столицы проходили мимо здания и особо не глядели по сторонам, считая, что они и так слишком заняты для того, чтоб рассеивать своё драгоценное внимание на всякую ерунду.

Лаес Даген, всю жизнь принадлежавший ко второй группе, взбежал по ступеням крыльца, мимоходом кивнул швейцарам и повернул дверную ручку. Прошло несколько дней с тех пор, как он узнал о "Мирле".

Пирс Блэйз уже был на месте. Сидел за столом и равнодушно проглядывал какой-то документ.

— Курьер принес донесение от Тависа, — сообщил он вместо приветствия.

— Кто такой Тавис? — мужчина аккуратно положил свой кожаный портфель на угол столешницы и присел на краешек кресла, обычно занятого старшим коллегой.

— Наш служащий, — отозвался Пирс Блэйз, складывая письмо и заталкивая его обратно в конверт. — Сейчас расследует происшествие, связанное с окиммой графа Обриана.

— Один?

— Нет, — старик встал и жестом велел Лаесу освободить его любимое кресло и пересесть за стол. — С ним напарник. Из числа... оружейников.

— Кстати, я давно хотел спросить, — оживился мужчина, послушно меняясь с наставником местами. — Как делаются окиммы?

Пирс Блэйз немного напрягся.

— Знаешь, не я ведь занимаюсь их изготовлением, — проговорил он. — Все вопросы к оружейникам.

Лаес задумался, решая, насколько адекватным поступком для человека его возраста и положения будет пойти к незнакомым людям и донимать их глупыми вопросами просто из любопытства. На всякий случай уточнил.

— А они здесь же находятся?

— Нет. Они сотрудничают с "Мирлой", но, по сути, ее частью не являются. Если возникает необходимость в проведении расследования, присылают своего представителя. Тот какое-то время работает в паре с кем-то из наших, действует от имени службы и подчиняется нашему руководству. По окончании дела уходит. Весьма нелюдимые товарищи. И с самомнением у них всё в порядке.

— О, — Лаес Даген тут же пришел к выводу, что, пожалуй, пока поживет, не зная о процессе изготовления окимм.

В конце концов, точно так же он не разбирался еще в куче вещей — в ковке железа, к примеру, или ткачестве, что не мешало ему чувствовать себя вполне неплохо. Интересно, конечно, но можно и подождать — наверняка ведь со временем всё выяснится, так или иначе.

* * *

Тем временем в другой части страны простая крестьянская телега, скрипя и подпрыгивая на колдобинах, подъезжала к Фаррину. Крепкая лошадка с косматой, закрывающей глаза челкой лениво трусила по разбитой дороге, не ставя перед собой задачи сделать путешествие пассажиров комфортным. Впрочем, спавшей на соломе девушке тряска, грохот и шатание, казалось, совсем не мешали. Риелей почивала сном младенца, вольготно раскинувшись так, что больше никому толком места в телеге не хватало. Кеане пришлось всю ночь спать на облучке, кое-как пристроившись между стенкой телеги и локтем спутницы, постоянно вертевшейся и так и норовившей заехать ему в бок рукой или коленом. Када же, находившаяся во внутренней иерархии путников даже ниже лошади, ночевала где и как придется: на соломе ей места не было. Потому и она, и Кеане, понимая, что нормально выспаться у них всё равно не выйдет, вставали очень рано. Девушка, отчаянно зевая, правила конягой, мужчина же сидел в углу повозки, поджав ноги, и медитировал на пейзаж. Прошло три дня с тех пор, как крестьянка влилась в маленький коллектив.

— Гляньте-ка, а вон и городок какой-то, — окликнула Кеане Када.

Тот ответил лишь своим обычным, ничего не выражающим взором. Появление на горизонте населенного пункта, по его мнению, было фактом очевидным, в комментариях не нуждающимся.

— Подъем, — мужчина не очень вежливо похлопал спящую спутницу по щеке.

Та поморщилась, недовольно застонала и перевернулась на другой бок. Повозилась, устраиваясь удобней, и снова затихла. Кеане несколько секунд сидел молча и буравил взглядом затылок с застрявшими в волосах соломинками.

— О, — сказал он безо всякого выражения в голосе. — Смотрите, Айрел Керран.

— ГДЕ?!

Риелей, мгновенно просыпаясь, аж подскочила на месте и принялась дико озираться. Када сделала то же самое, при этом резко дернула за поводья, чуть не сворачивая лошади шею. Та захрапела, испугалась, рванула и едва не стащила телегу в кювет.

— Ай, молодец! — злилась девушка. — Вот умница! Да чтоб тебя...

— Салумы драли? — зевнул Кеане.

— Именно! — рыкнула Риелей, больно ударившаяся лбом о борт повозки во время лошадиных метаний. — Со своими шуточками чуть всех нас не угробил! Знаешь же, что она на это имя неадекватно реагирует, — кивнула в сторону Кады.

Та по-прежнему вертела головой по сторонам, красная, взмокшая и до сих пор не сориентировавшаяся в ситуации.

— Мы в Фаррин приехали, — сообщил мужчина.

— Спасибо, — кисло улыбнулась Риелей. — Я заметила.

Фаррин был последним крупным поселением по дороге в Табид и находился от него в четырех дня пути. Довольно грязный, весьма заурядный городишко. Узкие улицы, обшарпанные дома и сладковатый запах сырого мяса — на окраине города располагалась скотобойня. Путники быстро поняли, что на телеге им тут особо не разъездиться — не хватало еще застрять в каком-нибудь переулке. Остановились в пустынном и довольно просторном дворе. До выступления Айрела Керрана оставалась ровно неделя. Риелей сочла, что прибывать на место сильно загодя совсем не обязательно, потому можно было не торопиться.

— Я смотрю, ты решила зря времени не терять, — прокомментировал Кеане, когда она извлекла из сумки сильно мятое и немножко провонявшее жареной курицей лучшее платье.

Проводил взглядом мелькнувшие среди кучи тряпья яблоки.

Девушка гордо его проигнорировала и с достоинством удалилась переодеваться в ближайшую подворотню. Через пару минут вернулась уже переоблаченной и принялась с остервенением расчесываться.

— Как я выгляжу? — буркнула она, закрепляя в волосах бантик и убеждаясь, что челка скрывала синяк на лбу от чужих глаз.

— Ну-у-у... — протянул Кеане, скептически разглядывая ее со всех сторон. — Скажу честно, бывало и лучше.

— Очень хорошо! — захлебываясь восторгом, поведала Када. — Вы просто красавица! Глаз не оторвать!

Риелей кисло улыбнулась спутнику и благосклонно — спутнице. Откашлялась и выпрямила осанку.

— Значит так, — степенно проговорила она, напуская женственности и интеллигентности. — Я отправляюсь на прогулку. Убедительно прошу временно избавить меня от своего общества: хочу немного побыть одна. Надеюсь на ваше понимание и чуткость.

— Ого! — восхитилась Када. — Такая дама получилась! Как настоящая! Аж жуть!

Кеане ничего не сказал, но по его виду было понятно, что это даже к лучшему.

Риелей, изящно подхватив подол, прошествовала к выходу со двора.

— Эй, а что нам в это время делать? — крикнула ей вслед крестьянка.

— Придумай что-нибудь, — пропела девушка, более озабоченная плавностью походки, чем проблемами окружающих.

— Ой, ну я не знаю, — громко сетовала Када, расхаживая вдоль телеги. — Всё-таки зря я вышивку с собой не взяла. Или штопку какую-нибудь. У вас никакая одежка не прохудилась? А то я б починить могла.

Кеане отрицательно покачал головой. Лично он с удобством валялся на соломе и, судя по виду, лучшего занятия и не желал.

— А, может, тогда песню споем? — не унималась девушка. — "Ты предпочла мне дровосека" знаете? Вот мы с девками бывало соберемся вечером у пруда, да как грянем ее хором! Прям ух!

Риелей с легкой досадой остановилась. Не хватало еще, чтоб спутники опозорили ее в глазах местных жителей. Вряд ли бы нашлось много желающих взять в жены девушку, якшающуюся с вульгарным сбродом, во все горло распевающим похабные песенки при свете дня. Обернулась и хмуро глянула на Каду, безуспешно пытавшуюся уговорить мужчину ей подпеть. Задумалась.

— Иди и найди себе работу! — строго велела она. — Чтоб без денег вечером не возвращалась!

— Зачем? — удивилась крестьянка. — Нам же, вроде, сполна хватает.

— Эх, — девушка сложила руки на груди и приняла вид человека, ушедшего в давние счастливые воспоминания. — Помню, сидели мы как-то с Айрелом, болтали по душам. Он мне и говорит: "Риелей, хочешь, я скажу тебе, что для меня самое главное в женщине?" А я ему: "Да зачем?" А он: "Ты — самый близкий мне во всем мире человек, потому я хочу, чтоб ты знала" А я: "О-о-о, ну раз так, тогда слушаю". "Для меня главное, чтоб женщина была работящей", — сказал он мне тогда. "Скромной, послушной да хозяйственной. Только такую в жены возьму".

Риелей выразительно замолчала, глянула на замершую с выражением просветления на лице Каду, ласково улыбнулась и, довольная собой, вышла со двора.

Торговая улица была шумной и многолюдной. Здесь располагались маленькие магазинчики, лавки и мастерские. Над одной из последних висела вывеска "Орахамм". В ней делали сапоги. Однако по мнению Риелей, наблюдавшей за дверьми, а точнее за курившим возле них мужчиной, главным здесь было то, что фамилия владельца неплохо звучала с ее именем. Ненавязчивый опрос соседей выявил, что мастерская принадлежала именно курильщику, что был он холост и, в общем-то, терпим в общении. Это вполне компенсировало тот факт, что особой красотой и молодостью сапожник похвастать не мог. Девушка тяжело вздохнула и приосанилась. "Как же низко ты пала", — с тоской подумала она, собираясь с решимостью, чтоб идти на штурм этой хилой и, похоже, готовой сдаться без боя крепости.

— План "пожирать жертву взглядом из-за угла, пока она сама не падет к твоим ногам" переходит на новую стадию? — послышалось сбоку.

Риелей вздрогнула и обернулась.

— Я же просила за мной не ходить! — прошипела она, отступая от Кеане на шаг. — Так сложно раз в жизни подчиниться?!

— Мне было скучно, — сообщил мужчина без тени угрызения совести.

— А Када тебе на что? С ней бы поболтал!

Девушка сообразила, что крестьянка в это время почти наверняка совершала трудовой подвиг во имя любви. Кашлянула.

— Кстати, — проговорила она, заминая тему. — Я обратила внимание, что ты с ней практически не общаешься.

— Она мне не интересна, — нехотя сообщил Кеане, немного помолчав. — Глупая и наивная сельская девочка. Таких кругом полно.

— А я, значит, интересна? — Риелей была польщена.

Мужчина, чуть поколебавшись, кивнул.

— Ты тоже глупая и наивная, — он в очередной раз разбил ее иллюзии. — Но у тебя это проявляется куда любопытнее.

Девушка тут же помрачнела.

— Так, — велела она строго. — Отойди от меня и не мешайся под ногами.

Кеане, скрестив руки на груди, оценивающе рассматривал сапожника. Тот как раз с явным удовольствием чесался, не замечая, что уже некоторое время является объектом самого пристального наблюдения. Решимость Риелей его охмурять таяла с каждой секундой. Спутник повернулся к ней и принялся точно так же изучать ее, не обращая внимания на то, что собеседница под его взглядом краснела и нервничала. Затем равнодушно пожал плечами, отвернулся и отошел чуть в сторону.

— Кстати, — сказал он, останавливаясь и удобно приваливаясь плечом к стене дома. — Полагаю, ты не заметила, как в лавке мясника за тобой пытался ухаживать некий молодой человек.

Девушка замерла и пару раз растерянно хлопнула глазами. Да, она действительно заходила в этот магазинчик, чтоб разузнать о хозяине сапожной мастерской. Если подумать, там и впрямь, крутился какой-то мужчина, который ей даже о чем-то говорил... Ах, да! Хвалил погоду. Риелей, чьи мысли в тот момент были полностью заняты фамилией "Орахамм", что-то буркнула в ответ, чтоб отвязаться. На незнакомца она внимания не обращала, не вполне понимала, что он от нее хочет, и больше слушала ответы мясника, чем разглагольствования о том, как сегодня чудно светит солнце.

Кеане с интересом наблюдал за тем, как менялось выражение лица собеседницы. От недоумения к прозрению и отчаянию.

— Мне особенно понравилось, — безжалостно добил ее он, — как ты сказала, что у тебя еще куча дел в этой части города, когда он предложил тебя проводить.

На Риелей было жалко смотреть.

— Я думала, он по долгу службы, — потрясенно пробормотала она.

Ей помнилось, что мужчина упоминал, что является не то стражником, не то местным дружинником — что-то связанное с охраной безопасности мирных граждан. Если подумать, ухажер был вполне ничего.

— Он, случайно, не говорил, как его зовут? — слабо поинтересовалась девушка.

— Нет.

— А. Тогда ладно, — вздохнула Риелей, слегка восстанавливая душевное равновесие.

— Ты можешь вернуться и проверить, вдруг он всё еще там, — подсказал Кеане. — Или кто-то может знать, где его искать.

Собеседница, чуть подумав, отрицательно замотала головой.

— Почему?

— Я буду очень глупо выглядеть, — проговорила девушка, тоже прислоняясь к стене.

— Ты не прекращала глупо выглядеть с того момента, как я впервые тебя увидел, — "утешил" мужчина.

Риелей обиженно засопела, но ничего не сказала.

— Иди.

— Не пойду, — упрямо буркнула она, насупив брови.

Нервно скрестила руки на груди и приготовилась до последнего стоять на своем.

— Скажи, ты всегда вместо того, чтоб исправлять свои ошибки, пускаешь всё на самотек или делаешь вид, что так и нужно?

Риелей молчала, уйдя в глухую оборону. Кеане равнодушно пожал плечами и потерял к ней интерес. Девушка, не дождавшись воззваний к разуму и советов не глупить, немного расслабилась. Утешилась мыслью, что стоит думать не о прошлом, а о будущем, заставила себя выкинуть из головы неудавшегося ухажера и сконцентрировалась на сапожнике. Тут же поняла, что не готова с ним жить даже за звучную фамилию, и окончательно расстроилась.

Медленно отлипла от стены и поковыляла прочь от лавки, предаваясь мрачным думам о своей горькой женской доле. Кругом гуляли парочки, улыбаясь и держась за руки. В них хотелось, как минимум, плюнуть, а еще лучше — скинуть с ближайшего моста. Риелей уже давно поставила жирный крест на надеждах обрести счастье в любви и пыталась воспитать в себе циничное к ней отношение. Однако почему-то до сих пор ей нет-нет да хотелось разреветься из-за какой-нибудь ерунды и броситься в пучины уныния мысли "я никому не нужна". Сейчас был как раз такой случай. Шаг за шагом, следуя весьма спорной логике и переходя от умозаключения к умозаключению, она в который раз добралась до этого вывода, радостного, как могильная плита. Девушка, злясь на саму себя, остановилась и глубоко вздохнула. "Ну, правильно, давай теперь сопли развесим, — подумала она с раздражением, шмыгая носом. — Заняться-то больше нечем". Внушение как-то не сработало.

— Кеане, — не оборачиваясь, позвала она, не сомневаясь, что мужчина шел где-то позади. — Скажи, я что, совсем не красивая, да?

— Да не, ничо так, — ответил незнакомый голос.

Риелей вздрогнула и резко оглянулась. Возле угла дома, небрежно привалившись к стене, стояло трое незнакомцев. Судя по взглядам, манере себя держать и одеваться, они считали себя первыми парнями на деревне. Впрочем, вероятно, эту уверенность, кроме них самих, мало кто разделял — в противном случае оставалось лишь искренне посочувствовать всему женскому населению Фаррина. А вот спутника (о чудо!) поблизости не наблюдалось. Краем сознания девушка отметила, что умудрилась незаметно для себя забрести в райончик явно менее благоприятный, чем тот, где она гуляла ранее.

— Ну и плевать, — подумала Риелей, хмуро созерцая лучащиеся самоуверенностью лица троицы. — Как будто у тебя большой выбор, дорогуша.

Велела себя собраться, приосанилась и выдавила из себя улыбку.

— Хо-хо, — жеманно прикрыла ладошкой рот. — Вы, правда, так думаете?

"Эти, по крайней мере, сами в руки идут", — устало подумала она.

Какое-то время мужчины обсуждали внешность Риелей. Та в основном глупо хихикала, пытаясь скрыть смущение, да боролась с желанием влепить новым знакомым по пощечине и гордо удалиться. Голос разума твердил, что самым умным поступком будет поскорее свалить отсюда от греха подальше, однако девушка старалась к нему не прислушиваться. "Терпи, дура. Какая тебе уже разница?" — упрямо думала она, продолжая делать вид, что ей ужасно интересен разговор о ее филейных частях. Потом новые знакомые предложили куда-то пойти "углубить знакомство". Риелей милостиво согласилась, однако уже через несколько шагов вдруг пришла к выводу, что "углублять знакомство" с этими людьми ей совершенно не хочется.

— Ой, я совсем забыла, у меня же дела! Придется как-нибудь в другой раз. До свидания!

Попыталась ненавязчиво уйти. Не получилось — троица то ли оглохла, то ли талантливо глухоту изобразила, но словам и действиям девушки значения никто не придал. Разве что за плечи ее приобняли чуть крепче, продолжая куда-то вести, как ни в чем не бывало. Риелей испугалась. Принялась беспомощно оглядываться и спотыкаться на ходу, отчаянно пытаясь сообразить, что делать. Попробовала уцепиться за решетку на ближайшем окне и чуть не ободрала руку. Запаниковала.

— Идем, — раздалось позади.

Негромко, но уверенно. Все четверо обернулись.

Кеане стоял возле плесневелой кирпичной стены, спокойный и словно безразличный ко всему вокруг. Поза расслабленная, взгляд блуждающий, каштановые кудри выглядывают из-под небрежно надетой шапки, шитой будто наслаждающимся отсутствием вкуса подмастерьем, но почему-то крайне шедшей своему владельцу. Производить впечатление он умел, хоть и не отдавал себе в этом отчета. Риелей чуть ли не физически почувствовала исходящее от новых знакомых раздражение: "первые парни на деревне" смотрелись рядом с ее спутником убогими заморышами. Убедившись, что был замечен, мужчина сделал девушке знак следовать за ним и неторопливо развернулся, собираясь уходить.

— Ага, — счастливо пропела Риелей, готовая в этот момент идти за ним хоть на край света, боготворить, преклоняться и обожать до конца дней своих.

Рванула вперед, но не смогла сделать и пары шагов.

— А ты кто такой будешь? — недружелюбно поинтересовался один из троицы, грубо подтаскивая к себе девушку за локоть.

— Что-то не помню, чтоб тебя прежде видел, — с угрозой добавил второй, выходя вперед.

Третий промолчал, но очень выразительно сплюнул.

Кеане глянул на них так, словно впервые заметил.

Через несколько минут Риелей семенила за ним обратно к телеге, не сводя со спутника преданных влюбленных глаз. Где-то в грязном проулке стонали и корчились на земле трое местных жителей. Девушка никогда не думала, что Кеане умел драться, тем более — так хорошо. "Вообще, если поразмыслить, — пришло ей в голову, — с таким характером и отношением к окружающим, либо ты можешь постоять за себя, либо вечно ходишь битым".

Мужчина вел себя еще более замкнуто, чем обычно. На спутницу не смотрел, равнодушно шагая впереди и не заботясь, поспевала та за ним или нет. Риелей, уже привыкшая, что это он обычно ходит за ней, как пришитый, задумалась.

— Кеане, — осторожно позвала она. — Ты что, на меня сердишься?

— С какой стати? — помолчав, отозвался спаситель. — Мне даже интересно, где проходит предел твоей глупости. Бесценные данные для исследования.

Девушка ничего не сказала — и так видела, что была права. Мужчина явно сердился. Риелей могла пересчитать по пальцам одной руки все проявления ее спутником эмоций с момента знакомства, потому была несколько удивлена и растеряна осознанием этого факта. Какое-то время буравила щенячьими глазками маячащую впереди спину в бордовом кафтане с обтрепанным воротником из кошачьего меха.

— Ты за меня волновался, да? — спросила она, посомневавшись.

Кеане и ухом не повел. Решив, что молчание — знак согласия, девушка радостно зарделась. На сердце вдруг стало тепло и уютно. Незаметно поправила платье и пригладила волосы. Еще несколько минут шла молча, краснея и робко улыбаясь, скромно потупив взгляд. Как ни посмотри, а спутник определенно был подозрительно похож на мужчину мечты за вычетом одного маленького недостатка, который таки являлся весьма существенным. Риелей вздохнула с досадой. Ну почему жизнь так несправедлива? Обдумала мысль, что время, правильный подход и платье с глубоким декольте, возможно, смогут решить проблему, если действовать умело. Эту теорию определенно стоило опробовать на практике, а пока...

Девушка остановилась, собралась с духом и выпалила.

— Кеане, женись на мне, пожалуйста!

Мужчина тоже притормозил и обернулся. Восторга от этой перспективы на его лице что-то не наблюдалась.

— Фиктивный брак! — Риелей сжала кулаки и решительно насупила брови. — Проведем церемонию и разойдемся в разные стороны!

Спутник продолжал ее разглядывать, не говоря ни слова.

— Обещаю, что не буду тебя домогаться, — тут же мысленно добавила "поначалу". — Возьму твою фамилию и уйду из твоей жизни! — "недалеко и ненадолго".

Кеане явственно фыркнул, отвернулся и пошел дальше.

— Он что, издевается надо мной?! — со злостью подумала девушка, бросаясь за ним.

Обогнала и преградила собой дорогу.

— Тебе что, жалко?! — обиженно рыкнула, с вызовом скрещивая на груди руки.

Мужчина, не снижая скорости, обошел ее и зашагал дальше.

— Можешь считать, что да, — бросил он мимоходом.

— Вот жмот! — громко возмутилась Риелей, провожая его сердитым взглядом.

Поняв, что спутник, похоже, ждать ее был не намерен, девушка спохватилась и спешно побежала следом: как-то не хотелось ей больше бродить по незнакомым улицам в одиночестве.

* * *

Тавис Давиот потянулся и сладко зевнул. Размял шею и огляделся. Вокруг простирался лес, если можно было так выразиться: редкие деревца, преимущественно сосенки, торчали из каменистой почвы, покрытой прошлогодним игольником. Колючий кустарник, преобладавший в этом пейзаже, цеплялся за плащ и царапал сапоги. Мужчина тряхнул головой, сгоняя с себя сон. Он уже люто ненавидел беглого преступника: последние дни служащего представляли собой нудное шатание по необитаемым землям, сопровождаемое отсутствием каких-либо удобств и отвратительным питанием. Назвать это погоней, у него как-то язык не поворачивался. Опять же общество Барре Камрона...

Уполномоченный Давиот покосился на спутника. Что ж, одно несомненное достоинство у того все же имелось — он не был назойливым. Если б напарник, не затыкаясь, нес какую-нибудь бодрую чушь, всё было бы куда хуже. А так стоит себе спокойно, пса своего помойного на руках держит и молчит в тряпочку. Тишь да благодать.

Спереди послышался лай. Похоже, собаки что-то нашли.

Это были сильные крупные животные, не чета питомцу Барре Камрона. Короткая черная шерсть, мощные челюсти и полцентнера мышц. Агрессивность и привычка хватать всё, что движется, прилагаются. Породистые дорогие зверюги. "Мирла" держала их именно для таких случаев, когда нужно было кого-то искать, ловить и деморализовывать.

— Ну, что у вас тут?

На земле валялась туго набитая сумка. Тавис присел перед ней на корточки и одобрительно потрепал по голове сунувшуюся к нему в ожидании похвалы собаку. Будь на его месте чужак, ему пришлось бы учиться жить с одной рукой.

Мужчина, оглядев находку со стороны, осторожно потыкал ее пальцем. Убедившись, что та нападать на него не собиралась, уже решительней перевернул ее и открыл. Присвистнул.

— Похоже, наш дорогой друг его сиятельство Рамзи Обриан скоро воссоединиться со своим утраченным имуществом, — провозгласил он, демонстрируя стоящему рядом коллеге содержимое сумки.

Тот равнодушно скользнул взглядом по серебряному сервизу, по скромно поблескивающему рубинами фамильному ожерелью, по разбитой фарфоровой статуэтке, прихваченной вором впопыхах для кучи.

— Чувствую, крыша у нашего пациента уже тронулась с насиженного места, — бормотал Тавис, отталкивая плечом нагло лезшего мордой в сумку пса. — Выбрасывать такое богатство... Не мог же он его просто потерять.

* * *

В это время Шайн обкрадывал дом. Деревенька была мелкой, насчитывала не более двадцати дворов, изба, в которую залез разбойник, стояла чуть на отшибе и в этот момент пустовала. Беглец, загнанно озираясь, дрожащими от предвкушения руками спешно выскребал из найденного на печи котелка остатки каши. Жадно чавкал, заглатывая пищу, и хлюпал скисшим молоком из кринки, захлебываясь от нетерпения и проливая белую жидкость себе на грудь. Потом, постанывая от удовольствия, вгрызался в сырые картофельные клубни. Меньше всего в этот момент он думал о брошенной позади добыче. Мужчина был счастлив: похоже, чудища его пока не нашли, так что можно было немного отдохнуть.

Рана на плече чесалась, зудела и гноилась. Шайн уже не обращал на это внимания. Усталость, голод и постоянный страх были его верными спутниками, никогда не оставляли надолго. Они наполняли его жизнь так, что там не хватало места уже ничему другому. Разве что желанию от них избавиться. Теперь, когда разбойник насытился, его стало безжалостно валить в сон. Ноги подгибались, глаза закрывались, голова клонилась, а руки опускались. Изможденный организм не желал слушать протесты инстинктов, трезвонивших о том, что погоня следует попятам и ее появление здесь — вопрос времени. Причем, весьма краткого его промежутка. А еще где-то поблизости находился хозяин дома. Было бы верхом безумия оставаться здесь надолго, ведь если он вернется и застанет...

Шайн обессилено рухнул на лавку. Отключающееся сознание напоследок посоветовало хотя бы спрятаться, чтоб не валяться на виду. Мужчина послушно сполз на пол, из последних сил забился под скамью и вырубился.

Сколько прошло времени, он не знал. Сквозь сон пробивались звуки: кто-то бродил вокруг дома, царапал дверь, скребся в окна, хрипло дышал и шумно втягивал носом воздух. Шайн резко дернулся, заставляя себя открыть глаза, неуклюже вскочил, опрокидывая скамью. Врезался в стол. На пол посыпалась стоявшая там посуда. Мужчина, топча осколки, метался на месте, озирался и пытался сообразить, где он находится. Заметил, что больше был не один — к стене жался бледный крестьянин. Тот явно не был в восторге, застав у себя грязного оборванца с безумными глазами. Разбойник остановился и немного расслабился: просто человек. Проследив за перепуганным взглядом хозяина избы, беглец сфокусировался на сжимаемом в своей трясущейся руке кривом кинжале. Надо же. И не заметил, как активировал окимму.

Крестьянин нервно глянул на приоткрытую дверь, сглотнул и начал медленно к ней отходить, не выпуская Шайна из поля зрения. Вдруг тело его вздулось, а кожа принялась растягиваться и лопаться, выпуская стремительно разраставшуюся красную плоть. Глаз выпал и повис на какой-то сопле, когда лицо стало деформироваться и удлиняться. Рот расширялся, являя замершему от ужаса разбойнику ряды острых зубов.

Догнали. Нашли.

Беглец оскалился, закричал с отчаянной яростью, крепче сжал своё оружие и бросился на ненавистное существо. Пока не вылезло полностью. Пока само его не убило. Пока был шанс.

Хозяин дома успел выскочить на улицу прежде, чем кинжал вонзился в стену в том месте, где он только что стоял. Шайн, легко выдернув клинок из старой древесины, кинулся следом. Не уйдет тварь! Перемахнул через порог, миновал двор, калитку... Затормозил и, злобно рыча, стрельнул взглядом вправо-влево, определяя, куда делся преследуемый.

Вдруг окаменел от ужаса, вытаращив налитые кровью глаза. По бледной небритой щеке скатилась капля пота. Горло сжал спазм, не позволявший глубоко вдохнуть. Мужчина, беспомощно озираясь по сторонам, медленно отступил назад, выставив перед собой трясущийся в руке клинок. Что ж, стоило догадаться, что чудище было не одно.

— Эй, что за беда? — высунулась из окна соседской избы женская голова в платке. Кончики завязанного на лбу узла раздраженно дрогнули.

Шайн же видел щупальца, маленькие, но растущие, растущие, растущие, тянущиеся к нему, заполняющие весь оконный проем, жадно оплетающие дом...

Через улицу стояла еще пара чудищ, одно было совсем маленьким и хваталось за старшего сопливыми отростками. Кожа стекала с них подобно топленому воску, оголяя нечто бесформеное и студенистое. Появлялось всё больше и больше существ: кто-то выходил из дверей, кто-то появлялся из-за угла или выглядывал над забором...

Подлюга сделал еще пару шагов назад, мечась и не зная, на кого направлять свой кинжал — слишком богатый выбор. Его всего колотило, мужчина беспомощно переводил взгляд с одного врага на другого, потом на третьего, на четвертого... снова на первого.

— Не подходите! — срывающимся голосом заорал он, пятясь к краю деревни. — Всех перебью, салумьи выродки!

Женщины поспешно увели детей, часть зевак попряталась по домам. Кто-то остался с интересом наблюдать за вооруженным психопатом, благоразумно отгородившись от него либо забором, либо домом, либо каким-либо иным укрытием. Появился крупный суровый мужик с топором, явно не одобрявший поведения пришлого. Еще один прихватил увесистую палку.

При виде угрожающе движущихся в его сторону существ Шайн лишился последней выдержки, развернулся и со всех ног рванул прочь. По щекам разбойника текли слёзы.

— Мама, мамочка, — впервые за много лет билось в его мозгу. — Я не могу больше. Спаси меня, пожалуйста...

* * *

Вопреки опасениям Риелей, никто их оставленную без присмотра телегу не тронул, но она всё равно высказала Кеане за то, что тот следил за ней, а не за их имуществом. Кады, как она и предполагала, на месте не было. Не вернулась она и к вечеру.

— Где шляется? — ворчала девушка, с тревогой поглядывая на темнеющее небо.

Уже полчаса как она беспокойно бродила по двору, оборачиваясь на каждый звук, раздававшийся со стороны улицы, и нервно грызла губы. Мужчина был спокоен и расслаблен. Лежал на соломе, подложив руки под голову, и размеренно покачивал свисающей с борта телеги ногой.

— Мне казалось, что ты ее не переносишь, — заметил он.

— Ну, — Риелей тоже залезла на повозку и принялась рыться в своей сумке. — Не то чтоб "не переношу"... Презираю. И, в общем-то, считаю, что парочка бед и несчастий пошла бы ей только на пользу, прочистила бы мозги, показала, какова реальность, и всё такое. Но с другой стороны, ее особой вины в том нет, что ей вскружил голову этот засранец Айрел. В конце концов, умственные способности у всех разные, нельзя поставить девочке в вину то, что у нее с ними совсем туго. Она такой родилась, здесь нужно соболезновать и жалеть убогую. Кто должен понести наказание, так это мерзкий соблазнитель.

Девушка наконец нашла в куче тряпья завалявшееся яблочко и принялась им задумчиво хрустеть — в моменты беспокойства её всегда пробивало на жор.

Тут до Риелей дошло.

— Какую работу она могла найти на день в незнакомом городе? — прошептала она, бледнея. — Она же не... она же не...

Девушка беспомощно посмотрела на Кеане в надежде, что он опровергнет ее догадку. Заметила, что тот, похоже, ее вообще не слушал. По крайней мере, со стороны выглядел так, будто всё его внимание было посвящено надкушенному яблоку в ее ладони. Риелей какое-то время сидела молча, ожидая, что собеседник хоть что-нибудь скажет. Потом, наблюдая за его реакцией, отвела руку с фруктом далеко в сторону. Потом в другую. Подняла вверх. Взгляд спутника неотрывно следовал за ним.

— Эй! — недовольно окликнула девушка, пряча яблоко за спину.

Мужчина слегка вздрогнул, возвращаясь в реальность, и сконцентрировался на собеседнице.

Убедившись, что к ней проявили интерес, Риелей на глазах у спутника демонстративно уничтожила конкурента за внимание и небрежно швырнула огрызок в сторону.

— Вот, — провозгласила она, отряхивая руки. — Теперь, когда ничто тебя не отвлекает, вернемся к Каде.

Кеане посмотрел ей в глаза, потом отвернулся и сделал вид, что заснул.

— Он что, обиделся? — опешила Риелей, глядя на излучающую мировую скорбь спину. — Эй, — позвала она. — Ты чего? С тобой, между прочим, дама разговаривает!

Мужчина не отреагировал. Девушка немного растерялась: за время знакомства она неоднократно пыталась вывести его из себя, регулярно говорила гадости, за которые иной бы уже давно ей врезал, а этому всё было хоть бы хны. Кто ж знал, что из-за такой ерунды... "Как ребенок, в самом деле", — с удивлением подумала Риелей. Посидев пару секунд в раздумьях, снова зашуршала вещами.

Через минуту в поле зрения Кеане появилось еще одно яблоко, чуть подгнившее и с мятым бочком. Оно висело в воздухе прямо перед его лицом, удерживаемое за ножку двумя тонкими пальцами.

— Извини, другого нету, — послышался у него над ухом голос спутницы. — Это последнее. Если хочешь, завтра еще кулек купим.

Полежав некоторое время неподвижно, мужчина зашевелился, перекатился на спину и уставился на пристроившуюся рядом собеседницу, выискивая на ее лице признаки наличия у нее коварного плана или желания сделать гадость. Видимо, не найдя, таки принял подношение.

— А если б ты на мне женился, — негромко проговорила Риелей, отстраненно наблюдая за тем, как спутник осторожно обкусывает фрукт вокруг испорченного участка, — мы б яблоневый сад могли завести. Целая роща деревьев, от корня до макушки увешанных спелыми сочными яблочками. М?

Кеане замер с набитым ртом, мучительно обдумывая данную перспективу. Похоже, было искушение согласиться. Впрочем, он его быстро поборол и вернулся к своему занятию с таким видом, будто от него и не отвлекался. Риелей была слегка разочарована, хоть и не надеялась, что жертва падет в ее сети так просто. Вдруг вспомнила о позабытой Каде. Вновь закусила губу и обернулась к выходу со двора, проверяя, не идет ли девушка.

Не идет.

— Ты всегда сначала что-то делаешь, — проговорил Кеане, заметив это. — Потом задумываешься, а правильно ли ты поступила, бросаешь начатое на середине, и принимаешься мельтешить, не зная, как быть дальше. Если б поменяла первые две стадии местами, третья бы не потребовалась.

— Может быть, стоит сходить ее поискать? — Риелей притворилась, что ничего не слышала.

Мужчина вздохнул с видом великомученика.

— И где ты ее искать хочешь? — осведомился он, выбрасывая огрызок. — Будешь прочесывать город, который сама, между прочим, совершенно не знаешь? Ночью? Одна? Потому что лично я никуда идти не собираюсь. Жди, скоро вернется.

— Правильно, — окрысилась спутница. — Пусть прекрасная хрупкая девушка рискует собой, пытаясь спасти свою непутёвую товарку! Тебя всё это не волнует! Конечно! Пусть всякие подонки, привлеченные ее красотой...

— Не устаю поражаться, как здорово тебе удается совмещать веру в собственное величие и ничтожность, — зевнул Кеане. — Интересно, что из тебя получится?.. — добавил он задумчиво.

Погрузился в свои мысли. Девушка, немного выбитая последней фразой из колеи, принялась спешно придумывать себе блистательное, но в целом правдоподобное будущее. Чтоб собеседник посрамлено захлопнул рот, услышав о славе и богатстве, что ждут ее впереди, чтоб...

— Ну. Я же говорил, — сказал вдруг тот, мельком глянув в сторону.

Риелей сбилась с мысли и обернулась. По двору, пошатываясь, плелась Када. Усталая, растрепанная, изможденная.

— Где ты была?! — гневно воскликнула девушка, вскакивая на ноги. — Смотри мне в глаза, когда отвечать будешь!

— Ну, правильно, — уныло бурчал Кеане. — Давай всех в округе разбудим.

Крестьянка тем временем добралась до телеги, кое-как на нее залезла и без сил рухнула на солому. Глубоко вздохнула.

— Али забыла ты заветы Давианы Владычицы, что скромность свою дева должна беречь и целомудрие?! — с надрывом вопросила Риелей, обличительно тыча в спутницу пальцем.

Жрец в ее деревне обожал затрагивать эту тему в проповедях, мог развивать ее долго и подробно, брызжа слюной и страстно вознося руки к небу. Теперь многократно слышанные в детстве фразы сами рождались в ее голове.

— Вот. Я заработала, — Када, с трудом ворочаясь, пошарила в кармане и извлекла целую пригоршню монет.

— Грехом добытые блага несчастья принесут лишь!.. Сколько там у тебя? — девушка, плюнув на нравоучения, присела на корточки и сосредоточенно поворошила пальцем медные кругляши в ладони спутницы. — Как-то не жирно, — вынесла свой вердикт с нескрываемым разочарованием.

— Я старалась. В пяти домах полы помыла, дрова у одного деда порубила, помогла тюки перенести, воды натаскала... — крестьянка нахмурилась, вспоминая, что еще она сделала за день. — Суп сварила вкусный. Но все люди небогатые попадались, много заплатить не могли, а я...

Риелей вздохнула с облегчением, хоть и почувствовала себя обманутой в ожиданиях.

— Ладно. Спи, — велела она, проворно выгребая монеты из ослабшей ладони под неодобрительным взглядом Кеане.

— Теперь Айрел...меня... — лепетала Када, проваливаясь в сон.

— Да-да, — грубо отозвалась девушка. — Непременно возьмет в жены. Поздравляю, я очень за тебя рада.

Крестьянка, счастливо улыбаясь, вырубилась.

— Ай-яй-яй, — покачал головой мужчина, наблюдая за тем, как Риелей прятала деньги в свои вещи. — Доверчивая девочка старалась, пахала, как лошадь, а ты...

— Что такого? — огрызнулась собеседница. — Я ж их не ворую, а кладу в надежное место. Она их потеряет или потратит на какую-нибудь ерунду, а у меня они в безопасности. И вообще, подвинься, а то мне места нет.

— А зачем оно тебе? — невинно осведомился спутник, продолжая вольготно валяться.

— Что-то ты больно разговорчивый сегодня, — раздраженно буркнула собеседница, изо всех сил толкая Кеане в бок, пытаясь переместить его ближе к бортику. — Не замечала за тобой такого прежде. Скажи еще, что через день-два станешь общительным душкой-лапочкой. Вот уж посмеюсь.

Плюхнулась на с трудом отбитое место, досадуя на тесноту и маленький размер телеги, потянулась, вздохнула и сделала вид, что заснула, прежде чем спутник успел сказать что-нибудь в ответ. Некоторое время втихаря наблюдала за ним из-под прикрытого века. Тот неподвижно лежал на боку спиной к ней и ничего говорить, похоже, не собирался. Немного разочарованная, девушка вскоре и впрямь задремала. Мужчина же еще долго бодрствовал, хмурил брови и бесцельно таращился в темноту, о чем-то думая. Мысль ему явно не нравилась.

* * *

В это же время, но уже в другом месте — корчме "Три сосенки" — ужинал некий молодой человек. Был он весел, улыбчив и разговорчив. Много смеялся и кокетничал с девушками-разносчицами. Из-за приоткрытой двери кухни за ним с опаской наблюдали две пары глаз.

— Ты уверена? — недоверчиво спросила повариха у своей помощницы, глядя, с каким удовольствием посетитель поглощал блюдо.

— Говорю же, — виновато шепнула девушка. — Смахнула нечаянно солонку рукавом в тарелку, она раскрылась и просыпалась. Ну, думаю, на выброс теперь, склянку-то из рагу выковыряла и пошла мыть. Возвращаюсь, а Ома-то по незнанию блюдо уже унесла да подала!

— Кулёма! — буркнула женщина. — Разгильдяйская твоя натура! Вот узнает хозяин, что ты посетителей травишь... Эй, Ома! Ома, глухая тетеря, иди сюда, говорю!

Проходившая возле двери разносчица вздрогнула, недоуменно повертела головой по сторонам, ища, кто ее звал, потом заметила подманивающую ее жестами повариху.

— Что, тётя Сайге? — спросила она, приближаясь.

Уже спустя пару минут девушка, сильно нервничая, шла к столику, за которым сидел веселый молодой человек. Хозяин корчмы уделял очень пристальное внимание тому, чтобы его посетители всегда были всем довольны, не прощал прислуге ни малейшей халатности, устраивал выволочки за любую провинность, а за горсть соли в тарелке уволил бы вообще без разговоров.

— Ммм... — разносчица, неловко топчась на месте, не знала, как начать разговор.

— А! Милая девушка! — узнал ее мужчина, радостно улыбаясь.

Ома, приободренная тем, что на нее не стали кричать и, кажется, зла не держали, перешла сразу к делу

— Давайте, мы заменим вам порцию, — предложила она осторожно.

Посетитель пару секунд смотрел на нее с недоумением

— Не стоит, — ответил он, забавно склоняя голову набок. — Спасибо, но я не настолько голоден, чтоб съесть две тарелки. К тому же, пока рано забирать посуду, — указал на едва начатый ужин.

— Да нет же, — разносчица с легкой паникой наблюдала за тем, как мужчина сунул в рот полную ложку рагу и принялся жевать с нескрываемым удовольствием. — Не вдобавок к этой, а вместо нее...

Посетитель замер с набитым ртом, глядя на девушку со смесью беспомощности и удивления.

— Что-то не так? — спросил он, проглотив пищу.

— Нет, ну что вы! — поспешно замахала рукой Ома. — Ладно, приятного аппетита... Я пойду, — неловко указала пальцем на дверь кухни.

— Спасибо, — мужчина вздохнул с облегчением. — Кстати, очень вкусно! — тут же расплылся в доброй и открытой улыбке.

Разносчица тоже улыбнулась, хоть и кривовато, и отошла к притаившимся поварихам

— Ему так нравится, — доложила она, тоже заходя в смежную комнатку и поглядывая на посетителя сквозь приоткрытую дверь.

— Ну и салум тогда с ним, — успокоилась Сайге, тут же теряя к мужчине всякий интерес и возвращаясь к стряпне.

Через полчаса гость со странным вкусом доел, с чувством выполненного долга отодвинул от себя тарелку и огляделся, выискивая Ому. Нашел.

— Милая девушка, — обратился он к ней, хватая за локоть, когда разносчица проходила мимо него.

От неожиданности та ойкнула и выронила поднос, груженый полными кружками и мисками. "Хрясь", "бдыщь", "дзынь", "чпок", "безрукая, ты меня супом облила!", "кто заплатит мне за новые брюки?!", "бардак!".

— Скажи, — как ни в чем не бывало обратился улыбчивый посетитель к смертельно побледневшей, испуганной и растерянной Оме. — Как проехать в Табид?

Та, не обращая на него внимания, шлёпнулась на колени и принялась спешно сгребать с пола на поднос жирное месиво из продуктов питания и битого стекла. Она была в панике.

— Это безобразие! — возмущалась баба в заляпанном супом платье. — Вы поглядите на нее! Вместо того чтоб помочь мне отчиститься, она своими делами занимается! Нахалка! Убери от меня свое полотенце! Сначала руки вымой! Я сказала, не трогай меня своими грязными руками!

— Извините! — еле слышно бормотала девушка, беспомощно оглядываясь и не зная, что делать.

— И всё-таки? — мужчина вновь возник в ее поля зрения, всё так же приветливо улыбаясь. — Мне нужно попасть в Табид, а я там, честно говоря, никогда прежде не был. Да и в вашем городе тоже впервые.

— Я же в семье единственная кормилица, — шептала Ома, бессильно плача и кусая губы. — Мне нельзя терять работу...

— Ладно, если ты не знаешь, у кого-нибудь другого спрошу, — с легкой досадой проговорил посетитель, теряя к девушке интерес. — Пока-пока.

Небрежно помахал ей рукой на прощание и, бросив на стол пару монеток в уплату за еду, пошел к выходу, по пути задавая свой вопрос другим посетителям.

* * *

Первые лучи солнца равнодушно скользнули по бронзовому лику Гальтена Пройнакса — героя, в стародавние времена командовавшего обороной Табида. Он стоял на невысоком холме, прозванном в народе Гальтеновым, сурово вперив застывший взгляд в горизонт, сжимая в одной руке знамя, а в другой меч. Памятник уже лет двести как встречал всех желающих попасть в охраняемый им город, "За мной Табид" гласила выбитая на постаменте надпись, что полностью соответствовало действительности: городские стены начинались как раз у статуи за спиной.

На высоком пьедестале сидел молодой человек, похоже, не испытывавший особого трепета в отношении прославленного мужа былых дней. Поза, расслабленная и небрежная, выдавала уверенного в себе человека. Привалившись спиной к огромному бронзовому сапогу, парень, изредка позевывая, глядел вниз — с памятника открывался прекрасный вид на всю округу. Бежевой змейкой тянулась дорога. Чуть дальше она расщеплялась на несколько путей, ведших из Табида во все части Кендрии. Левее протекала одна из речушек, снабжавших город водой. Впрочем, парня интересовала другая часть пейзажа — поле, где проходили все крупные и значимые городские мероприятия. В том числе выступления бардов. Мужчина наблюдал свысока за тем, как суетились люди, возводили сцену, устанавливали в расположенных позади нее домиках ларцевещатели последней модели, доставленные из Обхарнайта лишь прошлым вечером, проверяли, работают ли усилители звука.

— Эй, — послышалось с земли.

Парень нехотя оторвался от созерцания картины всеобщей занятости и посмотрел вниз.

— Только не говори, что сегодня не ложился спать, — брюзжал новоприбывший, вынужденный задирать голову, чтоб видеть собеседника.

— Отосплюсь, когда всё закончится, — буркнул тот, снова переключая внимание на суету на поле.

— Айрел, ты же знаешь, у меня всё под контролем. И вообще, слезь с этой верхотуры — не хватало еще, чтоб ты сверзился и сломал себе шею перед самым выступлением!

Молодой человек предостережение проигнорировал, что советчика вовсе не удивило. Он уже давно заметил, что его подопечный на высоте чувствовал себя спокойней, чем внизу. Там, по крайней мере, у него было больше шансов побыть в покое и одиночестве — жизнь популярного музыканта под завязку набита людьми, которые либо радостно визжат и бросаются ему на шею, либо завидуют и стараются навредить любым способом, либо же просто находятся рядом, выполняя свою часть работы. К последней категории относился и человек, неодобрительно глядевший на засевшего в ногах у бронзового героя парня. Если б гильдия бардов состояла из одних лишь певцов и музыкантов, она никогда б не смогла добиться того положения, что имела. Администраторов, способных организовать, добыть, устроить что угодно в кратчайшие сроки и при минимуме затрат, там было не намного меньше. Каждый исполнитель, который хотел чего-то достичь, работал в паре с одним из них — мало кому удавалось совмещать творческую одаренность со способностью эффективно решать бытовые вопросы.

Айрел тяжело вздохнул и свесил голову.

— Я волнуюсь, — признался он.

— Знаю, — собеседник привалился плечом к постаменту и, скрестив ноги, равнодушно глянул на поле. — Поэтому и советую тебе идти поспать. В конце концов, твоя работа — петь. Моя — следить за тем, чтоб ничто не мешало тебе это делать. Я же не лезу вместо тебя на сцену, вот и ты не суйся за ее пределы.

— Рион, если что-то пойдет не так...

— Не "если", а "обязательно", — с готовностью "успокоил" мужчина. — Какая-нибудь гадость непременно произойдет, даже не сомневайся. Однако я с ней как-нибудь разберусь, в этом ты тоже можешь быть уверен.

— Ты нашел охрану для ларцевещателей? — бард облокотился о собственное колено и, уткнувшись лбом в ладонь, закрыл глаза.

— Нашел, разумеется! — с легким раздражением отозвался администратор: его всегда задевало, когда кто-то ставил под сомнение его профессионализм. — Крепкие суровые ребята. Надежные. За них поручился глава табидского отделения гильдии, так что, полагаю, неприятностей можно не опасаться.

Айрел сказанное комментировать не стал, хоть и очень хотел. Он слишком хорошо помнил случай, когда один из ларцевещателей вышел из строя прямо во время выступления, потому что одного из охранников подкупили конкуренты. И никакое поручительство не спасет, если ларцы вдруг раньше времени перестанут передавать звук. По какой причине это произойдет — никого волновать не будет.

Гильдия, оберегавшая бардов от нападок извне, блюдущая их интересы и оказывающая всяческую поддержку, не делала ровным счетом ничего для защиты музыкантов от им подобных. Она никогда не вмешивалась в трения, возникшие между ее членами, закрывала глаза на неприкрытую вражду и сопутствующую ей неразборчивость в средствах. "Выживает сильнейший" было ее неофициальным девизом. Айрел втайне гордился тем, что смог достичь своего уровня, никого не покалечив и не убив. Даже не испортив чьего-либо инструмента. И не загнав на выступление конкурента стада коров.

О да... Ему как-то пришлось петь, аккомпанируя себе постукиванием по разным предметам, потому что за пятнадцать минут до начала концерта выяснилось, что его лютня разбита, а замены ей нет. И ничего. Спел. Хлопал, топал, колотил палкой по бутылкам и горшкам. Публике даже понравилось. А внезапный выход на сцену бурёнки удалось весьма неплохо обыграть в песне. Хорошо, что она тогда не скинула барда со своей спины и даже смиренно прокатила его перед зрителями. И снова шквал аплодисментов, едва не заглушаемый зубовным скрежетом недоброжелателей. Причем, что из этого больше услаждало слух — не известно.

— Ладно, Табид, — решил Айрел, спускаясь с памятника. — Посмотрим, кто кого.

5.

День выступления Айрела Керрана выдался солнечным и безоблачным. Похоже, дождя можно было не опасаться, однако организаторы не спешили сбрасывать его со счетов. На случай резкой смены погоды были заготовлены тенты: часть спрятали возле сцены, чтоб быстро укрыть барда и его музыкантов, часть предназначалась для усилителей звука, еще некоторые натянули на крыши домиков, защищающих ларцевещатели. Заботиться о зрителях никто не собирался — промокнут, так промокнут. Все приготовления были завершены. Оставалось лишь следить за тем, чтоб никто ничего не испортил.

Та, что была решительнее многих настроена максимально испоганить Айрелу Керрану вечер, сидела на Гальтенском холме, привалившись к постаменту памятника, и созерцала окрестности, не догадываясь, кто еще любил предаваться здесь тому же самому. Риелей, как и ее недруга, интересовали не дорога, не речка и не раскинувшиеся на ее берегах заросли ракитника.

Сцена. Она была высокой и самой большой из всех, что девушке приходилось видеть. По ее углам располагались усилители звука — еще одно изобретение гильдии бардов, позволяющее продавать билеты на выступления в разы большему числу зрителей: желающих не только видеть, но и слышать любимого исполнителя было на удивление много. Позади стояло два весьма хлипких деревянных домика — там находились ларцевещатели, устройства передающие звук с выступления во все ларцы, настроенные на это время и место.

— Видишь дверь в основании сцены? — проговорила Риелей, обращаясь к сидящему рядом спутнику. — Там помещения для артистов. Комнатка музыкантов, хранилище инструментов, гримерка барда... Было бы здорово туда прорваться, но там уже столько охраны, что муха незамеченной не пролетит. Во время концерта будет даже хуже.

Мужчина неторопливо выбрал из стоящего у него на коленях бумажного пакета яблочко поаппетитней. Как обычно, их со спутницей разговор сводился в основном к ее монологу.

— Эх, а ведь там столько всего можно было бы сделать, — горько вздохнула Риелей, мысленно маша на прощание некоторым крайне привлекательным идеям мести.

Не глядя, потянулась к пакету. Кеане, проследив за ее рукой, спешно убрал его в сторону. Не нащупав ничего, кроме воздуха, девушка удивленно обернулась. Недоуменно моргнув при виде открывшейся картины, предприняла еще одну попытку разжиться яблочком. Спутник аж отодвинулся и заслонил кулек собой.

— Ты из какого голодного края сбежал? — Риелей пребывала в легком шоке.

Мужчина ничего не ответил, сел нормально, вернул пакет себе на колени, очень выразительно накрыв его рукой.

— По-тря-сающе! — провозгласила девушка, временно забывая о сцене и сегодняшнем мероприятии. — Я, конечно, уже поняла, что ты жадина, но, честно говоря, и не предполагала насколько! У тебя эти яблоки скоро из ушей полезут, а тебе одного крошечного для лучшей подруги жалко. Взрослый мужчина, а ведешь себя, как избалованный ребенок. Тебе в детстве не говорили, что это некрасиво?

Кеане эта речь оставила глубоко равнодушным. Риелей, поняв, что он не собирался на нее никак реагировать, разочарованно вздохнула и сдалась.

— Прежде я не замечала за тобой такой к ним любви, — заметила она, снова концентрируясь на том, что происходило внизу на поле.

Убедившись, что на его собственность, похоже, больше никто не посягал, мужчина расслабился и снова размеренно захрустел фруктами.

— Просто, когда я рос, — ответил он, меланхолично глядя вдаль, — мы их почему-то совсем не покупали. Так что я даже не помнил, каковы они на вкус, пока снова не попробовал.

Кеане швырнул огрызок в сторону и снова деловито зашуршал пакетом.

— Ага, тяжелое детство... Голодное, босоногое и безрадостное, — Риелей попыталась подыскать какую-нибудь удачную саркастичную фразу.

Как назло ничего толкового в голову не шло. Решила не терять времени напрасно и вернулась к основному занятию.

— Итак, что мы имеем? — подвела она итог трехдневным наблюдениям. — Инструменты заперты в местном отделении гильдии. Попасть мы туда не сможем...

— Ты, — поправил ее Кеане.

— А ты сможешь? — возрадовалась девушка.

— А я и пытаться не буду. Это не мое дело.

Риелей досадливо цокнула языком.

— Ну и как угодно, — с легкой обидой сообщила она. — Не больно-то и надеялась на твою помощь. Сама справлюсь.

Отвернулась. Некоторое время сидела молча, глубоко задумавшись.

— О, — отстраненно сообщила она. — Придумала.

* * *

Када стояла под окнами табидского отделения гильдии бардов. Уставшая, голодная, но счастливая. Она здесь спала, ела и обитала уже три дня, отлучаясь с поста лишь в крайних случаях. За это время Айрел выглядывал из окошка дважды. У здания толпилось полно восторженных девчонок, принимавшихся визжать и прыгать при виде него, но крестьянка чувствовала, что именно ее он искал взглядом среди всех этих чуждых лиц. Она даже не подвергала эту мысль сомнению. Конечно же, они созданы друг для друга. Бард пока об этом не знал, однако не мог не чувствовать, что его судьба уже рядом. Потому и смотрел тревожно из окна, вглядывался с тоской в прохожих. Када улыбалась, посматривая на окружавших ее девиц со смесью жалости и снисхождения.

С утра она занималась очень важным вопросом — планировала свадьбу. Платье могла пошить тетка Палба, быстро и дешево. Если ей немного доплатить, то она и бусины прикрепит на воротник. Девушка прикинула, во что встанет стол, сколько надо будет потратить на цветы и прочие мелочи. Пришла к выводу, что просто необходимо купить новые занавески — не приводить же молодого мужа в дом, где на окнах висит какое-то непотребство!

— Ужас, — Айрел задернул шторку, чтоб не видеть собравшуюся под окнами толпу. — Слабо себе представляю, как отсюда до сцены доберусь. Они ж меня на куски разорвут, если я на улицу выйду.

— Так это ж хорошо, — отозвался Рион, зашедший проведать подопечного и уже собравшийся бежать дальше по делам.

Бард насмешливо фыркнул.

— Я тебе что, настолько надоел? — поинтересовался он, садясь на кровать.

— Многие твои конкуренты и мечтать не смеют о такой популярности, а ты привередничаешь, — администратор подошел к окну и, чуть отодвинув занавеску, выглянул на улицу. — Интересно, а у черного входа такая же толпа стоит?

— Если не больше, — буркнул Айрел, откидываясь на постель.

Новые сапоги, заказанные специально для этого выступления, жали и пахли свежевыделанной кожей. Парадный костюм: черный кафтан с красным подкладом, черные же брюки и шелковая рубашка цвета крови — висел на спинке стула, отглаженный и ждущий своего часа. Его пошив влетел в копеечку: работал один из лучших портных Обхарнайта. Бард легко мог себе представить, во что он превратится в случае близкого знакомства с толпой почитателей, благо подобный опыт уже имелся. Обидно вывалить столько денег за тряпки, если в итоге придется выступать в истерзанных лохмотьях без единой пуговицы. У мужчины и так хватало поводов для нервотрепки.

— А если их как-то отвлечь, а тебя вывезти прямо сейчас? — предложил Рион. — Посидишь пока в гримерке. Все ожидают, что ты туда отправишься куда позже, потому могут проглядеть твой отъезд.

Айрел задумался. В принципе, это могло быть неплохой идеей. Обычно выступающих в Табиде довозили до сцены в закрытой карете, так что можно было практически не опасаться за собственную безопасность. Однако весьма часто она добиралась до места с сильным опозданием, потому что прорваться сквозь толпу оголтелых поклонников так, чтоб никого не затоптать и не покалечить, было непросто. Народная любовь барду нравилась, придавала ему сил и окрыляла. В начале карьеры он упивался ей, любил действовать на публику и ходить после выступления по улицам, надеясь, что его кто-нибудь узнает. Со временем же ко всему этому привык, а навязчивое внимание с почитанием стали немного раздражать и утомлять. Сегодня был как раз такой день, когда хотелось обойтись без лишних сложностей.

Риелей, совершенно случайно убедившая Каду в неизбежности ее брака с Айрелом Керраном, быстро поняла, что натворила. Посмотрев на результат своих необдуманных слов, почувствовала себя крайне неуютно и постаралась свести контакты со спутницей к минимуму. То, что изначально вызывало раздражение, презрение и жалость, теперь пугало. Поэтому по приезде в Табид она была только рада, когда крестьянка от них отделилась и занялась осадой представительства гильдии.

Девушка пряталась за домом, осторожно выглядывая из-за угла, и хмуро изучала толпу у здания. На голове ее красовалась отобранная у спутника и натянутая до самых глаз шапка: Риелей боялась быть узнанной.

— Ну и? — поинтересовался мужчина. — Ты скоро?

Лично он стоял на виду, не считая необходимым скрываться, и, по мнению спутницы, привлекал к ее укрытию ненужное внимание самим фактом своего присутствия.

— Не торопи, — нервно огрызнулась она. — Я настраиваюсь на нужный лад.

— Ты уже минут десять этим занимаешься. Особых результатов я как-то не заметил, — поделился Кеане, от скуки переступая с ноги на ногу и удобнее ухватывая свой изрядно полегчавший пакет.

— Не нравится — вали отсюда. Никто тебя не держит.

— Ага, — равнодушно отозвался мужчина, от нечего делать скользя по толпе взглядом.

Вдруг он замер. Нахмурился.

— Что там? — поинтересовалась Риелей, замечая перемену в настроении спутника.

— Знакомого увидел, — Кеане ответил не сразу.

Девушка попыталась проследить за его взором, но так и не поняла, на ком именно тот фокусировался.

— Какой-нибудь друг детства? — спросила она, тщетно рассматривая лица, затылки и профили.

— Тот факт, что мы росли и воспитывались вместе, еще не делает нас друзьями, — мужчина отвернулся и прошествовал к ней за угол.

Кем бы ни был этот таинственный знакомый, здороваться с ним Кеане явно не планировал.

— Прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, — Риелей решила, что вряд ли недруг спутника представлял собой что-то интересное, и вернулась к прерванному делу. — Ладно, я пошла.

Чуть поколебавшись, решительно натянула шапку еще ниже и, покинув укрытие, двинулась в сторону сборища поклонниц некоего барда. Чувствовала она себя при этом героическим разведчиком, пробирающимся в тыл врага и рискующим в любой момент быть истыканным стрелами или загрызенным сторожевыми собаками.

Кады здесь не было — она дежурила с противоположной стороны здания. Высокий каменный забор да крепкие ворота — смотреть особо не на что, в отличие от фасада, где, если повезет, можно увидеть известных исполнителей, выглядывающими в окна или выходящими на балкон и машущими руками преданным поклонникам. Однако именно отсюда выезжал экипаж, везущий бардов к сцене. Толпа была вялой и пока не особо многочисленной. Появления Айрела Керрана ожидали не ранее, чем часа через три, поэтому тут находились лишь те, кто боялся, что не сможет пробиться к карете, если придет ко времени. Риелей без проблем протиснулась в первые ряды и огляделась.

План мести N 1: проломить бок повозки и бросить внутрь что-нибудь мерзкое. В толпе будет сложно разобраться, кто это сделал: все вопят, напирают, по сторонам не смотрят — девушка рассчитывала суметь скрыться. Очень хотелось взглянуть на экипаж, чтоб понять, осуществим ли план в принципе — тот мог оказаться куда крепче, чем Риелей себе представляла. В общем-то, хороший топор мог решить эту проблему, а "что-нибудь мерзкое" она планировала подобрать на городской свалке. Сейчас же хотела просто освоиться на местности и посмотреть на "поле боя" вблизи.

— Эй! Вы слышали? — прокричал вдруг откуда-то появившийся человек, одетый в гильдийскую форму. — Говорят, там Айрел петь с балкона сейчас будет!

Толпа заволновалась, зашевелилась. Девушки и женщины недоверчиво переглянулись. Посомневавшись лишь пару мгновений, тронулись с места. С шага перешли на бег, с бега — на быстрый бег и скоро в полном составе скрылись за углом. Топот затих, слышались гомон и крики собравшихся у противоположной стороны здания людей. Остались лишь Риелей, растерянная и так и не решившая, хочет ли она видеть недруга прямо здесь и сейчас, да мужчина, принесший "благую весть". Последний убедился, что горизонт относительно чист, косо глянул на стоящую столбом девушку и, подбежав к воротам, постучал.

Тут же раздался скрежет открываемого засова, скрип петель. Створки распахнулись. Выбежало двое мужчин, растащивших их шире, чтоб они вдруг не поехали обратно в самый неподходящий момент. В воротах показался экипаж. Риелей, пребывавшую в несколько заторможенном состоянии и тупо глядевшую на приближавшуюся к ней гнедую лошадь, кто-то дернул за локоть и отволок к забору, убирая с пути кареты. Девушка хотела было возмутиться и посоветовать работнику гильдии не распускать руки, но забыла об этом, когда бросила взгляд на пассажира.

Да, последний раз они виделись чуть ли не пятнадцать лет назад, с тех пор много воды утекло и память успела притупиться, однако эти белобрысые вихры... В общем, их она помнила очень хорошо. В карете сидел Айрел.

Риелей окаменела. Мир для нее словно замедлился и лишился звука. Она беспомощно глядела на поравнявшийся с ней экипаж, на восседавшего за стеклом барда, всего такого отрешенного от этого грязного бренного мира, который не вызывает у него ничего, кроме легкого раздражения и скуки. Вдруг мужчина посмотрел прямо на нее. Девушка запаниковала, захотела сорваться с места и броситься прочь, вот только ноги наотрез отказывались слушаться. Ну всё, сейчас ее узнают, сейчас... Айрел окинул оценивающим взглядом замершее перед ним существо женского пола в натянутой чуть ли не до носа странной шапке с большим помпоном. Явственно усмехнулся и отвернулся, теряя интерес.

Мир вернул себе нормальную скорость и звучание. Карета проехала, а Риелей стояла, как оплеванная, и смотрела ей вслед. До нее дошло, что она только что упустила единственную возможность претворить план N 1 в жизнь. Ну что ей стоило найти какую-нибудь вонючую липкую мерзость заранее?! Девушка вдруг поняла, что уже некоторое время забывает дышать. Шумно втянула воздух.

Работники гильдии закрыли ворота. Лязгнул засов.

— Еще одна едва не переехавшая тебя лошадь на твоем счету, — прокомментировал Кеане, подходя к спутнице. — Ты чего такая красная?

— Я? — Риелей в ярости сорвала с головы шапку и кое-как нахлобучила ее на владельца. — Красная?!

Гневно огляделась по сторонам, выискивая свидетелей своего позора. С облегчением осознала, что таковых поблизости не наблюдалось. Прижав ладонь ко лбу, попыталась взять себя в руки и вернуть себе трезвость мысли. Придя к некому выводу, куда-то решительно зашагала, полыхая глазами и сжимая кулаки.

— Ты это видел? — с истеричной ноткой в голосе проговорила она, обращаясь к невозмутимо следующему за ней мужчине. — Он посмеялся надо мной!!! Унизил!!!

— Кто?

— Этот сопливый пацан! Вша недодавленная! Безмозглый слюнтяй!..

— О, ты видела Айрела Керрана? — правильно истолковал Кеане.

— Он должен на коленях передо мной ползать, вымаливая прощение за загубленную жизнь! Трепетать от ужаса, ожидая моего возмездия! А не ржать, как полоумный, из окошка!

Риелей завернула за угол. Она производила впечатление человека, который точно знает, куда идет. И действительно, девушка точно знала, куда шла.

Табидский рынок был большим, людным, шумным. Посмотреть здесь было на что, однако потенциальная покупательница проносилась мимо прилавков, не удостаивая их и взгляда. Наконец остановилась возле одного из фруктовых развалов.

— Почем у вас эти яблоки? — рявкнула она торговцу, тыча пальцем в самые красивые, кроваво-красные фрукты.

Продавец, слегка опешивший от такого обращения, всё же выдавил из себя:

— Десять медяков за пару.

— Беру весь ящик! — зверским голосом сообщила девушка, вываливая перед ним все деньги, что у нее вообще имелись.

Обернулась к замершему, не понимающему, что происходит, Кеане. Такого богатства эмоций на его лице она не видела никогда прежде: смятение, растерянность, зависть, надежда...

— Забирай! — велела она ему, когда торговец отсчитал нужную сумму и даже дал немного сдачи. — Всё это — тебе.

Мужчина напрягся. Перевел настороженный взгляд с яблок на девушку и обратно. Нерешительно переступил с ноги на ногу.

— Мне нужна твоя помощь, — Риелей буравила его требовательным взглядом. — Считай это платой за нее.

Кеане расслабился — по крайней мере, он понял, что к чему.

— Так ты согласен? — с нажимом проговорила девушка, заслоняя собой ящик.

Подумав несколько секунд, спутник кивнул.

Риелей тоже кивнула. Плевать на План N 1. У нее еще есть N 2, который всегда ей нравился куда больше.

* * *

— Добрый вечер, Табид! — прокричал со сцены Айрел Керран.

Толпа ответила радостным рёвом. Где-то в передних рядах верещала Када.

Говорить долгие речи во время выступлений было не принято: владельцы пятиминутных ларцов не оценили бы, если б все это время ушло на пустой треп барда, а к моменту начала собственно песен уже закончилось. Айрел Керран решил эту проблему просто — занимался общением с публикой за несколько минут до официального начала концерта. Обычно певцы разговаривали со зрителями лишь на заре карьеры, когда колесили по деревням и истово хотели понравиться хоть кому-нибудь. В города же приезжали уже самовлюбленные снобы, искренне считающие, что само их появление — великое одолжение собравшимся на них посмотреть людям. Айрела любили во многом за то, что он продолжал хотеть быть любимым и вел себя с публикой соответствующе.

— Как настроение? — благодаря усилителям звука голос барда разносился по всему полю и был слышен даже в самом городе.

Снова рёв.

— Я очень рад, что могу, наконец, выступить здесь...

Риелей, затаившаяся в ракитнике на берегу реки, слушала приветственную речь недруга с раздражением и не могла дождаться, когда же он заткнется и начнет собственно петь. Рядом с ней стояло ведро, доверху наполненное водой. Кеане тоже был тут, вполне довольный жизнью — девушка ожидала, что переизбыток яблок в его организме вот-вот даст о себе знать через проблемы с пищеварением или сыпь по всему телу и отеки.

Айрел всё говорил о том, что он чувствует, стоя на этой сцене и все такое подобное. Музыканты неторопливо занимали свои места и вынимали из футляров инструменты. Через пару минут к барду подбежал Рион и что-то ему шепнул. Исполнитель кивнул.

— Что ж, похоже, пора начинать, — провозгласил он.

В это же время из сотен ларцов по всей стране полился звук.

— Итак, выступает Айрел Керран! — мужчина ударил по струнам лютни.

— Радуйся-радуйся, — мрачно думала Риелей, с предвкушением злорадно ухмыляясь. — Пока можешь.

Поглядела на строение, в котором находился ближайший ларцевещатель. От ее укрытия до него было недалеко — метров пятьдесят. У каждой из стен стояло по суровому мускулистому охраннику, и они являлись бы проблемой непреодолимой, если б девушка вздумала прорываться сквозь них в одиночестве. Риелей покосилась на невозмутимого спутника. Она почти не сомневалась, что у него получится хотя бы на некоторое время отвлечь всех четверых на себя, давая ей возможность проскочить внутрь и совершить свое черное дело. Ларцевещатели — штуки, конечно, удивительные и очень важные, вот только такие хрупкие и капризные, что могут сломаться от любой ерунды. Интересно, как они среагируют на ведро воды, вылитое прямо на незащищенный механизм?

Оставалось дождаться момента, когда зрители, организаторы и все остальные потеряют бдительность и перестанут уделять должное внимание тому, что происходит вне сцены.

Этот момент, по ее мнению, наступил уже через пару песен, когда сумерки сгустились достаточно, чтоб бегающие между зарослями и строением силуэты не сильно бросались в глаза случайным наблюдателям.

Потом Риелей стояла со своим ведром и, выпучив глаза, смотрела то на лежащих без сознания охранников, то на непрошибаемо спокойного спутника, очевидно, не вполне уловившего, какая роль ему отведена. То, что он без видимых усилий сможет вырубить их всех, не приходило ей в голову даже в самых оптимистичных и дерзких расчетах.

— Ух ты, — пораженно шептала она, приближаясь к домику.

— Могу придать им вид, будто они просто присели на землю и тоже смотрят концерт, пренебрегая служебными обязанностями, — предложил мужчина, подтаскивая одно из тел к ближайшей стене. — Тогда никто не догадается, что что-то здесь не так.

— О, — у Риелей не было слов.

Она вспомнила, что у нее есть неотложное дело, а всё остальное не так уж и важно. Подволакивая тяжелое ведро, приблизилась к двери и, высвободив одну руку, попыталась ее открыть. Та не поддалась. Да, стоило догадаться, что ее запрут. Девушка поставила свою ношу на землю, преисполненная решимости высадить преграду даже ценой синяков по всему телу.

— Подожди, — Кеане оттеснил в сторону отошедшую чуть назад для разбега спутницу.

Присел перед дверью на корточки и, порывшись в карманах, извлек какую-то проволочку.

— Я смотрю, ты блещешь самыми разными талантами, — хмуро проговорила Риелей, с нескрываемым неодобрением наблюдая за тем, как он ковырялся в замочной скважине.

— Прошу, — раздался негромкий щелчок.

Дверь с тихим скрипом подалась чуть вперед. Мужчина встал и демонстративно распахнул ее перед спутницей.

— Хм, — девушка подняла своё ведро и прошествовала внутрь.

Раз уж произошла такая смена в планах, можно было особо не торопиться и наслаждаться ситуацией.

Ларцевещатель стоял в центре комнаты, пощелкивал и жужжал. Вертелись шестеренки, двигались поршни, по тонким стальным струнам бегали искры. Риелей удовлетворенно улыбнулась, с любопытством разглядывая механизм. Мыча под нос гимн Кендрии, приблизилась к нему — аппарат передавал лишь те звуки, что были слышны на сцене, потому девушка не опасалась, что ее голос услышит вся страна. Поставила ведро на пол и неспешно обошла ларцевещатель.

С этой точки сквозь приоткрытую дверь прекрасно просматривалась сцена. Ярко освещенная укрытыми стеклянными колпаками свечами, расставленными по всему ее периметру, а также установленными на высоких подставках возле каждого из музыкантов. Айрел смотрелся. Молодой, красивый, стройный, артистичный стоял там в своем черно-красном костюме, терзал лютню. Риелей подумала об этом со смесью легкой досады и гордости, будто в этом была ее заслуга. Какое-то время, забывшись, слушала его пение, потом спохватилась, напомнила себе, что пришла сюда не для того, чтобы пялиться на мужиков, и решительно подтащила к себе за ручку ведро.

— Пой-пой, — девушка ухватила его удобней и подняла. — Посмотрим, как ты заголосишь потом.

Айрел выглядел таким счастливым. Он пел так, словно делал это последний раз в жизни, выкладываясь по полной программе, упивался каждой секундой выступления и улыбался, как шальной, когда аудитория взрывалась аплодисментами или замирала, боясь дышать, слушая его песни.

Риелей медлила. "Сейчас-сейчас", — говорила она себе, крепче вцепляясь в ручку ведра.

— Хорошо поет, — заметил Кеане, вставая рядом с ней.

Девушка насупилась и закусила губу. Бард может хоть соловьем разливаться, но от возмездия его это не спасет.

А вообще, баллада красивая... Не поспоришь. Риелей начинала злиться на саму себя. Какого салума она тут стоит, развесив уши, вместо того, чтоб вылить это порядком доставшее ее ведро воды в ларцевещатель и со спокойной совестью идти праздновать торжество справедливости?! Руки уже начинали неметь от тяжести.

— Что, "сопливый пацан" вырос? — поинтересовался Кеане, внимательно наблюдая за спутницей.

Девушка промолчала. За прошедшие годы она многократно с удовольствием представляла, как льет расплавленный свинец Айрелу в уши, набивает ему глазницы раскаленными углями, а его самого закапывает в муравейник, каждый раз дополняя картинку всё новыми и новыми деталями. А теперь вдруг поняла, что просто не сможет плеснуть воды, куда планировала. Он так улыбался, стоя на сцене, что у Риелей не поднимались руки сломать этот ларцевещатель, да чтоб ему вечность разлагаться в навозной куче! Девушке хотелось выть от бессилия и биться головой об стенку.

— О, — Кеане это заметил. — Я предполагал, что этим всё и закончится.

Спутница испытала острую потребность врезать этим самым ведром ему по морде, но прежде, чем она успела обдумать эту идею, со сцены послышалось:

— Ну, что будем петь дальше?

— "Лей Ханн"! — раздался одиночный выкрик из публики.

— "Лей Ханн"! "Лей Ханн"! — тут же подхватили другие зрители.

Риелей вздрогнула и побледнела.

— "Лей Ханн!" — скандировало всё поле.

Девушка запаниковала, беспомощно обвела глазами помещение и сфокусировалась на ларцевещателе. Чуть посомневавшись, крепко сжала губы и подняла над ним ведро. Замерла и зажмурилась, собираясь с духом.

Музыканты заиграли вступление. Героиня песни всхлипнула, подняла ношу еще выше, чуть помедлила и вдруг отбросила ее в сторону. Ведро шмякнулось об пол и покатилось, обдав волной обувь и подол платья девушки. Та беспомощно посмотрела на огромную лужу у себя под ногами, на совершенно не пострадавший ларцевещатель, все так же жужжащий и пощелкивающий. Отступила на шаг, затравленно озираясь по сторонам и изо всех сил борясь с душащими ее слезами.

— Правдивую историю о девушке одной... — запел бард.

Риелей снова всхлипнула, поняв, что слезы все же сильнее, дала им волю. Закусив губу, бросилась к выходу, чуть не врезавшись в расслабившегося спутника. Выскочила на улицу и со всех ног побежала прочь, куда-нибудь подальше, где не было слышно этой ненавистной песни.

Кеане тихонько фыркнул и покачал головой. Выкинул ведро на улицу и старательно запер снаружи дверь, неспешно и даже лениво — раз в жизни решил проявить деликатность и позволить девушке немного побыть одной. Пары минут, с его точки зрения, для этого было вполне достаточно. Теперь можно было и отправляться на ее поиски.

Риелей бежала и бежала, стиснув зубы от обиды, унижения и презрения к самой себе. Споткнулась и чуть не упала. Конечно, только синяков да порванного платья ей не хватало для полного счастья! Слабачка! Только и может, что языком трепать, а как доходит до дела, то не способна сделать элементарной вещи! Рука у нее, видите ли, не поднялась!

Девушка запыхалась и остановилась перевести дух. Заодно попыталась сориентироваться, где находится. Далеко же она убежала — насколько Риелей могла судить, аж в рощицу. Мстительница видела ее с Гальтенского холма, она располагалась на весьма приличном расстоянии от сцены. Музыка здесь звучала куда глуше, но слова песни всё равно можно было разобрать не напрягаясь.

— ... набитая дура! Лей Ханн, Лей Ханн...

Девушка заревела в голос. Тряхнула головой и зажала уши ладонями. Не помогло. Самое паршивое заключалось в том — Риелей отдавала себе в этом отчет — что даже если она сейчас вернется и снова наберет воды, то всё повторится: эта поганая рука, чтоб ей отсохнуть, опять не поднимется! Не поднимется разрушить мечту, к которой этот поганец шел всю жизнь, и которая уже почти осуществилась. Не после того, как девушка увидела эту лучащуюся счастьем улыбку. Вообще, глупая идея была "растягивать удовольствие". Плеснула бы по-быстрому, не глядя не сцену, не давая себе времени на сомнения и возможность передумать.

Ну ничего. Девушка постаралась успокоиться и взять себя в руки. Есть и другие способы мести, менее кардинальные. Например, можно будет подбрасывать ему в вещи дохлых животных, слать письма пугающего содержания, распускать сплетни, писать гадости на стенах домов...

Со стороны послышался треск веток. Риелей вздрогнула и обернулась. В ее сторону сквозь кусты продирался некий человек, заторможенный, изможденный, оборванный и грязный, как последний бродяга. Он брел, еле волоча ноги. Через шаг спотыкался и выглядел, как мертвец, которому почему-то не лежится в уютной могилке. Причем, судя по запаху, уже начавший разлагаться. Девушка, с опаской понаблюдав за незнакомцем пару секунд, попятилась и огляделась в поисках укрытия: мужчина не вызывал ни малейшего желания даже самого краткого и поверхностного с ним знакомства. Человек, различив едва слышный шорох туфли о траву, дернулся, затравленно зыркнул по сторонам и сфокусировался на Риелей. От его взгляда у той ушла душа в пятки: в нем не было ничего, кроме абсолютного, концентрированного безумия. Откуда и когда незнакомец успел достать кинжал, девушка не заметила.

* * *

Подлюги Шайна больше не было. Было человекообразное существо. Оно ходило, если выдавался удачный день — ело и какое-то время спало. Не думало и больше не боялось — разучилось. В голове у него творилось такое, что изредка мелькавшие в бурой липкой тине того, что прежде было разумом, мыслишки типа "всюду враги", "я — последний из людей" и "они просто завидуют моей красоте" были верхом осмысленности и адекватности.

Где и сколько он уже так бродит, Шайн не знал. Кем был прежде — не помнил. За каждым углом, на каждой дорожке его поджидали чудовища, они неотступно шли за ним, и не думая таиться. Голодные, алчно облизывающиеся, но терпеливые. Хрипло дышали ему в ухо, когда он пытался заснуть, истошно верещали, скреблись и шуршали листвой. Тянулись к нему, пытаясь схватить. С каждым днем их становилась всё больше и больше. Чешуйчатые и пупырчатые, склизкие и мохнатые, зубастые и когтистые, всех цветов и размеров, с щупальцами, клешнями, бесчисленными лапками-ниточками и вообще без конечностей, зато с несчетным количеством глаз. Иногда они все вдруг исчезали. Ненадолго.

Человекообразное существо, бывшее Подлюгой Шайном, как раз переживало один из этих редких радостных моментов покинутости. Оно куда-то шло. И вышло.

Перед ним стояла очередная тварь. Ей недолго удалось скрываться под обликом молодой девушки — фальшивая оболочка практически сразу же лопнула, демонстрируя ее истинную природу и суть. Во взгляде разбойника сверкнуло торжество: враг был один. Не целая толпа, как обычно в последнее время, а один-одинешенек. Повезло, так повезло. Шайн активировал окимму.

Риелей не была особенно ловкой. И реакция ее порой подводила. К тому же, выдался далеко не лучший день ее жизни, что не могло не усугубить эти недостатки. Девушка понимала, что надо бы бежать отсюда сломя голову, но получалось только топтаться на месте и неуклюже отступать, отчаянно паникуя и надеясь, что всё обойдется. Испуганно оглянулась, уповая увидеть кого-нибудь, кто мог бы ей помочь.

Бродяга оказался возле нее прежде, чем она успела среагировать — всё же не стоило сводить с него глаз ни на секунду. Он стоял совсем близко, почти вплотную, и чему-то улыбался, глядя жертве в глаза. Дико, безумно, с торжеством. Риелей вздрогнула, побледнела, и медленно опустила взгляд.

Ой.

Разбойник дернул кинжал на себя, высвобождая клинок из плоти, и замахнулся повторно, оставляя в воздухе опадающую дорожку темных капель. Вдруг его голова неестественно резко дернулась в сторону, послышался треск ломаемых позвонков. Тело, крутанувшись следом за вывернутым черепом, повалилось на землю. Подлюги Шайна не стало окончательно.

Риелей, зажимая ладонями рану в животе, отступила назад, испуганно глядя на труп. Сглотнула и перевела взгляд на возвышавшегося над ним Кеане.

— Ой, — беспомощно прошептала она, оседая на землю. — Ой-ёй. Мамочки.

Было страшно, холодно и мокро. Сквозь пальцы струилась горячая влага. Подступала паника.

— Мне не больно. Почему? Это что, из-за шока, да? — девушка хотела было взглянуть на ранение, но побоялась снять с него руки.

Ее колотило, очень хотелось в обморок. Риелей слабо осела на землю. Закусила губу, уговаривая себя мыслить трезво.

— Нужен лекарь. Срочно. Это, наверное, лечится, — эта мысль ее немного приободрила. — Кеане, найди лекаря, — подняла на спутника умоляющий взгляд.

Тот стоял неподвижно. Потерянный, шокированный, словно окаменевший.

— Пожалуйста! — с нажимом проговорила Риелей, начиная злиться. — Мне очень нужен лекарь!

— Не поможет, — еле слышно пробормотал мужчина, неотрывно глядя на окровавленные руки, отчаянно пытающиеся закрыть рану.

— Мне что, самой за ним идти?! — рявкнула девушка, окончательно теряя присутствие духа. — Смерти моей хочешь?! Не видишь, что со мной?!

— Лекарь не поможет, — громче повторил Кеане. — Принюхайся. Чуешь мяту?

— Я очень рада, что ты даже в такой момент не забываешь дышать полной грудью и обращаешь внимание на всякую ерунду, но лично мне сейчас несколько не до того, — злобно прошипела Риелей, сворачиваясь клубком. Шок начинал проходить, уступая место боли. — Но была бы крайне признательна, если б ты ненадолго отвлекся от любования природой и мне помог.

— Поделки Гайра Лариса, несмотря на всю свою убогость, имеют две отличительные черты, — проговорил мужчина, бросая косой взгляд на медленно истаивающий в руке Шайна клинок. — Первая — в активированном состоянии пахнут мятой. Вторая — нанесенные ими раны никогда не заживают, что с ними ни делай.

— Что? — девушка решила, что спутник банально над ней издевается. — Салум тебя раздери, Кеане Райнор! — прорычала она, упираясь лбом в холодную землю. — Тебе так сложно привести ко мне лекаря?!

— Ты слушаешь, что я говорю?! — сорвался на крик мужчина, вдруг выходя из себя и теряя самообладание. — Лекарь не спасет! Даже самый лучший! Он может тебя кроить и штопать хоть десять раз, но ты всё равно умрешь! Истечешь кровью, несмотря на все его усилия! Эту ране невозможно вылечить! Ты обречена! Понимаешь, нет?!

Со всех сил пнул сжимающую оружие мертвую кисть. Рука покойного взвилась в воздух и снова шлепнулась на землю, кинжал отлетел в сторону и, жалобно звякнув о ствол дерева, рассыпался в труху.

Риелей, напуганная внезапной яростью вечно спокойного спутника, молчала, сжавшись в комок, и осмысливала услышанное.

— Я не лгу, — мужчина правильно истолковал обращенный на него застывший взгляд. — И не шучу.

Девушка зажмурилась, заставляя себя сконцентрироваться, и втянула носом воздух. К запахам крови и прелой листвы примешивался едва уловимый аромат мяты. С ужасом распахнула глаза. Потекли слёзы. Умирать не хотелось категорически.

— Кеане, — позвала она, с трудом выдавливая слова из сжатого спазмом горла. — Это точно, да?

— Насколько помню, я врал тебе всего один раз, — ответил мужчина, немного помолчав. Перешагнул через труп и сел рядом с раненой. — Сказал, что ты — мой вступительный проект. Так вот. Это не так. Ты должна была стать моей выпускной работой.

Какое-то время Риелей буравила собеседника непонимающим взглядом. Тот молчал и, судя по выражению лица, ждал расспросов.

— Кеане. А ты кто? — слабо поинтересовалась девушка.

— Салум.

Раненая недоуменно моргнула и посмотрела на мужчину с нескрываемым скепсисом.

— А серьезно? — с легким раздражением проговорила она.

— Я серьезно, — отозвался спутник.

Оба какое-то время молчали и не сводили друг с друга ожидающих взглядов.

— Где когти? — спросила, наконец, Риелей.

Кеане показал руки. Обычные, человеческие, с коротко остриженными ногтями.

— С зубами та же проблема, — сказал он. — С хвостом, боюсь, тоже.

Понял, что собеседница ему не верит.

— Считай это своего рода профессией. Не видовой принадлежностью, — пояснил он. — Этому даже учат. Я вот недавно отучился.

— О, — безо всякого выражения отозвалась девушка.

Она начинала укрепляться в вере, что собеседник говорил правду. Мысли о вспоротом животе и боли как-то отошли на второй план.

— Ты хоть понимаешь, что являешься величайшим разочарованием всей моей жизни? — чтоб как-то справиться с нервами, раненая попыталась разрядить обстановку. Сурово нахмурила брови и обиженно надула дрожащие непослушные губы.

Мужчина никак не отреагировал. Риелей вспомнились слова о "выпускной работе". Напускная вымученная шутливость исчезла без следа.

— И? — равнодушно спросила она. — Что ты со мной сделаешь?

— Сама решишь, — Кеане выглядел утомленным и каким-то потерянным.

— Вы всегда предоставляете своим жертвам право выбора?

Риелей вдруг стало всё равно. Чувство безнадежности и обреченности притупило боль и заглушило прочие эмоции. Стало спокойно, хоть и очень грустно.

— Нет. Никогда, насколько мне известно.

— О, — девушка невесело усмехнулась. — Для меня делается исключение? Почему?

— Первый вариант, — мужчина вопрос проигнорировал. — Я отношу тебя к лекарю, как ты и просила. Это не поможет, ты будешь умирать дольше, мучительней, зато сможешь на что-то надеяться и пытаться бороться. Второй вариант: могу добить тебя прямо здесь, немедленно. Умрешь быстро и безболезненно. Третий: просто ухожу, ничего не делая. И четвертый. Решай.

Кеане вперил в собеседницу вопросительный взгляд.

— Четвертый — это... — Риелей не договорила, выразительно поморщилась.

Мужчина просто кивнул.

— Ты же не станешь жрать мою душу? — девушка почувствовала дурноту.

— Нет.

— Но я точно умру?

— Это не совсем смерть, — уклончиво ответил собеседник, опуская взгляд. — Но жизнью я б это тоже не назвал.

Риелей зажмурилась и глубоко вздохнула.

— Больно? — спросила она, не открывая глаз.

Кеане отстраненно пожал плечами.

— Вроде бы нет.

Девушка оторвала от живота одну руку и прижала тыльную сторону ладони к губам.

— Я не хочу умирать, Кей, — прошептала она, всхлипывая. — Так не хочу.

Мужчина нервно сорвал с головы шапку, тряхнул волосами и, тоже зажмурившись, потер нос пальцами.

— Это твой ответ? — уточнил он с тяжелым вздохом, открывая глаза и глядя на испуганно замершую девичью фигурку.

Риелей мелко закивала, закусывая кожу на кулаке. На висках блестели влажные дорожки слез.

— Только не говори, что со мной станет, — глухо попросила она. — Не хочу знать. Боюсь.

Кеане медленно положил ей на лоб ладонь.

— Знаешь, мне жаль, что так получилось, — сказал он. — Да, я честно собирался тебя забрать, однако сейчас... я тоже не хочу, чтоб ты умирала. Если тебя это хоть как-то утешит.

Девушка оторвала кисть ото рта и крепко сжала собеседника за руку.

— Спасибо, — одними губами произнесла она, содрогаясь от беззвучных рыданий.

Через пару мгновений вдруг неярко вспыхнула и исчезла. Над ладонью мужчины воспарил некрупный серебристый огонек. Кеане сидел неподвижно, отстраненно на него глядя. Свободной рукой салум нехотя провел по карманам кафтана, нащупал свою проволочку. Вынул. Какое-то время вертел ее в пальцах, думая о чем-то своем. Огляделся в поисках чего-нибудь, на чем можно было выцарапать обязательного голубка. Ничего не нашел.

Невдалеке слышались овации и радостные вопли восторженной толпы — казавшаяся бесконечной песня "про Лей Ханн" наконец завершилась. Мужчина поднял голову и обернулся на звук. Похоже, выступление Айрела Керрана имело оглушительный успех. После недолгих размышлений, Кеане принял решение. Сжал огонек в кулаке и поднялся на ноги.

* * *

Айрел устало стянул с себя кафтан и небрежно швырнул его на кровать — теперь можно было не бояться его помять, порвать, испачкать или потерять. Расстегнул верхнюю пуговицу мокрой, липнущей к телу алой рубахи, размял шею и, закрыв глаза, глубоко вздохнул. Он был выжат, как лимон.

Концерт прошел без сучка и задоринки, что было даже странно. Никто из музыкантов не сфальшивил, ничто не сломалось, не последовало "приятных" сюрпризов от конкурентов и недоброжелателей. Рион, правда, обмолвился, что какая-то ерунда творились в укрытии одного из ларцевещателей: его охранники утверждали, что на них кто-то напал, а весь пол внутри помещения был залит непонятно откуда взявшейся водой. Впрочем, сам механизм, похоже, не пострадал. Это, конечно, тревожило, но администратор уверил, что ничего страшного не произошло, и убежал разбираться.

Оставалась лишь формальность — дождаться официального вердикта гильдии. Фактически же ряд представителей ее руководства, присутствовавших на концерте, уже успел поздравить исполнителя с успехом и переходом на новую ступень карьеры. Что ж, вот он и добился того, о чем мечтал — одним придворным бардом в мире стало больше.

Сквозь тонкие стены расположенной под сценой гримерки проникал гомон расходящейся толпы. Несколько девичьих голосов скандировали имя певца в надежде, что тот к ним выйдет. У Айрела же не было ни малейшего желания двигаться с места. Он плеснул себе в стакан воды из стоявшего на зеркальном столике кувшина и окинул комнатку задумчивым взглядом. А не заночевать ли тут, в самом деле? Кровать — есть. Протискиваться к карете сквозь толпу ожидающих его появления почитателей, ехать в город, слушать поздравления кучи народа в местном отделении гильдии, вежливо им всем улыбаться и говорить ответные любезности... В гробу он сейчас всё это видел. Вот после хорошего отдыха — другое дело.

Через пару часов народ таки разошелся. Снаружи воцарились тишина и покой. Музыканты уехали в город, ушли рабочие сцены — ее разберут поутру: концерты в Табиде случались не настолько часто, чтоб постоянно занимать ею поле, на котором проводится много прочих, не менее важных мероприятий. Осталась лишь толпа охранников, призванная сторожить от воров и вандалов ценную технику и прочее имущество гильдии, да не менее ценного исполнителя.

Айрел клевал носом от усталости, сидя возле зеркального столика, но спать не ложился — администратор пока не вернулся, а певцу хотелось удостовериться, что во время выступления не произошло ничего непоправимого. Вдруг какие-то факты тому удалось узнать только сейчас? За спиной у барда хлопнула дверь.

— Я вот думаю, Рион, — не оборачиваясь, сказал он. — Что если пригласить музыканта, играющего на чем-нибудь экзотическом? Тех же ламарских барабанах, к примеру. Ладно, что там с теми якобы избитыми охранниками?

Ответа не последовало. Айрел недоуменно оглянулся и тут же помрачнел — посетителя он не знал. Однако смутно ощущал, что его головной убор прежде уже где-то видел.

— Мне казалось, — сказал он, чуть помолчав, — что дверь в мою гримерку охраняется.

Гость эту ремарку проигнорировал. Бард помрачнел еще больше. Стало тревожно: с того же Фэя Налла, амбициозного и крайне неразборчивого в средствах подонка, считающего себя гениальным исполнителем, станется подослать своего "вредителя" уже после концерта, когда конкурент расслаблен и уверен, что всё обошлось.

— Скажите, а где сейчас люди, которым неплохо платят за то, чтоб они стояли возле входа и никого ко мне не пускали? — Айрел, столкнувшись с опасностью, даже чисто гипотетической, всегда начинал злиться.

Это стимулировало и бодрило, заставляло мозги работать.

— Там, — ответил Кеане, легким взмахом головы указывая на дверь.

— Да? — бард откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и скользнул взглядом по комнате, глядя, чем можно было вооружиться на случай драки. — Не подскажете, чем же они так заняты, что вы смогли пройти?

— Они лежат, — ответил посетитель.

Певец недоуменно моргнул. Посмотрел на собеседника с подозрением. Чуть посомневавшись, встал со стула, подошел к двери, открыл ее и выглянул.

— И правда. Лежат, — хмуро подтвердил он, разглядывая распростертые на полу фигуры.

— Через пару часов очнутся, — успокоил Кеане.

— О, — Айрел закрыл дверь.

Интуиция подсказывала ему, что попытка бегства окажется бесполезной: раз посетитель так спокойно реагирует на то, что певец стоит возле выхода, значит, у него есть веские причины не опасаться, что тот им воспользуется. К примеру, сообщник, поджидающий на улице. От усталости не осталось и следа.

— Кто вас послал? — спросил он, отходя от гостя на расстояние, которое лишь условно можно было назвать безопасным. — Фэй Налл? Орви Маллес?

— Никто, — Кеане оперся спиной о стену.

Его расслабленная поза действовала Айрелу на нервы. Ему не раз и не два приходилось общаться с всякими темными личностями, пришедшими по его душу. Трижды его пытались убить, как минимум шесть раз избить — однажды даже вполне успешно, просто угрозам разной степени убедительности он потерял счет. Особенно он ненавидел людей, ведших себя так, словно они певцу друзья, желают лишь добра, а разможженые пальцы принесут ему одно лишь благо. Бард начинал подозревать, что посетитель принадлежал именно к их числу.

— И что же этому "никому" надо от меня в этот раз? — процедил он сквозь зубы.

Успевшая высохнуть рубашка вновь намокла и прилипла к спине. Всё та же интуиция подсказывала певцу, что если этот человек захочет его убить или покалечить, то вряд ли кто-то сможет ему в этом помешать. Уж точно не сам Айрел: раз посетитель вырубил охранников, огромных мускулистых мужиков, так, что те и пикнуть не успели, то его-то и подавно в бараний рог скрутит или еще что похуже.

— Ничего, — спокойно ответил Кеане.

Бард подумал, что, возможно, над ним издевались. Или и впрямь гость пришел по другому поводу?

— Так. Вы кто? — певец нахмурился и вновь скрестил на груди руки.

— Салум, — убийственно равнодушно представился мужчина.

— О, — Айрел вскинул бровь.

Что ж, сумасшедшие на его жизненном пути тоже попадались. Некоторые были весьма мирными, если их не злить.

— Дайте угадаю, — бард плюхнулся на стул и закинул ногу на ногу. — Вы пришли пожрать мою душу за плохое поведение?

— Нет.

— Что же так? — не сдержался певец, саркастически усмехаясь. — Чем я вас не устраиваю? Даже обидно.

Вместо ответа Кеане выставил вперед руку и открыл кулак ладонью вверх. Над ней взлетел светящийся огонек.

— Что это? — Айрел вдруг почувствовал себя неуютно — пальцы человека были заляпаны чем-то, подозрительно похожим на кровь. — Какой-то фокус?

Посетитель покачал головой.

— То, из-за чего я не смогу забрать ни тебя, ни кого-то другого еще некоторое время. Я уже потратил свой резерв.

Фамильярность гостя несколько задела барда. Еще не хватало, чтоб всякие психи ему "тыкали"!

— Так что вы от меня хотите-то? — раздраженно спросил он, нетерпеливо барабаня пальцами правой руки по локтю левой.

Что посетитель пытался сказать последними двумя фразами, он не понял.

— Хочу предложить тебе оружие, — ответил Кеане. — Очень мощное. Пока не знаю, что оно будет собой представлять и как выглядеть: оно еще не создано.

— Зачем оно мне? — серьезность посетителя выводила Айрела из себя.

Потому что заставляла сомневаться, а не может ли тот говорить правду?

— Видишь ли, помимо меня здесь сейчас находится еще один салум. И если я для тебя опасности не представляю, то вот с ним дела обстоят наоборот. Скажем так. Я не сомневаюсь, что он пришел за тобой. Ты — завидная добыча, удивительно, что тебя никто не забрал раньше. Однако сам факт обладания оружием, которое я тебе предлагаю, избавит тебя от этой участи: невозможно забрать его носителя, просто не получается. Это — твоя единственная возможность спастись.

— Стоп. Что за бред? — бард злился всё больше. — Ты это серьезно?

— Да.

— Ладно, предположим, я поверил. Что ты хочешь взамен?

— Ничего. Считай это моей данью памяти человеку, который ближе, чем кто-либо за всю мою жизнь, подошел к тому, чтоб стать мне другом.

— О. И этот кто-то настолько меня любил, что теперь ты собираешься безвозмездно спасать мою душу? — Айрел понимал, что рискует, провоцируя больного, но сдержаться не мог.

— Нет. Она уверяла, что ненавидит тебя всем сердцем. — Кеане упорно не провоцировался. — Поэтому особо настаивать на своем предложении я не буду. Решай. Альтернатива у тебя такая: принять оружие или стать сырьем для оного.

6.

Айрел был растерян — посетитель звучал на редкость убедительно. Бард уже не знал, что думать, что делать и как быть. Тупо таращился на плавающий в воздухе серебристый огонек, будто привязанный к ладони гостя невидимой ниточкой, и пытался осмыслить его слова. Те отчаянно сопротивлялись и не укладывались в голове.

— О ком речь? — певец не сомневался, что является объектом ненависти немалого количества людей, однако не думал, что среди них было много лиц женского полу. — Какая-то отчаявшаяся поклонница, не дождавшаяся взаимности?

— Зная ее, предполагаю, что что-то такое могло иметь место, однако поводом служило другое, — ответил Кеане после краткого раздумья.

Айрел вопросительно изогнул бровь. Его начинало бесить, что слова из собеседника приходилось тянуть чуть ли не клещами.

— Она считала, что ты сломал ей жизнь.

Бард фыркнул и, отвернувшись, покачал головой. Вот уж чего-чего, а жизней он точно никому не ломал. Да, в свое время бросил пару девушек, еще несколько отбил у предыдущих ухажеров, а потом тоже бросил. Ряд расставаний прошел бурно и со слезами, но ни одна из любовниц никогда не кидалась столь драматичными фразами и не считала свою судьбу загубленной. В хоть сколько-нибудь существенных отношениях в иных сферах — деловых, финансовых или еще каких — певец с женщинами не состоял, следовательно, речь шла таки о какой-то ненормальной поклоннице. Ну и салум бы с ней.

— Спрашиваю из чистого любопытства. Что за оружие? — не то, чтоб Айрел умел обращаться хоть с каким-то.

— Ну, если повезет, что-то на уровне Лапарэса, — совершенно серьезно ответил Кеане.

Собеседник не сдержался и расхохотался. Ну да, ну да, только сказочной сабельки, лупящей врагов молниями, для полноты картины не хватало. Бард сразу расслабился, стало даже немного неловко оттого, что он чуть было не поверил словам гостя. Последнего такая реакция, кажется, ни грамма не задевала. Что ж, он, конечно, абсолютно безумен, но, похоже, безвреден. "Настроен дружелюбно", — Айрел подкорректировал мысль: называть "безвредным" человека, без особых усилий приведшего в негодность его охранников, язык не поворачивался.

— Просто здорово. Я в восторге. Всю жизнь мечтал о чем-то таком. Еще крылатого коня мне, пожалуйста, для комплекта!

Кеане наградил веселящегося собеседника внимательным взглядом, спрятал огонек в ладони и отлип от стены. Бард сразу замолчал и напрягся: кажется, он таки перегнул палку и вывел посетителя из себя.

— Его несложно узнать, — гость к некоторому изумлению певца спокойно подошел к двери. — Он постоянно улыбается. Вообще всё время, по делу и без.

— Кто? — не понял Айрел.

— Удачи, в общем, — салум вышел. — Я где-то тут еще какое-то время побуду, — донеслось уже из коридорчика.

Бард недоуменно моргнул — к чему вообще была последняя фраза? Угроза? Какая-то неубедительная. Мужчина посидел еще несколько секунд, глядя в проем настежь распахнутой двери и пытаясь расслышать звуки шагов. Потом поднялся, подошел к выходу и осторожно выглянул. На полу всё так же лежали невезучие охранники, странного посетителя же и след простыл. Незаметно пришел, незаметно ушел. Айрел нахмурился и на всякий случай удостоверился, что тот не спрятался где-нибудь в темноте коридора.

Тихонько попинал одно бессознательное тело, похлопал его по щекам. То приходить в чувство не спешило. Бард нахмурился еще сильнее: без охраны он чувствовал себя крайне уязвимым и беспомощным. Всё-таки дурацкая была идея остаться здесь на ночь, очень-очень глупая. И почему его никто не отговорил? Мужчина вернулся в свою каморку и хорошенько запер дверь. Немного подумав, решил подпереть ее кроватью и даже сдвинул последнюю с места. Сообразил, что это ничего не изменит: располагавшиеся под сценой помещения возводились на день-два, при их сооружении никто не руководствовался принципом, что они должны простоять века. Даже сам Айрел вполне бы смог разломать стенку ударом ноги. Если б кто-то задался целью попасть к нему в гримерку, заблокированная дверь его б точно не остановила.

"А возле ларцевещателей сейчас полно народу", — пришло барду в голову. Столь ценное имущество просто обязана охранять прорва людей. Эта мысль мужчину очень обнадежила. Рион тоже, скорее всего, был там. Айрел схватил с постели свой кафтан, спешно его натянул, не заботясь о том, что ворот рубашки смялся и небрежно торчал из-под верхней одежды красным языком, — наверняка на улице было прохладно. Чуть посомневавшись, музыкант принялся рыться в сваленной на полу груде уже начинающих вянуть цветов и прочих подношений. Чего только ему не дарили благодарные слушатели. К примеру, он точно помнил, в этот раз кто-то сунул бутыль с неким пойлом. Сам бард такое не пил, а вот задобрить охранников лишним никогда не было: вряд ли те очень обрадуются его внезапному появлению и требованию обеспечить ему безопасность.

Объемная керамическая ёмкость обнаружилась почти сразу же. Мужчина с усилием выдернул пробку и понюхал содержимое. Глаза тут же защипало, а легкие чуть не обуглились. Айрел спешно отдернул бутылку от лица, тряхнул головой и кашлянул. Да, пожалуй, за такой подарочек он на некоторое время станет лучшим другом для охраняющих ларцевещатель людей — интуиция, подкрепленная личным опытом, подсказывала ему, что среди них было немного непьющих интеллигентов. Пробка влезать обратно в горлышко категорически отказывалась, но бард решил, что это не критично. Автоматически сунув ее в карман, мужчина выскочил за дверь, обойдя распростертые тела, миновал коридорчик и оказался на улице. Поправляя свободной рукой ворот рубашки, направился к ближайшему домику.

Расстояние было небольшим, однако Айрел хотел преодолеть его как можно скорее и незаметно для себя ускорял шаг. Параноиком он никогда не был, хотя, как говорил Рион, с учетом всех покушений и угроз, стоило бы им стать. Будь администратор сейчас рядом, он бы, возможно, порадовался, что его подопечный внял совету.

Тускло горел контур двери хранилища — сквозь щели между ней и косяками проникал свет лампы. Если напрячь зрение, то слева можно было угадать очертания второго домика, справа чернели прибрежные заросли, за спиной у мужчины громоздилась сцена, а еще дальше — Гальтенский холм и стены Табида.

— Айрел Керран?! Настоящий?! Давиана Владычица, неужели это правда?! — раздался незнакомый мужской голос.

Бард вздрогнул и остановился: светящийся прямоугольник двери исчез — кто-то заслонил его собой.

— Я был на сегодняшнем вашем концерте! Это что-то! Да вы просто гений! Считайте меня своим верным поклонником!

Фигура неспешно приближалась. Айрел напряженно следил за ее перемещениями. Бледный свет луны не позволял разглядеть лицо незнакомца, что душевного комфорта певцу не добавляло. Голос у "верного поклонника" был доброжелательный и веселый, однако это еще ничего не значило. Бард глянул на вновь частично открывшийся светящийся контур, прикидывая шансы в случае чего добежать до хранилища самостоятельно или дозваться находившихся в нем людей.

— Особенно мне понравилось вот это ваше "жаворонка трель... что-то там, что-то там... догорал на заре", — человек приблизился настолько, что Айрел, наконец, смог рассмотреть его лицо, буквально лучащееся добротой и открытостью. На вид он был примерного того же возраста, что и певец, среднего роста, крепкого телосложения, темноволосый. Музыкант не помнил, чтоб когда-либо прежде его встречал. — О, смотрю, вы уже начали праздновать успех, — незнакомец, широко улыбаясь, указал взглядом на зажатую в руке барда бутыль.

Певец, не раздумывая, плеснул ее содержимое мужчине в глаза и, пока тот шипел от боли, уткнувшись лицом в рукав, со всех ног бросился прочь. В его мозгу вдруг соотнеслись слова загадочного посетителя о том, что где-то поблизости есть некто, желающий ему вреда и, как минимум, считающий себя салумом, с его же фразой про "улыбается". Уж лучше прослыть агрессивным психом в случае ошибки, чем проявить недостаток осторожности.

— Вот ведь стервец, — усмехнулся "верный поклонник", убирая со лба мокрую челку и щуря обожженные глаза. — Кто ж знал, что он таким шустрым окажется...

Задумчиво слизнул стекавшую по губам капельку ядреного самогона, убеждаясь, что даже такая зверская бодяга была для него совершенно безвкусной.

— Ладно, догонялки с прятками я тоже люблю, — негромко проговорил он, крепко зажмуриваясь и встряхивая головой.

Распахнул глаза и несколько раз сморгнул, пытаясь остановить хлеставшие слёзы.

— В общем, кто не спрятался — я не виноват.

Айрел не умел драться: нужно беречь руки, с разбитыми костяшками несколько проблематично перебирать струны. Зато неплохо убегал. Нельзя сказать, что этот навык его особо радовал — скорее вызывал легкое чувство досады на самого себя, зато не раз выручал из всяких скользких ситуаций, могших закончиться для барда весьма и весьма плачевно. Почти добравшись до хранилища ларцевещателя, он вдруг резко сменил курс и рванул в другую сторону: подумал, что там его, скорее всего, будут искать в первую очередь, а надежды на боеспособность охранников вдруг сильно понизились. Если посетитель сказал правду и они с облитым принадлежали к одной шайке, значит тот вполне мог не уступать ему в силе.

Айрел, стиснув зубы, несся к приречным зарослям. Хорошо, что ночка выдалась темная, не то бы его на этом гадском поле, открытом и просматриваемом со всех сторон, в два счета сцапали, как миленького. К тому же, возможный преследователь в этот момент должен был страдать от серьезных проблем со зрением, что также не могло не воодушевлять.

Нужно попасть в город и добраться до гильдии — там помогут, обогреют, защитят. Бард ворвался в гущу деревьев и, стараясь как можно меньше шуметь, двинулся вдоль реки в сторону Табида. Опасливо огляделся, проверяя, не появился ли на горизонте преследователь.

— Сказать по правде, я впечатлен, — послышался знакомый голос.

Айрел вздрогнул и резко обернулся, чуть не поскальзываясь на мокрой почве. Кеане сидел на перевернутом ведре в нескольких шагах от него. Певец похолодел и замер, глядя на расслабленную позу давешнего посетителя. Ничего хорошего он от этой встречи не ждал. Очень пожалел, что где-то потерял свою бутылку — вполне возможно, она б еще могла сослужить ему добрую службу.

— Не так просто застать салума врасплох, — проговорил оружейнике, не сильно расстраиваясь из-за того, что ему явно не были рады. — Дэйси тебя недооценил. Поздравляю.

Айрел снова тревожно оглянулся и отступил на шаг назад. Даже если этот человек не собирался на него нападать, второй вполне мог услышать голоса и явиться по его душу.

— Он не слышит, — салум правильно истолковал поведение собеседника. — Он сейчас там, — мотнул головой в сторону хранилища ларцевещателя.

Бард посмотрел. Заметил, что светящийся контур вокруг двери исчез. Непроизвольно вспомнил стоимость оставленного в домике оборудования, но тут же сказал себе, что это — проблема гильдии, а не его.

— Что ему от меня нужно? — пробормотал он, спешно решая, что делать.

Последние сомнения в том, зря он облил "верного поклонника" или за дело, рассеялись.

— Ты сам. Для чего — я уже говорил, — Кеане, которому ничего не грозило, не выглядел человеком, особо переживающим за судьбу ближнего своего.

Айрел подобного не припоминал, но решил, что это в данной ситуации не имело большого значения — он был категорически против любого применения себя любимого посторонними лицами. Сейчас его больше беспокоило то, что преследователь находился где-то вне поля его зрения, а значит — где угодно. Подумав, что он не в том положении, чтоб терять время понапрасну, музыкант двинулся дальше.

— Полагаешь, в городе будешь в безопасности? — проводил его взглядом салум. — Ошибаешься. Там он тебя тоже достанет.

Бард ускорился.

— Видишь ли, — Кеане вытянул ноги и стряхнул с сапога комочек налипшей грязи. — Мы с ним — охотники. Не вся дичь легко дается в руки. За кем-то приходится побегать, кто-то пытается драться, кто-то запирается в каких-нибудь охраняемых комнатах... Но ведь это же не повод отказываться от добычи. Поэтому нас учат всему, что может помочь в подобных ситуациях: вскрывать замки, лазить по стенам и всё такое, — мужчина заметил, что собеседник продолжал идти вперед, стараясь его не слушать. — К чему я всё это говорю. Он доберется до тебя в любом подвале, охраняемом стаей бойцовых собак, снабженном толстенной стальной дверью ну и так далее. Вряд ли тебе удастся застать его врасплох еще раз.

Айрел остановился.

— Докажи, что ты не врешь! — велел он, не оборачиваясь. — Почему я должен тебе верить?

— Не верь, — легко предложил Кеане, равнодушно пожимая плечами. — Мне-то что? Мне плевать, что с тобой случится.

Бард помолчал, подумал. Повернулся к собеседнику лицом. Посомневавшись, подошел к нему ближе.

— Твое предложение еще в силе? — спросил он, твердо глядя салуму в глаза.

— Пожалуй.

— Какие последствия для меня, если я соглашусь? — Айрел нахмурил брови.

— Тебе мало того, что ты выживешь и даже сохранишь свой исходный вид? — судя по голосу, Кеане было скучно. — Кстати, решай быстрее: Дэйси уже должен был закончить со вторым хранилищем и теперь наверняка направится сюда.

* * *

Када злилась.

Едва дождавшись окончания концерта, она со всех ног рванула в город и даже сумела обманом проникнуть на территорию гильдии. В само здание попасть не смогла, поэтому была вынуждена спрятаться за какими-то ящиками во дворе и стала ждать прибытия кареты. Менее целеустремленные поклонницы остались посмотреть на поклоны и послушать очередные обращения барда к зрителям, а потом толпились возле его гримерки в надежде на краткое личное общение. Када же была настроена решительно и "кратким личным общением" ограничиться не собиралась. Примерное местонахождение отведенной Айрелу комнаты она знала — запомнила, из какого окна он выглядывал днем. Оставалось лишь как-то незаметно туда пробраться — бдительные работники гильдии без колебаний выставляли за дверь всех посторонних, не имеющих при себе разрешения на присутствие, подписанного главой данного отделения либо же одним из его заместителей.

Через какое-то время карета приехала. О том, что барда внутри не оказалось, девушка узнала далеко не сразу, подслушав чей-то разговор, — в темноте было сложно различить, кто выходил из экипажа, так что до этого момента Када не сомневалась, что объект ее страсти вернулся. Наплевав на возможные последствия, она вылезла из укрытия и пошла выяснять, куда дели Айрела. В итоге была выставлена за ворота гильдии, зато узнала, что тот решил остаться на ночь в своей гримерке.

Вот так, сердитая и негодующая, но не отказавшаяся от своей цели, она бежала обратно к сцене. С другой стороны, подумала она, так даже лучше: ночь, романтика, лишь они вдвоем, а вокруг ни души! О том, что там должна быть еще куча охранников, девушка предпочитала не думать: те не вписывались в идиллическую картину, рисуемую ее воображением.

Запыхавшаяся и взмокшая Када добралась до места и остановилась отдышаться. Сцена возвышалась буквально в десятке шагов от нее. Ночную тишину нарушало лишь тихое стрекотание насекомых да громкое дыхание девушки. Сообразив, что выглядит сейчас не очень привлекательно: раскраснелась, растрепалась, взмокла — крестьянка принялась приводить себя в порядок. Наскоро переплела косу, поправила платье, пожалела, что нет возможности умыться. Убедившись, что сделала всё, что могла, Када осторожно двинулась дальше.

Возле приоткрытой двери, ведшей под сцену, охраны не было. Девушка воровато огляделась, проверяя, нет ли поблизости кого-нибудь, кто может ей помешать. Невдалеке чернели едва различимые в темноте хранилища ларцевещателей. Ни души, ни огонечка. Девичье сердце забилось с предвкушением. Крестьянка собралась с духом и практически бесшумно скользнула под сцену.

В коротком коридорчике, где она оказалась, было куда светлее, чем снаружи: в одной из комнат горела лампа, ее свет проникал сквозь многочисленные щели наскоро сбитой из деревянных щитов перегородки. "Он не спит!" — Када зарделась, тут же уверовав, что ее ждут. Осторожно обошла лежавших на полу людей — их не то сон, не то обморок крестьянка истолковала тем, что сама Давиана Владычица устраняет все преграды на ее пути. Мысленно вознесла краткую молитву.

— Если подумать, ты вполне можешь быть в сговоре с тем человеком, — услышала она любимый голос. — Запугиваешь меня, он появляется, словно подтверждая часть твоих слов, и вот я уже согласен на твое предложение. По сути, ты мне не представил ни одного убедительного доказательства того, что говоришь правду.

— Да, такое возможно, — согласился второй, очень знакомый ей голос. — Я просто мог за какую-нибудь символическую плату нанять человека, чтоб он в нужный момент с улыбкой подошел с тобой поговорить. Так в какой из вариантов ты предпочитаешь верить?

Када вздрогнула и растерялась. Вот уж Кеане явно никак не укладывался в ее планы на эту ночь. Он-то здесь что потерял?! Девушка осторожно приникла глазом к одной из щелей в стене. Прищурилась, пытаясь разглядеть, что происходило в комнате.

Айрел, сидя на кровати, закатывал правый рукав рубашки. Скомканный кафтан валялся на полу унылой тряпкой. Второй мужчина восседал на единственном в комнате стуле и откровенно скучал.

— В ситуациях, когда приходится много думать и что-то выбирать из одинаково поганых вариантов, я начинаю звереть. Уже заколебался сомневаться, поэтому предпочту рискнуть и поверить тебе. Этот твой коллега точно сюда не сунется? — бард требовательно уставился на собеседника.

Салум пожал плечами.

— Я б в таких условиях отступил сразу, — сказал он, закидывая ногу на ногу. — Вернулся бы, когда глаза придут в норму. Это разумно. Считай, Дэйси не знает о том, что я тебя предупредил, при встрече он, с его точки зрения, не сделал ничего подозрительного. Почему ты себя так повел — не знает, но наверняка уверен, что твой поступок обусловлен чем-то, к нему отношения не имеющим. Поэтому ему логично предположить, что он, ничем не рискуя, может вернуться позже, когда глаза заживут, а ты успокоишься и перестанешь где-то бегать. Дэйси же упрямый, предпочел за тобой гоняться, полуслепой и в темноте. Однако даже он, обыскав все очевидные места, должен был понять, что ты можешь находиться где угодно в пределах весьма существенного радиуса, так что поймать тебя в данный момент крайне затруднительно. Почти невозможно, я б сказал. Так что, если он не отступил и не решил выждать, когда ты вернешься в гильдию или засветишься на каком-нибудь мероприятии, мое мнение о нем испортится еще сильнее.

— Значит, чисто теоретически он может сюда нагрянуть в любой момент, — подвел итог Айрел. — Что теперь?

Кеане глянул на полностью открытое плечо и подвинул стул ближе. Сунул руку под меховой воротник своего кафтана и выдернул из подкладки тонкую иглу.

— Я никогда особо не верил в салумов, — бард следил за его действиями с тревогой.

— Она тоже, — отозвался его собеседник.

— Твоя подруга, которой я якобы сломал жизнь? — уточнил певец. — Что с ней стало, кстати?

— Я был вынужден ее забрать.

Айрел проворно отстранил руку от иглы. Кеане выразительно на него посмотрел. Бард, посомневавшись, вернул ее назад.

— Ты убил собственную подругу? — переспросил он, встревоженный скорее тем, что будущее готовило его плечу, чем моральным обликом союзника. — Это так принято среди салумов?

Када вздрогнула и побледнела. О чем они вообще говорили? Ведь не могло же ей послышаться?

— Нет, — спокойно отозвался мужчина, процарапывая на коже певца ровный круг. — У нас в принципе не принято заводить дружбу с простыми людьми.

Стер пальцем выступившую кровь. Принялся дальше кромсать плечо собеседника. Тот глядел на творящееся безобразие с нескрываемым беспокойством, морщась от боли.

— Зачем это нужно? — не выдержал он.

— Оружие, которое я тебе обещал, окимма, создается из трех элементов, — Кеане вытер иглу о собственный рукав и воткнул ее обратно в воротник. — Это ее носитель, то есть ты, силы салума, ее создающего, то есть меня, и вот это.

В его ладони снова возник огонек.

— Основной элемент, — проговорил мужчина. — Именно его исходные качества во многом определяют свойства и особенности оружия. Поэтому, чем лучше сырье, из которого он произведен, тем интереснее оно получается. Совмещение всех трех элементов происходит непосредственно в теле носителя. Здесь, — указал на кровавый рисунок.

— Подожди, — Айрел очень пожалел, что не выяснил всех подробностей эпопеи заранее. — Только не говори, что сырьем является...

— Другой человек, — спокойно подтвердил Кеане. — Я же уже сказал это. Думал, ты давно понял.

Када стояла, боясь пошевелиться. Бледная, вспотевшая от страха и находящаяся на грани паники. Она как-то легко поверила, что бывший спутник являлся салумом — наверняка мерзкие демоны умеют притворяться людьми или присваивать их тела. Это было бы вполне в их стиле. Какой же опасности она подвергалась во время путешествия! Спаси, Давиана Владычица, рабу свою верную! Девушку раздирали два желания: спасти возлюбленного из лап убивца или побеспокоиться о себе и сбежать, пока ее не застукали и не выжрали ей душу.

— Стой-стой! — бард быстро отстранился от собеседника. — Ты так об этом говорил, что мне только сейчас стало ясно, что тогда имелось в виду! Если б ты изъяснялся понятнее...

— То есть, ты предпочитаешь сам стать чем-то таким? — уточнил Кеане, поднимая ладонь с огоньком выше.

— Нет, но..! — Айрел начал весьма эмоционально, но тут же замолчал, потому что закончить ему было нечем.

Несколько секунд сидел неподвижно, таращась на плавающего в воздухе светлячка и, судя по выражению лица, проходя через серьезные муки выбора.

— Это — твоя подруга, да? — выдавил он чуть погодя. — Как ее звали?

— Риелей Ханн.

Када еле удержалась от испуганного всхлипа и спешно зажала рот ладонями. Фамилию спутницы она никогда не спрашивала, однако сомнений, о ком шла речь, у нее не возникло. Девушку колотило от ужаса, перед глазами плыло. Распростертые на полу тела сразу обрели новый смысл. В том, что их души пошли кое-кому на ужин, она тоже была абсолютно уверена. От мысли, что находится рядом с трупами, чуть не потеряла сознание. Затравленно оглядевшись, принялась осторожно пятиться к выходу, больше всего на свете боясь выдать своё присутствие хоть единым звуком.

Айрел тупо пялился на собеседника, переваривая его слова.

— Впрочем, последние несколько лет она предпочитала называться Риелей Тавия Ханн'Ла, — добавил тот.

— Та девчонка? — бард был потрясен.

За годы постоянного исполнения песня, написанная еще в отрочестве, давно потеряла для него связь с конкретным человеком. Мужчина поджал одну ногу, не заботясь о том, что упирается грязным сапогом в собственную постель. Уткнулся лбом в колено и некоторое время молчал.

— Совсем о ней забыл, — признался он. — Когда перебирал в памяти женщин, которым мог поломать жизнь, о ней даже и не вспомнил. Да уж, могу себе представить, как она меня ненавидела.

Поднял голову и с тяжелым вздохом откинул волосы назад.

— "Дань памяти", говоришь? — задумчиво посмотрел на Кеане.

Прикосновение светлячка к распоротой коже вызвало у барда ассоциации с рядом пыток и казней, применяемых в разных странах и в разные времена. Пронзание раскаленными прутьями, заливание расплавленного свинца в расщепленные кости, сдирание кожи заживо с последующим натиранием оголенной плоти солью... Не то, чтоб Айрел прежде испытывал на себе хоть что-то из этого, зато не сомневался, что примерное представление об ощущениях получил. Правда, обдумать этот вопрос ему удалось лишь несколько позже, когда он пришел в себя и слегка оклемался. В тот момент же ему было не до сравнений и абстрактных размышлений.

Плечо барда пронзила боль настолько сильная, что ему показалось, будто правой руки у него больше не было. Мелькнула мысль, что, похоже, его карьера музыканта на этом и закончится.

Услышав душераздирающий крик, Када, добравшаяся до двери и мучительно размышлявшая, имеет ли она право оставить любимого в столь опасной ситуации, мгновенно отринула сомнения и со всех ног бросилась прочь, ревя от страха.

Мгновеньем позже Айрел потерял сознание.

Очнулся он оттого, что кто-то ожесточенно тряс его за плечо. Слава Давиане, за левое. С огромным трудом бард приоткрыл глаз и сфокусировался. Над ним нависало встревоженное лицо Риона. Тот говорил, однако певец не сразу смог сосредоточиться настолько, чтоб разобрать, что именно. Увидев, что подопечный проявляет признаки жизни, администратор вздохнул с облегчением и перестал его тормошить. Закурлыкал что-то радостное и умиротворенное.

Айрел чувствовал себя так, словно беспробудно пил всю прошлую неделю. Настолько паршиво ему давно не было. С трудом скосил глаз на правую руку. Скатанный рукав был небрежно спущен до локтя. Пожалуй, бард был даже рад, что разглядывание результатов ночного опыта откладывалось на некоторое время: оправданно опасался увидеть жуткое кровавое месиво. Попробовал пошевелить пальцами, те послушались. Что ж, похоже, судьбы калеки ему удалось избежать. Глубоко вздохнул и заставил себя оглядеться.

Салума нигде не наблюдалось, что певца совсем не удивило. Зато присутствовали иные люди. Два незадачливых охранника, пропустившие всё интересно, провалявшись на полу без сознания, растерянные и крайне взволнованные, что-то рассказывали хмурому человеку в форме гильдии бардов. Судя по выражению лица, настроение у того было препаршивое и он жаждал на ком-нибудь его выместить. Порой кто-нибудь забегал и что-то докладывал. Радостней от полученных новостей мужчина не становился. Он перехватил на себе взгляд певца, и Айрел тут же заподозрил, что напрасно поспешил с пробуждением.

* * *

— На меня напали, — бард сидел в кресле кабинета главы Табидского отделения гильдии и демонстративно страдал, надеясь, что у остальных присутствующих проснется совесть и от него отстанут. — Шел в правое хранилище и был атакован неизвестным. Чудом мне удалось вырваться и убежать. Опасаясь за свою жизнь, я всю ночь скрывался в зарослях у реки. Под утро, решив, что угроза миновала, вернулся в комнату.

С тихим стоном уткнулся лицом в подлокотник.

— Сколько, говорите, было нападавших? — суровому гильдийцу, оказавшемуся главой местной службы безопасности, сострадание было чуждо.

— Я видел только одного, — Айрел оторвал голову от мягкой обивки и принял из рук подошедшего Риона стакан с какой-то зеленой бодягой.

Администратор, прошлым вечером вернувшийся вместе со всеми в город для утрясения некоторых формальностей, решив, что его подопечный — уже взрослый мальчик и способен обойтись без него несколько часов, чувствовал себя виноватым.

— Что вам понадобилось в хранилище ларцевещателя посреди ночи? — глава службы безопасности певца, похоже, недолюбливал.

— Я услышал шум, выглянул за дверь и увидел, что оба мои охранника без сознания, — зеленая бодяга оказалась невыразимо мерзкой на вкус, Айрел едва поборол желание сплюнуть ее обратно в стакан. — Привести их в чувство мне не удалось. Встревоженный произошедшим, я направился туда, где, как мне казалось, смогу получить помощь и защиту. Что было дальше — я уже говорил.

Бард, морщась и кривясь, допил свою травяную гадость и поставил пустую посуду на стол. Гильдиец задумчиво разглядывал страдающего собеседника, вертя в пальцах связку ключей.

— Объясните мне одно, — проговорил он. — Почему вы в таком состоянии?

Айрел, твердо намеренный не распространяться на тему своего общения с салумом и его последствий, на мгновенье растерялся. Потом невинно моргнул и сделал вид, что ему неловко.

— Ну, мне вчера кто-то подарил бутылочку... — скромно потупил взгляд.

Ёмкость, явно не заслуживающую столь уменьшительно-ласкательного обозначения, ранее нашли и изучили. То, что в ней еще оставалось, произвело неизгладимое впечатление на не побрезговавшего попробовать содержимое человека, слывшего большим знатоком этого дела. На барда посмотрели с жалостью и отпустили отсыпаться.

Зеленая бурда оказалась штукой толковой, так что очень скоро певец почувствовал себя если и не заново родившимся, то, по крайней мере, вполне живым. Оставшись один, Айрел запер дверь комнаты и прислонился к ней спиной. Медленно перевел взгляд на правое плечо. Оно слегка зудело, однако прочих неудобств больше не доставляло. Мужчина осторожно сдвинул рукав вверх. На коже чернела аккуратная вязь символов, заключенных в круг.

* * *

Спереди послышался лай. Тавис Давиот нехотя ускорил шаг. Это задание его уже порядком вымотало.

— Если они снова гоняются за каким-нибудь зайцем, я их своими руками придушу, — сварливо пообещал он, в раздражении сшибая сапогом попавшийся ему на пути гриб.

Уполномоченный Давиот ошибся. На земле лежал труп. Мужчина даже присвистнул от неожиданности.

— А ну кыш! — велел он собакам, активно изображающим старательность и полную самоотдачу работе в надежде на угощение.

Те еще немного полаяли на тело и с чувством выполненного долга заткнулись. Покойный лежал лицом вниз, судя по виду, был бродягой и при жизни явно пренебрегал гигиеной. Прикасаться к находке не было ни малейшего желания. Сидевшая на руках у Барре Камрона шавка тявкала, не затыкаясь.

— Как же я ненавижу эту работу, — простонал уполномоченный Давиот, переворачивая тело носком сапога на спину.

Присел на корточки и некоторое время разглядывал покойного.

— Причина смерти — перелом шеи, — возвестил он очевидное.

Как всегда бывало, когда сотрудничество с Барре Камроном затягивалась, Тавис начинал вслух разговаривать сам с собой или описывать, что видел или слышал, чтоб хоть как-то компенсировать недостаток человеческого общения. Коллега против этого ничего не имел и, как подозревал мужчина, сам с интересом слушал его болтовню.

Тяф. Тяф. Тяф.

— Смахивает на нашего пациента, — уполномоченный Давиот, прищурившись, вглядывался в черты лица трупа.

Тяф! Тяф! Тяф!

— Давиана Владычица, да заставьте же свою псину замолчать! — рявкнул Тавис, гневно оборачиваясь к стоящему за спиной напарнику.

Тот требовательно на него смотрел и явно чего-то ждал.

Мужчина скрипнул зубами и глубоко вздохнул, показывая, как сложно ему сохранять спокойствие. Выразительно развел руками.

— Неужели так сложно догадаться, чем здесь пахнет?! — с издевкой проговорил он. — Даже по внешнему виду нашего общего друга можно определить, что он не мылся много дней, не заботился снятием штанов при посещении туалета и уже начал гнить! Знаете ли, смерть не прибавляет человеку приятных ароматов! Рискну предположить, что труп валяется здесь не час и не два, а несколько дольше, так что, я вас прошу, напрягите воображение, и попробуйте сами представить себе эту вонь! И если ваша зверюга немедленно не заткнется, то, клянусь, я скормлю ее Чангу и Бертену!

Два огромных пса с готовностью обернулись, услышав свои клички, и радостно дернули хвостами.

Барре Камрон наградил коллегу долгим взглядом и таки потрепал питомца по голове. Собака тут же замолчала и принялась выгрызать блох у себя на боку. Тавис Давиот кивнул с видом "то-то же!". Немного успокоился. Вынув из кармана перчатки, страдальчески вздохнул, снова посетовал о том, что ошибся при выборе профессии, нехотя их натянул и принялся обыскивать тело.

— А что у нас тут? — бубнил он, брезгливо приподнимая край одежды. — Уф, глаза б мои этого не видели. Так, в кармашке у нас погрызенный корешок. Ммм... вкуснятина!

Его коллега опустил свою псину на землю и, достав из-за голенища сапога нож, вспорол одежду на правой руке покойного. Уставился на открывшееся взору исхудалое плечо. На первый взгляд — ничего примечательного. Мужчина разгладил кожу пальцами, сжал и снова растянул, внимательно выискивая лишь одному ему известные знаки.

— Он был носителем, — сообщил Барре Камрон, убирая нож на место и отряхивая руки.

Встал и отошел, сочтя свою часть дела выполненной.

— Шайн! Голубчик! — притворно обрадовался Тавис. — Как же я рад, что мы с тобой наконец-то познакомились лично! Давиана Владычица, храни того, кто сделал наш мир чуть лучше, свернув шею этому негодяю, из-за которого я столько дней был лишен комфорта и душевного покоя! Спасибо тебе, добрый человек!

Уполномоченный Давиот, разом повеселев в предвкушении скорого возращения в столицу, тоже поднялся, решив, что дальнейший осмотр покойного не имел смысла. Обернувшись, заметил, что его коллега в паре шагов от него склонился над землей и ощупывал ее с самым серьезным видом. Заинтересовавшись, Тавис подошел ближе и присмотрелся.

— Похоже на кровь, — поделился он наблюдением.

Бурое пятно, расползшееся по почве, почти не бросалось в глаза. Короткая редкая трава неплохо скрывала окрашенный темной жидкостью пятачок земли, и лишь небольшая часть растительности носила на себе багровые следы.

Служащий "Мирлы", понаблюдав за действиями молчаливого напарника, поинтересовался:

— Что, кто-то из ваших здесь был?

Коллега коротко кивнул. Тавис предпочел больше ничего не спрашивать: лезть в дела оружейников дальше необходимого он побаивался. Демонстративно отвернулся и сладко потянулся.

— Ладно, вернемся к нашему трупу, — легкомысленно возвестил он, стягивая перчатки и небрежно засовывая их обратно в карман. — Думаю, стоит известить о нем городские власти. Как же я люблю скидывать грязную работу на других!

* * *

Глава табидской городской стражи был несколько растерян и удручен: в его личном кабинете устроились две весьма бесцеремонных личности, однако выставить их вон было нельзя. Грамота, подписанная аж самим королем, в которой всем официальным лицам Кендрии настоятельно советовалось, даже предписывалось, оказывать ее предъявителям всяческую помощь и поддержку, была весомым поводом проявить терпение и гостеприимство. О службе "Мирла" глава стражи прежде слышал лишь краем уха, однако теперь чуть ли не попал в подчинение к паре ее представителей. Оставалось надеяться, что ненадолго.

— Эх, любезнейший, вы просто не знаете своего счастья, — Тавис Давиот чувствовал себя, как дома, расположившись в комнате так, словно она всегда принадлежала ему.

Мужчина вальяжно восседал за письменным столом, и, расчистив себе место от бумаг, с аппетитом ел суп с фасолью. На второе была котлета и перловая каша — деликатесов в столовой правоохранительного учреждения не подавали. Его грязная походная сумка валялась на самом видном месте, терзая взор помешанного на порядке хозяина кабинета. Барре Камрон вел себя куда тише и скромнее, сидел на стуле и довольствовался чашкой мутного дешевого чая и пресной булочкой. Мелкая собачонка дремала, свернувшись у его ног. Главе стражи же сидячего места не хватило, так что он был вынужден стоять в центре комнаты, чувствуя себя весьма жалко.

— Вам не нужно бродить по бездорожью, преследуя убийцу-психопата, ночевать в грязи и питаться сухариками, когда запас еды в который раз подходит к концу, а по приезде в город первым делом волочиться на почту, чтоб отослать в штаб очередной отчет о проделанной работе и всю ненужную ношу. А эти собаки! Вы хоть представляете, сколько они жрут?! Хорошо хоть способны прокормить себя сами, потому что если б мне пришлось помимо всего прочего тащить на себе еще и запас мяса для них, я б протянул ноги уже через несколько шагов! — Тавис вздохнул и сокрушенно покачал головой.

— Кстати о собаках... — глава стражи мельком глянул на питомца Барри Камрона. — Нельзя ли с ними что-нибудь сделать? Одна из них уже едва не загрызла моего человека.

— Я же велел к ним не подходить, — недовольно буркнул уполномоченный Давиот, набивая рот хлебом. — Специально несколько раз громко объявил, к чему может привести нарушение этого указания. Вот ведь люди, а! Чем слушают?!

С хмурым видом прожевал и проглотил.

— Я уже послал весточку в имение графа Обриана, чтоб сюда пригнали наш экипаж и фургон с клеткой для их перевозки, — проговорил он, отстраняя от себя пустую тарелку. — Через пару недель их должны доставить. До тех пор собак можно запереть в какой-нибудь свободной камере — они к такому привычные. Затраты на их прокорм вам возместят. Выгуливать их, так уж и быть, буду сам. Кстати, распорядитесь, чтоб нам с коллегой обеспечили номера в какой-нибудь гостинице поприличнее.

— Мои люди доставили ваш труп, — флегматично доложил глава стражи, мысленно ставя галочку рядом с одним из пунктов в списке проблем, которые нужно решить, и перешел к следующему.

— О, молодцы, — отозвался Тавис.

— Мы должны найти убийцу? — хозяин кабинета, судя по тону, был не особо рад подобной перспективе.

— Разве что, если хотите пожать ему руку или вручить какую-нибудь похвальную грамоту за заслуги перед обществом. Нет, проводить расследование не нужно. Просто избавьтесь от тела: сожгите, похороните, да что угодно, — уполномоченный Давиот потерял к Подлюге Шайну всякий интерес и жаждал закрыть это дело, как можно скорее.

Ни Барре Камрон, ни тем более глава стражи Табида против этого не возражали. Последний, решив, что с основными вопросами разобрался, прошел к двери и, приоткрыв ее, обратился к своему секретарю, сидящему в приемной.

— Фэрди, та девица всё еще у нас?

— Да, капитан, — последовал ответ подчиненного.

— Тогда выставить ее на улицу, а в камеру кинуть половиков, каких не жалко. Поселим там собак. И принеси мне какой-нибудь стул!

Закрыл дверь.

— Всё-таки, это очень прискорбно, когда юные девушки встают на путь преступности, — Тавис с блаженным видом откинулся на спинку кресла и лениво расстегнул пуговицы дорожного кителя. — Что же совершила ваша узница?

— Да, ничего особенного, — капитан раздраженно поморщился. — Истеричная особа с явным помешательством психики. Ворвалась к нам вчера утром, несла какой-то бред, требовала спасти своего жениха и всё такое прочее. Мои люди попробовали выпроводить ее по-хорошему — одного она покусала, второму расцарапала лицо, кричала и грозилась поджечь здание стражи, если ее не выслушают. Вот и решили ее подержать немного под замком, чтоб успокоилась.

— Ну так выслушали бы ее, — уполномоченный Давиот покосился на главу стражи с неодобрением. — Вдруг и впрямь дело серьезное.

— Как же, — фыркнул хозяин кабинета. — Там было что-то про салума, который уже кого-то убил, а теперь заманивает ее жениха в свои сети. И вот, доверчивый и наивный, тот рискует потерять душу, поддавшись на искусительные речи. И знак-то уж какой-то ему на плече вырезали, и кровь-то уж пустили... А мы просто обязаны немедленно все бросить и пойти его спасать. Ага, спасибо, Фэрди, — секретарь принес стул. — Если не ошибаюсь, смысл ее воплей сводился к чему-то такому.

Служащие "Мирлы" к его удивлению отнеслись к его словам довольно странно: насторожились, серьезно переглянулись, о чем-то задумались.

— Нам бы очень хотелось побеседовать с этой вашей девицей, — проговорил Тавис Давиот. — И, если это вас не обидит, желательно наедине.

* * *

Айрел Керран сидел на подоконнике своей комнаты и рассеянно перебирал струны лютни. После концерта и последовавшей за ним "веселой" ночи прошло два дня. Ее итоги же были известны уже на следующее утро.

Один ларцевещатель не пострадал, второму повезло меньше, но восстановлению он поддавался. Из десяти человек, их охранявших, трое погибли, еще четверо оказались в лазарете, остальные же, можно сказать, отделались легким испугом. Кто совершил нападение, выяснить так и не удалось, однако руководство табидского отделения гильдии было твердо намерено найти злоумышленников или злоумышленника. Выжившие охранники сообщили, что их атаковал один человек, но всё же не могли утверждать этого с уверенностью: всё произошло слишком быстро и они не успели сориентироваться. Глава службы безопасности же полагал, что его люди и бард столкнулись с двумя, а то и тремя разными членами вражеской группы, поскольку не верил, что хлипкий музыкант смог бы спастись от того, кто с легкостью разделался с лучшими его подчиненными. Делом активно занималась городская стража: гильдия бардов — учреждение достаточно влиятельное, она способна принудить окружающих проникнуться ее проблемами, как своими собственными.

Айрел при последующих допросах придерживался своей версии, ничего существенного к показаниям больше не добавлял, об истинных событиях той ночи ни с кем говорить не собирался. Плечо его полностью зажило и не причиняло ни малейших неудобств. Рука работала не хуже, чем прежде. Однако певцу было неспокойно. Салум исчез и больше не появлялся, так и не объяснив, как пользоваться обретенным оружием. Его коллега тоже пока таился, однако певец не сомневался, что он находился где-то поблизости. С полной поддержки Риона, Айрел отказывался покидать территорию гильдии, совершенно искренне утверждая, что опасается за свою безопасность, и мрачно предвкушал тот день, когда ему придется это сделать, чтоб вернуться в Обхарнайт — придворному барду положено быть при дворе. Мысль, что для него эта история уже закончилась, он даже не рассматривал.

В дверь постучали.

— Вас желают видеть двое людей. Говорят, что из какой-то королевской службы. Господин Эллентиз выдал им допуск. Они уже ожидают в малой гостиной.

Барду посетители не понравились: они смотрели на него так, будто пытались что-то увидеть.

— Добрый вечер, — поздоровался он, присаживаясь на диван.

Вперил в незнакомцев чистый и наивный, не обремененный излишним интеллектом взор — это иногда помогало при неприятных разговорах. Некоторых трогательные дурачки умиляют. Относились ли к их числу эти люди, еще предстояло выяснить. Кроме Айрела, гостей, сидящих на диванчике напротив него, и мелкой дворняги, обнюхивающей угол ковра, в комнате никого не было: посетители попросили об аудиенции с глазу на глаз.

— Добрый вечер. Королевская служба "Мирла", уполномоченные Тавис Давиот и Барре Камрон, — младший из собеседников, мужчина приятной внешности, темноволосый и немного смуглый, подался вперед и облокотился на колени. — Как звать собаку уполномоченного Камрона, не знаю даже я, — дружелюбно улыбнулся.

Айрел вежливо сделал то же самое. Попытка разрядить обстановку на него не подействовала, однако он посчитал, что демонстрировать это не обязательно.

— Мы слышали, что два дня назад вы подверглись нападению. Какое счастье, что всё обошлось: если б с вами что-нибудь произошло, это было бы горем для всей страны.

Бард сокрушенно покивал, всем своим видом показывая, что тоже считает, будто потеря для Кендрии и впрямь была бы невосполнимой.

— Приносим свои извинения, что отвлекаем вас от каких-нибудь, несомненно, очень важных дел, и уверяем, что не займем много вашего времени, — певец обратил внимание, что тот, кто назвался Тависом Давиотом, говорил за обоих представителей службы.

Барре Камрон же сидел почти неподвижно, принимать участия в беседе не стремился и лишь пристально глядел на музыканта. Того этого немного раздражало.

— Возможно, моя просьба покажется вам странной, но... покажите, пожалуйста, правое плечо.

Айрел вздрогнул и внутренне похолодел. Откуда они знают?! Понадеялся, что его смятение осталось незамеченным, и снова включил дурачка. Пару раз моргнул, изображая недоумение, и, полуобернувшись к посетителям правым боком, чуть выпятил руку.

— Закатайте рукав, пожалуйста, — попросил Тавис Давиот, внимательно наблюдая за действиями музыканта.

Бард мысленно заскрежетал зубами от досады. Наградил посетителей очередным наивным взглядом существа, обитающего лишь в мире искусства и не способного внятно мыслить понятиями, с ним не связанными. Обычно это отбивало у собеседников желание пытаться от него чего-нибудь добиться или в чем-то убедить. Эх, будь служащие "Мирлы" женщинами, наверняка бы сработало...

— Скажите, а что случилось? — поинтересовался Айрел, вяло сражаясь с якобы не поддающейся пуговкой на манжете.

— Ничего, — дружелюбнее прежнего улыбнулся уполномоченный Давиот. — Просто проверяем некие сведенья.

Бард, с некоторых пор относящийся к радушным улыбкам с определенной неприязнью, внутренне скривился. Решил, что, если тянуть и дальше, это вызовет подозрения. Ладно, была не была! Может быть, посетители что-то другое ищут. Расстегнул пуговицу и сдвинул рукав вверх, демонстрируя черный рисунок. Хмуро глянул на собеседников, наблюдая за их реакцией. Тавис Давиот раздосадовано цокнул языком и откинулся на спинку дивана, Барре Камрон же оживился, подался вперед и, прищурившись, принялся рассматривать узор.

— Вы знаете, что это такое? — с жалостью поинтересовался разговорчивый служащий "Мирлы".

— Татуировка, — буркнул Айрел.

— Неа, — уполномоченный Давиот сунул под локоть диванную подушечку и подпер щеку ладонью. — Не татуировка. И вы знаете, что это такое. Мы тоже знаем, что это такое, так что давайте перестанем юлить и поговорим серьезно.

Бард глубоко вздохнул, сдаваясь, и запрятал дурачка подальше. Наградил служащих "Мирлы" кислой миной, ясно показывающей, насколько он "рад" этому разговору.

— Давайте поговорим серьезно, — согласился он.

— Вы понимаете, что не имеете права владеть окиммой? — поинтересовался Тавис Давиот.

— Впервые слышу.

— Покажи в активированном виде, — Барре Камрон подал голос впервые за разговор.

— Как ее активировать?! — воскликнул Айрел, раздраженно взмахивая руками. — Мне это как-то позабыли объяснить!

— Так, расскажите по порядку, как вы получили окимму, — велел один собеседник.

— Представь, что печать сползает с плеча на ладонь, будто она не вживлена в кожу, а свободно по ней скользит, — сказал второй. — Можешь при этом встряхнуть рукой, словно сбрасываешь ее вниз.

Бард послушно попробовал. Ничего не получилось. Предпринял еще одну попытку. Тавис Давиот поморщился и скрипнул зубами, раздраженный тем, что напарник с ним совершенно не считался и мешал вести допрос. То, что это был самый длинный монолог, какой он от него слышал за всю жизнь, подобное поведение не оправдывало.

— Так, всё же, как вы получили окимму? — с нажимом повторил мужчина, привлекая к себе внимание.

Айрел в общих чертах обрисовал обстоятельства, при которых стал счастливым обладателем потенциально мощнейшего оружия, продолжая меланхолично взмахивать рукой в надежде на успех.

— Ясно, — служащий "Мирлы" произнес это таким тоном, словно услышал что-то неприятное, сулящее проблемы лично ему. — Боюсь, вам придется проехать с нами, молодой человек.

— Куда? — насторожился бард, уже автоматически повторяя жест.

— Как я уже говорил, вы не имеете права владеть окиммой: получить ее могут лишь люди из лично одобренного королем списка. Причем порой им приходится ждать своей очереди много лет, а до некоторых она так и не доходит. Полагаю, вы понимаете, что вашего имени в этом перечне нет? Ни я, ни мой напарник не наделены полномочиями разрешить возникшую ситуацию, поэтому мы будем вынуждены отвезти вас в штаб "Мирлы" в Обхарнайт. Пусть руководство само ломает голову, как с вами поступить.

— И чем мне это всё грозит? — Айрел мысленно проклял обоих салумов, втянувших его в это дело.

— Я понятия не имею, — Тавис Давиот развел руками и покачал головой. — Не слышал, чтоб подобное имело место с тех пор, как король подчинил себе оружейников. Вы угодили в весьма незавидное положение, молодой человек, однако, принимая во внимание вашу личность, полагаю, можно надеяться на снисхождение. Вы — всенародный любимец, придворный бард, жертва обмана и обстоятельств. Злого умысла не имели, государственный переворот не планировали, оскорбить монарха своими действиями не желали, окиммой владели, но не пользовались и всё такое прочее. Возможно, всё обойдется. С учетом всего вышесказанного, наверное, худшее, что с вами могут сделать, это отрезать руку. Но я не утверждаю, что именно так всё и будет, просто высказываю свое предположение.

— Что?! — не поверил ушам Айрел.

Его сердце холодно скользнуло вниз. Вот уж действительно повезло, так повезло — как утопленнику! Бард, растерянный и шокированный, всё же обратил внимание, что присутствующие вдруг стали на него как-то странно смотреть. Перевел взгляд вниз.

Его правая ладонь сжимала лютню. Черную с красными струнами.

7.

Айрел лежал на кровати и отрешенно разглядывал потолок. По старой штукатурке змеились тонкие трещины, едва различимые в сгустившихся сумерках; кое-где на стыке со стеной угадывались сизые сгустки паутины. Обычно бард не обращал внимания на такие мелочи и вообще был человеком в быту неприхотливым: в каких только сараях не приходилось ему ночевать во время гастролей. Однако в этот раз настроение у него было паршивое до крайности, поэтому мелкие недостатки одной из лучших комнат табидского отделения гильдии резали глаза и действовали на нервы. Певец мрачно подумал, что поутру пойдет к местному руководству и непрозрачно намекнет, что здесь стоило бы сделать ремонт или хотя бы генеральную уборку. Перевернулся на бок и закрыл глаза, уже в который раз за эту ночь пытаясь заснуть. Фактически бард находился под домашним арестом.

Служащий "Мирлы" настоятельно посоветовал Айрелу воздержаться от выхода за пределы гильдии. Говорилось это мягко и с вежливой улыбкой, однако певец не испытывал иллюзий касательно необязательности данной рекомендации. Уполномоченный Давиот ясно дал понять, что положение музыканта, и так не завидное, может стать куда хуже, если тот вздумает вести себя неразумно. Под неразумным поведением понималось оказание сопротивления представителям службы, попытка бегства или использование окиммы.

Последнее представляло бы собой особенно большую проблему: никто не знал, в чем заключается способность данного оружия, потому последствия его применения могли оказаться самыми непредсказуемыми. Выяснить ее можно было лишь опытным путем, однако при этом существовал серьезный риск нечаянно поубивать всех присутствующих. Носителю, впрочем, ничего не грозило.

Окиммы отличаются друг от друга: некоторые предельно точны в нанесении удара по цели, другие щедро разливают свою мощь во все стороны, причиняя вред всему, что находится в радиусе их действия. Понять по внешнему виду, где какая, чаще всего невозможно. Как поведал Тавис Давиот, оружие обычно испытывают на приговоренных к смерти заключенных. Лютне Айрела это тоже грозило: какое бы решение в итоге не будет принято о его судьбе, на испытании окиммы оно никак не скажется — оружейники, помешанные на своих творениях, были бы крайне недовольны, если б им не позволили изучить особенности музыкального инструмента. Барре Камрон, судя по выражению лица, был готов приступить к опытам прямо в гостиной и сдерживался лишь ценой огромных волевых усилий.

Перспектива хладнокровного и методичного убиения людей, пусть даже преступников, приводила барда в тоску и уныние. Словоохотливый служащий "Мирлы" рассказывал, что порой приходится делать до пяти-шести заходов, чтоб изучить особенности оружия во всех деталях. Прикинув, сколько на всё это требуется смертников, Айрел невольно усомнился в честности судей и справедливости выносимых ими приговоров.

Ночь прошла в тревогах и размышлениях. Утром бард первым делом пошел к своему администратору. Риона он нашел в одном из коридоров. Тот явно нервничал, отводил взгляд и делал вид, что занят какими-то расчетами. Прошлым вечером и ему, и всему руководству отделения гильдии Тавис Давиот в общих чертах обрисовал ситуацию, в которой оказался Айрел. Что именно произошло, не сказал, сославшись на государственную тайну, нагнел обстановку, напустил туману, объявил, что певца они с коллегой увезут с собой, когда прибудет их экипаж, а до тех пор попросил за ним приглядывать и всячески заботиться. О том, что, если за бардом не уследят, то всем будет плохо, вслух не говорилось, однако это поняли и без слов.

— Рион, мне нужна твоя помощь, — певец уставился на администратора так пристально, что тому пришлось отвлечься от "дел" и обратить на него взгляд.

— Айрел, боюсь, я... — мужчина топтался на месте и мучительно подбирал слова.

— Рион! — бард привык к тому, что его проблемы всегда решал собеседник, и мысль о том, что в этот раз могло быть иначе, застала его врасплох. — Пожалуйста. Мне не к кому обратиться, кроме тебя!

Певец замолчал в ожидании ответа. Он вдруг осознал, что сложившаяся ситуация выходила за рамки компетенции администратора, так что тот был не обязан в нее лезть.

— Хорошо, просто совет, — тихо проговорил музыкант. — Не надо помощи. Хотя бы скажи, как мне быть.

Рион вздохнул и покачал головой. Захлопнул блокнот.

— Айрел, если я не знаю, что происходит, как я могу что-то советовать?! Вчера ребята из службы безопасности постарались разузнать об этой "Мирле". Выяснили немного, но и того хватает, чтоб понять — ты влип. Там всё очень серьезно. К примеру, тем двоим, что вчера приходили, в настоящий момент подчиняется вся местная стража. Ты же знаешь, гильдия своих не бросает, но здесь мы мало чем можем помочь. Послали весточку в Обхарнайт, так что к твоему приезду там уже будут в курсе происходящего и, возможно, смогут как-нибудь повлиять. Господин Эллентиз собирался написать какое-то обращение к этой самой службе с просьбой о проявлении к тебе снисхождения. Завернет там про твой талант и незаменимость для народа Кендрии. Уверяет, что все обрыдаются, читая его сочинение, — администратор развел руками. — А больше мы ничего не можем сделать. По крайней мере, пока.

Повисла тягостная пауза.

— Слушай, Айрел, — Рион убедился, что никто не слышал их разговора. — Скажи мне, что ты натворил? Да, я помню, тебе запретили об этом говорить, но, обещаю, никто не узнает, что ты мне проболтался. Зная, в чем дело, я, возможно, смогу что-нибудь придумать!

Бард нерешительно скользнул взглядом по коридору, раздумывая, как быть. От администратора его сомнения не укрылись.

— Не доверяешь мне? Похоже на то. Почему ты не обратился ко мне сразу? Почему ничего не сказал? — Рион требовательно смотрел собеседнику в глаза, ожидая ответа. Судя по всему, он был здорово обижен. — Хоть раз за все те годы, что мы работаем в паре, я тебя подводил? Предавал? Бросал в тяжелой ситуации? Ответь, было такое?!

— Нет.

— Тогда почему?! Если б ты пришел ко мне сразу, возможно, мы бы придумали, как выкрутиться! Однако ты предпочел всё утаить, позволив ситуации развиться до того состояния, в каком она сейчас!

— Я... — бард хотел что-то возразить, но вдруг замолчал.

Да, они с Рионом работали вместе уже более десяти лет. Айрел тогда только-только пришел в гильдию. В ее ворота стучались толпы таких же вот подростков, считавших себя талантливыми и мечтавших сделать карьеру. Он был скромней и застенчивей основной их части, аккуратно причесанный опрятный тринадцатилетний паренек, на которого поначалу никто не обратил внимания. Неофициальный закон гильдии — выживает сильнейший. Чтоб здесь преуспеть, нужно быть наглым, дерзким, хитрым, коварным. Таким же, как он, тут обычно ничего не светит — им суждено застрять на стадии гастролей по деревням, так никогда и не выйдя на сцены городов. По мнению руководства, мальчик, конечно, мог занять определенную нишу, благо мордашку имел смазливую, но особых надежд на него никто не возлагал. Потому, когда он попросил себе администратора, ему назначили Риона. Тот был старше его лет на семь, тоже пришел в гильдию совсем недавно и не имел ни малейшего опыта. Никто и представить не мог, чего добьется эта парочка.

Им повезло, что остальные барды поначалу не видели в Айреле угрозы. Да, парень, возможно, талантлив, но на одном таланте далеко не уедешь. Где-то шла грызня, певцы вставляли друг другу палки в колеса и пытались всячески ослабить позиции своих конкурентов, а всеми игнорируемые Айрел с Рионом в это время мирно осваивались, учились, разбирались, делали первые шаги. Когда их амбициозные коллеги спохватились, было уже поздно — вся страна распевала песню о Лей Ханн. После этого, конечно, на начинающего барда и его администратора обратили самое пристальное внимание, им пришлось ощутить на себе все прелести нечестной конкуренции. Однако момент уже был упущен — они освоились, выучились, разобрались и теперь смело шагали вперед, готовые к борьбе и способные за себя постоять. Риона не раз и не два пытались подкупить или переманить другие певцы, однако он неизменно отвечал отказом. Он всегда был рядом, надежный и исполнительный, способный решить практически любую проблему и найти выход из самой безнадежной ситуации.

Так чего хочет от него Айрел теперь? Чтобы он связался с королевской службой? Устроил ему побег и обеспечил укрытие? Ага, и тем самым оказался крайним — бард не сомневался, что в случае "неразумного поведения" с его стороны, достанется всем, кто ему помогал. Было бы нечестно тащить товарища в это болото вместе с собой.

Музыкант закрыл глаза и глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.

— Прости, — проговорил он. — Но я ничего тебе не скажу. Не потому что не доверяю — потому что не хочу впутывать. Спасибо за всё, что ты для меня делал до сих пор, но в этот раз я попробую справиться сам.

В итоге Рион, не проникшись драматизмом момента, разобиделся окончательно и ушел, громко хлопнув дверью в конце коридора.

— Интересно только, как именно?.. — мрачно буркнул Айрел, медленно бредя к себе в комнату.

День выдался неприятным. Бард постоянно ловил на себе встревоженные взгляды, в воздухе витало напряжение, многие согильдийцы его явно сторонились. Глава службы безопасности был мрачен и недружелюбен. Похоже, он снова начал подозревать певца, но сам пока не решил, в чем конкретно. Айрел был демонстративно расслаблен и беспечен, старательно изображал, что у него всё прекрасно, но к вечеру ему это осточертело, и он заперся у себя в комнате. Валялся на кровати, в который раз обдумывая ситуацию и возможные из нее выходы. От нечего делать несколько раз активировал и убирал окимму, убеждаясь, что теперь у него это легко получалось. Рассматривал черную лютню, борясь с желанием провести по струнам, услышать, как она звучит. Чтоб не искушать себя и судьбу, убрал оружие от греха подальше. Помаявшись еще какое-то время, незаметно для себя задремал.

Бард поежился: свежий ветерок холодил кожу, проникая под рубашку. Айрел в полудреме подумал о том, что стоило всё же раздеться и устроиться на ночь нормально, а не валиться в одежде на заправленную постель. Не глядя, нащупал край покрывала и вяло попытался им запахнуться. Пока он возился с одеялом, в его сонном мозгу забрезжил вопрос: откуда в его комнате взялся ветер? Нехотя приоткрыв один глаз, сфокусировался на развевающейся шторке. Музыкант точно помнил, что окна не отворял. Нахмурился, мгновенно просыпаясь, и, привстав на локте, тревожно скользнул взглядом по темной комнате. Краем глаза засек какое-то движение, однако среагировать не успел — кто-то с силой впечатал его обратно в матрас. Айрел почувствовал, как на его горле сомкнулись чьи-то пальцы.

— Это было не очень-то вежливо, — негромко пропел знакомый голос.

Певец, цепляясь за сдавливающую шею ладонь, узнал ночного гостя и принялся отчаянно брыкаться, пытаясь его от себя оттолкнуть.

— Мне было очень больно, между прочим, — всё так же дружелюбно улыбаясь, поведал салум, с легкостью избегая неумелого удара. — Вы не находите, что повели себя некрасиво, зазря обидев такого милого человека?

Бард запаниковал. Силы были неравны настолько, что он мог вообще не сопротивляться — особой разницы нападавший бы не заметил. Айрел уже начинал задыхаться. В глубине души он понимал, что крики о помощи ему бы всё равно не помогли: никто не успеет прийти — однако то, что его лишили возможности хотя бы попытаться кого-нибудь позвать, очень обижало. Пару раз стукнул кулаком в стену, надеясь привлечь внимание возможного соседа. Тут же осознав, что дожидаться помощи извне — занятие глупое и бесперспективное, стиснул зубы и принялся рвать с горла чужую руку, оставляя на коже глубокие царапины. Мелькнуло воспоминание о том, что его противника, кажется, звали Дэйси. Придумать, чем ему могло помочь это знание, бард не успел: всё так же улыбаясь и ласково глядя ему в глаза, салум положил певцу на лоб свободную ладонь. Плавно, картинно, с некоторой ленцой.

Айрел почувствовал, как его тело налилось тяжестью и онемело. Конечности перестали слушаться и бессильно опали на скомканное одеяло. "Вот, собственно, и всё", — с тоской подумал бард, холодея от ужаса и слушая, как сердце оглушительно отстукивает последние мгновения его жизни.

Во взгляде ночного гостя мелькнуло удивление. Улыбка дрогнула и как-то потускнела. Он надавил ладонью сильнее. Выждал еще несколько секунд. Нахмурился и недоуменно моргнул. Что-то явно шло не так, как он планировал. Салум оторвал руку от лица жертвы и задумчиво уставился на свою раскрытую пятерню. Бард почувствовал себя так, словно с него сняли тяжелую плиту, вдавливавшую его в матрас, лишая возможности шевелиться. Дэйси медленно перевел взгляд с ладони на жертву, испуганно наблюдавшую за всеми его действиями. Сгреб Айрела за шиворот, выпустив, наконец, его горло, рывком оторвал от постели и ощутимо приложил спиной об стену, грубо придавая сидячее положение. У певца на секунду потемнело в глазах. Сквозь звон в ушах он услышал треск раздираемой ткани — салум, решив не заморачиваться закатыванием рукава, просто его вырвал.

— Что это значит?! — в голосе Дэйси прорезалась истеричная нотка.

Он разглядывал чернеющий на плече барда круг так, словно видел нечто отвратительное, ранящее его эстетические и этические чувства. Различить в темноте подробности изображения было невозможно, однако это ему и не требовалось.

— У тебя не должно ее быть! — мужчина потер рисунок ладонью, словно проверяя, не смажется ли он. — Это невозможно! Откуда ей у тебя взяться?!

Убедившись, что узор, похоже, был настоящим, салум замер. Несколько секунд сидел неподвижно, испепеляя его ненавидящим взглядом. Айрелу, всё так же вдавленному в стену, даже подумалось, что о нем забыли. Правда, он тут же убедился, что это не так — Дэйси медленно поднял на него глаза. В них плескалась невыразимая жгучая ярость. Бард, понадеявшийся было, что нападающий утратит к нему интерес в связи с невозможностью использования его для своих нужд, понял — мечтам не суждено сбыться. Как там говорил тот парень? "Носителей нельзя забрать"? О "растерзать в гневе" не было ни слова.

— Ты хоть знаешь, сколько я ждал этого момента? — злобно прошипел Дэйси, крепче стискивая барда за воротник и подтаскивая его чуть ли вплотную к своему лицу. — Я еще три года назад решил, что сделаю из тебя свою первую окимму, боялся, что кто-нибудь меня опередит, представлял, что из тебя получится. И ты хочешь сказать, что я не могу тебя забрать?! — салум повторно впечатал певца в стену.

Айрел кашлянул, в очередной раз расставаясь с воздухом. "Может быть, он отвяжется, если дать ему автограф?" — мелькнула в голове издевательская мысль. Певец предпочел ее не озвучивать — вот в этот раз уж точно следовало воздержаться от ёрничанья. Если б только это могло решить проблему.

— И что же мне теперь делать?! — подрагивающая злая улыбочка. — Искать сырье не меньшей ценности, чем был ты. Ой, беда-беда, — мужчина понизил голос, сбиваясь до шепота. — Думаешь, это так просто?! — вдруг рявкнул он, вздергивая барда за шиворот и провозя его спиной вверх по стене. Многострадальная рубашка трещала и грозилась расползтись по швам от такого обращения. — Может быть, у тебя есть идеи, где мне такое найти?! Ну так скажи, я весь во внимании!

Айрел смотрел Дэйси в глаза и четко осознавал, что, если он так и будет сидеть, ничего не делая, то его жизнь и карьера трагически прервутся в течение следующих нескольких минут.

— Покажите разрешение, подписанное господином Эллентизом, — выдавил он, стараясь звучать твердо. — О том, что вам можно находиться на территории гильдии.

Салум замер и недоуменно моргнул. Такой поворот беседы сбил его с толку. Воспользовавшись замешательством противника, бард изловчился и изо всех сил толкнул его ногой в грудь. Снова послышался треск рвущейся ткани, ознаменовавший окончательную гибель рубашки — мужчина утащил за собой нехилый ее кусок. Дэйси откинуло на пару шагов назад, Айрел, прежде находившийся в полуподвешенном состоянии, плюхнулся на кровать. Что ж, ему всё равно больше нечего противопоставить салуму... Лютня возникла мгновенно.

— Обидно будет, если эта штука не поможет, — подумал бард, ударяя по струнам прежде, чем оружейник снова успел до него добраться.

Это был самый обычный "трям". Не последовало ни вспышек, ни взрывов, ни чего-то еще, на что рассчитывал Айрел. Просто "трям".

Струны мелко дрожали, постепенно успокаиваясь. Под умирающие звуки бард, не почувствовавший ничего необычного, с ужасом смотрел на противника, уверенный, что вот теперь-то ему точно конец.

Салум почему-то остановился и вдруг пошатнулся. Певец с удивлением увидел, как из его носа протянулись две темные дорожки. Дэйси неуверенно поднес ладонь к лицу и провел ей по губам. С недоумением уставился на свои окровавленные пальцы.

Внезапно лопнули оконные стекла и висевшее на стене зеркало. С грохотом обвалилась с потолка мгновенно растрескавшаяся штукатурка. В воздух взвились клубы пыли. Люди, инстинктивно пригнувшиеся при звуке взрыва, рискнули распрямиться. Произошедшее потрясло обоих.

Барда не задело ни шрапнелью стеклянных осколков, ни сколько-нибудь крупными кусками штукатурки — разве что припорошило мелким мусором. Его противник же стоял с рассеченной скулой. Окровавленный и изрядно выбеленный известковой пылью, он выглядел весьма загробно.

— Оп-па, — многообещающе проговорил Айрел, перехватывая лютню удобнее.

Певцу начинала нравиться эта штука. Он косо хмыкнул и повторно занес руку, глядя на салума с нескрываемым злорадством.

Тот, сообразив, что жертва намерена продолжить концерт, и что он не успеет ей в этом помешать, бросился к окну. Куда медленнее, чем мог бы: похоже, "трям" здорово подпортил ему координацию движений.

— Си мажор! — мстительно процедил сквозь зубы музыкант, зажимая аккорд.

Повторно провел по струнам. Звук получился чистым, глубоким, красивым — заслушаться можно. Дэйси не оценил. Споткнувшись, он неуклюже шлепнулся на пол. Тут же с усилием поднялся, уцепился за подоконник, вскарабкался на него и прыгнул в опустевшую раму. Айрел выждал несколько секунд, потом медленно встал с кровати, пересек комнату и осторожно выглянул на улицу. К немалому его огорчению трупа на земле не оказалось. Убедившись, что салум сбежал, бард убрал окимму и с глубоким вздохом облегчения опустился на пол. Ушибленная спина ныла, шея болела, голова кружилась, в нос лезла пыль. Пару раз чихнув, музыкант поднял глаза и критически оглядел царивший в комнате разгром. Что ж, вот теперь-то господину Эллентизу ремонта точно не избежать.

— А мне отрежут руку, — мрачно подумал Айрел. — После этого можно даже не сомневаться.

Поколебавшись лишь пару мгновений, он решительно встал, подошел к двери и запер ее на засов: такой шум не мог не привлечь к себе внимания, наверняка сюда уже бежала толпа народу. Решив, что времени у него практически нет, бард бросился к шкафу, распахнул его и схватил первую попавшуюся одежду: пару рубашек, смену белья, какие-то штаны и теплый кафтан. Спешно запихал всё это в дорожную сумку на длинном ремне. Порывшись среди вещей, нашел спрятанный там кошель с деньгами.

В коридоре уже звучали встревоженные голоса. Айрел заторопился еще больше. Нахлобучил сапоги, кое-как отряхнув со стоп налипшую грязь. В дверь тревожно постучали. Бард, чуть посомневавшись, сорвал с себя остатки рубашки и схватил с полки новую. Натягивая ее на бегу, кинулся к своей верной лютне, с которой пересек всю страну вдоль и поперек, и с сожалением обнаружил, что та тоже не пережила атаки окиммы. Погладив на прощание треснувший бок, музыкант сгреб сумку и рванул к окну. На полдороги притормозил, развернулся и побежал к уже сотрясавшейся под ударами двери. "Рион не виноват", — вывел он на ней куском штукатурки.

— Айрел! Что происходит? Всё в порядке? Айрел, откройте! — кричали в коридоре. — Ломайте дверь! — это уже предназначалось кому-то другому.

Бард подбежал к подоконнику, залез на него, стараясь не порезаться об усыпавшие его стеклянные осколки, высунулся на улицу и огляделся, изучая расположение окон, водостоков и стыков кирпичей. Да, в силе и ловкости ему не сравниться с салумом, однако верхолазом он тоже был неплохим. Музыкант перекинул сумку через плечо, крепко уцепился за карниз и вылез наружу. До земли он добрался быстро и без проблем. Сверху слышались крики — похоже, дверь в его комнату таки высадили, привнесенные в интерьер изменения оценили. И кто-нибудь сейчас непременно выглянет в окно... Айрел со всех ног бросился к забору. Подпрыгнув, уцепился за край и, оттолкнувшись сапогом от немного выступавшего из кладки камня, сумел подтянуться и забраться наверх. Поморщился от боли — удары о стену не прошли бесследно. Не дожидаясь, когда его заметят и стащат обратно, бард перекинул ноги на другую сторону преграды, свесился и, разжав пальцы, спрыгнул.

* * *

Дэйси, тяжело дыша, ковылял по узкому переулку. Остановился и привалился боком к стене дома. Глубоко вздохнул, закрывая глаза. Его всего колотило, ноги подкашивались. Мужчина зашелся в приступе кашля и со злостью сплюнул кровь. Утер дрожащей ладонью рот и с трудом выпрямился. Побрел дальше.

Улочка была грязной и пустынной. Гильдия бардов осталась далеко позади, салум рассчитывал, что возможная погоня его уже не найдет: в этой части города было такое переплетение закоулков, тупичков и проходных дворов, что затеряться здесь ничего не стоило. Однако через некоторое время Дэйси остановился и замер, словно к чему-то прислушиваясь. Резко развернулся, принимая боевую стойку, и напряженно скользнул взглядом по переулку, выискивая затаившегося преследователя. Вряд ли это бард решил добить его своей трынделкой, а с кем-нибудь другим, мужчина был уверен, он сможет справиться даже в таком состоянии. От стены одного из домов неторопливо отделился силуэт.

— Неважно выглядишь, Дэйси Найя.

— Райнор? — салум досадливо поморщился, немного расслабляясь. — Что ты делаешь в Табиде?

— То же, что и ты, — отозвался Кеане, подходя ближе и давая себя разглядеть. — Прибыл в ходе охоты.

С громким треском надкусил яблоко.

— О, — собеседник косо усмехнулся. — Дай угадаю. По-прежнему всё записываешь и анализируешь? Боишься пропустить какую-нибудь важную деталь, типа сколько раз в день сырье ходит в туалет и на какую сторону зачесывает волосы?

— Дай угадаю. По-прежнему лезешь на рожон, даже не попытавшись выяснить, что к чему? — мужчина небрежно взмахнул рукой, указывая на потрепанный вид коллеги. — Сталкиваешься с непредвиденными обстоятельствами и ползаешь по улицам, харкая кровью?

— Не твое дело, — злобно прошипел Дэйси.

Отвернулся, демонстрируя, что разговор окончен, и побрел дальше.

— Какая она была? — Кеане с нескрываемым интересом рассматривал собеседника.

— А? — хмуро переспросил салум, останавливаясь и вновь обращая на него внимание.

— Окимма, которая с тобой это сделала, — пояснил мужчина, снова вгрызаясь в свое яблоко. — Я не поверю, что тебя так потрепал обычный человек.

— Тебе-то что? — окрысился Дэйси, пошатываясь.

— Просто спросил.

Раненый смотрел на Кеане с подозрением.

— Скажи, Райнор, — протянул салум, медленно стирая рукавом со щеки запекшуюся кровь. — Ты уже успел кого-нибудь забрать?

Собеседник промолчал.

— Успел, — определил Дэйси, пристально за ним наблюдая. Склонил голову набок и ласково улыбнулся. — Дай посмотреть, а?

Кеане задумчиво скользнул взглядом в сторону, бросил огрызок, развернулся и исчез во мраке проулка. Его коллега стиснул зубы от ярости.

— Так это ты, да?! — прорычал он, сжимая ладони в кулаки. — Это ты дал ему окимму?!

Ответа не последовало.

— Значит — ты... — улыбка нервно подрагивала и кривилась от злости.

Дэйси глубоко вздохнул, беря себя в руки.

— Ты допрыгался, Райнор, — громко и чётко проговорил он в темноту, не сомневаясь, что коллега не успел уйти далеко и прекрасно его слышит. — Ты знаешь, что будет, когда гавен с реном узнают, что ты нарушил правило. А они узнают — я об этом позабочусь, можешь не сомневаться.

Салум истерично расхохотался. Смех плавно перешел в надрывный кашель и смолк.

— И на твоей казни я буду стоять в первом ряду, жрать конфеты и наслаждаться зрелищем! — хрипло крикнул мужчина, бессильно приваливаясь к стене.

— А смысл? — донесся издалека равнодушный ответ. — Ты всё равно не чувствуешь их вкуса.

— Тварь, — с ненавистью прошептал Дэйси, медленно сползая на мостовую.

* * *

Кеане задумчиво брел по городу, стараясь не попадаться на глаза случайным ночным прохожим. Может быть, стоило вернуться и добить "друга детства"? Глупо — это ничем не поможет. Резерв выработан и еще не скоро восполнится, а оправдать его отсутствие нечем. По возвращении в "гнездо" в любом случае пришлось бы отвечать на вопросы о том, на что он потрачен и где в таком случае результат. Досадно, но соврать не выйдет — нет такой лжи, что прозвучала бы правдоподобно.

Встреча с Дэйси Найя по сути имела лишь одно безусловно отрицательное последствие — сокращалось время, что гавен с реном оставались в неведении. Если б не она, можно было бы спокойно помотаться по стране еще пару месяцев якобы в поисках подходящего сырья. Вряд ли дольше: в "гнезде" бы насторожились и послали кого-нибудь на поиски. Кеане бы нашли, доставили домой и выяснили кучу всего интересного. А так там всё узнают в худшем случае уже дней через восемь. Возможно, чуть позже, если потенциальный доносчик решит сначала поправить здоровье, а уж потом отправится в путь. Может, всё же его добить? Полтора месяца — не так уж мало.

Вроде, салум был осторожен: следил за Дэйси издалека, старался ничем себя не выдать... Выходит, недостаточно, раз тот его заметил. Пожалуй, не стоило поддаваться на искушение узнать, что делает окимма, первая и теперь уже, похоже, единственная, что было суждено Кеане создать. И всё же как хочется хоть раз взглянуть на нее, подержать в руках, увидеть в деле... За эти три дня он неоднократно приходил к гильдии бардов, неизвестно чего ожидая. Возможно, в глубине души надеялся, что Айрел Керран выйдет погулять, на него кто-нибудь нападет, он отобьется окиммой, а салум полюбуется своим творением со стороны. Глупость, конечно, но, поскольку других дел у него всё равно не было, мужчина решил, что может ее себе позволить. В какой-то момент оружейник заметил, что за гильдией следит не он один. Причем личность второго наблюдателя практически не оставляла барду шансов нападения избежать.

Мужчина вдруг осознал, что идет обратно к гильдии — сейчас бы он пересек Мясницкий переулок, дошел до Портняжной улицы, свернул на Купеческую, а там до нее буквально рукой подать. Остановился. Нет, туда ему не нужно — пора заняться делами насущными. К примеру, решить, на что потратить оставшееся ему время. Кеане развернулся и собрался пойти в другую сторону, как вдруг из Мясницкого переулка выбежал человек. Запыхавшийся, растрепанный и какой-то потерянный. Салум замер, недоуменно на него уставившись. Вот уж не ожидал он увидеть здесь и сейчас Айрела Керрана.

Барда эта встреча, похоже, тоже застала врасплох и ни капли не обрадовала. Он испуганно отшатнулся, узнав ночного прохожего, затормозил и активировал окимму. Перехватил лютню так, чтоб можно было в любой момент ей воспользоваться, и угрожающе занес над струнами руку. Парень тяжело дышал, глядя на Кеане с таким выражением, словно готовился, если понадобится, биться с ним до последней капли крови.

Молчание затягивалось. Певец был на взводе, напряжен и испуган. Салум стоял спокойный, расслабленный, безразличный. Айрел заметил, что тот не сводил взгляда с лютни в его руках.

— Если я пушу ее в ход, здесь камня на камне не останется, — грозно пообещал он, несколько преувеличивая действительность.

Кеане едва заметно улыбнулся. Похоже, эти слова его обрадовали.

— Дай посмотреть, — попросил он.

— Не дам! — бард вцепился в окимму так, словно от нее зависела его жизнь.

Во взгляде салума мелькнула обида. Постояв еще несколько секунд, он развернулся, сунул руки в карманы кафтана и пошел прочь. Айрел расслабился и с облегчением выдохнул. Поглядел оружейнику вслед и неуверенно потоптался на месте, о чем-то мучительно раздумывая. Вскоре тот услышал за спиной быстро приближающиеся шаги.

— Почему, когда я спрашивал о последствиях, ты не сказал, что мне вообще нельзя владеть окиммой, потому что я не вхожу в какой-то список, и мне захотят отрезать руку? — сварливо поинтересовался бард, возникая рядом с ним. Уже без лютни.

Салум наградил его долгим, ничего не выражающим взглядом. Отвернулся и, не меняя скорости, пошел дальше. Певец, видимо решивший, что Кеане для него опасности не представляет, не отставал и не сводил со спутника требовательный, весьма назойливый взор, явно ожидая ответа.

— Дэйси что, прочел тебе лекцию? — нехотя буркнул мужчина, убеждаясь, что музыкант не был намерен сдаваться.

— Нет, не он. Тавис Давиот.

— Кто это? — насторожился салум.

— В "Мирле" работает. Это какая-то королевская служба.

Кеане помрачнел. Прекрасно, значит "Мирла" уже в курсе. Хуже и быть не может. Интересно, откуда они узнали?..

Прошли в молчании целый квартал. Музыкант больше ничего не говорил, однако уходить не торопился. Глубоко вздохнув, салум остановился и посмотрел на спутника в упор. Тот тоже притормозил.

— Что тебе от меня нужно? — прямо спросил оружейник.

— Сколько ты хочешь за то, чтоб стать моим телохранителем? — Айрел решил не ходить вокруг да около.

Собеседник от такого вопроса впал в легкий ступор. Заметив это, бард решил пояснить.

— Слушай, я могу заплатить, — серьезно проговорил он. — Деньги у меня есть. И сейчас я в таком положении, что с радостью их потрачу на то, чтоб из него выбраться. Своими силами мне не справиться, и ты — пожалуй, моя единственная надежда...

Кеане пренебрежительно фыркнул и пошел дальше, демонстрируя незаинтересованность в разговоре.

— Подожди! — крикнул Айрел, бросаясь следом. — Мне очень нужна твоя помощь! Ты можешь хотя бы выслушать?!

— Нет.

— Ситуация, в которой я оказался, в том числе по твоей вине...

— Слушай, парень, — огрызнулся Кеане, теряя терпение. — Твои проблемы — ничто по сравнению с моими, понял?

— Выясняется, что я чуть ли не перешел дорогу самому королю, мной интересуется какая-то странная служба, вся жизнь летит в тартарары, и меньшее, что мне грозит — это потеря руки! То есть на моей карьере можно ставить жирный крест! Могу предположить, что это — далеко не предел того, что меня ждет. По-твоему, это "ничто"?! — в тон ему отозвался бард, сердито топая рядом.

— Мне не интересно. Я бы даже сказал — безразлично.

Айрел остановился и, скрестив на груди руки, огляделся по сторонам, словно в поисках свидетелей разговора, дабы было с кем разделить обуревавшее его возмущение по поводу подобной бессердечности.

— Что же мне теперь делать?! — крикнул он вслед салуму.

— Топиться, — посоветовал тот. — Универсальное средство выхода из запутанных ситуаций.

— Кроме этого!

— Тогда вешаться.

Бард закатил глаза и раздраженно вздохнул, качая головой с видом "как же он меня бесит". Поцокал языком, о чем-то размышляя, потом решительно нахмурил брови и снова догнал Кеане. С выражением бескомпромиссности на лице пошел рядом.

— Парень, отвяжись от меня, — посоветовал салум еще через пару кварталов. — Я очень терпеливый, меня бесполезно брать измором.

— Неа, — нагло заявил Айрел, поправляя сползшую вперед сумку. — Назови свою цену.

Кеане утомленно вздохнул. Его было непросто вывести из себя, однако спутник явно преуспевал в этом деле. Салум свернул в ближайший переулок и резко ускорился. Пробежал вдоль домов, заскочил в один из дворов, огляделся. Ловко вскарабкался по стене какого-то здания на крышу и удовлетворенно кивнул. Пожалуй, этого будет достаточно, чтоб оторваться от навязывающего свое общество барда. Мужчина неторопливо пошел к противоположному краю кровли, где та соприкасалась с другими домами — решил, что до постоялого двора можно добраться и по верху. Не успел он дойти и до середины, как остановился, услышав звуки возни, доносившиеся у него за спиной. Недоверчиво обернулся.

За карниз зацепилась рука. Потом вторая. Следом появились голова и плечи. Айрел, тяжело дыша сквозь сжатые зубы, с трудом затащил себя на крышу и укоризненно зыркнул на мрачно наблюдавшего за ним Кеане. Пробежка и подъем дались ему нелегко: здорово мешала ушибленная спина.

— Мне говорили, что ты не умеешь лазить по деревьям, — проговорил салум, немного помолчав.

— Научился, — огрызнулся бард, решив не указывать на то, что по пути наверх ему не встретилось ни одного дерева. — Из принципа.

Музыкант сел, скрестив ноги, свесил голову, расслабился и глубоко вздохнул, выравнивая дыхание.

— А ты упорный... — с легким удивлением протянул оружейник.

Певец не стал это комментировать.

— Слушай, как тебя зовут? — устало спросил он, откидывая с лица нависшие волосы.

— Кеане Райнор, — ответил салум, как следует обдумав, стоит ли ему представляться.

— Кеане, ты сказал, что твои проблемы еще хлеще моих, — Айрел поднял на собеседника глаза. — Полагаю, они тоже связаны с моей окиммой, да? Ты ведь не имел права мне ее давать? — бард вздохнул и, облокотившись о колено, подпер ладонью лоб. — Помоги мне, а я попробую помочь тебе.

— Что ты можешь? — пренебрежительно хмыкнул мужчина, скрещивая на груди руки и отворачиваясь.

— У меня есть связи, у меня есть деньги, — принялся перечислять бард. — Я изъездил всю страну вдоль и поперек, поэтому прекрасно ее знаю: дороги, города, деревни, всякие местные особенности и традиции, которые нельзя игнорировать... — Айрел задумался, вспоминая, чем еще он может быть полезен. Вспомнил. — Опять же вот, — в его правой руке вновь возникла лютня. — Поверь моему опыту, очень полезная штука. Впрочем, ты и так это знаешь... Если хочешь, я дам тебе ее подержать, — добавил он, заметив взгляд, которым салум смотрел на свое творение. — Кстати, если меня схватят, то ее точно уничтожат.

Последнюю фразу он произнес таким тоном, словно говорил о погоде или чем-то столь же малозначительном. Замер в ожидании ответа, протягивая окимму ее создателю. Тот стоял всё в той же позе и задумчиво разглядывал собеседника. Когда бард уже было решил, что он снова откажется, Кеане вдруг спросил:

— А план у тебя есть?

— Думаю, попробовать бежать из страны, — ответил Айрел. — Начну жизнь с чистого листа там, где меня никто не знает и не будет искать. Возможно, в Ламаре или даже Гарже. Кому-нибудь из местных дворян наверняка придется ко двору хороший бард. Имя, правда, придется скрыть и от публичных выступлений воздержаться, дабы не быть случайно узнанным. Не получится устроиться бардом — выучусь на какую-нибудь другую профессию. На какую — не знаю, но как-то не хочется идти в сапожники или пекари. В принципе, могу даже поступить в университет, стану, ну я не знаю, лекарем там или судьей. Вариантов-то полно, главное — не попасться и не погибнуть.

Салум удивленно вскинул брови. Он не ожидал, что человек, добившийся славы, богатства и положения, будет так легко говорить, о том, что готов от всего этого отказаться и "начать жизнь с чистого листа". Кеане снова задумался. Айрел убрал лютню, убедившись, что собеседник пока не горел желанием с ней возиться, и принялся ждать, когда тот к чему-нибудь придет в своих размышлениях.

— Когда приходили из "Мирлы"? — салум, устав стоять, тоже присел на крышу.

— Вчера вечером, — ответил музыкант, гадая, означает ли этот вопрос, что Кеане согласился на его предложение.

Оружейник кивнул своим мыслям.

— Они не могли так быстро добраться сюда из Обхарнайта, значит, находились поблизости. Видимо, занимались другим делом и как-то узнали о тебе. В таком случае велика вероятность того, что у них при себе собаки. Времени с момента твоего побега прошло слишком мало, вряд ли эти люди уже узнали о случившемся. Так что советую скрыть свой запах, чтоб псы не смогли тебя учуять. Пока их не пустили по твоему следу.

— Каким образом? — бард был весь во внимании

— Проще всего — хорошенько вываляться в навозе.

Бард лезть в канализацию наотрез отказался. Нашел другой способ — нырнул в протекавшую по Табиду речку, проплыл по ней некоторое расстояние, чуть не утоп и выбрался на сушу не намного дальше места погружения. Впрочем, они с Кеане пришли к выводу, что этого должно было хватить на то, чтоб сбить собак со следа. Во время заплыва салум шел рядом по берегу, нес сумку спутника, в которой по уверениям того находились вещи свежестираные, им пропахнуть не успевшие, и свою идею с навозом больше не продвигал: союзники решили, что бежать из страны нужно хорошенько подготовленными, а не с бухты-барахты, так что как минимум эту ночь им предстояло провести в снятой Кеане комнате. Ночевать рядом со смердящим фекалиями телом ему категорически не хотелось. Айрел, мокрый до нитки и дрожащий от холода, понуро брел следом за показывающим дорогу спутником, хлюпая сапогами и мечтая поскорее переодеться в сухое.

Постоялый двор был ветхим и довольно грязным, зато дешевым. Салума такое соотношение цены и качества вполне устраивало. Он поселился здесь за два дня до этого, сочтя дальнейшее пребывание в более добротной гостинице, где обитали они с Риелей, нецелесообразным. Бард тоскливо разглядывал чулан, гордо именовавшийся комнатой, и отстраненно пытался припомнить, когда он последний раз ночевал в таких условиях. Даже временное помещение под сценой производило менее унылое впечатление. При свете дня, наверное, здесь было еще гаже.

— Кровать моя, — "обрадовал" его Кеане, сбрасывая сапоги. — Где будешь спать ты — меня не касается.

Кроме пола, других мест не было.

— Что-то не так? — уточнил салум, разглядев во мраке выражение лица новоявленного союзника.

— Да нет... Всё в порядке, — отозвался тот, напоминая себе, что находится не в том положении, чтоб привередничать и качать права.

С улицы доносилось пьяное пение. Прислушавшись к словам, Айрел узнал одну из своих песен. Стало невероятно тоскливо и больно.

— Скажи, — попросил он, бросая на давно не мытый пол свою сумку. — Это правда был единственный способ спастись от того психопата? Больше никак-никак-никак нельзя было выкрутиться?

Кеане, прямо в одежде развалившийся в кровати, внимательно посмотрел на барда. Тот выглядел глубоко несчастным, разбитым и потерянным.

— Никак, — ответил он, подумав. — Пришлось бы жить в страхе, каждый момент ожидая нападения, вечно прячась и окружая себя охраной. И то не факт, что Дэйси не смог бы до тебя добраться. Если бы каким-то чудом тебе удалось его убить, на тебя бы тут же нацелился кто-нибудь еще. Мы, салумы, вечно соревнуемся друг с другом. Добыть просто качественное сырье недостаточно. Каждый старается урвать кого-нибудь познатнее, поизвестнее, чтоб остальные скрипели зубами от зависти. А самый популярный за последнее десятилетие бард — слишком лакомый кусок, чтоб им пренебречь.

— А. Ясно, — равнодушно отозвался Айрел, словно окончательно смиряясь. — Тогда ладно.

Подложил себе под голову сумку вместо подушки и укрылся предварительно вытащенным из нее кафтаном. Лег, повернувшись к спутнику спиной.

— Знаешь, у меня всегда была мечта, — проговорил он через некоторое время. — Стать придворным бардом. Никогда не думал, что буду делать после того, как ее исполню. И ведь она сбылась. Вот он я, придворный бард Айрел Керран, двадцати четырех лет от роду, в самом рассвете сил. Что меня ждало дальше? По сути, рутина. Раз в месяц пел бы для короля или каких-нибудь послов, раз в год — выступал в столице на площади Сердце Кендрии по случаю дня монархии, а всё оставшееся время ел, спал да предавался всяким развлечениям и утехам. В смысле, выше, чем я сейчас... то есть, был вчера, подняться на данном поприще уже невозможно. Мне больше не к чему стремиться, не за что бороться. Так что, может быть, оно и к лучшему, что всё так вышло? Найду себе новую мечту...

— Самовнушение — это прекрасно, — сонно отозвался Кеане.

— Нет, ну... в самом деле же... — бард сам понял, что звучит неубедительно.

Крепко зажмурился и задержал дыхание, пытаясь утихомирить расшалившиеся нервы. Грудь и горло сдавил спазм. Не будь рядом салума, музыкант бы, пожалуй, всплакнул. А так не позволила гордость. Айрел вздохнул и перевернулся на другой бок. Голова пухла от мыслей, сомнений и тревог. Заснуть не получалось и, как предполагал бард, уже не получится.

— Можно вопрос? — спросил он.

— Не желательно, — Кеане пока не оставлял надежд хоть немного поспать этой ночью и не был расположен к разговору.

— Почему ты это сделал? Зачем дал мне окимму, зная о последствиях?

Салум притворился не то спящим, не то глухим. Айрел терпеливо выждал пару минут.

— И всё же?

Оружейник недовольно заворочался.

— Сделал глупость под влиянием эмоций, — нехотя буркнул он. — Уже на следующее утро горько об этом пожалел. Если б я выждал еще хотя бы пару часов, успокоился и всё хладнокровно обдумал, ты бы уже порхал над кое-чьей ладонью и весело посверкивал.

Бард недоуменно изогнул бровь. Вот уж чего-чего, а особой эмоциональности он за Кеане не заметил и как-то слабо представлял его совершающим глупости в порыве чувств. Однако салум свой ответ комментировать не торопился, и Айрел решил не настаивать. Годы, проведенные в гильдии, так и не смогли до конца искоренить в нем вежливость.

— Всегда завидовал тем, кто может действовать по велению сердца, наплевав на последствия, — признался он. — По-моему, это здорово. Глупо, но здорово.

Немного помолчал. Кеане не реагировал. Решив, что разговор окончен и пора оставить собеседника в покое, музыкант отвернулся и попытался заснуть.

Вдруг салум заговорил сам.

— Вот ты как подразделяешь людей?

Айрела этот вопрос застал врасплох и немало удивил.

— Ну-у-у... Мужчины и женщины? — неуверенно ответил он. — Дети и старики?.. Не знаю, никогда не задумывался.

— Мы всех делим на сырье, носителей и нас самих. Сырье еще бывает годное и негодное. Вот и вся классификация. Наше отношение к человеку в первую очередь определяется тем, к какой группе он относится. Преимущественно мы общаемся между собой, еще с носителями можно перекинуться парой слов, обычно об окиммах. Остальные — рабочий материал, как глина или там древесина — какие с ними могут быть отношения? Она же в какой-то момент почему-то перестала быть просто сырьем, перестала вписываться в классификацию, стала просто Риелей. С ней было весело. Поэтому, когда она умерла...

— Ты же сам ее убил, — ляпнул Айрел.

Тут же сильно пожалел, что не сдержался. Напрягся в ожидании реакции собеседника. Кеане несколько секунд лежал неподвижно и молчал.

— Когда она умерла, — медленно продолжил он. — Когда я ее забрал... То должен был вернуться в "гнездо", там бы из нее сделали окимму для какого-нибудь лорда. Не думаю, что ей бы это понравилось. Тебя она хотя бы знала. Говорила, что ненавидит, однако не стала вредить, когда был шанс. Не смогла. Это странно: ненавидь кого-нибудь я — при возможности уничтожил бы, не колеблясь, — мужчина о чем-то задумался. — Ее жизнь вертелась, по сути, вокруг тебя. Я сделал то же самое и с ее смертью. Она бы, конечно, долго орала, если б об этом узнала, но я решил, что так будет правильно. Всё. Минута откровений окончена, тема закрыта. Спокойной ночи.

Айрел молча переваривал услышанное. Остальные вопросы предпочел пока попридержать, дабы не раздражать соседа по комнате. Вспомнил, что собирался переодеться, но решил отложить это дело на утро, благо одежда уже почти просохла. После речи салума, находиться с ним рядом стало куда неуютней.

* * *

Тавис Давиот, сердитый, невыспавшийся и на скорую руку одетый, небрежно громоздился на диване малой гостиной табидского отделения гильдии бардов. Рядом с ним лежал новенький кожаный портфель, днем раньше приобретенный им в одном из самых дорогих магазинов города — со старым после пережитых им мытарств по лесам и полям было стыдно показаться в приличном обществе. На низком чайном столике стояли две нетронутые чашки остывшего чая и тарелка с бутербродами — "неуследившие" пытались задобрить грозных служащих "Мирлы" — да бронзовый канделябр с пятью свечами, худо-бедно освещавшими комнату. Времени было около пяти утра.

— Вот и доверяй после этого людям, — ворчал уполномоченный Давиот, раздраженно притопывая ногой. — Я к нему со всей душой, даже охрану не приставил, понадеялся на сознательность. И где благодарность?

Его подняли среди ночи сообщением об исчезновении Айрела Керрана. Сначала пришлось ехать на другой конец Табида в гильдию бардов, узнавать, что к чему, осматривать разрушенную комнату. Потом — в городскую стражу, забирать собак. Затем последовала беготня по маршруту исчезнувшего музыканта от самой гильдии и до реки, где обрывался след. Мужчина предпочитал проводить ночи иначе и симпатий к беглецу в этот момент не испытывал. Барре Камрон, разделивший с ним все тяготы, сидел на диване напротив и наблюдал за брюзжащим напарником. Своего пса он решил не будить, оставил его в гостинице и чувствовал себя без него несколько не в своей тарелке. В отличие от расхлябанного коллеги он сидел ровно, степенно, позволив себе лишь опереться о подлокотник. В тусклом свечном свете он казался не то статуей, не то восковой фигурой — такой же неподвижный и словно бы неживой. Представителей гильдии, вначале активно содействовавших следствию и постоянно толпившихся рядом, к этому времени уже выставили за дверь и велели не мешаться под ногами.

Тавис Давиот, еще немного поразглагольствовав о человеческом свинстве, нехотя выпрямился и подтащил к себе столик, чуть не расплескав покрывшийся корочкой чай. Язычки пламени нервно заплясали на фитилях, грозясь погаснуть от такого обращения. Мужчина сдвинул чашки в сторону. Лениво вытащил из своего портфеля чистый лист бумаги и канцелярские принадлежности. Откупорив бутылочку чернил, обмакнул перо и принялся выводить:

— "Здравствуйте, дорогой господин Фарналл", — преувеличенно бодро проговаривал он сквозь зубы. — "Надеюсь, у вас всё хорошо. Пишу, чтоб довести до вашего сведенья, что носитель, о коем я сообщал вам в предыдущем письме, подался в бега. Вообще, мы с уполномоченным Камроном не считаем, что должны заниматься этим делом, потому что, согласно "Положению о прохождении службы" от какого-то там числа какого-то там года, одни и те же работники не могут выполнять два задания подряд — им положен отдых. Так что убедительно прошу прислать вместо нас кого-нибудь другого, а мы больше палец о палец не ударим. Целую, Тавис Давиот".

Мужчина перечитал написанное и, с сожалением скомкав, бросил на пол. Вынул новый лист, задумался. Раздраженно вздохнул, шлёпнул перо на стол, забрызгав чернилами скатерть, и устало потер лицо ладонями. От резкого движения язычки пламени снова дрогнули и качнулись.

— "Рион не виноват", салум его раздери, — буркнул уполномоченный Давиот. — Об администраторе своем, значит, побеспокоился, а на судьбу всех остальных ему наплевать. А я теперь бегай за ним.

Тавис откинулся на спинку дивана и глубоко вздохнул.

— Итак, что мы имеем, — проговорил он, не то обращаясь к молчаливому напарнику, не то рассуждая вслух. — Айрел Керран воспользовался окиммой, разнес всю комнату и, по всей видимости, испугавшись последствий, сбежал. Более того, принял меры к тому, чтоб его нельзя было выследить. Вопрос: зачем он это сделал? Возможно — подвергся нападению и был вынужден за себя постоять. Исходя из того, что он нам ранее сообщал, на него мог напасть кто-то из ваших, — быстрый взгляд на Барре Камрона.

Тот никак не отреагировал. Уполномоченный Давиот счел его молчание за выражение согласия. Подумал еще немного.

— Не, вообще, понимаю, почему он сбежал. Я бы на его месте тоже, наверное, скрылся. Его окимма слишком мощная, чтоб ему позволили ей владеть. Будь это какая-нибудь жалкая одногодичка, еще, может быть, всё бы и обошлось. А тут, похоже, первая... — снова вопросительно посмотрел на напарника. В этот раз тот кивнул. — Даже как-то жалко парня.

Посидели немного в тишине. Тикали часы. Догорали свечи. За окном уже подергивался розовой дымкой горизонт, Тавис Давиот побарабанил пальцами по краю столика.

— А может дать ему шанс? — негромко сказал он, бесцельно блуждая взглядом по темным углам гостиной. — Крохотный такой.

Вопросительно глянул на напарника. Барре Камрон не возражал. Тем фактом, что он и не соглашался, служащий "Мирлы" решил пренебречь. Он снова выпрямился, приник к столику и, обмакнув перо в чернильницу, начал своё письмо.

— "Глубокоуважаемому господину Дайлу Фарналлу, главе королевской службы "Мирла", — переход на новую строку. — "Спешу сообщить, что в деле, о коем мной было сообщено в предыдущем отчете, появились новые обстоятельства. А. Керран скрылся из места своего содержания..." — Тавис, стараясь подобрать бюрократические формулировки позубодробительней, обстоятельно и в мельчайших подробностях описал события этой ночи. — "Уполномоченные Давиот и Камрон прибыли на место в течение часа с момента происшествия. Нами был проведен осмотр комнаты, где находился бард в момент происшествия, а также прилегающего к ней коридора, территории двора, особенно в части, располагающейся непосредственно под окнами вышеуказанной комнаты. Затем нами была предпринята попытка выследить А. Керрана с применением собак породы Оквальский мастиф (4 шт.), коя окончилась неудачей в виду потери вышеуказанными собаками следа в связи с действиями, предпринятыми А. Керраном для его уничтожения (погружение тела в реку)", — подробно описал маршрут, пройденный беглецом, особо задержавшись на моменте, что возле одного из домов собаки (4 шт.) вели себя странно. Здесь последовало пространное рассуждение о том, что, по-видимому, бард зачем-то на него залезал, и размышления о причинах, сподвигших его на это. — "А. Керран был подан в розыск, до местной стражи доведена важность его обнаружения и поимки, а также опасность, с коей они могут быть сопряжены. Также было дано поручение проверить реку, в кою вышеуказанный А. Керран погружался, баграми, дабы найти его тело в случае утопления, добровольного (самоубийство) или вызванного несчастным случаем. Уполномоченные Давиот и Камрон готовы в любой момент передать дело служащим "Мирлы", кои будут официально назначены им заниматься, а до их прибытия обязуются по мере возможностей самостоятельно искать А. Керрана в живом или мертвом состоянии", — снова новый абзац. — "Уполномоченный королевской службы "Мирла" Тавис Давиот".

Мужчина с мрачным удовлетворением поглядел на получившуюся стопку исписанных листов. Любому, кто наберется смелости это прочесть, будет видно, с каким старанием и усердием они подошли к этому делу. Никто не сможет сказать, что они проявили нерасторопность и позволили барду скрыться. Ну, подумаешь, велели страже усилить досмотр на всех въездах в Табид не сразу, а лишь на следующий день. Замотались, забыли, пока насчет багров договаривались.

8.

Утро в Табиде выдалось чуть шумней и оживленней, чем обычно.

— Загадочное исчезновение Айрела Керрана! — кричал мальчишка-газетчик, размахивая свежим номером "Табидских вестей" на углу Мостовой и Пирожковой улиц. — Последние новости! Последние новости! Спасибо, господин. Последние новости!

Кеане пошел дальше, на ходу проглядывая газету. Дешевая бумага, две странички текста. Статья о барде занимала почти весь выпуск. Оставшегося места хватило лишь на несколько объявлений, краткий отчет об итогах заседания городского правления да пару некрологов. Мужчина свернул в Янтарный переулок и, поправив свисавшую с плеча увесистую сумку, неторопливо направился к видневшемуся в его конце постоялому двору.

Салум вошел в комнату, захлопнул за собой дверь и небрежно кинул сидевшему на полу барду свернутую рулончиком газету. Айрел ей тряхнул, расправляя, и сразу заметил статью. С интересом принялся читать о себе.

— Похоже, мое имя начинает обрастать легендами, — перевернул страницу в поисках продолжения текста. — "Загадочное исчезновение", "при невыясненных обстоятельствах", "на пике славы"... Даже назвали меня величайшим бардом столетия. Вот Фэй Налл взбесится, когда это прочтет, — отложил газету в сторону и обернулся к хранящему молчание союзнику. — Ты лютню купил? — нахмурился он, не увидев музыкального инструмента ни у того в руках, ни где-то поблизости.

Кеане вопрос проигнорировал. Сел на кровать и начал копошиться в сумке.

— Ну я же просил, — расстроено протянул Айрел, поднимаясь с пола. — И денег дал. Верни, кстати, те, что остались.

В барда полетел несколько полегчавший кошель.

— Мне необходима лютня, — музыкант поймал ценный снаряд. — Без нее я чувствую себя... — мужчина взмахнул рукой, подбирая слова, — голым.

— Может быть, еще на главную площадь выйдешь, соберешь толпу и внеплановый концерт устроишь? — предложил Кеане.

— Я же не собираюсь на ней играть! — Айрел прошелся по комнате, рассеянно перекидывая кошелек из руки в руку. — И уж тем более петь. Я пока не настолько сошел с ума. Она просто должна быть.

— Весь город о тебе судачит, тебя ищут. Я лично видел, как стражники задерживали даже слегка похожих на тебя людей. Реку прочесывают с баграми. И тут ты со своей лютней, которая "просто есть". Если настаиваешь — иди и покупай, деньги я вернул. Но тогда я разрываю договоренность и ухожу один. Как-то не хочется так глупо попасться.

— Это шантаж, — заметил Айрел, прислоняясь спиной к стене и закидывая ногу на ногу.

— Констатация факта.

Бард вздохнул, сдаваясь.

— Ладно, покажи, что купил, — певец решил заняться делом, а вопрос необходимости лютни оставить на будущее.

Кеане показал.

— Это что, мышь? — выдавил из себя музыкант, с недоумением разглядывая комок рыжего меха в ладони собеседника.

— Хомяк, — поправил его салум.

Пушистое существо привстало на задние лапки и, трогательно шевеля носиком, принялось изучать новое для себя лицо.

— Зачем? — слабо поинтересовался Айрел.

— Захотел, — мужчина ссадил животное себе на плечо. — Его зовут Огурчик.

— Э-э-э... — бард ощутил собственное бессилие, пытаясь понять логику данной клички. — Почему Огурчик?

Кеане не ответил. Хомяк с явной опаской обнюхивал его меховой воротник и неловко топтался на месте.

Певец тоже решил промолчать. Ладно, едва ли эта крыса была дорогой, к тому же не ему предстояло за ней ухаживать. Салум тем временем выкладывал на постель купленные им в дорогу продукты.

— Ты считаешь, этой еды достаточно? — Айрел начинал раздражаться, глядя на буханку хлеба, кружок колбасы и целую кучу яблок. — На деньги, что я дал, можно было опустошить всю лавку, а ты принес только это?!

— Нам четверым на пару дней хватит, — спокойно отозвался собеседник. — Нет смысла закупаться на дольший срок. В любой деревне можно...

— Подожди, а кто четвертый? — нахмурился бард, сообразивший посчитать хомяка.

Кеане посмотрел на него, как на идиота.

— Риелей.

Музыкант ответил ему таким же взглядом.

— Мы сейчас говорим о моей правой руке, — напомнил он.

Салум ничего не сказал, но певцу было очевидно, что тот остался при своем мнении.

— Слушай, — решил договориться Айрел. — Ты не представляешь, как мне сложно не думать о том, что в меня запихали мертвого человека. Непросто постоянно гнать эту мысль и убеждать себя, что окимма — это что-то совершенно нормальное, просто оружие, типа меча или какой-нибудь там сабли! Поэтому, пожалуйста...

— Не мертвого.

Бард замолчал на полуслове. Медленно побледнел. Тоже присел на кровать и, облокотившись о колено, уткнулся лбом в ладонь — голова вдруг потяжелела, стало немного дурно.

— Хочешь сказать... — пробормотал он. — Что она сейчас всё чувствует и понимает?..

— Я хочу сказать, что она не умирала.

— Так чувствует?! — рыкнул Айрел, зажмуриваясь.

— Этого никто не знает, — Кеане поймал попытавшегося сбежать Огурчика и снова водрузил его себе на плечо. — Еще никому не удавалось войти в контакт с окиммой. Принято считать, что они не разумны. Так что можешь с чистой совестью и дальше убеждать себя, что имеешь дело с обычным мечом или сабелькой.

Бард немного об этом подумал. Решил, что для сохранения душевного спокойствия, стоило воспользоваться советом. Сменил тему разговора.

— А король не боится, что кто-нибудь из вас позарится на него? Вот уж добыча, так добыча была бы.

— Не боится, — Кеане с нескрываемым неодобрением наблюдал за тем, как собеседник, немного посомневавшись, взял яблоко и вяло принялся его грызть. — Его нельзя трогать. Вечный иммунитет. Он распространяется на весь королевский род, все дворянские семьи, имеющие титул графа и выше, а также служащих "Мирлы". Так что здесь особо не поохотишься. Разве что король лишит кого неприкосновенности за недостойное поведение или из личной неприязни. Таких людей принято забирать на ближайшей же охоте.

— А если сырье из них никудышное?

— А это уже никого не волнует, — салум тоже выбрал себе яблоко и захрустел им с куда большим энтузиазмом, чем страдающий душевными муками бард. — По договору мы обязаны это делать. Так же, как и забирать кого-нибудь из семей, у которых истек срок временного иммунитета. Чтоб оставшиеся видели, какое счастье было им владеть, и стремились снова получить.

— Что за временный иммунитет?

— Король может даровать его любому своему подданному либо за какие-то заслуги, либо просто так. Срок его действия тоже определяет он. Временный иммунитет может распространяться как на одно лицо, так и на всю семью — опять же, по выбору монарха. Еще он может приказать забрать какого-нибудь неугодного ему человека из числа обычного сырья. Часто добыча хорошая.

— А не проще ли просто казнить или подослать обычных убийц? — Айрел окончательно успокоился и потянулся за вторым яблоком: время завтрака давно прошло, а голодать он не привык.

— Проще, — согласился Кеане, скармливая хомяку огрызок. — Но менее устрашающе. В год мы берем человек пять-шесть, больше от падающих на головы цветочных горшков гибнет. Однако перспектива быть забранным нами пугает куда сильнее, чем получить стрелу в глаз или топором по шее.

— Пять человек в год?! — бард был удивлен. — Сколько ж вас самих тогда?

— Около пятидесяти.

Айрел некоторое время задумчиво рылся в сумке, отстраненно проглядывая остальные приобретения союзника: моток веревки, крюк-"кошку", огниво, топорик — вещи безусловно полезные, однако лишь в том случае, когда нужно карабкаться по горам или выживать в дикой природе. Конечно, кто знает, может, чем-то таким когда-нибудь и придется заняться, однако салуму бы не помешало прикупить и всяких предметов повседневной необходимости, которые бы гарантировано пригодились в любых условиях.

— А как долго восстанавливается резерв? — певец решил удержать свое мнение о наборе покупок при себе — опасался лишний раз действовать союзнику на нервы.

— Минимальный срок — один год. Вообще, чем дольше ждешь, тем мощнее в итоге получается окимма. Поэтому самыми сильными обычно выходят первые: резерв на них копится в течение пятнадцати лет, с момента посвящения и до тех пор, пока салум не закончит обучение. Редко кому хватает терпения тратить столько же времени в последующем. Обычно ждут менее десяти. Один лишь Гайр Ларис ежегодно шлепает по окимме. Слабые и практически идентичные, они у него почти лишены индивидуальных особенностей. Только и могут, что наносить раны, которые никогда не заживают.

Кеане замолчал.

— Не очень-то помогает в реальном бою, — предположил Айрел. — Зато можно умирать со спокойной совестью, зная, что врагу, тебя зарубившему, тоже осталось недолго коптить белый свет. Хотя для этого до него тоже нужно дотянуться.

Салум никак не отреагировал. Бард обратил внимание, что тот выглядел даже унылее обычного.

— Я вот чего не понимаю, — сказал он, немного подумав. — Какой вам толк от договора с королем? Он диктует вам условия, ограничивает, связывает каким-то списком и иммунитетами, а сам использует вас в качестве рычага влияния на дворян. Что получаете вы?

— Деньги, — нехотя отозвался Кеане, помолчав еще немного. — Окиммы стоят очень дорого. Даже одногодички Гайра Лариса. Вся сумма отходит нам, король не претендует ни на медяк. К тому же, мы получаем возможность заниматься своими делами, не опасаясь преследований и гонений.

"Преследования и гонения" вернули Айрела к реальности. Поболтать на отвлеченные темы можно и в пути — сейчас же есть дела поважнее.

Через полчаса они шли по людным улицам в сторону конных рядов — музыкант настоял на том, что им необходим транспорт. Бард затолкал себе под рубашку запасные штаны, имитируя упитанное пузо, перевязал один глаз тряпицей, на голову нацепил отобранную у Кеане шапку, ссутулился, изменил походку и теперь очень надеялся на то, что в таком виде его никто не узнает. Салум, порядком уставший от того, что его головной убор постоянно заимствовали все, кому не лень, брел рядом.

Конные ряды в Табиде богатые. Здесь можно найти лошадку на любой вкус: от дорогущих благородных скакунов, ведущих родословные со времен основания Кендрии, до простецких крестьянских коняг. Пахло навозом, сеном и конским потом. Равнодушно топтались каурые тяжеловозы из Кирша, трогательно хлопало ушами белое кудлатое недоразумение на кривых ножках — низкорослые степные коники, несмотря на внешнюю несуразность, пользовались популярностью за свою выносливость. Лошадки фыркали и задумчиво жевали сено, вяло обмахиваясь хвостами, неспешно рысили кругами по загону, скучали, нервничали, клянчили у потенциальных покупателей угощение или раздраженно ржали. Сердито бил копытом вороной гаржиец, изящный, тонконогий и норовистый. Лошадки из далекой солнечной Гаржи высоко ценились знатоками. Увидь его один из них, он бы тут же разразился страстной речью о горделивой стати скакуна, его идеальных пропорциях и общей безупречности. Айрел с Кеане же, таковыми не являвшиеся, искренне не понимали, за что здесь продавец просит столь астрономическую сумму — да, конь красивый, но ведь он не может стоить, как небольшой дом в центре столицы!

Салум, посмотрев на цены, успел пожалеть о своем решении не посягать на телегу Кады. Девушку он не видел уже несколько дней и искать не собирался. Ее имущество осталось в первой гостинице, и мужчина очень надеялся, что лошадку Веснушку там исправно кормят хотя бы из расчета оставить ее себе, если хозяйка так и не явится.

Бард, не забывая старательно сутулиться, неторопливо брел вдоль ряда. Несколько солидных, богато одетых мужчин, возможно купцов, со степенным видом приценивались к животным. Некоторых из них сопровождали помощники, молодые, деловые, энергичные. Хозяин гаржийца подобострастно обхаживал юного высокомерного дворянчика, презрительно кривящего губы унижающемуся торговцу, однако поглядывающего на прекрасного коня с нескрываемым интересом. Здесь были ремесленники, крестьяне, солдаты. Служитель Фалкиона — второго помощника Давианы, покровителя сухопутных и водных путей, торговли и странствий, крепкий суровый мужчина в непременной темно-зеленой тунике с вышитой стрелкой компаса на груди вел под уздцы купленную им лошадку. Со стороны раздавалось восторженное девичье щебетание — дочка одного из купцов увидела жеребенка. Большинство присутствующих не походило на типичных поклонников музыканта, вряд ли бывало хоть на одном его выступлении и, скорее всего, совершенно не интересовалось его судьбой, однако тот всё равно очень нервничал и боялся в любой момент быть кем-то опознанным.

Айрел натянул шапку еще ниже и постарался сильнее выпятить накладной живот. Уже убедившись, что от его спутника в деле подготовки к путешествию толку было немного, он не решился отпустить его одного за таким важным приобретением и даже не был уверен, что когда-нибудь снова доверит ему свои деньги. Риона не хватало так, что хотелось выть с тоски: уж он-то точно бы всё устроил идеально.

Присмотрев симпатичного гнедого коника, бард подошел к загону и, аккуратно потеснив стоявших тут же крестьян, принялся рассматривать его вблизи. На вид лошадка была смирная, чистая, в меру упитанная. Большего певец о ней ничего не мог сказать, ибо совершенно в данном вопросе не разбирался. Оставалось надеяться, что стоило животное не очень много — денег у Айрела пока оставалось достаточно, но тратить их разом не хотелось.

— ... а кум домой вернулся, и уже на утро конь квелый стал, кое-как ноги переставляет, телегу еле тянет, — негромко переговаривались стоявшие рядом мужики. — Торговец, шельма такой, его перед продажей хмельным опоил, чтоб он бодрым чудился да резвым.

— Сосед мой вот тоже как-то лошадь прикупил, — отвечал второй. — Так у нее копыта треснутые оказались. Барыга-то трещины смолой залил да замазал чем-то, чтоб не видать их было. Денег содрал, как за здоровую, салумий выродок. Вот знатно тогда сосед на всю деревню матюгами орал.

Крестьяне, отойдя от загона, неторопливо двинулись к следующему.

Певец, полюбовавшись жеребчиком и решив, что тот ему подходит, откашлялся и, постаравшись изменить голос, обратился к стоявшему поблизости продавцу:

— Скажите, любезный, сколько вы за него просите? — указал на коника.

— У тебя столько нет, — отозвался тот, одарив потенциального покупателя беглым взглядом и мгновенно составив мнение об его платежеспособности.

Бард был одет в ту же одежду, в коей ночью плавал, просохшую, но мятую, неопрятную и покрытую грязными разводами — наивно было бы ожидать, что протекавшая сквозь крупный город река могла похвастаться родниковой чистотой. Салумья шапка не прибавляла его облику солидности. Скособоченные плечи и толстый живот, не вяжущийся с худощавостью остальных частей тела — тоже.

— И всё же? — Айрел нахмурился. Как-то поотвык он за последние годы от пренебрежения.

— Эй, господин! — торговец, демонстративно игнорируя барда, любезно обратился к проходившему мимо купцу. — Обратите внимание, прекрасные лошади! Шардийские рысаки, велезианцы, протти. Посмотрите — не пожалеете.

Купец не заинтересовался и смотреть не пожелал.

— Если передумаете, возвращайтесь! — крикнул ему вслед продавец. — Спросите Пега Царди! Меня здесь все знают!

— Вы можете назвать сумму? — с плохо сдерживаемым раздражением выдавил певец.

— Отвали, корявый! — торговец, соизволив к нему обернуться, угрожающе замахнулся сжимаемой в руке плетью. — Ты своим видом мне всех покупателей распугиваешь. Хромай отсюда, покуда ногу тебе не сломал. Не дай Давиана, еще лошадей чем заразишь.

— Приятно сознавать, что маскировка оказалась удачной, — проговорил Кеане, наблюдавший за разговором со стороны, когда к нему подошел мрачный, кипящий холодной яростью Айрел.

— Он меня очень сильно разозлил, — негромко отозвался бард не предвещающим ничего хорошего тоном.

Музыкант, закусив губу, задумался. Огляделся по сторонам, опасно прищурил свободный от повязки глаз, издалека наблюдая за Пегом Царди. Тот лебезил перед очередным обеспеченным покупателем, через слово мелко кланяясь и подобострастно заглядывая тому в лицо.

— Сначала купим лошадей, — решил Айрел, направляясь дальше по конному ряду.

Вихрь и Королевна были немолодыми и беспородными, как сразу честно заявил продававший их конопатый парень, зато спокойными, здоровыми и, что особенно понравилось барду, дешевыми. Молодой продавец простодушно расписал все их недостатки, зато заверил, что "друзьями они будут верными". Айрела, который и не собирался щеголять шикарным конем в высшем свете, это вполне устраивало. Мнением Кеане он не поинтересовался, к тому же, тому, похоже, было глубоко всё равно.

— Скажите, — словно невзначай поинтересовался певец, расплачиваясь с парнем. — А правду говорят, что Пег Царди своих лошадей перед продажей хмельным поит, чтоб те спьяну резвились да здоровыми казались?

Салум, до этого стоявший рядом со скучающим видом, моргнул и внимательно посмотрел на невозмутимого спутника.

— Что? — удивился наивный торговец. — Не знаю. Прежде не слыхал.

— Понятно, — Айрел перехватил Вихря с Королевной за уздечки и повел их к выходу с конного ряда.

Отойдя на некоторое расстояние, он остановился, вручил поводья спутнику и, мрачно велев ждать на месте, решительно зашагал к ближайшему скоплению людей, даже позабыв сутулиться.

— Вы слышали эту глупую сплетню, будто Пег Царди негодных коней продает? — спросил он, влезая в ведущийся разговор. — Не верьте, он честный торговец. А слухи, будто он трещины в копытах смолой заливает, чтоб покупателей надурить да старую лошадь за молодую выдать, распускают завистники! И он уж точно не поит животных хмельным, чтоб те резвее казались, хотя на деле тюфяки тюфяками. Это всё неправда!

Кеане наблюдал за тем, как бард перемещался от группы к группе и немного жалел, что не мог слышать, что он там говорил. Вихрь с Королевной оказались лошадками мирными и послушными, вели себя скромно, не вредничали и не капризничали. Минут через десять, торжествующе посверкивая глазом, вернулся Айрел.

— Похоже, назвать тебе свое имя — всё равно, что подписать себе приговор, — проговорил салум, кидая барду поводья и едва успевая перехватить вылезшего из кармана хомяка.

— Теперь нам нужны седла, — проигнорировал эту ремарку музыкант.

Чуть в отдалении Пег Царди с удивлением смотрел вслед отказавшему с ним говорить постоянному покупателю. Он еще не знал, что в его жизни началась темная полоса.

Святилище Давианы дышало покоем и благочинием. Айрел, сам того не зная, поступил по обычаю Риелей, выбрав один из самых мелких и непопулярных храмов города.

— Ладно, Каллихар, надеюсь, ты меня не оставишь! — певец кинул на алтарь подаяние. — Помоги мне снова, как всегда помогал.

— Внезапно, — протянул стоявший рядом салум.

— Я привык считать, что дождаться помощи от покровителя ремесла и искусства куда вероятней, чем от Владычицы, — ответил бард, разворачиваясь и направляясь к выходу. — Давиана постоянно занята, к ней взывают все, кому не лень, у нее нет времени вникать во все молитвы. Уверен, большую часть из них она даже не слушает. Ее помощники же относительно свободны, они могут внимательно отнестись к каждому полученному прошению. Думаю, им даже приятно, когда обращаются именно к ним, поэтому будут стараться оправдать возложенное доверие. Кстати...

Остановился, прошел обратно, бросил на алтарь еще горсть монет.

— И ты, Фалкион, храни меня в пути. Прежде я не просил тебя ни о чем, но надеюсь, ты мне не откажешь.

Мужчина несколько секунд задумчиво глядел на шестерку статуй, размышляя, кого еще из помощников богини стоило задобрить перед дорогой. То ли пожалев денег, то ли решив, что и двоих вполне хватит, он снова развернулся и вышел из храма.

Лошади стояли у крыльца, привязанные к невысокой оградке. К их седлам крепились сумки — салум забрал их с постоялого двора. Айрел тяжко вздохнул и рассеянно потрепал Королевну по белой звездочке на лбу. Теперь предстояло самое сложное — благополучно и без лишних жертв выехать из Табида.

* * *

Уиллард Хайг улыбался. В темноте трогательно сопели три детских носа. Мальчишки сидели на полу перед его креслом. И, похоже, у одного из них начинался насморк.

Гавен — белый ястреб и рен — черный ворон. Первый считается хранителем общины, "гнезда", как называют ее сами салумы. Практически лишенный реальной власти, он является Учителем. К нему приходят советоваться, с ним делятся тревогами. Он хранит традиции, передает их следующим поколениям, помогает начинающим наставникам воспитывать непутевых учеников. Второй же — официальный глава "пожирающих души демонов". Однако гавен, имеющий право лишь советовать рену или выражать пожелания касательно принятия тем каких-либо решений, пользуется у салумов гораздо большим влиянием и авторитетом. Ведь ястреба выбирает сама община, ворона же назначает король. К тому же, первый титул существовал всегда, второй же появился относительно недавно — когда его величество Ульгарт I Славный подчинил себе "гнездо". До этого вся власть принадлежала именно гавену. Уиллард Хайг хорошо об этом помнил и особенно любил рассказывать "подрастающему поколению".

— Вы, наверное, гадаете, зачем я позвал вас сегодня, — ласково проговорил он, устремив невидящий взгляд туда, где по его расчетам сидели дети. Выдержал паузу. — Пришло время поведать вам одну историю. Ваши наставники тоже ее знают, однако принято, что рассказать ее должен именно я.

Один из мальчишек нетерпеливо завозился. Похоже, сидеть ему уже надоело, а перспектива слушать что-либо его не особо прельщала. Гавен едва заметно усмехнулся: ох и сложно же дастся ребенку обучение. Ох и много же нервов будет потрачено — не у него, так у его наставника.

— Давным-давно мы жили не здесь, а где-то далеко, — Уиллард Хайг не считал нужным загружать детские умы ненужными подробностями и старался предельно упростить повествование. В конце концов, главным в истории была вовсе не география. — Мы делали, что хотели, ни перед кем не отчитываясь, никого не слушаясь. Но потом на престол взошел один король. Звали его Ульгарт. И не нравилось ему, что живем мы вольно, продаем свои творения любому, способному за них заплатить. Тогда он...

— А другим королям это нравилось?

А вот этот ребенок явно истории любил и не прочь был послушать. Правда, если он будет задавать вопросы после каждой фразы, рассказ затянется до самого вечера.

— Нет, — ответил гавен. — Но другие короли нас боялись. Они не знали, где мы живем и откуда приходим. Искали способы от нас защититься: укрепляли стены, усиливали охрану, вешали над дверьми охранные амулеты. Ульгарт же решил напасть. Он собрал своих воинов и пошел на нас войной...

— А он откуда узнал, где вы живете?

Уиллард Хайг выразительно помолчал.

— Ну, во-первых, уже не "вы", а "мы", — многозначительно проговорил он. — Вы, дети, теперь тоже одни из нас. Пройдет совсем немного времени, и состоится ваше посвящение. Вы возвыситесь над другими людьми, получите власть над их жизнями. Попробуйте только представить, каково это — держать в руках сущность другого человека, создавать из нее нечто прекрасное и величественное, ощущать свое превосходство!.. — гавен понял, что увлекся, и что дети пока не готовы к таким разговорам. — А во-вторых, — сменил он тему, — никто не знает, как король Ульгарт нашел "гнездо". Возможно, его люди проследили за кем-нибудь из салумов. Может быть, как-то иначе. Тем не менее, он узнал, где мы живем, и привел свое войско.

Первый ребенок вздохнул, тяжко и обреченно. Гавен очень жалел, что не мог видеть выражения его лица, его позы, наверняка выражающей утомление и скуку крайней степени: должно быть, забавное зрелище.

— А почему вы слепой? — подал голос третий мальчишка.

Уиллард Хайг почувствовал раздражение. Он давно свыкся со своей незрячестью, однако хорошие манеры еще никто не отменял. Тем не менее, он ответил.

— Это плата, — сдержанно проговорил он, улыбаясь в темноту уже куда прохладней. — Чтобы получить способность создавать окиммы, приходится расстаться с какой-то другой. Я — больше не могу видеть. Один из моих учеников — не способен самостоятельно найти дорогу даже в другой конец замка. Еще один — больше никогда не сможет плавать. Все мы приносим эту жертву. Вам тоже это предстоит.

Дети молчали, обдумывая данную перспективу.

— Я откажусь от способности есть лук, — радостно заявил непоседливый мальчуган. — Терпеть не могу лук!

Уиллард Хайг рассмеялся. Похоже, у него только что появился новый любимчик.

— Боюсь, нам не предоставляется выбор, — слепец сцепил на груди руки. — Иначе я бы тоже, пожалуй, остановился на луке.

— Гавен, вернулся Дэйси Найя, — Уиллард Хайг вздрогнул от неожиданности, когда ему в ухо вдруг зашептал таки сумевший подкрасться незамеченным Тайте Оледа. — Он просит об аудиенции либо у вас, либо у рена. Говорит, что хочет сообщить нечто важное. Если честно, выглядит паршиво.

— Фаер Калле?..

— Пока ничего не знает. Я наткнулся на парня сразу же по его возвращении. Подумал, что вы захотите поговорить с ним первым. Он ожидает за дверью.

Старик медленно кивнул.

— Ладно, дети, — громко сказал он. — На сегодня хватит. Закончим в другой раз. Вы можете идти.

Послышались звуки возни — маленькие слушатели поднимались с пола. Один — бодро, спешно и порывисто, явно радуясь окончанию разговора, второй — медленно и словно бы нехотя — он явно хотел дослушать до конца. Третий не выражал каких-либо особых эмоций. Удаляющиеся шаги, скрип открываемой двери, ее хлопок.

— Пригласи юношу.

— Кеане Райнор нарушил правило! Он создал окимму для человека, не входящего в список!

Уилларда Хайга, ожидавшего услышать, что угодно, эта новость застала врасплох. Он замер в своем кресле и от неожиданности задержал дыхание. Потом медленно склонил голову набок, словно прося повторить сказанное, полагая, что что-то не так расслышал.

— Для барда Айрела Керрана! Я сам ее видел! — в голосе Дэйси прозвучало едва прикрытое торжество. — Она меня чуть не убила! Райнор должен быть наказан! Этот негодяй посягнул на право короля, тем самым ставя под удар всю общину! Из-за его действий можем пострадать все мы! — голос парня сорвался и он закашлялся.

Гавен отстраненно подумал, что мальчика нужно направить к лекарю — пусть тот посмотрит, что с ним. Слепец не зря носил свой титул — он искренне заботился о каждом члене общины, как о собственном ребенке. Даже о Фаере Калле. Хотя рен был скорее непослушным своевольным "сыном", постоянно огорчающим и разочаровывающим своего "родителя".

— Когда это произошло? — Уиллард Хайг ласково улыбнулся тяжело дышащему салуму, посчитав, что медицинская помощь могла и подождать.

— Не знаю, — ответил Дэйси, справившись с кашлем. — Узнал я о случившемся дней девять назад. Когда предатель создал окимму — мне не известно.

Гавен сидел неподвижно и о чем-то раздумывал. Тайте Оледа, хорошо его знавший, видел, что тот был очень доволен. Стоявший перед креслом молодой человек, старательно изображавший на лице праведный гнев и обеспокоенность судьбой общины, с трудом удерживался от злого триумфального оскала.

— А почему он так поступил? — Уиллард Хайг оперся рукой о подлокотник и подался вперед, жадно ожидая ответа.

— Боюсь, мне это также не известно, — Дэйси постарался вложить в голос всё смирение и печаль, на какие только был способен.

Гавен разочарованно откинулся на спинку кресла.

— Скажи, — спросил он вдруг. — А ты сам уже добыл себе сырье?

— Нет. Я не успел. Счел своим долгом, узнав о данном прискорбном происшествии, прервать охоту и как можно скорее вернуться в "гнездо", чтоб о нем сообщить.

— Похвальный поступок, — ласково промурлыкал Уиллард Хайг. Чуть помолчав, он продолжил. — Ты правильно поступил. Разумеется, такие вещи нельзя спускать с рук. Мы займемся этим делом, а ты, не теряя больше времени, возвращайся к охоте. Можешь идти. Зайди к Варгусу Флатту, скажи, что я велел выдать тебе еще денег — наверняка ты изрядно потратился за время поисков.

— Спасибо. Я бы хотел еще поговорить с реном... — начал было Дэйси Найя.

— Я сам сообщу Фаеру Калле о произошедшем, — не терпящим возражением тоном прервал его гавен. — Это дело теперь под моим личным контролем, и я обо всем позабочусь. Ты можешь возвращаться к своим делам.

Молодой человек немного посомневался, явно желая сказать что-то еще, растерянно глянул на Тайте Оледу, невозмутимо стоящего за креслом слепца, потом, очевидно, передумал, скомкано попрощался, неловко поклонился и ушел.

Когда за ним хлопнула дверь, помощник перевел взгляд на Уилларда Хайга. Тот, уйдя в свои мысли, уже не таясь, радостно и гордо улыбался.

— Поздравляю, гавен, — сказал Тайте. — Похоже, не перевелись еще среди салумов "истинные художники", не желающие жить по указке короля. Я очень рад за вас.

— В твоем голосе нет искренности, мой мальчик, — отозвался старик, задумчиво теребя кончик уса. — Я слышу сарказм и издевку. Но всё равно, спасибо.

— Вы же знаете, — мужчина, легкомысленно пожав плечами, обошел кресло и присел на подлокотник. — Это моя обычная манера разговора. Я не имел в виду ничего оскорбительного.

— Знаю, — довольно проворчал Уиллард Хайг, сталкивая распоясавшегося наглеца.

Тот нехотя слез, в очередной раз думая о том, что ему бы не помешало завести здесь для себя стул. Да, принято, что в этом зале сидеть с комфортом имеет право лишь один человек, остальным же дозволяется устроиться на полу возле его ног, если свои не держат, однако Тайте почти не сомневался, что сможет убедить гавена сделать для него исключение.

— Я и не думал, что доживу до момента, когда кто-нибудь осмелится выступить против кабалы договора, — расчувствовался старик.

— Ну-у-у... Вас тоже нельзя назвать его блюстителем. Если всплывет, чем вы занимаетесь в своих покоях...

— Три сотни лет мы были вынуждены выполнять навязанные нам условия, — Уиллард Хайг его не слушал.

— Почему "были"? Мы и сейчас их выполняем, и, смею предположить, еще очень долгое время будем это делать.

Гавен раздраженно поморщился. Не признать правоты помощника он не мог.

— Кстати, Найя прав, — заметил тот. — Из-за Райнора проблемы могут быть у всех нас. Его величество не отличается ангельским характером. Казнил же в том году собственную фаворитку из-за того, что ему не понравилось, как она посмотрела на посла Кирша.

— Это просто слухи.

— Которые на пустом месте не возникают, — заявил Тайте, всё же присаживаясь на пол. — Да что я говорю, вы и сами всё понимаете.

— Я хочу помочь мальчику, — задумчиво проговорил Уиллард Хайг, вперяя в помощника невидящий взгляд.

— Каким образом? — тяжко вздохнул тот, предполагая, что без его участия эпопея не обойдется.

— Пока не знаю, — нахмурился гавен, снова принимаясь теребить свой ус.

— А Фаер Калле?.. — Тайте Оледа выразительно замолчал.

— ... не должен ничего узнать, — закончил за него слепец.

* * *

Примерно тогда же в Обхарнайте, на втором этаже здания с лепниной, кариатидами и бронзовой табличкой "Мирла" на входе, Дайл Фарналл, немолодой, начинающий седеть мужчина с густыми, вечно хмурыми бровями уже десять минут как пытался разобраться с корявым, заумным отчетом своего подчиненного, прибывшим этим утром со срочным курьером. Глава службы начинал злиться: ненужным описаниям, пространным рассуждениям и повторам одного и того же в разных формулировках не было конца. Ему несколько раз приходилось возвращаться по тексту назад, потому что он то и дело утрачивал нить повествования. Дайл Фарналл отложил стопку исписанных листов в сторону, утомленно потер ладонями глаза и откинулся в кресле.

— Тавис что-то задумал, — проговорил он, не то потолку, не то стоящему напротив него Лаесу Дагену, принесшему этот злосчастный отчет. — Он всегда начинает мудрить и напускать туману, когда замышляет очередную пакость. Влепить ему выговор, что ли?.. Сам-то читал? — перевел взгляд на подчиненного.

— Ну-у-у, видел краем глаза, — нервно буркнул тот. — Когда регистрировал.

Признаваться, что движимый любопытством канцелярист внимательно проглядывает всю входящую корреспонденцию, ему было неловко.

— Хорошо, — Дайла Фарналла, похоже, его слова не обманули. — Что ты об этом думаешь?

— Э-э-э...

— Не надо пересказывать мне отчет. Что ты прочел между строк?

Лаес Даген, приходя к выводу, что начальство не изволит гневаться за излишне длинный нос, задумался.

— Ну, — протянул он. — Мне показалось, что э-э-э... Тавис очень раздражен. Он чуть ли не прямым текстом пишет, что не будет вести это дело.

— Где это? — глава службы зашелестел листами. — А, ну да... "Готовы в любой момент передать дело служащим "Мирлы", кои будут официально назначены им заниматься"...— Дайл Фарналл еще некоторое время изучал каракули. — Вернется — отправлю на курсы каллиграфии. Что еще можешь сказать?

— Пожалуй, больше ничего. Я не особо вчитывался, — нехотя признался канцелярист.

Теперь он выглядел не просто лезущим, куда не надо, человеком, а, лезущим, куда не надо, невнимательным глупцом.

— Тавис явно пытается донести до меня мысль, какой он молодец, — пробормотал глава "Мирлы", словно рассуждая вслух. — Старательный, работящий, исполнительный, столько всего делает...

— Может быть, просто хочет премию или в отпуск? — предположил Лаес, в надежде реабилитироваться.

— Он перманентно хочет премию и в отпуск. А такие отчеты присылает куда реже, — Дайл Фарналл посидел в задумчивости еще пару секунд. — Ладно. Бери бумагу, перо и пиши, — сказал он вдруг.

Канцелярист немного растерялся.

— Что писать? — не понял он.

— Я надиктую.

Лаес, чуть посомневавшись, подвинул к себе чернильницу хозяина кабинета, взял со стола его перо. Тот недовольства не выказал. Канцелярист придвинул стоявший у стены стул, нашел чистый лист бумаги и сел, показывая готовность приступить к работе.

— Фаеру Калле, рену, — медленно продиктовал Дайл Фарналл. — Довожу до Вашего сведенья, что королевской службой "Мирла" был обнаружен факт, свидетельствующий о нарушении Вашей стороной условий существующего договора. Настоятельно советую Вам выдать виновное лицо добровольно, иначе мы будем вынуждены применить санкции. С уважением, Дайл Фарналл, — мужчина сделал паузу. — Еще красиво перепиши этот отчет и приложи к письму его копию, пусть сами разбираются.

Лицо Лаеса Дагена радостью от этой перспективы не озарилось. Проглотив замечание, что это не входит в его служебные обязанности, он только мрачно кивнул. Собрал со стола бумаги и вышел.

* * *

Одновременно с этим на другом конце Кендрии, ее северной окраине, группа людей дожидалась наступления темноты. Бушующее злое море билось об утес, плюясь белой пеной, ревело и ярилось, омывая гряду острых рифов. Левее располагалась узкая кромка пологого песчаного пляжа, чуть ли не наполовину скрывавшаяся под каждой очередной волной. Холодный ветер гнал набухающие на горизонте тяжелые тучи, рвал простые теплые плащи собравшейся на скале компании, трепал волосы, обтачивал суровые нахмуренные лица, пристально вглядывавшиеся в водный горизонт. Этой ночью должен был разразиться шторм. А еще — пройти корабль, везущий в Ламар некую даму и ларец с ее запредельно ценными украшениями.

Каждый выживает, как умеет. Группа мужчин, одетых бедно и практично, была не исключением. У каждого из них на поясе висело по дешевому мечу, у каждого имелось по ножу. По закону простолюдины не имели права владеть холодным оружием, однако эти люди были с ним категорически не согласны и предпочитали его игнорировать.

Чуть дальше по побережью располагался Эстоль, небольшой портовый городок, где судно должно было сделать остановку. Вот только, продираясь сквозь бурю, сражаясь с озверевшими волнами, так и норовящими смыть матросов с палубы, и молясь о том, чтоб этот кошмар скорее закончился, так просто поверить, что горящие на темном берегу огоньки — светящиеся окна домов.

Смеркалось. Едва накрапывал дождь. Главный среди собравшихся на утесе людей бросил остальным короткую фразу. Те принялись неторопливо выполнять приказ, зажигая фонари. За стеклянными стенками тревожно затрепыхались язычки пламени. Их не погасит ни ветер, ни дождь. Они будут видны издалека, маня уставших моряков, суля им отдых и безопасность. Светящиеся точки рассыпались по высокому берегу, образовав неровную линию. Лампы опустились за землю. Теперь оставалось только ждать.

Скоро небо заволокло окончательно. Тяжелые синюшно-свинцовые тучи изредка освещались далекими зарницами. Ветер, разошедшийся не на шутку, опрокинул несколько светильников. Пришлось подпереть их камнями. Руки немели на холоде, теряли чувствительность. Мальчишка-подросток, увязавшийся "на дело" за старшим братом, зябко ёжился, переступал с ноги на ногу, растирал себе плечи, безуспешно кутаясь в старый штопаный кафтан, явно перешедший ему по наследству, прятал нос и уши в поднятом воротнике. Корабль возмутительно опаздывал.

Появился он лишь спустя несколько часов. К этому времени было уже настолько темно, что собравшиеся на утесе люди едва различили его смутный силуэт на фоне почерневшего, слившегося с небом моря. Пацаненок, дремавший, пригревшись возле костра, встрепенулся, услышав негромкие покрики разом оживившихся людей. Вскочил на ноги и подбежал к самому краю скалы, с любопытством щуря глаза на бушующую у него под ногами стихию. Только бы капитан судна повелся на их уловку, только бы направил его в сторону огней... Через несколько минут до его ушей донесся скрежет — корабль налетел на рифы.

— Ура! — мальчишка радостно обернулся к стоявшему рядом брату.

— Оставайся тут, — сурово велел тот, за ворот оттаскивая подростка от края утеса. — Спустишься вниз — уши оторву.

Мужчины заторопились на пляж, оставляя насупившегося пацаненка позади. Лезть в море в такую погоду было равноценно самоубийству, но никто и не собирался этого делать сейчас. А вот проследить за тем, чтоб добравшиеся живыми до берега матросы с пассажирами, коли таковые будут иметься, не стали мешать или оказывать сопротивление, никогда не мешало.

Застрявшее на скалах судно сотрясалось под ударами накатывающих волн, всё больше и больше заваливаясь на бок, сильнее раздирая пробитый корпус. Смытая с палубы шлюпка печально телепалась среди камней. На корабле мелькали испуганные огни — оказавшиеся в ловушке люди паниковали, не зная, что им делать. Слышались крики: кто-то верещал, кто-то отдавал команды, пытаясь перекрыть царящий бедлам и грохот волн. На воду спустилась лодка — убедившись, что дольше оставаться на судне нельзя, капитан решил рискнуть и попытаться доставить пассажиров и команду на сушу. Так, по его мнению, был хоть какой-то шанс выжить.

Группа в плащах рассредоточилась по берегу, пока незамеченная жертвами кораблекрушения. Госпожа Арсия Лиммер, прославленная куртизанка, нажившая честным трудом небольшое состояние, почти наверняка сидела в приближающейся к берегу шлюпке, либо же как раз загружалась в ту, что только ожидала спуска на воду. Главарь банды не верил, что эта женщина согласилась бы покинуть корабль без своих драгоценностей. С другой стороны, они всё равно планировали обчистить и само судно, поэтому не имело особого значения, где те находились. Даже если уже пошли ко дну — в команде были отличные ныряльщики. Рубиновое ожерелье, кольцо и серьги, подаренные кем-то из богатых воздыхателей госпоже Лиммер, — хорошая добыча, однако отказываться от прочих благ, милостиво предложенных судьбой, было бы, по меньшей мере, глупо. Всё ценное, что можно снять с трупов, собрать с побережья и дна, вытащить из разбитого корабля, будет снято, собрано и вытащено. Когда утихнет шторм и взойдет солнце.

Шлюпка, подхваченная особо коварной волной, опрокинулась. Фонарь, освещавший в чьей-то руке ей путь, погас. Люди барахтались в воде, цеплялись за обломки обшивки судна, бочки и ящики, вымытые из его развороченного чрева, пытались доплыть до берега своими силами, звали на помощь, тонули. Вторую лодку, принявшую в себя остальных пассажиров, практически сразу же разбило о камни.

Шторм медленно утихал, небо расчищалось. Сквозь образовавшуюся в тучах прореху выглянула луна, разгоняя своим мутным светом почти кромешную темень.

К берегу прибило первого человека. Здоровяк-матрос, борясь с норовящими утащить его назад волнами, прополз несколько метров и, тяжело дыша, повалился на мокрый песок. Попытался подняться, чтоб помочь остальным, однако рухнул обратно, пронзенный мечом. Захрипел, недоуменно вытаращив глаза, и попытался обернуться, но второй удар не дал ему этого сделать. Высвободив оружие, убийца побежал к следующему телу.

Мало кто добрался до суши живым. Члены банды споро оттаскивали от воды утопленников и вынесенные на мелководье предметы, пока их не смыло обратно в море. Чуть в отдалении на берег выбралось еще двое. Один из них довольно уверенно держался на ногах и буквально тащил на себе второго, не то мертвого, не то потерявшего сознание. Преступник, оказавшийся ближе всех, побежал к ним. Его коллеги увидели, как он добрался до своих жертв, как замахнулся мечом, как стоящая у кромки воды фигура небрежно откинула свою ношу в сторону, как она, подпустив их товарища на расстояние удара, взмахнула рукой. Тот упал и уже не поднялся. Главарь банды нахмурился. К выжившим устремилось уже несколько вооруженных мародеров.

Отброшенный на песок человек оказался никаким не трупом. Он закашлялся, зашевелился, силясь привстать. Его спутник тем временем поднял оброненный нападавшим меч, спокойно и невозмутимо готовясь встретить приближающихся мстителей.

До слуха подростка, послушно сидевшего на утесе возле костра, донеслись звуки музыки. В завываниях ветра явственно прозвучали струнные переборы. Он недоуменно поднял голову, прислушиваясь, однако продолжения не последовало. Парнишка некоторое время вертел головой, напрягая слух, потом решил, что ему просто показалось, и снова сосредоточился на пыхающих и плюющихся искрами сырых поленьях, на безвольно пригибающихся к земле языках пламени, то почти гаснущих, то разгорающихся вновь.

Кеане тяжело дышал, равнодушно скользя взглядом по валяющимся вокруг него трупам. Медленно перевел его на Айрела. Салум был вынужден признать, что без его помощи всё бы закончилось крайне плачевно. Заплыв по бушующему морю с практически беспомощным бардом на буксире не прошел для него просто так. Уставший, ослабленный и дезориентированный, он сумел отбить первых четверых нападавших, когда же, увидев в нем нешуточную угрозу, подтянулись все остальные, мужчина оказался в тяжелом положении. Окруженный, он едва успевал уклоняться или блокировать сыплющиеся со всех сторон удары. Будь он в лучшей форме, и то не факт, что смог бы справиться.

Музыкант, заметив, что спутник на него смотрит, ответил ему столь же пристальным упрямым взглядом. Один не благодарил, второму это и не требовалось. Не услуга и не одолжение — взаимовыгодное сотрудничество, как и договаривались. Кеане всё же едва заметно кивнул. Пошатнувшись, плюхнулся на песок, воткнул рядом с собой окровавленный меч, расслабился. Айрел огляделся, убеждаясь, что нападать на них больше никто не собирался, и убрал окимму. Посидели молча, приходя в себя. Бард растерянно глядел на заваленный трупами берег. Пара утопленников покачивалась на волнах. На его счастье в тусклом лунном свете они выглядели просто темными бесформенными кучами, похожими на наносы водорослей или топляка. Не привык он к мертвецам. Тем более — в таком количестве.

— Интересно, где мы сейчас? — музыкант неловко огляделся, словно надеясь увидеть дорожный указатель. — За пределы Кендрии не выбрались, как я понимаю, — обреченно вздохнул он.

Зацепившись взглядом за горевшие на утесе огоньки, вдруг осознал, что замерз. Промокшая одежда противно липла к телу — хоть лезь обратно в воду, чтоб спрятаться от пронизывающего ветра. За возможность переодеться и посидеть у костра, Айрел многое бы отдал. Бард вопросительно посмотрел на спутника, собираясь предложить прогуляться наверх, посмотреть, что к чему. К некоторому своему удивлению заметил, что тот был расстроен и подавлен. За неделю с лишним знакомства он как-то не заметил за оружейником особой чувствительности и человеколюбия. Да, тот старался избегать ненужных убийств, если была такая возможность, предпочитая глушить противников, как перед самым выездом из Табида, когда на Айрела таки обратили внимание стражники и попытались его задержать "для установления личности". Однако скорбеть о невинно убиенных...

— Огурчик потерялся, — от Кеане не укрылся недоверчивый взгляд барда.

Певец пару секунд переваривал услышанное. Мда. Кому что.

— Смыло, наверное, — без особой жалости предположил он.

— Он мог остаться на корабле, — задумчиво проговорил салум. — Незаметно выбраться из кармана и...

— Если хочешь, я куплю тебе целый мешок хомяков! Новых! Всех возможных цветов! — торопливо пообещал Айрел, догадываясь, что последует дальше. — Мы же не полезем в эту кучу обломков на поиски твоей крысы, да?

Собеседник ничего не ответил, но музыкант и без слов прекрасно понял, что тому нужен не мешок хомяков, а только один конкретный, и что он всё равно поплывет на разбившееся судно. За время их непродолжительного знакомства он заметил, что Кеане почти никогда не спорил. Он просто делал то, что хотел, абсолютно не считаясь с мнением окружающих в лице Айрела.

— Хотя бы завтра, надеюсь? — бард не собирался составлять спутнику компанию во время этого наверняка жутко увлекательного заплыва, однако надеялся, что тот пока займется чем-нибудь более важным и первостепенным.

К примеру, сходит с ним выяснить, что за огни горят на утесе: певец опасался идти один — мало ли кто мог там быть. Возможно — дружки столь душевно встретивших их на берегу мародеров. В принципе, активировав окимму, бард смог бы от них отбиться, однако, вдарь он по струнам, и полегли бы все, кроме него самого да Кеане, на которого, как выяснилось, лютня как на своего создателя тоже не действовала. А было бы очень кстати оставить кого-нибудь в живых, расспросить и выяснить, где именно они оказались. Дэйси тоже в свое время выжил, послушав музыкальный инструмент, однако, во-первых, не было никакой гарантии, что он вскоре не отдал Давиане душу под каким-нибудь забором, во-вторых, не стоило его сравнивать с обычным человеком. Айрел предполагал, что в зависимости от того, как и что играть, окимма оказывала разное воздействие на слушателей, однако как проверить догадку, не прибегая к помощи толпы смертников, он не знал.

— Светло будет, море успокоится. Куда больше шансов его отыскать, — увещевал музыкант, мелко стуча зубами от холода и серьезно опасаясь подхватить воспаление легких. — Если твой хомяк дожил до этого момента, то до утра уж точно протянет — он же не дурак. Спрячется где-нибудь и пересидит опасность.

Вообще, бард считал Огурчика скотиной на редкость тупой, абсолютно лишенной инстинкта самосохранения. С него бы сталось, чудом пережив шторм, свалиться в воду и утонуть уже после его окончания.

— А вот лошадям точно конец... — с тоской подумал Айрел.

Кеане, поразмыслив, согласно кивнул. Музыкант незаметно перевел дух.

— Пошли узнаем, что там за огни, — предложил он, неуверенно поднимаясь на ноги.

— Это лампы, — отозвался салум, не двигаясь с места. — Я слышал о таком. Имитируешь с их помощью город, заманиваешь корабль на рифы, ну и так далее.

Мужчина убрал со лба налипшие волосы, внимательно посмотрел на окоченевшего спутника.

— Что ты мучаешься? — спокойно проговорил он. — Переоденься в сухое.

— Где я его тебе возьму?! — рыкнул бард, ненавидя в этот момент собеседника всем сердцем.

Нет, надо было срочно расширять словарь ненормативной лексики: слать к салуму его самого было как-то нелепо.

Кеане кивком головы указал на трупы мародеров. Айрел, сообразив, что тот ему предлагает, не поверил своим ушам и чуть не лишился дара речи от возмущения. Впрочем, принципы и брезгливость очень быстро сдались и отступили: порой становится безразлично, откуда взялась теплая сухая одежда.

9.

На краю утеса стояли лампы. Некоторые из них потухли, парочка разбилась, сорвавшись под порывами ветра вниз. Размытые желтые сферы света выхватывали из темноты камни и жесткую сухую траву. Почти догоревший костер вяло чадил, потрескивая обугленными поленьями. Слабые язычки пламени лениво обсасывали подернутые пеплом красные мерцающие уголья. И ни души рядом.

Кеане, убедившись в последнем, рискнул выйти на освещенную площадку. Остановился и огляделся. Айрел, предоставив решение вопросов безопасности своему спутнику, кинулся к затухавшему костру и, торопливо бросив в огонь пару лежавших рядом дровин, вытянул над ним озябшие руки. Сырая древесина занимались неохотно.

Позаимствованная у мертвеца одежда барду была великовата и пахла потом, но того это уже не волновало. Сумка с вещами и деньгами осталась на корабле. Поразмыслив, певец решил поутру наведаться туда вместе с союзником: вряд ли тот стал бы ее искать.

Салум, который, похоже, вообще не мерз, подсел к костру лишь после того, как обошел весь утес, проверив, не притаился ли кто-нибудь в темноте.

— Ну, что? — Айрел уже почти не клацал зубами. — Не понял, где мы?

Кеане ответил ему долгим тяжелым взглядом. Бард понял, что его только что без слов назвали идиотом.

— Ты мог увидеть знакомую тебе гору, — раздраженно процедил он. — Или узнать еще какой-нибудь ориентир, по которому нам бы удалось хоть приблизительно сообразить, где мы находимся. Такое возможно, поэтому я и спросил!

— Боюсь, я не настолько силен в географии, чтоб определить наше местоположение по прибрежной линии, — мужчина тоже протянул руки к пламени. — Пятнадцать лет почти безвылазно просидел в замке. Карты нам, конечно, показывали, и я их даже внимательно изучал, однако вряд ли это особо поможет в данной ситуации.

— Пятнадцать лет? — Айрел был впечатлен. — Тебя не выпускали, что ли?

— Выпускали, — равнодушно пожал плечами салум. — В детстве несколько раз водили на тренировки в ближайший город, — заметив растерянный взгляд собеседника, решил пояснить. — Обычно они заключались в том, чтобы найти и спровоцировать какую-нибудь подростковую банду: когда дерешься один против целой толпы, обучаешься быстро. И побегать успеваешь, и руками помахать, и опыта набираешься. Опять же учишься действовать в условиях города: узкие улицы, крыши, чердаки, тупики и проходные дворы. Это было познавательно. Также учитель брал меня с собой на охоту — мы тогда полстраны пересекли, а еще как-то он просто повозил меня по Кендрии, показал Обхарнайт.

Кеане замолчал. Бард некоторое время ждал продолжение рассказа, потом понял, что собеседник сообщил всё, что хотел, а не сделал паузу, чтоб собраться с мыслями.

— Ммм... — протянул он. — И это за пятнадцать лет?

— У нас большой замок. С парком, библиотекой, тренировочными залами и полигоном. Необходимости выходить за его пределы обычно не возникает.

Айрел, полжизни проведший в дороге, даже не знал, что на это сказать.

— Как тебя угораздило стать салумом? — спросил, наконец, он.

— Семья у меня была бедная, зато многодетная. Поэтому, когда родителям предложили продать одного из сыновей, они не долго колебались: от семилетнего пацана пользы в хозяйстве мало, а кормить приходится регулярно. К тому же, учитель заверил их, что со мной всё будет хорошо.

— О, — судя по тону собеседника, того услышанное не удивило и не шокировало.

— Дэйси его наставник подобрал на улице, — продолжал Кеане. — Если не ошибаюсь, он попрошайничал в Найлахе.

— О, — прошлое этого человека барда не интересовало вовсе.

— Потом следовали годы тренировок и обучения, а три месяца назад мы оба были признаны готовыми и выпущены на охоту. Примерно так меня и угораздило стать салумом.

— О, — в третий раз проговорил Айрел. — И ты считаешь себя более подготовленным, чем он.

— Скажу так. Если б за тобой охотился я, ты бы здесь сейчас не сидел.

— Спасибо Давиане, что она свела меня с Дэйси, да терзается его душа на раскаленных кольях, — с легкой издевкой пропел бард, подражая интонации жрецов на службах. — Кстати, если ты такой сильный и умный, как утверждаешь, почему тогда мой табидский концерт состоялся? — продолжил он уже нормальным тоном. — Как ты говорил? Лей хотела залить водой ларцевещатель? Да чтоб его сломать...

— Достаточно пнуть ногой или ударить палкой, — закончил за него Кеане. — Я знаю. И, если б мне нужно было сорвать твое выступление, я бы так и поступил. Риелей же любила размах и драму. Впрочем, вариант с палкой вполне мог не прийти ей в голову. Мне же было безразлично, чем закончится ее эпопея с местью, поэтому я не стал ей ничего говорить.

— Весьма признателен, — буркнул Айрел.

Разговоры о том, как спутник мог загубить его жизнь, настроения не поднимали.

— А нас с братом отец выставил из дома, когда мне было тринадцать лет, — бард сам не знал, зачем это рассказывает. — Сказал, что мужчина должен всего в жизни добиться сам. Что тот, кто ни в чем не преуспеет, может и не надеяться увидеть свое имя в его завещании. Чтоб мы не показывались ему на глаза, пока не станем "кем-то". Дал немного денег, чтоб с голоду в первую же неделю не сдохли, и пожелал удачи. Ивар проводил меня до ближайшего отделения гильдии, а сам на военную службу пошел — ему тогда лет семнадцать было. Сейчас на одном из южных гарнизонов прозябает. Я же, когда дела у меня пошли на лад, послал отцу письмо, где подробно расписал, сколько я зарабатывал на тот момент и сколько буду в скором времени. Сказал, что он может подавиться своими грошами. Что если он, подсчитав мой доход, вдруг вспомнит о том, что у него помимо его обожаемого Вайте есть еще сын, и примется заверять меня в отцовской любви в надежде, что я отвалю ему денег, то пусть особо не удивляется, получив отказ в грубой форме.

— Сурово.

— Справедливо. Нам с Иваром сразу было понятно, что он собрался всё оставить Вайте. Просто придумал дурацкий предлог, как избавиться от нас двоих.

— И большое наследство? — Кеане подбросил в костер последнюю из оставшихся дровин.

— Мелкая ткацкая мануфактура. Четыре станка. Почти не приносила дохода. Я бы на месте отца постеснялся поднимать тему преуспевания.

— А вдруг он потом так же выставил из дома и этого Вайте?

Айрел усмехнулся.

— Ему в ту пору было двадцать семь лет, он помогал отцу вести дела. Был его правой рукой. В общем, идеальный преемник.

— Как ни посмотри, ситуация выглядит очень глупо, — салуму, похоже, тоже было наплевать на детские душевные травмы спутника. — Белыми нитками шита.

Бард, погруженный в пучины былой обиды, не стал ничего говорить.

* * *

Доски угрожающе скрипели. Айрел ухватился за перила: ноги скользили по наклонной палубе.

Добраться до корабля удалось сравнительно легко — за ночь пережившую шторм шлюпку прибило к берегу. Изрядно побитую, треснутую и без весел, зато как-то держащуюся на плаву. Грести приходилось руками, долго и утомительно, однако рифы с застрявшим на них судном были не настолько далеко, чтоб это составляло такую уж проблему.

Нижняя палуба была затоплена. Сквозь открытый люк виднелся спускавшийся вниз трап, на треть скрытый водой. Что ж, теперь можно было даже не сомневаться, что находившиеся в трюме лошади погибли. Бард, в свое время решивший сэкономить, сильно пожалел, что не раскошелился на каюты, располагавшиеся под кормовой надстройкой — они-то в крушении вообще не пострадали. Досадливо поморщившись, начал спускаться следом за Кеане — глупо было столько маяться, добираясь сюда на разбитой лодке, чтоб отказаться от поисков сумки из нежелания намочить ноги и общей брезгливости.

Царил разгром. Спутники, бредя по середину бедра в воде, видели сквозь приоткрытые двери творившийся в комнатах кавардак. Личные вещи пассажиров мокрыми тряпками дрейфовали среди перевернутых стульев и опрокинутых столов. Плавала разбухшая крупа, принесенная волной из хозяйственных отсеков. Пахло солью. Тихо поскрипывали доски, слышался негромкий плеск. Свет, поступавший сквозь открытый люк да щели обшивки, расчерчивал пространство размытыми желтыми лучами, разгоняя полумрак. Айрел почувствовал, как его ноги коснулось что-то живое. Вздрогнул, дернулся, оступился. Кое-как удержал равновесие, успев схватиться за стену. "Рыба, наверное", — решил бард, выпрямляясь и осторожно бредя дальше. Уровень воды всё поднимался: кормовая часть корабля располагалась ниже его вздернутого на риф носа.

Возле двери их каюты на поднятых людьми волнах обложкой вверх покачивалась раскрытая книга. Набухшие страницы вяло шевелились в неспешном потоке. Оттолкнув ее в сторону, мужчины вошли внутрь. И без того настроенный пессимистически музыкант приуныл еще больше: найти вещи в затопленной комнатенке обещало быть непросто. Вода доходила ему до груди, была мутной и успешно скрывала почти всё, что прежде находилось в каюте. Сиротливо плавал легкий деревянный стул, прибитый течением к стене.

Айрел осторожно шагнул вперед, шаря ногой по полу: во-первых, опасался обо что-нибудь споткнуться, во-вторых, рассчитывал найти свои затонувшие вещи на ощупь — не хотелось лишний раз нырять. Кеане, убедившись, что хомяка внутри не наблюдалось, вышел из комнаты и отправился обыскивать прочие помещения судна. Бард, побродив по каюте, наступил на подушку, чуть не запутался в намотавшемся на ногу одеяле, ушиб палец о край кровати. Через какое-то время поиски принесли плоды — какая-то из сумок была обнаружена. Айрел завозился, пытаясь подцепить ее за ремень носком сапога — желание нырять у него так и не возникло.

Огурчик нашелся чуть дальше по коридору спокойно дрейфующим, сидя в деревянной миске. Салум, увидев его, остановился и замер. Хомяк и его хозяин воззрились друг на друга в полумраке прохода.

— Я тут подумал, — прервал момент единения певец, появляясь из каюты, небрежно волоча за собой обе сумки даже не пытаясь держать их над водой. — Глупо уходить, ничего не прихватив. Во всяком случае, разжиться продуктами бы не помешало. Понимаю, что в затопленные трюмы ни ты, ни я не полезем, однако на этой палубе тоже была парочка хозяйственных отсеков. Возможно, что-то уцелело. К тому же... — бард сфокусировался на грызуне. Удивленно вскинул бровь: не сомневался, что тот сгинул безвозвратно. — К тому же, было бы неплохо проверить носовой отсек, водный трюм могло и не затопить, — договорил он, теряя к хомяку интерес. — Надеюсь, хоть какой-нибудь бочонок пресной воды уцелел. Кстати, захвати эту миску, она нам пригодится.

Вдруг послышался стук. Негромкий, отчаянный, настойчивый. Бард вздрогнул от неожиданности. Испуганно огляделся.

— Эй! — послышался приглушенный голос. — Здесь кто-то есть?!

Певец обернулся к Кеане и убедился, что тот стоял молча, полностью отрешившись от мира, наблюдая за тем, как хомяк умывался, сидя на его ладони.

— Помогите мне! — умолял голос, судя по интонации, без особой надежды на успех. — Именем Владычицы заклинаю! Пожалуйста, выпустите меня отсюда!

Бард кинул на спутника настороженный взгляд. Пришел к выводу, что того после воссоединения с питомцем уже мало что волновало. Чуть посомневавшись, медленно и осторожно, стараясь не шуметь, побрел на звук. Остановился возле закрытой, сотрясавшейся под дробью ударов двери.

— Не бросайте меня здесь, — услышал он едва различимый шепот, безнадежный и обреченный.

Стук прекратился. Айрел, выждав несколько секунд, отодвинул засов и, не вполне уверенный, что поступает правильно, надавил на дверь. Та нехотя поддалась и, преодолевая сопротивление воды, раскрылась.

На барда смотрели глаза, расширенные от удивления, недоверия и растерянности. Их обладательницу он несколько раз видел во время путешествия, когда, устав сидеть в каюте, поднимался на верхнюю палубу подышать свежим воздухом, наплевав на опасения быть кем-то узнанным. Обычно девушка степенно прогуливалась по шканцам в компании капитана, производя впечатление дамы богатой, изысканной и холеной. Платье по последней моде, кружевные перчатки и веер. Она милостиво дозволяла пожилому офицеру целовать себе ручку, высокомерно игнорировала матросов и всем своим видом показывала, что судно удостоилось огромной чести везти ее на своем борту. Музыкант не ожидал увидеть ее растрепанной, заплаканной и перепуганной, запертой в чулане разбитого и покинутого корабля. Немного растерялся.

Девушка снова всхлипнула, губы ее задрожали. Уже через секунду она повисла у барда на шее, надрывно рыдая. Того же волновали вопросы, что с ней теперь делать и куда ее девать — от спасенной он ожидал скорее проблем, чем какой-либо ощутимой пользы.

Незнакомка сидела на верхней палубе, прислонившись спиной к мачте, сохла и приходила в себя. Подол дорогого бархатного платья, безбожно испорченного морской водой, половой тряпкой лип к ее ногам и доскам. Айрел обшаривал камбуз, Кеане таки спустился в носовую часть трюма и даже нашел уцелевший бочонок питьевой воды, который, впрочем, был таким тяжелым, что его не удалось бы вытащить наверх даже вдвоем. Оба мужчины на девушку внимания практически не обращали.

— Эй, ты готовить умеешь? — окликнул ее бард.

В одном из хозяйственных отсеков кубрика удалось разжиться гороховой крупой, а из трюма салум приволок солонины.

Девушка вздрогнула, отвлекаясь от своих мыслей, и обернулась на голос.

— Я? — переспросила спасенная, словно задумываясь над этим вопросом. — Разумеется, нет — я же не кухарка! — сбивчиво пробормотала она, неуверенно поводя плечиком.

Айрел, снова потеряв к ней интерес, пошел задавать тот же вопрос своему спутнику.

— Будьте так любезны принести мне попить, — услышал он вслед.

Остановился и обернулся. Собеседница неторопливо собирала распущенные русые волосы, сжимая в зубах шпильку. Смотрела на не шибко рвавшегося исполнять ее просьбу мужчину с трогательной беспомощностью и ободряющей улыбкой.

— Э-э-э... ладно, — нехотя выдавил бард.

Лезть в водный трюм ради одной кружки не было ни малейшего желания. Пришлось напомнить себе, что человек, всю ночь проведший в затопленной каюте, вряд ли был в состоянии сделать это самостоятельно, должно быть, умирал от жажды и пережил жуткий стресс. Обдумал, а не снарядить ли в эту экспедицию своего спутника, но пришел к выводу, что проще будет самому сходить, чем его уговорить.

— Благодарю, — кивнула девушка, принимая из рук Айрела миску воды.

Торопливо ему улыбнулась и принялась жадно пить. Мужчина наблюдал за собеседницей, так и не придя к решению, что с ней делать. По-всякому выходило, что ее нужно было довести хотя бы до ближайшего населенного пункта: не бросать же в одиночестве на затонувшем корабле. Однако уверенность, что ничего хорошего ее общество в их путешествие не привнесет, его тоже не оставляла.

— Можно узнать, почему вы были заперты в каюте? — поинтересовался бард. Вспомнив про "не кухарку", он решил вести себя с дамой галантней.

Девушка медленно допила, оторвала миску от губ, и не глядя на мужчину, проговорила:

— Капитан, не дождавшись от меня взаимности, решил добиться своего силой. Пообещал не выпускать меня до тех пор, пока я не отвечу на его чувства согласием. Тяжело быть привлекательной женщиной, — вздохнула она с видом страдалицы. Стрельнула глазами на музыканта. — Какое счастье, что рядом оказались вы.

— О, — скептически протянул Айрел.

Слова собеседницы вызывали у него серьезные сомнения в их правдивости.

— Кстати, я так и не представилась. Арсия Лиммер, — девушка протянула руку для поцелуя.

Та так и осталась висеть в воздухе. Новая знакомая, выждав пару секунд и убедившись, что галантных лобызаний не последует, недоуменно взглянула на мужчину.

— Чушь! — жестко проговорил тот.

Девушка на мгновенье смешалась.

— Понимаю, — немного неуверенно начала она, опуская руку. — Сложно поверить, что столь известная и утонченная дама, как я, путешествовала на одном с вами корабле, тем не менее...

— Я знаком с Арсией Лиммер, — прервал ее бард, отстраняясь. — Ты совершенно на нее не похожа.

Всю его любезность как ветром сдуло.

Немного было грехов, сравнимых в тяжести с отказом от своего имени или присвоением чужого. Жрецы так и не смогли убедительно объяснить, почему Давиана была столь категорична в данном вопросе. Как гласили Заветы, если за убийство, воровство или еще какое преступление душа была обречена на ужасные муки, то человек, назвавшийся чужим именем, после смерти просто исчезал. Он не мог рассчитывать на искупление и перерождение даже в теле ничтожнейшего из людей, потому что душа его распадалась, умирала. Некоторые шутили мол, еще не известно, что предпочтительнее: тысяча лет агонии, или безболезненное, но окончательное исчезновение. Жрецы уверяли, что второе куда страшнее. Им верили. Поэтому к тем, кто шел на такой поступок, обычно относились со смесью страха, удивления и брезгливости. Впрочем, существовала масса лазеек для тех, кто по какой-то причине не желал пользоваться своим именем: в запрете не было ни слова о том, что его нельзя было сокращать, иначе комбинировать составные части или изощряться прочими способами.

Девушка растерялась и побледнела. Быстро взяла себя в руки и перешла в наступление.

— Да неужели? — огрызнулась она, пренебрежительно рассматривая собеседника. Вид у того был довольно жалкий. — Знакомы с Арсией Лиммер? Вы? Со светской львицей, водящей дружбу лишь с влиятельными и богатыми людьми? Кто же вы, позвольте узнать в таком случае? Путешествующий инкогнито министр чего-нибудь?

Айрел нахмурился. Не рассказывать же о том, что прославленная куртизанка, как-то присутствовавшая на одном из концертов, после его окончания захотела лично похвалить молодого исполнителя. Самозванке совершенно незачем было знать личность своего спасителя: тот ей абсолютно не доверял.

Бард, не желая продолжать разговор, молча развернулся и ушел. Кеане стоял, расслабленно опираясь на перила, и флегматично созерцал пейзаж. Ощутимый крен палубы не помешал ему удобно устроиться. Подошедший Айрел хотел было поныть о нежелании возиться с "госпожой Лиммер", терпеть ее общество и уж тем более куда бы то ни было вести, однако сообразив, что единственное, что спутник мог ему в данной ситуации предложить, это затолкать самозванку обратно в каюту, утопить или еще как-нибудь ее изничтожить, решил воздержаться. В конце концов, у них были не настолько близкие отношения, чтоб просто жаловаться друг другу на несправедливость судьбы и плакаться в жилетки. Чувствуя себя несколько глупо, постоял рядом. Потом вспомнил, что хотел выяснить.

— Слушай, ты готовить умеешь? — обернулся он к салуму.

Тот промолчал, прищурившись, разглядывая заваленный трупами пляж. Хомяк егозил у него в кармане, то и дело высовывая наружу морду с подрагивающим розовым носом и черными бусинками глаз.

— Должны же тебя были хоть немного и этому обучить, — предположил музыкант, не дождавшись ответа. — Наверняка ведь вы много в одиночестве по полям да лесам бродите... Что там? — Айрел заметил, что собеседник, нахмурившись, не сводил взгляд с одной точки.

Посмотрел в том же направлении, но ничего особенного не увидел.

— Я солгала. Я умею готовить, — услышал он из-за спины.

Обернулся. Убедившись, что привлекла к себе внимание, девушка порывисто сняла с шеи медальон, открыла его и решительно продемонстрировала мужчине. "Триша Хайгели" различил тот скрытую внутри него гравировку.

— То же самое незаметно вышито в нескольких местах моей одежды, — с нажимом проговорила самозванка. — Так меня зовут. Я не отказывалась от своего имени, оно всегда со мной, понял, да?

Триша захлопнула медальон и повесила его обратно на шею.

— Капитан застал меня, когда я пыталась вскрыть сейф в его каюте. Понял, что я не та, за кого себя выдаю, разозлился. Однако тут началась эта свистопляска с грозой, разобраться он со мной не успевал, потому запер в том чулане. А когда корабль стал тонуть, не то про меня забыл, не то решил, что меня спасать не обязательно.

Девушка замолчала, плотно сжав губы. Бард сообразил, что от него ждали какой-то реакции. Растерялся — поток откровений застал его врасплох.

— Ясно, — выдавил он, не придумав ничего лучше.

Постояли молча.

— И чего вдруг ты это всё рассказала? — спросил музыкант.

— Мне нужна помощь, — Триша твердо глядела собеседнику в глаза. — О многом я не прошу — помогите добраться до любого ближайшего города. Пожалуйста. Не бросайте меня здесь.

— Кто ты вообще такая? — Айрел прислонился спиной к борту и скрестил на груди руки. — Зачем полезла в сейф?

Девушка нахмурилась и недовольно засопела.

— Я же не спрашиваю, кто вы, — буркнула она.

Бард, подумав, решил, что собеседница права.

— У нас нет ничего ценного, — предупредил он на всякий случай.

— Не беспокойся, я не полезу в ваши вещи, — фыркнула Триша. — Обещаю.

Мужчина глубоко вздохнул, принимая решение. В принципе он понимал, что и без просьбы девушки не смог бы ее тут оставить, однако до последнего не хотел в этом признаваться ни ей, ни себе. Посмотрел на Кеане, чтоб узнать его мнение. Тот стоял, не меняя позы, всё так же наблюдая за берегом. Музыкант пришел к выводу, что тому было совершенно безразлично, чем закончится этот разговор, и что участвовать в нем он был не намерен.

— До ближайшего города, — обреченно вздохнул Айрел, смиряясь.

Поскольку готовить на накренившейся палубе не было никакой возможности, пришлось просто закусить солониной с обнаруженными на камбузе сухарями. Триша задумчиво бродила вокруг люка на кубрик, но спускаться вниз не рисковала — возможно, опасалась, что ее снова запрут или бросят.

— Что? Прикидываешь, как до сейфа добраться? — окликнул ее бард, незаметно подходя ближе.

Девушка резко обернулась. Окинула его настороженным взглядом.

— Боюсь, каюта капитана полностью затоплена, — ответила она с беспечностью, призванной скрыть нервозность. — Мне туда не попасть, — картинно вздохнула и томно повела плечом. — Я дама хрупкая, слабая, плаваю плохо, долго под водой не продержусь. Вот если б нашелся сильный и отважный юноша, согласный взвалить на себя эту задачу, благодарность моя была б безграничной, — Триша многозначительно подмигнула.

Айрел усмехнулся.

— Ничем не могу помочь. Соболезную.

Самозванка, похоже, ничего другого и не ждавшая, тоже фыркнула.

— Вот они, нынешние рыцари, — посетовала она, сокрушенно качая головой. — Не способны на крошечный подвиг во имя прекрасной дамы.

— Да, обмельчали, не говори, — поддержал ее музыкант, копирую интонацию.

— У тебя должны быть серьезные проблемы с женщинами. Не удивлюсь, если за всю жизнь ты так ни одной и не завоевал.

Бард рассмеялся.

— А мне никогда и не приходилось никого завоевывать, — с плохо скрываемой гордостью сообщил он новой знакомой. — Это меня добивались. Я же всегда выбирал.

Триша, вздернув бровь, окинула собеседника скептическим взглядом.

— А по виду не скажешь, — сообщила она, выдержав паузу. — Кто же ты такой?

Мужчина напрягся, не зная, как ответить.

— Рел, — произнес он, чуть посомневавшись. — Рел Наррек, — и еще добавил. — Сын владельца небольшой ткацкой мануфактуры. Возможно, когда-нибудь ее унаследую.

— "Знакомый Арсии Лиммер"! — снова фыркнула Триша, отворачиваясь.

— Я видел ее лишь раз в жизни, — огрызнулся Айрел. — Никогда не утверждал, что мы с ней друзья не разлей вода или состоим в хоть сколько-то близких отношениях.

У барда испортилось настроение. Он разозлился на самозванку, вынудившую его прикрыться отцом и его мануфактурой, на Кеане, без ночного разговора с которым музыкант бы даже и не вспомнил о существовании этого человека, на себя, ляпнувшего первое, что пришло в голову, вместо того, чтоб придумать себе легенду, не вызывавшую личного отторжения. Собеседница этого, похоже, не заметила.

— А твой друг, что, немой? — тихо поинтересовалась она, кивком головы указывая на салума, чуть в отдалении размышлявшего, как спустить вещи в лодку.

— Нет, — отозвался Айрел. — Просто не видит необходимости с тобой разговаривать. Ему в принципе безразлично, есть ты или нет, жива или утонула. Ты в этом даже не виновата, — великодушно добавил он, заметив, как по лицу девушки пробежала тень. — Просто не входишь в круг его общения.

— Что за круг? — насторожилась та.

— Очень узкий и специфический.

Триша смотрела на собеседника с нескрываемым скепсисом и недоверием. Тот пояснять свои слова, похоже, не собирался. Постояв еще пару секунд, он развернулся и пошел помогать спутнику — прекрасный повод прекратить разговор. Новая знакомая глянула на Кеане с интересом, что-то обдумала и направилась к расположенным под шканцами каютам.

Спустя несколько минут она вернулась с объемным кожаным саквояжем. Кое-как дотащив его до борта, плюхнула рядом с прочими сумками и кулями, которые мужчины планировали вывезти с корабля.

— Без этого никак? — мрачно поинтересовался Айрел, созерцая багаж самозванки.

— Нет, — Триша потерла нывшую кожу ладони, смятую ручкой тяжелой ноши. — Я и так очень многое бросаю тут. Беру лишь самое необходимое.

— Я не потащу за тебя этот баул, — мужчина решил заранее прояснить ситуацию.

— А я и не предлагаю, — кисло улыбнулась девушка.

Спутники не стали особо обшаривать корабль, так что, помимо их собственных вещей, они забирали с него лишь все продукты, что удалось упаковать, да пресную воду, сколько влезло во фляги. Триша, окинув взглядом кули с горохом и солониной, сходила на камбуз. Притащила оттуда котелок, миски, ложки, ножи.

— Ты не против, я надеюсь? — с легкой издевкой обратилась она к Айрелу.

Тот счел лучшим промолчать.

Мужчины так и не рассказали девушке, из-за чего корабль налетел на рифы, потому усеянный трупами пляж стал для нее новостью. Прежде, занятая вычерпыванием набиравшейся в лодку воды, она берег особо не разглядывала. Груды на песке вполне могли быть камнями, наносами плавника или чем-то еще. Когда самозванка поняла, что именно они собой представляли, ей сделалось дурно. Стараясь не смотреть по сторонам, она слезла с уткнувшейся носом в песок шлюпки, и по щиколотку в воде побрела к суше, самостоятельно таща свой саквояж.

— Платье мочишь, — заметил бард.

— Ему уже всё равно, — сквозь зубы буркнула бледная девушка, спешно отводя взгляд от покачивавшегося в прибрежных волнах утопленника.

Музыкант, тоже не испытывавший восторга от соседства с покойниками, подхватил несколько кульков и заторопился следом за Тришей, стремившейся поскорее отойти подальше.

— Что здесь произошло? — слабо спросила она, бросая свою сумку на землю и плюхаясь рядом.

Айрел вкратце обрисовал.

— Ясно, — девушка явно чувствовала себя неважно. — Выходит, добрый капитан спас мне жизнь.

Невесело усмехнулась, подпирая голову дрожащей рукой.

— Ничего, если я не буду помогать разгружать лодку? — спросила она.

— Кеане наверняка уже всё забрал, — предположил музыкант, оборачиваясь.

Он оказался прав — рядом с принесенными им вещами громоздилась куча и всех остальных.

— "Кеане", значит, — отозвалась Триша, впервые услышавшая имя второго своего спутника.

— Куда он, кстати, делся? — нахмурился Айрел, оглядываясь.

Местность была довольно пустынной. Пологое побережье упиралось в каменистый, поросший колючей травой склон. Справа над морем вздымался давешний утес. Тяжелое мрачное небо нависало над буро-зелеными холмами, расстилавшимися впереди. На редкость унылый и безрадостный пейзаж. И спутника в нем явно не наблюдалось.

Подул ветер, и до барда вдруг дошло, что он снова промок, и что у него снова нет сухой одежды. Повторно прибарахляться за счет мертвецов он категорически не хотел, оставалось лишь надеяться, что за ночь его собственные вещи, брошенные у костра, успели просохнуть. Ладно хоть в этот раз было куда теплее — можно потерпеть.

Девушка, стянув туфли, меланхолично вытряхивала кашу набившегося в них мелкого песка. Решив взять с нее пример, Айрел скинул сапоги, высыпал из своей сумки всё содержимое, тут же пряча кошелек, пока спутница его не увидела. Принялся выжимать одежду. За салума он не волновался — тот знал, что делал, и более чем успешно мог за себя постоять в случае опасности. Чуть позже до него дошло, что побеспокоиться таки стоило за них с Тришей — в отсутствие Кеане они были практически беспомощны. Примени он, если что, окимму, и девушке конец. Как-то обидно было бы ее нечаянно убить.

Скоро мужчина вернулся.

— Пытался сопротивляться и убегать, — пояснил он певцу, уставившемуся на свисавшего с его плеча мальчишку. — Пришлось вырубить.

— Кто это? — спросил музыкант.

— Не знаю, — салум сгрузил бессознательное тело на землю. — Я его с корабля заметил, он среди трупов шастал.

— О, — Айрел сообразил, что теперь ему, похоже, предстояло еще и с ребенком возиться.

Приуныл.

— Я ему не понравился, — сообщил Кеане.

— Он вообще живой? — встревожено нахмурилась Триша, подползая к ребенку и убирая упавшие ему на лицо волосы.

На вид пареньку было лет двенадцать-тринадцать. Светленький, худощавый, давно не стриженый. Темно-синий линялый кафтан, бывший ему явно не по размеру, пестрел неаккуратными заплатками, штаны пацаненку тоже были велики — собирались по ноге гармошкой и держались исключительно за счет пояса.

— Он грозился меня убить, — задумчиво добавил салум.

— Не расстраивайся, — отозвался Айрел.

— Думаю, он был заодно с теми парнями, — Кеане сарказм проигнорировал.

— Живой, — удостоверилась Триша, нащупав у мальчишки на шее пульс.

— Отлично. Выясним, наконец, куда мы попали, — вздохнул бард, снова принимаясь выкручивать никак не желавшую сохнуть рубашку.

* * *

Пацаненок очнулся где-то спустя четверть часа. Открыл глаза и несколько секунд смотрел прямо перед собой, пытаясь осмыслить, где он находился и что произошло. Скользнул взглядом в сторону, увидел салума, резко зажмурился и прикинулся спящим.

— А мы всё видели, — протянул Айрел, держа свой кафтан на весу в надежде, что так ветер его скорей просушит.

Мальчишка продолжал лежать неподвижно и изображать глубокий обморок, не известно, на что рассчитывая. Кеане присел перед ним на корточки и бесцеремонно задрал ему пальцем левое веко. Еще несколько секунд ребенок мужественно терпел, потом не выдержал и взбрыкнул. Мужчина легко уклонился от просвистевшей в воздухе ноги. Подросток рывком поднялся и бросился на него с кулаками.

— Вот это жажда крови! — провозгласил бард, наблюдая за тем, как гневно сопевший пацан безуспешно пытался добраться до противника.

Паренек старался одновременно пинаться, кусаться, царапаться, бодаться и просто бить руками. Тот факт, что ничто из этого салума не брало, лишь придавал ему бешенства и энергии.

— Я, наверное, его сейчас снова оглушу, — задумчиво протянул Кеане, лениво блокируя град обрушивавшихся на него ударов. — А то мне уже скучно становится.

Взгляд мальчишки горел такой ненавистью, что, казалось, действительно жег. Мужчина схватил его за запястье, крутанул, заломил руку за спину и свалил на землю.

— Узнай, что ему от меня надо, — велел он Айрелу, осторожно придерживая коленом извивавшегося ребенка.

Пацан попытался обернуться и смачно плюнул. Плевок в салума не попал и улетел куда-то в сторону.

— Так, парень, — бард понял, что это могло продолжаться еще очень долго, и решил действительно взять переговоры в свои руки. — Если немедленно не угомонишься, я тебе уши оторву, ясно?

К некоторому его удивлению, мальчишка замер. Потом принялся отчаянно всхлипывать, кусая губы, чтоб сдержать слезы.

— Ты кто? — музыкант решил развить успех.

Ребенок не ответил.

— Ты был с теми бандитами?

Судя по выражению лица парнишки, тот морально готовился молчать под пытками.

Триша, устав смотреть на творившийся беспредел, утомленно закатила глаза, вздохнула и покачала головой.

— Позвольте мне, — быстро улыбнулась она Кеане, ненавязчиво отстраняя его от мальчишки.

Девушка сгребла подростка в охапку и крепко его обняла.

— Бедный ты мой... — причитала она, гладя опешившего пацаненка по голове. — Несчастный. Трудно было, да? Ты молодец, такой молодец, — поцеловала его в лоб. — Всё хорошо. Всё закончилось. Хороший мой, — принялась покачиваться, баюкая ребенка.

Скоро умиротворяющее курлыканье начало приносить плоды — сопротивлявшийся поначалу парнишка затих, мелко заморгал, потом крепко зажмурился, стиснул зубы, уткнулся Трише лицом в плечо и заревел.

— Тихо, тихо, — приговаривала она, похлопывая мальчишку по спине. — Ну вот и всё, — одними губами сообщила она спутникам, глядя на них с легким превосходством.

Через десять минут.

— Я ненавижу тебя. Хочу, чтоб ты сдох! Прирежу, пока ты спать будешь, салумий выродок. А потом еще плюну сверху, — пацан замолчал и принялся сердито сопеть, с вызовом глядя на Кеане.

Тот кормил своего хомяка сухариком и ребенка откровенно игнорировал.

— Вот увидишь, конец тебе, — с достойным лучшего применения упорством продолжил парнишка. — Я отомщу! Ты кровавыми слезами умоешься!

Он успокоился, драться перестал, сидел на земле возле девушки, и, почти не замолкая, сыпал угрозами и оскорблениями.

— За что именно? — устало поинтересовался Айрел.

— Он убил моего брата! — сквозь зубы прорычал мальчишка, утирая рукавом нос. — Я всё знаю, это он сделал: на нем его одежда.

— А это не твой брат вчера пытался убить нас? — уточнил бард.

Пацаненок смолчал и насупился. Похоже, он считал, что это мужчин не оправдывало. А возможно, злился, что данный факт лишал его права с чистой совестью мнить себя пострадавшей стороной и истово мстить "злодеям".

— Ну вот. Всё честно, — подвел итог мужчина, истолковав такое поведение как положительный ответ.

— Мальчик, тебя как зовут? — ласково улыбнулась ребенку Триша, считавшая общение с людьми и их к себе расположение одним из своих сильнейших навыков.

Тот скользнул по мужчинам суровым оценивающим взглядом, немного посомневавшись, подался ближе к девушке и что-то прошептал ей на ухо, старательно прикрывая рот ладошкой.

— Скажи, Рафферти, а здесь поблизости какой-нибудь город есть? — громко поинтересовался отличавшийся хорошим слухом Айрел.

Ребенок досадливо скривился и гордо замолчал с таким видом, словно твердо решил до конца жизни не произнести больше ни слова. Девушка незаметно для мальчишки послала барду страшный взгляд: она оправданно считала, что без вмешательства мужчин смогла бы быстрее установить с ним контакт.

— Интересно, если ломать ему пальцы, он станет разговорчивей? — проговорил Кеане, не обращаясь ни к кому конкретно.

Еще через пять минут.

— Ничего я вам не скажу! Вы все тут сдохнете от голода! Будете торчать на этом берегу, пока не помрете, а потом сгниете и пойдете на корм рыбам!

Выяснилось, что правильно подобранные угрозы делали Рафферти общительней, однако, возможно, было бы лучше, если б он продолжал молчать. Мальчишка отказывался отвечать на вопросы, не поддавался на уговоры, смотрел волком и откровенно нарывался на воспитательную порку.

— Да чтоб вас троих на том свете в угли по шею закапывали и серой кормили, — зловеще добавил он, снова плюясь в Кеане и снова промахиваясь.

Триша сделала вид, что его слова ее ужасно огорчили.

— Тебе даже меня не жалко? — вкрадчиво спросила она, жалостливо хмуря брови. — Я думала, мы с тобой друзья...

Пацаненок посомневался.

— Да, даже тебя! — сварливо заявил он, демонстративно отползая в сторону. — Ты с ними заодно! Ненавижу!

— Вот, значит, как! — притворно возмутилась девушка. — Поматросил и бросил?!

— Продажная женщина! На меня не действуют твои чары! — мальчишка гордо хмыкнул и отвернулся.

— "Ну вот и всё", — передразнил ее Айрел.

— Ладно, я хотела по-хорошему. Ребята, была неправа, он ваш. Делайте, что хотите.

Ребенок оказался упрямым. Лишь после того, как Кеане пригрозил сбросить его со скалы в море и даже поволок за шкирку в сторону утеса, Рафферти передумал героически погибать, унося тайну с собой в могилу.

— Эстоль, — крикнул он, отчаянно цепляясь сапогами за землю, когда понял, что его попытки вырваться обречены на провал, а мужчина, похоже, настроен серьезно.

Салум остановился. Шедшие следом Айрел с Тришей последовали его примеру.

— Здесь рядом Эстоль, — повторил мальчишка, шмыгая носом.

Он презирал себя за трусость. Кеане удостоил его долгого испытующего взгляда. Ребенок сердито отвернулся, закусив губу.

— "Рядом" это сколько? — уточнил бард, скрещивая руки на груди и оглядывая открывавшуюся с высоты панораму в надежде заметить вдалеке очертания города.

— Часа три пешим ходом, — угрюмо отозвался Рафферти. — В ту сторону, — добавил он, взмахом руки указывая направление.

— Ну-ка, — Триша решительно подошла ближе, взяла парнишку за подбородок, развернула к себе лицом и пристально вгляделась ему в глаза. — Где, говоришь?

— Там, — повторил свой жест мальчишка, изо всех сил стараясь не отводить взгляд.

— Врет? — поинтересовался Айрел, наблюдая за игрой в гляделки.

— Не могу понять, — нахмурившись, девушка отпустила пацана.

Тот тут же отдернул голову и брезгливо утер подбородок рукавом.

— Всё, — Рафферти попытался гордо высвободиться из хватки Кеане. — Я вам объяснил, куда идти. Пустите меня теперь.

— Ну уж нет, — ласково улыбнулась ему Триша. — Ты, мой хороший, нам дорогу показывать будешь. А то вдруг что-то перепутал и послал нас не в ту сторону?

В глазах мальчишки промелькнуло отчаяние, однако прежде, чем он успел что-то ответить, салум бесцеремонно толкнул его стоявшему рядом барду и куда-то пошел.

— Эй, ты куда? — удивленно крикнул ему вслед музыкант, ловя ребенка.

— Лошадей поищу, — отозвался спутник, неторопливо карабкаясь на вершину утеса.

— А? — не понял Айрел, удерживая рвавшегося на волю пацаненка, надеявшегося, что второй из его врагов окажется слабее первого.

— Три часа до города. Люди, серьезно планировавшие ощутимо разбогатеть. Сомневаюсь, что они собирались тащить всё награбленное на себе, — мужчина остановился и, сочтя, что забрался уже достаточно высоко, огляделся.

— Рафферти, милый, ты ничего не хочешь нам рассказать? — лицо Триши лучилось добротой и любовью.

— Да чтоб салумы вас всех на куски рвали, жевали и выплевывали! — со злостью воскликнул мальчишка, вцепляясь ногтями музыканту в руку и со всех сил ударяя его каблуком по голени.

Тут же получил звонкую затрещину. Ойкнул от неожиданности и боли, рефлекторно хватаясь за ушибленную голову. Сразу присмирел.

— Могу тебе обеспечить такое приключение, — негромко, но проникновенно пообещал Айрел, раздраженно встряхивая покарябанной ладонью. — Не в качестве зрителя, разумеется. У меня как раз есть парочка знакомых салумов. Думаю, один из них с радостью воплотит в жизнь твою фантазию, если ты передашь ему от меня привет.

— А второй? — поинтересовалась Триша, поддерживая, как ей казалось, игру.

— Второй... Разве что яблоками нашего маленького друга нафаршировать — тогда, возможно, согласится, — еще тише отозвался Айрел, кидая косой взгляд на не слышавшего его комментариев Кеане.

Рафферти полночи перегонял лошадей подальше от утеса, чтоб они "не достались врагам". Почему это было так важно, не знал он сам. Их хозяева лежали мертвыми на освещенном луной пляже, убийцы шли, обходя тела, на свет ламп, а мальчишка стоял на скале, смотрел на это и вдруг отчетливо понял, что, похоже, на него ложилась ответственность за ряд важных дел.

Как новому главарю банды, коим он себя считал, ему надлежало защитить ее честь, уберечь имущество, набрать новых членов, жестоко отомстить обидчикам. И сделать еще кое-что, самое главное. Парнишка решительно сжал губы, выпрямился, убрал руки от головы.

— Я никуда с вами не пойду, пока не похороню брата и всех остальных, — угрюмо буркнул он. — Бейте меня, убивайте, со скалы бросайте, но я без этого больше ничего вам не скажу. И не доберетесь вы до города.

Душераздирающе шмыгнул носом и заранее напрягся — не сомневался, что ему вот-вот врежут повторно.

* * *

Мальчишка рыл яму руками — инструмента удобней поблизости не нашлось. Айрел сидел неподалеку на поросшем травой пригорке, приглядывая, чтоб ребенок не сбежал. Он решил не говорить, что действия Рафферти были бессмысленны: море в два счета размоет могилы и тела снова окажутся на поверхности. Возможно, парнишка и сам об этом догадывался, однако выбора не было: удаленную от воды землю без лопаты бы просто не удалось раскопать. Похоже, эти похороны были для него делом принципа. Триша, пристроившись рядом с бардом, отстраненно наблюдала за сосредоточенным пареньком, упорно разгребавшим ладонями сырой песок. Из того всё-таки вытрясли признание, что лошади действительно были, и заставили рассказать, куда он их дел. Кеане ушел проверять его слова и пока не возвращался.

— Подозреваю, мы тут до ночи застряли, — раздраженно буркнул певец.

— Может быть, поможешь мальчонке? — неуверенно предложила девушка, подпирая подбородок ладонью.

— Вот еще, — отозвался музыкант. — В иных обстоятельствах я бы, наверное, ему посочувствовал, ободряюще похлопал по плечу, возможно, даже протянул руку помощи. Однако конкретно данные покойники не вызывают у меня ни малейшей симпатии, поэтому максимум, что я могу для него сделать — не радоваться их смерти особенно шумно. Еще для людей, пытавшихся меня убить, я не старался!

— А ты злопамятный.

— Даже не представляешь насколько.

Посидели молча. Особо следить за Рафферти нужды не было: похоже, он не собирался убегать, не закончив с похоронами.

— Всё-таки мне его как-то жалко, — призналась Триша. — Мелкий еще.

Вопросительно глянула на собеседника.

— А мне нет, — Айрел выдернул травинку, повертел ее в пальцах и небрежно откинул в сторону. — Эти ублюдки затопили корабль, хладнокровно перебили выживших — между прочим, ты сама могла оказаться в их числе, если забыла. Пацан был в курсе происходившего и, насколько я могу судить, не имел ничего против. Не вижу, чтоб он раскаивался, переживал, испытывал хоть какие-то эмоции по отношению к несчастным пассажирам. Так что все его стенания по поводу гибели брата не находят у меня ни грамма сочувствия. Тот ее заслужил.

Спустя пару часов мальчишка закончил рыть яму. Судя по ее размерам, он надеялся уложить в нее всю банду. Парнишка оценивающе оглядел результат своих трудов. Могила вышла мелкой — не больше локтя в глубину. Копать дальше становилось сложно: песок уплотнялся и ковырялся с трудом. В целом Рафферти остался доволен. Отряхнул грязные руки, немного постоял, отдыхая. Отошел на десяток метров в сторону и снова начал копать. Триша, прежде сидевшая в полудреме и особо за действиями ребенка не следившая, проводила его недоуменным взглядом.

— Эй, Раф, — окликнула она паренька. — Ты что, еще и экипаж корабля с пассажирами хоронить собрался?

Мальчишка враждебно на нее зыркнул. Насупился и сердито засопел.

— Что их, валяться оставлять, что ли? — угрюмо буркнул он, нисходя до ответа.

Айрел пару раз задумчиво притопнул. Пожевал губу, отстраненно глядя вдаль. Искоса глянул на подростка, рывшего могилу с суровой непоколебимостью на лице. Полы и манжеты его кафтана покрывал слой налипшего мокрого песка. Наверняка руки уже онемели на ветру. Бард предполагал, что Триша предложит ему самому заняться похоронами хотя бы пассажиров, и даже заготовил на этот случай ответ. Он собирался сказать, что одного-двух он бы еще как-то закопал, а этих было слишком много, что погибшие были ему никем и он не обязан ковыряться ради них в грязи, что это — глупая и бессмысленная затея, что они не в том положении, чтоб беспокоиться о мертвецах и еще многое другое. Девушка данную тему в разговоре так и не подняла, так что ничего из этого ему говорить не пришлось. Вдруг ему пришло в голову, что почти все покойные были взрослыми крупными мужчинами. Это ж сколько каждый из них весил? Хилому мальчишке, и так уже, наверное, жутко уставшему, придется долго корячиться, чтоб приволочь их к могилам. Стало как-то совестно.

Музыкант обреченно вздохнул, мысленно добавив: "Давиана Владычица, ну и зачем мне это нужно?" Нехотя поднялся. Поплелся к пацаненку, явно напрягшемуся при его приближении.

— Ладно, — снова вздохнул бард, останавливаясь возле него. — Так и быть, тела до ям я дотащу.

Рафферти неразборчиво буркнул что-то недружелюбное, однако открыто от помощи отказываться не стал.

Возвращения Кеане никто не заметил. Просто в какой-то момент, оторвавшись от похоронных дел, музыкант обнаружил, что тот сидел неподалеку, с отсутствующим видом грыз сухарь и равнодушно наблюдал. Изможденная ночными событиями Триша дремала, устроив голову на своем саквояже. Мальчишка старательно утрамбовывал песчаный погребальный курган. Айрел настоял на том, чтоб первыми закопали пассажиров: опасался, что пацан попытается сбежать, как только закончит с захоронением своих товарищей, поэтому оставил их напоследок.

— Ну что, нашел? — крикнул бард.

Оружейник кивнул. Рафферти обиженно надулся и закусил губу. Тот факт, что он сам проговорился, где находились лошади, не умалял в его глазах подлости врагов.

— А сюда пригнал? — решил уточнить музыкант, пока не до конца разобравшийся в образе мыслей спутника и считавший, что от того всякого можно было ожидать.

Кеане повторно кивнул. Указал себе за спину. С той точки, где находился, Айрел не мог видеть, что там происходило за пригорком, поэтому решил поверить салуму на слово.

— Помочь не хочешь? — осведомился он, волоча один из трупов к могиле.

Оружейник отрицательно покачал головой. Захрустел новым сухарем.

— Ну и не надо, — буркнул бард, досадуя, что спутник оказался умнее его.

* * *

Задерживаться в этом месте до вечера не пришлось — уже через час с погребением было покончено. Рафферти понуро полоскал в море грязные руки, решив, что с одежды песок, засохнув, осыплется сам.

Лошадей было пятнадцать, салум не поленился пригнать их всех и теперь с серьезным видом выбирал, какая ему больше нравилась. Проснувшаяся Триша проверяла, крепко ли привязан к седлу ее саквояж. Музыкант присвоил себе лохматого каурого конька и даже назвал его Персиком, не посчитав нужным выяснить у мальчишки, как того звали на самом деле. Паренек слишком устал, чтоб скандалить из-за того, что трое столь бесцеремонно обращались с не принадлежавшим им имуществом, словно они тут были полноправными хозяевами. Добавив пунктик к мысленно составляемому списку совершенных ими грехов, поставил зарубку, когда представится возможность, отомстить в том числе и за это.

— Мне кажется, кое-кто тут обдумывает идею самопожертвования путем заведения врагов в глушь с риском быть ими за то убитым, — проговорила девушка, подозрительно глядя на просветленное лицо сидевшего верхом парнишки.

Тот разом скис и отвернулся.

— Ай-яй-яй, как нехорошо, — покачала головой Триша. — Нарушаем обещание. А ведь мы позволили тебе похоронить тех людей, то есть нашу часть сделки выполнили. Вот и доверяй после этого людям.

— Сказал же, приведу, — угрюмо буркнул Рафферти, с неодобрением наблюдая за тем, как мужчины навьючивали свои кули на одну из лошадок.

— Ну что ж, — заключил Айрел, заканчивая с погрузкой и залезая в седло. — Можешь начинать вести. Поехали.

10.

В Эстоль добрались без проблем и приключений. По дороге Рафферти вел себя прилично, от пакостей воздерживался, вредить не пытался. Триша предположила, что он копил силы для будущих свершений.

— Всё. Дальше я не пойду, — буркнул мальчишка, когда впереди показались городские стены и крыши. — Отдавайте лошадей и ступайте себе пешочком.

Демонстративно остановил свою конягу и сурово насупился.

— Чего это вдруг? — немного удивился Айрел, тоже притормаживая.

— Дай угадаю, — зевнула девушка. — Ваша банда наворотила таких дел, что даже твои портреты висят по всему городу с припиской "Разыскивается живым или мертвым". И это в столь юном возрасте. Куда катится мир?.. — Триша вздохнула с видом скорби за будущее страны.

— Ничего там не висит! — огрызнулся Рафферти, крепче сжимая потертые кожаные поводья. — Просто не хочу и всё!

— Никто тебя и не заставляет, — отозвался бард. — Иди, куда знаешь.

— Эй, я что сказал?! Коня отдал! — крикнул мальчишка вслед Кеане, продолжавшему ехать в сторону Эстоля, и не думая выполнять его распоряжений.

Салум его проигнорировал.

Паренек торопливо спрыгнул на землю, побежал за неспешно вышагивавшей вперед лошадью и, догнав, повис на узде, едва не сворачивая коняге шею. Та испуганно всхрапнула, споткнулась, попятилась и попыталась высвободить голову.

— Листопад — мой! — прорычал сквозь зубы Рафферти, разве что не цепляясь за животное ногами.

Кеане отстраненно глядел вдаль, видимо, дожидаясь, когда мальчишка устанет и сам отвалится.

— Слушай, там у утеса осталось лошадей, наверное, десять, — вздохнул Айрел, неспешно подъезжая ближе. — И все тебе одному. К тому же, мы имеем право на маленькую компенсацию — наши-то потонули с кораблем. Напомнить, по чьей вине это произошло?

— Ты тоже с Серого слазь! Чего расселся?!

— Парень, не начинай сначала, а! — разозлился бард. — Успокоился же уже, вроде!

— Во-о-оры, — обличительно протянул Рафферти, ненавязчиво пытаясь стянуть стремя с ноги салума.

Тот уже с нескрываемым интересом наблюдал за его манипуляциями, ожидая, что мальчишка будет делать дальше.

— Раф, тебе есть, куда идти? — поинтересовалась Триша, захапавшая сразу двух лошадей — себе и саквояжу. — Родственники остались?

— Не твое дело! — буркнул пацан, с сердитым сопением пытаясь вытолкнуть носок сапога из металлической рамки.

— Я серьезно спрашиваю, — нахмурилась девушка. — О тебе точно есть кому позаботиться? Если нет — могу пристроить тебя кому-нибудь в городе. Служкой или подмастерьем. Вкусишь честного труда.

— Не надо мне ничего! — вяло отозвался Рафферти, раздумывая, как бы стащить Кеане с седла.

— Не надо, так не надо, — огрызнулся потерявший терпение Айрел. — Тебе помощь предложили — ты от нее отказался. Так что никаких потом претензий. Всё. Пока, — тронулся с места.

Заметив это, мальчишка прекратил тянуть салума за ногу и бросился певцу наперерез. Не дожидаясь, когда тот до него доберется, бард послал Серого в галоп. Остальные последовали его примеру. Ребенок метнулся к ближайшей лошади — не догнал, кинулся ко второй — снова неудачно. Некоторое время упрямо бежал за троицей, однако быстро понял, что это ему ничем не поможет. Остановился и, с ненавистью глядя на спешивших к городу всадников, смачно плюнул им вслед.

— Вы у меня кровью умоетесь! Поняли, да?! — заорал Рафферти, сжимая в бессильной ярости кулаки. — Я этого так не оставлю!

Гордо утер нос рукавом.

* * *

— Ну вот и всё, — сказала Триша, когда они въехали в Эстоль. — Спасибо, что не бросили бедную девушку в трудную минуту, выручили, поддержали. Здесь я вас, пожалуй, покину.

— Что собираешься делать? — из вежливости поинтересовался Айрел.

— Для начала найду общественную баню. Не появляться же в цивилизованном обществе в таком виде, — мошенница окинула свое платье тоскливым взглядом, ощупала грязные взлохмаченные волосы, скорчила недовольную рожицу.

— Да уж, Арсия Лиммер скончалась бы от разрыва сердца, будь она сейчас на твоем месте, — безжалостно подтвердил бард.

Триша ему кисло улыбнулась.

— До свидания, Кеане, — с нажимом пропела самозванка, настойчиво глядя на салума.

— Ага, — нехотя отозвался тот.

* * *

Эстоль был обычным городом: не большой и не маленький, не бедный и не богатый. Его жители очень гордились открывавшимся отсюда видом на залив, и впрямь весьма живописным, так что возле пристани несколько "местных самородков" приторговывали своими акварельками, изображавшими окрестности. Оные любили покупать заезжие дамы в подарок кому-нибудь из своих дальних родственниц или приятельниц в качестве сувенира из путешествия. Больше здесь не было ничего особо интересного, если не считать таверну Эртона Фленгиля — заведение веселое, но неспокойное. Впрочем, Айрел решил остановиться в более респектабельном месте — постоялом дворе "Сушите весла", потому как покой и безопасность в данный момент ценились им куда больше увлекательного времяпровождения.

— Так, что мы делаем дальше? — бард сидел за столом в общем зале гостиницы и напряженно думал о будущем. — Надо выяснить, какие корабли стоят сейчас у пристани. Если ни один нам не подходит, придется здесь подзадержаться, — мужчина скептически оглядел помещение. — Или же пешком отсюда валить, — добавил он мрачно.

Кеане флегматично ковырялся вилкой в тарелке, в разговоре участия практически не принимая. Айрел давно свыкся с мыслью, что тому, похоже, было глубоко безразлично, что делать, куда ехать и чего ждать от следующего дня. Барда это раздражало: вначале он надеялся, что его спутник сможет взять на себя функции Риона, то есть обеспечит решение всех бытовых проблем. В действительности же вышло так, что ему самому пришлось озаботиться этими вопросами: салум был практически бесполезен там, где дело касалось общения с другими людьми, по этому поводу не переживал и ничего менять не собирался. Музыкант горестно вздохнул. Имевшиеся у него запасы денег стремительно таяли, кошель существенно полегчал с момента побега из гильдии, а ближайшее отделение банка располагалось в Найлахе, куда певец ну никак не хотел ехать, поскольку был там слишком хорошо известен. К счастью, салум пока не требовал платы за наем, не то положение бы осложнилось еще сильнее. Хоть иди на улицы петь, в самом деле...

В зале началось какое-то оживление. Обернувшись, бард заметил, что вошел некто с лютней. Некто устроился на высоком стуле возле стойки, драматично откашлялся, привлекая к себе внимание, и вдарил по струнам. Уже на второй строчке песни Айрел почувствовал желание разбить инструмент исполнителю об голову. Отвернулся и постарался сосредоточиться на мыслях о дальнейших планах.

Вдруг на стол опустилось блюдо с жареной индейкой в печеных яблоках и черносливе. Мужчины недоуменно поглядели на неестественно радушного трактирщика — крупного лысоватого мужчину в белом чистом переднике, невесть когда успевшего подойти.

— Мы этого не заказывали, — нахмурился бард.

— Небольшой подарок от нашей гостиницы, — хозяин постоялого двора нервно потирал ладони, виновато отводя глаза в сторону.

Тут же подоспевшие официантки, улыбаясь так, словно это был счастливейший день в их жизни, торопливо, но осторожно принялись выставлять с подносов прочую снедь: миску маринованных опят, какие-то фрукты, вареного омара со свежими овощами и лимонами, закуски, напитки... Сделав неумелые книксены, девушки поспешили прочь. Трактирщик, потея и краснея, расхвалил принесенные гостям угощения, скомкано пожелал приятного аппетита, раскланялся и спешно удалился. Айрел проводил его настороженным взглядом. С нескрываемым подозрением принялся оглядывать подношения, терзаясь тревогами и сомнениями. Его же не могли узнать? Может быть, произошла какая-то ошибка? Или это такая тактика: накормить якобы бесплатными деликатесами, а потом сообщить, что клиент всё неправильно понял, и стребовать плату? Мужчины посмотрели друг на друга. Кеане пожал плечами, подцепил вилкой печеную черносливенку и задумчиво ее сжевал. Потянулся за второй. Бард же, отличавшийся большей мнительностью и осторожностью, только собрался сходить к трактирщику и выяснить причины его немотивированной щедрости, как раздался знакомый голос:

— Привет, мальчики. К вам можно?

Триша, чистая, переодетая и благоухающая лавандовым маслом, сжимала в руках изящную дамскую сумочку. Волосы были уложены по последней столичной моде — с искусственным цветком на заколке, с кокетливой кудрей вдоль виска, с косым пробором. Бледно-синее шелковое платье украшала замысловатая вышивка.

— Ты что здесь делаешь? — ляпнул Айрел вместо приветствия. — Ты же ушла!

— Но никогда не говорила, что насовсем, — заметила девушка. — Я тоже здесь остановилась. Так мне можно присесть?

— Пожалуйста, — пожал плечами бард.

Собеседница продолжала стоять, явно чего-то ожидая.

— Вас не затруднит предложить мне стул? — вздохнула она, убеждаясь, что мужчины не понимали, чего именно. — А то, боюсь, дама, коей я представилась, никогда не стала бы самостоятельно выдвигать его из-за стола, имея под рукой двух кавалеров. Было бы обидно разрушить легенду из-за такой мелочи.

Кеане, осмелев, перешел от чернослива к индюшачьей ножке. Его спутник тоже не горел желанием шевелиться, однако, поймав на себе требовательный взгляд самозванки, нехотя поднялся. Немного издевательски поклонился, выдвинул стул, преувеличенно галантно подал девушке руку, усадил.

— Благодарю, — снисходительно улыбнулась Триша, поправляя подол. — Вы очень любезны.

— И? Кто ты теперь? — бард плюхнулся на место.

— Да так. Вымышленный персонаж. Дама из Обхарнайта, богатая, но одинокая. Готовая подарить свою любовь и состояние достойному человеку, согласному заботиться о ней до конца дней своих.

— И что? Много желающих позаботиться? — Айрел решил последовать примеру салума, отринуть сомнения и приступить к трапезе.

Разборки с трактирщиком можно было оставить на тот момент, когда возможность вернуть ему угощения была бы безвозвратно потеряна в связи с их уничтожением. Если тот что-то перепутал — сам виноват.

Девушка с завистью смотрела на то, как мужчины на пару выкручивали конечности поджаристой индейки — не к лицу было изысканной даме, даже очень голодной, рвать птицу руками.

— Я пока к поискам оных не приступала, — вздохнула она, отворачиваясь от аппетитно пахнувшего мяса. — Однако в прошлый раз один такой претендент оплатил мне плаванье на том злополучном корабле, а еще парочку я развела на покупку мне модных тряпок — таки мой внешний вид должен соответствовать заявляемому мной положению в обществе. Кстати, хозяин гостиницы уверен, что вы двое — путешествующие инкогнито служащие Особого комитета, влиятельные и злопамятные, на секретном задании.

Спутники замерли, прекратили жевать и настороженно посмотрели на собеседницу. Кеане, впрочем, почти тут же вернулся к трапезе.

— С чего бы? — слабо поинтересовался Айрел, с трудом проглотив пищу.

— Я его в этом убедила, — Триша пришла к выводу, что изысканная дама вполне может позволить себе стащить пару фруктов с чужой тарелки. — Сказала, что видела вас на одном из столичных приемов в особистской форме. И что якобы про вас ходят слухи, будто вы способны уничтожить человека, если он вам просто чем-то не понравился, — пользуясь замешательством музыканта, принялась выедать из стоявшего рядом с ним блюда нарезанную дольками грушу.

Барду стало нехорошо.

— Зачем? — глухо прошептал он, бросая на трактирщика тревожный взгляд.

Тот, заметив это, испугано засуетился, занервничал. К столику троицы тут же побежала официантка со столовыми приборами для "благородной дамы".

— Не люблю быть в долгу, — сообщила девушка, когда немного взволнованная разносчица, сервировав для нее стол, поспешно удалилась. — Вы оказали услугу мне, я -отплачиваю, как умею. Обеспечиваю вам в этом городе первоклассное обслуживание и дармовую кормежку. Так что мы квиты.

— Ты хоть представляешь, что будет, если кто-то поймает нас на этой лжи?! — прошипел Айрел, теряя аппетит.

— Так вы ж ничего не говорили, — пожала плечами Триша, проворно накладывая себе на тарелку грибочков. — Никогда не утверждали, что работаете в Комитете, вели себя, как обычные люди. Кто ж виноват, что впечатлительная барышня обозналась?

Бард задумчиво постучал пальцем по столу. Что ж, они и так уже такого наворотили, что одним грешком больше, одним меньше — разницы никакой. К тому же, не бежать же теперь к трактирщику с покаянием и возвращать полусъеденную птицу и прочие яства. Вряд ли тот будет счастлив узнать правду.

Некто с лютней, кого музыкант отказывался даже рассматривать в качестве своего коллеги, закончил песню, выждал, когда смолкнут жиденькие и непродолжительные овации, и затянул следующую.

— Да ладно, никто не станет вас проверять, если вы сами не полезете на рожон, — легкомысленно добавила девушка. — Побоятся связываться — вдруг слухи правдивы? Главное — особо не высовывайтесь, в чужие дела не лезьте, делайте вид, что заняты своими. Кстати, вы, сударь, могли бы налить мне вина. Взялись ухаживать, так не отлынивайте.

— Слушай, разберись сама, а? У меня что-то нет настроения тебе подыгрывать, — несколько резковато буркнул Айрел, изо всех сил стараясь не думать о том, насколько же паршиво играл и пел местный бард.

Триша с легким недоумением глянула на его мрачное лицо, вздохнула и потянулась к бутылке.

— Ладно, — с негромким хлопком выдернула пробку. — К салумам благородство и хорошие манеры. Наверстаю в каком-нибудь другом городе.

Щедро плеснула себе вина в первую попавшуюся чашку, села удобней. Отставив бутылку в сторону, нацелилась вилкой на омара.

— Слушайте, как его есть? — спросила она спустя несколько секунд безуспешных попыток проколоть панцирь.

Айрел толкнул ей щипцы.

Какое-то время трапезничали молча. Потом Триша, воюя с клешней, поинтересовалась:

— И? Что вы собираетесь делать?

— Посмотрим, какие корабли есть на пристани. Возможно, сядем на один из них, если повезет, — бард нехотя жевал индюшачью грудку, стараясь абстрагироваться от доносившихся музыкальных звуков.

— Нет, я имею в виду в глобальном смысле. Какие планы на будущее? — девушка с неодобрением глянула на бегавшего среди продуктов хомяка, но его хозяину решила ничего не говорить.

— Ммм... — мужчина задумался. — Поступлю в университет, — что ж, этот ответ был ничем не хуже других.

— Да, и какой? — девушка изобразила живой интерес.

— Ратбурнский, — ответил Кеане, заметив, что его спутник немного растерялся.

— О-о-о, — понимающе протянула самозванка, наконец, справляясь с твердым панцирем и добираясь до мякоти. — Ребят, боюсь, вы не туда едете. Не хочу огорчать, но Ратбурн в другой стороне.

— А мы никогда и не говорили, что направляемся туда прямо сейчас. Он еще даже тему для проекта не выбрал, — салум налил себе вина.

— О, — Триша была немного удивлена проснувшейся у того разговорчивости.

— Он не дворянин, поэтому, чтоб поступить, должен либо заплатить большие деньги, либо же предоставить учебному совету научную работу. Выбрать хорошую тему — очень важно.

Кеане замолчал. Айрелу показалось, что тот был собой доволен.

— Ага. И для этого вы ехали в Ламар? — девушка потянулась вилкой к печеному яблоку.

Напоролась на враждебный взгляд. Растерялась.

— Не советую тебе этого делать, — вздохнул бард. — Считай, что все яблоки, находящиеся в его поле зрения, неприкосновенны.

— Тут же на всех хватит, — Триша снова посмотрела на блюдо.

— Всё равно.

Салум незамедлительно подтащил к себе тарелку с недоеденной индейкой и сладким гарниром. Посмотрел на собеседницу с легким превосходством.

— Ну а ты что собралась делать дальше? — спросил Айрел, возвращая немного ошарашенную девушку к реальности.

— Как сказать... — Триша с видом "не больно-то и хотелось" перевела внимание на маленькие бутербродики с паштетом. — Мои еще вчерашние планы разбились о скалы вместе с кораблем. Сегодня, конечно, мне пришла в голову одна занятная идейка, однако ее еще обдумывать и обдумывать.

Местный бард всё не затыкался.

— Ты не любишь музыку? — девушка заметила выражение лица сотрапезника.

— Я не люблю, когда над ней издеваются, — буркнул Айрел, в раздражении насаживая на вилку кусок помидорины.

Огурчик забрался в тарелку с нарезанными овощами и безнаказанно грыз своих тезок.

— Пойдем выйдем? — Триша вытерла руки полотняной салфеткой и, небрежно бросив ее на стол, с ожиданием воззрилась на мужчину.

— Зачем?

— Поговорить хочу, — самозванка поднялась.

— Говори, — певец лениво оглядел овощ и сунул его в рот.

Девушка утомленно вздохнула. Села обратно.

— Я всё думала, кого ты мне напоминаешь, — проговорила она, подпирая подбородок ладонью и пытливо разглядывая лицо собеседника. — Потом поняла.

Айрел чуть не подавился помидориной.

— Хорошо, давай выйдем, — тут же согласился он, соображая, что не готов обсуждать эту тему в присутствии стольких людей.

* * *

— Ты когда-нибудь бывал в Кирше? — Триша неспешно прогуливалась по городу. Читала вывески, заглядывалась на витрины, поигрывала свисавшей с запястья сумочкой на атласной ленте.

— Нет, — отозвался бард, не расположенный к праздным беседам.

Он немного нервничал: не знал, как поступить, если девушка его и впрямь опознала. Маловероятно, что она побежит сдавать его властям — вряд ли известия о розыске музыканта успели распространиться по стране и достигнуть ее ушей. Однако верить, будто она по доброте душевной согласится забыть и никогда не вспоминать о том, что его встретила, он тоже не торопился.

— А я провела там детство.

— Какое отношение это имеет ко мне? — раздраженно поинтересовался Айрел, начиная терять терпение.

Кеане спокойно шел рядом. Блюдо с печеными измазанными индюшачьим жиром яблоками он прихватил с собой, бессовестно пользуясь тем, что трактирщик не смел ему возразить, и теперь неспешно пилил один из плодов вилочкой.

— Семнадцать лет назад скоропостижно скончался великий князь Тамрин, — продолжала Триша. — Престол должен был перейти к его малолетнему сыну Кадару, вот только тот внезапно исчез. По официальной версии, во время прогулки выпал из окна проезжавшей по мосту кареты и утонул в реке. Тело якобы искали, искали, да так и не нашли.

Трое вышли на открытое пространство. Дорога здесь поворачивала и уходила вниз к пристани. Отсюда же открывался знаменитый Эстольский вид на бухту. Живописные скалы побережья с обеих от города сторон врезались в спокойное, густо-синее море, образуя узкий пролив. По воде игриво скользили солнечные блики. Мелкие волны застенчиво набегали на пологий песчаный берег, легонько покачивая хлипкие рыбацкие лодочки. В небе среди редких кучевых облаков лениво парили упитанные чайки. Внизу у причала стояло несколько кораблей, муравьями копошились люди, перетаскивая тюки и бочки. Пахло солью и росшими вдоль дороги цветочками, невзрачными, но вонючими.

Триша облокотилась о высокий каменный бордюр, предназначенный удерживать особо впечатлительных ценителей сногсшибательного вида от падения вниз.

— Брат покойного князя, скорбя о потере любимого племянника, жестоко казнил недоглядевших за ребенком слуг и якобы с крайней неохотой согласился взойти на престол под именем Гайдора Второго, где и пребывает по сей день, несмотря на незамолкающие слухи о том, что смерть мальчика — целиком и полностью его заслуга.

— Эта история мне известна, однако я так и не понял, какое она имеет отношение ко мне, — Айрел встал рядом, скрестив на груди руки.

— Ты похож на Кадара, — отозвалась девушка, не глядя на собеседника.

— Что?! — бард иронично изогнул бровь. Фыркнул, разом расслабляясь. — Уверяю тебя, я — не он.

— Знаю.

— Тогда какой смысл был мне всё это рассказывать? Зачем было уходить из таверны? "Мне нужно с тобой поговорить", — передразнил музыкант.

— У меня появилась идея, которая мне ужасно нравится. Не передать насколько. Но для ее осуществления мне нужна твоя помощь, — Триша твердо посмотрела Айрелу в глаза. — Разумеется, не бесплатно.

— Говорю сразу, я не буду изображать чудом выжившего князенка, — предупредил музыкант.

Девушка глянула на барда с нескрываемым разочарованием. В повисшей тишине явственно звучал скрежет металла о фарфор. Заметив, что к нему обернулись, Кеане стрельнул глазами на спутников, махнул рукой, призывая не обращать на него внимания, и продолжил разделывать очередное яблоко.

— Ты можешь хотя бы выслушать?! — Триша решила последовать его совету и снова сконцентрировалась на певце.

— Это — всегда пожалуйста, — милостиво позволил тот, усаживаясь на парапет. — Мне самому интересно, что ты там надумала. Просто не жди, что я отвечу согласием.

Мошенница вздохнула.

— Ты угадал, я действительно хочу выдать тебя за Кадара, — проговорила она.

— Неужели, я настолько на него похож? — Айрел закинул ногу на ногу и, облокотившись о колено, подпер подбородок ладонью.

— Ну... — девушка задумчиво склонила голову набок. — Тот тоже был белобрысенький, голубоглазый, тонкокостный. Лицо овальное, нос прямой. Кто ж знает, как бы он выглядел в твоем возрасте? Княжичу было пять лет, когда он погиб. За годы его внешность вполне могла измениться.

— Ты что, его лично видела?

— Да. Мать работала посудомойкой в одном из княжеских имений. Так что Кадар был перед моими глазами чуть ли не с рождения и до дня его якобы случайной гибели, — Триша снова пристально воззрилась на собеседника. — Расположение комнат, интерьеры, парк, слуги, члены семьи и дальние родственники, какие-то события, любимая одежда и еда — я всё это могу тебе сообщить, так что любой поверит, что ты как минимум неоднократно бывал в доме. Если же тебя спросят о чем-то, что тебе не известно, всегда можно сказать, что за давностью лет какие-то детали уже просто забылись.

— Ну ладно. Предположим. Кадар выжил и даже может это как-то доказать, — нога у Айрела затекла и он снова спрыгнул на землю. — Что дальше? Борьба за власть с действующим князем?

— Гайдор не постеснялся родного племянника устранить, чтоб занять престол — грохнуть постороннего человека ему тем более ничего не стоит. Я бы даже близко к нему подходить не стала.

— Радует, что ты отдаешь себе в этом отчет, — бард лениво привалился спиной к нагретому камню.

— Совсем другое дело — лорды наших приграничных провинций, — Триша отошла от парапета и неторопливо принялась спускаться по дороге к пристани. — Гармангахис, Квадро, Ифайн... Между Кендрией и Киршем есть кусок спорных территорий, узкая болотистая полоса. Уже много лет не получается решить данный вопрос — ни та, ни другая сторона не согласна отказаться от этого клочка земли. Если бы он достался нам, то автоматически бы присоединился к восточным провинциям. Думаю, если "Кадар" пообещает...

— Я не верю, что ими правят идиоты, неспособные определить самозванца, — зевнул Айрел, направляясь следом.

— Я исхожу из того, что они сразу поймут, что никакой ты не Кадар, — невозмутимо отозвалась девушка. — Но это и не важно. Мне кажется, их устроила бы любая смута в соседнем княжестве. Какая разница, кто ее начал: законный наследник или кто-то другой? Главное подать тебя так, чтоб они поверили, будто ты серьезно настроен бороться за власть, готовишься схлестнуться с "дядей" и пойти до конца, каким бы он ни был. Я хочу внушить им, что, даже если у тебя ничего не выйдет, Кирш в результате твоей деятельности существенно ослабнет. Что у тебя уже собрана маленькая армия, согласная пойти на штурм столицы, что у тебя есть план — и мы его тебе придумаем, вот увидишь. А всё, чего тебе не хватает, это немного денег на закупку оружия или, ну я там не знаю, обеспечение людей провизией и прочие нужды.

Ниже по дороге располагались основные зоны торговли "произведениями искусства". Акварельные, масляные и карандашные картинки в дешевых рамочках лежали на разостланных тряпках или стояли, прислоненные к парапету. Триша остановилась, чтоб полюбоваться весьма удачным пейзажиком. Вопреки надеждам разом оживившегося художника пошла дальше.

— Мы же, получив деньги, естественно, ни в какой Кирш не едем, никакую войну не развязываем, — продолжила она, когда тот остался позади и не мог слышать разговор.

— Ага. Только при данном раскладе нас грохает не князь, а наши лорды, — равнодушно проговорил Айрел. — Вряд ли они придут в восторг, когда разберутся, что к чему. Какая хорошая альтернатива!

— Да, риск есть, — спокойно подтвердила девушка. — Однако, на мой взгляд, он сполна окупается той суммой, что мы могли бы выручить. В любом случае, это только наметки плана. Его еще продумывать и продумывать, оттачивать каждую деталь.

— Я тебе свою позицию уже обозначил, — бард на ходу потянулся и размял шею. — Спасибо за предложение, но я не участвую. Всё это, не спорю, весьма забавно, однако только преследования со стороны лордов мне для полного счастья не хватало. Ищи другого белобрысенького, голубоглазого и тонкокостного сообщника.

Дорога вниз становилась круче. Плавный скат перешел в ступеньки, сглаженные за десятилетия подошвами тысяч сапог, туфель и ботинок. Образовывавшие их каменные плиты некрепко сидели на своих местах и слегка покачивались под ногами.

— Это не так просто, как ты думаешь, — Триша приподняла юбку, чтоб подол не волочился по земле, пока она спускалась по лестнице. — И дело здесь не во внешности. Не могу же я позвать постороннего человека! Мало ли, кто он? Вдруг сдаст меня властям или кому-нибудь, кого я дурачила, а сам скроется со всеми деньгами? Или струсит и завалит всё дело? Или окажется бесполезной тряпкой, которая будет только действовать мне на нервы и ныть?

— Почему ты уверена, что я не подпадаю под какую-нибудь из этих категорий? — Айрел лениво перешагивал со ступеньки на ступеньку.

— Ты спас мне жизнь, что меня здорово к тебе располагает. К тому же, идея пришла ко мне лишь после встречи с тобой, поэтому я пока не могу представить никого, кроме тебя, в роли Кадара.

— И всё равно, извини, — бард был немного польщен, но сдаваться не собирался. — Мы — простые законопослушные парни, чуждые всяких сомнительных предприятий. Жаждем спокойной скучной жизни, поэтому подобные дела не для нас.

— Рел Наррек, — Триша утомленно вздохнула, остановилась и развернулась к собеседнику. — Вешай лапшу на уши кому-нибудь другому. Простые законопослушные парни не смогли бы перебить целую банду. К тому же, у значительной части покойных я не видела сколь-либо серьезных наружных повреждений и не понимаю, откуда у них могло взяться обильное кровотечение из носа, рта, ушей и глаз. Ума не приложу, что именно вы с ними сделали — мне хватило чувства такта этот вопрос не выяснять, однако простотой и законопослушностью здесь и не пахнет.

Айрел растерялся, спешно придумывая, что на это ответить. Заметил, что девушка на что-то уставилась поверх его головы. Проследив за ее взглядом, бард увидел оставшегося далеко позади Кеане, кормившего своими печеными яблоками слетевшихся к нему голубей.

— Мне, значит, нельзя, а птичкам — так пожалуйста! — громко возвестила Триша, с показной сердитостью упирая руки в бока и по-детски обижено выпячивая нижнюю губу.

Салум, услышав, мельком глянул на девушку, насадил один из поклеванных фруктов на вилку, протянул в ее сторону.

— Спасибо, не надо, — фыркнула самозванка, отворачиваясь.

— Однако тебе не хватило такта предложить мне взять чужое имя, — Айрел придумал, как увести разговор в сторону. — Наглость неслыханная. За свою душу не боишься, так еще и мою за компанию погубить решила?

— Уверяю тебя, есть куча способов, как этот запрет обойти, — Триша спустилась еще на пару ступенек. — Я по этому поводу разговаривала со знакомым жрецом. Он, конечно, развратная пьянь, но Заветы знает вдоль и поперек. С любой строчки процитировать может. По его словам, мы живем не столько по ним, сколько по их толкованию, принятому церковью. Причем в этом толкования некоторые моменты существенно расширены и даже искажены. Грубо говоря, Давиана бы удивилась, если б узнала, что она, оказывается, имела в виду. К примеру, тот же тезис про имена в оригинале звучит куда мягче. А Владычица для меня, признаюсь, куда больший авторитет, чем все ее жрецы вместе взятые.

— Ты меня не убедила.

— Я пока не сдаюсь.

* * *

Музыкант решил, что, раз уж они всё равно спустились к пристани, не помешало бы заодно и узнать, что за корабли тут имелись. К его разочарованию, ни один из них не шел в нужном ему направлении. Следующее судно до Ламара должно было причалить лишь через несколько дней.

— Как бы своим ходом не пришлось ехать, — буркнул бард на обратном пути.

— Настолько торопитесь? — Триша небрежно помахивала сумочкой.

На город спустились сумерки — этот необычайно долгий день подходил к концу. Троица неторопливо брела по полупустой улице. Большая часть магазинов уже закрылась, на дверях висели массивные амбарные замки. Ощутимо похолодало.

— Просто после того, как ты представила нас особистами, я не хочу здесь задерживаться ни на день, — отозвался мужчина, вспугивая сидевшего на его пути голубя, самозабвенно перебиравшего перышки под крылом. — Боюсь, недолго продержится вера трактирщика в твои слова. Хотелось бы отсюда свалить до того, как он всерьез начнет в них сомневаться.

— А если не начнет?

— Всё равно. Не хочу трепать себе нервы неизвестностью и опасениями.

— Скажи, а тебе совершенно не интересно поучаствовать в беседе? — девушка обернулась к Кеане. — Высказать свою точку зрения? У тебя же она есть? А то у меня складывается такое впечатление, что Рел всегда всё решает за вас двоих, а ты просто безвольно за ним следуешь!

Салум задумался. Спустя несколько секунд, до краев наполненных глубокомысленным молчанием, он взял со своей опустевшей тарелки вилку с всё еще насаженным яблоком и великодушно ей протянул.

— Спасибо, но я не хочу объедать бедных птичек, — Триша косо глянула на уже успевший поваляться на земле, облепленный песком и перьями, обклеванный фрукт. — Благодарю покорно.

Мужчина невозмутимо пожал плечами и положил "угощение" обратно на тарелку — не выбрасывал его в надежде повстречать по пути какую-нибудь голодную свинью или лошадку. Убедившись, что тот не собирался ей ничего говорить, девушка вздохнула и махнула на него рукой.

— Ладно, мальчики. С вами интересно, однако вынуждена вас оставить: дела, — Триша сделала немного издевательский книксен и поспешила вперед одна.

Спутники проводили ее взглядами. Кеане, подумав, стряхнул яблоко с вилки на мостовую. Прикинул, а не выкинуть ли еще и посуду, но от этой мысли в итоге отказался.

— Она тебе нравится? — поинтересовался Айрел, когда они неспешно брели в сторону постоялого двора.

— Мне никто не может нравиться, — отозвался союзник. — Это моя плата за возможность быть салумом.

Бард обдумал слова собеседника.

— Мне казалось, ты тепло относился к Лей, — заметил он.

— Это другое — она мне была почти другом, — мужчина перехватил чуть не выпавшего из кармана хомяка. — А вот влечения я не испытываю.

Музыкант жалостливо посмотрел на спутника.

— Соболезную, — сказал он со скорбью в голосе.

— Всегда считал, что мне очень повезло. Это куда лучше, чем слепота или глухота. Никаких неудобств в повседневной жизни, никаких лишних трудностей, — Кеане начал подумывать о том, чтоб добыть своему питомцу клетку.

Судя по лицу Айрела, тот мнение салума не разделял.

— У одного из нас непереносимость продуктов животного происхождения — ему нельзя мясо, рыбу, молоко, яйца и всё остальное. Малейшая доза — и он прикован к постели на несколько дней, отекший, задыхающийся, бредящий. Ему привязывают руки к кровати, чтоб он не расчесывал зудящую кожу. Второй — мгновенно пьянеет, даже просто вдохнув алкогольные пары. Его жертве достаточно быть немного подшофе и разок на него как следует дунуть, чтоб вывести из строя. У меня же слабых мест просто нет. По сути, мой недостаток наоборот делает меня лишь сильнее: меня невозможно соблазнить и тем самым отвлечь, увести в сторону, заманить в ловушку, мной нельзя манипулировать через постель...

— А о чем-нибудь, кроме своей "работы", ты вообще думаешь? — с легким раздражением поинтересовался бард.

— Вокруг нее вертелась вся моя жизнь. Пятнадцать лет посвящены исключительно тому, чтоб стать хорошим салумом. Даже не хорошим — лучшим. Ни друзей, ни близких — только конкуренты, мои и наставника. Никаких особых увлечений — лишь постоянные тренировки и учеба. Всё, что их не касалось, не имело значения.

— Ужасно, — вынес свой вердикт музыкант.

Кеане неопределенно пожал плечами, заталкивая хомяка обратно в карман.

— Назвать единственную причину, почему я согласился с тобой пойти? — спросил он.

— Ну назови, — музыкант немного насторожился.

Они свернули за угол. В сгустившихся сумерках зажигались окна домов. Впереди маячило здание "Сушите весла" с горевшим над дверью фонарем.

— У нас с тобой в принципе похожие обстоятельства: твоя жизнь тоже много лет была посвящена работе. Ты упорно шел к званию придворного барда, наверняка много тренировался, или как это у вас называется, стремился стать лучшим, боролся, все силы в это дело вкладывал. Когда же мы столкнулись с этой... проблемой, ты без колебаний решил начать жизнь с чистого листа. Я же мог лишь думать о том, сколько мне осталось жить и как лучше провести это время. Мне даже и в голову не приходило, что не обязательно быть салумом, что можно всё бросить, переехать куда-нибудь подальше и заняться совершенно другим делом. Я был удивлен: у меня не возникло и мысли о том, что в данной ситуации можно бороться, у тебя же — о том, что можно сдаться. Меня это задело. Скажу честно, прежде я не воспринимал тебя всерьез, думал — музыкантик, капризный, избалованный, бесполезный. Было неприятно сознавать, что ты в чем-то оказался сильнее меня. И я согласился к тебе присоединиться, потому что мне стало интересно, что у тебя получится. Хочу увидеть, как далеко ты способен зайти.

— А я при знакомстве подумал, что ты псих, — огрызнулся Айрел, поднимаясь по ступенькам крыльца постоялого двора. — Правда, долго сомневался, мирный или буйный.

Особо не раздумывая, грязную посуду Кеане водрузил на стойку перед взметнувшимся при их появлении хозяином гостиницы. Бард на всякий случай посмотрел на него так, словно выискивал на лице мужчины свидетельства государственной измены или подрывной деятельности. С видом "на этот раз тебе повезло" прошествовал мимо. Лишь добравшись до своей комнаты, понял, насколько сильно устал за день.

— "Посмотрим, как далеко ты зайдешь", — с глухим раздражением передразнил он, запахиваясь одеялом. Сердито перевернулся на бок.

Айрел неплохо себя знал. В том числе, прекрасно отдавал себе отчет в одной из своих слабостей — неумении отказываться от брошенных ему вызовов. Бард решительно закрыл глаза и попытался заснуть. Нет, в этот раз он на провокацию не поддастся, никому и ничего не станет доказывать.

* * *

Пробуждение наступило куда скорее, чем музыкант рассчитывал, и было не особенно приятным — кто-то бесцеремонно и весьма настойчиво тряс его за плечо. С крайней неохотой выныривая из мира грез, мужчина таки заставил себя приподнять веко.

— Мне казалось, я запер дверь, — буркнул он, кое-как концентрируя взгляд на стоявшем у его постели салуме.

— Вскрыть этот замок — дело пары секунд, — отозвался тот. Убедившись, что успешно заставил спутника бодрствовать, убрал руку с его плеча.

— Который час? — глухо буркнул бард, одергивая одеяло и всем своим видом демонстрируя непреклонное желание продолжить прерванное занятие.

— Полшестого утра.

— Ты головой ударился?! — рыкнул певец. — Какого салума тебе надо в такую рань?!

— Прибыл срочный курьер, — сообщил Кеане. — Привез целую стопку листовок "Разыскивается" с твоим описанием и портретом. Уже сегодня они будут висеть по всему городу. Боюсь, нам лучше уехать отсюда прежде, чем это произойдет.

С Айрела разом слетел сон.

— С чего ты взял? — музыкант сел в кровати.

— Видел, как он прискакал. Форму срочного курьера я способен опознать, — салум отошел от постели и пристроился на подоконнике.

— Вот ведь не спится человеку, — раздраженно подумал музыкант. — А почему ты думаешь, что он привез именно известия о моем розыске, а не что-то другое? — добавил он вслух.

Кеане молча продемонстрировал слегка помятую листовку. Портрет сложно было назвать удачным, однако певец в нем всё равно узнавался.

— Он что, их уже развешивать взялся? — растерянно пробормотал бард, спешно натягивая сапоги. — Работящий, голубя ему на грудь.

— Нет, — равнодушно отозвался салум, выглядывая в окно и созерцая вид пустынной улицы. — Вряд ли он сможет это сделать раньше, чем часа через два-три. Просто я на всякий случай проверил его сумку.

Айрел мрачно покосился на собеседника.

— Курьер сейчас валяется где-то на улице без сознания? — уточнил он.

— Я спрятал его в кустах, чтоб никто раньше времени не нашел тело и не поднял панику, — оружейник сложил листовку в несколько раз и убрал ее в карман.

— Бумажки эти, я надеюсь, уничтожил? — бард подхватил свисавший со спинки кровати кафтан.

— Думал об этом, но решил, что такой поступок сразу же наведет на мысль о том, что ты скрываешься в Эстоле и пытаешься обезопасить себя от обнаружения. Поэтому листовки я оставил на месте, зато забрал все деньги и ценные предметы. Пусть думают, что это было простое ограбление, — Кеане, убедившись, что Айрел полностью готов, встал с подоконника и неспешно направился к двери.

— Как ты вообще этого курьера увидел? — шептал музыкант, выбегая следом за ним в коридор, на ходу поправляя сползавшую с плеча сумку. — Ты спать-то ложился?

— Ну, я вздремнул немного, — задумчиво проговорил салум, толкая дверь своей комнаты — забрать вещи. — Затем пошел подыскивать Огурчику клетку, а то ему неудобно всё время в кармане сидеть.

— Ночью?! — бард в очередной раз убедился, что образ мыслей спутника ему никогда целиком не постичь.

Хотел саркастически осведомиться, удалось ли тому найти круглосуточную лавку, торгующую искомым товаром, однако вовремя сдержался — на полу рядом с прочим багажом Кеане стояла клетка. Маленький хомяк терялся в перепавших ему хоромах, и явно не понимал, зачем ему жердочка. Внутри лежала пара зеленых перьев.

— Вытряхнул чьего-то попугая, — пояснил салум в ответ на вопросительный взгляд спутника.

* * *

Гостиница только начинала просыпаться. Сонный повар, позевывая, гремел на кухне поварешками, парень-разнорабочий нехотя плелся в чулан за метлой, официантки и горничные еще не вышли из своих комнат — старательно одевались и причесывались перед новым рабочим днем. Хозяин постоялого двора дремал за стойкой у входа.

— Мы съезжаем! — объявил ему Айрел.

Мужчина разом проснулся, дернулся и побледнел.

— Так скоро? — нервно облизнул губы.

Предположение, что причиной столь быстрого отъезда могло послужить недовольство качеством обслуживания, приводило его в ужас.

— Срочные дела, — сурово отчеканил бард, напуская на себя важный вид. — Так сколько мы вам должны? — демонстративно достал из кармана кошель и пристально вгляделся трактирщику в глаза.

— Э-э-э, — тот беспомощно уставился на деньги. — Ну, где-то около...

— Подумайте хорошенько, — проникновенно посоветовал музыкант, продолжая гипнотизировать собеседника взглядом. — Всё посчитайте. Ничего не упустите.

— Примерно... — хозяин гостиницы тут же решил урезать сумму вдвое.

— Мы же не хотим поставить вас в неудобное положение, — Айрел растянул губы в улыбке.

Веселости и искренности в ней было немного.

Мужчина сник и сдался, поняв, к чему вел весь этот разговор. В предполагаемой дилемме "кошелек или жизнь" он скрепя сердце всё же выбирал второе.

— Нисколько, — пробормотал он тоскливо. — Всё за счет заведения.

— Вы в этом уверены? — бард изобразил вежливое участие.

— Да, — трактирщик едва не пустил слезу.

— Что ж, — подвел итог Айрел, убирая кошель обратно в карман. — Благодарим. Вы очень щедры. Хочу лично отметить, что ваша гостиница произвела на нас исключительно благоприятное впечатление, — снова улыбнулся. В этот раз — с теплотой.

Хозяин "Сушите весла" поборол вздох облегчения и расслабился.

— Будьте добры распорядиться подготовить наших лошадей, — велел бард.

Когда мужчина убежал в конюшню, певец обернулся к в течение всего разговора буравившему его взглядом Кеане.

— Да, я злой, когда не высыпаюсь, — с легким раздражением буркнул он.

Тот равнодушно отвернулся и зевнул.

— Ладно, нет смысла стоять здесь и ждать, — вздохнул Айрел, направляясь к выходу. — Чем быстрее свалим, тем лучше.

Спутники вышли на улицу, неторопливо обогнули здание, подошли к приоткрытым воротам конюшни. У самых дверей притормозили — внутри творилось что-то странное: слышались крики, топот. Бард нахмурился и тревожно оглянулся на салума. Тот пожал плечами.

— Ах ты паскуда! Да ты знаешь, салумий выродок, на чьих коней позарился?! — узнали они голос трактирщика.

Бренькнуло ведро. Последовала какая-то возня.

— Не уйдешь, гаденыш!

Бард осторожно заглянул в щель между створками. По проходу между стойлами металась на полусогнутых ногах, широкая мясистая спина хозяина постоялого двора, пытавшегося схватить кого-то маленького и юркого. Серый с Листопадом были уже оседланы, стояли почти у самого выхода, тревожно прядя ушами, недовольно тряся головами и раздраженно фыркая на вцепившегося в их уздечки конюха. Того времени, что прошло между уходом трактирщика и прибытием спутников в конюшню, никак бы не хватило на то, чтоб успеть их подготовить. Без особого удивления в мальчишке, пытавшемся увести лошадей, Айрел узнал Рафферти. Утомленно закатил глаза и покачал головой — у него не было цензурных слов для данной ситуации.

Пацаненок тем временем шмыгнул вправо, понадеявшись проскочить у мужчины под рукой, однако тот оказался куда проворней, чем выглядел. Схватив воришку за воротник, трактирщик с силой швырнул его об дверцу ближайшего запертого стойла. Парнишка, оглушенный ударом, упал на пол, заскулил и заворочался, пытаясь подняться.

— Да ты, паскуда, знаешь, что бы со мной сделали, если б с этими лошадьми что-нибудь случилось?! — шипел в ярости хозяин "Сушите весла", сгребая мальчишку за шиворот, приподнимая его над землей и занося кулак для удара.

И тут бард совершенно четко понял, что Рафферти обречен: трактирщик был настолько зол, что забил бы его до смерти прежде, чем понял, что творит.

— Именем короля приказываю остановиться! — рявкнул он поставленным голосом, распахивая ворота.

Рука мужчины вздрогнула и замерла на полпути к и без того уже где-то разбитому носу. Зажмурившийся и испуганно втянувший голову пацаненок осмелился приоткрыть один глаз и оглядеться.

Айрел перевел дух. Ладно, раз уж начал, придется заканчивать.

— Капитан Особого комитета Керр Лерйа, — "представился" он, проходя внутрь. — Это мой коллега лейтенант... э-э-э... Ронйар Кеа.

Взгляды присутствовавших переместились на человека с птичьей клеткой в руках и мечущимся за решеткой хомяком.

— Ребенок идет с нами, — властно проговорил бард, останавливаясь возле напрягшегося и разом взмокшего мужчины. — Мы расследуем серию нападений на корабли в здешних водах. По нашим сведениям, мальчишка — член одной из шаек. И он должен дожить до тех пор, пока не окажется в нашем милом домике на улице Трех висельников и не даст исчерпывающие показания по всем интересующим нас вопросам, — музыкант многозначительно замолчал и уставился на всё еще занесенную руку хозяина гостиницы.

Тот поспешно ее убрал, отпустил ворот парнишки.

— Благодарим за содействие следствию, — улыбнулся Айрел, крепко сжимая плечо Рафферти.

Настойчиво потащил его к выходу.

— Никуда я не пойду с тобой, убийца! — буркнул тот, без особого рвения пытаясь освободиться.

Певец не счел нужным как-то на это отвечать — торопился сбежать отсюда прежде, чем кто-нибудь начнет ставить его слова под сомнение или задавать неудобные вопросы.

На улице уже собралась небольшая толпа: пара горничных, парень-чернорабочий, повар. Возле одной из девушек стоял давешний местный бард, растрепанный, заспанный, босоногий и не успевший заправить в штаны рубашку, зато с лютней. Люди тихо шушукались и с опаской наблюдали за "особистами за работой". Айрел, бесцеремонно и даже грубо выволок мальчишку наружу, величественно игнорируя неизвестно когда набежавших зевак. Конюх торопливо вывел следом за ним лошадей.

— Вам принести веревку? Пацана связать, чтоб не убег, — подобострастно спросил кто-то.

— Он и так от нас никуда не денется, — мрачно заверил певец. — От нас никто никуда не девается, — добавил он, скользя тяжелым взглядом по лицам собравшихся.

Остановился на барде, о чем-то подумал. Толкнув ребенка Кеане, решительно направился к заволновавшемуся, принявшемуся нервно озираться и пятиться музыканту.

— А это мы конфискуем, — заявил Айрел, вырывая у него из рук музыкальный инструмент. — За нарушение общественного порядка, — опасно прищурился, угрожающе покачал указательным пальцем, развернулся и пошел обратно.

— Что-нибудь выкинешь — лично убью, — так, чтоб его расслышал только Рафферти, грозно прошептал он, делая вид, что поправляет стремя.

Заскочил в седло и требовательно протянул пареньку руку. К его огромному облегчению, тот ломаться не стал и позволил затащить себя на лошадь.

— А теперь валим отсюда скорее! — подумал бард, убеждаясь, что мальчишка уселся позади него.

* * *

Триша всегда спала чутко. Это утро исключением не стало. Девушка открыла глаза и какое-то время лежала неподвижно, напряженно прислушиваясь к окружавшим ее звукам, пытаясь понять, что могло ее разбудить. Приглушенные скрипы, отдаленные шорохи, едва различимый ропот голосов — словно бы ничего необычного. Мошенница, колеблясь лишь мгновение, откинула одеяло и опустила босые ноги на укрытый обтрепанным ковриком пол: она привыкла доверять своей интуиции.

Пара девок-поломойщиц громким возбужденным шепотом рассказывала своей заспавшейся и пропустившей всё интересное товарке о недавних событиях, не зная, что у них была еще одна слушательница. Триша, притаившаяся у полуприкрытой двери, мрачнела и недоумевала, размышляя, чем странное поведение новых знакомых могло грозить лично ей. Убедившись, что сплетницы перешли к обсасыванию подробностей и ничего нового сообщать не собирались, девушка неслышно их покинула. Она как раз спускалась по лестнице, хмуро обдумывая ситуацию, когда внизу хлопнула дверь. Послышались взволнованные голоса, торопливые шаги.

— ... лежит и не шевелится. Смотрю, а форма-то у него курьерская! "Давиана Владычица!" — думаю я, — "Зашел, называется, за кустики по нужде!" — всклокоченный разнорабочий притащил на себе человека. Тот безвольно свисал с его плеча и признаков жизни не подавал.

Темно-бордовый мундир с бронзовыми пуговицами и кожаная сумка на ремне не оставляли сомнений в профессии несчастного. Набежавший на шум люд охал, тревожно восклицал и всплескивал руками. Обмякшее тело тут же подхватили, кто-то принес стул, кто-то расстегнул воротник — многие хотели выслужиться перед представителем государства.

— Не толпитесь, не толпитесь, дайте ему воздуха, — хозяину постоялого двора для полного счастья не хватало только избитого в окрестностях его гостиницы срочного курьера.

Разнорабочий небрежно бросил на стойку сумку своего найденыша. Та, не удержавшись на краю, шлепнулась вниз и, будучи незастегнутой, распахнулась. По полу разлетелись бумаги, к невероятному везению Айрела — чистой стороной кверху. Неловкий мужчина кинулся их торопливо сгребать под брань хозяина. Триша, ожидавшая однажды увидеть на объявлении о розыске собственное лицо, незаметно подняла ближайший к ней лист. Увидев изображенный на нем портрет, внутренне похолодела.

Работник гостиницы засунул неровную стопку слегка помятых бумаг обратно в сумку, уже осторожнее положил ее на стойку и присоединился к нависшей над жертвой Кеане толпе. Кто-то высказал идею, что курьера стоило бы разместить на кровати, и оная была признана стоящей. Мужчину снова подхватили под руки и понесли к лестнице. На полпути кто-то вспомнил о позабытой сумке и, вернувшись за ней, обнаружил, что та ощутимо полегчала. Внутри было пусто.

Триша торопливо шурудила кочергой в печи, не зная, что будет говорить, если кто-нибудь застанет ее за этим занятием. Повариха гремела кувшинами в кладовой и могла выйти оттуда в любой момент. Свернутая стопка бумаги занималась неохотно, листы медленно чернели и скручивались, язычки пламени лениво обгладывали края и углы. Безопасность барда занимала девушку в наименьшей степени, куда больше ее волновала собственная судьба.

Полгорода видело их вместе. Салумья куча людей. Мошенница злилась: новому знакомому стоило хотя бы намекнуть, что общение с ним может быть чревато осложнениями. Запихав наконец запылавшую кипу бумаги глубже в печь, Триша кинула поверх пару дровин, закрыла чугунную дверцу, повесила кочергу обратно на крюк и выскользнула из кухни.

Уже спустя четверть часа она съехала с постоялого двора: больше не чувствовала себя здесь в безопасности. Да и город, пожалуй, тоже следовало покинуть: не было гарантий, что все объявления канули в пламени. Ни один из кораблей в этот день не отчаливал, а ближайший караван должен был выйти из Эстоля лишь спустя двое суток. Серьезно обдумав мысль, не нанять ли себе провожатого в местном представительстве ордена Фалкиона, и отказавшись от нее, Триша сделала то, чего очень не любила — отправилась в путь одна.

Оставалось молиться, чтоб никто не тронул одинокую всадницу, и чтоб до следующего города не пришлось ехать особенно долго.

* * *

— Ты — малолетний безмозглый идиот! — бард был в ярости.

Рафферти сидел на земле, обняв колени, огорченный, пришибленный и унылый.

— Навязался на мою голову! — продолжал разоряться музыкант, шагая из стороны в сторону. — Вот ответь: что мне теперь с тобой делать?! Я не нянька, чтоб с детьми возиться! Он, — кивок в сторону дремавшего на траве Кеане, — тем более! С собой тебя мы не потащим, оставим одного — снова во что-нибудь вляпаешься!

Мальчишка душераздирающе всхлипнул.

— Ответь: у тебя какие-нибудь родственники остались? Тебе есть куда пойти? Только попробуй опять сказать что-нибудь типа "Это не ваше дело!" — рявкнул Айрел, заметив, что пацаненок снова гордо выпятил нижнюю губу и приосанился.

Тот разом сник, надулся и принялся обиженно сопеть. Бард, так и не дождавшись ответа, раздраженно вздохнул, уговаривая себя успокоиться. Плюхнулся на землю и растянулся на траве, раскинув руки. Будучи уверенными, что погони не последует, мужчины сделали остановку у ближайшей развилки, дабы решить, как быть дальше.

— Мы не взяли в дорогу продуктов и воды, — проговорил музыкант задумчиво. — И в этом ты виноват! — сварливо рявкнул он, оглядываясь в поисках того, чем бы кинуть в мальчишку.

Утащенные с корабля крупу с солониной певец выкинул по приезде в Эстоль, понадеявшись купить там что-нибудь поаппетитней.

— А вы правда из Особого комитета? — спустя какое-то время поинтересовался Рафферти, поборов гордость и принципы.

Бард вопрос проигнорировал. Он не собирался ехать дальше, не решив вопроса, куда девать мелкого вредителя. Кеане, полночи шаставший по крышам, заглядывая в окна в поисках подходящей клетки, и охотившийся на курьера, бессовестно дрых, пользуясь заминкой в пути. Музыкант ему люто завидовал, однако следовать примеру не торопился — опасался, что без присмотра мальчишка таки угонит лошадей. Довольно скоро ему удалось добиться от того признания, что известных ему родственников у него нет, идти некуда, жить, по сути, негде. Настроения это не улучшило.

Подъезжая к развилке, Триша не была особенно счастлива, издалека узнав расположившуюся чуть в стороне от тракта компанию. Она остановилась, недовольно поджала губы и нахмурилась. Зачем-то огляделась. Будь здесь еще одна дорога, мошенница б, пожалуй, не задумываясь, на нее свернула. Немного подумала, как бы проложить маршрут так, чтоб объехать знакомых, не попавшись им на глаза. Однако поразмыслив чуть дольше, сделала обратное — поехала прямо к ним. Громко кашлянула, привлекая к себе внимание.

— Ну, спасибо тебе, Рел Наррек, — с издевкой проговорила Триша, подъезжая к компании . — Удружил! — спрыгнула на землю, чуть не запутавшись в подоле.

— Ты-то здесь зачем? — без особого дружелюбия буркнул сидевший на земле Айрел, никак не планировавший продолжать знакомство.

Триша продемонстрировала листовку "Разыскивается".

— Предупреждать, знаешь ли, о таких вещах надо! — сварливо воскликнула она, сердито хлопая ладонью по бумаге. — Типа "Извини, но от меня лучше держаться подальше, если не хочешь проблем"! Неловко бы вышло, схвати меня местные власти как твою сообщницу, а?

Айрел угрюмо молчал, глядя на собеседницу со смесью усталости и раздражения. Та выглядела не радостней.

— Между прочим, у меня были планы! Сесть на корабль и всё такое. Угадай, по чьей вине они сорвались?! — мошенница, входя в раж, нервно взмахнула руками и подбочинилась.

— Что тебе надо? — музыкант догадался, что разговор велся не просто так.

— Доведите меня до ближайшего города, — куда спокойней ответила Триша. Со вздохом взмахнула руками. — Да, я знаю, что повторяюсь.

11.

Айрел наградил собеседницу тяжелым взглядом.

— Так от меня ж нужно держаться подальше, — напомнил он.

— Нужно, — не спорила девушка. — Будь у меня выбор, поверь, больше не подошла бы к тебе и на пушечный выстрел, однако сейчас я нахожусь не в том положении, чтоб привередничать. Одной ехать страшно, а других попутчиков взять негде, — мошенница твердо посмотрела музыканту в глаза и, выдержав паузу, спросила. — Что ты натворил?

— А там не написано? — бард указал на бумажку в руке собеседницы.

— Просто сказано, что ты — опасный преступник, — Триша снова пробежала взглядом текст листовки. — Ничего конкретного.

— Дай посмотреть, — Айрел протянул ладонь — всё-таки любопытно узнать, что про тебя пишут.

Ага, имя указывать не стали — из опасений, видимо, что преданные фанаты кинутся певца покрывать и прятать вместо того, чтоб скрутить и сдать властям. Таки голос барда известен по стране куда больше его внешности.

— И? — поинтересовался музыкант, с интересом изучая свое детальное описание. — Не боишься находиться рядом с таким опасным типом? Вдруг я — кровожадный убийца, которому ничего не стоит прямо сейчас тебя придушить, чтоб ты никому про меня не разболтала? — Айрел перевел взгляд с листовки на собеседницу.

Та пренебрежительно фыркнула. Недоуменно покосилась на лежавшую возле барда лютню.

— Тогда здесь так бы и написали: "Жестокий убийца женщин, детей и стариков, спаливший деревню и устроивший оргию на пепелище". Я в своей жизни видела немало объявлений о розыске — их составители обычно любят вставлять всякие подробности, — девушка забрала у мужчины бумажку и, нахмурившись, снова вчиталась в текст. — "Опасный преступник". Что это подразумевает? Не вор, не душегуб и не предатель — это бы указали, в деталях бы расписали, что ты украл и кого порешил. У меня сразу и придумать-то не получается, что можно такого сотворить, чтоб об этом постеснялись или побоялись рассказывать.

Бард молчал. Триша мозолила его требовательным взглядом, ожидая разъяснений.

— Разве это не должно было тебя напугать? — утомленно вздохнул Айрел.

— Знаешь, мне кажется, я неплохо разбираюсь в людях, — девушка поразмыслила, не присесть ли ей тоже на землю, но решила не портить и второе свое платье. — Моё благополучие напрямую зависит от того, насколько хорошо мне это удается. Прообщавшись с тобой целый день, я здорово сомневаюсь, что ты мог совершить нечто совсем уж жуткое. Я ошибаюсь? — требовательно уставилась на собеседника.

Спустя несколько секунд концентрированного к себе внимания тот смирился с фактом, что от него не отстанут, пока не получат ответ. Айрел раздраженно разворошил волосы, поморщился, исподлобья зыркнул на стоявшую рядом самозванку и снова вздохнул.

— Так получилось, что я, того не ведая, случайно обидел его величество Садайра Четвертого, покусившись на одно из его исключительных прав, — возвестил он, облокачиваясь о согнутое колено и подпирая ладонью лоб.

— Ммм? Посидел на троне? Позвонил в Вешний колокол? Объявил войну соседнему государству? Что именно?! — расплывчатость формулировок действовала Трише на нервы.

— Не имеет значения, — огрызнулся Айрел, теряя к беседе интерес.

Снова откинулся на спину и развалился на траве, всем своим видом демонстрируя, что больше говорить на эту тему не намерен. Мошенница какое-то время ждала комментариев, убедилась, что их не последует, закатила глаза, словно призывая Владычицу дать ей сил. Кеане, не известно когда проснувшийся, лежал на животе, уткнувшись подбородком в сложенные перед собой руки, и с ленивым интересом прислушивался с разговору. Его жуткая шапка потерялась во время кораблекрушения, так что теперь каштановые кудри, ничем не прикрытые, свободно падали на лицо и лезли в глаза. Салум нехотя тряхнул головой, убирая их со лба.

— И что, долго вы собираетесь торчать в чистом поле? — сменила тему Триша, окидывая взглядом окрестности.

— Недолго, — буркнул бард. — Давно б уже отсюда свалили, кабы знали, куда его девать, — раздраженно кивнул в сторону Рафферти.

Мальчишка сидел тише мыши, нахохлившись и плотно запахнувшись в свой потрепанный кафтан. Разбитый нос опух, запекшаяся кровь размазалась по щеке, давно не мытые вихры уныло висели вдоль лица. Парнишка, до этого с интересом прислушивавшийся к разговору, как только беседа зашла о нем, напрягся, нахмурился и снова замкнулся.

— Родных нет, идти некуда. Сам с ним возиться не собираюсь, бросить же на произвол судьбы рука не поднимается. Во всяком случае — не в чистом поле. И я пока слабо себе представляю, куда его можно пристроить, — певец косо, без особого дружелюбия глянул на объект разговора.

— Зачем тогда сюда притащил? — Триша задумчиво разглядывала угрюмого ребенка, старательно делавшего вид, что он здесь сам по себе и не имеет ни малейшего отношения ни к одному из присутствующих.

Бард закатил глаза к небу и картинно развел руками.

— Так получилось, — сказал он.

Рафферти уныло ковырял заплатку на локте. Спорить, возмущаться и качать права уже не хотелось — устал и выдохся, как физически, так и морально. Планы мести, еще прошлым вечером роившиеся у него в голове, куда-то испарились — неудача с уводом лошадей здорово убавила в нем жажды возмездия.

— Возьмите меня с собой, и я постараюсь решить эту проблему, — девушка снова перевела взгляд на собеседника.

— Слушай, — устало вздохнул бард. — Я тебя не понимаю. Скоро моими портретами заклеят всю страну. Из Эстоля ты уже сбегала, в следующем городе будет то же самое.

— И эту проблему я могу решить. Причем, довольно просто.

— Каким образом? — сразу оживился мужчина.

— Ножницы и краска для волос. И то, и другое у меня с собой, — Триша небрежно похлопала свой саквояж по пузатому боку. — Дай мне себя на час, и сходство с портретом станет минимальным.

Айрел медленно поджал ноги, обхватил себя за щиколотки и задумался. Предложение девушки явно стоило того, чтоб отнестись к нему серьезно.

— Ну, предположим, — проговорил он. — А пацана куда?

Поняв, что почти победила, девушка обернулась к мальчишке.

— Раф, — позвала она. — У меня к тебе деловое предложение.

Ребенок сначала сделал вид, что не расслышал, однако, чуть посомневавшись, всё же поднял на Тришу недоверчивый взгляд.

— Знаешь, чем я зарабатываю на жизнь? Выдаю себя за других людей, обычно богатых и родовитых. Тех, кому стараются угодить, надеясь на ответные милости, — девушка перехватила за уздечку попытавшуюся отойти, заинтересовавшись каким-то кустиком, лошадь и с усилием вернула ее на место. — У меня неплохо получается, однако есть одна деталь, которая регулярно доставляет кучу проблем. Видишь ли, богатые дамы обычно не путешествуют в одиночестве — их сопровождают горничные, гувернантки, лакеи. Мне же каждый раз приходится изворачиваться и придумывать правдоподобные объяснения, почему со мной нет хотя бы служанки, помогающей одеться и причесаться. Милый мальчик-слуга, таскающий за меня вещи и бегающий по поручениям, пришелся бы очень кстати.

Парнишка презрительно шмыгнул носом и гордо отвернулся.

— У тебя самого есть идеи получше? — осведомилась Триша, склоняя голову на бок. — Я предлагаю реальный выход. Смогу обеспечить тебе пропитание, крышу над головой и даже какой-то заработок. Будешь накормлен, одет, умыт.

Самозванка была вынуждена замолчать: лошадка оказалась настойчивой и снова попыталась добраться до своего кустика, чуть ли не волоча за собой вцепившуюся в уздечку хозяйку.

— Хватит заманивать ребенка на путь преступности, — проворчал Айрел.

— Слушай, "законопослушный" ты мой, — девушка, кое-как приструнив конягу, прострелила барда взглядом. — Он и так уже бодро по нему шагает. Пусть лучше делает это под присмотром взрослого, опытного человека. По-твоему, быть бродяжкой-попрошайкой предпочтительней?

Удостоверившись, что возразить музыканту нечего, снова повернулась к пареньку.

— Так что, Раф? Твой ответ?

Мальчишка молчал, сосредоточенно выдергивая нитку из своей заплатки.

— Расцениваю это как согласие, — подвела итог Триша, сердито хлопая расшалившуюся лошадь по спине. — Ну? — посмотрела она на мужчин. — А вы что скажете?

На костерке закипал котелок воды. Кеане снова дремал на земле, подложив под голову сумку барда — в его собственной было слишком много острого железа. Еле слышно журчала узкая извилистая речушка, чуть ли не полностью скрытая ивняком и камышами. Ветер гнал по ее поверхности легкую рябь, шуршал зарослями, играл язычками пламени, волосами спавшего у огня мужчины, гривами и хвостами привязанных к крепкой раките коней. Триша, успевшая сменить дорогое платье на простое дорожное, сосредоточенно резала на тряпки бархатный подол своего не пережившего кораблекрушение наряда. Рядом стоял открытый саквояж. Поверх аккуратно сложенной одежды громоздились расчески, кисти и ножницы, пакетики, пузыречки и бритва. Рафферти лениво наблюдал за действиями девушки, исподтишка заталкивая в клетку с хомяком сорванные травинки. Тот факт, что ему не позволили съездить к утесу и забрать оставшихся там лошадей, его обидел, однако вел себя мальчишка куда лучше прежнего и мудро не стал устраивать сцен по этому поводу. Неподалеку валялся кафтан певца с лежащей поверх него лютней. Последняя доставляла своему новому хозяину столько же неудобств, сколько и клетка оружейнику: и ту, и другую сложно было куда-то пристроить. Айрел к этому моменту уже успел пожалеть, что не потерпел немного и не купил себе инструмент вместе с чехлом в следующем городе — тогда его можно было б повесить себе за спину.

Сам же бард в это время, вытоптав себе пятачок ровного пространства среди зарослей на берегу, мыл голову врученным девушкой куском лавандового мыла. Нельзя сказать, что делал он это с удовольствием: холодная вода пену смывала плохо, затекала за шиворот и мочила рубашку, шершавые листья камыша неприятно кололи лицо и цепляли одежду, сапоги вязли в прибрежной почве, хлюпали и скользили. В принципе Айрел считал себя вполне чистым — успел помыться в Эстоле за день до этого, однако Триша велела с ней не спорить: час, по итогам которого мужчина должен был стать на себя не похожим, пошел.

— Садись, — девушка, заметив, что клацающий зубами от холода спутник вернулся, отложила недорезанное платье и поднялась.

Бард послушно плюхнулся на землю, сел прямо, скрестив ноги и стараясь игнорировать стекавшие вдоль позвоночника струйки да липшую к коже сырую рубаху. Предоставил себя на растерзание мошенницы. Та обошла мужчину кругом, задумчиво вороша потемневшие от воды волосы.

— Ну? В какой цвет красить будем? — Триша задумчиво перебирала мокрые пряди. — Рыжий, черный или что-то промежуточное?

— Э-э-э. Мне безразлично, — решил бард, ненавязчиво отстраняясь от трепавшей его по голове руки.

— Тогда я сама выберу, — девушка отошла.

Набрала в миску горячей воды, высыпала туда какой-то порошок, добавила немного другого, принялась размешивать. Потом натянула тонкие перчатки, судя по пятнам и разводам, хранимые специально для таких случаев, накинула Айрелу на плечи одну из бархатных тряпок и, вооружившись расческой да широкой кистью, приступила к покраске.

— И? Какого цвета я в итоге буду? — мрачно поинтересовался музыкант, бесцельно блуждая взглядом по округе.

— Каштановенький с рыжиной, — девушка деловито размазывала по волосам барда красящую кашицу. — Рассчитываю получить оттенок чуть более светлый, чем у него, — махнула кистью в сторону Кеане. — Раф, бери мыло и бегом мыть голову.

— А?! — мальчишка явно не был рад подобной перспективе.

Пару секунд настороженно следил за парикмахершей, придумывая достойный ответ, потом отвернулся и продолжил сосредоточенно тыкать хомяка сквозь решетку тонким прутиком, в надежде на то, что Триша уже сама забыла о своем распоряжении.

— Что это? — девушка, случайно заметив проглядывавший сквозь мокрую ткань черный круг, провела по нему пальцем.

— Не твое дело. Татуировка, — буркнул бард, сердито отдергивая плечо.

Мошенница, недоуменно вскинув бровь, внимательно посмотрела на напрягшегося мужчину, еле слышно фыркнула себе под нос и продолжила дело.

Закончив с покраской, обмотала голову музыканта бархатной тряпкой.

— Посидишь так немного, — велела она, стягивая перчатки. — Рафферти, ты сделал, что я тебя просила? — ласково улыбнулась разом приунывшему ребенку.

Отвертеться мальчишке не удалось. Уже спустя четверть часа он, мокрый, замерзший и злой, сидел на земле с таким видом, будто оказывал девушке великое одолжение, а та сноровисто орудовала расческой и ножницами. Обрезки волос скользили по кафтану, сыпались на плечи, скрещенные на груди руки. На ухе пацаненка подсыхала пахнущая лавандой пена. Водные процедуры прошли с боем и закончились безоговорочной победой Триши.

— Всё, — парикмахерша небрежно отряхнула Рафферти спину и поднялась с колен — пришлось на них опуститься, чтоб иметь возможность стричь мелкого парнишку с хоть каким-то удобством для себя.

Тот тут же потянулся к своей шевелюре и, ощупав ее, недовольно скривился. Девушка, порывшись в своем саквояже, извлекла зеркальце и продемонстрировала ребенку его отражение.

— Девчачья челка! — обвинительно буркнул тот, безуспешно пытаясь придать своей новой прическе мужественный вид. — Я похож на бабу!

— На милого мальчика, — поправила его Триша, вороша мягкие русые волосы.

Рафферти резво вывернулся из-под ее руки и отполз в сторону. Насупился еще сильнее.

— Ладно, теперь твоя очередь, — девушка обернулась к Айрелу в бордовой чалме, сидевшему у костра и настраивавшему лютню. — Пошли краску смывать.

Бард гляделся в зеркало и мрачно молчал. Новый образ не находил в его душе отклика.

— И все-то недовольны, — сокрушенно вздохнула Триша, перебирая его волосы. — Всем-то не угодила.

— А потемнее сделать уже никак? — музыкант вертел головой, с сомнением изучая свою светло-медную макушку.

— Можно, но я считаю, что так будет лучше, — убедившись, что краска легла ровно, девушка убрала руки от головы собеседника. — По крайней мере, со щетиной гармонирует, — провела пальцем по шершавой мужской щеке. — Разница в цвете не сильно бросается в глаза. Не придется постоянно бриться.

Айрел раздраженно отстранил лицо.

— Может быть, ты не будешь меня лишний раз лапать? — буркнул он, ловя в зеркале взгляд мошенницы. — Мне это неприятно.

— Тебе сколько лет? — поинтересовалась та.

— Двадцать четыре, и что?

— Маленький еще, — снисходительно улыбнулась Триша, снова трепля барда по голове.

— Дай угадаю. А тебе, "большая", наверное, двадцать пять, да?! — музыкант стряхнул с себя чужую руку.

— Невежливо интересоваться возрастом дамы, — девушка обошла мужчину и, присев напротив него на корточки, принялась сосредоточенно рассматривать его лицо.

— Что ты делаешь? — певец опустил зеркало и утомленно вздохнул.

— Думаю, как лучше стричь, — парикмахер разворошила Айрелу челку, попробовала убрать ее со лба, правела пальцами по вискам. — Уродовать тебя не хочется.

— Весьма признателен, — смирившись с привычкой спутницы бесцеремонно лезть в личное пространство, музыкант перестал дергаться.

Рафферти, некоторое время безуспешно пытавшийся по старой привычке заправить упрямо выбивавшиеся пряди за ухо, сдался. Сообразил, что слишком многим уже поступился за последнюю пару дней, и расстроился. С надеждой возродить банду пришлось расстаться: мальчишка был вынужден признать, что ему это не под силу. За ночь, что он провел, спрятавшись в конюшне гостиницы, паренек успел многое переосмыслить. Тот факт, что до утра ее запирали, оказался для него неприятным сюрпризом. Сидя под замком и досадуя на себя за то, что не подумал о столь естественной вещи, он имел возможность обо всем поразмыслить и трезво взглянуть на сложившуюся ситуацию. С какой стороны ни глянь, выглядела она паршиво. И что с ней делать, ребенок не представлял. Как и того, как ему жить дальше. По сравнению с этим дурацкая девчачья челка была сущим пустяком. Предложение Триши казалось реальным выходом, хоть и предполагало компанию убийц его брата, которым, как уже понял Рафферти, он ничего серьезного сделать не мог. Какое-то время паренек серьезно обдумывал, а не сдать ли барда властям, однако в итоге решил, что этот поступок будет низким и не достойным мужчины. Мелкие пакости тоже были поступками, недостойными мужчины, однако грели душу и мальчишка не мог от них отказаться.

Убеждая самого себя, что действует во имя святой мести, он снова исподтишка ткнул Огурчика прутиком, краем глаза наблюдая за Кеане. Тот всё так же спал и о творимом беспределе не ведал. Убедившись, что издевательства над хомяком никого из бодрствующих не трогали, мальчишка решил избрать новую тактику.

— Положи, где взял, — грозно велел Айрел, заметив, что паренек уволок его лютню.

Тот на него зыркнул, презрительно фыркнул, но распоряжение всё же выполнил. Спустя несколько секунд бард услышал тихий "трям". Пацан сидел с непричастным видом и ковырял заусенец.

— Не крутись, — девушка решительно вернула голову обернувшегося за звук спутника в нужное ей положение. — А то плешь тебе нечаянно выстригу, будешь знать.

Певец предостерегающе глянул на мальчишку и отвернулся. Ножницы снова зачикали у его лица. Медно-рыжие обрезки сыпались на плечи и грудь. Раздалось новое "трям".

— Я же просила! — с негодованием воскликнула Триша, когда Айрел снова дернулся.

— Подожди, — бард развернулся всем телом к якобы любующемуся облаками ребенку. — Эй ты, — не очень дружелюбно позвал он его.

Мальчишка оглянулся с таким видом, будто оклик музыканта явился для него неожиданностью.

— Дергать исподтишка струны — единственное, на что ты способен? — музыкант буквально излучал радушие, однако от его улыбки пацаненку стало не по себе. — Или, быть может, ты еще и играть умеешь?

Рафферти гордо шмыгнул носом и надменно вздернул подбородок.

— Может быть! — возвестил он.

— Неужто? Ну так сыграй. Мы послушаем.

Пацаненок настороженно глянул на собеседника, гадая, что тот мог задумать. С подозрением покосился на лежавшую неподалеку лютню.

— Что же ты? Публика ждет, — Айрел прекратил фальшиво улыбаться и раздраженно дернул бровью.

— Не хочу, — хмуро буркнул мальчишка, отворачиваясь.

Заметив краем глаза глумливую ухмылку барда, Рафферти разозлился.

— Это не значит, что я не умею, — рыкнул он. — Не буду, потому что вам ничего не должен. Вот и всё. И хватит на меня так смотреть! — паренек гневно засопел.

Музыкант ничего не говорил, однако то, как он это делал, действовало ребенку на нервы. Сердито поджав губы, тот схватил лютню за гриф, устроил ее на коленях, злобно глянул на мужчину и, чуть помедлив, принялся старательно перебирать струны. Играть его учил старик, у которого они с братом какое-то время жили. В молодости тот входил в гильдию бардов и путешествовал по деревням, однако какими-либо серьезными достижениями похвалиться не мог. Отчаявшись добиться успеха, сменил род деятельности, лишь изредка доставая с полки свой музыкальный инструмент, чтоб потешить гостей или предаться воспоминаниям. Любопытный мальчонка ему нравился, он любил с ним возиться. Потом старик умер, его дом забрали родственники, а "нахлебники" оказались на улице.

Мелодия была простенькой и незатейливой. Сосредоточенно хмуря брови, Рафферти мучительно вспоминал уроки неудачливого барда. В принципе, он собой гордился: на его взгляд, получалось совсем не плохо.

— Кошмарно, — вынес свой вердикт Айрел, когда пацаненок закончил.

Тот вздрогнул, как от оплеухи. Почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Триша долбанула мужчину расческой по голове и осуждающе цокнула языком. Бард ее проигнорировал.

— Я тебе покажу, как оно должно звучать на самом деле, — требовательно протянул руку за лютней.

Он заиграл ту же мелодию. Мальчишка, собиравшийся злорадствовать, глумиться и насмехаться над музыкальными способностями обидчика, сидел пораженный, начисто позабыв о своих планах и не веря ушам. На задворках сознания пробежала крамольная мысль, что, пожалуй, этот человек имел права и основания назвать его игру кошмарной.

— Вот, — довольно заключил Айрел, отпуская струны. — Пока не сможешь так же, чтоб и близко не подходил к моему инструменту. Понял?

Рафферти промолчал.

— А я всё гадала, зачем тебе лютня, — протянула девушка, возвращаясь к прерванному занятию. — Не думала, что ты бард.

— Я не принадлежу к гильдии, — чуть помедлив, проговорил певец. — Во всяком случае, меня наверняка уже из нее исключили, — добавил он мысленно.

* * *

Уиллард Хайг улыбался. Сидевший перед ним человек, судя по дыханию, был далек от душевного комфорта и гармонии. Похоже, необъявленная битва "учитель/ученик" шла не в его пользу.

— И это наш Реган. Уравновешенный, строгий Реган, — с непонятным удовлетворением думал гавен, прислушиваясь к излишне глубоким вдохам и выдохам — посетитель прилагал существенные усилия, чтоб держать себя в руках и скрывать обуревавшие его эмоции. — Ну, — ласково обратился старик к молодому мужчине, когда тот немного успокоился. — Я позвал тебя, чтоб расспросить о твоих успехах в роли наставника. Всё ли получается? Возможно, есть темы, которые ты хотел бы со мной обсудить?

Посетитель замялся. "Борется с желанием сказать правду", — определил Уиллард Хайг. Это его умилило.

— Всё хорошо, — без особого воодушевления проговорил Реган. — Я справляюсь.

Слепец выразительно молчал. Поняв, что врать и увиливать бесполезно, салум вздохнул и сдался.

— Мальчишка меня не слушается, — утомленно потер он ладонью нахмуренную бровь. — Я говорю одно, он — делает другое. Не способен концентрироваться на чем-то дольше минуты, постоянно отвлекается! Засыпает меня бесконечными вопросами. Я, конечно, стараюсь на них отвечать, но не всегда выходит!

— Мальчик мой, это естественно, что взаимопонимание с учеником устанавливается не сразу. Пройдет какое-то время, ребенок станет послушней, вы притретесь друг к другу, — миролюбиво увещевал гавен, глядя в темноту туда, где по его расчетам должно было находиться лицо собеседника. — Нужно немного подождать.

— Вчера, к примеру, весь день донимал меня нытьем, что хочет яблок, — похоже, мужчине было необходимо скорее выговориться, чем услышать слова утешения. — Я пытался ему объяснить, что мы их обычно не едим, так он привязался ко мне со своим "почему"! Откуда мне знать?! Просто так сложилось!

— И? Как ты выкрутился? — Уиллард Хайг получал неописуемое удовольствие от этой беседы. Выведенный из душевного равновесия Реган его очень забавлял.

— Велел сделать сто отжиманий, — проворчал салум, соображая, что ведет себя недостойно в присутствии гавена. — Чтоб не до глупых вопросов стало.

Старик расхохотался: бедный ребенок, повезло с наставничком, ничего не скажешь. Краем уха уловил еле слышные шаги — опять Тайте Оледа пытался прокрасться незамеченным.

— Вы знаете, — возвестил помощник, когда Реган удалился, — я намедни пролистывал эту вашу гавенскую книгу...

— Тайте, если суешь нос в бумаги, к которым и прикасаться нельзя никому, кроме меня, то, по крайней мере, имей совесть хотя бы не докладывать мне об этом с такой радостью, — вздохнул Уиллард Хайг, бессильно пряча лицо в ладони.

— Я подумал, что кто-то же должен вам рассказать, что в ней написано, — не смутился мужчина, присаживаясь на подлокотник кресла. — Вдруг там что-нибудь важное.

— Не стоило беспокоиться. Мне ее в свое время зачитывали вслух, — слепец в очередной раз гадал, чем он руководствовался, назначая данного человека своим доверенным лицом.

— Ну так вот, пролистывал я эту вашу гавенскую книгу, — как ни в чем не бывало продолжил салум, устраиваясь удобнее, — и совершенно случайно мне попался на глаза абзац о яблоках. Был удивлен, — помощник полуобернулся к собеседнику. — Почему тогда они вообще не под запретом?

— Потому что кто-нибудь бы обязательно заинтересовался причинами этого, — Уиллард Хайг для разнообразия не стал скидывать распоясавшегося наглеца с его насеста. — А так мало кто вообще обращает внимание на их отсутствие в рационе. Если и обращает, то не придает этому особого значения.

— Сказать по правде, не вижу смысла эти причины скрывать, — Тайте Оледа потянулся всем телом и откинулся на спинку кресла, изрядно тесня его владельца. — А что, если кто-то по незнанию съест яблочко во время охоты? Личный мучитель Регана еще не прошел посвящения и пока ничем не рискует, а вот остальным, полагаю, было бы интересно узнать о возможных последствиях.

— Существует вероятность, что кто-либо может возжелать их наступления, — гавен непроизвольно сдвинулся ко второму подлокотнику, давая помощнику больше места. — Полагаю, немало среди нас тех, кому нелегко свыкнуться с ценой, уплаченной за бытие салумом. Признаюсь, я и сам некогда подумывал о том, что согласился бы отказаться от способности создавать окиммы, если б это вернуло мне зрение. И если б я тогда узнал, что существует способ устранить все последствия ритуала посвящения, кто знает, удержался бы я от такого искушения или нет... — Уиллард Хайг замолчал, отстраненно теребя кончик уса. — А за остальных не волнуйся, — добавил он, отрываясь от размышлений. — Пара-тройка яблок, съеденных во время охоты, на них никак не повлияет. Чтоб добиться результата, их количество должно быть несравнимо больше.

— Кстати, совсем забыл, — Тайте Оледа картинно хлопнул себя ладонью по лбу. — Фаер Калле желает вас видеть. Срочно. Ждет за дверью. Он показался мне взволнованным.

— О, — слепец усмехнулся. — Давай тогда неспешно обсудим еще какой-нибудь интересующий тебя вопрос.

* * *

Кеане потянулся, перевернулся на другой бок и лениво приоткрыл один глаз. Увидев Айрела, какое-то время недоуменно на него таращился, не сразу признав. Проснувшись окончательно и сообразив, в чем дело, подпер голову ладонью и оценивающе прищурился.

— Да-да. Можешь начинать смеяться, — буркнул бард, придирчиво разглядывая себя в зеркало.

Провел ладонью по непривычно коротким волосам. Что ж, Триша была права: теперь он мало походил на человека с листовки.

— Эй ты! — раздался сварливый оклик.

Бард покосился на чуть ли не вплотную подошедшего мальчишку. Судя по выражению лица, Рафферти принял какое-то важное, но довольно неприятное решение и теперь стоял перед необходимостью его озвучить: губы поджаты, взгляд суровый, брови нахмурены.

— Чего тебе? — музыкант заранее ничего хорошего не ждал.

— Научи меня так же играть! — заявил пацаненок таким тоном, словно требовал мелочь в подворотне у случайного безобидного прохожего.

— Ага, делать мне больше нечего, — пробормотал Айрел, таки убирая руку от головы.

— Я разрешу тебе оставить Серого, — провозгласил мальчишка, чуть поколебавшись.

— Ты, конечно, извини, но даже если б ты мне запрещал, Персик...

— Серый! — огрызнулся Рафферти, прерывая собеседника. — Его Серым зовут!

Бард утомленно вздохнул, не зная, как отвязаться от этого разговора. Из-за лошадей он чувствовал себя немного виноватым перед ребенком — таки формально они действительно принадлежали ему.

— Да как угодно. Слушай, попроси лучше того дядю научить тебя драться, — певец решил свалить проблему на Кеане. — Больше пользы будет.

Мальчишка глянул на салума с презрением, высокомерно фыркнул и отвернулся, демонстрируя, что с убийцей брата не намерен иметь никаких дел. Того это, похоже, полностью устраивало. Айрел задумчиво посмотрел на пацаненка, явно собиравшегося стоять над его душой до победного конца. В принципе, они разойдутся в разные стороны, как только доберутся до какого-нибудь города, где Триша сможет подыскать себе очередного доверчивого простачка-благодетеля. Несколько дней-то можно и потерпеть. К тому же, просьба парнишки немного льстила его самолюбию.

— Ладно, — решил он. — При условии, что ты не будешь действовать мне на нервы.

Рафферти растерянно моргнул: был уверен, что мужчина так легко не согласится, и готовился к длительной осаде. Выждав несколько секунд и убедившись, что бард, похоже, брать свои слова назад не собирался, мальчишка торопливо закивал.

— Я готова, — позвала девушка, с трудом закрывая свой саквояж. — Кто-нибудь поможет мне поднять на лошадь мою косметичку?

* * *

Фаер Калле чувствовал себя очень неуютно. Он являлся главой общины салумов, влиятельным и авторитетным. Теоретически даже гавен должен был почтительно внимать его словам, проявлять все возможные знаки уважения, признавать его над собой превосходство. На практике же рен не мог избавиться от ощущения, что Уиллард Хайг относился к нему как к неразумному надоедливому ребенку. От него не укрывалась снисходительность, с которой тот выслушивал его речи, или выражение лица "Чего тебе опять от меня надо? Вряд ли это что-то важное. Говори быстрее и уходи". Формально гавен соблюдал субординацию, однако делал это с таким видом, что Фаер Калле чувствовал себя как оплеванным. "Ничего не поделаешь, — утешал себя мужчина. — Я ведь рос на его глазах. Закономерно, что он до сих пор воспринимает меня неразумным дитём: старому человеку сложно перестроиться. Однако мне уже почти сорок лет, и ему рано или поздно придется свыкнуться с мыслью, что я вырос и способен разумно управлять общиной". Навязчивое желание добиться от Уилларда Хайга чего-то, кроме пренебрежительной усмешки в усы и вежливого внимания, преследовало рена с первого дня, как он занял эту должность.

— Гавен, я был вынужден почти полчаса просидеть в коридоре, прежде чем вы пригласили меня войти! Это при том, что из уважения к вашему возрасту я сам пришел, а не вызвал вас к себе, хотя имел на то полное право, — глава общины был обижен.

— А, Фаер Калле. Мне сообщили, что Вы желали со мной говорить, — слепец откинулся в кресле и бегло улыбнулся.

"Вы" прозвучало с легкой издевкой, однако посетитель предпочел сделать вид, что этого не заметил.

— Я получил письмо из "Мирлы", — мужчина помахал в воздухе пухлым конвертом. — Мне бы хотелось, чтоб позже вы попросили своего помощника вам его зачитать.

— Рен, вполне можно было передать его через Тайте, — Уиллард Хайг указал на стоявшего позади его кресла салума. — Не стоило так страдать, чтоб вручить мне его лично.

— Гавен, дайте договорить! — Фаер Калле еле удержался от того, чтоб не повысить голос. — Ситуация непростая. Кто-то сделал окимму Айрелу Керрану — если не знаете, это такой музыкантик, по которому сейчас полстраны с ума сходит. Как вы понимаете, его величество подобную самодеятельность вряд ли одобрит. "Мирла" требует от нас действий. Выдачи виновного. И мне всё это очень не нравится.

Слепец помрачнел и нахмурился — он не рассчитывал на то, что королевская служба прознает о происшедшем так скоро. Побарабанил пальцами по ручке кресла. Раз в жизни он был полностью согласен с реном: ему тоже всё это очень не нравилось.

— Известно, кто это был? — старик поднял на посетителя невидящий взгляд.

— Нет, имени оружейника носитель не знал и сбежал прежде, чем его успели толком допросить, — Фаер Калле вздохнул и пожалел о том, что не догадался приказать принести кресло и для него.

Таки правило, что лишь гавен имел право сидеть в этом зале не на полу, с его точки зрения, стоило подкорректировать добавлением одного исключения: нелепо равнять главу общины с ее рядовыми членами.

— За пределами "гнезда", не считая Камрона, находятся лишь Найя, Райнор да Цверр, — продолжил мужчина, громко переступая с ноги на ногу в надежде, что Уиллард Хайг догадается послать своего помощника за стулом. — Это мог быть только кто-то из этих троих.

— Пожалуй, пожалуй, — протянул гавен, задумчиво теребя усы.— И, как вы думаете поступить? — старик замер.

Фаер Калле хотел было сказать, что пришел посоветоваться по этому поводу, но, подумав, закрыл рот. В конце концов, он — глава общины и в состоянии принять решение самостоятельно, ни перед кем не отчитываясь.

— Вышлю за всеми тремя людей. По двое на каждого, — проговорил он, твердо глядя в незрячие глаза.

— Хорошо, и что же будет, когда ребят доставят сюда и мы определим, кто из них это сделал? — по выражению лица Уилларда Хайга было сложно понять его мысли.

— Он понесет заслуженную кару, — мужчина не раздумывал над ответом.

— Вы вот так легко отправите одного из своих подчиненных на смерть?

— Я сделаю то, что должен.

— Фаер, мальчик мой, — гавен выпрямился в кресле. — Вы же рен. Предполагается, что вы должны заботиться об общине, оберегать каждого из его членов. Я же вижу лишь то, как вы стараетесь угодить королю. Мне это не нравится.

— Именно потому, что я отвечаю за всех, мне приходится порой жертвовать единицами, — мужчина нахмурил брови — старик впервые высказал ему в лицо свое истинное к нему отношение. — Это неизбежно.

— Бросьте, — слепец презрительно усмехнулся. — Это просто слова. Не ищите в них себе оправдания.

— Вам хорошо говорить, Уиллард Хайг, — огрызнулся Фаер Калле — что ж, он тоже не обязан всегда притворяться вежливым. — Всё, что от вас требуется, это улыбаться каждому, говорить ободряющие слова и выслушивать жалобы. Никто от вас ничего не требует, не предъявляет претензий и не шлет угроз. Вы с чистой совестью можете говорить о заботе, всеобщем благоденствии, гордости салумов или любой другой возвышенной ерунде, потому что фактически не несете ни за кого ответственности. Ваши слова не имеют явных последствий. Что бы потом ни случилось, вы как бы и ни при чем. А вот мне приходится решать реальные вопросы, от которых зависит судьба всех нас. И не всегда удается делать это бескровно.

— Быть может, не "не всегда удается", а "я не пытаюсь"? — едко уточнил гавен.

Тайте Оледа стоял позади его кресла и пребывал в легком шоке от хода беседы.

— Нет, Уиллард Хайг. Именно "не удается"! — Фаер Калле расходился всё сильнее и сильнее. — Если у меня есть возможность прикрыть чьи-либо действия, я ее использую! К примеру, вы думаете, я не знаю, чем вы занимаетесь в своих покоях?! Думаете, мне неизвестно, что не так давно ваши люди избавились от трупа?! Однако это мое знание хоть как-то отразилось на вас?! Если б я, как вы изволили выразиться, жаждал лишь угодить его величеству, тогда почему в "Мирле" до сих пор не изучают мое донесение о ваших экспериментах?! Думаю, там бы с интересом почитали о том, как гавен проводит свободное время! — мужчина, глядя на восседавшего перед ним старика с нескрываемой злостью, замолчал, чтоб перевести дух.

Тайте Оледа против воли недоуменно вскинул бровь — он был уверен, что рен находился в благостном неведении об их деятельности. Вопросительно покосился на замершего Уилларда Хайга. Тот просидел несколько секунд неподвижно. Потом медленно переместился в бок и оперся о подлокотник. Задумчиво провел пальцами по усам. Фаер Калле молчал. Он только что одержал свою первую над гавеном победу и теперь наслаждался моментом. Пауза затягивалась.

— И? — подал голос старик. — Как вам мои опыты?

— Если честно, я не понял, в чем именно они заключались, — поколебавшись, признался мужчина.

— Пытаюсь внедрить носителю две окиммы, — будничным тоном сообщил слепец.

Фаер Калле недоуменно моргнул и нахмурился, разом забывая о ссоре.

— Мне казалось, это невозможно, — вопросительно глянул на Тайте.

Тот пожал плечами и покачал головой с таким видом, будто здесь вообще ни при чем.

— До сих пор так и было, — согласился гавен. — "Носитель, сырье и силы салума". Сложно ввести сюда четвертый элемент. Организм носителя не выдерживает такой нагрузки. Лишь после уничтожения личности второе сырье встает на место.

— Подождите, — рен тряхнул головой, собираясь с мыслями. — Раз используется два сырья, значит, в процессе участвует еще и второй оружейник. Следовательно, элементов пять.

— Вовсе нет, — Уиллард Хайг казался довольным. — Я смог разделить свой резерв пополам, так что обе окиммы установлены мной.

Фаер Калле не смог скрыть удивления и восхищения. Тайте Оледа подумал, что слепец бы многое отдал за то, чтоб увидеть выражение его лица в этот момент.

— Да, в процессе мы потеряли носителя, — продолжал старик. — Но ничто не делается с первой попытки, — гавен в такт слов постукивал ногтями по деревянному набалдашнику подлокотника. — Для первого раза — более чем неплохо.

Его помощник, надеявшийся, что со смертью подопытной старик закончил свои эксперименты, был неприятно удивлен. Похоже, всё только начиналось. А сырье, естественно, добывать и доставлять в гнездо придется ему. Следующие два года Уиллард Хайг будет копить резерв в минимально необходимом объеме, так что пока можно расслабиться. Возможно, за это время старик еще успеет передумать.

Рен сосредоточенно о чем-то размышлял.

— Я вас очень прошу, — сказал он, наконец. — Не привлекайте к себе лишнего внимания. Если в "Мирле" что-то заподозрят, я мало чем смогу вам помочь.

— Признателен за заботу, однако не стоит волноваться, — улыбнулся гавен. — Я использую лишь негодное сырье, которого никто не хватится: бродяги, сироты, нищие. Меня на данном этапе интересует принципиальная возможность установки двух окимм, а не их качество.

— Хорошо, — неуверенно кивнул Фаер Калле.

Постояв, вспоминая, всё ли сказал, мужчина поймал взгляд Тайте и выразительно помахал конвертом.

— Если у вас есть идеи, как помочь тому, кто заварил эту кашу, с удовольствием их послушаю, — сказал он гавену, передавая письмо его подошедшему помощнику. — Однако не забывайте, что, если "Мирла" посчитает, будто я недостаточно рьяно исполняю ее приказ, проблемы начнутся у всех. Мы оба помним тот случай и, думаю, не хотим его повторения.

Мужчина развернулся и пошел к выходу. Уиллард Хайг задумчиво слушал удаляющиеся шаги, отстраненно теребя край своего широкого рукава.

— Кеане Райнор, — негромко проговорил он, когда его собеседник уже почти добрался до двери.

Фаер Калле остановился и оглянулся.

— По моим сведениям это он сделал окимму для барда, — слепец выпустил ткань и сложил руки на коленях.

Рен постоял насколько секунд, благодарно кивнул головой, забывая, что старик не мог видеть этого жеста, и вышел, решив не спрашивать, откуда тому было об этом известно.

— Славно поговорили, — протянул Тайте, когда дверь за мужчиной негромко захлопнулась. — Мне казалось, вы хотели помочь парню, — вопросительно глянул на старика.

— До сих пор хочу, — вздохнул гавен, подпирая щеку кулаком. — Другое дело, что я слабо себе представляю, как именно это можно сделать.

Помощник обошел кресло, присел на пол и, вытащив письмо из вскрытого конверта, принялся лениво его проглядывать.

— Лет сорок назад поступок одного из нас был расценен "Мирлой" как нарушение договора, — Уиллард Хайг погрузился в воспоминания. — Община не захотела его выдавать, рен сказал, что его местонахождение неизвестно. Тогда казнили другого салума, не имевшего к этому делу никакого отношения. Пришли люди, "именем короля" и все дела, взяли первого попавшегося, провозгласили приговор и зарубили на глазах у всех. Чтоб мы знали свое место. Помнили, что находимся в подчиненном положении и не имеем права не повиноваться, — слепец, присутствовавший при этом событии, задумчиво закусил губу. — Конечно, мы тогда могли легко их всех перебить, — добавил он спустя весьма продолжительную паузу. — Ты не представляешь, как мы этого хотели. Тогдашний гавен не позволил. Сказал, что еще не время развязывать новую войну с королем. Что нам ее не выиграть. Что это приведет лишь к еще большему ухудшению нашего положения. И мы позволили им уйти невредимыми.

Тайте Оледа, уже неоднократно слышавший эту историю, рассеянно читал отчет Тависа Давиота, переписанный каллиграфическим подчерком Лаеса Дагена. Старик какое-то время молчал, погруженный в свои мысли.

— Кстати, ты заметил? — окликнул он вдруг помощника. — С каким интересом Фаер Калле слушал о моих опытах! Выходит, в его душе еще теплится огонек жажды познания. Несмотря ни на что, как бы он с этим ни боролся, истинное искусство задевает его за живое.

— Ага, я очень рад за вас, гавен, — отозвался собеседник, перелистывая страницу.

— Ты веришь ему, Тайте? — слепец снова принялся в задумчивости крутить кончик уса.

— Кому? Рену? — мужчина оторвал взгляд от текста. — Не знаю. Смотря, что вы имеете в виду.

— Как ты считаешь, я правильно сделал, что сказал ему о Райноре?

— Ну, да. В противном случае вы бы оказались в очень неудобном положении: вряд ли Найя смолчал бы о вашем с ним разговоре, — помощник снова погрузился в чтение. — Утаивание правды ничего бы не принесло.

— Я тоже так подумал, — проговорил Уиллард Хайг. — Ничего бы не принесло, — убрал руку от лица и выпрямился в кресле. — Ладно, что там за письмо?

* * *

Саквояжу Триши пришлось потесниться — теперь на той же лошади ехал и Рафферти. Буланый черногривый Лохмач не был рад дополнительному грузу, но его мнением никто не интересовался. Мальчишка вел себя смирно, изо всех сил стараясь не действовать барду на нервы. Тот решил пользоваться ситуацией и поручил ребенку везти лютню, освободив тем самым руки. Парнишка бережно держал музыкальный инструмент, преисполненный гордости за оказанное доверие, даже не догадываясь, что его просто использовали в качестве подставки. Четверо всадников неспешно ехали по дороге, изображая мирных путников, которым нечего бояться, некуда торопиться и не от кого скрываться.

— Ну, кажется, тут недалеко находится Штерзи, — Айрел старательно припоминал свои гастроли по этим местам. — Если не ошибаюсь, четыре дня пути от Эстоля.

— Хорошо, мне подходит, — согласилась Триша.

— Только мы вас туда не повезем, — продолжал бард. — Я всё еще надеюсь как можно скорее добраться до Ламара. Делать крюк и уходить гораздо западней этого направления не хочу. Придется тебе терпеть наше общество, пока не встретим городок по дороге.

— Ага, как угодно, — отозвалась девушка, лениво понукая свою мышастую кобылку.

— Какая-нибудь деревня тебя не устроит, как я полагаю? — уточнил музыкант.

— Нет, не устроит, — зевнула самозванка.

— Тогда, боюсь, наше совместное путешествие несколько затянется, — вздохнул Айрел. — Поблизости здесь больше ничего нет. Насколько я помню, удобней всего будет добраться до... — музыкант вдруг резко нахмурился и замолчал. — До Хольда, — закончил он мрачно.

— Что? До Хольда?! — Триша не поверила своим ушам. — Ну ты хватил! Наверняка же что-то ближе есть. Кеане, как у тебя с географией?

Мужчина, на ходу прибиравшийся в клетке, отстраненно пожал плечами. Листопад, заметив, что его седок занимался посторонними делами, придумал своевольничать, тормозить и отклоняться от маршрута, однако получил по соловому боку сапогом и быстро исправился.

— Считайте, скоро мы въедем в Ифайн, — принялась рассуждать девушка, перебирая ослабшие поводья. — Если не ошибаюсь, его столица находится сильно южнее, — самозванка наморщила лоб, вспоминая карту провинции. — Хольд так вообще на границе с Гармангахисом. А по пути нам... нам по пути...

— Пожалуй, Гединор, — отозвался Кеане. — Надо уточнить.

Айрел поморщился и отвернулся, досадуя на проснувшуюся у его спутника разговорчивость. Сложно было промолчать, что ли?

— А до него далеко? — деловито уточнила Триша.

— Понятия не имею. Ни разу прежде не бывал, только на карте видел, — салум, похоже, смирился с необходимостью поддерживать с девушкой общение и перестал ее игнорировать. — Он должен знать, — указал на барда.

Почувствовал обращенный на него злобный взгляд и с легким недоумением посмотрел на вдруг посуровевшего и напрягшегося спутника. Причину столь странной реакции на свои слова он не понимал.

— Не помню, — буркнул музыкант, замечая, что от него ждали какого-то ответа. — Давно там не был.

Гединор — единственный город Кендрии, куда он ни разу не приезжал с выступлениями. Риону так и не удалось убедить подопечного перестать глупить и включить его в какой-нибудь свой гастрольный тур — Айрел в этом вопросе был непреклонен. Гединор — город, в котором он родился и вырос, где жили его отец со старшим братом, где находилась могила матери и эта проклятая ткацкая мануфактура. Мужчина не собирался туда возвращаться — слишком болезненные воспоминания были связаны с этим местом.

Кеане о чем-то задумался.

— С детства? — уточнил он, внимательно наблюдая за спутником.

— Именно, — огрызнулся бард, сожалея, что в свое время рассказал салуму некие обстоятельства своей жизни. — С детства.

— Тогда на привале уточним маршрут, — оружейник, как ни в чем не бывало, обернулся к Трише. — Направляемся в Гединор.

Айрел мысленно перебрал все известные ему ругательства, в этот момент искренне желая спутнику исключительно мучительного загробья. Промолчал, сильнее стискивая поводья и стараясь не показывать своего отношения к данной перспективе: не хотел, чтоб девушка что-то заподозрила.

— Или тебе слабо? — незаметно для остальных прошептал Кеане, проводя Листопада мимо Серого и, не дожидаясь ответа, поскакал дальше, выбиваясь вперед.

Бард скрипнул зубами, с ненавистью глядя в удаляющуюся спину. Проклятый салум! Да чтоб горел он после смерти на костре из костей! Если он догадался, как манипулировать спутником, то теперь наверняка начнет развлекаться и бессовестно этим пользоваться.

Одиннадцать лет назад старая телега скрипела и подпрыгивала на ухабах, уезжая из Гединора: ее хозяин согласился подкинуть двух детей до Хольда — ближайшего города, где находилось отделение гильдии бардов. Ивар был хмур и задумчив, молча прижимал к себе младшего брата, заплаканного, обиженного, преданного, до этого дня считавшего, что у них хорошая и дружная семья, не готового к этому "не показывайся мне на глаза, пока не добьешься чего-нибудь сам". С тех пор Айрел доказывал, что ему "не слабо", что он может, способен, сделает: себе, отцу, всем сомневающимся и просто случайным людям. Это было сильнее его, неконтролируемая потребность, уже много лет во многом определявшая его жизнь. Без нее ему бы никогда не удалось добиться того, чего он достиг. Однако собственная неспособность противиться ей порой раздражала неимоверно.

— Эй, всё в порядке? — встревожено уточнила Триша, заметив выражение лица спутника.

Тот, скользнув по ней беглым взглядом, отвернулся, стиснул зубы и тоже пришпорил лошадь.

— Мне наплевать! — рыкнул бард салуму, обгоняя его.

12.

"Гнездо" располагалось в сутках пути от Обхарнайта. Несмотря на близость к столице, места здесь были пустынные. Гористая почва не способствовала занятию земледелием, а скудная растительность — скотоводством, так что люди, если и пытались тут обосноваться, то долго не задерживались. Старый замок, притулившийся вдали от посторонних глаз, стоял памятью одной из таких попыток. После подчинения салумов его величеством Ульгартом, сюда переместили их общину, сравняв прежнее обиталище с землей. Крепость реставрировали, расширили, снабдили дополнительными удобствами типа полигона. Немногочисленные слуги давали клятву именем Владычицы вечно молчать об обстоятельствах своей работы, для случайных путников и прохожих всегда была наготове легенда об обитающем в замке закрытом религиозном ордене, а раз в неделю у его ворот останавливалась подвода со свежими продуктами. В настоящий момент же из них выезжали три пары всадников.

Фаер Калле решил перестраховаться и выслал людей не только за Райнором — на случай, если гавен по какой-то причине хотел выгородить истинного виновного, подставив парня. Каждая двойка имела при себе по керамическому колокольчику. Все салумы вылепливают по такому сразу же после обряда посвящения. Глина сохраняет в себе отпечаток их новообретенных сил, а затвердев, начинает реагировать на своего создателя — чем ближе к нему находится, тем сильнее вибрирует. Обычно в подвале "гнезда", где хранятся все колокольчики, стоит непрекращающийся монотонный звон, лишь пара-тройка из них висит неподвижно, не внося своего вклада в общий гомон, — их хозяева куда-то отъехали. Наблюдение за поведением корявой, выполненной неумелыми детскими руками поделкой — не самый удобный способ искать человека. Однако, играя в "горячо-холодно", всё же куда проще его найти, чем вовсе без подсказок.

* * *

— Очень плохо. Заново.

Рафферти послушно начал сначала. Уже в десятый раз за последние полчаса. Вердикт "отвратительно", неизбежно получаемый им до этого, сменился просто "очень плохо", что, по мнению ребенка, свидетельствовало о существенном прогрессе с его стороны.

Путники обосновались на окраине деревни: не смогли найти гостеприимного дома, согласного приютить незнакомцев на одну ночь даже за деньги. Впрочем, им удалось прикупить продуктов, а девушка была полна решимости до вечера утрясти вопрос с ночлегом и даже осталась в селе "налаживать контакты", так что по этому поводу никто особо не переживал. Бард лениво жевал свежий хлеб, пальцами вырывая из буханки еще теплый мякиш, и отстраненно прислушивался к многострадальной уже набившей оскомину мелодии.

— Неритмично, — прервал он ученика. — Попробуй играть медленней.

Мальчишка принялся дергать струны реже, от усердия прикусывая кончик языка. Кеане сидел спиной к своим спутникам, наблюдая за каким-то масштабным строительством, ведшимся чуть в отдалении. Посреди поля высились неотделанные кирпичные стены с высокими оконными проемами, громоздились кучи песка и камня, суетились люди, таскаясь туда-сюда с носилками.

Айрел уже почти доедал буханку, когда вернулась Триша. Деловая, торопливая, сосредоточенная.

— Пошли, пошли, нечего рассиживать! — велела она нетерпеливо, подхватывая свою лошадь под уздцы. — Я нашла человека, согласного приютить нас на одну ночь. Кстати, если что, мы с вами из Штерзи, родились и выросли в Примостовом квартале. Вы трое — братья, я твоя жена, — "обрадовала" она Айрела. — Кеане, тебя это тоже касается! Идемте, пока он не передумал!

— Эх, давненько я не бывал в Штерзи, — вздохнул хозяин дома. Его глаза подернулись мечтательной дымкой. — Уж лет десять как оттуда съехал. Ведь какое дело-то было: лавку свою за долги продать пришлось, с квартиры меня погнали, тяжелые времена начались. Что делать? Дядька мой давно к себе в село зазывал — помощник ему в хозяйстве требовался. Я сначала ерепенился: как это так, я, горожанин, буду за свиньями ходить да в земле ковыряться?! Однако как навалились проблемы, так и подумал, что ничего, свыкнусь, гордость свою послал к салумам на посиделки, вещички собрал да приехал.

Гости сидели рядком на лавке через стол от него и вежливо слушали. Хозяин дома, человек простой и незатейливый, похоже, решил, что раз разговор шел лишь о ночлеге, то предлагать "землякам" угощение и не нужно.

На окошке висела замызганная выцветшая занавеска, сквозь давно не мытые стекла виднелся двор с матерой, заляпанной жидкой грязью свиньей, с удовольствием чесавшей щетинистую спину о покосившийся плетень. Убранство избы тоже оставляло желать лучшего и молило о генеральной уборке: закопченный потолок, неровный липкий пол, засаленный стол и расшатанные лавки. На подоконнике лежали дохлые мухи. Въевшийся запах молока, сладковатый, густой и навязчивый, перебивал даже пытавшийся проникнуть с улицы навозный дух. С тихим скрипом покачивалась приоткрытая дверь. Триша натянуто улыбалась и надеялась от своих спутников понимания того что "что-то", лучше чем "ничего".

— Кстати, — оживился мужчина. — Как там Китана Красная поживает? Жива еще, милая старушка?

— Э-э-э... — девушка спешно соображала, что лучше: признаться, что они не знакомы, наплести о прошедших в прошлом месяце похоронах или наврать чего-нибудь нейтрального, в равной степени относящегося к большинству пожилых женщин.

Айрел бросил на спутницу тревожный взгляд и, прежде чем та успела что-то сказать, встрял в разговор.

— Когда мы виделись в последний раз, она пыталась повиснуть у меня на шее и делала недвусмысленные предложения, — быстро проговорил он.

Хозяин дома одобрительно расхохотался и хлопнул по столу грубой ладонью с пятнами въевшегося в кожу травяного сока.

— Молодец бабка, не теряется. Своего никогда не упустит, — мужчина ухмыльнулся своим воспоминаниям.

Триша, полагавшая, что женщина, удостоенная определения "милая старушка", почти обязана быть скромной, улыбчивой и дружелюбной, с морщинками вокруг глаз и платочком на голове, порадовалась, что не успела высказаться. Недоверчиво глянула на "супруга" — тот, правда, знал, о ком речь, или просто удачно догадался?

Рафферти был мрачен и угрюм: сама идея братства, пусть даже мнимого, с этими людьми глубоко ему претила. Кеане зевал и наблюдал за свиньей в окошке, полагая, что его активного участия в разговоре не требовалось.

— Не обращай внимания, парень, — сказал мужчина, проследив за его взглядом. — Это барон себе усадебку разбивает.

Салум, недоуменно глянул на местного жителя, не сразу сообразив, о чем тот говорил, потом пригляделся — из окна виднелась стройка.

— Места другого не нашел, — раздраженно ворчал хозяин дома. — На этом поле всю жизнь пшеницу сеяли да рожь, а ему домину себе там отгрохать приспичило. С садом небось еще да фонтаном. Кирпича навезли, песка натащили, теперь чуть ли не круглосуточно молотками стучат. Вчера вон стекло уже доставили. У нас тут детишки как-то на стройку залезли, камушки какие-то поиграть взяли, а сторожа их заловили. Ладно хоть не покалечили, парой подзатыльников ограничились. Однако воплей потом было... Такой хай поднялся, будто казну королевскую вынесли.

— И много стекла? — Кеане, задумчиво прищурившись, разглядывал возвышавшиеся вдалеке красные стены.

— Ты что, правда, из Штерзи? — поинтересовалась Триша, когда хозяин дома ушел заниматься своими делами.

— Нет, просто несколько раз там бывал, — Айрел скептически оглядывал выделенную им комнатенку.

— И знаешь эту бабку? — девушка недоверчиво изогнула бровь.

— Китану Красную в городе знают все, — бард кинул свою сумку на пол. — Местная знаменитость.

Триша, втайне надеявшаяся, что музыкант поможет ей таскать саквояж хотя бы на время их мнимого брака, решила расстаться с иллюзиями. Перевела оценивающий взгляд на Рафферти. Мальчишка сидел у окна и старательно терзал лютню, отрешившись от мира. Придя к выводу, что его сначала придется хорошенько раскормить, чтоб иметь возможность плодотворно эксплуатировать в дальнейшем, девушка с тяжким вздохом в который уже раз ухватилась за ручки своего багажа. Вдруг вспомнила, что есть еще и третий вариант.

— А куда Кеане делся? — самозванка подняла голову и вопросительно глянула на Айрела.

— Понятия не имею, — отозвался тот. — Он передо мной не отчитывается. Стой, — отвлекся на пацаненка. — Не слышишь, что ли, что неправильно?! Еще раз с самого начала.

Не вернулся салум и к вечеру.

Уже вторую ночь подряд бард просыпался оттого, что его бесцеремонно трясли за плечо. Поскольку он серьезно рассчитывал наверстать часы упущенного в прошлый раз сна, это не особо его обрадовало. Нехотя открыл глаза и сфокусировался на Кеане, сидевшем напротив него на корточках. Желание послать салума лесом подавил, понимая, что причина у него почти наверняка была важная. Убедившись, что добился к себе внимания, оружейник предостерегающе приложил палец к губам, приглашающее махнул рукой в сторону двери и поднялся. Айрел глянул на спящих спутников, осторожно, чтоб их не разбудить, вылез из-под выделенного хозяином дома пледа и прокрался к двери следом за спутником.

— Что-то случилось? — встревожено прошептал он, выскакивая босиком на крыльцо.

Мужчина снова сделал жест идти за ним и быстро пересек двор. Не понимающий, что происходит, однако заранее ничего хорошего не ждущий музыкант тоже ускорился.

— Ты, может быть, хотя бы объяснишь, куда мы идем?! — когда Кеане ничего не сказал и после того, как они вышли за пределы деревни, бард предположил, что, похоже, разбудили его всё же из-за какой-то ерунды: будь это что-то срочное, спутник вряд ли бы стал так тянуть время.

— Изучать окимму, — шепнул оружейник, уверенно шагая куда-то в поля.

Айрел промолчал, осмысливая услышанное. Очень пожалел, что впопыхах не надел сапоги — комья сухой почвы и стерня кололи босые ноги. Пошел медленней, а потом и вовсе остановился.

— Ты привязал кого-то к дереву? Мне придется его убить? — нахмурившись, с опаской глядел в спину быстро удаляющегося спутника. — Надеюсь, это хотя бы не человек?

— Никого убивать не придется, — Кеане тоже остановился и обернулся.

Барду показалось, что тот начинал раздражаться.

— А как тогда? — музыкант скрестил на груди руки.

Салум несколько секунд смотрел на Айрела с едва прикрытым недовольством, словно размышляя, зачем он вообще с ним связался и почему до сих пор не бросил на произвол судьбы. Вздохнул. Похоже, ему настолько не терпелось поскорей приступить к исследованиям, что все задержки в пути изрядно его нервировали.

— Стекло. Ты сам говорил, что оно бьется при воздействии окиммы, — преувеличено терпеливо ответил оружейник.

Бард недоуменно моргнул. Обдумал идею, а не позлить ли спутника еще немного в отместку за провокацию с Гединором, потом вспомнил о разнице в силе и решил на всякий случай не рисковать. Послушно побрел вперед, стараясь ступать аккуратней. Убедившись, что музыкант перестал тормозить, Кеане развернулся и снова устремился в одному ему известном направлении. Айрел наступил на засохшую колючку и болезненно поморщился. Заметив, что спутник ушел далеко вперед, тряхнул ногой, и побежал его догонять, стараясь не обращать внимания на несильную, но крайне неприятную боль.

— Долго еще? — спросил он, поравнявшись с оружейником.

Деревня уже скрылась из виду, недостроенная усадебка осталась еще дальше. Впереди из темноты постепенно проступали силуэты редких деревьев. Ночь была светлой, поле просматривалось вдоль и поперек, так что не приходилось опасаться столкновения с чем-то вроде стога сена или заблудшей овцы. Стерня сменилась мягкой травкой — зона покосов закончилась.

— Не очень, — Кеане перешагнул через поросшую земляничником кочку.

— Чудно, — Айрел ушиб мизинец о затаившийся в зарослях камень и в очередной раз взгрустнул об оставленных сапогах. — Боюсь, деревне придется пережить очередной хай, когда строители обнаружат пропажу стекла, — выдавил он сквозь зубы, стараясь внимательней смотреть под ноги.

Бард не сомневался, что его спутник умудрился обокрасть усадебку никем не замеченным, так что все последствия, скорее всего, падут на ни в чем не повинных крестьян.

— Не обязательно. Я предпринял меры.

Музыкант недоверчиво уставился на собеседника. Понял, что не способен придумать, что за меры тот мог предпринять в данных обстоятельствах, и решил не забивать себе голову.

Скоро певец заметил стекло. Его обернутые плотной бумагой стопочки лежали у корней одного из деревьев и издалека казались не то камнями, не то кочками. Мужчина прошел бы мимо, не устремись его спутник прямо к ним.

— Значит так! — объявил Кеане, держа в руках пластину стекла. — Сначала выясним радиус действия. Стой тут, я отойду вон туда, — оружейник махнул в сторону черневшего вдалеке пня, — и буду медленно к тебе приближаться. Хотя нет. Сначала покажи мне, как она работает.

— Ты же уже видел, — зевнул Айрел.

Умом он понимал, что обязан знать, на что способно его оружие, однако предпочел бы это выяснить как-нибудь в другой раз, желательно днем. Пришлось напомнить себе, что подобный такой шанс может выпасть нескоро, а вот сон еще удастся наверстать.

Салум стоял неподвижно и давил собеседника тяжелым взглядом, не собираясь комментировать его последнее высказывание.

— Ну? — с нажимом проговорил он спустя несколько секунд.

Музыкант со вздохом активировал окимму. Черная лютня послушно возникла, приятно оттянув своим весом ладонь. Певец устроил ее в руках, осторожно провел пальцами вдоль струн, ощупал гриф, полюбовался игрой лунного света на полированном корпусе. Заметив, что оружейник стал каким-то недобрым, решил прекратить действовать ему на нервы.

— Ты уверен, что хочешь держать это в руках? — будничным тоном поинтересовался бард у нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу собеседника.

Немного подумав, Кеане прислонил стекло к стволу ближайшего дерева и отбежал в сторону. Замер. Айрел снисходительно на него глянул, картинно откашлялся, принял одухотворенный вид, занес руку и в драматичном жесте опустил ее на струны. В воздухе повисло чистое протяжное "до". Спустя секунду взвился рой острых брызг. Мужчины рефлекторно отшатнулись и зажмурились. Музыкант осторожно приподнял одно веко и осмотрелся.

— Ну вот. Нагляделся? — покосился он на телохранителя.

По лицу последнего медленно расползалась улыбка. Салум обратил на спутника горящие восторгом глаза, развернулся и побежал за следующим листом стекла — чтоб не перебить их все разом, от "склада" отошли подальше.

— Как мало человеку для счастья надо, — подумал Айрел, провожая взглядом непривычно оживленного оружейника.

Кеане вернулся, принеся в том числе и небольшое полешко.

— Теперь выясним радиус действия, — объявил он, удобней ухватывая впивавшуюся ему в ладонь стеклянную пластину. — Когда махну рукой, начинай играть.

Пошел к едва различимому в темноте пню. Музыкант вздохнул, окончательно смиряясь с тем, что, похоже, до утра они с этим делом не закончат, и принялся отстраненно подкручивать колки. Где-то неподалеку стрекотал одинокий кузнечик, со стороны деревни доносился глухой собачий лай. Ветер холодил стриженую голову, забирался под рубаху и гонял по коже стайки мелких мурашек. Босые ноги уже начинали неметь на стылой земле. Мужчина пошевелил пальцами, чтоб немного согреться и разогнать кровь. Посмотрел вслед Кеане, проверяя, добрался тот, куда хотел, или еще нет. Темный силуэт остановился, наклонился, снова выпрямился, отошел на несколько шагов в сторону и взмахнул рукой. Айрел дернул первую попавшуюся струну. Взрыва не последовало. Салум присел на корточки возле прислоненного к пню стекла и принялся его разглядывать. Заинтересовавшись, музыкант тоже подошел посмотреть. Вся поверхность пластины была покрыта сетью трещин.

— Ты запомнил, где стоял? — оружейник, похоже, не одобрил проявления носителем любопытства.

— Ага, — рассеяно отозвался музыкант.

Кеане ткнул стекло пальцем. То рассыпалось на куски.

— Попробую отойти еще дальше, — задумчиво протянул он, поднимаясь на ноги. — Возвращайся на место, — пошел за новым "смертником".

На третий раз пластина совершенно не пострадала — оружейник встал слишком далеко. Того это, похоже, лишь воодушевило еще больше. Айрел, позевывая, сонно наблюдал за тем, как салум перемещал стекло всё ближе и ближе к нему, подпирая его своим полешком, и послушно дергал струны на каждый взмах его руки. Вдруг при очередном осмотре подопытного на наличие повреждений, Кеане оживился, развернулся и пошел в сторону барда, считая шаги.

— Шестьдесят три! — провозгласил он, подходя к нему вплотную.

— Что? Оно всё-таки потрескалось? — снова зевнул бард.

— Что значит "всё-таки"? — мрачно поглядел на него собеседник. — Появилась тонкая трещина. Добей эту пластину, и я схожу за новой — определим, на каком расстоянии повреждения становятся смертельными.

Айрел, не двигаясь с места, принялся нехотя наигрывать мелодию, которую они разбирали с Рафферти. Кеане, видимо, рассчитывавший, что тот подойдет ближе и эффектно ее взорвет, казался немного раздраженным. Спустя пару куплетов послышался тихий звон. Осколки опали на землю.

— Они смертельны внутри всего радиуса действия, — вздохнул музыкант, останавливая струны ладонью. — Просто где-то надо больше времени, где-то меньше.

— Сейчас выясним, на каком расстоянии последствия наступают быстрее всего, — упрямо заявил оружейник. — С одного звука, — развернулся и ушел за новым стеклом.

Бард решил не спорить.

Определили, что взрываться "смертники" начинали на тридцать пятом шаге. Кеане с жалостью смотрел на стопочку неизрасходованных пластин — ему в голову не приходило, что еще можно было узнать с их помощью. Айрел подумал, что, возможно, разные ноты, разные мелодии и разная тональность как-то отличались в своем воздействии, но, покосившись на спутника, мудро решил промолчать: опытам до утра он предпочитал хоть немного сна.

Утро далось ему тяжело. Мужчина сидел за столом, клевал носом и из последних сил боролся с желанием улечься прямо тут. В этот момент он искренне, всей душой ненавидел салума. Миска ароматной горячей каши немного отвлекала от сознания степени недосыпа и с горем пополам удерживала в мире яви. Кеане тоже выглядел помятым и не очень бодрым даже по своим меркам, но держался на порядок лучше. Триша с удивлением смотрела на еле живого спутника, слабо ковыряющегося ложкой в завтраке. Насколько она помнила, спать они ложились одновременно, а вот проснулась девушка куда раньше, чтоб успеть приготовить поесть — хозяин дома разрешил ей воспользоваться печкой и продуктами, при условии, что его тоже накормят.

— У тебя что, бессонница была? — поинтересовалась она, гадая, как при этом можно было настолько не выспаться.

Айрел буркнул что-то неразборчивое и недружелюбное, мрачно покосившись на сидевшего рядом оружейника. Рафферти торопливо доедал свою кашу, надеясь успеть немного позаниматься до отъезда — Гединор, в котором их с бардом пути должны были разойтись, находился всего в трех днях пути. Гостеприимный хозяин дома к столу еще не садился — ушел по делам куда-то в деревню.

— Нет, вы представляете?! — воскликнул он, с грохотом распахивая скрипучую дверь и возникая на пороге.

Путники дружно вздрогнули от неожиданности. Даже бард немного проснулся.

— Мне сейчас соседка сказала, что на стройке ночью ерунда какая-то творилась, — мужчина прямо в сапогах целеустремленно прошагал к столу, плюхнулся на скамью и подвинул к себе ближайшую миску. — Якобы поутру сторожей нашли без сознания. Пришли рабочие из своего лагеря, а те лежат кружком, раскинув руки. Лица сажей измазаны, а на закрытых глазах по монетке.

Айрел медленно перевел на Кеане мрачный взгляд. Меры принял, раздери он сам себя!

— Наверное, это пакостники шалили, — глубокомысленно произнес тот, неспешно жуя.

За столом повисло недоуменное молчание. Салум спокойно отхлебнул молока, игнорируя обращенные на него взоры, гадавшие, говорит ли он серьезно или пытается шутить.

— Не знаю я, кто именно там шалил, — хозяин дома, так и не придумав, как реагировать на слова гостя, решил от него не отставать и принялся бодро чавкать кашей, — однако спрашивать наверняка с нас будут. Одна надежда, что им хватит самовлюбленности счесть, будто никому из деревенских не под силу сторожей пришибить так, что те и пикнуть не успели.

— Они в себя-то пришли? — Триша внимательно наблюдала за своими спутниками.

— Да, очухались. Говорят, сами не поняли, что произошло.

Рафферти отодвинул от себя пустую миску, в два глотка допил молоко, торопливо вскочил из-за стола и убежал в комнату. Скоро оттуда уже доносились неуверенные музыкальные звуки. Айрел старательно делал вид, что не замечает подозрительного взгляда девушки, и продолжал вяло ковырять свою кашу. Хозяин дома доел в мрачном молчании и ушел на улицу.

— Так. Только честно. Это вы сделали? — с угрозой в голосе шепнула Триша, подаваясь вперед.

Бард покосился на оружейника. Тот в свою очередь задумчиво разглядывал закопченный потолок, не торопясь с ответом. Девушка убедилась, что не ошиблась в своем предположении.

— Ну и зачем? — вздохнула она.

— Было... очень скучно, — проговорил салум, немного поразмыслив.

Триша какое-то время буравила его выразительным взглядом, потом закатила глаза, покачала головой, встала из-за стола и тоже ушла в комнату. Мужчины остались вдвоем.

— Похоже, про стекло они пока не поняли, — предположил Кеане.

— Ты б еще голубя нарисовал, — буркнул Айрел, убеждаясь, что их никто не слышал.

— Баловство не по нашей части. Не надо создавать у людей превратного представления о салумах.

— По мне так всё, что о вас думают в народе, и так не соответствует действительности, — бард зевнул и потер глаз кулаком.

— Да, но если нас начнут подозревать в порче молока, воровстве пуговиц или спутывании лошадиных хвостов, лично мне будет очень обидно, — Кеане сложил на столе руки, пристроил поверх них голову и тут же задремал.

Музыкант с трудом поборол желание сделать ему какую-нибудь гадость. Обдумал идею пойти в соседнюю комнату и поспать — треньканье Рафферти вряд ли бы ему помешало.

— Так, подъем, — без особого дружелюбия велела Триша, кое-как перетаскивая свой саквояж через разделявший два помещения порожек. — Не стоит обременять этот гостеприимный дом своим присутствием дольше необходимого.

Айрел, уже почти решивший, что идея была стоящей, и собиравшийся идти воплощать ее в жизнь, разом помрачнел.

— Пошли-пошли, — от девушки не укрылось его недовольство. — Пока поисками загадочных ночных "пакостников" со всем рвением не озаботились.

Желание спорить и неповиноваться тут же ушло. Бард обреченно вздохнул и нехотя вылез из-за стола. Чуть подумал и с гаденькой ухмылкой растолкал спящего Кеане. Рафферти, которого в причины спешки посвятить не удосужились, тоже не особенно радовался столь раннему отъезду, но его мнением никто не интересовался.

* * *

К Гединору путники подъехали спустя три дня, как и планировали. Город был одним из крупнейших населенных пунктов Ифайна — одной из провинций, граничащих с Киршем, располагался в низине меж двух рек, Лайлеты и Гельди, нельзя сказать, что процветал, но и не бедствовал. Айрел мрачно озирал открывавшуюся перед ним панораму: гребни крыш, редкие башенки, шпиль с позолоченным шаром на вершине — главный гединорский храм Давианы. Ничто не изменилось за все эти годы. Бард всё ближе и ближе подъезжал к прошлому и злился на себя за то, что хотел развернуть лошадь и, придумав какую-нибудь глупую причину, поскакать в обратную сторону.

Проезжая городские ворота, он тревожно скользнул взглядом по лицам местных жителей, словно опасаясь с первой же минуты пребывания на родине наткнуться на толпу друзей детства, соседей, случайных знакомых и прочего люда, которые непременно его сразу же узнают и полезут общаться. Со смесью облегчения и легкого разочарования понял, что всем было на него наплевать.

Остановились путники в первой попавшейся гостинице, дешевой и не очень чистой.

— Вот и оно, место, где разойдутся наши пути, — провозгласила Триша, беря ключ от их с Рафферти номера. — Кеане-Кеане, давай ты хотя бы на прощание мою сумочку поносишь, а? — предложила она, глядя на оружейника с напускной душевностью. — Просто до комнатки помоги дотащить, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! — добавила она, заметив, что мужчина, вместо того, чтоб без колебаний проигнорировать ее просьбу, оценивающе посмотрел на саквояж, словно размышляя, а не сделать ли в этот раз исключение.

Салум скользнул по девушке ничего не выражающим взглядом и нехотя потянулся к ручкам ее багажа. Айрел, пребывая в самом мрачном настроении, направился в комнату, не дожидаясь спутников. Прямо в обуви плюхнулся на кровать и закрыл глаза. Спустя пару минут дверь отворилась и снова захлопнулась, послышались неспешные шаги, негромкий стук бросаемых на пол вещей. Последовавшая затем тишина сменилась сочным хрустом. Бард раздраженно поморщился и решил при первой же возможности добраться до банка и снять немного денег — проживание из соображений экономии на одной территории с Кеане начинало его нервировать. Мужчина приподнял веки и без особого дружелюбия покосился на оружейника. Тот сидел на своей кровати, задумчиво жевал очередное яблоко и наблюдал за музыкантом. Устроившийся у него на плече хомяк, на время выпущенный из клетки, тоже грыз выделенный ему кусочек фрукта и пялился на Айрела, словно подражая своему хозяину. Заметив обращенный на него взгляд, салум помахал рукой, призывая не обращать на него внимания. Бард решил не связываться, отвернулся и сделал вид, что собирается поспать. Какое-то время лежал неподвижно, погрузившись в свои мысли.

Что ж, вот он и дома... Не прошло и двенадцати лет. Певец поймал себя на том, что нервно барабанит пальцами по одеялу, и в раздражении затолкал ладонь под подушку. Глубоко вздохнул, пытаясь расслабиться. Очень быстро понял, что у него это вряд ли получится. Встал с кровати и прошелся по комнате из угла в угол. Глянул в окно. Немного потоптался в нерешительности, потом резко развернулся, прошагал к двери, порывисто ее распахнул и, выйдя за порог, громко захлопнул.

* * *

Триша, сидя на кровати, лениво проглядывала стащенный из фойе гостиницы вчерашний номер "Ведомостей Ифайна" — небольшой гединорской газетенки. Девушка считала необходимым быть в курсе событий, произошедших в месте, куда ее занесла судьба: мало ли, как их можно использовать себе на пользу?

— Эй ты, — услышала она угрюмый оклик. Нехотя подняла голову, давая себе зарок как-нибудь выкроить время и провести с ребенком воспитательную беседу о манерах в общем и об обращении к старшим в частности.

Рафферти стоял со своим обычным выражением лица, предвещавшим важный для него разговор.

— Дай мне денег, — буркнул он, исподлобья глядя на "работодательницу". — В счет будущего заработка.

Судя по топорщащейся челке, пацаненок снова пытался добавить ей мужественности.

— Для чего тебе? — Триша оценивающе рассматривала стоявшую перед ней фигурку, отстраненно думая о том, что не помешало бы добыть ребенку новой одежды.

— Тебя не касается. Надо, — Рафферти насупил брови и сурово поджал губы.

Девушка вздохнула.

— Послушай, Раф. Когда тебе что-то нужно от другого человека, маленькое "пожалуйста" никогда не бывает лишним, — выразительно посмотрела на собеседника, ожидая его реакции.

Мальчишка стоял, переваривая информацию и раздумывая, насколько та шла вразрез с его убеждениями. В итоге пришел к выводу, что через себя можно и переступить. Переступил.

— Ладно, держи, — удовлетворившись жалким вымученным "пожалуйста", Триша порылась в кошеле и протянула парнишке горсть самых мелких монет.

Тот кисло оглядел кучку металла и с написанной на лице мыслью "с поганой овцы хоть шерсти клок" куда-то удалился. Девушка добавила пару тезисов в свою будущую лекцию о правилах поведения и вернулась к чтению. Один из заголовков на третьей странице зацепил ее взгляд.

ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ГАЙДОР II В ЗАТРУДНИТЕЛЬНОМ ПОЛОЖЕНИИ!

Кирш на пороге гражданской войны?

"Как нам стало известно из достоверного источника, у нашего близкого соседа, бывшего нам и верным союзником, и непримиримым врагом, настали нелегкие времена. Согласно нашему осведомителю, главы трех кланов Кирша недовольны политикой ныне правящего великого князя Гайдора II, 17 лет назад взявшего в свои руки бразды правления страной после преждевременных смертей своего брата и племянника. Верхи Кирша пока не хотят придавать свои разногласия огласке, однако все мы помним, чем закончилось противостояние великого князя и главы клана Роттери сто тридцать лет назад. Если учесть, что в этот раз изволят негодовать аж три клана из семи существующих, можно представить размер трагедии, неизбежной в случае, если их главам не удастся договориться с его величеством Гайдором. Остается надеяться, что все эти внутренние разногласия Кирша никак не скажутся на нас, жителях Ифайна и прочих провинций Кендрии..."

Дочитав, Триша отложила газету в сторону. Горестно вздохнула. Эх, на "чудесном спасении" Кадара в данных условиях можно было бы столько всего провернуть ... Впрочем, мошенница прекрасно понимала, что, появись ныне в Кирше якобы уцелевший княжич, жизнь его была бы крайне насыщенной и, вполне возможно, весьма недолгой. Толкать Айрела на такой риск она бы не решилась. Да тот бы и не согласился. Триша снова горестно вздохнула и задумалась, что ей делать дальше, раз уж на планах по использованию барда можно было окончательно ставить крест.

* * *

Музыкант медленно брел по городу, напряженный и настороженный, краем глаза наблюдая за прохожими, опасаясь увидеть кого-нибудь знакомого. В очередной раз мужчина отметил, что Гединор практически не изменился за прошедшие годы. Вот он идет по Булыжному переулку. Двухэтажный желтый дом справа — раньше здесь располагался магазин игрушек. А сейчас... Певец остановился и посмотрел на витрину. За стеклом, как и прежде, возвышалась пыльная тумба, на которой рядами сидели плюшевые медвежата да тряпичные куклы в аляповатых шляпках, блестели красными лакированными мундирами деревянные солдатики. Бард нехотя пошел дальше.

А за этим поворотом находилась статуя какого-то видного ученого, родившегося в Гединоре. Дойдя до конца здания, певец скользнул взглядом в проулок — благообразный бронзовый, позеленевший от времени старец в струящейся мантии действительно стоял на своем месте, горделиво выпятив грудь. По его лысой макушке, сыто курлыча, прохаживался жирный голубь. Айрел миновал памятник, не задерживаясь.

Прежде он часто бегал этой дорогой — из дома к главной городской площади, где выступали заезжие барды, и обратно. Ноги сами шагали по известному с детства маршруту, автоматически сворачивая, где нужно. Не успел музыкант опомниться, как сообразил, что те привычно привели его домой: оставалось лишь обогнуть последнее здание.

Мужчина остановился и нахмурился. К своему неудовольствию заметил, что ладони у него предательски взмокли.

Буквально в нескольких шагах от него находилась маленькая ткацкая мануфактура. Четыре станка ютились в большом зале, а в примыкавшей к нему комнатке, выходившей дверями на улицу, размещался небольшой магазинчик — когда-то Айрел не раз стоял за его прилавком, отрешенно ожидая, когда его сменит кто-нибудь из старших. И сейчас на цепях над входом поскрипывает тяжелая доска-вывеска с намалеванной белой краской надписью "Ткани Ландри Керрана". На втором этаже дома — жилые помещения, из окна бывшей детской, наверное, всё так же открывается вид на Короткий переулок и кусочек шпиля храма Давианы, выглядывающий из-за скатов крыш.

Поколебавшись, мужчина прислонился к стене здания и, убедившись, что никто не обращал на него внимания, осторожно выглянул из-за угла.

"Часовая мастерская Вигли Спота" — гласила надпись над дверью.

Айрел недоуменно моргнул. Перечитал вывеску. Огляделся. Нет, он не перепутал адрес: вон аптечная лавка, рядом возвышается массивное крыльцо больницы. Когда-то бард жил именно здесь, никаких сомнений. Чуть поколебавшись, мужчина покинул свое укрытие и медленно подошел к дверям. Какое-то время он стоял у входа, рассеянно пялясь на вывеску. Сквозь стекло витрины виднелось убранство помещения: часы, большие и маленькие, стояли на полках, беспорядочно висели на стенах; прилавок, на котором прежде отмеряли ткани, сменился небольшим столиком. За последним сидел незнакомый Айрелу человек, низко склонившись над разобранным механизмом. Еще немного посомневавшись, бард собрался с духом, толкнул дверь и вошел внутрь. Звякнул колокольчик, мужчина за столом поднял голову.

— Добрый день, — неуверенно поздоровался музыкант, блуждая взглядом по сторонам. — Мне говорили, что здесь находится магазин тканей. Он что, куда-то переехал?

— Не знаю, — часовщик равнодушно пожал плечами. — Я уж три года как снимаю тут помещение. Понятия не имею, что находилось здесь прежде. Никогда не интересовался.

Айрел постоял немного в задумчивости.

— Тогда извините, — развернулся и вышел.

Оказавшись на улице, растерянно огляделся, не зная, что делать дальше. Зацепился взглядом за аптечную вывеску. Насколько он помнил, хозяин лавки порой захаживал в гости к его отцу и поддерживал с ним что-то типа товарищеских отношений. Глубоко вздохнув, бард зашагал к облупленной зеленой двери, убеждая себя, что аптекарь вряд ли сможет его узнать спустя столько лет.

Тот почти не изменился: всё так же сидел, развалившись на расхлябанном стуле и лениво почесывал толстое, обтянутое белым передником пузо, щурясь от падавшего ему на лицо солнечного света и с нетерпением дожидаясь окончания рабочего дня. Хлопок двери мужчина проигнорировал.

— Добрый день, — вывел его из состояния блаженной дремы резковатый и чуть нервный голос.

Аптекарь приоткрыл один глаз и покосился на посетителя. Неторопливо его оглядел, соображая, кем тот мог быть, и видел ли он его прежде. Айрел, изо всех сил старавшийся не выдать своего напряжения, немного расслабился: похоже, его действительно не узнавали.

— Ну здравствуйте, — задумчиво проговорил уже немолодой грузный мужчина, почесывая седеющую бакенбарду. — Что-то желаете?

— Я спросить хотел. Возможно, вы знаете, что стало с магазином тканей Ландри Керрана? — бард старался звучать равнодушно и даже небрежно.

— А вам зачем? — аптекарь чуть прищурил приоткрытый глаз.

— Меня товарищ просил узнать, как дела у его семьи, — быстро нашелся Айрел. — Ивар Керран. Я всё равно в эти места ехал, потому согласился посмотреть, — бард помолчал, ожидая реакции собеседника. Убедившись, что тот отвечать не торопился, продолжил. — Я практически уверен, что пришел по нужному адресу, однако вместо ткацкой мануфактуры нашел какой-то магазин часов. Попытался расспросить его владельца, однако тот сам ничего не знает. Решил поговорить с соседями — вдруг кто-то из них в курсе.

Аптекарь изучал музыканта еще несколько секунд, потом открыл второй глаз и с тяжким вздохом сел прямо.

— Ивар, говорите, — буркнул он, поелозив на шатающемся стуле. — Как же, помню, помню. Хороший паренек, нравился мне всегда. Как у него дела?

— Благополучно, — Айрел изредка переписывался с братом, так что имел представление об его жизни. — Пару месяцев назад получил очередное повышение.

— Хорошо, — мужчина задумчиво покивал головой. — Молодец, рад за него, — помолчал, хмуря кустистые брови. Бросил на собеседника испытующий взгляд. — Нет больше мануфактуры Керрана. Да и самого его тоже. Уж лет шесть как.

Бард похолодел, к своей легкой досаде осознавая, что так и не смог полностью выбить из себя привязанность к бросившим его людям.

— Проблемы-то у него уже давно начались, — продолжал аптекарь, отстраненно вертя в ладони взятый с прилавка пузырек. — Лет двенадцать назад, пожалуй. Вроде денег у кого-то в долг взял, а вернуть не получилось. Надеялся расплатиться, однако всё как-то круто так обернулось... Когда понял, во что ввязался, рыпаться поздно стало. Только и успел, что меньших сыновей из дома отослать — старший-то подле него всегда был, равно с отцом уже в том болоте увяз. Еще лет пять они продержались, а потом как покатилось... Я тогда советовал ему к младшенькому, Айрелу, за помощью обратиться — он в ту пору уже высоко забраться успел, должен был прилично зарабатывать, хотя б частично долги-то погасить мог, а Ландри рогом уперся, мол он детей специально от себя отвадил, чтоб те к этому делу отношения никакого не имели, чтоб им его ошибки расхлебывать не пришлось. Упрямый был, стервец. Уговаривал я его, уговаривал — всё без толку. Сказал, что сам со всем разберется. Как же, разобрался. Сначала магазин прикрыть пришлось, потом станков лишился одного за другим, затем их с Вайте и из дому поперли. Какое-то время они по друзьям да знакомым ютились, а после вдруг пропали. Спустя месяц из речки кафтан Ландри выловили, позже шапку сынка его, да еще по мелочи из их вещей нет-нет да находили чего на бережке. Кто-то говорит, что их люди кредитора порешили, другие считают, будто они сами от безнадеги утопились. Сам я утверждать не берусь.

Мужчина снова вздохнул, не глядя на посетителя.

— Я вот думаю, — проговорил он. — Стоит ли Ивару всё это знать? Или пусть и дальше в неведении живет? Сами как считаете?

Айрел молчал, уставившись в одну точку, и чувствовал, как земля уходила у него из-под ног. В ушах звенело, сердце противно клевало ребра, перед глазами плыло. Сообразив, что от него ожидали какого-то ответа, бард с трудом разлепил пересохшие губы, однако беспомощно закрыл рот, так ничего и не сказав. Поднес ладонь к лицу, и, зажмурившись, прижал ее к холодному лбу, пытаясь собраться с мыслями.

— Я... Я не знаю, — выдавил, наконец, он, напомнив себе, что пришел сюда как товарищ брата, которого подобные известия не должны особо выбивать из колеи. — Мне кажется, он предпочел бы знать правду, — чуть поколебавшись, добавил. — Ивара очень задело, когда отец выставил его из дома. Он так его за это и не простил.

Аптекарь равнодушно пожал плечами.

— Сами решайте, говорить ему или нет. Оставляю это на ваше усмотрение.

Музыкант постоял в задумчивости, разглядывая узор древесины на полу. Потом снова поднял на собеседника взгляд и, нервно облизнув губы, обратился:

— Последняя просьба, — опасно прищурился. — Скажите, пожалуйста, а как звали человека, у которого отец... Ивара взял в долг?

* * *

На алтарь главного гединорского храма с тихим звоном посыпалась мелочь. Рафферти сурово разглядывал лик женщины с бьющими из ладоней золотыми лучами.

— Владычица, — глухо шепнул он, стрельнув взглядом по сторонам, чтоб убедиться, что его никто не подслушивал. — Не так давно к тебе должен был поступить мой брат, Берлистер Хейдз. Он на меня похож, только старше, у него есть шрам через бровь и родинка на левом плече. В общем, ты его узнаешь. Берли не особо чтил твои заветы, и многие сочли бы его человеком не очень хорошим. Впрочем, ты и сама, наверное, знаешь, каким он был, если сообразила, о ком речь. Насколько я понимаю, его душу ждут всякие мучения типа раскаленных штырей, котлов с кипящей мочой, возможно даже жерновов...

Рафферти хлюпнул носом и торопливо утерся рукавом.

— Так вот, Владычица, — тише, но решительней прошептал он. — Я хочу выкупить его у тебя, — немного помолчал, словно ожидая ответа на свое предложение. — Это мой первый взнос, ты не подумай, — указал взглядом на медяки, раскатившиеся по камню и откровенно терявшиеся среди прочих богатых подношений. — Вот увидишь, однажды я стану очень богатым. Очень-очень. Меня учат играть на лютне, я стану прославленным бардом, как Орви Маллес или... или даже Айрел Керран! — мальчишка на секунду замолчал, сообразив, что, возможно, несколько погорячился с последним заявлением. Однако молнии за наглость не последовало и, расслабившись, он продолжил. — В общем, я смогу жертвовать тебе очень много. Больше, чем кто-либо. Так что, пожалуйста, пока не наказывай Берли, — сзади раздалось покашливание: очередь желающих обратиться к Давиане намекала, что Рафферти пора закругляться. — По крайней мере, особенно сильно, — торопливо зашептал тот, делая голос еще ниже. — Вот увидишь, я обязательно накоплю нужную сумму! — пацаненок с надеждой воззрился на спокойное каменное лицо.

Так и не получив ответа, он угрюмо попрощался и, протиснувшись сквозь толпу молельщиков, покинул храм. Спустился по каменным ступеням и поспешил к гостинице — рассчитывал раскрутить Айрела на последний урок, прежде чем их пути разойдутся.

-... пропал. Мой дядя как раз тогда в городе был, так что это точно. Он даже газетку привез, где об этом написано, — донесся до целеустремленно шагавшего мальчишки обрывок разговора: шушукались какие-то встревоженные мужчины. Один из них держал в руках замусоленный номер некоего печатного издания.

Паренек уже почти миновал их, когда счастливый обладатель газетки продолжил:

— Вот, читайте сами. "Загадочное исчезновение Айрела Керрана". Видите? Ничего я не вру. Весь Табид на ушах стоит.

Рафферти резко затормозил и недоверчиво обернулся на голос.

— Да-да, я тоже что-то такое слышал, — поддержал оратора второй мужчина. — Якобы Керран заложил салумам душу за то, чтоб стать придворным бардом, вот те за ним и явились, когда желание его сбылось.

Мальчишка, чуть поколебавшись, подошел послушать.

* * *

Айрел не заметил, как добрался до гостиницы. Дорога до нее, лица прохожих, фасады домов слились в размытую полосу, пролетевшую перед глазами и не отпечатавшуюся в сознании. Кажется, он в кого-то врезался по пути, кто-то крикнул ему вслед что-то гневное. Что именно — бард не расслышал. Всё словно происходило не с ним. Крыльцо постоялого двора, лестница, коридор, дверь. Распахнув ее, музыкант ввалился в комнату.

— Я хочу побыть один, — жестким, почти приказным тоном сообщил он, замечая оружейника, всё так же сидевшего на своей кровати и сосредоточенно выкладывавшего башенку из яблочных огрызков.

Кеане недоуменно поднял голову. Заметив взгляд стоявшего в дверях спутника, удивленно моргнул, чуть подумал, послушно поднялся и медленно вышел из комнаты, прихватив хомяка. Услышав, как за его спиной захлопнулась дверь, остановился, обернулся и какое-то время отстраненно изучал ее крашеную поверхность, жалея, что не проследил за музыкантом и теперь вынужден пребывать в неведении касательно причин такого поведения. Поразмыслив, чем ему теперь заняться, не придумал ничего лучше, кроме как отправиться к Трише. Девушку, распарывавшую свою старую синюю юбку с целью пошить костюмчик для Рафферти, внезапное явление оружейника, вошедшего в ее номер без приглашения и, как ни в чем не бывало, устроившегося на подоконнике, несколько удивило. Поворчав для вида о том, что стучаться надо, не получив разъяснений и комментариев, она обреченно вздохнула и вернулась к своим делам, скоро перестав обращать внимание на незваного посетителя, благо тот сидел тихо и не мешал.

Бард метался по комнате, силясь привести мысли в порядок, без остановки вышагивал от стены к стене, сжимал виски, нервно ворошил волосы, кусал губы, нарезая круг за кругом. Старые душевные раны, давно затянувшиеся, похороненные под толстым слоем прочих навалившихся за одиннадцать лет проблем и забот, выходили на поверхность и снова начинали зудеть. Привычная картина мира рассыпалась на глазах, и Айрел не знал, что ему делать. Часть его пыталась хвататься за пошатнувшиеся убеждения, сопровождавшие певца все эти годы, не покидавшие ни на секунду, постоянно, даже в моменты радости и триумфа, сидевшие где-то в глубине сознания, придававшие злости и сил для борьбы. Вторая ненавязчиво оттесняла их в сторону, заставляла посмотреть на ситуацию беспристрастно, без удобного самообмана, без лелеемой обиды.

Итак. Отец хотел его спасти. Старый дурак! Неужели так сложно было объяснить причину своего поступка?! Зачем было заставлять сына, совсем еще мальчишку, ненавидеть самого дорогого ему человека? "Иначе я бы никуда не поехал. Остался бы дома, не желая бросать родных в трудной ситуации", — понял бард. Упрямство было их семейной чертой, отец прекрасно об этом знал. Один другого стоит: первый назло добился всего, чего только мог, второму не позволила гордость попросить о помощи. А ведь если б отец даже спустя шесть лет объяснил, что произошло, Айрел бы понял и простил, не задумываясь, выслал бы все деньги, что у него были. Если б знал, что его не хотели бросать, что от него не пытались избавиться...

Бард плюхнулся на кровать и, обхватив голову, попытался вспомнить, когда он послал то злосчастное письмо. Только бы оно не успело прийти по адресу! Только бы затерялось в дороге! Мужчина, крепко зажмурившись, тряхнул головой, прогоняя предательски подкравшуюся слезу. Запустил пальцы в волосы. Кстати, странно, что кредиторы сами на него не вышли, не попытались взыскать отцовские долги. Не соотнесли фамилию молодого музыканта и своего должника? В принципе, помимо их семьи, Керранов в стране должно быть немало, могли действительно не углядеть связи. Уже не важно. Певец глубоко вздохнул.

Что ж, зато он знает имя. Айрел распахнул глаза.

* * *

— Ты представляешь?! — в комнату вбежал взмокший, раскрасневшийся Рафферти. — Я сейчас такое услышал!..

— Закрой за собой, пожалуйста, — попросила Триша, с осуждением глянув на покачивавшуюся дверь, выбитую мальчишкой чуть ли не ударом ноги.

— Айрел Керран пропал! — паренек тяжело дышал — похоже, до гостиницы он бежал, чтоб поскорей поделиться новостью. — Совсем! Никто не знает, где он! Исчез после выступления в Табиде! Говорят, что он продал душу салумам за то, чтоб стать придворным бардом, вот те его и забрали! А еще говорят, что он сбежал с чьей-то женой и теперь живет с ней на пустынном острове, питаясь улитками! Или что он решил отрешиться от мирского и посвятить свою жизнь служению Давиане, ушел в святилище, обрился наголо и дал обет молчания! — Рафферти замолк, чтоб отдышаться. Вспомнив о просьбе Триши, небрежно прикрыл за собой дверь.

Девушка о чем-то задумалась, отвлекшись от почти допоротой юбки, и случайно посмотрела на Кеане. Мужчина, слушавший рассказ с нескрываемым интересом, заметив чужой взгляд, тут же отвернулся и сделал вид, что крайне увлечен открывавшимся из окна пейзажем. Мошенница насторожилась.

— А еще, — мальчишка прошел вглубь комнаты и, плюхнувшись на свою кровать, продолжил повествование, — кто-то считает, что его забрал к себе Каллихар, покровитель искусств, и теперь он поет для Владычицы. И это правда: я газету видел, где всё написано, он точно пропал!

— Скажи, а, — Триша с подозрением глядела на подчеркнуто непричастного оружейника, — когда у него было выступление в Табиде?

— Ты что?! — Рафферти посмотрел на "работодательницу" так, словно та только что сморозила несусветную глупость и страшно опозорилась. — Третьего сентября же!

— Где-то три недели назад, — задумчиво подсчитала девушка.

— И вот, говорят еще!..

Дверь снова распахнулась. Стоявший на пороге Айрел, скользнув взглядом по комнате, зацепился им за мошенницу.

— Что ты собираешься делать дальше? — обратился он к ней, бесцеремонно перебивая ребенка, собиравшего поведать еще одну сплетню. — Уже решила, куда отправишься после Гединора?

— Говоря-я-ят... — мальчишка снова попытался привлечь к себе внимание.

— Рел Наррек, Рел Наррек, — проговорила Триша, словно перекатывая слова на языке. — Ты знаешь, я тут попробовала переставить в твоем имени буквы и, приняв во внимания кое-какие факты и наблюдения, пришла к одной забавной догадке...

Бард зашел в комнату, прикрыл за собой дверь и, скрестив руки, прислонился к ней спиной. Увидев выражение его лица, девушка замолчала и удивленно моргнула.

— Пока не знаю, — ответила она. — А что?

— Я хочу тебя нанять, — голос певца звучал зло и резко. — Мне нужен хороший организатор.

— Ммм, — Триша, нахмурившись, разглядывала собеседника. Бледный, губы плотно сжаты, глаза странно блестят, поза напряженная, ладони стиснуты в кулаки.

— Вопрос оплаты — не проблема. Назови любую сумму, — добавил Айрел, по-своему истолковывая ее замешательство.

— Двести полновесных ульгартинов, — ляпнула девушка первое, что пришло ей в голову.

— По рукам, — спокойно согласился бард, ни капли не шокированный заломленной мошенницей ценой.

Та лишилась дара речи: на двести ульгартинов, если тратить их с умом, ей можно было безбедно жить целый год. Эти монеты некогда ввел в обиход достославный король Ульгарт, чтоб наверняка увековечить свое имя в памяти людей. Использовались они обычно лишь в очень крупных сделках — каждая стоила пять золотых — потому большая часть населения Кендрии даже никогда не видела их вблизи. Триша, в общем-то, хотевшая перевести слова собеседнику в шутку и немного разрядить обстановку, даже не думала, что тот воспримет ее ответ серьезно, и уж тем более, что согласится на такую сумму. Заволновалась по-настоящему.

— Послушай... — начала она, в растерянности убирая со лба выбившуюся прядь волос.

— Я могу себе позволить такие траты, — прервал ее бард. — Нужно только добраться до банка.

— А. Видимо, я угадала, — меланхолично проговорила девушка. — Айрел Керран, я так полагаю?

Музыкант, помедлив секунду, кивнул. Рафферти, сидевший надувшись, что ему не дали договорить, встрепенулся, недоверчиво повертел головой, сообразил, о чем шла речь, шумно вдохнул, глядя на музыканта со смесью ужаса с восхищением, и обмер.

— Что сделать-то нужно? — хмуро поинтересовалась Триша, откладывая юбку в сторону.

— Помочь мне уничтожить одного человека, — бард растянул губы в холодной улыбке.

13.

Три пары глаз уставились на музыканта. Его последние слова застали врасплох всех.

— О ком речь? — краем сознания Триша отметила, что в ней говорило любопытство не столько праздное, сколько профессиональное.

— Имя "Мэрдис Карза" о чем-нибудь говорит? — мужчина вопросительно склонил голову набок.

Девушка удивленно моргнула.

— Ты серьезно? — недоверчиво спросила она, глядя на барда с нескрываемым опасением за его психическое здоровье.

— Более чем, — Айрел отлип от двери, схватил за спинку стоявший у стены стул, выволок его в центр комнаты и сел лицом к собеседнице.

В его позе: скрещенных на груди руках, прямой спине, закинутой ноге на ногу — читались окончательность и непреклонность.

— Ты хоть в курсе, кто это? — Триша хмурилась.

— Ну, — музыкант призадумался. — Если честно...

— Карза — один из кланов Кирша, — прервала его мошенница. — И, говоря "клан", я имею в виду не просто большую дружную семью, а один из семи дворянских родов. Богатых, влиятельных и очень злопамятных.

— Что ж. В этом мы похожи, — Айрел растянул губы в быстрой недоброй улыбке.

— Послушай, я не представляю, чем тебе насолил этот человек, однако мой тебе совет: не связывайся, — девушка почувствовала раздражение: бахвальство в данной ситуации она считала неуместным. — Я жила в Кирше, потому знаю, о чем говорю. Тронешь кого-то одного — придется иметь дело со всем кланом. Тебя раздавят, пережуют и выплюнут, а твой труп повесят где-нибудь на видном месте, чтоб другим неповадно было. И им за это ничего не будет, можешь мне поверить! Получат от князя какое-нибудь послание с просьбой впредь вести себя хорошо или с предупреждением, что следующее такое происшествие повлечет за собой последствия: например, необходимость прибыть ко двору и выслушать порцию монарших нравоучений. Ах, ну да! Еще их попросят убрать труп, чтоб глаза не мозолил.

Триша замолчала, чтоб перевести дыхание. Рафферти сидел неподвижно, не сводя с барда восторженных глаз, и явно витал в мыслях, никак не связанных с нравами дворян соседнего государства. Самозванка, поздно спохватившись, подумала, а не выставить ли ребенка из комнаты, ибо разговор велся не детский, но решила, что с учетом жизненного опыта мальчишки того уже мало что могло шокировать.

— Я, конечно, преувеличиваю, — добавила она, снова обращаясь к мужчине. — Но совсем немного.

— Какое положение в клане занимает этот Мэрдис? — Айрел выцепил из потока слов крупицу потенциально полезной информации.

Девушка вздохнула, смиряясь с тем, что ее монолог не произвел на собеседника должного эффекта.

— Не глава точно, — откинула со лба лезшую в глаза прядь волос. — Можно вопрос?

— Давай.

— Мне, конечно, жутко интересно, каким образом ты умудрился, находясь в Табиде, покуситься на уникальные права его величества, однако спрошу я о другом. Кем твой друг является на самом деле? — Триша указала на Кеане.

Салум вопросительно уставился на барда, словно тоже впервые об этом задумавшись.

— Нас сложно назвать друзьями. В лучшем случае — товарищами, — "по несчастью" мысленно добавил музыкант, бегло глянув на объект разговора. — Он мой телохранитель.

— И всё? — в голосе мошенницы звучало недоверие.

Айрел пожал плечами.

— И всё, — озвучивать основную "профессию" спутника он не считал нужным.

— Просто хотелось сразу прояснить этот вопрос, чтоб в будущем не столкнуться с сюрпризом типа сегодняшнего, — судя по выражению лица, самозванка собеседнику не очень-то поверила.

— Так ты согласна мне помочь? — уточнил певец, обратив внимание на "в будущем".

Триша развела руками с видом "пользуйтесь моей добротой".

— Ну, ничто не мешает мне хотя бы выслушать твой план и сказать, почему он провалится.

— Плана пока нет даже в наметках, — бард немного расслабился, услышав ответ.

— Почему-то я даже не удивлена, — вздохнула девушка. — Когда ты говорил "уничтожить", то имел в виду?.. — выразительно замолчала, приглашая собеседника закончить фразу.

— Уничтожить, — Айрел не стал утруждать себя развернутым комментарием.

— Ясно. Значит, просто кинуть в него тухлым яйцом тебя не устроит, — Триша тряхнула головой и в задумчивости потерла запястьем бровь.

— Что тебе известно об этом человеке? За исключением того, что он из Кирша и у него влиятельная семья, — музыкант подался вперед, облокотившись о колени.

— Ничего конкретного. Никогда прежде им не интересовалась: всегда старалась держаться от кланов подальше, — девушка поворошила лежавшую рядом юбку, глядя, сколько еще оставалось распарывать.

— Нужно о нем узнать, — Айрел в задумчивости притопнул ногой.

— Да неужели?! — всплеснула руками девушка. — Давиана Владычица, кто бы мог подумать?! — поймав взгляд собеседника, решила, что было не лучшее время для сарказма. — Ладно, я поняла, — примирительно вздохнула она. — Сейчас пойду и попробую что-нибудь выяснить. Будьте добры освободить комнату. Все трое.

— Зачем? — не понял бард.

— Ну не могу же я идти в город в таком виде! — Триша картинно указала на свое простое платье и с напускной сокрушенностью покачала головой.

* * *

Номер мужчин отличался от апартаментов девушки разве что расположением окон: дешевая мебель, потертый половик на полу да запах пыли.

— А ты правда Айрел Керран? — Рафферти топтался у двери, не решаясь пройти дальше.

Восторг во взгляде ребенка сменялся скепсисом и недоверием.

— Типа того, — бард, заложив руки за спину, бессмысленно расхаживал по комнате.

— Точно? — с угрозой в голосе проговорил мальчишка, подозревая, что над ним могли жестоко глумиться.

Певец поленился отвечать — ему было не до насупившегося, вцепившегося в дверной косяк паренька.

Кеане затолкал хомяка обратно в клетку, сел на кровать и подтащил к себе валявшуюся на полу сумку. Порывшись в ней, извлек потрепанную, деформированную от воды тетрадь с потеками размытых чернил на твердой обложке. Задумчиво ее пролистнул.

— Я так понимаю, этот Мэрдис Карза имеет какое-то отношение к твоей семье? — проговорил салум, распрямляя загнувшиеся страницы. Глянул на нервно вышагивавшего спутника в ожидании подтверждения.

Бард, немного посомневавшись, буркнул что-то утвердительное.

— Нет, ты скажи-и-и! — упрямо гнул свое Рафферти, сурово хмуря брови и пристально следя за всеми перемещениями музыканта по комнате. — Ты правда-правда-правда Айрел Керран?

— Да заколебал уже! — огрызнулся музыкант, раздражаясь. — Ответил же!

Мальчишка, вдруг поверив, с шумом втянул воздух и замер с благоговейным видом.

— Подробней, пожалуйста, — снова пошарив в сумке, оружейник достал сломанный карандашик. — Мне нужно от чего-то отталкиваться, чтоб знать, к кому обратиться за сведеньями об этом человеке.

Айрел остановился и растерянно уставился на собеседника. Как-то не ожидал он от него проявления инициативы и готовности добровольно взвалить на себя довольно хлопотное дело, не входящее в его обязанности.

— Мы же товарищи, — пояснил Кеане, замечая обращенный на него удивленный взгляд. — Ты сам сказал, — снял с пояса нож.

— А. Ну да, — рассеянно кивнул бард.

Он не придал этим своим словам никакого значения, однако, если подумать, для оружейника, никогда не имевшего человека, которого он мог бы назвать другом, должно быть, они были не пустым звуком.

Салум неторопливо заточил карандаш, роняя опилки на пол. Проверил пальцем остроту грифеля.

— Так что он сделал? — вопросительно посмотрел на собеседника.

Тот вздохнул и стрельнул сердитым взглядом в сторону Рафферти.

— Разорил и уничтожил отца с братом, — ответил он нехотя.

Пожалуй, не будь здесь мальчишки, мужчина рассказал бы услышанную им историю в подробностях, присовокупив свои мысли и эмоции: Кеане и так был в курсе ситуации. Посвящать же ребенка в самое болезненное переживание своей жизни у него не было ни малейшего желания — больно много чести. Пацан всё так же стоял возле двери и восторженно глядел на барда, не догадываясь, что его общество последнего не радовало.

— Ладно, хватит и этого, — равнодушно пожал плечами салум, что-то записывая. — Посмотрю, что можно узнать.

Захлопнул тетрадь и, встав с кровати, направился к выходу.

— А что мне делать?! — потеснился мальчишка, давая дорогу оружейнику.

Как оказалось, он не только пребывал в мыслях о том, что напросился в ученики, возможно, к известнейшему барду современности, но и следил за разговором.

— Э-э-э, — Айрел оценивающе глянул на разом позабывшего обо всех обидах, излучающего преданность и жаждущего оказаться полезным Рафферти.

С его точки зрения, лучшее, что тот мог сделать — сесть в угол и не мешаться.

— Иди репетируй "У твоего балкона", — сурово велел он. — Вечером вернусь — проверю, — тоже направился к выходу.

— Ты, конечно, можешь пойти, — обратился к барду Кеане, открывая дверь. — Однако отдельно от меня, пожалуйста, — шагнул за порог. — Только мешаться будешь, — донеслось уже из коридора.

Музыкант в замешательстве остановился и неуверенно переступил с ноги на ногу. Пожалуй, подобное отношение его задело. Кто, по мнению этого клятого салума, среди них четверых лучше знал город? Кто это только "мешаться будет"?! Айрел хотел было сказать что-то в свою защиту, но опоздал — пока он пребывал в растерянности, оружейник успел уйти. Мужчина сердито скрестил на груди руки. Покосился на стоявшего рядом Рафферти. Мальчишка обиженно топырил нижнюю губу и исподлобья смотрел на певца с укоризной. Меж прутьев стоящей на подоконнике клетки торчал маленький розовый нос оставленного хозяином хомяка.

Если подумать, пойди бард расспрашивать людей в городе о Мэрдисе Карза, могут возникнуть проблемы. На него обратят внимание, запомнят, еще, не приведи Давиана, узнают...

— Ладно, неси лютню, — вздохнул Айрел. — Погоняю тебя, пока время есть.

* * *

Поздно вечером трое сидели вокруг вытащенного в центр комнаты столика. Рафферти уныло бренчал в своем номере — девушка решила, что на "совете" ребенку делать нечего, чем изрядно того задела. Огурчик меланхолично грыз соломинку, равнодушно разглядывая сборище.

— Значит так, Мэрдис Карза, по слухам, любимый племянник нынешнего главы клана, — Триша, пристроившись на кровати, размеренно накручивала на палец прядь волос. На подушке валялась ее вышитая сумочка. — Возраст — около пятидесяти лет. Вдовец, законных детей не имеет. В молодости был интересен, однако с годами изрядно подурнел. Богат, что, впрочем, и так понятно. Занимается торговлей. Часто бывает в Кендрии по делам, — Триша замолчала, с удивлением заметив, что Кеане за ней записывал.

Салум, решив, что девушка сказала всё, что хотела, пролистнул свою тетрадь на несколько страниц назад и, найдя взглядом нужную строчку, кашлянул.

— По слухам, владеет чуть ли не крупнейшим в Кирше производством тканей, — докладывал он, проглядывая текст. — Видимо, планирует подмять под себя рынок в этой части страны — последние годы активно разоряет ткацкие мануфактуры в наших приграничных провинциях. В настоящий момент в Гединоре их осталось две, причем одна закроется уже в следующем месяце. Вторая — крепко стоит на ногах и, скорее всего, ничем не рискует: имеет протекцию графа Дерошера и является главным поставщиком ордена Фалкиона — вряд ли Мэрдис Карза захочет связываться с кузеном короля и довольно влиятельной организацией, — мужчина перевернул страницу и, сосредоточенно нахмурив брови, несколько секунд ее изучал. — Для сравнения, два года назад их было четыре, пять — семь, а десять — все двенадцать, — продолжил он. — Прежде Гединор не только полностью обеспечивал себя тканями, но и поставлял их в окрестные села. Сейчас местные жители стоят перед выбором: покупать их у торговой компании Карза или заказывать из других частей Кендрии — собственное производство покрывает лишь малую часть потребностей города.

— Неплохо, — оценила мошенница, глядя на оружейника с нескрываемым удивлением.

— Я умею собирать информацию, — отозвался Кеане, не отрывая глаз от своих записей.

Айрел тоже был впечатлен: прежде он искренне верил, что его спутник совершенно бесполезен там, где дело касается общения с людьми.

— Что-нибудь еще? — спросил он, стараясь не обращать внимания на то, что в этот момент Рафферти ужасно фальшивил, хотя буквально пару часов назад бард несколько раз показывал и объяснял ему, как играть этот отрывок.

— Очень сложно узнать хоть что-то в совершенно незнакомом городе, где не к кому обратиться, о человеке, который здесь даже не живет, — с укоризной протянула Триша. — Для того чтоб добыть то, что я уже сообщила, мне пришлось познакомиться с женой мэра, втереться к ней в доверие, напроситься в гости и три часа слушать за чаем ее пустые бредни о самых видных кавалерах Гединора, пытаясь ненавязчиво вывести разговор на интересующую меня личность. Довольно утомительное занятие, хочу сказать.

— А я спросил у прохожего, где можно купить тканей, и прогулялся по мануфактурам, — пожал плечами Кеане. — Их хозяева и работники были только рады поболтать о том, как тяжко им живется. Так что, это было нетрудно. Правда, пришлось каких-то тряпок купить, чтоб их к себе расположить — я тебе под кровать сунул, — обернулся он к девушке.

— Благодарю. Очень мило с твоей стороны, — вежливо отозвалась та, сильно сомневаясь, что мужчина мог приобрести что-то путное, и что эти "тряпки" на что-то ей сгодятся.

— Потратил кучу денег, — словно между прочим добавил оружейник, проглядывая свои записи.

— Я возмещу, — верно истолковал намек Айрел.

— Давай, я подарю тебе новую тетрадь? — предложила девушка, со смесью брезгливости и недоумения разглядывая расклеивающуюся обложку. — Не выглядящую так, словно ты ее на помойке подобрал.

— Меня всё устраивает, — отозвался Кеане. — Она дорога мне, как память.

— Ну и храни ее на дне сумки, никому не показывая. А-то похож на нищего студента, — неодобрительно покачала головой Триша, по роду деятельности очень трепетно относившаяся к производимому впечатлению.

— Давайте вы это потом обсудите, а? — разозлился бард. — Когда с более важными вопросами разберемся.

Самозванка закатила глаза и утомленно вздохнула, но комментарий о занудстве некоторых присутствующих оставила при себе.

— Что-нибудь еще узнала?

— Кучу светских сплетен, — девушка осторожно поправила подол своего парадного платья, чтоб, не приведи Давиана, не зацепить его о шершавую кромку стола. — Какая-нибудь может оказаться полезной, но их столько, что мне искренне лень все сейчас пересказывать. Согласно им, твой Мэрдис — человек хитрый и довольно самовлюбленный. Еще он ведет дела с кем-то в Гармангахисе — с кем именно, почтенная госпожа Лорнис не знает, однако уверена, что это кто-то из знати. Вообще логично — вряд ли бы нашему предпринимателю позволили развести такую деятельность в Кендрии, не имей он покровителя в верхах.

— Личная охрана у него должна быть, как минимум, неплохая, — Кеане задумчиво обвел карандашом невнятно написанные буквы. Поднял на собеседника серьезный взгляд. — Могу его грохнуть.

Триша покосилась на оружейника, гадая, является ли его последняя фраза шуткой. Айрел хмуро тряхнул головой.

— Нет. Я хочу уничтожить его своими руками. Иначе это не будет иметь смысла.

— Хорошо. Тогда я проникну к нему в дом, оглушу и притащу к тебе. А ты его грохнешь, — подкорректировал свое предложение салум.

— Я не буду его убивать. Не в моих принципах, к тому же слишком просто, — музыкант откинулся на спинку стула и заложил руки за голову.

Кеане немного поразмыслил.

— Я его оглушаю, притаскиваю к тебе, ты — пинаешь, сколько душа просит, потом возвращаем на место, — оружейник вопросительно посмотрел на музыканта.

— Другие идеи? — Айрел отстраненно разглядывал потолок, не собираясь комментировать последние слова спутника.

— Слушай, честно говоря, я слабо себе представляю, что бард может сделать любимому племяннику главы клана Карза, хоть трижды прославленный и знаменитый, — Триша вытащила из прически заколку с цветком и разворошила волосы, позволяя им упасть ей на спину пышной гривой. — Тем более, находящийся в бегах и скрывающий свою личность.

— Всегда остается проверенный вариант с гнусной песенкой, — заметил салум, откладывая тетрадь в сторону и сладко потягиваясь. — "Мэрдис Карза был дурак и редкостный паскуда. Ла-ла-ла", — проговорил он на мотив "Лей Ханн".

— Слишком мягко. К тому же, не хочу повторяться, — поморщился певец.

— А еще этот человек не настолько раним, чтоб подобное хоть сколько-то сильно его задело, — добавила девушка, снимая натиравшее шею ожерелье.

Из-за стены доносились неуверенные музыкальные переливы — Рафферти старательно раз за разом повторял одну и ту же мелодию.

Айрел медленно убрал от головы руки и выпрямился на стуле.

— Бард мало что может сделать любимому племяннику главы одного из кланов Кирша, — задумчиво проговорил он. — А княжич? Чудом выживший, скрывавшийся из опасений за свою жизнь и вернувшийся получить то, что должно принадлежать ему по праву? — пристально уставился на Тришу.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь приглушенным бренчанием за стенкой. Девушка растерянно моргнула.

— Ну... — протянула она, снова обретая дар речи. — Ну, тогда, конечно, открылось бы много разных перспектив. Если правильно разыграть эту карту, то можно... то можно... — самозванка погрузилась в мысли. — Давиана Владычица, нет ничего, чего нельзя было бы провернуть, — Триша подперла лоб ладонью. — По крайней мере, в теории, — добавила она. Помолчала еще немного. — Только это очень опасно. Очень-очень. Поэтому давайте не будем рисковать и придумаем что-нибудь другое.

— Ты сама подала мне эту идею, — напомнил Айрел. — И весьма настойчиво пыталась ее навязать.

— Да, но одно дело — немного пощипать наших приграничных лордов, и совсем другое — пойти против клана Карза и самого князя, который, на секундочку, уже однажды не постеснялся убить родного племянника и вряд ли будет рад его внезапному "воскрешению"! — воскликнула девушка. — Особенно с учетом текущей ситуации! Ты читал вчерашнюю газету? Пишут, что в Кирше вполне может начаться гражданская война, три клана недовольны правителем, всю страну лихорадит. Появись сейчас "чудом выживший Кадар", и... и... — Триша беспомощно взмахнула рукой, не зная, как облечь мысли в слова. — Это всё равно что обваляться в меду и полезть в улей!

— А Карза входят в число недовольных или поддерживают князя? — уточнил бард, задумчиво теребя подбородок.

Самозванка раздраженно вздохнула.

— Входят. И что?

— Пока не знаю, — Айрел облокотился о столешницу и потер глаза ладонями, чтоб взбодриться — уже хотелось спать.

Рафферти, похоже, решил, что с него на этот день довольно музыки, — лютня затихла.

— На то, чтоб сделать из меня Кадара ведь потребуется уйма времени, — задумчиво протянул бард, убирая руки от лица.

— Ну, да, — Триша складывала в сумочку снятые украшения. — В любом случае придется ждать, пока снова блондином не станешь: медноволосый княжич будет смотреться неубедительно. Даже тычущий в отросшие светлые корни в качестве доказательства.

— В общем, давай тогда ты пока начнешь мне рассказывать про Кадара. Даже если в итоге откажемся от этой идеи и придумаем что-то еще, вреда не будет, — бард зевнул в кулак.

— Я надеюсь, не прямо сейчас? — напряглась Триша, выразительно поглядывая на темноту за окном.

Музыкант отрицательно помотал головой.

— Не может не радовать, — отозвалась девушка, задумчиво теребя шелковую ленту сумочки. Помолчав пару секунд, она с усилием отодвинула от себя стол. — Пожалуй, так и поступим, — мошенница встала с кровати и, осторожно придерживая подол, чтоб не зацепить его о край мебели, бочком протиснулась в узкий проход. Поправила платье и пошла к двери. — Спокойной ночи.

* * *

Барре Камрон мечтал, наконец, снять осточертевшие сапоги, помыться, искупать свою собаку и завалиться спать часов этак на восемь — неслыханная по его меркам праздность. Мужчина устал. Тот без трех дней месяц, что минул с ночи, когда сбежал Айрел Керран, выдался, пожалуй, самым изматывающим за всю его жизнь. Не в физическом, а в психологическом плане. Его напарник, опасаясь, что две недели вынужденного безделья вычтут из его отпуска, порой изображал кипучую деятельность: требовал отчетов от городской стражи о ходе поисков, придумывал для нее новые задания, ходил смотреть задержанных — в общем, всячески демонстрировал, что держит руку на пульсе расследования. Впрочем, посвящал он этому не более получаса в день, проводя всё остальное время куда увлекательней: гулял, спал, ел, водил к себе каких-то женщин и неизвестно где пропадал ночами. Барре Камрона он не беспокоил, с собой не звал и вообще старался свести их общение к минимуму, что последнего полностью устраивало.

Мужчина сидел на своей жесткой постели, сцепив перед собой руки. Возле его ног крутилась собака — деловито обнюхивала пол, чтоб убедиться, что они действительно вернулись домой. Тишину нарушали лишь цокот ее коготков по доскам да негромкое тиканье карманных часов, закинутых на полупустую полку. Салум отдавал себе отчет в том, что тянуть время бесполезно: несколькими минутами раньше, несколькими позже, но идти докладываться главам общины придется всё равно.

— Как прошло твое задание, Барре? — ласково, как и всегда, улыбался Уиллард Хайг, тревожно ощупывая резные подлокотники незнакомого кресла — Фаер Калле добился того, чтоб разговор происходил в его кабинете. Вырванный из привычного окружения своего зала слепец чувствовал себя неуверенно: чуждые запахи, другая акустика, мебель... Впрочем, глядя на его благодушное лицо, никто, кроме, пожалуй, Тайте Оледы, не смог бы предположить, насколько уязвимым он ощущал себя в этот момент.

— Без каких-либо затруднений, гавен, — салум поклонился.

— Не считая его второй части, — рен же наоборот чувствовал себя превосходно: в кои-то веки ему удалось заставить старика подчиниться ему хотя бы в мелочи. — Мы получили из "Мирлы" весьма интересный доклад, — Фаер Калле взял со стоявшего возле его кресла столика стопку листов.

— Указанные в нем события произошли уже после того, как моё задание было завершено. Поэтому "без каких-либо затруднений", — Барре Камрон снова поклонился, но уже чуть менее почтительно: он был старше собеседника почти на десять лет, придерживался точки зрения слепца на существующее в общине "разделение властей" и не особо старался быть образцовым подчиненным.

— В "гнездо" ты вернулся сегодня, то есть, после того, как это письмо было отправлено, провел в Табиде еще около двух недель, — подсчитал Фаер Калле.

— Если быть точнее, шестнадцать дней. Мы с напарником покинули город сразу же, как только передали дела прибывшей смене.

— За это время ничего не произошло? Ничего нового не удалось выяснить?

Барре Камрон медлил.

— Судя по всему, ты уже знаешь, что окимму для барда сделал твой ученик, — от Уилларда Хайга это не укрылась.

Что ж, всё равно бы пришлось сказать. Мужчина набрал в грудь воздуха.

— Так и есть, гавен, — салум всегда считал самообладание одним из сильнейших своих качеств. — При повторном допросе свидетельница назвала имя.

Повисло молчание.

— Итак, ты имел почти месяц на то, чтоб обдумать ситуацию. К чему-то пришел? — незрячий взгляд впился в лицо Барре Камрона.

Тот растерялся. Вопросительно посмотрел на Фаера Калле.

— Гавен имеет в виду следующее. Твой ученик нарушил важный пункт договора с королем, поставив под удар всю общину, и теперь находится в розыске — Клай и Йеспер выехали за ним несколько дней назад. Когда они его привезут...

Уиллард Хайг положил на плечо рену сухую горячую ладонь, призывая его помолчать.

— Так что ты намерен делать, Барре? — спросил он, когда убедился, что сидевший в соседнем кресле мужчина согласился доверить ему ведение разговора.

— В каком смысле, гавен? — сохранять невозмутимость становилось всё сложнее и сложнее. — Мальчик совершил серьезное преступление и понесет заслуженное наказание. Разумеется, я поддержу вынесенный вами приговор. Разве я могу поступить как-то иначе?

— В твоем голосе слишком много равнодушия, Барре. Говори ты искренне, его было бы куда меньше. Оно многих может обмануть, но только не старика, привыкшего очень внимательно слушать, — слепец прикоснулся кончиками пальцев к левому уху. — Я могу представить, что ты чувствуешь: сам вырастил двоих учеников. Окажись любой из них в подобной ситуации, я бы не стал сидеть спокойно, — Уиллард Хайг прищурил глаза и задумчиво провел ладонью по усам.

— Я не понимаю, какого ответа вы от меня ждете.

— Знаешь, Барре, мне кажется весьма занимательным тот факт, что именно ты оказался на "месте преступления". А тебе? — старик лукаво усмехнулся.

Мужчина молчал, внешне спокойный и почтительный. Смотрел на восседавших напротив него глав общины. На стене за их спинами висел гобелен — кружащиеся в синем небе белый ястреб с черным вороном в окружении стайки голубей.

— "Мирле" нужен либо твой ученик во плоти, либо неоспоримые доказательства его смерти, — гавен резко убрал руку от лица и выпрямился в кресле. — Кто сказал, что их нельзя сфальсифицировать?

Последняя фраза застала Барре Камрона врасплох. Он с опаской покосился на Фаера Калле. Говорить такое в его присутствии...

— Не беспокойся, как это ни удивительно, в это раз мы с реном солидарны в своем мнении, — Уиллард Хайг не смог сдержать довольной ухмылки: у его собеседников в этот момент наверняка были очень интересные выражения лиц. Он бы очень огорчился, если б узнал, что те давно привыкли к подобным его догадкам и перестали на них реагировать. — Мы с ним, будучи главами общины, связаны по рукам и ногам, лично ничего не можем сделать в данной ситуации. Ты прекрасно понимаешь, что никто из салумов не станет рисковать собой ради твоего ученика, поэтому Клай с Йеспером приложат все усилия, чтоб его найти и доставить в "гнездо". А ты сам?

Старик выдержал паузу, давая подчиненному возможность проникнуться этим вопросом. Барре Камрон смотрел на него в упор, не меняя каменного выражения лица, и ждал, что последует дальше.

— Мы ни к чему не станем тебя принуждать. Это исключительно твоё решение, и никто тебя не осудит, что бы ты ни выбрал. Не захочешь сидеть в стороне — рен и я сделаем всё, что в наших силах, чтоб тебе помочь. Однако если "Мирла" узнает о происходящем и явится к нам за разъяснениями, мы сделаем вид, что этого разговора никогда не было, что мы ничего не знаем, что ты действовал по своей инициативе, предав общину. Если это произойдет, мы от тебя отречемся — у нас не будет другого выбора: лучше потерять двоих, чем подставить под удар всех. Так же лучше лишится одного, чем двоих, потому постарайся быть осторожным, не поддавайся эмоциям. Увидишь, что помочь мальчику невозможно — не делай глупости, отступи и не ввязывайся, — гавен побарабанил пальцами, вспоминая, всё ли сказал, что хотел. — Подумай хорошенько и реши, — проговорил он, убирая руку с резного подлокотника. — Впрочем, если ты готов ответить уже сейчас... — старик замолчал, вопросительно склонив голову набок.

Мужчина вернулся в свою комнату, закрыл дверь, сел на кровать. Глубоко вздохнул, расслабляя плечи и опуская голову. Мечта помыться и поспать как-то позабылась. Верный пес с приглушенным рыком ожесточенно грыз выуженный из-под кровати ботинок. Как следует его обслюнявив, успокоился. Отошел от потрепанной обуви, постоял, удивленно разглядывая хозяина, шлепнулся на спину и подставил кудлатое пузо. Мужчина нехотя свесил руку и принялся задумчиво почесывать мохнатый живот.

Комната Барре Камрона выходила на внутренний дворик.

— Быстрее, не отвлекайся! — доносился с улицы голос Регана. — Что я говорил про концентрацию?

Точно. Уезжая из "гнезда", мужчина слышал, что тому дозволили взять ученика. Некоторое время салум слушал становившиеся всё более раздраженными напутствия молодого коллеги, отстраненно перебирая шерсть замершего от удовольствия питомца. Не удержав любопытства, встал и подошел к открытому окну посмотреть на нового обитателя замка. Собака перекатилась на живот, недовольно тряхнула ушами и уткнулась мордой в сложенные лапы.

Парнишка опасно балансировал на вертикально установленном бревне, одновременно пытаясь вращать в руках длинную палку. Милый мальчуган: конопатый, курносый, бодрый. Тут ребенок резко обернулся, обращаясь к наставнику, потерял равновесие и свалился. "Пожалуй, даже чересчур бодрый", — подумал Барре Камрон, наблюдая за тем, как Реган, что-то брюзжа, проверял, не сильно ли ученик ободрал при падении локоть.

Мужчина отвел взгляд в сторону. Отошел от окна.

* * *

Тавис Давиот, блаженно развалившись, возлежал в кресле. Наконец-то дома! И двух месяцев не прошло! Или прошло? Мужчина нахмурил лоб, подсчитывая "бездарно потраченное" на задание и дорогу время.

В Обхарнайт он вернулся этим утром, но планировал сказать начальству, что прибыл лишь поздно вечером: лень было сразу идти докладываться. От напарника избавился за три дня до этого — тот свернул на уходившую в сторону от главного тракта дорогу в "гнездо". Барре Камрон должен был уже давно туда добраться, пообщаться со своими ренами-гавенами, отоспаться и позаниматься прочими незамысловатыми делами. До следующего общего задания можно отдыхать от общества друг друга — вряд ли их пути пересекутся раньше, чем месяца через три-четыре.

Работник "Мирлы" жил один, снимал небольшую квартирку в респектабельном, но не очень дорогом районе столицы. Две комнаты, уборная и никого постороннего. Впервые за эти два месяца можно было расслабиться, не боясь опозорить службу в глазах общества. Мужчина разбросал по полу одежду, больше часа отмокал в горячей ванне, распевая песню об атаке конницы, расхаживал по квартире босиком и в теплом халате на голое тело, на ходу обгладывал купленную по дороге жареную индюшачью ногу, запивая ее неплохим вином прямо из бутылки. Удовольствие омрачало лишь сознание факта, что утром всё равно придется идти на работу, однако пока вечерок выдавался совсем не плохим. Тавис поставил бутылку на пол и, зажмурившись, потянулся всем телом.

В голую щиколотку ткнулось что-то холодное и мокрое. Мужчина, не глядя, тряхнул ногой. Псина Камрона совсем распоясалась — знает же, что он не любит, когда она к нему лезет! Работник "Мирлы" замер с поднятыми руками, осмысливая последнюю мысль. "Псина Камрона"?! Недоверчиво скосил глаз вниз. Возле ножки кресла действительно сидела мелкая некрасивая дворняга. Сидела и стучала по полу хвостом, свесив розовый язык. Тавис какое-то время мрачно разглядывал "друга человека", соображая, как тот мог сюда попасть, потом обреченно вздохнул, уронил руки на колени и обернулся.

— А воспитанный человек бы постучался! — раздраженно сообщил он стоящему у стены салуму.

Навыки домушника последнего не раз и не два оказывались полезными в ходе заданий, однако уполномоченный Давиот предпочел бы, чтоб напарник не обкатывал их на его квартире. Интересно, как давно он здесь находится и слышал ли песню про конницу?

— Ну и кто меня за язык дернул упомянуть при нем, где я живу?! — злясь на самого себя, думал мужчина, садясь ровно и одергивая халат. — Что надо? — совсем не вежливо поинтересовался он. — Только не говорите, что уже соскучились!

Барре Камрон молчал, равнодушно разглядывая небогатый интерьер. Тавис раздраженно притопывал босой ногой, гадая, когда ж тот соблаговолит пояснить цель визита. Постепенно недовольство сменилось тревогой: в голову приходил только один ответ, зачем салуму могло потребоваться заявиться к человеку на ночь глядя, да еще и открыв дверь отмычкой. Он же не посмеет?.. У работников "Мирлы" иммунитет!.. Мужчина медленно поднялся с кресла. Если незваный гость действительно пришел его забрать, то владелец квартиры ничего не сможет сделать, даже оказать хоть какое-то сопротивление или сбежать. Позвать на помощь? Никто не успеет прийти.

— Уполномоченный Камрон, — как можно тверже проговорил Тавис Давиот, стараясь выглядеть уверенно. — Что вы хотите?

Оружейник постоял еще несколько секунд, потом неспешно тронулся с места и прошел к двери. Собачонка, заметив, что ее хозяин собрался уходить, засеменила следом. Замерший на месте владелец квартиры проводил их недоуменным взглядом. Щелкнул замок — ночной посетитель потрудился за собой запереть. Убедившись, что, похоже, нежданный визит этим и ограничится, Тавис Давиот с облегченьем вздохнул, плюхаясь обратно в кресло. Нашарил рукой недопитую бутылку вина.

— Ну и что это было? — думал он, прикладываясь к горлышку. — Нет, вот что это такое было?!

* * *

Барре Камрон сосредоточенно шагал по городу. Салумам нет дела до обычных людей — о чем можно говорить с рабочим материалом? А "Мирла" — организация, следящая за каждым шагом оружейников, подавляющая их, унижающая самим фактом своего существования. Враждебная. В "гнезде" бы мужчину, мягко говоря, не поняли, если б узнали, ради чего он поехал в Обхарнайт. Однако тот не мог не попрощаться со своим напарником. На всякий случай.

* * *

Утром Тавис явился пред светлые очи главы службы, доложил о прибытии, повторно отчитался о проделанной работе и уклонился от объяснения пары скользких моментов. Покинув кабинет начальника, он нахмурился, прислонился спиной к двери и крепко задумался. Внезапный визит Барре Камрона, о котором мужчина по неизвестной для себя причине умолчал во время доклада, не давал ему покоя. Кое-что следовало проверить.

"Мирла" следила за салумами. В том числе хранила информацию по каждому из них. За время существования службы скопилось немалое количество досье, так что в какой-то момент возникла необходимость выделить под них отдельную комнату и приставить человека, ответственного за их ведение, пополнение и сохранность.

Тавис Давиот огляделся, убеждаясь, что рядом никого не было — безответственный работник куда-то отлучился, оставив помещение без присмотра. Открыл книгу регистрации. В принципе, у него имелся допуск к хранилищу личных дел, однако отвечать на вопросы о том, что ему тут понадобилось, как-то не хотелось. Мужчина торопливо проглядел список существующих в настоящее время салумов. Среди них был всего один носитель интересующего его имени.

— Кеане Райнор, третий шкаф, вторая полка, дело номер триста четырнадцать, — постарался запомнить Тавис.

Захлопнув книгу, положил ее на прежнее место. Снова воровато огляделся, скользнул к нужному шкафу, быстро нашел интересующее его досье.

— Так... это неважно, — пропустил он первую страницу. — Это тоже... — мужчина замер, зацепившись взглядом за строчку.

"Наставник: Барре Камрон".

Уполномоченный Давиот постоял в раздумьях. Отстаненно просмотрел остальную часть досье. Не нашел ничего интересного — папка пока не успела распухнуть бумажками и была почти пуста. Мужчина вернулся к растревожевшей его записи. Снова ее перечитал.

— Ну и какую глупость вы задумали, уполномоченный Камрон?

* * *

— Любимое блюдо?

— Жареные с луком грибы. Только лук должен быть порезан крупно, чтоб его было легче выковыривать, — Айрел лежал на кровати, закинув ногу на ногу, и позевывал.

Шел пятый день, как из него начали делать Кадара.

— Верно, — Кеане, сидя на подоконнике, внимательно проглядывал свои записи — он тщательно конспектировал все Тришины рассказы о невинно убиенном княжиче и его окружении. Девушка таки купила ему новую нарядную тетрадочку. — Что с домашними животными?

— Собака, — снова зевнул бард, переворачиваясь на бок.

— Как звали, что случилось?

— Это была прелестная зверушка, — вещал бард с наигранной ностальгией в голосе. — Мой верный друг и товарищ по имени Сельги. Белый с коричневыми ушами и пятном на брюхе. Он погиб под колесами кареты кого-то из гостей, прибывших на, не помню за давностью лет, какой праздник. Ревел неделю, — музыкант выдернул из подушки перо. — Я, а не пёс, — добавил он, соображая, что его фраза звучала несколько двусмысленно.

На стуле в уголке сидел скучающий Рафферти — ждал, когда Айрел освободится и сможет уделить ему время. На коленях у ребенка лежала лютня, по которой он периодически многозначительно постукивал пальцами. Триши не было — она всё окучивала жену мэра, знакомилась через нее с прочими влиятельными людьми города, в первую очередь, имеющими какое-то отношение к торговле. Несмотря на все ее старания, никто из них так и не сообщил о Мэрдисе Карза ничего существенного помимо того, что удалось узнать в первый же день.

— С игрушками что? — Кеане прикрыл тетрадь и потянулся, разминая затекшую спину.

— Ну, была деревянная лошадка. Однажды я пытался накормить ее кашей и так изгваздал, что бархатное седло пришлось менять. Еще солдатики...

— Какого цвета была лошадка?

Бард задумался, напрягая память.

— Коричневая, — ляпнул он на удачу.

— Неправильно. Черная. Дальше.

Рафферти глубоко и громко вздохнул, напоминая о том, что не просто так тут сидит.

— Слушай, иди пока на улице погуляй, — посоветовал Айрел, порядком уставший от намеков разной степени прозрачности со стороны мальчишки. — С ребятами какими-нибудь поиграй, побегай.

Парнишка недовольно поджал губы и отвернулся.

— Ну, как у вас дела? — спросила Триша, входя в комнату.

Красивая, наряженная, как на свидание, с прической и макияжем.

— Он не помнит цвет лошади, — "сдал" музыканта оружейник.

— Позор, — отозвалась девушка, стягивая кружевные перчатки. — Сейчас переоденусь и вернусь, — опять ушла.

— Мы остановились на игрушках, — напомнил Кеане, снова утыкаясь в свои записи.

Мошенница явилась спустя полчаса, умытая, в повседневном платье, с собранными в простой крендель волосами, без признаков изысканности. Мальчишку уже три дня как перестали выгонять с важных разговоров, решив, что он в любом случае всё узнает и даже будет вынужден участвовать в грядущих событиях. Вначале тот гордился оказанным доверием, однако очень быстро понял, что ничего интересного на этих советах не говорилось, поэтому чаще всего молча сидел в углу, дожидаясь их окончания — торчать в соседнем номере в гордом одиночестве было еще скучнее.

— Я уже расспросила всех, кого могла. Даже в торговый дом Карза наведывалась. Ничего принципиально нового. Мне кажется, ловить в Гединоре нам больше нечего. Разве что ждать, что нам случайно попадется человек, близко знакомый с нашим пациентом, если таковые в этом городе вообще водятся — у меня закончились идеи, как его найти сознательно, — девушка присела на кровать, потеснив лежавшего на ней барда. — К тому же, боюсь, оставаться здесь опасно: это ж твой родной город, тебя здесь будут искать в первую очередь.

— В гильдии наверняка сказали этой "Мирле", что я за всю свою карьеру ни разу не согласился сюда приехать, — Айрел подвинул ноги, давая девушке больше места.

— И тем не менее.

— А эту твою гильдию никак использовать нельзя? — Кеане рисовал на полях тетради корявую лошадку. — У тебя ж там, наверное, остались какие-то полезные знакомые, которых, если что, можно будет привлечь?

Музыкант болезненно поморщился.

— Даже не хочу туда соваться — случайно узнает не тот человек и всё, конец. К "не тем людям" я отношу всех, кроме Риона: часть сдаст, чтоб себя защитить, остальные — из личной неприязни. А его я подставлять не буду.

— Что у нас вообще есть? В плане козырей, — Триша подперла щеку ладонью и вопросительно глянула на лежавшего рядом мужчину.

— Деньги, — тут же ответил тот.

— Которые еще нужно обналичить, — Кеане пририсовывал к лошадке длинную волнистую гриву.

— Что не помешало бы сделать как можно скорей, — согласилась девушка. — Наверняка расходы предстоят немалые. Дальше.

— Э-э-э... Мои талант и обаяние? — Айрел, прищурив один глаз, вопросительно глянул на собеседницу, ожидая от нее обвинений в завышенной самооценке.

— Ладно. Предположим, — к удивлению барда, согласилась та. — Тогда и мои тоже.

— А я скромно промолчу, — оружейник едва заметно дернул рот в усмешке.

— Что, такой бездарный? — Триша изобразила сочувствие.

Мужчина наградил ее долгим мутным взглядом, развернул тетрадь и продемонстрировал свою корявую лошадь, с показной гордостью щелкнув пальцем по рисунку.

— Да уж. Талантище, — кашлянула мошенница.

— Он очень хорошо дерется, — отозвался с кровати бард.

— Что ж, пожалуй, это компенсирует недостаток обаяния, — Триша широко улыбнулась оружейнику. Тот на нее никак не отреагировал. Убедившись, что спорить и развивать эту тему Кеане не собирался, девушка вернулась к основному вопросу. — Ладно, что еще у нас есть, кроме умения массово убивать людей, которое вы упорно скрываете и замалчиваете?

Рафферти, до этого болтавший ногой с изнывающим от скуки видом, замер и побледнел. Повисло молчание.

Девушка, сообразив, что напрасно заговорила об этом в присутствии лишившегося брата ребенка, постаралась замять неловкость.

— В принципе, я знаю нескольких людей, к кому могла бы обратиться за помощью, — сообщила она таким тоном, будто предыдущей фразы не было. — Некоторые могут оказаться весьма полезными. Правда, никто из них бесплатно не работает, как ты понимаешь. Вообще, если мы всё же остановимся на идее с Кадаром, то ничто не мешает нам, перед тем как лезть в Кирш, чуть-чуть разорить приграничных лордов, а добытые деньги потратить на боевые нужды, в том числе оплату услуг всяких нужных людей. Тебе самому это выгодно — не останешься голодранцем, когда всё закончится.

— Посмотрим, — отозвался бард, обхватывая руками подушку.

— У Мэрдиса Карза есть покровитель в Гармангахисе, — словно между прочим произнес Кеане, сосредоточенно закрашивая лошадку, стараясь не вылезать карандашом за границы рисунка.

Айрел сел на кровати.

— Точно, — кивнул он, проводя пятерней по волосам. — Я как-то выпустил это из вида.

— Значит, как минимум туда нам прогуляться не помешает, — заметила Триша.

— Нужна хорошая легенда, как именно княжич спасся и где пропадал все эти годы, — Кеане отложил тетрадь в сторону и спрыгнул с подоконника, чтоб размять затекшие ноги.

— Хорошая легенда будет, — заверила девушка, задумчиво кусая губу. — Я вам такую легенду придумаю, что комар носа не подточит.

— Тогда что делаем? Перебираемся в Хольд? — бард вопросительно глянул на собеседников. — Там есть банк.

Триша пожала плечами.

— Хольд, так Хольд. Вариант не хуже прочих.

14.

Банк Агсби имел славу учреждения престижного, влиятельного и очень-очень надежного. Последнее выражалось не только в том, что за его более чем трёхсотлетнюю историю никому так и не удалось его ограбить, но и в том, что здесь никогда не выдавали своих клиентов. Политика банка гласила: "Мы храним ваши деньги. Больше нас ничто не касается". Это изрядно нервировало власти Кендрии, неоднократно обращавшиеся к Агсби с настоятельной просьбой содействовать государству в поимке преступников. Банк отказывался извещать соответствующие органы о том, что какая-нибудь находящаяся в розыске личность заходила обзавестись наличностью или наоборот от нее избавиться. Не работали никакие требования и уговоры: банк принадлежал богатому семейству из Ламара и не подчинялся даже королю Кендрии. От угроз и каких-либо решительных мер, впрочем, власти воздерживались — портить отношения с Агсби было не в интересах страны. В народе шутили, что сюда берут на работу лишь людей слепых, глухих да отличающихся скверной памятью. Поэтому, когда как-то поутру в одно из банковских отделений зашел молодой человек, якобы бесследно пропавший некоторое время назад, никто не стал поднимать вокруг этого шумиху и бегать по улицам, разнося новости. Мужчину спокойно обслужили, пожелали ему хорошего дня и вернулись к прочим делам. Лишь после его ухода многозначительно переглянулись, да обменялись за послеобеденным чаем фразами типа "Видел, кто у нас был?" и "Жаль, не догадался автограф попросить".

Богатым пробыл певец недолго: Триша отобрала и убежала тратить почти всю снятую им сумму. Оставалось лишь надеяться на ее рассудительность и практичность.

Плана дальнейших действий по-прежнему не было. Айрел уже знал о покойном княжиче всё, что смогла вспомнить девушка, однако понятия не имел, что теперь с этими знаниями делать. Решив, что раз спутница обещала всё придумать, то беспокоиться не о чем, певец особо не напрягался и просто убивал время.

Намерения бежать из страны как-то позабылись, страх быть опознанным или выслеженным существенно притупился. Мужчина обзавелся усами и куцей бородкой: в Хольде он выступал не раз и не два, здесь неплохо знали его в лицо. Так же ему пришлось купить шапку — волосы отрастали быстро и уже бесстыдно светили белобрысыми корнями. Айрел счёл, что для маскировки этого вполне хватало, и принялся вовсю наглеть — даже сходил на выступление неизвестного ему барда, только-только получившего разрешение петь в городах. Бессовестно комментировал для захваченного с собой Рафферти все огрехи исполнителя, впрочем, понижая голос, чтоб не нервировать публику и не огорчать выступающего. Потом, пребывая в состоянии удовлетворенного самодовольства от сознания своего полного и неоспоримого превосходства над молодым музыкантом, Айрел изучал вывешенное на двери гильдии расписание грядущих концертов, выискивая знакомые имена. Разом помрачнел, таки найдя одно.

Орви Маллес. Старый недруг. Приедет через три недели. Сколько нервов он в свое время вымотал музыканту, сколько крови выпил. Бард вдруг вспомнил, что так на нем толком за всё и не отыгрался. Находясь в гильдии, он по совету Риона старался с конкурентами не связываться. Доводил их до зубовного скрежета тем, что исправно обставлял, не прибегая к грязным методами — тех это выбешивало даже сильнее, чем если б Айрел подсылал громил или ломал инструменты. Певец, конечно, не мог совсем удержаться от пакостей и исправно, если выпадал шанс, соблазнял девушек, на которых имели виды самые упорные из его недоброжелателей. Это и за месть-то не считается. Музыкант подумал, а не оторваться ли за всё хорошее теперь, но счел, что у него были куда более важные дела. Салум с Орви Маллесом. Пусть у него всё станет плохо само по себе. Не до него сейчас.

Айрел сидел на подоконнике и отстраненно перебирал струны — счел возмутительным тот факт, что уже давно толком не играл. Было бы обидно потерять навыки. Очень хотелось петь, однако мужчина отдавал себе отчет в том, что подавать голос ему не следовало. Рафферти с благоговейным видом внимал, пристально наблюдая за работой пальцев учителя. Кеане где-то пропадал. Причину своего ухода он не объяснил, однако, памятуя об утренних уроках вокала в исполнении мальчишки, бард предполагал, что тот просто сбежал от протяжных воплей.

Дверь приоткрылась. В щели между ней и косяком возникло лицо Триши.

— О, вас еще на улицу не выставили? — с показным удивлением заметила девушка — она застала начало распевки своего "слуги". — А я-то волновалась. Помогите мне донести покупки, — добавила она, вновь исчезая в коридоре.

— Очень важно произвести правильное впечатление, — нравоучительно вещала мошенница, возясь с узлом одного из кульков. — Неубедительный внешний вид может в два счета всё испортить, как бы правдоподобно ты ни говорил. Поэтому раз назвался княжичем — будь добр соответствовать.

— А ничего, что княжич всю жизнь скрывался и не должен быть в курсе последних модных тенденций при киршском дворе? — бард стоял рядом, скрестив на груди руки, и с вялым интересом наблюдал за спутницей.

— Создадим тебе благородный облик, полный сдержанного достоинства. Оденем добротно, но без излишеств, — мошенница, наконец, справилась с упаковкой.

— Ага, в черную кожу, — Айрел скептически покосился на извлеченные из свертка вещи.

— Это для Кеане, — Триша провела ладонью по гладкой поверхности куртки, разглаживая складки. — Куда больше подойдет телохранителю, чем линялое бордовое недоразумение с лысым воротником, — довольно улыбнулась.

— Плакатик "Здравствуйте, я подозрительная личность" в комплект не входит? — музыкант эмоций девушки никак не разделял.

С его точки зрения, человек, наглухо упакованный в черную кожу, был обречен привлекать к себе много лишнего внимания.

— Нет, но, если хочешь, могу нарисовать, — мошенница бережно положила одежку на кровать и полезла дальше шуршать оберточной бумагой. — Ничего страшного в том, что он будет выглядеть подозрительно, я не вижу. По мне так это даже хорошо. Кстати, я купила нам экипаж, — добавила она таким тоном, словно говорила о лишней буханке хлеба.

Айрел замер и похолодел.

— Что, прошу прощения? — переспросил он со слабой надеждой, что неправильно понял собеседницу.

В принципе, подумав, певец бы согласился с тем, что карета им нужна, и смирился с такими затратами, однако в тот момент был психологически не готов к подобным известиям.

— Спокойно, всё не так страшно, как ты думаешь, — Триша верно истолковала его выражение лица. — За бесценок купила у почтовой службы старый экипаж, договорилась с каретной мастерской — там мне его подновят, подкрасят, немного переделают. Не могу сказать, что станет, как новенький, однако смотреться должен весьма и весьма прилично. Эти мои договоренности не совсем официальны, так что всё выйдет очень недорого — раза в четыре дешевле обычной кареты.

У барда немного отлегло от сердца.

— А вот это уже тебе, — девушка кинула собеседнику маленький сверточек.

Развернув бумагу, Айрел нашел гладкий круглый медальон на простой дешевой цепочке.

— Ну и зачем мне это богатство? — поинтересовался он.

— Открой.

Музыкант послушно принялся колупать маленькую латунную крышечку, досадуя на свои коротко стриженые ногти, которые никак не могли ее подцепить. Наконец, ему удалось с ней справиться. Внутри украшения было выгравировано два слова — "Айрел Керран".

Триша многозначительно похлопала себя по груди, указывая на собственный подобный медальон.

— Чтоб не возникло проблем после смерти, — пояснила она.

На мгновенье музыканту стало холодно.

— Спасибо, — задумчиво кивнул он, сжимая в кулаке металлический кругляк.

Бард, конечно, не особо верил в эффективность данного средства в деле спасения души, но уж лучше какая-то защита, чем никакой.

— Примерь, кстати, это.

"Этим" оказался темно-синий кафтан классического покроя. Тёплый, добротный, качественный.

— Ну что я могу сказать... — Триша придирчиво оглядела приодетого Айрела. — У меня прекрасный глазомер: как по тебе шито.

Рафферти, не сомневавшийся, что ему ничего не достанется, изображал презрение к мирским благам и заботился о духовном — сидя с возвышенным видом, играл самую торжественную мелодию из своего репертуара.

— Ты мне скажи, — музыкант согнул руки в локтях, проверяя, не тянет ли ему обновка. — За счет чего наш княжич существовал все эти годы? Где взял средства на карету и телохранителя? Мне кажется, без обеспеченного покровителя он бы не справился.

— Значит, придумаем тебе покровителя, — Триша отступила на шаг назад и, склонив голову набок, снова оглядела собеседника.

В образовавшуюся в разговоре паузу тут же хлынули музыкальные переливы, прежде звучавшие словно на заднем фоне. Айрел болезненно поморщился и сердито поглядел на ученика.

— Во-первых, ты ошибся в начале припева, — резко заявил он, бесцеремонно прерывая мелодию. — Во-вторых, куда ты опять гонишь?! С самого начала! — чуть помолчав, бард добавил, отворачиваясь. — Удовлетворительно.

Кеане вернулся лишь ближе к ночи.

— Я уж начала волноваться, — сообщила Триша вместо приветствия. — Думала, ты от нас сбежал.

Девушка, устроившись за столиком в номере своих компаньонов, шила костюмчик для Рафферти, начатый еще в Гединоре. Из-за всех этих переездов и беготни, связанной с глобальными планами Айрела, дело продвигалось крайне медленно.

Мужчина, проходя мимо, шлепнул перед ней свою тетрадь. Пламя свечи испуганно дрогнуло и заплясало. Мошенница быстро схватила оплывший восковой столбик, опасаясь, как бы тот не упал на ткань. Убедившись, что угроза пожара миновала, грозно глянула на Кеане, ожидая разъяснений.

— Почитай на досуге, — бросил салум, проверяя, догадался ли кто-нибудь в его отсутствие налить хомяку водички и сменить солому.

— Что-то узнал? — девушка воткнула иголку в шитье и принялась бегло пролистывать записи.

— Просмотрел в библиотеке подшивку газет за последние двадцать лет. Выписал всё, что касалось Кирша. Может пригодиться, — мужчина убедился, что никто, разумеется, о его питомце не позаботился, и тот умирал от жажды и голода посреди собственного помета.

— Я тебя люблю! — торжественно провозгласила Триша, листая страницы с куда большим энтузиазмом.

— Лучше б клетку почистила.

— Засуха в 1112 году, — бубнила девушка, с трудом разбирая мелкий убористый подчерк собеседника. — Бунт в Горной провинции, разгон ордена... — напрягла зрение, силясь прочесть написанное, — мититов? Мимитов?

— Шинитов, — Кеане долил хомяку водички.

— В общем, вслух будешь это зачитывать, — Триша нашла выход из положения.

Однако тетрадь не отложила, а продолжила изучать, хмуря брови и изредка покусывая губы.

— А где? — оружейник указал на пустую постель барда.

— Дрыхнет в моей комнате, — девушка мельком глянула на собеседника, чтоб уточнить, что тот имел в виду.

За несколько часов до этого мошенница, удобно расположившаяся за столом и притащившая к нему все нужные для шитья вещи, решила, что больше не может слушать, наверное, в сотый раз играемую Рафферти мелодию, и вежливо попросила музыкантов прекратить или избавить ее от своего общества. Мальчишка выбрал второе. Айрелу было безразлично, на какой кровати валяться, поэтому он тоже не особо возражал, лишь сообщив Трише перед уходом, что та вконец обнаглела. Зайдя через какое-то время за позабытыми пуговицами, девушка нашла обоих спящими.

— Не хочешь последовать его примеру? — мужчина принялся раздеваться, не обращая внимания на присутствие собеседницы.

— Хммм... Ты мне что-то предлагаешь? — игриво уточнила девушка, беззастенчиво наблюдая за процессом.

— Уйти в свою комнату и лечь спать.

— С радостью бы, — с показной горечью вздохнула мошенница, — да только все кровати там заняты. Придется сегодня ночевать здесь, — уставилась на собеседника невинным взглядом.

— Свечку задуть не забудь, — оружейник лег в постель, запахнулся одеялом и повернулся к собеседнице спиной, демонстрируя полную в ней незаинтересованность.

— Скажи, тебя чем-нибудь смутить вообще можно? — девушку такое отношение немного задело.

— Понятия не имею, — зевнул Кеане.

— Ладно, спи давай, — вздохнула Триша, смиряясь с тем, что в ней, похоже, видели не женщину, а предмет интерьера.

* * *

Барре Камрон не ошибся в своих предположениях — Клай и Йеспер прибыли в Табид. Чем ближе он подбирался к городу, тем сильнее вибрировали у него за пазухой вылепленные его коллегами колокольчики — раз уж нет наводок, где искать ученика, придется для начала найти его преследователей. Мужчина пришпорил коня — хотелось добраться до места прежде, чем салумы двинуться дальше. А то мало ли куда они направятся потом, и сколько придется блуждать по округе в поисках их следа. Барре Камрон не боялся, что Клай и Йеспер заметят слежку: он был гораздо старше и опытнее их.

* * *

Лаес Даген, еле сдерживая зевоту, брел по коридору. Ранние подъемы обычно давались ему без проблем, однако случайная встреча с бывшим однокурсником, закончившаяся ночной посиделкой с участием приличного количества спиртного, сильно повлияла на его способность просыпаться ни свет, ни заря. Голова раскалывалась, на то, чтоб волочить ватные ноги по паркету, требовались заметные усилия воли. Лаес Даген стыдился и переживал: он всегда старался производить впечатление собранного, ответственного и компетентного работника. Было б обидно разрушить созданный образ из-за какой-то ерунды. Дергая дверь своего кабинета, он искренне надеялся, что Пирс Блейз пока не пришел — не имел ни малейшего желания слушать брюзжание старого канцеляриста о несовместимости пьянства и службы в "Мирле".

В каком-то смысле мужчине повезло — коллеги на месте, действительно, не оказалось.

— Доброе утро, — поздоровался Тавис Давиот, поднимая глаза от небольшой книжечки.

Работник канцелярии замер на пороге комнаты, с недоумением разглядывая посетителя, устроившегося в кресле старика. Автоматически скользнул взглядом по столу, проверяя, все ли вещи лежали на своих местах.

— Утро доброе, — буркнул Лаес Даген, осторожно прикрывая за собой дверь и проходя в кабинет.

Тавис Давиот захлопнул чтиво. "Невероятные приключения Эрберта Вигл'Лу. Забытый в Гарже" разглядел обитатель кабинета на темно-коричневой обложке. Если канцелярист не ошибался, книга принадлежала Пирсу Блейзу.

— Занимательная книженция, — гость аккуратно положил потертый томик на угол стола.

— Вы ко мне по делу? — не очень дружелюбно поинтересовался Лаес, плюхаясь на свое место.

Мужчины познакомились за два дня до этого и не успели настолько сдружиться, чтоб заглядывать друг к другу просто поболтать о жизни.

— Можно сказать и так, — уполномоченный Давиот понимающе усмехнулся, глядя на помятое лицо собеседника. — Смотрю, вы неплохо провели ночь.

— Вроде того, — огрызнулся Лаес, неосмотрительно громко шлепая на стол свой портфель и морщась от незамедлительно напомнившей о себе головной боли.

— Мда, сочувствую, — протянул Тавис, наблюдая за муками ближнего своего. Поймав на себе раздраженный взгляд, решил перейти сразу к делу. — Что я зашел-то... — мужчина подпер подбородок кулаком. — Хотел узнать, нет ли чего нового по делу Айрела Керрана.

— С какой целью интересуетесь? — Лаес Даген подозрительно зыркнул на собеседника.

Тавис Давиот пожал плечами.

— Ну, я, всё-таки, имею к нему какое-то отношение, — мужчина закинул ногу на ногу. — По-моему, моё любопытство вполне объяснимо.

Канцелярист пару секунд хмуро разглядывал гостя, размышляя, имеет ли право разглашать тому информацию. Подумал, что ничего страшного в этом не будет.

— Похоже, в Норле Керран сел на корабль, шедший в Ламар, — чтоб не терять времени, Лаес параллельно с разговором занялся разбором прибывшей корреспонденции. — Во всяком случае, нашелся свидетель, который клянется и божится, что это был именно он, — мужчина вскрыл ножом для бумаги первое письмо.

— Решил бежать за границу, — Тавис убрал руку от лица и задумчиво прицокнул языком. — Что ж, весьма разумно, — вопросительно уставился на собеседника, требуя новых подробностей.

Канцелярист, хмуря брови, сосредоточенно проглядывал текст.

— Тут еще кое-что выяснилось, — проговорил он, переворачивая страницу и убеждаясь, что на обратной стороне ничего не было. — Этот корабль должен был сделать остановку в Эстоле, однако так там и не появился.

Уполномоченный Давиот поднял взгляд к потолку, припоминая карту родной страны. Ах да, Эстоль...

— Полагаю, — Лаес Даген положил письмо на стол и потянулся за штемпелем, — это значит, что бард пошел ко дну вместе с судном, — привычным движением шлепнул в угол бумажки четкий оттиск.

— Если не сошел на сушу во время одной из предыдущих остановок, — Тавис Давиот только приветствовал автоматическое решение проблем, однако сильно сомневался, что сейчас был такой случай.

Впрочем, эта проблема была не его, так что волноваться о ней предстояло тоже не ему.

* * *

Айрел проснулся в плохом расположении духа: за ночь отлежал руку. Помотав онемевшей конечностью и нечаянно ушибив ее о край тумбочки, бард убедился, что та не чувствовала боли и вообще не работала. Зло глянул на Рафферти, словно это он был повинен в ситуации. Мальчишка дрых на второй кровати, свернувшись клубком и пуская слюни на подушку. Лютня, соскользнувшая с постели, валялась на полу среди грязных сапог ребенка, жалкая и всеми покинутая. Барду это зрелище настроения не прибавило — он очень не любил, когда с инструментами обращались недостаточно бережно. Рука медленно начинала оживать — по ней уже побежали сотни уколов, знаменовавших возвращение чувствительности. Этот факт сделал музыканта немного добрее, потому тот не стал будить спящего и устраивать ему выволочку, а, забрав лютню, мирно вышел за дверь, лелея мечту о завтраке и тазе горячей воды для умывания.

В свой номер он вернулся уже сытым и посвежевшим. Триша сидела за столом и сосредоточенно читала. Кеане не было.

— А не пора ли уже и честь знать? — Айрел прошел мимо девушки. — По мне так ты тут подзадержалась.

— И тебе доброе утро, — невозмутимо отозвалась та.

Смирившись с тем, что собеседница намеревалась находиться в его комнате столько, сколько хотела, бард уселся на свободный стул, несколько раз сжал и разжал кулак, тряхнул рукой, сгоняя последние следы онемения, и взял на пробу пару аккордов.

Дверь без стука отворилась, вошел зевающий и потягивающийся Рафферти. Мальчишка почесал себе пузо, и по-хозяйски оглядев комнату, сфокусировался на музыканте.

— Сегодня занятий не будет, — сообщил Айрел.

Ребенок замер в процессе почесывания.

— Почему?! — воскликнул он с негодованием.

— Провинился, — музыкант доиграл куплет и принялся за припев. — Аккуратней надо с инструментом обращаться, а не бросать на пол без уважительной причины.

Рафферти задумался. Припомнил, что ночью, лютня, действительно, куда-то делась с кровати.

— А что это вы такое играете? — прикинулся милым мальчиком. — "Кружево заката", да? Лучшую песню прошлого года по версии гильдии бардов?

— Повторяю, сегодня занятий не будет, — Айрел умел изображать "милого мальчика" куда лучше своего ученика и на такие вещи не велся. — Ты наказан.

Парнишка тут же убрал с лица восторженное любопытство и нацепил угрюмое раздражение.

— Эй ты, — грубо позвал он Тришу. — Дай мне денег.

— Будешь так разговаривать, покрашу тебе волосы в розовый, пока будешь спать, — пригрозила девушка, шаря в лежащей на столе сумочке.

— Пожалуйста, — торопливо добавил Рафферти. Похоже, в "эй ты" он проблемы не видел.

— Зачем тебе? — мошенница протянула ребенку несколько мелких монеток.

— Пойду помолюсь за ваши грешные души! — возвестил тот, гневно зыркая на барда, и гордо удалился, хлопнув на прощание дверью.

— Совсем распоясался, — как-то равнодушно посетовала Триша. — Надо будет заняться его воспитанием.

Айрел буркнул что-то утвердительное. Какое-то время сидели молча: мужчина играл на лютне, а девушка читала.

— Красивая музыка, — заметила она. — Сам написал?

— Ну разумеется! — бард был немного оскорблен тем, что кто-то мог не знать его репертуар.

— Кстати, как продвигаются ваши занятия? — мошенница рассеянно листала записи Кеане.

— Нормально, — отозвался Айрел, отстраненно бренча.

— Скажи честно, Раф сможет стать бардом?

Мужчина неопределенно пожал плечами.

— Всё зависит только от него.

— Но талант-то у него хоть есть? — судя по тону, девушка спрашивала не из праздного любопытства.

— Ничего выдающегося я пока не заметил. Впрочем, парень старается, чего не отнять, того не отнять. Почему тебя это интересует?

— Я тут подумала. Ему не следует лезть в эту муть с выжившим княжичем. Во-первых, грядущее мероприятие слишком опасно. Во-вторых, Раф будет нам балластом: он практически бесполезен. Дело обещает быть слишком серьезным для того, чтоб в процессе мы могли себе позволить надзор за ребенком.

— Думаешь сбагрить его в гильдию? — мужчина приставил лютню к стене и подвинул стул ближе к собеседнице.

— Хотя бы на время, — ответила та, откладывая тетрадь и оборачиваясь к барду. — Мне пока не приходит в голову ни одно безопасное место, помимо нее.

Айрел хохотнул.

— "Безопасное", — передразнил он.

— Как думаешь, его туда возьмут? — сарказма собеседника Триша не поняла.

— Взять-то возьмут, а вот сможет ли он в ней пробиться — другой вопрос, — мужчина почесал заросший щетиной подбородок.

— А сколько в среднем нужно времени на то, чтоб добиться успеха? — девушка облокотилась о стол и подперла щеку ладонью.

— Ну-у-у, — призадумался бард. — Ко мне пришла первая слава после "Лей Ханн" — если не ошибаюсь, на мой четвертый год в гильдии. Это считается быстро. Очень многие ничего не добиваются и за десятилетия.

— Наверное, я бы смогла придумать, как в два счета стать знаменитым на всю страну, — протянула Триша, лениво переворачивая страничку раскрытой перед ней тетради.

Айрел усмехнулся.

— Это даже я могу сделать. Вопрос не в том, чтоб получить известность, а в том, чтоб ее сохранить. Знаешь, как часто бывает: сегодня о тебе все говорят, а завтра уже и имени твоего не помнят.

— Например?

— Ну-у-у, — бард напряг память. — Скажем, был такой Улли Ройс...

— Я не это имела в виду, — прервала его Триша.

— А. Как мигом прославиться? — Айрел на какое-то время замолчал, задумчиво разглядывая потолок. — Ну, — снова заговорил он. — Если брать конкретно случай Рафферти, то есть такой вариант: я пишу для него песню, он выдает ее за свою собственную и приходит на выступление какого-нибудь известного барда. Упрашивает того позволить ему спеть "свою песенку" со сцены. Ларцевещатели разносят ее по всей стране, слушатели умиляются "гениальному ребенку", восторгаются им, интересуются, кто он такой. Гильдия, пользуясь ситуацией, начинает эксплуатировать мальчишку, приглашать на все возможные выступления. Однако уже через пару-тройку месяцев он, скорее всего, всем наскучит и будет забыт, — мужчина развел руками.

— То есть, самое сложное здесь — написать подходящую песню, — предположила Триша.

Музыкант отрицательно помотал головой.

— Самое сложное, — он назидательно поднял указательный память, — уломать кого-то из бардов, чтоб тот согласился выпустить на сцену неизвестного ребенка во время своего выступления. Вернее, в самом его начале. В основном люди покупают дешевые ларцы, пятиминутные. Доля тех, что подороже, куда меньше. Поэтому все певцы стараются использовать первые пять минут концерта с наибольшей эффективностью — именно их услышит больше всего народу. Для того чтоб план с "гениальным ребенком" сработал, необходимо, чтоб он спел именно в это время. Мы, барды, — эгоисты. В условиях существующей у нас конкуренции, подобная благотворительность — непозволительная роскошь. Даже добрый и отзывчивый я бы никого не пустил на свою сцену.

— Значит, давить на жалость бессмысленно? — на всякий случай уточнила девушка.

— Пустая затея, — Айрел заложил руки за голову и откинулся на спинку стула. — Должна быть какая-то веская личная причина, чтоб бард согласился исполнить подобную просьбу. Что-то, ради чего он бы не пожалел пожертвовать впечатлением от целого выступления...

Мужчина замер, широко распахнув глаза.

— Ой, — сказал он, медленно выпрямляя спину. Уронил руки на колени. Поглядел на собеседницу таким завороженным взглядом, что той стало неуютно. — А я, кажется, знаю, с кем и как это можно провернуть...

Певец вдруг встал со стула и быстро прошел к окну. Постояв несколько секунд в раздумьях, развернулся и зашагал в другом направлении. Девушка молча наблюдала за непривычно оживленным и взбудораженным спутником, ожидая, когда тот сам ей всё расскажет. Айрел делиться мыслями не торопился. Вместо этого он вдруг подбежал к столу, схватил тетрадь, торопливо ее пролистнул, нашел чистые страницы, рывком выдрал несколько штук, нещадно смяв обложку. Не глядя, сгреб валявшийся тут же огрызок карандаша, подхватил лютню. Устроившись за освещенным подоконником, принялся перебирать аккорды, изредка прерываясь, чтоб что-то записать.

Триша попыталась заговорить, однако мужчина лишь раздраженно от нее отмахнулся, даже не обернувшись. Девушка какое-то время демонстративно за ним наблюдала, пытаясь вызвать у барда чувство неловкости, однако быстро поняла, что тот, увлекшись, даже забыл о ее существовании. Тихонько фыркнув, слегка разочарованная мошенница снова углубилась в чтение.

Скоро вернулся Кеане.

— Что-то ты сегодня рано, — Триша стрельнула на пришедшего взглядом и снова вернулась к своему занятию.

Оружейник молча положил перед ней увесистую книгу. Та выглядела весьма дорогой: обложка, обтянутая тисненой кожей, буквально вопияла о ее стоимости. "Дворяне Кендрии, Ламара и Кирша", — гласила витиеватая надпись золотыми буквами. Девушка моргнула, не веря своим глазам. Отложив тетрадь в сторону, бережно открыла первую страницу фолианта. Пролистнула дальше.

— Это же бесценная вещь, — бормотала Триша, проглядывая генеалогические древа и подробные описания знатных родов. — Где взял?

— Вынес из библиотеки, — мужчина с намеком на интерес наблюдал за девушкой, с загипнотизированным видом переворачивавшей страницы. — Лень было переписывать.

— Ничего, не обеднеет. Нам нужнее, — мошенница осуждала воровство лишь тогда, когда что-то украсть пытались лично у нее.

Кеане тем временем разглядел, в каком состоянии находилась его тетрадь. Неспешно взяв ее в руки, внимательно изучил мятую обложку, нашел бахрому выдранных листов, пристально уставился на девушку. Та, почуяв неладное, подняла на него взгляд. Насколько Триша могла судить по скудному на проявление эмоций лицу собеседника, тот находился в крайней степени недовольства.

— Это не я, — тут же сообщила она, поняв причину такого поведения.

Указала на барда. Тот, уйдя в пучины вдохновения, ничего вокруг себя не видел и не слышал. Торопливо строчил, экспрессивно зачеркивал написанное, раз за разом наигрывал мелодию, ища нужное ему звучание, что-то напевал под нос. Потом гневно скомкал листок и принялся терзать следующий.

Оружейник, понаблюдав за спутником, видимо, решил спустить ему на этот раз порчу имущества. Постаравшись разгладить ладонью погнутую обложку и мятые страницы, сел на кровать и принялся осторожно отрывать корни выдранных листов.

— Чтоб хоть еще раз кому-то позволил прикоснуться к моим вещам, — негромко проговорил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Это лучшее, что я написал в своей жизни! — провозгласил Айрел, гордо хлопая жалкие остатки карандаша на подоконник и откидываясь на спинку стула с крайне самодовольным видом.

Кеане, сделавший всё, что мог, для приведения тетради в состояние, наиболее близкое к исходному, внимательно перечитывал ее с самого начала, отмечая про себя потенциально полезные моменты в потоке разрозненной информации. Восклицание барда он проигнорировал — искусством не интересовался и для сочинительства спутника делать исключение не планировал. Триша же настолько увлеклась изучением родословной клана Карза, что музыканта даже не слышала. У Айрела, не дождавшегося восторгов, "охов", "ахов" и мольбы немедленно осчастливить присутствующих своим пением, резко испортилось настроение. Если раньше он произносил что-то подобное, то вокруг сразу начинали толпиться люди с такими благоговейными лицами, словно им только что явилась сама Давиана и пообещала просто так простить все грехи — видите ли, у нее сегодня хорошее настроение.

— Сконцентрируйтесь на мне, пожалуйста! — бесцеремонно крикнул музыкант, сложив ладони рупором. — Большое спасибо, — уже спокойно произнес он, заметив недоуменный взгляд Триши и какое-то подобие заинтересованности со стороны Кеане.

Скрипнув ножками стула по полу, бард сел лицом к слушателям и торжественно кашлянул.

— Значит так, — начал он, лучась гордостью. — Для тех, кто не знает, — взмах руки в сторону салума. — Мы тут подумали и решили, что Рафферти — а вот, кстати, и он — пора выходить на большую сцену. Садись: как раз только тебя не хватало.

Мальчишка замер на пороге, с нескрываемым подозрением оглядывая присутствующих: что-то услышанное не предвещало ему ничего хорошего. Ребенок медленно закрыл за собой дверь и прошел в комнату.

— Раф, ты же хочешь стать бардом? — Айрел задал риторический вопрос.

— Ну, — без особого воодушевления отозвался пацаненок, присаживаясь на краюшек кровати — он не сомневался, что этот разговор велся не просто так.

— Вот и чудно. А теперь я тебя кое о чем попрошу. Понимаю, мои указания будут звучать странно, однако, пожалуйста, выполни их. Это важно, — музыкант твердо посмотрел мальчишке в глаза.

Тот, чуть посомневавшись, кивнул.

— Скоси глаза, — повелел музыкант. — Скоси глаза, — повторил он настойчивей, заметив подозрительный взгляд ребенка, не спешивший сползаться к переносице.

Рафферти нехотя подчинился.

— Сильнее. Склони голову набок. Теперь пусти слюну. Делай, что говорю! — бард замолчал, оценивая результат. — А теперь, — распорядился он, — скажи: "Я всегда хотел быть похожим на Айрела Керрана".

— Я всегда... — у Рафферти исчезли последние сомнения в том, что над ним просто издевались.

— Не теряй выражение лица, — прервал его музыкант, заметив, что зрачки мальчишки вернулись в нормальное состояние. — И добавь в голос больше дебилизма.

— Можно узнать, зачем это нужно? — озвучила общий вопрос Триша.

— Через три недели будет выступать Орви Маллес. Здесь. В Хольде, — Айрел выразительно указал на пол под своими ногами.

Рафферти вернул себе нормальное выражение лица и утер рукавом слюну с подбородка.

— И? — Кеане пока поводов для бурной радости не видел.

— Орви меня ненавидит, — бард улыбнулся так широко, словно был невероятно доволен этим фактом. — Искренне, жгуче и всепоглощающе. До зубной боли и желудочных колик. У него, наверное, сосуды в глазах лопаются, когда он обо мне вспоминает. И он не упустит шанса подложить мне свинью.

— И? — повторился салум, по-прежнему не улавливавший, к чему велся весь этот разговор.

— Представь, — Айрел был непривычно, как-то по-ребячески, оживлен. — Приходит к нему вот такой вот мальчик — Раф, изобрази! — парнишка послушно скосил глаза. — И говорит: "Знаете, я всегда хотел походить на Айрела Керрана, с детства ему подражаю, даже вот песенку про него написал. Можно я ее спою со сцены?" А сам по виду идиот идиотом! Слюни, сопли... Писается в постель! Бьется в эпилептических припадках... Всё вместе! — мужчина активно жестикулировал, восторженно представляя будущего "гениального ребенка".

Музыкант сделал паузу, чтоб слушатели смогли проникнуться всем великолепием нарисованного им образа. Судя по выражениям лиц, тот, как минимум, заставил их глубоко задуматься.

— Логично же будет предположить, что и песня ни в чем ему не уступает? — бард коварно улыбнулся.

— Пожалуй, — задумчиво кивнула Триша, понимая вдруг весь план собеседника.

— "Мальчик-дебил со столь же дебильной песней про Айрела Керрана". Я просто не могу себе представить, что Орви упустит такой шанс сделать мне гадость.

Мужчина потряс в воздухе зажатым между двумя пальцами листочком бумаги.

— А песня вот, — певуче проговорил он, переводя озорной взгляд с одного лица на другое. — И, повторяю, это лучшее, что я написал в своей жизни.

— Что там? — Кеане, наконец, закрыл и отложил свою тетрадь: разговор его увлек. — Ода самому себе, полная бессовестного самолюбования и неприкрытого бахвальства?

— Не совсем, — Айрел покачал головой. — Красивая и берущая за душу ода самому себе. Полная бессовестного самолюбования и неприкрытого бахвальства. Я аж чуть сам пару раз слезу не пустил, пока ее писал. Давиана Владычица, как же я хочу поведать ее миру! — закусив губу с изнывающим видом, бард пробежал глазами текст и ноты. — Это был бы такой шикарный последний штрих в моей карьере. Песня, сочиненная никому не известным ребенком в память о своем бесследно пропавшем кумире. Она просто обречена на успех!

— Как он, — оружейник указал на сидевшего с мечтательно помутневшим взглядом Рафферти, — попадет за кулисы? Я помню, с охраной у вас всё нормально. Извини, если спускаю с небес на землю своими банальными и приземленными комментариями, — с легким сарказмом добавил он.

— Триша, я надеюсь на тебя в этом вопросе, — бард посмотрел на спутницу. — Сможешь провести его за сцену и добиться аудиенции у Орви? Это будет непросто, — сразу добавил он. — Тем более, минут за десять до начала выступления.

— Почему именно так? — деловито осведомилась девушка, автоматически начиная продумывать разные стратегии и варианты.

— Чтоб не хватило времени на то, чтоб прогнать песню перед концертом и понять, чего она стоит на самом деле.

— Ну-у-у, — мошенница неопределенно пожала плечами. — Что-нибудь придумаю. Три недели, говоришь?

— А если я плохо сыграю? — Рафферти, до этого мысленно купавшийся в лучах грядущей славы, вдруг вспомнил о действительности.

— Чтоб этого не произошло, будешь у меня заниматься круглосуточно, разве что с перерывами на сон, еду и туалет, — улыбка Айрела не сулила мальчишке ничего хорошего в случае, если тот действительно всё испортит. — Я тебя так выдрессирую, что у тебя пальцы сами будут по струнам бегать, не советуясь с памятью. Намертво в тебя каждую ноту вобью.

— Еще одна тысяча извинений, — Кеане снова подал голос. — Тебе не кажется, что ты отвлекся от своей основной задачи?

— Всё что от меня пока требуется — прилежно обрастать волосами. Уверяю, я смогу совместить это занятие с преподавательской деятельностью.

* * *

Орви Маллес был раздражен. Это состояние не покидало его уже почти четыре месяца — со дня, как было объявлено о том, что Айрел Керран получил дозволение выступить в Табиде. Самому же Орви, начавшему карьеру задолго до появления молодого выскочки, поныне приходилось довольствоваться всякими Фарринами, Норлями да Найлахами. Теперь вот Хольд. Бард был известен и популярен. "Сравнительно", — мысленно поправлял себя он, скрипя от злости зубами. Да, известен и популярен, если на секунду забыть о существовании Керрана, чей успех был просто противоестественным и не поддавался никакому объяснению. Однако среди всех остальных, "нормальных", исполнителей, Маллес определенно был одним из лучших. Но ближайшая к Табиду сцена, с которой он до сих пор пел, находилась в деревеньке Калойка, расположенной в часе ходу от города. Табидцам очень льстило их привилегированное положение, однако послушать простых бардов, еще не имеющих права у них выступать, им тоже хотелось. Поскольку концерты в Табиде были событием довольно редким, его жители повадились ходить в Калойку, ради такого дела даже получившей в гильдии статус города. Теперь же, певец в этом практически не сомневался, до прибытия из Обхарнайта гонца с известием о назначении даты его, Орви, табидского выступления оставались недели, если не дни. Максимум — месяцы. И это ожидание действовало на нервы.

— Что, зал, как всегда, битком? — небрежно поинтересовался он у своего администратора.

Орви Маллес стоял перед большим зеркалом в гримерке и самодовольно разглядывал свое отражение, поворачиваясь то одним профилем, то вторым.

— Разумеется, — отозвался уставший взмокший мужчина, забежавший проведать своего подопечного перед выступлением. — Как настроение? Ты готов? Начинаем через двадцать минут.

— Угу, — рассеянно отозвался бард. — Надо бы сесть на диету, — с сожалением подумал он, похлопывая себя по округлившемуся в последнее время животу.

Раздался робкий стук.

— Извините, что отвлекаю, — в приоткрывшуюся дверь просунулась голова одного из работников хольдского отделения гильдии. — Тут одна девушка хотела бы с вами встретиться, если не возражаете.

— Возражаем! — тут же отозвался администратор. — У нас нет на нее времени.

— Что за девушка? — Орви приблизил лицо чуть ли не вплотную к зеркалу и, растянув губы, принялся внимательно разглядывать свои зубы — не осталось ли где петрушки с обеда. — Кто такая? — на женщину он всегда был готов выделить минутку-другую.

— А вдруг ее подослали твои конкуренты? — зло процедил помощник, прекрасно осведомленный об этой черте своего подопечного.

— Кого? Хелию-то? — судя по тону посетителя, речь шла о какой-то его знакомой. — Да не-е-е, — мужчина фыркнул и махнул рукой, словно говоря "да вы бросьте". — Вы ее просто не знаете. Девушка простая, компанейская, бесхитростная. У нас все ее любят. Часто заходит в гости, угощенья приносит, любит всякие рассказы про бардов слушать. Говорит, что всегда с вами познакомиться мечтала.

— Красивая? — Орви послал отражению свой фирменный взгляд, способный, как мужчина искренне верил, растопить сердце любой недотроги.

— Очень, — с жаром воскликнул работник гильдии, тайно влюбленный в Тришу уже около двух недель.

— Тогда зови, — великодушно позволил музыкант, наконец, отворачиваясь от зеркала.

— Орви! — прорычал администратор, краснея от недовольства.

— Я просто поздороваюсь с поклонницей, — величественно отмахнулся певец. — Обычное проявление вежливости.

Триша была мила и обаятельна. Она смущалась, когда бард целовал ей ручку и говорил комплименты, щебетала что-то восторженное. Даже неловко исполнила куплет из "любимой песни" — единственную вещь из репертуара Маллеса, которую ей напел Айрел. Всё впечатление портил только странный ребенок, пришедший вместе с ней. К заданию изобразить дебила Рафферти подошел с душой — за всю свою жизнь Орви Маллес не видел никого гаже и жальче: полуоткрытый рот, пустой бессмысленный взгляд, тонкая струйка слюны, стекающая по подбородку. Пацаненок трогательно держал спутницу за руку и размерено раскачивался из стороны в сторону.

— Вы знаете, у меня к вам есть маленькая просьба, — девушка застенчиво закусила губу и умоляюще поглядела на собеседника. — Вы знаете, мой племянник немного болен, — ласково погладила мальчишку по голове.

— Я заметил, — быстро улыбнулся бард, стараясь не смотреть на то, с какой самоотдачей объект разговора ковырялся в носу.

— Ему всегда очень нравилось творчество Айрела Керрана, он был его кумиром, — Триша изобразила грусть. — Говорил, что однажды станет таким, как он.

Орви, чье настроение резко испортилось при упоминании ненавистного имени, враждебно покосился на ребенка. Тот как раз стоял и с самым сосредоточенным видом разглядывал извлеченную соплю. Это зрелище согрело певцу сердце.

— Он на верном пути, — уже радушнее улыбнулся бард.

— Даже написал про него песню, — заметив, что парнишка потянул "добычу" в рот, девушка мягко перехватила его руку. — Сам! — добавила она с нескрываемой гордостью в голосе.

— К-как Айрел... я... к-как, — вдруг забился в ее хватке Рафферти, мотая головой и закатывая глаза.

— Послушайте, у нас сейчас нет времени! — администратор больше не мог смотреть на это безобразие. — У Орви выступление через пять минут! Покиньте комнату, будьте так любезны!

— Я вас очень прошу! — Триша добавила в голос точно выверенное количество отчаяния. — Вы же такой великий человек! Помогите ребенку! Сегодня ведь годовщина первого выступления Айрела Керрана. Когда-то он начинал именно здесь, на этой сцене! Позвольте моему племяннику спеть свою песню! Это для него так важно!

— На выход, девушка, на выход! — помощник музыканта принялся бесцеремонно выталкивать мошенницу за дверь.

— Постой, Ензон, — вдруг попросил певец, с интересом разглядывая Рафферти. — Сегодня правда годовщина первого городского выступления Керрана? — перевел взгляд на мужчину.

Первый город имел для бардов особое значение. Многие носили с собой изображение его герба — на удачу. В гильдии существовали связанные с ним суеверия да гадания. Вытянешь из колоды карт овцу — достанется Фаррин, сверчка — Норль, а конский череп — так по селам до смерти и придется кататься. Начал в Каввеше — к сорока годам точно в Табид пустят, в Эстоле — у Каллихара в любимчиках ходить будешь. Никто не хотел попасть сразу в Обхарнайт: столица считалась дамой капризной и непредсказуемой, могла из судьбы такие кренделя крутить, что уж лучше Штерзи с его неудачами каждые три года. Хольд пророчил известность и после смерти.

— Откуда же мне знать?! — взорвался администратор. — Я не настолько пристально слежу за его творчеством!

— А сколько длится песня? — Орви Малесс задумчиво прищурился.

— Короткая. Минуты две всего, — Триша проявляла чудеса невыталкиваемости и всё еще находилась в комнате, несмотря на все усилия Ензона.

— Ты же не хочешь пустить ЭТО на сцену?! — помощник, лишившийся последних крупиц самообладания, гневно ткнул пальцем в мальчишку, решившего, что припадков пока достаточно, и вернувшегося к проверенному приему — обильному слюноотделению.

Бард, коротко глянув на изображавшую угрызения совести и прочие душевные муки девушку, оттащил своего администратора в сторону.

— Слушай, — уговаривал он его, понизив голос чуть ли не до шепота. — Это же всего лишь Хольд. Рядовой концерт, каких у меня по стране проходят десятки. Ничего важного.

— Орви, ты сдурел?! — шипел в ответ Ензон, пытаясь высвободить руку из хватки подопечного. — Включи мозг, будь добр!!!

— Две минуты! Две жалкие минуты! Приемлемая цена за возможность опустить Керрана в его годовщину и на родной сцене, не думаешь, а?

— О себе думай, а не о нем! — помощник таки сумел стряхнуть со своего локтя руку барда. — О последствиях!

— А чего плохого в том, чтоб исполнить мечту больного ребенка? — музыкант заговорщически подмигнул. — Репутация благодетеля еще никому не мешала.

— Минута до начала! — в приоткрытую дверь заглянуло взволнованное, близкое к панике лицо.

— Пошли, парень! — певец, отстранившись от Ензона, широким шагом двинулся к выходу. — Споешь свою песню, — потрепал Рафферти по голове.

— Добрый вечер, — проговорил своим бархатным баритоном Орви Маллес, глядя в набитый зал. — Вы знаете, я только что услышал удивительную вещь. Оказывается, сегодня годовщина первого городского выступлении Айрела Керрана, — бард выдержал секундную паузу. — Более того, произошло оно именно здесь, на этой сцене.

Айрел, стоявший в самом дальнем ряду, недоуменно поднял бровь. Он в свое время как-раз-таки вляпался в Обхарнайт и было это в мае.

— Все мы слышали, — музыкант добавил в голос скорби, — что он бесследно исчез. Ужасная трагедия, — певец зажмурился, якобы прогоняя выступившие слезы. — Страшная потеря для всего народа и меня лично.

На самом деле, известие о пропаже Айрела он встретил разнузданным весельем и на радостях не просыхал неделю, празднуя это событие.

— Мальчик, которого вы сейчас услышите, написал песню про своего кумира. Он очень хочет спеть ее для вас. Именно в этот день. Именно с этой сцены. Я решил исполнить его мечту, — Орви Маллес лучился добротой и лаской, затапливая ими зал. — Надеюсь, вы проявите понимание к этому моему решению, — смиренно склонил голову, выдерживая новую паузу. — Иди сюда, малыш, — призывно протянул руку в сторону кулис.

Вышел Рафферти с лютней в руках. Триша таки дошила ему костюмчик и причесала "девчачью челку", не позволив мальчишке ее "мужественно" взъерошить, так что выглядел он прелестно. Откуда-то с первого ряда раздался женский вздох умиления.

— Итак, песня, посвященная Айрелу Керрану. Исполняет автор, — Орви не смог удержаться от злорадной улыбки. Отошел назад.

Мальчишка повернулся к публике и растерялся. Скользнув беспомощным взглядом по толпе, вдруг увидел Айрела, махнувшего ему издалека рукой. Рафферти глубоко вздохнул, собираясь с духом, и заиграл.

Трогательный детский голос пел о радости и мечтах, что дарил людям бард, о его выдающихся душевных качествах и безграничном таланте, о балладах, что "золота нитью пройдут сквозь века", о горечи потери. Скоро восторженные и удивленные вздохи стали сменяться приглушенными всхлипами. Орви Маллес, сначала не поверивший своим ушам, стоял, как громом пораженный, и очень жалел, что не находился сейчас за сценой: там можно было бы швыряться предметами, орать на людей и требовать, чтоб кто-нибудь немедленно решил эту проблему. Единственное же, что он мог делать на виду у публики, это удерживать на губах слабую фальшивую улыбку и надеяться на какое-нибудь неприятное для Рафферти чудо. Его душили зависть и бессилие.

Сам Орви, он отдавал себе в этом отчет, никогда бы не сумел написать подобную песню. Мужчина адекватно оценивал свои способности и точно знал, что их на такое бы не хватило. Он уже ненавидел этого ребенка всей душой. Когда-то давно он точно так же стоял и смотрел на другого мальчишку — тот только прибыл в гильдию и проходил обязательное прослушивание у ее руководства. Орви Маллеса, надеявшегося вот-вот получить доступ в города, тогда впервые посетила мысль, что в сравнении с каким-то пацаном он — просто бездарность. Бард забыл о пареньке на четыре года, будучи уверенным, что тому никогда не хватит сил выбиться вперед: одного таланта для успеха недостаточно. Потом он горько жалел, что не столкнул мальчишку с лестницы или не переломал ему руки еще в день знакомства. Что дал ему вырасти и набраться сил. Это была непозволительная ошибка.

А Айрел стоял посреди потрясенной, восторженной, растроганной толпы и упивался своим величием. Это был еще один момент его триумфа, почти как в Табиде. Волшебное чувство. Бард незаметно наблюдал за публикой — кто-то хмурился, кто-то кусал губы, стараясь сдержать слезы, а кто-то уже ревел вовсю, вдруг осознав, какого человека потеряла Кендрия. Ни одного равнодушного лица. Музыкант расплылся в гордой улыбке. Ну что ж, Орви, спасибо за услугу. И удачи с собственным выступлением, ага? Мужчина еле удержался от того, чтоб не рассмеяться в голос.

* * *

Обхарнайт. Главное отделение гильдии бардов.

— Рион, тебе не назначили еще нового подопечного?

— Нет, — администратор, сидя в кресле, сосредоточенно читал вечернюю газету. Тон его голоса чётко давал понять, что мужчина не имел ни малейшего желания обсуждать эту тему.

— А вы видели новеньких? — послышалось из-за стола, стоявшего в дальнем углу комнаты. Громоздившиеся на нем стопки документов почти скрывали говорившего от собеседников. — Сегодня четверо прибыли. Молоденькие совсем. Ничего особенного, насколько я могу судить.

— О, Орви начался, — вяло отреагировал первый оратор — подтянутый мужчина в форме гильдии, когда из открытого ларца, небрежно пристроенного на угол стола, полился густой баритон.

Рион перевернул страницу газеты и принялся читать про рекордно большую рыбину, выловленную где-то на юге, демонстрируя полную незаинтересованность в выступающем. Вдруг знакомый голос барда сменился тоненьким детским вокалом.

— Орви что, умом тронулся? — мужчина за столом поднял голову над стопками бумаг. — Вы что-нибудь понимаете? Что он творит?!

— А мальчишка — молодец, — с удивлением протянул человек в форме, незаметно для себя притопывая в такт мелодии.

— Ага, — растерянно кивнул гильдиец с документами. — Слова-то слышишь, Рион?

Администратор, забыв о газете, напряженно ловил каждый звук.

— Где это? — неожиданно резко бросил он, когда ребенок в ларце закончил петь и комнату затопил шквал оваций.

— Орви сейчас... в Хольде? — мужчина в форме вопросительно глянул на своего второго коллегу.

— Да, вроде, — пожал плечами тот.

Рион побарабанил пальцами по подлокотнику. Бросил газету на пол. Не обратив внимания на разлетевшиеся листы, встал и направился к выходу.

— Я беру отпуск, — бросил он на ходу.

Хлопнул дверью прежде, чем кто-то что-то успел сказать.

— Полагал, я не пойму, кто написал эту песню?! — сердито думал он, вышагивая по коридору. — Надеялся, не узнаю?! Это я-то?! В Хольде, значит? Ну попадись мне только, паршивец!

15.

Песня оказалась несколько дольше заявленных двух минут: Триша была уверена, что подзадержавшегося мальчишку никто прилюдно гнать со сцены не осмелится. Точно так же она не сомневалась, что им обоим следовало скрыться из этого места сразу же после того, как Рафферти зайдет за кулисы. Девушка дожила до своего возраста с такой "профессией", потому что умела хорошо чувствовать настроение окружающих и ретироваться прежде, чем оно успевало окончательно испортиться. От Орви Маллеса же веяло такой враждебностью, что впору было обеспокоиться планированием собственных похорон. Его администратор не отличался особой доброжелательностью с самого начала и ситуацию не упрощал.

— Ах ты мой молодец! — с преувеличенной радостью воскликнула Триша, обнимая ребенка, как только тот вернулся со сцены.

Зал сотрясал гром оваций. Зрители аплодировали, кричали. Бард кисло улыбался и тоже вяло хлопал в ладоши, раздраженно дожидаясь, когда публика, наконец, соблаговолит заткнуться. Орви Маллес слабо себе представлял, как будет выступать после этого: настроение к пению как-то не располагало.

— Я вам так признательна! — с жаром говорила девушка, хватая администратора за руки. — Вы себе даже представить не можете насколько! Можно мы здесь побудем до окончания концерта? Я бы хотела еще раз поблагодарить господина Маллеса! Или нам лучше пройти в зрительный зал?

Мужчина боролся со жгучим желанием ударить собеседницу. Так, чтоб та упала, чтоб в кровь. А омерзительного ребенка, едва очутившись за кулисами, снова впавшего в слюни и косоглазие, так вообще хотелось размазать по стене. Но нельзя, нельзя. Не стоит поддаваться эмоциям. Нужно хорошенько обдумать ситуацию и решить, как быть с девушкой и ее племянничком. Дери салумы этого Орви! Как всегда, заварил кашу! Как он теперь выступать собирается?! Пять минут еще не истекли, и бард мог бы успеть исполнить хотя бы пару куплетов, однако Ензон был практически уверен, что ларцы по всей стране уже отключатся, а публика всё будет хлопать "юному гению", не позволяя певцу даже начать. "Пройти в зрительный зал"?! Да если мальчишка там появится, можно ставить жирный крест на последней надежде вытащить этот концерт: он всё внимание зрителей оттянет на себя. Стоять же рядом с этой парочкой еще два часа?!.. А не выставить ли ее на улицу, да и дело с концом? Нет, небезопасно выпускать ребенка из поля зрения — слишком талантливый. Второго Керрана Орви не потерпит. Может, запереть их в каком-нибудь чулане до тех пор, пока бард не освободится?..

— Скажите, где здесь туалет? — Триша не дала администратору собраться с мыслями и принять решение. — Скорее! Его всегда после пения тошнить начинает! — с легкой паникой в голосе добавила она, незаметно щипая Рафферти за руку.

Тот намек понял и принялся изображать рвотные позывы. Ензон брезгливо отстранился. Вот только этого ему не хватало!

— Покажи им уборную, — торопливо велел он стоявшему тут же охраннику.

— Держись-держись-держись, — приговаривала девушка, уводя мальчишку прочь от сцены. — Еще немножечко...

— Когда закончат, приведи обратно, — добавил администратор.

Триша мысленно выругалась: присутствие постороннего мужика могло существенно осложнить побег. Тем более, не самого добродушного на вид.

— Простите нас, пожалуйста, — мошенница семенила рядом с угрюмым охранником, доверчиво заглядывая ему в лицо. — Так неудобно получилось, мы вас от работы оторвали. Не нужно нас ждать, возвращайтесь на место, дорогу назад сами найдем. Просто покажите туалет и всё.

Мужчина буркнул что-то нечленораздельное, однако явно отрицательное. Судя по всему, он был намерен исполнить полученный приказ от и до. Девушка занервничала, отчаянно ища выход из ситуации.

В воздухе уже витал характерный запашок. Охранник свернул в боковой коридорчик, остановился возле особенно благоухающей двери и, обернувшись к спутникам, указал на нее кивком головы.

— Мне, правда, неловко вас задерживать...

Мужчина встал на входе, демонстрируя решимость дождаться девушку с ребенком. Трише не оставалось ничего, кроме как завести Рафферти внутрь — тот и так подозрительно долго "сдерживал тошноту". Если в уборной не окажется большого окна, то положение станет еще печальней.

Девушка мрачно глянула на маленькое оконце под самым потолком. Нет, в теории сквозь него можно пролезть... Дотянуться бы только. Подхватив одной рукой, чтоб не запачкать о залитый мочой пол, юбку, мошенница попыталась достать до оконного проема.

— Не стой молча! — шикнула она мальчишке. — Зайдет ведь сейчас!

— Буэ-э, — послушно протянул тот.

Триша осторожно подпрыгнула, стараясь не обращать внимания на витавшие в воздухе ароматы и крайне неприглядное зрелище заляпанной фекалиями дырки в полу. Зацепилась пальцами за раму, но не удержалась. Оставалось надеяться, что стук каблуков остался их провожатым незамеченным.

Девушка воровато оглянулась: дверь она, конечно, прикрыла, но мало ли.... Заметив в дверном проходе мужской силуэт, дернулась и едва не оступилась.

— Больше никогда так не делай, — с легким раздражением попросила она Кеане, облегченно выдыхая.

Тот стоял, прислонившись плечом к косяку и закинув ногу на ногу. Расслабленный и какой-то ленивый. Дверь была раскрыта нараспашку.

— Где охранник? — ответ девушка, в принципе, могла примерно угадать.

Оружейник невозмутимо оглянулся, скользнул взглядом вниз.

— Ты не представляешь, как я рада тебя видеть! — Триша схватила немного растерянного Рафферти за руку и поспешила вон из комнаты.

Мужчина, сопроводивший их сюда, сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Голова безвольно свисала вперед, глаза были закрыты.

— Он хоть живой? — бросила мошенница, торопливо проверяя коридор на наличие нежелательных свидетелей. По счастью, никого не было.

— Вполне, — Кеане нехотя отлип от косяка.

— Тогда пошли отсюда, — девушка осторожно перешагнула через протянутые ноги охранника и, таща за собой ребенка, заторопилась прочь.

Мальчишка в последний раз глянул на распростертое тело. Он в своей жизни видел немало драк, однако что-то не припоминал, чтоб хоть в одной из них противник был выведен из строя практически мгновенно и совершенно беззвучно без участия холодного оружия или хорошей дубины.

— Я же хорошо выступил, да? — раз, наверное, в десятый спросил Рафферти.

— Да, молодец, — рассеянно отозвалась Триша, занятая совершенно иными мыслями.

— А не сильно заметно было, что я ошибся во втором куплете?

Вопрос остался без ответа. Айрел, покинувший зал сразу же после того, как его недруг запел, уже успел расхвалить ученика, одобрительно потрепать его по голове, восторженно поведать о реакции зрителей, изобразить выражение лица Орви, поразглагольствовать о своей гениальности и позлорадствовать вволю. Повторять всё это ему не хотелось. Мальчишка какое-то время вопросительно глядел на барда с мошенницей. Даже покосился на спокойно восседавшего на подоконнике Кеане с робкой надеждой, что хоть тот ему что-нибудь скажет. Был проигнорирован. Впал в хандру.

— Думаю, стоит пока подождать с гильдией, — девушка торопливо укладывала в свой саквояж раскиданные по комнате вещи. — Мне кажется, после этого выступления Раф там будет в опасности. Пусть всё уляжется.

Айрел усмехнулся.

— Могу тебя уверить, безопасней там не станет никогда.

Рафферти, уже в подробностях представивший себя бардом, путешествующим по всей стране, купающимся в лучах славы и народного обожания, гребущим деньги лопатой и живущим в роскоши, приуныл еще больше. Блистательное будущее, похоже, становилось всё призрачней и призрачней.

— Это к лучшему, — от музыканта не укрылось настроение ученика. — Скоро у тебя начнет ломаться голос. Поверь личному опыту, ничего путного в это время не получится. Сочинять песни да нарабатывать технику можно и без гильдии, а вот на сцену я б на твоем месте пока не торопился.

Мальчишка пробурчал что-то обиженное. Он сидел на кровати и уныло качал ногой, лелея свою тоску, пока остальные занимались делом: собирали вещи. Они решили переехать. Наверняка за время репетиций все их соседи и работники постоялого двора успели выучить песню наизусть, так что существовала большая вероятность того, что слухи о месте проживания "гениального ребенка" дойдут до гильдии или людей Орви. Следовало хотя бы сменить гостиницу — покидать Хольд спутники пока не планировали.

У крыльца, деловито курлыча, топтались голуби — кто-то просыпал здесь пшено. Нормально перекусить им не удалось.

— А ну пошли прочь, салумьи птицы! — Рафферти, решивший поделиться плохим настроением с кем-то еще, кинулся к стайке. — Кыш! Кыш! — размахивал он руками под испуганный хлопот крыльев.

Айрел покосился на Кеане. Судя по выражению лица, тот с удовольствием бы отвесил мальчишке подзатыльник.

— Раф, давай не будем тратить время на всякую дурь, — немного раздраженно попросила Триша.

— Я ж никого не задерживаю! — возмутился паренек, топая на вновь приземлившегося голубя. — Секундное дело!

— Пошли, говорю! Нам еще лошадей взять надо, — настроение у девушки тоже было не лучшее. От плана пристроить ребенка в безопасное место, похоже, предстояло отказаться ввиду отсутствия оного. Это ее беспокоило.

Рафферти угрюмо поплелся следом за торопящимися к конюшне спутниками, обиженно топыря нижнюю губу.

— Когда будет готов экипаж? — на ходу поинтересовался Айрел.

— Обещали, что на днях, — убедившись, что мальчишка подчинился, Триша ускорила шаг.

— Сказать по правде, это ожидание меня уже достало, — бард потянул на себя тяжелую дверь. — Ненавижу проволочки.

— Соболезную, — мошенница направилась к стойлу своей лошадки. — Но ничего поделать не могу.

Музыкант искоса глянул на выгребавшего навоз конюха. Пожалуй, не стоило продолжать разговор в его присутствии.

Было еще кое-что, помимо экипажа, чего приходилось дожидаться — ответ на письмо.

Девушка сочла, что втроем они это дело не потянут, и решила привлечь одного из своих знакомых.

— Ему можно доверять? — поинтересовался Айрел, когда Триша сообщила ему о своих тогда еще намерениях. Мужчина ужасно не хотел связываться с кем-то со стороны, но предполагал, что, возможно, без этого не обойтись.

— Я бы на твоем месте не стала, — мошенница ни секунды не раздумывала над ответом. — Однако за деньги он сделает, что угодно. Говорю сразу, берет не дешево.

— Он нам точно нужен?

— Он нам точно нужен. По крайней мере, на первых порах.

— Тогда ладно, — вздохнул музыкант, душа в себе жабу.

И Триша написала письмо. В нем не было ни подробностей, ни объяснений, в чем именно заключалось предстоящее дело, лишь предложение о сотрудничестве да сумма, которую Айрел был согласен заплатить. Отправлено оно было за девять дней до концерта Орви Маллеса и уже наверняка дошло до адресата.

Лайдли был младшим незаконнорожденным сыном барона Вьятеля. Его мать, женщина настойчивая и волевая, смогла принудить любовника признать ребенка своим, хоть и далеко не сразу — парню к тому времени уже исполнилось семнадцать. Супруга вельможи и прочие его дети данный поступок не оценили и не прониклись к новоявленному родственнику любовью. Того это не особо расстроило: он сам не горел желанием играть с ними в счастливую семью. В "отчем доме" мужчина появлялся лишь тогда, когда этого нельзя было избежать или когда это сулило какую-то выгоду. По сути, единственное, что Лайдли получил, "обретя" отца, это доступ в высшее общество. Большего ему и не было нужно. Природное обаяние и изысканные манеры, привитые амбициозной матерью, тратившей последние средства на учителей для сына, делали его желанным гостем на всяком приеме. Его обожали стареющие дамы, готовые тратить любые деньги на молодого угодника: осыпали дорогими подарками, возили по курортам, оплачивали его счета. Лайдли умел льстить, находить нужные слова, остроумно шутить и говорить комплименты. В свете он слыл очень милым хоть и непростым молодым человеком. Обретенная семья же оправдано считала его лицемером и проходимцем, однако свое мнение публично не озвучивала — у Вьятелей было непринято выносить сор из избы. С Тришей же Лайдли познакомился еще в период безотцовщины и, уже одворянившись, не раз сводил девушку с интересующими ее людьми. Рекомендация сына барона сразу же добавляла веса ее очередной легенде.

* * *

Новое обиталище было заметно хуже предыдущего и располагалось в не самом благополучном районе, однако спутники решили не привередничать. В этой части города плакаты "разыскивается", посвященные Айрелу, встречались куда чаще. Того они изрядно раздражали, особенно при мысли о том, что очень скоро ему придется срезать крашеные вихры и вернуться к своему естественному цвету волос. Бард твердо решил одно: княжич у него будет небритый или хотя бы усатый — это хоть как-то меняло его внешность. Он к этому времени уже настолько вызубрил подробности жизни Кадара, что мог ответить на любой вопрос, не задумываясь. Мог описать интерьер некоторых основных комнат особняка, прилегавшие к нему парковые территории и близких людей из окружения погибшего мальчика. Триша изучала описания дворянских родов Кирша в поисках потенциально полезных фактов. Кеане так же пропадал в библиотеке или общался с хольдскими ткачами, выясняя достижения Мэрдиса Карза в этом городе. Один лишь Рафферти сидел без дела и чувствовал себя лишним.

Ответ пришел спустя еще неделю. Лайдли писал, что волей случая сам должен был вот-вот прибыть в Хольд, потому предпочел бы обсудить дела лично, а не марая бумагу.

— Завтра, что ли? — Айрел глянул на указанную в письме дату и время предстоящей встречи. — Кстати, эту таверну я знаю, — добавил он, прочитав и ее место.

Триша решила, что на встречу лучше пойти лишь им с бардом: незачем ходить всей толпой. Выбранный Лайдли трактир был далеко не самым дорогим и престижным в городе, что музыканта немного удивило. Когда-то давно, можно сказать, в прошлой жизни, он сюда заходил и, насколько музыкант помнил, еда здесь была не более чем просто съедобной. Что тут мог забыть обеспеченный сынок барона, он не понимал.

Зал таверны был полон народу. Со всех сторон слышался ропот разговоров, громкий смех, какие-то выкрики. Пахло прогорклым жиром и чесноком. Триша, порадовавшись, что не стала наряжаться, растеряно огляделась. Интерьерчик, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Похоже, за всё время существования трактира, никто ни разу не пытался его облагородить. Было грязно и душно. Скользя взглядом по залу, девушка заметила, что человек за дальним столом махал ей рукой.

— Здравствуй, Лайдли. Хорошо выглядишь, — села она на свободный стул.

— Стараюсь, — дворянин вопросительно глянул на Айрела.

— Рел Наррек, — представился тот, тоже присаживаясь.

Бард решил, что новому знакомому совершенно ни к чему знать, кто он такой. Мужчина задумчиво разглядывал его, словно оценивая и взвешивая, подсчитывая что-то в уме. Музыкант почувствовал себя неуютно.

Господин Вьятель выглядел лет на двадцать пять-тридцать. Это был смуглый брюнет с ухоженными длинными волосами, небрежно стянутыми на затылке в пучок. Светло-серые глаза ярко выделялись на его темном лице, производя немного пугающее впечатление. Поверх дорогой, богато украшенной одежды, был накинут простой невзрачный плащ, призванный скрыть прочий гардероб своего хозяина от внимания праздных зевак. У него это получалось не очень хорошо — и вышитые мелким жемчугом бархатные манжеты камзола, и отделанные кружевом рукава рубашки, и ряд золотых пуговиц были открыты всем, имеющим зрение. Лайдли это, казалось, не волновало. Он сидел, облокотившись о стол, и, подперев щеку затянутой в тонкую перчатку ладонью, в свободной руке вертел грубую немного погнутую вилку. Перед ним стояла довольно непривлекательная миска с давленым картофелем и чем-то жирным, бурым и источающим резкий аромат мясной подливки.

— Какими судьбами в Хольде? — Триша завела непринужденную светскую беседу, стряхивая со стола крошки.

— Выгуливаю баронессу Заккари, — дворянин вздохнул с таким видом, словно речь шла о тяжелой неблагодарной работе. — В этом сезоне она решила проявить оригинальность и вместо того чтоб, как обычно, поехать куда-нибудь на курорты Ламара, отправилась "изучать родную страну". Разумеется, кто, кроме меня, может сопровождать ее в этом "славном приключении"? Дочку она выдала замуж, мужу уже много лет нет до нее ни малейшего дела, компаньонки скучны, а я мил, обаятелен и хорош собой.

— Бедненький, — усмехнулась девушка.

— Не говори, — Лайдли отправил в рот кусочек мяса и принялся вдумчиво его смаковать. — Впрочем, — добавил он, прожевав и проглотив, — мне кажется, скоро мы повернем назад. Леди Заккари, похоже, изрядно разочарована родной страной. Мы в пути уже больше недели, однако за всё это время нам не попалось по дороге ничего романтичного, захватывающего и поражающего воображение. Хольд ее добил. Уж не знаю, что она надеялась увидеть, но точно не обычный город. Со вчерашнего дня сидит в гостинице и хандрит.

— И ты оставил страдающую женщину одну? — Триша таки рискнула положить руки на край засаленной столешницы, понадеявшись, что платье от этого не испачкается.

— Ничего. Ей полезно. Эмоции, переживания, душевные метания — хоть какое-то развлечение. К тому же, я ей не принадлежу. Порой приходится об этом напоминать.

Айрел сидел молча, ожидая, когда старые знакомые, наконец, наговорятся и перейдут к делу. Пока что он чувствовал себя откровенно лишним.

— Проведи ее по бедняцким кварталам. Пешком и ночью. Богатство впечатлений гарантировано. Или накорми в дрянном трактире, типа этого. Сказать по правде, для меня остается загадкой, почему ты здесь ешь.

— Ты ничего не понимаешь, — Лайдли сокрушенно покачал головой. — Это, — он ковырнул вилкой смесь картофеля с подливой и продемонстрировал ее собеседнице, — вкус моей прошлой жизни. Эта переперченость! Жилистое мясо! Застревающее в горле безвкусное пюре!.. — мужчина вздохнул и шлёпнул прибор обратно в миску. — Иногда, бывает, накатит: ешь на приеме какой-нибудь паштет из соловьиных сердец, запиваешь его столетним вином, а сам думаешь: "Эх... Острой фасолевой похлебки бы сейчас... С кваском...". Еле дожидаешься окончания, бежишь на улицу, находишь какую-нибудь таверну, разумеется, уже в этот час закрытую, долбишься в запертые двери, баламутя всех окрестных собак, а вышедшему с дубиной хозяину предлагаешь любые деньги за миску какой-нибудь оставшейся с ужина бурды.

— Господин Вьятель — большой оригинал, — усмехнулась девушка.

— За что и пользуюсь успехом в высшем обществе, — мужчина картинно развел руками. — Но, если честно, такое было лишь однажды. К тому же, я на том приеме изрядно набрался. Ладно, рассказывай, что ты задумала на этот раз.

— Чудесное спасение Кадара, бесследно пропавшего племянника его величества Гайдора Второго, великого князя Кирша, — торжественно прошептала Триша, склонившись к собеседнику.

Какое-то время тот сидел неподвижно, переваривая информацию.

— Ага, — сказал, наконец, Лайдли. — Понял, — добавил еще позже. — Он? — указал пальцем на Айрела.

Девушка кивнула. Мужчина откинулся на спинку стула и снова принялся задумчиво разглядывать барда.

— А от меня чего хочешь? — поза дворянина была небрежной, но какой-то напряженной.

Триша скользнула взглядом по сторонам, убеждаясь, что их никто не подслушивал.

— Познакомь нас с лордами приграничных провинций, — тихо проговорила девушка. — Ифайн, Гармангахис, Квадро. Дальше мы уже сами.

Лайдли запрокинул голову назад, задумчиво притопывая носками сапог по липкому полу.

— Хм... — протянул он, подаваясь вперед и облокачиваясь о стол.

— Тебя что-то смущает? — насторожилась мошенница.

— Ну, просто я окажусь в весьма щекотливой ситуации, когда вскроется эта ваша афера. Люди быстро вспомнят, кто именно привел вашего "княжича", и, боюсь, моё положение может сильно пошатнуться.

— Так ты отказываешься? — Триша нахмурилась. Она не ожидала такого поворота.

— Я просто думаю, как обойти эту загвоздку, — огрызнулся Лайдли.

* * *

Пока Триша с Айрелом сидели в таверне, ожидая, когда дворянин найдет решение, двое их спутников тоже проводили время с пользой: один куда-то мирно шел по городу, а второй незаметно крался следом. Рафферти притаился за очередным углом и принялся наблюдать за Кеане, остановившимся возле торговца фруктами. Мальчишка никак не мог выбросить из головы зрелище охранника, распростертого на полу гильдии. Он не знал, что мужчина тогда сделал, однако хотел уметь точно так же. Просто взять и напроситься в ученики не позволяла гордость — салум был единственным, к кому паренек продолжал питать враждебные чувства, кои и старался демонстрировать при любой удобной возможности. Так что предстояло пойти сложным путем. Рафферти задумчиво огляделся.

На другой стороне улицы, прислонившись плечом к дому, стоял крепкий мужик не особо интеллектуальной наружности.

— Дяденька-дяденька, — услышал он детский голос.

Опустив взгляд, мужчина увидел милого белокурого мальчика, смотревшего на него самыми честными в мире глазами.

— А я слышал, как он, — парнишка указал на стоявшего чуть в отдалении Кеане, — говорил, что вы — вонючий кастрированный баран, и что он может вас одной рукой побить. — Рафферти выдержал паузу, прикидывая, нужно ли продолжать, или собеседнику и этого хватит. — Так и сказал, — добавил он, убеждаясь, что большего тому не требовалось.

Мужик отлип от своей стены и пошел в сторону салума. "Так. А теперь смотрим-смотрим-смотрим!" — думал мальчишка, подбираясь ближе. Мужчина подошел к оружейнику, что-то ему сказал, тот ответил пустым, ничего не выражающим взглядом. Парнишка аж прищурился, чтоб лучше различить, что будет дальше. "Кастрированный баран" замахнулся, однако вдруг согнулся пополам и повалился на землю. Рафферти раздраженно цыкнул — он не успел разглядеть движений наблюдаемого. Решив, что слишком далеко стоял, огляделся в поисках новой жертвы.

* * *

— Я вот подумал, — Лайдли меланхолично вырисовывал вилкой в подливке круги. — А что, если вас приведу не я, а леди Заккари?

Собеседники ничего не ответили.

— Смотрите, как хорошо получается, — дворянин оставил в покое несчастное блюдо. — Она как раз умирает со скуки, потому появление "княжича" воспримет с восторгом. Баронесса — женщина доверчивая и незамысловатая. К тому же, питающая слабость к красавчикам, вроде меня. Ну, или тебя, — снисходительно добавил он, обращаясь к Айрелу. — Заглотит вашу легенду, не усомнившись в ее правдивости. Да она такую шумиху вокруг этого "чудесного спасения" поднимет, что самим мало не покажется. В курсе будут все.

— Не жалко свою покровительницу подставлять? — в голосе Триши проскользнуло неодобрение.

— Ну, во-первых, она у меня не единственная, — равнодушно отозвался Лайдли. — Во-вторых, всем известно, что она доверчивая и незамысловатая. И что теряет способность ясно мыслить в присутствии мужчин. Так что в злом умысле ее никто не заподозрит — посчитают жертвой твоего коварства и обмана. Мне же подобное с рук не сойдет.

— Согласен, — Айрел подал голос второй раз за всю беседу. — Когда с ней можно будет увидеться?

— Когда вы будете готовы, — дворянин вытянул под столом ноги и совсем не элегантно потянулся. — Думаю, смогу удержать Луисию в Хольде еще дней шесть-семь, не больше. Так что постарайтесь уложиться в этот срок.

— Мы уже готовы. Можем встретиться с ней хоть завтра, — бард был настроен решительно.

— Да неужели? — Лайдли едва заметно усмехнулся, скользнув пренебрежительным взглядом по натянутой до ушей шапке и щетине на лице собеседника.

— Так что насчет завтра? — вклинилась Триша.

Дворянин вздохнул, скрестил на груди руки и задумчиво поднял глаза к потолку.

— Здесь есть какой-нибудь сквер или парк? — спросил он.

— Есть. Возле главного городского храма. Еще один рядом с резиденцией мэра, — Айрел хорошо знал Хольд.

— Отлично. Остановимся на первом варианте. Тогда в полдень я поведу баронессу гулять по парку, а вы думайте, как привлечь ее внимание. Надеюсь, вы не рассчитываете, что я буду говорить ей что-то типа: "Смотрите, а не исчезнувший ли киршский княжич там идет?" — в голосе Лайдли прозвучала ирония.

— Не рассчитываем, — кисло улыбнулся бард.

— Ах да. Когда я получу свои деньги? — невинно улыбаясь, поинтересовался дворянин.

— Когда "Кадар" встретится с лордами приграничных провинций, — припечатал музыкант. — Так что в ваших интересах, чтоб это произошло как можно скорее.

Лайдли опасно прищурился. Айрел тоже добавил наглости во взгляд.

— Самой-то еще такая жизнь не надоела? — лениво поинтересовался господин Вьятель, теряя к певцу интерес.

— Ну-у-у... Не знаю, — пожала плечами Триша.

— Хочешь, сведу тебя с каким-нибудь знатным старичком? Разваливающимся на ходу, но всё еще мнящим себя неотразимым. Будешь поправлять ему подушки, читать книжки вслух и кормить с ложечки жидкой кашкой. Конечно, если ты не против стать полноценной содержанкой, могу найти тебе кого-нибудь помоложе и покрепче..

— Господин Вьятель подался в сутенеры? — усмехнулась девушка. — Может быть, как-нибудь. Не сейчас.

— Ты смотри. Еще несколько лет и твой товарный вид сильно подпортится. Против юных прелестниц у тебя не будет шансов.

— Какая жалость, — притворно вздохнула Триша. — Ладно, не будем отвлекать тебя от обеда, — поднялась она из-за стола. — Увидимся завтра.

* * *

Рафферти куском кирпича торопливо нацарапал на стене человеческий силуэт. Отступил на шаг и, подобравшись, аккуратно ткнул кулаком в середину фигуры. Так, удар должен приходиться куда-то сюда. А руку надо немного провернуть... Мальчишка высунулся из-за угла — по его прикидкам третий "испытатель" уже должен был добраться до Кеане. Пацан все надеялся разглядеть действия спутника в мельчайших подробностях.

Пылающий праведным гневом небритый мужчина в замызганной одежде стоял посреди улицы и беспокойно вертел головой по сторонам. Рафферти нахмурился и, вытянув шею, присмотрелся, выискивая среди прохожих знакомую спину в бордовом кафтане. Не нашел — оружейника нигде не было. Разочарованно поджав губы, мальчишка вернулся к своему корявому рисунку. Задумчиво его оглядел, мысленно отмечая особо вопиющие ошибки в анатомии. Ладно, что Кеане там делал во второй раз?

Паренек примерился к "противнику", принял какую-то немыслимую, спонтанно придуманную боевую стойку, выждал секунду, концентрируясь, и обозначил удар.

— Бам! — торжественно прошептал он, отрывая кулак от штукатуреной стены.

Вдруг услышал над ухом громкий яблочный хруст.

* * *

Вернувшись в гостиницу, Айрел с Тришей застали Кеане за кормлением хомяка.

— Завтра большой день, — сообщил бард, торопливо стягивая с себя кафтан. — Первое явление Кадара людям. Бросай крысу и займись делом.

Оружейник последнюю фразу проигнорировал.

— Мне голову мочить или и так сойдет? — музыкант обернулся к девушке, срывая с себя шапку.

— Кеане, принеси таз воды, — распорядилась та. — Пожалуйста. Прямо сейчас, — добавила она, заметив, что мужчина не торопился подчиняться.

— Не коротковато будет? — Айрел запустил пальцы в волосы и, оттянув прядь вперед, постарался ее рассмотреть.

— Ничего не поделаешь, — Триша мельком глянула на шевелюру спутника и еле заметно поморщилась. — Кеане, я всё еще прошу тебя принести таз воды. Кстати, где Раф?

Салум молча указал в сторону соседнего номера. Продолжил взбивать хомячью солому.

— Вода, Кеане! — обманчиво ласково улыбнулась девушка, выходя за дверь.

Очень скоро она вернулась.

— Кеане, — позвала она с угрозой в голосе.

— Ты повторяешься, — откликнулся мужчина, закрывая клетку и бережно пристраивая ее на пол. — Или настолько нравится моё имя?

— Как это понимать? — мошенница сурово притопывала ногой.

— Я помню. Вода, — оружейник соизволил обернуться к собеседнице.

— Ты что с ребенком сделал?!

— А. Это, — салум нехотя поднялся со стула.

— Что такое? — Айрел переводил заинтересованный взгляд с одного спутника на другого.

— Иди и посмотри! — Триша шагнула в сторону и драматично взмахнула рукой, приглашая выйти за дверь.

Рафферти лежал на кровати, плотно обмотанный двумя одеялами от подбородка и до пят. Его шерстяной кокон был туго перетянут веревкой, изо рта мальчишки торчал кляп. У края постели стояло два стула, подпиравшие ее спинками, не позволяя ребенку скатиться на пол. Судя по сбитой и сморщенной простыне, тот пытался освободиться, однако так в этом деле и не преуспел, лишь выдохся. Музыкант давно не видел в глазах ученика столько злости.

— Воспитательные меры, — пояснил Кеане в ответ на вопросительный взгляд барда.

— И давно он так? — Айрел отодвинул стулья в сторону.

— Минут двадцать, — пожал плечами салум.

— Нормальному человеку бы и в голову не пришло так поступить с ребенком, — заметила Триша с укоризной.

— Нормальный человек при виде этой картины развязал бы веревку, а не привел зрителей, — парировал Кеане, выходя из комнаты.

Рафферти промычал в свой кляп что-то гневное, сердито зыркнул и принялся извиваться, силясь высвободить хотя бы руки.

Размотанный мальчишка на расспросы не отвечал, жаловаться на оружейника не торопился и вообще не горел желанием разговаривать.

— Видимо, за дело получил, — предположила Триша, вынимая из саквояжа расческу и ножницы. — Ладно, будем надеяться, что воду нам всё-таки принесли. Пойдемте стричься, ваше высочество.

* * *

Баронесса Заккари была разочарована. Парк, расхваленный молодым Лайдли Вьятелем, оказался на редкость унылым местом. Таким же скучным, как и весь Хольд, по какому-то недоразумению считавшийся одним из красивейших городов Ифайна.

— Полноте, Луисия. Хватит дуться, — лучезарно улыбался спутник, ведя ее под ручку по аллее. — Я могу подумать, что вы не рады моей компании.

— Не дразните меня, Лайдли. Вы же сами прекрасно знаете, что это не так, — женщина раздраженно поджала губы и отвернулась.

Парк, наверное, был весьма миленьким — летом. В конце осени же навевал тоску. Голые ветви казались неживыми. Землю покрывал слой побуревшей листвы, изредка прорезаемый колючими стеблями отмерших растений. Тени лысых стволов расчерчивали мощеную дорожку темными полосами. В холодном воздухе витал тонкий запах разлагающейся органики. Баронесса поежилась в своей меховой накидке — день выдался солнечным, но зябким. Других желающих прогуляться было не очень много: пара-тройка матерей с укутанными детишками, несколько влюбленных парочек да четыре степенных старика на скамейке, аккуратно одетых и с тросточками. До леди Заккари доносились обрывки их размеренного, на редкость скучного разговора. На высокой ели, единственном зеленом пятне на всю округу, каркала наглая городская ворона. Под нарядными отороченными мехом ботиночками дворянки тихо шуршала сухая съёжившаяся листва.

За поворотом дорожки начинался живой лабиринт — стены плотного стриженого кустарника выше человеческого роста. При виде него баронесса презрительно поморщилась — в ее саду подобный был куда больше, внушительней и ухоженней. Попытка городских властей за его счет облагородить парк казалась ей жалкой.

— Давайте вернемся, — попросила леди Заккари. — Мне здесь не нравится.

— Даже не покормим уток? Выходит, я зря несу булочку? — голос Лайдли звучал так, словно у него на глазах рушился мир.

Женщина еле удержалась от возгласа умиления, чуть не захлебываясь нежностью. С сожалением подавив в себе порыв обнять спутника, обернулась к нему, согласная в этот момент кормить уток, кошек, собак, бездомных — кого угодно.

— Прошу вас, ваше высочество, одумайтесь! — послышался из-за ограды взволнованный девичий голос. — А если вы погибнете?!

— Я принял решение и не собираюсь его обсуждать, — отвечал решительный мужской. — Если боишься — уходи. Я никого не держу.

— Но ведь от вашей жизни зависит судьба всей страны! — в тоне невидимой баронессе девушки промелькнуло отчаяние.

— Пока — нет. Будет, когда я получу корону. Однако трусу ее не добиться никогда!

Леди Заккари позабыла, что хотела сказать. Беспомощно посмотрела на своего спутника.

— Мне не послышалось? — тот нахмурился и с беспокойством глянул на изгородь, словно гадая, что могло скрываться за ней.

— Мертвецу — тем более! Ваши враги слишком сильны и многочисленны! Когда князь узнает, что вы живы...

— Может быть, театральное представление? — Лайдли небрежно пожал плечами. — Пойдемте, Луисия. Утки ждут.

Женщина ему не ответила. Выпустив руку компаньона, она медленно пошла к входу в лабиринт, напрягая слух.

Бытие баронессы было довольно скучным. Девичьи мечты о пламенной и романтичной любви обернулись замужеством по расчету, картины блистательного будущего в ее воображении с течением лет блекли всё сильнее и сильнее. Вместо интересной и захватывающей жизни, которую она себе представляла, леди Заккари получила рутину и обыденность, в которой приемы и балы давно превратились из увеселений в утомительное бремя: заезженные фразы, набившие оскомину темы, пустые разговоры, поверхностные отношения, грязные сплетни и немножко танцев. Несколько раз в год она ездила отдыхать заграницу, в надежде, что там всё будет иначе. Однако просаживать деньги в игорных домах ей быстро надоело, дышать целебным горным воздухом было интересно лишь в первый раз, люди в соседних странах, как она поняла, ничем не отличались от кендрийцев, а красоты природы всегда оставляли ее равнодушной. Луисия Заккари мучительно жаждала какого-нибудь чуда и в его поисках объездила кучу мест. В замках Эужерии и Ликсы ей не встретилось ни одного привидения, несмотря на то, что по слухам они там водились в избытке. В маленьком уединенном храме, расположенном на границе с Киршем, статуя Давианы вовсе не шевелилась и не вращала головой, вопреки всем россказням. А на вершине ламарской горы Тристес не нашлось ни следа гробницы древнего героя, что бы легенды там ни говорили. В общем, разочарование следовало за разочарованием.

— Князь узнает, что я жив, — голос скрытого кустами мужчины прозвучал тяжело и с налетом обреченности. — Ему ведь предстоит со мной сразиться.

Баронесса остановилась у входа в лабиринт и, секунду помедлив, осторожно туда заглянула. Никого. Женщина растерялась, беспомощно оглянулась на спутника. Тот вопросительно поднял брови. Леди Заккари перевела взгляд обратно в образованный густыми зарослями проход и, немного посомневавшись, шагнула вперед.

— Скажите же что-нибудь! — где-то за поворотом требовала неизвестная девушка. — Быть может, вас он послушает!

— Слова о том, что орать в общественном месте небезопасно, вас устроят? — равнодушно осведомился третий голос. — Мало ли кто может нас услышать и к чему это приведет.

Женщина старалась ступать очень тихо, словно боясь спугнуть возможное чудо. Она попыталась подглядеть сквозь голые ветви кустарника, что происходило в следующем витке лабиринта, однако ничего не различила. Голоса удалялись.

— Вам необходима помощь! — продолжала настаивать невидимая девушка. — Знаю, люди пойдут за вами до конца, однако без поддержки дворянства...

— Может быть, всё же подумаем о безопасности и замолчим, а? — прервал ее флегматичный мужской голос.

— Не имея сторонников среди знати, вы практически обречены! — прозвучало уже гораздо тише.

Разговор перешел чуть ли не на шепот. Баронесса изо всех сил напрягала слух, но смогла разобрать лишь "князь не позволит", "снова попытаются убить", "принадлежит по праву" и "ваше высочество". Прижав в волнении руку к груди, она ускорила шаг. Сквозь толстый слой пудры на щеках женщины проступал давно позабывший туда дорогу естественный румянец, сердце гулко стучало, а мех накидки лип к взмокшей шее. Страх, что загадочные незнакомцы исчезнут и леди Заккари никогда их так и не увидит, мешался с опасениями быть ими замеченной: вряд ли эти люди с восторгом бы отнеслись к факту слежки.

Баронесса свернула в очередной коридор лабиринта, остановилась на развилке и беспомощно огляделась. Снова никого. Куда идти? У женщины даже мелькнула шальная мысль, что, возможно, она имела дело с привидениями. Прошло несколько мучительных секунд, пока, наконец, слева не послышался гул уже знакомых голосов. Вздохнув с облегчением, дворянка поспешила вперед.

— По-моему, мы занимаемся ерундой, — еле слышно шепнул Айрел, оборачиваясь.

— Не ной, а делай, что велено, — прошипела в ответ Триша. — Мне лучше знать.

Девушка торопливо поправила сползший с плеч палантин. Нервно провела ладонью по волосам, проверяя сохранность прически. Не то, чтоб это имело какое-то значение для дела, просто сознание того, что выглядит безупречно, ее успокаивало.

Трое шли по лабиринту, постоянно притормаживая, чтоб баронесса не сбилась со следа, однако довольно шустро, не позволяя ей их догнать или хотя бы увидеть. Триша уверяла, что это заинтригует женщину и разожжет в ней любопытство. Айрел был согласен с тем, что просто подойти и представиться будет плохой идеей, поэтому решил ей довериться.

— Она вообще точно сюда идет? — бард прищурился, пытаясь различить разодетый в меха силуэт сквозь прорехи в изгороди.

— Подходит к повороту, — Кеане был куда наблюдательней своих спутников и слышал шаги их преследовательницы.

Он согласился на костюм "здравствуйте, я подозрительная личность" без каких-либо возражений. Более того, тот ему, похоже, нравился. Для солидности оружейнику убрали с лица челку, сочтя, что небрежные кудри не подходили к образу сурового телохранителя в черной коже.

— Скажи что-нибудь, — нетерпеливо взмахнула рукой Триша, обращаясь к барду.

— Э-э-э... — растерялся тот, спешно придумывая что-нибудь новенькое — повторяться не хотелось. Беспомощно глянул на собеседницу.

Та сделала страшные глаза.

— Знать поддержит меня, — тут же нашелся Айрел. — Дядя показал себя неспособным правителем. Киршу же нужен сильный князь. Кланы это понимают.

Спутники забежали за следующий поворот за мгновение до того, как леди Заккари осторожно выглянула из-за угла.

— Теперь? — шепнул музыкант, увидев, что лабиринт практически закончился.

— Спрячься где-нибудь здесь! — велела девушка Кеане и, подхватив юбку, побежала к выходу. — Быстрее, — прошипела она, оборачиваясь к Айрелу.

В парк спутники прибыли за три часа до назначенного времени и успели его неплохо изучить. Они знали, что за приближавшейся прорехой в живой изгороди располагался спуск к пруду. На берегу росло живописное дерево, очень старое, с узловатым, свисающим над водой стволом, всё какое-то перекрученное и деформированное. Выглядело оно так, словно попало сюда из сказки. Голые ветви причудливо топорщились и подрагивали на ветру, тихо шелестел сухой пожелтевший камыш, на поверхности водоема покачивались опавшие листья. Большинство парковых дорожек проходило на другой стороне пруда, так что сюда мало кто заходил. Триша решила, что лучшего места для встречи с впечатлительной баронессой просто не придумаешь.

— Смотри не упади, — девушка с опаской наблюдала за тем, как бард шагал по наклоненному стволу.

— Не упаду, — мужчина счел, что зашел достаточно далеко, и осторожно сел.

Дерево еле ощутимо покачивалось под весом Айрела, под ногами у него легкой рябью морщилась вода. Что ж, теперь бард был в лучшем случае похож на неординарную мечтательную личность, в худшем — на великовозрастного кретина с суицидальными наклонностями. Уцепившись за бугристую кору, мужчина чуть сдвинулся, ища положение, в котором неровности поверхности доставляли бы ему поменьше неудобств. Ветер над прудом оказался куда неприятней, чем за его пределами. Певец поежился. Выдернул из-под себя замявшийся подол кафтана и красиво его расправил. Тут же об этом пожалел — задувать под одежду стало гораздо сильнее.

— Будет обидно, если всё это не сработает, — раздраженно думал Айрел, суетливо придумывая эффектную позу.

Голоса замолкли. Баронесса прислушивалась, даже задерживала дыхание, чтоб убрать все лишние звуки — ничего. Похоже, лабиринт опустел. Женщина ускорила шаг — эти люди вряд ли успели далеко уйти, она сможет посмотреть на них хотя бы издалека, со спины. Ткнувшись в пару тупиковых ответвлений, она, наконец, добралась до выхода. Глубоко вздохнула, собираясь с решимостью, и выглянула наружу.

На свисающем над прудом дереве, поджав ногу, сидел молодой человек. Его темно-синий кафтан ярко выделялся на фоне унылой буро-коричневой палитры пейзажа. Прядки коротко стриженных светлых волос трогательно топорщились на макушке. Уткнувшись в колено подбородком, он отстраненно смотрел перед собой, уйдя в свои мысли. Было в его позе что-то ребяческое, беспечное, но одновременно с тем — величественное. Незнакомец небрежно покачивал свисающей ногой, казалось, совершенно не смущаясь того факта, что был зябкий день поздней осени, а он сидел в общественном парке на дереве, рискуя в любой момент свалиться в холодную воду пруда. Рядом стояла девушка, одетая тепло и добротно: закрытое темно-зеленое платье с длинным рукавом, пошитое из плотной шерсти, да широкий коричневый палантин на кроличьем меху, укутывавший ее до самых бедер. Никаких украшений или вышивок — одна лишь практичность. Русые волосы были собраны на затылке в простой удобный крендель. Ни следа макияжа или иных признаков того, что девушка стремилась выглядеть привлекательно — не иначе как преданная спутница принца в изгнании, готовая идти за ним до конца и жизнь положить ради достижения им своих целей. Не совсем принца и не совсем в изгнании, но Триша была бы очень довольна, если б узнала, что производила именно то впечатление, на которое рассчитывала.

Леди Заккари неуверенно топталась на месте, не зная, как быть дальше. Идея подойти и расспросить, что к чему, не казалась ей такой уж удачной. Можно было прятаться за кустами и наблюдать в надежде, что всё прояснится само собой. Простояв неподвижно минуты две-три, женщина забраковала и эту мысль — стало скучно и холодно, начинали неметь ноги. Поднадзорные ничего не делали, лишь переговаривались настолько тихо, что баронесса не могла разобрать ни слова. Дворянка выждала еще немного. Решила, что, пожалуй, ей стоило вернуться к своему компаньону: быть может тот смог бы что-нибудь придумать. Очень надеясь, что за время ее отсутствия незнакомцы никуда не денутся, леди Заккари шагнула назад. Испуганно развернулась, вдруг во что-то врезавшись. Слишком поздно она вспомнила, что был еще и третий голос.

— Она шпионила за нами, — возвестил Кеане, демонстрируя спутникам пойманную баронессу.

Женщина, с которой никогда прежде не обращались столь бесцеремонно: не выталкивали грубо из живых лабиринтов и не волокли за локоть, дергая и подгоняя — пребывала в состоянии полнейшей растерянности. Даже не сообразила позвать на помощь.

— Нет, я... совсем не... ну... — лепетала дворянка, ощущая себя совершенно беспомощной.

— Вы что-то слышали? — Айрел медленно перевел на нее взгляд.

Леди Заккари стало не по себе. Мужчина смотрел так, словно перед ним был кто-то мелкий и незначительный, помеха на пути к чему-то великому, светлому и прекрасному. Бард годами оттачивал этот взгляд специально для ряда своих самых "любимых" конкурентов.

— Практически ничего, — поспешно заверила женщина, немного кривя душой. — Самую малость! Я даже не поняла, о чем речь! — она слабо дернулась, попытавшись высвободиться из хватки Кеане, однако тот держал крепко.

Трое переглянулись. Повисло молчание.

— Я предупреждал, — меланхолично заметил оружейник.

Девушка нахмурилась, уставившись себе под ноги и явно размышляя о чем-то неприятном.

— Кто вас послал? — спросила она.

— Никто! Я просто шла мимо! — оторопь отступила, и баронесса серьезно заволновалась о своей судьбе.

В отчаянии оглянулась, надеясь, что Лайдли, настороженный ее долгим отсутствием, пошел следом и вот-вот явится на помощь.

— Вы работаете на князя? — Триша пронзила женщину суровым взглядом.

— Да нет же!

— Что будем с ней делать? — флегматично поинтересовался Кеане, обращаясь к Айрелу. — Она может представлять опасность.

— Отпусти ее, — бард равнодушно отвернулся от испуганной дворянки.

— Человека, которому известно, что его высочество Кадар выжил и собирается вернуть себе престол?! — возмущенно воскликнула девушка, словно не веря своим ушам. — Что в Кирш едет истинный князь?!

— Пусть идет, — негромко, но твердо прервал спутницу музыкант.

Оружейник с показной неохотой убрал руку с плеча баронессы. Та, похоже, этого даже не заметила — продолжала стоять на том же месте, немножко выпав из реальности. Глядела на певца со смесью священного трепета и детского восторга, забыв обо всех волнениях и тревогах. Леди Заккари действительно была женщиной незамысловатой.

— Забудьте всё, что видели и слышали, — Айрел обнял поджатое колено и уткнулся в него лбом. — Сделайте вид, что этого разговора не было. Представьте, что никогда не встречали нас. Выкиньте из памяти.

— Доброта вас однажды погубит, — Триша сокрушенно покачала головой.

— И тогда мы скажем, что предупреждали, — добавил Кеане.

— Я хочу верить, что она не предаст, — бард подтянул вторую ногу, поднялся.

Не обращая внимания на зашатавшееся от его действий дерево, мужчина двинулся к берегу с таким видом, будто шел не по довольно узкому неустойчивому стволу над водой, а вышагивал по коридору дворца. Спрыгнул на землю. Подошел к баронессе чуть ли не вплотную.

— Не предавайте меня, — проговорил он, пристально глядя ей в глаза. — Ладно?

Леди Заккари заворожено кивнула. "Княжич" смотрел на нее с легким налетом превосходства. Его взгляд словно проходил сквозь женщину, фокусируясь на чем-то, что располагалось позади нее, чем-то более важном и значительном.

— Спасибо, — едва заметно улыбнулся Айрел.

Так, словно не сомневался в ответе. На самом деле, бард пребывал в растерянности — он плохо себе представлял, как привести этот разговор к тому, чтоб баронесса добровольно предложила свою помощь.

— Я стану князем Кирша, — твердо и уверенно начал он. — Чего бы мне это ни стоило! Какие трудности бы не встретились мне на пути!

"Ну же. Скажи: "А давайте я вам помогу", — думал он с легким раздражением.

— Верну по праву принадлежащий мне престол! — Айрел понимал, что повторяется, но ничего не мог с этим поделать. — На моей стороне пока немного людей и борьба предстоит жесткая, но правда и справедливость тоже со мной! — мужчина мысленно поморщился, ляпнув последнюю фразу.

"Что я могу сделать?" Давай же! Говори это!"

— Мне никто не станет помогать, — музыкант добавил в голос огня и величия. — Я один против целого мира. Мои враги сильны и многочисленны, но это не имеет значения.

"Ты понимаешь намеки, нет?!" — бард начинал приходить в отчаяние.

Баронесса, затаив дыхание, смотрела на него широко раскрытыми восторженными глазами и намеков, действительно, не понимала.

Лайдли незаметно наблюдал за представлением из-за живой изгороди, отстраненно доедая утиную булку. Слышать из своего укрытия, что там говорилось, он не мог, однако по выражению лица леди Заккари легко догадывался о ходе беседы. Решив, что его отсутствие во время этого судьбоносного разговора в будущем сможет показаться кому-нибудь странным и подозрительным, мужчина запихал в рот оставшуюся горбушку, отряхнул руки от крошек и вышел из лабиринта. Всеми проигнорированный он неспешно подошел к группе собеседников и, пристроившись возле баронессы, изобразил живое внимание. Очень быстро ему надоело слушать пламенные, но довольно бессмысленные речи Айрела.

— Какая поразительная история! Не правда ли, Луисия? — воскликнул он, беря дело в свои руки.

Женщина вздрогнула и обернулась на знакомый голос. Появления своего спутника она не заметила.

— Кто бы мог подумать, что так бывает! — картинно всплеснул руками дворянин. — Я тронут до глубины души. Если б я только мог чем-то помочь этим замечательным людям... — Лайдли сокрушенно покачал головой и громко с сожалением вздохнул. — Но не имею возможности. Вот беда.

Повисло молчание. Все ждали. Леди Заккари, подсознательно всё же уловившая витавший в воздухе намек, вдруг просветлела лицом.

— Ну... Быть может, я могла бы что-то для вас сделать?.. — робко поинтересовалась она, трепетно прижимая к груди ладонь и с надеждой глядя на Айрела.

— Слава Давиане! — подумали бард с мошенницей, едва сдержавшись от вздоха облегчения.

16.

Леди Заккари давно не чувствовала себя такой живой. Она заваливала Айрела подарками, зачитывалась книгами по истории и культуре Кирша, даже где-то добыла киршский народный головной убор. По словам Лайдли, носила она его пока только в своем гостиничном номере, однако была полна решимости надеть на какое-нибудь светское мероприятие и ввести в моду. А все ее знакомые, близкие и дальние родственники не получили по восторженному письму с подробным пересказом всего произошедшего лишь потому, что баронессу общими усилиями смогли убедить в необходимости умалчивания о ставших ей известными фактах и событиях ради безопасности "княжича". Исключение было сделано лишь для правителей приграничных территорий, к контакту с коими дворянку всячески подталкивали. Уговоры же женщины поселиться за ее счет на том же постоялом дворе, что и она, Айрел решительно отклонял: по мнению Триши, репутация борца за восстановление справедливости им была важнее халявного комфорта. Бард не видел, в чем одно противоречит другому, но к словам спутницы решил прислушаться.

— Ты же умеешь этим пользоваться? — музыкант осторожно вынул из ножен подаренный дворянкой меч.

Кеане, бегло глянув на объект разговора, вернулся к созерцанию открывавшегося из окна вида.

— Угу, — отстраненно отозвался он.

— Тогда это тебе, — Айрел положил клинок на стол. — А то телохранитель без оружия — как-то несерьезно.

— Лучше себе оставь, — посоветовала Триша. — По "происхождению" положено.

— Всё равно не умею с ним обращаться.

— Советую научиться, — в комнату зашел Лайдли. — Вот вызовут на дуэль — что будешь делать?

— Всячески от нее уклоняться, — огрызнулся Айрел, досадуя на себя за то, что забыл запереть дверь.

— Не самая лучшая идея. Впрочем, чего это я? Поступай, как знаешь — мне же безразлично, что с вами будет, — дворянин беззаботно улыбнулся.

— Что-то случилось или ты просто соскучился? — насторожилась Триша.

— Ни то, ни другое, — мужчина небрежно пнул дверь, закрывая ее за собой. — Я пришел сообщить, что через восемь дней в Вельбре состоится небольшой прием. Благодаря леди Заккари вы входите в число приглашенных. Кстати, там же будут и лорды провинций, коих Луисия уже известила о том, что привезет с собой Кадара, — Лайдли небрежно скинул со стула шапку Айрела. — В общем, готовьте деньги, — сел.

— Всенепременно, — буркнул бард, поднимая и раздраженно отряхивая свое имущество.

— А сколько занимает путь до Вельбры? — девушка вопросительно глянула на музыканта.

— Тут рядом, — ответил вместо него дворянин. — Дня три, не больше.

— Когда баронесса планирует выехать? — Триша сосредоточенно прикидывала, что им необходимо было успеть сделать до отъезда.

— Понятия не имею, — Лайдли пожал плечами. — Она ничего по этому поводу не говорила. Кажется, пока не спешит.

Вернулся с прогулки Рафферти.

— Выйди, пожалуйста, — торопливо попросила девушка едва появившегося на пороге мальчишку.

Тот остановился и недоуменно на нее поглядел. Медленно развернулся и молча закрыл за собой дверь.

Лайдли, прежде расслабленный и небрежный, вдруг посерьезнел и напрягся.

— Что это было? Ребенок? — дворянин скользил внимательным взглядом по лицам собравшихся. — Надеюсь, вы не собираетесь тащить его с собой?

Триша едва заметно поморщилась. От собеседника это не укрылось.

— Слушайте, вы уж определитесь. Либо "воскрешаете" Кадара, либо сидите с детьми. Пытаться совместить два этих дела — глупо, — мужчина нахмурился. — Отдаете себе отчет в том, что его присутствие ставит под удар всю вашу легенду?

— Мы не собираемся афишировать, что он у нас вообще есть, — попробовал встрять Айрел. — В крайнем случае, всегда можно сказать, что спасли мальчишку от верной смерти и теперь возим с собой, потому что больше ему некуда идти.

— Напоминаю, — голос Лайдли стал жестким. — Вы пойдете к лордам и громко объявите, что идете воевать, что настроены очень серьезно, что готовы биться до последнего. Детям на войне не место. Их присутствие здорово поставит под сомнение серьезность ваших намерений.

— Ну, бывают же сыновья полка...

— Вы не полк, — грубо оборвал барда дворянин. Потом вздохнул, закатил глаза и откинулся на спинку стула. — Хотя, делайте, что хотите, — уже другим тоном добавил он. — Меня это никак не коснется, так что, повторюсь, мне всё равно.

— Господин Вьятель, — вдруг ласково улыбнулась Триша. — А вы совершенно случайно не желаете немного посидеть с ребенком?

— Упаси Давиана, — фыркнул Лайдли. — Еще я только нянькой не работал.

— Подумайте хорошенько.

— Увы, госпожа Хайгели, — мужчина поднялся со стула и направился к выходу. — Вынужден вас разочаровать.

— И? Что будем делать? — поинтересовался Айрел, когда за дворянином закрылась дверь.

Девушка нахмурила брови и раздраженно потерла лоб.

— Лично я собираюсь разузнать, как дела с нашим экипажем, и подыскать для него кучера, — возвестила она, решительно убирая от лица руку. — Или есть желающие править лошадьми самостоятельно?

Желающих не оказалось. Триша ушла. Бард вздохнул, лениво обвел взглядом комнату, решая, чем заняться. Обратил внимание, что Кеане всё так же стоял, привалившись плечом к оконной раме, и пялился на улицу.

— Что-то увидел? — заинтересовавшись, музыкант тоже подошел к окну и глянул наружу.

— Ничего, — отозвался оружейник.

Действительно не найдя в открывавшемся на соседние дома и бедные лавочки виде ничего интересного или тревожного, Айрел потерял к нему интерес и отошел.

Уже вечером посыльный от Лайдли доставил записку с известием о том, что леди Заккари запланировала отъезд на второе декабря: хотела прибыть в Вельбру за день до приема.

— Ничего не забыли? — зевал Айрел, стоя рано утром в день отъезда у дверей их гостиничного номера.

Рядом с ним на полу, устроив голову на саквояже девушки, беззастенчиво дремал Рафферти. Сама Триша как раз носилась по комнате, заглядывая во все углы и под все кровати, проверяя, не осталось ли там чего закатившегося или завалившегося. Кеане уже успел куда-то подеваться.

— Сходи пока с хозяином расплатись, — мошенницу немного раздражало, что никто, кроме нее, не делал ничего полезного.

Бард нехотя поплелся к лестнице.

— И сумочку мою заодно спусти, — услышал он вслед.

Мужчина остановился, поглядел на еще больше растолстевший за счет новых покупок саквояж, помрачнел. Нехотя вернулся, тяжко вздохнул. Глянул на удобно развалившегося мальчишку.

— Подъем, — небрежно похлопал его по щеке. — Иначе сам эту бандуру потащишь.

На улице было пустынно, темно и холодно. Айрел тряхнул головой, пытаясь прогнать сонливость, и снова зевнул. Плотнее запахнулся в подаренный баронессой шерстяной плащ. Все нормальные люди еще спали, ночной сумрак лишь начал рассеиваться, а восточный краюшек неба пока даже не думал розоветь. На крыльце гостиницы громоздился весь багаж, включая лютню и пустую хомячью клетку. Дальше по планам спутники должны были взять лошадей, доехать до каретной мастерской, встретиться там с нанятым кучером и тронуться в путь.

Девушка выходить что-то не торопилась, и бард уже начинал замерзать. Рафферти уныло бродил по улице, читая расклеенные на зданиях объявления. Кеане нигде не было видно, что Айрела немного нервировало: еще не хватало торчать здесь в ожидании, когда тот нагуляется и соизволит вернуться. Со стороны раздался негромкий смешок — мальчишка, похоже, нашел что-то забавное.

— Что там? — поинтересовался бард, лениво вышагивая по крыльцу.

Ребенок кашлянул, прочищая горло, и, сосредоточенно сдвинув брови, принялся зачитывать по слогам текст одного из объявлений.

— Свинья не-бла-го... благодарная. Не поя... появишься в пога-ном са-салумь-ем оби-та... тали-ще..

Музыкант оторопел. Остановился и недоверчиво посмотрел на ученика. Чуть помедлив, спрыгнул с крыльца и подошел к мальчишке. Нашел нужное объявление и торопливо пробежал его глазами.

"Свинья неблагодарная. Не появишься в поганом салумьем обиталище — подарю твои черновики сам знаешь кому. Всё та же изящная почивальня. Чем дольше я тут буду ждать, тем злее стану в итоге. Мастер свиных дел"

Айрел снова перечитал текст, на этот раз медленнее и внимательнее. Оторвал бумажку от стены.

— Появилось позавчера вечером, — послышался голос Кеане. — Расклеено по всему городу. Если тебя это интересует.

Салум стоял, прислонившись к углу дома, и с вялым интересом наблюдал за спутником. Бард снова углубился в изучение написанного. Выглядел он растерянным и сбитым с толку.

— Ты знаешь, — неуверенно проговорил Айрел, — а ведь это, похоже, мне...

Рафферти противно захихикал, вспомнив обращение к адресату послания. Кеане нехотя отлип от своей стены, подошел ближе и тоже глянул на текст.

— "Свинья неблагодарная"? — вопросительно глянул на музыканта.

— Рион иногда меня так называл, — бард веселье ученика проигнорировал. — Поэтому он сам был мастером свиных, то есть моих, дел. Никто, кроме нас, об этом не знает.

— Высокие отношения, — пробормотал оружейник. Зацепился взглядом за слово. — "Салумье обиталище"?

— Как-то очень давно, в самом начале моей карьеры, мы приезжали по делам в Хольд. Это не было связано с выступлением, потому гильдия не озаботилась нашим размещением. Пришлось остановиться на одном дешевом постоялом дворе. Старая грязная развалюха. Настоящий клоповник. Между собой мы называли его "поганым салумьим обиталищем", а нашу комнатенку — "изящной почивальней", — Айрел в растерянности потер свободной рукой нахмуренный лоб.

— Ну, и сколько можно вас ждать? — из дверей появилась Триша. — Давиана Владычица, холодрыга-то какая! — плотнее запахнулась в свой коричневый палантин. — Пойдемте скорее, пока я тут не задубела.

— Мне нужно кое-куда заехать, — бард затолкал бумажку в карман и решительным шагом направился обратно к крыльцу.

— Куда? — не поняла девушка.

— Это может быть ловушкой, — заметил Кеане.

— Может, — Айрел закинул на плечо свою сумку и сцепил пальцы на ручках тяжеленного саквояжа. — А может и не быть. Рион — единственный человек в мире, которому я полностью доверяю, — с усилием поднял багаж и жестом велел спутникам взять остальное.

— Хорошо, — оружейник, скрестив на груди руки, неспешно подошел к крыльцу. — Даже если он тебя не предавал, где гарантия, что за ним не следит "Мирла"? — легко подхватил клетку и лютню

— Ну, ты же сможешь это определить, — легкомысленно отозвался бард, вышагивая в сторону конюшни.

— Объясните мне, что происходит, — девушка переводила встревоженный взгляд с одного спутника на другого. — Куда ты собрался? — подхватив юбку, соскочила с крыльца и побежала догонять музыканта. — Если это какая-то ерунда, то у нас нет на нее времени!

— Не волнуйся. Я надеюсь быстро управиться, — Айрел задумчиво глянул на всё продолжавшего глупо ухмыляться Рафферти, шедшего рядом с ним.

* * *

"Поганое салумье обиталище" располагалось возле кладбища нечестивцев на самом краю Хольда. Не самый популярный район города — худшей славой пользовались лишь Восточные трущобы за тюрьмой. Зато, пожалуй, самый малонаселенный, если не принимать во внимание за века скопившихся в земле убийц, воров, насильников и тех, чья вера в Давиану показалась церкви недостаточной.

Рион за последние годы поотвык от проживания в столь скверных условиях. Два предыдущих дня были посвящены борьбе с тараканами за территорию и с соседями за тишину по ночам. Если первых еще можно было просто игнорировать, то вторые были просто невыносимы. Пьяные песни, смех и драки продолжались далеко за полночь, не давая администратору ни малейшего шанса на спокойный сон. В этот раз шум за стенкой стих лишь к четырем часа утра. Только утомленный мужчина сумел задремать, как раздался стук в дверь. В отчаянии застонав, Рион перевернулся на живот и накрыл голову подушкой. Стук повторился, уже громче и настойчивей. Смирившись с тем, что, видимо, поспать у него не выйдет, администратор раздраженно откинул одеяло, сел на кровати, встал с нее и очень сердито побрел к сотрясавшейся под ударами двери. Если это кто-то из соседей пришел клянчить денег на бутылку!.. Мужчина отодвинул засов и, приоткрыв узкую щелку, враждебно глянул на ночного посетителя. В темноте коридора стоял незнакомый ему молодой человек.

— Это вы отдаете щенков в добрые руки? — невозмутимо поинтересовался тот.

Вопрос поставил Риона в тупик. На то, чтоб его осмыслить, потребовалось какое-то время.

— Нет, не я, — мужчина решил не спрашивать, почему это было так важно в данное время суток.

— Странно, — протянул неизвестный. — А мне сказали, что вы.

— Вас обманули, — растерянность шла на убыль, снова уступая место раздражению. — До свиданья, — администратор попытался захлопнуть дверь.

У него не получилось: незнакомец держал ее крепко и, похоже, намеревался продолжить разговор. Более того, норовил распахнуть пошире, если вообще не настежь, при этом не особо напрягаясь.

— Привет, Рион.

Мужчина замер, прекратив свою заведомо проигрышную битву за дверь. Медленно повернулся на голос. От мрака коридора отделился еще один силуэт. Повисло молчание. Потом администратор глубоко вздохнул и обессилено привалился плечом к косяку.

— Скажи, Айрел, — устало проговорил он, качая головой, — что мне сделать? Не могу решить: задушить тебя, побить об стену, спустить с лестницы, просто пару раз съездить тебе кулаком по морде?.. Столько всего хочется и всё сразу.

— Уверен, где-то здесь должно быть "обнять и заплакать от радости", — предложил свой вариант бард.

— Не дождешься, — мрачно отозвался Рион. — Не заслужил. Что еще за бред со щенками? — указал на Кеане, продолжавшего предусмотрительно держать дверь.

— Должен же я был убедиться, что здесь действительно находишься именно ты, — музыкант подошел ближе.

— Тебе придется мне очень многое объяснить, — ни голос, ни взгляд мужчины не предвещали ничего хорошего. — Это будет долгий обстоятельный разговор. И по его итогам я решу, прощать мне тебя или нет. Заходите, — властно велел администратор, кивая на свою комнату.

— Извини, нет времени. Мы очень торопимся, — виновато улыбнулся Айрел. — Если честно, я пришел попросить об услуге.

Видимо, Рион не ожидал такого ответа. Поначалу он растерялся. Затем обиделся. Потом начал закипать от гнева.

— Паршивая неблагодарная свинья! — рыкнул администратор, распахивая дверь настежь. — Времени у него на меня нет, значит, да?! Действительно, кто я такой, чтоб передо мной отчитываться?! Подумаешь, полжизни ему посвятил! Подумаешь, столько лет во всем поддерживал и помогал! И ты еще смеешь попадаться мне на глаза?!

— Ладно, извини, что побеспокоил, — бард развернулся и зашагал прочь.

— Стоять! — Рион поспешил за ним, шлепая босыми ногами по полу. — Я еще не договорил! А ну вернись!

Не обращая на него внимания, Айрел миновал коридор и вышел на улицу. Администратор выскочил следом, специально громко хлопнув дверью из мести соседям. Триша с Рафферти, сторожившие лошадей возле кладбищенской ограды, вздрогнули от неожиданности и испуганно обернулись на грохот.

— Нет, ты будешь со мной разговаривать! — Рион, не обращая внимания на холод, босиком шагал по мерзлой земле. Догнав барда, продолжил свою гневную отповедь. — Хоть представляешь, как я волновался?! Где ты шлялся всё это время?! Что вообще происходит, салумы тебя задери?! — Риону, похоже, было безразлично, услышит его кто-нибудь посторонний или нет.

Впрочем, улица всё равно была пуста, а ночные вопли и угрозы в этом районе города никого не удивляли. Кладбище дышало зловещим покоем, окна располагавшихся через дорогу от него ветхих строений были плотно закрыты ставнями — местные жители демонстративно не лезли в чужие дела, рассчитывая, что таким образом никто не сунется и в их собственные.

Кеане спокойно вышел из дома, аккуратно прикрыв за собой дверь. В "поганом салумьем обиталище" ее даже не пытались запирать на ночь: основному контингенту его постояльцев это было не нужно. Бард тем временем уже стоял возле Серого и с деловым видом копошился в вещах.

— Хватит меня игнорировать! — администратор в ярости дернул Айрела за плечо, пытаясь развернуть его к себе лицом. Вдруг обратил внимание, что они здесь были не одни. — Здравствуйте, — неприветливо буркнул он, поймав на себе удивленный взгляд девушки.

Та, сама не понимая, что происходило, сочла необходимым ободряюще улыбнуться.

— Очень милая ночнушка, — похвалила Триша длинный белый балахон собеседника.

Тот, сообразив, в каком виде выскочил на улицу, немного смутился. Понял, что игнорировать холод уже не получалось — тонкую рубашку продувало насквозь. Мужчина обхватил себя за плечи, чтоб хоть как-то согреться.

Бард, как ни в чем не бывало, отвязал от седла лютню.

— Раф, подержи, — протянул ее стоявшему рядом мальчишке. — Все твои вещи здесь? — указал на висевшую у того на плече небольшую сумку, пошитую Тришей из остатков юбки.

Ребенок кивнул, пока не понимая, к чему велся этот разговор.

— Ты что? — клацал зубами Рион, прожигая Айрела свирепым взглядом. — Обиделся на меня?! Ты — обиделся?! — мужчина чуть не задохнулся от возмущения. — Тебе еще хватает на это наглости?! Да какое право ты имеешь...

— Рион, присмотри, пожалуйста, за ним, — бард вытащил ученика вперед и положил ему руки на плечи. — Очень тебя прошу.

Рафферти побледнел и испуганно обернулся к учителю. Понял, что тот не шутил. Администратор сбился с мысли и растерялся.

— Я не хочу! — в отчаянии воскликнул ребенок, беспомощно глядя на Тришу с Кеане в поисках поддержки. — Зачем?!

— Знаю. Я — эгоистичная неблагодарная свинья, не достойная ходить по одной с тобой земле, — Айрел твердо смотрел в глаза Риону, не обращая на мальчишку внимания. — Я тебя очень обидел. Прости. Но поверь, у меня не было выбора. И еще. Зайди, пожалуйста, в помещение: ты уже весь синий от холода. Простудишься.

Легонько толкнул Рафферти в спину. Тот по инерции сделал шаг вперед.

— С какой стати я должен для тебя что-то делать? — Рион продолжал стойко дрожать и коченеть, из упрямства не торопясь прислушаться к совету.

— Мне больше не к кому обратиться, — бард запрыгнул в седло. — Я доверяю только тебе. Раф, — обратился он к мальчишке. — Веди себя прилично. Слушайся дядю, он хороший.

Кеане с Тришей тоже сели верхом. Поступок Айрела стал для них неожиданностью, однако ни тот, ни другая не стали его никак комментировать.

— Это только на время, — попыталась утешить расстроенного паренька девушка, маша на прощанье рукой. — Не переживай.

Рион хотел было что-то возразить, однако три всадника уже тронулись с места, оставляя позади мужчину, ребенка и его лошадь.

— Гнойный прыщ, — зло шептал администратор, провожая их взглядом. — Ненавижу поганца. Пусть мне только еще попадется, — покосился на оставленного ему мальчишку.

Тот стоял с лютней в руках, держась за поводья, потерянный и покинутый, тоже смотрел вслед своим спутникам и, судя по виду, был готов вот-вот разреветься.

— Эй, — грубо позвал его Рион. — Знаешь, куда они направились?

Рафферти кивнул. Закусил губу и шмыгнул носом.

— Отлично, — заключил администратор, разворачиваясь и торопливо шагая обратно к теплу постоялого двора. — Значит, мы едем туда же. Выскажем ему всё, что думаем. И заставим молить о прощении. Пошли, — махнул рукой, веля мальчишке следовать за ним. — Коня своего, главное, куда-нибудь день.

* * *

До Вельбры путники добрались за обещанные три дня. Нанятый кучер получил свои деньги и отбыл — основным источником дохода ордена Фалкиона, помимо пожертвований, являлись услуги по предоставлению проводников, транспорта и тех, кто умел им управлять. Служители покровителя путей, торговли и странствий умели совместить религиозную деятельность с коммерческой. Баронесса с Лайдли прибыли спустя пять часов.

Прием был назначен на вечер следующего дня и проходил в особняке одной из подруг леди Заккари. По словам последней там ожидался чуть ли не весь цвет местного дворянства, так что Айрел заранее чувствовал себя весьма неуютно. От идеи отпустить усы или бороду пришлось отказаться: те, как выразилась Триша, "три волосинки", что отрастил бард, никак не вязались со старательно создаваемым образом княжича. Возможно, хороший цирюльник смог бы сотворить из них что-то толковое, однако ни девушка, ни салум, ни сам музыкант таковым не являлись. Мысль же о походе к оному пугала перспективой быть узнанным — одно дело, когда люди проходят мимо, толком не приглядываясь, и совсем другое, когда один из них вплотную занимается твоим лицом. Так что теперь мужчина снова ходил гладковыбритым и, по сути, отличался от своих портретов лишь прической. В Хольде он заплатил уличным мальчишкам за порчу всех плакатов "разыскивается", что те только найдут, тем самым немного облегчив жизнь еще десяткам беглых преступников. Поворять подобное в Вельбре он опасался: не хватало еще, чтоб кто-то связал два города и время его пребывания в оных.

Айрел со спутниками пользовались на приеме довольно сомнительной популярностью. Никто не знал, кто они такие; одежда, совсем не подходящая для светского раута, сразу выделяла их из толпы; а баронесса Заккари, хоть и державшая язык за зубами, не могла отказать себе в удовольствии кинуть пару-тройку туманных, но будоражащих воображение намеков о личности своего спутника. Поскольку вечер был довольно скучен и уныл, прочие гости уже вскоре после его начала стали преимущественно развлекаться тем, что гадали, кем являлся бард, и строили о нем версии одна неправдоподобнее другой.

Айрел давно привык к назойливому вниманию, потому шепотки за спиной, беззастенчивые взгляды и сдавленное хихиканье гордо игнорировал. Сдержанно улыбался и ходил с видом "зачем я теряю здесь время вместо того, чтоб готовиться к войне?" На вопросы отвечал скупо и неохотно, стараясь отделаться общими фразами и не сообщить о себе ничего конкретного — они с Тришей сошлись во мнении, что вряд ли лорды провинций восприняли бы всерьез княжича-трепло. Те, кстати, пока не проявляли в барде ни малейшей заинтересованности, ограничившись лишь сдержанными кивками при знакомстве. Кеане большую часть времени просто стоял у стенки, изображая бдительного, но скучающего охранника, и не реагировал на расспросы. Девушка, в обычных условиях кинувшаяся бы активно общаться и расспрашивать людей об их связях и положении в обществе с прицелом на будущее, тоже преимущественно молчала и хмурилась. По ее мнению, появление "княжича" на вечере было глупой идеей, однако еще глупее было бы упустить редкую возможность поговорить со всеми лордами восточных провинций разом.

Когда гости убедились, что загадочная троица не собиралась рассказывать о себе ничего увлекательного, шокирующего и скандального, их интерес к ней существенно остыл. Пользуясь затишьем, Айрел набрал себе разных закусок и пристроился с тарелкой возле одной из колон.

— Видишь человека у меня за спиной?

Музыкант вздрогнул от неожиданности, чуть не выронив вилку, и обернулся.

— Не обязательно ко мне подкрадываться, — с легким раздражением прошипел он.

— Стоит возле дверей, — невозмутимо продолжил Кеане. — Крупное телосложение, на вид лет тридцать пять-сорок, короткие черные волосы, бритые виски, на правой щеке шрам. Одет в коричневую замшу. Видишь?

Бард посмотрел в указанном направлении.

— Вижу, — подтвердил он.

— Это телохранитель графа Фауэла. Носитель. У него пятилетка. Тип — дистанционный. Радиус действия — сорок пять шагов. Нанесение повреждений — направленное. Вид атаки — воздушная волна с режущей кромкой.

— Как это? — Айрел, нахмурившись, сосредоточенно ковырялся вилкой в паштете.

— Представь себе борозду в земле, появившуюся из-за того, что кто-то махнул в эту сторону мечом. Или борозду в человеке, если этот кто-то в него попал.

— Глубокую? — бард бросил на объект разговора опасливый взгляд.

— Достаточную, чтобы убить, — Кеане беззастенчиво взял с тарелки собеседника валован с икрой.

— Откуда тебе это известно? — вилка нервно царапала фарфор, разделывая очередной деликатес.

— Я изучил описания всех окимм, созданных к моменту моего отбытия из "гнезда", — салум меланхолично жевал, блуждая взглядом по залу. — К тому же, присутствовал при одном из испытаний конкретно этой, — едва заметно кивнул в сторону стоявшего у дверей мужчины.

— Он тебя не узнает? — встревожился Айрел.

— Не должен, — пожал плечами оружейник. — Это лет десять назад было. Что ты делаешь?

Бард, проследив за взглядом собеседника, глянул в тарелку. Увидел месиво из дорогостоящих продуктов. С досадой вздохнул.

— Ищу битое стекло, — нехотя пояснил он. — Старая привычка. Сам не заметил, как включилась.

Подошел осанистый лакей с искусственными кудрями.

— Вас просят пройти в кабинет, — высокомерно сообщил он Айрелу. — Одного, — добавил он, удостоив Кеане беглого пренебрежительного взгляда.

Секунду поколебавшись, музыкант передал оружейнику свою тарелку, выпрямил спину и с достоинством проследовал за слугой.

Кабинет находился в другом крыле здания. Хозяева дома хоть и принадлежали к числу дворянства, не могли похвастаться особой знатностью или богатством, так что обставлен он был довольно скромно. Разумеется, по меркам ожидавших в комнате людей.

Готовясь к этой встрече, Айрел потрудился разузнать о приграничных лордах, так что имел представление о том, с кем ему предстояло иметь дело. В немного потертом кожаном кресле сидел правитель Квадро, граф Эверет Фауэл — человек высокомерный, вздорный и самовлюбленный. Квадро была крупнейшей из трех провинций, так что ее хозяин позволял себе довольно пренебрежительное отношение к двум прочим лордам, несмотря на то, что властитель Ифайна не уступал ему в знатности и родовитости. Последний занимал второе кресло. Граф Аливьер Скадери был куда старше и спокойней своего соседа, слыл осторожным и разумным управленцем, много сделавшим для процветания своих владений. Третьим был виконт Гармангахиса Дайтон Валфрид. В один день превратившись из скучного зануды в обаятельного светского льва, лорд Дайтон произвел настоящий фурор. Он восхищал, он пугал, он притягивал. Ходили слухи, будто виконт продал салумам родного брата в обмен на харизму, сам же мужчина объяснял столь разительные перемены тем, что шок от потери ближайшего родственника заставил его переосмыслить свою жизнь и направить ее в новое русло. Его слова мало кого убедили. Но чем больше шептались за спиной правителя Гармангахиса, чем зловещее и таинственней казалась его фигура, тем сильнее он привлекал. Мужчина стоял возле библиотечного шкафа, заложив руки за спину, и с отсутствующим видом изучал книжные корешки.

Лорд Аливьер протянул руку, указывая на свободное кресло.

— Прошу вас, — сказал он, внимательно наблюдая за музыкантом. — Присядьте, молодой человек.

Айрел молча сел. Откинулся на спинку. Скользнул спокойным взглядом по лицам присутствующих.

— Итак, — неспешно продолжил правитель Ифайна. — По словам ее милости баронессы Заккари, вы являетесь Кадаром Аверилом, сыном покойного великого князя Тамрина, законным претендентом на престол Кирша. Так ли это?

Музыкант коротко кивнул. Граф Скадери задумчиво притопнул, внимательно разглядывая собеседника.

— В таком случае нам бы очень хотелось послушать, что именно произошло семнадцать лет назад, — проговорил он.

Бард молчал.

— Уточните вопрос, пожалуйста, — сказал, наконец, он.

— Вы же у нас княжич, — с издевкой в голосе проговорил лорд Эверет. — Вот и расскажите подробности этого вашего "чудесного спасения".

На его лице было написано почти не скрываемое отвращение к музыканту.

Айрел посмотрел на него холодно и величественно. Как будущий князь на забывшего свое место вельможу соседнего государства.

— Ну, начнем с того, что я не выпал из той кареты, — соизволил ответить он, отворачиваясь от графа. — Меня из нее выбросили.

— Кто? — тут же полюбопытствовал лорд Аливьер.

— Слуги, — равнодушно пожал плечом бард. — Не знаю, на кого они работали. Вероятнее всего — на дядю, но у меня нет никаких доказательств. Меня подобрал один человек. Нашел без сознания на берегу.

— Имени у него, разумеется, нет, — снова съехидничал лорд Эверет.

— Почему? Есть, — музыкант изо всех сил старался излучать царственную невозмутимость. — Вейвер Бресс. Он был шинитом. После того, как орден объявили вне закона, а всех его членов — подлежащими уничтожению преступниками, Вейвер подался в бега. Ему удалось избежать поимки, потом он спас меня и взял с собой — как раз собирался покинуть страну из опасений за свою жизнь. Так мы перебрались в Кендрию.

— Вот так запросто помог сыну человека, разрушившего его дом и подписавшего ему смертный приговор? — всё не унимался правитель Квадро.

— Видимо, вы не знакомы с учением шинитов, — Айрел положил ногу на ногу. — С точки зрения Вейвера, наша встреча была предопределена судьбой. Он искренне верил, что его долг — вырастить и воспитать князя, который сможет исправить ошибки своих предшественников, который будет править мудро и заботиться о народе Кирша.

— И? Ему это удалось? — впервые за разговор подал голос лорд Дайтон.

— Он умер спустя три года, так что, боюсь, не успел, — музыкант позволил себе быструю холодную улыбку. — С тех пор обо мне заботится другой человек, чьего имени я называть не стану. Он всё еще здравствует, и мне бы не хотелось подвергать его опасности.

— А у вас есть какие-нибудь доказательства вашего происхождения? — лорд Аливьер в отличие от графа Фауэла глядел на собеседника внимательно и спокойно, без намека на презрение или недоверие.

— Я могу рассказать о своем детстве, описать дом, сад, слуг, — Айрел положил руку на кожаный подлокотник и подпер кулаком подбородок. — То, что знаю лишь я да те, кто меня тогда окружал. Только что вам это даст? Вас-то там не было. Вы не сможете оценить правдивость моих слов.

Правитель Квадро фыркнул и отвернулся.

— Вижу, вы мне не верите, — равнодушно констатировал бард. — Ну ладно. Поверите, когда я займу трон. А я его займу, можете не сомневаться. Вы сами прекрасно знаете, какая сейчас обстановка в Кирше — позиции дяди слабы, как никогда. Уже три клана ополчились против него. Полагаю, они с радостью поддержат законного наследника, если тот пообещает им пересмотреть политику ныне действующего князя.

— Разразится гражданская война, — заметил лорд Аливьер.

— Вероятно, — согласился Айрел. — Я к этому готов. Она и так может вот-вот начаться. Пока есть два варианта ее исхода: смута в случае поражения дяди или репрессии и массовые казни в случае его победы. Однако если в борьбу вступлю я, то автоматически появится и третья возможность — воцарение законного правителя, который сделает всё, чтоб восстановить страну. И если войны всё равно не избежать, то имеет значение лишь то, чем она завершится, и что последует после нее. Вы так не считаете?

Лорды промолчали.

— Я сознаю, что это будет непросто, — продолжил бард. — Прекрасно сознаю. Потому не стану лукавить — я согласился посетить этот прием исключительно ради того, чтоб предложить вам сделку.

— Всё ждал, когда же разговор зайдет о деньгах, — презрительно усмехнулся лорд Эверет.

— Да нет, — Айрел дернул уголком губ. — Ими меня снабжает мой покровитель. Впрочем, если вы предложите деньги, я не откажусь: поступающих от него средств хватает лишь на самое необходимое. Но мне нужно ваше содействие в другом вопросе. Наверняка вы знакомы с главами кланов или хотя бы их менее важными членами. Если вы сведете меня с ними, я буду вам очень благодарен. Роттери, Карза, Говерал — остальные меня не интересуют.

— А взамен? — лорд Аливьер склонил голову набок.

— Как вы знаете, между Киршем и Кендрией есть узкая полоска земли, государственная принадлежность коей еще не решена, — бард отстраненно побарабанил пальцами по подлокотнику. — В случае ее присоединения к Кендрии, она чудесным образом увеличит территории ваших провинций. Я, взойдя на престол, смогу этому поспособствовать, — Айрел тонко улыбнулся и скользнул взглядом по лицам собеседников.

— Что думаете? — поинтересовался правитель Ифайна, когда музыкант ушел.

— Что здесь думать? — огрызнулся лорд Эверет. — Грязный самозванец! Не побоялся божьей кары, присваивая себе чужое имя! Меня тошнит от одной мысли, что я находился с ним в одной комнате! — мужчина, напрягшись, встал с кресла — лишний вес и подагра ощутимо убавляли ему ловкости. Немного постоял, дожидаясь, когда сердцебиение, ускорившееся под влиянием внезапной физической нагрузки, войдет в норму. — Как такое отродье земля держит?! — сердито одернув камзол, пошел к выходу. — Велю Тересу от него избавиться. Сделаю одолжение этому миру, — с грохотом захлопнул за собой дверь.

Лорды Аливьер и Давиот проводили его взглядами.

— А что думаете вы? — поинтересовался виконт, лениво вытаскивая с полки одну из книг.

Граф сплел перед собой пальцы, задумчиво уткнулся в них подбородком и пожал плечами.

— Последние шиниты были уничтожены еще пятнадцать лет назад, — проговорил он. — Архивы ордена сожжены или разграблены. Таким образом, практически невозможно узнать, существовал ли этот Вейвер Бресс. А детские воспоминания... Молодой человек прав в том, что нам понадобится очевидец, если мы хотим определить их правдивость.

— А не все ли равно? — Дайтон Валфрид равнодушно пролистал книгу, захлопнул ее и сунул на место. — Имеет ли для нас значение, правду говорит парень или нет?

Аливьер Скадери нахмурил седые брови, обдумывая эту мысль.

— Вот лично мне безразлично, кто будет сидеть на троне Кирша: законный наследник или самозванец, — продолжал виконт.

— Мне в целом тоже, — пробормотал граф. — И земли лишними не бывают. Однако меня беспокоит один вопрос. Если мы поможем молодому человеку, а его затея провалится, то каковы будут последствия для нас? Его величество Гайдор не отличается добрым нравом, он это так не оставит.

— Ммм... — протянул правитель Гармангахиса, скользя задумчивым взглядом по рядам книжных корешков. — Мне кажется, мы рано об этом думаем, — отошел от шкафа и облокотился о спинку свободного кресла. — Давайте сначала посмотрим, переживет ли парень встречу с телохранителем нашего дорогого графа Фауэла. Если "княжич" не способен даже на такую мелочь — о какой помощи может идти речь? — мужчина поглядел собеседнику в глаза и улыбнулся.

— Ну? Что? — встретила барда взволнованная Триша по его возвращении в бальный зал.

Оружейник, лишь мельком глянув на спутника, вернулся к прерванному занятию — ненавязчивому наблюдению за отошедшим к окну носителем.

— Что я, с надутыми высокомерными снобами, по-вашему, не общался? — Айрел поймал себя на том, что нервно теребил пуговицу на манжете. Раздраженно убрав от нее руки, скрестил их на груди, чтоб не поддаваться искушению. — Нормально всё. Кажется, — глубоко вздохнул, успокаиваясь. — Нам непременно нужно здесь оставаться и дальше или уже можно уходить?

— Не нравится высшее общество? — к маленькой компании подошел Лайдли.

Немного сонный и вальяжный он лениво попивал вино из фужера.

— Как-то не в восторге, — небрежно отозвался бард. — Ничего интересного.

В то, что чувствовал себя тут крайне неуютно и уязвимо, музыкант решил дворянина не посвящать.

— Нехорошо, ваше высочество, — господин Вьятель побултыхал пряную багряную жидкость, глядя, как та дорожками сползала по стеклу. — В случае успеха вашего предприятия вам придется проводить среди него почти всё ваше время. Кстати. Как я понимаю, знакомство с лордами состоялось? — мужчина поднял на собеседника свои светло-серые немного пугающие глаза.

— Зайдите завтра ко мне в гостиницу, — Айрел намек понял. — При себе у меня денег нет.

Лайдли улыбнулся.

— Со мной они тоже поболтали, — сообщил он. — Выясняли обстоятельства вашего с баронессой знакомства. Я сказал, что оное пропустил и появился чуть позже, — дворянин с явной неохотой допил свое вино.

Кеане нахмурился — к носителю подошел граф Фауэл. Что-то сказал. Телохранитель глянул в сторону барда.

— Полагаю, нам действительно нет смысла здесь дольше оставаться, — проговорил салум.

Тон его голоса насторожил спутников.

— Ладно, — согласилась Триша, встревожено переглянувшись с Айрелом.

— Скажу Луисии, что вы передали для нее "до свидания", — вздохнул Лайдли вслед трем удаляющимся фигурам.

"Княжич со свитой" похватали в гардеробной свою верхнюю одежду, и, ни с кем не простившись, вышли на ночную улицу. Чтоб не возиться со своей каретой, на прием они прибыли в нанятом у ордена Фалкиона экипаже, уехавшем сразу же после доставки их по нужному адресу, так что идти обратно предстояло пешком.

— Что-то случилось? — Триша поправила свой палантин и ускорила шаг, стараясь догнать более быстрых спутников.

— Нет, — отозвался Кеане. — Но у меня плохое предчувствие, — свернул в темный проулок.

— Наша гостиница в другой стороне, — напомнила девушка.

— Пойдем кружным путем.

Дорога до постоялого двора заняла куда больше времени, чем могла бы — оружейник петлял по каким-то дворам и закоулкам, несколько раз меняя направление и возвращаясь назад. Вопросы спутников он оставлял без ответа, просьбы объяснить свое поведение — игнорировал. В итоге пятнадцатиминутный маршрут превратился в почти часовую прогулку.

— Так что это было? — довольно грубо поинтересовался Айрел, лениво плетясь по каменной мостовой.

Впереди темнело здание одной из лучших гостиниц Вельбры — Триша решила, что в этот раз можно позволить себе такую роскошь. Светилось несколько окон да масляный фонарь у входа.

— Боюсь, пока еще не "было", — отстраненно проговорил Кеане, вдруг останавливаясь.

Айрел напряг зрение — возле дома стоял человек. Крупный мужчина, судя по силуэту. Похоже, кого-то ждал.

— Помни про сорок пять шагов, — шепнул оружейник, медленно и осторожно отступая назад в надежде, что их не успели заметить.

Тусклый свет фонаря отразился на вдруг возникшем лезвии.

— Любишь бегать? — бард с неодобрением глянул на пышную юбку спутницы.

— Нет, — тут же ответила та, не понимая, что происходит. — Но придется, да?

— Угадала, — Кеане развернулся и бросился прочь.

Айрел с Тришей последовали за ним. Что-то пронеслось слева от них. Брусчатка взорвалась каменными брызгами. Мошенница испуганно взвизгнула, рефлекторно прикрывая голову руками.

— Что это было? — крикнула она, на бегу оборачиваясь к мужчинам.

— Не имеет значения, — сквозь зубы выдавил бард, стараясь не сбить дыхание.

— Быстрее! — обернулся к отстающей девушке вырвавшийся вперед оружейник.

— Стараюсь! — с ноткой отчаяния откликнулась та, спотыкаясь и чуть не падая.

Салум буркнул под нос что-то явно ругательное. Притормозил, дождался Тришу, схватил ее за запястье и снова ускорился, таща девушку за собой. Нырнул в ближайший переулок. Сзади послышался новый взрыв, мелкое каменное крошево ударило барду в спину.

— Вы можете с этим что-нибудь сделать?! — мошенница едва поспевала за волочащим ее вперед мужчиной. — Кеане?! — в голосе Триши звучала паника.

— Моя специализация — ближний бой, — отозвался мужчина, крепче сжимая девичье запястье.

Айрел окинул взглядом окрестности. Это был очень густонаселенный район, дома теснились впритирку друг к другу. Страшно представить число жертв, примени он здесь окимму. Чуть впереди прыснул кусок стены — противник тоже свернул за угол. Пробегая мимо, бард, наконец, смог оценить масштаб разрушений. Каменную кладку расщепляла дугообразная борозда глубиной с ладонь.

— Как он это делает?! Как?! — девушка благодарила судьбу, что за несколько часов до этого в последний момент передумала надевать туфли на каблуках.

Ей никто не ответил. Музыкант серьезно задумался о том, какая судьба может их постигнуть, если рядом не окажется подходящего пустыря. Должно же здесь быть большое открытое пространство... Так, он не раз и не два бывал в Вельбре. Нужно вспомнить. Нужно вспомнить... Ну конечно же!

— За мной, — скомандовал Айрел, вырываясь вперед и ныряя в очередную подворотню.

— Есть идеи? — Кеане очень раздражало, что он был вынужден приноравливать свою скорость к шагу девушки.

Бард на ходу кивнул. С пустырями в Вельбре, пожалуй, были определенные проблемы. Зато здесь точно имелись большие склады, сдаваемые властями города в аренду цехам, гильдиям и торговым компаниям. А в это время людей там быть не должно. Айрел на бегу оглянулся. Преследователь пока не появился из-за угла. Похоже, не очень торопился... А, нет. Всё-таки торопился. Мужчина показался прежде, чем музыкант успел додумать предложение. Взмахнул оружием.

— Вправо! — крикнул бард, понимая, куда придется удар.

Кеане резко рванул в указанном направлении, увлекая за собой уже почти выбившуюся из сил девушку. Пронесшаяся мимо воздушная волна выбила очередной каменный фонтан.

— Долго еще? — задыхаясь, спросила Триша, спотыкаясь и чуть не падая.

— Не очень, — мысленно ответил Айрел.

Склады показались через несколько минут — большие длинные деревянные сараи с крепкими дверьми и тяжелыми замками. Они занимали приличную площадь — жилые дома находились достаточно далеко от ее середины. Бард прибавил шагу.

— Так. Мне это надоело, — буркнул Кеане, вдруг останавливаясь, хватая запыхавшуюся и спотыкающуюся на каждом шагу девушку и перекидывая ее через плечо. Догнал певца.

— Шестьдесят три! — крикнул ему Айрел, указывая взглядом на растерянную Тришу. Кашлянул, сбивая дыхание.

Салум понимающе кивнул. Резко ускорился, вырываясь вперед. Музыкант немного притормозил, давая спутникам от него оторваться. Огляделся. Нет, надо пробежать еще чуть-чуть. Преследователь, похоже, столкнулся с какой-то проблемой — отстал и уже какое-то время не пытался атаковать своих жертв, понимая, что те вырвались из радиуса действия его оружия.

Так, а вот теперь, пожалуй, достаточно. Айрел остановился и развернулся лицом к телохранителю графа. Справа и слева возвышались складские постройки, жилые дома находились довольно далеко, приближавшийся мужчина в очередной раз поднял свой клинок. Бард глянул через плечо, проверяя, как далеко успел отойти Кеане. Явно не на шестьдесят три шага. Музыкант досадливо щелкнул языком, активировал окимму. Закусив губу, решил подождать еще немного. Терес махнул мечом, целясь Айрелу в грудь. Тот отскочил в сторону, уклоняясь. Последовал очередной взрыв, во все стороны стрельнули камни. Заметив, что у его противника в руках появилась лютня, преследователь притормозил и растерялся, приходя к определенным выводам. Почти тут же оправился и снова замахнулся.

— Сорок семь, сорок восемь, сорок девять, пятьдесят... — мысленно считал оружейник, удаляясь от спутника. Уже почти.

— Бью! — крикнул у него за спиной бард, решивший, что больше не может позволить себе тянуть время.

— Пятьдесят два... — Кеане понял, что не успевал вынести Тришу из зоны поражения черной лютни.

Резко остановившись, он скинул испуганно ойкнувшую девушку с плеча и закрыл ее собой. В этот момент Айрел ударил по струнам.

17.

Пожалуй, преследователь находился далековато: глубокое мелодичное "до" особых неудобств ему не доставило. Мужчина сделал серию быстрых взмахов мечом, явно стремясь закончить бой поскорее. Айрел запаниковал — к нему летело сразу несколько сизоватых, едва различимых воздушных полумесяцев. Поспешил отступить, однако не успел сделать и пары шагов — земля прыснула у его ног, обдав комьями утрамбованной почвы, левое предплечье отозвалось короткой вспышкой боли. Музыкант инстинктивно зажмурился. Почувствовал всполох ветра у виска. Быстро открыл глаза и оценил ситуацию. Терес снова раскручивал свой клинок, похоже, собираясь поразить барда прежде, чем тот успеет его атаковать — наличие у противника окиммы внушало телохранителю беспокойство.

Айрел разозлился. Крепче сжав гриф лютни, бросился вперед, стараясь как можно больше сократить дистанцию между собой и врагом. За спиной послышался очередной хлопок и стук опадающих комьев земли. Бард резко вильнул влево, пропуская следующую воздушную волну, потом вправо. На бегу особо не поиграешь — музыкант со всеми этими маневрами сумел трямкнуть лишь пару-тройку раз. Терес падать замертво пока не торопился, выглядел вполне здоровым и боеспособным. Решив, что уже достаточно приблизился, Айрел затормозил и заиграл первую пришедшую в голову мелодию. Резко, рвано, сильно, отчаянно. Пропуская ноты и ускоряя темп. Плотно сжав губы, он напряженно глядел, как телохранитель снова поднимал свой меч, и надеялся, что тот умрет прежде, чем успеет его опустить — на таком расстоянии шансов попасть у него тоже было куда больше.

Противник пошатнулся, но устоял. Очередной воздушный серпик, пьяно вильнув, улетел в сторону и выщербил стену ближайшего сарая. Терес тут же махнул мечом повторно. Рука дрогнула, и убийственная волна взмыла в небо, не причинив никакого вреда. Мужчина почувствовал на губах вкус крови, занервничал. Поколебавшись пару секунд между вариантами "продолжать бой" и "отступить", решил остановиться на втором. Первому бы существенно помешали сильнейшая слабость, головокружение и поползшие перед глазами темные пятна. Телохранитель развернулся и попытался сбежать, но на первом же шаге его ноги подкосились. Терес упал на колени. Попробовал подняться. Снова упал, на этот раз уже всем телом. Некоторое время он силился хотя бы ползти, отчаянно борясь с утратившими послушность конечностями. Затем затих.

Айрел не спешил расслабляться. Медленным шагом, не прекращая играть, он осторожно приблизился к неподвижному телу. Внимательно за ним наблюдая, на всякий случай исполнил еще куплет. Убедившись, что противник более не подавал признаков жизни, бард остановил струны ладонью. Опустил плечи и глубоко вздохнул. Чувство облегчения мешалось с тупым ужасом и разом навалившейся смертельной усталостью. Накатила дурнота. Некоторое время певец стоял, плотно закрыв глаза, и размерено дышал — обычно это помогало ему собраться и успокоиться. Решив, что более или менее привел нервы в порядок, он снова вздохнул, в этот раз куда глубже, тряхнул головой, убрал окимму и оглянулся на спутников.

Услышав, что лютня замолчала, Кеане разжал руки и отстранился от растрепанной и помятой Триши. Внимательно ее оглядел, выискивая признаки недомогания, вызванные воздействием окиммы. Таковые, вроде, не наблюдались.

— Не подумай лишнего, — спокойно проговорил мужчина в ответ на удивленный и немного смущенный взгляд девушки. — Я не жертвовал собой, защищая тебя. Мне ничто не грозило.

Та, похоже, была слегка разочарована, но комментировать слова оружейника не стала.

— В порядке? — окликнул их Айрел.

Триша неуверенно пожала плечами, рассеянно провела руками по телу, проверяя его сохранность.

— Пуговичка оторвалась, — слабо пробормотала она, теребя торчащий обрывок нитки.

Непроизвольно скользнула взглядом по земле в поисках потери.

Окончательно убедившись, что девушка не пострадала, Кеане потерял к ней интерес, развернулся и направился к барду.

— Что это было? — догнала его начавшая приходить в себя Триша.

— Что именно? — салуму было откровенно лень рассказывать об окиммах.

— Когда всё началось, и в нас полетели эти непонятные штуки, вы двое не выглядели удивленными, — девушка глянула на попавшуюся им по пути щель в земле, впервые имея возможность спокойно оценить, что им грозило.

— Воздушные волны с режущей кромкой, — хмуро поправил Кеане.

— М? — собиравшаяся сказать что-то еще собеседница сбилась с мысли.

— Не "эти непонятные штуки", а воздушные волны с режущей кромкой, — терпеливо повторил оружейник.

— О. Ты признал, что тебе об этом известно, — Триша была немного удивлена, что спутник не стал отпираться. — Расскажешь?

— Не сейчас.

Айрел топтался недалеко от покойного. Выглядел он неважно: каким-то потерянным и очень усталым.

— Цела? — обратился бард к подошедшей девушке — прошлый ее ответ он не расслышал.

— Да, вроде, — отозвалась та, с опаской разглядывая распростертое тело.

Телохранитель лежал на животе, цепляясь скрюченными пальцами за землю. Выпавшая из его рук окимма валялась рядом, медленно истлевая и истончаясь. Кеане поддел труп носком сапога и перевернул его на спину. От носа, рта и ушей покойного тянулись кровавые полосы. Триша побледнела и непроизвольно напряглась. Так и не поняв, каким образом музыкант смог его победить, она чувствовала себя несколько глупо и уязвимо. Девушка заставила себя оторвать взгляд от тела и неуверенно покосилась на спутника, надеясь, что тот сам ей всё объяснит: пора бы уже.

— Я тут подумал, — бард неловко разворошил волосы и переступил с ноги на ногу. — Оставлять его здесь нельзя — такая смерть слишком много вопросов вызовет.

Салум промолчал. Он прекрасно представлял, как будут развиваться события дальше: граф Фауэл известит "Мирлу" о гибели носителя, и для проверки этой информации в Вельбру прибудут ее представители. Если Дэйси выжил и сумел добраться до "гнезда", то служба, скорее всего, в курсе, какие повреждения наносит окимма Керрана. Догадаться, что это она убила телохранителя, будет несложно.

— Может быть, спрячем тело? — музыкант вопросительно глянул на оружейника. — Или камень на шею и в ближайший водоем?

— Граф Фауэл точно знает, куда и за кем он пошел, — отозвался салум. — Потому с вопросами о его местонахождении обратится к тебе. В ответы "я не знаю" или "мы разминулись" поверит вряд ли.

— Хорошо. А если сжечь? — не сдавался бард. — Маленький пожарчик на одном из складов, вспыхнувший во время боя...

— Всё было так, — твердо прервал его салум.

Айрел послушно замолк, вопросительно глядя на собеседника. Кеане немного помолчал, собираясь с мыслями.

— В какой-то момент мы разделились. Он погнался за вами, — оружейник, задумчиво склонив голову набок, обошел тело кругом. — Я же вырвался вперед и спрятался вон там, — указал на узкий проход между двумя строениями, от которого до места гибели Тереса было не более десятка шагов.

Вдруг поднял ногу и со всех сил опустил ее на лодыжку покойного. Глухо хрустнули кости.

— Что ты делаешь?! — девушка вздрогнула от неожиданности и испуга.

— Создаю такую картину его смерти, которая вызовет минимум вопросов, — невозмутимо отозвался салум, разглядывая труп взглядом мясника, оценивающего коровью тушу. — Итак, у него была сломана нога, потому он не мог быстро перемещаться. Как он получил травму? — вопросительно глянул на спутников.

Те молчали, растерянные действиями оружейника.

— Ладно, не важно, — отвернулся от них тот. — Предположим, это я ее ему и сломал, — мужчина задумчиво пожевал нижнюю губу. — Итак, я выскочил из укрытия и на него набросился. Принужденный к ближнему бою, он не мог использовать свое оружие в полную силу. Лишь как обычный меч, — выдержал паузу. — В ходе борьбы я пнул его по ноге. Он упал.

Кеане вынул из заплечных ножен передаренный ему Айрелом клинок. Пару раз небрежно провернул его в руке.

— Я, пользуясь случаем, попытался пробить ему грудь. Он успел поставить блок, потому удар соскользнул и пришелся в руку, — салум полоснул покойного по правому предплечью.

Несколько секунд он задумчиво молчал, представляя себе бой, которого никогда не было.

— Предположим, ему удалось выбить у меня меч, — оружейник небрежно отбросил клинок в сторону.

Тот скользнул по земле, оставив за собой едва заметный кровавый след.

— Лучше отойдите, — посоветовал Кеане, мельком глянув на спутников. Наклонился, крепко ухватил труп за грудки и рывком его посадил.

Айрел с Тришей послушно отступили назад, ничего не спрашивая.

— Более того, он сумел встать, — сквозь зубы проговорил оружейник, с явным усилием ставя мертвеца на ноги.

Салум перевел дух, выждал мгновение, вдруг отпустил одежду противника, схватил его за затылок и, придав падающему телу дополнительное ускорение, изо всех сил приложил лицом о землю.

Триша вздрогнула и отвернулась. Непроизвольно вцепилась в рукав Айрела. Ей стало дурно.

— Я был безоружен, но здоров, — Кеане отряхнул ладони. — Он — вооружен, зато травмирован. Так что подобный исход вполне возможен. Думаю, при таких повреждениях головы, кровотечение из носа никого не удивит, — явно довольный собой мужчина вопросительно глянул на спутников.

По выражениям их лиц понял, что тех его действия в восторг не привели.

— У вас были идеи получше?

* * *

Утром, как и договаривались, зашел Лайдли. Бодрый, цветущий и благоухающий.

— Вы знаете, зачем я здесь, — заявил он с порога.

Не дожидаясь приглашения, прошел в комнату и вольготно, совсем не аристократично развалился на стуле. Стянул перчатки и шлепнул их на стол. Обратил внимание на присутствующих.

— Похоже, у вас была веселая ночка, — заметил он, разглядывая мрачные лица и синяки под глазами. — Или вы так перевозбудились на приеме, что не смогли заснуть?

Айрел молча кинул дворянину кошель с деньгами — настроение не располагало к участию в пустых беседах. Господин Вьятель поймал кожаный мешочек, развязал стягивавший его шнурок, заглянул внутрь и улыбнулся. Высыпал содержимое на стол и прихлопнул ладонью чуть не раскатившиеся монетки. Небрежно провел по ним пальцами. Принялся подсчитывать.

Кеане сидел на подоконнике, выгуливая хомяка у себя на плече. Тот за последнюю пару месяцев сильно разжирел и двигался с явной неохотой. Триша, всё еще немного бледная, причесывалась возле зеркала. После ночных событий она боялась оставаться одна, потому, едва проснувшись, явилась в комнату своих спутников, сочтя, что вполне может навести утренний марафет и при них.

— Так и будем молчать? — осведомился Лайдли, с тихим скрежетом двигая монеты по полированной столешнице. — Как-то невесело.

Айрел, надеявшийся, что утренний гость уйдет, получив свою плату, едва сдержал раздраженный вздох.

— Кстати, возможно, с вами захочет повидаться лорд Дайтон Валфрид, — светским тоном продолжил дворянин. — Он интересовался местом вашего пребывания.

— Когда? — Триша отложила гребень и обернулась к дворянину.

— Захочет увидеться или спрашивал? — уточнил тот, лениво складывая монеты в ровный столбик. — Если первое — то кто ж его знает? Если второе — то вскоре после вашего ухода.

— А от графа Фауэла что-нибудь слышно? — поинтересовался Айрел.

— Не знаю, — пожал плечами Лайдли. — Не прислушивался.

Дворянин посидел еще немного, бессмысленно перебирая деньги, затем, убедившись, что оживленной беседы не последует, смахнул их обратно в кошель, взял перчатки и ушел. Выглядел он при этом слегка разочарованным.

Триша вогнала в прическу последнюю шпильку, придирчиво оглядела свое отражение и отошла от зеркала. Схватила освободившийся стул и подтащила его к кровати, на которой валялся бард.

— А теперь рассказывайте, — велела она, присаживаясь. — Что это было?

Мужчины нехотя переглянулись. Кеане пожал плечами и снова отвернулся к окну. Айрел вздохнул. Выставил вперед правую руку. Через секунду в ней возникла черная лютня. Девушка удивленно моргнула и в растерянности уставилась на музыкальный инструмент.

— Причина, по которой я нахожусь в розыске, — представил бард окимму. — Оружие, убивающее всё живое в радиусе шестидесяти трех шагов. У того парня было такое же.

— Гораздо хуже, — немного раздраженно поправил оружейник. Слова музыканта ущемляли его профессиональную гордость. — Не сравнивай пятилетку и первую.

— Их производство и распространение находятся под строгим контролем, и я не имею права ей владеть, — лютня исчезла. — Потому тот факт, что она у меня есть — большой секрет.

Заметив, что Триша недоуменно его разглядывала, пытаясь сообразить, откуда собеседник мог достать инструмент и куда потом его дел, Айрел похлопал себя по плечу.

— Здесь, — пояснил он. — Эта штука внедрена в мое тело. Избавиться от нее можно, лишь отрезав мне руку.

— Ну и зачем тебе это было нужно? — судя по взгляду и голосу, девушке с большим трудом удавалось заставить себя поверить в услышанное.

— Так сложились обстоятельства, — бард помрачнел. — Под угрозой была моя жизнь, я не знал о последствиях и всё такое.

— Можно посмотреть? — Триша протянула к музыканту раскрытую руку.

Чуть поколебавшись, тот снова активировал окимму. Передал ее девушке.

— А другой человек может ей воспользоваться? — поинтересовалась та, осторожно разглядывая лютню.

— Нет, — Айрел уже как-то думал над этим и приставал к салуму с расспросами. — В чужих руках не работает. К тому же, попробуй отойти к стене.

Девушка послушно встала и сделала несколько шагов. Уже на шестом инструмент рассыпался песком и растворился в воздухе. Триша испуганно обернулась. Лютня снова была в руках у барда.

— Невозможно украсть или потерять, — пояснил он. — Не существует уже на таком расстоянии от меня, сразу возвращается назад.

— Ого, — мошенница поймала себя на мысли, что почти перестала удивляться. Села обратно.

— Знаете, что сейчас важно? — вдруг вклинился в разговор Кеане. — Граф Фауэл только что лишился своей единственной окиммы. Для него это значит, во-первых, потерю больших денег, во-вторых, необходимость неизвестно сколько ждать, прежде чем ему дадут новую. Что-то мне подсказывает, он нас истово возненавидит, когда узнает о случившемся.

Айрел нахмурился. Поймав себя на том, что едва не начал в задумчивости перебирать струны, убрал лютню от греха подальше. Зарылся пальцами в волосы.

Триша хоть и не совсем понимала, что к чему, уловила общую суть и тоже помрачнела. Только графа во врагах им не хватало.

— Слушай, — окликнул бард оружейника. — За какие-то заслуги перед королем его же могут наградить вне очереди, да? Например, за увеличение территории страны.

— Ну, — отозвался тот, чуть помолчав. — В теории, конечно, да. Однако фактически это полностью зависит от его величества. Как уж тому захочется.

— Во всяком случае, вероятность подобного велика?

— Безусловно.

— Чудно, — разом расслабился Айрел. Заложил руки за голову. — Теперь осталось как-то донести до графа мысль, что моя коронация в его кровных интересах. Пусть ненавидит, сколько хочет — главное, чтоб помогал или хотя бы не мешался.

Спустя пару часов настойчивых расспросов, Триша знала об окиммах примерно столько же, сколько и бард. Она выяснила, что лютню создал Кеане, что в ближайшее время повторить содеянное он не сможет, что знаком с описаниями чуть ли не всех существующих оружий и осведомлен, кому оные принадлежат. Единственное, что мужчина предпочел утаить, так это то, как и из чего они изготавливались. Также не было названо слово "салум". Айрел счел, что, возможно, спутника огорчила реакция девушки на его манипуляции с трупом, и он не хотел пугать ее еще больше — после ночных событий та явно старалась держаться от него на расстоянии.

Ближе к полудню явился слуга виконта Гармангахиса, сообщивший, что его господин желает отобедать с "его высочеством".

Дайтон Валфрид выбрал старейший ресторан Вельбры, по легенде основанный чуть ли не одновременно с самим городом. Когда Айрел с Кеане подошли к назначенному времени, он уже был на месте, неспешно заканчивал мясной салат.

— Здесь прекрасная кухня, — сказал он вместо приветствия, когда мужчин провели в небольшую комнатку, рассчитанную на один стол и обставленную с особой роскошью. — Советую попробовать дичь под ягодным соусом.

Бард тоже решил не утруждать себя хорошими манерами — княжич он или кто? Невозмутимо прошествовал к столу, выдвинул резной антикварный стул с мягкой обивкой, небрежно сел и принялся сосредоточенно изучать меню. Салум со скучающим видом прислонился к стене у входа. Роль телохранителя начинала его утомлять.

— Сегодня вы без своей очаровательной спутницы, — заметил дворянин, утирая губы накрахмаленной салфеткой.

— Ваше приглашение ее не упоминало, потому я счел, что предназначалось оно мне одному, — музыкант бросил на собеседника короткий взгляд и снова углубился в изучение предлагаемых в заведении блюд.

— Что не помешало вам привести с собой телохранителя, — лорд Дайтон посмотрел на Кеане.

— Этой ночью на меня было совершено покушение, — будничным тоном сообщил Айрел, переворачивая страницу. — Потому я оправданно опасаюсь оставаться без охраны.

— Какой кошмар, — виконт даже не попытался изобразить сочувствие или удивление. — Надеюсь, вы не пострадали?

— Лишь небольшая царапина. Ничего серьезного.

— Ну, слава Давиане.

— Слава моему телохранителю, — отозвался бард, читая названия супов и закусок. — Я жив исключительно благодаря его расторопности.

Лорд Дайтон снова поглядел на Кеане, на этот раз с куда большим интересом.

— И как? Негодяя удалось повязать? — правитель Гармангахиса взял со стола небольшой колокольчик и позвонил.

— Негодяя удалось убить, — Айрел отложил меню в сторону.

Раскрылась дверь и вошла пара официантов. Пока один сервировал перед виконтом смену блюд, второй слушал заказ барда. Оба удалились.

— Я слышал, сегодня утром в складах был обнаружен труп, — дворянин продолжил разговор.

— Да, это он. Человек, на меня покушавшийся.

— Говорят, вся местность испещрена какими-то рытвинами, — словно между прочим заметил лорд, приступая к своей свинине с шампиньонами.

Айрел талантливо изобразил нервозное смятение. Неуклюже звякнул столовыми приборами, якобы случайно их задев, нахмурился. Испытующе поглядел на собеседника, словно гадая, стоит ли с ним обсуждать эту тему: они со спутниками решили придерживаться легенды, будто "княжичу" об окиммах не известно.

— Не знаю, что это было, — медленно проговорил он. Немного помолчал, делая вид, что собирается с мыслями. Отвернулся к окну. — У того человека был меч. Он им взмахивал, и получались эти взрывы. Там что-то летало. Практически невидимое. Понимаю, звучит глупо, и вы вправе мне не верить... — бард снова перевел взгляд на виконта, словно выискивая на его лице признаки сомнений в его правдивости или психическом здоровье.

— Звучит, и впрямь, невероятно, — вежливо улыбнулся тот. Убедившись, что Айрел не собирался продолжать тему, заговорил снова. — Не надумали отказаться от своей затеи? С учетом последних событий.

— Зачем же? — музыкант с деланным равнодушием пожал плечами. — Это не первое покушение на мою жизнь. Наверняка и не последнее. Я знал, на что иду.

Барду принесли закуски. Тот мысленно вздохнул с облегчением: чувствовал себя глупо, сидя перед пустой тарелкой, в то время как его собеседник трапезничал с видом легкого превосходства.

— Можете не волноваться — вы не понесете ответственности за убийство. Стража замнет дело, — сообщил виконт, когда официант, налив Айрелу вина, снова удалился.

— Полагаю, я должен благодарить за это вас? — музыкант постелил на колени салфетку. — Крайне признателен, — вежливо улыбнулся он, получив от собеседника подтверждение. — Ваша помощь избавила меня от ряда весьма неприятных проблем.

— Кстати о помощи, — виконт отодвинул от себя тарелку с недоеденным блюдом. — Я обдумал ваше вчерашнее предложение. Пожалуй, я склонен на него согласиться.

— О, — Айрел постарался ничем не выдать охватившего его нервного возбуждения. Выпил вина. — Я рад, что вы приняли такое решение. А лорды Аливьер и Эверет?

— Давайте дождемся их ответа, — правитель Гармангахиса тоже взялся за бокал. — Виконту не пристало говорить за графов. Тем более, основываясь лишь на своих предположениях. Однако посмею заметить, что вам не стоит особо рассчитывать на графа Фауэла.

— Хммм... — задумчиво протянул бард. — Ну, раз он не заинтересован в увеличении территории Кендрии — ничего не поделаешь. Полагаю, лорд Эверет — человек и без того богатый и успешный, дополнительная благодарность короля ему без надобности. И всё же я последую вашему совету и предпочту дождаться его ответа.

— М? — вопросительно изогнул бровь Дайтон Валфрид. Слова собеседника его насторожили.

Айрел сделал вид, что не имел в виду ничего особенного и вообще полностью поглощен трапезой. Правитель Гармангахиса снова расслабился.

— Здесь неподалеку расположено моё поместье, — сказал он позже, после того, как подали десерт. — Полагаю, нам обоим будет удобней, если вы со своими спутниками туда переедете. К тому же, оно охраняется куда лучше какой-то гостиницы.

* * *

Посовещавшись с Тришей, Айрел принял предложение Дайтона Валфрида. Уже через четыре часа после их разговора карета въезжала в ворота имения. Приезд "княжича" прошел почти незаметно: встретивший их дворецкий велел молодому слуге отнести вещи гостей в приготовленные для них комнаты, а их самих попросил следовать за ним. Экипаж отогнали на каретный двор, а кучер, так же нанятый в ордене Фалкиона, отправился в город пешком. Хозяина поместья дома не было — виконт разбирался с делами какого-то совета в Вельбре.

Триша распаковала свой саквояж. Повесила одежду в шкаф, разложила щетки и гребни на прикроватной тумбочке. Посидела у окна, нетерпеливо барабаня пальцами по подоконнику. Ее спутников поселили в соседних покоях: Айрела — в комнате напротив, Кеане — чуть левее по коридору. Стоило, конечно, их навестить, посмотреть, как устроились, но это могло подождать. Девушка хотела закончить с личными делами до того, как вернется к "княжеским". Решив, что с момента приезда прошло уже достаточно времени, она медленно встала и вышла в коридор.

Отец и дед лорда Дайтона были фанатичными коллекционерами книг, потому их библиотека слыла чуть ли не кладезем редких изданий и манускриптов.

Триша жадно скользила глазами по корешкам и обложкам. Философия, история, снова философия, сборники стихов, собрание сочинений Гийома Кардийского... Всё не то. Мошенница шла вдоль полок и стеллажей, бегло проглядывая названия.

— Интересуетесь литературой?

Девушка вздрогнула и резко обернулась. В дверях библиотеки стоял ее незаметно вернувшийся хозяин. Триша виновато улыбнулась.

— Не то, чтобы очень, — она чуть было по привычке не повела кокетливо плечом. Вовремя вспомнила, что играла другой типаж. — Простите, что вошла сюда без разрешения, — мошенница подхватила юбку и сделала реверанс, скромно опустив глаза. — Мне сказали, что вы не станете возражать.

Виконт скользнул оценивающим взглядом по русой головке, плечам, груди и узкой талии гостьи. Тоже улыбнулся — похоже, увиденное пришлось ему по нраву.

— Ваши извинения приняты, — мужчина неспешно подошел к девушке. Чуть ближе, чем это было бы комфортно. — Встаньте. Я не сержусь.

Триша поднялась, нечаянно скользнув взметнувшимся подолом по ногам собеседника. Изобразила смущение и немного отступила, увеличивая дистанцию между собой и лордом. Тот наблюдал за ней всё с той же полуулыбкой, чуть склонив голову набок.

— Очень жаль, что вас не интересует литература, — мужчина, наконец, отвел от собеседницы нескромный взгляд. — Мне даже немного досадно. Наша библиотека довольно известна.

— Боюсь, я хладнокровна к поэзии и философским трактатам. Прошу прощения, — Триша снова коротко поклонилась. — Зашла сюда просто от скуки, чтобы убить время, — чуть поколебавшись, она добавила. — Разве что с удовольствием бы посмотрела какие-нибудь старые карты.

— "Какие-нибудь карты"? — лорд Дайтон насмешливо вскинул бровь. — Мир ведь большой. Назовите хотя бы страну.

— Кендрия, — не задумываясь, ответила девушка.

Виконт едва заметно усмехнулся. Развернулся и пошел вдоль стеллажей.

— Ваш интерес к географии как-то связан с престоловозвратными делами его высочества? — осведомился он, небрежно ведя кончиками пальцев по плотному книжному ряду.

— Нет. Это просто моё маленькое увлечение, — Триша очень старалась не выдать охватившего ее волнения.

Поравнявшись с полным собранием сочинений малоизвестного широкому кругу читателей гаржийского поэта, дворянин остановился. Присел на корточки, вытащил с нижней полки несколько книг, аккуратно положил их на пол. Сунув руку в образовавшийся проем, достал из глубины шкафа увесистый том, бережно смахнул с него пыль.

— "Описание Кендрийских земель и вод", — провозгласил виконт, демонстрируя Трише потемневшую от времени обложку. — 814й год. Устроят вас карты трехсотлетней давности?

Девушка растерялась — на подобную удачу она даже не надеялась. Замерла в благоговении.

— Вы владеете таким сокровищем и пускаете в библиотеку всех подряд?! — прошептала она, усилием воли отрывая взгляд от выцветшего названия.

— Не всех подряд, — лорд Дайтон встал. — Именно поэтому, если книга вдруг исчезнет, я буду совершенно точно знать, с кого за это спрашивать, — мужчина доброжелательно улыбнулся.

Триша напряглась: она слышала достаточно сплетен о собеседнике, чтоб понимать, что этот человек, если сочтет нужным, действительно разберет ее по косточкам.

— Даже прикоснуться страшно, — попыталась немного разрядить обстановку.

— А я не позволю вам к ней прикасаться, — огорошил ее виконт. — Будете смотреть из моих рук. Подойдите ближе: с такого расстояния вы ничего не разглядите.

Девушка напряглась еще сильнее. С одной стороны, удобней всего в данной ситуации было бы прикинуться наивной дурочкой. С другой — это бы невыгодно сказалось на образе верной помощницы "княжича". Вариант "верная помощница княжича, влюбившаяся в виконта и разрывающаяся между сердцем и долгом" в принципе был интересным и таил в себе кучу возможностей. Конечно, существовала опасность, что дворянин повадится стучаться ночами в дверь ее спальни, чего бы не хотелось, но Триша надеялась, что ей удастся повести игру так, чтоб этого не произошло.

Она изобразила смущение. Словно спохватившись, поспешно напустила на себя показное равнодушие. Отвернулась к шкафу.

— Благодарю за предложение, но я не могу его принять. Так вас утруждать было бы дерзостью с моей стороны, — немного сбивчиво проговорила она, пряча взгляд.

— Вот как? — мужчина подошел ближе. — То есть вы считаете, что я не в состоянии удержать в руках книгу? — подошел еще ближе. — Что это для меня непосильная нагрузка? Значит, вы такого обо мне мнения? — встал чуть ли не вплотную.

— Я имела в виду совсем не это, — Триша очень жалела, что так и не научилась краснеть и бледнеть по своему желанию. Сейчас бы такое умение очень пригодилось.

Она неловко попятилась, стараясь не встречаться глазами с собеседником. Чуть не запуталась в собственном подоле. Виконт продолжал наблюдать за ней всё с той же полуулыбочкой, обретшей оттенок самодовольства. Девушка колебалась, что делать дальше. По-хорошему, следовало убежать в смущении, сославшись на какую-нибудь глупую причину, но книга... Триша мельком глянула на увесистый том в руках собеседника. Ладно, еще выпадет случай с ней ознакомиться.

— Прошу прощения, я должна проверить, не нужно ли чего его высочеству, — пробормотала мошенница. Развернулась и торопливо зашагала к выходу из библиотеки. Выскочила в коридор.

Немного напрягал тот факт, что в этом доме следовало всё время притворяться. Девушка не сомневалась, что слуги доложат хозяину о каждом их слове или поступке, потому, даже находясь наедине, не стоило расслабляться. Не было никакой гарантии, что за ними не установят наблюдение, что в их вещах не станут копаться в поисках доказательств или опровержений легенды. Спутники заранее проверили свой багаж на наличие компрометирующих предметов, потому с этой стороны им ничего не грозило. А вот за поведением стоило следить. Заметив горничную, протиравшую с картин пыль, Триша напустила на себя немного грустный и растерянный вид. Остановившись у окна, устремила вдаль задумчивый взгляд. Увидела, как у парадного подъезда остановился экипаж. В его оконце, полускрытое плотной шторкой, маячило лицо баронессы Заккари.

* * *

Сад был пустынен и тих, медленно погружался в сгущавшиеся сумерки. Редкими крупными хлопьями падал мокрый снег, таявший, едва соприкоснувшись с кожей, оседал на плечах и головных уборах. Триша тряхнула головой, сгоняя повисшую на ресницах снежинку. Несколько впереди шли Айрел с баронессой. Последняя была крайне довольна, что смогла уговорить "княжича" пройтись по аллее: она втайне считала такие прогулки ужасно романтичными.

— Луисия истосковалась по его высочеству, — скучающим тоном сообщил вышагивавший рядом с девушкой Лайдли. — Сообщаю на случай, если тебя волнует вопрос, для чего мы здесь.

— Звучит так, словно ты пытаешься передо мной оправдаться, — заметила Триша, пряча начавшие мерзнуть руки в широкие рукава.

— За что? — мужчина глянул на спутницу с легким любопытством.

— За свое присутствие, — пожала плечами та.

Дворянин усмехнулся.

— Настолько не рада меня видеть? — приглашающе оттопырил локоть.

— Ну что ты. Как тебе такое в голову пришло? — Триша послушно взяла мужчину под руку. — Лицезрение твоего сиятельного лика — одна из главных радостей в моей жизни.

— Это сарказм? — Лайдли вздохнул с показной горечью. — Знал бы, что ты окажешься такой неблагодарной, не стал бы обучать тебя этикету, — сокрушенно покачал головой.

— Ах, простите-простите. Мне всегда казалось, что тебе это было в удовольствие, — под туфлей девушки треснула заледенелая поверхность лужи.

— Почему это? — дворянин вскинул бровь.

— Потому что ты не взял с меня денег за свои уроки, — мошенница подышала на замерзшие пальцы второй руки.

Мужчина обдумал ее слова.

— Это я, конечно, дал маху, — проговорил он. Прищурившись, поднял глаза к белесому небу. — Был юн, чист душой и неопытен. Еще не поздно исправить сию оплошность?

— Боюсь, срок исковой давности давно истек, — Триша принялась стряхивать с воротника снежный кисель. Эта прогулка уже начинала ей надоедать.

Лайдли негромко усмехнулся. Какое-то время они шли молча, наблюдая за вырвавшимися вперед Айрелом и баронессой. Леди Заккари что-то восторженно щебетала, вываливая на барда ворох светских сплетен. Тот же по большей части лишь вежливо слушал, изредка вставляя слово-другое, если этого никак нельзя было избежать. Кеане обязанности телохранителя проигнорировал и гулять со всеми не пошел, оставив спутника на растерзание впечатлительной дамы. Триша жалела, что не последовала его примеру.

— Что, виконт уже начал к тебе клеиться? — лениво поинтересовался дворянин.

— А должен? — равнодушно осведомилась девушка. Рассказывать о весьма неоднозначном разговоре в библиотеке ей не хотелось.

Лайдли небрежно пожал плечами.

— Ну, он, похоже, хочет оторваться за долгие годы воздержания, — мужчина с легким раздражением разглядывал спину семенившей впереди баронессы. — Виконт вдруг заделался знатным сердцеедом. Наверстывает упущенное ударными темпами. Так что особо не обольщайся, если начнет флиртовать: ты лишь одна из десятков.

— О, господин Вьятель изволит ревновать? — нехотя отозвалась девушка.

Дворянин снисходительно похлопал ее по лежащей на его локте ладони.

— Ну конечно же, дорогая. Мне же больше нечем заняться.

Его длинная черная челка намокла и липла ко лбу — от свободного капюшона было мало толку. Быстро темнело. Лайдли снова запрокинул голову, сосредоточенно разглядывая затянутое плотными тяжелыми облаками небо. Принялся ловить ртом снежинки.

— Баронесса тебя не кормит, что ли? — покачала головой Триша.

Мужчина не ответил. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул, втягивая запахи талой воды, гнилой органики и намокшей шерсти плаща, слушая хруст тонкого льда под ногами. С его губ сорвалось облачко пара. Дворянин замер. Спустя несколько секунд опустил голову и поднял веки. Стер со щек снеговые подтеки, поправил сползший капюшон и убрал отсыревшие, слипшиеся патлы за уши. Обернулся к собеседнице.

— Пожалуй, пора забирать отсюда Луисию, — весело улыбнулся он. — А то не хочется возвращаться затемно.

* * *

Кеане заканчивал с исследованием второго этажа. Теперь он знал всю его планировку, какие комнаты куда выходили, помнил, где что располагалось в каждой из них. Выучил расположение всех окон и лестниц. Мимоходом вскрыл спрятанный за картиной сейф и провел несколько минут за чтением любовной переписки кого-то из давно почивших членов семьи. Предоставленные им покои были досмотрены оружейником особо тщательно и в первую очередь. Не обнаружив там скрытых ниш, потайных ходов, змей, отравленных игл и прочих прелестей, способных осложнить им жизнь, Кеане немного разочаровался. Исследование первого этажа и подвалов он решил отложить до наступления темноты: пока что внизу было слишком людно. Салум не планировал попадаться кому бы то ни было на глаза и до сих пор это у него неплохо получалось.

Мужчина вернулся в свою комнату, выловил из-под кровати почувствовавшего вкус свободы хомяка, затолкал его в клетку. Подтащил стул к окну, уселся задом наперед, уткнувшись подбородком в деревянную спинку, и уже в который раз окинул взглядом улицу. Кеане повезло с опочивальней — вид открывался прямо на главные ворота и кусок дороги. Можно было видеть всех приезжающих и отъезжающих. Жаль, что не выйдет сидеть у окна круглосуточно, и что ряд гостей может проникнуть совсем не через парадный проезд. Впрочем, к "Мирле" последнее не относилось — ее служащие не станут таиться. Главное — покинуть поместье до того, как те сюда доберутся: наверняка они захотят посмотреть на человека, способного убить носителя. В том, что будет мгновенно опознан, Кеане не сомневался. Оружейник вдруг напрягся и пригляделся к окутавшему двор сумраку — показалось, что возле кареты леди Заккари скрывался чей-то силуэт. Медленно расслабился: действительно, показалось. Мужчина вздохнул и принялся лениво выдирать из волос тонкие незаметные заколки, которыми Триша теперь убирала ему челку. Медно-каштановые кудри упали на лоб, щекотнули переносицу. Салум тряхнул головой, откидывая их набок.

Крышу тоже нужно будет посмотреть. И чердак. Кеане нацепил заколку на палец и стал отстраненно наблюдать за тем, как тот бледнел и пух. От этого увлекательного занятия его отвлек цокот копыт — в ворота имения въезжал еще один экипаж.

* * *

— Как это понимать?! — граф Фауэл, вне себя от гнева, ворвался в кабинет лорда Дайтона, оттолкнув с пути открывшего ему дверь слугу. — Мне сообщили, что вы запретили расследование!

Уцепился за косяк, чтоб перевести дыхание — внушительные размеры, больные ноги и подагра заставляли его расплачиваться чуть ли не за каждое проявление физической активности.

Виконт воткнул перо в чернильницу и встал из-за стола, приветствуя гостя. О прибытии вельможи ему успели сообщить, потому к встрече он был готов.

— А в нем есть необходимость, ваше сиятельство? — вежливо осведомился он, садясь обратно, складывая перед собой руки и изображая самую пристальную заинтересованность в проблеме посетителя. — Разве нам доподлинно не известно, кто убил вашего телохранителя?

— И каким же это образом простому щенку удалось победить носителя?! — лорд Эверет отпустил свой косяк и поковылял к креслу. — Терес не ножичком был вооружен и даже не топориком. Вы хоть представляете, сколько мне стоила окимма-пятилетка?! — мужчина тяжело повалился на сиденье. — Думаете, я бы стал так тратиться, если б не был уверен в ее надежности?! — порывисто выдернул из-под себя диванную подушечку и в раздражении зашвырнул ее в угол.

Лорд Дайтон подумал, что еще как стал бы: обладание окиммой носило скорее статусный, чем практический, характер. Граф выложил бы нужную сумму, даже будь оружие совершенно бесполезным. Вслух же виконт сказал иное.

— Как я слышал, известны случаи, когда обычному человеку удавалось победить носителя. Довольно часто в последних просыпается неоправданная уверенность в собственной неуязвимости, приводящая к ослаблению концентрации и даже халатности...

— Говорит человек, чей род уже более сорока лет не владеет окиммой, — грубо прервал его лорд Эверет.

В голосе дворянина прозвучало неприкрытое пренебрежение. Дайтон Валфрид оставил этот выпад без комментариев, лишь примирительно улыбнулся. Молчание собеседника граф принял за признание тем своей незначительности. Немного успокоился. Поерзав на месте, устроился удобней и тяжело вытянул ноги.

— В любом случае я требую, чтоб вы выдали мне негодяя, — небрежно проговорил он. Похоже, в исходе разговора вельможа не сомневался. — Мне прекрасно известно, что вы его укрываете.

— Можно уточнить, для чего он вам? — предельно вежливо осведомился виконт, излучая почтение, смирение и жгучее желание разобраться с возникшей ситуацией.

— А как вы сами думаете?! — огрызнулся лорд Эверет, раздраженный недогадливостью собеседника. — Большой выбор вариантов?

— Ну, тогда я сначала поясню, для чего он нужен мне, — Дайтон Валфрид выдержал небольшую паузу. — Как вы сами заметили, мой род уже более сорока лет не владеет окиммой. И не ясно, сколько времени это может продлиться еще — вам прекрасно известно, что ожидание королевского дозволения может занять долгие годы. Я же смею надеяться, что, если благодаря моим действиям Кендрия получит лишний кусок земли, его величество, наконец, рассмотрит прошение, поданное еще моим дедом. Вне очереди, так сказать. За особые заслуги перед отечеством.

— Ха. На вашем месте я бы больше озаботился получением нового иммунитета, — правитель Квадро не отличался особой деликатностью. — Страшная участь постигла вашего брата, ох страшная. Я ведь выражал вам свои соболезнования? — поинтересовался он тоном человека, которому не нужно волноваться, что на вещах кого-то из его родных однажды появится рисунок маленькой птички.

Лицо виконта на пару секунд стало непроницаемым. Потом он тонко улыбнулся.

— Ну конечно же. Вы совершенно правы, — сказал он.

Лорд Дайтон решил не объяснять, что с его точки зрения временный иммунитет был скорее проклятьем, чем благом. Да, он на несколько лет избавлял от волнений по определенному поводу, однако его истечение автоматически становилось приговором для кого-то из членов семьи. Не будь его, возможно, салумы не трогали бы Валфридов еще не одно десятилетие: при таком населении страны и количестве создаваемых в год окимм, вероятность, что выбор пал бы именно на их род, весьма невелика.

Лорд Эверет задумчиво нахмурился и замолчал. Похоже, слова собеседника таки навели его на нужную виконту и Айрелу мысль.

— Вы, правда, верите, что парень сможет захватить престол? — снова заговорил граф. Постарался звучать насмешливо, однако в его интонациях проскальзывала неуверенность. — Считаете, ему хватит на это мозгов?

Лорд Дайтон еле удержался от довольной улыбки.

— А ему и не нужно быть особенно умным, — он ожидал услышать что-то такое, потому заранее заготовил ответ. — Думать за него будут Карза, Говерал или Роттери. Вы куда старше и опытней меня, потому прекрасно понимаете, какие возможности таит сложившаяся в Кирше ситуация, — мужчина встал и, заложив руки за спину, неторопливо прошествовал к окну. — Причем для любого, кто рискнет принять участие в разворачивающейся там игре, — лорд Дайтон драматичным жестом отдернул легкую штору. Это выглядело бы куда эффектней, скрывайся за ней просторы соседней страны, а не двор поместья. — "Его высочество" — карта, которая легко может стать козырной. Какая разница, правду он говорит или лжет? Пусть этот вопрос беспокоит кланы: даже непокорные Роттери не встанут на сторону самозванца. Но это уже его проблемы, как он станет их убеждать.

Прямо под его окном баронесса Заккари прощалась с Айрелом. Рядом стоял Лайдли, внешне всё такой же расслабленный и благодушный, в душе же отчаянно сражающийся с желанием оглушить спутницу, затолкать ее бесчувственное тело в карету и, наконец, вернуться в город — прощания затягивались уже на четверть часа и намеков женщина, похоже, не понимала. "Княжич", знай он о тайных мыслях господина Вьятеля, поддержал бы их всей душой: общество леди Заккари его ужасно утомило. В отличие от барда, Триша дворянке была не интересна, потому, не опасаясь ранить ее трепетную душу, давно ушла в тепло дома. Музыкант же был вынужден сохранять на губах вежливую улыбку, периодически кивать и терпеливо дожидаться, когда у баронессы сядет голос и она, наконец, уедет.

— Если не справится — просто выдадим его князю. Думаю, его величество Гайдор будет нам благодарен, — виконт равнодушно наблюдал за муками расставания. — Благодарный великий князь Кирша, конечно, не то же самое, что и благодарный король Кендрии, но тоже не так уж и плох. К примеру, можно будет, наконец, договориться об уменьшении торговых пошлин. Парень — всего лишь карта, которую мы можем разыграть, как нам заблагорассудится, — слегка недовольную баронессу таки удалось усадить в карету. Прежде чем она успела снова выйти и сказать что-то еще, кучер хлестнул лошадей, экипаж тронулся. — По мне так проигнорировать ее или уничтожить сразу — до обидного расточительно. А вы как считаете?

Лорд Эверет молчал, очень внимательно глядя на собеседника. Пауза затягивалась.

— Вы опасный человек, виконт, — задумчиво проговорил граф.

Дайтон Валфрид ожидал, что собеседник скажет что-то еще, но тот, похоже, сообщил всё, что хотел. Снова повисло молчание.

— Вы мне льстите, — с некоторым опозданием улыбнулся правитель Гармангахиса. Отошел от окна, сел на прежнее место. — О, простите мне мою невежливость: я не предложил вам что-нибудь выпить. Велеть подать вина?

* * *

Лорд Аливьер сидел у камина, закутавшись в одеяло. Он ненавидел такую погоду: сразу начинала ныть травмированная в молодости спина. Необходимость пребывания вдали от дома раздражала: граф не любил покидать пределов родной провинции. Хозяева особняка, где гостил правитель Ифайна, всячески старались тому услужить, потому он, будучи человеком воспитанным, своё недовольство держал при себе. Однако чужая постель и непривычная пища оставались чужой постелью и непривычной пищей, какой бы мягкой ни была первая и вкусной — вторая. Лорд Аливьер думал.

О гибели телохранителя лорда Эверета он узнал еще утром. После обеда его уже известили о закрытии расследования по делу. Примерно тогда же поступили сведенья о переезде "его высочества" в имение Валфридов. Ближе к ужину сообщили, что граф Фауэл, кипя от гнева, отправился туда же. Возможно, Аливьер Скадери и не взял с собой личного повара, но шпионов он не забывал захватить никогда.

Граф всегда был очень практичным человеком, трезвомыслящим. Хорошим правителем. Он искренне считал, что лишней земли не бывает, потому идея с присоединением спорных территорий ему очень нравилась. Однако душу грыз червячок сомнений, крошечный, но весьма настойчивый.

Лорд Аливьер знал покойного великого князя Тамрина. Вернее, в далекой юности пару раз видел его, тогда еще наследника престола. Граф не помнил, чтоб они обменялись хоть парой слов — это и знакомством-то не назовешь. Он не приносил мертвому правителю Кирша присяг, не был обязан ему жизнью, не мешал с ним кровь и не делил братскую чашу. Потому его не должно было волновать, правду говорит "княжич" или нет. Тем не менее, где-то в глубине души мужчина чувствовал себя немного причастным. Самую малость ему было не всё равно. Вероятно, сказывалась старость: других объяснений внезапно проснувшейся сентиментальности он не видел.

18.

Айрел сидел с угрюмым видом и ковырялся в завтраке. Сам он любил лук, а вот "княжичу" полагалось его не терпеть. Откладывая в сторону золотистые поджаристые кусочки, бард чувствовал себя предателем.

Лорд Валфрид, по словам дворецкого, рано утром уехал в Вельбру, потому никак не мог составить своим гостям компанию за столом. Вернуться он, якобы, обещал лишь ближе к ночи, так что, увы-увы, обедать и ужинать тем тоже придется самим по себе. Это радовало: общество дворянина заставляло нервничать.

Трапеза проходила в молчании — присутствие слуг не позволяло свободно разговаривать. Спутники не знали, что именно о них тем было известно, потому решили не рисковать. Тишину нарушало лишь тиканье настенных часов, скрип ножей по тарелкам да стук чашек о блюдца. Впрочем, говорить было особо и не о чем. Пока лорды провинций не сделают свой ход, "княжич со свитой" находились в подвешенном состоянии. Оставалось только ждать и нервничать.

— Сегодня прекрасная погода, вы не находите? — громко провозгласила Триша, не обращаясь ни к кому конкретно.

За окном пронзительно синело небо, солнечные лучи падали на белоснежную скатерть сквозь заиндевелые стекла, играли на серебряных столовых приборах, преломлялись в гранях хрустального кувшина с морсом.

— Можно погулять по саду, — продолжила девушка, не смущенная отсутствием ответа.

Айрел угрюмо на нее зыркнул: у него не было ни малейшего желания блуждать по заледенелым садовым тропинкам — ночью ударил мороз, превративший вчерашнюю слякоть в каток. Играть хотелось уже почти нестерпимо — аж пальцы зудели. Самый долгий его перерыв в музыкальной практике за последние лет десять составлял неделю, что бард провел после избиения в больнице. Он уже даже жалел, что отдал лютню Рафферти — можно было бы втихаря перебирать струны, пока никто не видит.

Кеане тоже не стал отвечать — планировал исследовать всю территорию поместья самостоятельно, без чьего-либо общества. Тришу это полностью устраивало: слуги слышали, что она хотела убить время иначе. Но, раз уж никто не согласился составить ей компанию, придется пойти почитать.

После завтрака, демонстративно поблуждав по коридорам, разглядывая портреты Валфридов, девушка словно бы нехотя направилась в библиотеку. Убедившись, что в помещении никого не было, заторопилась к нужной полке — грех было не воспользоваться отсутствием хозяина дома. В конце концов, она же не ворует книгу, а просто хочет кое-что посмотреть. На полпути притормозила: ей пришла в голову мысль, что не помешало бы сначала добыть листок бумаги и что-нибудь пишущее.

Пока мошенница решала, не сбегать ли ей за тетрадью Кеане, позади нее скрипнула дверь. Обернувшись, Триша увидела одну из горничных. Та, не обращая внимания на гостью, принялась протирать пыль с небольшой статуэтки на тумбе у входа. Девушка мысленно поморщилась. Что ж, выглядело бы подозрительно, покинь она комнату при виде прислуги. Неспешно пройдя к первой попавшейся полке, мошенница принялась изучать корешки книг, делая вид, что присутствие посторонней ей нисколько не мешало. Следя краем глаза за тем, как горничная обмахивала своей тряпкой очередную деталь интерьера, Триша гадала, сколько времени той потребуется на то, чтоб прибраться и уйти. Вряд ли много. Просто глазеть на заглавия было скучно, потому девушка взяла трактат о сущности власти и, продефилировав к креслу у окна, села повышать свой культурный уровень.

Мошенница кое-как продралась уже сквозь третью главу скучнейшего текста, а служанка всё продолжала наводить порядок, двигаясь крайне неторопливо, бессмысленно перекладывая предметы с места на место и уже раз в четвертый протирая несчастную статуэтку. Всё ясно: кто-то дал распоряжение не оставлять здесь Тришу без присмотра. Девушке стоило определенных усилий скрыть свое разочарование. Посидев для приличия еще минут десять, она встала с кресла, поставила книгу на место и покинула библиотеку. Ладно, никто еще не отменял ночные вылазки.

* * *

В это же время на крыльце одного из трактиров Вельбры происходил следующий разговор:

— Ой, ну я прям не знаю, — качала головой дородная румяная женщина, теребя в руках тряпку. — Страшно как-то закон нарушать.

Рион глубоко вздохнул, силясь сдержать раздражение.

— Я вам еще раз объясняю, — вкрадчиво проговорил он. — Любой человек имеет право выступать публично, даже не являясь членом гильдии, если делает это бесплатно. Да, его не выпустят на сцену, с этим всё строго, как вы и сами сказали. Однако нет такого закона, который запретил бы ему музицировать за ее пределами, пока он не просит за это денег. Мальчик, — администратор сердито мотнул головой в сторону Рафферти, — имеет право выступить в вашем трактире, это не запрещено. Повторюсь, сделает он это совершенно бесплатно. То есть, вы ничего не потеряете! Наоборот обретете несколько лишних посетителей, привлеченных его пением!

Паренек, самозабвенно пририсовывавший пышные усы к портрету Айрела, висевшему на соседнем доме, обернулся на голос спутника. Убедившись, что тот его не звал, продолжил свое занятие.

Женщина скрестила на груди руки и прислонилась к косяку — было видно, что ее обуревали тревоги и сомнении.

— Так-то оно так, но вдруг в гильдии всё узнают?.. — трактирщица нервно кусала нижнюю губу. — Это ж нас оштрафуют сразу.

— Давиана Владычица, да как же вам объяснить-то?! — потерял терпение Рион, в бессилье хватаясь за голову. — Вы вообще слушали, что я говорил?! Никто вас штрафовать не станет! Мне что, положение гильдии показать?!

— Вот муж вернется и решит, — женщина нашла выход из положения. — А я такой риск на себя брать не буду. У нас и так тут страх творится. Намедни вот силы тьмы наружу вырвались, — трактирщица зажала ладонью рот и скорбно покачала головой. — Полгорода порушили, убили кого-то даже, — нервно взмахнула тряпкой. — Вчера жрецы церемонию очищения во всех храмах проводили, экзорцизмы всякие, — зажмурилась и громко всхлипнула. — Ужас, просто ужас. На улицу страшно выйти.

Рафферти, заинтересовавшись разговором, оставил изрисованный портрет и подошел послушать.

— Ой, какой у вас мальчонка хорошенький! — воскликнула женщина при виде него, отвлекаясь от тревожных мыслей. Ребенок сразу помрачнел и насупился. — Куклёнок! Просто куклёнок! — умилялась она, позабыв о ведшемся разговоре. — Вот у моей сестры сын...

— Овца безмозглая! — сварливо возвестил пацаненок, когда они с Рионом отошли от трактира. Развернулся и плюнул назад. — Голубей ей на задницу стаю целую!

— Ладно, не бесись, — не очень убедительно посоветовал раздраженный администратор, решительно шагая вперед. — Я кое-что придумал.

— Доброе утро, — говорил Рион хозяину следующего трактира. — Узнав о постигшем Вельбру горе, сей отрок, служитель Каллихара-искусника, прервал паломничество по святым местам и прибыл в город, дабы песнями своими рассеять темные миазмы и защитить жителей от их тлетворного влияния.

Рафферти, увешанный всеми религиозными символами, что нашлись в небольшой лавчонке при первом попавшемся по пути храме, стоял рядом и в меру своих скромных сил излучал благочиние и просветленность.

— Разумеется, сделает он это совершенно бесплатно, — продолжал администратор, пока трактирщик скептически поглядывал в кристально честные очи "отрока" и на статуэтку Давианы в его руке. — Ведь то служение Владычице... — заметив, что собеседник не торопился биться в религиозном экстазе, Рион сменил манеру речи и добавил. — Кстати, уже вся Вельбра знает о его прибытии, так что место, где он выступит, рискует лопнуть от наплыва посетителей. Сами знаете, как это бывает, когда люди напуганы и ищут спасения.

Во взгляде немолодого лысеющего мужчины зажегся интерес.

* * *

Было около трех часов утра — мошенница надеялась, что к этому времени заснут все в доме, включая вернувшегося ближе к полуночи виконта. Осторожно приоткрыв дверь опочивальни, она оглядела коридор и прислушалась. Кажется, никого. Немного выждав для надежности, Триша выскользнула из комнаты и, стараясь двигаться как можно тише, направилась к библиотеке. Девушка отдавала себе отчет в том, что действовала неразумно и ставила под удар "княжеское дело" в случае поимки, однако не могла не рискнуть. Коричневое платье должно было помочь спрятаться в тенях на случай, если кому-то из обитателей особняка не спалось, а босые ноги ступали по паркету почти бесшумно.

Мошенница миновала коридор. Чуть замедлив шаг, стала спускаться на первый этаж по парадной лестнице. Замерла на нижней ступеньке, напряженно прислушиваясь — вроде, снова никого. Тревожно оглядываясь, постаралась скорей пересечь открытое пространство большого холла, свернула вправо, миновала столовую и малую гостиную, остановилась у нужной комнаты. Памятуя о том, что дверь скрипела, девушка медленно и осторожно потянула ее за ручку. Проскользнув в образовавшуюся щель, бережно за собой закрыла и перевела дыхание: что ж, пока всё шло неплохо. Разве что ноги мерзли. Хотелось поскорее плюхнуться на какой-нибудь ковер, поджать их под себя и укрыть подолом.

На всякий случай оглядевшись, Триша поспешила к нужной полке. Присев на корточки, напрягла зрение и быстро оглядела ряд книг. Нет, всё-таки без источника света здесь делать нечего. Торопливо развернув принесенный с собой тряпичный сверток, достала огниво, свечу и небольшое блюдце. Спустя несколько секунд вспыхнул маленький огонек, высветив заглавия и имена авторов. Прикрывая пламя ладонью, мошенница внимательно оглядела полку и переплеты на случай, если у виконта были какие-нибудь метки, позволяющие определить, не шарил ли здесь кто-нибудь. На первый взгляд, вроде, таковых не наблюдалось. Девушка бережно вынула те же тома, что и лорд Дайтон днем ранее, и, стараясь ничего случайно не поджечь, осветила образовавшуюся прореху. Темно-синий корешок "Описания Кендрийских земель и вод" она узнала сразу. Даже не проверяя, что еще за книги находились в потайной нише, Триша прилепила основание свечи к блюдцу, поставила ее на пол на безопасном расстоянии от шкафа, вытерла слегка взмокшие ладони о платье и вытащила старинную энциклопедию. Снова нервно оглядевшись, положила ее перед собой и с нетерпением открыла.

Бережно перелистывая сухие страницы, девушка скользила глазами по картам и их описаниям. Эх, мало времени, мало времени. По-хорошему стоило изучить все внимательно и неспешно, конспектируя полезную информацию, возвращаясь к интересным местам, а не кое-как проглядывая текст и картинки. Мелькали точки городов, змеились линии рек и дорог, расчерчивали бумагу давно изменившиеся границы провинций, но ничего, что хотя бы отдаленно походило на то, что искала ночная читательница, не попадалось. Укрытые шерстяным подолом ноги всё равно мерзли, пальцы немели и плохо слушались, а теплое кресло манило из полумрака своими кожаными изгибами. Триша решила не отходить от шкафа: лучше уж сидеть на холодном паркете, чем не успеть всё прибрать и поставить на место в случае чьего-то внезапного появления. Свечка уменьшалась на глазах, стекая в блюдце белыми потеками, девушка торопилась: надеялась закончить с книгой до утра, чтоб не пришлось повторять подобных вылазок следующими ночами.

В очередной раз воровато глянув в сторону двери, мошенница едва не заработала разрыв сердца — рядом с ней на корточках сидел Кеане. Триша испуганно отшатнулась и шлепнулась назад, чуть не сбив свечу. Воспользовавшись тем, что девушке стало не до чтения, салум придвинул к себе книгу и лениво ее пролистнул. Мошенница торопливо выхватила у него из рук ценное издание и, захлопнув, прижала атлас к груди.

— Голубя тебе на грудь, Кеане! — еле слышно, но очень-очень сердито прошипела она, бросая на дверь короткий взгляд. — Я же просила никогда так не делать, салум тебя раздери! — вовремя заметив, что еще чуть-чуть и она бы повысила голос, ночная читательница заставила себя задавить гневную тираду. — Что ты вообще здесь делаешь?! — добавила она уже чуть спокойней.

— Зашел тебя проведать, — мужчину проклятья не тронули.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Видел, как ты кралась по коридору. Кстати, возможно, тебе будет интересно взглянуть на часы, — зевнул салум, встряхивая волосами.

Триша послушно глянула на стену.

— Восемнадцать минут шестого, — подсказал Кеане, заметив, что девушка напряженно щурилась, силясь различить в темноте циферблат. — Слуги уже проснулись.

Мошенница внутренне похолодела — пора было уходить, причем сделать это стоило еще где-то полчаса назад. В досаде закусив губу, она принялась поспешно скрывать следы своего здесь пребывания: торопливо, но осторожно убрала "Описания" обратно в нишу, поставила на место скрывавшие ту книги. Убедившись, что точно воспроизвела их изначальный порядок и положение на полке, задула свечу. Не дожидаясь, когда зрение привыкнет к разом сгустившемуся мраку, на ощупь завернула свое имущество в тряпицу, на всякий случай провела ладонью по полу, убеждаясь, что случайно не закапала воском паркет, и попыталась встать. Отсиженные ноги слушались плохо, Триша оступилась и едва не упала. Обернувшись к спутнику, она поняла одну из причин, почему тот не предложил ей руку помощи — мужчины уже не было в комнате. Девушка даже не удивилась.

Добраться до холла удалось без проблем, а вот потом возникли трудности — возле парадной лестницы дворецкий за что-то отчитывал сонную горничную. Мошенница прижалась к стене в надежде, что те быстро договорят и разойдутся. Вскоре так они и сделали, однако к ужасу Триши служанка пошла не куда-нибудь, а в ее сторону. Торопливо оглядев свой коридорчик в поисках укрытия, самозванка запаниковала — знать бы еще, в какую из комнат та направлялась. Решив, что главное — спрятаться хоть где-нибудь, девушка развернулась и кинулась назад. Из приоткрытой двери малой гостиной показалась рука, схватила пробегавшую мимо мошенницу за плечо и затащила внутрь прежде, чем та успела хоть как-то среагировать.

Кеане стоял у окна, скрестив на груди руки, и меланхолично притопывал. Триша, замотавшись в одеяло и поджав ноги, сидела на кровати — грелась. Мужчина провел ее до комнаты служебными ходами да черными лестницами и уходить к себе как-то не торопился.

— Дай угадаю, — сказал, наконец, он после долгого молчания. — На корабле ситуация была схожей, да?

Девушка не ответила. Плотнее запахнулась в свое одеяло, нахохлилась и отвернулась. Салум разочарованно цокнул языком.

— Я был о тебе лучшего мнения, — сообщил он.

Мошенница снова оставила его слова без комментариев.

— Последствия своего провала, полагаю, ты сознавала... — задумчиво протянул Кеане, чуть ли не впервые в жизни выступая оратором в одностороннем диалоге.

— Я была осторожна, — глухо буркнула Триша, явно испытывая неловкость.

По виду мужчины было понятно, что он думал об этом заявлении.

— Зачем тебе эти карты? — спросил он после очередной паузы.

— Извини, но это моё личное дело, — быстро проговорила девушка, надеясь, что собеседник таки соизволит уйти — ей было неуютно.

Салум не двигался с места, ничего не говорил и пристально смотрел на мошенницу, заставляя ее нервничать всё сильнее.

— Послушай, — не выдержала та, — это правда касается только меня. Обещаю, что постараюсь больше так не делать. К тому же, я действительно была предельно осторожна, — девушка заставила себя обернуться к мужчине и твердо посмотреть ему в глаза.

— Рассказывай, — вздохнул тот, роняя голову набок. — Рассказывай, — настойчивей повторил он, заметив нахмуренные брови собеседницы, — мне не нравится это твое "постараюсь". Хочу знать, ради чего ты готова рисковать в том числе и моей безопасностью.

Триша поморщилась, снова отвернулась. Какое-то время сидела, закусив губу и избегая взгляда собеседника. Тоже нехотя вздохнула, сдаваясь. Высвободила из одеяла одну руку и убрала за ухо растрепавшиеся волосы. Рассказывать не хотелось ужасно, однако мошенница чувствовала себя немного виноватой перед спутником.

— На моей семье проклятье, — девушка внимательно следила за собеседником, выискивая признаки скепсиса или насмешки. — Ни один мужчина не доживает до тридцати лет. Уже давно. Говорят, с тех пор, как моего предка забрали салумы.

— Как звали, в каком году? — тут же отозвался Кеане, пролистывая в голове описания старых окимм.

— Понятия не имею, — Тришу вопрос удивил. — Хочешь сказать, сам ты знаешь имена своих предков, живших лет этак четыреста назад?! — огрызнулась она, заметив разочарование во взгляде собеседника.

— Ага, значит, четыреста лет назад, — круг поисков заметно сузился.

— Около того. Это имеет какое-то значение? — девушка начинала раздражаться.

Оружейник вопрос проигнорировал.

— И что? Правда все мужчины умерли молодыми? — спросил он, отвлекаясь от размышлений.

Мошенница бессильно пожала плечами.

— Так говорят, — вздохнула она. — Прадед погиб на войне, дед утонул, отец подхватил мышиную лихорадку. Они с матерью специально в Кирш уехали, надеясь сбежать от проклятья — не помогло. Что случилось с теми, кто жил раньше, доподлинно не знаю.

— Так и не понял, при чем здесь карты, — сообщил Кеане вместо соболезнований.

— У меня есть брат. Я не хочу, чтоб он разделил их судьбу.

Мужчина молчал, ожидая продолжения рассказа.

— Знаешь детскую считалку? — Триша наморщила лоб. — "По раздолу, по багряному, мимо росточи да скрижалища сизарек летит, в клюве солнышко. Не следи за ним, не мешай ему, пусть летит себе за дыхалицу, во гнездо к себе возвращается. Чтоб не выклевал тебе глазоньки, не повыдергал белы ребрышки, отвернися ты, не подглядывай, остальные же пусть попрячутся" — размеренно проговорила она, блуждая взглядом по потолку.

Слова казались салуму смутно знакомыми. Он попытался припомнить, когда последний раз играл в обычные игры с какими-нибудь детьми.

— Она очень старая, — Триша и не ждала, что собеседник ответит. — О ней даже в "Фольклоре" Эйгеля Верд'Лу написано, а это 816 год. И там она называется "давней", так что можешь представить, сколько ей лет.

— Это карта, — догадался Кеане.

— Описание пути, — кивнула девушка. — Я должна найти это место.

Мужчина подумал над считалкой.

— "Сизарь" — это же голубь? — уточнил он.

— Насколько я знаю, мои предки перепробовали всё возможное, чтоб снять проклятье: заказывали службы в храмах, совершали паломничества к святым местам — ничего не помогло. Один знакомый жрец предположил, что, возможно, это душа моего предка жаждет успокоения — по-видимому, съеденная и переваренная, — вздохнула Триша с налетом сарказма. Теплых чувств покойный у нее, похоже, не вызывал. — Для него точно проводились похороны, где-то даже есть могила с соломенным чучелом, но этого тоже оказалось недостаточно, — добавила она

Глянула на собеседника в ожидании его реакции. Тот снова молчал.

— Если я найду место, куда его забрали... — Триша затихла и задумалась. — Возможно, как-нибудь смогу задобрить или еще что-то сделать, — девушка неуверенно взмахнула рукой, давая понять, что сама слабо представляла, что именно.

— Итак, подвожу итог, — возвестил Кеане. — Ты собираешься найти салумью обитель, явиться туда и... импровизировать? — мужчина выдержал красноречивую паузу. — Потрясающий план, — вяло зааплодировал.

— Знаю! — раздраженно огрызнулась мошенница. — Не обязательно было говорить. И прекрати хлопать!

Салум подчинился.

— И? Как успехи? — поинтересовался он, снова скрещивая руки.

— Да никак, — Триша помрачнела еще больше. — Я уже лет десять ищу эту клятую голубятню и всё безрезультатно, — немного помолчала, думая о чем-то своем. — Вот как долина между горами может быть багряной?! — спросила она вдруг. — Особенности почвы? Какие-то цветы? Аллегория на то, что там пролилось много крови?

Кеане равнодушно пожал плечами.

— Опять же это "скрижалище", — продолжала девушка, входя в раж. — Что это? Монастырь, владеющий древней копией "Заветов"? Библиотека? Просто исписанный камень у дороги? Обыгрывается название какого-нибудь города? — Триша, заметив, что слишком разошлась, вздохнула и, уткнувшись взглядом в пол, продолжила уже тише. — А рядом горы с оврагами да болото. Знал бы ты, сколько карт я пересмотрела. На свежих — ничего. Быть может, со временем местность сильно изменилась: сошел обвал в горах, трясина высохла или еще что-то такое случилось, — мошенница слабо пожала плечами.

— И ты полезла в частные коллекции за раритетными старинными атласами, — у Кеане затекла нога. Нехотя отлипнув от стены, он присел на подоконник и тряхнул онемевшей конечностью.

— Ну а что делать? — Триша выпустила одеяло, позволяя тому сползти с ее плеч, и устало провела ладонью по волосам, убирая их со лба. — В открытом доступе их не найдешь: "историческая ценность", "государственное достояние", все дела. В библиотеках их без специального разрешения тебе и не покажут. Мне, конечно, удавалось такое добыть, — поспешно сообщила мошенница, опасаясь, что собеседник мог усомниться в ее профессиональной состоятельности. — Один раз, правда, — мрачно добавила она. — Но там ничего полезного не оказалось.

Девушка подняла взгляд на спутника. Тот сидел на своем насесте, качал ногой и явно думал о чем-то своем.

— Всё. Рассказ окончен, — мрачно возвестила Триша. — Ты всё равно не слушаешь.

— Бред это, — сказал вдруг Кеане. — Потому что...

Мужчина замолчал. Что он мог сказать? Что салумы давно поселились в другом месте, а от прежней обители не осталось и руин? Или что предок собеседницы, кем бы он ни был, стал сырьем не в "гнезде", а в том месте, где до него добрался оружейник? Либо же о том, что окончательно он отдал концы вместе со своим носителем, где бы того смерть ни настигла? Или о том, что существуй возможность такого проклятья, Кеане бы об этом знал?

-... потому что бред, — закончил он.

— Что именно? — нарочито вежливым тоном уточнила Триша, не дождавшись от собеседника объяснений.

— Да всё. Ищешь то, чего не существует.

— Не веришь в салумов?

— Нет, — совершенно искренне ответил Кеане. Точное знание и вера — вещи разные, — И не вижу смысла тонуть на кораблях, гневить лордов и иными способами подставляться ради клочка бесполезной бумаги.

Девушка разозлилась и сердито насупила брови. В конце концов, это не она настаивала на этом разговоре и уж точно не нуждалась во мнении собеседника.

— А что мне остается?! — огрызнулась она. — Маэду уже за двадцать! У меня не так много времени, знаешь ли! Приходится идти на риск.

— Вопрос. Почему этой проблемой должна заниматься ты? Сам он не в состоянии позаботиться о своей жизни?

Мошенница раздраженно раздула ноздри.

— У тебя, наверное, нет братьев.

— Трое, не считая сестер. И не факт, что в мое отсутствие не родился кто-то еще, — заметив недоумение во взгляде собеседницы, мужчина пояснил. — Давно не общаемся.

— И тебе безразлична их судьба?

Кеане равнодушно пожал плечами. Девушка наградила его долгим мрачным взглядом.

— Я сама решу, на что потратить свою жизнь, — сообщила она уже спокойней. — И как ее закончить: захлебнуться в каюте, сгнить за решеткой или нарваться на сторожа без чувства юмора. Занимайся своей, а в мою не лезь. Спокойной ночи.

Салум не двинулся с места.

— Ладно, где находится дверь, тебе известно, — мошенница плюхнулась на подушку, запахнулась одеялом, демонстративно повернулась к собеседнику спиной и сделала вид, что заснула.

Кеане продолжал сидеть: будь на месте мошенницы Риелей, она, не выдержав и пары минут, разоралась бы и попыталась выставить его силой. Однако Триша ей не была. Мужчина подождал еще немного и, убедившись, что девушка никак не собиралась реагировать на его присутствие, ушел немного разочарованным.

* * *

— Меня это достало! — сообщил Айрел во время прогулки.

Сразу же после завтрака он потащил спутников в сад — единственное место, где можно было разговаривать, не боясь оказаться подслушанными.

Дом барда угнетал. Тихий, богатый и ухоженный, он казался каким-то неживым и враждебным. Ни расслабиться, ни толком отдохнуть: за каждым углом, за каждой шторой чудились глаза и уши, следящие, выискивающие огрехи и просчеты. Необходимость всё время притворяться выматывала всё сильнее и сильнее. Лорд Дайтон снова "не смог" составить им компанию за трапезой — бард начинал подозревать, что тот их сознательно избегал, брезгуя сидеть с самозванцем за одним столом. Не то, чтоб музыкант по нему скучал, но такое отношение не могло его не задевать. Враждебная атмосфера была Айрелу не в новинку — он жил в ней годами, однако прежде мог взять лютню и отключиться от окружающего мира на часы, а то и дни. В этот раз такая роскошь была ему недоступна, что усугубляло ситуацию многократно.

Триша встревожено покосилась на спутника, пряча замерзшие ладони в отороченных мехом рукавах. Вид у него и впрямь был не особо цветущий.

— Если не вырвусь отсюда хоть ненадолго — свихнусь, — музыкант огляделся, убеждаясь, что поблизости не было никого постороннего.

Сгреб с перил беседки охапку снега, смял ее в небрежный снежок и что было сил запустил вдаль. Тот с приглушенным хлопком разбился о деревце.

— Давайте хотя бы в Вельбру съездим. У княжича же могут быть там дела, — мужчина отряхнул ладони. — Тайные встречи с соратниками там или что-то еще. Странно же, что накануне войны он безвылазно сидит в какой-то усадьбе и в ус не дует, — с мольбой глянул на спутников.

Уже спустя пару часов три лошадки везли своих седоков по улочкам города. Айрел, оглядываясь по сторонам, с удовлетворением отмечал, что количество его портретов на стенах и заборах значительно сократилось — часть посрывали, часть заклеили новыми объявлениями. Плотный шарф, намотанный якобы для тепла, скрывал нижнюю половину его лица, так что быть опознанным мужчина не боялся.

Укутанная в шаль плотная женщина, негромко напевая, сбивала сосульки над крыльцом дома. Айрел нахмурился — что-то ему не нравилось, причем даже не вокальные данные горожанки.

— Слушайте, я замерзла, — пожаловалась Триша, ёжась. — Давайте хоть в тепле посидим, раз тебе без разницы, куда ехать.

Бард ее не слушал: он, наконец, понял, что именно его встревожило. Резко остановил коня и обернулся к местной жительнице, безмятежно стряхивавшей с обуви снег.

— Это моя песня, — пробормотал он в ответ на вопросительные взгляды спутников.

— И чего в этом удивительного? — Триша дышала на озябшие пальцы.

— То, что я пока ни разу ее не пел на публике, — Айрел развернул Серого. — Никто не должен был знать о ее существовании. Извините, пожалуйста! — крикнул он горожанке. — Вы не подскажете, что это за песня?

* * *

Рион был доволен — выступление Рафферти прошло с успехом, на который они и не рассчитывали — "прорыв сил тьмы" перепугал очень многих. Трактирщик тоже был очень рад, подсчитав выручку с прошлого вечера: такого наплыва посетителей он не видел никогда в жизни. Настолько рад, что бесплатно поселил "отрока" и его сопровождающего в своем заведении, а также согласился обеспечивать их пропитанием в обмен на повторение "религиозного" вечера хотя бы еще раза два-три. В общем, для всех всё складывалось просто превосходно.

Администратор лузгал жареные тыквенные семечки, отстраненно думая о том, как и где лучше строить карьеру нового подопечного — профессиональные привычки брали свое, вытесняя обиду и жажду мести на задний план. Мальчишка сидел на соседнем стуле и тренировал подпись на полях заплеванной шелухой старой газеты — готовился раздавать автографы направо и налево. Только Рион хотел сказать, что от лишнего часа репетиций будет больше проку, как в дверь постучали. Мужчина нехотя поднялся и пошел открывать.

— Добрый день, — с легкой иронией в голосе поздоровался стоявший на пороге Айрел. — Мне сказали, здесь изгоняют силы тьмы.

Администратор несколько секунд его мрачно разглядывал.

— Извините, но отрок сегодня больше никого не принимает! — патетично возвестил мужчина, гордо стряхивая с губы прилипшую шелуху. — Пришлите прошение о встрече в письменной форме, возможно, оно будет рассмотрено в течение месяца. Не смею вас дольше задерживать! — Рион захлопнул дверь.

Рафферти недоуменно покосился на спутника. Тот выглядел злорадно, даже в чем-то торжествующе.

Бард спокойно продолжал стоять в коридоре, не пытаясь ничего предпринять. Спустя пару минут дверь снова приоткрылась. Администратор, не дождавшись ни повторного стука, ни мольбы о разговоре, ни попыток с боем прорваться в комнату, недоверчиво выглянул наружу, проверяя, не ушел ли Айрел. Увидев того на прежнем месте, обиженно нахмурился. Музыкант виновато пожал плечами.

— Привет, — сказал он, стягивая закрывавший подбородок шарф.

Рион промолчал.

— Пустишь?

Администратор поджал губы и, отступив на шаг, раскрыл дверь шире. Рафферти при виде посетителя явно удивился и даже напугался. С тревогой глянул на нового покровителя.

— Привет, Раф, — бард, заметив лежавшую на кровати лютню, разом потерял к мальчишке интерес.

Торопливо подошел, на ходу срывая перчатки, и, небрежно плюхнувшись на постель, вцепился в музыкальный инструмент. Провел по струнам и глубоко вздохнул — на душе сразу стало лучше.

— Что хотел? — Рион стоял у стены, скрестив на груди руки и не очень убедительно изображая недовольство.

— Ммм... — Айрел с трудом отвлекся от лютни и вернулся к реальности. — Случайно узнал, что кто-то поет мои неисполненные песни. Кто бы это мог быть, принимая во внимание, что все мои записи хранятся у тебя?

Бард заметил, как у мальчишки мигом покраснели уши. Изображая полную непричастность и крайнюю занятость, тот тут же вернулся к бумагомаранию.

— Не пропадать же добру, — буркнул Рион. — Сам-то ты уже вряд ли на сцену когда выйдешь.

— Можно было сначала спросить, — музыканта немного коробило такое положение дел.

— Ха! — администратор вложил в смешок всё пренебрежение, на какое был способен.

Айрел понял, что, пожалуй, стоит помолчать — последняя его реплика выдалась на удивление глупой.

— Они даже не закончены, — всё-таки буркнул он, перебирая струны.

— Об этом всё равно никто, кроме тебя, не знает, — Рион принялся наводить порядок на столе, высвобождая из-под горки семечек какие-то маловажные документы. — Кстати, раз уж ты всё равно пришел, займись-ка делом, — мужчина выудил из стопки немного мятый лист бумаги, выхватил у Рафферти карандашик, шлепнул их на кровать рядом с бардом. — Накатай-ка по-быстрому какую-нибудь простенькую песенку. Запасы твоих черновиков не безграничны, а моему подопечному нужен репертуар.

Айрел от такой наглости растерялся. Прекратив играть, недоуменно уставился на собеседника. Тот приглашающее взмахнул рукой, указывая на канцелярские принадлежности.

— Боюсь, у меня нет на это времени, — сообщил музыкант, не придумав ничего лучше.

— Ах, ну да, — фыркнул администратор. — Его высочество занято делами государственными и до простых смертных ему дела нет. Я должен в благоговении пасть ниц уже за то, что ты соизволил на мгновение осчастливить меня недостойного явлением свой царственной рожи, да?

Музыкант заметил, что уши мальчишки покраснели еще сильнее. Ну, бард и не сомневался, что тот всё разболтает. Что ж, дольше тянуть не имело смысла, надо переходить к делу. Айрел собрался с духом, отложил лютню и поднялся с кровати.

— Я пришел сказать, чтоб вы прекратили за мной ездить, — с показной холодностью сообщил он. Что ж, рушить мосты, так до основания. — Забудь о моем существовании и живи своей жизнью. Это должно быть не трудно — тебе ж рассказали, чем я занимаюсь. Сложно придумать лучший повод для презрения, — Айрел сделал паузу, ожидая реакции.

Он рассчитывал, что Рион будет спорить и возмущаться. Тот просто молчал.

— Спасибо за всё, но на этом давай остановимся. Иди своей дорогой, я пойду своей, — смотреть собеседнику в глаза было сложно, взгляд так и норовил скользнуть в пол или в сторону.

Заготовленный заранее монолог рассыпался в мыслях на отдельные фразы, слова не шли. Маска равнодушия и отстраненности трещала по швам.

— В общем, я надеюсь, что это — наша последняя встреча, — бард принялся натягивать перчатки: нужно было хоть как-то занять руки. — Так что хватит меня преследовать, — пальцы не слушались, ткань скручивалась и цеплялась за кожу, существенно осложняя процесс надевания. Айрел начинал беситься, представляя, насколько нелепо он, должно быть, смотрелся со стороны. — Всё. Отстань уже! — громче и свирепей, чем стоило, рявкнул он, убирая руки в карманы.

Сказать это оказалось даже сложнее, чем музыкант себе представлял. Да и смотреть на собеседника, в общем-то, тоже. Певец чувствовал себя сволочью.

Рион никак не реагировал. Всё так же стоял, скрестив на груди руки, и разглядывал бывшего подопечного — изображать равнодушие ему удавалось лучше. Рафферти сидел, вжавшись в стул, и боялся пошевелиться, чтоб, не приведи Давиана, не привлечь к себе внимание. Молчание затягивалось.

— Ну и салум тогда с тобой, — бросил администратор, разрушая гнетущую тишину.

Айрел, из последних сил изображая хладнокровие, спустился вниз.

Настроение было препаршивое, даже хуже, чем с утра. Хотелось напиться до потери сознания, подраться и очнуться через неделю в незнакомой постели с какой-нибудь девкой под боком, жуткой головной болью и провалами в памяти. В прежней жизни это сомнительное удовольствие обошло его стороной, с одной стороны, благодаря напряженности рабочего графика, никак не позволявшего такие загулы, с другой — из-за отсутствия тяги к подобному времяпрепровождению. Теперь же душа просила именно чего-то такого, но, увы-увы, княжичу подобное не к лицу. Придется вам, ваше высочество, довольствоваться малым: вернуться в имение, закрыться в комнате, плюхнуться на кровать и ни с кем больше в этот день не общаться. Неравнозначная замена.

Нашел взглядом ожидавших его Тришу с Кеане. Убедившись, что те его заметили, пошел к двери, на ходу закрывая шарфом подбородок. Так до конца и не надевшиеся перчатки были в раздражении сорваны с рук и затолканы в карман.

— Да уж, салум со мной, — Айрел сбежал с крыльца на заснеженную мостовую. — Кроме него и нет никого.

* * *

Легонько подрагивали заиндевелые осиновые ветви — желтопузая синица порхала по стволу, беспокойно вертела головой, прыгала на тонких ножках. Лошадь деловито рылась губами в мокром снегу, выискивая пучки сухой травы, переступала крепкими ногами. В тишине зимнего леса отчетливо слышались ее фырканье, тихий звон металлических элементов упряжи, тяжелая поступь копыт. Шею животного украшал широкий ошейник — вещь неудобная, но положенная его седоку по статусу. Переплетение темно-синей и оранжевой нитей указывало на принадлежность всадника к клану Роттери, пять крупных бирюзовых бусин свидетельствовали, что тот входил в число его старейшин, а пушистый беличий хвост, свисавший лошади на грудь, позволял опознать мужчину как главу семьи.

Орвелл Роттери расслабленно сидел в седле, рассеянно перебирал в руках поводья и хмурился своим мыслям. Мужчина надеялся, что охота поможет ему от них отвлечься — ошибся.

Издалека донесся глухой хриплый лай — похоже, Баламут вышел на зверя. Ему тут же вторило заливистое гавканье Озорника, истеричное подвыванье Шалуньи. Глава клана вздохнул, выпустив клубящееся облачко пара, хлопнул лошадь по шее, сообщая об окончании перерыва на обед. За его спиной послышался быстрый топот копыт.

— Кабан! — на скаку крикнул молодой егерь, проносясь мимо. — Как есть — кабан!

— Или заяц, — равнодушно подумал куда менее оптимистичный мужчина, провожая слугу взглядом.

Тронул бока лошади каблуками и неспешно зарысил следом: поймать зверя, кем бы тот ни был, могли и без него. Откуда-то спереди доносились крики, свист, заливистый собачий лай и рык. Будь Орвелл Роттери моложе, несся бы на эти звуки, сломя голову. С возрастом же его страсть к охоте заметно поутихла, если совсем не испарилась. Он продолжал на нее выезжать просто из дани привычке, к тому же верховые прогулки порой всё же позволяли отвлечься от тягостных мыслей, снедавших мужчину уже несколько месяцев.

Великий князь отвергал одно решение совета кланов за другим. Формально он имел на это право, однако ни один из правителей за последние лет двести им ни разу не пользовался в знак почтения к главам родов. Это было своего рода традицией, а в Кирше традиции уважали. По крайней мере, раньше.

Баламут с Шалуньей, глухо ворча, трепали уже мертвую лисицу. Егерь вяло покрикивал на животных, не особо стараясь отобрать у них добычу — он был ей разочарован. Заметив хозяина, собаки выпустили тушку и повернули к нему окровавленные морды.

Орвелл Роттери скользнул взглядом по обагренному снегу, слабо поморщился. Всё шло к тому, что скоро его окрасит не только лисья кровь.

— Хватит на сегодня, — буркнул он, отворачиваясь. — Я устал.

— Вам письмо, саэ Орвелл, — сообщил секретарь, когда глава клана устроился в любимом кресле у камина и выпил обязательную после охоты стопку рябиновой настойки. — Голубь прибыл час назад.

Мужчина глянул на запечатанную капсулу в руках слуги. Различил гравировку "А.С.". Удивился.

Голубиная почта не прижилась в Кендрии из-за предубеждения местных жителей перед этими птицами. Кендрийцы предпочитали дожидаться куда более медлительного курьера, лишь бы не иметь с ними дела. Граф Аливьер Скадери принадлежал к меньшинству тех, кто не боялся суеверий. Вот только их с Орвеллом Роттери сложно было назвать друзьями по переписке — киршец уж и не помнил, когда последний раз возникала необходимость в срочном общении. Глава клана, хмурясь, вскрыл капсулу и вытряхнул на колени тонкий бумажный свиток. Развернув и пробежав глазами текст, почувствовал, как у него на затылке зашевелились волосы, а сердце поперхнулось кровью и ухнуло куда-то вниз.

Дворянин замер в растерянности. Прочитал послание повторно на случай, если в первый раз что-то понял неправильно. Какое-то время сидел неподвижно, осмысливая полученное известие. Внимательно изучил инициалы на капсуле — не подделка ли. К огромному огорчению мужчины, выглядела та вполне настоящей. Правитель Ифайна не отличался склонностью к шуткам, значит, написанное было правдой. Орвеллу Роттери стало дурно: как будто ему и так не хватало проблем! Мужчина зажмурился и стиснул пальцами переносицу, силясь унять проснувшуюся головную боль.

— Вам плохо, саэ Орвелл? — встревожился секретарь. — Мне позвать лекаря?

— Пригласи Майру, — велел глава клана.

Услышал, как скрипнула дверь — слуга побежал исполнять поручение. Мужчина глубоко вздохнул и, убрав от лица руку, открыл глаза. Скользнул взглядом по интерьеру, собираясь с мыслями. Полстены занимало эпичное полотно, изображавшее битву за Ликсу — картина старая и настолько потемневшая от времени, что было практически невозможно рассмотреть лица сражавшихся. Кто-то из изображенных людей был Роттери. Их можно было опознать по клановым цветам в элементах одежды, лишь как следует приглядевшись. "Служим достойному" гласила выцветшая надпись внизу холста — девиз рода. Ныне правящий великий князь достойным не был, это давно стало понятно. Каковы шансы, что таковым окажется внезапно воскресший Кадар, если это и впрямь он?

— Звал?

Майра Роттери стояла в дверях, глядя исподлобья и скрестив на груди руки. Темно-синее платье в пол и кожаный пояс, украшенный огненным сердоликом. Густые каштановые волосы собраны в небрежную растрепанную косу и перевязаны оранжевой лентой. Лицо девушки обезображивал ужасный шрам, неровные белые полосы пересекали лоб, бровь и правую щеку, три таких же на руке и груди скрывала одежда — напоминание о детской блажи. В тринадцать лет Майра поспорила с братом, что сможет убить волка, и той же ночью сбежала из замка, вооруженная одним лишь ножом. Ее нашли в лесу следующим вечером, окровавленную, израненную и без сознания. Рядом с мертвым зверем.

"Моя дикая ласка", про себя называл ее отец, втайне гордясь дочерью. За пределами семьи же были распространены куда менее лестные эпитеты — слухи о характере и свершениях одной из наследниц саэ Орвелла гремели по всей стране. Причем, что бывает редко, они большей частью соответствовали реальности. Майра действительно макала Найну Говерал головой в супницу за глупую насмешку. Правда, что вызывала на дуэль вступившегося за родственницу Радфорда Говерал, неосмотрительно позволившего себе распустить руки. Впрочем, что бы ни говорили сплетни, его подштанники к воротам замка она всё же не прибивала, хотя в принципе это было б в ее духе.

Эсса Майра хамила, нарушала правила приличия, ни с кем не считалась и ничего не боялась. Младшей дочери Орвелла Роттери был закрыт доступ во все приличные дома Кирша, ей было запрещено показываться при дворе и в храмах — после всех событий глава клана Говерал добился отлучения ее от церкви. Впрочем, никто не осмелился поставить ей соответствующее клеймо. "Ее нужно держать на цепи в подвале!" — возмущались Митлдин, правда, предварительно убедившись, что девушка не могла их слышать. "Ее давно стоило пристрелить, как бешеную собаку", — ворчали Карза, не особо таясь. Кейран Роттери всё гадал, когда ж с его сестрой произойдет фатальный "несчастный случай", подстроенный кем-нибудь из недоброжелателей, и нервировал ее обещаниями похоронить с шиком. А саэ Орвелл очень жалел, что не может себе позволить вести себя так же — положение главы рода вынуждало действовать благоразумно и думать о последствиях всех своих поступков.

Мужчина молча протянул дочери письмо. Не ожидая ничего интересного, Майра принялась читать. После первой же строчки ее целая бровь в удивлении взмыла вверх, девушка недоуменно уставилась на родича. Тот пожал плечами.

— Помнишь Кадара? — спросил он.

— Очень смутно, — буркнула дворянка, возвращаясь к письму. — Давно это было.

— Узнаешь, если увидишь?

— Хочешь, чтоб я на него взглянула? — девушка вскинула на отца тут же вспыхнувший взгляд.

Саэ Орвелл колебался. Глядя в темно-карие, совсем как у него, глаза дочери, и видя разгоравшийся в них азарт, обычно ни к чему хорошему не приводящий, он уже не был так уверен, что было удачной идеей доверить это дело ей.

— Да брось ты, — Майра догадалась о причине отцовских сомнений. — Не съем я его. И никто из Роттери не общался с Кадаром больше меня, — требовательно уставилась на родителя.

Глава клана молчал. Девушка подождала ответа еще пару секунд, затем, сочтя вопрос решенным, улыбнулась и отступила на шаг. Затем вдруг раскинула руки, запрокинула голову и, взмахнув подолом, торжествующе закружилась по комнате. Не рассчитав траекторию, столкнулась с невысоким резным шкафчиком и едва успела поймать чуть не свалившуюся с него шкатулку.

— Ммм... А если он окажется настоящим... — Майра бесцельно открыла ее и, даже не заглядывая внутрь, закрыла. Поставила на место. — Если это правда Кадар... — бросила возле нее нечаянно смятое в порыве чувств письмо, принялась нервозно перемещать фигуры на стоявшей здесь же шахматной доске.

Ее руки мелко подрагивали в предвкушении — кони уже закусили удила. Огромные черные животные, потные и сильные. Окруженные облаками пара, они сердито роют копытами землю, тяжело дышат, глухо ржут и раздраженно трясут головами, готовые в любой момент сорваться с места. Состоящие, кажется, из одних лишь напряженных мускул, злые, свирепые кони. И тонкая узда, не позволяющая пуститься вскачь, не столько держит, сколько еще больше выводит их из себя. Достаточно как следует тряхнуть головой, чтоб она лопнула. Дыхание становится всё глубже и чаще, глаза всё сильнее наливаются кровью, шеи выгибаются всё яростней — их терпение истекает. Не бросишь удила — вырвутся сами, унесут, растопчут.

В детстве Майра пыталась рассказать брату об этом чувстве, о рвущемся наружу порыве, о сотрясающей тело мощи, ищущей выхода. Тот смеялся над ней целую неделю, что было обидно, и больше она об этом никогда и никому не говорила. Просто, когда приходило время, отпускала поводья снова и снова.

— Мы его поддержим? — взгляд девушки затуманился, по губам блуждала едва заметная улыбка. Где-то вдалеке звучало лишь одной ей слышимое ржание. — Мы встанем на его сторону?.. Что будет, отец?

— Майра, — окликнул саэ Орвелл.

— М? — полуобернулась к нему дочь, стараясь сдерживать охватившее ее возбуждение.

Мужчина молча разглядывал стоявшую перед ним девушку. Отблески пламени камина в зрачках, кривые полосы шрама и коврик из волчьей шкуры под ногами — тревожное зрелище. Орвелл Роттери вздохнул, смиряясь: удержать Майру дома теперь всё равно бы не удалось.

— Посмотрим, — дворянин перевел взгляд на украшавшего шкафчик деревянного льва, пучеглазого и криволапого, мордой, скорее, смахивавшего на обезьяну.

— Так мне собирать вещи? — девушка, не особо пытаясь скрыть азартную улыбку, демонстративно неспешной и расслабленной походкой направилась к двери.

Глава клана разрешающе взмахнул рукой.

19.

Огурчик был вял и необщителен. Он сидел в глубине клетки, забившись в свитое из старой соломы гнездо, и упорно игнорировал хозяина, пытавшегося его выманить кусочком сахарного сухаря. Кеане, убедившись в тщетности своих усилий, закинул угощение за решетку, убрал хомячий домик на пол и откинулся на кровать.

Считалочка мошенницы не давала ему покоя. Интересно, это по ней король Ульгарт нашел прошлую обитель или она появился после, когда его воины вернулись домой с победой? Мужчина заложил руки за голову. Со стороны клетки доносился торопливый хруст — Огурчик таки изволил отобедать. Салум скользнул в его сторону ленивым взглядом. А если "карта" появилась до вторжения, кто мог ее создать? Явно кто-то из своих. Наверняка пустил в народ шутки ради, уверенный, что никто не догадается о ее истинной сути. Кеане глубоко вздохнул и закрыл глаза — это сейчас не имело ни малейшего значения.

Его ищут. За ним гонятся. Ладно бы люди из Мирлы — от них не так сложно уйти. От своих же сбежать будет куда сложнее. И пока он лежит тут на кровати, размышляя о всякой ерунде, они, возможно, подбираются уже совсем близко, может быть, крадутся по двору, лезут по стене дома... Мужчина рывком поднялся с постели, скользнул к окну и привычно прочесал взглядом округу. Никого. Салум снова вздохнул и прижался лбом к холодному стеклу. Так и с ума сойти недолго.

— Смотрю, ты так и не научился стучаться, — Айрел глянул на вошедшего поверх книги.

Кеане не ожидал, что его заметят так скоро. Убрав отмычку в карман, он, уже не таясь, захлопнул за собой дверь, и привалился спиной к стене.

— Я думал, ты тут наматываешь сопли на кулак, — с легким удивлением протянул он, складывая на груди руки.

После возвращения из Вельбры бард был мрачен, угрюм и неразговорчив, покидал свою комнату исключительно ради трапез, всё остальное время просиживая взаперти. Триша не сомневалась, что он пребывал в глубочайшей депрессии, и нешуточно волновалась о том, как это может сказаться на их планах.

— Прости, если разочаровал, — отозвался музыкант.

Он был небрит, помят и выглядел в целом не очень. Однако явно куда лучше, чем салум ожидал увидеть.

— Тоска смертная! — раздраженно вздохнул бард, небрежно кладя раскрытую книгу себе на колени обложкой вверх. Устало потер ладонями глаза, тряхнул головой. "Наиполнейший сборник указаний по этикету" — прочел Кеане.

Оружейник скользнул взглядом по комнате. На тумбе возле кровати громоздилась неровная стопка прочей литературы: "Традиции Кирша", "Основы политики и управления", "Искусство демагогии"... Мужчина прищурился, силясь прочесть очередное заглавие, написанное мелким шрифтом с большим числом завитушек.

— Смотрю, ты притащил сюда половину хозяйской библиотеки, — заметил он, разбирая, наконец, "Гражданская лирика киршских поэтов".

— Образования не бывает много, — Айрел снова взял книгу и, подперев голову ладонью, уставился в мудреный текст.

— В общем, у тебя всё хорошо, — помолчав, немного разочарованно резюмировал Кеане: ему нравилось думать, что кто-то страдает от проблем сильнее его.

— Нет. У меня всё плохо, — бард решительно перевернул страницу и бросился на штурм новой главы. — Однако я не собираюсь сидеть здесь, предаваясь унынию, и думать о тщетности бытия. Хоть и хочется, не буду отрицать. Ничего, перехочется.

Салум молча разглядывал собеседника. Тот сидел в кресле у окна, небрежно закинув ногу на ногу, лохматый и небритый, хмурил брови и раз за разом читал один и тот же абзац, пытаясь понять его смысл — автор "Наиполнейшего сборника" был человеком несомненно умным, однако занудой, какого еще поискать.

— Кстати, чего тебе? — Айрел быстро глянул на собеседника.

Кеане набрал в грудь воздуха, собираясь озвучить заранее продуманную речь. Звучать она должна была примерно так: "Я ухожу. Без вас двоих у меня будет больше шансов скрыться, я не могу себе позволить так долго оставаться на одном месте. Меня ищут, и я не хочу, чтоб нашли. Пока". Не самая лучшая речь в мире, но салума она вполне устраивала.

— Да мне скучно просто стало, — сообщил он на выдохе.

В последний момент ему подумалось, что заготовленные слова звучали как "Мне страшно, я сбегаю". Быть единственным малодушным в комнате мучительно не хотелось.

Айрел наградил его подозрительным взглядом, но ничего сказать не успел — где-то неподалеку громко хлопнула дверь. Затем вторая, чуть дальше. Из коридора послышались взволнованные голоса, топот бегущих ног. Мужчины насторожились. Кеане, разобравший некоторые слова переполошившихся слуг, подошел к окну.

— Смотри, — велел он, придерживая рукой штору.

Ворота имения были распахнуты. По двору скакали лошади, уставшие с дороги, разгоряченные. Их седоки, облаченные в одинаковые темно-синие плащи и серые войлочные шапки, натянули удила, останавливая скакунов. Следом за ними въехал небольшой крепко сбитый экипаж, запряженный четверкой каурых киршских коников. На его дверце сиял свежими красками герб — рыжая белобрюхая ласка на синем щите. Несколько слуг настороженно наблюдали за гостями из окон, пока дворецкий спускался по крыльцу тем навстречу: кто-то из домовых опознал в них воинов клана Роттери. Растерянно суетилась охрана имения, тревожно поглядывая на мечи с арбалетами незваных гостей, держась за свои и не зная, считать ли этот нежданный приезд вторжением.

Всадники спешились и осмотрелись, придерживая лошадей за сбрую. Дверца кареты распахнулась, чуть не зашибив как раз собиравшегося ее отворить кучера, с щелчком встал на место выброшенный ударом ноги раскладной порожек. Пассажирка, соизволив принять предложенную ей руку, спустилась на землю. Вышитая янтарными бусинами темно-синяя шапка с оторочкой из беличьего меха, дубленый полушубок, крашеный "в чернику", богато отделанное золотой и красной нитями кобальтовое платье и белые полосы шрамов через лицо. Айрел узнал ее, никогда прежде не видев. Он не сомневался, что где-то в украшениях или одежде приезжей пряталась одинокая бусина бирюзы — знак принадлежности к узкому кругу клана.

Майра Роттери подтянула зацепившийся за порожек подол, обернулась к дому и, сразу же заметив барда, впилась в него взглядом. Музыкант чуть было рефлекторно не отпрянул от окна. Заигравшая на губах гостьи улыбка, внушала тревогу.

Эсса разве что не провозгласила поместье собственностью Кирша и не повесила над воротами флаг отчизны. В остальном она в полной мере "чувствовала себя как дома". Все попытки дворецкого объяснить, что лорда Дайтона нет на месте, о приезде иностранных гостей он не предупреждал, потому тем стоит заехать попозже, дворянка игнорировала. Без указаний хозяина слуги не рисковали предпринимать серьезных действий по ее выдворению: никто не хотел брать на себя ответственность за возможный международный конфликт. К виконту в Вельбру был срочно выслан гонец с известиями о происходящем и до его возвращения обитатели усадьбы решили плыть по течению и с иностранкой не спорить.

Майра Роттери сидела на невысоком, укрытом шерстяным покрывалом диванчике и лениво потягивала горячий мятный чай из изящной фарфоровой чашечки. Было заметно, что от посуды она не в восторге — в Кирше предпочитали крепкие и надежные вещи, которые можно не бояться случайно сломать неловким касанием. Толстая каштановая коса, оплетенная вышитыми мелким бисером лентами, короной обрамляла макушку гостьи, выбившиеся из прически пряди струились вдоль шеи, скручиваясь кольцами у груди. По мнению музыканта, любая нормальная женщина постаралась бы скрыть уродливый шрам хотя бы волосами. Майра Роттери явно не видела в этом необходимости, не стесняясь открыто демонстрировать его миру во всей "красе". Прежде спрятанный полушубком лиф платья красовался сложным орнаментом, содержащим, бард не сомневался, сведенья о статусе девушки, только Айрел слишком поверхностно изучил киршскую систему знаков, чтоб его понять.

Мужчина успел лишь причесаться и наскоро переодеться. Он очень жалел, что пренебрег в это утро бритьем, посчитав, что обо всех важных встречах он будет знать заранее.

Девушка беззастенчиво пялилась на сидящего напротив нее барда. Тот отвечал ей тем же, хоть и опасался, что совершает ошибку. Музыкант ощутимо нервничал: эсса Майра была первым встреченным им человеком, лично знавшим Кадара, и от нее сейчас зависело, какое продолжение получит история самозваного княжича. Он вдруг обратил внимание, что уже некоторое время в его голове сама собой складывалась песня о гостье. Слова собирались во фразы, а неизвестно когда успевший придуматься мотив настойчиво звучал киршской дудкой и тамбуринами. "Никакой лютни, — против воли подумал мужчина, разглядывая девушку. — Хотя, пожалуй, можно добавить партию для органиструма".

— Давай же. Убеди меня, — дворянка пристроила опустевшую чашку в складках украшенного шелковистыми кисточками покрывала.

Айрел, занятый крайне не своевременными мыслями, вздрогнул, возвращаясь к действительности. На секунду испугался, что забыл всё, о чем рассказывала Триша. Подавив чуть было не начавшуюся панику, заставил себя сконцентрироваться.

— Это ведь вы растоптали моих солдатиков? — очень вовремя в памяти всплыло первое событие. Ладно, с чего-то всё равно надо было начинать.

Во взгляде эссы промелькнула растерянность. Ей на смену быстро пришло озарение — она тоже вспомнила. Майра Роттери непроизвольно сжала губы, подавляя довольную улыбку.

— М? — она вопросительно вздернула здоровую бровь, изображая непонимание.

— Подарок на день рождения. Кажется, от какого-то из двоюродных дядей, — бард обрел почву под ногами и немного успокоился. — И они были просто потрясающими, салум меня раздери, — в его голосе прозвучали горечь со злостью.

У Айрела никогда не было солдатиков, ему приходилось довольствоваться игрушками попроще: отец не считал нужным баловать сыновей дорогими безделушками. Но певец всегда их очень-очень хотел. Набор воинов, недостижимая мечта его детства, представлял собой простенькие деревянные фигурки с довольно аляписто, как он сейчас понимал, нарисованными мундирами. Солдатиков княжича же наверняка нельзя было с ними и сравнивать. У них одежки, скорее всего, были пошиты из сукна, а не намалеваны. Руки и ноги, вероятно сгибались. Возможно, у кого-то даже были арбалеты, совсем как настоящие стреляющие деревянными палочками. И пара действующих катапульт, которыми можно швырять орехи... Айрел никогда не видел ничего подобного и даже не был уверен, что такие игрушки в принципе существовали, но нарисованный воображением образ был слишком привлекательным, чтоб от него отказаться. Солдатики Кадара могли выглядеть только так и никак иначе.

И если б такие были у барда, а какая-то девчонка их ему из вредности переломала... Пожалуй, Лей Ханн была бы истово благодарна судьбе, что ее зовут не "Майра Роттери".

Киршийка, немного удивленная внезапной сменой настроения собеседника, смотрела на него с возросшим любопытством.

— Просто игрушки, — отозвалась она, поигрывая кисточкой на смятом покрывале.

— Ага. Просто мои игрушки, — огрызнулся бард: давняя потеря незнакомого маленького мальчика воспринималась практически своей собственной. — Будь они твоими, я б и слова не сказал, — переход на "ты" он заметил, лишь договорив фразу. Ну и к салуму. Он княжич, в конце концов, и не обязан выкать с девицей, не считающей нужным отвечать ему тем же. Тем более что она ему, вроде как, почти подруга детства.

— Что я подарила тебе на тот день рождения? — сменила тему эсса Майра.

— Не помню, — буркнул Айрел. — Зато никогда не забуду, как они хрустели у тебя под ногами.

— Значит, не помнишь? — похоже, девушка была разочарована.

— Да, и это нормально, — грубовато отозвался музыкант. — Мне тогда сколько лет было? Пять? Или четыре?

Он осознал, что перегибает палку: терять самоконтроль из-за напряжения последних дней было бы крайней глупостью. Дерзить — еще большей.

— О чем мы говорили в нашу последнюю встречу? — голос дворянки стал жестче.

Айрел не знал. Он вдруг понял, что если сейчас же не возьмет разговор в свои руки, тот может закончиться для него самым паршивым образом. Бард молчал, глядя собеседнице в глаза и гадая, что бы смогло ее убедить.

— Я как-то был у вас в гостях, — заговорил он. — Тогда лил дождь. Такой сильный, что все волновались, сможем ли мы проехать какой-то участок дороги — кажется, там был опасный склон. Помню, что ужасно хотел спать. А потом мы поднялись на холм, и я увидел в окно ваш замок. Из-за ливня и туч он напоминал Мрачную Цитадель из сказок, я испугался и захотел домой. А потом отказывался выходить из кареты. Меня выманили сладостями.

Эсса Майра молчала. Она ждала продолжения.

Айрел мысленно вознес хвалу покойной нянюшке погибшего княжича — женщине, души не чаявшей в своем воспитаннике и такой разговорчивой, что любое мало-мальски значимое событие в его жизни тут же становилось достоянием всей челяди. Маленькая Триша любила ее слушать: в доме было не так много развлечений для дочки судомойки, а рассказы о жизни правящей семьи и прочих дворян, к коим наследника престола вывозили в гости, были куда интересней прочих доступных занятий.

— Помню чучело совы с часовым механизмом. Оно каждый час начинало щелкать и шевелить крыльями, — бард пристально наблюдал за собеседницей, выискивая знаки, говорящие о малейших изменениях в ее настроении. — Няня так перепугалась, впервые увидев, как оно оживает, что чуть меня не уронила. Потом смеялась сама над собой и осторожно его трогала, когда ее никто, кроме меня, не видел. А я собирал выпавшие из него перья — они сыпались каждый раз, когда сова взмахивала крыльями.

Внешне расслабленная киршийка сидела почти неподвижно. Слишком прямая осанка и немного излишняя небрежность, с которой свисала с подлокотника ее рука, прямо говорили музыканту, что это не более чем фасад — дворянка была притворщицей так себе. Девушка жадно слушала, ловила каждое слово в каком-то мрачном торжестве, не известно пока что предвещающем оратору. В песню, настырно продолжавшую лезть в голову барда, тут же непроизвольно добавилась строчка про натянутую в ожидании выстрела тетиву. Айрел дал себе зарок непременно ее написать, как только выделится свободная минутка, чтоб отвязаться раз и навсегда.

— А еще помню хорька в ошейнике, — он отчаянно напрягал память, вылавливая из потока разрозненных полузабытых воспоминаний, вываленных на него мошенницей, крупицы, имеющие отношение к Роттери. — Он нападал на мои ноги.

— Еще бы. Догадался же приехать в сапогах из кролика... — отстраненно отозвалась эсса Майра, словно говоря сама с собой.

И Айрел понял, что она поверила.

* * *

Триша заметила прибытие иностранных гостей не сразу, а когда поняла, что к чему, было уже поздно — эсса перехватила барда до того, как мошенница успела до него добраться и в последний раз проинструктировать.

— Он знает, что делать, — Кеане догадался, о чем думала бледная и слегка растрепанная спутница, до белизны костяшек сжимавшая подол платья, сидя в углу невысокой софы.

Сам он, выглядя абсолютно спокойным, затыкал щель между рамой и подоконником позаимствованными с дивана парчовыми подушками — ему дуло. У девушки мелькнула мысль, что мужчина специально устраивался возле окна, чтоб в случае провала иметь возможность в любой момент через него сбежать.

Майра Роттери для беседы с "другом детства" оккупировала малую гостиную. Триша дожидаться ее итогов в своей спальне, находящейся в другом крыле дома, не пожелала, потому они с салумом засели в курильной комнате — та располагалась практически по соседству. В воздухе витал терпкий запах фефского табака, куда более крепкого и забористого, чем ламарский — обычное курево "приличного общества". Прошлый виконт Гармангахиса в данной сфере по вкусам был ближе к портовым грузчикам и многие годы с упоением смолил вырвиглазный дар далекой южной речной долины. За месяцы, прошедшие с его смерти, табачный дух так и не выветрился. Лорд Дайтон предполагал, что для того, чтоб от него избавиться, пришлось бы сменить всю мебель, шторы и обшивку стен. Впрочем, сам он сюда не заходил, комнатой теперь пользовались лишь во время нечастых приемов, так что в столь радикальных мерах, по его мнению, нужды не было.

Кеане кое-как примостился на узком подоконнике — ему и без подушек было там не больно-то вольготно. Триша отстраненно думала о стирке одежды и мытье головы сразу же по выходе из курильной и старалась избегать мыслей о том, что будет, если Айрел провалит "собеседование". Минуты ползли больными улитками.

В коридоре послышались шаги.

— Эй. Что происходит? — вместо приветствия произнес, входя в комнату, Лайдли. — Почему все в этом доме такие пришибленные? — небрежно захлопнул за собой дверь. — Словно в ожидании войны.

Принюхался, скривился, кашлянул и помахал перед носом рукой.

— Нашли, где сидеть, — буркнул он, встряхивая головой.

— Что вам угодно, господин Вьятель? — подавляя разочарование, вздохнула Триша — она ожидала увидеть кого угодно, только не его. Общаться со старым знакомым не было ни малейшего желания.

— Луисия велела доставить подарочек, угадайте для кого, — мужчина лениво стянул холодный каракулевый полушубок, не глядя, швырнул его на край дивана. — Сама она валяется в постели с температурой, потому сделать это лично никак не может, — плюхнулся между ним и нехотя потеснившейся собеседницей. — Вот ведь какая беда, баронесса почему-то вбила себе в голову, что передать ее бесценные дары с обычным посыльным будет некрасиво. Однако если в качестве оного выступит дражайший сынок барона Вьятеля, "его высочество" не будет оскорблен.

— Как низко вы пали, — вяло отреагировала девушка, надеясь, что говорливый гость отбудет, выполнив поручение.

— Каюсь, каюсь, — Лайдли закинул руку на спинку дивана. — Поначалу данная перспектива у меня, скажу честно, воодушевления не вызвала. Однако потом я решил, что уж лучше смотаться к вам, чем, рискуя заразиться, сидеть у одра болезной, поправлять ей одеяло, слушать хрипы со стонами и срывающимся от волнения голосом заверять, что всё обойдется.

— Что с ней? — мошенница, не особо стараясь, заставила себя изобразить некое подобие озабоченности.

— Весь день вчера гаржийским скакуном носилась по лавкам, подарки "княжичу" выбирала, — по лицу мужчина промелькнула тень: ему явно пришлось составить ей в том компанию. — Продуло ее, вспотевшую. Отлежится и будет как новенькая.

— Ну и где подарок-то? — меркантильно поинтересовался со своего подоконника Кеане, проявляя невиданную прежде общительность по отношению к дворянину.

— Этот баул, наверное, до сих пор с крыши кареты снимают, — поморщился Лайдли, не сознавая, какую ему только что оказали честь, с ним заговорив. — Теперь ваш "княжич" будет одет и обут до конца жизни. У вас-то что происходит?

— Майра Роттери, — салум поправил сползшую подушку и попытался сесть удобней.

Не успел гость осмыслить услышанное, как дверь снова отворилась.

— Собирайтесь, — стоявший на пороге Айрел выглядел немного потерянным. — Мы едем в Кирш, — скользнул недоуменным взглядом по господину Вьятелю.

В комнате повисло молчание.

— В смысле? — нахмурилась Триша, пристально разглядывая барда и по выражению его лица пытаясь определить, как прошел разговор. — Прямо сейчас?

Бард кивнул.

— Всё хорошо? — на всякий случай уточнила девушка.

Музыкант пожал плечами, потом снова неуверенно кивнул. Мошенница не сдержала вздоха облегчения.

— Боюсь, это невозможно! — доносился из коридора взволнованный голос дворецкого. — Эти люди — гости лорда Дайтона! Они не покинут пределы имения в его отсутствие!

— Я ведь могу расценить ваши слова вот каким образом, — эсса Майра говорила негромко, однако сквозившая в ее тоне веселость заставляла нервничать. — Мой соотечественник удерживается в этом доме против своей воли. Уверена, в каком-нибудь договоре между нашими странами есть пункт, запрещающий подобное. И, поскольку вы первые омрачили безоблачные отношения между Киршем и Кендрией, нарушив этот самый пункт, я, как патриот, для освобождения исстрадавшегося в плену товарища имею полное моральное право применить силу. Мои люди выжгут здесь всё, разрушат этот Давианой забытый дом до основания, а лично вашу голову насадят на пику у ворот. Здорово, правда?

Дворецкий пробормотал что-то неразборчивое.

— Так давайте проверим, хватит ли у меня людей. В чем проблема? Мне отдать приказ запалить крышу?

В курильной молчали и слушали. Кеане равнодушно покачивал свисавшей с подоконника ногой и делал вид, что его интересует лишь вид из окна, Айрел стоял угрюмый и сосредоточенный, Триша беспомощно поглядывала на спутников, не зная, что делать: она не была вполне уверена, что киршийка не выполнит обещание. Быть причиной пожара и кровопролития ей не хотелось. Девушка обратила внимание, что Лайдли задумчиво теребил подбородок и чему-то улыбался. Заметив обращенный на него недоуменный взгляд, мужчина подмигнул старой знакомой, встал с дивана, подошел к двери и прислонился к косяку. Скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу, он заинтересованно прислушивался к беседе, получая от нее явное удовольствие. Очень скоро разговор затих — на слугу подействовали угрозы. Убедившись, что продолжения не последует, дворянин приоткрыл дверь шире и выглянул в коридор. Нос к носу столкнулся с как раз собиравшейся войти киршийкой.

— О, добрый день, прекрасная госпожа, — не растерялся он. — Позвольте представиться. Лайдли Вьятель, — оценивающий взгляд скользил по лицу и фигуре девушки. Чуть задержался на шраме, но тут же вернулся к прерванному маршруту. — Третий сын барона Вьятеля, имеющего в Квадро обширные охотничьи угодья...

Эсса протиснулась мимо него в комнату.

— ... и среди прочего небольшой замок, откуда открывается прелестный вид на долину Жеревьевы, — как ни в чем не бывало, продолжал не смущенный подобным пренебрежением дворянин, следуя за ней. — По семейной легенде именно в нем проходил знаменитый военный совет...

— Что сидим? — Майра без особого восторга оглядела собравшуюся в комнате "свиту".

— ... накануне битвы при Нервике...

Киршийка, не оборачиваясь, грубо заткнула рот Лайдли ладонью.

— До наступления темноты нужно успеть в Рег, если вы, конечно, не хотите ночевать в лесу. Потому выезжаем, самое позднее, через час. И мне не нравится, что вы до сих пор не пакуете вещи, — девушка отпустила лицо слегка опешившего от такого обращения Вьятеля, развернулась и покинула комнату.

— Говорю же, собирайтесь, — буркнул Айрел, проводив ее взглядом.

Кеане лениво сполз с подоконника и вышел вместе с бардом.

— Как думаешь, за час реально смотаться в Вельбру и вернуться назад? — Лайдли выглядел как человек, не то вдруг осознавший некую истину, не то наоборот позабывший, как его зовут. Во всяком случае, такого странного взгляда у него мошенница ни разу не видела за все годы знакомства.

— Ну... да, — девушка, аккуратно раскладывая по местам брошенные оружейником подушки, недоуменно на него поглядела.

— Добраться до гостиницы, схватить вещи... — задумчиво бормотал дворянин, потирая пальцем висок. — Не успею всё-таки, — нахмурил брови и с досадой закусил губу.

Так и не понявшая, к чему вели размышления бастарда, Триша проскользнула мимо него и заторопилась в свою комнату.

— Слушай, — догнал ее в коридоре вдруг оживившийся Лайдли. — Ты должна знать. У нас с "его высочеством", случайно, не один размер одежды? — схватил знакомую за локоть.

— Ну, — растерянная мошенница окинула собеседника оценивающим взглядом. — Может быть.

— Отлично! — просиял мужчина.

Чмокнул девушку в лоб и побежал назад в курильную за оставленным там полушубком.

Вернувшийся из Вельбры гонец сообщил, что лорда Дайтона в городском совете не было, и что никто не знает, куда он уехал. Пока дворецкий агонизировал по этому поводу, запряженный "княжеский" экипаж уже стоял во дворе, готовый к отбытию. В очередной раз вставший вопрос, где взять кучера, решил Кеане, заявивший вдруг:

— Так и быть. Я поведу.

— Ты что, умеешь? — с подозрением покосилась на него Триша, здорово раздосадованная тем фактом, что помыть и высушить голову она явно не успевала.

— Ты поразишься, сколько всего я умею, — мужчина закинул на крышу кареты свой нехитрый скарб.

— Тогда какого салума мы всё это время платили ордену Фалкиона?! — сердито прошипела девушка, очень не любившая бросать деньги на ветер.

— Я телохранителем нанимался. Не извозчиком, — Кеане бережно пристроил на сиденье обернутую шерстяным платком хомячью клетку.

Подошли Лайдли и покосившийся под весом объемного тюка слуга, очень жалевший, что так неосмотрительно попался на глаза родовитому гостю.

— Так. Это грузите сюда, — распорядился дворянин, указывая на крышу экипажа.

— Подарочек? — Кеане был впечатлен щедростью баронессы.

— Вот еще. Мой багаж, — отозвался дворянин. — Левее, левее. Ага, отлично, спасибо. Не могу же я отправиться в другую страну без элементарной смены белья, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Триши, когда слуга торопливо скрылся в доме.

— Ты что, едешь с нами? — мошенница не знала, как реагировать на это известие. В поисках поддержки обернулась к салуму, как раз поднимавшему ее саквояж наверх и явно не собиравшемуся влезать в разговор.

— Я всегда знал, что каждый миг, проведенный со мной, наполняет твое сердце неизбывной радостью, — Лайдли поправил распахнувшийся на груди шарф и скупо улыбнулся собеседнице.

— Зачем?

— Да какая разница? — легкомысленно пожал плечами господин Вьятель.

Проследив за неосторожно брошенным им взглядом, девушка увидела Майру Роттери, о чем-то разговаривающую с Айрелом возле своей кареты. Сразу всё поняла.

— Слушай, — позвала она, продолжая наблюдать за киршийкой. — А она для тебя не слишком... молода? — недоверчиво покосилась на собеседника.

— На что вы изволите намекать, госпожа Хайгели? — Лайдли изобразил непонимание.

— Ну, господин Вьятель, памятуя о ваших прошлых пассиях... — Триша не стала продолжать фразу, подвешивая ее окончание в воздухе.

— Не нужно путать мои беспринципность и продажность с сердечной привязанностью, назовем это так, — нравоучительно возвестил дворянин, вытаптывая в снегу цветочек.

— В том-то и дело. Я сильно сомневаюсь, что эсса Майра согласится оплачивать твои счета, — прямо сказала девушка.

— У вас на уме одни лишь деньги, моя милая госпожа, — Лайдли взял собеседницу за руку и небрежно, словно мимоходом чмокнул в обтянутую перчаткой ладонь. — Как можно быть столь корыстной?

— Я не понимаю, — Триша, с раздражением высвободив облобызанную конечность, спрятала руки в широких рукавах. — Надеюсь, ты в курсе, что она отлучена от церкви? Отношения с ней не принесут тебе никакой...

— Слушай, я же в твою жизнь не лезу, — грубо оборвал ее господин Вьятель. — Вот и ты в мою не суйся.

Девушка нахмурилась, но промолчала. Лайдли насупился, засунул руки в карманы и постучал ногой о ногу, сбивая с обуви снег. Невдалеке Айрел пытался вежливо отвертеться от приглашения ехать в экипаже киршийки — перспектива путешествия с ней наедине, наверняка сопровождаемая разговорами о "прошлом", его откровенно пугала. Впрочем, дворянка не особо настаивала, тоже не горя желанием пускать в свое личное пространство кого бы то ни было, будь то сам наследник престола. На почтительном расстоянии от них стоял дворецкий, хватающийся за последнюю надежду, что гость его хозяина в последний момент всё-таки передумает уезжать.

— А как же баронесса Заккари? — не удержалась Триша.

— А что с ней? — буркнул Лайдли, прищурившись, наблюдая за вялым общением барда с эссой.

— Ну, среди прочего, её явно встревожит твое исчезновение, — мошенница выпустила изо рта облако пара.

— Не встревожит, — дворянин поправил чуть съехавшую на затылок меховую шапку. — Кучер передаст ей записку, содержащую увлекательный рассказ о том, что я уехал с княжичем — следить, чтоб его не забывали кормить и никто не обижал, — мужчина одернул воротник полушубка и отряхнул с плеч редкие снежинки. — Ладно, пойду осчастливлю свою будущую жену известием о том же самом.

Величаво направился к киршскому экипажу под пристальными взглядами воинственных сопровождающих эссы. Вскоре Айрел, воспользовавшись появлением у девушки нового собеседника, отошел к товарищам.

— Он что, правда едет? — недоуменным шепотом поинтересовался он у Триши, с нескрываемым скепсисом следившей за разворачивающимся неподалеку разговором.

— Похоже на то, — отозвалась та, про себя отмечая, что Майру Роттери такой поворот событий в восторг вовсе не приводил.

— Зачем? — бард с опаской покосился на попытавшегося залезть в экипаж эссы мужчину.

— Салум его разберет, — буркнула девушка, слабо верившая в слова дворянина о сердечной привязанности.

Троица понаблюдала, как эсса вытолкала из кареты вознамерившегося ехать вместе с ней бастарда. Воины клана стояли неподалеку, своим видом давая понять, что в любой момент готовы протянуть киршийке руку, а то и ногу помощи в деле вразумления незваного кавалера. Очень скоро тот вновь стоял перед товарищами, ничуть не обескураженный неудачей.

— Придется вам потесниться, — Лайдли поправил сползшую на бок шапку. — Надеюсь, никто из вас не храпит?

— Час истек, — крикнула Майра Роттери, кивком веля своим всадникам седлать коней.

* * *

Лорд Дайтон вернулся домой по своему новому обыкновению поздно. О том, что что-то не так, он догадался уже на въезде в имение — отворившая ему ворота охрана выглядела виноватой. Подозрения усилились при виде непривычно нервного дворецкого, ожидавшего хозяина на крыльце. Правитель Гармангахиса прошел в дом, скинул шубу на руки буквально горевшему желанием выслужиться слуге. Горничные явно избегали взгляда дворянина, при его появлении опуская головы ниже, чем того требовали правила, и старались как можно скорее скрыться с его глаз. В доме было тихо. Тише, чем обычно. Со стороны кухни не доносилась брань старой кухарки, обычно в это время громко распекавшей нерасторопных судомоек, не было слышно сдавленного хихиканья молоденьких служанок, считавших, что хозяин не знает, как они каждый вечер наблюдают за ним из-за прикрытой двери гардеробной. Все затаились.

Виконт, делая вид, что ничего не заметил, неспешно поужинал в пустой столовой при свете единственного зажженного канделябра на три свечи. Положив приборы на опустевшую тарелку, он откинулся на спинку стула и невинно поинтересовался у застывшего рядом каменным изваянием дворецкого: "Как прошел день?"

Тот, бледнея и потея, сбивчиво поведал о произошедших в отсутствие хозяина событиях. От правителя Гармангахиса не укрылся тонкий и очень вежливый намек на то, что если б он оставил распоряжения на случай непредвиденных ситуаций, то всё могло бы сложиться иначе. Слуга закончил рассказ и замолчал, напряженно ожидая реакции слушателя. Тот ничего не говорил, лишь задумчиво постукивал пальцем по краю тарелки — самообладания дворянину было не занимать. Дайтон Валфрид неспешно убрал из-за ворота накрахмаленную до хруста салфетку, с точно выверенной небрежностью бросил ее на стол, поднялся и, не глядя на собеседника, покинул залу. Он был в бешенстве.

Кто рассказал Роттери о "Кадаре"? Баронесса Заккари? Граф Фауэл? Кто-то еще? Кто же посмел спутать все карты?

Правитель Гармангахиса зашел к себе в кабинет. Свечи не горели, мрак помещения лишь слегка разбавлял блеклый лунный свет, рисуя белесые прямоугольники на полу под окнами. Шевелились тяжелые шторы: горничная приоткрыла рамы, чтоб проветрить комнату. Морозный воздух скользил по паркету, пробирался под одежду, еле слышно шелестел бумагами на столе. Мужчина в раздражении захлопнул окно, затем второе, не дожидаясь, когда это сделают слуги: он терпеть не мог холод.

— Пусть разожгут камин, — отрывисто велел он зашедшему следом дворецкому. — И пошли кого-нибудь в Вельбру, дом пятнадцать на Липовом бульваре. Нужно передать графу Скадери, что я жду его завтра для важного разговора.

Вскоре камин уже пылал, на столе подрагивал огоньками принесенный из столовой канделябр. Виконт сидел в кресле, облокотившись о колени, и отстраненно смотрел на пламя. Спать мужчине не хотелось. Проскользнувший в комнату дворецкий, стараясь не привлекать к себе внимания, поставил возле подсвечника запечатанный сургучом керамический сосуд — подарок от эссы. Так же незаметно ушел. Дворянин покосился на объемную бутыль, изящную, как колода. Он догадался, что это такое — по киршскому обычаю гостям предписывалось преподносить хозяину дома какую-нибудь наливку или любой другой алкоголь собственного изготовления. Майра Роттери проявила вежливость. Почему-то это нервировало еще больше. Мужчина в раздражении выдернул из-за спины мешавшуюся подушку, швырнул ее на пол.

Путь от Шессы, вотчины Роттери, до Вельбры обычно занимает трое суток. С учетом погоды — чуть дольше. С публичного появления "княжича" не прошло и недели, а если быть совсем точным, то... "Пять дней", — правитель Гармангахиса помрачнел. Есть всего один ответ, как в Кирше узнали о нем так скоро. Води Заккари знакомство с киршской знатью, "княжичу" не пришлось бы обращаться к лордам приграничных провинций, следовательно, баронесса здесь ни при чем. А больше никто в столь сжатые сроки не успел бы передать сообщение так, чтоб эсса уже сегодня хозяйничала в его доме, если только не владел голубятней и не держал в ней птицу из Шессы. Аливьер Скадери. Виконт стиснул зубы.

Мерзкий, выживший из ума старикашка! О чем надо было думать, чтоб сдать "княжича" Роттери?! Самому упертому и недальновидному из кланов! С ними же невозможно договориться! Это стадо ослов скорее согласится сгинуть в бою, чем пойдет на разумный компромисс!

Мужчина встал с кресла и пару раз прошелся по комнате, заложив руки за спину и сурово печатая шаги. Возможно, стоило заняться "княжичем" сразу. Возможно, не стоило терять эти пять дней — срок, как лорду Дайтону казалось еще этим утром, незначительный. Но, салум их всех раздери, не мог же он предпринимать какие-то шаги, хорошенько не обдумав ситуацию!

В дверь постучали.

— Милорд, боюсь, граф Скадери уже покинул город, — доложил вернувшийся гонец. — Еще вчера отбыл в Ифайн.

Виконт в ярости ударил кулаком по оказавшемуся рядом столу. Пламя свечей испуганно дрогнуло, по восковым столбикам стекли горячие желтые слезы, а бутылка с киршским самогоном качнулась, задребезжала и чуть было не улетела на пол. Слуга, никогда прежде не видевший хозяина в гневе, испуганно попятился. Заметив это, дворянин постарался взять себя в руки.

— Что-то вы расслабились, лорд Дайтон, — думал он, встряхивая ушибленной ладонью. — Совсем расслабились. Отдохнули, пора и за ум браться, — правитель Гармангахиса откинул со лба нависшие волосы. — А то уже негоже.

Решив, что достаточно успокоился, он выпрямил спину, поправил воротник, расправил складки сюртука. Делая вид, что никакой вспышки ярости с его стороны никогда не следовало, виконт случайно скользнул взглядом по столу. Заметил лежавшую поверх стопки с корреспонденцией записку.

"Благодарю за оказанную Вами помощь. Хотел бы проститься лично, но, к огромному сожалению, не имею такой возможности. Желаю всех благ" — разобрал он довольно корявый подчерк в подрагивающем желтом свете трех фитилей.

Айрел хотел, чтоб послание звучало нейтрально и вежливо, впрочем, не особо усердствуя в его составлении. Истинное отношение "княжича" к адресату легко читалось между строк. Лорд Дайтон просмотрел текст снова, отдельно отметив издевательское "всех благ". Еще полгода назад подобное пренебрежение не вызвало б у него особых эмоций, благо было явлением привычным, теперь же оно ощутимо било по самолюбию правителя Гармангахиса.

Заметив выражение лица своего господина, и без того нервничающий слуга неуклюже поклонился и торопливо выскочил за дверь, не желая становиться свидетелем новой вспышки гнева. Виконт презрительно поджал губы. Он вдруг подумал, что ему не хватало Хавена: тот бы не сбежал в подобной ситуации, не оставил в затруднительном положении. Что, впрочем, не преминул сделать в момент триумфа: вскоре после гибели Нериана, ссылаясь на старость и немощь, старик попросил расчет и уехал доживать свой век на какой-то дальний хутор.

Лорд Дайтон подчеркнуто спокойно сел за стол, размеренно и неторопливо порвал записку на лапшу, представляя на ее месте то Айрела, то графа Скадери, то бросившего его старого слугу.

— Ладно, это только начало. Мы еще поиграем, — правитель Гармангахиса педантично измельчил каждую из полос по отдельности и аккуратно ссыпал бумажные обрывки в еще отцовскую хрустальную пепельницу, так и не убранную некурящим потомком куда-нибудь в дальний ящик. Затем снял с канделябра одну и свеч и, стараясь не закапать стол расплавленным воском, поджег образовавшуюся кучку. Полюбовавшись, как она горит, виконт воткнул огарок на место и отряхнул руки.

Вытащил из верхнего ящика стола чистую бумагу, щелчком откинул крышку с серебряной чернильницы. Несколько секунд, собираясь с мыслями, разглядывал герб Валфридов, тисненный в верхнем углу листа, затем обмакнул перо и, локтем отодвинув пепельницу в сторону, начал писать:

"Высокоуважаемому саэ Ригилу Карза. Считаю должным сообщить Вам, что согласно моим сведеньям в настоящий момент Роттери скрывают человека, именующего себя Кадаром Аверил, сыном покойного великого князя Тамрина. Будучи заинтересованным в стабильности торговых отношений между нашими странами, не могу не выразить своего беспокойства касательно данного факта..."

Перо остановилось посреди фразы — лорду Дайтону она не нравилась. Мужчина перечитал написанное и недовольно поморщился. Ну ничего, до утра времени много, правильный текст еще сложится.

* * *

Утром следующего дня в небольшом подвальном зале "Мирлы" было необычно многолюдно — создавалось новое оружие. Обычно при ритуале присутствовало человека три-четыре, максимум шесть. В этот раз же сидела служба почти в полном составе.

Нанесения рисунка затягивалось. Будущий носитель, сынок герцога Пфайсета, таки дождавшегося своей очереди на окимму, скулил, кричал на оружейника и уже трижды просил прервать процесс, дабы "отдышаться и прийти в себя". Тавис Давиот наблюдал за происходящим со смесью злорадства и раздражения, с нетерпением ожидая момента, когда то дойдет до логического финала. Завитые волосы, одежда по последней моде, золотые с бриллиантами часы, по прибытии продемонстрированные дворянчиком всем, кто попался ему на глаза... Мальчонка явно не собирался идти к отцу в телохранители. И уж точно не пошел бы свершать подвиги на войну, разразись та ненароком, даже если она подступит к самому его крыльцу. Окимма ему перед дружками повыделываться нужна: не часики чай золотые, кое-что подороже да попрестижнее. Будет, небось, исключительно в безрукавках расхаживать, чтоб всем видна была.

Лаес Даген, впервые присутствовавший при установке, с интересом наблюдал за процессом. Сидевший рядом с ним Тавис, прежде это видавший и не единожды, уже начинал скучать: обычно за то время, что прошло с начала действа, всё успевало закончиться. Салумов в этот раз тоже было куда больше, чем обычно: помимо самого оружейника, выполнявшего установку, присутствовал его наставник — для парня это была первая окимма, потому контроль оного был весьма желателен. Также у дальней стены зала стояло еще шестеро: три подростка лет четырнадцати со своими учителями — "голуби" привезли свой молодняк, решив, что тому пора увидеть всё своими глазами. Детишки держались нагло — идея салумьево превосходства уже крепко обосновалась в их головах, а вот мозгов, как с ней жить дальше, пока не набралось. Натренированные шакалята с презрительными взглядами и косыми ухмылками смотрели на "простых людей", занимавших противоположную часть зала, со смесью вызова и пренебрежения. Такое количество оружейников нервировало главу "Мирлы". Чтоб "получить численное превосходство", почти все его подчиненные были в приказном порядке отправлены наблюдать эту обычно довольно интимную процедуру. В тесном зале становилось довольно душно: здесь не было окон, горели масляные лампы, выжигая и без того едва хватающий запертым людям кислород. Юного Пфайсета тихо ненавидели уже многие из собравшихся.

Тот снова вскрикнул и что-то злобно зашипел. Салум, выцарапывавший на плече парня затейливый узор, вздрогнул и чуть не воткнул иглу глубже, чем нужно. Он здорово волновался: проволочки, вопли будущего носителя и необычно большое число зрителей здорово выбивали его из колеи. Не самая лучшая атмосфера для создания первой в жизни окиммы.

— Спорим, наш кучерявый друг полагает, что самая болезненная часть процедуры осталась позади, — шепнул канцеляристу Тавис Давиот, замечая, что оружейник отложил иглу в сторону.

Лаес Даген присмотрелся к герцогскому сыну. Тот и впрямь теперь выглядел куда счастливей и облегченно улыбался.

Над ладонью салума взлетел небольшой золотистый шарик. Молодой оружейник вопросительно глянул на наставника. Тот едва заметно кивнул. Уполномоченный Давиот предусмотрительно заткнул пальцами уши.

— Советую сделать то же самое, — ответил он на недоуменный взгляд Лаеса Дагена.

Через секунду сын герцога Пфайсета значительно расширил свои познания о боли.

Салумы уехали восвояси к облегчению главы "Мирлы", не выкинув ничего этакого. Бледный канцелярист на ватных ногах возвращался в свой отдел.

— Да полноте, — увещевал его вполне довольный жизнью Тавис Давиот. — Подумаешь, покричал чуть-чуть.

— Чуть-чуть? — слабо переспросил Лаес Даген, в какой-то момент серьезно опасавшийся оглохнуть.

— Конечно, — его собеседник, не испытывавший к носителю тёплых чувств, спокойно пожал плечами. — Не упади он так быстро в обморок, голосил бы куда дольше.

— Больше никогда не буду смотреть на это дело, — канцелярист прошел в кабинет, плюхнулся в кресло и, запустив пальцы в волосы, глубоко вздохнул. — Кстати, нашелся корабль, — добавил он, чуть помолчав.

Уполномоченный Давиот, собиравшийся идти к себе, замер в дверях, пытаясь сообразить, о каком корабле шла речь.

— Недалеко от Эстоля. Разбился о рифы, — Лаес Даген не заметил замешательства собеседника.

— Ах, вот вы о чем, — услышав название города, служащий "Мирлы" всё вспомнил. — И что? Тело Керрана нашли?

Канцелярист покачал головой.

— Как будто его удалось бы опознать, — буркнул он.

— Как занимательно, правда? — усмехнулся Тавис, пропуская слова собеседника мимо ушей. — Интересно, чем он сейчас занят.

— Лежит на дне морском и кормит собой рыб, — Лаес и в лучшем состоянии духа не был особо оптимистичным.

— Вариант скучнее многих, — у его собеседника было куда лучше с фантазией.

* * *

Карету потряхивало — кучер из Кеане оказался посредственный. Айрел бессовестно писал свою песню в конце тетради салума, втихаря позаимствованной из его сумки, пока тот не видел. Присутствие Лайдли Вьятеля удерживало барда от этого весь прошлый вечер, но к утру ему уже было глубоко на него наплевать: баллада настойчиво рвалась наружу, и знать ничего не желая о не самой лучшей для того обстановке. Дворянин иронизировал по поводу неожиданного для себя увлечения спутника, улыбался с видом "чем бы дитя ни тешилось" и не скрывал сомнений касательно одаренности "княжича" в сфере стихоплетства. Никто не счел нужным ему отвечать, потому вскоре он предпочел продолжению темы здоровый сон. Угрюмый и нелюдимый хомяк прятался в своем соломенном гнезде: ему было холодно, даже несмотря на шерстяное покрывало, у кого-то стащенное его хозяином. Сам оружейник наоборот был куда счастливей, чем за день до этого: с утра он добыл в Реге крестьянский тулуп, грубый и уродливый, но настолько теплый, что можно было не бояться самых лютых морозов. В имевшемся у него до того гардеробе он разочаровался уже спустя час после отбытия из усадьбы, когда столкнулся с перспективой отморозить почки.

Заснеженные кендрийские пейзажи за окном сменились киршскими. Айрел, решив, что сделал максимум возможного без музыкального инструмента под рукой, с сожалением захлопнул тетрадь. Эх, будь под рукой хотя бы лютня... Откинувшись на сиденье, он отстраненно глядел сквозь заиндевелое стекло на белые поля и холмы. На горизонте возвышались едва различимые на фоне облачного неба Волчьи горы. Лайдли, почти всю дорогу дремавший, укрывшись своим полушубком, лениво выглянул из-под курчавого воротника. Усмехнулся, неверно истолковав тоску во взгляде спутника.

— С возвращением домой, ваше высочество.