После войны

— Вряд ли. Упырю зачастую приходится ещё это тело привести в такое состояние, а оно оказывает бешеное сопротивление. Меня же при тебе кусал упырь; как ты помнишь, он не пал прахом после этого.

— Извини, я не успел за ним понаблюдать достаточное количество времени, — ехидно парировал он. — Вампир тоже не мгновенно сдох. К тому же, по нему ещё понятно было, что ему больно. А вой ярости и вой боли упыря я, увы, вот так на слух не различаю. Ладно, оставим тему, в которой ты и сам ничего не понимаешь. Тем более, у меня есть ещё вопрос. Почему эта девчонка в таком состоянии?

— Нашёл менталиста! Я-то почём знаю? Может, чары вампира проникли слишком глубоко, и их исчезновение вызвало шок; может, она и сама в него влюбилась, начитавшись книжек. А, может, всё вместе. Предваряя твой следующий вопрос, я точно так же не знаю, выйдет ли она из этого состояния когда-нибудь, сама или с помощью целителей.

— Какой-то ты скучный сегодня. С вампиром не подрался, ответить толком ни на один вопрос не можешь. Устал?

— Благодаря тому, что с вампиром я не подрался, нет, не устал, даже наоборот, — отмахнулся я. — И, представь себе, я абсолютно доволен, что всё обошлось парой фингалов и сломанным носом.

— Как он, кстати? Сильно болит? — участливо поинтересовался Тень.

— Терпимо, — я пожал плечами. — Приятного мало, но жить буду... стоп!

Последнюю команду я отдал самому себе и сам же её выполнил, резко остановившись и пристально вглядываясь в почву под ногами.

Нам повезло. Нам самым откровенным образом повезло, что это дерево пару-тройку лет назад упало именно тут, и мне пришлось именно здесь в очередной раз обратить внимание на заплетающиеся ноги Юдолы.

— Чернух побери! — с трудом выдавил я, торопливо оглядываясь по сторонам. Снова повезло — буквально в нескольких саженях в стороне обнаружилось подходящее дерево. Теперь — дело за малым: запихнуть на него девушку.

Она не сопротивлялась. Она просто не понимала, чего от неё хотят, и на мои попытки подсадить абсолютно не реагировала. Я промучился минуты три, отмахиваясь от сыплющихся на голову вопросов тени из разряда "что ты там забыл?" и "да объясни наконец, что за паника?!", после чего отчаялся и махнул рукой: сделаю всё, что могу, а там — как повезёт.

Поставив безучастную ко всему девицу вплотную к дереву, чтобы хоть чуть-чуть минимизировать угол "обстрела", я принялся "прогреваться". Заметив это, Тень заинтересованно притих: понял, что мне всерьёз не до него, и сейчас будет какое-то развлечение.

Для простых действий, вроде пролома защиты, или для случая использования заклинаний моё нынешнее занятие было излишним, а вот для предстоящего серьёзного рукопашного боя — попросту незаменимым. Этот самый "прогрев" по-умному называется "построением стихийного контура", но народное название, как это часто бывает, куда точнее отражает сущность процесса. А заключается он попросту в подготовке собственного организма к работе со стихией, что-то вроде настройки. Количество энергии наращивается постепенно и во всём теле сразу; это помогает избежать некоторых специфических травм, которые легко можно заработать при резком насыщении стихией. При проломе защиты достаточно сосредоточить всю постоянно находящуюся в организме стихийную силу в одной точке, в кулаке, для заклинаний маг вовсе служит проводником внешних сил. А тут... ну, "погрев" он "прогрев" и есть, этим всё сказано.

Причина для паники, надо сказать, у меня обнаружилась весьма веская. Помогая Юдоле перебраться через трухлявый ствол упавшей берёзы, я обнаружил на его боку совсем свежие следы когтей вурдалака, и если судить по их размаху, данный конкретный зверь был весьма крупным. Такие метки эта нечисть оставляет на своих охотничьих угодьях. И, учитывая габариты метки, её оставил матёрый самец, то есть здесь почти наверняка целая стая. А стая вурдалаков — это как раз и есть очень подходящий повод для паники.

Поспешность моих действий также была мотивирована, — у этих тварей отличное чутьё, и перемещаются по лесу они с очень хорошей скоростью. К счастью, времени на подготовку хватило.

Вурдалаки, хотя и похожи на волков, их родственниками не являются: сходство исключительно внешнее. Такая же серая с подпалинами шерсть, похожей формы морда, только более широкая. Вообще всё тело, можно сказать, волчье, только шире раза в два, и лапы по строению больше напоминают кошачьи. А ещё вурдалаки крупнее (до полсажени в холке, иногда выше), сильнее, быстрее и опаснее. Эти твари глупее волков, но их жертвам от этого не легче; волки могут отказаться от добычи, если видят, что она им не по зубам, да и вообще очень редко нападают на людей. А для вурдалака, как, впрочем, и для многой другой нечисти, человек — любимое лакомство, да и остановить его в погоне за добычей способна только смерть.

Загоняя добычу, волки оглашают окрестности воем, вурдалак же нападает молча. Они вообще, насколько я знаю, не умеют издавать никаких звуков, только сосредоточенно пыхтят или, самое большее, тихо рявкают.

Обычная стая составляет четыре-шесть особей: вожак, одна-две самки и несколько молодых, которые по мере взросления изгоняются из стаи. В моём случае тварей было пять, и оба молодых были самцами. Ещё в логове должно быть несколько щенков, непременно надо направить местных на поиски. Не с целью убийства, а даже наоборот: вурдалаки отлично приручаются, если попадают в человеческое жильё совсем маленькими, но, к сожалению, в неволе совершенно не размножаются.

Мысленно простившись с гимнастёркой, я ввязался в драку.

Отличие нечисти (к ней, кстати, зачастую и всех природных духов причисляют; это неправильно, но люди так привыкли) от обычных животных в том, что им либо свойственна собственная магия, либо они как-то умеют взаимодействовать с чужими заклинаниями. Единственной особенностью вурдалаков является их отличная сопротивляемость масштабным, энергоёмким заклинаниям. Чем сильнее магия, тем меньший вред она может им причинить; а слабая не слишком опасна ввиду собственной слабости. Так что тактика в моём случае могла быть одна: щиты, чтобы не допустить их до уязвимых мест, и собственные руки, которыми предстояло ломать им шеи. Учитывая, что попасть по вурдалаку кулаком не так-то просто, а мне ещё надо было как-то прикрывать Юдолу, задача была трудной. Эх, пулемёт бы сюда, только клочки б по закоулочкам полетели!

Вот и пришлось уйти в глухую оборону, встречая на кулаки их морды и сбивая с прыжка. Человеческих сил на такое, конечно, не хватит, а силы стихии — вполне.

Собственно, с этого и началась стихийная магия. Это потом уже заклинаний понапридумывали, а изначально она вот так и проявлялась, достаточно вспомнить былинных богатырей. Собственно, магию-то эту нашли в попытках выяснить, в чём она, сила богатырская? Выяснили вот, развили, научились богатырей целенаправленно воспитывать из детей с особыми талантами. Только назвали по-другому. А до этого люди без тени считались отмеченными богами, и почти все шли в жрецы.

— Уф! — наконец, с вурдалаками было покончено, и я сумел отдышаться, оглядывая место битвы. Больше всего меня интересовало состояние сопровождаемой; я, конечно, изо всех сил пытался её прикрывать, но мало ли? Правда, беспокоился напрасно: блаженным везёт. Девушка стояла ровно на том месте, где я её оставил, и, кажется, даже не шелохнулась за время боя. — Ну, умахался! — я тыльной стороной ладони утёр пот со лба. Впрочем, толку было немного — меня целиком можно было выжимать. Ну и, как ожидалось, гимнастёрка всерьёз пострадала; хозяйского домового надо попросить подлатать, а то со сменной одеждой беда. Или своего; вечно забываю, что у меня с собой бездомный домовой.

— Кхм, — подал голос мой извечный спутник. — Ну, ты, конечно, даёшь. Не ожидал, не ожидал...

— Чего не ожидал? — я хмыкнул. — Ты же знаешь, что стихию издавна для такого звали, да и драться нас всех неспроста учат.

— Скажешь, тоже! Одно дело — знать, а другое — своими глазами видеть.

— Да это ещё что! — я махнул рукой и потянул за ладонь Юдолу. — Вот учился со мной вместе земляк один... во всех смыслах: и родом из Приасска, и по земле специализировался. Вот то действительно богатырь былинный был! Здоровущий, без всякой стихии сила медвежья, а уж если с нею... Селька Иловаев, сейчас обермастер, как я слышал.

— Ну, за ним-то в таких условиях мне вряд ли доведётся понаблюдать, — резонно возразил Тень. — А так и в твоём исполнении весьма себе впечатляющее зрелище.

— Чем же? — заинтересовался я.

— Понимаешь, когда ты заклинаниями швыряешься, даже когда сильнейшими из сильных, как на том озере с Ловцом душ, это, конечно, красиво и эффектно, но всё-таки занимаешься этим не ты, а стихия. Жуть берёт, что такими силами управлять может один человек, но это другое. А тут... Я понимаю, что принцип близкий и, опять же, тебе стихия помогает. Но выглядело-то оно, будто ты голыми руками этих зверюг швырял!

— Тебе виднее, — я пожал плечами. — А рядовой обыватель как раз от заклинаний пугается. Мне, кстати, вот что интересно, давно хотел спросить. Каким ты видишь окружающий мир? Мы же в разных плоскостях существуем, и ты — двумерный.

— Ничего подобного, — фыркнул он. — Тени на самом деле тоже объёмные, просто вы этого не видите. А тебя вот я тоже наблюдаю объёмным, только искажённо. Не знаю, как описать. Насколько я понимаю, примерно так ты должен видеть через поверхность воды.

— Интересно. Вот сдать бы тебя теоретикам, они бы узнали много нового. А я только пользуюсь по мелочи. Кстати, о мелочах! Нам далеко ещё идти?

— С каких пор ты беспокоишься о науке? — мрачно осведомился мой двумерный спутник, проигнорировав остальные мои слова.

— Хочешь сказать, ты всерьёз этого испугался? — удивился я. — Даже если я соберусь это сделать, тебе-то чего бояться; кто тебя задержать сможет?

— Я не пугался, — всё так же ворчливо откликнулся он. — А идти вам понятия не имею сколько. И вообще, пойду прогуляюсь, — последняя фраза прилетела уже с некоторого отдаления, а не из-под ног. Надо же, обиделся...

Честно говоря, я очень удивился внезапному перепаду настроения тени. На тему сдачи его теоретикам мы уже прохаживались неоднократно, и раньше такой бурной реакции не было. Удивиться удивился, но особого значения не придал: поворчит, вернётся. Конечно, причин собственной эмоциональной вспышки не объяснит, но вернётся.

Гораздо сильнее меня волновал дальнейший путь. Без тени ориентироваться в незнакомом месте гораздо труднее. Но, однако, не невозможно.

Я остановился, с интересом разглядывая ближайшие деревья. Берёзы для моей цели не подходили — слишком тонкие ветки наверху при густой кроне, ничего я с неё не увижу. Несколько сосен тоже: я не настолько хорошо лазаю по деревьям. В случае чего можно воспользоваться ремнём, но это надолго. Тем более, в нескольких саженях виднелся замечательный вяз.

С другой стороны, можно спросить и ведомую. В прошлый раз направление она показала верно.

— Юдола, мы с тобой правильно идём к деревне? — поинтересовался я, оборачиваясь к понурившей голову девушке.

— Зачем? — вдруг едва слышно спросила она. Я даже вздрогнул: настолько уже успел привыкнуть, что рядом со мной шествует бессловесная кукла, безразличная к реальности.

— Ты не хочешь попасть домой? — удивился я. — Тебя в деревне мама ждёт, она волнуется.

— Зачем вы убили его? — так же тихо повторила она, поднимая на меня взгляд. В глазах Юдолы стояли слёзы.

— Он вампир, нежить, убийца, — терпеливо пояснил я, понимая, что имею дело с нездоровым человеком, и обсуждать с ней что-то бесполезно, а то и вовсе вредно: мало ли, как отреагирует.

— Он не убивал! Он пил кровь, но не всю! — горячо возразила она. — Он мне сам об этом сказал!

Я испытывал здоровый скепсис по поводу правдивости заявлений доманца. Во-первых, "не верь нежити" — это одна из важнейших аксиом, проверенная кровью и очень многими жизнями. Во-вторых, вампир был явно опытный ловелас, и запудрить мозги наивной девочке, перечитавшей книг "о любви", для него не составляло труда. Уж догадался бы, что известие о том, что её "возлюбленный" — страшный убийца, несколько выбивает его из идеального образа. Хотя, судя по всему, она бы и правде нашла благозвучное объяснение. Ну, а, в-третьих... Для вампира последний глоток, когда он выпивает жизнь жертвы, самый сладкий; в нём больше всего силы, в нём больше всего жизни. Вряд ли доманец ради какой-то простушки, пусть он и собирался сделать её себе подобной, станет отказываться от такого удовольствия. Тем более, когда простушка превратится в вампира, душевные терзания её оставят очень быстро.

— Ну, как ты видела, я его и не убивал. Я же не заставлял его меня кусать, верно? — хмыкнул я. Стоять и разговаривать посреди леса не хотелось, но Юдола явно была не способна куда-то идти, ей нужно было высказаться. А без неё и заплутать можно, так что лучше потерпеть.

— Вы могли предупредить его, что вы офицер-огневик! — возмутилось это создание. Я тяжело вздохнул, понимая, что долго я подобного не выдержу.

— Значит так, гражданочка, — я решительно прекратил сюсюканья. — Это был доманский недобиток, нежить, явившаяся к нам с мечом. Я всю войну с этой дрянью сражался, и прекращать не собираюсь, пока по моей живой земле ступает хоть один такой труп. Эта не-мёртвая тварь твоих братьев пожрала, твоих односельчан, из-за них миллионы полегли! А ты его защищаешь?! Уж не шпионка ли ты, деточка?

— Он не такой был, — сквозь слёзы упрямо повторила она. — Он воевать не люби-и-и-ил!

— Тьфу! — я в сердцах плюнул под ноги. — Дура! Баба бестолковая, выбрала, в кого влюбляться! Нашла б себе парня нормального, так ведь нет, за трупом ходячим в пекло пошла!

— Парни... все они одинаковые! А он... он слова красивые про любовь говорил, — прорыдала Юдола.

— Показывай, в какой стороне деревня, — я махнул рукой. Женскую логику вообще иногда понять затруднительно, а тут... одно слово — гены! — Матери своей плакаться будешь. И подругам. А меня увольте, насмотрелся я на таких... красивых.

— Туда, — душераздирающе всхлипнула она и поплелась через лес. Выбора особо не было; пришлось идти следом.

Следующие полчаса я стоически выслушивал оды и серенады в честь павшей нежити и героически молчал. Только кривился иногда в самых душещипательных местах, но говорливая девушка этого не заметила. Ей вообще, кажется, было всё равно, как на её слова реагируют; лишь бы слушали. И весёлый он, дескать, был, и умный, и любил её больше жизни. И интересно с ним было, и понимал он её один во всём мире. Короче, мы все (не знаю уж, кто именно; она не уточняла) и мизинца его не стоили. И необычный он был, и самый сильный, и самый весёлый. Ну, в общем, и так далее по кругу. Утомила она меня своими причитаниями так, что я готов был дурёху пристукнуть и прикопать где-нибудь под деревцем. Вот честное слово, даже к жрецам бы обратился, чтобы душу её отпустили.

Бывают же дураки на свете. Отнюдь не одни бабы, как некоторые любят говорить; тут от пола мало зависит. Самое главное, говорят такому: нежить зло, нежить чувства чисто физически не способна испытывать. Так нет же, дурак — он себя всегда самым умным считает, окружающих в грош не ставит. Мол, ни у кого не получалось нежить перевоспитать, а я — самый замечательный-добрый-благородный, я смогу!