Киты по штирборту: Книга 2. Небесный Артефактор

Антон Демченко

НЕБЕСНЫЙ АРТЕФАКТОР

Пролог

Инженер-контр-адмирал Несдинич навис над своим подчинённым и, смерив "географа" долгим испытующим взглядом, тяжело мотнул головой.

— Итак, подведём итоги трёх месяцев трудов... Правильно ли я понимаю, что, несмотря на своевременное получение сведений, наши агенты оказались не в состоянии изъять груз или его остатки, даже с применением силы?

— Так точно, ваше превосходительство, — оттарабанил бледный "географ".

— И помешала им в этом сущая малость... исчезновение груза, так?

— Точнее, его отсутствие на момент получения приказа, ваше превосходительство. Итальянцы работали под наблюдением наших агентов и собрали всё, что можно, на месте падения, но груз среди найденных предметов обнаружен не был. Только разбитые контейнеры.

— Что же он, испарился, что ли? Или его вовсе не было на "ките" похитителей?

— Груз был. Незадолго до крушения наша станция засекла сигнал вскрытия пломб на ящиках. Судя по пеленгу, в тот момент они, несомненно, были на "Солнце Велиграда".

— И куда же тогда делось их содержимое? Выпрыгнуло с парашютом? Или, может, его этот ушлый юнец утащил?

— Этот вариант маловероятен, но мы его рассмотрели и проверили. Пусто. Ни у самих Завидичей, ни по пути их следования в Падую, ни на "Фениксе" не было никаких следов аномального оттока энергии, а они должны были быть, в случае контакта Завидичей с незащищённым грузом. Пустые накопители вне специальных контейнеров активно тянут энергию из окружающей среды, и чтобы зарядить их до прекращения этого процесса, необходимо либо продержать накопители в открытом состоянии в течение пары суток, либо единовременно влить две-три тысячи стандартных единиц энергии.

— А сами... контейнеры... были разрушены при падении "Солнца Велиграда", так?

— Именно, ваше превосходительство, — кивнул "географ".

— Хм... итальянцы точно ни при чём?

— Местом передачи накопителей исследователям Форпоста была назначена Высокая Фиоренца, в том числе и потому что наша агентурная сеть в Северной Италии...

— Не надо общих слов, лейтенант, — рыкнул Несдинич. — Я прекрасно знаю состояние нашей агентуры в этом регионе! Отвечайте на вопрос.

— Да. Мы со стопроцентной уверенностью можем утверждать, что накопители в руки итальянцев не попали. Ни властям, ни частным лицам.

— И куда же они тогда делись? — неожиданно мягко, даже вкрадчиво поинтересовался его начальник. — Если их нет у Завидичей, нет у итальянцев... испарились?

— Ваше превосходительство... у нас есть одно предположение... тем более что накопители — это не единственная пропажа на "Солнце Велиграда".

— Вот как? Изумительно... — Несдинич рухнул в жалобно скрипнувшее кресло и, наградив своего подчинённого тяжёлым взглядом, махнул рукой. — Продолжайте, лейтенант. Продолжайте...

— Слушаюсь, — "географ" кивнул. — Анализ результатов исследования обломков "Солнца Велиграда" позволил нашим специалистам утверждать, что незадолго до катастрофы на мостике "кита" был применён артефакт личной защиты высокого ранга. Что-то вроде нашей "Сферы" для высшего командного состава.

Брови Несдинича поползли вверх, а взгляд непроизвольно скользнул по неприметному серебряному кольцу на безымянном пальце его левой руки. Подобные артефакты были редкими и безумно дорогими, найти их в свободной продаже просто нереально. Зато в арт-хранилищах любого уважающего себя государства обязательно найдётся несколько сотен артефактов подобного класса. Контр-адмирал потянул носом воздух и кивнул собственным мыслям.

— Гросс.

— Да, ваше превосходительство. Тело Вальтера Гросса, о котором докладывали Завидичи, на месте катастрофы не обнаружено.

— Следы?

— Катастрофа слишком сильно повлияла на потоки энергии... — проговорил лейтенант и, чуть помолчав, добавил: — Там, в радиусе пяти километров от падения "кита", до сих пор одна сплошная аномалия, хотя времени прошло...

— А Завидичи? Не могла эта самая аномалия... — Несдинич не договорил, заметив, как его подчинённый покачал головой.

— Во время падения дирижабля они были или слишком далеко, или слишком высоко. Никаких следов воздействия на них мы не обнаружили...

— Понятно... — Контр-адмирал побарабанил пальцами по тяжёлой и массивной столешнице, глядя куда-то в пространство. — Значит, Вальтер Гросс.

— Это наиболее вероятный вариант, ваше превосходительство, — кивнул лейтенант. — Тем более учитывая его прежнее место службы...

Несдинич поморщился и махнул рукой, отчего докладчик тут же замолк.

— Что ж... — Хозяин кабинета помедлил, о чём-то задумавшись, и, кивнув собственным мыслям, заговорил резким, не терпящим возражений тоном: — За Гроссом присмотрит агентура, если он вдруг всплывёт в её зоне внимания. Сводки будут поступать вам лично. С вас — доклады мне на стол еженедельно. И никакой самодеятельности, только наблюдение. Я ясно выразился?

— Так точно. А что с владельцем "Солнца Велиграда"? — уточнил лейтенант и вытянулся во фрунт, заметив взгляд начальника. В принципе, интерес понятный. — Владелец "кита", раньше безупречно исполнявший заказы седьмого департамента, оказался не так надёжен, как от него ожидалось, мягко говоря. А это, прежде всего, ошибка аналитиков, не сумевших просчитать такую возможность...

— С каких пор аналитиков службы интересуют оперативные данные, не имеющие отношения к их текущей работе? — тихо пророкотал контр-адмирал, пристально глядя на изрядно побледневшего "географа". — Свободен, лейтенант.

Подчинённый щёлкнул каблуками и, резко кивнув, покинул кабинет, оставив Несдинича в хмурой задумчивости. Контр-адмирала можно было понять. Утеря двух экспериментальных накопителей из четырёх, каким-то чудом попавших в руки русской разведки, стала сильным ударом по его репутации. И даже тот факт, что утечка информации о способе доставки накопителей на исследовательский объект "Форпост" произошла не в его ведомстве, а у безалаберных умников-артефакторов, совсем не грел душу старого служаки.

От невесёлых размышлений Несдинича отвлёк короткий стук в дверь. Чёткий, размеренный... Похоже, секретарь что-то хочет сказать?

— Ваше превосходительство...

— Не юродствуй, Фома Ильич. Что там? — поморщился хозяин кабинета, и Литвинов тут же поправился:

— Завидичи, всей фамилией, Матвей Савватеевич. Примете, или...

— Зови, — пропустив мимо ушей проскользнувшую в тоне секретаря надежду на отказ в аудиенции, проговорил Несдинич. А когда Литвинов уже шагнул обратно к двери, добавил: — И чаю не забудь принести... крохобор.

— Будет исполнено... ваше превос...

— Фома!

— Сделаю, Матвей Савватеевич, — тут же пошёл на попятную секретарь.

— И за что ты так Мирона не любишь, а? Неужто никак не можешь ту шутку ему простить?

— Она мне сотни гривен стоила, между прочим.

— Двадцать лет прошло, Фома... И если бы не выходка Завидича, ты сейчас, вполне возможно, не у меня бы в приёмной сидел, а зачуханным шлюпам на Груманте пропеллеры крутил, — заметил Несдинич. Посмотрел на упрямое выражение лица секретаря и махнул рукой. — Иди уже и позови сюда своего недруга. Нечего его в приёмной мурыжить.

— Будет исполнено, — Литвинов кивнул и исчез за массивной дверью, чтобы через минуту открыть её вновь, пропуская в кабинет своего старого сослуживца и неприятеля вместе с сопровождающими его дочерью и подопечным.

— Ну, здрав будь, твое превосходительство, господин инженер-контр-адмирал, — с улыбкой, не предвещающей ничего хорошего, поприветствовал Несдинича Мирон.

И хозяин кабинета почему-то сразу вспомнил доклад штатного агента на "Фениксе" о недавней беседе Завидича с офицерами "кита". Не к добру, ой, не к добру...

Часть первая. Отдых юнца

Глава 1. География бывает разной

Хельга обиделась. Опять. Я, видите ли, утаил от неё шкатулки-накопители. Как будто у меня был иной выход?! Я даже Ветрову о них не говорил, боялся. Боялся, что на "Фениксе" сидит "крот" Гросса... или тех людей, что стоят за бывшим капитаном меллингского гарнизона. И честное слово, у меня были все основания для таких опасений.

Если быть точным, два основания. Первое — странное нападение пиратов, при поддержке германского патрульного, над Эльзасом. Второе — действия Гросса в Высокой Фиоренце. Он будто знал, что на встречу с "Солнцем Велиграда" прибудет не "Феникс", а заштатный шлюп с минимальной командой. Конечно, для однозначных выводов о наличии "крота" на нашем "ките" этих двух пунктов маловато, но... Я же никому ничего не собирался доказывать и именно поэтому решил промолчать о спасённом грузе.

Я честно пытался объяснить Хельге причины, по которым решил утаить эту информацию, но...

— Ты хочешь сказать, что подозревал МЕНЯ?! — от её крика в буфете стёкла задрожали, а я еле успел уклониться от летящей чашки с чаем. Горячим чаем. Очень-очень горячим чаем!

— А ну, прекратить бардак! — рявкнул дядька Мирон, хлопнув ладонью по столу. Хельга сердито фыркнула и, задрав нос, отвернулась, сложив руки на груди, а я принялся выбираться из-под стола. Завидич обвёл нас "суровым" взглядом и, покачав головой, прогудел: — Совсем распустились. Что за крики, Хельга?

— Отец, ты же слышал, что он сказал! Я думала, мы друг другу доверяем, а он...

— Так... Кирилл, иди-ка прогуляйся. Тебя Горский уже трижды спрашивал, — нахмурившись, проговорил дядька Мирон, не глядя в мою сторону. Я кивнул и двинулся к выходу, уже на пороге расслышав слова Завидича, адресованные дочери: — А теперь поговорим...

Уж не знаю, о чём они там говорили, но дулась на меня Хельга до самого вечера. Правда, швыряться чашками прекратила. Как маленькая, честное слово.

Горские встретили меня с неожиданным энтузиазмом и, усадив за стол чаёвничать, тут же засыпали вопросами о первом рейсе. Даже Цао Фенг временно снял маску невозмутимости... впрочем, у катайца здесь был свой интерес, о котором он честно и объявил.

— Я много размышлял после твоего отъезда... — оглаживая короткую бородку, проговорил он с расстановкой, так чтобы отцу Михаила было легче переводить, — искусство, которое я передаю моим ученикам, сильно отличается от того, что ты демонстрировал... Но точно так же твой стиль не похож на то, что я видел на Западе. А ещё вижу, что ты пока лишь в начале пути... Я бы хотел предложить тебе заниматься вместе с Михаилом... под моим приглядом. Это интересно мне и будет полезно тебе. Разумеется, я не претендую на звание твоего наставника, но согласись, совет опытного человека в твоей ситуации лишним не будет...

— Я с благодарностью приму помощь уважаемого мастера, — дослушав перевод, ответил я.

Цао Фенг прав. Я действительно далеко не специалист в рукомашестве. Там я получил лишь основы, как и многие отпрыски боярских семей, но не больше. И чтобы двигаться дальше, развиваться, мне просто необходим знающий человек, который сможет указать на ошибки и исправить огрехи. И в свете этого предложение Цао Фенга было просто царским.

— А какой ваш интерес в этом деле? — поинтересовался Михаил у катайца. Тот отставил чашку с чаем в сторону и, смерив своего ученика долгим взглядом, неожиданно усмехнулся.

— Развитие, Миша, — ответил он по-русски... и, неожиданно поднявшись из-за стола, коротко поклонился и вышел из гостиной. Ну правильно, что хотел — сказал, так чего зря рассиживаться, да?

— Мастер Фенг следует традиции своей семьи, — неожиданно заговорил Иван Фёдорович, когда за катайцем закрылась дверь. Заметив наше общее недоумение, отец Михаила усмехнулся и с явно видимым удовольствием пустился в объяснения: — Его род когда-то служил императору Поднебесной... род телохранителей, можно сказать. Правда, уже давно нет той династии, которой служили Цао, но обычаи свои они соблюдают до сих пор. Согласно одному из них, старшие мастера семьи покидают Катай, чтобы познакомиться с искусством боя в других странах и впоследствии передать почерпнутые знания ученикам. Телохранители ведь должны знать, чего ожидать от противника, правильно? Ещё полстолетия назад их путешествия ограничивались Нихоном, Юго-Восточной Азией и Индией, но с тех пор мир сильно изменился. Европейцы пришли на Восток и принесли с собой прогресс, знания и... новые угрозы. Мастер Фенг первый из своего рода отправился в Европу. Когда-нибудь он вернётся домой и обогатит учение семьи Цао новыми знаниями... Так он сам говорит. Но, честно говоря, за годы нашего знакомства я впервые вижу, чтобы Фенг всерьёз заинтересовался увиденным видом единоборств...

Постепенно наш разговор свернул в другое русло. Михаил хвастался своими успехами в штурманском училище, на очное отделение которого он, пусть и не без труда, всё же пробился сразу после окончания гимназии. Я слушал его рассуждения о сокурсниках, преподавателях и наставнике, а сам прокручивал в голове идею, не дававшую мне покоя ещё в рейсе. Точнее, перебирал плюсы и минусы двух возможных вариантов.

— Кирилл, о чём задумался? Об экзаменах? — первым мой отрешённый вид заметил Иван Фёдорович. Я вздрогнул и слабо улыбнулся.

— И о них тоже. Но больше о преподавателях. В отличие от Михаила, у заочников нет наставников, ведущих группу до выпуска и соответственно защищающих их от нападок коллег. А у меня даже не было возможности познакомиться с будущими экзаменаторами. — Рассказывать, о чём задумался на самом деле, я не стал. Всё равно беспокоившая меня идея пока ещё очень туманна... нужно собрать больше информации, прежде чем её можно будет озвучить.

— Ну, это не такая уж великая неприятность, — Иван Фёдорович перевёл взгляд на сына, и тот с готовностью кивнул. — Михаил с удовольствием поможет тебе освоиться в училище.

— Я тебя с нашим наставником познакомлю, — улыбнулся тот и, чуть подумав, печально вздохнул. — Правда, он довольно суровый человек, но справедливый...

— И к тому же сам начинал службу юнцом, — добавил старший Горский и усмехнулся. — Кстати, Кирилл, а как ты собираешься сдавать экзамены в следующий раз? Или твой капитан строит маршрут с таким расчётом, чтобы вернуться к очередной сессии?

— Если бы... — улыбнулся я. — Нет, капитан Гюрятнич просто обещал мне неоплачиваемый отпуск на время сессий.

— Щедро, — кивнул Иван Фёдорович, и я, честно говоря, не очень понял, произнёс он это всерьёз или пошутил. Но задуматься над этим моментом мне не позволил Михаил, тут же принявшийся превозносить своего наставника в училище.

В результате, выслушав дифирамбы будущего штурмана, мы решили на следующий же день отправиться в училище вместе, сразу же после тренировки под руководством мастера Фенга. Я был доволен. Всё-таки хороший проводник во время фактически первого визита в эту цитадель знаний мне пригодится. А если ещё удастся найти общий язык с его наставником... Это будет неплохое подспорье в дальнейшей учёбе и на экзаменах. Особенно во время предстоящей сессии, результаты которой важны для заочников куда больше, чем для курсантов очного отделения. Ведь, по сути, для нас эти испытания — вступительные. Завалишь хотя бы два из шестнадцати — и можешь не искать себя в списках учащихся второго семестра.

Нет, я не волнуюсь! Совсем! Честно... Ну, разве что самую чуточку, ибо в своих знаниях я уверен на все сто процентов. Так что, если среди экзаменаторов не найдётся своего Трезуба, как в гимназии, то сессию я сдам. Тем более что каких-то специфических предметов в списке экзаменов пока нет. В основном общеобразовательные, как это называлось там. И ещё один важный плюс. Никакой устной словесности и истории, в которых я мог бы запутаться. Зато есть география, но после атаки тех пиратов на "Феникс" под прикрытием германского патрульного в небе над Эльзасом я основательно приналёг на этот предмет и могу с уверенностью утверждать, что география, как физическая, так и политическая, не будет для меня большой проблемой. Местные особенности я зазубрил намертво... надеюсь. Нет, положительно, с этим надо что-то делать. Как-то отвлечься, что ли? Иначе я все ногти сгрызу, а это нехорошо. Хельга заругает!

Как бы я ни хорохорился, Горские явно заметили моё состояние, а потому резво сменили тему. На этот раз Иван Фёдорович решил поделиться очередной историей одного из своих путешествий... Ну, если визит экспедиционного корпуса вице-короля заморских владений испанской короны на Мальвинские острова можно назвать путешествием, конечно. А именно в составе этого самого корпуса старший Горский и пребывал в качестве корреспондента доброго десятка газет и журналов Старого Света. Тогда мальвинский губернатор, назначавшийся, между прочим, тем самым вице-королём, решил, что править островами сподручнее, если название его должности будет покороче чем "Милостью Его Христианнейшего Величества Короля Арагона и Кастилии, Леона и Каталонии Хуана и личным дозволением вице-короля заморских владений Короны дона Диего де Эсперансы, губернатор Мальвинских островов"... Очевидно, словосочетание "король Мальвинский" понравилось гранду де Рею больше, чем прежнее именование. И ведь даже папское благословение умудрился как-то получить. Однако того, что вице-королю, в отличие от его малолетнего сюзерена, может не понравиться такой финт, бедолага де Рей явно не ожидал.

— Но самое интересное, что, взяв на шпагу только-только появившееся королевство Мальвинское, теперь дон Диего де Эсперанса не только вице-король заморских владений испанской короны, но и вполне самостоятельный король с собственным, пусть и карликовым, но государством, — заключил Иван Фёдорович и, усмехнувшись, добавил: — Честно говоря, не удивлюсь, если вся затея с королевством изначально ему и принадлежала.

— Вот как? — удивился я.

— Разумеется, это только мои домыслы, но... уж больно удивлён был де Рей действиями вице-короля, хотя должен был быть готов к тому, что дон Диего не потерпит такого самовольства. Да и очень уж невелика птица этот самый мальвинский губернатор, чтобы Папа с такой лёгкостью даровал ему своё благословение. Зато влияния вице-короля на подобное вполне могло хватить.

— Но к чему такие сложности? Если вице-король так влиятелен, что мешало ему сразу объявить себя королём хоть всей Аргентины? — не понял я.

— И навлечь на себя гнев короны? — покачал головой старший Горский. — Нет, на такое он пойти не мог. В этом случае никакие деньги и влияние не помогли бы. Пусть на тот момент Испанией правил Регентский совет при малолетнем короле, отнюдь не чуравшийся дорогих подарков и "золотых" подношений, но раздаривать заморские владения по кускам даже они не стали бы. Потому как следующим шагом стало бы разделение Испании как минимум на четыре куска. А это война. Большая война, которая не нужна никому. И сам дон Диего понимал это не хуже других. Иначе чем объяснить, что экспедиционный корпус он снаряжал на собственные средства и не запустил при этом руку в казну? И ведь даже заверял Регентский совет, что собирает армию за свой счёт, поскольку считает действия бывшего губернатора собственным упущением. Благородно, а? Зато этот момент позволил ему, взяв Мальвины на шпагу, совершенно спокойно возложить королевский венец на собственную голову. По праву завоевателя. И опять он уверил Регентский совет в том, что действует во благо короны.

— Как? — по-моему, Михаил изумился даже больше, чем я.

— А вот так. Ведь получается, что фактически Мальвинское королевство остаётся под управлением испанской короны. По крайней мере, до тех пор, пока не сменится вице-король в Аргентине, — усмехнулся Горский. — Разумеется, без денег тут не обошлось, но... победителей не судят, верно? Особенно если Папа подтвердил право на королевский венец, чуть ли не слово в слово повторив слова своего предшественника, обрёкшего на смерть династию Меровингов.

— Мне кажется, или в случае смены вице-короля Испания рискует лишиться Аргентины? — помолчав, спросил я. Старший Горский довольно кивнул.

— Вполне возможно. Если только вице-королём не будет назначен наследник дона Диего...

— Ну да, — перебил отца Михаил. — А там и до перехода Аргентины под власть королей Мальвинских недалеко. Точно по словам всё того же папы Римского. Да?

— Именно. Но это только одна из версий. А ведь есть ещё и нидерландский вариант... — улыбнулся Иван Фёдорович. — Видите ли, когда экспедиционный корпус дона Диего высадился на Мальвинах, мы обнаружили целых четыре голландских фактории, а в Пуэрто-Архентино голландская речь звучала едва ли не чаще, чем испанская. И солдатам был дан чёткий запрет на любые действия против "подданных дружественного короне государства". Так-то...

— Эти-то что там забыли? — удивился Михаил.

А я понял. Политическая география, во всей её красе... и неприглядности.

— Свободный проход к их собственной колонии в Австралии. Доступ к обширным территориям для закачки накопителей, прежде закрытый для них испанским воздушным и морским флотом, — произнёс Иван Фёдорович, подтверждая мои мысли.

Территории... как ни странно, но именно "пустые" земли и... океаны в цене у всех государств. А всё оттого, что там можно невозбранно собирать энергию, не рискуя лишить её местных жителей. Прежде, до того как в воздух поднялся первый дирижабль, и уж совсем задолго до того как в небе появились парящие города, угольные блоки-"аккумуляторы" для питания городов и производств заряжались исключительно на наземных и морских станциях-накопителях. Сейчас этот способ также используется, но... далеко не у всех государств имеется достаточно пустых земель или выход к океану.

И Нидерландам в этом отношении несколько не повезло. После одной из войн, пару веков назад, французская корона и тогда ещё не съеденое ею английское королевство серьёзно прижали этих "мореходов" и лишили их звания первой морской державы. Так что к моменту, когда энергию стали добывать на море, голландцы просто не успели восстановить своего влияния... и пролетели. Северное море оказалось полностью под властью англичан, Ла-Манш лаймы поделили с французами, а атлантическое побережье ниже Дуврских скал оказалось в руках лягушатников. Балтика ушла под контроль Рейха, его вечного союзника Швеции и Венда, а Средиземное море... там вообще стало не протолкнуться.

Казалось бы, Атлантический океан велик и не принадлежит никаким государствам, так что никто не мешает Нидерландам ставить там свои станции-накопители, но... океан действительно велик и пустынен, так что найти "пропавшую" в его пучинах станцию, невозможно, свидетелей в этом случае просто не остается. А охранять неуклюжие платформы, кочующие по волнам в тысячах миль от ближайшего берега, никакого флота не хватит. Даже франко-британского, мощнейшего из океанских флотов мира, со времён поглощения французами британской короны, обосновавшегося на бывших землях почившего в бозе королевства. Собственно, именно поэтому большинство станций располагается в двухсотмильной прибрежной зоне... которой у Нидерландов по давнему соглашению просто не оказалось.

Немудрено, что первый парящий город построили именно они. Но даже пять имеющихся громад, летающих над Голландией, с трудом покрывают потребности страны. Строить шестой парящий город слишком затратно, вот они и ищут любую возможность увеличить добычу энергии. А Тихий и Индийский океаны в этом плане куда спокойней, чем Атлантический. Но доступ к ним с одной стороны прикрывают испанцы с их Аргентиной, а с другой франкобритты, не так давно оттяпавшие у Голландии её южноафриканские владения. Собственно, именно из-за этой выходки соседа Нидерланды и оказались в столь незавидном положении. Давят, давят голландцев их давние враги с островов. Всё никак не забудут визита оранцев...

Может быть, всё было бы проще, если бы существовала возможность доставки многотонных блоков-"аккумуляторов", заряжаемых на морских станциях, по воздуху, но увы... попытавшись приземлиться на такую станцию, любой "кит" просто рухнет от недостатка энергии, вбираемой энергосборниками, словно гигантским пылесосом. Потому только морем до ближайшего побережья, а уж оттуда можно и дирижаблями... Но "кит" — это не "селёдка" и не шлюп, где угодно приземлиться не может. Ему инфраструктура нужна. Порт. А с ними в колониях Нидерландов в Австралии совсем худо. Да и опасно в тех местах: воздушных пиратов очень много. В общем, был у голландцев резон ввязаться в авантюру вице-короля Испании в Аргентине. Был. Спокойный морской маршрут и решение проблем с поставками энергии того стоил.

И на фоне всех этих страстей наличие у меня миниатюрных шкатулок-накопителей, способных заменить собой огромный тяжеленный блок классического аккумулятора, заставляло нервничать. И не меня одного. Именно поэтому разговор с опекуном, состоявшийся у нас этим же вечером, был вовсе не о моих планах, а о тех самых шкатулках.

— Только я сомневаюсь, что удастся продать их по второму разу, — задумчиво заключил дядька Мирон, добившись от меня принципиального согласия вернуть пресловутые артефакты седьмому департаменту. Я встрепенулся. Теперь стало понятно, почему он так старательно уговаривал меня...

— То есть я что, должен отдать их бесплатно?! — изумился я.

— Ну, на какую-то награду ты можешь рассчитывать... — протянул дядька Мирон с ухмылкой. — Но поскольку ты не состоишь на службе, речь может идти лишь о гражданском ордене.

— Издеваешься? — прищурился я, раскачиваясь на табурете. Опекун состроил непонимающее лицо. Я кивнул. — Точно, издеваешься.

— Кирилл, послушай... — начал говорить дядька Мирон, но я его перебил:

— Нет. Мы с Хельгой рисковали жизнями ради этих чёртовых накопителей. И я не я буду, если не вытряхну из Несдинича достойную награду для нас обоих. А медали... пусть отдаст тем, кто планировал доставку шкатулок. На долгую память.

Я бы ещё много чего наговорил, но тут меня чуть не задушили. Кое-как развернувшись в кольце сдавивших моё тело рук, я уткнулся носом в упругие полушария, едва прикрытые тонкой тканью домашнего платья... хм...

— Хель... гха... отпкху... сти! — пропыхтел я.

— Дочка, выпусти его. Задохнётся же, — прогудел мой опекун. И Хельга послушалась.

— Нет, только подумать... и вот такое богатство достанется какому-то Гюрятиничу, — облегчённо вздохнул я. Взъерошившая мне волосы девушка поймала устремлённый на её "богатство" взгляд, и ладонь, только что гладившая по голове, моментально ухватила меня за вихры. — Ай! Больно же!

— Только я начинаю думать, что мой братец умница, как он тут же делает всё, чтобы доказать обратное, — прищурившись, сообщила Хельга под сдавленный смех отца.

— Фуф, — я наконец вывернулся из-под её руки и, пригладив растрепавшиеся волосы, отпрыгнул в сторону. — Я не виноват, что ты не понимаешь моих тонких комплиментов!

— Это ты меня сейчас дурой назвал? — вкрадчиво протянула Хельга.

— Лучше дурой, чем стервой, — буркнул я, ныряя под стол. Вовремя. Стоявшая на столе чашка просвистела над головой и врезалась в стену. Выбравшись из-под стола рядом с посмеивающимся опекуном, я занял стратегически выгодную позицию за его спиной и, окинув взглядом застывшую напротив Хельгу, тихо договорил: — Бедный капитан, я ему уже сочувствую. С такой женой никакие пираты не сравнятся...

— Что ты сказал?! — Вот теперь она точно в ярости. И как услышала-то? Эх... помирать, так с музыкой!

— А чего такого? Пираты, по крайней мере, встречаются далеко не в каждом рейсе, а жена-штурман всегда рядом... я бы повесился.

— А вот теперь, Кирилл... беги, — ухмыльнулся опекун. Он дядька умный, дурного не посоветует... и я побежал.

Порядок в доме мы наводили вместе с Хельгой аж до полуночи, да ещё и под надзором тётушки Елены, не оценившей наш забег по её кухне. М-да, не стоило Хельге швыряться в меня тем пакетом с мукой... тем более, что в долгу я не остался.

Зато мы вновь помирились. А вообще с такой "сестрицей" общаться куда проще и приятнее, чем с её прежним вариантом. Нет, у неё и сейчас порой бывают рецидивы бюргерской "приличности", но редко, и купируются эти приступы довольно легко — достаточно пары-тройки язвительных шуточек. Правда, не всегда безболезненно для "доктора"... за уши меня тягать она навострилась как-то слишком быстро. Но уж лучше так, чем никак, так что я не жалуюсь.

В одном дядька Мирон оказался прав: выручить деньги за шкатулки мне не удалось. Несдинич упёрся рогом и напрочь отказался от денежных расчётов...

— Да мне проще их уничтожить, чем отдавать за так, — проворчал я, когда следующим вечером мы всей дружной компанией Завидичей сидели в знакомом мне кабинете инженер-контр-адмирала. Настроение после визита в училище и без того было не ахти, а тут ещё и его превосходительство упрямится.

— Кирилл... — тихо проговорил дядька Мирон, предупреждающе качая головой.

— Что? — я прищурился. — Меня никто не принимал на службу в седьмой департамент, как и Хельгу! Это так. Но мы выполнили их работу, а значит, имеем право на её оплату. В конце концов, можно было просто бросить эти чёртовы шкатулки на дирижабле, и не факт, что от них что-то осталось бы после катастрофы. Разве не так?

— Так, — неожиданно согласился адмирал. — Но заплатить за накопители я не могу. Увы, юноша.

— Но почему?! — мой голос чуть не сорвался на фальцет, и я смутился.

— Потому что, в отличие от прошлого раза, я не смогу отчитаться за эти суммы. Тогда вариант выкупа находки был предусмотрен одним из планов, сейчас же никакие траты не предполагались вообще, — ровным тоном, словно объясняя прописные истины, ответил Несдинич.

Я шумно втянул носом воздух.

— Понятно. Значит, по блестяшке на грудь — и идите лесом, да? — нахмурившись, подвёл я итог.

Контр-адмирал поморщился.

— Кирилл, я нисколько не умаляю ваших с Хельгой Мироновной заслуг и благодарен вам за сделанное, но прошу не высказываться в подобном тоне о государственных наградах.

— Простите, — я притормозил, понимая, что несколько перегнул палку. — Но поймите и нас. Медаль, орден — это почётно и уважаемо... на груди солдата или офицера. Да и на кителе штатского штурмана награда будет смотреться внушительно... но на робе юнца она не вызовет ничего, кроме недоумения, тем более что объяснить, за какие заслуги эта награда получена, я не смогу, не так ли? И получится точно как с моим знаком пилота. Вроде он есть, а носить его без риска получить по морде — не выйдет.

— Вот как... — Несдинич бросил короткий взгляд на старательно отводящую глаза Хельгу. — Положим, с этой точки зрения я ситуацию не рассматривал, и... не могу не признать, что доля истины в твоих словах имеется. Хельга Мироновна, а вы согласны со словами Кирилла?

— Я? — Хельга замялась... Её можно понять — орден мог бы стать зримым подтверждением её успешности в глазах окружающих. Я тяжело вздохнул, понимая, что решать за неё не могу, и... смирился. Но дочь Завидича меня удивила. Она тряхнула головой и неожиданно резко кивнула: — Да. Братец прав.

— Что ж. Может быть, у вас есть идеи, как мы можем решить эту задачу? — Несдинич откинулся на высокую спинку кресла и, сплетя пальцы рук перед собой, застыл, ожидая нашей реакции.

Хм... если господин инженер-контр-адмирал думает, что мы сейчас будем судорожно что-то придумывать, то он сильно ошибается. Не зря же вчера целый вечер потратили на обсуждение! И пусть Хельга не казалась особо довольной возможностью такого поворота, это не помешало ей прикинуть возможные альтернативы.

— Право проживания в Китежграде для моей семьи, — выдала сестрица... и Несдинич крякнул от неожиданности. Но после недолгого размышления согласно кивнул.

— Это вполне возможно. А ты, Кирилл?

— Лёгкость, с которой вы, Матвей Савватеевич, согласились с предложением Хельги, вселяет в меня надежду... — протянул я, и в глазах Несдинича мелькнуло любопытство. — Я бы хотел получить возможность заказать постройку небольшого дирижабля-трёхсотки на верфях, пользующихся доверием вашего ведомства. В закрытом эллинге с ограниченным доступом.

— Вот как? — Контр-адмирал помолчал, явно что-то обдумывая, и неожиданно усмехнулся. — Полагаю, это будет необычный дирижабль, не так ли?

— В чём-то — несомненно, — я кивнул. — Но дело не столько в моих инженерных находках, хотя они есть, сколько в моём же возрасте. Если я заявлюсь на верфь с собственным проектом, со мной и разговаривать не станут...

— Понимаю. Что ж, это в моих силах, — не стал возражать Несдинич. — Но ты уверен в затее?

— Я работал над ней два с лишним года, — пожал я плечами. — Да и большая часть моих нововведений касается не столько конструкции дирижабля, хотя там и есть некоторые нюансы, сколько руники.

— И ты, разумеется, хотел бы, чтобы эти "нововведения" не были растиражированы, — понимающе усмехнулся Несдинич.

— Не совсем. Я совершенно не возражаю, если мои находки окажутся полезными Русской конфедерации, но не хотел бы видеть свои разработки в продукции верфей других стран.

— А чем тебя не устраивает патентная защита? — поинтересовался контр-адмирал.

— Сроками. Десять лет, с учётом тех четырёх, что я буду учиться... это слишком мало. К тому же мои нововведения без рунной составляющей не имеют никакого значения. А патентовать артефактную часть, насколько мне известно, запрещено. Или нет?

— Понятно, — протянул Несдинич и бросил вопросительный взгляд на дядьку Мирона, но тот никак не отреагировал. Контр-адмирал чуть помолчал и вдруг перешёл на официальный тон. — Думаю, мы договорились. Право поселения в Китежграде для всей семьи и содействие в принятии проекта дирижабля на одной из надёжных верфей. Кирилл, Хельга, я ещё раз хочу искренне поблагодарить вас за помощь моему ведомству в этом неприятном деле... И прошу прощения за небрежность моих подчинённых, чьи действия причинили вам столько беспокойства.

Глава 2. Особенности прикладной минералогии

— А твой подопечный изрядный нахал, Мирон. Знаешь? — проговорил Несдинич, когда дочь Завидича со своим "братцем" покинули кабинет по его просьбе.

— Мы были такими же, разве нет? — вопросом на вопрос откликнулся друг контр-адмирала.

— Хм... не скажи. Мы уважали наших офицеров, — покачал головой Матвей Савватеевич, но осёкся, услышав фырканье собеседника. — Смеёшься, старый?

— Конечно! — кивнул Завидич, правда, заметив, как нахмурился его приятель, посерьёзнел. — Матвеюшка, ты же сам сказал, мы уважали НАШИХ офицеров. А с каких пор ты для Кирилла отцом-командиром стал, а?

— Кхм... но какое-то чинопочитание должно же быть, Мирон! — чуть смутившись, произнёс Несдинич.

— Да полно, Матвей! — отмахнулся тот. — Откуда ему взяться? Кирилл и курсантом-то не был. Да и обстановка в Меллинге, уж ты мне поверь, совсем не способствовала воспитанию уважения к старшим по возрасту или званию.

— Может, ты и прав, — чуть помедлив, согласился хозяин кабинета.

— Пф. Разумеется, я прав. А вот ты... Признайся, привык к штабным холуям, что при одном виде серебряной стенки на твоих плечах "чего изволите-с" изображают?

— Ну уж, — поморщился Несдинич.

— Привык, я-то вижу, — утвердительно закивал Мирон. — Вот и подопечный мой тоже привык...

— К чему? — не понял контр-адмирал.

— К острой нехватке авторитетов в его жизни, — усмехнулся Завидич.

— А как же ты? — решил поддеть старого друга его собеседник.

— Он меня по делам уважает... и как друга. Ветров вон тоже для него авторитет, как пилот. Хельга, как штурман, у него в почёте, тем более что она его понемногу премудростям своей профессии учит. Правда, в последнем он вряд ли признается. С тобой же совсем другое дело. На награды и звания Кириллу плевать, ты сам видел. А никаких личных поводов для уважения ты ему не предоставил. Вот он и ведёт себя с тобой, как... с обычным посторонним человеком.

— То есть, если я этому мальцу докажу своё превосходство, он со мной торговаться прекратит — так, что ли? — прищурился Несдинич.

— Не передёргивай, друже. Ты меня прекрасно понял. Я об уважении говорил, а не о страхе перед большими чинами, — поморщился Мирон... и вдруг усмехнулся. — И кстати, даже если ты заслужишь это самое уважение, торговаться он не перестанет. На собственном опыте проверено.

— Делать мне больше нечего, кроме как уважение какого-то мальчишки заслуживать, — отмахнулся контр-адмирал.

— Ну, тогда и мысли свои о новом агенте оставь, — с улыбкой развёл руками Завидич.

— И не думал даже... мальчишку в департамент? Мирон, не говори глупостей. У нас серьёзное ведомство, а не приют для бездомных детишек, — открестился хозяин кабинета.

— Ну-ну... — покивал его собеседник и, усмехнувшись, договорил: — Вот и нечего ломать эту прекрасную традицию. Сто лет ваше серьёзное ведомство без детей обходилось — и ещё столько же обойдётся... Да Кирилл и сам к вам на службу не пойдёт. Не тот склад характера. Авантюрист.

— Вот совсем не пойдёт? — прищурился Несдинич, ничуть не смутившись.

— Разве что на взаимовыгодной основе. Как в прошлый раз... или как сегодня, — тут же улыбнулся Мирон, и хозяин кабинета тяжело вздохнул.

— Если "как в прошлый раз", то наш бюджет в трубу вылетит. А если "как в этот"... — проворчал контр-адмирал, но был прерван Мироном.

— А вот это уже частности.

— Ладно. Оставим, — после недолгого молчания проговорил Несдинич, взглянув на часы, и поднялся из-за стола. — Извини, друже, но время аудиенции вышло.

— А поговорить ещё охота, да... понимаю, — также вставая с кресла, кивнул Мирон и протянул старому товарищу руку. — Так, адрес тебе известен, заезжай. По-простому, без этих столичных экивоков. Только без Литвинова, а то я же могу и не выдержать, начищу ему физиономию... по старой памяти.

— Упрямцы, — констатировал инженер-контр-адмирал, но тут же улыбнулся. — Спасибо за приглашение. Обязательно приеду, как только выдастся свободный вечер.

— Будем ждать, — кивнул ему Завидич.

* * *

Наверное, Хельга права, и я действительно был слишком нагл с контр-адмиралом. Но... ничего не мог с собой поделать. Утренняя встреча с наставником Мишки Горского в училище прошла не так хорошо, как я надеялся. Нет, ничего неожиданного, я вполне допускал возможность отказа преподавателя, в конце концов он совсем не обязан брать на себя лишний груз кураторства слушателя-заочника. Но к откровенному презрению и оскорблениям я был не готов. Хорошо ещё, что вспомнил об уроках этикета, преподанных мне когда-то в совсем другом мире, и смог удержать себя в рамках. Заодно и Мишку одёрнул, когда тот попытался возмутиться. Ну да, не хватало ещё, чтобы мой будущий штурман огрёб проблем с учёбой... Да-да, есть у меня такая задумка насчёт Мишки...

А потом и Несдинич подкинул подарочек. Известие о том, что Гросс выжил в катастрофе, напрочь лишило меня спокойствия. Вот и получилось... что получилось. С другой стороны, может быть, оно и к лучшему? А то после демонстрации шкатулок контр-адмирал стал смотреть на меня как Хельга на платье в каталоге, с эдаким задумчивым выражением лица, вроде как размышляя: подойдёт — не подойдёт, заказать — не заказать... А оно мне надо? Я не хочу идти на службу в разведку. По крайней мере, на ближайшие годы у меня совсем другие планы. Именно в этом духе я и высказался, когда сестрица попыталась проехаться мне по ушам насчёт уважения старших и необходимости чинопочитания, но выслушав мои объяснения, смягчилась и оставила эту тему. Вот и замечательно. Спи, моя совесть, спи сладко...

— Кирилл, а ты действительно уже подготовил проект дирижабля? — поинтересовалась Хельга за вечерним чаем.

— Угум, — я кивнул, прожёвывая ватрушку, испечённую тётушкой Еленой.

— И когда успел? — покачал головой мой опекун.

— Так ведь я же не с нуля его проектировал! — разделавшись с выпечкой, улыбнулся я. — Взял за основу проект старого курьера, над ним и издевался. Сначала я даже не хотел особо лезть в железо, ограничившись лишь рунными наработками, но в этом году изменил мнение. Пришлось изрядно поломать голову над некоторыми моментами, но то, что получилось в результате... Ха! Такого дирижабля никто и никогда не видел.

— Покажешь? — голоса дядьки Мирона и Хельги прозвучали в унисон. Я кивнул, и сестрица тут же бросилась расчищать стол. Вот неугомонная! Могла бы и дождаться, пока чай допьем.

Честно говоря, рассказывая об изменениях, внесённых мною в проект в этом году, я немного слукавил. Работы там было море, и если бы не рунный вычислитель, подаренный мне в Высокой Фиоренце, боюсь, я бы ещё года два корпел над артефактной составляющей, и не факт, что управился бы. Но всё получилось как нельзя лучше.

— Кирилл, а почему у тебя нет ни одного общего вида этого... этой яхты? — с трудом найдя подходящее определение, поинтересовался дядька, откладывая в сторону чертёж гондолы.

— Есть. И не один. — Я вытащил из тубуса пару эскизов и выложил их поверх остальных чертежей и невольно улыбнулся, увидев вытянувшиеся лица Завидичей. Оно того стоило, честное слово.

— А... где гондола? — недоумённо протянула Хельга, рассматривая верхний эскиз.

— Вот, — я продемонстрировал нижний эскиз.

— То есть она выдвижная... — уточнила сестрица. Я кивнул и приготовился к концерту.

Не прогадал: дядька Мирон и Хельга заговорили одновременно и очень экспрессивно. Но хватило их минуты на две.

— Он ещё улыбается, — фыркнул опекун, когда поток красноречия иссяк и в гостиной воцарилась тишина. Наконец дядька Мирон покачал головой. — Кирилл, я разочарован. Этот прожект не стоит того времени, что ты потратил на чертежи.

— Вот как? И почему же? — спросил я.

— Во-первых, вся внешняя энергия будет впитываться рунными цепями на куполе, так что внутри него не будет работать ни один арт-прибор, — заговорила Хельга. — Во-вторых, убирающаяся гондола уменьшит рабочий объём купола дирижабля, так что он не взлетит даже с облегчающим рунным кругом. В-третьих, как ты собираешься ориентироваться, если у тебя даже обзор не предусмотрен? Хватит?

— Про средства защиты забыла, — заметил дядька Мирон. — Пара пушек на этой лайбе не помешает, точно. Да и с двигательным отсеком какая-то ерунда получается.

— Хех. Пожалуй. Могу начинать отвечать? — я растянул губы в широкой ухмылке.

— Ну, попробуй... — прищурилась Хельга.

И я попробовал. К концу моего рассказа оба Завидича выглядели несколько пришибленными, но попыток критиковать не оставили.

— Хорошо, положим, тебе удалось всё описанное. Но как ты собираешься обеспечить питание арт-приборов, когда гондола будет внутри купола?

— Ну, не зря же я столько времени возился с этими долбаными шкатулками-накопителями, — развёл я руками. Есть попадание.

— Та-ак... — дядька Мирон откинулся на спинку стула и, скрестив руки на груди, принялся сверлить меня взглядом. Честно говоря, в этот момент я почувствовал себя несколько неуютно и поёжился. Завидич, явно заметив мою реакцию, на миг прикрыл глаза и, тяжело вздохнув, заговорил нарочито тихим и спокойным голосом. — Кирилл, я всё понимаю, изобретательский зуд и увлечение исследованиями, но... ты понимаешь, чем тебе может грозить подобный... интерес?

— Понимаю. Поэтому основную часть рун я буду наносить сам, по завершении строительства.

— Ну да, и никто ни о чём не догадается, конечно? — хмуро заметил дядька Мирон. Я в ответ уверенно кивнул. Завидич взъярился: — Наивный мальчишка! Неужели ты всерьёз думаешь, что подобное останется без внимания?!

— Уверен.

— Да ты... — Тираду, которую явно хотел закатить дядька Мирон, остановила Хельга:

— Подожди, отец. Давай выслушаем его, — сестрица повернулась ко мне и кивнула. — Объясни, пожалуйста, Кирилл. Только без театра, хорошо?

— Ла-адно, — я на миг задумался. — В общем-то, здесь всё просто. И начать, наверное, нужно с того, что я разобрался с начинкой шкатулки и узнал, почему этот метод накопления энергии считается неудачным. Точнее, слишком дорогим...

— Вот как? — Кажется, несмотря на то что впервые о "неудачности" шкатулок я услышал от дядьки Мирона, сам он не в курсе истинной причины, по которой этот эксперимент был признан провальным. Очевидно, седьмой департамент не стал делиться с ним этой информацией...

— Ну да, дело в том, что "рабочее тело" в этих шкатулках, если можно так выразиться, — это алмазы в проводящей массе. Мелкие, конечно, но учитывая их количество... это не так важно. Стоимость всё равно получается запредельной.

Тишина была мне ответом. Кажется, Завидичи вспоминали размеры шкатулок и пытались подсчитать количество нулей в той сумме, которую можно было бы за них выручить...

Наконец дядька Мирон пришёл в себя и, помотав головой, уставился на меня.

— Учитывая сказанное и твою уверенность в собственной способности решить эту проблему, я даже не удивлюсь, если ты сейчас скажешь, что знаешь, где можно добыть нужное... "сырьё", так сказать, — проговорил Завидич, и я скривился.

— Искать алмазные трубки — дело долгое и опасное. Да и разработка их влетит в копеечку, которой у нас нет. Так что нет, заниматься добычей алмазов я не собираюсь.

— И то хлеб, — с облегчением вздохнул дядька Мирон, явно успокоенный моими словами.

— Тогда как ты собираешься решить проблему? — поинтересовалась Хельга.

— Ну... я могу создать необходимое... сырьё, — замявшись, проговорил я. И тишина...

— Хельга, принеси мне водки, — тихим безразличным тоном попросил дядька Мирон.

Неверие из взглядов Завидичей исчезло лишь спустя добрый час объяснений и вовсе не благодаря моему красноречию, а только потому, что я пообещал им продемонстрировать процесс создания "сырья" в ближайшее время. То есть сразу после закрытия сессии в училище.

Сложностей в проведении опыта я не видел, поскольку уже проделывал подобное в той жизни, в рамках обучения артефакторике. Правда, тогда в моём распоряжении был довольно мощный источник Эфира, а сейчас... сейчас придётся довольствоваться лишь той энергией, что разлита вокруг, поскольку, как свидетельствуют мои опыты, проведённые ещё на китовом кладбище, извлечь энергию стихийного эгрегора здесь невозможно. Точнее, возможно, но отдача просто мизерная. Невыгодно. А для производства накопителей придётся купить небольшую "домашнюю" станцию и подыскать земельный участок на отшибе, чтобы возможные соседи не жаловались на перебои в работе артефактов.

Нет, я вовсе не собираюсь налаживать промышленное производство искусственных алмазов, но ведь земельный участок мне нужен не только для них... м-да, эту тему я подниму чуть позже.

— Ладно... Оставим пока этот вопрос в стороне, до натурного испытания, так сказать. А пока вернёмся к твоей совершенно необоснованной уверенности в том, что во время постройки удастся скрыть особенности твоего проекта от возможных наблюдателей, — хмуро проговорил дядька Мирон, глядя на меня исподлобья.

— Очень просто, — улыбнулся я. — Он будет строиться как обычный трёхсотрунник, с совершенно обычной гондолой. А все доработки будут производиться позже, в нашей мастерской. Тем более что по проекту тяжёлых работ там не будет. Ну, почти... но мы справимся, я уверен.

— Подожди-подожди. Какой такой мастерской? — опешил дядька Мирон.

— Ну... я подумал... в общем, после постройки дирижабля денег у меня совершенно точно не останется, а я уже как-то привык к их наличию. Да и снаряжение к выходу — дело недешевое. Опять же жалованье команде...

— И? — прищурилась Хельга.

— Мне подумалось, что небольшая мастерская на отшибе, производящая различные приборы, стала бы хорошим подспорьем, — договорил я, пожимая плечами.

— Та-ак... подробности? Что за приборы? — хмуро сказал Завидич.

— Ну, например, такие как мой резак, сварочные аппараты, сигнальные системы... — начал я перечислять.

— Это вроде того, чем ты окружил своё жилище на свалке? — уточнил дядька Мирон. Я кивнул. — А сварочный аппарат — это что такое?

Я на миг замер... и хлопнул себя ладонью по лбу. Точно! Как я мог забыть?! Здесь же до сих пор не знают артефактной сварки! Видел же, видел на меллингской верфи, как работают с металлом! И с силовым набором, и с обшивкой... всё на заклёпках...

Когда я сорвался с места и понёсся в свою комнату, Завидичи проводили меня недоумёнными взглядами. А после демонстрации работы резака во всех возможных режимах дядька Мирон глубоко вздохнул...

— И это прочно? — поинтересовался он, рассматривая результаты сварки.

— Именно это — не очень, — честно ответил я. — Но могу сделать аппарат, скрепляющий металлы надёжнее любых заклёпок. У меня был такой на свалке, пришлось бросить. Громоздкий.

— М-да... это, конечно, не шкатулки-накопители, но... ох, Кирилл, и задал ты задачку, — Завидич покачал головой и, помолчав, спросил: — И что, сложно эту штуку сделать?

— Да нет, — я пожал плечами. — Если использовать пресс с рунной матрицей, за день можно пять-шесть таких устройств собирать. В одиночку, разумеется...

— Знаешь, а я бы занялся таким производством... — протянул дядька Мирон, и я улыбнулся.

— Вообще-то именно на это я и рассчитывал. Должен же кто-то вести дело, пока мы с Хельгой порхаем в небесах.

— Та-ак... дочка, Елена уже ушла, сделай нам чайку. А мы с Кириллом пока обговорим условия сотрудничества, — произнёс дядька Мирон, и Хельга, покачав головой, молча ушла на кухню. Мой опекун дождался, пока она скроется за дверью, и повернулся ко мне. — Итак...

Надо отдать должное дядьке Мирону, он не стал сразу лезть в дебри юриспруденции и ограничился лишь основными моментами. Так что за те полчаса, что Хельга отсутствовала, мы успели распределить основные обязанности по устройству мастерской и наши доли. Завидич брал на себя организацию производства, закупку необходимого оборудования и подбор рабочих, а я должен был предоставить образцы для рунных матриц и схему сборки тех самых резаков. После перечисления мною возможной продукции опекун решил остановиться именно на них. Остальное отложили на неопределённое "потом". Вот так и начал осуществляться мой план...

* * *

Переговорить с братцем наедине Хельге удалось только следующим утром, да и то недолго. Успела поймать до того, как он сбежал на очередную тренировку к соседям. Правда, для этого пришлось подняться на добрый час раньше, но другого выхода у неё не было. К моменту возвращения Кирилла от Горских сама Хельга уже должна была быть в конторе у Гюрятинича.

— Зачем тебе всё это нужно, Кирилл? — спросила девушка, стоя в дверях спальни подопечного её отца.

— Что именно, сестрица? — откликнулся тот, сноровисто шнуруя высокие ботинки на мягкой подошве.

— Мастерская, дирижабль... всё это?

— М? — юноша разогнулся, притопнул ногой и, убедившись, что обувь сидит как надо, смерил Хельгу задумчивым взглядом. Помолчал... — Скажи, сестрица, сколько лет твоему отцу?

— Э? — от неожиданного вопроса лицо Хельги вытянулось от удивления. Впрочем, девушка быстро справилась с эмоциями и ответила на заданный вопрос: — Сорок шесть.

— Вот именно. Мужчина в самом расцвете сил, — кивнул Кирилл. — Если не веришь, спроси у тётушки Елены. Она подтвердит... если захочет, конечно.

— Кирилл! — запунцовев, воскликнула Хельга.

— Кхм, извини... — юноша весело улыбнулся и, взъерошив пятерней волосы на затылке, пожал плечами. — Я не хотел тебя смущать. Просто представь, каково ему сидеть без дела на шее собственной дочери? Он же скоро на стену полезет от скуки!

— И ты решил ему таким образом помочь? — в голосе Хельги проскользнули сердитые нотки. Пассаж Кирилла по поводу Елены ей не понравился... хотя кого она обманывает? Девушка просто не желала замечать тех знаков внимания, что оказывает экономке её отец.

— Не только ему, — прервал размышления Хельги Кирилл. — Я не хочу полагаться в заработке лишь на дирижабль. Складывать яйца в одну корзину неразумно. Именно поэтому мне нужна своя мастерская. Но пока я учусь и служу на "Фениксе", у меня совершенно не будет времени следить за её работой.

— Но ведь можно найти управляющего... — задумчиво проговорила Хельга.

— Можно. Только это ненадёжно. Дядьке Мирону я доверяю. Тебе... кхм, ну, будем считать, тоже доверяю. — На этих словах Кирилла девушка прищурилась. Юноша это заметил и тут же сдал назад. — Ладно-ладно, без сомнений доверяю. Но и только. А вот к посторонним людям у меня доверия нет совершенно. И какая может быть работа в таком случае? И зачем мне искать кого-то, если есть дядька Мирон, готовый взяться за дело? Или тебе не нравится сама идея, что он будет работать?

— Да нет... Меня беспокоит то, что ты хочешь взять на работу собственного опекуна, — произнесла Хельга.

— Пф! С таким же успехом можно утверждать, что это он берёт на работу своего подопечного, — Кирилл улыбнулся. — Мы будем совладельцами, Хельга. Совладельцами с половинными паями. Просто на нём будет организационная работа и текущий контроль работы мастерской, а на мне арт-инженерное обеспечение. Вот и всё.

— Точно? — недоверчиво проговорила Хельга, и юноша вздохнул.

— Завтра, после моего первого экзамена, мы идём к стряпчему. По возвращении я тебе продемонстрирую заключённый контракт. Такое доказательство тебя устроит?

— Извини, Кирилл, — девушка замялась.

— Да ладно. Я уже привык...

— К чему? — тут же насторожилась Хельга, ожидая подвоха. И не ошиблась.

— К рецидивам буржуазного ханжества, — мило улыбнулся Кирилл.

Тихо рыкнув, девушка кинулсь к несносному мальчишке, но тот, очевидно, не зря занял позицию у окна. Резко щёлкнули щеколды, и Кирилл одним молниеносным движением перемахнул через подоконник. Там же второй этаж!!!

Хельга бросилась к распахнутому окну, но, заметив фигурку, несущуюся к забору, отделяющему садик от соседского двора, облегчённо вздохнула. Шалопай!

* * *

Перекрашенная по заказу хозяйки в чёрно-белый цвет "Изотта", сияя белыми, без единого пятнышка грязи бортами, выкатилась со двора и помчалась вниз по улице, с мягким шелестом вздымая за собой снежные вихри.

Остановившись у конторы Гюрятинича, Хельга выбралась из тёплого, благодаря стараниям братца, салона машины, вдохнула холодный уличный воздух и, ощутив, как мороз защипал щёки и нос, постаралась побыстрее скрыться в здании, где её ждал очередной долгий рабочий день... и очередной урок от Бориса Сергеевича. Старший штурман "Феникса" не даёт расслабиться своей помощнице даже на берегу. Собственно, и сегодня было так же. Стоило Хельге оказаться в кабинете Белоцерковского, как тот усадил её за стол, указал на карту с отмеченными на ней портами и выдал задание.

— Составь оптимальный маршрут с учётом даты выхода в первой декаде февраля. Задача: максимальная скорость движения с полной загрузкой и учётом суточных стоянок в портах. Среднюю вычисленную скорость и примерные направления ветров по нужным датам отыщешь в картотеке. Работай, младший штурман.

И Хельга заработала. В руках мелькали инструменты, шуршали выуженные из ящичков картотеки записи с указаниями ветров, и блокнот пополнялся столбцами вычислений... только мысли Хельги всё время возвращались к утреннему разговору с Кириллом... и их вчерашней беседе.

В конце концов, в очередной раз заметив чуть было не допущенную ошибку, девушка отложила в сторону перо и, устало вздохнув, откинулась на спинку кресла. Так дело не пойдёт. Нужно разобраться, что именно её так беспокоит, иначе никакой нормальной работы не будет.

Кирилл... Несколько минут, проведённых в тиши кабинета под размеренные щелчки стрелок в старинных часах, упорядочили мысли Хельги, и она наконец поняла, что именно её так напрягло. Братец новоявленный. Мальчишке всего четырнадцать, а он... пф! Да если бы кто-нибудь сказал ей год назад, что какой-то малолетка-беспризорник со свалки способен спроектировать дирижабль, она бы рассмеялась шутнику в лицо! Но факт есть факт, и смеяться над ним отчего-то не хочется.

Артефакты, дирижабли, мастерская... алмазы... Звучит дико и абсолютно неправдоподобно, но... мальчишка уверен в своей правоте, созданные им приборы действительно работают, и идея мастерской может сработать. Отец не стал бы браться за провальное дело, уж что-что, а чутьё у потомка Золотого пояса отменное... Да и проект дирижабля, несмотря на бросающуюся в глаза бредовость, вполне воплотим в "железе". Пусть Хельга заканчивала штурманское училище, но это не значит, что она совершенно ничего не смыслит в инженерной части! Да, в затее Кирилла есть проблема с накопителями, но если он, как и обещал, докажет принципиальную возможность создания алмазов... Нет, ну бред же!!!

А то, что этот мальчишка спас её в Италии, это не бред? А его помощь в Меллинге?.. Нет, положительно, этот ребёнок сведёт её с ума!

Хельга поморщилась. Слово "ребёнок" в применении к Кириллу настолько диссонировало с его поступками и делами, что... в общем, в одном предложении слова "Кирилл" и "ребёнок" не звучали совершенно. Дьяволёнок, безумец, гений... наглец и пошляк, но уж никак не ребёнок. Интересно, а отец видит это несоответствие?

Так и не придя к какому-то мнению относительно Кирилла, Хельга открыла глаза и, мазнув взглядом по циферблату часов, поднялась из-за стола. Время-то обеденное.

И только устроившись за столом в небольшом ресторанчике на углу, девушка вспомнила, что за всеми своими размышлениями и работой совершенно забыла об одной вещи... точнее, вопросе, от ответа на который Кирилл сегодня утром сбежал в окно.

— Хельга, не возражаешь, если я составлю тебе компанию?— оказавшийся рядом с ней Белоцерковский привлёк внимание помощницы.

— Всегда пожалуйста, Борис Сергеевич, — улыбнулась девушка. А когда подошедший к ним официант принял заказ и удалился, спросила у вольготно расположившегося за её столом командира: — Скажите, для чего может понадобиться маленький, очень хорошо защищённый и очень быстрый дирижабль? Частный, разумеется...

— Маленький, защищённый и очень быстрый? — Ничуть не удивившись вопросу девушки, повторил Белоцерковский и, задумчиво почесав подбородок, так же невозмутимо ответил: — Для контрабанды — самое то.

Глава 3. Ни дня без приключений

И что я сделал не так на этот раз? Точнее, какая вожжа попала Хельге под хвост сегодня? Весь вечер смотрела на меня так, словно я её любимого Гюрятинича убил и прикопал у нас во дворе. О, легка на помине!

— Кирилл, нам нужно поговорить, — на миг застыв в дверях моей комнаты, произнесла сестрица и удалилась. Ну наконец-то. Может быть, хоть сейчас объяснит, что ей опять не так.

Отложив в сторону учебник по начерталке, спускаюсь в гостиную.

— Я внимаю тебе, о суровая! — В ответ сидящая в кресле у камина Хельга смерила меня таким взглядом... — Ладно, я понял. Не время для шуток. Итак, чего ты от меня хотела?

— Сегодня утром ты так и не ответил на один мой вопрос, — проговорила сестрица. Хм... не помню.

— Какой?

— Зачем тебе нужен этот дирижабль? — нахмурившись, спросила Хельга.

— Странный вопрос... М-м, чтобы летать? — я улыбнулся.

— Кирилл! — Сестрица аж по подлокотнику кресла кулаком влепила от избытка чувств. О как! — Я серьёзно спрашиваю!

— А я что, шучу, по-твоему? — возмутился я. — Какой вопрос, такой ответ!

— Так, молодежь, что за крики после ужина? — в гостиную ввалился дядька Мирон, обозрел нашу маленькую компанию и, усевшись в любимое кресло, кивнул. — Итак, я жду ответа.

— Кирилл решил заняться контрабандой! — выпалила Хельга, и у нас с опекуном дружно отвисли челюсти.

— Прости, дочь, кажется, я плохо понял. Повтори, — справившись с удивлением, произнёс дядька Мирон.

— А зачем ещё ему мог понадобиться такой дирижабль?! — чуть помявшись и уже гораздо тише произнесла Хельга. Опекун повернулся ко мне и вопросительно приподнял бровь.

— Ну, вообще-то логика понятная... с точки зрения "китовода", конечно, — пожал я плечами. — Если исходить из характеристик моего проекта, то для контрабанды он действительно подходит как нельзя лучше. Да только скорость и защита ему нужны не для того, чтобы удирать от патрульных, а чтобы не попасться на зуб пиратским "акулам".

— Логично. Но одно другого не исключает, — потерев подбородок, задумчиво проговорил дядька Мирон.

— Пф. Я ещё не совершил ничего противозаконного, а вам не следует забывать о презумпции невиновности, — ответил я.

Завидич фыркнул.

— И где же ты таких слов нахватался, а? — поинтересовался он.

— Общий курс правоведения штурманского училища при Ладожском университете. У меня по этому предмету экзамен через неделю, — буркнул я.

— Поня-атно, — протянул дядька Мирон и, взглянув на Хельгу, развёл руками. — Извини, Хельга, но Кирилл прав. У него ещё и дирижабля нет, а ты уже упрекаешь его в нарушении законов.

— Но... но... а зачем ему ТАКОЙ дирижабль?! Что, обычную "селёдку" построить не судьба? — вспыхнула сестрица.

— Обычная, как ты выразилась, "селёдка", то есть средний каботажник, обладает малой автономностью, требует большого экипажа и окупается только на постоянных челночных рейсах либо на каперстве. А я не собираюсь десять лет работать на одной и той же линии, таская в трюме всякий дешёвый хлам, — откликнулся я.

— И на какой же груз ты рассчитываешь? — спросил опекун.

— Мелкий, срочный, дорогой.

— Уверен, что кто-то доверит неизвестному перевозчику нечто действительно ценное?

— Жителю Китежа со знаком пилота и собственным дирижаблем? — переспросил я. — Пять-шесть выполненных в сжатые сроки заказов — и думаю, вопрос с клиентурой можно будет считать решённым.

— Ну-ну... — дядька Мирон неопределённо покачал головой. — Ладно. Дело твое. В конце концов, я ещё не слышал, чтобы владельцы дирижаблей не смогли заработать хоть копейку на своих корытах.

— Ха! — я довольно кивнул. — Ну, раз мы разобрались с моими гипотетическими преступлениями, я, пожалуй, пойду в свою комнату. Хочу хорошо выспаться перед экзаменом.

А утром, перед тем как сбежать на тренировку, я всё-таки немного отомстил Хельге, оставив записку с советом попробовать расспросить её возлюбленного о причинах, по которым на "Фениксе" обосновался личный шлюп Ветрова, в каждом рейсе обязательно уходящий в свободный полёт незадолго до очередного визита патрульных или таможенников...

Гюрятинич не идиот, объяснит будущей супруге, что почём, заодно и прочистит мозги от излишней щепетильности. Всё мне меньше хлопот.

Да, контрабанда. Но уж это ремесло всяко достойнее пиратства. И я не врал. Я действительно не собираюсь делать перевозки незаконных грузов основной статьёй дохода. Но если мой дирижабль привезёт в Русскую конфедерацию пару тонн высококачественных и высокоточных приборов германского образца, да по вменяемым ценам, кому от этого будет хуже?

Точно не мне и не конфедерации. А уж покупатели ещё и спасибо скажут. Так что да... контрабанда входит в круг моих интересов, как, впрочем, и честный найм.

И кое-какие шаги в отношении будущего дела я уже предпринял. В частности, вступил в переписку с Клаусом, с предосторожностями, разумеется. Помня шустрого сыночка торговца Шульца в Меллинге, думаю, через пару-тройку лет у нас с ним найдутся темы для обстоятельной и плодотворной беседы, хех...

— Не отвлекайся, — удар трости по лопатке моментально избавил меня от "лишних" мыслей. Мастер Цао, как всегда, видит нас насквозь.

Встряхнувшись, я вернул своё внимание к противнику. Мишка недовольно нахмурился. Ну, извини, приятель, я не нарочно.

Учитель Горского, ставя меня в спарринг со своим учеником, настаивал на запрете использования рунных цепей, а я, задумавшись, нарушил это условие. Учитывая, что Михаил в этот момент как раз пытался провести некий приём, мою слишком скорую реакцию он воспринял не очень хорошо.

— Извини, Миш. Задумался... — повинился я.

Горский хмыкнул и вновь встал в стойку. Ладно. Поехали.

На этот раз я был внимателен и не выходил за рамки, обозначенные катайцем, и четвёртую схватку Михаил всё же выиграл, умудрившись влепить мне в лоб такую плюху, что я еле удержался на ногах.

— Это было... быстро, — очухавшись, проговорил я.

Михаил просиял, но Цао Фенг тут же спустил его с небес на землю.

— Для черепахи. Урок окончен. Кирилл... — катаец замялся, явно подбирая слова, и проговорил, как всегда "глотая" букву "р": — Все лишние дела до тренировки, после тренировки, но не во время тренировки. Понятно?

— Лишние мысли?

— Именно, — катаец прищёлкнул пальцами и кивнул в сторону забора, отделяющего сад Горских от нашего двора. — Иди. До экзамена два часа.

В училище мы с Михаилом добирались на "емельке". Шик? Да нет, просто трамваи-пароходы — единственный общественный транспорт Новгорода — сегодня отчего-то забастовали, тем самым порадовав извозчиков и "емелек". Более того, кое-кто из наших соседей не постеснялся вывести на неожиданные заработки собственные экипажи... В результате нам пришлось объезжать центр города, поскольку, по словам водителя, там гарантированно образовалось несколько самых настоящих "пробок". А я-то думал, что это "изобретение" куда более поздних времен. М-да уж...

Но благодаря предусмотрительности "емельки" мы прибыли в училище вовремя. Точнее, даже несколько раньше назначенного времени. Впрочем, судя по количеству суетящихся во дворе училища чёрных бушлатов, сияющих надраенными медными пуговицами и лычками, обозначающими курс обучения, не одни мы оказались так предусмотрительны.

— Странно, почти не вижу своих однокашников-заочников, — протянул я, оглядывая толпу курсантов.

— А ты их хоть раз встречал? — с усмешкой осведомился Михаил, отточенным жестом выровняв только что нахлобученную на голову фуражку.

— Да нет, — пожал я плечами. — Просто не вижу людей в цивильном.

— Пф. Это говорит только о том, что, в отличие от некоторых, твои однокашники озаботились покупкой мундира, — объяснил Горский.

— Это обязательно? — удивился я.

— Нет, конечно, — ответил мой спутник. — Но обычно заочники стараются во всём походить на курсантов, и преподаватели не имеют ничего против.

— М-да, буду выглядеть белой вороной, — констатировал я и добавил, покосившись на приятеля: — Мог бы и предупредить.

— Да ладно, ерунда это всё. К тому же, если уж на то пошло, тебе следовало бы явиться в форме матроса, а не слушателя, — заметил Мишка.

Прикинув, как бы я выглядел в робе на экзамене, я фыркнул. Ну да, "Феникс" ведь не военный "кит", парадная форма для нижних чинов на нём не предусмотрена. Нет уж. Лучше в цивильном. Пусть это и будет ненавистная мне "тройка". Под пиджаком, по крайней мере, не видно ни ножа, ни пистолета, а без них после недавних приключений я чувствую себя несколько неуютно... даже несмотря на некоторые способности, данные мне рунными цепями и связью со стихиями.

— Смотри-ка... а эти что здесь делают? — голос Михаила отвлёк меня от размышлений.

По подъездной дорожке, ведущей к центральному входу в училище, не шли — вышагивали четверо. Блестя надраенной медью пряжек и пуговиц на белых, чтоб их, шинелях, с двойными "галками" на рукавах, под нечитаемыми с разделявшего нас расстояния эмблемами, в белых же фуражках с золочеными разлапистыми "крабами", а уж физиономии... М-да. Можно подумать, что эти ребятки в сто лет не чищенный свинарник зашли. Вон, только что платки к носам не прижимают. Р-ровеснички...

— И что это за попугаи-альбиносы? — поинтересовался я у Михаила, следившего за идущими по дорожке курсантами с какой-то смесью недовольства и разочарования во взгляде.

— Китежцы, — коротко ответил он.

— Хм?

— А... ты не знаешь? Это курсанты Китежградских Воздушных классов. Будущие офицеры военного флота. Снобы и задаваки, — пояснил Михаил, увидев моё непонимание, и, вздохнув, договорил невпопад: — Я хотел в эти классы поступить. Отец отговорил.

— А что так?

В ответ Горский поморщился:

— Да... там с некоторых пор только китежцы и учатся. Остальных если и принимают, то норовят тут же выпихнуть. Отец сказал, что даже его влияния не хватит, чтобы я мог там выучиться.

— Однако. Каста?

— Похоже на то, — пожал плечами Михаил, отворачиваясь от китежцев, за движением которых сейчас, кажется, наблюдали все присутствующие во дворе курсанты и слушатели. Горский встряхнулся и ткнул меня локтем в бок. — Ладно. Нечего на них таращиться. Пойдём в здание, нужно ещё наших экзаменаторов найти.

— Ну, идём, — кивнул я.

Вопреки опасениям, встретиться на экзамене с наставником Горского мне не довелось, хотя экзамен у слушателей-заочников проходил одновременно с курсантами и, по логике, куратор Мишкиного курса должен был бы присутствовать. Но нет. И это хорошо. Не хотелось бы завалить экзамен из-за этого старого сморчка.

Спустя три часа мы с Михаилом церемонно поздравили друг друга с удачным началом сессии и, пожелав дожидающимся своей очереди сокурсникам удачи, направились в сторону гардероба, обсуждая по дороге, какое из известных нам кафе достойно принять два самых выдающихся ума современного мира.

Спор не утихал даже когда мы получали у старика-гардеробщика наши вещи, наверное, именно поэтому мы и не заметили, что уже не одни.

— Чижи, в сторону!

От толчка в спину я уклонился, и попытавшийся меня ударить хам провалился вперёд, тут же схлопотав леща по загривку. Рефлекс, однако...

Мишка пригнулся, пропуская над собой удар взбеленившегося приятеля напавшего на меня идиота, и, чуть сместившись в сторону, влепил своему противнику коленом в живот. Но я заметил это, уже перепрыгивая через тело первого нападавшего и влетая плечом в затянутую в белоснежный китель тушу придурка, решившего в этот момент напасть на моего приятеля сзади.

Ну и завертелось...

Какая-то странная тенденция. Придурок в гимназии, теперь идиоты в училище... Не нравится мне это, честное слово. А уж тот факт, что, в отличие от столкновения в гимназии, сегодня нас поймали, и вовсе удручает.

— Стыдно, молодые люди. — Взирающий на нашу потрёпанную компанию директор училища сделал ещё одну ходку от стола до окна, развернулся и, дёрнув усом, решил завершить разнос, длящийся уже почти четверть часа. Устал, наверное. — Сядьте, не маячьте перед глазами.

Переглянувшись с Мишкой, мы подчинились приказу и уселись на стулья у стены, чуть в стороне от недобро зыркающих в нашу сторону китежцев. Хех. Ничего-ничего, пусть скажут спасибо, что я не стал обращаться к рунам, а Михаил был предельно аккуратен со своими ударами, иначе бы десятком синяков "беленькие" не отделались.

Впрочем, нам тоже перепало, хоть и не так внушительно. Но четверо против двоих, да учитывая, что мы с Горским старательно сдерживались... В общем, своё мы тоже отхватили, хотя, в отличие от противников, к концу побоища падать не торопились, так что вопрос о победителях в нашей потасовке даже не стоял. А вот удрать не успели. Гардеробщик настучал о драке рядом с его владениями, так что радость победы была омрачена появлением одного из преподавателей... оказавшегося наставником Михаила.

Горский, увидев своего учителя, тихо простонал, а я приготовился ко второму раунду брюзжания и ворчания, граничащего с оскорблениями, как это было в первую нашу встречу. Но преподаватель меня удивил. Обозрев кряхтящих, пытающихся подняться на ноги китежцев и наш потрёпанный, но уверенно стоящий на своих двоих дуэт, старик только недовольно покачал головой и... молча отконвоировал всю нашу тёплую компанию сначала во владения фельдшера, а потом и в кабинет директора.

— Как думаешь, отчислят? — поинтересовался у меня Мишка тихим шёпотом.

— Без понятия, — честно признался я, поглядывая в сторону скучковавшихся поодаль китежцев. — Но вот то, что грядёт вторая часть марлезонского балета, это я могу сказать точно.

— О! — проследив за моим взглядом, Горский понимающе кивнул. С каждой минутой китежцы всё больше и больше нервничали, так что сейчас это даже стало бросаться в глаза. Это при том, что разнос нашего директора они перенесли так, словно он их совершенно не касался. А вот сейчас всё их спокойствие испарялось, словно влага в пустыне.

Собственно, как и предполагалось, не прошло и получаса, как дверь в кабинет директора отворилась и на пороге появился подтянутый мужчина средних лет в форме офицера Военно-Воздушного Флота. В отличие от курсантов-китежцев, гость был не в парадном белоснежном мундире, а в повседневном чёрном кителе со знаками различия капитана второго ранга.

Бросив короткий взгляд на "своих" курсантов, офицер еле заметно дёрнул губой и, потеряв к китежцам всякий интерес, поздоровался с нашим директором. Тот ответил тем же, и между флотскими, бывшим и настоящим, завязалась вполне тёплая беседа... под принесённый секретарём чай. Про нас, кажется, они забыли совершенно. Впрочем, ненадолго.

— Значит, это и есть те чижи, что устроили потасовку? Горский и Завидич, да? — осведомился офицер, отставив в сторону чашку с чаем, отвлекая нас с Михаилом от медитации на исходящую совершенно сумасшедшим ароматом горячую выпечку на подносе. Нормально позавтракать утром я не успел, да и было это давным-давно. А кушать-то хочется! Время уже далеко за полдень, скоро темнеть начнёт!

— Да нет, Сергей Александрович, — покачал головой директор. — Это те самые "чижи", которых ваши подопечные попытались избить в стенах нашего заведения.

— Кхм, — офицер оставил поправку без ответа. Задумчиво посмотрел на своих курсантов, потом снова на нас с Михаилом и вдруг усмехнулся. — А отчислять не хочется, да...

— Сор из избы... — поморщился директор. — Но что делать?

— Так, господа курсанты... и слушатели. Встать! — неожиданно рявкнул капитан, и нас от этого голоса аж подкинуло. Всех шестерых. — Смирно! Вольно...

Взгляд офицера остановился на нас, точнее на мне, и кавторанг поморщился. Ну да, понимаю. "Смирно-вольно" в исполнении одетого в штатское выглядит не ахти...

— Сергей Александрович? — директор отвлёк своего гостя от этого своеобразного "смотра".

— На выход, господа курсанты. Подождёте за дверью, — бросил нам кавторанг и повернулся к директору. Хотел бы я услышать, о чём они собираются говорить, но Мишка утянул меня за дверь, следом за промчавшимися мимо нас лосями-китежцами.

— Ох, не нравится мне это, — протянул Михаил, поглядывая то на невозмутимого, занятого какими-то своими делами секретаря, то на закрытые двери кабинета.

— В чём проблема, Миш? — я покосился на нервничающего приятеля.

— В странностях, — коротко ответил он, но, заметив моё недоумение, пояснил: — О чём они там могут договариваться? Зачем вообще было нас выгонять из кабинета?

— Обсуждают, кто кого наказывать будет, — неожиданно ответил один из китежцев, аккуратно касаясь наливающегося багровым цветом синяка под глазом.

— Кхм... поясни? — учитывая особенности нашего недавнего знакомства с китежцами, Михаил не стал расшаркиваться. Да и у неожиданного собеседника, кажется, не было никакого желания разводить церемонии.

— Да всё просто, — поморщился китежец, отмахнувшись от предостерегающего жеста своего рыжего однокашника. — Университетское руководство договорилось с нашими адмиралами об учебном обмене. Нас четверых отправили сюда... аккурат перед сессией, "чтобы проверить уровень подготовки и получить больше материала для сравнения эффективности методов обучения". Ну а тут...

— А тут мы, — ухмыльнулся я, непроизвольно потерев бок, по которому мне прилетело во время драки как раз от нашего собеседника.

— Именно, — кивнул он. — Вот теперь наш куратор и разбирается с вашим директором, кто должен выбирать наказание для нас.

— Ну да, — понимающе сказал Михаил. — С одной стороны, вы пусть и курсанты, но военные и неподотчётны гражданским институтам, с другой же — сейчас вы находитесь на обучении в штурманском училище Ладожского университета и обязаны подчиняться его уставу. М-да уж... с нами будет проще. Отчислят — и все радости.

Хм, а Горский, кажется, впадает в депрессию. С этим нужно что-то делать.

— Сомневаюсь, — заметил всё тот же китежец. — Это означало бы, что вас признали зачинщиками драки с четырьмя курсантами второго года обучения. Глупо звучит, не находите? А избежать подобного вывода можно, только отчислив и нас, а это не так-то просто.

— В силу всё того же вашего двоякого положения, — закончил за него Михаил.

— Константин, может, ты перестанешь мести языком перед этими малолетками?

О, кажется, товарищи разговорчивого китежца очнулись и решили вступить в беседу. Рыжий, коренастый... тот самый, что схлопотал от Михаила удар коленом в живот в самом начале драки.

— Умудрившимися вдвоем отпинать четырёх будущих офицеров Военно-Воздушного Флота, ты это хотел сказать, Леонид? — с абсолютно индифферентным видом договорил за своего однокашника наш собеседник. Тот поперхнулся и смерил приятеля изумлённым взглядом. — Что?

— Мы с тобой потом поговорим, — хмуро отозвался тот, но продолжать тему не пожелал.

— В любом случае наказания нам не избежать, — третьим, решившим присоединиться к беседе, оказался худощавый русоволосый парень, по виду самый младший из всей компании. Говорил он тихо и словно в пустоту, не обращаясь ни к кому конкретно. — И какая разница, кто его назначит?

— Ну не скажи. Сергей Александрович мог бы и на "Суровый" отправить, драить медяшку. А здешний директор... ну, не в карцер же он нас посадит! — вот и четвёртый прорезался. Смуглый, чернявый... подвижный, хм, я только сейчас обратил внимание, насколько эти четверо отличаются друг от друга.

— Кхм... у нашего училища тоже есть учебный дирижабль. Не "кит", конечно, но несколько заходов в "шкуре" по бимсам — испытание неприятное даже без вакуума, — пробормотал Горский.

— А что, уже попадал? — с интересом покосился на него Константин. Михаил покачал головой.

— Видел двоих провинившихся сразу после отбытия наказания, — пояснил он. И чего они такого страшного нашли в прогулке под куполом?

— Что, не понимаешь, да? — усмехнулся рыжий Леонид, явно заметив моё выражение лица.

Я пожал плечами.

— Не понимаю.

— Слу-ушатель... — с непередаваемой интонацией протянул его чернявый однокашник. — Он же, небось, и в дирижабле-то никогда не был.

Михаил прыснул, но, поймав мой взгляд, задавил смешок. А рыжий Леонид решил поддержать своего однокурсника, с удовольствием прохаживаясь по "сухопутным крысам", понятия не имеющим, что такое служба на дирижабле...

И это второй курс! Да самый младший из них на год старше, чем я или Мишка. А ведут себя как...

— Дети, — уронил Константин, и два его разошедшихся приятеля моментально заткнулись.

Однако... есть ещё проблески разума, есть.

* * *

— И что вы предлагаете, Сергей Александрович? — поинтересовался директор, когда за курсантами закрылась дверь.

— Решение неприятного вопроса, не выходящее за рамки соглашения, достигнутого нашими учебными заведениями, Роман Спиридонович, — еле заметно улыбнулся кавторанг.

Директор заинтересованно взглянул на своего собеседника.

— Интересно... и какое же решение вы нашли?

— Обмен.

— Поясните? — в голосе директора скользнуло недоумение.

— Наказание назначаем обеим... группам. Вы — своим подопечным, я — своим.

— И наказание ваших курсантов будет отложено до их возвращения в Китеж, я правильно понимаю?

— Именно, Роман Спиридонович. Именно, — вновь улыбнулся кавторанг, словно не замечая, как мрачнеет его собеседник.

— Сергей Александрович, мне казалось, вы, как и я, понимаете всю пагубность наметившегося разрыва между нашими... ведомствами, — пожевав губами, заговорил директор. — И как и я, раньше вы выказывали свой интерес в пресечении этой разрушительной...

— Роман Спиридонович, дорогой! Не торопитесь, — покачал головой кавторанг, мягко прерывая директора. — Поверьте, я не менял своих взглядов. И, кажется, пока не давал никаких оснований для подобных выводов.

— И как же вы тогда рассматриваете собственное предложение, благодаря которому ваши курсанты фактически уйдут от наказания? — хмуро осведомился директор.

— Я не договорил или неясно выразился, — развёл руками офицер. — Повторюсь, я предлагаю обмен. Ведь университет ещё не согласовал списка своих студентов, отправляемых в Китеж...

— Ну да, что вы хотите от шпаков? — директор не договорил и замер, просчитывая варианты. Но уже через секунду улыбнулся. — Я понял, Сергей Александрович. В свою очередь я объявлю наказание своим учащимся, и они получат ту же отсрочку его исполнения... Но не считаете ли вы, что курсант и слушатель первого года и четверо курсантов второго курса обучения ваших классов — это несколько... м-м, неравный обмен? Ведь нельзя забывать и о другой стороне нашего... эксперимента.

— Понимаю. Предлагаю подыскать ещё пару человек, желательно со старших курсов, чтобы... "уравновесить" моих подопечных, так сказать, — предложил офицер.

— Почему именно старших? — помолчав, спросил директор.

— Вы же непременно разбросаете моих курсантов по разным группам? — пожал плечами тот. — Вот и я хотел бы иметь такую возможность в отношении ваших... подопечных. А это будет затруднительно, поскольку в наших классах всего по две группы на курсе.

— М-да... понимаю, — кивнул директор. — Что ж, для чистоты эксперимента... я согласен. В конце концов, мы собираемся оценивать их готовность учиться и сотрудничать, а не пускаем пыль в глаза друг другу, как хотелось бы некоторым... чиновникам, правильно?

— Именно, — собеседники шутливо отсалютовали друг другу чашками с чаем.

— М-да, но кто бы знал, что наш поиск подходящих людей закончится, так и не начавшись, а? — улыбнулся директор после нескольких минут тишины.

— Да, это была форменная удача, — протянул офицер, глядя поверх чашки в окно, за которым разыгралась метель.

— Дело за малым. Осталось лишь уговорить курсантов... — заключил Роман Спиридонович.

— Угроза отчисления за драку в стенах училища — не та альтернатива, которая может понравиться. Вам так не кажется? — проговорил кавторанг, и директор, скривившись, кивнул.

Глава 4. Плюсы-минусы и прочая электрика

М-да, оригинально... точнее, странно. Я был готов к наказанию, вплоть до отчисления. Драка в училище, да ещё и с "гостями" — это было бы пусть и очень неприятно, но понятно. А вот то, что получилось в результате...

Временный перевод в Китежские Военно-воздушные классы с отсрочкой достаточно мягкого наказания до возвращения или немедленное отчисление из училища — альтернативы не ахти. Но других нет, и спорить, кажется, бесполезно. Хорошо Михаилу. Вон, радость во всю моську! Ну как же, сбылась мечта учиться в Китеже. Пусть всего один год, но сам факт. А мне каково?! Заочного обучения в Классах нет, проживание в казарме или на съёмной квартире в том же Китеже, а как быть со службой на "Фениксе"? У меня же контракт...

— Прошу прощения, Роман Спиридонович. Но я хотел бы взять несколько дней на размышление, — вздохнул я, выслушав нашего директора... И удостоился сразу пяти недоумённых взглядов от присутствовавших курсантов. А вот командир китежцев и наш директор удивлёнными не выглядели.

— Во даёт штатский! — протянул тихонько рыжий.

— Кирилл, вы понимаете, что выбор в данном случае невелик? — осведомился директор, с лёгким любопытством посматривая то на меня, то на огорошенного Михаила.

— Конечно. Но у меня есть некоторые обязательства здесь в Новгороде, и я хотел бы разобраться с ними. Именно на это мне и требуется время.

— Что ж, понимаю, — медленно проговорил директор и усмехнулся. — Если ваши обязательства таковы, что могут перевесить возможность обучения в нашем училище или даже в Китежских классах... Три дня, Кирилл. Утром четвёртого я подпишу приказ о вашем отчислении. Вам ясно?

— Да.

— Замечательно. И, естественно, в Китеж вы отправитесь, лишь закрыв сессию. В противном случае... сами понимаете. Горский, вас это тоже касается.

— Мы понимаем, — кивнул Михаил.

— Я рад. И учтите, господа курсанты, закрывать сессию вы будете в моём училище, а потому...

— Больше драк не будет, господин директор, — кивнул Михаил.

— Если нас не спровоцируют, — тихо добавил я. Директор побагровел.

— С-свободны, — рявкнул он под короткий смешок внимательно наблюдавшего за происходящим куратора китежцев.

Мы коротко попрощались с присутствующими и покинули кабинет, пока директор не запустил нам вслед чем-нибудь тяжёлым вроде малахитовой чернильницы, которую его ладонь уже нашарила на столе. Вряд ли, конечно, уважаемый Роман Спиридонович опустится до такого, но... в общем, лучше не рисковать.

На обратном пути, стоя на задней площадке трамвая, я поделился своим недоумением по поводу происшедшего с Горским, на что тот только развёл руками.

— Они просто пытались замять это дело, Кирилл, — проговорил Мишка. — Проступок, как ни крути, был серьёзный, и оставить его без внимания дирекция не может. А тут удачная возможность, как говорит отец, "развести бойцов по углам". Своё наказание получили и они, и мы, при этом китежцы не потеряют лица, позволив штатскому учреждению наказывать своих курсантов, а наша дирекция показывает, что не позволяет лезть военным в чужую епархию. К тому же если бы мы получили своё наказание прямо сейчас, а китежцы лишь через год, учиться в нашем заведении им стало бы очень некомфортно. Вот так.

— Логично, — кивнул я. — Только меня не оставляет мысль о странности такого резкого решения вопроса с обменом. Фактически в нас просто ткнули пальцем и сказали: "Поедете ты и ты". Никакой подготовки, никаких списков и утверждения кандидатов. Да что там, мы же ещё недоросли! А тут даже слова не было сказано о переговорах с опекунами или родителями.

— М-да, странная спешка, — покачал головой Михаил. — Но в остальном...

— Ну? — поторопил я приятеля.

— По поводу несовершеннолетних... Ты устав читал? — осведомился Горский и, заметив мою заминку, вздохнул. — Понятно. А вроде не дурак... Ладно, объясняю. Все вопросы обучения студентов, курсантов и слушателей с момента поступления и до выпуска решаются только ученым советом университета. Ни опекуны, ни родители, ни даже Большая Палата Новгорода не имеют права вмешиваться. А наше училище, как ты должен помнить, является частью Ладожского университета, — словно в подтверждение своих слов, Михаил ткнул пальцем в кокарду на своей фуражке, где красовался герб того самого учебного заведения.

Вот тут у меня в мозгу и щёлкнуло. Вспомнились исторические очерки, читаные мною ещё в той жизни. Очерки об учебных заведениях средневековья и их положении в государствах.

— Право на герб, право на самоуправление... — пробормотал я.

— Право суда и прочее... — подхватил Горский. — Именно. Университет, со всеми его отделениями, училищами и школами, это фактически государство в государстве. Разве что вместо налогов живёт за счёт платы за обучение.

— А Классы?

— Пф. В том-то и дело, что это детище военного ведомства Русской конфедерации. Отсюда и танцы с обменами, и дипломатические игры с наказаниями, — ответил Михаил и, помолчав, добавил: — Ну, я так думаю.

— Вот же... — я еле сдержался, чтобы не выругаться. — Интересно, и почему никто до сих пор не додумался прижать этот пережиток средневековья?

— Ха... — Михаил весело ухмыльнулся. — Может быть, потому что большинство нынешних политиков когда-то были студентами? А может, потому что все университеты связаны между собой целым сонмом договоров и соглашений? И стоит надавить на один, как поднимутся все?

— Уважаемый Михаил Иванович, мне кажется, у нас есть интересная тема для частного разговора... в более... спокойной обстановке. Что скажете? — медленно проговорил я, не сводя взгляда с собеседника. Горский насторожился и стёр улыбку с лица.

— Ну, если вы настаиваете, Кирилл Миронович... — после небольшой заминки ответил он, подхватывая мой тон. — Сегодня вечером, у нас?

— После ужина, — кивнул я и, глянув в окно, дёрнул Мишку за рукав. — Наша остановка!

Вернувшись домой, я заперся в комнате. Хельга в конторе, опекун куда-то слинял, и даже тётушка Елена ещё не пришла, так что в доме тихо и пусто, и у меня есть время на размышления.

А подумать было о чём. Меня совсем не привлекает идея пусть даже годичного перевода в Китеж. Нет, вовсе не из-за возможных проблем со слишком много воображающими о себе курсантами. Просто годовая отлучка в парящий город сильно притормозит осуществление моих планов как по мастерской, так и по строительству дирижабля. А может, и не только притормозит. Сомневаться в том, что все ученики военного учебного заведения находятся под присмотром соответствующей службы, не приходится. Факт. Военных "китоводов" довольно мало в любой стране, и контроль над ними точно имеется. А значит, есть риск, что мои наработки легко и непринуждённо перекочуют в руки "сведущих", но совсем мне неинтересных людей. И это второй из возможных минусов. К ним же стоит отнести неминуемое расторжение контракта с "Фениксом" и, что значительно хуже, потерю возможности учёбы у Ветрова. В минус же записываем моё возможное невольное "вляпывание" в дипломатические игры между университетом и Адмиралтейством Русской конфедерации. Спасибо Мишке, открыл глаза.

Плюсы же... Хм. Более глубокое обучение специальным военным дисциплинам, нежели имеющиеся в училище, даже в размере двух сессий, если я правильно помню лекции Ветрова, но вместе с тем... на кой мне нужны такие вещи, как например, шагистика, пусть и в минимальных дозах, благо на дирижабле особо не помаршируешь... или общие военные дисциплины? Нет, штука, конечно, полезная... для кадровых флотских офицеров, даже в чём-то незаменимая, наверное, раз той же шагистикой и Мишкиных однокашников напрягают, но... я не собираюсь служить в военном флоте и в офицеры запаса, как большинство выпускников училища, "запасаться" не желаю, в частности потому и на заочное пошёл. Мне нужен только диплом и ценз для патента капитана-"китовода"! Значит, тоже в минус?

Но на другой чаше весов, моё отчисление из училища и, как результат, крушение всех планов разом. Нет диплома — нет патента, а значит, никаких "китов" и неба. Дилемма, однако. Хотя-а... Я невольно улыбнулся пришедшей в голову идее... ведь дирижабль моего проекта будет выглядеть как обычная "селёдка", а для управления каботажником патент "китового капитана" не нужен. Тряхнув головой, я довольно потянулся. Если подумать, то всё не так плохо. Может быть... Идея, конечно, безумная в своей наглости, но ведь я и так собирался воплотить нечто в этом духе, так почему бы не использовать её и в этом ключе? Ну, в крайнем случае, разумеется. А до тех пор стоит прикинуть кое-какие варианты...

Так. Надо поговорить с дядькой Мироном и Гюрятиничем. И обязательно с Михаилом. Без его помощи я не справлюсь. Точнее, справлюсь, но отношения наши однозначно будут испорчены. И даже если позже он поймёт, почему я поступил именно так, вернуть доверие Горского будет непросто. Совсем непросто. Может быть, стоит попытаться найти ещё и китежцев? Или... ладно, с последним пунктом решим позже.

К приходу чем-то очень довольного Завидича я успел проголодаться, съесть приготовленный вернувшейся с рынка тётушкой Еленой обед и пробежаться по вопроснику очередного экзамена... назначенного на следующий день. "Начала навигации", бр-р... нужно озаботиться созданием нормальных навигационных приборов для моего дирижабля. М-да...

Ну, настроение опекуну я быстро испортил. А когда он выслушал полную версию наших с Михаилом приключений в училище, вовсе вышел из себя. Хорошо ещё, что ярость его была направлена не столько на двух горе-студиозов, сколько на дирекцию. Не любит Мирон Куприянович шантажистов. Ой, не любит.

— И что делать думаешь? — осведомился опекун, после того как выдохся, сообщая пространству, что именно он думает об одном конкретном директоре.

— Я взял время на размышление, — ответил я. — Но могу сразу сказать, что ни один из вариантов меня не устраивает. Так что буду брыкаться.

— Звучит несколько самонадеянно, не находишь? — помолчав, проговорил он.

— Как будто у меня есть варианты?

— Ну, раз уж ты намерен бороться... полагаю, что есть, — окончательно успокоившись, с усмешкой произнёс дядька Мирон. — Может, поделишься?

Поделился, конечно. Выслушав мою идею, Завидич задумчиво покивал и, неопределённо крутанув ладонью в воздухе, согласился.

— Знаешь, что-то в этом есть. Нагло, конечно, и в случае отказа ты гарантированно лишаешься места в училище, но если выгорит... Ха! Тебе придётся о-очень хорошо учиться...

— Понимаю, — я поморщился. Опекун прав. Если удастся выиграть, преподаватели с подачи директора с лёгкостью устроят мне "весёлую жизнь"... или не устроят. Но возможность такая есть. — Однако ложиться под систему, влезая в игры Университета и Адмиралтейства, мне тоже не с руки. Прожуют и косточек не выплюнут, если я правильно понял Мишкины намёки.

— Вполне возможно... — протянул дядька Мирон и вдруг встрепенулся. — А знаешь, ты же всё равно будешь с нашим соседом разговаривать на эту тему? Вот и закинь удочку насчёт присмотра студенческого совета. Ставлю гривну против марки, что у них найдутся связи в Ладожском братстве. Если, конечно, сможешь уговорить Михаила на участие в твоем плане.

На объяснение смысла сказанного, опекуну пришлось потратить не меньше получаса. Зато к моменту возвращения Хельги я был уверен, что у меня есть не одна тема для предстоящего разговора с Горскими.

И в этой самой беседе, намёки дядьки Мирона, и в самом деле пришлись ко двору. Разговор с Иваном Фёдоровием, при моём появлении в их доме пребывавшим в весьма раздражённом состоянии, в конце концов свернул в нужную сторону, правда, лишь когда Горский-старший наконец закончил чтение нотаций и, тяжело вздохнув, взялся за бокал с коньяком.

— Итак, молодые люди, что вы намерены делать? — осведомился он, когда немного успокоился.

— Примем предложение директора, я полагаю, — индифферентно пожал плечами Михаил. Очевидно, отец и до моего прихода изрядно проехался по его мозгам, так что выслушанная нами тирада старшего Горского не произвела на Мишку никакого впечатления. А говорят, что повторенье — мать ученья. М-да.

— А мне бы этого не хотелось, — сказал я, когда Иван Фёдорович перевёл взгляд с сына на меня. В глазах хозяина дома явственно мелькнуло любопытство.

— Интересно, и как же ты хочешь избежать этого... ультиматума? — спросил отец Михаила, покачивая тяжёлым бокалом, на дне которого тёмным янтарём сияла ароматная капля — всё, что осталось от налитой себе Горским порции коньяка.

Вот мы и перешли к делу. На изложение возникшей у меня идеи ушло меньше четверти часа. Нет, можно было бы и быстрее, но Иван Фёдорович не угомонился, пока не вытащил из меня все подробности. Загонял, как на экзамене, честное слово...

— Что ж... мысль здравая, — заключил он, закончив "допрос" и как следует обдумав предложенное, на что ушло ещё две порции коньяка. Впрочем, на трезвости мышления Ивана Фёдоровича этот факт, кажется, никак не сказался. — И я даже понимаю, почему ты не хочешь, чтобы Михаил пошёл тем же путём. Но почему ты сам не хочешь учиться в Классах?

— У меня слишком много дел в Новгороде и незакрытый матросский контракт, а в Классах отсутствует возможность заочного обучения как класс, прошу прощения за тавтологию. И если свои дела я ещё могу отодвинуть на год, то контракт — это серьёзно. Прерывать стаж мне сейчас совсем не с руки.

— Что ж, понимаю. Только одно маленькое уточнение, Кирилл, — кивнув, тихо проговорил отец Михаила. — В Классах курсы не делятся на годы обучения.

— Как это? — удивились мы с Мишкой.

— Просто, — усмехнулся Иван Фёдорович. — При создании Воздушных классов за основу была взята система обучения, принятая в Кронштадтской навигацкой школе. Один курс включает в себя некоторый список общих и специальных дисциплин. Никаких "основ", "начал" и прочих вводных предметов, никакого разбиения по годам обучения. Каждая дисциплина даёт полный набор необходимых знаний для будущих "китоводов". Когда курсант третьего класса сдаёт экзамены по ним, он переводится во второй, где изучает уже совершенно иной набор предметов. Ну а закончив первый класс, курсант получает лейтенантские погоны и отправляется по месту службы офицером Военно-Воздушного Флота. Время обучения не лимитировано, хотя, конечно, держать курсанта в одном классе по десятку лет никто не станет.

— То есть вы хотите сказать, что, отправившись в Китеж, Михаил пробудет там не год, а больше? — удивился я. Да и Мишка, признаться, тоже выглядел ошеломлённым от таких новостей.

— Именно, — кивнул Иван Фёдорович и, повернувшись к сыну, улыбнулся. — Так что придётся нам с тобой покопаться в программах обучения и постараться подобрать дополнительные предметы так, чтобы по возвращении тебе не пришлось догонять своих однокурсников по десятку дисциплин разом.

— Ох! — Михаил хлопнул себя ладонью по лицу.

— Ну-ну... Зато изученные в Классах дисциплины в училище тебе сдавать уже не придётся. Оценки по ним, полученные в Классах, сразу пойдут в итоговый лист, — подсластил пилюлю старший Горский.

— Дела-а... — протянул Михаил.

— М-да. Тем более в Китеже мне сейчас точно не место, — заключил я.

— Добро. Я понял, что ты от своего не отступишься, — кивнул Иван Фёдорович. — И готов оказать помощь, но... Кирилл, студенческий клуб, ни один, подчёркиваю, не станет заступаться за чужого. Так что если хочешь поддержки от студенческого братства и соответственно студенческого совета, придётся вступить в один из наших клубов.

— Это накладывает какие-то обязательства? — поинтересовался я.

— Посильная помощь клубу и его членам, — пожав плечами, сообщил старший Горский и, заметив мой взгляд, усмехнулся. — Не волнуйся, никто не станет требовать от тебя чего-то запредельного или... недостойного. Михаил, принеси Кириллу устав нашего клуба. Пусть ознакомится.

— Сейчас.

Мишка сорвался с места, и уже через пару минут передо мной лежала небольшая книжка, солидная такая, с золотым обрезом, в обложке из чёрной кожи с вытисненной на лицевой стороне буквой "В".

— Веди-клуб. В него ещё мой прадед входил, — улыбнулся Иван Фёдорович, погладив книгу, и одним пальцем толкнул её по столешнице в мою сторону. — Прочти. Тут немного. Будут вопросы — задавай Михаилу, а я, пожалуй, покину вас на некоторое время. Если задержусь, не разбегайтесь, дождитесь меня обязательно. Хорошо?

Мы с Мишкой кивнули. Дождавшись, пока Иван Фёдорович покинет гостиную, я погрузился в чтение устава. И чем больше я читал, тем больше мне нравилась эта идея.

Веди-клуб, как и здешние студенческие клубы вообще, не имел ничего общего с клубами по интересам, памятными мне по той жизни. Нет, я в них не состоял, но был наслышан. Здешние же студенческие объединения совсем другие.

Во-первых, в них входят студенты из разных университетов и их подразделений в пределах одной страны. Связи между клубами разных стран... не приветствуются.

Во-вторых, главы клубов в каждом учебном заведении входят в студенческий совет, или как его ещё называют, "Собрание нижней скамьи", которое участвует в управлении университетом наряду с учёным советом, в свою очередь именующимся "Собранием верхней скамьи" и состоящим исключительно из преподавателей. Возглавляет этот "двуспальный" орган управления ректор. А контролирует их попечительский совет, в который могут входить лишь бывшие студенты конкретного учебного заведения либо его преподаватели... Получается очень замкнутая система, не приемлющая сторонних лиц.

В-третьих, основной смысл студенческих клубов здесь — это связи... Студенты и курсанты, входящие в один и тот же клуб, всегда могут рассчитывать на помощь собратьев как в пределах учебного заведения, так и в обычной жизни. И клуб — это навсегда. Независимо от того, учится его представитель или давно закончил обучение, он остается в составе клуба до тех пор, пока сам не объявит о своём выходе и не положит свой перстень на стол в зале собрания, где был когда-то принят в братство. Есть ещё один вариант... из клуба могут исключить за недостойное поведение. При этом само понятие "недостойного" трактуется весьма широко. Так, например, осуждённые за кражу, убийство, разбой, мошенничество, измывательства и работорговлю исключаются из состава клуба без всяких условий. Хотя убийство на дуэли в этот список не входит. И даже если выжившего участника посадят, из клуба он не вылетит.

А вот "севших" по политическим мотивам исключают лишь в том случае, если для своих противоправных действий они пользовались предоставленными клубом ресурсами... или вели агитацию среди членов клуба. Но в этом случае даже приговор суда не нужен. Собрание клуба выпихнет такого баламута, как только он попытается привлечь к своей деятельности хоть одного члена клуба. Болтать — пожалуйста, сколько угодно. А вот делать из клуба политический кружок не стоит. Последнее правило, как я понимаю, из новых... Ну, точно. И введено оно было в год, когда Московское княжество подавило восстание восторженных идиотов, возмечтавших о всеобщем равенстве и решивших пойти по стопам Французской революции.

М-да, очень подробный документ. Тут даже понятие клубной тайны имеется. Единственное, чего я не нашёл в книге, это условия вступления. А хотелось бы. Прочитав эту книжицу, я заимел серьёзное желание вступить в клуб. Полезная штука!

Но тут меня просветил Михаил, до этого сидевший в кресле тихо, словно мышь. Я захлопнул книгу и, повернувшись к приятелю, потребовал объяснений. И получил их.

— Есть два типа вступительных испытаний, — проговорил он, и в тоне Михаила я расслышал недовольные нотки. — Первое... самое распространённое. Задание клубного собрания. Не унизительно, но неприятно, поскольку всегда связано с нарушением общественного порядка. И хорошо ещё, если в самом университете, там преподаватели готовы к подобным выходкам, поскольку все клубы проводят приём неофитов примерно в одно и то же время. А вот если в городе... ну, от городовых придётся побегать точно. Собственно, основная задача не столько сотворить что-то эдакое, сколько не попасться и не проболтаться о том, какое именно братство выдало задание. В последнем случае дорога в клубы будет закрыта навсегда. Болтуны никому не нужны. Но в твоем случае, скорее всего, будет второй вариант... Хотя и первый не исключен.

— И что же это? — спросил я. Носиться по городу по такой холодине, для того чтобы сотворить какую-то глупость во славу клуба, мне совсем не хотелось.

— Удиви, — выдохнул Михаил.

— Не понял.

— Да чего тут непонятного? Нужно сделать или продемонстрировать что-то такое, что удивит клубное собрание. Что-то оригинальное и... небесполезное. Иными словами, требуется доказать клубу, что ты не серая посредственность, ищущая опоры, а способен и сам быть полезным своим собратьям.

— Поня-атно, — второй вариант мне понравился намного больше. Осталась сущая мелочь... найти, чем я могу так удивить собрание. Артефакты? М-м... возможно. Возможно.

Нашу беседу прервал ворвавшийся в гостиную Иван Фёдорович. И был он не один.

— Ну что, господа курсанты-слушатели... всё обговорили? — улыбнулся хозяин дома и подтолкнул в нашу сторону стоящего рядом с ним рослого детину, затянутого в классическую "тройку". — Кирилл, мой сын уже знаком с сим молодым человеком. Думаю, тебе тоже это будет полезно... если я оказался прав и ты возжелал присоединиться к нашему братству. Впрочем, если даже это не так, знакомство всё равно не бесполезное. Итак, знакомьтесь, глава Веди-клуба в штурманском училище Ладожского университета Гревский Нил Нилович.

— Кирилл Миронович Завидич. Рад знакомству, — мы с Михаилом одновременно поднялись с кресел, и я отвесил гостю короткий поклон, одновременно окинув Гревского взглядом. Старший курс. Высокий, поджарый. Глубоко посаженные глаза, узкое лицо с резкими чертами. Ухоженные, хотя и совсем ещё не густые, по молодости, усы и бородка-эспаньолка. Строгий тёмный костюм... интересный тип.

— Взаимно, Кирилл Миронович, — мягко улыбнулся Нил и протянул руку.

Обменявшись рукопожатием, мы вновь разместились на своих прежних местах. Гревский устроился на диване. Об угощении хозяин дома, очевидно, успел распорядиться ещё до того, как вошёл в гостиную, поскольку не успели мы рассесться, как в комнату вплыла кухарка, тут же принявшаяся расставлять на столике между нами чайные принадлежности. А тем временем старший Горский принялся просвещать нового гостя о причинах столь поспешного приглашения.

Вот интересно, неужели Иван Фёдорович действительно был так уверен в том, что я решу вступить в клуб? Впрочем, а кто бы отказался? Перспективы, связи... помощь? Ну, чем смогу — помогу. Но ведь это правило работает в обе стороны, не так ли?

— Я понял, Иван Фёдорович, — выслушав хозяина дома, проговорил Гревский. Довольно резко сказал, между прочим. Нил перевёл взгляд на меня и покачал головой. — Честно говоря, мне не по душе идея вступления человека в наш клуб, когда единственной причиной для этого шага является желание решить свои частные проблемы за чужой счёт. Это...

— Стоп-стоп, — нахмурился старший Горский. — Кто говорит о решении проблем за счёт ресурсов клуба? Кириллу...

— Позвольте мне, Иван Фёдорович? — остановил я хозяина дома. Тот еле заметно усмехнулся и с готовностью кивнул. — Благодарю. Нил Нилович, я понимаю ваше возмущение, но оно лишь результат невольного заблуждения. Прошу вас, выслушайте меня, а потом... примите решение. Каким бы оно ни было, я не стану его оспаривать. Согласны? — проговорив всю эту витиеватость, я глубоко вздохнул. Кто бы знал, где и когда мне пригодятся уроки риторики и этикета!

Гревский помолчал, смерил меня до-олгим взглядом и... молча кивнул. Ну, понеслась.

На объяснения у меня ушло около получаса, а в итоге...

— Ха, это будет интересно. Слушатель-заочник в студенческом братстве... По-моему, такого не было уже лет сорок, — усмехнулся Гревский и поднялся с кресла. — Что ж... завтра в восемь вечера состоится собрание клуба. Михаил вас проведёт. Удивите нас, Кирилл Миронович, ещё раз, и принятие в клуб у вас в кармане... Засим откланяюсь. Прошу прощения, Иван Фёдорович, что не могу задержаться. Время позднее, а сессии никто не отменял. Всего хорошего, господа.

* * *

— М-да, интересный рассказ. — Офицер отошёл от окна и, взглянув на вытянувшегося по струнке визитёра, стоящего в центре кабинета, кивнул. — Благодарю за информацию. Вы свободны, капитан, и... передайте мою благодарность вашим людям за проявленное участие. Их просьбы будут удовлетворены в обязательном порядке в ближайшее время. Я прослежу.

Тот щёлкнул каблуками и, склонив голову в коротком поклоне, покинул кабинет начальника почти уставным шагом.

— Ох, уж мне эти "летуны" с их гонором. Как будто мы не под одним Адмиралтейством ходим. Пф, — хозяин кабинета покачал головой вслед закрывшейся двери и, шагнув к столу, вызвал секретаря. — Прикажи подать экипаж, хочу прокатиться за город.

— Будет исполнено.

Хозяин кабинета прошёл к неприметной двери в углу кабинета и, отворив её, оказался в небольшой комнате отдыха. Китель полетел на диван, скрипнули дверцы гардероба... а через четверть часа неприметный синий "Марон-V" уже вёз одетого в цивильный костюм офицера по загородному тракту в сторону имения его старого и надёжного друга. Ну, в самом деле, не обращаться же к его сыну напрямую? Невместно.

Глава 5. Принять или не принять — вот в чём вопрос

Экзамен, законное "превосходно"... и вперёд, на встречу с Гюрятиничем. Как заверила Хельга, он сегодня должен быть в конторе. Хорошо ещё, что от училища до Садовой можно пройти пешком минут за десять, иначе пришлось бы ждать трамвая, а из-за снегопадов эти трезвонящие вагончики напрочь забыли о такой вещи, как расписание. Брать же извозчика или "емельку"... ха, в припортовом районе проще нанять "селёдку", чем найти такси.

Оказавшись на крыльце конторы, я стряхнул с фуражки и бушлата налипший за время прогулки снег и, сбив грязь с ботинок, открыл дверь в тёплый, ярко освещённый холл конторы.

Хорошо, тепло... Скинув верхнюю одежду и оставив её в небольшой гардеробной за низкой дверью в углу холла, я поднялся на второй этаж и, промчавшись по длинному коридору, на ходу приветствуя шастающих туда-сюда конторщиков, вошёл в приёмную перед кабинетом Гюрятинича. Капитан "Феникса" принял меня неожиданно быстро — буквально через минуту после того, как секретарь доложил о моём приходе. М-да, всё-таки купцы — это не бюрократы, время ценят...

— Доброго дня, Владимир Игоревич, — поприветствовал я Гюрятинича, оказавшись в его кабинете.

— И тебе здравствовать, Кирилл. Проходи, не стой на пороге, — капитан кивнул на одно из кресел для посетителей, что стояли у приставки к его столу.

— Благодарю, — ответил я, устраиваясь в тяжёлом, но довольно удобном, несмотря на официальность, кресле. Гюрятинич кивнул.

— Итак, я полагаю, ты пришёл поговорить об изменении условий контракта или увольнении, не так ли? — проговорил Владимир Игоревич, а я аж поперхнулся от удивления. Кто сдал? Хельга? Но она не в курсе моих "училищных" заморочек. Ни я, ни Завидич ничего ей не говорили. По крайней мере, я — точно! Не хватало ещё, чтобы ко всей этой суете добавились нотации от сестрицы... А может, дядька Мирон сказал?

Справившись с удивлением и угомонив заполошно скачущие мысли, я мотнул головой.

— Можно и так сказать, Владимир Игоревич, — медленно проговорил я. — Тут вот какая ситуация сложилась...

Гюрятинич молча и не перебивая выслушал историю о нашем с Мишкой столкновении с китежцами и его последствиях, включая "ультиматум" директора.

— Собственно, я очень надеюсь, что мне удастся отвертеться от переезда в Китеж, но поскольку надежда — штука ненадёжная, счёл своим долгом предупредить вас о возможном вынужденном расторжении контракта.

— Я тебя понял, Кирилл, — Гюрятинич слабо улыбнулся, помолчал и договорил: — Не буду читать нотаций, поскольку не сомневаюсь, что твой опекун уже это сделал. Да и не мне тебя воспитывать. Надеюсь только, что случившееся научит тебя осмотрительности.

— Да уж, — я скривился. Знал бы, чем обернётся столкновение с китежцами, — постарался бы разрулить ситуацию без мордобития...

— Вижу, ты и сам понимаешь, — кивнул капитан и неожиданно усмехнулся. — Знал бы ты, сколько подобных проблем возникает на маршруте! Впрочем, ты первый матрос на моей памяти, умудрившийся вляпаться в такую неприятность не в походе, а в родном порту.

В ответ я только руками развел. Опять выделился...

— Не специально же... — произнёс я тихонько.

— Пф! — капитан отмахнулся и окинул меня оценивающим взглядом. — Ладно. Я, конечно, рад, что ты не стал бегать от ответственности, как маленький, и нашёл в себе силы прийти и рассказать о своих проблемах. Но могу заметить сразу, это не помешает мне стребовать с тебя неустойку за досрочное расторжение контракта.

— Так я же поэтому и пришёл! — радостно кивнул я.

— Вот как? — Гюрятинич явно удивился моей реакции, и я поспешил объясниться:

— Мне нужен документ... письмо... не знаю, как это правильно называется... В общем, бумага, в которой будет написано, что вы намерены взыскать с меня эту самую неустойку, пусть даже и в судебном порядке.

— Во-от оно что... Смотрю, ты всерьёз нацелился отбиваться от учёбы в Классах, — понимающе кивнул Гюрятинич. — Уверен, что получится?

— Нет, но сдаваться не собираюсь, — ответил я.

— Что ж... будет тебе бумага. Точнее, не тебе, а дирекции училища, — произнёс капитан. — Не люблю, когда у меня пытаются отобрать моих матросов.

Секретарь возник в кабинете Гюрятинича словно по мановению волшебной палочки. А потом мне осталось только удивляться подкованности нашего капитана в профессиональном крючкотворстве.

Выданная мне бумага... внушала. Тут было всё! От перечисления статей законодательства и пунктов контракта, обосновывающих буквально неприличный размер неустойки и обещание содрать всю сумму с дирекции училища, до завуалированного обвинения в шантаже матроса "Феникса" и скромного сообщения о грядущей встрече с коллегами на банкете по случаю Дня основания Торгового флота. И ведь не скажешь, что директору фактически пообещали "весёлую" жизнь и разбор полётов на тему "не замай!". Всё вежливо и корректно, не придерёшься.

М-да, такого от Гюрятинича я не ожидал. Если он за каждого своего матроса заступается подобным образом, становится понятным то уважение, с которым к нему относятся подчинённые.

— Владимир Игоревич, — закончив с бумагами, заговорил секретарь. — Прошу прощения. Полчаса назад звонил ваш батюшка, просил передать вам... м-м... приглашение на сегодняшний вечер. Он был весьма настойчив.

— Настойчив, да? — протянул капитан. Секретарь кивнул. — Что ж, раз зовёт, да ещё и настоятельно... значит, съезжу. Благодарю, Никита.

Секретарь кивнул и исчез за дверью, оставив у меня в руке уже украшенное печатью Гюрятинича письмо в дирекцию училища.

— Вот так, Кирилл. А я хотел сегодня вечером заглянуть к вам, — недовольно проговорил капитан. — Видно, не судьба... Хм... ты не будешь так любезен...

— Сообщить Хельге о переносе вашего визита? — я еле сдержал улыбку. Гюрятинич смутился... но кивнул. — Хорошо, Владимир Игоревич. Сделаю.

— Спасибо, Кирилл, — облегчённо вздохнул капитан. Хех, смешной он. Вроде бы матёрый, тёртый жизнью волчара... а как речь заходит о моей новоявленной сестрице, так куда что девается?!

Распрощавшись с Гюрятиничем и отыскав в конторе Хельгу, чтобы выполнить данное обещание, я наконец покинул здание на Садовой и... отправился на поиски кофейни или недорогого ресторана. Время-то уже к четырём, скоро стемнеет, а я ещё не обедал. Нехорошо!

Не обнаружив рядом ничего подходящего, я запрыгнул на заднюю площадку медленно ползущего трамвая и, доехав до Софийской площади, отправился в так полюбившуюся мне кофейню.

Сидя за маленьким столиком в углу, я смотрел в окно, за которым вновь повалил снег, и, попивая горячее какао, размышлял о недавнем разговоре с капитаном. К моему удивлению, он сделал гораздо больше, чем я рассчитывал. А написанное им письмо, если я правильно понимаю, само по себе может изменить мнение директора в нужную мне сторону, без всяких дополнительных ухищрений. Но это не значит, что я должен от них отказываться.

Глянув на часы, затопившие зал густым звоном, я хмыкнул и принялся собираться. Семь вечера, встреча в клубе через час. Но мы с Михаилом договорились встретиться в половину восьмого у храма Козьмы и Дамиана. Пора.

Ждать Горского мне не пришлось, хотя от кофейни до церкви всего десять минут ходу. Тем не менее, Мишка уже был тут и, судя по тому, как он наворачивал круги вокруг фонаря, нервничал мой приятель, пожалуй, даже больше, чем я сам.

Здание Веди-клуба, как оказалось, находится в нескольких шагах от церкви, буквально через дорогу. На входе Михаил гордо продемонстрировал швейцару перстень и, бросив: "он со мной", — вошёл в наполненный светом и теплом вестибюль клуба. Ну а я прошёл следом за ним, невольно поёжившись от пристального изучающего взгляда "хранителя врат".

Как оказалось, у студентов и курсантов, входящих в клуб, здесь имеются свои залы... точнее, клубные комнаты, расположившиеся на первом этаже здания. Но если взрослые члены клуба имели свободный доступ в любые помещения, то студентам и курсантам вход на второй и третий этажи здания, где, собственно, и находились основные помещения клуба, был закрыт до совершеннолетия... или до выпуска. Правда, учитывая, что несовершеннолетние выпускники — редкость необычайная... в общем, можно считать, что до семнадцати лет на верхних этажах нашему брату делать-то и нечего.

Комната клуба, отведённая курсантам нашего училища, оказалась довольно небольшим обитым золотистыми обоями помещением, обставленным основательной и даже на вид тяжёлой дубовой мебелью. Здесь нашлось место и окружённому двадцатью стульями с высокими прямыми спинками массивному круглому столу в центре зала, и нескольким книжным шкафам. В простенках между окнами сверкали отражёнными бликами витрины с моделями дирижаблей разных лет, у стены напротив длинный буфет с огромным, потемневшим от времени зеркалом. А на противоположной от входа стене красовался герб — алый щит с серебряным штурвалом на нём и чёрной буквой "В" в левом верхнем углу.

Уютно, светло... и без пафоса. Зато "дирижабельной" тематики хоть отбавляй. От всё тех же моделей "китов" в витринах до надраенных медных светильников, словно снятых с "Феникса". Про книги заполнившие полки шкафов, и тускло сверкающие золотистыми надписями из-за стекла, и вовсе можно промолчать.

— Мы первые, — констатировал очевидное Михаил, окинув взглядом пустую комнату, дверь в которую он открыл, просто приложив свой перстень к медной пластине с гербом клуба.

Впрочем, остальных участников собрания мы опередили совсем не намного. Я едва успел осмотреться и оценить обстановку, когда в комнату вошёл уже знакомый мне глава училищного отделения клуба Гревский. А следом потянулись и другие... старшекурсники.

Внимательные оценивающие взгляды, короткое представление присутствующих, среди которых действительно не оказалось ни одного курсанта младше третьего курса... и тишина.

— Что ж, всем известно, для чего мы сегодня собрались, — наконец заговорил Гревский, дождавшись, пока участники собрания устроятся за столом. — Но прежде чем мы перейдём к основным вопросам собрания, предлагаю рассмотреть заявление нашего гостя, изъявившего желание присоединиться к Веди-клубу. Поручителями господина Завидича являются первокурсник Михаил Горский и мастер церемоний большого зала Иван Фёдорович Горский.

— Испытание? — стоя чуть в стороне от стола, я не заметил, кто именно это спросил.

— Второе, — ответил Гревский и перевёл взгляд на меня. — Кирилл Миронович, у вас были сутки на то, чтобы подготовиться к сегодняшнему заседанию. Я не буду долго говорить и расспрашивать вас, поскольку слова, по крайней мере, одного из ваших поручителей нам вполне достаточно. Поэтому я просто повторю: удивите нас.

Удивить — это можно. Вчера я довольно долго перебирал варианты, но в конце концов остановился на самом простом.

Я подмигнул серьёзно насупившемуся Михаилу, сидящему за столом, и, сделав пару шагов, выложил на наборную столешницу свой значок пилота.

— Это... ваше?

После нескольких минут молчания, во время которого значок пилота внимательно рассмотрели все присутствующие, я кивнул.

— Могу я узнать, за какие заслуги вы его получили? — осведомился сосед Гревского, кряжистый молодой человек лет двадцати на вид.

— Самостоятельная посадка шлюпа на площадку Высокой Фиоренцы, с отключенным приводом, — честно ответил я.

— Однако. А кто вам его вручил?

— Бонифацио Руджиери, капитан порта третьего сектора Высокой Фиоренцы.

— Неистовый Бонифатий? — переспросил меня всё тот же "допрашивающий", переглянувшись с Гревским. — Бывший капитан первого ранга, командир линкора "Слава"?

— Честно говоря, первый раз слышу это прозвище, но человек, вручивший мне этот значок, действительно некогда состоял на русской службе в чине капитана первого ранга. К сожалению, я также не знаю, каким кораблем он командовал, — ответил я.

— Кхм... Кирилл... Миронович. Вы же понимаете, что мы обязательно проверим... легальность получения этого знака? — Я кивнул в ответ, и Гревский обратился к своему соседу. — Роман, клубный телеграф находится в техническом зале второго этажа. Прошу вас, запишите номер знака нашего гостя и запросите сведения о нём из реестра пилотов Китежского порта.

На установление "легальности" ушло чуть больше получаса, а вот на то, чтобы принять меня в клуб, не было потрачено и пяти минут. Никаких церемоний, никаких ритуалов. Пожали руку, внесли имя в клубную книгу — и готово. Класс. Жаль только, полгривны пришлось отдать за перстень. Хорошо ещё, что Мишка заранее предупредил о его стоимости...

День встречи с директором начался с того же, что и предыдущие. Тренировка у мастера Фенга и очередной экзамен, результаты которого нам сообщат только после обеда. Михаил был недоволен, ворчал и ёрзал даже в кофейне, где мы устроились, чтобы перекусить. Я еле успел поймать падающее со стола блюдце, которое младший Горский неловко смахнул, оборачиваясь на звук открывающейся двери.

— Прекращай вибрировать, Миш.

— Как? — удивился он.

— Не суетись, говорю, — пояснил я. — Сдали мы этот экзамен, не сомневайся!

— Да какой экзамен! У меня тут друга отчислять собираются... — фыркнул Мишка.

— Да ладно! — я сделал большие глаза. — Не сгущай краски, Миш. Ну не получится переиграть с этим временным переводом, и чёрт бы с ним. Будем учиться вместе в Китеже. Да, придётся перестраивать мои планы, но это же не смертельно... А значит, переживём!

Мишка вздохнул. А я...

У меня никогда не было друзей. Ни там, ни тут. В Меллинге я учился в школе Фабрички с детьми старших работников и конторских верфи... и дружить с ними мне было "не по чину". Они меня просто не принимали в свою компанию. Ну а дети рабочих, с которыми мы работали на самой верфи, недолюбливали меня... по сути, по той же самой причине. "Выскочка"... "барчонок", как меня только не называли, и всё из-за того, что отец, выбившийся в мастера своим умом, отдал меня в школу Фабрички.

А там, ну какие могут быть друзья, когда находишься на домашнем обучении без права покидать загородное имение рода, а трое родственников, единственные более или менее подходящие по возрасту в друзья, рассматривают тебя исключительно как грушу для битья?

Были, конечно, выезды в другие владения Громовых, но сдружиться с живущими там детьми я просто не успевал. Вот так и вышло, что ни в одной жизни у меня не было человека, которого я мог бы назвать другом. Так что фраза Михаила изрядно выбила из колеи, хотя я и постарался не показать этого.

— Кирилл, о чём задумался? — окликнул меня Горский.

— Да так... о разном, — ответил я и, покосившись на часы, заметил: — Ну что, пора на встречу с директором, а?

— Точно, — Мишка проследил за моим взглядом и поднялся из-за стола.

Оставив деньги на столике, мы вышли из кофейни и, дождавшись трамвая, отправились в училище.

А в приёмной было уже людно. "Китежцев" не видно, но их куратор здесь, он о чём-то разговаривал с секретарём и время от времени косился на спокойно читающего в уголке Гревского. Поздоровавшись с присутствующими, я устроился на стуле у стены, а Мишка, повздыхав и хлопнув меня по плечу, исчез из приёмной. Ну и правильно, нечего толпу создавать. Приёмная невелика, и пять человек в ней с лёгкостью создавали ощущение тесноты и скученности. Секретарь выудил из жилетного кармана часы и, чему-то кивнув, скрылся за дверью директорского кабинета, но уже через минуту вновь оказался в приёмной.

— Господа, директор ждёт, — кивнув на дверь, сообщил он.

Переглянувшись с куратором "китежцев", я позволил ему пройти вперёд, а сам выглянул в коридор, по которому наворачивал круги мой... друг?

— Мишка, пора.

Горский кивнул, и полминуты спустя мы вошли в кабинет директора. Я успел заметить краем глаза, как секретарь попытался преградить путь Гревскому, но тот проскользнул следом за Михаилом, а я, оказавшись замыкающим, закрыл дверь кабинета прямо перед носом секретаря. Щелчок замка. Не войдёшь.

— Добрый день, господа. Присаживайтесь. — Директор взглянул на Гревского: — Нил Нилович, чем обязан?

— Студенческий совет и мой клуб были поставлены в известность о недавнем происшествии и сочли необходимым присутствие своего представителя при определении наказания провинившимся, — велеречиво ответил тот. Директор выслушал объяснение и, пробежавшись взглядом по присутствующим, кивнул, заметив перстни на пальцах Михаила и Гревского.

— Что ж, законное требование. Добро. — В этот момент, дверь кабинета содрогнулась, и директор недоумённо приподнял бровь. — Курсант Горский, откройте дверь, будьте любезны.

Ворвавшийся в кабинет секретарь, взъерошенный, словно мокрый воробей, наткнулся на взгляд директора и замер на месте, хотя, как мне кажется, не прочь был бы вытащить отсюда Гревского за вихры, а заодно наградить меня хорошим подзатыльником.

— Оставьте нас, — два слова, а какая реакция! Секретаря будто ветром сдуло. Дождавшись, пока его помощник покинет кабинет и закроет за собой дверь, директор покачал головой, но тут же переключил внимание на нас. — Итак. Насколько я понимаю, студенческий совет уже знаком с сутью происшедшего три дня назад столкновения?

— Да, господин директор, — кивнул Гревский.

— Замечательно. Тогда не буду повторяться, чтобы не тянуть время. По результатам расследования инцидента мы с Сергеем Александровичем пришли к выводу, что обе стороны конфликта равно виновны в происшедшем. Но ввиду разной подчинённости сторон наказание им будет назначать личное руководство. Так, Сергей Александрович, как руководитель, определил своим подопечным наказание в виде одного месяца подсобных работ в Классах, с отсрочкой исполнения до возвращения в Китеж. Точно такое же наказание, с условием работы на альма-матер, я, как директор училища, налагаю на курсанта Горского и слушателя Завидича, с такой же отсрочкой исполнения, поскольку оба они по завершении сессии отправляются для обучения по обмену в Китежские Воздушные классы.

— Простите, Роман Спиридонович, — вклинился я в речь директора. — Но я ещё не согласился на временный перевод и обучение по обмену.

И два удивлённых взгляда мне наградой.

— Вот как? — протянул куратор китежцев, пристально меня разглядывая, будто энтомолог неизвестную науке моль.

Директор же тяжело вздохнул.

— Кирилл, в этом случае я вынужден буду вас отчислить.

— Но это нечестно! — воскликнул Мишка. Умница! Всё как договаривались. — Получается, за один и тот же проступок разные наказания. Курсантам одно, а слушателю — другое!

— Если вы настаиваете, я могу отчислить и вас, Михаил Иванович, — изобразив улыбку, проговорил директор.

— Извините, господин директор, но я вынужден буду уведомить клуб и совет о происходящем, — заметил Гревский. — И мне кажется, эта история не придётся братству по душе. Мера наказания оглашена, и менять её, тем более ужесточать, только потому, что один из наказанных вынужден отказаться от предложения участвовать в вашем проекте по обмену, да ещё и угрожать отчислением курсанту, вступившемуся за собрата... это предосудительно.

— С каких пор студенческий совет заботится о слушателях? — явно задавив рвущееся крепкое словцо, произнёс директор.

— С тех пор, как слушатель присоединился к братству, — Гревский кивнул на мою руку, где красовался точно такой же перстень, как у него самого и у Михаила. Директор скрипнул зубами.

— Кирилл, я вас предупреждал, и мне показалось, что вы правильно поняли сказанное, — глубоко вздохнув, сказал директор, справившись со своим гневом.

— Я прошу прощения, Роман Спиридонович, — выудив из внутреннего кармана пиджака письмо Гюрятинича, я протянул его директору. — Вчера я был у своего нанимателя, чтобы уладить личные дела. Он меня выслушал и был крайне недоволен сложившейся ситуацией. Это письмо он настоятельно просил передать вам. Собственно, именно по результату разговора с капитаном я и вынужден отказаться от вашего предложения участвовать в программе обмена.

— Наниматель? — приподнял бровь до сих пор молчавший куратор "китежцев". Я кивнул.

— Мой статус слушателя-заочника обусловлен заключённым матросским контрактом. Его разрыв в связи с переводом на Китеж и соответственно невозможностью продолжать работу грозит серьёзными санкциями. Неустойка в виде годового жалованья, пусть даже юнца, ощутимо бьёт по кошельку, знаете ли, — объяснил я и повернулся к только что закончившему чтение директору. — Я готов принять наказание дирекции за свой проступок и могу заверить, что окажу всю возможную помощь по хозяйству училища, особенно если это будет связано с работой и наладкой артефактов. У меня большой опыт в этом деле. Но перевод в Китеж, пусть и временный, для меня просто неприемлем.

Мягче надо, мягче. Если директор сейчас вспылит, я действительно могу вылететь из училища. Пусть и не сегодня...

— Значит, говорите, хорошо разбираетесь в артефакторике, да? — медленно протянул Роман Спиридонович. Я кивнул в ответ.

— Без ложной скромности могу сказать, что мог бы пройти испытания на звание арт-инженера хоть сегодня, — заверил я директора. — Сложные арт-приборы -мой конек.

— Вот как? Смелое заявление. Я бы даже сказал, наглое... — Роман Спиридонович окинул нас взглядом, помолчал, но, в конце концов, очевидно, махнул рукой на свою затею и, сложив письмо Гюрятинича, проговорил: — Так, господа. Курсант Горский, слушатель Завидич, я прошу прощения за свою несдержанность и горячность. Оглашённое наказание остаётся в силе. Но! В отличие от курсанта Горского, в вашем случае, Кирилл, я не вижу необходимости в отсрочке наказания. Поэтому поступим следующим образом: наказание для вас начинается с сегодняшнего дня и будет продолжаться до вашего отбытия в рейс. На время рейса наказание, естественно, откладывается. Отныне и до истечения тридцать первого дня вы обязаны проводить не менее пяти часов в день в училище под руководством управляющего хозяйством Никиты Даниловича Ремизова. Он будет назначать вам работы и следить за их исполнением. У студенческого совета есть возражения?

— Никак нет, Роман Спиридонович, — откликнулся Гревский.

— Вот и замечательно, — кивнул директор и тут же усмехнулся. — Тогда прошу совет и лично вас, Нил Нилович, озаботиться выбором трёх толковых курсантов. Одного с младших курсов и двух со старших, которые и отправятся в Китежские Воздушные классы для учёбы по обмену... раз уж слушатель Завидич отказался от такой чести. Или четырёх? А, курсант Горский? Не собираетесь отказаться, как ваш приятель?

В тоне директора послышались нотки злого ехидства.

— Роман Спиридонович, я безмерно рад возможности оказаться в Китежских классах, — чуть ворчливо заметил Михаил. — И мне ничто не препятствует в этом, в отличие от Кирилла.

— Что ж, я рад, что хоть кто-то понимает значимость того, что делает дирекция для должного образования наших курсантов, — проговорил директор. — Думаю, на этом мы можем закончить нашу встречу. Курсант Горский, будьте любезны проводите слушателя Завидича к господину Ремизову для знакомства.

— Слушаюсь, господин директор.

Поднявшись из-за стола, мы попрощались с директором и куратором "китежцев" и вывалились в приёмную прямо под недобрый взгляд секретаря. И уже вдогонку я услышал из кабинета хозяина училища...

— Удачи на экзаменах, господин Завидич.

Оставил последнее слово за собой. Ладно... прорвёмся.

* * *

— Что значит "он не согласился"? — изумлённо проговорил гость хозяина поместья.

— То и значит, — абсолютно невозмутимым тоном откликнулся его собеседник, подливая себе и гостю коньяк из хрустального графина. — Сказал, что не в его правилах разбрасываться толковыми подчинёнными.

— Он что, ни в грош твое слово не ставит?

— Я ошибся, — пожал плечами хозяин дома, подвигая пузатую рюмку собеседнику. — Ты говорил, что всё нужно сделать быстро, и я отослал сыну записку с указанием. А надо было бы съездить к нему самому и всё объяснить. Забыл, старый, что он не терпит приказов. Хорошо ещё, что вечером он приехал ко мне сам. Поговорили, разобрались...

— И что? Он выполнит просьбу? — поинтересовался гость.

— Нет, конечно. Более того, теперь отобрать у него этого мальца будет сложнее, чем забрать медвежонка у его матери. Драться будет до конца.

— Но почему?! — гость аж кулаком по столу треснул от избытка чувств.

— Потому что твое ведомство уже дважды нарушило наш договор! — неожиданно рявкнул в ответ хозяин дома. — Сначала эта авантюра с артефактами, чуть не лишившая нас "Феникса", теперь затея с мальчишкой... Хватит, Матвей, ты перешагнул черту!

Гость удивлённо взглянул на хозяина дома, но после небольшой паузы нехотя кивнул.

Часть вторая. Белки и колёса

Глава 1. Кто ходит в гости

Я закончил этот марафон. Нет, не так... Я закончил этот чёртов марафон!!! Последний экзамен позади, а впереди, как минимум, две недели отдыха. Без зубрежки, без мандража и "боёв" с экзаменаторами, вспоминая которые, я то и дело жалую недобрым словом мстительность директора. Нет-нет, меня никто не "валил", и сданные письменные работы принесли свои законные "превосходно", но вот с устными экзаменами... это было что-то. Обошлось, правда, без особых каверз и разбора тем до последней запятой, но... такое впечатление, что преподаватели, все без исключения, решили "обкатать" на мне, как минимум, по половине от всех имевшихся в их распоряжении экзаменационных листов! А вторую половину отрабатывали на Михаиле. Хорошо ещё, что у него, как у курсанта, экзаменов меньше... но всё равно круглыми отличниками мы сессию не закрыли. Четыре "хорошо" у меня и пять у Горского. Чёрт, да мы с ним похудели за эти полторы недели килограммов на десять, не меньше... в общем зачёте, так сказать. На нас даже мастер Фенг без жалости смотреть не мог. Но занятий не прекратил. Эх... Ладно, всё хорошо, что хорошо кончается. И первая сессия тому доказательством. Вот теперь можно немного расслабиться.

— Кирилл, ты не забыл о своём обещании? — вкрадчивым голосом поинтересовалась Хельга. Что-что я там говорил об отдыхе? М-да...

— Помню. Но, может быть, ты мне дашь хоть пару дней, чтобы прийти в себя после экзаменов? — со вздохом ответил я. — У меня до сих пор перед глазами штурманские карты с алгебраическими формулами чардаш отплясывают!

— Я же не предлагаю тебе прямо сейчас заняться исполнением обещаний. — Ну, слава богу, кажется, у Хельги ещё не совсем ум за разум зашёл. — Но ведь тебе наверняка нужно как-то подготовиться?

М-да, зря надеялся. Ладно, попробую иначе.

— Этим я займусь не раньше, чем провожу Горских в Китеж.

— Хельга, отстань от Кирилла. Забыла, как сама сессии сдавала? — нарисовавшийся в гостиной дядька Мирон зыркнул на дочь так, что та подавилась очередным уже явно готовым сорваться с язычка вопросом.

Ну и замечательно. А то, того и гляди, речь зайдёт о предстоящем как раз накануне Мишкиного отъезда Большом Зимнем бале, ежегодно устраиваемом Ладожским университетом. А эту тему я не хочу обсуждать ещё больше, чем предстоящий вскоре эксперимент с добычей "сырья" для накопителей. Хватит и того, что глава клуба потребовал моего непременного присутствия на этой "дискотеке". Впрочем, не один я такой счастливчик. Требование касается всех неофитов, принятых в клубы с момента последнего университетского бала. Собственно, поэтому Горские и отложили свой отъезд в Китеж, поскольку Михаила приняли в Веди-клуб аккурат на следующий день после Осеннего бала.

Кстати об отъезде Михаила...

— Хельга, не знаешь, Святослав Георгиевич сейчас в Новгороде?

— Ветров? — зачем-то уточнила сестрица.

— А ты знаешь другого Святослава Георгиевича? — удивился я.

— А-хм... должен быть на верфи. Присматривает за "Фениксом", пока идёт обслуживание.

— Значит, в Новгороде. Это хорошо.

— Кирилл? — в унисон заговорили, надо же!

— Да?

— Ты что задумал? — спросил дядька Мирон. Хельга же промолчала, но глянула о-очень выразительно. Пытать будет?

— Не надо на меня так смотреть, — попросил я, поднимая руки. Понимаю, в полулежачем положении такой жест выглядит странно, но мне так лень вставать с дивана... — Что? Я всего лишь хочу освежить свои навыки пилота! А кто мне даст порулить дирижаблем, кроме второго помощника капитана "Феникса", владеющего собственным шлюпом? Заодно и Горских на Китеж доставили бы. Да и просто прокатиться...

— Мальчишка, — вздохнула Хельга и, неожиданно оказавшись рядом, потрепала меня по волосам. — Перед какой барышней хвастаться-то собрался?

— Пока не знаю. На балу вы... беру... — Язык мой — враг мой! Ведь зарёкся же! А!!!

— На балу, значит... — глаза Хельги недобро сверкнули... Ну а как ещё назвать этот предвкушающий большой п взгляд?! Уж точно не сияющим добротой и лаской... — На балу — это хорошо. И то, что ты собираешься на нём присутствовать, тоже неплохо. Хуже, что я почему-то узнала об этом только сейчас. Но этот вопрос мы можем решить позже, а пока, ответь мне, дорогой братец, в чём ты собираешься на него идти?

— У меня костюм есть. Хороший. "Тройка"! — заверил я сестрицу.

Сейчас, ага! Она уже встала на рельсы, теперь хрен остановишь! У этого экспресса тормоза конструкцией не предусмотрены... Один стоп-кран, и тот сроду не ремонтировали. Я попал.

— Нет, дорогой мой. Позориться в костюме-тройке на твоём первом официальном балу я не позволю! — припечатала дочка моего опекуна. Вот, я же говорил... — Даже старики появляются на балах, как минимум, в смокинге, и то поздним вечером, а приличные молодые люди приходят исключительно во фраках. Собирайся!

— Попал, Кирюша, — расхохотался Завидич и воздел указательный палец к потолку. — Не быть тебе настоящим разведчиком. Болтаешь много.

— Да я и не собирался, — обречённо пожав плечами, пробормотал я, нехотя вставая с дивана. А может, ну его, этот бал?

— И не мечтай, — прочёл мои мысли дядька Мирон, прислушиваясь к грохоту, донёсшемуся со второго этажа, куда уже успела сбежать его дочь. — Раньше думать надо было. А теперь терпи. Как говорится, попала мышь в колесо — пищи, да беги. Вот и ты беги одеваться. А то до бала, насколько мне известно, осталась неделя, портной может и не успеть подогнать одежду по фигуре.

— И неумение танцевать меня не спасёт, да?

— У-у... что, совсем не умеешь? — протянул дядька Мирон.

— Только вальс. Мама учила... — честно признался я.

— А больше и не нужно. Три тура покрутишься — и свободен, — успокоил меня опекун и кивнул в сторону холла. — Иди, одевайся. А то Хельга тебя за шиворот к портному потащит.

— Дядька Мирон, а это вообще обязательно? — я жалобно взглянул на опекуна.

— Приглашение ты принял, неявкой оскорбишь хозяев. Нехорошо. Фрак — обязателен, как форма и фуражка у капитана "кита" на мостике, так что тоже не отвертишься. Хотя... можешь, конечно, прийти в форме. Думаю, матросская роба произведёт фурор среди присутствующих, — протянул опекун с усмешкой, но тут же посерьёзнел. — Танцы, Кирилл... Запомни, на балу не танцуют только старики, а сидеть в танцевальном зале имеют право только старухи. И хоть в лепёшку разбейся, но три тура вальса ты оттанцевать просто обязан. Захочешь отдохнуть — выйдешь в сад или в игровые комнаты. Там можно и присесть, это не зазорно. Да, к банкетным столам раньше девяти вечера можешь подходить, только чтобы горло промочить. Сельтерской или шампанским — не так важно, но крепкие спиртные напитки идут только под закуску, а значит, опять же до девяти вечера даже рук к ним не тяни... Да и вообще — узнаю, что коньяк или ещё что-то крепкое на балу пил, — отхожу розгами. Ясно?

— Так точно, — выдал я, ошеломлённый лекцией Завидича. Вот откуда он всё это знает?

— Хех. Ладно. Об остальных премудростях вроде правил приглашения на танец, бальных книжек и прочей... иллюминации тебе Хельга расскажет. Дуй, юнец. Да... о деньгах за фрак можешь не беспокоиться. Считай это моим подарком за первую сданную сессию. — Опекун подмигнул и, развернувшись, потопал на кухню. Хм... и, судя по донёсшемуся оттуда нежному рокоту его голоса, с покупками и возвращением домой нам лучше не торопиться. Дабы ненароком не ввести дядьку Мирона и тётушку Елену в конфуз...

Но, к моему удивлению, надолго в портняжной мастерской мы с Хельгой не задержались. Уже знакомый мастер лишь уточнил мерки, сестрица ткнула пальцем в понравившиеся ей ткани — и всё, "ждём вас через два дня".

Пришлось уговаривать Хельгу съездить на верфь, раз выдалась такая возможность. Ну в самом деле, не портить же отдых опекуну!

Та сопротивлялась недолго, так что спустя полчаса наша "Изотта" притормозила у въезда на территорию Новгородских верфей. Бродить меж гигантских эллингов можно, наверное, не один час, если не день, но, к счастью, нам это не понадобилось. Во-первых, потому что нас пропустили на территорию верфей на машине, а во-вторых, как оказалось, Хельга прекрасно знает, где нужно искать как сам "Феникс", так и второго помощника его капитана. Так что вскоре мы шагали по скрипучим полам первого этажа конторы. Длинное трёхэтажное здание из красного кирпича, вытянувшееся вдоль одной из окраинных улиц Новгорода, казалось абсолютно пустым. По крайней мере, за то время, что мы шагаем по его коридорам, нам не встретилось ни одного человека. Но это ощущение оказалось обманчивым. Стоило приоткрыть одну из дверей, как в уши ударил стрёкот пишущих машинок, гул голосов и резкий трезвон телефонных аппаратов.

— А я думал, сегодня выходной день, — протянул я, пробираясь следом за Хельгой меж конторок, за которыми сидели клерки, не обращающие на гостей ровным счётом никакого внимания.

— Не на верфи, Кирилл, — не оглядываясь, бросила уверенно шагающая вперёд сестрица.

Ветров отыскался в кабинете управляющего третьего эллинга, в сугубом одиночестве. Хозяина кабинета здесь не было и в помине. Может быть, сбежал из газовой камеры, в которую Святослав Георгиевич превратил его владения?

— Кхем... По-моему, здесь пора проветрить, — помахав перед лицом ладошкой, в попытке разогнать табачный дым, проговорила Хельга.

— Может быть... — задумчиво протянул второй помощник, не отвлекаясь от чтения какого-то документа.

— Святослав Георгиевич! — окликнул я увлёкшегося офицера.

— А? Кирилл? Хельга... вы что здесь делаете? — подняв на нас взгляд, удивился Ветров.

— Это моя идея, Святослав Георгиевич, — признался я, заметив, что сражающаяся с не открывающейся форточкой Хельга не намерена отвечать на этот вопрос.

— Решил навестить скучающее начальство? — отложив в сторону лист, поинтересовался Ветров.

— Ну... можно и так сказать, — согласился я. Действительно, последний раз мы с куратором виделись, когда я получал жалованье за рейс. — Но это не единственная причина.

— Вот как? Ну что ж, внимательно тебя слушаю, Кирилл. — Второй помощник выбил потухшую трубку и, водрузив её на небольшую подставку, с интересом уставился на меня.

Я замялся. Ну в самом деле, не могу же я внаглую заявить своему куратору и учителю: дай дирижабль погонять!.. Или могу?

— Святослав Георгиевич, у меня к вам просьба... — глубоко вдохнув, заговорил я. — Мой друг через неделю отбывает в Китеж учиться в Воздушных классах по обмену от нашего училища...

— И? — заметив мою заминку, поторопил меня Ветров.

— Я бы хотел доставить его в парящий город на "Резвом". — эту фразу я выдал на одном дыхании. Куратор невозмутимо молчал, и я поторопился объясниться. — Дело не в хвастовстве. Просто мне показалось, что это удобный случай потренироваться в пилотировании... без убытка.

— Без убытка, говоришь... — медленно произнёс Ветров, окинув меня долгим взглядом, и усмехнулся.

— Ну... да, — я смутился, но постарался объяснить. — Билет на пассажирский рейс в Китеж стоит десять гривен, багажный билет — ещё две. А Михаил отправляется в Китеж с отцом.

— Только стоянка в Китеже для "Резвого" будет стоить десять гривен в сутки, — заметил Ветров. — Да пять гривен за вывод шлюпа с палубы "Феникса". Плюс оплата газа, ещё пара гривен. Это на "ките" он у нас бесплатный, а на верфи конденсаторов нет. Вот и считай.

— Но ведь нам больше и не нужно, — ответил я. — В ноль выйдем. А я потренируюсь.

— А работу наставника кто оплачивать будет? — прищурился Ветров.

— М-м... Простите... — Куратор прав. Это в рейсе об оплате его труда голова болит у капитана, а сейчас... Пф. У меня что, денег нет? — Я могу из своего кармана заплатить. Это будет честно.

— Дурак ты, Кирилл Миронович, — констатировал Ветров и улыбнулся. — Шучу я. Не нужно никакой оплаты. Если в ноль выйдем, уже хорошо, ну а если расходы будут выше дохода, поделим их пополам. И не спорь... ученик. Не один ты по небу соскучился.

— Спасибо, Святослав Георгиевич! — Спорить с куратором, когда он говорит таким тоном? Ха! Нашли идиота!

— Но учти: предполётная подготовка и работа с портовыми... то есть с властями верфи — за тобой. Регламент я пришлю, — Ветров спустил меня с небес на землю.

— Понял. А сколько времени примерно это займёт? — поинтересовался я.

— Часа за три управишься. У вас всё? — В ответ мы с Хельгой, переглянувшись, дружно кивнули, и Святослав Георгиевич вновь взялся за отложенный при нашем появлении документ. — Тогда свободны... Да, ученик, не набирай много "пассажиров". Шлюп не резиновый.

Неделя подготовки к балу выдалась насыщенной. С утра — выматывающее занятие у мастера Цао, всерьёз решившего переселиться вместе с младшим Горским в Китеж и потому основательно насевшего на меня. Советы и поучения старого мастера вливались в мои уши непрерывным потоком, подкрепляемые ударами бамбуковой трости в те моменты, когда катайцу казалось, что я слишком невнимателен. Учитывая, что лекции Цао Фенга шли без отрыва от процесса тренировки... м-да. Это было жёстко! Но качественно.

Затем поездка в училище на отработку вступившего в силу наказания, где заведующий хозяйственной частью вечно ворчит на идиотов, разменивающих призвание арт-инженера на "глупые полёты под пузырями". Это стало у него своеобразной традицией с тех пор, как я умудрился починить давно почившую систему внутреннего оповещения, очень похожую на "вопилку", установленную на "Фениксе".

А после отбытия наказания я возвращался домой, где у меня было несколько свободных часов до приезда Хельги, которые я тратил на вычисления и составление рунных цепей, частично для будущего дирижабля, частично для его приборов. Но не только. Первый же день, проведённый мною в качестве уборщика в училище, навёл на идею, благодаря которой в будущем можно было бы расширить ассортимент нашей пока ещё даже не существующей мастерской. Бытовая техника! В той моей жизни, людей постоянно окружали десятки механизмов и приборов, от стиральной машины и утюга до мультиварки и кухонного комбайна. А здесь ведь нет и десятой части тех устройств. Так что мешает мне наладить их выпуск? Ну ладно, утюги здесь имеются, но тех же пылесосов, например, и в помине нет.

Вот и сидел я в своей комнате, пытаясь создать рабочие рунные схемы для будущей продукции. А потом, стоило Хельге вернуться из конторы домой, как все мои занятия тут же прекращались и начинался тренаж по бальным танцам, мало уступавший по жёсткости тренировкам у мастера Цао. Никогда не думал, что можно так учить танцевать! Но Хельга справлялась, так что даже дядька Мирон, однажды увидев, как мы кружимся в гостиной, танцуя под шипящий и хрипящий граммофон, одобрительно покивал.

— Вот не думал, что можно научиться танцевать за какую-то неделю, — произнёс он, когда мы собрались за столом в ожидании ужина.

— Ну, до настоящего танца Кириллу ещё далеко, — отмахнулась Хельга. — Но движения он заучил хорошо, да и ритм чувствует. А скорость обучения... Полагаю, здесь сыграли свою роль занятия у нашего соседа. Я права? — Хельга повернулась ко мне.

— Наверное, да. По крайней мере, если бы я не занимался у мастера Фенга, мне было бы куда труднее запоминать все эти связки, переходы и повороты, — согласился я.

Так, за делами и заботами, я и не заметил, как настал день бала. Честно говоря, я очень рассчитывал на то, что Хельга подбросит меня до главного здания университета, но не вышло. Несмотря на то что день был выходной и сестрица никуда не собиралась уходить, от подработки моим личным водителем она отказалась. А мою попытку сэкономить и отправиться на бал вместе с Мишкой пресекла на корню. Дескать, мы не родственники, чтобы ехать на торжество в одном экипаже. Пришлось нанимать "емельку"... Кто бы знал, как я не люблю этот долбаный этикет! Мне его и в той жизни хватало. Как вспомню Агнессу, так вздрогну, честное слово. Правда, после лекций Хельги на ту же тему у меня появился ещё один преподаватель, методы которого я ещё долго буду поминать незлобивым матерным словцом!

Университет поразил меня размерами и... стилем. Новгород в плане архитектуры вообще представляет собой сборную солянку самых разных направлений. От белокаменных палат Детинца и владений старых фамилий, ещё хранящих в сокровищницах знаменитые золотые пояса своих родоначальников, до аккуратных бюргерских домиков Загородского конца и классических особняков Немецкой слободы, но даже на фоне этой архитектурной феерии здания университета, выстроенные по всем канонам высокой готики, выглядят просто ошеломляюще. Поневоле поверишь, что именно этот архитектурный изыск шестнадцатого века, подаренный Новгороду королём Арагона в благодарность за военную помощь, и положил начало зодческому раздолью в древнем торговом центре Севера.

Да и сам университетский городок, выросший за прошедшие столетия вокруг основного комплекса зданий, стоил того, чтобы потратить несколько часов на прогулку по его улочкам и скверам. Жаль, что у меня пока нет на это времени.

В общем, в торжественный зал я входил изрядно пришибленный увиденным, и потому не сразу сообразил, что именно нужно от меня возникшему рядом человеку в старомодной ливрее.

— Простите? — тряхнув головой, я обратил внимание на встречающего. — Вы что-то сказали?

— Кхм, велено передать, что членов Веди-клуба ожидают на балконе, — "ливреистый" повёл затянутой в лайковую перчатку рукой в сторону высоких застеклённых дверей, ведущих на открытую галерею.

— Благодарю, — кивнув встречающему, я дождался, пока тот исчезнет из виду, и только потом позволил себе оглядеться по сторонам.

Очевидно, ввиду раннего времени людей вокруг было немного. Редкие парочки, двигаясь по часовой стрелке, дефилировали по залу от одной компании к другой, но из-за размеров торжественного зала даже та сотня человек, что здесь сейчас присутствовала, не производила впечатления толпы. И это хорошо. Никогда не любил больших скоплений людей. Даже на городских праздниках в Меллинге я всеми силами старался отвертеться от посещения пира на ратушной площади... Мама, помнится, даже обижалась, когда я удирал прочь, вместо того чтобы помочь разложить приготовленные ею угощения на столах выставлявшихся от нашей улицы. Кхм...

Но долго предаваться воспоминаниям о родителях и Меллинге мне не дали. Я едва успел осмотреться, как рядом возник только что прибывший Михаил. Здороваться по десять раз на день ни у меня, ни у него привычки не было, так что, кивнув друг другу, мы молча отправились на открытый балкон, ограждённый от зимней стужи тонкой плёнкой рунного щита. Сказано же было, что там ждёт глава клуба. Правда, подозреваю, что речь идёт лишь о главе студенческой его части... И я оказался прав.

— Илья Борецкий, — почти шепотом проговорил Михаил, обратив моё внимание на молодого человека лет двадцати расположившегося рядом с Гревским. Они стояли у перил балкона и, слегка облокотившись на них, о чём-то тихо беседовали. Нас эти господа пока не увидели, кажется, слишком увлечены разговором. А может и расстояние сказывалось: всё же до них не меньше полусотни метров... — Четвёртый курс университета, факультет правоведения. Возглавляет студенческую часть клуба уже полтора года. Рекорд, если можно так сказать. Обычно в главы выбиваются курсе на четвёртом, чаще на пятом.

— И как? — таким же приглушённым голосом поинтересовался я у Мишки. — Своим трудом должность получил, или...

— Хм. Как посмотреть, — протянул Михаил. Расстояние до цели нашего "променада" было довольно большим, да и мы отнюдь не неслись со всех ног, так что времени, чтобы перекинуться парой фраз, не боясь, что нас услышит предмет интереса, было достаточно. — Отец Ильи, Владимир Борецкий, уже не первый год занимает в клубе почётную должность, но я не слышал, чтобы кто-то из старших настаивал на назначении для его сына. По крайней мере, отец ничего такого не упоминал.

Ну, немного зная Ивана Фёдоровича, ничуть не сомневаюсь, что такую информацию он своему отпрыску непременно сообщил бы. Просто во избежание неудобных моментов или эксцессов. Что ж, будем считать, что Илья Владимирович просто достаточно выдающийся молодой человек... Чёрт, уже как старый хрыч Громов рассуждать начал. Тьфу. И чего он мне вспомнился?

Хотя ничего удивительного. Вспоминая сборы рода и редкие приёмы, которые устраивал глава Громовых в моём прошлом мире... в общем, очутившись в схожих условиях, я, кажется, автоматически перешёл в режим "смотри, следи, молчи и думай". Вот ведь! Дело было хрен знает когда и где, а установка до сих пор работает. Арргх.

— Кирилл, ты в порядке? — Мишка аккуратно дёрнул меня за рукав фрака, и я, поймав его настороженный взгляд, постарался успокоиться.

— Да, Миш. В полном, — усмирив, казалось, давно утихшие, потерявшиеся где-то в завалах китового кладбища боль и гнев, я растянул губы в лёгкой улыбке. — Просто вспомнилось кое-что. Не обращай внимания.

— Тогда сделай лицо попроще, а то девушки на балу перепугаются, — хихикнул Горский. Ну спасибо, что напомнил, друг дорогой!

Впрочем, чёрт с ним со всем. Надо расслабиться...

— Господа... — Вовремя я пришёл в себя. Мы как раз оказались в паре метров от Гревского и его собеседника. Кивок. — Добрый вечер... — глава клуба окинул нас с Михаилом внимательным взглядом и повернулся к задумавшемуся о чём-то Гревскому. — Нил?

— О? Прошу прощения, — встрепенулся тот и, заметив нас, смущённо кашлянул. — Да... Илья, позволь представить тебе наше пополнение. Михаил Горский и Кирилл Завидич. Господа неофиты, это наш глава, Илья Владимирович Борецкий.

— Рад знакомству.

Никаких рукопожатий. Просто чёткий кивок. Что ж, ответим тем же.

— Взаимно, Илья Владимирович, — коротко переглянувшись с Михаилом, произнёс я.

— Без отчеств, пожалуйста. В клубе это не приветствуется. Разве что со старшими... то есть, с уже выпустившимися членами клуба, — заметил Борецкий.

— Учтём, — в один голос ответили мы. Нечаянно получилось, но... удачно. Илья и Нил улыбнулись такой слаженности, да и мы не сдержали ухмылок. В общем, ледок официоза был сломан, и уже через минуту мы довольно свободно трепались с Борецким, рассказывая ему об особенностях моего вступления в клуб, да и Нил не остался в стороне, с улыбкой описывая реакцию директора училища на провёрнутый с участием Гревского финт с наказанием.

Вообще Борецкий оказался довольно позитивным, располагающим к себе человеком. О таких говорят "душа компании", но... нет, он не держался с нами запанибрата и не пытался казаться этаким "рубахой-парнем", зато внимательность, с которой Илья слушал собеседника и искренняя улыбка, да и вообще живая реакция на рассказы... Чёрт, да я через десять минут после знакомства с ним чувствовал себя так, словно знаю этого парня лет десять! Вот что называется харизма!

Опасный тип, что тут ещё скажешь... Именно это я и сообщил Михаилу, когда мы наконец покинули общество Борецкого и Гревского, в ответ на вопрос приятеля о моих мыслях по поводу главы "младшей ветви Веди-клуба".

— Почему ты так решил, Кирилл? — удивился Горский.

— Почему... — Я огляделся по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, ответил: — Суди сам. Он амбициозен и умён. Мастерски держит дистанцию, причём не в режиме "я князь, вы — быдло", а скорее, как авторитетный старший товарищ в неформальной обстановке, к тому же, он умеет расположить к себе собеседника и делает это непринуждённо. Но самое главное, он абсолютно искренен.

— Не понимаю, — нахмурился Мишка. — И что тут такого?

— Как бы... — я замялся, пытаясь точнее сформулировать свои мысли. — Ну вот смотри. Парень на втором курсе становится главой клуба в университете. Сколько в этом достижении от влияния отца, а сколько от его собственных качеств — вопрос десятый. Главное, он хотел и стал главой клуба. А значит, не лишён ума и амбиций... а если говорить честно — тяги к власти. Ты согласен?

— Допустим, — медленно кивнул Горский.

-Идём дальше. Власть эту он воспринимает как должное. В отличие от того же Нила, который уже через пять минут разговора перестал держать дистанцию, Борецкий сохранял её до самого конца беседы. Да, "дистанция" была невелика, но достаточна для того, чтобы сохранить тон беседы старшего с младшими, пусть и симпатичными ему людьми. Это ты заметил?

— Спорить не буду. Но при чём здесь искренность? Чем она так плоха?

— Ум, умение расположить к себе и разговорить собеседника, вкупе с амбициями, это черты политика. А вот умение быть искренним — это уже признак очень хорошего политика.

— И?

— Путь власти — это путь предательства, — я пожал плечами. — И самые лучшие политики не те, которые смогли убедить других в своей лжи, но те, что способны убедить в ней себя самих. Иными словами, сегодня такой вот Илья искренне считает тебя другом, а завтра изменится ситуация, и он точно так же легко переведёт тебя в разряд противников. И будет ИСКРЕННЕ убеждён в своей правоте... а значит, с лёгкостью убедит в том же своих сторонников.

— Ну, навертел, — даже чуточку восхищённо протянул Горский. — Но с чего вдруг у тебя возникла уверенность в том, что Борецкий именно такой человек?

— А у меня её и нет. И именно отсутствие такой уверенности делает Борецкого в моих глазах опасным типом. Знаешь, как пролежавший десять лет на складе пушечный снаряд. Выстрелит, пшикнет или рванёт в стволе — неизвестно, но мандраж пробирает...

Глава 2. Какая дискотека без мордобоя?

Может быть, мне и не стоило вываливать на Мишку плоды своих размышлений и подозрений, но и смотреть на восторженную мордаху друга, которому наш новый знакомый явно импонировал, я тоже был не в силах. В голову опять полезли воспоминания о прошлой жизни, и... Я не хотел, чтобы вот этот умный и весёлый парень вляпался со всей своей доверчивостью в неприятности так же, как когда-то угодил в них я, поверив доброй улыбке своего деда... Всесильный боярин Громов преподал мне очень хороший урок, и разочарование в кровной родне оказалось слишком горьким.

Впрочем, взглянув на шагающего рядом со мной вдоль освещённых высоких окон Михаила, я только порадовался. Судя по выражению лица, он, как минимум, услышал сказанное мною и... не отмахнулся. Уже хорошо! Пусть думает. Мозги у Мишки светлые, разберётся. А если ещё и с отцом посоветуется... Заметив мой взгляд, Горский вздохнул и вдруг растянул губы в широкой улыбке.

— Чёрт с ним со всем. Мы на балу, или где? — рубанув рукой воздух, проговорил Михаил, словно закрывая тему.

— По-моему, на балу, — согласился я.

— А на балах нужно развлекаться, — не терпящим возражений тоном заметил Горский и, глянув в окно, за которым уже можно было рассмотреть кружащиеся в танце пары, довольно потёр ладони. — И именно этим мы сейчас и займёмся.

— Чем? — не понял я.

— Развлечением, — хохотнул Мишка. — Идём-идём. Знаешь, сколько людей хотят с тобой познакомиться? Нет? О, сейчас узнаешь, ручаюсь! Вперёд, кузины не простят нам долгого отсутствия.

— Кто?

— Что? — Мишка состроил невинную физиономию.

— Кто не простит? — уточнил я, с подозрением глядя на друга. Тот хмыкнул.

— Язык мой — враг мой... — констатировал он, но тут же улыбнулся. — Но тебе это уже не поможет... если, конечно, не рискнёшь удрать с бала прямо сейчас. Только туфлю оставить не забудь, а уж принцесс по следу я тебе обеспечу!

— Миша... на спарринг нарываешься? — поняв, на что намекает друг, прошипел я.

Но тот лишь осклабился, хотя, казалось бы, куда больше-то?!

— Хех. Послезавтра в Китеже, договорились? — чуть ли не мурлыкнул этот гадёныш.

Я угадал. Негодник когда-то успел сговориться со своими троюродными сёстрами, и три мои законных вальса теперь превратятся в... сколько-сколько?!

Восемь. Восемь обещанных танцев с двумя родственницами Мишки и двумя их подругами! И ведь не отвертишься. Невежливо... даже не так, оскорбительно это будет для девушек, в чьих бальных книжках появилось моё имя. Ну, Горский... Хм, интересно, как он их уговорил?

* * *

— И как тебе наш кавалер? — чуть прикрыв лицо веером, поинтересовалась Ирина у сестры, дождавшись, пока Кирилл покинет их компанию.

— Он... интересен, — чуть задумчиво произнесла Светлана. — Хотя и слегка неотёсан. В общем, никаких изменений с нашей последней встречи.

— Вот как? — удивилась Ира. — По-моему, он был отменно вежлив и у Горских, и сейчас.

— Я не о том. Ты просто не слишком любишь танцы, чтобы понять партнера. Как и Кирилл.

— Ох, ты опять о своём! — закатила глаза Ирина. — Можно подумать, что весь смысл твоей жизни заключён в балах, вальсах и мазурках.

— А разве нет? — с лукавой улыбкой хлопнула длинными ресницами её сестра.

— Сестрёнка, не надо при мне играть, пожалуйста. Если ещё и я поверю в твою ветреность, то в семье у тебя не останется ни одного защитника, — с лёгким вздохом сообщила Ирина.

— Должна же я на ком-то тренироваться? — деланно надулась та.

— По-моему, Михаил уже предоставил тебе великолепный объект для оттачивания мастерства, разве нет? — осведомилась Ирина.

— Увы и ах... Кирилл оказался весьма неразговорчив на личные темы. Хотя в декольте заглядывал с явным интересом, да... чисто практическим.

— Вот как? — с улыбкой протянула сестра. — И тебя это задело?

— Что именно? — сделала непонимающее лицо Светлана.

— Что твоя грудь победила в соревновании с твоим умом... — уже отчётливо насмешливо произнесла Ира.

— Ну, у меня, по крайней мере, есть чему и с чем соревноваться, — вздёрнула носик сестра.

— Ты уверена? — приподняла изящно очерченную бровь Ирина, но тон её изрядно похолодел.

— Ой... а что там происходит? — Светлана попыталась отвлечь внимание сестры. Удачно. Почти. Ирина действительно заинтересовалась шумом с балкона, доносящимся через двери, рядом с которыми стояли сёстры, но выпада Светланы не забыла. Она вообще обид не забывала.

Когда любопытные кузины Михаила оказались на балконе, их взглядам открылась картина, от вида которой Светлана тихонько охнула.

— Ну, Лена! Я же её просила!

Сёстры переглянулись и одинаково обречённо вздохнули. Подруга, которую они уговорили внести в бальную книжку приятеля их младшего братца, опять выступила в своём репертуаре, вертихвостка! И вот, пожалуйста, итог. Картинка маслом, что называется.

Изящная блондинка с чуть растрепавшейся прической, лихорадочно горящими щеками и припухшими от поцелуев губами спряталась за спиной такого же растрёпанного Кирилла, а напротив них возвышалась почти двухметровая фигура, на которой уставной мундир смотрелся бы куда уместнее, нежели фрак... что неудивительно. Старший брат Елены, двадцатитрёхлетний Андрей лишь полгода назад оставил службу в кавалергардах, вынужденно приняв дела семейства Долгих вместо захворавшего отца.

— Не уследили, — заметила Ирина, расстроенно покачав головой, и, повернувшись к сестре, больно ткнула её веером в бок. — А я тебе говорила, что надо было Веру просить!

— Она с родителями и женихом убыла в путешествие, — тихо проговорила Света и печально взглянула на сестру. — Ну что, идём разнимать? Пока они до дуэли не договорились.

— Поздно, — онемевшими губами прошептала Ирина, кивнув в сторону рычащего Андрея и застывшего перед ним Кирилла. В этот момент голос братца Елены взмыл вверх, а сжатая в кулак рука устремилась на встречу с лицом стоящего перед ним юноши. Девушки дружно зажмурились... но, услышав испуганный вскрик подруги, открыли глаза. Вовремя.

Тело Андрея вздрогнуло и, словно подрубленное дерево, рухнуло аккурат у их ног. В ту же секунду Елена, отпихнув Кирилла, рванула к упавшему брату и, не переставая причитать, упала на колени рядом с ним, ничуть не беспокоясь о чистоте своего платья. Сбивший Андрея юноша попытался подойти и что-то сказать Елене, но был тут же засыпан ею целым градом оскорблений... и отступил. Сёстры перевели взгляд с распростёртого у их ног тела на Кирилла и вздрогнули. Юноша с совершенно холодным, ничего не выражающим лицом обошёл Андрея с сестрой и, замерев на миг рядом с кузинами Михаила, кивнул им.

— Прошу прощения за неприглядную картину, дамы, — глухо проговорил юноша.

Сёстры заторможенно кивнули.

— Ничего страшного, Кирилл, — справившись с собой, заметила Ирина.

— Что ж, тогда прошу извинить, но я вынужден вас покинуть, необходимо сообщить распорядителю, что одному из гостей стало плохо, — тем же невыразительным тоном проговорил Кирилл. — Благодарю за этот вечер. Всего хорошего.

— Бежишь, мерзавец? — голос Елены, раздавшийся из-за спины, заставил юношу обернуться. Положившая себе на колени голову потерявшего сознание брата девушка сверлила Кирилла злым взглядом. — Беги, беги. Андрей тебя всё равно отыщет и прибьёт как собаку!

— Если ему этого захочется, то бегать и искать меня не придётся. Мой адрес можно узнать в Веди-клубе. Всего хорошего.

— До свиданья, Кирилл, — отозвались кузины Михаила.

А вот Елена промолчала и лишь проводила своего недавнего партнера по танцам неприязненным взглядом. И не скажешь, что несколько минут назад она с ним целовалась на этом самом балконе. Кирилл же склонил голову в коротком "кавалергардском" поклоне и, развернувшись на каблуках, скрылся за дверью.

Сёстры переглянулись и одновременно шагнули к подруге, умудрившейся своими играми поставить их в очень неудобное положение. Ирина уже хотела было начать отчитывать подругу, но была одёрнута.

— Ира, оставь, — Светлана легко коснулась локтя сестры и, смерив Елену недовольным взглядом, покачала головой. — Ей сейчас не до того. Давай лучше поможем привести Андрея в чувство. А разобраться с Леной можно будет и позже...

Ирина сделала глубокий вдох и, смирив гнев, принялась рыться в небольшой сумочке в поисках нашатыря, флаконы с которым прочно прописались среди женских бальных аксессуаров ещё с тех времён, когда дамы даже помыслить не могли о том, чтобы появиться в свете без корсета, и падали в обморок от нехватки воздуха, по малейшему поводу и без такового.

А через несколько минут рядом с застонавшим, приходящим в себя Андреем уже крутились слуги и медик. Кирилл сдержал обещание и сообщил распорядителю о "несчастном случае". Впрочем, кузины Михаила этого уже не видели, поспешив покинуть балкон. Но стоило Елене выйти в зал следом за уже пришедшим в себя, хотя и всё ещё чуть покачивающимся при ходьбе братом, опирающимся на плечо одного из слуг, как Ирина и Света подхватили подругу под руки и, невзирая на лёгкое сопротивление, увлекли в дамскую комнату, старательно изображая оживлённую беседу. Ну да, им только скандала не хватает!

* * *

— Кирилл! — Мишка перехватил меня уже на ступенях главного входа. Один из служащих вызвал по моей просьбе "емельку" и только что доложил, что экипаж подан. Так что я, честно говоря, рассчитывал, что мне удастся покинуть этот чёртов бал незамеченным. Не вышло.

— Да? — я обернулся к другу, одновременно надевая перчатки

— Ты что, уже уезжаешь? — удивлённо спросил Михаил.

— Ну, это же вы будете завтра пассажирами, так что можете себе позволить танцевать до рассвета, а мне нужно выспаться перед полётом, — натянуто улыбнулся я.

— Жаль... — расстроился Мишка. Хм, кажется, он не в курсе происшедшего. Ну и замечательно. Надеюсь, девицам хватит ума и впредь молчать о нашем столкновении с этим медведем.

— Да ладно тебе, — я хлопнул друга по плечу. — Говорил же, что не люблю подобных мероприятий. А за шутку с сестрами прими мою благодарность.

— Э? — Михаил опешил.

— Что? Танцевать с хоть немного знакомыми девушками куда интереснее, чем с абсолютно неизвестными дамами, — пояснил я.

— О, кстати! — Мишка хлопнул себя ладонью по лбу. — Чуть не забыл... Кирилл, мои кузины хотели бы сопроводить меня в Китеж... ты не будешь возражать, если пассажиров будет больше запланированного?

Вот как...

— Миш, ты же понимаешь, что "Резвый" мне не принадлежит, — начал было я отказываться, но Горский перебил:

— Кирилл, пожалуйста. Они очень просили! — воскликнул он.

Да чёрт с ними. Объяснять Михаилу, почему я не хочу видеть его кузин, сейчас мне совершенно не хочется. Да и настроение другу портить... на фиг. В общем, если хотят, пусть провожают. Всё равно времени на разговоры с девицами во время полёта у меня не будет.

— Ладно, уговорил. Завтра в полдень буду ждать вас на поле за верфью, — вздохнув, ответил я, и Мишка просиял.

— Спасибо! Ты меня выручил, — с улыбкой проговорил Горский. — Ну, тогда до завтра, да?

— Удачи, Миш, — пожав ему руку, я кивнул и, развернувшись, потопал вниз по лестнице.

Уже сидя на заднем сиденье "емельки" и посматривая в окно, за которым проносились сияющие тусклыми огнями фонарей и окон новгородские улицы, я размышлял о происшедшем на балу и никак не мог понять, зачем кузинам Горского нужно было так зло шутить? Вроде бы в те несколько раз, что мы встречались с ними в доме Ивана Фёдоровича, я не давал повода для обид... Или это Елена решила за что-то отомстить своим подругам? Но почему так? А может, не им, а брату? Или Мишке? М-да, а ведь хороша Лена... фигурка, личико... и целуется... м-мм... стоп, что-то меня не в ту степь понесло.

Так и не придя ни к какому решению, я тряхнул головой, чтобы избавиться от накативших воспоминаний о нежных губах моей несостоявшейся пассии, уставился в окно, за которым уже замелькали знакомые улицы. А вот и мой дом... Расплатившись с водителем, я вышел на улицу и, глубоко вдохнув морозный воздух, шагнул к крыльцу. Спать, спать, спать...

Полёт! Вот не думал, что так соскучился по нему... А если учесть, что в этот раз Ветров полностью устранился от управления "Резвым"... М-м!

Нет, во время наших тренировочных вылетов он не раз поручал мне "вести" дирижабль, но сейчас — сейчас было совсем другое дело. Я не просто пилотировал "Резвого", я был его капитаном... а Святослав Георгиевич взял на себя роль остальной команды. Этакая игра в "киты".

И то, что у комингса рубки стоят две симпатичные девушки и наблюдают за тем, как я командую, парой слов заставляя дирижабль совершать самые разные эволюции, здесь совершенно ни при чём, точно... Ну, если только самую малость. А вот Мишку мне даже немного жаль. Ветров выставил его с мостика и даже слушать не стал. В принципе, правильно. Посторонним здесь делать нечего, даже если эти посторонние уже умеют кое-как читать карты и слышали кое-что о прокладке курса. Эх, плюсы-минусы... зато и девчонкам сюда хода нет, а болтать с ними мне не хочется, от слова "совсем". Вчерашнее феерическое завершение бала как-то не способствует продолжению общения.

— Кирилл, Китеж на одиннадцать, превышение двадцать шесть. Расстояние триста, — прервал царившее в рубке молчание Ветров.

— Сообщите на привод, — откликнулся я, и Святослав Георгиевич отошёл к телеграфу, тут же застрекотавшему. Ну да, всё по-взрослому. Сейчас Ветров обозначит "Резвый" для порта Китежа, а ещё через двадцать-тридцать минут нас поведут на посадку.

Так и вышло. Ветер сменился, и уже через пятнадцать минут порт Китежа откликнулся. Засверкали огни причального сектора, телеграф начал выплёвывать ленту с указаниями, и я сбросил ход до малого.

— Есть привод! Расстояние восемьдесят, высота сорок шесть, скорость под конусом сорок узлов. Снос ноль, дифферент ноль, крен ноль, — доложил Ветров.

Понеслась. Начался самый сложный этап. Китеж идёт со скоростью сорок узлов и, в отличие от Высокой Фиоренцы, ложиться в дрейф не собирается. Моя задача: подвести "Резвый" под подъёмный конус, уравнять скорости и позволить ему втянуть нас на швартовочную площадку. Ну, хоть в ручном режиме поднимать шлюп не придётся. Пилотский минимум уже сдан, а значит, и рисковать ни к чему.

— Подъём на десять, — облизнув внезапно высохшие губы, проговорил я.

— Есть подъём на десять, — откликнулся мой единственный помощник и экзаменатор. Мерно защёлкали риски высотомера, отмеряя десятые доли кабельтовых. Шлюп начал подъём на высоту.

— Есть дорожка. — Ха, вышли на уровень конуса.

— Прекратить набор высоты. Средний вперёд, — откликнулся я.

— Есть прекратить. Высота тридцать. Есть средний вперёд. Скорость сорок восемь, расстояние шестьдесят.

Конечно, Ветрову было совершенно необязательно сообщать всё это, учитывая, что мне отлично видно приборы, но если уж играть в большие дирижабли, то до конца и по всем правилам. Медленно потекли минуты, и вот "Резвый" едва заметно качнулся, а я буквально кожей ощутил, как напор ветра за бортом стих. Вошли в конус.

— Стоп машина!

— Есть стоп машина.

Теперь идём на инерции, заодно выравнивая скорость со скоростью движения Китежа.

— Подъём десять щелчков, — я замер. Если расчёт правильный, то уже через минуту нас должен подхватить конус, и его плотные "стенкы" не дадут уйти "Резвому" из створа. Шлюп вновь чуть дрогнул, и щелчки высотомера ускорились. А у меня заложило уши. Получилось! И тут же раздался голос Ветрова:

— Мы в створе. Есть захват конуса. Подъём... превышение на три. Давление... штатно.

— Отключить вспомогательные.

— Вспомогательные отключены. Подъём — штатно... давление — штатно.

Ну, вот и всё. Осталось дождаться, пока конус, сохраняя давление внутри, поднимет наш дирижабль вверх и зафиксирует на "языке"... Минута, другая... Под нами загрохотала швартовочная площадка и втянула вставший на неё "Резвый" в док.

— Вошли, как кортик в ножны, — довольно проговорил Ветров и, покосившись на меня, хлопнул ладонью по плечу. — Кирилл, ты меня слышишь?

— А? Да... да, слышу, — кивнул я, с усилием отдирая ладони от поручня, в который вцепился с удивившей меня самого силой.

— Поздравляю со штатной швартовкой... "капитан", — не скрывая усмешки, произнёс Святослав Георгиевич, а от входа на мостик раздались довольно жидкие, ввиду малого количества зрителей, но дружные аплодисменты. Только тогда я нашёл в себе силы обернуться и сойти с центрального возвышения перед обзором. И то ноги у меня были словно деревянные. Но в душе... в душе разлилась такая радость, что свихнуться можно, честное слово! Я сделал это!

И не сказать, что работа была проще, чем во время первой моей швартовки. Тогда я вёл дирижабль как пилот, лично контролируя приборы и держа руки на рукоятях управления, а сейчас ориентировался лишь на поступающую от Ветрова информацию и не прикасался к управлению вовсе. Да и Высокая Фиоренца, в отличие от Китежа, находилась в дрейфе, что тоже упрощало работу... Зато в этот раз не пришлось возиться с минимизацией энергопотребления, и не было нужды трястись от того, что "Резвый" в любой момент может развалиться на куски. И всё равно я считаю, что эта швартовка была сложнее. Не на порядок, конечно, но намного, намного сложнее, чем предыдущая... хотя, конечно, со швартовкой "Феникса" не сравнить, м-да...

— Господа, наш корабль совершил посадку в порту Китежграда. Температура за бортом восемнадцать градусов, время шесть часов пополудни по средне-ладожскому стандарту. Благодарим вас за то, что воспользовались услугами нашей компании. Наш полёт завершён, экипаж желает вам приятного отдыха и хорошего дня, — разлепив ещё не слишком послушные губы, с дурацкой улыбкой сообщил я нашим пассажирам. Жаль, здесь некому оценить эту шутку по-настоящему.

— Неплохо, юнец, — проговорил Ветров, едва край платья последней из зрительниц скрылся из виду. — Но в следующий раз подводи дирижабль под конус, а не врывайся в него, словно матрос в пивную после рейса.

— Я ошибся? — нахмурился я.

— В этот раз нет. Ты подвёл шлюп к конусу на самой границе его образования, но в будущем лучше так не рисковать и подводить к нему дирижабль снизу... если не хочешь платить портовым службам за перерасход энергии, разумеется, — ответил наставник и кивнул в сторону выхода из рубки. — Иди, провожай своего друга. Здесь я и сам сейчас управлюсь.

— Спасибо, Святослав Георгиевич, — поблагодарил я, покидая мостик.

От души потянувшись и до хруста покрутив головой, чтобы расслабить основательно затёкшие мышцы шеи, я миновал узкий коридор "Резвого" и, оказавшись в кормовом салоне, обвёл взглядом собравшихся здесь уже готовых к выходу пассажиров.

— Ну что, на выход? — улыбнулся я, и народ, довольно загомонив, потянулся на выход. — Миш, не терзай взглядом свои вещи. Мы пришлём за ними позже.

Младший Горский кивнул и, пристроившись в хвост покидающей дирижабль маленькой очереди, потопал на выход следом за мастером Цао. Первым на металлический настил дока шагнул Иван Фёдорович, и он же помог спуститься Ирине и Светлане, не прекращавшим щебетать о чём-то даже на крутом трапе "Резвого". Следом за ними сошёл катаец, потом Михаил, ну а я оказался замыкающим.

У выхода из дока нас уже встречали. Двое затянутых в "шкуры" обалдуев под предводительством лощёного хмыря с лейтенантскими погонами остановили нашу компанию и потребовали документы. Я отделался матросским жетоном, старший Горский предъявил свой паспорт и два "листа доверия", в которые были внесены Ирина и Светлана. Ну а мастер Фенг, ничтоже сумняшеся, сунул под нос лейтенанту свою дипломатическую бумагу, от одного вида которой хлыща передёрнуло словно от удара током. На заполнение журнала у слегка сдувшегося представителя порта ушло несколько минут, после чего он пожелал нам хорошего дня и устремился в док, в гости к Ветрову, наверное...

Несмотря на разницу в проектах, все парящие города похожи своей компоновкой, и чтобы попасть из портовых секторов в жилую или присутственную часть любого из них, нужно подняться на несколько десятков, а то и на сотню метров вверх. К счастью, наследие шумеров известно и сейчас, так что нам не пришлось пересчитывать тысячи ступеней, чтобы выйти под ажурный прозрачный купол Китежа, хотя в лифт наша компания еле поместилась. Впрочем, тут скорее нужно винить Свету с Ирой: барышни нарядились словно на прогулку по парку, а учитывая, что нынче в моде шляпки размером с тележное колесо, которых к тому же так просто не снять и не надеть без каких-то там ухищрений... В общем, девушки смущались, Горские, прижавшись спинами к стенкам лифта, на пару давили ухмылки, а я, вспоминая Хельгу и её наряд для прогулки по Высокой Фиоренце, размышлял о причинах, по которым мода в парящих городах коренным образом отличается от "земной". Ничего удивительного, оказывается. Широкие юбки в переходах и галереях неудобны, то и гляди зацепишься за что-нибудь, в туфлях на высоких каблуках легко переломать ноги, спускаясь или поднимаясь по крутым трапам или просто застряв на решётчатых фальшполах, ну а шляпы... В тесноте служебных коридоров удобнее ходить в берете или "таблетке", чем с тележным колесом на голове. И только нашему катайцу было всё по фиг. Ну да, с его ростом, шляпы наших дам не причиняют ему ровным счётом никакого беспокойства. Они попросту не задевают мелкокостного невысокого старикана.

Спустя минуту лифт наконец остановился и, звонко щёлкнув фиксаторами, позволил открыть двойные, забранные матовым стеклом двери. Вот мы и под куполом. Подъёмник вынес нас на крышу портовой управы, возвышающейся над городом на добрых пять этажей. Можно было бы, конечно, выйти в холле, но встретивший нас у дока лейтенант настоятельно советовал "пройтись по городу верхами", при этом бедняга так косил взглядом на Ирину со Светланой, что мы с Мишкой еле сдержали смех. Но к совету хлыща наша компания прислушалась, и мы не прогадали...

Хм, компоновка парящих городов, может быть, и одинакова, а вот подкупольная архитектура у каждого своя, это совершенно точно. Белый и зелёный. Такое впечатление, что других цветов здесь нет вообще. Белые стены "домов", соединённых меж собой мостами и галереями, и бликующие остеклением купола "подземных" помещений утопают в парковой зелени, за которой невозможно даже рассмотреть линии улиц и проспектов. И только ближе к центру города зелёное море отступает перед "скалами" построек, кучкующихся вокруг уходящего к куполу шпиля энерговода. И всё равно это удивительно. Всего в нескольких милях под нашими ногами царит суровая северная зима с вьюгами и сугробами, люди ходят по улицам в шубах, зябко кутаются в пальто и шинели, а здесь лето... самое натуральное лето.

Замерев у ограждения смотровой площадки, мы ещё несколько минут молча любовались открывающимися с неё удивительными видами, пока Иван Фёдорович не подал голос.

— Так, господа. Красоты Китежа — это замечательно, но... время к вечеру, а нам ещё нужно отыскать гостиницу, в которой я забронировал номер. Идёмте?

И мы пошли. Найти гостиницу оказалось несложно, так что уже через час Горские принимали доставленные из дока в номер вещи, а мы с Ириной и Светланой сидели в небольшом ресторанчике на крыше отеля, угощаясь кофе. И ведь никто из персонала и слова не сказал о возрастном запрете... Словно в другую страну попали.

— Кирилл... — молчание за столом было прервано Ириной.

Я поднял взгляд на барышню.

— Да?

— Я... мы... хотели бы извиниться за инцидент на балу, — глубоко вздохнув, протараторила девушка и выжидающе уставилась на меня. Нет, всё же Горскому чертовски повезло с кузинами. Красавицы, что и говорить. Светловолосые, высокие, статные...

— И зачем же вам понадобился этот фарс? — поинтересовался я, прогоняя лишние мысли и напомнив себе, что мои кузины в той жизни, тоже отличались красотой и умом, что не ничуть не мешало им быть настоящими тварями.

— Кирилл, ты неправильно понял, — сказала Светлана. — Мы ничего подобного не затевали. Лена... понимаешь, до недавнего времени отец позволял ей очень многое, но он заболел и вынужден был передать дела и хозяйство своему сыну, старшему брату Лены. Андрею пришлось оставить службу в гвардии и... в общем, официально он сейчас глава семьи, но с младшей сестрой общего языка они не нашли. Лена привыкла к большей свободе, а Андрей ей многое запрещает.

— Они уже год воюют... — добавила Ирина.

— Понятно. Значит, она таким образом решила брата позлить, да? — вздохнул я.

— Ну, ты ей и в самом деле понравился, Кирилл, — проговорила Светлана. — Иначе бы она...

— Угум, — перебил я девушку. — А "собака" и "мерзавец" — это такие ласковые прозвища... Ладно, я понял, что вы здесь ни при чём, и обиды не держу.

— Значит, мир? — нерешительно улыбнулась Ирина, и я кивнул.

Мир. До первого прокола.

Глава 3. В брильянтовом дыму

В Новгород мы вернулись лишь на следующий день, и даже Ветров не возражал против небольшой задержки в Китежграде. Так что мы успели вдоволь погулять по тенистым аллеям парящего города, нашли здание Воздушных классов, где Михаилу предстояло отучиться, как минимум, год, и даже успели посмотреть на практические занятия курсантов в одном из доков портового сектора.

Возвращение домой прошло быстро и без каких-либо неожиданностей. Всё-таки посадка на поле и швартовка в воздухе — это совершенно несопоставимые по сложности задачи. А вот "на берегу" было неспокойно. Уже на подлёте к полю за верфями мы с Ветровым обнаружили какую-то совершенно сумасшедшую суету вокруг эллинга, где находился "Феникс". Правда, разузнать, что к чему, мне не удалось. Едва "Резвый" был заякорён, Святослав Георгиевич выразительно указал взглядом на кузин Михаила, вернувшихся с нами в Новгород, и мне пришлось осадить своё любопытство. Нужно проводить дам домой, а поскольку Горские и мастер Цао остались в Китежграде, то кроме меня заняться этим некому. Нет, теоретически, конечно, можно было бы скинуть это дело на Ветрова, но... что бы ни случилось с "Фениксом", присутствие в эллинге одного юнца совершенно не изменит ситуацию, тогда как второй помощник капитана лишним там явно не будет. Ну и ладно.

Дождавшись в конторе вызванного "емельку" и так ничего и не узнав о причинах поднявшегося вокруг эллинга шума, мы погрузились в мобиль, который и развёз нас по домам.

Ни Хельги, ни дядьки Мирона дома не оказалось, а потому, пообедав тем, что приготовила перед уходом тётушка Елена, и порадовавшись выходному дню, а следовательно, и отсутствию необходимости ехать в училище, я отправился в свою комнату. Обещание надо выполнять, а значит, пришла пора заняться кое-какими вычислениями. Примерная схема рунескриптов для создания алмазов мне известна ещё с той жизни, но чтобы применить её здесь, придётся изрядно потрудиться. Отсутствие необходимости запитывать рунные схемы от эгрегора иногда играют дурную шутку. Вот как в данном случае. А значит, придётся повозиться, чтобы заставить одну такую схему работать. Да и вспомнить её во всех деталях, чую, будет непросто.

За работой над адаптацией старой полузабытой системы рун я не услышал, как вернулся опекун, и отвлёкся от расчётов на стрекочущем подарке Боргезе, только когда в дверь моей комнаты постучалась Хельга. Надо же, и как она вернулась домой, я тоже не слышал, оказывается. Ужин? Я прислушался к своему завывающему желудку и кивнул. Да, поесть не мешает.

За ужином сестрица была рассеяна и явно чем-то недовольна. Настолько, что это было заметно, наверное, даже тётушке Елене.

— Дочь, ты совсем не ешь... что-то случилось? — не выдержал наконец дядька Мирон.

— А? Да не то чтобы... — вынырнув из размышлений, протянула Хельга и, тряхнув головой, объяснила: — Рейс откладывается.

— Почему? — опекун недоумённо приподнял бровь.

— Что-то с "Фениксом"? — встрял я, вспомнив суету вокруг эллинга, замеченную мною во время посадки "Резвого".

— Да, — резко кивнула Хельга. — По чьему-то недосмотру проверка купола и его рунескриптов совпала по времени с проверкой работы насосной системы. Результат — смещение восьми шпангоутов, два лопнувших бимса, и как следствие — искажение геометрии купола.

Мы с Завидичем аж присвистнули. Починка таких повреждений займёт не меньше пары месяцев. А это значит, что как минимум до конца апреля рейсов не будет.

— Ещё два месяца на земле? — вздохнул я.

— Если не больше, — подтвердила сестрица. — Это ведь только результаты первичного осмотра. И что там может вылезти во время полного обследования, одному богу известно.

Дела-а... значит, продолжение учёбы откладывается на неопределённый срок. Плохо... Но, с другой стороны, у меня появится больше времени на "земные" проекты, не так ли? И словно в подтверждение этих мыслей, сидящая рядом Хельга неожиданно ткнула меня своим маленьким, но удивительно крепким кулачком в плечо.

— Не переживай, братец, — по её лицу скользнула слабая, но искренняя улыбка. — Полетаем еще. Вот отремонтируем "Феникса" — и полетаем. Зато у тебя появилось время, чтобы заняться этой вашей мастерской... и исполнить кое-какие обещания, а?

— Точно, — неожиданно поддержал Хельгу мой опекун и, спровадив кусок грудинки в рот, невежливо ткнул в мою сторону вилкой. — Обещания надо держать, Кирилл!

— Послезавтра вечером, — кивнул я. — Завтра после визита в училище пробегусь по лавкам, куплю необходимые материалы и соберу установку... если это можно так назвать.

— Нужно что-то конкретное? Могу помочь, — справившись с очередным куском, поинтересовался Завидич.

— Да нет, всё необходимое я уже присмотрел, просто не было возможности прикупить, точнее, не хотелось таскаться с покупками по городу, — отказавшись от предложения дядьки Мирона, пояснил я.

— Что ж, смотри... ты обещал, — припечатал опекун под согласный кивок Хельги. Пф, можно подумать, я мог бы об этом забыть.

Найти нужные материалы действительно не составляло проблем. А вот чтобы выжечь на притащенном из сада камне и купленном в одной из новгородских лавок металлическом ящике необходимые рунескрипты, мне пришлось убить целую ночь. Учитывая, что после этой нудной работы я ещё и в училище должен был отработать несколько часов... в общем, ничего удивительного, что к назначенному сроку я был в состоянии нестояния. Спать хотелось жутко, но... обещание есть обещание. А потому, окинув взглядом так и фонящих любопытством Хельгу с дядькой Мироном, я открыл дверь в подвал, где, собственно, и занимался постройкой артефакта, и приглашающе махнул рукой.

Дважды просить не пришлось, и уже через минуту Завидичи крутились вокруг стоящего на массивной каменной плите крепкого металлического ящика, эдакого кубика со сторонами в полметра. Хороший ящик, прочный. И плита хорошая... тяжёлая только, зар-раза! Семь потов сошло, пока я её сюда затащил. Но без этого камня испытывать артефакт я бы не взялся. Безопасность прежде всего. Вот её-то садовый камешек, моими усилиями испещрённый сотнями рун, и должен обеспечить. Так что даже если распираемый давлением ящик решит рвануть, каменная плита, на которой он установлен, не даст осколкам разлететься по всему подвалу.

Сняв крышку с ящика и переложив её на верстак у стены, я взялся за ингредиенты... Графит. Кто бы знал, сколько времени я убил, пока отыскал в Новгороде лавку, торгующую химическими реактивами! Но ведь нашёл...

Основной компонент занял своё место в своеобразном железном "орехе", тоже не обошедшемся без рунных кругов, который, в свою очередь, под заинтересованными взглядами Хельги и опекуна я поместил в ящик. Закрыв камеру поданной Завидичем крышкой, я повернул переключатель, активировав тем самым первый рунескрипт, запечатавший ящик. Исчезнувшая щель между крышкой и коробкой, вкупе с негромким хлопком, показали, что "камера" загерметизирована. Ещё один щелчок переключателя активировал второй рунескрипт, заменяющий насос. Дрогнул шланг, соединяющий небольшой наполненный водой бочонок в углу подвала с ящиком. Зашуршал фильтр на входе в камеру, стрелка манометра еле заметно поползла влево... давление начало расти, а над нашими головами неожиданно замигал светильник... Хм, рановато что-то. Есть. Объём заполнен. Очередной щелчок переключателя — и шланг с коробочкой фильтра словно сам собой отсоединился от камеры. Я оглянулся на зрителей.

— Ну что? Начинаем? — Два кивка в ответ. — Ла-адно... поехали!

Следуя очередному повороту переключателя, шестерни с нанесёнными рунами затрещали, вращаясь, и, резко остановившись, замерли, выстроив новый рисунок рун. Камера дрогнула, но засиявший под ней камень крепко "схватил" стальную коробку, не давая ей сорваться... Комнату заполнил нарастающий гул, и Завидичи начали поглядывать на камеру с явным и всё нарастающим опасением. Стрелка манометра вновь дрогнула и, набирая скорость, стремительно поползла в красную зону.

— Кирилл, а какой шаг у этой шкалы? — тихо осведомилась Хельга, присмотревшись к манометру.

— Сто атмосфер.

— Е-ео... — Я оглянулся и увидел, как Завидич быстро-быстро шевелит губами.

Однако ни единого звука он больше не издал. Но если присмотреться... м-да, таких матерных загибов я ещё никогда не слышал!

— А... это не опасно? — спросила Хельга.

— Если только совсем чуть-чуть, — пожал я плечами и указал на сияющую ровным синеватым светом плиту под ящиком. — Она удержит камеру, если что-то пойдёт не по плану. Та-ак. Есть минимум, ещё чуть-чуть — и можно будет... ага. Хватит.

Приложив к камере ладонь с зажатой в ней рунной пластиной, подключать которую заранее не стал, чтобы не перегружать весь комплекс, я прислушался... Есть реакция. Щёлкнул переключатель под стрёкот шестерен, медная пластинка, приложенная мною к камере, полыхнула алым светом и стекла по стенке. Жаль, я надеялся, что она уцелеет. Ну да ладно! Свою задачу она исполнила, а остальное не суть важно.

Гул пропал, и камера мгновенно покрылась изморозью. А теперь последний штрих. Сконцентрировавшись, я активировал рунную цепь на теле, почти коснувшись стального стержня на крышке. Удар!

Вспышка мощного разряда заставила зажмуриться, а в следующий миг светильник на потолке резко хлопнул, и комната погрузилась в синеватый полумрак. Получилось?

— Кирилл, ты в порядке? — вид на потолок закрыло лицо Хельги.

Я медленно кивнул и, лишь коснувшись затылком пола, понял, что лежу в трёх шагах от слабо дымящегося ящика.

— П-почти, — ухватившись за протянутую сестрицей руку, я поднялся с пола и, тряхнув головой, улыбнулся. — Немного ведёт, но... уже лучше, честно. Просто слишком много энергии пропустил.

— Понятно, — Хельга окинула меня долгим изучающим взглядом и уже открыла было рот, чтобы что-то сказать, но была перебита отцом:

— А что теперь делать с этим? — опекун указал на ящик.

— Подключаем насос, сбрасываем давление, размораживаем и сливаем воду, — пожав плечами, со вздохом ответил я.

На претворение в жизнь этого плана ушло минут пять, спасибо рунескриптам. Так что вскоре я уже держал в руках изрядно уменьшившийся шарик железного "ореха", в котором и находился результат нашего эксперимента.

— Открывай! — Хельга только что не прыгала от снедающего её любопытства.

— Подожди. Давай, сначала поднимемся наверх, — притормозил дочь дядька Мирон.

И мы поднялись... Однако. Теперь я на практическом опыте познал причины, по которым мощные производства здесь ВСЕГДА размещают за пределами городов. Если бы не эта предосторожность, Новгороду был бы обеспечен вечный "блэкаут". Уж если наш небольшой эксперимент смог лишить энергии целый квартал, то что говорить о больших производствах?

Ладно, это ненадолго. Если не ошибаюсь, то уже минут через десять Эфир окончательно успокоится... а с ним, надеюсь, и жители, уже начавшие выглядывать на улицу в поисках виновников происшедшего.

— Кирилл, дай слово, что таких вот испытаний в черте города ты больше проводить не будешь! — заметил дядька Мирон, когда разобрался в происходящем.

— Обещаю, — проговорил я под суровыми взглядами своих новых родственников. И тут же улыбнулся. — Но уж заниматься подобными опытами в мастерской вы мне не запретите, а?

Завидич неопределённо покачал головой, а Хельга нахмурилась. Ну-ну... уж кого-кого, а сестрицу уговорить будет несложно, достаточно лишь показать процесс выращивания алмазов до ювелирных размеров. А дядька Мирон... ну, он же понимает, что имеющегося в капсуле количества алмазов на накопитель не хватит. Уговорю...

Дождавшись, пока "мировая энергия" вновь заполнит опустошённый нашим экспериментом объём, мы перешли в гостиную, где я наконец смог открыть "орех" под нетерпеливое попискивание Хельги и сосредоточенное сопение опекуна. Правда, для этого пришлось взяться за резак, поскольку обе половинки капсулы, побывавшей под чудовищным давлением и только что не вскипевшей от жара, просто вплавило друг в друга.

Аккуратно вскрыв капсулу и незаметно для наблюдающих за моими действиям Завидичами активировав пару рун на теле, я прихлопнул перевернутыми половинками "ореха" по бумажному листу, расстеленному на столе, и, убрав железо в сторону, аккуратно разгреб мизинцем две чуть искрящиеся на свету небольшие "горки" алмазной крошки.

— Такие мелкие? Почти пыль, — разочарованно протянула Хельга.

— Мне и такие пойдут, — хмыкнул я в ответ. — Впрочем, если захочешь, могу вырастить хоть второй Кохинур, правда, времени и сил это займёт немало... да и энергии тоже.

Есть контакт. Хельга подняла взгляд на отца, и тот обречённо вздохнул. Дожмёт, непременно дожмёт, или я плохо знаю эту девицу.

Собственно, следующие несколько дней я имел счастье наблюдать, как Хельга обхаживает отца, да только... В один прекрасный момент я поймал себя на мысли, что их "война" меня совсем не интересует. Почему? Не знаю. Но вот уже пара дней, как мои нервы ведут себя, словно натянутые струны, а интуиция, не переставая, сигналит о приближающихся неприятностях. Какие, откуда, чёрт его знает, и это нервирует ещё больше. И даже новость дядьки Мирона о найденной мастерской и заключённом договоре аренды не принесла мне радости.

Пытаясь понять, что меня так беспокоит, перебрал с десяток вариантов и даже собрался навестить одного знакомого инженер-контр-адмирала, но тот, как оказалось, уехал из города, и когда вернётся — неизвестно.

Поняв, что сделать сейчас всё равно ничего не могу, решил подойти к вопросу с другой стороны и на всякий случай прикрыть тыл. За опекуна особо волноваться не приходится, он и сам способен постоять за себя, а вот Хельга... Сначала думал дать ей несколько уроков самообороны, но быстро понял, что это не выход. За короткий срок обеспечить ей даже минимальную подготовку мне вряд ли удастся, а времени, как подсказывает моя пятая точка, у нас совсем немного. В результате, пока дядька Мирон мотался по городу, закупая нужное оборудование для мастерской, я колесил по оружейным лавкам, откуда меня нещадно гоняли. Возрастом, видите ли, не вышел. Но кое-что подходящее для сестрицы я успел приглядеть. Осталась самая малость... уговорить её приобрести это самое подходящее.

И вот тут я ошибся. Не понимаю, то ли я, оказывается, плохо знаю Хельгу, то ли она действительно сильно изменилась после нашего приключения в Италии, но вместо долгих споров сестрица только фыркнула на мою просьбу, а на следующий день принесла мне в комнату пакет со "сбруей" и тяжёлую лакированную коробку, открыв которую, я увидел два матово поблескивающих "ствола". Тупорылый шестизарядный револьвер скромного калибра в шесть миллиметров и совсем уж миниатюрный пистолетик с вертикальным расположением двух стволов, но такого же калибра, как и его старший "брат". То, что надо...

Против тренировок с оружием Хельга тоже возражать не стала, зато споров о том, как его носить и где прятать, у нас вышло немало. И даже когда я убедил её в своей правоте, мне ещё два дня пришлось выслушивать её стоны по поводу натирающих кожу ремней и неудобства, доставляемого тяжёлыми железками. Ничего, привыкнет.

— Итак, начнём занятие, — проговорил я, и мой голос эхом разнёсся по пустующему подвалу.

— Начнём. А где мишени? — поинтересовалась девушка, окинув взглядом голые стены.

— На этом этапе они тебе не понадобятся, — отмахнулся я и удостоился недоумённого взгляда. Пришлось пояснять: — Хельга, ответь мне на вопрос. Что самое главное в стрельбе из пистолета?

— Меткость, — ожидаемо фыркнула она.

— Ответ неверный. Ты не к соревнованиям по стендовой стрельбе готовишься и не к дуэлям, а учишься защищать себя от разных идиотов. К тому же метко выстрелить из покоящегося в твоей наручной кобуре "Бебе" невозможно. Эта малявка нужна для того, чтобы остановить слишком близко подобравшегося противника. При расстоянии больше двух метров из неё разве что в слона попадешь. И то без толку. Так вот, запомни, главное в практической стрельбе — скорость. А это значит, что первым делом ты будешь учиться доставать оружие. Подчеркну — очень быстро доставать оружие.

— Учиться доставать пистолет? Что за глупость! — на лице Хельги проступило вселенское недоумение, и я вздохнул. Кажется, всё будет не так просто, как я уж было понадеялся. Впрочем, чего ещё я мог ожидать?

— Не глупость. Твой противник может оказаться рядом в любой момент, а значит, времени на то, чтобы ствол оказался в руке, у тебя будет совсем немного. Но если не веришь... давай проведём эксперимент? — ухмыльнулся я, похлопав по кобуре на своём бедре. — После моей доработки, тебе достаточно сжать средний и безымянный пальцы, чтобы "Бебе" оказался в ладони. Мне же нужно вынуть пистолет из кобуры. Кто быстрее наведёт оружие на цель?

— Ну, давай попробуем...

— На счёт "три", — кивнул я, отходя на несколько шагов назад. — Итак... раз... два... три...

Сухой щелчок спущенного курка застал Хельгу в тот момент, когда её вытянутая рука с зажатым в ладони "Бебе", ещё только начала подъём.

— Вот так, — я улыбнулся, заметив ошеломлённый взгляд Хельги, направленный на мой пистолет, готовый к стрельбе "от бедра". — Ты убита, сестрица...

— Это... это нечестно! — воскликнула она. — Ты даже не целился!

— Пф! Повторю, мы не на дуэли, — ответил я. — К тому же на таком расстоянии целиться, в твоем понимании, совершенно необязательно. Но это будет второй этап обучения. А сейчас начнём первую тренировку. Итак, твоя задача — вовремя подхватить вышедший из зажима кобуры пистолет. И этот навык ты должна довести до автоматизма, чтобы даже в самой опасной ситуации от волнения не уронить оружие на пол. Опусти руку вдоль тела, расслабь её... поехали.

Два часа спустя мы поднялись в гостиную, где нас уже дожидался мой опекун, о чём-то тихо беседующий с тётушкой Еленой. И судя по тому, как запунцовела наша статная экономка, разговор шёл совсем не о делах... Поднимавшаяся по лестнице следом за мной Хельга, увлечённая растиранием ладони, ноющей от долгой тренировки, никак не отреагировала на слишком близко сидящих на диване отца и экономку и, отмахнувшись от предложения поужинать, ушла в свою комнату. Ничего, тяжело в ученье — легко в бою, как говаривал один полководец.

А вот я отказываться от перекуса не стал. Тем более что у меня была тема для разговора с дядькой Мироном, с момента приобретения мастерской то и дело пропадающим из дома.

За ужином, правда, беседа началась с того, что опекун затребовал эскизы для рунных матриц, а в ответ на мой вопрос о стоимости покупки пресса покачал головой.

— Кирилл, он у нас уже имеется. Мастерская почти полностью оборудована для производства. И пресс там достаточно универсальный. Для наших целей — самое то, — со вздохом проговорил дядька Мирон. — Больше того, если понадобится, мы можем привлечь людей, работавших в этой мастерской раньше.

— Вот как... а почему сам хозяин не хочет заниматься производством? — заинтересовался я. Как-то раньше этот вопрос не всплывал.

— Старый хозяин помер, а его сын не хочет возиться со всякой ерундой, по его собственному выражению. Собственно, я потому и уцепился за эту мастерскую, что она, в отличие от других вариантов, готова к работе. Осталось только договориться с прежними работниками, получить от тебя чертежи изделий и докупить недостающие мелочи.

— Ты же говоришь, что она полностью укомплектована... — нахмурился я, и дядька Мирон тяжко вздохнул.

— Но это не значит, что нам не понадобятся какие-то специфические инструменты, — пояснил он и хлопнул ладонями по подлокотникам стула. — В общем, так. Помимо эскизов для матриц, от тебя требуются чертежи, я завтра продемонстрирую их старшине бригады, работавшей в этой мастерской, и он уже скажет, есть ли необходимость в покупке каких-то инструментов или имеющегося инвентаря достаточно для работы. А там поговорим и о найме его бригады.

— Так он тебе всё и скажет, — фыркнул я.

— Бесплатно не скажет, — невозмутимо парировал опекун. — А за пару гривен ещё и совет хороший даст.

— Ладно. Убедил, — кивнул я. — Будут тебе и эскизы, и чертежи. Только сразу скажи этому ушлому мастеру, что матрицы будут наборными, так что запоминать рунескрипты бесполезно.

— Не доверяешь ты людям, Кирюша, — деланно печально покачал головой дядька Мирон.

Я ухмыльнулся.

— Это ещё что, я и наборы буду сам в пресс устанавливать. А вот за запечатыванием и нумерацией готовых рунированных пластин придётся следить тебе. Иначе долго наша монополия не продлится. Сопрут и скажут, что так и было.

— Параноик.

— Дольше проживу, — индифферентно пожал я плечами в ответ на эту реплику.

Дядька Мирон тихо хмыкнул, и за столом воцарилась тишина. Правда, ненадолго. Необходимость предупредить опекуна о снедающем меня беспокойстве никуда не делась... Но как объяснить, что моя интуиция не лжёт? С другой стороны... Да к чёрту всё! Скажу как есть.

Завидич, вопреки моим ожиданиям, даже на секунду не усомнился в сказанном. Только задумчиво почесал подбородок и, резко посерьёзнев, потребовал вспомнить, когда именно у меня "зазудело". А потом посыпались вопросы, совершенно выбившие меня из колеи, но поселившие уверенность, что с такими вот "предсказателями" он имел дело в прошлом, и не раз. Или же просто считает, что у меня что-то вроде срыва... как вариант. Интересовало его всё, что касалось проявлений моего нервяка. Когда и как часто накатывает, где, дома или на улице, на прогулке или когда я занят каким-то делом. Пришлось отвечать, раз уж сам заварил такую кашу. Но через полчаса опекун, кажется, выдохся и задумчиво уставился куда-то в стену за моей спиной.

— Дядька Мирон! — окликнул я его, когда понял, что Завидич даже не отреагировал на появление тётушки Елены, принёсшей нам десерт.

— М-м? — всё с тем же отсутствующим видом промычал он, но через несколько секунд взгляд опекуна прояснился, и он тихо пробормотал: — Не нравится мне это.

— Что именно? Мое состояние? — осведомился я.

— Да нет... — опекун на миг вновь "завис", но тут же отмер. — То, что у тебя так работает интуиция, это замечательно. Был у меня на службе подобный человек, так за него экипажи боролись как за победу в линейном бою. Меня беспокоит другое... твое волнение, если ты не заметил, почему-то возрастает, когда рядом находится Хельга. Как ты понимаешь, этот момент не может не беспокоить. И Гюрятинич, как назло, уехал в Гнездово... м-да. Незадача.

— Хельга? — удивлённо переспросил я, и дядька Мирон неожиданно весело фыркнул.

— Ну да. Исходя из твоего рассказа, получается именно так. Если бы не знал о твоих походах по некоторым заведениям, сказал бы, что ты влюбился, а так приходится признать, что твои предчувствия касаются именно моей дочери. Да ты сам посуди. За время, пока вы в подвале тренировались, ты волновался?

— Нет, — признал я.

Действительно, пока я "давал урок" сестрице и следил за его исполнением, вся моя нервозность пропала неизвестно куда. Но я-то списал сие явление на тот факт, что его перекрыла радость от неожиданной покладистости Хельги и её добросовестного отношения к тренировке... Да и успехи она показала неплохие. Уже через полчаса занятия "Бебе" влетал ей в ладонь так, что его и перехватывать поудобнее не приходилось. И кажется, к концу занятия сестрица дошла до понимания, что выхваченный пистолет не стоит наводить на цель вытянутой рукой, словно артиллерийский ствол. Не вру, эта скорость наработки автоматизма была действительно чем-то удивительным. Как тут не поверить в байки того мира о передаче подобных навыков по наследству? Впрочем, я не о том...

— Вот-вот, — заметив задумчивое выражение моего лица, покивал дядька Мирон, правда, сейчас он уже не улыбался. — И мне очень не нравится это... эта тенденция. Кирилл?

— Да? — я взглянул на явно вздрогнувшего от какой-то пришедшей в голову идеи опекуна.

— Я тебе сейчас задам один вопрос, а ты, пожалуйста, прими его адекватно и помни: в твои тайны я лезть не собираюсь, — медленно заговорил Завидич, не сводя с меня серьёзного взгляда.

— Слушаю, — удивлённый таким вступлением, кивнул я.

— Твои руны... ты можешь нанести их только себе? — аккуратно подбирая слова, спросил опекун. У меня отвисла челюсть.

— Я идиот, — признался я дядьке Мирону.

— О? — не понял он.

— Вместо того чтобы заморачиваться с тренировками, мне нужно было сразу подумать о рунах! — пояснил я. — Уж они-то особых умений не требуют!

— Значит, можешь, да? — как-то облегчённо выдохнул дядька Мирон, но я от него отмахнулся. Сейчас меня беспокоил другой вопрос.

— Так... Сегодня... сейчас я уйду в подвал. Лист железа у меня есть, записи сохранились... за ночь сделаю диагностический контур. Утром проведём через него Хельгу, и я сяду за переработку рунного массива. К вечеру должен закончить.

— Так быстро? — удивился дядька Мирон.

— Ну, нам же не нужно создавать такого же монстра, что я нанёс себе, — пояснил я. — Сделаю пару-тройку модифицируемых рунескриптов для защиты и атаки. А там... захочет — разверну полноценную систему, не захочет — её право. Но прожарить любого нападающего мощным электроразрядом она сможет в любом случае, это я обещаю.

— Спасибо, Кирилл, — серьёзно кивнул опекун.

— Да не за что. Мы же семья... — улыбнулся я, и дядька Мирон отсалютовал мне чашкой с чаем. Я ответил ему тем же и хмыкнул. — Осталась самая малость. Уговорить Хельгу нанести на её тело татуировку.

— Это да. Проблема, — печально протянул Завидич.

Глава 4. Дела мирные, торговые...

Краткое замечание дядьки Мирона о давнем сослуживце заставило меня задуматься. Наличие в этом мире сенсоров-интуитов совершенно меняет мою картину мира. Я довольно давно и без особых сожалений расстался с идеей свободного оперирования Эфиром и был уверен, что таких специалистов здесь нет. А ведь мог бы и подумать! Уж если у меня без проблем получается управлять Ветром, должны быть и другие "умельцы" со схожими способностями. Да на того же Святослава Георгиевича посмотреть! Ну не может человек ТАК чувствовать машину. А ведь он виртуоз в этом деле, и воздушные потоки, кажется, определяет без всякого вендиректа. Да он "Резвого" ведёт так, словно малейшее движение воздуха ощущает! Слепец. Какой же я слепец! Пусть здесь нет стихийных бойцов, как там, но ведь это не значит, что вовсе нет людей, способных чувствовать стихии. Нет структурированной системы обучения, да? Но это не значит, что её нельзя создать. Понятно, что это не мой уровень пока что, но ведь я расту, да и не все уроки той жизни выветрились из моей головы.

Так, прекращаю самоуничижение и выбрасываю из головы бесполезные мечтания, мне ещё нужно найти запись рунного круга диагноста... Хех, а дядька Мирон ушлый. Как он о рунных татуировках догадался. И ведь могу поспорить, специально он ничего не вынюхивал, просто сопоставил несколько моментов. Мою демонстрацию рун в Меллинге, недавнее шоу с электроразрядом во время "алмазного" эксперимента... и, наверное, ту давнюю встречу с двоюродным родственником Горских, Валерьяном, которого я угостил разрядом в кафе на Софийской. М-да... Ну и ладно. Ещё не хватало мне от своих таиться!

Утром, проводив собиравшуюся в контору Хельгу и решившего прокатиться с ней "за компанию" опекуна, нашедшего себе какое-то дело в городе, я вернулся в комнату и сразу сел за расчёт рунескриптов для татуировки, благо перед отъездом сестрица соизволила выполнить мою маленькую просьбу и прошла диагностику. Правда, объяснять, зачем мне понадобилось держать её четверть часа в рунном круге по стойке "смирно", я не стал. Успеется. Да она и не настаивала на объяснениях, отвлёкшись на пикировку с отцом, за что я ему весьма благодарен. И не только за спор. Тот факт, что он решил составить компанию Хельге в поездке, а значит, позаботится об её безопасности, сильно повлиял на моё состояние, так что изрядно поднадоевшее за последние несколько дней чувство тревоги отступило, а следовательно, и не отвлекало меня от работы с составлением рунескриптов.

У меня не было желания повторять весь тот гигантский массив рун, что был использован в моей татуировке, но и делать немодифицируемые рунескрипты, которые нельзя было бы скомпоновать с возможным "продолжением", я не хотел. А потому, несмотря на довольно простую схему, мне пришлось изрядно поломать голову над будущими татуировками для Хельги. И тот факт, что они будут обладать исключительно внешним направлением воздействия, в отличие от большинства рунескриптов на моём теле, только прибавил хлопот. Но, как бы то ни было, благодаря подарку Боргезе к двум часам дня работа была завершена, и, пообедав, я отправился в училище. Неделя! Осталась всего неделя — и моему наказанию конец.

— Эй, Завидич! Слезай, разговор есть! — возглас стоящего в нескольких метрах от меня курсанта отвлёк от разбора распределительной коробки, подвешенной под потолком коридора, очевидно, в целях уберечь артефакт от шаловливых ручек учащихся. Аккуратно сняв крышку, я положил её на верхнюю ступень стремянки и не торопясь спустился к позвавшему меня курсанту, нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу.

— Внимательно слушаю, — кивнул я ему. Длинный, словно жердь, рыжий курсант хмыкнул.

— Гревский просил передать, что будет ждать тебя в половине восьмого в восемнадцатой аудитории, — протараторил парень и, развернувшись, быстро удалился. Хм... И ради этого я обязательно должен был спускаться? Странный человек. Как будто нельзя было сказать так. Но новость хорошая. Да и скорость, с которой Нил отреагировал на просьбу, не может не радовать.

Закончив работу на благо училища и попрощавшись с отпустившим меня заведующим, я переоделся и, выудив из жилетного кармана часы, щёлкнул крышкой недорогого серебряного корпуса. Однако до встречи ещё целых сорок минут. Не ожидал. Думал, Ремизов отпустит позже. Интересно, какая муха его сегодня укусила?

Восемнадцатая аудитория, оказавшаяся маленьким и довольно захламлённым кабинетом, встретила меня тишиной и пустотой. Оглядевшись по сторонам, я нашёл свободное кресло у окна и, недолго думая, уселся. Собственно, их и было-то здесь всего два. В смысле, свободных. Ещё на трёх лежали кучи каких-то бумаг. И такие же кипы возвышались на единственном, но огромном столе, стоящем посреди комнаты, а немногое свободное от них место было застелено картами. Вообще, несмотря на бардак, было заметно, что кабинетом постоянно пользуются, а то, что представляется гостям этого места беспорядком, ничуть не мешает его хозяевам.

— Кирилл, вы уже здесь, — констатировал Гревский, входя в комнату. — Прошу прощения за опоздание.

— Ну, что вы, Нил, вы ничуть не опоздали, — поднявшись с кресла, я пожал руку подошедшему главе клуба. — Просто сегодня Никита Данилович с чего-то расщедрился и отпустил меня с отработки несколько раньше обычного. Ну, а поскольку мне без разницы, где скучать, я решил дождаться встречи здесь.

— Понятно, — кивнул Гревский, усаживаясь в кресло напротив. — Вы меня удивили. Господин Ремизов известен своей пунктуальностью... Впрочем... да, как же я мог забыть! Сегодня же двадцать второе число.

— Какой-то необычный день? — без особого интереса спросил я.

— Не для всех, но для нашего заведующего — точно, — усмехнулся Нил. — Сегодня должен вернуться из первого рейса его сын. Он служит стажером у арт-инженеров на "ките" моего отца. Так что, очевидно, господин Ремизов просто чертовски торопится домой.

— Понятно, — кивнул я. — Длинный рейс, да?

— Он самый. Почти восемь месяцев, — вздохнул Гревский.

— Прошу прощения, но, может, тогда лучше будет перенести нашу встречу на какой-нибудь другой день? — осторожно спросил я. Ну ведь очевидно, что мой собеседник и сам хотел бы сейчас быть не здесь, а дома...

— О, не стоит беспокойства, Кирилл, — правильно понял Нил. — Мой отец не появится дома раньше утра. Он ведь не только капитан, но и владелец "Цапли", а это накладывает свои обязательства.

— Бумаги, — утвердительно проговорил я. Ну да, у капитана и владельца, в отличие от нижних чинов, работа не заканчивается после швартовки. Груз, документы, общение с портовыми властями и таможней...

— Они самые, — кивнул Нил и оживился. — Ну да мы не о том. Чем я могу вам помочь, Кирилл? Вы ведь просили о встрече не просто так?

— Вы совершенно правы, Нил, — согласился я. — Правда, вопрос мой касается дел не учебных, но думаю, интересных.

— Слушаю, — насторожился мой собеседник. Думаешь, я буду что-то просить? Ошибаешься. Я буду предлагать! В конце концов, долги нужно отдавать, правильно? А Гревскому с приёмом в Веди-клуб я задолжал, пожалуй, больше, чем Мишке и его отцу. Ладно, поехали...

— Как уже говорил однажды, я хороший арт-инженер, и у меня имеются некоторые разработки, производство которых сейчас налаживает мой опекун, — заговорил я. — Большинство этих разработок уникальны, без всяких скидок. И все без исключения крайне полезны в быту.

— Вам нужны средства на производство? — скучным тоном спросил Нил. А глазки-то заблестели. Истинный сын торговца. Ещё не знает, о чём идёт речь, но нос уже держит по ветру.

— Вовсе нет. Имеющихся денег хватит на первое время с лихвой. А если понадобится, у меня найдутся и дополнительные средства, — покачал я головой. — Но вот наладить сбыт с честным компаньоном — это другой вопрос. К сожалению, ни у меня, ни у моего опекуна нет подобных знакомств в Новгороде, а ходить по лавкам, предлагая уникальный товар, словно коробейник копеечные поделки... пф! Я слишком ценю свой труд для такого подхода.

— Да, без приличных связей в новгородской торговле делать нечего, — покивал Нил с деланной грустинкой в голосе и встрепенулся. Артист. — А что за производство, Кирилл? И какой товар?

— Домашние арт-приборы в первую очередь. Необычные приборы.

— Например? — нахмурил лоб мой собеседник, явно пытаясь прикинуть, о каких именно приборах я говорю. Ну-ну, пусть погадает. Таких здесь ещё нет, это точно!

— Например... — Я взял паузу и, испытующе взглянув на Нила, медленно проговорил: — Что вы скажете об устройстве, поддерживающем в помещении температуру в диапазоне от пяти до сорока градусов, эффективном на площади до шестидесяти квадратных метров, с потребляемой мощностью всего в семь единиц? Причём учтите, что объединённые в одну систему, четыре таких прибора увеличат потребление мощности всего вдвое. Или домашнее устройство для уборки пыли и грязи мощностью в шесть единиц? Есть у меня и разработки кухонных приборов вроде автоматической мясорубки и прибора для взбивания и смешивания, способного с равным успехом замесить тесто или взбить нежный крем.

— Интере-эсно. Никогда не слышал ни о чём подобном... — Нил задумчиво потёр подбородок, но через несколько секунд пришёл в себя. — Кирилл, это весьма необычное предложение, и, к сожалению, я не могу вот так сразу дать вам на него ответ. Мне нужно посоветоваться с от... со старшими членами клуба. Но могу сказать откровенно, ваша идея меня заинтересовала.

— Бог с вами, Нил! — я замахал руками. — Я же не требую от вас немедленного согласия. Разумеется, этот вопрос стоит всестороннего обсуждения и осмысления. Да и, как я уже сказал, мы только налаживаем производство, поэтому я даже не могу представить вам более или менее прилично выглядящий образец продукции! А чертежи и рунные схемы — сами понимаете... несколько не то.

— Согласен, — кивнул Гревский с явным облегчением. — Но через пару недель, думаю, мы сможем вернуться к этому вопросу, а?

— С превеликим удовольствием. К тому времени я как раз смогу подготовить и действующие образцы изделий, — кивнул я, поднимаясь с кресла. — А пока прощаемся?

— Да, пожалуй, — согласился Гревский. Мы пожали друг другу руки, и я шагнул к выходу.

— Кирилл... — голос Нила задержал меня уже у дверей. Я обернулся. — Почему вы не обратились с этим вопросом к нашему общему знакомому... старшему Горскому, я имею в виду?

— Я привык платить по счетам, Нил. А вам я изрядно задолжал за помощь с приёмом в клуб, — честно ответил я и, не дожидаясь следующего вопроса, явно повисшего на кончике языка Гревского, выскользнул из кабинета. Умному достаточно, а глупому... это не про Нила. И я уверен, понять, что влезать ещё больше в долги Ивану Фёдоровичу я не желаю, он может и без меня. Равно как и то, что самому Горскому моя просьба прибыли не принесет, он не торговец.

Тренировки с Хельгой изменились, не успев начаться. Теперь по вечерам она не только училась стрельбе, но и занималась медитацией, без которой просто невозможно освоить возможности полученных ею рунескриптов. Ну да, мы с опекуном уговорили её на нанесение татуировок, но чего нам это стоило! Тётушка Елена потом три дня на нас волком смотрела, пока Завидич не купил в городе новый фарфоровый сервиз взамен уничтоженного Хельгой.

Нет, сестрица не дура, далеко не дура. Да, она вспыльчивая, иногда чересчур резкая, но хитрости ей не занимать. На то чтобы понять, чего ради она бьёт посуду, ушла вторая половина сервиза и один намёк.

— Летом, не раньше, — отрезал я, как только понял, чего она добивается этим концертом.

— Почему? — девушка замерла на месте и аккуратно поставила последнюю целую чашку на столешницу. И куда только девалась вся её ярость?

— Потому что для получения "сырья" больших размеров нужна установка совсем другой конструкции, а у меня сейчас совершенно нет времени на её постройку, — отрезал я. — Кроме того, не советую рассчитывать на что-то из ряда вон выходящее. Нам ни к чему лишнее внимание. Надеюсь, этого объяснять не нужно?

— Не нужно. Я не идиотка и прекрасно понимаю возможные последствия, да и отец мне все уши прожужжал по этому поводу, — кивнула Хельга.

— Насчёт личных качеств ты бы не заикалась, сестрёнка... — протянул я.

— Что? — в глазах дочери Завидича мелькнули искры гнева.

— То! — фыркнул я в ответ. — Кто тебе мешал просто попросить меня об этом, не устраивая семейных сцен с битьем посуды?

— Можно подумать, ты бы так легко согласился, — вздёрнула носик Хельга.

— А почему нет? — пожал я плечами. — Мне несложно, а тебе в радость.

— Но... но... — сестрица хлопнула ресницами и перевела растерянный взгляд с меня на недовольно хмурящегося отца.

— Кирилл прав, дочь. Может быть, сейчас ты повела себя и не как полная дура, но уж как маленький ребенок точно. Мы заботимся о твоей безопасности, а ты, вместо того чтобы поблагодарить, устроила непонятно что. И ради чего?!

— То есть я ещё должна сказать спасибо за то, что вы намерены испортить мою кожу, так, что ли? — фыркнула Хельга. В ответ я закатал рукава и продемонстрировал ей оголённые предплечья.

— На, смотри. Найдёшь хоть пятнышко чернил — подарю алмаз, по сравнению с которым Кохинур покажется мелким невзрачным камешком, — резко проговорил я. Ну достала она меня. ДО-СТА-ЛА.

— Ну... может быть, у тебя их тут и нет... рун, я имею в виду, — неуверенно проговорила сестрица, тщательно осмотрев мои руки. В ответ я аккуратно активировал часть цепей. На предплечьях и кистях рук засияли мягким светом цепочки мелких, почти нечитаемых рунескриптов. Хельга икнула.

— Удовлетворена? — сухо спросил я.

— Д-да... — медленно кивнула сестрица и, чуть помолчав, спросила: — А у меня будет так же? Ну, сиять, я имею в виду.

— Нет. У тебя будут короткие и менее энергоёмкие цепи. Так что при активации разве что кожа на ладонях чуть покраснеет, — пояснил я.

Не знаю, что на неё повлияло сильнее — отповедь отца или удивление от моей демонстрации, но перед тем как спуститься в подвал, где я подготовил место для нанесения татуировки, Хельга извинилась за свою выходку, чем, в свою очередь, изрядно удивила нас с Завидичем. Хотя если бы она сразу выслушала предложение целиком, а не перебила меня своим "выступлением", всего этого бреда можно было легко избежать. Но это же Хельга...

И вот теперь сестрица каждый вечер восседает на неудобном стуле с прямой и высокой жёсткой спинкой, притащенном мною в подвал, и пытается почувствовать ток энергии вокруг. А это непросто для человека, никогда не соприкасавшегося с Эфиром... вживую, так сказать.

Впрочем, у меня есть идея, как облегчить ей задачу, но я отложил её на некоторое время, надеясь, что Хельге удастся справиться самостоятельно.

— Получилось!

Восторженный визг моей взбалмошной нечаянной сестрицы заставил меня подпрыгнуть на месте. Хорошо, что в этот момент я не был занят нанесением очередной рунной цепи на металлическую пластину будущего образца пылесоса. Покосившись на только что отложенный в сторону резак, я вздохнул и повернулся к Хельге.

— Я рад. Но кричать-то зачем?

— И-извини.

После недавнего "концерта" и короткого разговора за закрытыми дверьми с отцом отношение сестрицы ко мне несколько изменилось. Нечто подобное уже было после нашего приключения в Италии, но тогда её хватило лишь на несколько месяцев... Что ж, посмотрим, сколько времени она сможет сдерживать свой темперамент теперь.

— Ладно уж. Продемонстрируешь успехи? — я подошёл поближе к Хельге. Девушка довольно улыбнулась и положила руку на деревянную доску, уложенную поверх небольшого столика. Течение энергии вокруг неё чуть ускорилось, следом раздался треск, а когда Хельга отняла руку от деревяшки, на ней обнаружилось довольно большое обугленное пятно.

— Сестрица, ты молодец, — заключил я, внимательно рассмотрев дощечку. — Для первого раза замечательный результат. Теперь дело за малым...

— Для первого раза? — не поняла Хельга, переводя взгляд с меня на деревяшку и обратно.

— Не понимаешь? — проговорил я. Девушка пожала плечами. — Хорошо, я объясню. Смотри.

Мой палец коснулся дощечки, и та осыпалась серебристым пеплом.

— Э-э... Я тоже так могу?

— Сможешь, если потренируешься, — кивнул я. — Сейчас ты действовала наугад и активировала руны вразнобой. Твоя задача — научиться подавать энергию в рунную цепь сразу, одним выплеском. А чтобы тебе было понятнее, как этого добиться... дай руку.

Хельга неуверенно и с явной опаской протянула мне ладошку, и я плеснул энергию в её пока ещё видимую татуировку, из-за которой сестрица уже четвёртый день появляется в конторе исключительно в перчатках. Впрочем, дня через два рунные цепочки окончательно скроются от любопытных взглядов, став полностью невидимыми, и надобность в постоянном ношении перчаток отпадет.

— Почувствовала? — спросил я.

— М-м... да, — кивнула Хельга.

— Тогда вперёд. Деревяшек у нас ещё много, — улыбнулся я, пнув стоящий под столиком ящик.

С этим заданием сестрица справилась не в пример быстрее. Оно и понятно: в прямом смысле слова почувствовав на своей шкуре, чего именно я от неё добивался, она довольно быстро смогла повторить мой "фокус". И если бы сегодня она не сумела почувствовать Эфир самостоятельно, я был бы вынужден подвести её к пониманию задачи точно таким же способом, каким помог понять, как именно нужно активировать рунные цепи. Но это было бы не очень хорошо. Уж очень однобокий подход.

Если подобная "демонстрация" действительно неплохой способ научить технике, то в плане общего понимания и взаимодействия с энергиями такой подход приносит больше проблем, чем пользы, поскольку не даёт пользователю понимания принципа взаимодействия с окружающей или личной энергией. Так говорил мой отец ещё в той жизни, а он был настоящим мастером. И пусть мне тогда было всего пять лет, но я до сих пор помню очень многое из того, что он тогда рассказывал. Впрочем, своих нынешних родителей я тоже помню очень хорошо... может быть, даже слишком хорошо...

— Кирилл! — возглас Хельги ворвался в мои уши, заставив вздрогнуть.

Я взглянул на замершую в испуге сестрицу и тряхнул головой.

— Извини, что?

— Твои руки... — тихо проговорила Хельга. Я перевёл взгляд на ладони и тихо выматерился, заметив скользящие по ним мелкие молнии электроразрядов. Усилием воли задавив гнев, я "погасил" рунные цепи и, лишь убедившись, что всё под контролем, расслабленно выдохнул.

— Что это было, Кирилл? — спросила Хельга.

— Родителей вспомнил, — коротко ответил я, переводя дух. — Извини, что напугал.

— Ничего, братишка, — девушка потрепала меня по волосам. — Я всё понимаю...

Может, и так, но мне от этого не легче. Или?..

— М-м... Хельга, думаю, тебе следует прикупить электрошокер, — проговорил я, неуклюже меняя тему: говорить о происшедшем мне не хотелось. Сестрица недоумённо моргнула.

— Прости? — уточнила она.

— Ну, на всякий случай. Чтобы у полиции не было вопросов, если ты поджаришь гипотетических бандитов. Нам же не нужны лишние вопросы о татуировках, верно? — объяснил я.

— Пф. Тогда зачем они сами нужны, если их можно заменить обычным электрошокером, братец? — с нотками ехидства в голосе произнесла Хельга.

— Шокер, как и пистолеты, могут отобрать. А рунные цепи всегда при тебе, — пожав плечами, ответил я. — Это оружие последнего шанса, так сказать. И кстати о пистолетах... По-моему, кому-то пора вернуться к тренировкам, а?

— Зануда, — обиженно проговорила Хельга и, ткнув меня кулаком в бок, потянулась за наручем, снятым ею на время возни с татуировкой.

Может быть, и так, зато мне спокойнее, когда я знаю, что сестрица занята делом, которое поможет ей стать сильнее и уберечься от возможных проблем. Да, вряд ли умение быстро стрелять и шарашить молниями спасёт её от снаряда, выпущенного с пиратской "акулы", но уж от каких-нибудь идиотов с большой дороги точно убережёт. А учитывая, что в Новгороде вероятность встречи с пиратами стремится к нулю, а выход "Феникса" в рейс из-за недавней поломки задерживается на неопределённый срок... в общем, думаю, моя помощь в тренировках сестрицы, как минимум, небесполезна.

Очередное наше занятие с Хельгой было прервано появлением на пороге тётушки Елены, раньше всячески избегавшей моего подвала. Как она сама говорила, ей хватает и продуктового хранилища, а мне кажется, у пассии дядьки Мирона просто лёгкая форма клаустрофобии. Впрочем, это её дело...

— Тётушка Елена? — я вопросительно приподнял бровь, и наша экономка, кивнув, шагнула через порог.

— Это доставил посыльный четверть часа назад, — проговорила она, протягивая мне небольшой конверт.

— Благодарю, — кивнул я, и тётушка Елена исчезла из подвала так быстро, как только могла.

— О! И кто же это пишет моему маленькому братцу? — промурлыкала Хельга, отвлёкшись от упражнения с "Бебе". Красное пятнышко целеуказателя, помещённого мною в ствол пистолета, скользнуло по мишени и исчезло, как только Хельга убрала оружие в наруч.

Отложенный на край рабочего стола конверт моментально оказался в руках сестрицы, но она тут же вынуждена была выпустить письмо из рук, одновременно подпрыгнув от лёгкого электроразряда, угодившего ей пониже спины.

— Кирилл! — возмущению Хельги не было предела.

— Мне интересно — а как бы ты отреагировала, если бы я перехватил и попытался прочесть адресованное тебе письмо от нашего уважаемого капитана? — заметил я, предусмотрительно сместившись так, чтобы между нами оказался рабочий стол. Невелика преграда, конечно, но уж какая есть.

Впрочем, кажется, сейчас, несмотря на вопль, Хельга не намерена устраивать очередной раунд гонок по подвалу, которые уже стали нашей небольшой традицией. А что? И отдых, и разрядка... точнее, электроразрядка, поскольку во время этих "салочек" мы от всей души стараемся поразить друг друга молниями. Хорошая тренировка контроля, между прочим. М-да...

— Извини, Кирилл, — повинилась она, но тут же изобразила невинную улыбочку. — Но ты ведь расскажешь любимой сестре, что в этом конверте?

— Если это не будет чем-то слишком личным, — вздохнув, кивнул я. Всё равно ведь не отвяжется. Настырная.

— Тогда чего стоишь? Читай уже! — нетерпеливо воскликнула она, толкнув лежащее на столе письмо в мою сторону. Покачав головой, я усмехнулся и, разорвав конверт, вытащил из него лист дорогой бумаги нежно-салатового цвета. Дочь Завидича потянула носом воздух и ехидно заулыбалась. Ну да, бумага оказалась не только дорогой, но и надушенной.

— У братика появилась воздыхательница? — не сдержалась Хельга, но я её проигнорировал, сделав вид, что полностью погружен в чтение.

Если дать сестрице хоть малейший повод, она меня просто достанет. Проверено.

* * *

— Что наши интересанты? — стоящий у окна офицер заложил руки за спину и качнулся с пятки на мысок.

— Молчат. Кажется, события на верфи прошли мимо них. Никакой реакции. Лёгкое недовольство у девушки, но не более того, — ответил его собеседник, рассматривая картину на стене кабинета.

— А вы надеялись, что они сразу всполошатся и свяжут происходящее с Гроссом? — в голосе вопрошающего послышались лёгкие нотки раздражения. Неудивительно. Поездка, ради которой он отложил кучу дел в Новгороде, пока не принесла никакого видимого результата, и это... нервировало. А тут ещё и эта откровенно пустая встреча...

— Мы просчитали все возможные варианты. Давить прямо пока нецелесообразно. На данный момент можно обойтись косвенными методами, — ровным, ничуть не изменившимся тоном ответил собеседник. Хотя не почувствовать раздражения своего визави не мог. Но ему, кажется, на это было откровенно плевать. — А что показало наблюдение за объектом?

— Изменений нет. Новых людей в окружении не замечено... — офицер чуть замялся, и это не ускользнуло от внимания его собеседника.

— Ой ли? Договаривайте, друг мой.

— Не знаю, важно ли это для вас, но... объект перестал появляться в доме Осининых.

— Ничего удивительного. Их больше ничто не связывает... а старые договора... Мы ведь тоже не спешим восстанавливать связи с их родом, — после недолгого молчания заметил гость. Офицер фыркнул.

— О да, и матримониальные планы здесь ни при чём, да?

— Это личный выбор моего сына, — прищурился гость, и его собеседник отступил.

— Пусть так. Тем не менее, в отличие от Горских, никакой тяги к восстановлению связей с Осиниными у них не наблюдается. Старший немного расстроен, но пока не собирается подталкивать младшего к сближению.

Разговор заглох, и спустя минуту гость, поняв, что продолжения беседы не будет, откланялся. Дождавшись, пока он покинет кабинет, офицер вздохнул и покачал головой.

— Тишина. Не нравится мне эта тишина, — после небольшой паузы задумчиво, себе под нос, проговорил офицер и вдруг резко произнёс. — Нужно форсировать события. Пусть даже и "косвенными методами". Спокойствие вредно для юных умов!

Глава 5. "Добрый вечер, а что это значит..."

Как и ожидалось, в послании действительно не было ничего, что я мог бы назвать "личным". Просто родственницы Михаила решили напомнить о себе и попенять мне на долгое отсутствие. Очаровательно. Давайте плюнем на подставу на балу и продолжим общение как ни в чём не бывало... Змеиный сад! Ненавижу такие вещи, они мне обрыдли ещё в той жизни, а участники всех этих "великосветских" интриг, мнящие себя хитрейшими и умнейшими в гадюшнике под названием "свет", не вызывают ничего, кроме омерзения. И это несмотря на тот факт, что сам я, ввиду малого возраста, почти не попадал в сферу их внимания.

— О... как интересно! — проговорила не удержавшаяся и всё же заглянувшая мне через плечо Хельга, дочитав письмо. Нет, будь у меня такое желание — и чёрта с два она смогла бы до него добраться, но... я действительно не считал это послание чем-то важным, так что пусть его.

— Разве? — равнодушно спросил я. — По-моему, тут нет ничего особенного. Обычное приглашение в гости... которого я не приму.

— "Обычное", вот как? Значит, эти девочки действительно в чём-то сильно провинились перед тобой, а? — улыбнулась сестрица.

Я резко обернулся.

— С чего ты это взяла?

— Ой, не держи меня за идиотку, братец! — фыркнула Хельга. — Иначе с чего бы этим девицам присылать тебе письмо с предложением примирения и дружбы? Да и сам ты уж больно нервно реагируешь. Так что, расскажешь, что за чёрная кошка между вами пробежала?

— Примирение, дружба? — удивился я, разворачивая листок послания и, пробежав его взглядом, пожал плечами. — Ты что-то путаешь.

— Ну, братец... — опечаленно покачала головой Хельга. — Ты меня разочаровываешь. Впрочем, все вы мужчины, такие.

— Какие? — я с подозрением уставился на дочь Завидича.

— Толстокожие и непонятливые, — припечатала в ответ сестрица и ткнула пальцем в одну из строчек письма. — Вот, горе ты мое, читай внимательно, от сих до сих.

Я прочёл. Посмотрел на Хельгу. Вновь прочёл... Не понимаю.

— Ну и?

— Пф... — сестрица закатила глаза. — Слова "объясниться" и "недоразумение" тебе ни о чём не говорят? Учитывая, что один раз, как здесь написано, они уже извинились. Кстати, за что?

— Это какой-то мудрёный женский язык, — проворчал я, но, заметив взгляд сестрицы, вздохнул. — Ладно. Будем считать, что ты права и это письмо действительно приглашение "дружить домами". Но с чего ты взяла, что мне это нужно?

— Кирилл... Новгород, что бы ты ни думал, город маленький. Здесь все всех знают, а кого не знают, о тех слышали, как о знакомых родственников или родственниках соседей. Так зачем плодить врагов... ну, пусть даже не врагов, а недоброжелателей? Прими добрый совет: не плюй в протянутую руку. Езжай на встречу. Не договоритесь — так хоть бортами разойдётесь... вежливо.

— Или окончательно рассоримся, — усмехнулся я.

— Может быть, и так, — спокойно согласилась Хельга. — Но даже такой вариант лучше, чем оскорбительное игнорирование. В этом случае, по крайней мере, будет чётко видно, кто друг, а кто враг.

— Ну, если так посмотреть... — протянул я и, по недолгом размышлении, кивнул. — Съезжу, поговорю. Что называется, развеем туман войны.

— Как-как? — не поняла Хельга, но я отмахнулся.

— Спасибо за совет, сестрица.

— Пользуйся, бра-атец, — улыбнулась она и вновь попыталась растрепать мои волосы. Увернулся, конечно. В конце концов, мне не пять лет, чтобы я изображал из себя плюшевую игрушку, правильно?

Откладывать визит надолго я не стал и уже на следующий день перезвонил родственницам Мишки. Я думал договориться о встрече на следующей неделе, но Светлана предложила приехать этим же вечером. Настаивать на своём варианте... Зачем? Чем быстрее разделаюсь с этой ерундой, тем больше времени у меня будет на подготовку к показу образцов приборов, производство которых я планирую наладить в нашей с Завидичем мастерской. Кстати, после встречи неплохо было бы съездить к мастеру, которого опекун уговорил всё же вернуться в мастерскую на работу, вместе со всей его бригадой. Руны рунами, но проконтролировать работу над механической составляющей тоже нужно. Хоть её и немного, но не хотелось бы, чтобы при показе Гревскому у образца заело какие-то шестеренки или сорвало клапан. Да и внешний вид изделий... нет, я не собираюсь гнаться за дизайном того мира, его здесь просто не поймут, но вот проследить за тем, чтобы техника не только работала, но и выглядела добротно, необходимо. Эх, дела-дела, как бы ещё пару часиков к суткам прибавить?

Тратить деньги на "емельку", чтобы добраться до дома Мишкиных родственниц, я не стал. Вместо этого воспользовался трамваем... бесплатно. Жадность? Нет, просто кондукторы очень не любят соваться на открытую всем ветрам заднюю площадку вагона, тем более зимой. Смысл? Пока доберёшься, "заяц" спрыгнет, благо скорость хода у трамвая невелика, а караулить злостных неплательщиков, постоянно отираясь у безжалостно продуваемой ветрами площадки, бессмысленно и холодно.

Тренькнув на повороте, трамвай чуть сбавил ход. Взгляд бездумно скользнул по вывескам лавок, но уже в следующую секунду одна из них привлекла моё внимание. Кондитерская! Тут же всплыло одно из наставлений Хельги, которыми она меня завалила, едва узнав о предстоящем визите, и я, чертыхнувшись, спрыгнул с подножки. Неожиданно прогрохотавший рядом встречный трамвай заставил меня сделать гигантский прыжок вперёд, прямо под носом у возмущённо заржавшей лошади, запряженной в пролётку. Тьфу ты!

Оказавшись на тротуаре и поёжившись от порыва ветра, швырнувшего мне в лицо целую пригоршню мелкого искристого снега, я поспешил нырнуть в тепло той самой кондитерской. Колокольчик у входной двери рассыпался тонким перезвоном, и в нос мне ударила смесь ароматов корицы, ванили и шоколада. Уютное место... Я покосился на пару маленьких столиков и, задавив желание посидеть за одним из них с чашкой какао и пирожными, двинулся к витринам, сияющим бликами на изящно изогнутых стёклах. Ого, а здесь выбор, пожалуй, даже побогаче, чем в моей любимой кофейне на Софийской! И продавщица куда... кхм... изящнее и симпатичнее. М-да.

Следующие четверть часа я посвятил выбору сластей, ну и беседе с милой девушкой за стойкой, чрезвычайно серьёзно отнёсшейся к моему "поиску". Время? Нет, я совершенно никуда не торопился, хотя бы потому что точный час моего прибытия в гости к Светлане и Ирине оговорен не был. А вечер — он дли-инный.

В конце концов мы с Алёной всё-таки подобрали набор пирожных, который "соответствовал бы случаю". Вот не думал, что со сластями всё может быть так же сложно, как с цветами. А оказалось... впрочем, чего ещё можно было ожидать от этого времени, отстающего, по моим прикидкам, от времени того мира на добрую сотню лет? Ритм жизни медленнее, правила формальнее, экивоки мудрёнее. Нет, если бы не постоянные замечания опекуна, что у меня шило в одном месте, я бы, пожалуй, ещё долго не обращал внимания на эти детали, а недавний бал с его разношерстной, но одинаково повёрнутой на правилах хорошего тона публикой, ну... за редкими, очень редкими исключениями, окончательно расставил точки над "i". Так что мне оставалось только удивляться, как я раньше не замечал, что здесь даже хорошо знакомые люди в общении между собой придерживаются довольно строгих правил этикета.

Наверное, дело в том, что и у нас дома, и у Горских, где я проводил больше всего времени, эти правила довольно условны. Опекун у меня человек прямой, бывший военный, которому этикет заменяет субординация, а старшему Горскому, кажется, все эти кунштюки набили оскомину ещё во время его многочисленных путешествий. И вряд ли его стоит за это винить, учитывая, насколько правила хорошего тона в одной части света могут отличаться от этикета в другой. Немудрено, что Иван Фёдорович дома предпочитает держаться запросто. А вспоминая "уроки" Хельги перед выходом "Феникса"... я передёрнулся, представив, как на самом деле может выглядеть жизнь "по всем правилам". Какое счастье, что сестрица давно оставила эту затею. Эх, ладно, буду надеяться, что Светлана с Ириной не собираются слишком уж придерживаться формальностей, иначе этот вечер грозит стать самым тоскливым в моей жизни.

Искренне поблагодарив златовласую Алёну за помощь и пообещав отныне покупать сласти только в её кондитерской, я распрощался со смущённо покрасневшей девушкой и, заметив в окне приближающийся трамвай, выскочил на улицу. Поворот, вагончик притормозил, и я запрыгнул на подножку задней площадки. Проводив взглядом кондитерскую и мелькнувшую в витрине тонкую фигурку девушки, я передёрнул плечами от холодного порыва ветра и шагнул в салон трамвая. А она симпатичная... в смысле, Алёна. Хм.

К дому Мишкиных кузин я подошёл в довольно задумчивом настроении. Проще говоря, витал в облаках и, признаться, был несколько удивлён, когда передо мной оказался высоченный седовласый старик с огромными бакенбардами, судя по ухоженности, бывших гордостью этого... дворецкого?

Только тут до меня дошло, что я стою на пороге нужного дома перед открытой дверью, придерживаемой затянутой в белоснежную перчатку рукой слуги, важного, как весь Большой Совет Новгорода скопом. Заметив, что я ожил, старик сделал приглашающий жест свободной рукой, а стоило мне оказаться в просторном холле, с ловкостью циркача избавил меня от пальто и шляпы, а заодно и от коробки с пирожными.

— Следуйте за мной, господин Завидич. Хозяйки примут вас в Голубой гостиной, — тихо проговорил слуга и, вернув мне коробку, зашагал в глубь дома. М-да, такой осанке и гвардейцы позавидуют, пожалуй. А уж если ещё и возраст учесть... не старик, скала!

Поскольку шёл я следом за слугой, ничто не мешало мне крутить головой, рассматривая обстановку дома, в котором я прежде не бывал. Так получилось, что все наши встречи с Ириной и Светланой происходили у Горских, так что ничего странного в таком любопытстве я не видел. Хотя если бы старик имел глаза на затылке, я бы, наверное, не был так беспечен и постарался изобразить истукана. Когда-то у меня это получалось, и неплохо.

А дом был хорош. Даже не дом, целый особняк, содержать который без серьёзного штата слуг было бы просто нереально. Вот не думал, что кузины Мишки из такой богатой семьи. А по его отцу и их дому и не скажешь.

Ждать сестёр мне не пришлось. В тот момент, когда я, следуя за стариком, перешагнул порог той самой Голубой гостиной, двери в противоположной стене отворились и обе хозяйки вышли нам навстречу. Репетировали они, что ли?

— Добрый вечер, Кирилл, — в унисон пропели они.

— Добрый вечер, Светлана, Ирина, — с коротким поклоном ответил я, водружая коробку со сластями на столик. Старик чуть покосился в мою сторону. Его лицо ничуть не изменилось, но я буквально почувствовал недовольство старого хрыча. Да и чёрт с ним. Я перевёл взгляд на кузин Михаила и указал на коробку. — Я тут пирожных прикупил к чаю. Вкусные...

Девушки переглянулись и, одновременно улыбнувшись, всё так же в унисон поблагодарили за гостинец.

— Савва, вели подать чай. Будем пробовать, — скомандовала Ирина и, повернувшись ко мне, повела рукой в сторону трёх кресел, выстроившихся вокруг низкого мраморного столика, невдалеке от камина. — Присаживайся, Кирилл. Мы рады видеть тебя у нас в гостях.

Хм... Садиться в присутствии стоящих дам? Чёртов этикет! Я успел всё же поймать старика за рукав, так что мне не пришлось изображать Фигаро и метаться меж кресел, чтобы отодвигать их то для Светланы, то для Ирины. Интересно, они специально это сделали, или... Впрочем, чего гадать? Конечно, специально. Иначе мы могли бы с тем же комфортом устроиться в углу комнаты, где стоит небольшой двухместный диванчик и столь же удобное кресло. Да и столик там тоже имеется. Ох, чую, это будет о-очень долгий вечер...

Так и вышло. Сёстры по достоинству оценили пирожные, угостили меня чаем и вкуснейшим вареньем из крыжовника, а весь смысл нашей довольно долгой беседы можно было уместить в два предложения: "Мы не виноваты, это Ленка-дура", — и: "Чёрт с вами, поверю в первый раз, но большего не ждите". Разумеется, впрямую не было сказано ничего подобного, но смысл был примерно таким. В общем, как и предсказывала Хельга, "разошлись бортами", заверив друг друга в самых добрых чувствах. Хотя барышни, кажется, рассчитывали на другой исход нашей встречи, но... мне дружба с ними попросту не нужна. По крайней мере, до тех пор, пока не разберусь в их мотивах. Пусть сёстры искренни в своих извинениях и объяснениях, но... лезть в их круг общения... Оно мне надо? Я этой великосветской дряни ещё в той жизни нажрался от пуза. Больше не хочу. И ладно если бы предполагалась какая-то выгода, но встревать в неприятности только из-за двух красавиц, чья благосклонность мне нужна, как зайцу стоп-сигнал? Увольте.

Алёна, например, ничем не хуже, а проблем, подобных тем, что могут доставить кузины Мишки, от неё ждать точно не придётся.

Я улыбнулся от такого сравнения и уставился в окно трамвая, везущего меня домой. О, вон и знакомая кондитерская, кстати... а почему бы и нет?

Чуть поколебавшись, я вздохнул и решительно направился на заднюю площадку. Прыжок...

— Неужели перемирие зашло так далеко, Кирилл? — с улыбкой спросила Хельга, едва я открыл входную дверь нашего дома.

— Что? — не расслышав вопроса, я отреагировал только на собственное имя.

Не получилось. А ведь я так надеялся вернуться тихо! Даже через парадный вход не стал ломиться, воспользовался чёрным, на кухне. И всё равно спалился. Вот как она меня учуяла?! Была же в своей комнате, мне ветер чётко это показал!

— Я спрашиваю, почему ты так задержался в гостях? — с лёгким вздохом проговорила сестрица.

— А, но я не... в общем, не в гостях. В кондитерскую заглянул на обратном пути. Да... — я непроизвольно скосил взгляд на часы в гостиной. Половина первого.

Я мысленно охнул. "Допровожался", называется. Вот не думал, что наша прогулка с Алёной затянется так надолго!

— Интересно... — протянула Хельга с хитрой улыбкой и подмигнула. — Покажешь мне как-нибудь эту кондитерскую, а? Иногда так хочется пирожного, а я не знаю, где их можно купить в первом часу ночи.

— Хельга, отстань, а? — попросил я... почти вежливо попросил.

— Ну нет, братец, — улыбка из хитрой моментально превратилась в хищную. — Так просто ты от меня не отделаешься! А ну признавайся, ловелас малолетний! Где был?!

— В борделе.

Сама напросилась. Я с удовольствием окинул взглядом застывшую в немом изумлении Хельгу и, не дожидаясь, пока она придёт в себя, проскользнул на лестницу. Бегом-бегом-бегом. Очнётся — наступит конец света. Щелчок дверного замка... фу-ух. Успел. Теперь не достанет.

— КИРИЛЛ!!!

А может, и достанет... Ну, на этот случай у меня найдётся чем откупиться. Я покосился на зажатый в руке сверток, в котором покоилась очередная коробочка с пирожными, купленная мною в кондитерской у Алёны.

Ба-бах!

Вздохнув, открыл дверь и, окинув невозмутимым взглядом так и пышущую яростью Хельгу, посторонился, пропуская её в комнату.

— Кирилл... скажи мне, что ты сейчас пошутил, — медленно, явно пытаясь сдерживаться прошипела сестрица.

— Ну, если ты этого хочешь... — пожав плечами, кивнул я.

— Бра-атец! — прищурившись, протянула Хельга, и меж пальцев у неё промелькнули пока ещё миниатюрные молнии.

— Пироженку хочешь? — вздохнул я.

Сестрица споткнулась, и протянутые к моей шее руки отдёрнулись.

— Что? — Хельга моргнула.

— Пироженку, говорю, хочешь? — разворачивая сверток, повторил я.

— Нет! — рявкнула сестрица.

— А будешь? — улыбнулся я.

Хельга посмотрела на меня долгим, очень долгим взглядом и, махнув рукой, рухнула на стул.

— Издеваешься, да?

Это прозвучало так жалобно, что на миг я почувствовал себя совершенным негодяем. Но справился с собой и, вместо ответа, протянул ей "корзинку". Покосившись на пирожное, словно ядовитую змею увидела, Хельга молча покачала головой и... выхватив его у меня из рук, решительно надкусила.

— Вкусно? — поинтересовался я. Ну да, вернувшись в кондитерскую, я не стал брать те же пирожные, что "сосватала" мне Алёна в первый раз, а потому интерес был неподдельным. Такого я ещё не пробовал.

— Да, — со вздохом кивнула Хельга и, глянув на открытую коробочку, спросила: — Так ты, что, действительно был в кондитерской?

— Я тебе это сразу сказал, — пожав плечами, ответил я.

— Но время, Кирилл! — воскликнула сестрица.

— Девушку провожал после работы, — честно признался я и тут же переключился: — Отнесёшь пирожные в ледник? Я спать хочу.

— Чёрт с тобой. Всё настроение сбил, поганец мелкий! — прихватив со стола коробку, пробормотала Хельга и вымелась из комнаты, бросив уже с порога: — Но завтра ты так просто от меня не отделаешься. Всё выложишь, как на духу!

— Да-да... — покивал я вслед закрывающейся двери. — Приятного аппетита.

Что-то мне говорит, до утра пирожные не доживут. Ну и ладно, пусть заест стресс. Главное, чтобы это не превратилось у неё в привычку, иначе Гюрятинич на меня сильно обидится. Очень сомневаюсь, что ему по вкусу пышные дамы. Ха!

Утром Хельга с отцом, уже традиционно, вместе укатили по делам в город, хотя сестрица вроде бы сегодня в контору не собиралась, а я остался дома, в полюбившемся подвале, доводить до ума свои проекты. Но перед этим порадовался приготовленному тётушкой Еленой завтраку, а заодно познакомился с её племянником, пятнадцатилетним пареньком, которого она привела с собой для помощи в закупках. Сегодня наша экономка решила основательно забить продуктовое хранилище, и лишняя пара рук для доставки покупок ей пригодится. Да и сам племянник был совсем не против заработать пару монет за небольшую помощь. Как он сам признался, если бы не предложение тётки, ему бы всё равно пришлось искать в городе подённую работу. Стоимость обучения в училище немалая, так что у бедолаги каждая копейка на счету.

Я покосился на изображающую полнейшую невозмутимость тётушку Елену, перевёл взгляд на шустрого Ярослава... и фыркнул. Понять, зачем именно экономка привела сюда этого паренька, было несложно. Что ж, если он сумеет разобрать фонарик и собрать его без "лишних" деталей... можно будет и замолвить за него словечко перед старшиной наших мастеров. И если Ярик ему глянется, поговорю с опекуном. Всё же и персоналом, и управлением мастерской занимается именно он.

Довольно коротко расспросив за завтраком Ярослава и убедившись в его искреннем интересе к механике, я пригласил племянника нашей экономки на следующий день составить мне компанию на тренировке, благо хилым парень не выглядел. Присмотрюсь, оценю...

Подмигнув благодарно кивнувшей, но отчего-то нервничающей тётушке Елене и поднявшись из-за стола, я пожелал обоим "удачной охоты на продукты" и исчез в подвале.

От очередного чертежа меня отвлёк шум, доносящийся сверху, из гостиной. Глянув на часы, показывающие первый час пополудни, я удивлённо хмыкнул. Рановато для Завидичей. Или это экономка с племянником вернулась? Что-то забыла?

Но подниматься наверх, чтобы поинтересоваться причинами столь раннего возвращения домашних, не стал. Я как раз нащупал один очень интересный ход в построении рунескрипта и просто боялся упустить забрезжившую идею, а потому не стал отвлекаться на шум и продолжил работу. Ненадолго. Наверху раздался грохот, словно кто-то уронил шкаф, а потом последовал окрик и... этого голоса я не узнал. Воры?!

Насторожившись, я прислушался к происходящему в доме и невольно порадовался, что тётушка Елена отсутствует. Шаги, мужские шаги, тяжёлые... три человека. Рука сама по себе скользнула к кобуре... отсутствующей. Я шёпотом выругался. Пистолет остался в спальне, там же и нож, а значит, придётся действовать голыми руками. Но сначала...

Я скользнул к лестнице и, потушив в подвале свет, замер, прислонившись к стене у распахнутой двери. Вовремя. Один из визитёров открыл проход на ведущую в моё "убежище" лестницу, и на крутые ступени лёг жёлтый прямоугольник света.

— Здесь подвал! — жёсткий выговор, нездешний.

— Погреб, наверное.

А вот у второго совершенно обычная речь, но оба голоса мне незнакомы.

— Не-эт, — протянул первый. — Вход в погреб на кухне. А здесь что-то другое!

— Ну так проверь! — в голосе второго лязгнули повелительные нотки, и я услышал шаги спускающегося по лестнице человека. М-да... нехорошо. Один спускается, второй стоит наверху, а ещё один шастает где-то по дому. Придётся действовать быстро.

Рунные цепи активировались, и по мышцам пробежала короткая дрожь. Ну... сделай ещё шаг! Всего один маленький шаг!

"Гость" перешагнул порог, и я услышал, как его рука зашарила по стене в поисках выключателя. Рано... Щелчок, и свет заливает помещение.

— О, да здесь целый кабинет! — голос визитёра показался мне оглушительно громким.

— Не болтай. Начинай обыск, Роман уже работает наверху, — раздавшийся сверху голос отдал приказ, и я услышал удаляющиеся шаги. Хо-ро-шо!

"Гость" еле слышно хмыкнул и сделал шаг вперёд, на автомате прикрывая дверь, послужившую мне укрытием. Удар! Чёрт! Не рассчитал! Лёгкий хруст шейных позвонков отчётливо сообщил, что мой противник, как минимум, парализован. А максимум... Я как можно аккуратнее, чтобы не нашуметь, положил подхваченное тело на пол и, перевернув его на спину, скривился. Остекленевший взгляд, дыхание отсутствует, сердце не бьётся. Готов.

Ладно, думать о том, что я скажу полиции, буду после. А пока... пока по дому шарятся ещё двое очень наглых гостей, словно знающих, что хозяева отсутствуют и вернутся нескоро. Интересно, откуда у них такая уверенность? Перепутали меня с Ярославом? Вполне возможно... Я тряхнул головой. Не время. Вот спеленаю тех двоих — тогда и расспрошу, откуда столько наглости и что им вообще понадобилось в моём доме.

Ветер послушно закрутился вокруг и, повинуясь моей воле, скользнул вверх. Нужно определить местонахождение целей и постараться взять хотя бы одну из них живьём. Почему? Потому что нормальные воры не будут радоваться подвальному кабинету, где даже на первый взгляд нет ничего ценного. А значит, их интересует что-то другое. И я должен узнать, что именно.

Сквозняк, промчавшийся по дому, принёс мне нужную информацию, и я не стал терять времени. Боялся ли я атаковать двух взрослых мордоворотов? Да. Какой бы огромной скоростью и реакцией я ни обладал, поспорить с пулей не смогу. А потому осторожность и ещё раз осторожность. Поднявшись по деревянным ступеням лестницы, не издавшим под моим весом ни единого звука благодаря старой как мир уловке с подъёмом по краю, я проскользнул в холл и, с помощью ветра убедившись в том, что мои противники находятся на разных этажах и не видят друг друга, бесшумно ворвался в гостиную. На этот раз я был намного аккуратнее, и удар, нанесённый копающемуся в бюро "гостю", надёжно вывел его из строя, но не лишил жизни. А головная боль по возвращении в сознание... хе, это ж мелочь, правда?

Со вторым так не вышло. То ли половица скрипнула, то ли он что-то почуял, но, оказавшись в комнате Хельги, которую визитёр как раз методично обыскивал, я еле успел уйти перекатом ему под ноги, аккурат под глухой щелчок выстрела. Ого, глушитель?! Здесь?!

Удивление не помешало мне выпрямиться отпущенной пружиной. Удар кулака пришёлся точно в челюсть "гостю". А за ним окно в сад. Звон, грохот... выглянув наружу, я скривился. М-да. Головой в брусчатку — это больно... Смертельно больно. Тут даже врачом быть не нужно, чтобы понять: всё кончено. Расплескавшееся по мощённой камнем садовой дорожке содержимое черепа сомнений в диагнозе не оставляло.

Спустившись на первый этаж, я отыскал в кладовке солидный моток веревки, обычно использовавшейся тётушкой Еленой для сушки белья... вот, кстати, о стиральной машинке тоже стоит подумать. Так, отставить! Это потом.

Связав единственного оставшегося в живых "гостя", я перетащил его в подвал и, убедившись в надёжности пут, задумался.

Эти трое явились сюда достаточно своевременно, если допустить, что они приняли Ярослава за меня. Но! Как они могли так... м-м, лохануться? Ведь экономка пришла вместе с племянником. Не видели? Начали следить позже? Или, наоборот, следили давно? Учитывая то, как я вчера пробирался домой, меня вполне могли не заметить. Тогда визит Ярослава за компанию с тётушкой Еленой и их последующий совместный же уход... м-м, да, в этом случае визитёры действительно могли быть уверены в том, что в доме никого не осталось. Впрочем, это не так важно по сравнению с другим вопросом. А есть ли сейчас слежка за нашим домом? И следующий отсюда же вопрос: сколько у меня есть времени, пока возможные наблюдатели не заинтересуются происходящим в доме? Я откинулся на спинку стула и невидящим взглядом уставился на опутанного по всем правилам, единственного живого "гостя". Но уже через минуту пришёл в себя и, поморщившись, встал. Терять время нельзя в любом случае. Есть слежка или нет, нужно действовать. Но не наобум. Где тут у меня номер телефона нашей мастерской?

Огорошив опекуна новостями, я, первым делом, занялся пленником. Чтобы переместить бесчувственное тело на стул и заново его связать, так чтобы "пациент" не рухнул и даже дёрнуться не мог, у меня ушло минут пять. Много, но даже с возможностями, даруемыми рунными цепями, ворочать непослушное тело было крайне тяжело. Неудобно. А что делать?

Часть третья. Ничего личного, господа

Глава 1. Время не ждёт

Счастье, что дядька Мирон примчался раньше, чем вернулась из похода по лавкам наша экономка. Но напугал он меня изрядно. Когда я услышал шум на кухне, мне сначала показалось, что наступил второй акт этой "чудной" пьесы и в гости пожаловали подельники первых визитёров, так что пистолет, которым я вооружился, едва разобравшись со вторженцами, мгновенно оказался в моей руке. К счастью, я ошибся. Просто дядька Мирон решил войти так, чтобы его не заметили возможные наблюдатели. Ну а пока Завидич добирался домой, я успел навести порядок в гостиной и комнате Хельги, благо визитёры не успели особо намусорить, и даже укрыл тело "летуна" найденным на чердаке брезентом. В общем, к тому моменту, когда опекун занялся единственным живым "гостем", в доме уже ничто не напоминало о недавних событиях... ну, кроме разбитого окна в спальне сестрицы, но тут я ничего поделать не мог. Я не плотник и тем более не стекольщик, так что мне осталось только слоняться по дому в ожидании результатов допроса.

— Новость первая, хорошая, — поднявшись в гостиную, проговорил Завидич. — Помощников у этой троицы не было. Новость вторая, плохая. Это обычные взломщики, нанятые для разовой работы. В их задачу входил только поиск тайников в доме, и больше ничего.

— Обычные взломщики, вооружённые пистолетом с глушителем? — недоверчиво хмыкнул я.

— Понял, да? — невесело усмехнулся дядька Мирон. — Вооружённый был представителем заказчика и должен был проконтролировать работу этих двоих. И это третья новость. Как понимаешь, тоже не ахти.

— Дела... и кому мы могли понадобиться? — я поморщился. Такие новости действительно не радуют.

— Об этом подумаем позже. А пока нужно уничтожить тела. Елена не поймёт, если обнаружит в доме трупы. Сможешь повторить тот фокус, что проделал в Италии с теми работорговцами-карабинерами? — покачав головой, спросил опекун.

Я кивнул в ответ.

— Обоих?

— Всех троих, — жёстко ответил дядька Мирон. — Здесь никого не было, никто не приходил, ничего не искал. А окно в комнате Хельги ты разбил... нечаянно. Ясно?

— Да... — А что тут ещё скажешь?!

Добивать допрошенного не понадобилось. Завидич сделал это сразу после "беседы", так что мне пришлось лишь более тщательно обыскать "гостей" и развеять их тела. Что я и проделал.

Вовремя. Мы с опекуном только начали разбираться с окном, когда внизу раздался шум открывающейся двери. Это вернулась тётушка Елена со своим племянником.

Честно говоря, сложнее всего в этот день мне было делать вид, что ничего не произошло. Адреналин после встречи с любопытными гостями сошёл не сразу, а потому первые два часа после возвращения экономки я предпочел провести в подвале за работой. Хотя какая там работа?! Я не мог даже заставить себя взяться за чертежи или вычисления. Нервы...

Но к ужину я всё-таки справился с собой и успокоился, так что даже смог правильно отреагировать на ворчание дядьки Мирона по поводу разбитого окна, которое он "с трудом привёл в порядок". И кажется, играли мы неплохо, поскольку ни тётушка Елена, ни вернувшаяся из конторы Хельга вроде бы так ничего и не заподозрили.

Поговорить с опекуном о происшедшем мне удалось только поздно вечером, когда измотанная очередной тренировкой Хельга поднялась в свою спальню, а наша экономка отправилась домой.

— У нас всего два варианта. Первый, самый простой и наименее неприятный: взломщики работали на кого-то, заинтересовавшегося твоими разработками, — пыхнув трубкой, медленно проговорил дядька Мирон и, помолчав, добавил: — Маловероятно, конечно, но возможно.

— Как будто кто-то знает об этих самых разработках, — фыркнул я.

Опекун покачал головой.

— Знают, Кирилл. Заводчики весьма тщательно следят за возможными конкурентами. Да и я уже имел не одну беседу с потенциальными покупателями нашего будущего товара. Так что слухи о скором появлении новых товаров уже пошли. Но... такая реакция на них слишком... слишком жестка. Я бы понял, если бы наша продукция уже появилась в продаже. Возможный ажиотаж, конечно, вполне мог бы сподвигнуть некоторых заводчиков на подобный шаг, но сейчас... слишком рано. Неоправданный риск.

— Ну, допустим. А какой второй вариант? — нехотя согласился я.

— Второй, м-м... — дядька Мирон провёл ладонью по подбородку. — Он более вероятен, особенно если учесть, что я услышал от допрошенного. Они искали тайники...

— И? Что они надеялись там обнаружить: золото, брильянты? — не понял я.

— Этого он не знал, — пожал плечами опекун и, выбив пепел из трубки в специально притащенную для этой цели в мой подвал пепельницу, потянулся к сумке с вещами, изъятыми мною у визитёров. Нашарив в ней что-то, дядька Мирон выудил находку и бросил мне её на колени. — Вот почему я не верю в найм ради изъятия чертежей. За бумагами не охотятся с непонятными детекторами. А представитель заказчика настаивал, чтобы при поиске его помощники ориентировались на показания этой машинки.

— М-м... может быть, это для поиска тех самых тайников? — спросил я, покрутив в руках прибор, больше всего похожий на обычные карманные часы. Собственно, именно поэтому он меня и не заинтересовал во время обыска трупов.

— Нет, Кирилл. Как выглядят приборы для поиска скрытых пустот, я знаю не понаслышке, уж поверь, — покачал головой дядька Мирон. — И эта вещица совершенно на них не похожа. А вот для чего она — надеюсь, сможешь определить ты. Всё-таки, руника, это по твоей части, а?

— Хорошо. Но могу я сначала узнать о твоих подозрениях? — отложив артефакт в сторону, поинтересовался я.

— Да, конечно. Накопители.

Внешне Завидич был спокоен, будто ничего не произошло, но судя по тому, как жалобно хрупнула трубка в его руке, спокойствие это было напускным.

— Это... точно? — скривился я.

— Нет, конечно, — ответил дядька Мирон. — Но я не вижу других причин для подобных знаков внимания... если ты, конечно, не умудрился натворить чего-то еще.

— Не было... — я помотал головой и, на миг задумавшись, спросил: — А не может это быть реакцией на наши с Хельгой шалости в Италии?

— Вы там что-нибудь украли? — приподнял бровь опекун и уточнил: — Помимо мобиля?

— Нет, — невольно хмыкнул я. — Только пару-тройку человек на тот свет спровадили.

— Вот-вот. Тогда зачем возможным мстителям что-то искать в нашем доме? — покивал дядька Мирон, чуть поморщившись, когда я упомянул об убитых. А что, мне есть чего стесняться? Работорговцы иной участи не заслуживают. Это и Хельга подтвердит.

В подвальной комнате воцарилась тишина. Я крутил в руках переданный мне опекуном артефакт, а дядька Мирон вновь набивал свою трубку табаком. Откинув заднюю крышку корпуса, я осмотрел покрытую рунной вязью металлическую пластину... нет, не разглядеть. Слишком мелко. Впрочем, можно попробовать иначе. Я выудил из ящика в столе железный "орех", в котором хранил алмазную крошку, и... "минутная" стрелка на циферблате прибора дёрнулась и начала довольно быстро вращаться, а потом к ней присоединилась и "часовая", чтобы замереть, указывая чётко на "орех". О как!

— Дядька Мирон! — окликнул я задумавшегося опекуна, а когда тот отвлёкся от размышлений, указал на прибор. — Кажется, ты прав. Артефакт реагирует на алмазное сырьё.

— То есть? — нахмурился он.

— Эх, как бы объяснить... Пустой алмаз "тянет" в себя мировую энергию, причём тянет довольно активно. А прибор реагирует на это движение.

— Это точно?

— Нет, конечно, — пожал я плечами. — Может быть, он реагирует таким образом на любой рунескрипт? Они ведь тоже тянут энергию. Надо проверить.

— Так проверяй! — неожиданно рыкнул опекун, но тут же остыл. — Извини, Кирилл. Нервы.

— Да понимаю, — отмахнулся я. — Сейчас проверим.

Вернув "орех" в ящик, я покрутил головой и, найдя взглядом включенную настольную лампу, поднёс детектор к её основанию. Ноль реакции. Обе стрелки застыли в положении "на шесть часов". Выключил лампу... то же самое. Ну да, разомкнутый контур рунескрипта энергию не тянет... а активированный тут же её преобразует. Конечно, нужно будет разобрать машинку и как следует в ней покопаться, но уже сейчас я могу предположить, что детектор реагирует только на "закачку" энергии. Тогда как её преобразование отключает прибор. Это, конечно, если он действительно создан для поиска накопителей... Хм...

— Ну что, Кирилл? — спросил дядька Мирон.

— Кажется, ты прав, — признал я. — Уверенность не стопроцентная, но... близко к тому. Точнее могу сказать только после детального разбора. А на это нужно время. И довольно много.

— Плохо, — констатировал опекун.

— Думаешь, Гросс? Опять? — спросил я. Дядька Мирон поморщился и кивнул.

— Либо появился ещё какой-то игрок, — после недолгого молчания проговорил он. — Очень осведомлённый, а значит, крайне опасный игрок.

— Плохо, — повторил я следом за Завидичем. И вновь в комнате воцарилась тишина. Наконец дядька Мирон не выдержал и, громко выбив трубку, поднялся со стула.

— Ладно. Время позднее, Кирилл. Давай по койкам. А завтра я расскажу о происшествии Хельге и наведаюсь к Несдиничу. Глядишь, что-нибудь да придумаем.

— Ты уверен, что это безопасно? — нахмурился я, и дядька Мирон замер на месте.

— Может, пояснишь свою мысль? — обернувшись, спросил он.

— Легко, — кивнул я. — У господина инженер-контр-адмирала в конторе течь. Вспомни, как легко в прошлый раз Гроссу удалось изъять эти чёртовы шкатулки! Ведь как по нотам разыграл. А это без знания... очень точного знания противника было бы невозможно. Но кто мог дать подобную информацию о "Фениксе" и "Резвом"? Либо владельцы... но Гюрятиничи не стали бы сдавать свои козыри никому и никогда... либо тот, кому по должности положено знать всё и немного больше, тем более о своих заштатных "партнерах".

— Может быть, ты и прав, — задумчиво протянул дядька Мирон и тут же усмехнулся, правда, совсем невесело. — Но в этом случае, думаю, человек, приславший взломщиков, знал бы, что никаких накопителей у нас быть не может.

— Тоже верно, — вынужден был я согласиться. — Правда, этот факт не отменяет необходимости предельной осторожности.

— Ты меня ещё поучи, — проворчал опекун и, зевнув, махнул рукой. — Не дрейфь, Кирилл. Решим эту проблему... а сейчас давай спать. День завтра будет о-очень долгим.

Дядька Мирон был прав. Следующий день оказался весьма насыщенным для нас обоих. Правда, если опекун проболтался полдня у "географов", я вынужден был исполнить безмолвное обещание, данное днём раньше тётушке Елене, и заняться её племянником. Не то чтобы он меня разочаровал, вовсе нет. Просто голова моя была занята совсем не теми мыслями, так что разговор о знаниях Ярослава вышел довольно натянутым. Поняв, что особого толку от беседы не будет, я решил пойти другим путём и, прихватив матрицы и чертежи, повёз потенциального работника в нашу мастерскую. Уж старый бригадир точно разберётся в его умениях...

Так и вышло. Несмотря на некоторую холодность между нами, Фёдор Казанцев всё же прислушался к моим словам и тут же отдал Ярослава "на растерзание" своей бригаде. Мужики принялись гонять своего возможного коллегу, а мы с бригадиром засели в небольшой комнатке, отделённой от общего зала тонкой перегородкой. Как громко обозвал эту клетушку сам Фёдор, "в конторе". И начался разбор полётов. Я вовсю критиковал механику и корпуса будущих образцов, а мастер, пыхтя и надуваясь, тыкал грязным пальцем в запечатанные модули с рунескриптами и бухтел, что так никто не делает, "и вообще"... Ну да, так здесь действительно никто не делает. Но я не хочу, чтобы мои рунескрипты скопировали сразу после покупки первого же прибора. А потому позаботился о том, чтобы каждый рабочий элемент системы был запечатан отдельным рунным кругом, и при первой же попытке открыть блок, в котором заключена пластина с рунескриптом, последняя просто оплавилась бы до полной нечитаемости. Заодно решим и проблему ремонта. Ведь куда проще заменить целиком вышедший из строя блок, нежели заниматься восстановлением пострадавшего рунескрипта. Особенно учитывая, что ни один мастеровой просто не будет знать этих самых рунескриптов.

Убедил. С таким способом защиты Фёдор, конечно, ещё не сталкивался, но после часа споров принял идею... хотя и без восторга. Ещё бы! Ведь помимо физической защиты рунескриптов, я предусмотрел и юридическую. Так что разглашение сведений, составляющих тайну производителя, грозит его бригаде непомерно огромными штрафами.

— Кирилл! Но пятьдесят тысяч гривен! — ошарашенно проговорил Казанцев.

— Вы собираетесь торговать моими секретами? — осведомился я. Мастер возмущённо взглянул на меня и замотал головой. — Тогда в чём проблема?

Договорились всё же. Но крови у меня этот мастер попил, у-у!

* * *

— На встречу с Осиниными объект не явился, — монотонный голос докладчика оборвался, едва хозяин кабинета поднял руку.

— Не явился, или... — тихо, с вкрадчивыми нотками уточнил он.

— М-м, филеры его потеряли примерно на половине пути, — признал докладчик.

— Ясно. — По тону хозяина кабинета было совершенно невозможно понять, как он отнёсся к новости и попытке утаить неприглядный факт. — Место установили? Возможности для отхода?

— Установили. Это не специальный маршрут. Объект скрылся лишь благодаря удачному стечению обстоятельств. В папке есть выводы старшего наблюдателя по этому поводу.

— Хм... ладно, — протянул хозяин кабинета и кивнул. — Продолжайте, лейтенант.

— Домой объект тем вечером не вернулся. Объявился лишь на следующий день, никаких признаков волнения не выказывал. Вёл себя обычно, выезжал с прислугой на рынок, никаких контактов в городе, кроме торговцев, не имел. Возможность подсадки исключена. Никаких значимых происшествий в нашу смену больше не было, — закончил доклад лейтенант.

— Не было, — тихо проговорил его собеседник, глядя сквозь подчинённого. Может, не стоило убирать филеров на момент акции? Может, удалось бы узнать, как и что происходило в доме с той шушерой? Впрочем... это не столь важно.

Лейтенант кашлянул, привлекая внимание начальства, и хозяин кабинета вынырнул из своих мыслей.

— Продолжайте наблюдение. При малейшем намёке на контакт — телефонируйте, — проговорил он, и подчинённый, щёлкнув каблуками, резко склонил голову. — Вы свободны, лейтенант.

* * *

Встречу с Несдиничем дядька Мирон описывать не стал, ограничившись лишь одним замечанием, моментально выбившим нас с Хельгой из колеи.

— Переезжаем в Китеж, — сказал, как отрезал. Естественно, Хельга потребовала объяснений, которые Завидич с готовностью на неё и вывалил, описав все перипетии недавних событий в нашем доме, сдобрив их уже знакомыми мне рассуждениями и заверением, что в летающем городе до нас никакие "гроссы" не доберутся. Заботами его бывшего сослуживца, разумеется. Сестрице этого хватило, а вот мне — нет. Потому, дождавшись, пока Хельга покинет наше общество, я очень внимательно посмотрел в глаза опекуну, и тот сдался.

— Подробности? — почти утвердительно вздохнул он. Я кивнул. — Что ж, ладно, слушай. Наш контр-адмирал поверил в возможный интерес к накопителям, и едва я закончил рассказ, развил бурную деятельность. Результатом стало предложение переехать в Китеж, которое я склонен принять по нескольким причинам. Китежград — не обычный парящий город. Собственно, помимо транзитной зоны, все остальные его сектора — либо жилые, либо военные. В жилых проживают служащие города и офицеры, в военной, как легко догадаться, сосредоточены боевые подразделения и военные же учебные заведения. Чужак вне транзитной зоны будет выглядеть там белой вороной, а значит, подобраться к вам будет куда как сложно.

— Стоп-стоп-стоп! Что значит "вам"?! — вскинулся я.

— Хорошо, пусть будет "нам", — покладисто согласился Завидич и пояснил: — Просто, в отличие от тебя и Хельги, мне придётся мотаться меж Китежградом и Новгородом, поскольку обязательств, связанных с мастерской, с меня никто не снимал. Это тебе без разницы, где над чертежами корпеть, а за делом пригляд нужен постоянный, иначе ни о какой прибыли и речь вести не придётся.

— А Хельга?

— Старший Гюрятинич уже дал добро на временный вывод младшего штурмана и юнца "Феникса" за штат, — со вздохом признался дядька Мирон. — Несдинич при мне телефонировал старику, так что этот вопрос решён. Хотя, если бы не та авария на "ките"... м-да.

— Понятно. А что с другими причинами? — спросил я.

— Какими... а! Здесь всё просто и довольно радужно. Дом под куполом вместо "подземной" квартиры, которой, несмотря на имеющееся право приобретения жилья в Китеже, нам бы никто не позволил купить... и верфь для воплощения твоей задумки, как ты и хотел, без доступа "лишних" людей.

— Вот так, да? Звучит сладко, конечно. А в чём подвох? — я нахмурился.

— Нет никакого подвоха, Кирилл, — покачал головой опекун. — Несдинич готов вас с Хельгой на своём горбу в Китеж затащить, под защиту тамошнего гарнизона, поскольку закономерно опасается, что в случае вашего захвата секрет этих чёртовых накопителей уйдёт из страны. Отсюда и реакция.

— И как он это себе представляет?! — удивился я. — Шкатулки-то у него!

— Кирилл, ты же не думаешь, что глава седьмого департамента такой идиот и верит, будто ты не сунул свой любопытный нос в эти самые шкатулки? С твоей-то тягой к артефакторике! — осведомился дядька Мирон, и я хмыкнул в ответ. Ну да... не подумал. Заметив, как скривилась моя физиономия, опекун усмехнулся. — Вот-вот. И даже если ты ни черта в них не понял, сведений о рунескриптах, покрывающих накопители, в твоей голове достаточно, чтобы начать новый виток исследований. А уж как вытащить эти знания из твоего черепа, вопрос десятый... и не самый сложный. Специалистов по этому делу в мире предостаточно. Вспомнишь даже цвет пелёнок, в которые гадил в детстве.

— Да понял, понял, — махнув рукой, пробормотал я и постарался перевести тему, пока опекун не вошёл во вкус и не начал читать нотации. Водится за ним такой грешок. Редко, правда, но если уж "поймает волну", то всё, туши свет. Часа два может разглагольствовать. — А что с домом под куполом? Чем он так хорош?

— Как ты понимаешь, места на верхнем уровне не так уж и много. Поэтому приобрести там жильё без протекции крайне сложно, даже имея все официальные разрешения. В лучшем случае покупателю предложат квартиру на первом "подземном" уровне. А это значит — никаких окон...

Я вспомнил Фиоренцу. Узкие переходы, тусклое освещение, змеящиеся по стенам и под фальшполом трубы... атмосферно, конечно, но жить в таких условиях? Бр-р.

— Да уж, под куполом, конечно, лучше. Там хоть зелень есть... парки, улицы, — вспомнив посещение Китежа, вздохнул я, но тут же встрепенулся. — А у нас денег-то на покупку дома хватит?

— Не волнуйся, за деньгами дело не станет, — усмехнулся дядька Мирон. — Я не миллионщик, но запас на чёрный день имею. Пенсионный капитал, если быть точным. Так что покупка — не проблема. Ещё и на мастерскую нашу останется. Немного, правда, но на первое время хватит...

— Понятно, — кивнул я и задумался.

— Кирилл, очнись! — дядька Мирон ткнул меня кулаком в плечо. Я взглянул на опекуна. — О чём задумался, детина?

— Представил, в какие расходы вас вгоняю, — признался я. — Если бы не моё любопытство...

— Ты это брось, — посуровев, перебил меня опекун. — Любопытство, расходы... Ерунда это всё. Собственный дом нам так и так нужен, не век же по съёмным квартирам кочевать? Правда, о том, чтобы купить жильё в парящем городе, я до недавнего времени и мечтать не мог.

— Ну так, может быть, я хоть поучаствую в покупке... — пробормотал я. — У меня же деньги есть.

— Незачем, — отмахнулся дядька Мирон. — Моего пенсиона хватит с лихвой. А свои гривны побереги для дирижабля.

— А если всё-таки... — вскинулся было я, и Завидич зарычал:

— Кирилл! ЗА-БУДЬ! Лучше займись поиском подходящего для переделки корабля.

— Да что там искать! — махнул я рукой. — Купол от высотного курьера типа "Тайфун" и гондола с яхты типа "Бриз" имеются на Новгородской верфи. Я уже и о покупке договорился. Осталось только расплатиться, и можно забирать. Одна проблема... как этот конструктор в небо поднять.

— Когда успел? — удивился дядька Мирон. — И сколько же оно стоит?

— После экзаменов. Три недели подходящее железо искал. Хозяева просят четыре тысячи.

— Недорого, — удивлённо протянул опекун.

— Так гондола пустая, а от купола, можно сказать, только каркас да труба конденсатора остались, — пожал я плечами и ответил на немой вопрос Завидича. — Двигателей нет, даже вспомогачей. Обшивки нет. Арт-приборов нет, трубопроводов тоже.

— А что есть-то?! — воскликнул дядька Мирон.

— Каюты в полном наборе. Десять штук. Четыре санузла с подводкой к конденсатору. Ну и трюмное отделение с кран-балкой, работающей от отдельного двигателя... правда, самого двигателя тоже нет.

— Но это же металлолом! — не выдержал Завидич.

— Скорее, набор "Сделай сам". — Фыркнул я в ответ.

— Глупость какая, — хмуро произнёс он. — Ты только на двигатели пару тысяч потратишь.

— Пф. Не больше двухсот гривен, для крана. И ещё столько же на пару-тройку вспомогательных, — улыбнулся я. Опекун сначала глянул непонимающе, но тут же усмехнулся.

— Твой проект... совсем забыл, — протянул он. — Ладно. Разберёмся с покупкой и доставкой, как только переедем в Китеж. Иди, собирай вещи. "Резвый" будет ждать нас завтра в полдень. Только, Кирилл, прошу, бери лишь самое необходимое, и Хельге о том же скажи. Остальную часть скарба люди Несдинича привезут позже.

Переезд прошёл как в тумане. Мы оглянуться не успели, как оказались под гигантским куполом Китежграда. Правда, на этот раз с нами был сопровождающий от седьмого департамента, вооружённый каким-то страшным документом-"вездеходом", при одном виде которого многочисленные патрули вытягивались во фрунт, моментально проглатывая свои вопросы и претензии.

— Хм... а ничего, что он так документами "светит"? — тихо поинтересовался я у дядьки Мирона, но сопровождавший нашу компанию офицер с лейтенантскими погонами меня услышал.

— Это удостоверение комендатуры Китежграда, — сухо заметил он. — Её представители имеют право беспрепятственно перемещаться по всей территории города, включая сектора ограниченного доступа.

Долго гулять по зелёным улицам города нам не пришлось. Уже через четверть часа мы спустились в стальное нутро этой парящей махины и после недолгих петляний по её коридорам и галереям оказались перед стальной заслонкой, такой же герметичной, как и все прочие встречавшиеся на нашем пути двери. Но эту отличал огромный размер и... вооружённый караул.

"Комендатура"... Интересно, нам тоже выдадут такие удостоверения?

Не выдали. Точнее, вместо внушительного "вездехода" после короткой процедуры регистрации мы получили небольшие жетоны с выбитыми на них нашими именами и едва заметными рунными кругами на обороте.

— Поздравляю, отныне вы полноправные жители Китежграда, — худощавый клерк с лицом снулой рыбы, одетый в унылый тёмно-серый костюм, растянул губы в неживой улыбке. — Полу...

— Кхм, — наш сопровождающий смерил клерка выразительным взглядом, и тот дёрнулся.

— Прошу прощения. В соседнем кабинете мой коллега с удовольствием поможет вам выбрать дом по нраву. А сейчас прошу прощения, но мне нужно вернуться к работе.

Честно говоря, я думал, что мы прямо сейчас отправимся в тот самый "соседний кабинет", но нет. Едва мы оказались в коридоре, наш сопровождающий предложил отложить выбор жилья на следующий день. А пока, дескать, он готов проводить нас до гостиницы. Отказываться мы не стали и уже через полчаса получили возможность отдохнуть в снятом сразу по прилёте номере, довольно просторном, надо сказать. Точнее, Хельга расслаблялась в ванной, опекун сел на телефон и принялся терроризировать кухню на предмет раннего ужина, а я... я взялся трясти нашего сопровождающего по поводу верфи. А что? Несдинич же, по словам дядьки Мирона, сказал, что этот лейтенант отвечает за решение всех вопросов, связанных с нашим обустройством в Китеже? Вот пусть и помогает!

— Кирилл, оставь человека в покое! — потребовал Завидич, положив телефонную трубку на рычаг. — Завтра доставят твой металлолом, тогда и будем разбираться.

— В самом деле, Кирилл Миронович, — устало проговорил лейтенант. — Дирижабль с вашим имуществом должен прибыть только через двадцать восемь часов. У нас ещё достаточно времени, чтобы определиться с его размещением. Но чем дольше вы меня задерживаете, тем меньше времени у меня остаётся для решения этого вопроса. Впрочем, если желаете, завтра, пока ваши родные будут выбирать дом, я могу проводить вас на верфь, куда должны доставить груз. Познакомитесь с нашими инженерами, думается, вы найдёте с ними общий язык.

Вот спасибо! Уж лучше так, чем целый день бродить по городу, помогая Хельге и дядьке Мирону выбирать дом. С сестрицей-то и в обычную лавку за покупками ходить страшно, а уж во что она превратит осмотр нашего будущего жилья... Бр-рр.

Глава 2. Закулисный разговор

— Их можно было бы отправить в куда более безопасное место, не находите, Матвей Савватеевич? — тихо проговорил секретарь, принимая у своего начальника папку с подписанными документами. Несдинич покачал головой. Вот не даёт Фоме покоя судьба бывшего сослуживца.

— Например, на Грумант, да, Фома Ильич? — усмехнулся глава департамента.

— А хотя бы и туда, — вскинулся Литвинов. — Уж на острове-то их точно никто не достанет.

— Ох, Фома-Фома... Как был штурмовиком, так и остался. Нет, если бы речь шла о людях, состоящих у нас на службе, я бы сам их законопатил в самый дальний гарнизон, не опасаясь нарушения приказа. Но из Завидичей лишь Мирон ещё помнит, что такое приказ, и готов пожертвовать комфортом, если этого требует ситуация. А его детки этого никогда и не знали. На службе они не состоят и следовать нашим указаниям не обязаны. Более того, запирать их где-то против воли — значит, гарантированно уничтожить любые надежды на добровольное сотрудничество. Впрочем, сам Завидич тоже далеко не подарок. Знал бы ты, скольких трудов мне стоило уговорить его на переезд! Сыграть удалось лишь на том, что в следующий раз противник, наёмников которого он вспугнул, может и будет играть куда жёстче... Пришлось даже поломку "Феникса" приплести, как диверсию. Еле уговорил. А ты говоришь, "на Грумант". — Несдинич глянул на своего секретаря и друга. — Сбегут. Не веришь? Вспомни их итальянские приключения.

— Везение, — фыркнул Литвинов.

— Ну да. О Мироне в своё время ты так же говорил. А детки все в него, — намекнул собеседник, и секретарь передёрнул плечами.

— Да и чёрт бы с ними, — отрешившись от неприятных воспоминаний, проговорил Литвинов. — Сразу бы не убежали, а трёх-четырёх месяцев на должную обработку нам бы хватило. Наследили германцы в истории с накопителями порядком. Так к чему сложности?

— Всё так же прямолинеен, — заключил Несдинич. — Ты меня не расслышал? Я рассчитываю на сотрудничество с младшим Завидичем. В свои пятнадцать он даст фору нашим лучшим арт-инженерам, и упускать такой талант мы просто не имеем права. К тому же исчезновение Завидичей непременно всполошит всех заинтересованных лиц, что нам только на руку.

— И поэтому решили потакать фантазиям малолетки? — скривился Литвинов.

— Эти фантазии удержат его в Китеже вернее любых договоров и цепей. А наша помощь в их осуществлении, заметь, не стоившая ведомству ни полкуны, сыграет на пользу дальнейшему сотрудничеству, — объяснил контр-адмирал, по-прежнему сохраняя спокойствие, хоть это и было непросто. Будь на месте Фомы любой другой подчинённый, он уже, как минимум, схлопотал бы выговор, но с другими подчинёнными таких разговоров Несдинич и не вёл бы. А с Литвиновым их объединяли не только долгие годы совместной службы, но и дружба. К тому же секретарь хоть и отличался прямолинейностью в суждениях и редкой злопамятностью, но во многих делах его помощь была неоценимой.

— Сотрудничество... — Литвинов фыркнул. — Баловство всё это.

— Не скажи, — усмехнулся контр-адмирал и, порывшись в бумагах на своём столе, протянул их другу. — Взгляни.

— Что это? — нахмурился секретарь.

— Отчёт аналитиков и филеров, наблюдавших за Завидичами в последнее время, и копии некоторых договоров, переданные нам Нотариатом, — пояснил Несдинич и кивнул на бумаги. — Ты почитай, почитай. А я посмотрю, что ты скажешь после о "фантазиях малолетки".

Недоверчиво покрутив носом, Литвинов погрузился в чтение переданных ему документов. И чем дольше он читал, тем выше поднимались его брови. Эдакий показатель степени удивления.

— Мастерская... производство домашних арт-приборов. Договоры на поставку... Гревские, Гюрятиничи... Кульчичи?! — Секретарь помотал головой и неверяще уставился на своего начальника.

— Вот такие вот фантазии малолетки, Фома. Пятнадцать лет — и больше двадцати разработок, не имеющих аналогов в мире, по крайней мере, в плане энергопотребления точно, — не сдержав откровенно весёлой улыбки, развёл руками Несдинич. — Согласись, такой талант стоит внимания.

— М-да. — протянул Литвинов, возвращая документы начальнику. — Это... точно его разработки?

— Точнее быть не может. Куратор Завидичей в Китеже уже успел взглянуть на чертежи и рунные схемы в кабинете Кирилла. Никаких сомнений в авторстве. Эх, знал бы ты, как я жду итогов его работы с дирижаблем... — мечтательно протянул контр-адмирал, но тут же пришёл в себя и поморщился. — Жаль, что рунные расчёты по дирижаблю Кирилл показать не пожелал.

— Я удивлён, что куратору удалось увидеть хотя бы схемы приборов, — покачал головой Литвинов. — Если судить по тому, что я здесь наблюдаю, мальчишка совсем не горит желанием раскрывать свои секреты.

— Просто лейтенант Брин показал себя таким же увлечённым арт-инженером, как и сам мальчишка. А тот и рад пообщаться с "коллегой", — заметил Несдинич. — Правда, он не преминул взять слово молчания с лейтенанта. Опасается конкуренции.

— Так вот куда делся глава арт-отделения! — осенило секретаря, но он тут же справился с собой и хмыкнул. — Можно подумать, нашему ведомству делать больше нечего, кроме как открывать собственное производство этих... пылесосов.

— Попробуй объяснить это пятнадцатилетнему мальчишке.

— А как же "талант"... "гениальность"? — саркастично усмехнулся Литвинов.

— Это не синонимы к слову "опыт", — покачав головой, заметил контр-адмирал. — Но в предусмотрительности юноше не откажешь. Он ведь не просто слово взял. Он фактически купил нашего артефактора... с потрохами купил!

— Не понял, — насторожился Литвинов.

— Успокойся, Фома, — улыбнулся начальник. — Никакого предательства не было, так что можешь не делать стойку. Юноша просто обменял кое-какие разработки на обещание не использовать его изобретения в корыстных целях. Естественно, с моего разрешения и одобрения.

— Полагаю, Кирилл тоже осведомлен об этом разрешении? — секретарь чуть расслабился. — И что же это за разработки такие?

— Да, Кирилл в курсе. Я передал ему письмо через Завидича, — Несдинич кивнул. — Что же до разработок... знаешь, в свой первый визит Кирилл продемонстрировал мне собранный им фонарик. Обычный фонарик... с очень необычными свойствами. Например, он может излучать нерассеивающийся и почти невидимый луч.

— И какая от него польза, если он невидимый? — хмуро спросил секретарь. В ответ контр-адмирал вынул из ящика стола небольшой револьвер. Литвинов не раз видел это оружие в руке начальника, но сейчас оно выглядело несколько необычно. Секретарь присмотрелся и удивлённо покачал головой. Под стволом револьвера вместо шомпола из гнезда торчал, лишь немного уступавший в диаметре стволу небольшой гладкий цилиндр с вынесенным вниз миниатюрным переключателем, удобно прилегающим к спусковой скобе.

— Луч практически невидим в воздухе, но на препятствии... — Несдинич щёлкнул рычагом выключателя и, наведя ствол револьвера на стену, кивнул секретарю. Тот повернул голову и тут же увидел небольшое пятнышко красного света, замершее на белоснежном лбу мраморного бюста древнего мыслителя, украшающего каминную полку.

— Однако... — бывший штурмовик не мог не оценить удобства такого странного прицельного устройства... и требовательно протянул руку. Несдинич довольно усмехнулся. Старый друг по-прежнему не мог спокойно смотреть на оружейные новинки. Вот и сейчас, стоило револьверу оказаться в руках, как Литвинов отключился от реальности, полностью погрузившись в исследование новой "игрушки".

— Внизу выключатель, с левой и с правой стороны настроечные винты, плавно изменяющие угол наклона луча по вертикали и горизонтали, — принялся объяснять Несдинич, когда Фома Ильич пришёл в себя. — Правый винт, отвечающий за вертикаль, к тому же имеет четыре фиксированных положения с шагом в десять метров дистанции.

— И зачем оно на револьвере? — после недолгого размышления произнёс Литвинов.

— На этом револьвере... ни к чему. Просто подарок и демонстрация возможностей, — усмехнувшись, кивнул контр-адмирал. — Но подобные "целеуказатели" можно устанавливать не только на короткоствольное оружие, и дистанция в сорок метров не предел. А если использовать новомодные оптические прицелы...

— Как... интересно. И это сделал младший Завидич? — спросил Литвинов.

— Нет. Он лишь отдал рунную схему и объяснил куратору некоторые возможности, предоставляемые такими вот излучателями, а уже лейтенант преподнёс мне этот подарок.

— То есть младший Завидич не только куратора купил, но и главу седьмого департамента, — ухмыльнулся секретарь. Несдинич фыркнул.

— Но-но, я бы попросил, Фома Ильич! — деланно грозно проговорил хозяин кабинета, но тут же посерьёзнел. — Это действительно очень интересное приобретение, Фома. Кирилл рассказывал и даже продемонстрировал лейтенанту Брину систему сигнализации, построенную на подобных излучателях, весьма эффективную, надо сказать. Куратор был настолько впечатлён, что уже засыпал меня требованиями о заключении договора поставки таких систем с мастерской Завидичей. Но стоят они, я тебе скажу!

— Так, может быть, проще купить одну, разобрать и скопировать? — спросил Литвинов.

— При вскрытии "модулей", как их называет Кирилл, запечатанные внутри оловянные пластины с рунескриптами просто плавятся, и прибор превращается в бессмысленный набор деталей. А чтобы уберечь свои разработки от особо хитрых умельцев, при отсутствии внешнего питания работу защитных рунескриптов обеспечивают угольные накопители в тех же блоках, — развёл руками контр-адмирал. — Конечно, в некоторых случаях по механике можно определить, какую функцию несёт тот или иной модуль, и кое-кто даже смог создать соответствующую рунную составляющую. Но её эффективность в разы, если не на порядки, меньше, чем у оригинальной схемы. Иными словами, такая самоделка жрёт куда больше энергии. Настолько больше, что ни о каком нормальном использовании прибора речь не идёт. Домашний лимит потребления в сотню рун уже пять таких самодельных "модулей" выбирают подчистую. И как решить этот вопрос, не знает даже Брин, хотя исследования по теме оптимизации энергопотребления ведутся непрерывно, и не только у нас.

— А Кирилл... — сказал Литвинов, но его начальник только покачал головой.

— Не знает он никакого секрета. Просто "вылизывает" каждую схему до предела. Брин говорил, что каким-то образом младший Завидич умудряется обсчитывать взаимодействия и энергоёмкость рунных цепей до десятого знака после запятой. В каждом конкретном случае. По подсчётам лейтенанта выходит, что для такой работы нужно не менее десятка арт-инженеров и несколько лет времени для просчёта вариантов только одного конкретного воздействия.

— Значит, гений, да? — вздохнул секретарь.

— Значит, гений, — развёл руками Несдинич.

— Так, может быть, стоит привязать его заказами? — поинтересовался Литвинов, и контр-адмирал скривился.

— Сам об этом думал и даже предпринял некоторые шаги, но, похоже, ему это неинтересно.

— Как это? — изумился секретарь. — А руны?! Да если дать ему хорошую базу и заказы...

— Ха! Если бы всё было так просто, — покачал головой Несдинич. — Для Кирилла руны — хобби, которое он не намерен делать смыслом жизни. Интересное увлечение, не более того.

— Вот это?! — ткнул в папку с договорами и докладами секретарь. Контр-адмирал кивнул.

— Представляешь, да? Он эти новшества создал только для того, чтобы "иметь прикрытые тылы и верный кусок хлеба, в случае чего". Это я самого Кирилла цитирую, если ты не понял.

— А чего же он тогда хочет?

— Летать, — отрезал хозяин кабинета и, помолчав, договорил: — Мог бы и сам догадаться. Мне же только верфью и удалось его заманить в Китеж.

— М-м... просто летать? И всё? — спросил Литвинов.

— Именно. Представляешь себе разочарование Брина, когда Кирилл ему это сказал?

— Кхм... — секретарь еле сдержал улыбку. Лейтенант был известен своей маниакальной страстью к рунам и искренне "болел" за своё дело. И реакцию Брина на такое пренебрежение к его любимой работе предсказать было несложно.

— Вот-вот. Они даже успели подраться, — верно поняв ход мысли друга, покивал Несдинич.

— И как он? — спросил секретарь, представив себе возможные последствия схватки между пятнадцатилетним юнцом и бессменным предводителем Загородского конца во всех праздничных "стенках" последних лет.

— Через неделю снимут гипс, — ответил контр-адмирал. — Пришлось даже секретаря ему предоставить, чтобы мог отчёты писать.

— Кириллу? Отчёты? — не понял Литвинов.

— При чем здесь Кирилл?! — воскликнул Несдинич. — Я о Брине говорю. Мальчишка ему обе руки в поединке сломал!

* * *

Детектор, найденный среди вещей взломщиков, что два месяца назад навестили наш дом в Новгороде, изрядно помог мне в создании прибора, без которого управление спроектированным дирижаблем очень сильно усложнилось бы. Нет, у меня и так были определённые наработки и даже уже готовые схемы будущего "навигатора", только их воплощение грозило затянуться, как минимум, на полгода. Но благодаря детектору удалось значительно сократить этот срок, а значит, у меня появилось свободное время, которое можно было потратить на другие проекты.

А прибор получился интересный, да. В толще триплекса, заменившего обычный экран штурманского стола, на который проецируются карты региона, пропущена тонкая металлическая сетка-"миллиметровка", на которую подаются сигналы с датчика, устанавливаемого на днище гондолы, в самой нижней точке дирижабля. Сам датчик — это созданная на базе найденного у взломщиков детектора полусфера метрового диаметра. Она регистрирует возмущения мировой энергии вокруг дирижабля на расстоянии до трёхсот миль, а закреплённая на раме с рунным обработчиком сигналов сетка штурманского стола отображает эти самые возмущения свечением разной силы. Учитывая наличие под стеклом экрана с проецируемой на него с помощью линз и зеркал масштабируемой картой, получаем довольно эффективную систему позиционирования... и радар. Разумеется, у неё есть свои минусы. Например, над территориями, где нет мощных энергоёмких объектов вроде населённых пунктов, парящих городов или энергостанций, датчик будет бездействовать, а значит, и определять местонахождение дирижабля придётся иначе. Кроме того, датчик "не видит" объектов, находящихся в радиусе четверти мили от дирижабля: мешают возмущения, создаваемые собственным куполом корабля. Но с этими "мелочами" я готов смириться, тем более что часть недостатков можно нивелировать. Так, переключив датчик в "лучевой" режим и увеличив тем самым дальность обнаружения энергоёмких объектов до двух тысяч миль, можно "привязаться" к нескольким таким точкам и, установив их местонахождение на карте, тем самым определить собственное положение в пространстве. Ну а с проблемами "дальнозоркости" придётся справляться известными способами, благо таких вещей, как дальномерные и наблюдательные посты, на дирижаблях никто не отменял.

Я полюбовался на результат своих трудов и гордо улыбнулся. Это, конечно, не АСГП, знакомый мне по прошлой жизни, но сотню очков вперёд здешним штурманским столам этот прибор даст без проблем. Хотя по внешнему виду не очень-то от них и отличается. Неудивительно, учитывая, что именно на основе обычного штурманского стола я и создал проекционную часть прибора. И мне пришлось немало постараться, чтобы корректно совместить два сложных артефакта и заставить их действовать синхронно. Особенно трудно было заставить "двигаться" карту на экране в соответствии с изменением положения дирижабля в пространстве. Но и с этим я справился, и теперь, после испытаний, проведённых на многострадальном "Резвом", с удовольствием смотрел на отлично показавший себя в работе артефакт, на создание которого у меня ушло столько времени... и денег. Новый штурманский стол обошёлся мне в добрых сто пятьдесят гривен. Сложный оптический прибор пришлось заказывать аж в Рейхе, поскольку, как оказалось, подобные устройства произведённые в Русской конфедерации, стоят в три раза дороже. Спасибо Клаусу, помог с покупкой и доставкой этого самого стола в Новгород. Контрабандой, естественно. А уж в Китеж его доставил Ветров. Святослав Георгиевич, основательно заскучавший на земле, вообще стал частым гостем в нашем доме и с удовольствием продолжил моё обучение. Не бесплатно, конечно, но иначе и я бы не согласился. Ветров же стал и первым человеком, увидевшим созданный мною прибор в действии.

Поначалу, правда, он довольно скептически отнёсся к изобретению, так что мы даже повздорили по этому поводу. Но испытав прибор в работе, он изменил свою точку зрения.

— Хм... Кирилл, у меня есть предложение, — протянул Ветров, расхаживая из угла в угол по кабинету собственной квартиры, что расположилась на одном из верхних уровней Китежграда.

— Слушаю внимательно, — кивнул я. Просьба Святослава Георгиевича посетить его сегодня застала меня врасплох, так как раньше он подобным гостеприимством не отличался. И тем интереснее было, что именно затеял мой наставник. Разжег любопытство, называется.

— Я так понимаю, что вскоре этот прибор появится в списке предложений вашей мастерской? — проговорил Святослав Георгиевич.

— Нет, — я покачал головой, а мой собеседник изобразил знак вопроса. Пришлось пояснять свою точку зрения. — Установка такого устройства требует переделки штурманского стола, а у нас нет достаточно квалифицированных работников для таких тонких операций. Кроме того, в отличие от остальных наших изделий, здесь не получится обеспечить соответствующую защиту рунных схем, а это значит, что секрет производства будет утерян практически моментально.

— Жадный, да? — мимолётно усмехнулся Ветров.

Я пожал плечами. Пусть так. Не говорить же ему, что у меня уже есть договорённость о переделке штурманских столов всей Ладожской крейсерской эскадры. Только вчера присутствовавший при ходовых испытаниях стола на "Резвом", наш куратор лейтенант Брин передал в Адмиралтейство подписанный контракт, согласно которому установка подобных устройств возможна лишь по заказу военных ведомств Русской конфедерации. Понятное дело, что долго это счастье не продлится. Скопируют и будут клепать модернизированные штурманские столы сами, а там и забугорные "коллеги" обзаведутся подобными игрушками. Но моей вины в этом не будет.

— Хотите получить модернизированный штурманский стол для своего "Резвого" или "Феникса"? — со вздохом спросил я.

— О... — Ветров на миг задумался, но почти тут же резко кивнул. — Для "Резвого".

— В счёт оплаты моего обучения, — облегчённо улыбнулся я. Если бы наставник назвал "Феникс", пришлось бы отказываться. Слишком там много народу, и... слишком велика вероятность утечки информации. С "Резвым" же всё проще. Он — личная собственность Ветрова, а болтать Святослав Георгиевич не будет.

— Договорились, — легко согласился Ветров, а я сделал себе отметку сообщить Брину о заключённом соглашении. На всякий случай.

— Только одно условие, Святослав Георгиевич, — уточнил я. — Мы договорились об установке на "Резвый" модернизированного штурманского стола ещё до его испытания. Хорошо?

— Зачем такие сложности? — не понял Ветров.

— Помните сопровождавшего меня в том полёте человека?

— М-м, этот... арт-инженер Брин, да? — наморщив лоб, вспомнил наставник. Я кивнул.

— Именно он. Алексей Иванович очень помог мне с расчётами и постройкой прибора, мне бы не хотелось обижать его, распоряжаясь изобретением без его участия. А так — я всегда могу сказать, что условием, по которому вы позволили установить устройство на "Резвом" для испытаний, как раз и было получение нашего изобретения в собственность, исключительно для личного пользования, — проговорил я.

— Слабо... но, хм... ладно, это твоё дело, — покрутив рукой в воздухе, пробормотал Ветров и неожиданно улыбнулся. — И конечно, я обещаю сохранить секрет вашего изобретения. Никому не скажу, никому не отдам и разбирать стол не позволю.

— Спасибо, — улыбнулся я в ответ.

— Да не за что, Кирилл. Ты даже не представляешь, как этот прибор поможет мне в работе. Так что это не ты меня, а я тебя благодарить должен, — отмахнулся Ветров и посерьёзнел. — Итак, когда ты сможешь заняться установкой?

— Давайте на ближайших выходных. Устроит?

— Вполне. Какие-то детали, материалы... нужны? — после небольшой паузы спросил Святослав Георгиевич.

— М-м, пожалуй, нет. Хотя... буду благодарен, если найдёте схему вашего штурманского стола. Будет проще работать.

— Сделаю, — кивнул Ветров и, бросив взгляд на часы, неожиданно спросил: — Ну что, полетаем?

— С удовольствием, — кивнул я. А что? Планов на остаток дня никаких, на верфи меня до завтрашнего вечера не ждут, Хельга укатила в театр с каким-то офицером... кстати, надо бы сообщить Гюрятиничу при оказии, чтобы сестрице жизнь мёдом не казалась, хех. А опекун... опекун в Новгороде, сопровождает тётушку Елену к родным и присматривает за мастерской. Так что раньше, чем послезавтра, его можно не ждать.

Честно говоря, я тоже хочу в Новгород. Прогуляться по весеннему городу, посидеть в кофейне на Софийской, заглянуть в одну знакомую кондитерскую... Всё-таки телеграммы не заменят живого общения с Алёной, эх! Но нельзя. Дядька Мирон говорил, что люди Несдинича засекли странную активность вокруг "Феникса". Чёртов Гросс! И чего он никак не успокоится?!

Полёт на "Резвом" подействовал на меня успокаивающе. Раздражение, вызванное воспоминанием о неугомонном германце, улеглось, так что домой я вернулся спустя шесть часов в самом радужном настроении, хотя и уставший. Ничего удивительного, как бы дружески мы ни общались с Ветровым в обычной обстановке, как только дело доходит до учёбы, он вновь превращается в жёсткого наставника-перфекциониста.

Зато я смог убедиться, что Святослав Георгиевич действительно находится в "особых" отношениях с воздушной стихией. Думаю, если бы он родился в моем прежнем мире, то сейчас был бы, как минимум, старшим "воем", если не "гриднем". Но увы, Эфир, или мировая энергия, здесь слишком "плотная", чтобы можно было рассчитывать на появление в этом мире знакомых мне бойцов-стихийников. С другой стороны, у меня-то кое-что получается, хотя нынешнее тело явно не приспособлено к классическим техникам... Тут нужно подумать, очень хорошо подумать.

За размышлениями на эту интересную тему я и не заметил, как уснул. А утром меня разбудил звонок будильника... третий! А это значит, что у меня осталось всего четверть часа до занятия с мастером Фенгом, и если я на него опоздаю, то... домой вернусь в состоянии нестояния. Старый катаец терпеть не может "легкомысленного отношения к своему телу, своей душе и, самое главное, своему наставнику", если цитировать его довольно корявый русский. А ещё он очень любит доказывать этот постулат с помощью бамбуковой трости, коллекция которых, по-моему, у него просто бесконечна. По крайней мере, как минимум, десяток таких тростей он уже об нас с Мишкой измочалил, а они всё не заканчиваются. Гадство!

Успел! Честное слово, я успел! Так что тренировка прошла без эксцессов и была куда мягче, чем я даже смел надеяться. Впрочем, тут моей заслуги не было. Как оказалось, мастер решил поберечь своих учеников, поскольку одному из них в ближайшее время предстояла "вылазка на бимсы". Иными словами, Мишка успел получить взыскание в Классах, и будет отбывать его в куполе одного из учебных судов, ползая в "шкуре" по шпангоутам и бимсам, чтобы проверить их состояние. Впору посочувствовать бедолаге. Что я и сделал. Правда, в голосе моем, наверное, было недостаточно того самого сочувствия... или слишком много злорадства, поскольку в ответ получил только невнятный хмык. С чего я злорадствовал? Так эта скотина, мой лучший друг, пригласив меня на празднование своих именин, которое должно состояться через неделю, совершенно забыл сообщить, что помимо здешних знакомых, на праздник также приглашены его кузины. Хотя какое "забыл"?! Он просто придержал эту информацию до тех пор, пока я не согласился прийти. А потом... "О, Света с Ирой будут очень рады тебя видеть". Тьфу!

— Кирилл, добрый день. Что-то случилось? Вы выглядите расстроенным, — встретивший меня у входа в дом Брин, как всегда спокойный и невозмутимый, окинул меня долгим взглядом.

— Н-нет. Всё в порядке, Алексей Иванович. Просто напряжённая тренировка. — Вздохнув, я открыл тяжёлую герметичную дверь и сделал приглашающий жест: — Проходите, пожалуйста.

Кивнув, куратор, оказавшийся на деле очень толковым арт-инженером, из-за чего мы с ним довольно быстро стали приятелями, вошёл в холл купленного Завидичем дома и, дождавшись, пока я закрою дверь, двинулся следом за мной в кабинет, где мы продолжили уже ставший обыденным спор о рунах и их применении.

И ведь понимаю, что всё обсуждаемое нами непременно оказывается в отчётах седьмого департамента, но всё равно делюсь с ним своими находками и наработками. Не всеми, конечно, но кое-что, как тот же штурманский стол с аппаратом геопозиционирования или рунный лазер, я ему "отдал". И не жалею. Взамен я получил огромное количество информации о практическом применении некоторых рунескриптов, разжился добрым десятком приёмов, использовать которые при построении тех же рунных кругов мне и в голову бы не пришло, ну и про обычную выгоду забывать тоже не стоит. Если бы не Брин, то ни о каком контракте с военными и речи бы не было... В общем, жалеть не о чем.

— Кстати, Кирилл, я ведь не просто так зашёл, — протянул лейтенант, и на устах его мелькнула еле заметная улыбка. Просто феерия эмоциональности, да.

— Вот как? И что же вас привело, кроме продолжения давешнего спора?

— На следующей неделе в Китеже открывается политехническая выставка, — произнёс Брин. — У меня есть несколько билетов на церемонию открытия. Составите компанию?

Глава 3. Родственные души

Хельга от посещения выставки отказалась, а вот дядька Мирон был обеими руками "за". Мало того, он умудрился выбить место для участия нашей мастерской в этом мероприятии. А в качестве ответственных за наш шатер он поставил мастера, в помощь которому был придан Ярик, жутко довольный тем, что ему удастся попасть в парящий город. Казанцев, правда, ворчал, что его отрывают от работы, но по нему было видно, что старый мастер доволен. Ещё бы, не каждый день результат твоей работы представляют на международном уровне. А Китежградская политехническая выставка была именно что международным мероприятием. Есть повод для гордости.

Правда, побегать для оформления необходимых документов пришлось изрядно. И уж тут на помощь мастера и Ярослава рассчитывать не приходилось. Но, тем не менее, мы справились, и небольшой шатер мастерской Завидичей занял своё место в одном из залов выставки. Жаль только, что нам не удалось пробиться в квалификационный список участников, а значит, никакие награды нам не светили. Но добиться большего за какую-то неделю до начала выставки было просто невозможно. Ну и чёрт с ним. Эта выставка не последняя, а наши разработки и так уже на слуху у новгородцев. И если те же пылесосы, ввиду сугубой утилитарности, не вызывали у жителей желания как-то ими хвастаться, то кондиционеры... О, это совсем другое дело. Как со смехом рассказывал дядька Мирон, в Новгороде появилась новая мода. Счастливые владельцы этого "чуда техники" стали требовать у мастеров-установщиков, чтобы те размещали охлаждающие короба на фасадах их домов, на самых видных местах. Мастерской пришлось даже скооперироваться с одним строительным бюро, чтобы хоть как-то вписывать эти самые короба в стиль дома. Про корпуса кондиционеров на заказ я и вовсе молчу! Краснодеревщики на них озолотились! Теперь наличие в доме кондиционера — это показатель зажиточности, не хуже чем гараж на два мобиля. И смех, и грех, в общем.

Выставка оказалась очень немаленькой. В трёх доках транзитной зоны разместилось больше сотни участников со всей Европы. Как частных изобретателей, представляющих свои, зачастую весьма заковыристые, поделки, так и серьёзных производителей, выставивших образцы своей продукции. В отличие от Брина, меня заинтересовали именно изобретатели-одиночки. Почему? Всё очень просто. Заводская продукция — это всегда оптимизация, а оптимизация зачастую означает упрощение. Мне же, в отличие от дядьки Мирона, заинтересовавшегося изделиями возможных конкурентов, больше хотелось взглянуть на уникальные приборы, авторы которых, создавая свои "шедевры", не скупились на оригинальность конструкций, что в свою очередь почти гарантировало любопытные находки в их рунных схемах. И я не был разочарован.

Брин застал меня у стенда, на котором был выставлен очень странный образец чьей-то фантазии. Больше всего, он напоминал обычную "шкуру", если бы не одно "но". Эта штука, напяленная на манекен, вела себя, как натуральный хамелеон. Правда, на то, чтобы изменить пигментацию, маскируясь под стоящий позади предмет, рунам требовалось несколько секунд, а значит, ни о какой моментальной маскировке и речи не шло, но сам принцип!

Очевидно, изобретатель этой схемы и сам неплохо представлял её минусы, так что выставленный образец служил прежде всего этакой "завлекалочкой" для любопытных, а основные образцы были представлены внутри шатра, у входа в который и расположился хамелеонистый истукан.

— Неэффективно, — высказал своё мнение Алексей Иванович, остановившись рядом со мной.

— В таком виде — несомненно, — кивнул я. — Слишком много времени требуется для смены пигментации. Гвардейца в таком костюме успеют пристрелить раньше, чем он сможет укрыться от глаз противника. Хотя, если использовать вместо "шкуры" плащ, егеря его с руками оторвут. Для засад лучшего артефакта и не придумать.

— Ну, если только егеря... — неопределённо протянул Брин и тут же сменил тему. — Как вам выставка, Кирилл?

— Любопытно, — кивнул я в ответ. — Много интересных разработок, много идей. Есть о чём подумать. Если бы ещё господа изобретатели не смотрели на меня волками, когда я пытаюсь расспросить о рунах, использованных в их изделиях... было бы совсем замечательно.

— Их можно понять, — спокойно заметил Брин, но в уголках его губ я заметил намёк на усмешку. — Рунные схемы — их хлеб, так с чего бы им делиться с возможными конкурентами?

— Пф. Я же с вами делюсь!

— Так ведь не бесплатно, а? — вот теперь он точно улыбался.

— Согласен, — с лёгким сожалением ответил я. — Но уж на этот раз я своего добьюсь!

— Могу помочь, — совершенно невозмутимо, даже с ленцой произнёс куратор. Я удивлённо воззрился на него, и лейтенант пожал плечами. — Что? Неужели я не могу помочь коллеге?

— Безвозмездно? — "удивился" я.

— Сочтёмся, — увильнул от прямого ответа Брин. Вот всегда с ним так.

Тем временем куратор подошёл ко входу в шатер и, оглянувшись на меня, поманил за собой.

К моему удивлению, внутри было поразительно тихо. Несмотря на полотняные "стенки", сюда вообще не долетал гам, царивший в выставочном доке. Впрочем, заметив еле видимые рунные цепочки, выписанные прямо на стальной поверхности пола, по периметру шатра, я перестал удивляться. Барьер, отсекающий звуки, довольно простой, хотя и энергоёмкой конструкции. Около трёх десятков единиц — неудивительно, что его не используют в машинных залах дирижаблей, где каждая крошка энергии на учёте.

— Отец! — Брин окликнул возящегося у одного из стендов высокого мужчину с окладистой бородой, наряженного в строгие чёрные брюки и однотонный жилет с белоснежной сорочкой, рукава которой мужчина безжалостно закатал. Ни пиджака, ни галстука на нём не было.

Хозяин шатра обернулся и, сдвинув на лоб очки-"консервы" с добрым десятком опускающихся на один из окуляров линз, неожиданно широко улыбнулся.

— Лёшенька! Здравствуй, сынок. — Отбросив в сторону ветошь, которой он вытирал ладони, мужчина в считаные секунды оказался рядом с Брином. Куратор только крякнул в медвежьих объятьях отца. Тот хохотнул и, опустив сына наземь, принялся крутить его из стороны в сторону, словно манекен. — Смотрю, жив-здоров, а? Что ж про отца-то забыл?

— Работа, — с напускным смирением в голосе откликнулся Брин.

Наконец отец прекратил теребить сына и перевёл взгляд на меня.

— Ох, прошу прощения... Алексей, не познакомишь меня со своим спутником? — всё с той же улыбкой, но извиняющимся тоном произнёс изобретатель, и куратор тихо хмыкнул. А я вот только порадовался. Со здешними правилами этикета общение с незнакомцами обычно превращается в натуральную пытку, по крайней мере для меня. Все эти расшаркивания, контроль выражения лица, на котором непременно должно быть "доброжелательное выражение с толикой лёгкого интереса к собеседнику"... бр-р. Манера отца нашего куратора мне куда ближе.

— Разумеется, отец. Кирилл Миронович Завидич, знакомьтесь, мой отец — Иван Карлович Брин. Арт-инженер первого класса и частный изобретатель.

— А вы, Кирилл... ученик моего сына, я полагаю? — осведомился тот. Но ответить я не успел.

— Нет, отец. Кирилл — наш коллега. Правда, класса не имеет, поскольку самоучка. Но чрезвычайно светлого ума. — Куратор меня опередил.

— Завидич... постойте, мастерская Завидичей, вы имеете к ней какое-то отношение? — встрепенулся Иван Карлович. Я чуть заторможенно кивнул. Энергичность отца куратора сбивала с толку. — Хо-хо! Молодой человек, я надеялся встретиться здесь с владельцами или инженерами этой мастерской, но даже подумать не мог, что мой сын сам приведёт вас в мой шатер. Так... но что ж это мы стоим? Прошу, друзья мои, проходите за ширму, я сейчас сделаю чаю, и мы подробно обо всём поговорим. Давайте-давайте...

— М-м, прошу прощения, Алексей Иванович, а ваш отец — он всегда такой... — проговорил было я, когда старший Брин чуть ли не силком рассадил нас за маленьким круглым столиком, скрытым от общего пространства шатра высокой ширмой в восточном стиле.

— Активный? — с лёгким вздохом закончил за меня куратор и кивнул. — Да... к сожалению.

— А мой сын весь в мать, — с усмешкой сообщил старший Брин, появляясь из-за ширмы с чайником в руке. — Такой же тихоня. Но хоть в "стенке" смог меня заменить.

— В "стенке"? — недоумённо спросил я.

— А вы не знаете самую весёлую праздничную забаву Новгорода? — удивился Иван Карлович.

— Кхм, я довольно долго жил вдалеке от столицы, — пожал я плечами в ответ. — И приехал в Новгород около года назад. Да и то большую часть времени провёл в рейсе, в качестве юнца.

— О, понятно, — покивал старший Брин. — "Стенка" — это командные кулачные бои, проводимые по праздникам. Уличане собирают бойцов, состязающихся между собой. Лучшие входят в кончанские ватаги, ну а в итоге победители сходятся сторона на сторону в Большой стенке на Великом мосту. "Софийцы" против "торговских". Не хвастаясь, скажу, я сам восемь раз участвовал в Большой стенке, и четырежды мы били "софийцев". А вот сынок мой переехал в Загородье и теперь колошматит своих же "торговских".

— Отец! — воскликнул тот.

— Ладно-ладно. Не закипай. Я же любя! — раскатисто засмеялся старший Брин и, повернувшись ко мне, подмигнул. — Кроме нашей семьи, из уличанских ещё никто до Большой стенки не добирался... ну, в последние лет пятьдесят. Хотя, возможно, это скоро и изменится. Я тут пару ребятишек натаскиваю... будет кому с Алёшки спесь сбить через годик!

— Ничего-ничего. Вот выйдет оказия, мы с Кириллом на пару в стенку встанем, — тихо пробурчал куратор. — Увидим тогда, кто кого по мосту раскатает.

— Неужто так хорош? — неожиданно посерьёзнев, отец Брина окинул меня изучающим взглядом. Лейтенант кивнул.

— Более чем. Меня в схватке скрутил, я и сделать ничего не успел, — пояснил он, вгоняя меня в краску. Не от похвалы, от стыда. Было дело, сошлись мы с Брином в спарринге после одного очень жаркого спора. Быстрый, жёсткий и очень сильный противник. Если бы не тренировки у мастера Фенга и не руны на теле, вряд ли я смог бы ему что-то противопоставить. Да и с рунными цепями пришлось повозиться, и даже так без эксцессов не обошлось. До сих пор стыдно, что не смог его победить без ущерба. Бедняге Брину потом ещё месяц пришлось в лубках проходить. Эх...

— А по виду и не скажешь, — протянул Иван Карлович. Я покосился на куратора.

— Про меня тоже не скажешь, что я могу лошадь поднять, — чуть заметно улыбнулся Алексей.

— Рост в мать, кость в отца, — с явной гордостью кивнул старший Брин и тут же переключился на другую тему. — Кирилл Миронович, я ведь не просто так искал встречи с кем-то из вашей мастерской. Вопрос у меня имеется, важный. Не знаю, сумеете ли вы на него ответить...

— Если он касается рун, смогу, — протянул я, внимательно глядя на собеседника, устроившегося на небольшом складном табурете. — Если речь не пойдёт о секретах мастерской, разумеется. И прошу, обращайтесь по имени. До "Мироновича" мне ещё расти и расти.

— Добро, — задумчиво проговорил старший Брин. — Что же до вопроса, решать вам. А интересует меня вот что... Как вы умудрились защитить свои рунескрипты?

— О, ничего сложного, — улыбнулся я. — Могу объяснить, но предупреждаю: самой рунной схемы не дам. Только принцип.

— Мне и этого хватит, — махнул рукой хозяин шатра. — Вы себе не представляете, как надоели эти воришки! Дай им волю — они и схему излучателя стянули бы, чтобы самим не работать.

— Понимаю, — кивнул я. — Потому и озаботился защитой своих идей. Принцип прост. Рунескрипты хранятся в отдельном блоке... модуле. На пластины с рабочим рунескриптом нанесены две дополнительные рунные цепи, замкнутые в один контур. При попытке открыть модуль контур размыкается, и на цепи подаётся энергия из стограммового угольного накопителя. Её не хватит даже на запитку обычного излучателя, но для срабатывания защиты вполне достаточно. Особенности цепей таковы, что, разъединившись, они плавят пластину с рабочим рунескриптом, так что даже если какой-то хитрец попробует открыть модуль в экранированном от мировой энергии помещении, то не получит ничего, кроме лужицы олова.

— Умно... А если открыть модуль... м-м, не "по шву", так сказать? — потерев ладонью подбородок, поинтересовался старший Брин.

— Так или иначе, контур будет разомкнут, — пожал я плечами. — И без разницы, в каком конкретном месте это будет сделано. Повреждение корпуса приведёт к тому же результату.

— Но ведь повреждение может быть и нечаянным?

— Мы гарантируем бесперебойную работу рунескриптов в течение трёх лет. Если в этот срок модуль выйдет из строя, наша мастерская заменит его бесплатно. При условии, что на корпусе не будет следов попытки взлома, — улыбнулся я.

— Гарантия, да? — удивлённо качнул головой изобретатель. — Интересно...

Это была очень продуктивная встреча, в которой каждый из нас почерпнул что-то новое. Старший Брин остался размышлять над модульной системой рунескриптов вообще и построением защиты своей интеллектуальной собственности в частности, а я разжился рабочим вариантом рунескрипта, обеспечивающего функцию хамелеона в выставленном перед его шатром для рекламы высотном костюме. Полезное приобретение. Очень полезное и перспективное!

Именно его разбором я и занялся по возвращении с выставки. И так увлёкся, дни и ночи просиживая в кабинете, что чуть не пропустил другое событие. Именины Михаила... кто бы знал, как я не хотел идти на этот праздник! И без него дел невпроворот! Но... приглашение принято, и отказываться невежливо, а проигнорируй я день Ангела младшего Горского — он бы всерьёз на меня обиделся. Почему я в этом уверен? Так Мишка сам мне сказал. Пришлось идти... у меня не так много друзей, чтобы я мог позволить себе ими разбрасываться.

Да, если говорить серьёзно, то особой неприязни к его кузинам я не испытывал. В конце концов, не так уж давно мы решили возникшие между нами разногласия. Друзьями не стали, но и врагами не являлись. А моя реакция... ну а какой ещё она может быть, учитывая мои отношения со своими двоюродными сестрами в том мире? Но, может быть, я, обжегшись... ха, точнее не скажешь, м-да... так вот, может быть, я просто дую на воду? Не знаю. Время покажет.

Показало... В доме Горских на Китеже собралось немало народу. Больше всего было курсантов Воздушных классов. Но их чисто мужскую компанию вполне равномерно разбавили девушки, как я понимаю, частично знакомые самого Михаила, а частично подруги его кузин. Но не это меня удивило... неприятно удивило. Елена, та самая вертихвостка, с которой я чуть не сбежал с Зимнего бала "в номера", оказалась среди приглашённых. И причина неудачи с побегом была здесь же. Кажется, старший брат просто опасался отпускать свою ветреную сестричку в свободное плаванье. Что ж, учитывая количество бравых будущих офицеров Военно-Воздушного Флота и их довольно живую реакцию на смешливую барышню с озорными чёртиками в глазах, опасения эти весьма обоснованны. Не могу не признать.

— Ирина, Светлана... добрый вечер, дамы, — я склонил голову перед кузинами Михаила.

Девушки дружно улыбнулись и приветствовали меня с той же любезностью.

— Кирилл, рады вас видеть! Вот, оказывается, куда вы от нас спрятались! Решили попытать счастья и поступить в Классы? — как обычно, ответила за себя и за сестру Света. Как я успел узнать за время нашего недолгого знакомства, именно она была самой разговорчивой и шебутной. Хотя до легкомыслия той же Елены точно не дотягивала. Что уж тут говорить о вдумчивой и куда более серьёзной Ирине.

— О, нет, Светлана. На оба вопроса, — улыбнувшись, я покачал головой. — Я вынужден был уехать в Китежград, к сожалению, действительно внезапно, чтобы проследить за работами по моему заказу, с которым возникли определённые проблемы. Но ни в коем случае не от вас.

— Что ж, причина уважительная. Мы не будем сердиться на вас, правда, сестричка? — с комичной серьёзностью покивав в ответ на мои слова, Светлана хлопнула о ладонь послушно сложившимся веером и повернулась к Ирине. Та только улыбнулась.

— Кирилл — храбрый молодой человек, он не мог испугаться двух слабых девушек... настолько, чтобы бежать от них в небеса, — заметила она. Тихоня-тихоня, а язвить умеет не хуже сестры, и с таким невинным видом, что поневоле принимаешь её слова за чистую монету. М-да...

Обменявшись таким образом любезностями с кузинами друга, я попросил их помочь мне отыскать самого виновника торжества, подарок которому, упакованный в коробку, до сих пор покоился у меня в руке. И девушки с энтузиазмом взялись мне помогать. Ну действительно, не их же вина, что для этого пришлось пересечь всю гостиную... трижды, по пути представляя меня всем присутствующим. Ненавижу светские мероприятия.

И, кажется, у меня появился единомышленник. В самом деле, не мог же кто-то подумать, что встретившийся нам во время поисков именинника брат Елены Андрей так расстроился из-за встречи со мной?

Посопев, бывший кавалергард смерил меня долгим недобрым взглядом и, натянуто улыбнувшись сопровождающим меня дамам, отошёл в сторонку. Вот и замечательно. Вызова он не присылал, буду надеяться, что разошлись бортами и претензий ко мне у господина Долгих не имеется.

Как выяснилось буквально через полчаса, рано обрадовался. Поздравив наконец нашедшегося Михаила и подарив ему пистолет собственной выделки, облагороженную копию своего первого, ещё меллингского "розлива" ствола, я вдоволь насладился восторженными благодарностями Горского и насмешливым фырканьем его любопытных кузин. "Пф, мальчишки!.." И лишь спустя четверть часа наконец остался один и отошёл к столу, чтобы промочить горло.

Никаких застолий на этом празднике не предполагалось, лишь лёгкие закуски и не менее лёгкие вина, что разумно, учитывая возраст собравшихся. Ну а поскольку никакой тяги к алкоголю я не испытывал, пришлось пройти вдоль столов в поисках соков или иных прохладительных. Вот тут-то, проходя мимо трёх курсантов и присоединившегося к их компании братца Елены, стоящего ко мне спиной, я и услышал нечто...

Никогда не терпел злословия. И если очерняющие сплетни в устах женщин я ещё могу как-то понять, всё же сказанное с умом слово — это их законное оружие, порой не менее, а зачастую и более опасное, чем кулак или клинок... Но слышать, как тебя поливает дерьмом "за глаза" мужчина? Моё мнение об Андрее Долгих упало ниже точки замерзания.

Я уж было сделал шаг в сторону этого трусливого ничтожества, когда мои руки внезапно оказались в плену Ирины и Светланы. И хватка у девушек была очень неслабой. Не дав опомниться, девушки с лёгкими, хотя и несколько нервными улыбками оттащили меня обратно к тому столу, с которого я начал обход.

— Кирилл, отведайте этого вина. Это наш маленький подарок кузену, — прощебетала Светлана, только глаза её были серьёзны, как никогда. — Ну же, неужели вы хотите нас обидеть? Мы так старались, отбирая лучшее!

— Не связывайтесь с Андреем, — голос Ирины был, напротив, очень тих, почти шёпот. — По крайней мере, здесь и сейчас. Мы вас очень просим!

— Михаил не знал о вашей ссоре, иначе бы не пригласил Долгих. О драке на балу ему никто не сказал... — пояснила Света, тоже понижая тон, а Ирина наполнила бокал выбранным вином.

И ведь уговорили, в конце концов, чертовки. Пришлось до конца вечера изображать веселье и ловить на себе неприязненные взгляды разагитированных трусом курсантов.

— Вам придётся как-то исправить то, что здесь произошло, — выходя на вечернюю улицу, заметил я. Сёстры, которых я взялся проводить до отеля, переглянулись и уверенно кивнули.

— Непременно, Кирилл, — проговорила Ирина. И Светлана её поддержала с уже знакомой мне шаловливой улыбкой.

— Мы пробудем в Китежграде ещё неделю. У нас запланировано столько визитов к старым знакомым, вы просто не представляете. И я ручаюсь, все они будут просто умолять нас познакомить их со столь многообещающим молодым человеком.

Великолепно! Война слухов — вот чего мне не хватало для полного счастья... Впрочем, а что ещё эти девушки могут противопоставить выходке Долгих? И что вообще можно противопоставить злословию? Либо дуэль, либо... другие слухи.

Додумать эту "глубокую" мысль мне не дал громкий оклик, нагнавший нас на полпути к выходу из плохо освещённого узкого переулка между двумя громадами домов, белые стены которых в темноте казались синими. Обернувшись на крик, я даже не удивился, увидев несколько знакомых по этому вечеру лиц. Я говорил, что на столах в доме именинника были только лёгкие вина? Ну так, китежским курсантам хватило и их, чтобы разгорячиться. Стадия "льва", ага... Светлана с Ириной переглянулись, и от них ощутимо пахнуло страхом.

Задвинув девушек за спину и мельком пожалев, что она не так широка, как у бывшего кавалергарда, стоящего в окружении четырёх явственно покачивающихся курсантов, я замер на месте, ожидая, пока эта компания подойдёт поближе. Что-то везёт мне на курсантов в последнее время. Интересно, сейчас директор училища тоже может выкатить мне наказание?

А в том, что причина для него будет, я уверен на все сто. И дожидаться, пока незнамо когда успевшие упиться в хлам накачанные братцем Елены всякой чушью будущие офицеры полезут в драку, не стал. Хватило одной фразы...

— Шлюх оставил, сам на колени... Учить будем, крыса помоечная.

Это что же им Долгих наплел, что курсанты так отзываются о родственницах человека, которого сами пару часов назад поздравляли с днём Ангела? У братца этой шалавы что, совсем крышу снесло? Или он и на Иру со Светой зуб заимел?

На этот раз я не стал сдерживаться и уж тем более вступать в полемику с пьяными дебилами. Ещё не смолкло эхо последних слов говорливого курсанта, как мой кулак врезался ему в челюсть. Работал на полной скорости и без жалости, а потому, уводя ошеломлённых таким поворотом сестёр Мишки, оставил за нашими спинами пять основательно поломанных тел. Руки-ноги... и отбитые "колокольчики" у Андрея. Всё равно не мужчина, так зачем они ему?

К тому моменту, когда мы оказались у отеля, девушки пришли в себя... и впали в ярость. Шипели, как кошки, и обещали Долгих все кары небесные. Ну, не знаю... ему теперь долго будет не до мирской суеты.

Так, успокаивая взбешённых происшествием кузин Михаила, я сам не заметил, как оказался в их номере.

Девушки тигрицами метались по гостиной, попутно обмениваясь идеями по поводу предстоящей мести, совершенно не обращая на меня внимания.

— Может, чайку? — предложил я, когда мне надоело крутить головой, отслеживая их перемещения. Ирина со Светланой остановились... переглянулись и, вымученно улыбнувшись, кивнули. — Сейчас закажем, — обрадовался я, снимая трубку телефона с рычага. Нет, в самом деле, эти две барышни в порыве мстительности меня немало напрягли.

— И что-нибудь покрепче, для успокоения, — попросила отдышавшаяся наконец Ирина.

Да уж, теперь меня совершенно не тянуло называть её тихоней. От некоторых высказанных этой милой и очаровательной девушкой идей мести Андрею передёрнуло бы и лицензированного палача.

Чай, коньяк и... плотный ужин. Ну, в самом деле, не водку же было заказывать? От неё, пожалуй, девушки ещё больше заведутся. Не хочу рисковать. Ещё примерещится чего спьяну, перепутают меня с предметом своей внезапно вспыхнувшей ненависти... а фантазия у них богатая, до утра могу и не дожить. А так — тяпнули коньячку, поужинали как следует и расслабились немного, успокоились. Теперь их и одних оставить не страшно.

— Кирилл, извини, пожалуйста, но своё обещание в ближайшие несколько дней мы сдержать не сможем, — тихо проговорила Ира, когда тарелки перед нами опустели, а в руках появились бокалы с тягуче перекатывающимся на дне коньяком.

— Что так? — лениво спросил я.

— Долгих переступил черту, и мы должны подготовить ему хорошую встречу в Новгороде. Беспричинное нападение сразу на трёх представителей Золотых поясов оставлять безнаказанным нельзя, — неожиданно жёстко ответила Светлана, сверкая сердитым, словно штормовое море, взглядом. — А значит, с утра мы отбываем домой... Как раз дня на три. Этого времени будет достаточно.

Трёх? А я здесь при чём? Впрочем, если вспомнить фамилию дядьки Мирона... м-да. Но не похож он на боярина. Вот ни капельки не похож. Ладно, разберёмся.

— Но слово дано, так что через три дня мы будем здесь и всеми силами постараемся нивелировать тот вред, что он нанёс тебе, распуская свой длинный язык, — Ирина отвлекла меня от размышлений и, положив руку мне на плечо, договорила под согласный кивок сестры. — Мы твои должницы, Кирилл. Если у тебя возникнет какая-то нужда, смело можешь рассчитывать на нашу помощь.

— Помощь, говорите... — протянул я, окинув их долгим взглядом. Сёстры как-то нервно переглянулись. — А что? Вы действительно можете мне помочь.

Взгляды Осининых стали ещё более напряжёнными, но мои объяснения расставили точки над "i". Сёстры рассмеялись.

— Это такая мелочь, Кирилл! Конечно, мы тебе поможем. Не в счёт долга... по дружбе, — улыбаясь, кивнула Светлана, и в ту же секунду я поймал выжидающий взгляд её сестры. Вот уж, нет уж! Пусть причина моего желания останется для вас тайной.

— Что ж, тогда за дружбу! — провозгласил я, и хрусталь в моей руке тонко запел от соприкосновения с бокалами Светы и чуть погрустневшей Иры.

— Значит, завтра с утра ты говоришь своим, что будешь "сопровождать" нас на экскурсии по парящему городу, а на самом деле отправишься вместе с нами в Новгород. И тем же вечером наша яхта должна доставить тебя обратно, так? — уточнила Светлана. Я кивнул.

— Но об этом никто не должен знать, — повторил я.

— Наши люди болтать не станут, — заверила меня Ирина. — А вот как ты сумеешь пройти незамеченным в порт и обратно?

— Смогу, — ухмыльнулся я. Зря, что ли, излазил нижние уровни Китежа вдоль и поперёк?

— А вот мне кажется, что ты хотел бы вернуться послезавтра, — лукаво заметила Света.

— Кхм, мы не настолько близко знакомы...

Вот ведь! Кажется, я покраснел. А эти чертовки хохочут. М-да, а ведь действительно хотелось бы задержаться в Новгороде на сутки-другие. Жаль, не выйдет. Эх, ну хоть повидаюсь с Алёной, а то эти телеграммы уже оскомину набили!

Глава 4. Зубки режутся

На то, чтобы отойти от праздника, последовавшего за ним мордобоя и тайного визита к Алёне, действительно чуть не затянувшегося на сутки и о котором, кстати, так никто и не узнал, мне понадобилось всего несколько дней, в течение которых меня никто не беспокоил. Даже комендатура не наведывалась с вопросами по поводу того самого мордобоя. Просто удивительно!

Зато потом... два месяца после выставки и именин Михаила я летал как на крыльях, не забывая ежедневно отсылать телеграммы своей девушке. Теперь уж точно своей! После благословения веником по голове от её мамочки за поцелуй под окнами их дома, сомнений в наших отношениях как-то не осталось. Правда, ответы на мои телеграммы приходили лишь раз в несколько дней, но мне и этого было достаточно. По крайней мере, до следующей вылазки в Новгород. А если учесть последствия выставки... я был почти счастлив!

Столько идей, столько нового! Я даже про Долгих забыл... Хотя мне о них ничто и не напоминало. По светским мероприятиям я больше не ходил, в гостях у Михаила с курсантами не пересекался, в военной части города, где находятся Классы, не бывал, так что эта проблема отошла на задний план. А уж когда вернувшиеся для исполнения данного обещания Мишкины кузины взялись за дело, я и вовсе забыл об этом идиоте. Зато полюбил бывать у Осининых. Как-то незаметно из совершенно посторонних людей, с которыми я общался лишь в силу их родства с моим другом, Ирина со Светланой плавно "перекочевали" в круг хороших знакомых, и, честно говоря, я не имел ничего против. Умные, красивые и гордые, умеющие держать слово и ценящие то же в других, Осинины мне импонировали. Чисто по-человечески, разумеется! Нет, у них, конечно, имелись и свои минусы, но кто из нас без греха? Например, от встреч с дядькой Мироном они всячески открещивались. Но тут их винить не в чём, в конце концов, это для меня он близкий человек и друг, а для них просто посторонний взрослый мужик... Ну, я так думаю. А ещё, к моему величайшему разочарованию, девушки решительно ничего не понимали в рунах и терпеть не могли разговоров на технические темы.

Пришлось мне довольствоваться профессиональным общением с Брином. А поговорить нам было о чём. Выставка принесла мне огромное количество новых идей и задумок. Столько, что у меня поначалу даже голова кружилась, а руки не знали, за какой проект хвататься. Но ничего, несколько дней походил как в тумане, потом засел в кабинете, разобрался с основными затеями, расписал очерёдность их воплощения и... взялся за работу, отложенную из-за той же выставки.

Но конкретно эту часть исследований показывать Брину я не собирался. Собственно, как и большинство разработок, касающихся моего будущего дирижабля, основные работы по которому, кстати, уже подходили к концу. Так эти два месяца я и разрывался между работой с рунными схемами, испытаниями самодельных образцов и посещениями верфи, на стапеле которой мой дирижабль приобретал всё более законченный вид. Да, в отличие от большинства "китов", кораблик получился совсем небольшим, даже меньше среднего каботажника, но это и к лучшему. Маскировка — наше всё! Я даже подходящую насосную систему приобрел, недорого. Так что в свой первый полёт яхта отправится натуральным каботажником. А уж в мастерской... Хех. Два дня работы с механикой и столько же с рунной составляющей превратят мой кораблик в самый маленький "кит" на свете. Современные высотные курьеры и те больше.

Правда, на установку подъёмников гондолы в "гнездо", словно специально сделанное в нижней части купола инженерами-разработчиками высотника "Тайфун" и превращённое здешними мастерами верфи в дополнительный объём купола — каботажник же делаем, а не "кит", — придётся потратить ещё не меньше недели. Зато после этих манипуляций останется лишь нанести рунные цепи на обшивку и внешние продольные "кольца" каркаса... хм, установить накопители и протянуть "лапшу" к арт-приборам. М-да... а ведь есть ещё и проблема с недоделанным оружием. Ну в самом деле, даже имея почти абсолютную защиту, летать на безоружном дирижабле просто глупо. Кто знает, что может произойти в рейсе? Тем более что "акулы" пиратов в небе совсем не редкость. А учитывая тот факт, что мне просто не позволят устанавливать обычные орудия на дирижабль, по крайней мере, до моего совершеннолетия, я решил этот вопрос самым кардинальным образом... и разработал собственное вооружение, рассказывать о котором и тем более демонстрировать кому-либо совершенно не собираюсь.

Ну как разработал? Тут идея, там мыслишка, здесь пара рунных схем... И вместо труб нагнетателей, которые моему дирижаблю вообще-то ни к чему, имеем очень удобные направляющие для ракет. Точнее... и то и другое сразу, но попеременно. В смысле, при запуске нанесённых мною на срезы труб рунных цепей нагнетатели превращаются в направляющие. А при отключении вновь имеем обычные двигательные механизмы. И система запуска-остановки нагнетателей тоже оказалась, что называется, в жилу. С её помощью очень удобно запускать покоящиеся внутри труб ракеты, а вот для переключения рунных схем пришлось добавить простенький, но, как и система управления нагнетателями, дистанционный переключатель, однако это уже мелочи. Мне их за полчаса в механических мастерских наделали на весь комплект за совершенно смешные деньги. Каких-то две гривны... м-да. Ну кто бы мог подумать, что этакие деньжищи я когда-нибудь стану называть "какими-то"?! А что делать? Корпуса опытных экземпляров ракет обошлись мне вдесятеро дороже. Правда, их и было аж двадцать штук. И пять из них дожили до сегодняшнего дня и готовы к начинке взрывчаткой.

Кстати, сами ракеты меня так и тянет обозвать торпедами... если, конечно, где-то существуют торпеды, способные двигаться со скоростью в триста узлов на расстояние в пять-семь миль. Если дистанция больше, упрощённый рунный контур, не имеющий регулировки мощности и соответственно скорости хода и потребления энергии, просто выгорает. Как следствие, "торпеда" превращается в бомбу. Пришлось присобачивать к стандартному ударному детонатору блок с механическим таймером. Не знаю, как эту проблему решают в артиллерийских снарядах, но мне не хотелось, чтобы в случае промаха рухнувшая наземь "торпеда" разнесла чей-то дом. Да и со скоростью имеются определённые накладки. По крайней мере, все мои опытные образцы на более высокой скорости начинают вести себя самым непредсказуемым образом, и никакой тоннельный эффект, создаваемый направляющими, по образцу причальных "конусов" парящих городов... и по принципу стрелкового оружия того мира, исправить эту ситуацию оказался не в силах. Разворачивающееся "оперение" снаряда почему-то рвёт "стенки" тоннеля с пониженным давлением, после чего болванка теряет стабильность и... и всё.

Сколько раз я смотрел, как опытный образец разносит в клочья от удара по полу или голым бетонным стенам длинного технического тупика, который я выбрал для испытаний, не сосчитать. И убрать оперение нельзя, болванка тут же начинает кувыркаться. В общем, экспериментальным методом я выяснил, что максимальная скорость полновесного снаряда не должна превышать те самые триста узлов... с хвостиком. А закреплённый на стенде корпус "торпеды", точнее труба её нагнетателя из дешёвой жести, прогорает насквозь за одну минуту, ровно. И ведь никаких укрепляющих рунескриптов не повесить! Просто некуда. Всё "сжирает" труба нагнетателя, детонаторы и облегчающий рунный круг. Все сорок две единицы. И угольный накопитель туда не запихнешь, поскольку даже двухкилограммовый блок даст всего лишь пару-тройку единиц энергоёмкости, а этого не хватит даже на то, чтобы накопитель "нёс" сам себя. Про уменьшение боевого заряда вообще молчу. Использовать алмазный накопитель? Пф, пусть затраты на создание сырья для него не так уж велики, но это лишь по сравнению со стоимостью природных алмазов.

А кроме того... время. Это на создание кучки алмазной пыли массой в двадцать граммов ушло меньше часа, а для того чтобы сделать один накопитель ёмкостью в пятьдесят единиц, таких "кучек" потребуется не меньше десятка. А это значит... десять часов на один возможный накопитель для одной "ракето-торпеды". Да у меня их в одном заряде предполагается восемь штук! А ведь мне ещё и основные накопители для дирижабля нужно выращивать! И там речь пойдёт уже о тысяче единиц энергопотребления. Сколько времени займёт этот процесс? То-то же. Нет, можно и нужно, конечно, подогнать размер рабочей камеры для увеличения выхода "сырья", но делать это до бесконечности невозможно хотя бы потому, что с увеличением размеров камеры линейно растёт потребление энергии... В общем, я не хочу тратить всё своё время на рутинную операцию и не могу позволить себе передать производство кому-то другому. Да и давать даже крохи информации об алмазных накопителях возможным исследователям мне не хочется. А в том, что рано или поздно такие появятся, я не сомневаюсь. Стоит пострадавшему от попадания такой "алмазной" торпеды дирижаблю попасть в руки достаточно заинтересованных в проведении всестороннего следствия людей, и... алмазной пыли там будет достаточно, чтобы обратить на неё внимание. Оно мне надо?

В общем, с идеей воздушного ракетного катера пришлось распрощаться. Точнее, урезать осетра и пока успокоиться на варианте катера торпедного. Учитывая, что в первое время придётся бить исключительно прямой наводкой, новости не очень. Зато этот вариант прост и незатейлив, к тому же стоимость такой "торпеды" ненамного превысит стоимость порохового стодвадцатимиллиметрового снаряда. Всего-то раза в три, м-да. С другой стороны, мощность самой торпеды превышает мощность того же снаряда в пять раз. А это значит, что одного точного попадания хватит, чтобы противник вышел из боя. Да и условия применения такого оружия у меня уже прорисовываются... и они оказались довольно неожиданными, даже для меня. Эх, ещё бы разобраться с системой самонаведения! Но, вспоминая работу со штурманским столом, можно с уверенностью сказать, что там уж точно будет не обойтись без алмазного накопителя.

Но ничего. Пусть блок самонаведения требует ещё многих и многих часов расчётов, как, собственно, и механика самоуправляемой торпеды, к которой я попросту боюсь подступиться. О практических испытаниях и вовсе пока не заикаюсь. Море работы. Но я не отчаиваюсь, и один из моих проектов как раз и призван решить эти вопросы. И здесь опять же спасибо пресловутому детектору, изъятому у навестивших нас в Новгороде взломщиков. Без него, думаю, мне пришлось бы возиться с этой идеей куда дольше. Хотя механика... а, не надо о грустном, придумаю что-нибудь... когда-нибудь... наверное, м-да.

— Кирилл, вы опять исследовали нижние уровни? — голос, раздавшийся за спиной, заставил меня подпрыгнуть на месте. Брин! Интересно, давно он меня дожидается? Судя по отсутствию дымка над стоящим на столе самоваром, не меньше получаса...

— Прошу прощения, Алексей Иванович, — повинился я. — Увлёкся, совсем позабыл о времени.

Именно так, ползал по техническим переходам и совсем потерял счёт часам и минутам. А о том, что я испытываю в одном из тех переходов, лейтенанту знать совсем не следует. Иначе какое же это тайное оружие, если о нём будет осведомлён представитель седьмого департамента?

— Я пришёл несколько раньше, чем рассчитывал, так что вы совершенно не опоздали, но, Кирилл, я ещё раз и очень настоятельно прошу вас не искать приключений в старых галереях. Это опасно, — вновь начал читать нотацию Брин, и я еле сдержал усталый вздох.

Ну, действительно надоело! Сколько можно талдычить одно и то же. Нет там ничего опасного. Вообще нет. По крайней мере, теперь. Было дело, в начале моих поисков места для "тайных" испытаний натыкался пару раз на чёрт знает как забредших в старые переходы "вечных" транзитников, из тех, что годами обретаются в гостевой зоне Китежа и вечно смотрят сверху вниз на прибывающих с поверхности визитёров. Хотя сами живут в парящем городе на птичьих правах и зачастую никакой полезной деятельности не ведут. Нет среди них ни арт-инженеров, ни военных... припортовая шушера, не гнушающаяся мелким, а порой и крупным воровством, карточным мошенничеством в матросских гостиницах транзитной зоны, а то и грабежом в переходах у тамошних кабаков. Вот с такими вот "криминальными элементами" мне и довелось несколько раз пересечься в своих ползаниях по нижним уровням Китежа.

Так, пара зуботычин быстро объяснили им, что нельзя трогать маленьких исследователей, встречающихся в старых технических ходах. Теперь, при редких встречах, мы с ними вежливо раскланиваемся и расходимся каждый в свою сторону. Ну да, и это называется охраняемый гарнизоном город! Да будь у меня необходимость, я бы без всяких разрешений прошёл его из конца в конец, ни разу не попавшись на глаза охране. Правда, до реально запретных секторов не добрался бы, но и это уже немало. В общем, не защита здесь, а натуральное решето! Забыли люди опыт Зверина и Любеча. А ведь второй был "приземлён" именно усилиями диверсантов. Эх, совсем гарнизон мышей не ловит. Ну и ладно. Мне это пока на руку... вот закончу свои дела — представлю Брину полную карту нижних переходов и галерей. Пусть передаст начальству. А я посмотрю, как замечутся словно ужаленные здешние "комендачи". И да, я их недолюбливаю. Пока ползал по "подземным" уровням, они меня то и дело заворачивали из самых интересных мест. Пришлось искать обходные пути. Нашёл те самые "старые" ходы, но неприязни к комендатуре это не убавило. Да и чёрт бы с ними!

Пока я думал о вечном, то есть о человеческой глупости, Брин закончил чтение нотации и...

— Начальник верфи сообщил, что ваш дирижабль готов, — произнёс мой собеседник.

— Интересно. Почему об этом я узнаю не от него, а от вас? — прищурился я, безжалостно задавив поднявшуюся волну радости.

— Может быть, потому что он не смог вас найти? — с лёгкой улыбкой пожал плечами куратор.

— Понятно, — протянул я и тут же встрепенулся. — Так что же мы сидим?! Пойдём смотреть!

Каботажник? Маленький "кит"? Мой будущий дирижабль похож на игрушку. По сравнению с "Резвым", он, конечно, выглядит огромным, но поставь его рядом с "Фениксом" — и ощущение будет совершенно противоположным. Впрочем, если брать те же каботажники, хоть торговые "селёдки", хоть каперские или пиратские "акулы", сравнение тоже будет не в пользу моего гибрида ужа с ежом. Ничего удивительного. "Чистая" грузоподъёмность среднего каботажника около пятидесяти-семидесяти тонн, тогда как моё творение едва ли сможет взять на борт больше двадцати. Немного, но я ведь и не собираюсь заниматься серьёзными грузоперевозками, а вот для доставки небольших и очень... м-м, "неофициальных посылок", скажем так, лучшего аппарата и не придумать. Да и для других моих целей он подойдёт куда лучше, чем обычный, хоть и перестроенный в "акулу", каботажник, ха! А при определённой осторожности можно и с боевыми кораблями потягаться... Хотя и не хочется. Очень. Ну да ладно, это дело туманного будущего, а пока нужно заняться доводкой дирижабля, точнее, той её частью, которой я не могу доверить здешней верфи.

А вот тут проблема. Из-за большого урода вниз меня никто не отпустит. Да что там, мне даже для свиданий с Алёной приходится изворачиваться и крутиться, словно уж на сковородке. Хорошо ещё, что Ветров не отказывает в помощи, да и Ирина со Светланой в свои нечастые приезды в Китеж всегда готовы помочь, предоставив место на своей личной яхте... интриганки! Когда я только узнал, что у них в распоряжении имеется такая роскошь, первым позывом было хорошенько выматериться. Хорошо, Мишка удержал. Не очень-то я поверил объяснениям, что как раз в момент переезда Горского на Китеж яхта была на плановом осмотре, но успокоиться за время его речи успел. А потом и рукой махнул.

Ну, кто виноват, что эти две барышни привыкли крутить интриги где ни попадя из-за всякой ерунды и проверять всех окружающих "на вшивость". Разве что родители? Ну, так именно из-за того, что их отец и мать покинули этот мир, когда наследницам было всего десять-одиннадцать лет, девочкам и пришлось резко взрослеть. А куда деваться, если опекуны особого доверия не вызывают, а единственный человек, что может защитить от их произвола, родной дядюшка в Новгороде появляется реже, чем в каком-нибудь Париже? Да у старшего Горского и на родного сына не всегда время находилось... В общем, действия Мишкиных кузин я понял и обиды на них держать не стал... не смог. Память о той жизни никуда не делась, так что их стремление проверять всё и вся мне было достаточно близко. Впрочем, я не о том.

За те пять с лишним месяцев, что прошли с момента начала работы нашей мастерской, мы едва подобрались к выходу "в ноль". И то здесь очень помогли заключённые с военным ведомством подрядные контракты по установке модернизированных штурманских столов на боевых кораблях Ладожской эскадры. От моих собственных запасов осталось едва ли больше двух с половиной тысяч гривен, а пенсионный капитал дядьки Мирона, по его собственному признанию, уже готов показать дно. В совокупности всё это означает лишь одно: для полного ввода моего дирижабля в строй денег у нас нет. Пока нет. Ситуация должна исправиться по истечении отчётного периода, но до него ещё несколько месяцев, а это значит, что торопиться некуда. Надеюсь, после сдачи переводных экзаменов и возвращения ушедшего в очередной рейс "Феникса" в Новгород господа "географы" смягчат режим, и мы с Хельгой сможем присоединиться к компании Гюрятинича в следующем путешествии. Или хотя бы пропадёт необходимость вечно торчать в Китежграде и мне позволят свободно посещать Новгород.

Вообще не понимаю. За прошедшее время люди Несдинича должны были вскрыть не только агентуру Гросса в Новгородской республике, за эти пять месяцев можно было выкорчевать его сеть по всей конфедерации, но нет. Создаётся впечатление, что "географы", законопатив нашу семью в Китеж, успокоились и вообще позабыли о "конкурентах"! Или меня просто держат в неведении. Нет, я не считаю себя центром мироздания, и тем более не думаю, что тот же инженер-контр-адмирал Несдинич обязан держать меня в курсе своих дел. Но... ещё немного — и я на стенку полезу от неведения, запретов и... скуки! Обычной такой скуки. Если бы не редкие побеги к Алёне, я бы, наверное, уже что-нибудь учудил.

И не я один. Хельга от безделья уже рычать начала, да так, что наш куратор стал появляться в доме Завидичей лишь в её отсутствие. И я его понимаю... Хельга в бешенстве пострашнее артобстрела будет. Одно радует. Я всё же нашёл способ оградить себя от её участившихся вспышек гнева. А получилось всё случайно. Именно в тот момент, когда Брин принёс новость об окончании работ на моём дирижабле, Хельга вернулась домой после похода по лавкам. И в результате на верфь мы отправились втроём. Прежде сестрица не проявляла какого-то особого интереса к работам с дирижаблем, а потому бывала в доке совсем нечасто. В принципе, могу её понять: смотреть на железный скелет и штабеля бальсы, которым ещё только предстоит превратиться в нечто летающее, удовольствие невеликое. Грязь, грохот и суета, царящие на верфи, тоже не способствуют желанию ползать по металлоконструкциям. В общем, ничего удивительного в том, что в последние пару месяцев Хельга не выказывала никакого интереса к строительству и не бывала на верфи, нет. Тем больше было её удивление, когда она увидела, во что превратился бывший металлолом!

Естественно, Хельгу, как и большинство офицеров, совершенно не интересовал, например, машинный зал, которого на дирижабле вообще-то и не было. Сейчас роль двигателей исполняли нагнетатели, благо размеры корабля позволяли их использование, а нагнетателям зал ни к чему, да и после моей "доработки напильником" надобность в нём не возникнет тем более. Зато жилая палуба и мостик вызвали неподдельный интерес сестры. А когда она увидела штурманский стол... м-м! Понятное дело, сначала пришлось объяснять, в чём его отличие от обычных творений арт-мастерских. Слово за слово... и сестрица буквально настояла на том, что во время испытательного полёта она займёт место штурмана. Кто бы возражал?!

Единственное, чего я не предусмотрел, так это извивов женской логики. Поскольку стоило Хельге получить от меня это обещание, как она тут же заявила, что обязательно натаскает меня на штурманский минимум... Это Брину хорошо, он с тех пор смог безбоязненно появляться в нашем доме, не рискуя нарваться на бешеный темперамент Хельги, усугублённый бездельем. А я взвыл! Сестрица и прежде уделяла немало времени моей штурманской подготовке, но больше в общем, не касаясь частностей. Тут же она взялась за обучение всерьёз, а учитывая, что у меня и так было не слишком много свободного времени из-за моих проектов, тренировок у мастера Фенга, занятий с самой сестрицей "стрелковкой" и моей собственной подготовки к грядущим экзаменам в училище... в общем, одна радость: взрываться Хельга стала куда реже.

— И как же ты назовешь свой дирижабль? — поинтересовалась сестрица в один из редких свободных вечеров, когда я решил сделать себе выходной.

— "Мурена", — улыбнулся я.

— М-м... это рыба такая, да? — уточнила Хельга пытаясь вспомнить, где слышала это название.

— Хищная морская рыба. Охотится из засад в камнях и рифах... и редко обращает внимание на размер добычи. Сил у неё хватает, чтобы оторвать кусок даже от куда более крупных противников, — кивнул я.

— И на кого же ты собрался охотиться, а? — прищурился дядька Мирон.

— Не охотиться, а защищаться, — улыбнулся я в ответ. — Мой кораблик будет способен дать отпор любому противнику, но главное, он всегда сможет от такового сбежать.

— Такой быстрый? — удивился опекун.

— И незаметный, — уточнил я. — Но пока это только проект. Посмотрим, как он покажет себя во время финальных испытаний.

— Когда? — тут же загорелась Хельга, но я вынужден был её разочаровать:

— После доработки в нашей мастерской. Пока закончен лишь первый этап. Нет, мы, разумеется, испытаем и нынешний вариант, но... реально только для того, чтобы убедиться, что "Мурена" способна добраться до эллинга под Новгородом своим ходом.

— А штурманский стол?

— Вот его мы можем испытать в деле в первом же вылете, — кивнул я, и Хельга довольно улыбнулась.

Ветров, как и обещал, не распространялся об установке на "Резвом" модернизированного штурманского прибора, и сестрица ещё не имела возможности увидеть его в деле. Впрочем, учитывая, что сам Святослав Георгиевич уже полтора месяца находится в рейсе, у неё и шансов на это не было. Вне "кита" младший штурман и второй помощник капитана особо не общались. Ветров по-прежнему довольно холодно относится к "китоводам"-белоручкам вообще и чужим протеже в частности, а сестрица это чувствует и не горит желанием сокращать дистанцию. Но... это их проблемы, и лезть в них я не желаю. Сами разберутся, чай, не маленькие.

— Знаешь, Кирилл... если с "демонстрационным" испытанием я проблем не вижу, то перевод "Мурены" в мастерскую под вопросом, — медленно проговорил Завидич. Я нахмурился.

— Что, Несдинич будет против?

— Ты правильно понял, — кивнул дядька Мирон. — Учитывая, что кроме тебя никто не знает, что именно нужно доделывать в дирижабле, твое присутствие в мастерской необходимо. Но из-за ситуации с Гроссом мы не можем так рисковать.

— Кирилл, а почему бы тебе не закончить работу здесь? — спросила Хельга.

— Чтобы через день после окончания работ все материалы оказались в распоряжении арт-инженеров флота или седьмого департамента? — вздохнул я. — Мне достаточно того, что наш куратор каждую неделю отсылает папки с отчётами своему начальству. И сколько там всего подсмотренного в моих чертежах и разработках, одному богу известно. О добровольно переданных схемах я и вовсе молчу. Но там хоть финансовая отдача была! А если они увидят, что я сотворил с обычной яхтой... запрут здесь на веки вечные без всяких Гроссов!

— Можно подумать, всё так страшно, — фыркнула сестрица. Я окинул её долгим взглядом.

— Ну хорошо... Представь себе двигатель, который не весит ни грамма, потребляет энергии столько же, сколько обычный паровой агрегат, но не требует воды, а значит, не нужно резервировать несколько тонн грузоподъёмности для тендера с жидкостью, или можно выкинуть полторы тонны железа в виде трубы конденсатора, высвободив таким образом, как минимум, полсотни единиц энергии, благодаря которым, кстати, можно чуть усложнить "облегчающий" рунный круг, добавив ему добрых десять процентов мощности? При этом, заметь, такой двигатель способен развивать совершенно сумасшедшую скорость, ограниченную лишь прочностью конструкции самого дирижабля и... некоторыми законами физики.

— За такие знания и убить могут, — медленно проговорил дядька Мирон.

— И убьют, — кивнул я, отводя взгляд от Хельги, ошарашенной результатами только что проведённого короткого подсчёта, если я не ошибся, читая по губам её тихий шепот. — Если узнают. Именно поэтому я так легко отдал куратору лишь некоторые наброски своих ранних идей и схемы штурманского стола. Последний требовал достаточно сложных расчётов, чтобы у Брина не осталось сомнений в том, что здесь я плотно занимался только столом и ничем больше.

— Вот, кстати, куратор абсолютно уверен, что в рунных расчётах ты натуральный гений, — оправившись от удивления, медленно проговорила Хельга. — Он прав?

— Нет, конечно, — фыркнул я. — Просто в Высокой Фиоренце мне повезло, и я получил в подарок от одного местного артефактора очень интересный прибор, серьёзно облегчающий муторную работу с обсчётом рун.

— Это та железная трещотка неимоверного веса, которую ты постоянно прячешь от чужих глаз? — осведомилась Хельга.

— Именно, — кивнул я. — И когда я закончу с "Муреной", обязательно передарю её Брину.

— Зачем? — изумилась сестрица.

— Чтобы его не считали гением и не пытались "законопатить" в Китеже навечно, — неожиданно рассмеялся дядька Мирон. Ну да, догадаться нетрудно.

— Верно. А себе я соберу другую. Это не так уж сложно, если знаешь принцип.

Хельга вздохнула и, покачав головой, неожиданно широко и заразительно зевнула. Точно, уже первый час ночи! Засиделись мы сегодня. Или правильнее сказать "вчера"? Да ну, какая разница, один чёрт, спать пора!

* * *

Несмотря на тёплый майский вечер за окном, по полутёмной комнате плясали отблески пляшущего в камине пламени, а сидящий в кресле мужчина щурился, глядя на танцующие над прогорающими дровами жёлто-красные языки.

— Предлагаю провести операцию прямо на верфи, — голос стоящего за спинкой кресла человека вырвал хозяина дома из размышлений.

— Ну да, разумеется, — насмешливо фыркнул он. — На государственной верфи в Китежграде, да ещё и находящейся в военном секторе, охраняемом гарнизоном, комендатурой и ещё бог знает кем. Мудро! Нет. На территории завода выстроен эллинг, значит, дирижабль будет переведён туда, а следом и хозяева подтянутся. Вот тогда выберем время — и без спешки и ненужных жертв проведём операцию. — Мужчина оглянулся на подчинённого: — Я ясно выразился?

— Разумеется, — торопливо кивнул тот, одновременно чуть отступая назад.

— Свободен, — хозяин дома откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Глава 5. Ищущий да напорется

Я был взбешён. Нет, не так: я был в абсолютной ярости! Ветрова с его "Резвым" нет, Светлана с Ириной укатили на воды в "дважды Баден", по их собственному выражению, а моя последняя надежда — почтовый бот — ушёл вне расписания полчаса назад. Видел его пролетающим над куполом. А я торчу в Китеже и не могу выбраться на день рождения Алёны! Хоть бери и угоняй дирижабль... собственный!

Но и тут облом. "Мурену", как выяснилось, без разрешения портовых властей в воздух не поднять, а охраняют её не хуже, чем весь военный сектор, где располагается маленькая государственная верфь, на которой обычно ремонтируются малые боевые корабли охранения парящего города, и небольшой док для них же, куда и перевели с той самой верфи мой дирижабль сразу после окончания работ и ходовых испытаний. Успешных, надо сказать. Хотя, конечно, до высотности "китов" в нынешнем виде "Мурене" грести и грести. Зато арт-приборы показали себя на высоте, хотя энергии они, конечно, жрут... море. Ну ничего, на эллинге при мастерских доведу "рыбку" до ума, никому мало не покажется! Но это дело будущего, а вот как мне быть сейчас? Алёна ждёт... нет, она не обидится, если я не смогу выбраться к ней на праздник, — всё же Китеж не соседний городок, и сейчас от него до Новгорода добрых четыреста верст, но я же обещал! Отбить телеграмму? Так, её доставят лишь к вечеру, даже если это будет молния первого класса! Не пойдёт. И вообще отставить пораженческие настроения. Нужно решать, как добраться до Новгорода, а не придумывать способы извиниться за отсутствие. Эх, мне бы кры...

Стоп. Крылья? Хм... кажется, у меня есть идея. Где тут мои наброски? Костюм-"летяга"... нет, это не то. Времени слишком мало. Парашют-крыло? Нет, это тоже долго. Да где же? А... вот оно, мечта моя с прошлой жизни. Так и не выбрал время, чтобы её воплотить. Кстати! Что у нас на часах? Семь ровно... можно успеть. Парашютная мастерская на втором уровне гостевого сектора пока закрыта. Столярная? Нет, не пойдёт, долго и ненадёжно. Значит, к "железячникам" на верфь, там работа кипит и днём и ночью. Эх, жаль, нет дюралюминия, каркас выйдет тяжёлым... ну ничего, облегчим конструкцию рунным кругом. Правда, батарейкой придётся поработать самому, но это мелочи, честное слово. Ну что, понеслась? Чёрт, чуть деньги не забыл... и рюкзак!

— Кирилл, ты куда намылился в такую рань? — На шум в коридоре выглянула Хельга. Эх, сестрица, как же ты не вовремя! Ну что стоило провести в ванной на четверть часа больше, а?

— Идея одна возникла. Хочу проверить, — на бегу откликнулся я, ссыпавшись по лестнице на первый этаж дома. Прихожая... а вот и обязательный для всех домов верхнего уровня шкаф. Где здесь моя "шкурка"?

— Чтобы к ужину был как штык! Слышал? — крикнула сестрица с галереи, нависающей над гостиной и выходом в прихожую. Что не может не радовать, поскольку сейчас я бы очень не хотел, чтобы Хельга увидела, как я запихиваю свой спасательный костюм в рюкзак.

— Буду до полуночи! — крикнув в ответ, выметаюсь из дома, захлопываю дверь, отсекая недовольные крики Хельги, и, добежав до ближайшего спуска, ныряю вниз, "под землю".

Как же хорошо иметь дело с понимающими людьми! Всего за два часа и семь гривен двое мастеров на верфи сделали для меня "скелет" будущего летательного аппарата. Правда, что это будет именно летательный аппарат, им знать не надо. А складной каркас из стальных трубок получился действительно тяжеловатым, зато всё согласно заданным габаритам... и полный порядок с центровкой, вот что называется хорошо укомплектованная верфь. Каких только инструментов и приспособлений здесь нет... что не может не радовать. А теперь — бегом в парашютную мастерскую. Времени остается не так уж много, а мне нужно успеть закончить свою затею до двух часов дня, когда Китеж подойдёт к Новгороду на минимальное расстояние.

Опять звон монет, тиканье часов — и в моём распоряжении имеется нечто, что с натягом можно назвать дельтапланом... С очень большим натягом. Но тут ничего не поделаешь, времени на правильное шитье у меня нет. Придётся обходиться тем, что имеется. Итог... минус пять часов, минус семнадцать гривен, плюс ни разу не испытанный "парус". Ладно, разбиться мне всё равно не грозит, а ветер вытянет! А... Ещё рунный круг. М-да... полторы сотни рун. Да я их даже своим резаком буду часов пять выпиливать на каркасе, это если действовать аккуратно. А если неаккуратно, то покромсаю железки к чертям собачьим. Нанести на ткань? Ненадёжно. Хотя-а... Если использовать киноварь или... тьфу! Зачем мне краска? Кровь! С нею и круг напитывать станет куда проще, и концентрацию держать. Правда, на рисование уйдёт миллилитров сто пятьдесят — двести. Самое то перед предстоящим полётом, ага.

Так, стоп. Успокоился... а то в голову всякая чушь лезет. Вот что мне стоило заняться дельтапланом раньше? Сейчас бы не метался как ужаленный по всему Китежу, а спокойно расправил крылышки и летел на встречу с Алёной. А то расчёты провёл, параметры высчитал, убедился, что вычисления соответствуют соотношениям, врезавшимся в память ещё в той жизни, и успокоился. "Не к спеху оно", видишь ли... Так... вдох-выдох. Вдо-ох — вы-ыдох. Вдох... вроде бы успокоился.

М-да. Рунный круг, кровь-кровь-кровь... чувствую себя вампиром, м-да. Не смешно. А если чуть-чуть? Смешать с той же киноварью... "металлическая" краска должна хорошо держать энергию. Если взять один к десяти, должно получиться... ну, для верности один к пяти. Чтоб уж наверняка. Рисковать жизнью из-за слишком малого количества "контактной" жидкости в смеси мне как-то не хочется. Со-овсем не хочется.

Думаю, если бы существовал такой вид спорта, как создание артефакта на время, я был бы в нём безусловным чемпионом. Шесть часов на всё про всё, считая беготню по мастерским и верфи, поиски краски, изготовление смеси и нанесение рунного круга, — это вам не кот начхал! А теперь самый важный этап. Испытание, оно же операция "Побег". Я сошёл с ума? Да хоть бы и так!

Пробраться уже знакомыми техническими коридорами в транзитную зону труда не составило, хотя громыхал я своими железками так, что и мертвые услышали бы. Но нет, всё было тихо, и я без проблем дошёл до решётки, отделяющей гостевой сектор от жилого. Весьма номинально отделяющей, нужно сказать. Один лёгкий удар по арматурине — и та легко и привычно покинула гнездо. Вот и готов проход. Нет, точно, по возвращении подарю Брину карту переходов со всеми известными мне лазейками. Понятно, что, шляясь по ним, выйти можно разве что в жилую зону или на верхний уровень, но ведь это тоже не дело! Или я чего-то не понимаю?

Аккуратно вернув штырь на место, я навьючил на себя свою ношу и, прибавив ходу, потопал в сторону доков. Есть там выход на одну удобную открытую площадку, словно специально созданную для старта дельтапланов.

Добраться до намеченного пункта удалось без проблем. Никто не остановил, никто не косился, вот и ладушки. А вот со сбором "игрушки" возникли проблемы. Нет, мне довольно легко удалось удержать ветер, чтобы не мешал процессу сборки, но вот чего я не предусмотрел — так это толщины перчаток "шкуры". А уж как я намучался с крепежом и растяжками... у-у! Пока собрал конструкцию, вспотел! И хорошо, что догадался влезть в спаскостюм голяком. Как представлю, каким пожеванным я выбрался бы из него в Новгороде, да ещё и пропотевшим... тут не в гости к девушке, а в баню идти впору!

Избавившись от лишних мыслей, я наконец закончил сборку дельтаплана. Подняв "крыло", огляделся по сторонам и, вздохнув, отпустил ограждающий площадку поток ветра.

Дирижабли — это, конечно, замечательно, но парить в воздухе на дельтаплане... совсем другое дело! Вот "отзвонил" парус, блеснул вспышкой рунный круг, прыжок — и... я лечу!!!

Ветер принял меня как родного. Впрочем, почему "как"? Он и есть мой родич! Заложив пологий вираж от уходящей в сторону громады города, я отыскал взглядом блестящую вдалеке гладь Ильмень-озера и, встав на курс, со снижением ушёл из зоны прибытия "китов". На малых высотах и ветром будет управлять попроще, и спасбаллон можно отключить. Заодно силы сэкономлю. Я покосился на удаляющуюся махину Китежа и облегчённо вздохнул. Успел до смены курса. Значит, до Новгорода ровно сто километров. М-да, на парашюте не долетел бы... и честно говоря, если бы не это знание, я бы ни за что не решился на полёт. Сто километров с поддержкой подходящего ветра я ещё одолею, но замахиваться на большее было бы чистым безумием. Впрочем, сегодняшняя эскапада и так с успехом может претендовать на подобное титулование...

Приземлился я в предместье Новгорода у Людинова конца спустя почти полтора часа. Переоделся, разобрал дельтаплан, кое-как завернул железяки в ткань и, вновь нацепив на плечи рюкзак, потопал в город. Под майским солнышком та ещё прогулка вышла. Хорошо, что по пути попался сердобольный водитель на грузовом мобиле, подкинул до пустующего дома Горских. В их саду я и оставил свои вещи, не забыв извлечь из рюкзака приготовленный для Алёны подарок. Отсюда не сопрут... Можно было бы, конечно, закопать дельтаплан вместе с рюкзаком и "шкурой" где-нибудь под кустами на месте приземления, но где гарантия, что какой-нибудь любопытный абориген, заметив посадку такой странной птицы, не захочет посмотреть на это "диво" поближе? А если у него ещё и задатки следопыта есть? Не хочу остаться без вещей, они мне недёшево обошлись.

К нашему прежнему дому подходить я не стал, на всякий случай. Так, глянул мельком всё из того же сада через забор — и ходу. Ну а что мне там делать? Дом пустует, владельцы его пока никому не сдали, и соответственно тётушке Елене в нём делать нечего. Впрочем, опекун уже чуть ли не каждый день грозится, что перевезёт свою пассию к нам в Китеж. И это будет здорово, поскольку питаться сытными, но довольно однообразными блюдами авторства Хельги мне уже надоело, кулинарить самому времени нет, а дядька Мирон, кроме каш, вообще ничего готовить, по-моему, не умеет. Или не хочет? Эх, разбаловала нас тётушка Елена, как есть разбаловала!

Марфа Васильевна, матушка Алёны, высокая статная женщина лет сорока, по традиции здешних мастеров выпечки наряженная в белоснежный фартук, встретила меня за стойкой в кондитерской улыбкой и хитрым взглядом. М-м, а где...

— Дома она сегодня, — с лёгкой насмешкой проговорила хозяйка кондитерской в ответ на мой невысказанный вопрос. — Стол готовит. К ужину братья обещались быть, вот она и крутится по хозяйству.

— Понятно, — протянул я. — Так... может, я пойду, помогу чем-нибудь?

— А и пойди... писатель, — чуть подумав, ответила Марфа Васильевна, старательно сдерживая улыбку. Я неловко поклонился и поторопился выкатиться из лавки.

И чем ей мои телеграммы не нравятся? Каждый раз как веником охаживает, отгоняя от дочери, поминает их ласковым словом. Да и... как-то странно она отреагировала. Я-то уж думал, опять погонит, так ведь нет...

Постучав в дверь небольшого узкого двухэтажного домика в получасе ходьбы от кондитерской, я замер на крыльце в ожидании. Вот за дверью послышались лёгкие шаги, щёлкнуло забранное затейливо украшенной решеткой маленькое смотровое окошко, которое я предусмотрительно закрыл купленным в оранжереях "Утренней поляны" букетом.

Щёлкнул замок, дверь открылась, и я залюбовался замершей на пороге девушкой. Точёная фигурка в скромном платье, изящные руки с маленькими ладошками и тонкими длинными пальцами, больше подходящими пианистке, и мягкие черты очаровательного лица. Серые, светящиеся радостью глаза, сверкающие из-под челки русых волос, сложившиеся в милую улыбку губы... Я не выдержал и, подхватив девушку, закружил её, рискуя свалиться с узкого крыльца.

— Кирилл! Прекрати немедленно! — пытаясь казаться серьёзной, потребовала Алёна, пряча довольную улыбку. — Отпусти.

— Зачем? — "удивился" я, замерев на месте, но не отпуская своей "добычи".

— Люди увидят, — тихо проговорила она.

— Пускай смотрят, — ответил я, помотав головой. — И завидуют!

— Кирилл, пожалуйста, — попросила Алёна.

— Поцелуй, — прищурился я. Девушка легонько стукнула меня кулачком в грудь... но уже через секунду мягкие губы коснулись моей щеки.

— А теперь пусти.

М-м. Я хотел несколько иного, но... Алёна права. Одно дело целоваться тёмным вечером, не опасаясь взглядов соседей, и совсем другое — днём, на виду у всех. Местным только дай повод для пересудов... Ну и ладно! Со вздохом поставив девушку на пол, я разжал объятия и протянул ей чуть помявшийся букет и выуженную из кармана коробочку с подарком.

— С днём рождения, солнце мое, — улыбнулся я. Алёна приняла подарок, вдохнула аромат цветов и... неожиданно сильным рывком втянула меня в дом. Входная дверь захлопнулась сама собой, но не успел я удивиться, как девушка впилась мне в губы поцелуем. М-р-р!!!

Когда мы разжали объятия, щёки у нас горели одинаково. Алёна тут же спрятала лицо у меня на груди... и затаилась. Смелость кончилась? Прежде такой активности за ней не водилось.

— Что это было? — медленно протянул я, приходя в себя и поглаживая девушку по голове.

— Вот и мне интересно, — неожиданно прогудел чей-то голос за моей спиной, а я поймал себя на мысли, что не слышал, как отворилась входная дверь.

— Папа?! — на миг выглянув из-за моего плеча и тут же вжавшись в меня всем телом, пискнула Алёна. Вот это я попал...

* * *

— И что вы можете сказать об этой... "Мурене"? — Несдинич покрутил в руках "вечное" перо и, отложив его в сторону, уставился на сидящего в кресле для посетителей лейтенанта Брина.

— В принципе, ничего особенного. Никаких серьёзных модернизаций в проекте не было. Обычный малый каботажник, еле выходящий из разряда яхт, и то лишь благодаря увеличенному куполу от старого высотного курьера. Если бы не большая площадь купола и соответственно возросший объём доступной энергии, Кириллу пришлось бы ставить на дирижабль паровики, но благодаря этому ходу он получил возможность установить в качестве двигателей два больших маршевых нагнетателя для высотных курьеров, что закономерно уменьшило необходимый размер экипажа и ожидаемо увеличило скорость дирижабля. Но есть и минусы: из-за мощности основных двигателей "Мурена" не сможет их использовать одновременно с маневровыми. Вообще ключевой недостаток этого дирижабля в некоторой перегруженности арт-приборами, хотя Кирилл и постарался нивелировать его существенной доработкой рунной составляющей.

— Серьёзная перегрузка? — на миг о чём-то задумавшись, спросил контр-адмирал.

— Не сказал бы, — покачав головой, ответил лейтенант. — В обычном режиме движения перегрузки не будет вовсе. Но лимит энергопотребления "Мурена" будет выбирать почти подчистую. А вот в случае боестолкновения нехватка энергии почти гарантирована. Кирилл и сам это понимает, иначе не стал бы заморачиваться с установкой столь мощных нагнетателей. Благодаря им он получил возможность просто удирать от большинства противников, чему, кстати говоря, способствует и изобретенное им дополнение к штурманскому столу. Этот прибор может не только указывать местоположение энергопотребляющих объектов, но и определять их тип, основываясь на мощности возмущений. Иными словами, после тонкой настройки детектор будет способен отличать шлюп от "селёдки", а торговый "кит" от линкора, причём на очень больших расстояниях. То, что надо, дабы вовремя избежать встречи с пиратом.

— Значит, скоростной, но не манёвренный каботажник малой грузоподъёмности, способный увидеть и удрать от опасности раньше, чем та его обнаружит. Так? — резюмировал Несдинич.

— Именно, — кивнул Брин и, чуть помедлив, добавил: — Кстати, Кирилл уже неоднократно спрашивал, когда ему будет позволено перевести "Мурену" в отстроенный для неё эллинг.

— И куда он так торопится? — пробормотал себе под нос контр-адмирал, но лейтенант его услышал.

— Содержание дирижабля в доке Китежа сильно бьёт по его карману, — заметил Брин.

— Месяц, — после недолгого раздумья произнёс контр-адмирал. — Передайте Кириллу, что нам нужен ещё один месяц для завершения... работ. После этого и он, и Хельга будут вольны покидать Китежград в любое удобное для них время.

— Передам, — кивнул лейтенант, поднимаясь с кресла. Несдинич окинул его взглядом и усмехнулся.

— Что, не терпится вернуться?

— Вы себе не представляете, Матвей Савватеевич, какие перспективы открывает для нас сотрудничество с Кириллом, — вздохнул Брин. — Он просто фонтанирует идеями! И, честно говоря, я удивлён, что при всём его таланте, в работе с "Муреной" он ограничился, по большей части, лишь небольшими модернизациями имеющихся рунескриптов. Я ожидал большего.

— Я тоже, — заметил контр-адмирал, кивком отпуская подчинённого.

Тот щёлкнул каблуками и исчез за дверью. А Несдинич, посверлив взглядом захлопнувшуюся створку, поднялся с кресла и, шагнув к окну, замер. Время от времени тревожащая его мысль о том, что гениальный мальчишка воспользовался своими знаниями о пресловутых алмазных накопителях или изобрёл нечто равнозначное, ушла, оставив лишь лёгкое недоумение. Глупо? Может быть, но Несдинич не раз ловил себя на мысли, что в подопечные Мирону достался человек, достойный назваться его сыном. Такой же неугомонный, проблемный и шебутной! Никогда не знаешь, чего от него можно ожидать.

* * *

Месяц! Целый месяц я ещё буду вынужден терпеть общество Хельги! Это наказание какое-то! С тех пор как "Феникс" ушёл в очередной рейс, настроение сестрицы неуклонно шло вниз, что сказывалось на спокойствии нашего дома. И если поначалу регулярные телеграммы жениха ещё способны были привести её в благодушное состояние, то с течением времени этот "номер" перестал срабатывать. Хорошо дядьке Мирону! Прыгнул в почтовый бот и умчался в Новгород. А мне куда деваться?! От страдающей ерундой Хельги спасения нет, даже в кабинете! А у меня, между прочим, очередные экзамены на носу. Мне готовиться надо...

Нет, иногда и я позволял себе слабость и удирал от сестрицы куда подальше — если быть точным, то в гости к Алёне, но даже с учётом моего дельтаплана делать это часто не удавалось. Просто потому, что далеко не всегда расстояние между Китежем и Новгородом позволяло воспользоваться таким способом передвижения, да и возвращаться в парящий город было проще на дирижабле. Мне одной попытки догнать Китеж и причалить на "свою" площадку, не попавшись на глаза наблюдателям обзорных башен, хватило за глаза, чтобы навсегда заречься проводить подобные опыты.

Это, кстати, было в тот же день, когда я впервые опробовал свой дельтаплан. Двадцать шестого мая, в день рождения моей Алёны. Да, моей. Как она сама сообщила после моего феерического знакомства с её только вернувшимся из рейса отцом, сей достойный человек отчего-то перестал говорить с её матерью о грядущей свадьбе дочери. Точнее, о том, что "надобно нашей Алёне жениха искать, а то ведь семнадцатый год идёт, того и гляди в старых девах окажется". Хотя, подозреваю, меня в качестве будущей пары для своей дочки Григорий Алексеевич не рассматривал. Правда, и кости пересчитать не спешил, но это, скорее всего, оттого что пример старших детишек был перед глазами. Три здоровых лба, старшие братья Алёны, пошедшие по стопам отца, увидев меня за столом во время празднования дня рождения их младшей сестрицы, после посиделок попытались выказать мне своё недовольство и нарвались. Как потом, смеясь, рассказывала Алёна, её братья ещё неделю по вечерам себе дорогу "фонарями" подсвечивали.

Учитывая, что вразумление упёртых баранов, так пекущихся о чести сестры, происходило на заднем дворе их дома, под приглядом Григория Алексеевича и под причитания женской части семьи Трефиловых, можно сказать, знакомство с этой самой семьёй прошло удачно. Старший Трефилов, изначально не очень довольный зрелищем дочери, целующейся с "каким-то франтом", несколько подобрел, братья Алёны, оказавшиеся не только коллегами-матросами, но и довольно толковыми ватажниками Словенского конца, получив по мордасам, посовещались и сошлись на том, что "ты вроде бы недурной боец, но если Алёнка пожалуется, от расправы не уйдёшь".

Ну а Марфа Васильевна закрыла все споры излюбленным методом... отходила всех участников веником... по-родственному, так сказать. Правда, уже после того, как на пару с дочерью обработала наши ссадины и ушибы.

Моими "боевыми ранами" занималась Алёна, и я млел. А глядя на мою довольную физиономию, отец девушки разрывался между двумя чувствами. Судя по скрипу зубов, ему явно хотелось вломить мальчишке, заморочившему голову дочери, а по взглядам, бросаемым им в сторону хлопочущей над сыновьями жены, сам бы хотел оказаться в этот момент на их месте. Ну, тут я могу его понять. Супруга Григория Алексеевича, несмотря на зрелый возраст и четырёх детей, выглядела чрезвычайно привлекательно, а уж учитывая, что сам хозяин дома только вернулся из долгого рейса... соскучился палубный старшина по жене. Ему-то хорошо, он дома и супруга рядом. А мне пришлось откланяться и возвращаться в Китеж. Учитывая, что за весь день мне даже на полчаса не удалось остаться с Алёной наедине... эх. Завидую, да.

Честно говоря, затевая всю эту катавасию с дельтапланом, я совсем не думал о том, чтобы возвращаться на нём в Китеж. Нет, я рассчитывал, что в обратный путь отправлюсь как белый человек, на почтовом боте. Мне и в голову не пришло, что, однажды выбившийся из графика, этот чёртов дирижабль повторит такой финт в тот же вечер! А он и не повторял. Это я, идиот, не сверился с расписанием и соответственно не заметил такой простой вещи, как его смена! Летний вариант, оказывается, разнится с зимним на целый час.

Кто бы знал, чего мне стоило подняться в воздух на дельтаплане "с поля"! А времени на то, чтобы искать достаточно высокую точку старта, просто не было. Почтовый бот, на который я рассчитывал, оторвался от земли ровно в тот момент, когда я подошёл к кассе для покупки плацкарты. Хорошо, увидел в окне, как эта сволочь отправляется в полёт. Пришлось менять на ходу планы и мчаться в дальнюю часть взлётного поля, где в наступающих сумерках меня труднее было бы заметить. А уж сколько сил я угрохал на то, чтобы "приручить" поток и заставить его поднять мой дельтаплан в воздух... Ох, даже вспоминать не хочется! Но закончилось всё удачно. Дирижабль я нагнал, благо он не успел набрать крейсерскую скорость, и до Китежа добрался в относительном комфорте. Если можно назвать комфортным сидение на куполе почтового бота. Зато домой я вернулся, как и обещал, до полуночи, несмотря на то что пришлось потратить довольно много времени, чтобы выйти из дока незамеченным.

Если быть точным, часы начали бить двенадцать ровно в тот момент, когда моя нога коснулась плитки, которой выложен пол прихожей. Только это и спасло меня от наездов Хельги... ну и заступничество дядьки Мирона, окоротившего дочь, когда та окончательно сорвалась с нарезки, изображая вспыльчивую мамочку, недовольную поздним возвращением своего ребенка с прогулки. Мощный шлепок широченной ладони, пришедшийся аккурат пониже спины разбушевавшейся сестрицы, моментально погасил уже скользящие по пальцам Хельги мелкие синеватые молнии. Пришлось и мне гасить свои "озонаторы".

— Ты сдурела, дочка? — притворно ласковым голосом поинтересовался опекун, сверля взглядом раскрасневшуюся сестрицу. Та метнула в его сторону злой взгляд, но усилием воли всё же чуть притушила гнев.

— А он нет?! Ушёл утром, пропал на весь день, явился только ночью, — прошипела Хельга.

— Как обещал, так и пришёл. До полуночи. — Я машинально потёр зудящие костяшки на руке.

Дядька Мирон заметил мой жест и, увидев обработанные мазью ссадины, перевёл взгляд на моё лицо. Усы опекуна чуть приподнялись в еле заметной усмешке.

— А ты не завидуй, дочка. Вот вернётся твой жених, сама так же пропадать будешь, — куда более спокойным тоном проговорил дядька Мирон. Я бросил взгляд в зеркало... и покраснел. Но даже румянец, заливший мои щёки, не смог скрыть следов от помады Алёны... Спалился.

— А я-то думаю, где он вечно пропадает... — в глазах Хельги зажёгся опасный огонек.

— Дочь, — голос Завидича лязгнул сталью. — Прекращай. Хватит вымещать своё нервное состояние на домашних. Мы тоже не железные!

— В самом деле, сестрица, — кивнул я, увидев, как сгорбилась девушка от слов отца. — Телеграммы, конечно, плохая замена личным встречам, но ты уж потерпи. Всё равно никуда от тебя Гюрятинич не денется.

— Да-а... — неожиданно тихо и как-то безнадёжно протянула она и договорила совсем уж тихо, почти неслышно: — А если денется?

Мы с опекуном переглянулись... кажется, у нас проблема. За своими делами и проектами, за подготовкой к экзаменам и заботами дядьки Мирона о мастерской мы не заметили, как Хельга окончательно впала в депрессию от безделья и нервов. Будь Гюрятинич под боком — и проблема даже не возникла бы, но капитан в очередном рейсе, а его невеста сходит с ума. Как бы я ни посмеивался над ней и ни подтрунивал, сестрица действительно любит своего жениха...

Мы просидели за чаем до трёх часов ночи, отпаивая и успокаивая Хельгу. Вроде бы получилось. В конце концов дядька Мирон отнёс заснувшую дочь в спальню, а я остался наводить порядок в гостиной. А на следующий день Хельга в приказном порядке была назначена моим репетитором для подготовки к грядущей сессии в училище. Мне же было поручено до возвращения "Феникса" сделать из Хельги первоклассного скоростного стрелка. Невозможно? Ха! Шесть часов тренировок в день — и к приезду Гюрятинича Хельга сможет отстрелить пищалку комара в тёмной комнате, ручаюсь! Так что крайне не рекомендую Владимиру Игоревичу разочаровывать свою невесту. Пищалка комара не единственное, что можно отстрелить, хех.

На фоне постоянной загруженности и наших тренировок с сестрицей сообщение Брина о том, что наш "карантин" продлится ещё месяц, прошло почти незамеченным. Хельге было всё равно, её жених от этого быстрее не вернётся, а мне... Главное, к сессии успею, благо летние экзамены у заочников начинаются в июле, в отличие от курсантов-"дневников", в остальном же... Ну, к Алёне я и так могу выбраться в любой момент, а больше мне пока в Новгороде ничего и не нужно. Вот когда "Мурену" в эллинг поставим, тогда да... Хотелось бы побыстрее заняться её доводкой, но до сессии я бы всё равно не успел ею заняться, а значит, и переживать не о чем.

Правда, долго репетиторство Хельги не продлилось. "Пробежавшись" со мной по экзаменационным вопросам, любезно переданным дядьке Мирону секретарём директора училища, сестрица пришла к выводу, что к экзаменам я практически готов. Мы с опекуном переглянулись... и со следующего дня к занятиям "стрелковкой", вместо подготовки к моим экзаменам, добавилась общая для нас двоих тренировка на "Мурене". Благо управление на ней было устроено не сложнее, чем на "Резвом". Разве что для практических полётов приходилось брать с собой Брина, чтобы присматривал за системами управления куполом. Время летело...

Часть четвертая. Дела и полёты

Глава 1. Наш паровоз вперёд летит

— Вы уверены, что это будет лучший момент? — медленно проговорил гость, исподлобья глядя на хозяина кабинета, с удобством расположившегося в глубоком кресле... и даже не предложившего визитёру присесть.

— Для достижения поставленной цели — несомненно, — невозмутимо кивнул тот в ответ, качая в ладони бокал с коньяком.

— Но почему днём? — сморщился его собеседник.

— Дым видно дальше, — бросил хозяин кабинета и, смерив облокотившегося на дверной косяк собеседника, приподнял губы в намёке на улыбку. — Или вы... боитесь?

Ответом стал возмущённый взгляд гостя.

— О, я рад, что не ошибся в своём решении, — всё с той же насмешкой в голосе покивал его собеседник. — Итак. Приготовления должны быть завершены не позднее начала августа. Времени достаточно, не так ли? К выполнению задачи приступите по готовности. "Инструменты" можете получить хоть завтра на втором складе. Я о вас предупрежу. Вопросы? Нет вопросов. Тогда жду доклада по завершении дела. Свободен.

* * *

Середина лета. За спиной остались ежедневные тренировки изрядно поднаторевшей в скоростной стрельбе Хельги, наконец дождавшейся своего Гюрятинича, позади нервотрёпка экзаменов и ругань с куратором по поводу так и не снятого запрета покидать Китеж, из-за которого сдача сессии больше походила на вылазку в тылы врага. Сколько сил и нервов стоило мне уговорить Брина на эту эскападу! И то если бы не распоряжение Несдинича, которого мы на пару с дядькой Мироном дожимали больше часа, чёрта с два у меня что-то получилось бы. И это несмотря на то, что обещанный "срок заключения" давно истёк!

А как ворчал отец Алёны, когда супруга уведомила его, что до конца июля пустующую комнату одного из старших детей займёт знакомый семьи Трефиловых, толковый и очень скромный юноша... При этом на слове "скромный" она так зыркнула в мою сторону, что я спинным мозгом почуял: поблажек не будет, и присматривать за мной в этом доме, чтобы не сунулся куда не следует, станут не хуже, чем в последние недели в Китеже. Впрочем, в слежке виноват я сам. После того как, успокоенный обещанием скорого окончания нашего "домашнего ареста", я подарил Брину карту нижних технических переходов с обозначениями всех входов и выходов, включая портовую и транзитную зоны, бедняга полчаса икал, а к вечеру того же дня я насчитал аж четырёх наблюдателей, следующих за мной по пятам. На другой день по городу прокатились слухи о перестановках в комендатуре, потом забегал гарнизон, а пресловутые нижние технические переходы наполнились суетой и гулом строительных работ.

Поторопился. Надо было дождаться снятия запрета покидать парящий город, прежде чем делиться этой информацией... Дурак? Полный. Хорошо ещё, что Несдинич, хоть и огорошил меня новостью о необходимости продления этого идиотского "сиденья в Китеже" ещё на три месяца, всё же пошёл навстречу в вопросе сдачи экзаменов в училище... хотя и с большим скрипом. Но без его распоряжения уговорить Брина дать мне разрешение на долгую вылазку в город мне ни за что бы не удалось. Тем более что место моего обитания на время сессии так и осталось ему неизвестным. О том, что я остановлюсь у Алёны, вообще знали лишь двое — дядька Мирон и контр-адмирал. А чтобы избежать лишнего внимания в училище, мне пришлось сменить ставшую уже привычной гражданскую одежду на курсантский мундир, которым щеголяли девяносто процентов "заочников". О том, какими путями я пробирался в училище и как уходил из него после экзаменов, чтобы не попасться на глаза возможным наблюдателям, вообще вспоминать не хочу. Один плюс: увидев меня в таком наряде утром перед первым экзаменом, отец Алёны крякнул и довольно улыбнулся, а тем же вечером, за чаем, устроил форменный допрос на тему учёбы и планов на будущее. Особо распространяться о себе я не собирался и поначалу рассказал лишь об училище и временно закрытом контракте юнца на торговом "ките". В общем, успокоил палубного старшину. Известие о том, что ухажер его дочери такое же "воздухоплавающее", как и он сам, привело Григория Алексеевича в благодушное настроение, а вот матушка Алёны... м-да. Ну, Марфу Васильевну тоже можно понять. Уж кто-кто, а она точно знает, каково это — быть женой "китового". Длинные рейсы, длящиеся порой по полгода, пустой дом... и тоска. Да что далеко ходить, достаточно вспомнить недавнее состояние Хельги! В общем, матушка Алёны заметно охладела к одному "тихому и скромному юноше". Впрочем, ненадолго. Узнав, что я не собираюсь идти в "дальники" и меня вполне устраивают каботажные "селёдки", с их довольно короткими маршрутами, Марфа Васильевна задумалась, и холодок между нами вроде бы пропал...

— Значит, на "китах" служить не желаешь, а? — поинтересовался Григорий Алексеевич после ужина. Я кивнул. — А почему?

— М-м... Карьера, — ответил я. — У "китовода" есть три возможности — либо долго и упорно расти на чужом дирижабле, проходя всю цепочку от матросской старшины до капитана, либо идти в военный флот на тех же условиях, либо нужно родиться в семье, владеющей "китами", — в последнем случае время роста до капитанского мостика заметно сокращается. У меня нет родичей с "китом" в кармане, служба в военном флоте не привлекает, а тратить пятнадцать лет, работая на чужого дядю, при этом имея в кармане капитанский патент, не хочется. А такой патент к окончанию учёбы у меня точно будет. Не зря же я ценз зарабатываю...

— Хочешь всё и сразу, а? — усмехнулся в пышные усы отец Алёны.

— Зачем же сразу? — открестился я. — До окончания учёбы похожу на "китах", наберусь опыта и зарекомендую себя среди "китоводов", с выпуском из училища подам документы на патент... и буду работать на собственном каботажнике. Сам себе хозяин, сам себе капитан. Чем плохо?

— Плохо? Да нет, весьма толковые рассуждения, — протянул Григорий Алексеевич. — Только... где деньги возьмешь на покупку дирижабля?

— А этот пункт плана уже выполнен. Каботажник построен и стоит в эллинге. Так что дело за малым. Капитаном и экипажем, — улыбнулся я. Хвастаюсь? Ну да, имею полное право.

— Шустрый... Завидич... — с непонятной интонацией проговорил отец Алёны, окинув меня странным взглядом. Мать с дочерью переглянулись. — Хороший подарок тебе родители сделали.

А, вот оно что! Трефилов решил, что ухажёр дочки — всего лишь выскочка с тугим кошельком.

— У меня нет родителей, — сухо отрезал я. — Они погибли несколько лет назад.

— Извини, — чуть помолчав, произнёс мой собеседник.

Разговор сошёл на нет, и в комнате повисла тяжёлая тишина. Правда, через минуту огромные часы в углу гостиной нарушили наше молчание, пробив половину двенадцатого, и Марфа Васильевна с Алёной тут же засуетились, убирая со стола остатки нашего позднего ужина, точнее, столь любимого всем Новгородом чаепития, а нас погнали спать.

— Идите-идите. У Кирилла с утра экзамен, а тебе к девяти нужно быть в конторе, — мать Алёны сходу пресекла любые возражения, и мы разошлись по комнатам.

Больше эта тема в наших беседах не поднималась, хотя о самой "Мурене" и дирижаблях вообще мы с Григорием Алексеевичем разговаривали, да и спорили, частенько. Постепенно изменилось и отношение отца Алёны к "выскочке с собственным дирижаблем". В принципе, неудивительно. Как и большинство профессионалов своего дела, Трефилов ценил знающих людей, а я, смею надеяться, показал себя неплохо осведомлённым в области воздухоплавания вообще и дирижаблей в частности. По крайней мере, детских ляпов в своих рассуждениях не допускал, а там, где не был уверен в своей правоте, молчал. Монетой в копилочку наших отношений лег и тот факт, что, в отличие от многих офицеров, как настоящих, так и будущих, я не ворочу нос от непосредственной работы с "железом". Впрочем, как я заметил, у здешних нижних чинов и офицеров "старой" школы это вообще своеобразный пунктик. И Ветров, и боцман "Феникса"... вот и Григорий Алексеевич не раз выражали своё нелицеприятное мнение о "белоперчаточниках". Впрочем, вспоминая свои стычки с курсантами, не могу его осудить...

Экзамены сменялись долгими прогулками с Алёной, которую я взялся ежедневно встречать у кондитерской после работы. А поздними вечерами, когда обитатели дома Трефиловых расходились по спальням, я переодевался в тёмную, не стесняющую движений одежду и сбегал через окно в мастерскую, точнее в эллинг при ней, где меня ждала "Мурена". Благо никто не мешал мне отсыпаться днём после экзаменов, иначе с таким графиком я бы ко второй неделе с катушек съехал. Появляться же в мастерской днём было не менее опасно, чем посещать училище. О том, что мастерская принадлежит Завидичам, в округе не знал разве что глухой и слепой, так что вероятности наблюдения за заводом никто не отменял.

Рассчитывать на транспорт ночью было бы глупо, а потому я задействовал рунные цепи и мчался через весь город, как угорелый, не стесняясь прыжков по крышам. А что? Всё равно в темноте никто ничего не увидит. А летние ночи коротки, так что нужно спешить!

В сам эллинг я попадал через подвал и основное здание мастерской. Учитывая, что никаких окон в помещении с "Муреной" нет и увидеть, что в нём происходит, снаружи невозможно, оказавшись в эллинге, я спокойно включал свет и приступал к доводке машины. Работа над "Муреной" шла полным ходом. Основные труды "по железу" наши мастера под чутким руководством дядьки Мирона закончили ещё в первые две недели после прибытия дирижабля в построенный для него эллинг. Так что мне оставалось лишь нанести необходимые рунные связки и подключить их к корабельной системе управления.

Первым делом я проверил надёжность руники "перевёрнутой" насосной системы, благо подобный "изыск" изначально предусматривался её конструкцией. Это я знаю наверняка, поскольку точно такие же насосы установлены на "Фениксе" и "Резвом", да, собственно, именно поэтому я и остановил на них свой выбор. Правда, на "ките" Гюрятинича их восемь, а на "Мурене" только два, но и размеры этих дирижаблей несопоставимы.

Следующим шагом стала доработка рунескрипта укрепления, нанесённого рабочими верфи в соответствии со стандартами каботажного флота, точнее, превращение его в полноценный "китовый" набор. Травление на металле обшивки дополнительных рунных цепей, в том числе связывающих укрепляющий рунескрипт с системой энергонакопления, нанесение подходящей по цвету краски, чтобы скрыть травленый рисунок... всё это отняло у меня пять ночей. И ещё столько же я убил на рунескрипт, который должен заменить "Мурене" двигатели. Шестнадцать цепочек, нанесённых на стальные "пояса" купола по секторам, протянулись от носа до хвоста и замкнулись на довольно сложном механизме в недрах технической палубы. Ещё три ночи ушли на подключение получившейся системы к корабельному управлению. Дело осталось за малым. Накопители. Но их создание пришлось отложить до окончания сессии. Учитывая, что до этого момента оставалось совсем немного времени, я решил не терять его зря и оставил в конторе записку для дядьки Мирона. Чтобы на следующую ночь увидеть в подвале мастерской здоровый металлический ящик на каменной подставке. Не забыл, значит. Хорошо...

Проверив линию, подведённую от энергосборника мастерской в подвал, и убедившись, что она рабочая, я уж было принялся чертить на толстенных стенках ящика эскизы будущих рунескриптов, когда чувство опасности взвыло, заставив меня откатиться в сторону. Не вышло!

— Ай-яй... пусти!

— Стоять, поганец! — рявкнул дядька Мирон, продолжая выкручивать мне ухо. Больно, чёрт!

— Да стою я! Стою! — взвыл я, чувствуя, как несчастные хрящи сворачиваются штопором. И ведь не вырваться. Махом без уха останусь. Наконец опекун разжал стальную хватку. Осторожно коснувшись пострадавшей части тела, я непроизвольно зашипел. Щиплет, горит... бр-р.

— Ну а теперь поведай мне, юноша, какого чёрта ты здесь делаешь? — нависая надо мной, прогудел явно разъярённый опекун.

— Работаю, — буркнул я.

— Кирилл... ты... а! — махнув рукой, дядька рухнул на стул и уставился куда-то в сторону. Молча. Но через пару минут он вроде бы пришёл в себя и заговорил усталым и тихим голосом, напугавшим меня куда больше недавнего рычания. — Ты хоть понимаешь, какой опасности сам себя подвергаешь, приходя в мастерскую? Агентов Гросса ловят уже полгода и до сих пор всех не выловили. Несдинич рвёт и мечет, его контора уже потеряла несколько человек! Я вообще с трудом представляю, как нам удалось уговорить его разрешить тебе сдачу экзаменов в училище в такой обстановке. Ладно, твою пассию никто не знает, и где ты живёшь, соответственно тоже неизвестно, в училище тебя прикрывают "географы", но это... да любой мало-мальски интересующийся человек свяжет с нами эту мастерскую. И ты сам сюда идёшь! Без защиты, без прикрытия, Кирилл! Сдохнуть хочешь? Или думаешь, в Рейхе тебе приготовлен королевский приём? Какого чёрта ты творишь?!

Последние слова дядька Мирон чуть ли не проорал. А ведь как тихо начал... И вновь замолк, сверля меня сердитым, очень сердитым взглядом. Я тяжело вздохнул.

— Я должен как можно быстрее закончить "Мурену".

— Должен? Кому? Зачем? — опекун, выдохшись, вновь перешёл на нормальный тон. В ответ я только пожал плечами, и дядька Мирон прищурился. — Что, опять твое чутьё?

— Наверное, — кивнул я. — Может, это и глупо, но я предпочитаю доверять своим ощущениям. А они пинками меня подгоняют. Впрочем, есть ещё кое-что...

— Вот как... — протянул дядька Мирон. — И что же это?

Я протянул ему недавно полученное письмо, и опекун, хмыкнув, погрузился в чтение. Минут через десять он закончил и, медленно сложив листы в конверт, протянул мне.

— Это правда?

— Не замечал за Клаусом тяги к бессмысленной лжи, — пожав плечами, ответил я.

— Ну почему же бессмысленной? — медленно, словно нехотя, протянул дядька Мирон. — Очень неплохой способ заставить нас расслабиться... Впрочем, изложенные здесь факты легко проверить. А вот как прикажешь с тобой поступить? Раньше не мог мне это письмо показать?

— Понять и простить? — обречённо вздохнув, предложил я.

— А потом догнать и накостылять, — фыркнул дядька Мирон.

Вроде бы отошёл... Хотя радости в его голосе не прибавилось. Оно и понятно. Если письмо не врёт, то... скорее всего, наши проблемы совсем не там, где мы думали. И не то, что мы таковыми считали. А это плохо. Очень.

Опекун проверил сведения, присланные Клаусом. Уж не знаю, как он "выбил" из Несдинича информацию об отсутствии Гросса в Новгороде, но однажды на мостике "Мурены" я обнаружил записку от моего опекуна, подтверждающую правоту младшего Шульца, и было это вечером того же дня, когда мастеровые под руководством дядьки Мирона, наконец закончив работу над боевыми торпедами, загрузили их в "Мурену", спустя два дня после завершающего сессию и успешно сданного, кстати говоря, экзамена.

Сегодня день моего возвращения в Китеж. Нерадостный день, честно говоря. И примиряет меня с ним лишь предстоящий полёт. "Алмазные" аккумуляторы готовы и заняли своё место в системе питания, торпеды погружены, а я... я собираюсь провести полный тест всех систем дирижабля перед первым большим полётом. Нет, мы с дядькой Мироном уже неоднократно поднимали "Мурену" в воздух, но, во-первых, мне хочется испытать её самому, а во-вторых, условия испытания не позволяли толком испробовать рунный двигатель, да и подъём гондолы мы практиковали только в закрытом эллинге. Ну а кроме того, меня так и тянуло похвастать дирижаблем перед Алёной. Именно поэтому, вместо того чтобы воспользоваться почтовым ботом, я решил осуществить перелёт на "Мурене" от Новгорода до Китежа. В конце концов, имею я право пригласить девушку в гости?! Я-то у неё почти месяц гостил, а долг платежом красен.

Ради этого представления и из-за отсутствия желания объяснять свои прихоти куратору или Несдиничу я даже не стал сдавать билеты на почтовый бот, с которым мы должны были вернуться в Китеж. Понятное дело, дядька Мирон был не очень-то доволен озвученной мною вечером накануне отъезда идеей и ворчал, что "вот тут-то нас и прихватят"... Но это он зря. Существующий небольшой, но стабильный поток посетителей лавки при мастерской запросто прикроет приезд и интерес Трефиловых. За день таких вот заказчиков сюда приезжает до полусотни человек, кто "емелькой" или извозчиком, а кто и на паровом дилижансе, курсирующем между Новгородом и Старой Ладогой. Да, в конце концов, о том, что я вообще в Новгороде, известно очень небольшому кругу лиц. Я был предельно аккуратен и даже на испытания "Мурены" приходил загодя, привычно забираясь ночью в эллинг и дожидаясь утра в собственной "шкиперской" каюте, а уходил уже следующим вечером, благо, в отличие от зимней сессии, в этот раз экзамены не шли валом, не оставляя времени на отдых. Так что выкроить день между ними было нетрудно.

Пригласив Алёну с отцом в нашу мастерскую, сам я, для успокоения своей совести и нервов опекуна, добрался туда уже привычным способом, под покровом ночи... Ну, ближе к утру на самом деле. Вылет запланирован на вторую половину дня, так что у меня достаточно времени для проверки всех узлов... и наведение порядка, чтобы не было стыдно во время экскурсии.

"Мурена" получилась необычной, очень необычной машиной. Управлять ею, несмотря на размеры, можно даже в одиночку. Да, это довольно хлопотно, но вполне возможно. По крайней мере, во время обычного полёта. А вот с боевым маневрированием и стрельбой одному не справиться. Собственно, именно для этого и нужен экипаж. Метаться во время боя от поста к посту — не лучший способ победить. Слишком много движений нужно совершать, слишком много действий, в результате есть риск просто не успеть за изменяющейся ситуацией, не успеть уклониться от залпа, не успеть выпустить торпеду в цель... и, как следствие, погибнуть. Так что хочешь — не хочешь, а экипаж придётся набирать. Правда, здесь меня ждёт небольшая проблема. "Мурена" — это набор решений, открывать которые миру мне совсем не хочется. А значит, экипаж должен состоять из людей, которые либо вообще не будут понимать, на чём им довелось бороздить пятый океан, но такие идиоты — редкость неимоверная, либо из людей, которым я могу доверять. А таких ещё меньше, чем первых. Но мне много и не надо. В идеале экипаж должен включать хотя бы пять человек: шкипер, его помощник, штурман, арт-техник и оператор боевого пульта. Для рейса, боя и вахт вполне достаточно. Причём реально в бою хватит и двух-трёх человек, но в этом случае обычный рейс, с его временными ограничениями и правилами доставки груза, для такой урезанной команды станет натуральным адом. Ни отдохнуть по-человечески, ни отвлечься. Работа на износ. В общем, без команды будет туго. С другой стороны, в нынешней ситуации у меня может просто не хватить времени на набор людей... хотя некоторые кандидатуры имеются. Но опять же вопрос времени выходит на первый план. Кое-кто просто не готов сейчас занять должность, а кто-то связан контрактом... Эх, и почему всё так сложно, а?

Я поднялся по штормтрапу на мостки, опоясывающие нижнюю часть гондолы, и, открыв округлую герметичную дверь, прошёл внутрь. Пилотские очки-"консервы" на лицо, и опять вверх, по узкому крутому трапу, проложенному в трубе. Тишина и темнота вокруг, только слышен звук подошв, опускающихся на узкие ребристые ступени. Выбрался.

Ботинки глухо стукнули о пробковое покрытие технической палубы. Здесь направо, оставить позади насосную, вот и дверь энергоузла. Первые четыре рычага вниз. Есть. Энергосборник разблокирован, основные рунные цепи замкнуты... и два неярких светильника засияли над моей головой. Вот теперь можно снимать очки и двигаться дальше.

Бегом мимо застопорённых и закрытых щитами от чужих взглядов ячеек с малыми торпедами, не забывая поглядывать вверх, чтоб не задеть выступающие ящики подвесок с основным калибром, через узкий проход меж "барабанов" пневматических подъёмников и, не доходя до мастерских, вниз по короткому, не в пример подъёму, но такому же крутому трапу. Тамбур. Слева проход на жилую палубу — там каюты, камбуз с ледником, кают-компания и выход-подъём в трюмный отсек, а справа лишь одна задраенная дверь. Щелчок кремальер...

Мостик. Сердце "Мурены". Вытянутое перпендикулярно продольной оси дирижабля помещение с двумя боковыми выходами на открытые всем ветрам "крылья", которыми экипаж почти не будет пользоваться. На высоте в несколько миль это не лучшее место для наблюдения.

Стёкла обзора на мостике огромные, куда больше, чем на всех виденных мною прежде дирижаблях: сказывается "яхтенное" прошлое гондолы. Бронеставни тоже отсутствуют, но они здесь и без надобности. Во-первых, это лишний вес, а во-вторых, в боевой обстановке мостик всё равно будет надёжно укрыт в защищённом "брюхе" дирижабля, как, собственно, и вся гондола.

Здесь, кстати, гораздо светлее, чем на палубах. Панели излучателей, установленные вместо обычных ламп и плафонов, работают в полную силу, хотя энергосборник пашет на минимуме своих возможностей, сливая тонкий ручеек энергии в два бездонных алмазных аккумулятора, основной и запасной. Остальное оборудование пока питается "естественным" током энергии.

Жаль только, что процесс зарядки так долог. По моим расчётам, чтобы получить час хода на одном аккумуляторе, необходимо два часа на его зарядку... при условии, что разворачиваемый над куполом, энергосборник будет "сливать" в него четверть всей собираемой энергии, отдавая остаток на арт-приборы дирижабля. К сожалению, во время такой зарядки на ходу "Мурена" будет именно тем, чем она кажется, то есть малотоннажным неповоротливым каботажником, отличающимся от собратьев лишь наличием вакуумного купола, но со стороны этого не увидишь.

Самое паршивое, что в таком режиме дирижабль и его энергосборник будут потреблять всю доступную в окружающем пространстве энергию, а это означает возможные перебои в работе арт-приборов. В общем, довольно экстремальный вариант, но не единственный. По моим расчётам выходит, что оптимальным решением будет "слив" восьмой части собираемой энергии в аккумуляторы. Да, на зарядку будет уходить вдвое больше времени, зато никакого риска для приборов, и в работе будут доступны все реальные возможности "Мурены", кроме разве что подъёма гондолы. Правда, это боевой вариант, изначально предусматривающий исключительно аккумуляторный ход. Ну и ещё остается вариант зарядки аккумуляторов на якорной стоянке. В этом случае энергосборник способен за несколько часов зарядить аккумуляторы так, что "Мурена" сможет находиться в "боевом" состоянии до недели, правда, такая зарядка возможна лишь при полностью обесточенном дирижабле, что включает в себя и деактивацию купольной защиты. А это значит, что на время такой "зарядки" придётся выравнивать его внутреннее давление с атмосферным. В общем, есть здесь и минусы, и плюсы, но не всё так плохо, как могло бы быть. Зато при полностью заряженных аккумуляторах "Мурена" на голову превосходит любого противника и по скорости, и по манёвренности, про защиту я вообще молчу. А если учесть некоторые наработки старшего Брина, отданные им в обмен на пару моих разработок... Ха!

Я довольно улыбнулся и, оглядевшись по сторонам, сделал шаг вправо к штурманскому столу, пока ещё тёмному, едва поблескивающему стеклянной панелью. Ну ничего, скоро его поверхность засияет, подсвечивая карту, а наложенная поверх сетка расцветит её затейливым зеленоватым узором. Здесь пост штурмана... и, по совместительству, наблюдателя-целеуказателя, в распоряжении которого находится не только штурманский стол и набор навигационных и метеоприборов, но и перископ, способный, переключаясь, передавать изображение с объектива, расположенного в крайней верхней точке купола, с нижнего объектива под гондолой или со стереоскопического дальномера, закреплённого там же. Но это не новшество, такие наблюдательные приборы, и зачастую в куда большем количестве, имеются на всех дирижаблях.

А вот рунных дальномеров у меня нет — слишком уж они дорогие. Но это не страшно. На больших расстояниях с этой задачей справится штурманский стол, а на малых дистанциях в двадцать-тридцать миль хватит и трёхметровой базы под гондолой, скооперированной с флотским механическим вычислителем, парочку которых я "неофициально" выкупил на китежской верфи с пошедшего на слом малого рейдера, пострадавшего в стычке с пиратами где-то над Балтикой. Получился знакомый мне ещё по меллингским "селёдкам" довольно дешевый вариант оптико-механического дальномера. Конечно, по скорости определения расстояний такой прибор уступает имеющимся в продаже промышленным полуавтоматическим образцам, зато он куда дешевле, да и разница между ними для меня не критична. Всё же рунные полуавтоматы ориентированы на точное вычисление больших расстояний, а мне это без надобности.

Хлопнув по полированному дереву прибора, я сделал несколько шагов в сторону. Здесь, слева от центрального прохода к обзору, расположился пост "пилота", в реальности же пульт управления огнём со вторым вычислителем... Нет, это не фальшивка, пост пилота вполне рабочий... для игры в неуклюжий каботажник. А настоящее место пилота-рулевого, управляющего рунным двигателем, находится впереди, у самого обзора, справа от шкиперского кресла, где сдублированы основные системы управления. С левой же стороны от "трона" расположился телеграф, работать с которым в обычных условиях придётся оператору боевого пульта. Ну, не арт-техника же ставить к этой "дуре"? Его место вообще на технической палубе.

Рунный двигатель... Моя гордость. Сколько времени я убил на его доводку до ума, расчёты и испытания... вспомнить страшно. И это при том, что принцип, на котором он построен, давно известен и отработан местными на "ять". В тех же посадочных "конусах" парящих городов рунескрипты, изменяющие давление в определённом объёме, используются уже лет двадцать. Да и в куполах "китов" обязательно есть рунные цепи, призванные вытеснять газовую смесь, помогая работе насосов. Без этих рун, опустошения купола можно было бы ждать до морковкина заговенья. Правда, в качестве двигателей на дирижаблях такие рунескрипты не применяют... Почему? Не знаю, может быть, из-за инерции мышления, а может, из-за прожорливости системы. Но второй вопрос я решил благодаря кое-каким прежним знаниям и вычислителю Боргезе, так что энергопотребление двигателя снизилось в два раза. Точнее, эффективность работы увеличилась вдвое. Всего-то и надо было уравновесить воздействие, производимое рунескриптом, ему противоположным. Для тех же "конусов" это неприменимо, поскольку подобное "уравновешивание" означает, что создаваемая под посадочной площадкой область пониженного давления, образующая энергонасыщенный "коридор" для подъёма каботажников, пропорционально увеличит давление над самой площадкой. Как результат, "язык" переломится и вся махина рухнет вниз. А вот "Мурене" этот вариант подходит как нельзя лучше. Нанесённые по двум продольным "поясам" купола рунескрипты, позволяющие изменять давление воздуха вокруг дирижабля, работают без проблем. Так, "горизонтальный" пояс рун, поднимая давление в кормовой части, одновременно снижает его в носовой, что заставляет "Мурену" двигаться вперёд, а "вертикальный", точно так же оперируя давлением над куполом и под гондолой, даёт возможность резко менять высоту полёта без включения насосов. Синхронное действие поясов позволяет "Мурене" развивать огромную скорость, а их раздельное включение и плавное регулирование мощности дают нереальную для дирижаблей манёвренность. Для боя — самое то!

Глава 2. "Пущай полетает"

Устроившись в шкиперском кресле, я позволил себе несколько минут помечтать о будущих полётах, но, глянув на хронометр, непременный атрибут рубки любого дирижабля, охнул. Время седьмой час, а у меня ещё конь не валялся!

Начнём с энергосборника. Поворот ключа... и свет над головой на мгновение мигнул. "Зонт" развернут. Мощность на сто процентов... рычаг в крайнее верхнее положение... есть замыкание контуров. На приборной доске одна за другой зажигаются контрольные лампы. Шестой контур, восьмой... десятый. Норма. Давление в куполе... атмосферное. Замечательно. Теперь аккумуляторы. Два неприметных тумблера уже в положении "зарядка". Кольца в их основании поворачиваются до крайних значений. Отбор девяноста процентов энергии — это максимум, который можно "отдать" аккумуляторам. Сейчас на них работают девять из десяти контуров энергосборника. А десятый даёт энергию для освещения, получения небольшого количества воды из тихо загудевшего конденсатора и для работы камбуза и ледника.

На этом этапе всё. Через три-четыре часа можно будет перевести зарядку аккумуляторов на четверть, включить купольные рунескрипты и насосную установку для откачки воздуха из купольных секций. А у меня есть время, чтобы привести в порядок каюты. Учитывая, что кроме места обитания шкипера и камбуза с кают-компанией я нигде не убирался с момента спуска "Мурены" со стапеля, работы предстоит море. А ведь есть ещё техническая палуба, трюм и техпереходы между ними... эх! Кто бы знал, как же мне не хочется ползать по полу с тряпкой... Впрочем, кажется, я знаю, как решить эту проблему. Там получалось — почему здесь не получится?

Я сосредоточился, и вокруг начали закручиваться потоки ветра. Поначалу лёгкие и почти неощутимые, они очень быстро набрали силу и одной мощной волной помчались по жилой палубе. Если бы не подпитка через рунные цепи, тускло сияющие на коже, мне бы такой объём не поддался, но я всё же справился, хоть и времени это заняло... м-да. Наведение порядка на палубах и в каютах я закончил только через два с лишним часа. А всё потому что решил не ограничиваться сухой уборкой, а водой я оперирую не так хорошо, как ветром. Контроля не хватает. Выметенная и смытая грязь одним огромным комом была отправлена в утилизатор, и я наконец смог облегчённо вздохнуть. Вот ведь и руками-то не работал, а как упарился!

Девять часов утра. Мастерская уже начинает работу, а значит, мне пора чуть "притушить" энергосборник, иначе станки и приборы в соседнем здании просто не включатся. Энергию-то "Мурена" тянет ого-го как!

Вернувшись на мостик, я подошёл к шкиперскому креслу и, пробежав взглядом по приборной доске, установил нужный тумблер в среднее положение. Если бы я сейчас находился снаружи, мог бы увидеть, как, складываясь, скользят по направляющим расположенные на верхней части купола полупрозрачные "жалюзи" энергосборников, и замирают на полпути.

На обычных дирижаблях, и "китах", и "селёдках", отдельные энергосборники не устанавливаются. Нет необходимости, поскольку все арт-приборы потребляют окружающую мировую энергию, — с "Муреной" же всё иначе. Нет, рунескрипты в приборах и конструкции самого дирижабля вполне способны работать на том же принципе, но лишь до тех пор, пока гондола опущена. Как только она уйдёт под защиту укреплённого купола, доступ к мировой энергии расположенным в ней приборам будет перекрыт. Рунескрипты купола, "сжирая" потребную им часть поступающей извне энергии, просто не пропускают внутрь "излишки", блокируя поступление энергии напрочь. Чтобы решить эту проблему, мне и понадобились "алмазные" аккумуляторы, две килограммовые коробки которых с лёгкостью заменяют пару классических семидесятитонных блоков угольных накопителей. Правда, если попробовать включить такой аккумулятор на самостоятельную зарядку, то из-за его размеров процесс этот затянется не на один день. Вот тут-то мне и пригодились складные энергосборники, "полотно" которых благодаря огромной площади способно собирать энергию намного эффективнее, чем это получается у самих аккумуляторов. Правда, при этом сам энергосборник изрядно уменьшает количество энергии, доступное для свободного поглощения рунескриптами дирижабля. В общем, лучшие ходовые показатели у "Мурены" будут при убранном полотне энергосборника или в "боевом" положении, то есть с утопленной в корпус гондолой. А во время зарядки аккумуляторов дирижабль своих выдающихся качеств показать, увы, не сможет. Ну и ладно! Это некритично, а значит, переживём...

Хронометр "отбил" одиннадцать часов, и я нехотя сполз с кресла, в котором задремал, ожидая своих гостей. Прошёлся по рубке, полюбовался на расцвеченную многочисленными зеленоватыми точками карту штурманского стола и, пробежавшись пальцами по верньерам настройки перископа, переключился с верхнего объектива на нижний. Мутная, несфокусированная из-за чересчур малого расстояния картинка дёрнулась, а в следующий момент работающие в "ночном" режиме, подобно моим очкам, объективы выдали засветку, словно кто-то полоснул по ним лучом света. Я нахмурился и, глянув на указатель направления, покачал головой. Похоже, кто-то из работников мастерской пожаловал. А засветка — это след открывшейся на миг створки малых ворот, на которые в этот момент и был направлен объектив.

Странно всё это. Работники в курсе запрета на посещение эллинга, так что без серьёзного основания сюда не сунутся. Сходить посмотреть?

Рука автоматически нашарила ствол в кобуре, а лёгкий сквозняк послушно скользнул "на разведку", чтобы через минуту вернуться, уверив меня, что я единственный человек на борту "Мурены". Значит, гость ещё не успел войти.

Метнувшись к шкиперской консоли, я заблокировал все внешние двери, полностью выключил освещение в переходах "Мурены" и, спустив на нос очки-консервы, привычно разогнавшие окружившую меня темноту, тихо прокрался к выходу из рубки. На миг замерев в тамбуре перед трапом, ведущим на техническую палубу, я обогнул его и осторожно придавил верхний край бальсового щита переборки. Тихий, скорее ощущаемый пальцами, чем слышимый ухом, щелчок оповестил об открытии замка. Отодвинув бесшумно ушедший в сторону щит, я проскользнул в открывшийся проем и, заперев этот "тайный ход", съехал вниз по металлической трубе. Спустившись, я сделал шаг в сторону и, провернув штурвал врезанного в пол люка, осторожно поднял тяжёлую герметично закрывающую проем крышку. В лицо пахнуло свежим воздухом, и я, прикрыв за собой люк, аккуратно, стараясь не шуметь, слез вниз по одной из опор вспомогательного нагнетателя.

Чуть в стороне послышались звонкие удары подошв по металлическим скобам штормтрапа. Кажется, неизвестный любопытный решил пробраться на "Мурену". Ну-ну. Пусть пытается. Все двери заблокированы изнутри, и без знания кое-каких секретов, снаружи их не открыть, а опустить трюмную аппарель, находясь "на улице", невозможно в принципе.

Прогудели над головой мостки, опоясывающие гондолу, но довольно тихо. У меня шаг и то тяжелее... ну, если не красться, разумеется. Хм, я так понимаю, гость решил забраться на "крылья" рубки и попытать счастья с дверьми, ведущими непосредственно на мостик? Однако каков нахал. Впрочем, если ему не лень, пусть старается. Там тоже всё задраено. Ну, точно... опять звон подошв, стучащих по скобам. Настырный...

Убедившись с помощью ветра, что этот визитёр единственный в эллинге и по углам не прячутся его подельники, я выглянул из-за подвижного держателя "вспомогача" и, задрав голову вверх, отыскал взглядом карабкающуюся по стенке гондолы фигурку, благо из-за пилотских очков тьма, царящая вокруг "Мурены", мне не преграда. Мальчишка. Откуда?

Ладно, спустится — разберёмся. Ну, в самом деле, не лезть же мне за ним на эту верхотуру? Проще подождать, пока он убедится в бессмысленности попыток пробраться в рубку и сам слезет вниз. Вот, что я говорил? Ползёт, родимый. Ещё и бурчит что-то недовольно...

— Но ведь кто-то же там должен быть? — спустившись на бетонный пол, паренек плюхнулся на него задницей и, зло ударив по стойке выдвижного трапа, вздохнул. — Не может же эта бандура сама включаться. Правильно?

— Совершенно верно... Ярослав, — согласился я, включая фонарик. Племянник тётушки Елены заполошно дёрнулся, но, узнав голос, застыл на месте, щурясь от бьющего в глаза света.

— Кирилл?

— Вставай. Нечего на холодном бетоне рассиживаться. Отморозишь себе... что-нибудь.

Ярослав неохотно поднялся, но, увидев блеснувший в свете фонаря пистолет в моей руке, стал двигаться куда быстрее. Похоже, дошло, что шутить с ним никто не собирается. И славно.

Отконвоировав гостя в дальний угол эллинга, где оставался небольшой закуток, обустроенный мастерами во время работ как место отдыха, я указал Ярику на стул, а сам, включив настольную лампу, расположился на небольшом диванчике. Погасив наконец надоевший фонарик, я уставился на нервничающего подмастерья и, потянув паузу, кивнул.

— Рассказывай.

— Что? — поднял на меня удивлённый взгляд Ярослав.

— А всё. Что тебя привело в эллинг, зачем полез в "Мурену"... откуда знаешь, что она "включена". Я слушаю.

И он рассказал. Надо отметить, в логике Ярику не откажешь. Как подмастерье, сей пылкий вьюнош обязан появляться в мастерской раньше всех. Именно он включает "зонт" энергосборника мастерской и вообще готовит цех к началу работы, как самый младший. А не так давно умный Ярик заметил, что "зонт" при включении слишком долго "раскочегаривается", словно ему энергии не хватает. Приглашённый специалист поломок или каких-то дефектов не обнаружил, а старшина бригады мастеров Казанцев, ничтоже сумняшеся, вычел стоимость вызова техника из жалованья паникёра, чем, разумеется, кровно того обидел. Ещё бы, ведь утечка энергии никуда не исчезла, а виноватым сделали самого Ярика. Упёртый правдоискатель решил поспорить, влетел на штраф и затрещину от старшины, но не угомонился, даже оставшись без четверти жалованья. То есть больше ничего доказывать на словах не стал, а решил провести собственное "расследование", результаты которого и предъявить заинтересованной общественности в лице бригады мастеров и, может быть, управляющего.

Я же говорю, с логикой у юноши всё в порядке. Поэтому, отбросив идею поломки, как опровергнутую приглашённым за его счёт техником, Ярик стал искать другие возможные причины утечки. И нашёл. Это было совсем нетрудно, учитывая, что поблизости есть только один объект, который может поспорить с мастерской по энергоёмкости, и расположенный достаточно близко, чтобы его мощность заставляла "проседать" энергосборник. Подтверждение своей теории он получил в день первого воздушного испытания "Мурены". Тогда впервые за месяц ток энергии к механизмам мастерской "просел" днём. Впервые, но не в последний раз. Ну да, мы же с дядькой Мироном не однажды испытывали мой дирижабль. Другое дело, что о моём присутствии на нём не знал никто, кроме Завидича...

Ну а сегодня, заметив очередную утечку энергии, к тому же происходящую не рано утром, в отсутствие бригады, или во время испытаний, когда работы в цехе останавливались сами собой и мастера вываливали на улицу, чтобы с гордостью причастных к "чуду" посмотреть на величаво поднимающуюся в воздух "Мурену", Ярик решил во что бы то ни стало восстановить справедливость... и, может быть, даже вернуть незаконно отнятые старшиной деньги. Для чего и проник в эллинг, желая притащить виновника своих бед в контору и представить пред ясны очи дядьки Мирона и старшины бригады, очистив таким образом своё доброе имя. В общем, и смех и грех. Нет, парня можно понять, он ведь пострадал из-за своей же добросовестности и по чистому недоразумению. Да и его настырность вызывает уважение, но... Фёдор Казанцев тоже человек упорный, точнее, упёртый. И заставить его извиниться перед пятнадцатилетним пацаном, к тому же собственным подчинённым, только-только перешедшим из разряда "принеси-подай" в подмастерья... будет трудно. Людям вообще тяжело даётся признание своих ошибок. А тут ещё и возможный урон авторитету... Эх. Придётся мне решать эту проблему самому.

— Яр, ты меня извини, пожалуйста, — проговорил я, глядя в глаза расстроенного сверстника. Тот удивлённо приподнял брови. — Это наша вина. Я сам просил старшину молчать о моих ночных занятиях. Поэтому он был с тобой так строг. Понимаешь, я ведь уговорил его не рассказывать об этом даже моему опекуну, точнее, особенно ему. Иначе мне пришлось бы отказаться от ночных тренировок в "Мурене". Он просто запретил бы мне сюда лезть в его отсутствие. Представляешь, как сложно было Фёдору мне помочь? Дядька Мирон ведь тоже хозяин мастерской. И лгать ему в делах, касающихся производства, старшине просто совесть не позволяет. А тут...

— А тут вылез я, и Казанцев, опасаясь за своё место, просто заткнул мне рот. Так? — мрачно проговорил Ярослав.

— Не за место, а за слово, которое он мог нарушить. Одно дело промолчать о том, что никак не влияет на исполнение обязанностей и работу мастерской в целом. И другое дело — не сдержать данного слова. Но знаешь, что самое смешное? — улыбнулся я, заработав недоумённый взгляд Яра.

— А здесь есть что-то смешное? — буркнул он. — Не вижу.

— Ага. Несколько дней назад я признался дядьке Мирону в своих вылазках. Огрёб, конечно, но как раз сегодня, в качестве экзамена, я должен вести "Мурену" в первый большой полёт. Но это так, вступление. Самое смешное, что Казанцев, узнав об этом, стребовал премию за работу бригады над дирижаблем. И почему-то у одного подмастерья она составляет не четверть месячного жалованья, как у остальных, а половину. Не знаешь, с чего бы такое внимание?

Повеселевший Ярослав после недолгого разговора ни о чём сбежал в мастерскую, а я, вспомнив о времени, направился в лавку. Уже скоро должен приехать дядька Мирон, которого мне ещё предстоит "обрадовать" предстоящей выплатой только что придуманной премии, да и Казанцева нужно предупредить, чтобы дров не наломал.

Сбегав в рубку за оставленным там пиджаком и спрятав пилотские очки в карман, я прошёл через мастерскую и, затащив Казанцева в контору, быстро ввёл его в курс дела. Не сказать, что старшина был так уж доволен моей историей, но обещанная премия довольно быстро примирила его с действительностью. Вот и славно.

Следующим в списке стал дядька Мирон, с шиком подкативший к мастерской на "Изотте", по которой, кажется, Хельга в Китеже скучала едва ли не больше, чем по возможности прогуляться по новгородским лавкам и портным. Опекун посмеялся над моим рассказом, но идею премии поддержал. Тем более что, по его признанию, он и сам размышлял над этим вопросом, желая поощрить бригаду, без звука взявшуюся за работу, явно не приносящую мастерской доходов. По крайней мере, прямых, но ведь о возможной прибыли от использования дирижабля мастерам неизвестно, не так ли? В общем, зерно идеи легло на благодатную почву, что и подтвердил довольный гул, доносящийся от входа в контору. Кажется, дядька Мирон решил сразу обрадовать работников нежданной новостью. Ну и замечательно.

Часы в удивительно пустой для выходного дня лавке при мастерской показывали без десяти двенадцать, когда на пороге, опровергая все стереотипы о женских опозданиях, возникла изящная фигурка Алёны. Перемахнув через прилавок, я подлетел к девушке и, обняв, закружил. Благо в лавке было пусто и можно было не опасаться косых взглядов. А вот от поцелуя пришлось воздержаться. Опять... по молчаливой рекомендации негромко откашливающегося за моей спиной отца Алёны. Услышав мой разочарованный, полный печали вздох, девушка улыбнулась и, невесомо коснувшись губами моей щеки, высвободилась из объятий. А я приготовился слушать очередную речь о том, что "совсем молодежь распустилась, родителей ни в грош не ставит, им только дай волю, сразу полон дом детей в подоле натаскают...". И так далее, и тому подобное. Но уж последнее точно чушь. Не было у нас с Алёной ничего. Пока не было. А Григорий Алексеевич в своём ворчании иногда и лишку может хватить. Впрочем, сегодня он был на диво миролюбив и беззлобен, так что, буркнув пару дежурных предостережений о соблюдении приличий и огласив ухооткручивающие и розгохлестательные санкции за возможные нарушения его "наставлений", тем и ограничился, переключив своё внимание с меня и полыхающей румянцем дочери на выставленные в лавке товары.

А посмотреть здесь есть на что. Один "меланжер" на паровом ходу чего стоит! Впрочем, кроме кухонных плит, пылесосов, кондиционеров да холодильников, большая часть наших товаров работает на "тепловых" двигателях. Издержки системы. Руны можно заставить излучать или поглощать свет, издавать или глушить звуки, с помощью рунескриптов можно укреплять материалы и разрушать их, нагревать и охлаждать, увеличивать или уменьшать плотность, да почти как угодно влиять на состояние вещества. Вопрос лишь в количестве рунескриптов. Руны могут даже преобразовывать мировую энергию в электричество, но вот заставить её "крутить вал" напрямую... Увы, здесь это оказалось просто невозможно, так что мне лишь осталось вздыхать о двигателях того мира. С другой стороны, здесь не нужно заботиться о топливе для эгрегора... Зато приходится искать обходные пути в виде паровых машин или электродвигателей, хотя последние здесь экзотика. Паровики и прочие "тепловые" машины во много раз проще, дешевле и... привычнее. Потому и живуч этот паллиатив.

Вот и у нас в лавке полным-полно пыхтящих, словно маленькие паровозы, приборов. Хотя действительно "паровых" среди них совсем немного. По большей части, в наших изделиях установлены миниатюрные "шотландки".

Наблюдая за тем, как Трефиловы ходят по небольшому залу, рассматривая образцы, словно музейные экспонаты, я невольно улыбнулся. Гордость? Да. Это МОИ "экспонаты". Пусть собраны они чужими руками, пусть подобные вещи когда-то и где-то были или будут привычной и неотъемлемой частью быта, и не мне принадлежит честь их изобретения, но их руническая составляющая полностью разработана мною, адаптирована, рассчитана и "вылизана" долгими ночами. И я имею право гордиться плодами своего труда.

Впрочем, чересчур увлекаться осмотром образцов моим гостям не стоит. Времени у нас не так уж много, а на подробную "экскурсию" вдоль полок и витрин может и час уйти. Несмотря на то что ассортимент товаров пока ещё невелик, места он занимает порядочно, особенно учитывая, что некоторые изделия представлены в разных вариантах как по комплектации, так и в расчёте на толщину кошелька. Плюс различные дополнительные приблуды... которые, собственно, и приносят нам добрую половину дохода. Ха! Дядька Мирон по моей просьбе ещё и каталог изделий нашей мастерской в типографии заказал, для удалённой торговли. Издатель долго не понимал, зачем это нужно, когда существуют сводные каталоги, в которых размещение объявлений о продаже обходится куда дешевле. Но заказ выполнил. Действительно дороговато вышло, зато теперь у нас есть возможность раздать эти каталоги торговым партнерам, а те, в свою очередь, разошлют их по своим представительствам... Поторгуем.

Кажется, Григорий Алексеевич тоже понял, что может задержаться у витрин на непозволительно долгий срок...

— Ну что, похвастаешься своим дирижаблем? — с лёгкой ухмылкой спросил он, отходя от витрины с двумя монструозными автоматическими мясорубками.

— Да, конечно, — кивнул я в ответ и, подхватив под руку Алёну, повёл гостей прочь из зала.

В цех мы заходить не стали, я лишь попросил приказчика, встреченного нами в коридоре, ведущем из торгового помещения в контору, сообщить дядьке Мирону о том, что мы уже идём в эллинг и будем ждать его там. Приказчик молча кивнул и исчез из виду.

— Вышколенный, — с непонятной интонацией протянул следующий за мной и Алёной Трефилов.

— У Казанцева не забалуешь. Он в мастерской чуть ли не военные порядки завел. Дядька Мирон на него не нарадуется, — пояснил я, открывая дверь перед спуском в подвал. А что? Идти через цех — шумно и грязно. Обходить его по улице, чтобы потом возиться с огромными воротами эллинга? Ну на фиг. Через подвал быстрее и привычнее.

— Прямо древние подземелья, — прошептала Алёна, когда мы оказались внизу. Ну да, низкие кирпичные своды, арки и тусклые светильники на стенах, едва разгоняющие темноту по углам. Мрачноватое местечко. Девушка глянула в сторону заложенного кирпичами проема и дёрнула меня за рукав. — А что там?

— Ничего, — пожал я плечами. — Фундамент стоящего наверху пресса. Без него агрегат просто "переехал" бы в подвал.

Уточнять, что настоящий фундамент занимает вдвое меньше места, а кирпичная кладка появилась здесь, чтобы скрыть пока ненужную камеру для выращивания алмазов, я, естественно, не стал, и оставшиеся полсотни метров мы преодолели в молчании. А там и поднялись в эллинг.

— Темно, — констатировал очевидное Григорий Алексеевич.

— Сейчас, — я повернул выключатель, и на стенах зажглась цепочка огней, осветив огромное пространство и возвышающуюся посреди эллинга громаду "Мурены". Да-а... не раз видел, а всё равно потрясает. Хотя по сравнению с тем же "Фениксом" или "китовыми" причалами Китежграда... не, всё равно "Мурена" круче!

И раздавшийся рядом слитный вздох отца и дочери только подтвердил моё мнение.

— Какой красавец! — улыбнулась Алёна. Трефилов настороженно покосился на дочку, но убедившись, что комплимент предназначался дирижаблю, тут же отвёл взгляд. Родительская ревность — это что-то...

— Красавица, — поправил я девушку. — Это "Мурена", каботажная скоростная яхта. Курьер, можно сказать. Грузоподъёмность — двадцать три тонны, абсолютная скорость — сто шестьдесят узлов, потолок... четыре мили держит без проблем.

— А как с манёвренностью? — поинтересовался Трефилов, пока мы подходили к трапу, ведущему на уровень жилой палубы.

— Не очень, — признался я, разводя руками. — Но, как видите, "Мурена" безоружна, вести бой не может, так что и особая манёвренность ей ни к чему.

— Ну да, с такой скоростью она без проблем удерёт от любого пирата, — покивал Григорий Алексеевич. — Хотя пару скорострелок я бы всё же в неё втиснул.

— Я бы тоже, — вздохнул я. — Но — увы, поскольку официально владельцем "Мурены" числюсь я, вооружение мне по возрасту не положено.

— Что не мешает тебе таскать подмышкой пистолет, — заметил Трефилов. Глазастый.

— Я вырос в очень неспокойном месте, — чуть помедлив, проговорил я, первым поднимаясь по высоким ступеням трапа. — И без оружия чувствую себя голым. Но пушки — не пистолеты, просто так не купить. Да и портовые власти будут только рады их арестовать, обнаружив на борту яхты, принадлежащей несовершеннолетнему. Ничего, ещё годик — и я решу этот вопрос.

— Каким же образом? — поинтересовался Григорий Алексеевич, замыкающий нашу цепочку.

— Шестнадцать лет, отказ от опекунства. Дядька Мирон возражать не собирается, — коротко пояснил я, останавливаясь на мостках перед широкой округлой дверью с забранным в медь иллюминатором. Поворот штурвала, щелчок кремальер. — Прошу, будьте как дома.

Алёна перешагнула через комингс первой, а уже следом за ней вошёл и отец. Коридор жилой палубы встретил нас тишиной и неярким светом дежурных ламп. Я предложил было устроиться в кают-компании, но оба мои гостя возжелали осмотреть дирижабль изнутри. Что ж, почему бы и нет? Лишнего они не увидят, вся "лапша" спрятана за фальшпанелями и подволоком, аккумуляторы? Их и с пресловутым детектором теперь не сыскать, уж я постарался. Вот разве что пневматические подъёмники... но их барабаны можно обосновать так же, как я сделал это на верфи... орудийные платформы для будущих скорострелок, закрытые, чтобы не биться о поворотные станины. В общем-то и всё.

Обход дирижабля в ожидании дядьки Мирона, почему-то не торопящегося на встречу, начался с мостика, поразившего Трефилова количеством приборов. Впрочем, он быстро вспомнил, что "Мурена" — не "кит" и фактически всё управление кораблем завязано именно на рубку. А вот Алёне было просто интересно... всё и ещё чуть-чуть.

Я как раз отвечал на очередное её "а это для чего?", когда дирижабль вдруг дрогнул, а ворота эллинга смяло, словно они были сделаны из бумаги. Абсолютно беззвучно, что неудивительно, учитывая герметизацию дирижабля. Тушу "Мурены" медленно и величаво повело куда-то влево, и купол грохнул об укреплённую рунами стену эллинга. Выматерившись под изумлёнными взглядами едва не рухнувших на пол Трефиловых, я занял шкиперское кресло и направил давно готовый к взлёту дирижабль вверх. В отличие от стен эллинга, крыша не была укреплена рунами, так что ударом купола "Мурены" её разметало в стороны.

Подняв дирижабль на десяток метров вверх, я понял, что увидеть происходящее на территории мастерских в обзор без разворота "Мурены" на сто восемьдесят градусов мне не удастся, и, выпрыгнув из кресла, рванул к перископу. Переключившись на нижний объектив, крутанул рукояти и... замер.

Складов больше не было. Только кирпичные руины, огонь и коптящий дым, столбом вздымающийся над ними. Мастерская вроде бы цела, но и там видны отблески пожара. Лавка... выбитые стёкла, разбитые двери... перевернутая "Изотта"... и валяющиеся во дворе тела.

На автомате я повернул перископ чуть в сторону, и взгляд зацепил бегущие к дальней роще фигурки людей.

— Кирилл? — на плечо опустилась чья-то ладонь, и я вздрогнул. Оторвавшись от визира, повернулся... Алёна требовательно смотрела мне в глаза.

* * *

— Кирилл, что случилось? — Алёна с тревогой взглянула в лицо юноши, только что устроившего какую-то невероятную и непонятную эскападу.

— Склады. Мастерская. Взрыв, — механически ответил он.

— Кто-то взорвал ваши склады? — нахмурился отец девушки. Кирилл резко кивнул. — Кто?

— Не знаю. — Отрешённое выражение исчезло с лица молодого человека, сменившись каким-то звериным оскалом, заставившим Алёну отшатнуться. — Но я узнаю. Обязательно узнаю.

— А что с людьми? — тряхнув плечо явно пребывающего в помрачённом состоянии юноши, спросила она, справившись с накатившим на миг страхом. — Раненые есть?

— А? Раненые. Да... надо посмотреть. Сейчас, — начиная приходить в себя, пробормотал он и, проскользнув мимо хмурого отца Алёны, вновь сел в кресло. Руки уверенно заскользили по тумблерам и переключателям, а в следующий миг дирижабль дрогнул и медленно пошёл вниз.

Глава 3. "Я пришёл к тебе с приветом"

Выходить из дирижабля своим пассажирам я запретил. Пока не осмотрюсь на месте, по крайней мере. Алёна послушалась сразу и без разговоров, а вот её отец пытался что-то возразить, но, заметив блеснувший у меня в руке пистолет, нахмурился... и отступил. Нет, у меня и мысли не было угрожать Трефилову, просто соваться в пекло с пустыми руками мне совершенно не хотелось. Кто его знает, какие сюрпризы могли подготовить нападавшие. А в том, что прогремевшие взрывы дело чьих-то слишком шаловливых рук, я был уверен, потому что в мастерских и на складах не было ничего даже гипотетически взрывоопасного! Но если такие склады всё-таки взрываются, значит, это кому-нибудь нужно, не так ли?

Выбираться из дирижабля я предпочел тем же "тайным" ходом, поскольку изображать мишень для возможного неприятеля мне не хотелось. А этот выход был предусмотрительно защищен фермами крепления и самой трубой вспомогача.

Оказавшись снаружи, я втянул носом воздух и вздрогнул... Раскалённый дым и гарь от складов словно вернули меня на три года назад. Грохот взрывов, рыжие всполохи пожаров... и дымящиеся, обжигающие жаром руины на месте родного дома. Наплывающее дымное марево, в разрывах которого я, кажется, видел чьи-то обугленные тела. И поднимающийся откуда-то из глубины ужас... бежать. Бежать? СТОП!!! Это было три года назад. Я не в Меллинге!

Ветер, непонятно когда окутавший меня плотным коконом, рванул во все стороны стремительной волной, разметав мусор и порвав в клочья дымные столбы над разрушенным складом... И я слушал его, стараясь избавиться от навязчивого воспоминания... и кошмара, чуть вновь не схватившего моё сердце своими холодными когтями, как это не раз уже бывало во снах.

Чужих нет. Уже хорошо. А вот свои... Обернувшись, я взобрался по перекладинам и, откинув крышку люка, полез обратно в чрево "Мурены".

— Алёна, ты же умеешь оказывать первую помощь? — спросил я, едва оказался на мостике. Вспомнил, как она лечила мои ушибы, пока Марфа Васильевна приводила в порядок сыновей после наших поединков.

— Да, — коротко кивнула в ответ на мой вопрос девушка. Замечательно.

— Матушка её на курсы сестёр милосердия отправила, едва Алёне двенадцать лет исполнилось. Она их с отличием закончила, — с явной гордостью проговорил Григорий Алексеевич, но я его уже не слушал.

— Это хорошо, — проговорил я, поворачиваясь к подруге. — Алёна, беги в мою каюту, она первая по правую руку. В шкафу, что у самой двери, над ячейкой со спасбаллоном лежит аптечка. Возьми её и бегом в трюм. Трап в конце коридора, за кают-компанией. А мы с Григорием Алексеевичем пойдём собирать раненых.

Алёнка кивнула и пулей вылетела с мостика. Трефилов же подобрался.

— Григорий Алексеевич, носилки в хранилище, последняя дверь перед кают-компанией, по левую руку. Возьмите их и идите в трюм.

— А ты?

— А я иду следом. — Сдвинув рычаг, я удовлетворённо кивнул, услышав стук заработавшей "шотландки", опускающей аппарель, и помчался догонять успевшего набрать приличную скорость Трефилова. К счастью, все работники оказались живы. Ранены, контужены или поломаны, но почти целы. А вот дядьке Мирону не повезло. Уж что его понесло к складам, я не знаю, но зайти внутрь он не успел, иначе бы вряд ли вообще остался жив. А так лишь вскользь схлопотал по голове каким-то обломком. Но, по словам Алёны, весьма профессионально возившейся с ранеными, его дела обстояли едва ли не хуже всех.

Склады-склады. Если я правильно оценил обстановку, то целью нападавших были именно они... и эллинг. Но с последним "диверсанты" промахнулись. Чтобы взорвать стены укреплённого рунами сооружения, заряд был явно маловат, собственно, его только и хватило, чтобы снести ворота. Вот если бы бомба была заложена в самом эллинге, у них были бы все шансы на успех, но для этого нужно сначала попасть внутрь, что невозможно сделать без рунного ключа... если не знать о подземном ходе, конечно. А того, что хлипкие на вид стены сооружения защищены рунескриптами, нападавшие и предположить не могли, вот и просчитались.

Саму мастерскую и лавку взрывы почти не затронули — то ли нападавшие пожалели взрывчатки, то ли их подрыв действительно не входил в планы. Как бы то ни было, здания остались невредимы. Почти... Выбитые стёкла и двери не в счёт. Сейчас там возился бригадир с помощниками. Казанцев, поблагодарив Алёну за помощь в перевязке кровоточащего плеча, остался присматривать за тушением занявшейся огнем крыши цеха... и четырьмя работниками-счастливчиками, не получившими во время взрыва ни единой царапины и потому моментально организованными старшиной бригады для тушения разгорающихся пожаров.

Впрочем, нет, есть ещё один такой любимец удачи. Ярослав. Но его, как и собственного отца, рекрутировала себе в помощь Алёна, а я... я веду "Мурену" на Новгород. Нет, не в атаку... Просто не вижу иного способа быстро доставить раненых в госпиталь. А сделать это нужно как можно скорее. Приказчику Богдану становилось хуже с каждой минутой, да и дядька Мирон до сих пор не пришёл в себя, и мне это совсем не нравилось. Всё же ранение в голову — это всегда очень... м-м, неприятно. Если не сказать сильнее. Но я промолчу, чтобы не сглазить.

Расстояние в два десятка верст от мастерской до города "Мурена" преодолела довольно быстро, несмотря на то что я вынужден был держать малую высоту и совсем небольшую скорость. Тем не менее, спустя сорок минут после взрыва жители Неревского конца могли наблюдать весьма необычную картину: "каботажник", краном с десятиметровой высоты выгружающий с открытой аппарели целую платформу раненых прямо во двор госпитального дома. Впрочем, мне до зевак дела не было, хотя, конечно, я бы предпочел обойтись без этого представления. Но в плотной застройке этой части города, места для посадки "Мурены" было просто не найти, вот и пришлось изворачиваться. Хорошо ещё, что отец Алёны в прошлом возглавлял трюмную команду "кита" и виртуозно управлялся с краном. Иначе, боюсь, выгрузка раненых стала бы большой проблемой. По крайней мере, время на ней мы бы точно потеряли.

Заякорив гордо дрейфующий над зданием госпиталя дирижабль и отдав пострадавших оторопевшим поначалу от этого зрелища, но быстро опомнившимся при виде раненых врачам и санитарам, я от души поблагодарил Алёну и её отца за помощь и, невзирая на возражения и попытки остаться со мной, усадил их в мобиль пойманного "емельки". Распрощавшись с Трефиловыми и проводив взглядом их экипаж, я развернулся и потопал в здание госпиталя.

Здесь всё оказалось... не очень. Нет, если большинство доставленных работников отделались лёгкими ранениями, парой переломов на всю компанию и многочисленными порезами, то с дядькой Мироном и приказчиком, отправленным мною на его поиски, дело было худо. Богдана контузило близким взрывом и приложило обломком стены в грудь, а опекун получил закрытую черепно-мозговую травму. Оба в тяжёлом состоянии и без сознания. Дядьку Мирона, правда, ещё осматривают, а вот приказчика... Богдана сходу отправили на операционный стол.

Старшина мастеров примчался в госпиталь спустя час, весь пропахший дымом, но уже успевший прийти в себя после происшествия. Впрочем, он вообще довольно урвановешенный человек. Сперва Казанцев попытался было доложить, о делах в мастерской, но я его остановил.

— С этим можно разобраться позже. Сначала, поговорим о другом, — я кивком указал старшине на устроившихся в беседке мастеров, "красующихся" белоснежными повязками. — Нужно развезти их по домам, но я пока уйти из госпиталя не могу. Так что эта задача на вас. Дальше... в ближайшие несколько дней работы не будет, так что бригада может считать себя в оплачиваемом отпуске. Пока на неделю. Оплату лечения компания также берёт на себя.

— А почему работы не будет? — нахмурился Фёдор. — Нужно же восстанавливать порушенное!

— Именно поэтому. Как работать, если сырьё разметало по всей округе, а готовую продукцию некуда складировать? — пожав плечами, вздохнул я. — Завтра-послезавтра я найду ремонтников. Вот восстановим склад, пополним запасы материалов — тогда можно и возобновлять работу. А кроме того... вам просто не дадут спокойно заниматься делом. Сейчас налетит полиция, будет выяснять, что да как. О какой работе тут можно говорить?

— Кстати, полиция уже прибыла, — вскинулся он. — Бродят по всей мастерской, вынюхивают...

— Пускай бродят. Работа у них такая, — отмахнулся я и, на миг задумавшись, прищёлкнул пальцами. — Фёдор, тех везунчиков оставьте для присмотра за мастерской. На всякий случай.

— Так это... они же не бойцы. Обычные мастеровые! — нахмурился Казанцев. — А ну опять какие лиходеи мастерскую взорвать вздумают! Положат людей из пистолетов, и вся недолга! Не-э, Кирилл Миронович, вы уж извините, но глупость задумали!

— А я и не прошу их с кем-то воевать. Повторения сегодняшнего дурдома, скорее всего, не будет. Но всякую шваль, которая наверняка сунется поискать что-то ценное в развалинах, нужно окоротить. — Я взглянул на качающего головой старшину. Не убедил.

— Извините, Кирилл Миронович... Мы люди мирные, к таким делам не приучены, — прогудел Казанцев, разводя руками.

— Ладно, Фёдор... я понял. Попробую решить вопрос иначе. — Я чуть помолчал и кивнул в сторону дожидающихся в беседке мастеров: — Забирай их, развози по домам. Завтра зайдёшь в контору, получишь на них отпускные и больничные.

— Кирилл Ми...

— До завтра, Фёдор, — оборвал я старшину. — Да, не забудь зайти к родне Богдана, знаешь же, где он живёт? Вот и зайди, расскажи им о случившемся... ну и о том, где тот сейчас находится.

— Хорошо, Кирилл Миронович... — Казанцев неловко потоптался на месте, развернулся и двинулся к беседке. А я... я вновь отправился осаждать кабинет главного врача. Надеюсь, консилиум по поводу дядьки Мирона уже закончился...

Непосредственной опасности для жизни нет. Пять слов, а у меня будто крылья выросли. И пусть опекуну придётся провести здесь ещё, как минимум, пару недель, пускай в ближайшее время ему категорически запрещены полёты, это такие мелочи, честное слово! Главное — жив!

Кое-как дослушав говорливого врача, я попросил разрешения навестить раненого. Тот окинул меня задумчивым взглядом и, чему-то кивнув, нехотя согласился.

— Пять минут, не дольше!

Он явно хотел сказать что-то ещё, но не успел. В кабинет ураганом ворвалась Хельга.

На то, чтобы угомонить взволнованную сестрицу, у врача ушло не больше минуты. Вот что значит профессионал. Попытайся я провернуть такой фокус — ещё бы минут двадцать от её молний бегал. М-м... а собственно, как она сюда попала? В смысле, я же даже телеграмму не успел в Китеж отправить... да и бот с парящего города уйдёт только часа через три. Хм. В ответ на мой вопрос Хельга ответила злым взглядом. Пришлось наш разговор отложить. На время.

* * *

Открыв входную дверь собственного дома, Хельга обнаружила на пороге невзрачного молодого человека в неприметном сером костюме-тройке и совершенно неподходящей к этому наряду тёмно-синей шляпе. Увидев хозяйку дома, визитёр улыбнулся, шевельнув редкими тонкими усиками, и приветственно приподнял "котелок".

— Прошу прощения, это дом Завидичей? — осведомился он. Насторожившись, Хельга медленно кивнула и приготовилась бить на поражение, как учил Кирилл. — Замечательно, значит, я не ошибся. Могу ли я видеть господина Кирилла Завидича?

— Он отсутствует. Что ему передать... и от кого?

— Кхм... передать? Да, пожалуй... будьте любезны, передайте ему наши глубочайшие соболезнования по поводу происшествия в мастерской. Он поймёт, от кого, — всё с той же улыбочкой проговорил визитёр и попытался слинять. Не тут-то было! Едва Хельга поняла, что именно просит её передать Кириллу этот хлыщ, как мощный разряд встряхнул улыбчивого гостя, а в следующее мгновенье девушка втянула обмякшее тело в дом. О том, что Кирилл планировал сегодня вернуться в Китеж на "Мурене", Хельга знала от отца, и слова, только что произнесённые хлыщом, напугали девушку до дрожи. Так что действовала она автоматически и полностью по заветам папы. Сначала взять носителя важной информации, обеспечить его неподвижность, допросить, а вот потом... Что нужно делать "потом", Хельга пока не решила, но первые три пункта выполнила без сучка, без задоринки. Выключить "гостя", втащить тело в дом, спеленать веревкой, привести "гостя" в чувство и допросить. Правда, ничего толкового визитёр сообщить не смог, даже получив ещё пару разрядов, на этот раз шокером. Предложили подзаработать, дали гривну, сообщили текст. Вторую он должен был получить по выполнении задания. Всё... негусто.

Поняв, что большего ей не добиться, Хельга выпнула трясущегося хлыща из дома и понеслась к Ветрову с просьбой доставить её в Новгород, чтобы на месте разобраться в происходящем. Тот, к счастью, оказался дома, так что уже через три часа "Резвый" кружил над мастерской. Надо ли говорить, что вид ещё дымящихся руин привёл её в ужас?

Следующие несколько часов прошли для Хельги как в тумане. Они куда-то летели, где-то приземлились, Ветров постоянно её тормошил... Отупение прошло лишь в тот момент, когда второй помощник капитана "Феникса" сдал её с рук на руки сердитому, нервному, но абсолютно не пострадавшему Кириллу. Только тут до Хельги дошло, где они находятся...

* * *

Богдана прооперировали и разместили в той же палате, что и дядьку Мирона. Правда, отца и сына к нему не допустили, да и нас с Хельгой попросили покинуть комнату. Сестрица хотела было возмутиться, но, взглянув на засыпающего отца, смирилась, и мы вышли. С момента моего феерического прибытия в госпиталь прошло уже семь часов.

После происшедшего Хельгу ещё потряхивало, да и я чувствовал себя не лучшим образом. А тут ещё волнение за людей... моих людей! Как бы я ни хаял ту жизнь, и как бы она ни складывалась для меня лично, но ответственность за род и доверившихся ему, отец вбил в меня накрепко. Так, что даже сёстрам с тёткой и дедом "выбить" не удалось. По крайней мере, не до конца. В общем, происшествие в мастерских взвинтило меня до предела, а когда я выслушал сумбурный рассказ Хельги о том, как она узнала о взрыве... Мне очень сильно захотелось найти ту сволочь, что устроила весь этот бардак, и хорошенько объяснить, в чём она, эта самая сволочь, была неправа! До зубовного скрежета хотелось...

Мыслить хоть сколько-нибудь связно я смог лишь спустя полчаса, которые ушли на то, чтобы угомонить нервничающую сестрицу. Прикинув так и эдак, я предложил ей прокатиться к тётушке Елене — всё же не чужой человек. Поговорить, успокоиться... К моему удивлению, Хельга не стала спорить и, кивнув, собралась немедленно свинтить из госпиталя. Но вот тут пришлось её тормознуть. Нет, был бы здесь Ветров, доставивший Хельгу из Китежа, — я бы попытался уговорить его сопровождать сестрицу в гости, но Святослав Георгиевич умчался сразу, как только выяснил, что все живы, чем немного меня удивил. Да суть не в том. Не знаю, насколько был искренен Клаус Шульц в своём письме, но этот взрыв... уж очень он удобен для того, кто может захотеть добраться до нашей семьи. Особенно в свете этой дурацкой выходки с нанятым транзитником, передавшим чьи-то "соболезнования по поводу происшествия в мастерской". И почему сестрица не догадалась сдать посланца в комендатуру? Нет, волнение, нервы — это понятно, но ведь могла же потратить несколько минут и позвонить Брину? Эх, ладно. О чём теперь говорить? Да Хельга и сама понимает, что глупость сделала...

— Одна ты никуда не поедешь. Поступим иначе, — я рубанул воздух ладонью, и уже поднявшаяся с банкетки в холле госпиталя сестрица недоумённо взглянула в мою сторону. — Нужна охрана. Да и по поводу сторожей для мастерской мне всё равно надо договариваться.

— Не поняла, — покачала головой Хельга и, выслушав мои объяснения, помрачнела ещё больше. — Думаешь, кто-то просто пытался вытащить тебя из дома?

— Или тебя, — задумчиво кивнул я в ответ.

— Вряд ли. Тогда транзитнику совсем не обязательно было спрашивать о тебе. К тому же, кто знал, что некий Кирилл Завидич отсутствует в Китеже? — заметила Хельга.

— Или о том, что он намерен вернуться в парящий город не на пакетботе, а на собственном дирижабле, — тихо проговорил я. Сестрица услышала бормотание и вопросительно уставилась на меня. Я отмахнулся. — Так, мысли вслух. Идём, займёмся вопросом охраны.

Хельга пожала плечами и без возражений последовала за мной. Оказавшись во дворе госпиталя, мы подошли ко всё ещё опущенной наземь платформе, и сестрица, задрав голову вверх, удивлённо присвистнула... но тут же осеклась и даже немного покраснела. Наверное, по прибытии она просто не обратила внимания на висящий перед зданием дирижабль. Впрочем, это немудрено. В условиях плотной застройки, да через густую листву деревьев, окружающих госпиталь... чёрта с два кто его увидит, если, конечно, не присматриваться специально. Хех, кажется, дочка Завидича начала отходить от нервной встряски, вон уже и "правила приличий" вспоминать начала. Ну как же, девушке же свистеть невместно...

— Ярослав! Поднимай! — запрокинув голову, прокричал я, и платформа медленно поползла вверх. Надеюсь, он внимательно слушал объяснения Трефилова о работе подъёмника. Ярик... вот кому не беда, а приключение. Глаза горят, энтузиазм так и хлещет... эх, почему я так не могу, а?

Посмотрев на переминающегося с ноги на ногу от избытка энергии Ярослава, я покачал головой и, вздохнув, отправился на мостик. Щёлкнули тумблеры, загудели лебедки, и якоря, удерживающие "Мурену" на месте, спрятав лапы, встали на свои места в якорных пушках.

— Кирилл, что ты намерен делать? — неслышно последовавшая за мной Хельга застыла у комингса гермодвери, ведущей в рубку.

— Для начала дам телеграмму в ведомство Несдинича. А потом... свяжусь с Гюрятиничами, — коротко пояснил я, краем глаза поглядывая на показатели лебедок, сворачивающих швартовы.

— М-м... понятно, — протянула сестрица. Я обернулся к ней и, окинув взглядом прислонившуюся к переборке фигурку, покачал головой.

— За первой дверью слева моя каюта. Иди, приляг и попробуй хоть немного поспать. Тебе нужно отдохнуть, — проговорил я. Сестрица несколько секунд посверлила меня взглядом, но всё же согласно кивнула и ушла. Не успела хлопнуть дверь каюты, как на мостик просочился Ярослав.

— Я могу чем-то помочь? — спросил он. Я смерил взглядом своего ровесника, почему-то своим энтузиазмом напоминающего мне молодого и глупого пса. Пока глупого...

— С телеграфом знаком? — спросил я его.

— Конечно, — с готовностью кивнул Ярик.

— Молодец. И швец, и жнец, значит... — слабо улыбнулся я. — Тогда так. Пока Хельга отдыхает, можешь побродить по палубам. Через часок заглянешь на камбуз, сообразишь нам чего-нибудь пожевать, а твои навыки в работе телеграфиста проверим после ужина. Договорились?

Ярослав довольно улыбнулся и исчез из виду, даже не спросив, где находятся тот самый камбуз и ледник. Впрочем, ни на секунду не сомневаюсь, что за время нашего отсутствия он успел облазить "Мурену" сверху донизу. Любопытный... ну точно щен годовалый!

Захлопнув за Ярославом дверь, я на миг замер на месте и, тряхнув головой, решительно направился к... шкиперскому креслу. Прежде чем писать письма, неплохо было бы сменить местонахождение. А то по Новгороду и так уже, небось, слухи пошли о дирижаблях, сносящих дымовые трубы домов честных горожан.

Повинуясь командам, "Мурена" развернулась и поплыла на запад, чтобы, оказавшись за городом, набрать крейсерскую для каботажников высоту и... лечь в дрейф. Как к нам, за всё время висения дирижабля над госпиталем, не зашли проведать служащие новгородского порта, я ума не приложу, но это и к лучшему. Меньше всего на свете мне хотелось бы тратить силы на объяснения с портовыми чиновниками. Своих дел хватает.

Пока я уводил "Мурену" от города, у меня было достаточно времени на осмысление событий этого дня, и чем дольше думал, тем меньше мне нравилось происходящее. Начать с самого взрыва... Почему у мастерской не было наблюдателей от "географов"? Ведь это одно из двух мест в Новгороде, где моё появление почти гарантировано. Второе — училище. Или они были и допустили закладку мин? Но зачем? Следующий момент: попытка вытянуть меня или Хельгу из дома в Китежграде. Удачная, замечу, попытка. Опять же — где был Несдинич и его люди, почему не остановили сестрицу? Впрочем, речь же идёт о том самом Несдиниче, что так пёкся о нашей безопасности, запирая в охраняемом парящем городе... и так легко, в разгар своей тихой войны в Новгороде с агентами Гросса отпустивший меня на целый месяц в тот же Новгород для сдачи экзаменов в училище. М-м... некрасиво всё это, очень некрасиво и дурно пахнет. А если контр-адмирал в своём противостоянии с германцами затеял ловлю на живца, то... Да твою же кавалерию, с топотом да присвистом! Наживка не согласна!

Есть, правда, один маленький нюанс... то самое пресловутое письмо Клауса, в котором мой приятель и... подельник сокрушается, что с момента возвращения покалеченного Гросса на службу в Меллинг, в городе стали ощутимо закручивать гайки. "Возвращения", состоявшегося ещё в прошлом году! Нет, это, конечно, не показатель, вместо господина капитана, облажавшегося в истории с изъятием накопителей, его хозяева вполне могли задействовать иных людей. Вряд ли их новгородская агентура была завязана лишь на Гросса, но Несдинич...

Он во всех беседах, едва речь заходила о безопасности нашей семьи, говорил именно о моём "злом гении", как писали в иных исторических романах, и не просто говорил, а буквально упирал на его фамилию! Не знал, что тот отозван? Пф, глава разведки не самого слабого европейского государства? Одного из лидеров Русской конфедерации? Я не Станиславский, но... "не верю"! Да первое, что он должен был сделать, — это определить круг фигурантов и, по возможности, их местонахождение! Как говаривал там наш учитель Гдовицкой: "Это же азы!"

Тогда что это? Способ давления? Гросс был хорош в качестве пугала, несомненно. И тут закавыка. Даже если бы я сам или Хельга легкомысленно отнеслись к незнакомой угрозе, дядька Мирон любыми способами заставил бы нас воспринимать её всерьёз, и Несдинич не мог этого не понимать. Не катит... Получается, это очередной просчёт контр-адмирала? А не слишком ли много этих самых просчётов набирается? И как назло, все завязаны на одну и ту же тему охраны "секретоносителей". Эх, дядька Мирон! Как же не вовремя ты загремел на больничную койку! Сейчас бы посидеть с тобой за столом, покумекать, разобрать все эти нестыковочки по пунктам — глядишь, и додумались бы до чего-нибудь путного!

Чёрт! Я идиот! О Хельге побеспокоился, о мастерах и Ярославе тоже, а дядька Мирон валяется в госпитале, и ни единой души рядом! А если его сейчас возьмут германцы? Я же сам к ним выйду, покорно и не сопротивляясь!

Ключ телеграфа застучал как бешеный. Мысли о возможных играх Несдинича ушли на задний план. С этим можно разобраться потом. А пока... Медленно и томительно бежали минуты, но вот спустя четверть часа телеграф ожил, застрекотал, выплевывая тонкую ленту с текстом. Хм... Цицерон, однако... даже нет, почётный гражданин Лаконии.

"Беспокойство напрасно тчк Полицейский пост выставлен палаты два часа назад тчк Мастерская взята под охрану тчк Немедленно возвращайтесь Китеж тчк Несдинич".

Ну, насчёт "возвращайтесь" — это господин инженер-контр-адмирал погорячился. Некогда мне... пока. А вот полицейский пост у палаты дядьки Мирона — это хорошо. Очевидно, мы разминулись с полицией на несколько минут. И это тоже хорошо. Разговаривать со всякими следователями и дознавателями я сейчас хочу ещё меньше, чем с портовыми чиновниками. "Летуны"-то штрафом обойдутся за полеты над городом на слишком малой высоте, а вот следователи и запереть могут на время разбирательства. Чисто на всякий случай. Ну его на фиг... у меня ещё дел по горло, некогда мне тюремные разносолы дегустировать.

Кстати, о разносолах... А не пора ли перекусить? Что-то Ярослав притих — как исчез с мостика, так ни слуху ни духу. Я открыл гермодверь, и... нос к носу столкнулся с Яриком.

— На ловца и зверь бежит! — улыбнулся я.

— Ужин готов, шкипер, — оттарабанил Ярослав. Рука этого самопального юнги дёрнулась, чтобы "по-гусарски", двумя пальцами отмахнуть воинское приветствие, но я успел первым, и звон подзатыльника разнёсся по коридору жилой палубы.

— К пустой голове руку не прикладывают, — наставительно сказал я Ярославу, с растерянной улыбкой скребущему пятерней пострадавший затылок. Интересно, когда Ветров учил меня этому нехитрому правилу, я выглядел так же глупо? И почему мне кажется, что ответ на этот вопрос будет сугубо положительным? Я встряхнулся и уставился на Ярика. — Так что ты там насчёт ужина говорил?

— Я накрыл стол в кают-компании, — ответил он и, оглянувшись на дверь моей каюты, замялся.

— Хельгу я разбужу сам, — поняв причину заминки, кивнул я Ярославу, и тот, улыбнувшись, умчался в сторону кают-компании.

— Только быстрее! — бросил он на ходу.

Будить сестрицу не пришлось. Когда я постучал в дверь каюты, она уже была на ногах, так что открыла почти сразу. Ох, она хоть пыталась подремать?

— Я спала... около часа, — поняв меня без слов, заверила Хельга.

— М-м... хорошо. Там Ярик ужин приготовил, идём?

— Ужин? Ужин — это звучит хорошо, — слабо улыбнулась сестрица. — Особенно учитывая, что я сегодня даже не завтракала. Чем потчевать собираешься?

— Это вопрос не по адресу. За кока у нас Ярик, с него и спрос, — отшутился я, пока мы шли в кают-компанию. — Правда, на деликатесы не рассчитывай, ничего такого я не закупал.

— Не рассчитывать, говоришь? — Хельга окинула взглядом ломящийся от еды стол и повернулась к Ярославу. — Ты где всё это взял?

— Так на камбузе да в леднике, — пожал плечами уже устроившийся за столом Ярослав. — Там в углу запечатанный ящик с консервами стоял, я его и распотрошил.

— Это дядька Мирон оставил, для празднования первого выхода, — принюхавшись к блюду с вразнобой наваленными на него консервированными крабьими "ногами", от души политыми лимонным соком и присыпанными крупно порубленным чесноком, констатировал я.

— Не иначе, — согласилась Хельга, изумлённо взирая на салатницу с наструганной в неё осетриной холодного копчения. Ну а венцом этой эксклюзивной сервировки были изящные креманки с разложенной по ним кусковой говяжьей тушёнкой... холодной, само собой. И ни кусочка хлеба... талант!

Судя по обеспокоенным взглядам, Ярик уже заподозрил, что с ужином что-то не так, но что именно, он явно не понимал. Ну да и к чёрту! Поедим, разберёмся с делами, а потом можно будет и расспросить — откуда у него такие "познания" в кулинарии...

Глава 4. Ужин ужину рознь

После самого странного ужина в моей жизни мы всей компанией отправились на мостик. Здесь, проверив навыки Ярика в работе телеграфиста, что называется, "на холостом ходу", я уж было собрался диктовать ему послание для Гюрятинича, когда Хельга меня притормозила.

— Подожди, Кирилл. На "Фениксе" сейчас всё равно нет никого, кроме охраны, так что до завтрашнего дня о твоей телеграмме просто никто не узнает. Может быть, лучше будет отправить весточку в поместье Гюрятиничей?

— Но у меня нет номера их станции. Прикажешь отправлять телеграмму на почтамт? Так и они раньше утра её не доставят, — развёл я руками. После слов Хельги идея отправить её к тётушке Елене под охраной капитана "Феникса" и его людей грозила рассыпаться, как карточный домик.

— У меня есть, — пожала плечами сестрица. Уже хорошо.

— Замечательно. — Я повернулся к Ярославу. — Ну что, друг мой, готов продемонстрировать нам свои таланты в деле?

Ярик с готовностью кивнул и выжидающе уставился на нас с Хельгой. Я уже говорил, что его энтузиазм меня пугает?

Сорок минут спустя "Мурена" показалась над поляной, окружённой несколькими старыми рощами, в зелени одной из которых виднелась серая раздвижная крыша огромного эллинга. Я уж было собрался сажать дирижабль прямо посреди ходящего волнами разнотравья, когда крыша эллинга вдруг дрогнула и разошлась в стороны. Нам предлагают сесть туда? Ну, почему бы и нет?

— Хельга, к посту, — произнёс я. Девушка качнула головой и без звука шагнула к штурманскому столу. Хотя, честно говоря, я бы не удивился, если бы она зашипела. Всё-таки мои слова были слишком похожи на приказ...

— Шкипер, высота ноль шесть. Снос по ветру — два к бакборту. Скорость пятнадцать, падает... тринадцать... — затараторила сестрица под горящим любопытством взглядом Ярослава.

Щелчок тумблера, сдвоенные рычаги управления вспомогачами пошли назад.

— Внимание. Малый ход. Стоп. Реверс. Стоп, — проговорил я предупреждение, не отрывая взгляда от линзы экрана на консоли передо мной, на которую проецировался вид с нижнего объектива перископа. Мог бы и промолчать, конечно, благо весь мой экипаж устроился в креслах и даже теоретически не мог упасть, но уроки Ветрова имели весьма полезную привычку намертво въедаться в мозг. И одной из них была обязательность озвучивания всех действий, производимых с дирижаблем. — Есть дрейф.

Чёрный колодец эллинга медленно "пополз" по маркерам линзы. Коррекция. Крайний левый рычаг, направляемый моими пальцами, с лёгким сопротивлением отклонился в сторону, и картинка на экране выровнялась. Подработав противоположной парой вспомогачей, я угомонил инерцию, и дирижабль, выровнявшись, продолжил дрейф строго по продольной оси эллинга.

— Есть створ! — возглас Хельги заставил меня машинально кивнуть, а в следующую секунду лоб "Мурены" словно уперся в стену. Еле ощутимо — всё же скорость двигающегося по инерции дирижабля была уже околонулевой, — но я почувствовал. Спустя секунду ощущение стены... не исчезло, нет, она будто отодвинулась. Так, наверное, должен ощущаться разворачивающийся причальный конус. Ого! А ведь я только недавно начал задумываться над тем, чтобы поставить подобное устройство в нашем "гараже"... Ещё и радовался своей смекалке — вот, дескать, никто не догадался, а я... Нет, теперь точно обзаведусь таким же!

— Внимание, посадка, — проговорил я, переключая тумблеры. Чуть взвыли купольные насосы, развернувшиеся трубы вспомогачей включили реверс и прижали "Мурену" к бетонному полу.

— Есть касание, шкипер. Мягко сели, — воскликнула Хельга. Вот и замечательно. Теперь выровнять давление, отключить рунный круг, и... можно выходить. Я развернул кресло и облегчённо улыбнулся. Всё-таки "Мурена" куда больше того же "Резвого", и, несмотря на тренировки, я пока ещё не очень уверенно чувствую себя на её мостике. Хельга заметила мой взгляд и, выбравшись из-за стола, в два шага оказалась рядом. Легко взъерошила ладонью мои волосы и ободряюще улыбнулась. — Ты замечательно справился... шки-ипер!

— С твоей помощью, шту-урман, — передразнил я её. Ещё немного, и мы точно устроим перебранку, просто чтобы сбросить пар... Но не судьба.

— Это было здорово! — звонкий голос Ярика, ворвавшийся в наши уши, заставил угомониться и меня, и сестрицу. — Шкипер Кирилл, а у вас в экипаже свободные вакансии есть?

— М-м? — я непонимающе посмотрел на Ярослава, перевёл взгляд на Хельгу, но та только ухмыльнулась.

— Чего молчим, шкипер Кирилл? Отвечай, раз спрашивают. — У-у... зан-ноза. Теперь будет неделями мне этого "шкипера Кирилла" поминать. Я замер... ла-адно.

— Ну... коком, пожалуй, я тебя не возьму. Да и отдельной вакансии телеграфиста на "Мурене" нет, — покачал я головой, глядя на моментально сникшего Ярика... и усмехнулся. — Но если твои навыки в механике не уступают таланту обращения с ключом, то могу предложить место арт-техника. При условии, что ты сможешь отличить "наутиз" от "гебо", разумеется.

— Руны я знаю, — просиял он. — Зря что ли гимназию Борецких с "золотым листом" окончил?!

Вот тебе и раз! То-то Казанцев в мальчишку зубами вцепился... А я дурак, что документы его толком не посмотрел. М-да, помог "родственничку", называется. Лопух.

— Хм, а перед наймом в мастерские ты об этом не упоминал, — протянул я, старательно не замечая ошеломления на лице Хельги. Сильно сомневаюсь, что оно связано с известиями об успехах Ярика в учёбе.

— Так ведь я и нанимался в механический цех. А у нас в гимназии по механике были лишь факультативы, в "золотой лист" их итоги не вносили, — пожав плечами, пояснил Ярослав. Хм... он не только скромный, но ещё и щепетильный, однако. Впрочем, это не худшее качество.

— Что ж... — Я чуть помолчал, старательно отводя взгляд от закипающей Хельги, и... улыбнулся. — На днях притащишь документы о выпуске из гимназии, я их посмотрю, потом проверим твои познания в рунах, и если они меня устроят, заключим контракт. Но учти...

Что именно должен учесть мой будущий арт-техник, я досказать не успел, поскольку меня прервали сразу два вопля. Один восторженный, второй... не очень.

— Ти-ихо! — От этого рёва у меня самого заложило уши, а у по-прежнему стоящей рядом и уже успевшей схватить меня за вихры Хельги они вообще должны были отвалиться. Впрочем, рука сестрицы тут же отпустила мои многострадальные волосы. Я обвёл взглядом свой временный экипаж. Хельга прижала ладони к ушам, наверное, чтобы не дать отвалившимся органам слуха упасть на пол, а Ярик просто замер с открытым ртом.

— Так-то лучше. Прежде чем радоваться, Ярослав, учти, что заключённый контракт начнёт своё действие, когда я наберу команду, а до тех пор ты будешь работать в мастерских и... учиться. Молчи и слушай! — я чуть повысил голос, заметив, что неугомонный Ярик уже готов опять меня перебить. — Не сомневаюсь, что в гимназии тебе дали минимум необходимой информации о рунах вообще и их применении в арт-приборах в частности. Но "Мурена" — необычный дирижабль, и очень многие рунескрипты здесь я писал сам, а значит, детали арт-приборов нестандартны и не подлежат замене на обычные. И разбираться тебе в них придётся долго и упорно. Это понятно?

— Так точно... шкипер, — уже не так радостно, но всё же вполне довольным тоном проговорил Ярик. Я кивнул и повернулся к медленно бледнеющей Хельге.

— А ты чего кричала?

— Ничего, — буркнула та. Жаль... после сегодняшнего ей было бы совсем неплохо спустить пар в нашей обычной перепалке. Но нет, так нет... эх, жаль Гюрятинича. Сестрицу-то я раздраконил, она, конечно, чуть успокоилась, но ведь рвануть может в любую секунду, и достанется теперь, скорее всего, её жениху. Ну и ладно. Я капитану "Феникса" посочувствовал? Посочувствовал. А дальше — его проблемы. Пусть сам с невестой разбирается...

— Ну и ладушки. Да, чуть не забыл! — я хлопнул себя ладонью по лбу и, выбравшись из кресла, принял горделивую позу и надул щеки, как тот же Гюрятинич в день выдачи жалованья. Хельга с Ярославом недоумённо посмотрели на этот театр, переглянулись и... — Экипаж, благодарю за хорошую работу. Рейс завершён, нижним чинам и офицерам разрешаю сход на берег.

— Паяц, — устало вздохнула сестрица, сразу догадавшись, кого я пытался изобразить.

— И? Где "ура шкиперу" и топот ног, несущих экипаж к выходу? — поинтересовался я, пропуская мимо ушей замечание Хельги. — Хозяева нас уже заждались.

Я оказался прав. Стоило нам спуститься по штормтрапу на бетон эллинга, как рядом оказался Гюрятинич. Обменявшись со мной приветственным кивком, он беспокойным взглядом обшарил фигурку Хельги и, лишь убедившись, что та в порядке, не стесняясь присутствия посторонних, обнял невесту. И куда только делся весь официоз и холодность капитана "Феникса"?

Впрочем, Владимир Игоревич не стал затягивать с романтикой, так что уже через несколько минут мы покинули эллинг и, с удобством разместившись в шикарном, скрипящем кожаными сиденьями широких диванов салоне "Бенца", отделанном красным деревом, "поплыли" над укатанной каким-то колёсным транспортом грунтовкой в сторону усадьбы Гюрятиничей.

К раскинувшемуся на явно искусственном холме огромному каменному дому мы подъехали, когда над нашими головами уже вовсю переливался по-летнему яркий звёздный ковер, а воздух наполнили ночные запахи и звуки. В отличие от многих и многих городских домов известных новгородских фамилий, загородная усадьба Гюрятиничей ничем не напоминала традиционные белокаменные подворья русских усадеб. Архитектурно она скорее была похожа на недоброй памяти основное здание Ладожского университета. Высокие крыши, стрельчатые арки окон и контрфорсы... высокая готика, одним словом. Не удивлюсь, если автором этого творения был тот же человек, что проектировал университет. Тем более что, как мне помнится из истории Новгорода, король Арагона так и не дождался возвращения своего зодчего...

Знакомство с отцом Владимира Игоревича и соответственно главой дома Гюрятиничей было отложено до ужина, отказываться от которого не стал даже Ярик, срубавший за столом в кают-компании "Мурены" большую часть "приготовленных" им самим блюд. Ну, вообще-то Хельга уже была знакома с будущим свёкром, а Ярика никто особо и не спрашивал, так что предупреждение Владимира Игоревича было адресовано прежде всего мне... Тоже верно. Хоть я в семье Завидичей и сбоку припёка, так сказать, но всё-таки ношу ту же фамилию, а значит, после свадьбы Хельги стану родственникам и Гюрятиничам. Где-то... как-то... М-да. Надеюсь, мы не будем целый вечер болтать ни о чём и ловить в словах собеседника вторые и третьи смыслы.

Мои размышления были прерваны репликой сестрицы, уже настропалившейся растрясти жениха на обещанное сопровождение к тётушке Елене. И вот тут Владимир Игоревич выкинул финт, за который я готов был ему аплодировать. И глазом не моргнув, он заявил, что уже отправил своих людей, чтобы пригласить уважаемую госпожу Зимину в гости. Откуда ему известен адрес? Так ведь Мирон Куприянович не раз доверял ему доставить уважаемую Елену Ильиничну домой... Беспокойство? Отчего же? И Владимиру, и его отцу будет приятно оказать гостеприимство будущим родичам.

Началось... я невольно скривился. Опять намёки-экивоки... Как будто нельзя сказать прямо — дескать, так и так, раз уж выдалась оказия, пусть и такая печальная, было бы неплохо посмотреть на весь комплект приобретаемой родни. Ну да, может быть, на ужине всё будет проще, а?

Удивительно, но факт. Высокий сухопарый пожилой мужчина, представившийся нам как глава семьи Гюрятиничей, Игорь Стоянович сразу задал за ужином совершенно неформальный тон беседы. Очевидно, мои молитвы были услышаны. Никаких завуалированных допросов и намёков, просто ужин. Немного напрягали беспокойные, скорее даже откровенно боязливые взгляды, которыми одаривала племянника тётушка Елена, да в рассказе о событиях этого долгого дня пришлось умолчать о возможных причинах происшедшего, тем более что я и сам в них пока не разобрался. В остальном же вышел вполне уютный и тихий ужин, после которого Ярик увлёк свою тётушку в выделенную ему комнату, очевидно, чтобы раскрасить моё повествование яркими цветами своей фантазии, а Владимир Игоревич увёл Хельгу на прогулку в сад, настояв на том, чтобы дать тётушке Елене время убедиться в целости её племянника. Тем более что сразу по приезде в имение сделать ей это не удалось. А вот я остался наедине с главой дома и, заглянув в его водянистые, выцветшие от старости глаза, тяжело вздохнул. Не во время ужина, так после...

— Лука! Подай в библиотеку коньяку... и прохладительные для нашего гостя, — повернув голову в сторону отирающегося у дверей слуги, обронил Гюрятинич и, поднявшись из-за стола, сделал приглашающий жест. — Прошу, Кирилл. Поговорим о делах в спокойной обстановке.

— Согласен, Игорь Стоянович, — кивнул я и двинулся вслед за хозяином дома. Отказаться, сославшись на позднее время и усталость? Зачем? Семья Гюрятиничей торговый партнер наших мастерских и вложила в производство кое-каких приборов немалые средства, так что беседовать о сложившейся ситуации придётся рано или поздно. Так почему бы и не сейчас?

* * *

— И что ты думаешь о наших гостях, сын? — Игорь Стоянович поёжился и, поправив сползший плед, уставился на сидящего в кресле напротив задумчивого капитана "Феникса", греющего в ладони бокал с коньяком. Часы громко пробили два часа ночи, и Владимир вздрогнул.

— Нужно им помочь, — вынырнув из своих размышлений, тихо, но уверенно произнёс тот.

— Вот как? — старик приподнял седую бровь. Бескровные бледные губы чуть изогнулись, а во взгляде мелькнуло любопытство. — А есть в чём?

— Есть, — кивнул сын и, подумав, добавил: — И даже есть чем.

— Ну, положим, пустить невесте пыль в глаза и поддержать её родственников — дело хорошее, — медленно проговорил старший Гюрятинич. — Главное, не переборщить и не навлечь неприятности на свою семью.

— Они тоже часть нашей семьи.

— В будущем, сынок, в возможном будущем, — уточнил старик, внимательно наблюдая за сыном. И от поблёкших глаз старшего Гюрятинича не ускользнула знакомая упрямая гримаса, промелькнувшая на лице отпрыска.

— В скором будущем. Очень скором, — взяв себя в руки, парировал Владимир, прямо глядя в глаза отцу. — И я позабочусь, чтобы возможность стала предопределением. Кроме того, мы с Завидичами — компанейцы, и доход от вложенных в их производство средств получаем немалый. Ты же сам говорил, что прибыли нужно защищать. Я уж молчу о нашем давнем союзе!

— Тот союз... — патриарх рода махнул рукой. — Быльём поросло. Да и мастерская... Можно подумать, в Новгороде мало мастерских, занимающихся выделкой домашних арт-приборов.

— Таких — мало. Точнее, просто нет. Ни одной, — резко заметил Владимир.

— Ну, ты уж меня совсем-то за дурачка не держи. Как будто я не знаю, почему ты на самом деле так настаивал на заключении контракта с Завидичами, — покачал головой Игорь Стоянович.

— Отец, что бы ты ни думал, могу заверить: мастерская Мирона Куприяновича и его подопечного производит действительно необычные приборы, к тому же неплохо защищённые от подделок, так что рассчитывать на то, что вскоре Новгород заполонят копиисты, сумевшие создать арт-приборы того же качества, не приходится, — нахмурившись, проговорил его сын.

— Ладно-ладно. Всё я знаю и понимаю. Неужели ты думал, что я позволю тебе заключить контракт от имени рода, не проверив возможного компанейца и его продукции? — заухал тихим басовитым смехом старший Гюрятинич. Но через несколько секунд замолк и, смерив сына взглядом, довольно хмыкнул. — Ох, сын... ладно, ты заварил эту кашу с Завидичами, тебе и карты в руки. Действуй.

— Спасибо, отец, — кивнул немало удивлённый Владимир. Сроду за патриархом Гюрятиничей такой уступчивости не наблюдалось!

— Не за что, сынок. Совершенно не за что, — лениво проговорил Игорь Стоянович и, помолчав, хитро прищурился. — Ведь если будут сложности, ты же не откажешься принять совет старика?

— Отец!

— Ладно-ладно, не стоит так волноваться, сынок, — подняв руки в жесте сдающегося, с усмешкой проговорил Игорь Стоянович и почти тут же посерьёзнел. — Что собираешься делать?

— У младшего Завидича сейчас совершенно нет времени на расследование случившегося. Слишком много забот по восстановлению производства, а если учесть, что управлял мастерскими до сих пор его опекун... — сын пожал плечами.

— Хм... хочешь заняться расследованием сам, да? — осведомился патриарх семьи.

— Можно и так сказать. Кириллу оно всё равно не по зубам, — кивнул младший Гюрятинич. — Ни связей, ни знаний. Рассчитывать на полицию...

— Ты прав, полиция свой нос в дела Поясов не суёт. Прищемят и оторвут, — довольно усмехнулся отец и, помолчав, добавил: — А в компанейцах у Завидичей сейчас, как минимум, три "золотых фамилии". Да и сами они, пусть и не имеют за спиной силы рода, но место в Совете от количества денег не зависит, а? Впрочем, Мирон Куприянович отчего-то не жалует Большую Палату своими визитами... Так, опять я не о том. Кхм-кха... Добро. Я отдам приказ Никанору, но руководить поисками будешь сам. Время у тебя есть, следующий рейс будет не раньше чем через пару месяцев. Работай.

— Печать, — напомнил сын.

— Отдам завтра утром. Но на родовую можешь не рассчитывать, обойдёшься специальной, — кивнул старший Гюрятинич. Владимир еле заметно скривился, но тут же стёр всякое выражение с лица. Нежелание отца назначать преемника или хоть как-то обозначить свои намерения в этом плане уже давно стало притчей во языцех не только семьи Гюрятиничей и вассалов рода, но и среди дружественных их фамилии Золотых поясов. Старик прочно держал в руках все нити власти в семье и торговом доме и совершенно не был намерен с кем-то ею делиться, даже с родными детьми. Впрочем, те и сами не особо стремились взваливать на себя это бремя, не понаслышке зная, что значит быть главой огромной семьи с шестнадцатью вассальными родами и управляющим огромного торгового дома, имеющего свои представительства более чем в сорока городах мира. Но постоянные напоминания Игоря Стояновича всем попадающим под руку родным о своём нежелании назначить преемника давно уже набили оскомину.

* * *

Всё-таки утро в Китеже и утро на земле — вещи совершенно разные. Пусть последний месяц я провёл в Новгороде, но вновь привыкнуть к земным радостям после полугодового пребывания в замкнутом пространстве Китежграда так и не успел. В парящем городе тебя не разбудит ворвавшийся в распахнутое окно напоенный летними ароматами ветер, и никакой будильник не заменит гомона и щебета птиц. Правда, и на долгие-долгие умопомрачительно красивые рассветы на земле можно полюбоваться лишь в горах.

Я потянулся и, сев на непривычно мягкой перине, сонно огляделся по сторонам. Часы на стене в выделенной мне хозяевами спальне, мерно тикая, показывали четверть десятого утра. Солнечный свет, заливающий комнату, поднял настроение, смывая горечь воспоминаний о прошедшем дне, и я буквально ощутил, как тело наполняет энергия, так и подзуживая немедленно выскочить из тёплой уютной постели и куда-то нестись на всех парах. Хотя... до одного места, пожалуй, смотаться можно... даже нужно.

Выбравшись из постели, я покрутил головой, вспоминая объяснения показывавшего мне комнату слуги, и, так и не определившись с выбором, принялся открывать все двери подряд. Ну не помню я, за какой из них находится ванная. Как назло, верным оказался последний вариант. За первой дверью была гардеробная, за второй выход в коридор, и лишь за третьей обнаружилось искомое фаянсовое великолепие.

Закончив с приведением себя в порядок, и нарядившись в вычищенный, но всё ещё слегка попахивающий гарью костюм, я спустился в гостиную, не встретив по пути с третьего этажа на первый ни одной живой души. Отправляться на поиски хозяев дома у меня не было никакого желания, беспокоить отсыпающуюся после всех перипетий вчерашнего дня Хельгу, в комнату которой я абсолютно невежливо заглянул по пути в гостиную, тоже не хотелось. Ну а Ярик... сам меня найдёт.

— Доброго утра, господин Завидич, — ровный голос образцового дворецкого, наряженного в образцовую чёрную визитку и не менее образцово накрахмаленную белоснежную сорочку, заставил меня вздрогнуть. Отложив в сторону только что взятую с журнального столика утреннюю газету, я повернулся к вошедшему в гостиную командующему здешним хозяйством.

— Здравствуйте, Марк, — кивнул я. — Будьте добры, обращайтесь ко мне по имени.

— Как пожелаете, господин Кирилл, — невозмутимо ответствовал он. Издевается, что ли?

— Вы что-то хотели, Марк? — поинтересовался я.

— Всего лишь пришёл сообщить, что завтрак готов... господин Кирилл, — откликнулся дворецкий, заставив меня прищуриться. Точно, издевается. — Если желаете, я могу приказать подать его прямо сюда, в гостиную.

— А где завтракают остальные?

— Молодой хозяин в малой столовой, юный Ярослав и его родственница в своих комнатах, как и госпожа Хельга... — И вроде бы говорит утвердительно, но почему же мне мерещится вопрос в его словах?

— Пожалуй, я присоединюсь к хозяину дома, — улыбнулся я.

— Прошу прощения, но Игорь Стоянович ещё почивает, — всё тем же ровным тоном произнёс Марк.

— Я имел в виду Владимира Игоревича, — пояснил я.

— О... прошу, следуйте за мной, господин Кирилл, — ни на секунду не изменившись в лице, дворецкий открыл дверь в холл и приглашающе повёл затянутой в белую перчатку рукой. Я знаком с этим человеком меньше суток, но уже готов его удавить, честное слово.

После завтрака, изрядно подпорченного видом постной физиономии дворецкого, маячившей в столовой, пока мы заправлялись перед долгим днём, Владимир Игоревич потащил меня на прогулку по саду... что было совсем не лишним после столь обильного завтрака.

— Если не секрет, Кирилл, чем вы намерены заняться теперь? — спросил Гюрятинич, когда мы оказались на берегу небольшого искусственного пруда.

— Найму охрану для мастерских, займусь восстановлением складов, — пожал я плечами. — Пока дядька Мирон в госпитале, нашим заводиком, кроме меня, заниматься некому.

— А взрывы?

— Расследование вы имеете в виду? — я, прикусив губу, уставился на подёрнувшееся зыбью зеркало пруда, но тут же одёрнул себя, успокаивая взъярившийся Ветер. Через несколько секунд справился с собой и, бросив на собеседника короткий взгляд, облегчённо вздохнул. Кажется, Гюрятинич ничего не заметил. И славно.

— Именно его, — кивнул капитан "Феникса".

— Думаю, разобраться в происшедшем — задача полиции, — проговорил я. — Я же могу лишь попытаться обезопасить близких и наше дело от возможного повторения вчерашнего.

— Боюсь вас разочаровать, Кирилл, но обстоятельства таковы, что полиция, скорее всего, просто замнёт это дело, — медленно проговорил Гюрятинич... и я почему-то только сейчас вспомнил, как тесно связана его семья с Седьмым департаментом Русского географического общества. Остановившись, я окинул взглядом моего собеседника.

— Что вы имеете в виду, Владимир Игоревич? — тихо спросил я.

— Золотые пояса, — коротко ответил он, но, заметив моё недоумение, хлопнул себя ладонью по лбу. — Простите, Кирилл. Я совершенно забыл, что вы совсем недавно прибыли в Новгород и не знакомы с некоторыми его традициями.

— Я слышал о Золотых поясах. Но не понимаю, при чём здесь наша мастерская, — ответил я.

— Несдиничи, Кульчичи, Мирошкинцы, Гюрятиничи, Невереничи, Степанцы... Завидичи, и ещё полтора десятка фамилий. Это малый круг Поясов, или, как нас ещё называют, "старые пояса", основа Золотой сотни, в которую позже вошли Борецкие, Осинины, Долгих и прочие, так называемые "младшие пояса". Господа Новгородская сохранила не так много привилегий, но одна из них, пожалуй, самая древняя, не отменена до сих пор. За свою безопасность каждый род отвечает сам. Разумеется, официально всё выглядит несколько иначе, но в реальности полиция и пальцем не шевельнёт, чтобы разобраться в преступлении, совершенном против одной из семей Господы. Будь то убийство, кража или поджог амбаров — максимум, что сделает полицейский департамент, это первичный осмотр места... события... с предоставлением своих выводов. И всё.

— Как так? — не понял я.

— Вот так. Будут ждать, пока пострадавший род не укажет им на виновника или не предложит отправить дело в архив. Не бесплатно, разумеется, но... так есть.

— Получается, что дело о подрыве не будет расследоваться только потому, что дядька Мирон носит фамилию Завидич, так что ли? — удивился я. Вот не думал встретить здесь то же, что и в том мире. Правда, здешние "торговые" бояре мало напоминают именитых того мира, но... Золотые пояса, оказывается, точно так же не любят, когда государство вмешивается в их дела.

— Именно, — кивнул Гюрятинич. — А у вас сейчас, полагаю, не так много возможностей для проведения полноценного расследования.

— Предлагаете помощь в этом деле? — прищурился я. Владимир Игоревич молча кивнул. Понятно... — И чем же я обязан такой любезности? Помимо ваших с Хельгой планов?

— Завидичи — старый род, — медленно проговорил капитан "Феникса", точнее, сейчас это был именно что наследник Гюрятиничей, чтобы там ни бормотал и как бы ни отнекивался глава семьи. — Скажу больше, это был союзный нашей фамилии род, ещё тридцать лет назад занимавший достойное место в Большой Палате. Мы хотели бы восстановить "status quo", порушенный бедой, унесшей жизни почти всей семьи Завидичей.

Я окинул взглядом собеседника... и вздохнул. Только боярских наворотов мне и не хватало.

Глава 5. Бежать, пищать!

Не было печали, да черти накачали! А я ещё удивлялся, почему полиция так вяло реагировала на мои выходки... на Несдинича грешил, с его авторитетом. А оказалось... м-да. Заодно становится понятным и почему Трефилов смотрел на меня, как на идиота, когда я сообщил, что на следующий год планирую отказаться от опеки дядьки Мирона. С его-то точки зрения, глупость совершенная, понятно. А вот для меня... От известий по поводу "боярства" Завидича желание выйти из-под его опеки только возросло. По второму разу лезть в эту клоаку?! Ищите дурака.

В сотый раз за день прокрутив эти мысли в голове, я зло пнул один из камней, обрамляющих клумбу перед госпитальным домом, и с шумом выпустил воздух сквозь зубы. Ладно, пусть Гюрятинич занимается поисками, если зарвётся, то предупреждённый мною телеграммой контр-адмирал сумеет наставить его на путь истинный, а у меня на это сейчас действительно нет ни времени, ни сил. Нужно восстанавливать работу мастерской и срочно нагонять график, иначе придётся платить неустойку по контрактам, а это... это полностью исчерпает все свободные денежные средства, имеющиеся у нас в наличии.

Что, нельзя так поступать с будущим почти родственником? Ерунда. Владимир Игоревич закусил удила и теперь, пока чего-то не добьётся, не успокоится. Упрямства капитану "Феникса" не занимать. Да даже если бы он меньше рвался в бой, мне его было не уговорить. Для Гюрятинича я не более чем пятнадцатилетний мальчишка с амбициями... Сам слышал утром. Мимоходом. Хотя где он те амбиции нашёл?! М-да, жених Хельги — это не дядька Мирон, который хоть изредка готов прислушаться к моим словам.

Оглянувшись на окна палаты, в которой лежал до сих пор не пришедший в себя опекун, я вздохнул и, выскочив с территории госпиталя через хозяйственный въезд, запрыгнул на заднее сиденье терпеливо ожидавшего меня "емельки". Не то чтобы я от кого-то таился, но исключать возможность наличия филеров Несдинича, отправленных им на отлов "беглых" Завидичей, нельзя. А общаться с господином инженер-контр-адмиралом я пока не горел желанием. Да и германцев сбрасывать со счёта не следует, особенно если Матвей Савватеевич действительно затеял ловлю на живца в моём лице.

Ну а кроме того, мелькала у меня уже в голове одна предательская мыслишка... В эту игру ведь можно играть и вдвоем, не так ли? Нет, цели попасться немчуре самому я не ставил, но если вдруг так получится... да учитывая, что я их должен интересовать только живьём... Кхм, может, что-то интересное и выйдет, всё же я совсем не беззубый головастик. Было бы неплохо допросить "ловцов" и вызнать, какой сволочи пришла в голову идея взрывать мои склады!

Но это только идея, и специально мотаться по городу, вопя во весь голос: "Вот он я! Кому гениальных артефакторов недорого?!" — я, разумеется, не собираюсь. Других дел навалом.

Мобиль замер у ворот огромного подворья в стиле палат века семнадцатого, и водитель, обернувшись, звонко щёлкнул ногтем по медной рукоятке счётчика.

— Приехали, барчук. Две куны... или обождать? — пробасил "емелька". Покачав головой, я протянул ему пару монет и, выбравшись с мягкого дивана, спрыгнул с подножки чуть заметно качнувшегося мобиля, который тут же со всем форсом здешних лихачей прыгнул вперёд и исчез за поворотом.

Окинув взглядом мощные белоснежные стены, больше подходящие какой-нибудь небольшой крепости, чем городской усадьбе, я на миг замер перед высокими обитыми толстыми стальными полосами воротами и решительно ударил вделанным в дубовую калитку кольцом о медную подставку. Постучался вроде как.

Долго ожидать ответа не пришлось. Уже через несколько секунд лязгнул явно тяжёлый запор, и набранная из толстых дубовых досок дверь бесшумно отворилась.

— Кирилл Завидич к Олегу Ивановичу, — проговорил я, глядя на косматого привратника, возвышающегося надо мной, словно гора. И дело не в моём небольшом росте, этому Голиафу даже чтобы в открытую передо мной дверь пройти, нужно наклониться, и как бы не пришлось протискиваться боком. Гигант натуральный!

— Доложу, — пробухтело как из бочки это "нечто" и, сонно похлопав малюсенькими глазками, еле виднеющимися из-за дикой нечёсаной поросли на лице, развернувшись, мерно пошагало куда-то во двор, гулко впечатывая ноги-колонны в брусчатку. Мрак и ужас. Если уж у нашего арендодателя привратники такие, то на что похожи охранники? Бр-р.

Так, отставить смешки. Впереди довольно проблемный разговор с арендодателем, так что серьёзнее, Рик-Кирилл. А то не успею и глазом моргнуть, как нас попросят освободить мастерскую.

Отыскав взглядом привратника, успевшего пройти половину расстояния до красного крыльца, я припустил следом за ним. Ну, не ждать же мне у калитки, словно коммивояжеру?

Переговоры с владельцем мастерской, вопреки моим опасениям, прошли без проблем. Я, честно говоря, морально был готов даже к тому, что арендодатель решит отказать в продлении договора, но... ошибся, и ошибся кардинально.

Олег Иванович Паузов, как мне показалось, вообще слабо понимал, чего от него хотят. Разрушен склад? Ну, вы ведь не рассчитываете, что я буду его чинить? Ах, сами восстановите? Вот и замечательно. Чаю не желаете?.. От такой манеры беседы меня чуть не заклинило. И это наш арендодатель?!

Иными словами, господину Паузову не было ровным счётом никакого дела до того, что происходит с принадлежащей ему мастерской. Сей молодой человек, напоминающий какую-то совершенно фантасмагоричную смесь Обломова с Митрофанушкой, в первом часу дня рассекающий по гостиной в халате и вяло размахивающий на ходу длиннющей турецкой трубкой, решительно не интересовался никакими делами... ну, судя по тому, что практические вопросы мне пришлось решать с его секретарём, очевидно, доставшимся молодому хозяину дома от почившего отца, так сказать, "в наследство".

Сам же Паузов если и готов был что-то обсуждать, так только последние постановки псковских и тверских театров. Почему именно их? Не знаю, но при упоминании Новгородского академического хозяин дома состроил такое лицо, что я поспешил оставить тему искусства, тем более что кроме этого театра, на премьеру в котором я однажды водил Алёну, никакие другие мне неизвестны. Да что там, я и знаменитостей здешних не знаю, не до них как-то было... В общем, странный человек этот Олег Иванович. И несмотря на простоту, с которой был решён вопрос по мастерской и гостеприимство её хозяина, дом его я покидал со вздохом облегчения.

Следующим пунктом моей программы значился поиск артели мастеровых, что возьмётся за ремонт складов и мастерской. Ну, тут всё было радужнее. В Новгороде были так называемые деловые биржи, не имеющие никакого отношения к "торговле воздухом". Впрочем, последних здесь не было в принципе. Деньги в этом мире пока никто не додумался считать товаром, а затея торговать акциями и иными ценными бумагами, как я успел выяснить, была задавлена на корню не поленившимися объединиться для этой цели Золотыми поясами, вообще-то крайне редко приходящими к единому мнению. Но тут общая нелюбовь заводчиков и владельцев торговых домов к "бумажным выскочкам" сплотила их крепче любых договоров, и в результате Новгородская республика стала первой областью Русской конфедерации, запретившей этот вид деятельности... но не последней.

Таким образом, сейчас в Новгороде процветала Товарная биржа и три деловые, торгующие услугами. Самая большая из них — Портовая, где владелец груза всегда мог подыскать подходящий рейс или дать объявление о желании отправить своё имущество в какой-то город. Стряпчая, или "живодёрка", как её ещё называли, где обретались все крючкотворы Новгорода, всегда готовые помочь в проведении аудита, решении тяжб и ускорении бумажной волокиты... за долю немалую. И наконец, собственно, Мастеровая биржа, где можно было отыскать специалистов любого профиля — от водопроводчика и частного арт-инженера до ватаги уличных бойцов и артели строителей на любой вкус и кошелёк. Вот последние мне и нужны. Бойцы для охраны мастерской и строители для восстановления склада.

— Что я могу сказать... Фундамент здесь крепкий, надёжный. А вот стены придётся возводить заново. А значит, рушить остатки, вывозить мусор... — затянул бородатый старшина артели, сидя напротив устроившегося за конторкой Казанцева, приглашённого мною для солидности и облегчения переговоров. Ну да, двое старшин быстрее поймут друг друга, да и торговаться артельному мастеру с недорослем было бы... неуместно. А это лишние проблемы. Оно мне надо?

Потому сразу после осмотра руин складов с главой артели я и отстранился от беседы, подкинув напоследок Казанцеву под нос записку с указанием минимальных и максимальных сумм и сроков, а сам устроился у стеночки, постаравшись стать как можно незаметнее. Оставлять старшин наедине я не решился, чтобы не вводить Казанцева во искушение. Деньги — они не бесконечные, а человек слаб, да...

— Обломки мы вывезем сами. Так что этот пункт можно исключить из цены, — побарабанив пальцами по столешнице, недовольно проговорил Фёдор, правильно поняв моё покачивание головой. Я улыбнулся и кивнул.

Спор об условиях и сроках восстановления складов надолго не затянулся. Да и обсуждение цены обошлось без выдирания бород и бития себя кулаками в грудь с криками о семерых по лавкам. Тихо и спокойно старшины договорились по всем вопросам, так что спустя час я под удивлённым взглядом артельного мастера-строителя уже ставил подпись под коротким и предельно ясным контрактом. Триста гривен за работу, двести за материалы и месяц сроку. Дороговато вышло, я рассчитывал на меньшую сумму, зато строители обещались возвести за пару дней сарай-времянку, чтобы было где хранить продукцию и сырьё до введения в строй восстановленного склада. Ну и ремонт мастерской вошёл в ту же цену. Благо там, кроме побитых окон, дверей в лавку и кое-где подпорченной огнем крыши, особо и ремонтировать нечего.

С охранниками вышло и того проще. Ватага из десяти человек сразу по приезде выгнала взашей людей, поставленных Несдиничем. Правда, атаман нанятых мною охранников взял авансом сотню гривен за месяц работы его ватаги. Это при условии оговоренного лечения за счёт работодателя в случае ранения и десятикратной компенсации от стоимости найма в случае смерти любого из ватажников во время работы. Не дай бог, конечно. Тысяча гривен для меня не предел, но довольно близко к нему. На счету мастерских после всех заключённых контрактов осталось три с половиной тысячи, из которых полторы уйдёт на сырьё и оплату работы мастеров нашего заводика за месяц, да и мои личные финансы вот-вот покажут дно. А нам ведь график догонять надо. Эх... и что ж так с дядькой Мироном неудачно вышло, а? Он бы вмиг разрулил все проблемы, благо знакомых в Новгороде у него более чем достаточно, глядишь, и сэкономили бы ещё.

От мыслей о до сих пор пребывающем в бессознательном состоянии опекуне, расходах на ремонт и возне с восстановлением работы мастерской, моё настроение быстро оказалось на точке замерзания. И надо же было посланнику Несдинича оказаться рядом именно в этот момент! Нет, понятно, что чего-то в этом роде следовало ожидать, но как же он не вовремя, а?

Я вышел на крыльцо лавки, чтобы подышать свежим воздухом, в надежде хоть немного остудить разгорающуюся ярость, как рядом, обдав меня потоком горячего воздуха, замер чёрный мобиль неизвестной модели, из которого, словно чёрт из табакерки, выпрыгнул подтянутый офицер с характерным красным кантом на чёрном кителе и погонах. Инженер-лейтенант смерил меня взглядом, чему-то кивнул и, вытащив из мобиля какую-то папку, шагнул в мою сторону.

— Кирилл Завидич? — не допускающим возражений тоном произнёс он. Я хмыкнул в ответ. Задняя дверь мобиля открылась будто сама собой. — Прошу в машину.

— Не хочу, — честно ответил я.

Лейтенант на миг опешил, но тут же начал наливаться краснотой.

— У меня приказ доставить вас, и я его выполню, — процедил он. Нервный какой-то... впрочем, я тоже не образец спокойствия, особенно сейчас.

— А у меня ещё куча дел в мастерской, и мне плевать на ваши приказы, — я оскалился.

Из мобиля, повинуясь жесту-приказу лейтенанта, вылез водитель и пассажир с заднего сиденья. Амбалистые такие ребята из нижних чинов "береговой" службы, судя по нашивкам.

Стоящие неподалеку ватажники потянулись за дубинками, но я их остановил. Точнее, вышедший на крыльцо атаман заметил мой жест и притормозил своих бойцов.

— Вы идёте с нами, Кирилл. Это не обсуждается, — прищурившись, сообщил лейтенант, за спиной которого уже выросли его помощники и... улетел им на руки от моего удара. Словив командира, водитель попытался привести его в чувство, а второй кинулся мне навстречу, раскинув руки. Схватить хочет, ну-ну... Удар!

Тело унтера само налетело на прямой удар ноги, угодивший в живот, и, отшатнувшись, сложилось в позе эмбриона. М-м... кажется, я попал немного ниже, чем рассчитывал.

Водитель, возившийся с командиром, попытался было вмешаться, но уткнулся взглядом в наведённое на него дуло пистолета и... решил не рисковать.

— Забирай их — и катитесь отсюда, пока я не разозлился, — прошипел я, указав стволом на мобиль. — И передай господину адмиралу моё недовольство воспитанием его офицеров.

К моему удивлению, ни ватажники, ни их атаман даже не почесались после такого представления. Молча проводили взглядом удаляющийся мобиль и... разошлись по постам. Правда, фраза шагнувшего за порог лавки главы охранников быстро расставила всё по местам:

— Поя-аса-а...

Опять аукнулась моя нежданная причастность к Завидичам, точнее, к кругу старых новгородских фамилий. И в этот раз, как ни удивительно, я был почти доволен таким поворотом дела. Объяснять причины своего поведения или, того хуже, расстаться с охраной сразу по заключении контракта было бы весьма неприятно. А такой поворот был бы вполне возможен, и тот факт, что я не учел таких последствий, говорил, разумеется, совсем не в мою пользу. Оправдываться же вспышкой гнева... Ха! И от меня сбежали бы не только охранники, но и строители вместе с работниками мастерской. Кому на фиг нужен малолетний неуравновешенный работодатель, способный запинать трёх военных разом... ну ладно, двух запинать, одного напугать, суть-то от этого не меняется! А так "пояса-а" — и нихт проблем.

Кхм, а ведь настроение действительно исправилось. По крайней мере, убить ближнего своего больше не тянет. Вот что мордобой животворящий делает, а!

— Кирилл... Кирилл! — Я вынырнул из размышлений и закрутил головой в поисках окликнувшего. Это оказался наш старшина мастеров. Фёдор Казанцев остановился в двух шагах от меня и, кивнув в сторону складских руин, из-за которых уже раздавался стук молотков и хеканье тягающих бревна артельщиков, проговорил: — Послезавтра времянка будет готова...

— Материалы? — понимающе вздохнул я. В ответ Казанцев лишь вновь кивнул и протянул мне список с номенклатурой необходимых "комплектующих". — Здесь всё?

— Нет, только то, что необходимо для восполнения утерянного и плановых работ на ближайший месяц, — откликнулся Фёдор. — Остальное терпит.

— Пока терпит, — задумчиво протянул я и, забрав листы, потопал в контору разыскивать адреса поставщиков.

Не бывает так, чтобы всё сразу стало хорошо, даже если недавно было совсем плохо. Это я понял, пообщавшись с первым из наших поставщиков. Ну, то, что секретарь напрочь отказался пускать меня к своему жутко занятому хозяину, я ещё могу хоть как-то понять. Даже в костюме-тройке, в котором я просто упарился по августовской жаре, моё субтильное пятнадцатилетнее тело вряд ли может вызвать приступ неконтролируемого уважения и хвостомахания у "шлагбаумов" вроде секретарей и приказчиков, но вот то, что те же приказчики, к которым я обратился после облома встречи с владельцем необходимых мне "комплектующих", откажутся принять заказ на заранее оговорённую поставку... это уже выходило за рамки разумного. Нет, если бы дело ограничилось одной конторой, я бы просто пожал плечами — мол, бывает. Но когда эта картина в разных вариациях повторилась во второй и третьей конторах, пришлось признать, что дело здесь нечисто. Последний визит выдался особо интересным. Здесь мне не просто отказали, а попытались вышвырнуть за порог, словно какого-то попрошайку! Это при том, что во всех случаях у меня на руках имелись уже заключённые контракты!!!

Я взбесился от тона инженер-лейтенанта? О нет, тогда я был просто раздражён. А вот руку охранника в конторе Амбарцумова ломал, уже пребывая в ярости. И бюро его головой пробивал в том же состоянии.

Окинув взглядом развороченную людскую, я решил не останавливаться на полпути и отправился прямиком в кабинет владельца конторы, мимо двух прижимающихся к стене клерков и стонущего на полу охранника, буквально горя желанием расставить все точки над "i". Дошёл, но выяснить у Амбарцумова причины творящегося вокруг идиотизма не успел. Полиция ворвалась в его кабинет именно в тот момент, когда я уже готовился получить ответ на первый заданный вопрос. Быстро они! Рядом были, что ли?

Владелец конторы смахнул со лба выступивший пот и, облегчённо вздохнув, тут же принялся верещать о грабителях и почему-то поджигателях. Ну, хоть насильником не обозвал, боров жирный.

Драться с полицией? Сейчас! Это не инженер-лейтенанты и унтеры береговой службы, которые вообще-то не имеют никакого права "хватать и не пущать". Полицейские могут приписать и "сопротивление при задержании". Оно мне надо?

В общем, обрадовав хозяина конторы обещанием выкатить ему иск за неисполнение условий контракта, я перевёл взгляд на недоумевающих от открывшейся картины полицейских.

— Чему обязан, господа?

Наглость — второе счастье, да. Но я поймал кураж, и мне по фиг!

— Да заберите его отсюда! Он мне угрожал! Тать! Убийца! — вновь принялся визжать Амбарцумов.

— Пройдёмте в участок, молодой человек, — откашлявшись, внушительным баритоном проговорил старший тройки полицейских, усатый урядник в белоснежной форме, сиявшей надраенной медью так, что аж глаза резало. — И вы, господин Амбарцумов... Разберёмся.

А собственно, почему бы и нет? Опасаться мне нечего. Максимум, что грозит за устроенный кавардак, это штраф. Оружие? Пф! Здесь разрешение на его ношение не требуется. Прицепятся, конечно, что по малолетству мне такие "игрушки" не положены, так ведь и опекуну предъявить ничего не получится. Он вон до сих пор без сознания в госпитале лежит, так что и халатности в отношении хранения оружия ему не приписать. А вот звон о том, что некий купчик Амбарцумов решил "кинуть" своего малолетнего контрагента, да так, что тот вынужден был устроить погром в его конторе, разойдётся быстро и далеко. И документальное подтверждение этого факта в околотке будет здесь очень неплохим подспорьем. Как раз и сестрички Осинины на днях из "дважды Бадена" возвращаются. Уж они-то моментально донесут эту информацию до всех заинтересованных и не очень лиц.

— Кирилл-Кирилл...

Комната, в которую меня привели практически сразу после короткого опроса в участке, проведённого тем самым усатым полицейским, оказалась маленьким пустым помещением. Почти пустым. Тяжёлый дубовый стол посредине, две прикрученные к полу табуретки, одна свободная, явно для меня, а вторая... на второй сидело, изображая огорчение, его превосходительство, инженер-контр-адмирал, глава седьмого департамента Матвей Савватеевич Несдинич, ну хоть не при параде заявился, в штатском. Впрочем, вру. В уголке за его спиной скромно притулился его бессменный секретарь, Фома Ильич Литвинов. Как всегда незаметный, как всегда молчаливый...

А я-то гадал, как это полицейские так быстро добрались до конторы Амбарцумова! На глазастых соседей грешил. Обманулся. Хм, а уж не ушки ли его превосходительства торчат за этим идиотизмом лавочников, с их отказом от исполнения действующих контрактов? Если так, то аплодирую стоя. Красиво и быстро сработано. Хотя как представлю, какие ресурсы пришлось задействовать Несдиничу только для того, чтобы организовать подобным образом нашу встречу, хочется побиться головой о стену. Эту бы энергию да в нужное русло! Давно бы никакой германской агентуры в Новгороде не было и в помине.

— Доброго дня, Матвей Савватеевич, Фома Ильич, — кивнул я собеседникам и, не дожидаясь разрешения, уселся на свободный табурет. — Признаюсь, не ожидал вас здесь встретить. Какими судьбами?

— Не ерничай, Кирилл, — нахмурился контр-адмирал. — Не время и не место!

— Как скажете, ваше превосходительство, — я пожал плечами и, поёрзав на жёстком сиденье, принялся бездумно скользить взглядом по стенам.

Вот тут и началось. ТАК меня не песочила даже преподаватель этикета Агнесса в той жизни. Кажется, Несдинич решил, что из него выйдет неплохая замена моему захворавшему опекуну. Только не учёл, что дядька Мирон в своих нотациях, порой действительно довольно нудных, никогда не опускается до изречения банальностей.

Я слушал, слушал... слушал. Но поняв, что ничего нового из льющегося на меня потока сознания не узнаю, решил прекратить это бессмысленное времяпрепровождение.

— Матвей Савватеевич... — проговорил я, дождавшись, пока контр-адмирал возьмёт паузу в своих увещеваниях, чтобы перевести дух. Несдинич кивнул. — Скажите, чего вам от меня надо?

— Чтобы ты прекратил скакать как блоха по всему Новгороду и вернулся в Китеж под надзор комендатуры! — неожиданно рявкнул молчавший всё это время Литвинов. — Неблагодарный недоносок! Ты хоть представляешь, сколько людей вынуждены искать тебя по всему городу, вместо того чтобы заниматься настоящим делом?! А сколько охранников мы должны выделять для твоего "величества"?!

— Фома... — поморщился Несдинич. — Остынь. У Кирилла и без того выдались весьма тяжёлые сутки! Не доводи мальчика!

— Фома Ильич, — тихо сказал я. — Я действительно понятия не имею, сколько людей седьмого департамента изображают мой "хвост", и абсолютно согласен с тем, что эти сотрудники могли бы заняться другим делом... более им подходящим. Например, охранять черепах в зоопарке! Потому как с охраной людей у них явно большие нелады!

— Что-о?! Щенок! — Литвинов аж подпрыгнул на месте от гнева. — Ты что несёшь?!

— Считаете, я не прав? — приподнявшись с табурета, я упёр кулаки в столешницу и, исподлобья уставившись на секретаря, зарычал. — Тогда, может быть, объясните, каким образом, ваши "великие" специалисты могли проморгать подготовку взрыва складов? Одного из трёх, повторяю для идиотов, всего ТРЁХ мест возможного появления моей семьи в Новгороде?!

— ТИХО!!! — взревел белугой Несдинич и шарахнул по столу ладонью. После чего обвёл нас с Литвиновым тяжёлым взглядом и проговорил уже тише, но с отчётливо лязгнувшей в голосе сталью. — Угомонитесь уже. Кирилл, перед тобой не купчик Амбарцумов, между прочим, а государственные служащие высокого ранга. А ты, Фома, не с унтером-штурмовиком из своей роты разговариваешь, а с законопослушным гражданином Новгорода!

— Законопослушным?! — прищурился секретарь. — Да за то, как он моего лейтенанта отделал, ему на "губе" самое место, как минимум!

— Повторяю, Кирилл — законопослушный гражданин Новгорода, не состоящий на действительной службе. А твой лейтенант, как я понял из доклада, не обратил на этот момент никакого внимания и действовал так, словно юный Завидич обязан беспрекословно выполнять его приказы, — внушительно проговорил Несдинич, наградил Литвинова долгим взглядом и, повернувшись ко мне, усмехнулся. — Хотя с Амбарцумовым, ты, конечно, погорячился.

— Вот, кстати, о купцах, — проигнорировал я вопрос контр-адмирала. — Ваших рук дело?

— Не понял, — нахмурился Матвей Савватеевич под неразличимое шипение неожиданно ставшего таким разговорчивым секретаря.

— Это вы надавили на купцов с тем, чтобы они отказывались от заключённых с нами контрактов? Чтобы, когда я выйду из себя, взять меня руками полиции... — пояснил я.

— Да нет, ничего такого мы не делали, — покачал головой контр-адмирал. — Просто по возвращении избитого лейтенанта просчитали твои возможные шаги и дали сигнал полиции присмотреться к некоторым точкам и при встрече препроводить тебя в ближайший участок, после чего телефонировать на нашу станцию. Но на купцов никто не давил. Зачем?

— Никто не давил или вы не давили? — уточнил я.

— Ни прямо, ни косвенно. К отказу от продления контрактов ни я, ни возглавляемое мною ведомство отношения не имеем, — заверил Несдинич. — Повторюсь: зачем? Ради призрачного шанса, что ты устроишь дебош? Недальновидная глупость, ведь в этом случае контракт наверняка будет разорван. Нам же, наоборот, выгоднее, чтобы мастерские Завидичей как можно быстрее восстановились и продолжили работу.

Верить — не верить? Чёрт его знает. С одной стороны, Несдинич действительно не заинтересован в простое мастерской, с другой же...

— И как это сочетается с высказанным господином Литвиновым пожеланием, чтобы я как можно быстрее снова забился в Китеж? Кто будет руководить вводом завода в работу, пока дядька Мирон находится в госпитале?

— Мы могли бы дать толкового управляющего, — мирным тоном проговорил контр-адмирал.

Я фыркнул.

— О, да! Чтобы на следующий день снимки рунных матриц оказались на столе у Брина?

— Кирилл, я могу дать тебе слово... — стал говорить мой собеседник под аккомпанемент прожигающего меня взглядом секретаря, но я не дал ему закончить.

— Нет, благодарю. Как ваши люди справляются со своими обязанностями, я уже имел возможность наблюдать, равно как и итог их деятельности в виде доставленных в госпиталь раненых мастеровых и моего опекуна. И знаете что? Мне это совершенно не понравилось. Можете считать меня перестраховщиком, но доверять вашим людям я не могу. Вообще.

— Кирилл, это была роковая случайность, пойми. Большая часть наших людей в этот месяц была занята тем, что пыталась оттянуть внимание всей германской агентуры подальше от Новгорода, где ты как раз сдавал экзамены, — со вздохом взялся объяснять Несдинич. — Не буду врать, что это было сделано лишь для твоего спокойствия. По плану такой шаг позволил бы вытащить всю их "паутину" на свет. Но наши ресурсы не безграничны. Мы смогли приставить вам личную охрану, но на стационарные наблюдательные посты людей не хватило. Понимаешь?

И опять тот же вопрос: верить — не верить...

Часть пятая. Никакого бизнеса, господа, только личное

Глава 1. Гениальность генералов — миф или реальность?

Двухнедельной давности беседа с Несдиничем и его секретарём закончилась не очень-то приятной для меня лично, но вполне мирной договорённостью. А именно — я остаюсь в Новгороде под надзором филеров седьмого департамента и продолжаю заниматься восстановлением мастерской, стараясь поменьше "светиться" в ней самой и палате дядьки Мирона. Но сразу по окончании аврала безропотно возвращаюсь в Китеж, под охрану комендатуры. Уж не знаю, решил ли контр-адмирал продолжать ловлю на живца, или на его решение повлиял тот факт, что Гюрятиничи частично осведомлены о происходящем и могут начать задавать нежелательные вопросы, если я вдруг брошу всё и вернусь в парящий город, но... мы договорились.

А у меня прибавилось головной боли. После недолгого размышления я пришёл к выводу, что "географам" действительно не было смысла устраивать мне обломы с контрагентами. Это всё равно что палить из пушки по воробьям! Но из этого умозаключения следовало, что созданием проблемы с поставками нужных деталей и сырья для производства руководил кто-то другой. Может быть, это были всё те же пресловутые германцы? А что? Вполне возможно. Чем больше времени я проведу в Новгороде, улаживая проблемы с мастерскими, тем больше у них будет простора для действий. Чем не вариант?

Но были за эти две недели и хорошие новости. Сначала Владимир Игоревич смог решить вопрос с сорванными поставками, правда, пришлось заключать контракты с совсем другими поставщиками и по чуть более высоким ценам, зато была гарантия, что они не пойдут на попятную, как тот же Амбарцумов. А там и временный склад подоспел, так что спустя четыре дня после встречи с Несдиничем мастерские наконец смогли выйти на режим и теперь уверенно нагоняли отставание в производстве арт-приборов по уже заключённым договорам, благо те же Гюрятиничи согласились чуть сдвинуть сроки получения причитающейся им доли продукции.

Ну и последней по времени, но отнюдь не по значению, стала позавчерашняя новость — дядька Мирон наконец пришёл в себя. А на следующий день, то есть вчера, лечащий врач объявил, что "в состоянии пациента просматривается отчётливая положительная динамика". Это было, когда один из санитаров попытался подложить дядьке Мирону "утку", а тот, внезапно открыв глаза, послал бедолагу, да таким загибом, что опешивший санитар не сумел вовремя распознать в движениях пациента попытку встать. Нет, он быстро опомнился и уложил моего опекуна обратно в кровать, но при этом получил ещё один, ничуть не меньший "заряд бодрости". После чего убежал жаловаться на ожившего, по его собственному выражению, "комика" дежурному врачу.

Впрочем, нет. Была ещё одна новость, просто потерявшаяся на фоне возвращения в этот мир моего опекуна. Нам пришла оплата за последние три штурманских стола, установленных в июне на мониторах Ладожской флотилии. Приборы наконец прошли все испытания, и Адмиралтейство закрыло контракт. Тень финансовой дыры, все эти две недели трепавшая мне нервы, испарилась, как будто её и не было, и я смог облегчённо вздохнуть. Но это было уже после того, как я справился с радостью от известий из госпиталя. В общем, это были очень даже неплохие две недели. И плевать на Несдинича с его шпионскими играми и усиленно гадящими германцами. Первый вроде бы перестал доставать своими требованиями, а вторым теперь будет гораздо сложнее творить пакости, поскольку мастерские находились под круглосуточной охраной, у палаты дядьки Мирона постоянно дежурили два мордоворота, а мы с Хельгой выбирались из имения Гюрятиничей лишь для вылазок в госпиталь, на завод или чтобы потренироваться в управлении "Муреной", правда, пока только в режиме "селёдки", ха! Почти каламбур.

Нет, не то чтобы я опасался чьих-то любопытных глаз или не доверял Хельге и Ярику. Просто мне очень хотелось показать возможности моего дирижабля сразу обоим Завидичам. Тщеславие? Может быть. Но с другой стороны, я имею полное право гордиться результатом своих трудов, не так ли? Так почему бы и не похвастаться перед теми, кто может их оценить по достоинству? Перед самыми близкими людьми в этом мире... Эх, вот если бы ещё и Алёну удалось вытащить в такой демонстрационный полёт. Конечно, она вряд ли поймёт все тонкости решений, но... я просто соскучился по ней. А выбираться в гости получается крайне редко. Филеры Несдинича постоянно сидят на хвосте, да и германских агентов-"невидимок" не стоит сбрасывать со счетов. Вот и получается, что в беспокойстве о своей девушке я вынужден был сократить походы в гости к её семье до минимума. Да и эти походы пришлось маскировать так, что полчаса пешего хода от госпиталя до её дома превратились в два часа петляний по городу, чтобы отсечь возможных преследователей. В результате за прошедшие две недели я смог встретиться с Алёной лишь дважды. Это при том, что к тем же Осининым заглядывал четырежды! Вот где справедливость, а?

Хотя, если так подумать, где-то она всё-таки есть, особенно если самому приложить руки к вопросу её достижения. Так, после разговора со Светланой и Ириной, дружно возмутившимися историей, приключившейся с мастерскими, у опрометчиво отказавшихся от сотрудничества поставщиков вроде того же Амбарцумова, появились некоторые проблемы. А всего-то и нужно было двум красавицам негромко посокрушаться на очередном приёме о падении нравов в среде нынешнего купечества. Жаль, что неприятности этих купцов, принесли мне лишь моральное удовлетворение. Ни от кого исходила идея отказаться от контрактов, ни личности переговорщиков узнать так и не удалось. Да и возможности потрясти ушлых купчиков у меня не было, а одними уговорами многого не добьёшься. Но, может быть, у Гюрятинича и его людей получится разговорить моих бывших контрагентов? Не знаю. Пока результатов — ноль.

— Кирилл, объясни мне одну вещь, пожалуйста... — тихо попросил Владимир Игоревич, прервав тишину очередной нашей молчаливой прогулки по саду.

— Какую? — остановившись у полюбившегося мне искусственного пруда, я покосился на своего спутника. Уж больно странным тоном он произнёс эти слова.

— Почему, когда мы говорили о расследовании взрыва складов, уже неоднократно, заметь, ни ты, ни Хельга ни разу не упомянули о том, как она узнала о случившемся?

Я недоумённо посмотрел в абсолютно безмятежное лицо Гюрятинича.

— Разве? Я думал, сестрица рассказала... — вырвалось у меня.

— Понятно. А она, очевидно, думала, что ты мне об этом рассказал, — всё с тем же безмятежным выражением лица покивал Владимир Игоревич. М-м, не нравится мне это... спокойствие, да.

— А это так важно? — пожал я плечами.

— Может быть, — откликнулся мой собеседник, но, заметив искреннее непонимание, написанное на моём лице, пустился в рассуждения. — Видишь ли, здесь возможны два варианта. Первый — это так называемая "визитная карточка". Подобным образом поступали некоторые семьи, объявляя торговую войну своим недругам. Уничтожить склад будущего противника и передать ему, обязательно первыми, свои соболезнования по этому поводу. Этакое предупреждение об открытии боевых действий. Вариант второй, который я, как и Никанор, кстати, считаем менее реальным, это подделка твоих пресловутых германцев под ту же самую "визитную карточку".

— А почему этот вариант менее реален? — удивился я.

— Потому что мы оба попросту не верим в присутствие боевиков германской разведки в Новгороде, — как маленькому объяснил Гюрятинич.

— Но почему?!

— Кирилл, как ты думаешь, кто больше знает о Новгороде, полицмейстер с его вездесущими околоточными и их осведомителями или глава конфедеративного ведомства, занимающегося внешней разведкой, по всем законам не имеющий даже права вести какую-либо деятельность на территории Конфедерации?

— Думаю, полицмейстер.

— Так вот, полицмейстером Новгорода, чтобы ты знал, является мой младший брат Никанор Игоревич Гюрятинич, и он клятвенно меня заверил, что за последние полгода в городе и его окрестностях не происходило ничего необычного. Не было здесь никакой странной возни. Хотя если бы шла борьба агентур, какие-то моменты хоть краешком, да должны были всплыть. Намёки, нестыковки, слухи... хоть что-то. Но ничего не было. Понимаешь?

— Понимаю. Несдинич вешал нам с опекуном лапшу на уши, да? — тихо вздохнув, произнёс я.

— Ну, может быть, он и не врал, всё же декларируемый запрет на ведение оперативной работы на своей территории и отсутствие людей для такой работы — вещи разные. Равно как не будет отрицать и присутствие чужих агентов в Новгородской республике. Но краски он сгустил основательно. Одно дело собирающие информацию агенты, их полиция может и не заметить, не её профиль. Но пропустить группу подготовленных боевиков? Люди Никанора не могут позволить себе такого промаха. Эпоха бомбистов хоть и миновала, но свой след в подготовке полиции оставила, и поверь, ведомство не растеряло приобретённых в то смутное время ухваток. Да и "соловьи" накрепко приучены "петь" о любых подозрительных группах незнакомых людей, появляющихся в городе. Мера, конечно, направлена не против гипотетических боевых групп иностранных разведок, но и они будут выделяться на местном фоне, как "кит" на фоне "селёдок", так что незамеченными не останутся.

— Соловьи?

— Осведомители, — пояснил Владимир Игоревич. — Жители городского дна. Всё слышат, всё видят, всё замечают. Необходимая привычка, вырабатываемая условиями их жизни, питаемая мелкими поблажками городовых, чередуемыми с облавами... поверь, при таких условиях эти "агенты" всегда держат глаза и уши открытыми и обстоятельно докладывают людям моего брата обо всём увиденном или услышанном.

— Стоп. Но если Несдинич не имеет права действовать на территории Конфедерации, то дядька Мирон должен был об этом знать, разве нет?

Честно говоря, за этот хилый фактик я ухватился, как утопающий за соломинку.

— Откуда бы ему это знать, если запрет был введён восемь лет назад, фактически сразу после раздела разведывательного и контрразведывательного корпусов? В то время Мирон Куприянович вообще-то жил в хорошо знакомом тебе городе и знать не знал о том, что происходит в ведомстве Несдинича, — улыбнулся Гюрятинич. — Да и в газетах об этом не писали.

— Значит, вы не верите в "германскую" версию? — подытожил я.

— Скажем так, не считаю приоритетной, — поправил меня Владимир Игоревич. — Идея объявления "войны" кажется мне более правдоподобной. Попробуй припомнить, кому ты успел оттоптать мозоли. Может, какому-то новгородскому заводчику, специализирующемуся на выделке арт-приборов?

— Да нет, вроде бы ничего такого... Продукция нашей мастерской в большинстве своём вообще не имеет аналогов на рынке. Так что ничьей ниши мы не занимали, — пожал я плечами. — Да и объём нашего производства не так уж велик, чтобы считать мастерские Завидичей конкурентами другим артефактным производствам.

— Ну-ну... — Гюрятинич кивнул.

— А может, поступить проще? — предложил я. — Тряхнуть тех купцов, что отказались от контрактов с нами, и всё?

— Кирилл, мы не бандиты, чтобы заниматься подобным, — вздохнул Владимир Игоревич. — А уж Никанору, как новгородскому полицмейстеру, и вовсе не пристало пытать свидетелей. Он вообще-то на должность поставлен, чтобы покой людей охранять, а не страх на них наводить.

— Но ведь они наверняка что-то знают!

Это уже был крик души. Я и сам понимал, что давить на так подставивших меня купцов — не выход, но складывающаяся ситуация просто бесила!

— Угомонись, Кирилл, — усмехнулся Гюрятинич. — Трясти их, разумеется, нельзя. Пытать тоже. Но расспрашивать-то никто не мешает, верно? Особенно если действовать аккуратно.

— Я пробовал, — сник я. — Не вышло. И аккуратно... и вообще...

— О да, наслышан о твоем походе священной ярости, — уже чуть не в открытую смеялся мой собеседник. — Полгорода шепчется о Завидичах, восстанавливающих традиции ушедшей эпохи!

— Да ну... бред, — опешил я.

— Расспроси сестёр Осининых, — лукаво предложил он. — Большую часть слухов, если я не ошибаюсь, как раз они и запустили.

— Убью вертихвосток, — простонал я, представив, что именно могли наплести острые язычки богатых на фантазии Мишкиных кузин.

— Лучше скажи им "спасибо", — неожиданно посерьёзнев, посоветовал Гюрятинич. — Такая репутация дорогого стоит. Традиции в нашем кругу ценят, и мнение общества тут играет не последнюю роль. А уж для оскудевшей фамилии, только-только вынырнувшей из небытия...

— Может, мне им ещё и торт подарить? — нахмурился я. Опять начавшие вылезать изо всех щелей боярские заморочки не прибавили хорошего настроения.

— Тут я тебе не советник, — махнул рукой Гюрятинич и, помолчав, вернулся к прежней теме. — А об оттоптанных мозолях всё же подумай. Попробуй вспомнить, кому ты мог перейти дорогу.

И я вспомнил. Осинины... Вертихвостка... Зимний бал... Злопамятный братец. Долгих!

* * *

— У меня есть новости, — проговорил Владимир, даже не пытаясь упасть в кресло для посетителей, стоящее у торца стола в кабинете его младшего брата. Никанор терпеть не мог долгих бесед ни о чём во время работы, а потому кресла для гостей, чей статус позволял им сидеть в присутствии полицмейстера Новгорода, были сделаны так, что устроиться в них с удобством было просто невозможно, и это волшебным образом влияло на планы посетителей. Как-то так получалось, что, заходя в кабинет полицмейстера, располагающие всем временем Вселенной визитёры, планировавшие потратить толику этого богатства на полную намёков и экивоков беседу в лучших традициях света, уже через пять минут ёрзанья в тесном, жутко неудобном кресле, то и дело врезающимся непонятно откуда взявшимися острыми углами во все доступные части тела, резко сокращали время визита до минимально возможного и начинали говорить чётко, толково и исключительно по делу, что, разумеется, не могло не радовать вечно занятого хозяина кабинета.

Владимир Игоревич был прекрасно осведомлен об этой маленькой хитрости своего младшего брата, и предложенное им кресло просто проигнорировал, с удобством устроившись на широком подоконнике. Никанор печально вздохнул. Против семьи финт с креслом давно показал свою бессмысленность. Почему? Ну а кто ещё, кроме близких, может позволить себе такое нарушение этикета в присутствии целого генерала и главы столичной полиции? Правда, был ещё отец, тоже весьма близкий человек. Но в свои чрезвычайно редкие визиты Игорь Стоянович предпочитал занимать место хозяина кабинета, и тогда подоконник оккупировал уже сам Никанор, чтобы не затевать возни с заменой "поторапливающего" кресла на какое-то иное. Благо отец снисходительно относился к нарушениям этикета в "домашней" обстановке.

— Никанор, ты меня слушаешь? — окликнул брата Владимир. Тот кивнул.

— У тебя есть новости. И? — проговорил молодой генерал. Действительно молодой — двадцать семь лет всего. Карьера, достойная зависти... и кривотолков. Ну, не объяснишь же каждому, что Никанор Игоревич ещё в четырнадцать лет получил диплом бакалавра права, а по написанным им учебникам криминалистики уже пять лет как учатся будущие коллеги. Семья? Да, семья помогла. Но разве это не пошло на пользу делу? И лучше было бы, если бы в этом кабинете сидел какой-нибудь напыщенный самодур, отпрыск одной из "лучших фамилий", ни ухом ни рылом не понимающий в сложном деле поддержания порядка в городе и только и умеющий, что важно надувать щеки и изрекать банальности! Вот уж вряд ли.

Владимир взглянул на вновь ушедшего в себя брата и, вздохнув, заговорил, ни на секунду не сомневаясь, что младший прекрасно его слышит и понимает. Просто, как и все гении, Никанор эксцентричен. К этому нужно привыкнуть либо просто прекратить общение и забыть о существовании некоего Никанора Игоревича. Владимир привык.

Стоило капитану "Феникса" умолкнуть, как его брат ожил. Издав что-то среднее между шипеньем и фырканьем, полицмейстер крутанул рукой в неопределённом жесте и весело взглянул на брата.

— А я ведь сразу предлагал позволить мне переговорить с Завидичами, — обвиняюще ткнув указательным пальцем в грудь Владимира, произнёс Никанор. Старший брат только покаянно вздохнул и развёл руками. Генерал удовлетворённо покивал. — Вот-вот. Сколько раз тебе батя говорил, чтобы ты слушался моих советов, а ты...

— И ты туда же! Мне отец уже плешь проел по этому поводу, — скис Владимир.

— Ладно. Значит, Долгих, да? Всё же я оказался прав. — По губам полицмейстера скользнула довольная улыбка, и он вновь ушёл в себя, но не прошло и минуты, как Никанор встрепенулся. — Проверим. Фамилии купцов, отказавшихся работать с Завидичами, ты принёс?

— Конечно, — листок почтовой бумаги скользнул на стол генерала. Тот улыбнулся.

— Вот и славненько, есть у меня пара человек, что без мыла в... душу влезут. Их и отправлю в гости к фигурантам. Чую, их выбрык — выходка из той же серии, что и подрыв склада. Кстати, надо будет поторопить следователя, что-то он затянул с дознанием по этому делу. М-да... Ладно. Будут ещё новости — заходи. И передай отцу, что в воскресенье я буду к обеду, — проговорил Никанор, поднимая трубку телефона. Владимир испустил долгий вздох, возвёл очи горе и, покачав головой, направился к выходу. Ох, уж эта эксцентричность гениев... Удивительно, как Никанор, при его наплевательском отношении даже к минимально обязательным правилам хорошего тона, ещё ни разу не нарвался из-за своей грубости на дуэль? Впрочем, и слава богу. Вполне достаточно того, что он с периодичностью раз в полгода нарывается на поединки из-за своей любвеобильности. Гений... жениться ему надо. Хм... а что? Подобрать невесту, красивую, на дурнушку брат и не взглянет, а опыт увиливания от венца у него огромный. Умную, дурочки ему интересны только в, так сказать, горизонтальном положении. И непременно сильную, чтобы держала гения в ежовых рукавицах. И сестрица будет рада — перестанет переживать за Никки. Хорошая идея, надо обдумать.

* * *

Как всё просто, оказывается. И германцы ни при чём. Я взвесил на ладони прочитанный отчёт полиции, полчаса назад принесённый Владимиром, не поленившимся разыскать меня на берегу полюбившегося пруда в имении его семьи, где я устроился, чтобы отдохнуть и немного поиграть с Ветром. Хорошо хоть сегодня воскресный день и у меня выдалось свободное время. А то в последние три недели было не так много возможностей, чтобы вволю побездельничать. Всё время отнимала мастерская, за делами в которой мне приходилось приглядывать почти постоянно. А тут ещё иски к бывшим поставщикам... И как только дядька Мирон управлялся со всем этим хозяйством в одиночку? Я-то уже начал подумывать о временном найме хотя бы пары помощников! А что делать? Врачи обещают выписать опекуна не раньше, чем через две-три недели, точнее, перевести на домашнее излечение, которое должно продлиться, по самым оптимистичным прогнозам, не менее месяца. А до тех пор мягкий постельный режим, короткие прогулки и минимум нагрузок. Какое уж тут управление мастерской!

Но Долгих! Какая всё же мразь, а... Ну, узнал ты, что твой недруг завёл собственное дело, ну хочешь ты ему пакость сделать, людей-то зачем калечить? Причём здесь мастера? Сволочь злопамятная!

Ладно, допустим, захотелось тебе зрелища, ну так взорвал бы ночью всю мастерскую разом... Уж всяко на зарево пожара народу бы полюбоваться набежало немеряно. Благо рядом аж два села расположены. Урод. Мог бы и затеей с поставщиками ограничиться, шантаж, конечно, дело грязное, но уж точно лучше, чем взрыв складов посреди рабочего дня. И ведь саму мастерскую не тронул! Вроде как разрешил ещё потрепыхаться, или удовольствие растягивает... Сжав пальцами кожаную папку с медными уголками, в которой и хранился отчёт, составленный людьми младшего брата Владимира Игоревича, я поднялся на ноги и, не оглядываясь по сторонам, отправился в сторону дома. Обед скоро, не опоздать бы.

Пока шагал по причудливо петляющим тропинкам сада, который, по-хорошему, стоило бы называть парком, успел немного успокоиться, и в голове начали крутиться мысли о противодействии семье Долгих. Рассчитывать на активную помощь тех же Гюрятиничей в этой ситуации не приходится. По крайней мере, на данном этапе. Собственно, Владимир сам эту мысль и высказал, когда передавал отчёт. Дескать, ничего не поделаешь, патриарх сказал своё веское слово. А на деле решил посмотреть, как будущие родственники собираются выкручиваться. Вот если совсем придавит, тогда, конечно, Гюрятиничи помогут... Но не раньше. И ведь даже базу под это дело подвёл, старый хрыч. Возвращение исчезнувшей было семьи требует железных доказательств её силы и притязаний, а следовательно, и права занимать место среди Золотых поясов, видите ли. Тьфу!

Нет, надо с дядькой Мироном посоветоваться, пока есть время и чёртов Андрей не придумал ещё какую-нибудь гадость. А то, что этот придурок не успокоился, я знаю точно. Не тот человек. Ведь полгода прождал, прежде чем ударить... тварь злопамятная. Вот и подумаем с опекуном, с какой стороны ждать следующей атаки, а заодно придумаем, как ответить. Вообще кое-какие идеи у меня уже имеются, но... поговорить с опекуном всё равно будет не лишним.

За размышлениями я и не заметил, как добрался до дома, и опомнился, лишь когда с балкона над огромным "французским" окном в сад меня окликнула Хельга.

— Кирилл! Где тебя носит? Обед уже через четверть часа, а ты до сих пор не переоделся!

— Я не ты, чтобы переодеться, мне хватит и пяти минут, — огрызнулся я. Сестрица закатила глаза, но спорить не стала. Только фыркнула и, зашуршав юбками, исчезла из виду. И чего она нервничает? Ну обед, ну официальный... подумаешь! Из незнакомых лиц на нём должен быть разве что тот самый полицмейстер, по совместительству младший брат Владимира Никанор Игоревич Гюрятинич. Остальных обещанных гостей и я, и Хельга с тётушкой Еленой уже знаем. Успели познакомиться за те три недели, что мы живём в поместье Гюрятиничей. Их, собственно, и ожидается совсем немного, да и гостями называть собирающихся на обед людей было бы несколько неверно. Всё же все они, так или иначе, принадлежат семье, владеющей этим поместьем и, соответственно, в той или иной мере могут считаться его хозяевами.

Хех, главное, чтобы отец семейства почтенный Игорь Стоянович не услышал моих рассуждений. По его мнению, он и есть единственный и полновластный хозяин всего имущества Гюрятиничей. Потому и слуги, во главе с дворецким Марком, величают всех без исключения членов семьи, живущих своим домом, гостями. И только сыновья и дочь Игоря Стояновича именуются ими "молодыми хозяевами". Но лишь потому, что не имеют собственного жилья в Новгороде или его окрестностях. А съёмное... оно съёмное и есть.

Кстати, дочка у здешнего "повелителя всего и вся" очень хороша! До Алёны красотой, может, и не дотягивает, но объективно... м-м, симпатичная, с Осиниными поспорить может, да. И поболтать с ней можно, не обо всём, конечно, но о многом. Она рунику понимает! Жаль только, что этот огромный плюс перевешивается ещё большим минусом. Елизавета Игоревна, очаровательная девушка осьмнадцати лет, к величайшему сожалению, спелась с Хельгой, и мои победы в наших обычных пикировках стали не таким частым событием, как хотелось бы. Хоть Свету с Ирой на подмогу вызывай! И, честно говоря, единственным препятствием для этого шага является моя интуиция, которая буквально вопит, что результатом такого действия станет очередное удвоение численности моего противника. Оно мне надо?

Обед, как я и предполагал, не оказался чем-то выдающимся. Разве что поданными блюдами, за что следует благодарить повара... Ну и знакомством с полицмейстером, разумеется. Никанор Игоревич оказался чуть располневшей копией капитана "Феникса", к тому же откровенно плюющей на всю чопорность света. Уже через пять минут после знакомства он легко перешёл на "ты", причём так естественно, что когда Хельга заметила его фамильярность, морщить носик было уже поздно, поскольку к тому моменту она уже сама обращалась к сидящему напротив неё младшему брату Владимира без всякого почтения и чинопочитания.

По окончании трапезы мы разошлись кто куда. Я и сам собирался пойти в сад, поваляться на траве, но был остановлен нашим новым знакомцем.

— Кирилл, не мог бы ты уделить мне несколько минут? — спросил Никанор Игоревич.

— Конечно, — кивнул я.

Молодой генерал махнул рукой, молча приглашая следовать за ним, и мы направились к выходу из столовой. Миновав длинный и широкий коридор, свернули в холл и, поднявшись по парадной лестнице, оказались перед апартаментами младшего брата Хельгиного жениха.

— У меня в гостиной немного не прибрано, не обращай внимания, — пропуская меня в гостиную, произнёс Никанор. Я кивнул... и замер прямо на пороге. В комнате, которую хозяин назвал гостиной, стены на всю свою четырёхметровую высоту оказались заставлены книжными шкафами. По-моему, книг здесь было даже больше, чем в расположенной на первом этаже библиотеке. И если бы они были только в шкафах... но нет, книги были везде. Они стопками громоздились на подоконниках, развернутые и заложенные многочисленными закладками, устилали два массивных стола и оккупировали диван. А в центре комнаты возвышалась целая пирамида из книг, явно ожидающая, пока хозяин соизволит её разобрать.

— Всё никак не выберу время, чтобы заняться этими развалами, — посетовал Никанор. — Идём, Кирилл. Документы у меня в кабинете.

Документы? Какие документы?

Я пошёл следом за Гюрятиничем, устремившимся к узкой лестнице, ведущей на опоясывающий комнату балкон. Обогнув террикон из книг и остановившись прямо под лестничным маршем, Никанор потянул на себя один из шкафов. Тот неожиданно легко отошёл в сторону, оказавшись весьма оригинальной дверью.

Домашний кабинет полицмейстера не произвёл на меня такого впечатления, как его гостиная, хотя книг здесь тоже было немало. А вот протянутая генералом папка, очень похожая на ту, что не так давно вручил мне Владимир, заинтересовала.

— Отец, конечно, будет против, и братец не одобрил бы такого нарушения его слова, но здесь нет ничего, чего ты не смог бы узнать, расспросив сведущих людей, например, своих соклубников. Так что будем считать, я просто сэкономил твое время, — произнёс Никанор.

— Что это? — спросил я, взвесив в руках этот своеобразный подарок. Тяжёленькая папка.

— Краткое досье на Долгих, — усмехнулся Никанор. — И не благодари. Терпеть этого не могу...

Хо-хо! Не благодарить, да? И правильно, за такой подарок одним "спасибо" не отделаться!

Глава 2. Тени прошлого

Досье, отданное мне Никанором Игоревичем, легло ещё одним камнем в фундамент знаний о противнике. Считая папку с информацией по расследованию, переданную мне Владимиром Гюрятиничем за час до беседы с его братом, у меня теперь есть целых два камня... Хорош фундамент, конечно, ну да уж какой есть. Хотя я зря придираюсь. Информации и в одной папке, и в другой оказалось немало. И если бумаги с итогами расследования позволяли разобраться с методами действия Долгих, то досье на семью, включавшее в себя известные широкому кругу деловые связи рода, информацию о его владениях и предприятиях, и такую совсем неожиданную для меня вещь, как описание характеров основных "персонажей", стало настоящим подарком. Хотя о ветрености младшей сестры Андрея, как и о его собственной вспыльчивости и нечистоплотности, я знал и так... но ведь не сексом единым живёт та же Леночка, верно?

Впрочем, информация о складах семьи Долгих и прочей инфраструктуре их производств была мне куда интереснее. Честно говоря, по прочтении известных списков имущества этой семьи у меня возникло огромное искушение выбрать безлунную ночку, подогнать "Мурену" да жахнуть по тем же складам главным калибром. Но этот порыв я подавил. Не без усилий, правда. И вообще у меня опекун имеется. Вот у кого голова должна болеть из-за этой дурацкой войны. И не потому, что я не хочу разгребать последствия собственной несдержанности, вины за которую всё равно не чувствую. А потому что Мирон Куприянович — глава рода, и подобные вопросы относятся именно к его компетенции, а подопечному, который даже членом семьи по закону не является, в вмешиваться в эти дела, по крайней мере, без спросу, совсем нежелательно. А этот самый глава рода пока категорически "против" любых "военных действий". "Не время", видите ли!

В этот момент, словно в насмешку, часы пробили четыре раза, и я встрепенулся. Чёрт! Я же к Алёне собирался сегодня съездить!

Поднявшись с кресла, я выбрался из-за широкого стола с немалой кипой документов на нём и, заперев папки с копиями материалов по семейке Долгих в сейф, с наслаждением потянулся... до хруста. М-да, восемь часов работы с документами, без перерыва, это было сильно! В жизни столько времени с бумагами не возился, даже во время учёбы... ни там, ни здесь. Хотя-а... нет, в лавке Края в Меллинге с отчётами и ведомостями я тоже работал не так много. Ох, хорошо!

Размявшись, я поправил "сбрую" с кобурой и, надев пиджак, вышел из конторы. Заперев дверь и кивком попрощавшись с приказчиком, занятым разговором с посетителем, я вышел на улицу и, оседлав купленный специально для поездок в мастерские велосипед, покатил по дороге в город, стараясь не обращать внимания на скользящий метрах в двухстах от меня мобиль. Привычное дело. После разговора с Несдиничем его филеры перестали изображать невидимок, а я, в свою очередь, перестал сбрасывать их с хвоста. Ну, почти перестал. Выдавать им место жительства Алёны я всё же не собирался. То, что известно контр-адмиралу, совершенно не обязательно знать его подчинённым, не так ли? А потому, перед тем как заехать в гости к своей девушке, я обязательно наведывался в гости к Осининым и через полчаса-час уходил от них через чёрный ход. Девушки были в курсе "войны" с Долгих, и их симпатии были на моей стороне. Так что Света с Ирой с большим удовольствием поддерживали игру в шпионов и помогали мне сбежать от наблюдателей. Правда, из-за пресловутых правил приличия задерживаться в их доме до полуночи я не мог. А потому приходилось сворачивать свидания с Алёной часов в десять и снова мчаться к особняку Осининых, чтобы изобразить добропорядочного гостя, не желающего компрометировать хозяек слишком поздним уходом из их дома. Перестраховка? Может быть, но мне так спокойнее. Да и дядька Мирон одобрил эти меры предосторожности. От кого я скрываюсь на самом деле? Да я и сам толком не разобрался. От Долгих, от германцев... ну и от людей Несдинича, выходит, но это уже следствие.

Светлана с Ириной приняли меня с уже привычной теплотой и, получив купленный в знакомой кондитерской пакет со сладостями, потащили чаевничать. Бедные мои уши. Впрочем, всё оказалось не так страшно. За чаем сёстры старательно обходили темы великосветских сплетен, а я не пытался завести разговор о рунах, так что больше получаса мы болтали ни о чём, пока я не решился на вопрос из тех, что никак не мог заставить себя задать дядьке Мирону или Хельге. Правда, сестрица, как мне кажется, и не смогла бы ответить, просто по незнанию.

— Ира, Света, а что вы знаете о падении Завидичей? — спросил я, отставив в сторону чашку с чаем. Девушки переглянулись, и лица их посерьёзнели.

— Кирилл... — протянула Ирина, переглянувшись с сестрой. — Не подумай, что мы не хотим ответить, но... а почему ты не хочешь спросить об этом у Мирона Куприяновича?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Может быть, потому что не хочу ему напоминать о прошлом? Он ведь и словом не обмолвился о своём роде, так что даже о принадлежности Завидичей к Поясам я узнал лишь недавно, причём от чужих людей. Пока чужих.

— Гюрятиничи сказали, — задумчиво кивнула Ирина. Я уже говорил, что сёстры умницы?

— Мы можем рассказать не так уж много, Кирилл, — пригубив чай, проговорила Света. — Не потому что это тайна, вовсе нет. Просто большая часть истории произошла задолго до нашего рождения... около тридцати лет назад...

— Сестрёнка, по-моему, нужно начать сначала, — заметила Ира и, покосившись на тарелочку с до сих пор не попробованным пирожным, вздохнула. — Итак. Сто Золотых поясов, Господа Новгородская... и прочая, прочая, прочая. Кто это такие, тебе объяснять не надо?

— Сто самых именитых фамилий Новгорода, составляющие Большую Палату, высший законодательный орган республики.

— В принципе, верно, — кивнула Светлана. — Но кроме того, это ещё и самые мощные магнаты республики. Торговые дома, заводы и землевладения. Естественно, всё это подразумевает союзы, партнёрства... и давнюю вражду между домами. Есть роды сильные, есть слабые, есть проводящие свою политику, как те же Гюрятиничи, например, а есть и те, что следуют в кильватере сильнейших, не имея собственных политических амбиций. Чаще всего это семьи из младших Поясов. Например, Гревские всегда поддерживали Борецких. Завидичи, будучи родом из старших Поясов, входили в союз с Гюрятиничами и опирались на Горских и Осининых, как младших партнёров... не вассалов, учти, — после небольшой паузы уточнила Света и продолжила свой ликбез. — Изначально и Завидичи, и Гюрятиничи занимались морской торговлей, как и Горские, как и мы. Но кроме того, у обеих старших фамилий были собственные верфи, тогда как наши семьи специализировались на производстве приборов. Фактически девяносто процентов всех морских судов, построенных Новгородской республикой до воздухоплавательного бума, вышли с верфей, принадлежавших этому союзу. Потом семьи переквалифицировались на воздушную торговлю и соответственно строительство дирижаблей. Так к корабельным верфям добавились воздушные. У нас, то есть у Горских и Осининых, не было достаточно финансовых возможностей, но наши инженеры были лучшими, так что партнёрство не распалось. Наоборот, стало ещё теснее, и спустя пару десятков лет после начала производства "китов" зашла речь о равноправном союзе, как у Завидичей с Гюрятиничами.

— Пока не случилась катастрофа, — подхватила Ирина, заметив, что сестра тянется к чашке с чаем. В горле пересохло, должно быть.

— Какая? — Часы пробили шесть вечера, но я не обратил на это никакого внимания. Уж больно интересные вещи рассказывали сёстры.

— Тридцать лет назад Завидичи спустили со стапелей новый дирижабль. Первый в мире двадцатитысячник, названный "Левиафаном". Он успешно прошёл все испытания и в скором времени должен был стать самым большим в мире пассажирским лайнером. В первый демонстрационный рейс на нём отправилась вся семья Завидичей и фактически весь инженерный состав верфей с отличившимися во время постройки этого монстра заводскими мастерами. Лайнер набрал крейсерскую высоту... а через час Псковский порт сообщил о поступившем на их телеграф сигнале бедствия. "Левиафан" рухнул в полусотне километров от Пскова с высоты восемь миль. Выживших не было.

— Следствие пришло к выводу, что дирижабль разрушился ещё в воздухе, попав в силовой шторм, а "кит" оказался слишком неповоротлив, чтобы от него уйти, — договорила вместо сестры Светлана. — От семьи Завидичей в живых остался только двенадцатилетний Мирон, отсутствовавший на "Левиафане" из-за своей учёбы в лицее. А наш род и семья Горских потеряли большую часть своих представителей. Вассалов-то у нас было немного, и большинство инженеров, отправившихся в полёт на "Левиафане", так или иначе приходилась нам родней. Вот такая печальная история, закончившаяся развалом одной из самых мощных и старых партий в Большой Палате.

— А имущество Завидичей? — спросил я.

— Что-то растащили бывшие вассалы, что-то прилипло к рукам Поясов... Единственное, что смогли сделать Гюрятиничи, — это организовать для Мирона небольшой траст, вложив в него средства от продажи совместных с Завидичами владений, — ответила Ирина. — А из недвижимости ему достался лишь родовой удел в Водской пятине.

— Да и то только потому, что это вотчина, и лишить её может лишь полный состав Большой Палаты, — закончила за сестру Светлана. Девушки замолчали, но ненадолго.

— Кирилл, ты бы поберёгся, а? — тихо проговорила Ирина. Я изумлённо взглянул на подругу.

— Прости?

— Мирон Куприянович во время учёбы сдружился с Матвеем Несдиничем. Их род, кстати, тоже сошёл со сцены чуть позже Завидичей. С той лишь разницей, что все они остались живы. Просто закрылись в своих поместьях и до сих пор не особо жалуют Новгород своими визитами, — вздохнув, вновь заговорила Ира. — Более того, мы полагаем, что именно Матвей Савватеевич потянул Мирона на военную службу, тем самым выводя из-под возможного удара со стороны Золотых поясов, которым Армия и Флот Конфедерации не подчиняются вообще. И с успехом пресекают любые попытки знати вмешиваться в их дела.

— Из-под какого удара? — удивился я. Сёстры замялись.

— Возможного. Была история... — медленно проговорила Света, вздохнула и, словно решившись на что-то, произнесла уже куда более уверенным тоном. — По окончании военного училища Воротынского в Твери, Мирон явился в наш дом и просил у отца руки его младшей сестры. Несмотря на то, что дед перед смертью всячески настаивал на том, чтобы наша семья даже не вспоминала о партнёрстве с Завидичами, отец, став главой рода, пошёл навстречу Мирону и чувствам своей сестры. Через год брак был заключён, а ещё через несколько месяцев молодые покинули Новгород, отправившись к месту службы Завидича.

— И у нашей семьи начались проблемы, — продолжила Ира. — Сначала мелкие и незначительные, но они становились крупнее и крупнее. Род стал терять влияние и средства.

— Потом умерла мама, — тихо заметила Света. — А за ней ушёл и отец.

— И если бы не помощь дяди Ивана, маминого брата, назначенные нам опекуны давно растащили бы всё имущество Осининых, так же как имущество Завидичей, — дополнила Ира.

— М-м, а при чём здесь... — встрял было я, но Света меня оборвала.

— Спустя восемь лет после заключения брака Мирон ненадолго появился в Новгороде. Без жены, но с маленькой дочкой. Дядька Иван рассказывал. Так вот, Мирон появился... и исчез. Чтобы вернуться спустя ещё десять лет, но уже не только с дочерью, как оказалось, последние несколько лет учившейся в Новгороде инкогнито, но и с подопечным, который никак не может быть его сыном, но носит ту же фамилию.

— И всё-таки я не очень понимаю... — вновь не удалось мне договорить.

— Супругу Мирона похитили и продали в рабство, — резко проговорила Ирина. — К тому моменту, когда Завидич с Несдиничем сумели отыскать её следы, наша тётя уже была мертва.

— А... что опекун?

— Как рассказывал дядька Иван, Мирон нарушил приказ начальства и вместе с друзьями поднял свой полк в ружье, — сверкнула глазами Света. — Против полутора тысяч штурмовиков поддержанных линкором "Слава", Кипр ничего не смог сделать. Линкор уничтожил всё, что было способно летать или плавать, а штурмовики поочередно зачистили все три работорговых "города": Акротири, Декелию и Темблос. Там, говорят, до сих пор никто не селится.

— Вот только вернуть тётю эта бойня не помогла, — закончила Ирина.

— Однако... — протянул я. Вот и открылась причина, по которой Хельга так яростно ненавидит работорговцев. Но Осинины правы, подобные происшествия не бывают спонтанными. Ну, пусть даже "Левиафан" действительно попал в силовой шторм, а не столкнулся в воздухе с каким-нибудь пиратом, но всё остальное... Кажется, кто-то решил воспользоваться удачной ситуацией и уничтожить, как выразились сёстры Осинины, самую старую и мощную партию в Большой Палате. Да и происходящее с семьёй Завидичей сейчас, в свете сказанного, приобретает совсем другой вид. Политика! Я аж скривился. Ненавижу политику. Вздохнув, задавил гнев и... замер.

— Девушки, милые, красивые, а скажите мне, пожалуйста... Ведь Долгих тоже из младших Поясов, а значит, они тоже ходят под кем-то из старых фамилий. Так?

— Нет. Раньше так и было, но с тех пор, как Несдиничи затворились в своих поместьях и отошли от политики, у Долгих нет покровителя в Новгороде, — кивнула Ира.

Твою ж дивизию, с притопом да прихлопом... через три клюза вперехлёст!

А вот об этом в документах Гюрятиничей не было ни слова. Я в тихом шоке. Как можно было пропустить такую информацию?! Сочли, что она не важна или устарела? Ха, этот номер мог бы пройти с кем-то другим, но я-то помню, что такое договора, заключаемые между родами. Пусть это память о той жизни, но не думаю, что в плане отношений между боярскими родами здешние традиции настолько отличаются, что нельзя провести параллели. Нехорошо. Совсем нехорошо. Мне казалось, что Гюрятиничи, как лица заинтересованные в нашей семье, будут более открыты.

Впрочем, вполне возможно, что я сейчас сам себя накручиваю. В конце концов, чего я хотел? Чтобы мне выложили всю информацию от и до? Так не дорос еще. Да и документы, подготовленные Гюрятиничами, были отданы мне не для того, чтобы потешить любопытство, а с целью передачи сведений дядьке Мирону. Он-то в курсе всей этой кухни и наверняка увидит, откуда в этом деле ноги растут. Но сама картинка, конечно... м-да!

И чего я, дурак, раньше не поговорил об этих родовых заморочках с опекуном? Хотя... будь я на его месте, и сам бы не захотел вспоминать такую историю. И Хельгу я не расспрашивал об её матери, решив, что это личное. Выходит, зря? Или нет? Чёрт! Как ни поверни, в любом случае оказываюсь в неудобном положении. Дурак, что не расспросил, и дурак, что не интересовался прошлым своего опекуна и названной сестры. Зная то, что я знаю сейчас, может быть, и по-другому отнёсся бы к происходящему. А... к дьяволу всё!

Но с дядькой Мироном нужно переговорить, закрыть пробелы, так сказать. Хм... может быть, отправиться прямо сейчас, пока ещё госпиталь открыт для посещений?

Я глянул на часы, вспомнил об Алёне, которую обещал встретить после работы... и отказался от идеи немедленно мчаться к опекуну. Сначала нужно успокоиться, да и слово держать надо. Вот прогуляюсь с Алёной, приведу мысли и чувства в порядок, а там видно будет. В конце концов, ничего сверхсрочного здесь нет. Сведения из папок давно уже переданы мною дядьке Мирону, так что он в курсе дела, а расспросить его я могу и завтра. Решено.

На то, чтобы исправить настроение загрустивших сестёр Осининых, времени ушло не так много. Всё же обе девушки, несмотря на различие их характеров, отличаются редкой жизнерадостностью и долго хандрить попросту не умеют, по-моему. Так что через полчаса я покинул их общество и, в очередной раз воспользовавшись выходом в сад соседнего владения, принадлежащего семье вассалов Осининых, незамеченным выбрался на улицу.

Вернувшись в кондитерскую, я повинился перед Алёной за долгое отсутствие, был великодушно ею прощён... и отправлен за столик рядом со стойкой, чтобы не отвлекал от работы и в то же время находился под присмотром. Я упьюсь сегодня чаем. Хотя-а... из этих рук я готов принять хоть яд.

Очевидно, в связи с подступающей всё ближе осенью жители окрестных домов старались проводить побольше времени в прогулках, ничем иным такой наплыв посетителей кондитерской в этот вечер я объяснить не могу. В результате закрыть лавку Алёне удалось только в десятом часу вечера, когда на улице уже начало темнеть. И то с большим трудом. Одну парочку, залипшую за угловым столиком и, кажется, совершенно потерявшуюся в какой-то своей розовой вселенной, пришлось дважды уведомлять о закрытии заведения, пока те не вернулись в реальность и, тяжело вздохнув, не покинули кондитерскую, оставив нас с Алёной наедине.

А через час мы выбрались на улицу и, оседлав наши велосипеды, медленно покатили по тускло освещённым улицам Новгорода.

Добравшись до дома, Алёна закатила своего двухколесного "коня" в небольшую сараюшку на заднем дворе, а я остался у крыльца. Прислонился к стене дома и бездумно смотрел в перемигивающееся звёздами тёмное небо.

Рядом прошуршало платье, и горячие губы прижались к моим губам.

— Извини, домой не приглашаю, — тихо прошептала девушка, разорвав поцелуй и, повозившись в кольце моих рук, добавила с ноткой вины: — Батюшка завтра уходит в рейс, дома дым коромыслом.

— Понимаю, — улыбнулся я. — Рундук один, весь дом в него не запихнешь, но попытаться стоит, да?

— Точно, — хихикнула Алёнка.

Я было отлип от стены, но почувствовав движение, девушка ещё крепче вцепилась в меня.

— Солнышко, отпусти, — попросил я и скорее почувствовал, чем увидел, как она помотала головой. Но почти тут же вздохнула.

— Пора, да?

— До полуночи всего ничего осталось. Мне Хельга дома такую трёпку задаст за позднее возвращение...

— Ну, ты ведь и так уже опоздал. Полчаса туда, полчаса сюда, какая разница? — пробормотала Алёна, крепче сжимая объятия.

— Она же волнуется, — попытался я объяснить.

— Я тоже волнуюсь. Но она-то хоть знает, где ты, что ты. А я? Ты так редко приходишь... всё время какие-то дела. Да ещё и взрыв тот! Ты хоть представляешь, как я за тебя переживаю?! Я же люблю тебя, дурак!

— Ох... — И вот что тут скажешь? Как объяснить ей, как убедить, что со мной ничего не случится, если я сам в это не особо верю?!

Но постарался... убедить. Уж не знаю, получилось или нет, но Алёна вроде бы немного успокоилась, попутно стряхнув с меня обещание чаще появляться в кондитерской или у неё дома. Обещал, конечно... тем более что это не то слово, которого я не хотел бы сдержать.

Поцелуй. Долгий, нежный...

— Пожалуйста, береги себя, — шёпот в спину, как тёплый ветер.

Обернувшись, кивнул.

— Обязательно. До завтра, милая.

— До завтра.

Весело тренькнул звонок, еле слышно зашуршали по мостовой шины, и велосипед покатил вперёд, набирая скорость. Поворот, ещё один, ветер хлещет в лицо и подымается за спиной невидимыми крыльями, взметая над дорогой пыль и пока ещё редкие опавшие листья. И в их шорохе тают все проблемы и неприятности, забывается мерзавец Долгих и вечно что-то недоговаривающий Несдинич, отходят куда-то на задний план проблемы в мастерской и воспоминания о просящей кирпича физиономии Литвинова. Душа поёт, а губы сами собой складываются в мечтательную улыбку. Я влюбился? Ну да, давно и прочно! А что может быть приятнее, чем знание, что твои чувства взаимны? Что тебя любят и ждут? Ничего!

Разогнавшийся до сумасшедшей скорости, велосипед выносит на знакомую улицу и я, бросив взгляд в сторону тёмной громады госпиталя, скрывающейся за редкой полосой высаженных вдоль ограды невысоких деревьев, притормаживаю. Автоматически отмечаю окно палаты дядьки Мирона и, заметив горящий в нём свет, окончательно останавливаю своего железного "коня".

Настроение у меня просто замечательное, Воздух вокруг то и дело приходится утихомиривать, чтоб не пустился смерчем танцевать по улице. А потому решение приходит моментально и без рассуждений. Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?

Поздно, не пустят? Можно подумать, я в двери ломиться буду, людей пугать... Мне и окно сойдёт, тем более что дядька Мирон ещё не спит. И даже не придётся взбираться по стене, вон рядом как раз дуб возвышается. Помню этого гиганта. Один из швартовых "Мурены" как раз к нему и крепил. Хороший дуб, раскидистый, кряжистый... старый.

Никакой охраны на воротах не было и в помине, впрочем, здесь вообще охрана в присутственных местах штука редкая. Разве что некоторые купцы держат в своих конторах одного-двух молодчиков, да и то лишь в тех случаях, если часто приходится иметь дело с наличными расчётами на немалые суммы. Ради сотни гривен серьёзные люди на грабеж не пойдут, а шантрапу и пара охранников отогнать сможет. По крайней мере, так здесь считается.

Тряхнув головой, чтобы избавиться от "лишних" мыслей, я спрятал велосипед в кустах, чтобы обходящий территорию ночной сторож не заметил, и, убедившись, что рядом никого нет, скользнул к тому самому старику-дубу. И как его ещё не спилили? Ведь того и гляди ветвями крышу пропорет!

Хотя мне же лучше. Палата дядьки Мирона расположена на верхнем этаже, так что добраться до окна будет проще всего именно с крыши.

Кошкой взметнувшись вверх по стволу, словно по трапу, я перебрался на глухо грохнувшую под ногами черепичную крышу и, добравшись до водосточной трубы, отправился в обратный путь. Вот и выступ. Ухватиться за кирпич под отливом окна, переступить. Ещё раз... и ещё... и ещё. Стоп. Вот и нужное окно. Как там, дядька Мирон ещё не отключился? Нет, вон, за столом сидит. Читает, что ли? Ну, надеюсь, сильно ругать меня за поздний визит он не станет. Тем более что я ведь по делу, а не просто так, верно?

В имение Гюрятиничей я вернулся только в начале третьего часа ночи, в полном раздрае. Но ломать голову над услышанным в госпитале и пытаться что-то сходу придумывать не стал. Уж очень уставшим был.

Прокравшись мимо комнаты Хельги, я добрался наконец до своей кровати и, кое-как раздевшись, рухнул на мягкую постель. Честно говоря, думал, что буду ещё долго ворочаться с боку на бок, прокручивая в голове услышанное, но нет, стоило голове коснуться подушки — и я вырубился.

А утром, получив заслуженную головомойку от Хельги за позднее возвращение, я вяло перекусил и, отложив визит в мастерскую на следующий день, отправился в эллинг при имении Гюрятиничей, где до сих пор гостевала "Мурена". Ярик же получил мой велосипед и отправился на работу с наказом сообщить Казанцеву о том, что нынче старшина артели за хозяина. У меня же другие планы.

Всё утро я обдумывал полученную информацию, старательно душа ярость и злость, и в конце концов пришёл к довольно неприятному решению, у которого, при всех очевидных минусах, был один гигантский положительный момент: если затея удастся, я махом решу все свои проблемы.

Эллинг встретил меня тишиной и темнотой. Включив цепочку фонарей по периметру, я взглянул на покоящийся в центре зала дирижабль, слишком маленький для такого огромного помещения, и... я бы улыбнулся, но вчерашний вечер принёс слишком много информации, части которой я бы вовсе не хотел знать. Так что вместо широкой ухмылки моему детищу досталась лишь её тень да лёгкое похлопывание ладонью по стальному борту.

Первым делом я отправился на техническую палубу и, включив питание дирижабля, приступил к работе, вооружившись специально собранным ещё в Китеже дефектоскопом. Откатив механизм подачи и сняв фальшпанели, прикрывающие ячейки с боеприпасом, я принялся тщательно проверять все имеющиеся торпеды на предмет каких-либо изъянов. Нет, когда дядька Мирон поставил эти "колбаски", я их сразу проверил "на отказ", но одно дело, если торпеда не взорвётся от столкновения с целью и лишь от срабатывания таймера разлетится на мелкие кусочки с оплавленными до полной нечитаемости рунными цепями, засеяв обломками такую площадь, что собрать их и определить происхождение будет почти невозможно. И совсем другое, если использованная в качестве взрывного устройства торпеда не сработает и останется лежать, дожидаясь специалистов, которые обязательно заинтересуются таким "подарком".

Именно поэтому сейчас я ползал от одной торпеды к другой, сжимая в руках сложное устройство с кучей лимбов и дергающимися словно в припадке стрелками на самопальных указателях. Настолько полного обследования я пока не проводил, и на то, чтобы разобраться с результатами, пришлось потратить немало времени. Закончил я с этой муторной работой лишь к обеду, и то потому что за несколько часов приноровился к неудобному инструменту и запомнил большую часть эталонных чисел, так что теперь у меня не было необходимости поминутно заглядывать в написанную от руки книжицу, чтобы свериться с указанными в ней значениями.

Перекусив запасами с камбуза, я хмыкнул, вспоминая устроенную нам Яриком трапезу... неужели это было почти месяц назад? Немного отдохнув и побродив по дирижаблю, я наконец решил заняться самой сложной частью сегодняшней затеи — детальным обследованием "Мурены".

Сделав ещё один круг по помещениям дирижабля, я распахнул все внутренние люки и двери, включая шлюзы, ведущие в трюм и купол, и, убедившись, что в "Мурене" остались задраены лишь внешние двери и люки, потопал в свою каюту.

Устроившись на довольно просторной "шкиперской" койке, я прикрыл глаза и Ветром скользнул прочь из каюты. Наверное, со стороны свистящие в щелях и меж переборками, гудящие в вентиляции и завывающие в трубопроводах потоки ветра казались чем-то жутким, но мне было не до того. Я старательно искал в "Мурене" то, чего в ней быть не должно. Не предусмотрено конструкцией. Благо, устройство дирижабля я знаю лучше кого бы то ни было.

Не скажу, что я ничего не отыскал, но, к моему удивлению, находок было гораздо меньше, чем я рассчитывал. И среди них, кстати, ни одной "летальной". Может быть, дядька Мирон прав и Несдинич не такая уж сволочь? Хм... даже с сарказмом эта фраза звучит жутко наивно. Особенно учитывая ту беседу в госпитале... Арргх!

Глава 3. Падая в небо

Я думал, с окончанием аврала отдохну, но куда там. Из-за подготовки моего "проекта спасения" пришлось затягивать приведение дел в порядок, да ещё и так, чтобы не возбуждать подозрений у окружающих. Хорошо ещё, что вопрос подбора железа взяли на себя Осинины. Правда, о целях, для которых мне понадобилась их помощь, девушки ни сном ни духом. Хватит, я и так уже слишком много и слишком многим наговорил. Как вспомню, так хочется башку свою тупую о стену расколотить.

Кстати, Ирина со Светланой не особо и интересовались, зачем мне понадобился выпрошенный у них хлам, удовлетворившись объяснением, что я планирую сделать из него мишень для "Мурены". Зато как мне пришлось крутиться, выясняя вопросы прошлого у соклубников, стараясь делать это так, чтобы не вызвать ненужных подозрений... И сколько всего интересного вылезло в результате этих расспросов, бр-р. Впрочем, нашлись у меня дела и почище, чем перетряхивание чужого старого и грязного белья. А именно — тайный сбор денег на проект, вот это было действительно трудно. Нет, я вывернулся, конечно, хотя пришлось изрядно покорпеть над бухгалтерией мастерской. Вот когда я поблагодарил многие часы, проведённые за конторкой в лавке некоего Края Бронова. Результатом сбора стало увеличение личного капитала до трёх тысяч гривен наличными и появление в моём распоряжении небольшого бархатного мешочка с мелкими прозрачными камешками, мелкими, да, но "чистой воды". Правда, при этом мой счёт в Первом Новгородском похудел до каких-то несчастных двадцати шести гривен, а взятые с него деньги частью ушли взносом на счёт мастерской для покрытия снятых с него сумм, а частью ухнули на тот же проект. Собственно, покоящиеся во внутреннем кармане пиджака камни ожидала та же участь. Но не сейчас. Позже.

Я мысленно отвесил поклон опекуну за то, что тот, придя в сознание, не додумался отобрать у меня свою печать. Впрочем, в этом случае я бы не только не смог проводить операции по своему счету в банке, но и заниматься делами мастерской. Те же контракты, подписанные с новыми поставщиками, без печати Завидича стали бы просто филькиной грамотой.

Ну а итог моей подготовки был вполне ожидаем. Судя по всему, контр-адмиралу надоело питаться одними "завтраками", и в одно удивительно тёплое для конца сентября воскресенье в имение Гюрятиничей прикатил мобиль с уже знакомым мне наглым инженер-лейтенантом. Правда, в этот раз сей представитель седьмого департамента был куда как вежлив. Уж не знаю, повлияло ли на него внушение начальства или сыграл роль тот факт, что заявился он не абы куда, а в поместье старого и до сих пор не растерявшего могущества рода. Как бы то ни было, надолго этот визит не затянулся. Лейтенант чуть ли не с порога объявил, что является лишь курьером, и, передав три письма, два из которых были адресованы мне и Хельге, слинял. Письмо, адресованное хозяину дома, Марк тут же унёс в кабинет старшего Гюрятинича, ну а мы не стали терять время и сразу вскрыли "свои" конверты. Абсолютно идентичные, словно под копирку написанные сухие послания и два персональных билета на бот, с недельной открытой датой...

Я покрутил в руках письмо с билетом и, пожав плечами, бросил их в корзину для бумаг.

— Кирилл? — Хельга перевела непонимающий взгляд с меня на корзину и обратно.

— Зачем нужен пакетбот, если есть собственный дирижабль? — объяснил я.

Дочка Завидича еле заметно улыбнулась... и второй конверт вместе со всем содержимым отправился в корзину.

— Когда отправляемся? — проводив взглядом своё письмо, спросила Хельга.

— Ну, нам же дали неделю? Вот в следующее воскресенье и полетим, — ответил я. — Пусть твой отец ещё немного отдохнет. Здоровее будет, да и нам меньше беспокойства.

— Это точно, — согласилась моя собеседница. — С каждым днём удерживать его подальше от мастерской становится всё сложнее.

Мы переглянулись и одновременно вздохнули. Вопреки ожиданиям врачей, состояние Завидича позволило перевести его на домашнее лечение ещё в конце августа. Но гостевать у Гюрятиничей опекун наотрез отказался: невместно, дескать. Нашёл время вспоминать о родовой гордости. Но нет, упёрся рогом, и нам пришлось снимать для него номер в одном из новгородских отелей. Точнее, поначалу мы думали, что в номере будет жить только он. Но опекун быстро и доходчиво объяснил, насколько мы ошибаемся, так что в отель мы переехали всей компанией. А визиты Хельги к своему жениху тут же были непонятно с чего ограничены.

Точнее, отныне в имение Гюрятиничей или в гости к капитану "Феникса" Хельга могла отправиться лишь с сопровождением. И тут выбор был невелик. Либо тётушка Елена, которая как-то незаметно переехала в наши апартаменты в отеле, либо я. Учитывая мою занятость и нежелание пассии опекуна покидать больного, частота встреч Хельги с Владимиром значительно сократилась, а агрессивность дочери Завидича, как следствие, весьма повысилась. Впрочем, опекун от неё не отставал. Мужику явно надоело валяться без дела в постели, и раздражение больного теперь могла унять разве что тётушка Елена... отчего-то грустная и молчаливая в последнее время. Я же старался и вовсе пореже попадаться на глаза и Хельге, и опекуну, и пропадал в мастерской, на "Мурене", у Осининых или у Алёны. Что угодно, лишь бы не оставаться меж двух огней в этом чёртовом отеле. Полегче стало, только когда опекун освоился с тростью и стал покидать номер на своих "троих". Собственно, именно в один из таких визитов в имение Гюрятиничей, куда я, по установленному Завидичем порядку, сопровождал Хельгу, нам и доставили письма Несдинича. Ну да, куда ж мы без присмотра... Тьфу!

Новость о скором отъезде заставила меня форсировать приготовления. Так что следующие три дня я проводил на поле за городом, куда добирался, старательно отсекая любых наблюдателей. Здесь готовился мой макет. Сколько исписанной рунами фанеры ушло на приведение его в божеский вид — это что-то. Но самое противное было в том, что работу над этой "игрушкой" я не мог доверить никому. Вообще! Пришлось самому обшивать поверхности тканью и обработанной фанерой. Та ещё работенка. Хорошо, что к моменту получения приказа, а ничем иным письма Несдинича я считать не могу, большая часть работ с макетом была завершена. Как чуял, что скоро у контр-адмирала кончится терпение и он вновь законопатит нас в Китеж.

Ну а по вечерам я возвращался в Новгород и отправлялся к Алёне. Я же обещал приходить чаще... вот и держал слово. Это были славные вечера. Спокойные и очень приятные. Рядом с этой девушкой я отдыхал душой, и грызшие меня почти всё последнее время боль и злость отступали под её взглядом. Как бы я хотел, чтобы этих вечеров было больше... Но увы.

Неделя пронеслась, словно один день. И вот субботним вечером мы с Хельгой, одинаково сердитые и нервные, разбрелись по своим комнатам в отеле, начисто проигнорировав заказанный опекуном ужин. Заточение в Китеже было не по душе ни мне, ни моей названной сестрице. Но если Хельга честно заявила отцу, что идёт собирать чемоданы, чтобы не возиться с ними утром, то я... я просто собирался сбежать из отеля, чтобы провести этот вечер с Алёной. Кто знает, когда мы теперь с ней увидимся?

Впрочем, была ещё одна причина. Именно на сегодняшнюю ночь я запланировал свою операцию. Ту самую, что по моим расчётам должна гарантированно решить все мои текущие проблемы. Но это будет позже, а пока... Я чуть приоткрыл огромную створку окна и, вдохнув холодный осенний воздух, напоенный терпким запахом преющей листвы с острыми нотками дыма от горящих в садах костров, решительно кивнув, принялся готовиться к выходу. Первой заняла своё место портупея с пистолетом, следом, горизонтально на поясе за спиной, удобно и не менее привычно разместились ножны с внушительным ножом. Вместо ставшего почти привычным пиджака от "тройки" поверх жилета лег бушлат. Вместо шляпы — подаренная Ветровым, кажется, чуть ли не сто лет назад фуражка с разлапистым "крабом". На ноги тяжёлые ботинки с грубой рифлёной подошвой, в руку — давно подготовленный выуженный из-под кровати саквояж. Готов. Стоп. Штурманские ночные очки!

Пошарив по карманам бушлата, отыскал пропажу, и массивные "консервы" заняли своё законное место поверх "краба". Надевать их, как положено, сейчас было неудобно. Хоть освещение в городе и не дотягивает до залитых светом ночных трасс того мира, но и имеющегося достаточно, чтобы засветить "картинку". Впрочем, их время ещё придёт. Позже.

Окно моей комнаты выходит во двор отеля. Второй этаж, высота небольшая. Внизу виднеются ещё не убранные, но давно пустующие из-за налетающего с Волхова холодного ветра столики, разбросанные по небольшому саду, засыпанные облетающей с невысоких деревьев листвой. Пусто. Обвёл взглядом стену левого крыла дома... свет горит, но вроде бы в окнах никто не маячит. А что подо мной? Отсветов нет, ну и замечательно, значит, на первом этаже свет не горит и заморачиваться с промышленным альпинизмом не придётся. Но сначала... Ветер тугой волной разошёлся в стороны... Наблюдателей нет. Ожидаемо. После услышанного в госпитале я был почти уверен в их отсутствии... правда, уходя к Алёне или для подготовки своего проекта, по-прежнему старательно путал следы. На всякий случай. Прыжок!

Под подошвой тихо хрустнула щебенка, и я, выпрямившись, тут же метнулся в ближайшую тень. В конце концов, если наблюдателей нет на улице, это не значит, что их нет в самом отеле. Правильно? Вот от таких вуайеристов я и постарался скрыться. Паранойя? Пусть так. Но лучше быть живым параноиком, чем беззаботным трупом.

Добравшись до тёмного угла на стыке центральной части и левого крыла отеля, я активировал часть рунных цепей на теле и взлетел вверх по стене, прямиком на крышу. Сориентировавшись по возвышающейся у реки громаде Детинца и мерцающему в лунном свете золотому шлему центральной главы Софийского собора, я определился с нужным направлением и припустил по крышам. Так быстрее, да и не придётся распугивать своим скоростным забегом ещё довольно часто встречающийся на улицах народ. Хотя время уже одиннадцатый час вечера. Ночь, можно сказать.

Оказавшись у дома Алёны, я чуть подумал и, вместо того чтобы спуститься на крыльцо, добрался до её окна. Спустившись с крыши на словно специально сделанный уступ, заглянул в освещённую комнату и невольно улыбнулся. Тихонько постучав по раме, замер... Вот сидевшая перед трюмо девушка обернулась на звук, а вот она уже стоит у окна и с силой дергает шпингалеты. Едва окно открылось, я перевалился через подоконник и тут же сграбастал Алёну в объятия. Поцелуй, жадный, требовательный... Боже, как я по ней соскучился! И как жаль, что мне придётся так скоро уйти... Руки, скользящие по плечам и груди, жаркое дыхание... и разлетающаяся во все стороны одежда. Услышат? Нас? А руны, нанесённые мною на стены, во время одного из визитов, для чего?

В какой-то момент мы так увлеклись, что не заметили, как оказались обнажёнными. Алёна, словно опомнившись, вдруг отпрянула, попытавшись укрыться подхваченным с постели покрывалом, но то почему-то не поддалось, а я... я застыл в ошеломлении. Видел я обнажённых женщин, не раз и не два, но та, что стояла передо мной сейчас, не сводя с меня испуганного, но какого-то мерцающего взгляда... это было совершенство! Богиня! Я влюблённый дурак? И что? Зато сейчас я самый счастливый человек на свете.

Словно заворожённый, я сделал маленький шаг вперёд, ещё один, а в следующий миг Алёна подалась мне навстречу, и я еле успел воздействовать на девушку единственной известной мне условно целительской воздушной техникой, которой когда-то в шутку меня научил один из дружинников Громовых, но ведь пригодилось же! Алёна вздрогнула... и всё смешалось в каком-то сумасшедшем калейдоскопе.

Это был, наверное, самый сладкий вечер в моей жизни. Жаль, что он так быстро закончился. Часы на столе в углу комнаты тихо отыграли три часа ночи, и я принялся высвобождаться из объятий Алёны. Она тут же открыла глаза. Поцелуй, и кольцо рук неохотно размыкается. Поднявшись с кровати, я начинаю одеваться, одновременно собирая разбросанную по всей комнате одежду, а Алёна лежит, оперев голову на сложенную в локте руку и внимательно наблюдает за моими сборами. Но когда я уже был готов надеть бушлат, она выскользнула из постели и, вмиг оказавшись рядом, уже совершенно не стесняясь своей наготы, схватила за лацканы жилета. Шепот, тихий, почти неслышный, губы к губам, глаза в глаза. Мне кажется, мы могли бы обойтись совсем без слов. Просто взглядами...

— Обещаешь?

— Да.

— Я буду ждать. Как договорились.

— Я приду.

— А если...

— Никому не верь. Даже если могилу покажут и скажут, что моя. Всё равно не верь. Я приду.

— Скорее.

Хлопнуло окно, и холодный ветер ударил в голову не хуже алкоголя. Сорвав прощальный поцелуй, я перемахнул через подоконник и, спрыгнув наземь, побежал. Не оборачиваясь. Потому что если оглянусь и увижу Её в окне, то плюну на всё и никуда уже не уйду. А потому — сжать зубы и бежать. Вперёд, быстро. Чем быстрее я уйду, тем быстрее вернусь, а значит... ещё быстрее!

Вот и эллинг, у входа в который мечется из стороны в сторону мелкая фигурка. Значит, посыльный всё же выполнил обещание и доставил письмо по адресу вовремя. Не зря гривну потратил! Воздух? Чисто. Подлетаю к слоняющемуся у ворот пареньку и хлопаю его по плечу.

— Ну что, Ярослав, полетаем?

Тот подпрыгивает от испуга, но узнав меня, улыбается. Вот же энтузиаст! Понятия не имеет, зачем я поднял его среди ночи, но глаза уже горят...

Поднявшийся над землей дирижабль плавно скользит на малой высоте, чёрной, почти невидимой в ночи тенью. Звук работающих на малой мощности маршевых нагнетателей отдаётся почти незаметной вибрацией корпуса. Собственно, сам "голос машин" внутри практически не слышен, а снаружи... Ну, с проблемой рёва нагнетателей местные справляются так же, как с любой другой. Руны, довольно остроумно вписанные в саму систему нагнетания, "глушат" звук, так что оглохнуть, услышав работающий двигатель, можно лишь находясь позади сопла, да и то не дальше десяти-пятнадцати метров.

— Шкипер, а куда мы всё-таки летим? — в третий раз за полчаса поинтересовался Ярослав, удобно устроившийся за штурманским столом в полутёмной, освещённой лишь подсветкой приборов рубке.

— Вот сюда, — я небрежно ткнул в точку на карте.

— Хм-м, но здесь же ничего нет, — удивлённо протянул Ярик, довольно ловко масштабировав сияющее зеленоватыми отсветами изображение до максимально возможного приближения. Ну да, там ничего нет. Просто лесная поляна, где я разместил "подарок" Осининых, мой макет.

— Кое-что есть, — улыбнулся я.

— И что же? — в очередной раз полюбопытствовал мой единственный подчинённый.

— Увидишь, — отмахнулся я и, заметив показания вендиректа, вернулся к "штурвалу". Скорректировав курс сносимой сменившимся ветром "Мурены", чуть прибавил ход... и ещё через четверть часа дирижабль вышел на точку.

— Так, Ярослав. Начинаем высотную швартовку, — произнёс я.

— Что-то случилось? — тут же заволновался он.

— Нет, просто посадить "Мурену" на землю здесь не получится, а причальных мачт как-то не наблюдается, — пояснил я. — Поэтому закрепимся, находясь на минимальной высоте. В данном случае — на тридцати метрах. Займи место за пультом.

Ярослав с готовностью переместился в указанное кресло.

— Теперь так. Я держу дирижабль на месте, подрабатывая вспомогачами. Твоя задача... Посмотри на левую приборную доску. Видишь блок под названием "якорная группа"?

— Так точно, — звонко ответил мой помощник, во все глаза разглядывая четыре циферблата с верньерами под ними.

— Замечательно. Сейчас с помощью рукояток управления выставляешь стрелки приборов на значение в пятнадцать градусов ОТ борта и фиксируешь их положение, нажав на верньеры, как на кнопки. Это понятно?

— Сделал, шкипер! — почти тут же откликнулся Ярик. Шустрый. Я на миг отвлёкся от управления и бросил взгляд на "свою" приборную доску. Есть. Всё правильно. Чёрные вычурные стрелки дрогнули и замерли именно так, как требовалось.

— Вот так, — я довольно кивнул. — Теперь посмотри, под блоком циферблатов имеются четыре закрытых красными колпачками тумблера. Видишь? Ага, они самые. Откинь колпачки и, по моему сигналу, одновременно, Ярик, обязательно одновременно, переключишь все четыре тумблера в нижнее положение. Готов?

— Да. — Кивка Ярослава я не видел, был занят работой со вспомогачами, выставляя "Мурену" в нужную позицию, зато почуял Ветром. — Мм-м, шкипер, а что будет?

— Ох, — я вздохнул, но пояснил. — Циферблаты показывают угол отклонения якорных пушек от вертикали. Так что как только ты перекинешь тумблеры, они выстрелят. Якоря уйдут в землю и зафиксируют дирижабль на месте. И нам можно будет не беспокоиться о том, что "Мурена" вдруг решит полетать с каким-нибудь южным ветерком. Понятно?

— Да. Извини, что отвлёк, — отозвался Ярик и проговорил серьёзным тоном: — Я готов, шкипер!

— Отлично. Тогда... Пуск!

Дирижабль дрогнул, и стометровые лини с цилиндрами якорей рванули к земле.

— Красные лампы зажглись, — подал голос мой помощник.

— Это значит, якоря ушли на заданную глубину и развернулись, зафиксировав тем самым "Мурену" над нужной нам точкой, — ответил я, сбрасывая мощность вспомогачей до нуля.

— И зачем мы сюда прилетели? — поинтересовался Ярослав, пытаясь рассмотреть хоть что-то за тёмным стеклом обзора. Безрезультатно, разумеется. А штурманских очков у него нет.

— Сейчас поймёшь. Идём, — я окинул взглядом приборную доску и, убедившись, что ничего не забыл, повёл Ярослава к выходу.

Оказавшись на мостках, идущих вдоль внешнего борта гондолы, я указал ему на закреплённые у ограждения тросы.

— Помнишь, ты спрашивал, для чего они здесь?

— Ага, — кивнул Ярик.

— Взгляни вниз, — я ткнул пальцем в сторону земли.

Мой помощник бросил взгляд за ограждение и удивлённо присвистнул.

— Твоя задача — спуститься вниз и закрепить тросы на куполе. Каждый трос отмечен своим цветом. Места крепления тоже имеют такие отметки. Смотри, не перепутай.

— Сделаю, шкипер, — кивнул Ярослав... и работа закипела.

Спустя полчаса поднявшийся по сброшенному веревочному трапу Ярик сообщил об окончании такелажных работ. Горды-ый, довольны-ый... куда деваться!

— Отлично. Теперь я спущу "Мурену" прямо на купол. Твоя задача — выбрать слабину линей и застопорить удерживающие их лебедки. Ясно? Только будь осторожен, обшивка купола — одно название. Провалиться внутрь — раз плюнуть.

Ярослав бешено закивал, и мы разошлись по местам. Я занял пост у пульта, а мой помощник у одной из четырёх специально для этой цели приваренных мною к корпусу дирижабля ручных лебедок. Поехали. Якорные пушки медленно выбрали необходимую длину линей и прижали "Мурену" к куполу лежащего на земле макета чуть ли не вплотную. Выйдя на открытое крыло мостика, я глянул вниз и невольно хмыкнул. Ювелирная работа. Днище "Мурены" зависло в метре от поверхности. Обернулся, нашёл взглядом застывшего у одной из лебедок Ярослава.

— Готово. Начинай!

Защёлкал стопор, отсчитывая метры тросов, чуть слышно заскрипела рукоять ворота... Пошло дело. Я бросил взгляд на часы. Идём по графику, это хорошо. Значит, на месте будем вовремя.

Проблем с лебедками не возникло, так что скоро мой помощник влетел на мостик, чумазый и пропахший солидолом, как и положено "маслопупу". Я невольно улыбнулся.

— Что теперь? — рухнув в штурманское кресло, спросил Ярослав.

— Теперь взлетаем и... пойдём в гости к одному умнику. Будем объяснять, что взрывать чужие склады — нехорошо!

— Э-э... как?! — ошеломлённо проговорил Ярик.

— Очень просто, — пожал я плечами. — Кое-кто помог мне выяснить личность виновника взрыва, и я решил не оставлять эту наглость без ответа.

— Шкипер... я... — Ярослав замялся.

— Кхм, понимаю. Не хочешь участвовать, да? — вздохнул я. — Ничего, по пути будет пара деревень, я могу высадить тебя в одной из них. В принципе, дальше я справлюсь и сам.

— Нет-нет, я не отказываюсь! — замахал руками Ярик, чем немало меня порадовал. — Просто... а в чём смысл? Ну вот прилетим мы на место с этой штукой под брюхом, и?!

— О, увидишь! — я широко улыбнулся. — Раскрывать сейчас всю затею я не хочу. Это будет неинтересно. Потерпи до начала действа, а?

— Хорошо. Я потерплю, — нехотя проговорил Ярослав. Вот любопытный какой, а?

— Тогда летим?

— Летим, — уверенно кивнул он.

Я довольно ухмыльнулся и, шагнув к шкиперскому креслу, потёр ладони в предвкушении. Наконец-то!

Повинуясь команде с пульта, якоря свернули лопасти, и до нас донёсся звук заработавших пушечных лебёдок. Одна за другой погасли контрольные лампы, и Ярослав тут же продублировал их показания голосом.

— Шкипер, якоря выбраны, — серьёзным тоном проговорил он.

— Поднимаемся, — кивнул я, перекидывая несколько тумблеров подряд. Корпус "Мурены" дрогнул и пополз вверх, а за стеклом обзора, под удивлённый вздох Ярика, начала расти стальная стена. Минута, и дирижабль, повинуясь моим приказам, рванул ввысь, словно отпущенный воздушный шарик, наполненный гелием. Загудели на технической палубе насосы, коротко рявкнула сирена, моргнули красным плафоны освещения, и темнота на мостике сменилась ярким освещением.

Я обернулся и взглянул на Ярослава. Парень застыл в кресле у пульта, в ступоре глядя на серо-стальную стену, закрывшую обзор.

— Это что... как?

— Вот так. Я перевёл "Мурену" в боевой режим. Гордись, ты первый, кто это видит! — Усмехнулся я и, шагнув к штурманскому столу, принялся колдовать над картой. Отметка цели, курс, расстояние... Я поманил пальцем Ярика, и тот, словно заворожённый, подошёл к месту штурмана. — Так, матрос. Ставлю задачу.

Парень встрепенулся и уставился на меня серьёзным взглядом, правда, нет-нет да и скашивая его в сторону наглухо закрытого обзора.

— Слушаю, — выдавил он.

Я ткнул пальцем в карту.

— Когда окажемся в этой точке, сообщишь. Затем меняешь масштаб с путевого на частный. Вот до этой точки. Когда окажемся здесь, скажешь мне. Сделаем остановку для последних приготовлений, тогда же сменишь масштаб на плановый. Всё ясно?

— Да, — заторможенно кивнул мой помощник, явно офигевающий от происходящего. Ну наконец-то, хоть что-то смогло перешибить его любопытство! — Шкипер... Кирилл... а как это?

Ярослав ткнул пальцем в сторону закрытого сталью обзора.

— Маленькие рунные хитрости, — я расплылся в довольной улыбке.

* * *

Такого Ярослав не ожидал. Нет, когда сонный посыльный из какого-то отеля в два часа ночи принёс ему на дом записку от Кирилла, прямо в снятую месяц назад комнату в одном из домов на окраине Словенского конца, он сразу понял, что впереди его ждёт приключение, и ни секунды не раздумывал. Оделся поудобнее, схватил подаренный Кириллом велосипед и помчался к эллингу... Потом был недолгий полёт куда-то к северу от города, возня с разбитым остовом какого-то каботажника с непонятно чем... и зачем залатанными дырами в обшивке... Это было странно, но ожидаемо. В конце концов, не все приключения начинаются с чего-то феерического, правильно?

Но когда гондола "Мурены" вдруг втянулась в купол, Ярослав опешил по-настоящему! Ведь всем известно, что дирижабли так не могут! А здесь... и приборы работают как ни в чём не бывало, только двигатели... нет вибрации от нагнетателей, а паровых машин на "Мурене" Ярик точно не видел! Так как же этот дирижабль летит?! И если гондола в куполе, то за счёт чего питаются приборы?!

А тут ещё Кирилл. Смотрит с улыбкой и смеётся над его недоумением. Точно смеётся! И объяснять ничего не хочет. А штурманский стол?! Да не бывает таких столов, уж это-то Ярослав точно знает! Вопросы, одни вопросы вокруг и никаких ответов. Жуть, как интересно!

Ярослав бросил взгляд на медленно "ползущий" по карте овал "Мурены" и спохватился. Кирилл же просил напомнить!

— Отметка "раз", шкипер!

— Принял! — откликнулся тот, медленно сдвигая назад сгруппированные парами рычаги. Очевидно, замедлил ход этих самых неизвестных машин. Яр тряхнул головой, откладывая этот вопрос на будущее, и переключил масштаб карты. Картинка на миг расплылась, словно разъезжаясь в стороны, но тут же сфокусировалась. Скорость "движения" марки дирижабля по центру карты довольно сильно замедлилась. Точно, сбросили ход.

— Так, Ярослав, внимание, — вдруг заговорил Кирилл. — Я сейчас включу одну штуку... если вдруг заболит голова или уши заложит, скажи. Хорошо?

— Понял. — На всякий случай Ярик покрепче вцепился в подлокотники кресла, а в следующую секунду перед глазами словно рябь прошла, но почти тут же всё успокоилось.

— Ты как?

Почувствовав обеспокоенный взгляд Кирилла, Яр встряхнулся

— Вроде неплохо. Кхм, а что это было? — прислушавшись к ощущениям и не обнаружив каких-то отклонений в самочувствии, протянул Ярослав.

— Экспериментальная система маскировки. У одного изобретателя выменял, — неопределённо откликнулся Кирилл и, заметив недоумённый взгляд Ярика, пояснил: — Теперь нас даже в бинокль не разглядеть. Только макет под брюхом "Мурены".

Ярослав поперхнулся. Вот это... номер!

Глава 4. Правда на правду

При взгляде на ошарашенную физиономию Ярослава меня так и тянуло расхохотаться. Ну уж очень потешно выглядел мой помощник. Но сдержался. Хлопнул его по плечу и, кивнув на карту, вернулся в своё кресло. Поправка курса, взгляд на указатель виндиректа и... малым ходом вперёд. До складов знатного оружейного барона Андрея Долгих осталось немного, и подходить туда лучше аккуратно, что называется, "на мягких лапах".

— Шкипер, я правильно понимаю, что ты хочешь сбросить остов дирижабля на дом того, кто взрыв устроил? — неожиданно спросил Яр. Что ж, можно и поболтать, раз уж ему молча не сидится. Да и то, рассмотреть-то происходящее ему всё равно не удастся, с задраенным-то обзором! И какой тогда интерес?

— Почти, — кивнул я, не переставая отслеживать курс. — Только не на дом, а на склады. У него, знаешь ли, имеются огромные склады, буквально набитые боеприпасами.

— Оружейные склады?! — придушенно охнул Ярик. Я оглянулся, но вместо ожидаемого испуга увидел на его лице лишь возбуждение и нетерпение. Ого, похоже, в помощниках у меня натуральный адреналиновый маньяк... Впрочем, лицо Ярослава быстро сменило выражение, и парень печально вздохнул. — Эх... а толку. Ну упадет ему на склад пара десятков тонн железа. И что? Растащат, завалы разберут. Вот если взорва-ать...

— Не пара десятков тонн, а ровным счётом двадцать две тонны. Из них девятнадцать с половиной железа, а две с половиной — тол с хитрым детонатором, — поправил я и, вздохнув, покачал головой. — Знал бы ты, в какую сумму мне эта взрывчатка встала!

— Хитрым — это как? — поинтересовался Яр, после того как переварил новость о том, что у нас под брюхом болтается две с лишним тонны взрывчатки.

— Я к детонатору телеграфный передатчик присобачил, — пояснил я, ухмыляясь. — Один сигнал — и вышибные заряды отрубят тросы, а через четыре секунды грохнет основной заряд тола.

— А... мы? — тихо спросил Ярослав. — Мы же уйти не успеем!

— Пф! В куполе нам даже в десяток раз более мощный взрыв нипочем. Хотя, конечно, риск есть, — проговорил я. — Небольшой. Но как только я активирую заряд, "Мурена" рванёт вверх, а у нас знаешь какая скороподъёмность? Ого-го! Ни один дирижабль такой похвастаться не может!

— Поня-атно, — протянул Ярик и тут же встрепенулся: — Шкипер, вторая метка!

— Ого. Быстро мы. Внимание, торможу. — Повинуясь приказу, дирижабль сбросил ход и лёг в дрейф. Проверив приборы, я кивнул и, повернувшись к Ярославу, развёл руками. — Так, матрос... Я на техническую палубу, а ты, будь добр, не суйся к управлению. Не хотелось бы по возвращении обнаружить, что мы уже где-то над Балтикой плывём. Хорошо?

— Хм... я не буду трогать приборы, — кивнул Яр и, помявшись, добавил: — А ты скоро?

— Через четверть часа вернусь. Нужно кое-что проверить и подключить, — отмахнулся я, двинувшись к выходу с мостика. Перешагнул комингс и, не закрывая двери, свернул к скобтрапу.

Торпеды... зарядить аппараты можно даже быстрее, чем за пятнадцать минут, благо заряжающий автомат довольно шустрый механизм. Рычаг ушёл вниз, и три поданные в ячейки торпеды малого калибра скользнули в приёмные лотки. Лязг замков. Первый, второй, третий. На пульте ярко загорелись зелёным контрольные лампы. Замечательно. Теперь противоположный борт, та же процедура. Есть. А вот с торпедами основного калибра будет немного сложнее. Разблокировать подвесные ящики. Готово. Вытянуть из-под них тележки и, сдвинув фальшпанель подволока, закрепить перед крышками подвесок. Рычаг вниз. Готово. Шумно закрутились ролики, и по рельсам, проложенным над подволоком, покатились тележки с тяжёлыми торпедами. Очередной лязг замков. И две больших зелёных лампы на пульте показывают, что оба аппарата, роль которых исполняют маршевые нагнетатели, заряжены.

Вовремя. Едва я закончил подготовку торпедных аппаратов, как Ветер принёс ожидаемую весть. Правда, не очень-то приятную, но... увы, ожидаемую. Обратно на мостик я шёл куда быстрее и бесшумнее. А потому ничего удивительного в том, что Ярослав не заметил моего возвращения, не было.

— Не получается? — спросил я, наблюдая, как мой помощник пытается включить телеграф. Ярик вздрогнул и медленно обернулся, чтобы уткнуться взглядом в дуло целящегося ему в лоб пистолета. Паренёк дёрнулся, но тут же замер. — И не получится. Я же говорил, что приёмо-передатчик для бомбы использовал. Так что извини, телеграф не работает. Ну-ну... ты не спеши. Аккуратненько, без резких движений, достаёшь свой "пугач" — и на пол его. Только не торопись, а то я испугаюсь, выстрелю еще. Оно тебе надо?

Вру, конечно, и телеграф в полном порядке, просто выключен и на замок заперт. Но малокалиберный "Бебе", оказавшийся в руке Ярослава, точно такой же, как у Хельги, разве что куда более обшарпанный, тихо брякнул об пол.

— Ножкой его в мою сторону толкни, — попросил я. Ярик смерил меня странным взглядом, но просьбу выполнил, и через пару секунд "Бебе" уже покоился в моём кармане.

Вот ведь неугомонный! Удар в голову остановил кинувшегося на меня мальчишку и опрокинул его прямо на рифлёный стальной пол мостика. Не ему со мной в скорости тягаться.

— Очнулся? — Я похлопал привязанного к штурманскому креслу Ярика по щекам. Тот проморгался, сфокусировался на мне и... зло засопел. Ну чисто обиженный ребенок. — Очнулся. Замечательно. Поговорим?

— Хм. — Ярослав попытался гордо отвернуться, но скривился от боли. Ну да, бил-то я всерьёз.

— Да ты не крути головой-то, отвалится. — Я выложил прямо на стекло штурманского стола все найденные при обыске Ярослава вещи и, чуть отодвинув в сторону получившуюся горку всякой всячины, вновь глянул на своего визави. — Знаешь, я терпеть не могу таких людей, как ты. Вот разведчиков, агентов всяких, понять могу. Они делают неблагодарную работу, за которую никогда не получат признания, но действуют против чужих государств, во благо своей страны. Их нельзя не уважать. А вот такие шпиончики, как ты, работающие на частных лиц, подглядывающие, подслушивающие ради чьих-то шкурных интересов, меня бесят.

— Да что ты понимаешь! — Ух, как глаза-то засверкали. Ну-ну, пой! Эх, не хочет. Язык прикусил.

— Понимаю. А вот ты совсем не понимаешь. Тетка Елена ведь тебе не родня, я прав?

— И? — процедил сквозь зубы Ярик.

— Что "и"? Ты не видел, как она на тебя смотрела там, у Гюрятиничей, в первый вечер? — Я склонил голову к плечу. Либо действительно не видел, либо не понял. — А я обратил внимание. Она боялась. Не за тебя... тебя боялась! Собственно, именно тогда я и начал подозревать... нехорошее. Ну не может единственный близкий человек так смотреть на родного и любимого племянника. Да и со своими многочисленными талантами ты переборщил. "Золотой лист" у тебя, может быть, и настоящий, но вот руны... знать-то ты их знаешь, да не те связки, которым стали бы учить в заводской гимназии. Там практика прежде всего, не вольных же птиц готовят, а у тебя чистая теория, мастеровому в упор не нужная. Ну и навыки телеграфиста, откуда бы? И зачем они будущему заводскому? В общем, сгорел ты ярким пламенем на своём же перфекционизме и желании показать себя нужным. С чем тебя и поздравляю. Мне только одно интересно — зачем Долгих тебя мне подсунул? Какой в этом толк? Не дурак же, должен понимать, что разборками с ним не я, а опекун мой заниматься будет. Или он это просто на всякий случай озаботился?

И тут глаза Ярика сверкнули. М-да, шпион-любитель, понимаешь. На лице всё написано.

— Сто-оп. Так, Андрейка здесь ни при чём, получается... — протянул я, стягивая к себе Ветер, окружая им собеседника и напрягая все свои невеликие возможности в эмпатии. — А кто ж тебя ко мне приставил? Не скажешь? А если спросить?

Ярослав фыркнул. Ну-ну.

— Ладно, попробуем простым перечислением. Кульчичи? Нет. Борецкие? Холодно. Гревские? Мимо. Горские? Да, мне тоже смешно. Осинины? И здесь промазал. Несдинич... Ну вот, видишь, как всё просто, оказывается? — улыбнулся я застывшему с совершенно кривой гримасой Ярославу.

— Развяжи меня, — деревянным голосом не попросил, почти потребовал Ярослав. Я только бровь приподнял в недоумении.

— С чего бы это?

— Контр-адмирал своего человека тебе не простит. А он — сила. Слышишь? Лучше развяжи и отпусти. Обещаю, я замолвлю за тебя слово перед ним. Против Несдинича никакие Долгих не попрут. Ну, отработаешь, само собой. Так ведь деньги — не жизнь, их и потерять не жалко, — со всё возрастающей уверенностью проговорил Ярослав. Чувствуя, как меня накрывает, я аж рассмеялся. Зло, резко.

— Своего человека... вон оно как. Ты ему не "свой человек", Ярик. И вообще не человек. Винтик плохо обработанный. Мальчишка, в шпионов играющий! Не больше. "Свой человек", большая шишка! Урод! — В горле клокотало, а холодная ярость вдруг обернулась обжигающей злобой, меня понесло. — Как же вы меня бесите, уверенные в своём праве силы, мрази. Кто ты без Несдинича? Недоросль бессмысленный, ничего не умеющий, ничего не значащий, зато при адмирале, о, при главе "географов" ты "свой человек". Любого загнобишь, любому судьбу сломаешь! С-сучёныш!

От этого дикого крика Ярослав вжался в кресло, а из меня словно стержень вынули. Проорался, сбросил пар... Отодвинулся от бледного мальчишки, окинул его взглядом и, потерев ладонями лицо, до красноты, до боли, тяжело вздохнул.

— Сколько я вас, уродов видел... — проговорил я тихо. — Интересно, а тётку Елену ты сознательно до полусмерти запугал?

Глаза отошедшего от моего ора парня зло сверкнули. О да, сознательно. Сестрицы мои там так же на Гдовицкого глядели, когда тот их отчитывал за очередной мой залёт в медбокс. Я потом записи смотрел, так что таких вот жгуче-злых презрительных взглядов навидался по самое не хочу. Жалко тётушку. Дать этому волю — он же её затравит. Как меня когда-то затравили такие же... любители права силы.

— И зачем? Что она тебе сделала?

— Не по куску рот раззявила, — буркнул Ярослав. — В Завидичи намылилась.

И вот из-за этого? Только поэтому он довёл хорошую женщину до дрожи?! Что ж, там я сделать ничего не успел, ну так здесь исправлюсь. Пусть уж лучше тётушка Елена слезу по этому монстру пустит, чем он ей жизнь сломает. Не имею права? И что? Сказано же: "И какой мерой вы меряете, такой и вам отмеряно будет". Вот пусть и жрёт полной ложкой. Очевидно, что-то такое проскользнуло в моём взгляде, потому что Ярослав вдруг забился в путах... и неожиданно прыгнул на меня, целя маленьким ножом в горло. Сбить руку, уйти вниз, и... кулак вошёл точно под плавающее ребро, опрокидывая противника на пол. Вот ведь, и как я пропустил эту железку?!

Отбросив в сторону мыском ботинка дешевый перочинный ножик из дрянного железа, я вздёрнул хрипящего Ярослава за шкирку и, "пробежав" по его телу Воздухом, скривился. Не жилец. Селезёнку я ему точно порвал. Что ж, счастлив твой бог, Ярик-гнида, хоть и с болью, да без долгого ожидания на тот свет уйдёшь.

Я хотел было сжечь урода, но... передумал и, глянув на тяжело дышащего шпиона, кивнул сам себе. Подхватив Ярослава, потащил его в кают-компанию и, без всякой бережности бросив тело на стол, расстегнул рубаху. Приложил руки к груди и, сосредоточившись, активировал рунные цепи. Глаза шпиона распахнулись, изо рта вырвался хрип, на крик его сил не хватило. Больно, да... когда неподходящие рунные цепи выжигают Эфиром в теле, это адски больно.

* * *

Охрана оружейного склада Долгих всполошилась, когда из темноты вдруг на малой высоте выплыл дирижабль. Вроде бы обычный каботажник, но... в зоне, закрытой для любых полётов, не появлялись даже корабли Воздушного Флота Русской конфедерации. Во избежание случайностей.

Старшина успел подать сигнал тревоги и увести людей в капонир к орудиям. Вовремя. Едва захлопнулась тяжёлая дверь, в здание первого склада, забитого под завязку патронами и снарядами, влетело чёрное веретено, и ночь вдруг превратилась в яркий день! Треск рвущихся патронов перекрыло гулкое баханье зарядов, грохот нарастал... к нему присоединилось громкое стаккато двух автоматических пушек, бьющих по дирижаблю прямой наводкой. Со стороны атакующего, без единой вспышки (!) прилетело ещё шесть тёмных веретён, устроивших на территории складов настоящий огненный ад. Глаза укрывшихся в капонире охранников полезли на лоб, когда дирижабль клюнул носом и направился к земле. Обшивка странного каботажника пылала, освещая алыми отблесками зияющие пробоины в гондоле, а мостик щерился проломом аккурат в обзоре, за которым было ясно видно бушующее пламя. Пушки, словно в истерике, забили чаще, на износ, на расплав ствола! Щурясь от жара, проникающего даже в защищённый рунами капонир, старшина охраны ещё успел заметить, как тень падающего дирижабля, стонущего всеми бимсами и шпангоутами так, что этот звук, казалось, перекрыл грохот разрывов, накрыла склады, и в огненном облаке каботажник рухнул вниз. Чудовищный взрыв сотряс землю, раскидав по полу капонира спасшихся охранников, и огненная метель с рёвом рванула в небо, поглотив склады и дирижабль.

* * *

Похороны получились скромными и мокрыми. С самого утра небо заволокло тучами. Водяная взвесь повисла в воздухе, и шквалистые порывы ветра то и дело хлестали дождевыми зарядами по обелискам старого кладбища. Людей на церемонии было немного. Мой бывший опекун с печальной тётушкой Еленой и дочерью, сопровождаемой капитаном "Феникса", стоящий за их спинами Ветров, Алёна со старшим братом чуть в стороне, а между Трефиловыми и Завидичами расположился лейтенант Брин и сёстры Осинины. Светлана с Ириной хлюпали носами, Хельга внимательно слушала что-то бормочущего церковника, а Алёна, бледная, осунувшаяся, смотрела невидящим взглядом прямо перед собой, не реагируя ни на что.

А вот это... интересно. На гравийной дорожке невдалеке от "моей" могилы остановился неприметный синий "Моран-V". И если бы не качественный бинокль, чёрта с два я рассмотрел бы в его салоне Андрея и Елену Долгих. Сестра осталась в машине, а вот сам Долгих вылез наружу и, вооружившись поданным водителем небольшим венком, решительно зашагал к могиле. Мобиль чуть слышно фыркнул и покатил прочь, обгоняя немногочисленных пешеходов.

Жаль, я слишком далеко от места, не слышу, что именно Андрей говорит Завидичам. С другой стороны, на такую удачу я не рассчитывал...

Дождавшись, пока церемония закончится и вся процессия двинется прочь от могилы, я старательно поправил дождевик и двинулся следом, держась на расстоянии, но стараясь не выпускать из виду отделившегося от общей толпы и уверенно шагавшего к выходу Долгих.

Искушение было очень велико, и я не устоял. Андрей уже был у ожидавшего его перед въездом на кладбище мобиля и протянул руку к дверной ручке, и тут, какая наглость, его толкнул проходивший мимо паренек в бесформенном дождевике и натянутом на глаза капюшоне. Долгих поморщился от неожиданно сильного и болезненного удара, пришедшегося точно по затылку, но обматерить наглеца не успел. Людская волна уже унесла его куда-то в сторону. Я проводил взглядом уезжающий мобиль и еле задавил скривившую губы злорадную улыбку. Четверть часа. Ровно столько есть у бывшего кавалергарда до обширного кровоизлияния в мозг. Правильно говорил там наш тренер: нет такой техники, которую нельзя было бы повторить с помощью рун. Добро пожаловать на собственные похороны, Андрей.

* * *

— Твой вывод, Никанор? — Игорь Стоянович Гюрятинич повернулся к младшему сыну, мазнув взглядом по сидящему рядом хмурому Завидичу и его заплаканной дочери, жмущейся к жениху словно в поиске защиты.

— Вывод... У меня две версии, — молодой генерал с явным недовольством перевёл взгляд с недоеденного десерта на отца и, фыркнув, бросил ложечку на тарелку. — Первая: юный Кирилл поторопился и был наказан за непредусмотрительность. Вторая — самоубийство, но... это вряд ли.

— То есть? — не понял глава семьи.

— Влюблённый может покончить с жизнью только в трёх случаях, — с видом знатока принялся отвечать Никанор. Впрочем, уж кто-кто, а он и был знатоком. И даже тот факт, что погиб его знакомец, пусть и знали они друг друга совсем недолго, никак не повлиял на замашки полицмейстера. Всё та же самоуверенность и самодовольство с полным презрением к умственным способностям окружающих. — Итак. Случай первый. Несчастного отвергли. Первая любовь, знаете ли, самое жестокое чувство. Вскроет вены или бросится под поезд, как вариант. Первый, на мой взгляд, предпочтительнее. Аккуратнее и чище.

— Никанор! — рыкнул отец. Тот хмыкнул.

— Вы просто не представляете, на что похоже тело после падения под поезд, иначе бы поняли, — проговорил генерал, но, заметив недобрые взгляды слушателей, вернулся к начатому объяснению. — Так вот, на отвергнутого любовника Кирилл никак не был похож. Случай второй. Измена. Тут чаще всего не обходится без смертей как минимум двух участников любовного треугольника. И по этому параметру у нас есть соответствие. Вместе с Кириллом погиб некий Ярослав. Если предположить, что дама сердца Кирилла отдала предпочтение мастеровому, то...

— А спросить у самой "дамы сердца" нельзя? — резко спросила сестра генерала.

Тот только руками развел.

— Лиззи, милая. Даже я, при всей своей гениальности, не смогу определить, кого именно из двух мужчин оплакивает женщина. А верить на слово? Вам?! Уволь, сестрица, — с вежливой улыбкой ответил полицмейстер. Елизавета возвела очи горе. Иногда братец бывает просто невыносим! Никанор же выдержал паузу и, убедившись, что никто не стремится вновь его перебить, решил всё же заканчивать лекцию.

— И третье. Невозможность быть рядом с предметом страсти, по независящим от самого влюблённого причинам. В общем-то, по всем трём вариантам — это не случай Кирилла. Он любил и был любим, Ярослава мать Алёны Трефиловой по фотографии не опознала. Точнее, сообщила, что ни разу не видела этого молодого человека. Ну а невозможность быть рядом с любимой мы отмели, поскольку никаких препятствий их отношениям не было.

— Никки, если вариант самоубийства влюблённого юноши ты отмел, то зачем нужно было всё это рассказывать? — хмуро спросила Елизавета, искоса поглядывая на замершую в объятиях Владимира Хельгу. Судя по стеклянному взгляду девушки, она просто не слышала рассуждений Никанора. Но... может быть, это и хорошо? Братец совершенно не умеет щадить чужие чувства.

— Я просто описывал ход одной из ветвей расследования, — фыркнул генерал. Вот-вот, именно об этом Елизавета и думала. Он, видите ли, делился своей мудростью, и плевать на то, как это могут воспринять близкие погибшего юноши.

— То есть это было не самоубийство? — проскрипел Игорь Стоянович.

— Именно. Мы отработали все возможные версии, и могу сообщить совершенно точно: атака "Мурены" складов Долгих не была попыткой самоубийства, — кивнул Никанор. — Скорее всего, Кирилл просто не рассчитал возможностей своего дирижабля и не учел наличия на складах скорострельных орудий "Брюно". В последнем нет ничего удивительного, эти пушки были установлены хозяевами складов всего месяц назад, без всяких разрешений и согласований, тайно. Прежде для защиты этих складов Долгих хватало стрелкового оружия. Но в какой-то момент новому главе рода показалось, что одного запрета на полёты дирижаблей в десятимильной зоне от складов ему мало. Не зря казалось, как мы теперь понимаем. И никакие тренировки с обстрелом мишеней Кириллу не помогли. Да и не могли, мишень ведь отстреливаться не умеет. Конечно, по размётанным на пяток километров вокруг оплавленным остаткам дирижабля определить, что именно привело к его падению, невозможно, но основываясь на показаниях охранников, переживших огненный шторм в чудом уцелевшем капонире, мы смогли восстановить ход событий и пришли к выводу, что в атаку "Мурена" шла со снижением, что, по словам флотских специалистов, было вполне оправдано, если учесть отсутствие у Кирилла сведений о недавно установленной на складах артиллерии. Один из первых снарядов, как сообщил старшина охранников, попал в рубку и, очевидно, повредил системы управления судна, что и стало причиной его падения. Ну а в центре взрыва сотен тонн боеприпасов не уцелеть даже "китовому" куполу.

— Как же всё неудачно сложилось, — пробормотал Завидич, поднявшись с кресла, и, сделав шаг к высокому окну, уставился в его проем невидящим взглядом. Мирон Куприянович задумчиво, будто сам не понимая, что делает, нашарил в кармане кисет и принялся набивать трубку. Завозилась в кольце рук жениха Хельга, и в воцарившейся в гостиной тишине стал отчётливо слышен барабанный стук пальцев главы семьи Гюрятиничей по подлокотнику кресла.

Обведя взглядом присутствующих, Никанор качнул головой и, решительно поднявшись с дивана, направился к выходу. Но не доходя до дверей заметил разъярённый взгляд сестры и, тяжело вздохнув, резко свернул в сторону Мирона.

— Господин Завидич, я прошу прощения, если мои речи показались вам бессердечными. Ничего не могу поделать. Профессиональная привычка. Прошу меня извинить, если обидел.

— Ничего страшного, Никанор Игоревич. Я понимаю и обиды не держу, — кивнул тот, по-прежнему не отводя взгляда от окна. Генерал на миг замялся.

— Мирон Куприянович, насколько я помню, вы опознали тело по... рунам. Если не секрет, что это было? Наши артефакторы голову сломали, пытаясь разобраться в уцелевших на нём обрывках рунных цепей.

— Кирилл был экспериментатором, Никанор Игоревич. Экспериментатором и настоящим гением руники, — мазнув взглядом по генералу, невыразительным тоном проговорил Завидич и резко выдохнул дым прямо в лицо собеседнику. — Так что, боюсь, этой тайны мы уже не узнаем.

— Жаль. Перспективный был юноша, — не обратив ровным счётом никакого внимания на невежливый жест собеседника, покачал головой Никанор.

— Да. Перспективный. Был. — Завидич резко отвернулся, и генерал, поняв, что с ним не желают разговаривать, вышел из комнаты. А Мирон стоял у окна и вспоминал последний разговор со старым другом. Люди Несдинича носом землю рыли, но тоже ничего не нашли. Удивительно ещё, как от тела Кирилла вообще хоть что-то осталось! Специалисты седьмого департамента, правда, объяснили, что причиной тому рунные цепи на теле. Если бы не они, Кирилла бы в пыль разнесло, как это случилось с его помощником. Но Завидичу не давал покоя другой факт. Почему подопечный не поднял гондолу во время атаки? Не сообразил? Понадеялся на отсутствие артиллерии? Впрочем, что уж теперь? Сделанного не воротишь. Остается только гадать. Эх, Кирилл... это ж надо было такую глупость сотворить!

Но имение Гюрятиничей было не единственным местом, где сегодня вспоминали подопечного Мирона Завидича.

— Значит, уходит в монастырь, да? — побарабанив пальцами по столешнице, Несдинич вздохнул. — Молодежь! Всё или ничего. Ну, погиб твой ухажер, так чего себя-то заживо хоронить?

На этот вопрос присутствующие в кабинете не ответили. Зачем, если и так понятно, что начальство философствовать изволит.

— Ещё что-то? — контр-адмирал отвлёкся от размышлений и перевёл взгляд на докладчика. Тот покачал головой. — Ясно. Чёрт с ней, с этой девчонкой. Желает постриг принять, так туда дуре и дорога. Да и снимайте уже с неё наблюдение. Толку-то от него... Да, вот что! По мастерской Завидичей... подумайте, кого можно им впихнуть взамен погибшего агента. Оставлять этот заводик без присмотра не следует. Иначе Гюрятиничи туда с ногами влезут. Исполняйте.

Подчинённый отвесил "кавалергардский" поклон и бесшумно исчез из кабинета, хозяин которого, дождавшись, пока за посетителем закроется дверь, повернулся ко второму "гостю".

— Что у нас по проекту "Стекло"? — Несдинич взглянул на Брина.

— Пока пусто. Сам агрегат мы повторили без проблем, ничего сложного в нём нет. И даже процессы, необходимые для создания нужного... материала мы смогли распознать и понять. Но чего-то не хватает.

— Электрический импульс? — спросил контр-адмирал.

— Пробовали самые разные варианты, результат нулевой. Рунные цепи Хельги познаково разобрали. Не подходят. И я боюсь, что секрет не только в этом. Нам не хватает чего-то еще. Но чего именно? Подключили химиков и физиков, пытаемся подойти к решению вопроса с другой стороны, но и они пока только руками разводят. Их руника здесь тоже бессильна.

— Чёртов мальчишка, — скрипнул зубами Несдинич. — И тут подгадил.

— Ваше превосходительство?

— Свободны, лейтенант. Продолжайте работу, — отмахнулся контр-адмирал, и Брин, коротко кивнув, покинул кабинет.

— Фома Ильич, зайди, — спустя добрых полчаса, оторвавшись от чтения бумаг, проговорил Несдинич в трубку телефона. Почти тут же дверная ручка провернулась, и в кабинет вошёл бессменный секретарь главы Седьмого департамента. Контр-адмирал окинул старого друга долгим взглядом и, кивнув, указал Литвинову на стул для посетителей. — Значит, так, Фома Ильич. Поскольку наш объект сгинул и вести его больше не нужно, все материалы по его разработкам уходят арт-инженерам "Форпоста" для изучения. Подбери толкового курьера, и я тебя очень прошу, обойдись без участия Гюрятиничей, будь любезен.

— Собираешься и дальше держать их на расстоянии, Матвей Савватеевич? — прищурился секретарь. Несдинич усмехнулся.

— Рано нам пока о союзе объявлять. Такая "свадьба" — дело долгое, спешки не терпящее. И так вон какую бучу среди Поясов подняли. Сначала Завидичи, невесть откуда вынырнувшие, резко в силу входить начали. О Гюрятиничах да младших партнерах вспомнили. Потом эта неудачная заварушка с Долгих, гибель Кирилла... а две недели назад и Андрей, года не побыв главой рода, на тот свет отправился от апоплексического удара. Нет, надо дать обществу успокоиться. Утихнут пересуды — начнём работать. А там, глядишь, и Борецких на свою сторону перетянем, а это уже два десятка фамилий в союзниках. Там и настоящим делом займёмся.

— Думаешь, этого хватит, чтобы Палату переговорить? — покачав головой, произнёс Литвинов.

— Нет, конечно. Но кто сказал, что я на этом остановлюсь? — Ощерился контр-адмирал. — Фома, мы уже сколько раз об этом говорили?! Страну объединять надо, иначе сожрут. Рейх наглеет, силу набирает, франкобритты косо смотрят, а у нас даже в Новгороде всяк на себя одеяло тащит! Наведём порядок здесь — глядишь, германцы и поумерят аппетиты, временно, конечно, но именно время нам и нужно. А там и за остальных можно будет взяться.

— Всё-всё. Оседлал любимого конька... — пробурчал Фома, забирая со стола папку с документами. Несдинич фыркнул и махнул рукой. А друг и рад. Документы в руки — и за дверь.

Глава 5. По делам и награда

К Алёне я пришёл вечером того же дня, когда меня "провожали в последний путь". Рисковать не стал, дождался ночи и просочился в дом Трефиловых через сад, предварительно убедившись, что за ним никто не наблюдает. Бесшумно поднялся по лестнице на второй этаж и тихо поскрёбся в запертую дверь, из-под которой пробивалась узкая полоска света. Не спит, значит, должна услышать. Вот послышались шлепки босых ног по полу, дверь приоткрылась... а в следующий миг какая-то чудовищная сила втянула меня в комнату. Замок на двери щёлкнул словно сам собой, и я обнаружил себя стоящим посреди комнаты, обнимающим вздрагивающие плечи Алёны, с силой вжимающейся в меня всем телом. Прислушался и... почувствовал себя последним негодяем.

— Пришёл, пришёл, пришёл... — тихий исступлённый шепот, словно ножом по сердцу. Ну вот что мне мешало раньше подать о себе весточку?! Идиот, придурок...

Не зная что сказать и как оправдаться за долгое отсутствие, я просто принялся гладить девушку. По волосам, по плечам, по спине. Наконец стальная хватка обнявших меня рук начала ослабевать. Алёна подняла заплаканное лицо и... В себя мы пришли лишь часа через два, лежа в разворошенной постели.

— Пришёл... — промурлыкала Алёна, и на этот раз в её голосе не было и намёка на боль. Только удовлетворение и радость.

— Я же обещал.

— Да... А ещё обещал рассказать, зачем затеял всё это, — ноготки Алёны впились мне в грудь и поползли вниз.

— М-м... раз обещал, значит, расскажу, — согласился я и, схватив пискнувшую девушку, затащил её на себя. — Попозже.

В результате разговор состоялся только утром, за завтраком, после того как Алёна проводила матушку на работу в кондитерскую. Свой рассказ я начал с жизни в Венде. Поведал, как сошёлся с Краем Броновым и выживал на китовом кладбище, как торговал скрученными со старых дирижаблей деталями и находками в матросских и офицерских тайниках. Как вытаскивали Края из гарнизона Меллинга, и как оказался в Новгороде под его опекой. Рассказал и о находке некоего прибора в одном из старых "китов", но без подробностей. Ни к чему они. А вот рассказывать о наших приключениях в первом моём рейсе пришлось детально. Алёна слушала, словно маленькая девочка сказку. Что ж, история вышла действительно интересной. Постепенно повествование дошло до событий начала этого года, драки на балу, моих изобретений и визита бандитов

— Мне бы сразу сообразить, что ворвавшиеся в дом молодчики не имеют никакого отношения к германцам, — повинился я. Алёна недоумённо приподняла бровь.

— Почему?

— Потому что у германцев не могло быть детектора, способного обнаружить уведённый мною из Меллинга артефакт. В принципе не могло! Они ведь этот прибор в глаза не видели. Даже Гросс, захвативший его в Италии, не успел открыть ящики и рассмотреть их содержимое. И как, скажи на милость, как они могли сделать детектор, не имея достаточно подробного описания прибора, который требуется обнаружить?

— Ну так, может быть, у них были чертежи?

— Тогда на кой им сдался сам прибор? — фыркнул я. — Могли бы и собственный собрать.

— Логично, — согласилась Алёна. — Но если это были не германцы, то кто?

— Тот, кто старательно запугивал меня ими, — вздохнул я. — Вот как раз у людей Несдинича было достаточно времени, чтобы исследовать переданный мною артефакт. И им создать такой детектор — раз плюнуть.

— Но зачем ему это? — не поняла Алёна.

— Мои разработки... опекун, а впоследствии и лейтенант Брин, арт-инженер седьмого департамента, на полном серьёзе именовали меня гением руники. Я не хвастаю... — быстро добавил я, заметив скептическое выражение лица моей девушки. — Это их собственные слова. Я не стеснялся объяснять свои идеи Завидичам, да и с лейтенантом делился кое-какими разработками. Понимаешь, серьёзных арт-инженеров не так уж много, а свободных ещё меньше. Большая часть специалистов работает либо на государство, либо на влиятельных людей и организации. Я знаю только двух очень толковых частных арт-инженеров, избежавших подобной участи. Один из них — отец того самого лейтенанта Брина, так что можешь представить, чего ему стоила эта свобода. А второй — совершенно сумасшедший параноидальный тип, прячущийся от всего мира в Высокой Фиоренце.

— Тебя решили посадить на цепь, — констатировала Алёна, сообразив, к чему я клоню. Умница.

— Именно, — кивнул я. — Точнее, приучить к цепи. Сначала попытались законопатить в Китежград, организовав перевод в Воздушные классы. Я отвертелся. Тогда-то в наш дом и нагрянули молодчики, якобы подосланные германцами. Которые, как я узнал гораздо позже, оставили любые попытки лезть в дело, едва прибор попал на стол исследователям Русской конфедерации. Очевидно, решили, что выкрасть результаты исследований будет проще и дешевле. Ну а поскольку долго "прятать" меня от происков жуткого капитана Гросса было невозможно, в ход пошёл козырь под названием "Андрей Долгих", весьма удачно подставившийся под мой удар на Зимнем балу в Ладожском университете и усугубивший противостояние уже в Китеже, напав на меня и сестёр Осининых после празднования дня Ангела Миши Горского. В общем-то, манипулируя двумя этими угрозами, германцами и Долгих, Несдинич вполне мог добиться того, что в конце концов я сам стал бы затворником и держался за даруемую им защиту, забросив все свои мечты о полётах. Ни на секунду не сомневаюсь, что взрыв в мастерских в первую очередь был направлен на "Мурену". Только подрывники Андрея не учли, что эллинг защищён моими рунескриптами. А склады были взорваны за компанию и чтобы не выбиваться из традиций "родовой вражды".

— И всё это ради твоих познаний в артефакторике? — проговорила Алёна. Я пожал плечами и, воспользовавшись тем, что, спускаясь к завтраку, не стал надевать рубашку, активировал рунные цепи. По рукам, груди и спине поползли светящиеся строчки знаков. Девушка изумлённо ойкнула.

— Нанеси такое роте штурмовиков — и они без проблем возьмут любую столицу, — прокомментировал я. — И я был полным идиотом, раскрыв этот секрет Хельге и опекуну.

— А мне не боишься открывать подобное? — тихо спросила Алёна. Я замер...

— Ну, кому-то же нужно доверять? А если не тебе, то... кому? — вздохнул я.

— Спасибо, — расцвела девушка, а я смущённо хмыкнул. Надеюсь, я в ней не ошибся... Алёна чмокнула меня в щеку и, подлив в чашку киселя, ткнула кулачком в бок. — Кирилл, а почему ты изменил мнение об опекуне?

— Заметно, да? — грустно улыбнулся я. Девушка кивнула. — Понимаешь, я ведь им верил. Верил, что могу стать частью маленькой семьи Завидичей. Называть взбалмошную Хельгу сестрой, а Мирона дядькой. У меня не было от них секретов, да, собственно, поначалу всё к тому и шло. Завидич первое время после нашего приезда в Новгород действительно беспокоился за меня и был благодарен за помощь в Меллинге. Хельга, хоть поначалу и повела себя, как дура, после истории в Высокой Фиоренце стала относиться ко мне как к младшему брату. У неё, конечно, были свои заскоки, но это было даже забавно, и я до сих пор вспоминаю наши перепалки. Всё изменилось после демонстрации моих умений и кое-каких изобретений. Но узнал я об этом гораздо позже.

Тот чёртов разговор в госпитале, свидетелем которому я стал одним поздним тёплым вечером. Хотел пробраться к дядьке Мирону в неурочный час, а в результате... Я вспомнил своё сидение под окном палаты, и меня передёрнуло.

— С Осиниными удачно вышло, — проговорил знакомый голос, обладателя которого я не видел. Произнесённая фамилия всколыхнула любопытство, и я, вместо того чтобы поприветствовать дядьку Мирона и забраться на подоконник, застыл у карниза, затаив дыхание.

— Не говори "гоп", Фома, — проворчал Завидич, и я еле сдержал изумлённый вздох. Литвинов в гостях у дядьки Мирона?! Мир сошёл с ума! — Хоть, паренёк и свёл с ними знакомство, на восстановление старого союза пока рассчитывать не приходится.

— Ну-ну... организовать ещё пару таких встреч в подворотне, как зимой в Китеже с Долгих, — и они станут лучшими друзьями. А там можно и документы подписывать, — с насмешкой произнёс Фома Ильич, вгоняя меня в шок. С трудом задавив поднимающуюся волну эмоций, я прислушался к ведущемуся за окном диалогу.

— Не лезь со своими советами, куда не просят. Или Матвей тебе живо укорот сделает. Веришь? — буркнул Завидич. — Да и этот ваш Долгих... Кто его на этот идиотский вызов подбил, а?

— Матвей посоветовал. Кто же знал, что вы вместо пакетбота решите на "Мурене" полетать? — ответил Фома Ильич, явно не впечатлённый угрозой собеседника. — Мог бы и сообщить об изменении планов.

— Времени не было, — огрызнулся дядька Мирон и вздохнул. — Фома, я бы на твоем месте задумался, что станет с Долгих, если он ещё раз встретится с Кириллом. В первый раз дело обошлось одним сотрясением мозга, во второй науськанные им курсанты три месяца валялись в госпитале с переломами, а сам Андрей и вовсе еле восстановился после... ну ты понял. А теперь вспомни судьбу тех молодчиков, что Несдинич отправил для обыска в нашем доме. Уверен, что Долгих переживёт ещё одну встречу с Кириллом, особенно после взрыва и моего ранения?

— А ты своего щенка на привязи держи, чтобы не смел хвост на именитых поднимать, тля безродная, — внезапно похолодевшим тоном проговорил Литвинов.

— Хех... как ты себе это представляешь? У парня вообще нет пиетета перед именитыми и чинами. Да и недоросль он. Пусть пока покуролесит... Вот откажется от опекунства, присягу роду возьму — тогда другое дело. Можно будет и хвост придавить, и гордость пообломать. А пока — рано, — откликнулся Завидич, и мои внутренности словно обдало холодом.

— И чего вы с ним носитесь, словно дурак с писаной торбой? — вздохнул Литвинов, сбавив тон.

— Не, неправда твоя, — усмехнулся Завидич. — Как с курицей, несущей золотые яйца. Ты же видел рунные цепи на руках Хельги?

— О да. Исследователи до сих пор поверить не могут. Всё про совместимость с органикой лопочут. Интересная затея, конечно. Да только в принципах никто до сих пор разобраться не может. Брин говорил, что помимо светящейся при активации части рун, там ещё и невидимая имеется, та самая, что отвечает за совместимость. Значит, это твой подопечный сделал, да?

— Он самый. И алмазный проект тоже его рук дело. Ты представляешь, какое это преимущество для нас? — проговорил Завидич. Мои пальцы до хруста сжали камень карниза. В глазах потемнело, а когда я пришёл в себя, понял, что по щекам катится холодная и мокрая мерзость. И больно. Очень больно в груди, так что ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Хм. Слышал от Брина, да не поверил. Зря, выходит? А ведь там тоже что-то не ладится. Никак исследователи результат получить не могут, — задумчиво протянул Литвинов и, дождавшись подтверждающего кивка Завидича, проговорил. — М-да, тогда понятно, почему вы вокруг мальчишки такие танцы с бубнами устроили. Если он эти секреты отдаст, считай, свободу свою выкупит сразу.

— "Выкупит"?! Чтобы вы его тут же в исследовательском отделе закрыли? — фыркнул Завидич. — Вот уж вряд ли. У меня на Кирилла большие планы, знаешь ли. И из рода я его не отпущу. Он нам ещё и Осининых приведёт. Только действовать надо аккуратнее, а не как тогда... с Воздушными классами, помнишь? Секретность, конечно, дело хорошее, но когда правая рука не знает, что делает левая, это уже перебор!

— Так там вроде бы Горский с сынком подгадили, нет?

— Ты на Ивана бочку не кати. Это была чистой воды случайность! — прорычал Завидич. — О том, кто и для чего придумал финт с переводом Кирилла, ни он, ни я не знали до самого провала этой затеи. А всё ваши секреты!

— Так ему доверяешь? — усмехнулся Литвинов.

— Да, — отрезал Мирон. — Иван всегда меня поддержит, это тебе не Ветров.

— Ладно-ладно, не кипятись, — проворчал его собеседник. Помолчал... — Слушай, а может быть, убрать ту девку, к которой Кирилл шастает? Подвести вместо неё кого-нибудь... из наших, а? Всё проще будет его в узде держать.

— Не вздумайте! — взвился Завидич. — Чёрта с два вы его тогда в Китеже удержите! У парня и без того не жизнь, а мрак сплошной! Хочешь, чтобы он совсем умом тронулся? Вспомни, сколько нашему доктору пришлось помучиться, чтобы его в порядок привести после Меллинга? То-то... Нет уж, и так перебор получается. Надо потихоньку ослаблять давление и крепче привязывать его к Китежу делами и интересами. Контракты для мастерской, база для "Мурены", друзья... Сошлись же они с Мишкой. Заметь, без всяких принуждений и этих ваших интриг идиотских... можно какую-нибудь подружку из местных ему подвести. Но это не сейчас, позже, когда перебесится и к своей Алёне остынет. Да... не подумали. Надо было, конечно, этим делом раньше озаботиться...

— Тьфу, да кто знал, что он у тебя такой скорый? Ты же и сам, небось, ещё не думал о невесте для своего будущего вассала! Вот и мы ничего такого до следующего года не планировали, — фыркнул Литвинов. Его собеседник тяжело вздохнул.

— Это Ветрову, сволочи, спасибо сказать надо. Позаботился о психологическом комфорте на "Фениксе", называется, — пояснил он и неожиданно хлопнул ладонями по коленям. — Ладно. Оставим Кирилла. Что у нас по Борецким? Есть подвижки?

Больше я не выдержал и, отпустив карниз, спрыгнул наземь. Слушать это... это дальше сил не было. На заплетающихся ногах, кое-как добрался до велосипеда, попытался его оседлать, но понял, что не могу удержать равновесия и, схватившись за руль, как за спасательный круг, поплёлся пешком, мало соображая, куда и зачем. Отпустило меня уже за пределами города... И именно тогда в голову пришла мысль о том, как можно обрубить все "концы". Хотя кому я вру? О самоубийстве я думал. Уж очень придавило меня это... предательство. Там родственнички и то честнее себя вели. Но удержался. Запихнул разочарование поглубже, вспомнил вот про это счастье, что сейчас рядом сидит, положив руки мне на плечи, сжал зубы и... Ну, что получилось, то получилось. Не жалею.

Алёна слушала рассказ о разговоре, перевернувший все мои представления о людях, которых я считал самыми близкими в этом мире, молча. Только один раз она дёрнулась, услышав о планах заделавшегося свахой Литвинова, но лишь упрямо вздёрнула подбородок, больше ничем не выдав своих эмоций. И только когда я умолк, она пошевелилась. Ласково провела рукой по моим взлохмаченным волосам и, коснувшись губами щеки, неожиданно сморщилась.

— Колешься. Бриться пора... — Может, и пора, да самостоятельно я до сих пор не брился. Со здешними брадобреями такой необходимости просто не возникало. Я сконфуженно развёл руками, признаваясь в своём неумении, на что Алёна только хмыкнула.

— Зато я умею. Матушка научила, — сообщила она, к моему изумлению.

— А тебе-то это зачем? — спросил я.

— У батюшки после "хорошего" вечера наутро обычно руки дрожат, — с улыбкой пояснила Алёна. — Вот чтобы не рисковать, она его в такие дни и бреет. Говорит, лучше похмельный муж, чем мёртвый. Ну и меня научила... на всякий случай. Так как, идём в ванную?

— Ага, — кивнул я. — Будем считать это репетицией.

На этих словах Алёна катастрофически покраснела, но ничего не сказала. Просто поднялась со стула и потянула меня в ванную. Впрочем, приступить к эксперименту сразу нам не удалось. Сначала мы решили принять душ, и вот тут-то и выяснилось, что в супружеской жизни, оказывается, есть много моментов помимо бритья, которые стоит порепетировать.

Идею с "уходом в монастырь" предложила Алёна. Точнее, узнав, что я намерен убраться из Новгорода во избежание ненужных встреч со всякими родовитыми, на полном серьёзе заявила, что чем ждать моих редких да тайных визитов, ей проще в монастырь уйти. И жизнь, дескать, там спокойнее, и искусов меньше, да к тому же "всяких болванов мужского пола в женских монастырях не привечают". Критику я принял, осознал и раскаялся. Но предложение уйти со мной на "Мурене" в долгое путешествие Алёне пришлось чуть ли не клещами добывать. Сюр полный! Я бы и сам рад схватить её в охапку и никуда не отпускать, а тут адвокатом дьявола пришлось работать.

— И как ты собираешься объяснить своё решение маме?

— Договоримся. Мама умная и добрая.

Ну, наверное... надеюсь. Хотелось бы, чтобы потенциальная тёща оказалась именно такой.

— А что скажет папа, вернувшись из рейса и обнаружив полное отсутствие наличия в доме любимой дочки?

— Вот уж папа должен понять! Сам в своё время маму из родного дома умыкнул!

Я бы и согласился с таким рассуждением, с огромной радостью... Да только воровал папа маму, а у него украдут дочку. Как-то меня сомнение берёт, что аналогия здесь уместна и Григорий Алексеевич обрадуется подобному продолжению семейной традиции.

— Ладно, допустим, с твоими родителями мы придём к устраивающему обе стороны решению, — вздохнул я. — Но как отреагируют на твое исчезновение соседи и друзья? Им не покажется странным столь скорый отъезд?

— А им какое дело? — изумилась девушка.

— Да не о них речь. Сообщат в полицию, Гюрятиничи прознают, а там и до остальных дойдёт... начнутся всякие подозрения и размышления. Оно нам надо?

Вот тут-то Алёна и предложила уже серьёзный вариант с "уходом в монастырь". Он и не удивит никого, после моих похорон-то... и на расспросы о местонахождении обители, где решила принять постриг Алёна, всех доброхотов можно посылать лесом. Дескать, не желает девочка никого видеть и о прошлой жизни вспоминать.

— И чего это ты так радостно улыбаешься, а? — настороженно спросила Алёна, увидев моё отражение в зеркале трюмо, у которого она приводила себя в порядок перед уже скорым возвращением матери из кондитерской. А я и не заметил, как день прошёл.

— Так отчего же мне не радоваться? Любимую уговорил от родителей сбежать, — честно ответил я.

— Ты уговорил?! Ну наглец! — аж подпрыгнула на пуфике Алёна, моментально разворачиваясь ко мне лицом. Кажется, сейчас меня будут бить! Улыбнувшись как можно довольнее, отпрыгнул к двери и... задал стрекача. Рывок, поворот, лестница... Прыжок!

Стоя в холле внизу, поднял голову и залюбовался перегнувшейся через перила и целящей в меня подушкой полуобнажённой красавицей... Так засмотрелся, что даже от влетевшего в голову "снаряда" увернуться не сумел. А там и сама Алёна по лестнице сбежала.

— Куда же ты босиком, по каменному полу-то! — сунув подушку уже собравшейся меня поколотить девушке, я подхватил её на руки и... застыл, услышав характерный хлопок входной двери. По спине ощутимо продрал мороз, и я медленно, очень медленно обернулся, как был, с Алёной на руках. — Кажется, это становится традицией.

— Какие нынче резвые мертвяки пошли, — с расстановкой произнесла Марфа Васильевна, окинув взглядом нашу композицию. Честно говоря, покраснели мы с её дочкой одновременно. И было отчего. Если на девушке хоть халат накинут, то я-то убегал от неё вообще в одних трусах. А учитывая, что во время забега пояс халата где-то потерялся... и Алёна у меня на руках, м-м, картинка вышла довольно фривольной и, прямо скажем, весьма компрометирующей.

— Ну, слухи о моей смерти сильно преувеличены, — пробормотал я, пока Алёна пыталась изобразить невинность, прикрываясь многострадальной подушкой, из которой вот-вот перья полезут, с такой силой она её сдавила.

— Вижу, — кивнула мама Алёны. Чёрт, а с папой было как-то проще... или так только кажется, потому что в тот раз я был одет?

— А...

— Стоп, — Марфа Васильевна, очевидно поняв, что конструктивная беседа сейчас явно не сложится, подняла руку. — Поднялись наверх, оделись, спустились вниз, за ужином поговорим.

От тона приказа тело само собой развернулось на сто восемьдесят градусов, и ноги понесли на лестницу. Алёна попыталась спрыгнуть с моих рук, но я не отпустил, чем, кажется, заслужил пару очков в глазах её матери. Одевались мы быстро и молча. Уж не знаю, что там думала моя девушка, а я, пока приводил себя в должный вид, пришёл к выводу, что каким бы ни был результат грядущих переговоров, Алёну я не оставлю. Хоть выкраду, как в своё время её отец поступил с юной Марфой, родители которой в упор не желали видеть в любимом их дочери достойного зятя.

На кухню мы вошли, держась за руки... и не поднимая взгляда на грохочущую кастрюлями-сковородками Марфу Васильевну. Но, не почувствовав от неё явного негатива, я всё же взял себя в руки и принялся помогать со сборами ужина. А там и Алёна подключилась. Её матушка несколько секунд понаблюдала за нашим мельтешением и, чему-то усмехнувшись, взяла командование в свои руки. Дело заспорилось, и через полчаса мы уже сидели за столом и молча наворачивали разогретые Марфой Васильевной щи. И если честно, то молчали не столько от смущения, сколько от неожиданно напавшего дикого жора. По крайней мере, я точно.

Посмотрев, с какой скоростью я опустошаю свою тарелку, матушка Алёны покачала головой.

— Что же ты, дочка, молодца так заездила, а? Все соки из него выпила и не покормила. Не стыдно? Этак он у тебя и до свадьбы не доживёт. Не сотрётся, так с голоду помрёт, — пропела она, вгоняя нас с Алёной в краску.

— Да нам как-то не до того было, — промямлил я, тут же получив под столом ощутимый удар в голень. Больно!

— Эх, молодо-зелено, — покачала головой Марфа Васильевна, делая вид, что не заметила ни дёрнувшейся дочери, ни моего шипения. Улыбнулась чуть снисходительно и, взглянув на меня, кивнула. — Ладно. Сами разберётесь, да научитесь, а где не разберётесь, мы с отцом подскажем... от души, до полного вразумления да просветления... Ну, да об этом и позже поговорить можно будет, а пока рассказывай, зятёк, как тебя теперь звать-величать, да как ты до жизни такой дошёл.

И я рассказал. Без особых подробностей, но и без вранья. И кажется, теперь я знаю, откуда у Алёны её умение слушать. Марфа Васильевна не перебивала и не переспрашивала, позволяя мне вести рассказ так, как я сочту нужным, и лишь когда я умолк, она стала задавать вопросы, при этом ни словом, ни намёком не выдав желания разузнать то, о чём я специально умалчивал во время рассказа.

— Я не буду говорить, что ты сделал глупость, разыграв свою смерть, — тихо заговорила Марфа Васильевна. — Понимаю, что без знания всех подробностей дела правильно оценить этот шаг просто невозможно. И всё-таки мне кажется, что тебе следовало подождать один год и отказаться от опекунства Завидича. Не стали бы родовитые за тобой всю жизнь гоняться?

— Не стали бы, — согласился я. — Просто убили бы, как только поняли, что сотрудничать с ними я не собираюсь. Хотя бы для того, чтобы не достался другим, со всеми своими знаниями и разработками. А лавировать всю жизнь меж интересов именитых — не по мне. Это не жизнь, а сплошное бегство. То от одних, то от других. Об опасности, которой я подверг бы в этом случае близких, и вовсе можно промолчать. Ведь что может быть проще? Надавить угрозой жизни родным, и всё.

— Может быть... — кивнула мать Алёны. — И что ты теперь намерен делать?

— Жить, работать, — пожал я плечами. — Планирую заняться перевозками в Венде.

— Перевозками? У тебя есть ещё один дирижабль?

— Зачем "ещё один"? "Мурены" будет вполне достаточно, — ответил я.

— А как же... дирижабль, рухнувший на оружейные склады? — не поняла Марфа Васильевна.

— Это был макет, — признался я. — Слишком много сил я вложил в "Мурену", чтобы уничтожить её собственными руками.

— Понятно. А почему именно в Венде, а не в Конфедерации? На Новгороде-то она не заканчивается... — спросила мать Алёны.

— Фронтир. Там проще легализоваться. Да и лишних вопросов никто задавать не будет. Только деньги плати.

— У тебя там есть связи? — приподняла бровь Марфа Васильевна.

— Хорошие знакомые, — поправил я. — И они уже подготовили нужные документы на новое имя. Правда, возраст пришлось немного изменить: всё-таки пятнадцать лет для шкипера собственной яхты — это слишком вызывающе.

— Понятно, — мать Алёны покивала. — Значит, тебя можно поздравить с совершеннолетием?

— Не совсем. В следующем году будет восемнадцать, — ответил я и вздохнул. — Жаль только, что придётся отказаться от пилотского знака.

— Почему? — удивилась Алёна.

— Имя, дочка. У твоего... кавалера теперь другое имя, забыла? — ответила ей мать и перевела взгляд на меня. — Вот, кстати, и как тебя теперь звать-величать, а?

— Рихард Бюлов, — развёл я руками.

— Белов? Не слишком... явно? — поинтересовалась Марфа Васильевна. — Всё же провести параллели с Риком Черновым будет несложно. Может, лучше было бы взять девичью фамилию твоей матери?

— Бюлов. Не Белов, — поправил я её и, почесав кончик носа, вздохнул. — Думаете, фамилия Бельский сделала бы меня незаметнее?

— Ох, — мама Алёны покачала головой. — Ты, случаем, не родственник тверским Бельским?

— Не знаю. Мама сиротой была, так что сведений о родичах с её стороны у меня нет.

— Понятно. Но тут ты прав, как бы оно ни было, затеряться с такой фамилией будет непросто, — медленно проговорила женщина, и её лицо исказилось в хищной усмешке. — Ладно! О делах прошлых мы поговорили, а теперь поведай-ка мне, соколик, самое главное...

— Что именно? — напрягся я.

— Что? Дочку мою совратил? Совратил. Так будь добр, прими ответственность, — хлопнула по столу ладонью Марфа Васильевна.

Началось... Впрочем, а могло ли быть иначе?

* * *

История, рассказанная мальч... кавалером дочери, поразила Марфу Трефилову больше, чем само появление недавно похороненного Кирилла в её доме. Правда, застав парочку в неглиже, она была готова рвать и метать, но, как обычно, подавив первый порыв, решила сначала разобраться в происходящем — и не пожалела. Рассказ Кирилла затмил произведённое в начале встречи впечатление, и Марфа была вынуждена признать, что история любит повторения. Её дочери достался такой же неугомонный и шебутной кавалер, как в своё время и ей самой. И глядя на то, как прижимаются друг к другу Алёна и Кирилл, Марфа лишь ещё раз убедилась, что разлучить этих двоих будет так же сложно, как и её самое с Гришкой. Родители однажды попытались... и чем это закончилось? А ведь с бывшего Завидича станется повторить тот трюк, что когда-то проделал Григорий. Выкрадет любимую из отчего дома... и ищи ветра в поле! Ну уж нет. Традиции, конечно, дело хорошее, но здоровье дороже. Раз эти двое хотят быть вместе, пусть будут. Но под присмотром!

Уцепившись за промелькнувшую мысль, Марфа довольно улыбнулась и перевела взгляд на жениха дочери. Тот еле слышно хмыкнул и, вздёрнув подбородок, крепче прижал к себе Алёну.

— Григорий говорил, что для управления "Муреной" нужно, как минимум, два-три человека. Это правда? — спросила Марфа, явно сбив с толку Ки... Рихарда. Тот на миг замер и осторожно кивнул. Судя по задумчивому взгляду, юноша пытался понять причину такой резкой смены темы.

— Но у тебя этих людей нет? — уточнила она. Ещё один кивок и недоумённый взгляд стали ей ответом. Марфа улыбнулась и решила объясниться. — Ясно. Зная упрямство своей дочери, могу предположить, что уговорить её забыть про тебя не выйдет. Но и оставить единственную дочку без присмотра я не могу.

— Ты хочешь отправиться с нами? — изобразила дурочку Алёна, но тут же осеклась под недовольным взглядом матери.

— Нет уж. Но у меня есть сыновья-лоботрясы, сменившие уже третий дирижабль. А у Рика есть необходимость в экипаже, которому он мог бы доверять.

— О-о... А что скажет папа? — протянула Алёна. А вот Рихард напрягся.

— Папу я возьму на себя, — улыбнулась женщина и обратилась к жениху дочери: — Как тебе такая идея?

— Обсуждаемо. Особенно если это будет действительно мой экипаж, — особо надавив на последние слова, проговорил тот, и Марфа понимающе кивнула. Ну, вылитый Гриша в молодости!

ЭПИЛОГ

Капитан "Осы" нервничал. И вроде бы причин для этого нет, дирижабль в порядке, команда довольна взятым накануне большим призом, десятой части которого хватит, чтобы отремонтировать немногочисленные полученные в последнем бою повреждения, а вот поди ж ты. Грызет что-то капера. Уже третий час не даёт покоя какое-то странное беспокойство.

— Капитан, каботажник на восемь часов! — голос наблюдателя заставил Отто встряхнуться.

— Эй, на дальномере. Расстояние до цели? — рявкнул капитан.

— Восемьдесят шесть миль, капитан. Пятисотка в грузе, скорость семьдесят... Они меняют курс, капитан!

Может, это оно? Отто на миг замер, поглаживая нарукавную нашивку с перекрещенными синими палашами, и невидяще уставился в стекло обзора, за которым простиралось небо с плывущими в вышине облаками и скользящими по далекой земле тенями от них. Нет, ерунда. Удирают же.

— Машинное, полный ход! — отдал приказ капитан, чувствуя, как в душе поднимается азарт. Как всегда во время погони за очередным "купцом".

Дирижабль прибавил ход и, поправив курс, кинулся вдогонку за улепётывающим противником. Гражданское судно? Пф! А что же оно тогда от честного капера удирает? Не-эт, шалишь!

Бой вышел коротким, но яростным. "Купец" отстреливался зло, до последнего снаряда, не жалея ни стволов, ни канониров. Но куда обычной "селёдке" против заточенной для боя "акулы"?

Удачный выстрел разнёс котлы в машинном отделении "купца", и тот мгновенно потерял большую часть манёвренности. Попытку жертвы уйти вниз и прижаться к земле Отто пресёк мгновенно и жёстко. Зашёл в лоб к почти обездвиженному "купцу" и, сократив до минимума расстояние между дирижаблями, всадил два снаряда точно в рубку. Заработали якорные пушки, связывая два дирижабля стальными тросами, и абордажная команда в тяжёлых, бронированных "шкурах" заскользила по ним к "купцу".

Отто довольно улыбнулся, глядя, как его люди вламываются в изрешечённую снарядами гондолу дирижабля. Отсюда не слышно, но сейчас на палубах "купца" грохочут пистолеты, и дробовики сметают противника, словно метлой. Пятнадцать минут, максимум полчаса — и можно будет начинать сбор трофеев.

Капитан вздохнул. Жаль, что взять весь груз они не смогут. Просто не хватит места... Придётся отобрать лучшее, а "селёдку" отвести к морю и затопить. Тащить её с собой всё равно не выйдет. Проще сразу же признаться в пиратстве. А этого Отто себе позволить не может, за репутацией, пусть и не самой доброй, нужно следить. После той бойни в Меллинге на "Синих палашей" и так стали в Венде коситься... Конечно, по сравнению с благорасположением Рейха это не так уж важно, но... зачем усугублять?

Вот абордажники потянулись в обратный путь. Отто мысленно пересчитал возвращающихся матросов и довольно кивнул. Двадцать два. Обошлись без потерь. Замечательно. Теперь можно и грузом заняться. Противник? А кому нужны такие свидетели?

Капитан "Осы" только сделал шаг в сторону от обзора, как дирижабль тяжело содрогнулся, а в следующий миг по палубам прокатился грохот взрыва. Да такой, словно, рванула крюйт-камера!

Поднявшись на ноги, мотая головой в попытках избавиться от пронзительного и противного звона в ушах, Отто замахал рукой, разгоняя непонятно откуда взявшийся дым, и, закашлявшись, огляделся по сторонам. Офицеры, сброшенные на пол взбрыкнувшим дирижаблем, поднимались на ноги, что-то кричали... рядом с капитаном раздался чей-то стон. Обернувшись, Отто рассмотрел сквозь густеющий дым привалившегося спиной к перископу матроса-наблюдателя с широкой раной на лбу и залитым кровью лицом. Красные разводы на корпусе перископа... Что, чёрт возьми, произошло?!

Покачнувшись, Отто шагнул к судовому телефону.

— Доложиться по местам! — рёв ошарашенного капитана разнёсся по палубам.

— Машинный зал — порядок! Наблюдаем задымление со стороны техпалуб, — отозвался голос Деда.

— Первая техническая — порядок! Дым со второй. Вижу огонь! — тут же включился арт-инженер.

— Вторая! Вторая! Доложитесь! Чёрт! Боевая! — Отто зашарил взглядом по рубке и, ткнув пальцем в рулевого, кивнул ему, указав на выход. — Проверь вторую техническую и боевую. Бегом!

Матрос, не говоря ни слова, сорвался с места. Но едва он перешагнул комингс, как по гондоле опять врезали гигантским молотом. Из дверного проема плеснуло огнем, и пылающее тело рулевого, пролетев через всю рубку, влепилось в обзор. К мгновенно усилившемуся кислому запаху взрывчатки и дыму добавилась вонь спалённых волос и горелого мяса. А ещё через секунду рубка просто перестала существовать. Тёмное веретено, вломившееся со стороны левого крыла, озарило пространство мощной вспышкой, и мостик словно корова языком слизнула.

В паре кабельтовых от сцепившихся в небе мертвых дирижаблей медленно, словно нехотя, соткался из воздуха небольшой корабль. Небольшой даже по сравнению с этими каботажниками.

Выстрел якорной пушки связал невидимку с "акулой", и в сторону покалеченного торпедами дирижабля с изображением перекрещенных синих палашей на куполе, по протянувшейся струне стального троса скользнули три громоздкие фигуры в тяжёлых "шкурах", почти таких же, в каких ещё недавно щеголяли абордажники "Осы".

Оказавшись в переходах "акулы", атакующие взяли наизготовку оружие и медленно почти наощупь двинулись по задымлённой галерее "Осы". Впереди метнулась всполошённая тень, и короткая злая очередь с грохотом вспорола воздух. Тень задёргалась от многочисленных попаданий и рухнула наземь, заливая переборки и пол своей кровью. Из-за спины одного из "гостей" раздался звук выстрела. Идущий замыкающим третий боец вздрогнул, но не упал, как того можно было ожидать. Дробь с искрами отскочила от тяжёлой брони, и боец, моментально развернувшись, рухнул на колено. В переходе прогрохотала ещё одна очередь, сметая напавшего со спины противника.

— Осторожнее, Слав! — прогудел идущий первым боец, в свою очередь встречая грудью пальбу сгрудившихся у начала галереи абордажников "акулы". Тяжёлый ствол в его руках задрожал, выплёвывая в сторону противника сплошной поток свинца. Длинная лента с патронами, с лязгом выползающая из короба на спине бойца, потянулась в приёмное гнездо пулемета, чтобы уже опустевшей вернуться в тот же короб.

Полтора часа потребовалось трём неуязвимым бойцам, чтобы обойти горящую "акулу" и уничтожить остатки её экипажа. Справившись с этой задачей, двое из них отправились в трюм заниматься переброской трофеев на свой дирижабль, а третий задержался, чтобы обшарить капитанскую каюту и сейф.

Глянув на затейливую дверь железного ящика, "украшенную" добрым десятком лимбов и рукояток, боец фыркнул и, покачав головой, сдёрнул с пояса какой-то инструмент, больше всего похожий на жезл, кончик которого тут же вспыхнул ровным алым светом. Правда, стоило бойцу прикоснуться этим жезлом к боковой стенке сейфа, как тот отозвался россыпью искр, и тут же свечение из алого стало белоснежным. Кончик жезла легко, словно нож в масло, вошёл в железную стенку сейфа, оставляя за собой сияющую тусклым красным светом полосу. Удар тяжёлой перчатки выбил очерченный резаком квадрат внутрь ящика, и боец, тихо выматерившись, тут же принялся вытаскивать раскалённую железку, пока она не сожгла лежащие внутри бумаги. Успел.

— С ними точно всё будет в порядке? — стоящая на мостике "Мурены" девушка не сводила взгляда с "акулы", в недрах которой исчезли трое её братьев.

— Точно, — кивнул стоящий рядом молодой человек и, похлопав себя по тяжёлому доспеху "шкуры", успокаивающе добавил: — Ты же знаешь, этот костюм только снарядом пробить можно. Успокойся, Алён.

— Я спокойна, — буркнула она, не сводя взгляда с обзора.

— Вижу, — насмешливо хмыкнул её собеседник и, не удержавшись, схватил девушку в охапку и прижал её к груди. — Поверь, солнышко. В этой броне с ними без тяжёлого вооружения не справиться. Зря я, что ли, столько времени убил на её создание?

— Я верю, Рик, — вздохнула Алёна, поудобнее устраиваясь в кольце рук любимого. — Просто нервничаю.

— Всё будет хорошо, — тихо проговорил юноша, поглаживая девушку по растрепавшимся волосам и, заметив, как опускается аппарель "акулы", улыбнулся. — Вот видишь! Теперь можно и на дирижабль купца наведаться. Может, там остался кто-то живой.

— Точно! — Алёна встрепенулась и, вывернувшись из объятий, устремилась прочь с мостика собирать медикаменты и готовиться к выходу.

Нихон — местное название Японии.

Здесь имеется в виду ответ Папы Римского Захарии на вопрос Пипина, тогда ещё мажордома при короле франков Хильдерике III (последнем Меровинге) и фактического правителя в государстве, о том, кто должен быть королём — тот, кто царствует, или тот, кто правит? Папа ответил: "Тот, кто правит". Результатом стала коронация Пипина и основание им династии, позже получившей имя Каролингов (Пипин был отцом Карла Великого).

Серебряная стенка — здесь, Сленговое название адмиральских знаков различия на погонах, представляющих собой стилизованные эполеты чёрного цвета, в круглой части которых расположены медальоны алой эмали с серебряной стеной в центре. У контр-адмиралов погоны с узким серебряным кантом, у вице-адмиралов — обрамлены широким кантом, у адмиралов — обрамлены короткой серебряной бахромой. У высшего командного состава инженерной службы Воздушного Флота— кант и бахрома красного цвета.

Измывательства — Сюда включаются не только физические и психические пытки, но и изнасилования. Это одна из самых "тяжёлых" статей Уголовного законодательства Русской конфедерации. Всегда квалифицируется как умышленное действие, не предусматривает смягчающих обстоятельств.

АСГП(аббр.) — аппарат системы геопозиционирования.

"Вой", "гридень" — в прежнем мире Кирилла, мощь бойцов-стихийников дифференцировалась по рангам-ступеням, по возрастающей: новик — вой — гридень — ярый.

Большой урод — здесь, игра слов: Гросс — Gross - большой (нем.)

Меланжер (от фр. melanger — смешивать) — машинка для взбивания и смешивания продуктов, иными словами — миксер.

Шотландки — здесь, обиходное название двигателя Стирлинга.

"Наутиз", "гебо" — названия рун.

Компанейцы — здесь употреблено в значении партнёры по делу, или "товарищи по кумпанству".

Печать — здесь имеется в виду символ власти в роду. Может быть специальной, вручаемой любому представителю фамилии для исполнения определённой задачи, или родовой. Последней глава может наделить любого из наследников, доверяя таким образом руководство родом, его людьми и имуществом.