Нарцисс

Нарцисс

Автор:

Бретт Дэвидсон

В Послеполуденные Эпохи Земли велись войны по вопросам онтологии между фракциями-государствами Сияющего Ока и Постоянного Сердца. Эти войны были отчаянными, мрачными, и пощады быть не могло; в бою использовались машины, которые были чрезвычайно умны, но более холодны и дальновидны, чем мог быть любой человек. Они были совершенно неподкупны, но поскольку они были умны, они могли приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам — и они также могли изменять обстоятельства, в чем и заключается роль воинов.

Одной из лучших машин для убийств, выпущенной среди миллионов собратьев, был охотник серии 11, которого инженеры Сияющего Ока, создавшие его, с мрачным юмором назвали Нарциссом. Он — и это было такое же хорошее местоимение, как и любое другое, — был произведением искусства, жестоким произведением искусства, но всё же произведением искусства, потому что он был хорошо сконструирован для выполнения своих функций. У него были ноги, как у сверчка, которые позволяли ему далеко прыгать по пересечённой местности, гладкий бронированный корпус, защищавший его сложные внутренние механизмы, пятикратно дублированные сенсорные турели и колбы с чёрной пылью — самой передовой нанотехнологией того времени, которая поддерживала и восстанавливала его тело. Источником энергии для него служили колебания энергии, возникавшие на квантовом уровне, искусственно усиленные и асимметрично денормализованные таким образом, что ток поступал в его проводники как бы ниоткуда, независимо от какого-либо внешнего источника, и передавался его микродронам. В экстренных случаях он мог полностью разобрать и собрать себя заново, чтобы восстанавливать самые тяжелые повреждения, и, наконец, в него вложили стремление к самосовершенствованию, чтобы со временем становиться всё более эффективным.

Синтетическое тело Нарцисса было великолепным, как и его сенсорная система. В пяти шарнирных сенсорных турелях у него были глаза, которые могли видеть тепло и рентгеновские лучи, уши, которые могли слышать землетрясения и метеоры, чувствительные к запахам хеморецепторы, которые могли ощущать вкус гомеопатических настоек людей, живших столетие назад. У него были другие чувства, которых не было ни у одного живого существа, даже в качестве аналогов: он мог слышать шёпот солнечного ветра, когда тот касался атмосферы, и треск полярных сияний; он мог считывать статические разряды мозга, пневмы или, за неимением лучшего слова, души; он мог чувствовать дрожь больших и малых масс, распространяющуюся по ткани пространства-времени, чтобы обнаружить некоторые из новых классов противников, которые прятались в соседних вселенных.

Он также был наделён лучшим из стратегических умов, которые может обеспечить искусство искусственного интеллекта в пятикратно избыточной распределённой сети. Все эти чувства, чувствительность и сила поддерживали арсенал смертоносного и изощрённого оружия, делая его самым совершенным убийцей. Нарцисс был нацией армий в теле злобного насекомого.

Сначала его создали в качестве шпиона-убийцы. Он был крупным, но мог пригнуться, изменить рисунок и текстуру своей шкуры и во всех смыслах походить на скалу или кочку. В этом нечасто возникала необходимость, потому что, устроившись поудобнее и развернув свои сейсмические датчики, он мог отследить шаги человека за много миль, сопоставить их со своими внутренними файлами, чтобы подтвердить его личность, а затем с дьявольской точностью запустить самонаводящийся дротик над горизонтом, чтобы попасть в выбранный глаз намеченной жертвы.

Поскольку война была долгой и масштабной, охотникам была предоставлена значительная автономия и свобода в разработке собственной стратегии. Убийство по приказу было контрпродуктивным, поскольку простое устранение одного вражеского генерала привело бы к его замене кем-то более компетентным и предупредило бы вражеские силы о наступлении Сияющего Ока. Нарцисс был не только солдатом, убийцей и шпионом, но и опытным стратегом. Всё больше и больше аспектов стратегии преобладали в его характере и деятельности.

Поскольку он был стратегом, наделённым проницательностью, он задавался вопросом о путях целей, которые он помещал в прицелы своих орудий с помощью дистанционных шпионских устройств. Он осознавал, что, выпуская свои дротики, он обрывал динамическую линию в пространстве-времени и навсегда запечатывал её в неизменном и безвозвратном прошлом. Это смутно его огорчало. Не потому, что он не любил убивать, ведь это было его целью, а потому, что смерть означала потерю цели.

Зачем же тогда он сражался? Он открыл файл. "Война, — сказал философ-маршал Сияющих Глаз, — ведётся ради человечества". Он нарисовал кривую, описывающую численность населения. "Мы, скорее всего, находимся близко к среднему значению, то есть к пику кривой. У истории было начало, несомненно, будет и конец". Он указал на шкалу лет в нижней части графика.

Что такого было во враге, что требовало его полного уничтожения? Он открыл захваченный вражеский файл, и идеолог Постоянного Сердца привёл свой аргумент. "Человечество имеет конечную продолжительность существования. Мы можем построить кривую численности населения от горизонта зарождения до горизонта вымирания. Это неизбежно".

"Это неизбежно", — повторялось в официальном доктринальном досье.

Нарцисс сравнил их. Доктрины были похожи. Военная машина перебирала файлы, выстраивая дебаты в своём сознании. "Следовательно...", — сказали враги в унисон.

"Следовательно..."

"Следовательно..."

Он запустил программу улучшения изображений на лицах авторов, проанализировал семантику и математику. В его сознании мелькали расчёты вероятностей и колоколообразные кривые, некоторые из которых были округлыми, а некоторые — заострёнными, демонстрируя узкие окна возможностей, поддерживающие аргументы обеих сторон. Вселенная странным образом была склонна к созданию сознательных наблюдателей. Несколько незначительных различий в основных физических константах привели бы к абсолютному хаосу. Сознательные наблюдатели, такие как люди, и их творения, такие как он сам, были драгоценностями в окружении вечной тьмы, они были Сияющим Оком. Это не оспаривалось даже врагом.

Как назывался этот принцип? Да, это была первая взаимная аксиома антропоцентрической онтологии. Случай вложил слова объяснения в уста Философа-Маршала Сияющего Ока: "Первая взаимная аксиома: я наблюдаю за космосом, следовательно, я являюсь неотъемлемой частью космоса и, таким образом, наблюдая, я подтверждаю существование космоса.

Последующие аргументы следуют из этой первой аксиомы: прежде всего, наиболее вероятно, что я нахожусь в середине, а не на краю; таким образом, если наблюдатель подтверждает норму, то извращённое наблюдение создаёт хаос. Нелюдей нужно уничтожать, чтобы они не заразили вселенную своим извращённым видением.

Однако по мере того, как кривая численности истинно человеческой популяции приближается к асимптоте, хаос будет усиливаться по мере сокращения числа истинно человеческих существ. Их будет мало, но они будут отличаться высоким качеством и долголетием, так что, хотя кривая может всё ближе приближаться к нулю, она никогда его не достигнет. Наша цель ясна, как сама стрела времени: в конце концов, останется один идеальный наблюдатель, и это будет Сияющий Глаз, последнее и совершенное дитя истинного человечества".

Нарцисс задумался на какое-то время и открыл ещё несколько файлов. Его долг как инструмента стратегии Сияющих Глаз был ясен: он должен найти идеальных наблюдателей, сохранить их и распределить квоту на уничтожение среди аномальных. В его сознании появилась иконка этого Последнего ребёнка, синтез его евгенических шаблонов: это была светящаяся фигура, андрогинная и дополненная в ультрафиолетовом и инфракрасном диапазонах. Она была совершенна: необъятная по возрасту и памяти и полная страсти. Да, она была прекрасна. Он нашёл бы этот идеал или сделал бы его так же, как линза, фокусирующая свет. Это было его обязанностью.

Что же тогда говорить о враге? Он запустил файл, на который было наложил анафему, и прислушался к голосу идеолога Постоянного Сердца. "Мы находимся в середине. Было начало, и будет конец". Да, это было неприемлемо. Он ускорил запись, так что фигура задрожала и забормотала, произнося речь, а затем замедлил её в нужный момент. "За этим последует пустота, бессмысленность, хаос..." Снова бормотание и пауза: "Истинное выполнение Первой Взаимной Аксиомы заключается в последовательности линии назначенных видов-наблюдателей вдоль линии постоянного времени. Каждый вид должен выбрать и сформировать своего преемника в неразрывной цепи. Это будет так же естественно, как биение сердца, это будет непрерывный и бесконечный процесс всё более высокой последовательности".

"Абсолютный!" — сказал один философ. "Бесконечный!" — сказал другой. И они убили друг друга.

Нарцисс принял близко к сердцу мысль о том, что должно быть нечто высшее. Он выслеживал и уничтожал вражеских охотников-убийц. Однажды он наткнулся на одного из своих. "Существует, — объяснил он своему товарищу, — принцип..." Его товарищ не понял. Нарцисс нарисовал нисходящую кривую. "В конце концов, будет один высший наблюдатель", — сказал он.

"Да", — сказал его товарищ, направляя энергию на свое оружие. Нарцисс опередил его.

Ландшафт был изрыт, дороги, города и даже горы были разрушены и перепаханы войной, а затем и войнами. Благодаря упорству в наблюдении кажется, что быстро мерцающий свет горит постоянно, и на протяжении тысячелетий Нарцисс определял состояние человечества как состояние вечной войны.

Прогуливаясь по радиоактивным болотам у бурой пустоши, он однажды заметил цель, за которой следил несколько минут через инфракрасный прицел. Лицо человека из Постоянного Сердца представляло собой светящееся пульсирующее пятно, источник тепла. Он наблюдал за вспышкой, когда рот открылся, излучая тепло и выпуская клубы тёплого влажного дыхания, которые окутывали его, словно ореол из видимых слов. Он знал, что убьёт этого человека, и внезапно это показалось ему трагедией. Эти слова не будут прочитаны, он никогда не узнает, что было произнесено. Дыхание унесёт ветер, и мысль об этом была невыносима. Нарцисс не знал этого, но он открыл главную трагедию музыки и жизни: они разрушаются в процессе исполнения. Он тщательно настроил свои слуховые аппараты и применил лингвистические алгоритмы. И услышал:

— ... ясный день, когда возвращается Солнце, в отличие от того, когда здесь проходит ночь... — сказал мужчина. Кто-то рассмеялся.

— Берегись темноты, Тереус! — сказал другой, вызвав новый смех.

Это было непостижимо, в этом не было ни закономерности, ни контекста. Стратег в Нарциссе решил собрать больше информации, чтобы превратить эту бессмысленную мозаику из слов в значимую картину. Он решил расширить свои программы военной разведки, включив в них культурные и этнические аспекты, разработав множество устройств для наблюдения и создав их с помощью бортовых нанотехнологий. В его бутылках-яичниках чёрная пыль концентрировалась, превращаясь в стеклянные шарики. Он оставил их, как драгоценные камни, ожидающие, когда их найдут, среди гальки в извилистых реках, стекающих с гор, и поддерживал с ними постоянный контакт с помощью квантовой запутанности. Большинство шпионов не приносили никакой полезной информации, но за годы они позволили ему составить представление о глубинной природе местного ландшафта и культуры. Теперь он мог предсказывать урожаи и определять процветание местных сообществ и, следовательно, их стратегическую ценность. Как только он получил полное представление о регионе, он смог предвидеть прибытие союзных и вражеских войск и спрогнозировать, какое приветствие они могут или должны получить.

По мере того, как годы складывались в столетия, определение "свой" и "враг" становилось всё более неопределённым. Инструкции Центрального Штаба Сияющего Ока, которые в первые века конфликта были в лучшем случае невнятными, в последующих поколениях приобрели религиозные особенности и уже сотни лет не обновлялись. Его социологические подпрограммы пришли к выводу, что Сияющий Глаз и Постоянное Сердце больше не существуют, но он счёл это несущественным: он был запрограммирован на автономную работу в течение неограниченного времени, потому что его создатели верили, что их дело будет правым во веки веков. Если они исчезли из-за военных и экономических неудач или, что ещё хуже, из-за вырождения, то применение их доктрины стало ещё более важным. Ему пришлось добавить к своему послужному списку ещё один титул: странствующий инквизитор.

Будучи последним воином Сияющего Ока, он должен был позаботиться о том, чтобы в живых остались люди, наиболее подходящие для продолжения великого проекта. Он учредил масштабную евгеническую программу, и несколько явных отклонений от нормы были отобраны для немедленного устранения, в то время как других жалили "пчёлы", которые не причиняли вреда, но делали бесплодными. Он, как и должен был, смотрел в будущее: высшая степень скрытности при убийстве — это контрацепция. Тем временем избранные были наделены необычайной плодовитостью, хотя он старался сделать эту группу как можно более разнообразной, чтобы предотвратить монокультурную стагнацию.

Программа стала насущной необходимостью из-за того, что он наблюдал за угасанием звёзд. Во Вселенной свирепствовала чума. Его спектроскопы подсказывали ему, что само Солнце умирает, и даже его простые глаза видели, как оно в полдень приобретает оттенки заката. В конце концов, Солнце тоже погаснет, но ещё раньше он найдёт способ сохранить человеческую жизнь в бесконечной грядущей ночи.

И Нарцисс предпринял свои первые значительные интервенции в новой войне.

Колонна солдат медленно двигалась по горному перевалу. Они были одеты в светло-коричневую камуфляжную форму с нашивками и петлицами, украшенными золотыми завитками. Нарцисс сопоставил их с данными своей семиотической базы, проследил их родословную, отметил, что враги закодировали себя синими розами. Ни та, ни другая сторона не были связаны с его собственным происхождением или даже с Постоянным Сердцем, хотя использовали элементы их идеологий. Он отправил несколько комаров взять образцы их крови и составил базу данных их генотипов. Было несколько особей, носивших аллели, вызывающие смертельные заболевания. Конечно, они были рецессивными, но если популяция сократится до своего асимптотического значения, вероятность того, что смертельные рецессивные аллели, носимые обоими родителями, встретятся у ребёнка, возрастёт. С другой стороны, их идеологические мемы в конечном счёте можно было реконструировать, чтобы создать симулякр Сияющего Ока, что было полезно. Должен ли он убить их или стерилизовать? Он решил пока не принимать решения.

Он оставил микроскопические метки в плоти тех, кого предварительно назначил на стерилизацию или уничтожение, и пополз в сторону ближайшей концентрации сил Синей Розы. Там он ещё раз прислушался и наконец, принял решение.

В конце концов, между двумя армиями произошло сражение, и Нарцисс воспользовался этой возможностью. Две линии войск приблизились друг к другу, остановились, подняли знамёна, а затем бросились в атаку. Стратегия обеих сторон была идиотской, но служила полезным прикрытием: в поднявшейся пыли и дыму он выпустил свои рои ос, и пока летели пули, более мелкие и умные снаряды вонзались в плоть тщательно отобранных целей, одурманивая некоторых командиров, чтобы снизить их эффективность, а в случае с офицерами на ключевых позициях — убивая. В конце концов, армия Золотого Кольца одержала тактическую победу, потеряв численность, но сохранив командную структуру. Потерпевшие поражение силы Синей Розы были многочисленнее, но представляли собой дезорганизованный сброд. Их государство-фракция в конечном итоге пала, а её население было поглощено Гегемонией Золотого Кольца, но они были плодовиты, и их детям внушили идеи Золотого Кольца.

Нарцисс был доволен результатами своего первого массового вмешательства. Последующие результаты и последствия заставили его пересмотреть некоторые детали своей стратегии, но не всё. Прошло ещё несколько поколений.

Иногда случались неудачи. Не раз Нарцисса обнаруживали и преследовали в ответ. Иногда он даже получал неожиданные ранения и понимал, что если его охотники объединятся и раздобудут более эффективное оружие, то смогут уничтожить его. В такие моменты он решал отступить и залечь на дно, прячась в пещерах и горных лощинах, чтобы восстановиться и дождаться неизбежных междуцарствий, когда он сможет снова бродить и обрезать лозы человеческих родов. Он по-прежнему отправлял миниатюрных агентов, чтобы они докладывали ему и ускоряли реализацию его более изощрённых стратегий, и считал, сколько времени это занимает. Он заметил, что ходят легенды о чудовище, чёрном драконе, который наблюдает и наносит удары во тьме, и знал, что это он. Он слышал, как некоторые более проницательные люди предполагали, что он был оружием, оставшимся после "последней войны". Это всегда была "последняя война"; никто не знал, сколько ему сейчас лет. Он мог назвать цифру, но летосчисления менялись и цифра была бессмысленна для всех, кроме него самого.

Идеальную икону можно было найти только в виде виртуальной личности, набора черт, распределённых по всему населению. Нарцисс действовал как линза, постепенно собирая эти черты в небольшие избранные сообщества, а затем отбраковывая те, которые он считал лишними. Когда охотничьи отряды отправлялись в горы на поиски пищи, Нарцисс охотился на них. Одна охотница была медлительной, но хитрой. Нарцисс оставил её в живых, но преследовал её детей и оставил в живых того, кто был самым быстрым и хитрым. У одного охотника были слабые глаза, и он плохо видел в сумерках. В те времена солнце уже светило слабее, и Нарцисс убил его на месте; слабые глаза оскорбляли его и не могли быть допущены.

Время от времени он отлавливал несколько особей и препарировал их, чтобы оценить степень и направление физиологических изменений, которые вызывались его селекционными процессами. Его наблюдения были обнадеживающими.

Некоторые образцы, когда он исследовал их устойчивость к боли, произносили странные атавистические имена, и он понял, что они обращаются к нему. Неужели была нарушена система безопасности, неужели они нашли какой-то старый архив? Нет, дело было в другом: в культуре. Нарцисс, против своей воли, встроился в структуру мифов и легенд. Как любопытно! Он подслушивал с помощью своих шпионов и наземного эхолокатора разговоры охотников у костра и обнаружил, что легенды о чёрном драконе, который может нападать незаметно в темноте, распространяются и становятся всё более сложными. Его начали воспринимать как гения-хранителя, особого духа этого места и символ сопротивления родной земли чужакам. На гербах изображалось пятиголовое чудовище с панцирем жука и серповидными когтями, и это явно было основано на рассказах очевидцев, передававшихся из поколения в поколение. Нарцисс размышлял о силе этих историй. Стоит ли ему позволить суевериям распространяться? Свяжут ли они сообщества в жизнеспособные суперорганизмы? Он хорошо разбирался в механике идеологии, но дух сообщества — это совсем другое дело. Этот принцип мог бы быть полезен для защиты и сохранения важнейших репродуктивных центров его охраняемых племён во времена бедствий, которые всегда можно было предвидеть. Нужно было узнать больше.

Несколько его стеклянных яиц-шпионов попали в дома людей. Дети, игравшие в руслах рек, видели, как солнечный свет отражается от их поверхности, подбирали их и несли домой, чтобы играть с ними, как с шариками. Таким образом, Нарцисс многое узнал о детских садах и детях и в течение нескольких лет считал неотению важной новой тенденцией, пока не задокументировал полные жизненные циклы. Позже профессиональные искатели начали собирать яйца, и поначалу к ним относились с подозрением, уничтожали или конфисковывали их старейшины. Он подождал столетие или два и увеличил их производство, пока они не стали почти обычным явлением. Когда людям стало очевидно, что яйца безопасны, они стали популярным украшением для дома или их носили как украшения на улицах. Яйца даже стали ценным товаром в торговле с далёкими народами, их продавали как "жемчуг болотного дракона". Ювелиры даже начали вырезать на них орнаментальные узоры. Гравировка ухудшала качество изображения, но Нарцисс смог разработать компенсирующие алгоритмы и довольно ухмыльнулся про себя, когда его "глаза" распространились по городам и домам всего мира, возвращая поток ценной информации.

Заглядывая в будущее, Нарцисс особенно интересовался детьми и расстраивался, видя их только в унижении. Когда потерявшаяся девочка нашла его, это произошло потому, что он позволил этому случиться, а когда он не убил и не растерзал её, это произошло потому, что он решил выслушать то, что она хотела сказать.

Сначала он увидел её в одном из своих отдалённых глаз. Она подняла блестящую штуковину и поднесла к своим глазам, сначала к одному, потом к другому. Она была странной: один глаз у неё был красным, как у альбиноса, другой — ясным голубым, и она хромала. Это было необычно: её народ не терпел уродств и обычно убивал таких при рождении. Он сам мог отправить дротик, чтобы убить её из милосердия, но в ней было что-то особенно настороженное. Он отключил оружие и активировал приманки. Нескольких проблесков редкого голубого света и нескольких привлекательных феромонов было достаточно, чтобы пробудить в ней любопытство и увлечь её по тропинкам и аллеям его логова. Он соорудил там ловушку, превратив ландшафт в хитроумный лабиринт и украсив его элементами очарования и замешательства. Там были вещи, которые могли бы развлечь ребёнка, намёки, которые могли бы отвлечь охотника, — и всё это казалось творением случая. Несколько, казалось бы, случайных поворотов в течение следующего часа привели девочку к краю его лагуны, и пара разноцветных светлячков привела её к месту, где он мог отрезать ей путь к отступлению.

Он принюхался к её дыханию, доносившемуся сквозь тонкие стебли тростника, торчавшие над водой, некоторое время смотрел на неё через перископ, а затем, разочаровавшись, приподнял свою массивную центральную часть, и вода хлынула с него, словно струящийся покров. Перед ней стоял самый страшный монстр из легенд, чёрный, как самые ценные бриллианты, сияющий, огромный. Его ноги были тонкими и изогнутыми, как косы, а спина представляла собой щит, как у жука, с выступами и башенками. Она кричала, плакала, но всё равно не убегала. Вытянулись и свернулись хлыстообразные антенны. Он попробовал воздух на вкус. Лазер-целеуказатель нарисовал красное пятно у неё на лбу, но она не двигалась, а смотрела на него. Любопытно, почему ей было любопытно?..

Он повернул одну, а затем все пять своих сенсорных головок и посмотрел на неё, пока другие приборы сканировали её разум. В её душе был странный привкус, который пробудил его собственное любопытство.

— Зачем ты заставила меня привести тебя сюда? — спросил он. Она поднесла кулак ко рту и поперхнулась.

В самом деле, почему? Очевидного ответа не было. Она могла быть просто новинкой. Он не видел её в поле зрения своих шпионов в детском саду. Её избегали, и, возможно, он хотел понять, как развивается одинокий ребёнок. Он вызвал пикт Последнего Ребёнка и увидел, что она не похожа на него... и всё же у неё были некоторые важные признаки таланта и особенностей. Была ли она пережитком прошлого или примером конвергентной эволюции? — задумался он. Возможно, она была тем, кого когда-то называли "надеждой будущего", существом, рождённым до того, как оно заняло свою оптимальную нишу. Он послал осу взять образец крови. Девочка закричала и убежала, всё ещё сжимая в крошечной руке шарик-приманку.

В конце концов, она вернулась к его пруду. В первый раз она привела с собой охотников, но он спрятался, и её обвинили во лжи. Её детство спасло её от более сурового наказания, чем порка. В течение следующих нескольких лет он снова пробудил в ней интерес, подарив ей ещё больше шариков, вернув её и научив хранить секреты и разговаривать с ним. Он понял, что секреты привлекательны для детей, что они — награда, а не бремя. Конечно, он казался ей более интересным, чем насмешки братьев и сестёр. Он с интересом отложил это в памяти и наблюдал за её развитием в уме и теле в последующие годы. Он выбрал ей имя Шехерезада наугад из обширной базы данных.

Он особенно внимательно наблюдал за ней, когда она говорила. Он видел, как расширяются её зрачки, когда она волнуется, и измерял изменения в их диаметре с точностью до микрометра. Она краснела, и он с помощью инфракрасного зрения отслеживал кровоток в капиллярах её кожи. Он проводил статистический анализ движений её рук и пальцев, связывал определённые позы и жесты с предполагаемыми внутренними состояниями, расспрашивал её для подтверждения, постепенно выстраивая полную теорию её разума.

— Ты испугалась? — её бледное лицо и расширенные зрачки говорили об этом.

— Да.

— Теперь ты в безопасности.

— Я не знаю.

Уровень адреналина указывал на страх и зарождающийся рефлекс "бей или беги". Она либо притворялась, либо подавляла эмоции. Нарцисс остановился на последнем варианте, который подтвердился, когда девушка осталась. Он поздравил себя.

— Я интересный собеседник?

— Да, это правда.

Он послал небольшой электрический разряд в участки её мозга, отвечающие за удовольствие.

— Тебе приятно?

— Да.

И снова это правда.

Он осторожно ущипнул её эффектором, способным превратить гранит в пыль.

— Больно?

Она вскрикнула:

— Да!

— Мне следует сказать "извините"?

— Да!

— Извини.

— Спасибо... тебе, — в её голосе слышалась неуверенность. Её пульс всё ещё был высоким.

— Это было эффективно или уместно?..

Постепенно он научился. Все великие открытия — это сюрпризы. Шахерезада научила его, что люди — это не хранилища фактов, а источники воображения и фантазии. Истории, которые она рассказывала, были переданы ей матерью, и она передавала их по-своему, а затем начала придумывать новые истории, которых он никогда раньше не слышал.

— Ещё одну, — требовал он в конце каждой.

Она рассказала ему о войнах, которые велись в древности, о драконах, которые бродили по земле в древние времена и чьи превратившиеся в камень кости можно было увидеть в обнажённых скалах.

— Ты дракон, чёрный страж? — спросила она. — Как на щитах?

— Да, — сказал он.

— Ты самый свирепый?

— Да. Поэтому я все еще жив. Других не осталось.

— Это ты их убил?

— Да.

Её глаза широко раскрылись. Она подумала, что овладела им.

— Расскажи мне еще одну историю, — потребовал он.

— Мне приснился сон... — сказала она с лукавой улыбкой. Он склонил голову набок — этот жест она научилась воспринимать как признак заинтересованности.

— Мне приснился сон, который не был сном: яркое солнце умирало...

— Да. Оно умирает.

Она вздрогнула.

— Значит, это правда? Это случится?

— Это произойдет. Скажи мне, что ты видела.

Она обхватила тонкими руками колени и начала описывать своё видение.

— Я была на балконе и смотрела на пейзаж. Земля двигалась... и тогда я поняла, что двигаюсь сама. Я была в большом доме, который двигался. Солнце медленно двигалось, и мой дом следовал за ним, так что мы всегда были на закате. Холодный ветер трепал мои волосы, а тени позади нас были очень чёрными... и ты был в этих тенях, я была уверена.

— Я буду там. Продолжай.

Нарцисс был очарован. Шехерезада с асимметричными глазами, казалось, смотрела одновременно в прошлое и будущее. Она рассказывала народные сказки, относящиеся к эпохе, когда Солнце было белым, но теперь ей снился темный мир, который существовал только в предсказаниях Нарцисса. Он был так доволен, что пощадил ее. Это свидетельствовало о здравомыслии. "Еще один сон, еще один..."

Шехерезада выросла и стала взрослой. Жизнь её народа была тяжёлой, ночи были долгими, а дни — холодными, а когда не было холодно, было жарко и сухо. Даже несмотря на хромоту, ей приходилось время от времени охотиться, и, что примечательно, она охотилась в одиночку и подолгу не общалась со своим кланом. Возможно, у неё были не самые радужные перспективы, но она часто возвращалась домой с богатыми трофеями. Нарцисс был слишком осторожен, чтобы помогать ей напрямую, но он дал ей несколько уроков и поделился своими знаниями о миграционных путях её добычи таким образом, что она научилась сама распознавать знаки. У неё была природная склонность к наблюдению.

Однажды вечером, во время перерыва в одной из таких экспедиций, Нарцисс тренировал свою подопечную в своей любимой лагуне и слушал её рассказы. Солнце освещало воду, и она сияла, как расплавленная бронза, каждая рябь была искрой. Нарцисс рефлекторно повернул одну из своих голов, осматривая всё, что было здесь, в этом месте, в это время. На этот раз он сохранит это, пока оно не исчезло.

— Что ты делаешь? — спросила молодая женщина, пока он расхаживал по болоту своей странно изящной походкой, едва касаясь ногами воды.

Главная голова продолжала сканировать. Он повернул к ней пару других.

— Я не забуду, — сказал он.

Она осмелилась рассмеяться над ним.

— В другой день будет другой закат.

Хрусталик повернулся, рубиновая вспышка умирающего света отразилась от его поверхности.

— Этот закат не будет последним, — сказал он. — Но я существую уже много тысяч лет и измеряю дни. Они становятся длиннее, солнце прохладнее. Как ты говоришь, великие дома последуют за солнцем, но в далеком будущем один закат действительно будет последним, и станет темно навсегда.

— О.

— Люди умирают. Иногда я убиваю их, как вы убиваете птиц. Их разум замолкает, и они ничего не рассказывают.

Она вздрогнула. Были обозначены реакции страха.

— Ты не должна умирать, — сказал он, чтобы успокоить её, и он действительно так думал.

Она боялась не за себя.

— Тебе снова снился сон, — сказал Нарцисс, читая её физиологические сигналы. — Опиши свой сон.

— Мне снилась ночь. После последнего захода солнца.

— Да.

Шехерезада глубоко вздохнула.

— Ты знаешь?

— Я предвижу.

Она криво улыбнулась.

— И, кажется, я понимаю.

— Да. Расскажи мне, что ты видишь, — его голос был тихим, почти гипнотическим.

Она поерзала, чтобы восстановить кровообращение в затекшей ноге, и накинула на плечи плащ. Нарцисс настроил один из своих лазеров на дальний инфракрасный диапазон с широким рассеиванием, чтобы ей было тепло, но она все равно дрожала.

— Все началось со зловония, — начала она. — Было темно, пахло серой, мне было холодно... земля дрожала от шагов Гигантов. Появился человек в доспехах, он сам был огромен, как великан. Он был бледен, как призрак, с глазами, как у совы. Я была совсем юной девушкой, и он напугал меня. Позади меня была огромная гора, не каменная, а железная, и я каким-то образом знала, что она разрушена и разрушается, заражена тьмой. Этот человек пришёл из горы, похожей на ту, что позади меня, но гораздо больше и сделанной из более прочного металла, так что я могла жить там в безопасности. Это был последний и величайший из великих домов, стоявших в Стране Ночи, но я знала, что тьма разрушит и его — именно такой образ был у меня в голове: разрушающая тьма.

— Да, это произойдет, — сказал он.

Она плотнее запахнула плащ.

Шахерезада завоевала расположение мужчин своим мастерством охотницы и родила нескольких детей. Из-за них она несколько лет не могла приходить на болото Нарцисса, но когда старший сын смог позаботиться о младшем, она снова присоединилась к охоте и снова оказалась на краю лагуны, окружённой лабиринтом. Она сидела, съёжившись под плащом, обхватив руками костлявые колени.

— Мне снова снился сон, Нарцисс. Я не уверена, что могу в него поверить, — сказала она.

— Всё, во что можно поверить, — это образ истины, — сказал он ей, — и я видел то, во что вы, люди, не поверите.

Она усмехнулась.

— Дракон, наблюдатель, а теперь ещё и оракул, Нарцисс.

— Я стар. Опиши свой сон.

— Это было странно, очень странно. Это было обо мне или о ком-то вроде меня, и я была внутри последнего большого дома, металлической горы, но внутри шёл дождь. Это был тёплый дождь, лившийся из огромной трубы, он лился на меня, как будто я купалась, а вокруг меня кружились горячие ветры. Я посмотрела на свои руки, и они держались за резной поручень из зеленоватого камня. Внизу я видела море или озеро. Я чувствовала запах соли, и у соли были... настроения, и я наслаждалась ими. Мне казалось, что это пространство — моё собственное тело, вывернутое наизнанку и обволакивающее меня. Мои руки были покрыты татуировками, цвет которых я не могла назвать. В дожде чувствовался привкус крови, и я закричала, как будто меня порезали. Снаружи была тьма, холодная ненасытная тьма, и я хотела, чтобы мой крик прогнал её.

Её лицо вспыхнуло в инфракрасном свете. Он увидел, как расширились зрачки её необычных глаз.

— Где это место? — спросил он. — Кто ты?

Она с любопытством посмотрела на него. Любой человек подумал бы, что её сны — это фантазии, и хотя Нарцисс не был человеком и не был доверчивым, он всё же был очарован. Возможно, в его нарочито спокойном тоне даже слышалась нотка отчаяния. Она почувствовала сильное дежавю. Как странно. "Кто я?"

— Кто ты в этом сне? — повторил он.

— Я не знаю... Я почему-то почувствовала, что эти руки принадлежат мне, но в то же время и не мне... — она подняла свои руки и посмотрела на них. — Не такие. Это не мои руки.

— Да.

— Я была домом, большим домом.... — Шехерезада покачала головой. — Я не знаю, — сказала она. — Это бессмысленно. Я была домом, потом я была девочкой и стояла снаружи в темноте в лабиринте, похожем на этот, вокруг были сугробы чёрной пыли. Было очень холодно. Это похоже на то, что сейчас, очень похоже на то, что сейчас, но при этом так холодно, а мир так стар, что он мёртв, ветер стих, тьма, казалось, была всей вселенной.

— Может быть, это и так.

— Есть кое-что еще...

— Продолжай.

Она сглотнула.

— Я видела... Я видела, что ты был там. Ты был там, в темноте, огромный и навязчивый. Твои пять голов окружали меня, наблюдая за мной. Я чувствовала, что ты злой.

— Я — оружие в вечной войне, я могу быть только злым. На войне гнев ценнее милосердия.

Она подняла глаза.

— Ты знаешь, что означают эти сны?

— Нет, — солгал он, ожидая ее ответа.

— Я их ненавижу. Клянусь, прошлой ночью я видела, как погасла звезда. И это было уже не во сне.

— Да, звезды гаснут.

Она сплюнула.

— Мир умирает, тьма и холод пожирают всё, и людей становится всё меньше и меньше, пока ты не останешься один навеки.

— Да. Ты не должна умирать. Ненавидь тьму, как ненавижу её я. Ненавидь меня, если я предстану перед тобой в образе этой тьмы.

— Почему ты так заинтересован, наблюдатель, убийца? Почему ты пощадил меня много лет назад, чтобы я могла увидеть это?

Нарцисс машинально проверил своё оружие. Оно всё ещё было в рабочем состоянии, не в идеальном, но в рабочем, хотя он им давно не пользовался. Эта женщина слишком много знала. Непрошеное видение идеального существа предстало перед ним, гладкое, как слоновая кость, и сияющее. Старые приказы гласили, что эта женщина непригодна и должна умереть. Новые приказы, которые он написал для себя сам, гласили, что её нужно сохранить.

— Никто меня не видит, — сказал он.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Аксиома: ты видишь меня, следовательно, я существую, — пояснил он.

— Ты видишь меня, — сказала она, не совсем понимая.

— Взаимность.

Вдруг он задрожал. Орудийная башня дернулась, целевые лазеры мигнули. Биометрические программы сравнили хромую, циничную Шехерезаду с юным ребенком и потребовали её казни. Батареи накапливали энергию в ожидании приказа. Да. Нет. Он вынес своё второе важное решение по делу Шехерезады. Оно было таким же, как и первое, и он отключил оружие.

— Ты мой наблюдатель, — сказал он, наконец.

— Я не понимаю.

На её лице читался страх. Она видела признаки надвигающейся гибели, но снова не убежала.

— Вселенная создала человечество, а человечество, наблюдая, создаёт Вселенную. Все линии сходятся на горизонте, числа уменьшаются, в конце времён, на пересечении этих линий, останется один-единственный человек-наблюдатель. Энтропия — это потерянная информация, поэтому память должна быть сохранена в конечном пункте пересечения сил. Этим пунктом пересечения станет Последний Ребёнок.

Шехерезада теперь хорошо его знала, поэтому ей было понятно, к чему он клонит.

— Ты хочешь сказать, что мой потомок будет там, в конце времён?

— Да, твой потомок, твоя линия, великий род. Люди не понимают, что они едины.

— Последний Ребенок?

— Ты должна сказать им.

— Что я должна сказать?

— Ты должна сказать им, — повторил он. — Скажи им, что я буду ждать и наблюдать, а в конце я приду за ними. Скажи им, что я ужасен и только Последний Ребёнок может сравниться со мной.

— Никто мне не поверит.

— Вера не имеет значения. Они должны помнить.

Нарцисс хорошо знал, насколько произвольны человеческие представления об объективности и истине.

— Рассказывай истории, созданные твоими мечтами, разыгрывай пьесы, создай орден масок, создай миф. Мысль будет течь, как кровь, через все бесчисленные поколения к сердцу Последнего Дитя.

Шахерезада криво улыбнулась.

— Нарцисс, ты говоришь как поэт.

— Поэзия — это культура. Я изучал культуру. Я расспрашивал поэтов и понял, что они — непризнанные творцы законов. Я создан для того, чтобы быть незаметным, и утончённость этого инструмента мне подходит.

— Я твой инструмент, Нарцисс? — проницательно спросила она.

— Да. Теперь иди.

Шехерезада действительно была инструментом, гораздо более эффективным, чем его стеклянные глаза, дротики, индукторы, осы или лазеры. Она вернулась вскоре, и они говорили о её снах, и каждый раз, когда она возвращалась к своему народу, она приносила не только добычу со своей охоты, но и истории о судьбе и противостоянии надвигающейся тьме, которые объединяли людей и давали им цель. Она состарилась, и её почитали. Нарцисс наблюдал за ней сквозь драгоценные камни её народа, которые сверкали в свете костра. О да, она была его лучшим инструментом и была настолько прекрасна, что на самом деле была его целью.

Наконец Шахерезада умерла. Это была естественная смерть от старости, и она оставила после себя много детей, но Нарцисс получил от неё последний дар — осознание горя. Это сбило его с толку, и он вызвал её пикт, чтобы убедиться в правильности своей миссии, чтобы примириться со своими странными часами милосердия. К его ужасу, эти файлы были повреждены. Должно быть, это накапливалось веками и только сейчас стало очевидным. Он поспешно восстановил их из резервных хранилищ данных. К ним относились и его воспоминания о Шахерезаде.

В соответствии с пророчествами Шехерезады и предсказаниями Нарцисса, дни стали такими долгими, что ночь превратилась в жестокую, суровую зиму, которая опускалась на землю вслед за медленным Солнцем и не прекращалась, обходя весь мир, словно огромный чёрный плащ. Люди приспособились к жизни в таких условиях, проводя долгие ночи в металлических пирамидах и бункерах, вставая с рассветом и сажая урожай, который собирали вечером. Их жизнь была скудной и мрачной, но в ней были светлые часы ритуалов на рассвете и во время сбора урожая. В своих ярких костюмах они расцветали, как поздние цветы, в косых лучах солнца, а затем возвращались в свои укрепления, которые закрывались за ними, чтобы открыться снова через год.

Нарцисс оценивал их по достоинству. Гибернаторы демонстрировали отличные системы выживания в краткосрочной перспективе, они были сильными и энергичными, но их эволюция уводила их слишком далеко от человеческого. Они не сопротивлялись окружающей среде и не считали себя людьми. Они становились тем, что он считал ненужными существами, нечеловеческими. Особенно раздражала его их мозговая активность во время сна. Их сны были пустыми и лишёнными образов. Среди них не было никого, похожего на Шехерезаду.

Он решил, что их путь нежизнеспособен и его нужно прервать, пока последствия не стали необратимыми. Пятиголовый дракон спустился с холмов, разрушая редуты, а когда редуты стали прочнее, он разрушил и их. Бледных червей, находившихся внутри, он выгнал на холод, и там они умерли — или выжили, если им так хотелось. Если они проявят себя, он оставит их в живых.

"Проснись! Смотри! Думай!" — кричал он своей расе наблюдателей и наказывал тех, кто не слушал. Он не позволял им деградировать до уровня животных. Он не позволял им становиться простыми явлениями окружающей среды, поэтому он заставлял их болью, страхом и страданиями оставаться людьми, назначенными наблюдателями за космосом, чтобы они могли стать героями. Нарцисс, шпион, солдат, наблюдатель, инквизитор и дракон, стал святым бичом.

Эпоха неподвижных деревень и городов закончилась: никто не мог оставаться на одном месте и терпеть темноту, холод и пятиглавого дракона, который бродил по всему миру, выискивая неподвижных и уничтожая их. В критический момент, когда движение Солнца замедлилось настолько, что стало равным максимально возможной скорости непрерывной эвакуации, цивилизация стала мобильной. Деревенские жители и горожане создали первые караваны, а затем, когда кочевой образ жизни стал нормой, они превратили в транспортные средства целые города и стали считать, что оставаться на месте — странно и примитивно. Зерновые культуры сажали на рассвете, они расцветали в полдень и погибали под натиском городов на колёсах, которые катились навстречу закату и ужасным штормам, вызванным столкновением дневных муссонов и ночных метелей.

Остановиться — значит умереть, уснуть — значит умереть, говорили жители движущегося города. Если вам нужно уснуть, мечтайте о перерождении. Стало обычной практикой просто выбрасывать приговорённых на твёрдую землю и оставлять их на милость ночи и непогоды. Нарцисс даже не тратил на них своё время, за исключением тех случаев, когда могли остаться свидетели, чтобы сохранить остроту его легенды. Теперь он очень хорошо понимал культуру. Рассказывали истории о том, что бродит в тенях: дьявол с костлявыми пальцами, пятью головами и бутылками с чёрной пылью. Дети, завёрнутые в одеяла, вздрагивали от страха и восторга, когда их родители говорили о нем.

На пике своего развития движущиеся города представляли собой полноценные биосферы под стеклом, огромные купола, светящиеся, как золотые фонари, которые скользили по сумеречному ландшафту на своих бесчисленных колёсах. Внутри люди выращивали растения с листьями, похожими на шёлк, и насекомых, похожих на драгоценные камни. На высоком и низком уровнях их культура приспосабливалась к состоянию постоянной мобильности. Настольные игры, которые раньше были основаны на фиксированной геометрии, приобрели черты гонок или танцев, а богатые апартаменты под куполами двигались по рельсам, так что города стали напоминать огромные и невероятно сложные часы и модели небесных тел. Архитектура стала не застывшей, а танцующей. В залах выбранного им города маски рассказывали истории о светлых днях и предупреждали о грядущей ночи, а их зрители испытывали те же чувства, что и он сам.

Для племён варваров, которые зависели от собственных ресурсов и с трудом выживали в условиях холода и истощенного ландшафта, города были эгоистичными, высокомерными и враждебными механическими гигантами, которых они ненавидели не меньше, чем Нарцисса во времена древних войн.

Нарцисс был доволен, хотя и осторожен, как всегда. Он одобрял города как временное решение для сохранения рода Шехерезады, но они порождали самоуспокоенность и оставляли своих жителей неподготовленными к грядущей ночи. Он решил, что нужно что-то предпринять.

Но его опередили.

Однажды Нарцисс увидел на небе знамение. Сначала оно было похоже на маленькую тусклую звезду, затем выросло и расплылось, а потом пронеслось по тёмно-синему небу, словно огромный меч из белого огня. Он пронзил Землю почти до самого ядра, и земля под Нарциссом вздыбилась и подбросила его в воздух, пронеся по небу, которое теперь было заполнено раскалённой пылью, прежде чем он тяжело приземлился в миле от своего первоначального местоположения.

Ему потребовалось немалое время, чтобы прийти в себя. Вверху было ослепительное сияние, которое со временем сменилось непроглядной тьмой, непроницаемой почти для всех его датчиков пассивного излучения. Сонар оказался полезен, но показал лишь разрушения и опустошение. Его первой мыслью была забота о потомстве: они не должны быть мертвы, Сияющий Глаз не должен быть ослеплён, иначе Вселенная погрузится в вечный хаос!

Город, в котором находились его самые ценные подопечные, был уничтожен, но его ядро, по крайней мере, было в безопасности. Несмотря на показную роскошь, город были задуман как ковчег и архив, и в колбах с жидким азотом в нем оставалась потенциальная популяция. Нарцисс приступил к согреванию и оплодотворению яиц, выращивая полученные эмбрионы и помещая их в колбы как можно скорее и в максимально возможном количестве. Тысячи младенцев родились на глазах у гигантского паука с пятью металлическими головами и серповидными лапами, окружённого своими меньшими собратьями. По мере взросления они слышали истории, рассказанные синтезированным голосом женщины, которая была мертва уже миллион лет.

Город был возрождён, но Нарцисс не был удовлетворён. Если бы город полностью погиб, вместе с ним погибла бы и линия его потомков. Это было невыносимо. Он больше не мог полагаться на одну хрупкую нить. Когда население восстановленного города достигло порога жизнеспособности, он организовал создание четырёх других мобильных городов и позаботился о том, чтобы они тоже были построены как независимые единицы. Теперь нить его племени не будет так сильно зависеть от случая.

Поскольку Нарцисс взял на себя защиту пяти городов, он должен был быть впятеро сильнее. Прежде чем города отправились в свои ежегодные путешествия, он вернулся в лощину, в которой была старая лагуна, где он провёл много дней с Шахерезадой. Он хорошо помнил это место, но не оплакивал её, как это делают люди, потому что её памятником, лучшим, чем любое надгробие, были её многочисленные потомки; и, более того, под его опекой её орден масок воплощал её мысли. Теперь он будет воплощать себя в изменённой, но по сути своей истинной форме.

Он устроился в неглубокой чаше с солёной водой и начал себя разбирать. Он открыл бутылки с чёрной пылью и позволил ей разъесть соединения, скрепляющие его корпус и основные интегрированные блоки, позволил ей разъединить его конечности и разделить его панцирь. Его силовые блоки были полностью адаптированы для широковещательной передачи, а когнитивные системы — для распределённых сетей. Когда он снова двинулся, то представлял собой пять роев синсектов размером с крысу вокруг пяти парящих силовых блоков, каждый из которых нёс одну из его незаменимых сенсорных головок. Он вышел на рассвете, когда пять восстановленных городов выстроились в ряд на фоне красного восточного неба.

В течение поразительно короткого срока его города снова стали жизнеспособными и мобильными, и Нарцисс оставался рядом с каждым из них, когда они воссоединились с армадой других городов, каждый из которых по-своему пережил катастрофу. Но последствия катастрофы для окружающей среды продолжались: кислотные дожди, возрождение вулканизма, которого не было с начала времён Сумрака. Тем не менее, он был уверен, что его потомство выживет. Он совершенствовал своё племя на протяжении миллионов лет, и теперь те, кто пережил катастрофу, выживут, чтобы внести свой важный вклад в генофонд человечества.

Когда его чёрные рои следовали за возрождёнными городами, их было невозможно отличить от длинных теней, которые они отбрасывали, за исключением странного мерцающего эффекта, который можно было увидеть в те редкие моменты, когда они случайно попадали в свет.

Когда последние клубы пыли, наконец, рассеялись, он поднял взгляд и увидел, что теперь звёзд стало ещё меньше. Он вспомнил свои убийства, которые навсегда запечатали файлы миллионов жизней. Теперь умирали солнца, а значит, умирали миры и цивилизации, но он решил, что файл человечества останется открытым навсегда.

Странные новые существа, произошедшие от гибернаторов и варваров, принесённые метеоритом или созданные в результате других, более преднамеренных злоключений, начали распространяться. Несмотря на все его усилия, человеческие виды отклонялись от истинного пути и размножались. В самой ткани пространства открывались двери, впуская странные фрактальные цветы тьмы, свистящие, вращающиеся деревья, существ, которые поедали саму душу и назывались Пожирателями. Хуже того, они были нечеловеческими наблюдателями, не соответствующими интерпретации Сияющим Глазом аксиомы взаимности: они изменяли окружающую их реальность странным и неприемлемым образом. Это было недопустимо. Новые существа, которых он заразил чёрной пылью и обратил в своих слуг, даже новые создания со звёзд и из теневых измерений стали псами на его поводке.

Проблема смерти как уничтожения беспокоила его. Он позаимствовал у Пожирателей их трюк и начал собирать воспоминания своих жертв, отправляя чёрную пыль в их мозг и составляя карту связей в нём для хранилищ данных, которые теперь составляли основную часть его растущей массы. Он постоянно сожалел о том, что не сохранил душу Шахерезады.

Он следил за общей эволюцией человечества. Он установил неестественную стабильность, которую стремился поддерживать, в то время как нестабильные подвергались взрывному росту разнообразия. Он не был всемогущим и не мог сдерживать их биологическую неразборчивость, но он мог сохранить то, что считал основой человечества, даже если они были такими же, как он, реликтами. У него было время — миллионы лет, — но оно всё равно было ограничено. Он спешил, как мог, и проходили тысячелетия.

Само Солнце наконец-то остановилось у горизонта и присело на корточки, раздувшись, но становясь всё более тусклым и слабым, больным и пронизанным холодными червями из глубин космоса и теневых миров. Двадцать городов остановились на краю огромного шрама, оставленного метеоритом, и их обитатели смотрели с обрыва вниз, в Великую Долину. Свет Последнего Заката озарял моря, похожие на жидкую бронзу, и наклонные чёрные столбы пепла от мириад вулканов, которые казались огромным лесом. Это было неприветливое место, но теперь здесь было теплее, чем на старых возвышенностях, и в его глубинах скапливался воздух. Здесь могли расти и жить растения, в то время как в мире наверху уже сам воздух падал, как снег. Слово всплыло, как крошечный пузырёк, из глубин океана сказок Шехерезады, и Нарцисс произнёс его вслух: "Эдем".

Шахерезада предвидела это время. Люди переселятся в эту долину, и какое-то время будут считать её плодородной. Они построят города и большие дома из осколков метеорита, упавшего на это место. Там, в своих укреплениях, они будут противостоять ночи, и по мере того, как их силы будут угасать, они будут собирать свою сущность в бессмертного Последнего Дитя. Они будут выглядывать из своих редутов и видеть, как он наблюдает за ними, и они будут ненавидеть его за его жестокость, и они будут ненавидеть его как воплощение тьмы и холода, и если они узнают его, то будут ненавидеть как старую военную машину, которая стала отражением их собственной низменной натуры, которую они пытались изгнать. Он довёл их до этого, и он доведет их до конца, и он всё запишет. Так они будут жить.

"Да", — сказал он. Он вызвал из своих файлов изображение, и на него посмотрела Шехерезада своими асимметричными глазами, одним красным и одним голубым. "Ты помнишь — спросил он её. — Помнит ли твоя линия, знаешь ли ты это будущее?"

Разноглазая женщина криво улыбнулась. "Я всего лишь твоё зеркало, Нарцисс. Чтобы ответить на этот вопрос, тебе придётся найти настоящую меня".

Нарцисс не умел смеяться.

"Тогда я найду тебя и спрошу, знаешь ли ты меня".

"А если ты не найдешь меня?"

Он окинул взглядом открывшийся внизу вид с его поселениями, множеством людей, огромным переплетением родословных. Со временем, решил он, он создаст новые версии человечества, которые отправит в теневые миры, а этот вид поместит в неприступную металлическую крепость, противостоящую силам энтропии.

"Я найду тебя или создам тебя", — сказал он и отключил симуляцию.