варшава 44

Сизов Вячеслав Николаевич

Варшава — 44.

( на правах рукописи)

Приходит день, приходит час,

И понимаешь: все не вечно!

Жизнь бессердечно учит нас

О том, что время быстротечно.

О том, что нужно все ценить,

Беречь все то, что нам дается.

Ведь жизнь как тоненькая нить,

Она порой внезапно рвется...

Солнечные лучи играли в капельках дождя на стекле и отвлекали от мыслей. Хотелось все бросить и просто смотреть через умытое дождем окно на весеннюю улицу, где по тротуарам сняв свои зимние одежды, приветствуя солнце, громко стуча каблучками, грациозно двигались такие красивые девушки. Настроение было игривое и работать совсем не хотелось, но долг требовал сидеть за столом и перебирать папки с документами давно прошедших лет ища в них след. Сегодня утром начальник отдела в очередной раз напомнил о необходимости детального изучения и проверки каждого факта нашедшего свое отражение в документах связанных с развед. деятельностью Героя Советского Союза Кузнецовым. Вот и пришлось майору Иванову забросить в сторону лишние мысли, остальные дела и заниматься поиском следов Николая Кузнецова, его возможного участия в Варшавском восстании и ликвидации руководства 'Армии Крайовой' в Варшаве.

* * *

* * *

Вот ведь приснится под утро такая несуразица! Какое убийство нашим Кузнецовым руководства АК в Польше!!! Не было такого! Я же это точно знаю. Вон только недавно книгу Дмитрия Николаевича Медведева

'Сильные духом' перечитал, да и фильм 'Это было под Ровно' снятый в шестидесятые по одноименной книге только что вновь по телевизору прошел. Глупость, какая-то с этим сном! Альтернативная фантастика, одним словом!

Позавтракав и быстро собравшись, убежал на работу, где весь день пришлось, заниматься не пойми чем. Начальству надо было то одно то другое и все по быстрому, даже поесть, как следует, не получилось. Хотя врачи давно и настоятельно рекомендуют завязывать с неправильным питанием. Одна радость удалось в нете посмотреть материалы по Варшавскому восстанию и слегка пообщаться с народом на эту тему. Вечером, закрывшись от всех домашних дел, в кабинете я отдался радостям общения с друзьями на заданную тему. Народ в чате усиленно обсуждал перспективу Варшавского восстания и что было бы если бы :

а) оно произошло на пару месяцев позже и по согласованию с Советским командованием,

б) вообще не произошло,

в) шло бы не так и поляки не оставили бы укрепления и кварталы на берегу чем обеспечили мост для наших войск,

г) его возглавлял другой человек из руководства АК, а не Бур — Комаровский.

Обсуждение велось столь бурно, что затянулось далеко за полночь. Шла усиленная дискуссия между поляками и нашими о судьбах Польши и Варшавы. Особо вмешиваться в разговор я не стал, так как уже давно выработал свое мнение по данной теме — восстание вообще было не нужно, войска Рокоссовского бы и так взяли Варшаву, вполне возможно с меньшими потерями окружив город и принудив гарнизон к сдаче. Тем не менее, было интересно почитать мнение остальных, пополнить свой багаж исторических знаний. Я бы и дальше сидел, но жена разогнала. Под утро вновь приснился вчерашний сон.

* * *

* * *

-Товарищ полковник, я принес справку по Николаю Ивановичу Кузнецову и его последним дням.

По нашим сведениям 9 февраля 1944 года Кузнецов стрелял в вице-губернатора Галиции Бауэра и доктора Шнайдера. Спустя три дня его 'фиат' был остановлен постом фельджандармерии на КПП в селе Куровицы, что в 18 километрах к востоку от Львова. К тому времени убийцу вице-губернатора искали гестапо и полевая полиция — им была дана ориентировка на террориста в немецкой форме. Роковой ошибкой Кузнецова было то, что он уходил на восток. Если бы на запад, как было оговорено с командованием в качестве варианта, все могло быть иначе. Но он слишком уверовал в себя...

Вообще у меня сложилось впечатление, что на КПП ждали именно его: обычный пропускной пункт, а командовал им майор Кантер. Обычно это дело лейтенантов максимум гауптманов, а тут целый майор. Кузнецов понял: это ловят его. Оставалось одно — прорываться. Они рванули через шлагбаум, убили майора и перебили патруль, но им прострелили скаты. Проехали метров 800 на спущенных колесах — и скрылись в лесу.

Оторвавшись от полиции, проплутав, они в лесу наткнулись на отряд еврейской самообороны. Но пересидеть не получилось: в отряде — тиф. В лагере Кузнецов написал свой отчет под именем 'Пух' (под этим псевдонимом Кузнецов был известен в Центре Федорову).

Примерно 12-13 февраля группа Кузнецова находилась в районе с. Ганычев. Где Кузнецов посетил больных тифом партизан отряда Медведева рядового Федора Приступа и Василия Дроздова, входивших в состав разгромленной УПА и немцами группы Крутикова. Согласно заранее выработанному плану они обосновались в пустой хате села Ганичево, где должен был быть организован 'маяк'. Оба знали Кузнецова как разведчика отряда 'Победители'. По их словам Кузнецов был в немецкой форме, прикрытой каким-то халатом, и спрашивал о наличии радиостанции, а так же расположении отрядов УПА. Остальные члены его группы были в гражданской одежде. Кузнецов сообщил партизанам, что выполнил свое задание и возвращается в отряд, а если не получится, то постарается со своей группой пересечь линию фронта.

Факт встречи Приступа и Дроздова с Кузнецовым подтвердили участники еврейского партизанского отряда, действовавшего в лесах Перемышлянского района на Львовщине под командованием Оиле Баума: Абрам Бронштейн, Абрам Израилевич Баум и Марек Пейсахович Шпилька.

Не позднее 14 февраля Кузнецов покинул партизанский отряд Баума. По просьбе Кузнецова боец отряда Самуил Эрлих вывел их в нужном направлении, к линии фронта.

Шли в немецкой форме, Кузнецов только отпорол погоны на шинели.

9 марта Кузнецов и его спутники Каминский и Белов вышли к селу Боратин Бродовского района Львовской области, занятому отрядом УПА. Где полковником Медведевым было определено местонахождение разведгруппы отряда 'Победители' для связи с Кузнецовым.

На хуторе группа Кузнецова увидела людей в военной форме. Кузнецов послал Белова в немецком обмундировании к крайней хате. Тот постучался, спросил: войска есть? Ему сказали, что есть, только не ваши, а с 'зирками', то есть со звездочками. Это были бандеровцы в нашей форме. Их Кузнецов и его ребята приняли за своих. Пошла пальба, и Николай Кузнецов с двумя своими бойцами были убиты. Это подтверждают показания хозяина дома — Голубовича, его членов семьи, а так же соседи и бывших бандеровцы из сотни 'Гуцулка'.

Кузнецов был убит, бандеровцы нашли его отчет. Тогда поняли, кто попал им в руки. Начали торговаться с немцами. Сообщили, что он взят полуживым, и в качестве доказательства дали отчет. Поставили условие: отдадим русского разведчика вам, если вы освободите находящихся в концлагере жену и детей Николы Лебедя. Бандеру тогда немцы держали под арестом, и Лебедь его фактически замещал. В конце концов, немцы согласились их хорошо кормить и обещание выполнили. Сопровождавших Кузнецова — Каминского и Белова похоронили в соседней деревне. Поп Ворона, совершавший обряд погребения, рассказывал, что немцы привезли на повозке двух людей. Оба — в немецкой форме, но без погон. Через неделю бандеровцы сообщили немцам: Кузнецов убит, гранатой, при попытке к бегству.

На основании этого шефом СС и полиции на Украине Прютцман был составлен соответствующий рапорт. Отчет Кузнецова за подписью "Пух" был обнаружен подполковником Медведевым в архивах Львовского гестапо. Вернее, копию этого отчета, оригинал начальник тамошнего гестапо переслал в Берлин Мюллеру.

Возможное захоронение группы Кузнецова было обнаружено 17 сентября 1959 года в урочище Кутыки благодаря поисковой работе Николая Владимировича Струтинского.

Актом судебно-медицинской экспертизы от 17 декабря 1959 года — рост, строение черепа, нижней челюсти, расположение и дефект зубов, отсутствие кисти правой руки убедительно доказывают сходство со словесным портретом Кузнецова, того, кто погиб в марте 1944-го в Боратине, в хате Степана Голубовича. Отсутствие правой кисти — свидетельство того, что Николай Иванович подорвал себя и врагов гранатой.

В отношении письма якобы написанного Кузнецовым 10.11.1958 г. Валентине Довгер. Где он сообщается, что мол, жив, люблю... Это фальшивка, что подтвердили почерковеды и орфографические ошибки, не свойственные Николаю Ивановичу. В деле есть показания Николая Владимировича Струтинского входившего в пятерку Кузнецова и хорошо его знавшего.

Таким образом, можно считать доказанным, что Кузнецов в связи со своей гибелью весной 1944 г. никак не мог быть причастным к смерти в августе 1944 года группы высших чинов 'Армии Крайовой' в Варшаве.

* * *

* * *

(Реал. Ист.) Письмо Н. И. Кузнецова

Завтра исполняется 11 месяцев моего пребывания в тылу немецких войск.

25 августа 1942 года в 24 час. 05 мин. спустились на парашюте, чтобы нещадно мстить за кровь и слезы наших матерей и братьев, которые стонут под ярмом немецких оккупантов.

11 месяцев я изучал врага, пользуясь мундиром немецкого офицера. Я готовился к смертельному для врага удару, пробивался в самое логово сатрапа — немецкого тирана на Украине Эриха Коха.

Задание очень важное, и, чтобы его выполнить, нужно пожертвовать своей жизнью, ибо уйти из центра города после удара по врагу на параде совершенно невозможно. Я люблю жизнь, я еще очень молод. Но потому, что Отчизна, которую я люблю, как свою родную мать, требует от меня пожертвовать жизнью во имя освобождения ее от немецких оккупантов, я сделаю это. Пусть знает весь мир, на что способен русский патриот и большевик. Пусть запомнят фашистские главари, что покорить наш народ невозможно так же, как и погасить солнце.

Немецкие кретины — Гитлер, Кох и компания думали уничтожить наш великий советский народ. По своему скудоумию, они думали, что в море крови можно утопить русский и другие братские народы СССР.

Они забыли или не знали истории, эти дикари XX века. Они поймут это 29 июля 1943 года по свисту и взрыву противотанковой гранаты, когда их поганая фашистская кровь брызнет на асфальт... Пусть я умру, но в памяти моего народа я буду бессмертен. 'Пускай ты умер, но в сердце смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету'. Это мое любимое произведение Горького, пусть чаще читает его наша молодежь, из него я черпал силы для подвига.

Прочитать только после моей гибели.

24. VII 1943. Кузнецов

Ваш Кузнецов

Глава

Хмурое утро, и солнца сегодня не жди.

Слезы привычные лить начинают дожди.

Снова получен короткий, как выстрел, приказ.

Снова ушел на большую работу спецназ.

Просто судьба нам такой предназначила крест:

Вновь оставлять наших жен, матерей и невест.

Кто защитит, кто Россию спасет, кроме нас?

Вот и уходит, уходит, уходит спецназ!

Не провожайте в ночную дорогу мужчин,

Помните: нет для сомнений и грусти причин.

Ваши молитвы и свет ваших ласковых глаз

Бережно в сердце с собою уносит спецназ.

Гул канонады и сполох кровавых зарниц.

Мы в камуфляже, мы в масках, мы— люди без лиц.

Тенью пройдет, обойдет и в назначенный час

Друга прикроет, врага покарает спецназ.

Наших никто никогда не узнает имен.

Общая слава в сиянии наших знамен.

"Воин России"— нет звания выше для нас.

Долг перед Родиной свято исполнит спецназ.

Не провожайте в ночную дорогу мужчин,

Помните: нет для сомнений и грусти причин.

Ваши молитвы и свет ваших ласковых глаз

Бережно в сердце с собою уносит спецназ.

Утро настанет, и капли дождей золотых

Павших оплачут и смоют усталость с живых.

Все будет так, только так, и придется не раз,

Нам уходить, но вернется с победой спецназ.

Ждите и верьте— с победой вернется спецназ

Ждите и верьте— с победой вернется спецназ!

(Сергей Маховиков — Спецназ)

Выспаться так не дали. Сначала жена со своими домашними проблемами и рассказами о том, как хорошо живут одноклассницы, чьи мужья, бросив службу, неплохо устроились в коммерции. Потом под утро прибежал посыльный с вызовом на службу. Сборы были недолгими, только одеться, захватить 'тревожный чемоданчик', поцеловать жену и добежать до части. А там уже включилась круговерть инструктажей, проверок, сборов. Добрать свое удалось сначала в 'Илюше', затем в 'корове' что везла нас в сопровождении пары 'крокодилов' из Моздока в Ханкалу. Так что на борту Ми-8 летевшего в Ведено я был полон сил и задора.

Согласно инструктажа проведенного штабным начальством в Ханкале 'верная птичка' принесла данные о том, что из Грузии идет небольшая такая банда, в десяток человек везущая симпатичный груз оружия и наркоты. Вот от нас и требовалось в определенном квадрате встретить и захватить груз, умножив при этом банду на 'ноль'. Инструктаж в Ханкале был недолгий. Местность давно изученной и не раз хоженой. Маршрут банды у штабных тоже не вызывал сомнения. Так как 'человек' клялся и божился всеми святыми, что пойдут именно там, а не где-нибудь еще. Тем более что конечной точкой маршрута был знакомый аул, где проживал находящийся под подозрением в связях с боевиками гражданин кавказской наружности. Так что дорога у бандитов была одна и миновать нас они никак не могли. Ну а раз так, то значит работаем...

* * *

* * *

Кап-кап, кап-кап, кап-кап! Нет ну это уже наглость, какая с..а забыла кран закрыть? По башке же бьет! Итак, голова болит, а тут еще это! Черт как же не хочется открывать глаза и вставать! Интересно где дневальный? Почему не закроет кран? Должен же он слышать этот гнусный звук! Или храп соседей ему мешает услышать посторонние звуки или уснул так крепко? Ну, я ему устою веселую жизнь, если сейчас же не закроет воду!

Кап-кап, кап-кап, кап-кап... Черт и почему никто не встанет и не закроет этот гребанный кран? Кап-кап, кап-кап, кап-кап. Он же вон как течет! Так и хотят, чтобы я встал и всех разогнал. Ну, держитесь гады! Будет вам сегодня пробежка с полной выкладкой по сильно пересеченной местности!..

Кап-кап, кап-кап, кап-кап.. Нет ну что за жизнь? Все самому приходится делать. Хоть и не хотелось вставать, но придется.

Открыв глаза, я еще немного и уже собирался вставать с нар, как до меня вдруг дошло — а где это я вообще? В землянке что ли? Во всяком случаи об этом говорили бревна стены и довольно низкий потолок из таких же бревен. Аккуратно чтобы не потревожить остальных, повернулся на другой бок и всмотрелся в окружающий сумрак. Яркий лунный свет, льющийся из маленького окошка расположенного почти под самым потолком, дал возможность рассмотреть, где я нахожусь. Я действительно был в небольшой землянке, в которой кроме меня накрывшись шинелями, спало еще несколько человек. По земляному полу стелился легкий белесый туман. Посередине землянки стоял стол с несколькими глиняными кружками и котелками на столешнице. Две скамейки задвинуты под него. На столбе, подпирающем крышу, висело несколько фуражек и кепи, ранцев и МР-40. А так же гражданская шляпа и пальто. Капало не из крана, а с потолка в заботливо подставленный около 'буржуйки' тазик. Кстати накрыт я был кроме одеяла еще шинелью цвета — 'фельдграу' (переводится как 'полевой серый' — полынный оттенок с преобладающим зеленым пигментом) с немецкими, между прочим, обер-офицерскими погонами. Если не ошибаюсь пехотного гауптмана (капитана). Во всяком случаи две продольно расположенных звезды на обер-офицерском погоне с обвитым вокруг пуговицы серебряным шнуром говорили об этом довольно четко. Рядышком с изголовьем висел китель, а на земляном полу в ногах стояли сапоги. Портупея с кобурой и 'Вальтером' нашлась под подушкой.

А...ь, не встать! Где это я? А? Я же все прекрасно помню и провалами памяти пока не страдаю. Мы с группой ждем караван в горах и ничего такого вокруг быть не должно. Тем не менее, оно есть.

Сон что ли продолжается? Вполне возможно, но что-то я таких снов и не видывал никогда. Очень уж реальный до невозможности. Вода вон капает, запахи своеобразные — кислые, которые не с чем не спутаешь.

Мишка как то рассказывал, что ему каждую ночь в течение месяца снилось, как его на расстрел немцы во двор тюрьмы выводят. Реалистично так говорил, снилось. И главное все помнил и все ощущал. И как его избитого в кровь конвоиры из камеры выволакивали, и как напротив отделения с автоматами в руках к стенке ставили, и как команды на открытие огня подвались. Все слышал и ощущал как наяву. Даже летящие в него пули во сне видел и руками пытался их отбивать. Руки свои показывал разбитые. Вот и не верь после этого в его рассказы. Если бы он не спал с нами на соседней койке, не поверили бы, а так пришлось. 'Следственный эксперимент' с парнями специально проводили. Дежурили у постели Мишки. Видели как его во сне колбасило, да так что руками по кровати со всей дури молотил...

Толчок по ноге выдернул меня из сна. Дневальный, убедившись, что я открыл глаза молча, кивнул на выход из пещеры. Пришлось вскакивать и, подхватив автомат, осторожно перебираться через лежащие тела на выход. — Что случилось, Коль? — обратился я к сержанту Копылову.

— Да вот посмотрите товарищ, старший лейтенант — показав рукой в сторону дальнего выхода из ущелья, тихо сказал Николай. — Минут двадцать назад как там началось незнамо что. Первый раз такое сияние в горах вижу. Потому и дал команду Мишке вас разбудить.

Посмотреть действительно было на что. Далеко над горами там откуда должны были прийти 'гости' сверкали сполохи 'северного сияния', а снизу к нему из ущелья бил яркий сноп 'бело-синего огня', словно кто-то пару сильных прожекторов для подсветки включил. Сколько раз был в горах, а такого никогда не видел. Красиво ничего не скажешь. Интересно с чего бы это? К дождю, наверное! А раз других происшествий не было, то я пошел досыпать.

Уснул мгновенно, как только голова опустилась на РД, а тело упало на спальник. Мне снова приснилась та же самая землянка и капли, падающие с потолка. Со своего места я разглядел тех, кто спал по соседству. Двух молодых мужчин в непривычном для меня немецком нижнем белье. Сон был настолько реальный, что, не вставая с нар, удалось достать 'Вальтер' из кобуры и его осмотреть. Хороший такой пистолет, вполне себе ухоженный и хорошо чищенный, пахнущий оружейным маслом и металлом. Ради прикола попил воды из кружки стоящей на столе. Что сказать вполне себе вкусная и свежая вода. Главное даже не в этом а в том что все было более чем реально. Вода была холодной и мокрой. Несколько ее капель попало на белье и промочило ткань. От избытка чувств чуть снова не выругался...

Но очередной тычок по ногам, разрушил сон.

— Товарищ старший лейтенант срочно пойдемте со мной, — сказал Михаил.

Снова подхватившись мне, пришлось идти за 'Вергилием'.

— Что там?

— Да х..н его знает. — Шепотом, одними губами, ответил сержант. — Внизу вроде как кто-то шарится. В ПНВ ничего не видно одна рябь. Хоть и батареи свежие. Сами послушайте.

Внизу на топе действительно кто-то крался — под весом тихо поскрипывали камни. Двигались минимум двое. Подтвердилось и то, что в ПНВ ничего не видно.

Да, задачка с парой неизвестных и ведь не связать с остальными группами. Радиомолчание, которое ни при каких условиях до блокирования банды нарушать нельзя. Поэтому как бы то ни было интересно, что творится снизу, выдавать мы себя не могли. Просто не имели права. Наше дело было захлопнуть ловушку и не дать никому вырваться из нее. Так что молчим, наблюдаем и ждем рассвета, а там видно будет, что к чему. Тем более что до него осталось не более двух часов.

С рассветом действительно удалось рассмотреть тех, кто ночью шлялся по ущелью. Они особо и не прятались, вольготно и почти не скрываясь, расположившись среди камней у ручья.

Итак, что мы имеем — четверо вооруженных автоматами Калашникова, одним РПГ-7 и ручными гранатами мужчин неопределенного возраста. Трое из них точно местные жители — бородачи, да и одеты соответствующе, амуниция в большинстве своем советского образца. Четвертый — явно командир, вон как распоряжается остальными — одного на охрану выставил, остальных загнал еду готовить, а сам с каким-то прибором по окрестностям прогуливается и на окрестные горы озирается. Одет опрятно, в неплохой натовский камуфляж, рюкзачок симпатичный довольно вместительный, автомат очень умело держит в постоянной готовности к бою. Приборчик что у него в руках на 'нехилый' радиосканер тянет. Потому что радиостанция и ноутбук вон на камешке рядом с рюкзаком стоит, а антенна рации на высоту метров двух вверх по склону поднята и на дереве закреплена. Вот только непонятно зачем ему радиосканер? Что он им тут найти пытается? Микрофоны, датчики движения или камеры? Так у нас их нет. Да и по большому счету насколько я знаю в горах данным прибором пользоваться, а, тем более что— то если оно не находится в прямой видимости найти очень сложно. Ну да бог с ним, каждый сходит с ума по-своему. Что нам все озвученное дает?

Первое. 'Птичка-говорун' не соврала. Это те, кого мы ждем. Данная группа не что иное как разведка противника, изучающая тропу перед проходом основных сил.

Второе. Руководители банды как минимум имеют представление о военной службе и правильной организации передвижения в горах.

Третье. Оснащены 'бандерголи' очень даже прилично. Не каждая банда может позволить себе такие дорогостоящие игрушки как сканер радиочастот. Значит, и везут они груз достаточно значимый. Так что сидим, ждем и внимательно смотрим по сторонам, а то не дай бог какой их боковой дозор нас сверху обойдет.

Ждать пришлось не долго. Через час по тропе в ущелье втянулась колонна боевиков. Впереди отряда налегке шагал головной дозор. За ним на расстоянии около 300 метров шел основной отряд с двумя десятками навьюченных лошадей. Самым неприятным было то что, во-первых, боевиков было больше сотни и, во-вторых, народ был явно обученный. Шли грамотно, выдерживая дистанцию и расстояние. Присутствовали боковые дозоры, правда, двигавшиеся ниже нас. Склон ущелья закрывал нашу группу от их взглядов. Втянувшись в ущелье, бандиты сразу же выставили усиленное пулеметами охранение, разгрузили лошадей и принялись разворачивать стоянку.

Брать их при свете дня было глупо. Силы слишком неравные — один к трем получается. Поэтому дождемся ночи, поглядим, что к чему. В любом случаи уйти бандитам не дадим. Не здесь, так в другом месте прищучим.

Весь день бойцы отряда поочередно отдыхали и вели наблюдение за противником.

У противника царило оживление: некоторые разбив палатки, мылись в ручье, небольшая группа в центре лагеря возилась с рюкзаками и какими-то ящиками. Еще одна группа, расположившись в стороне от остальных, готовила на костре горячую пищу.

Около большого валуна разместилась очень приметная группа с радиостанцией и парой пулеметов. По всей видимости, это была штабная группа.

Нам же пришлось обходиться сухпаем и тем запасом воды что еще оставался в фляжках.

Чем дольше мы наблюдали за нами, тем больше мне казалось, что мы имеем дело не с местными боевиками, а профессионалами — кадровыми военными одной из мировых держав. Об этом говорила строгая иерархия, единообразная экипировка, вооружение и обмундирование, умение подчиняться и выполнять приказы, да и развертывание полевого лагеря было проведено быстро, организовано и четко, словно не раз и не два отрабатывалось на учениях. Кем могли быть эти люди? По-моему 'горными егерями'. Очень уж профессиональные и специфические знания они показывали, когда забирались вверх по склону, размещая там охранение.

Погода испортилась. Светившее до этого солнце закрыли густые облака, и полил дождь, закончившийся только через несколько часов. Боевики спрятались от него под камнями и в палатках. К ночи наступило резкое похолодание. С наступлением темноты жизнь в лагере боевиков совершенно утихла. Только возле ящиков с антенной продолжала крутиться пара человек, да охранение, укрывшись плащ-накидками затихорилось среди камней, периодически выдавая себя огоньками сигарет и позвякиванием металла.

Менять свои планы мы не стали. Зря, что ли взрывчатку на себе тянули и на гряде устанавливали.

Идея атаки на лагерь выглядела так — уничтожив из бесшумок ближние к нам посты охраны, небольшими группами проникаем в ущелье, подрываем заложенные закладки на каменной гряде, чем вызываем каменную лавину и засыпаем ею лагерь противника, после чего добиваем оставшихся в живых и собираем трофеи. Простенько так и со вкусом.

Каменная лавина, направленная на лагерь бандитов, не могла причинить вреда их заслону, так как проходила в стороне. Для его ликвидации выделялась группа Жабина. 'Стасу' ставилась задача взять на себя 'группу управления' противника. Ну а для остальных была привычная работа зачистки.

Коротко пискнув, рация отправила мое кодированное сообщение на тот край ущелья. 'Шеф' не замедлил с ответом и одобрением принятого решения. Еще просил по возможности взять пленных ему тоже было интересно с кем мы столкнулись. Со своей стороны он обещал не выпустить боевиков из ущелья.

Пока была возможность, мы отдыхали, пили чай, из оставшихся запасов воды и разогретый на спиртовках. Проверяли снаряжение и веревки.

Погода была неустойчивой: над горами бродили низкие облака, небо то прояснялось, то сеяло на землю мокрый снежок. Тем, кто был внизу, на открытом воздухе не позавидуешь. Но мы их в гости не приглашали.

В лагере врага стояла необычная тишина, только приглушенный стук движка электростанции нарушал ее. Из самого же лагеря не доносилось ни малейшего звука, и не светился ни один огонек. Было такое ощущение, что там все вымерли. Как мамонты! Только вот ПНВ давал обратную картинку. Охранение и заслон не спало. Периодически по лагерю проходили парные патрули, а у радиостанции штабной группы суетился дежурный радист.

После полуночи мы начали действовать. Снять ближайший пост было делом минутным. Несколько выстрелов и движений в том месте уже не наблюдалось. По стене быстро спустились вниз и проконтролировали пост. Размотав веревку на всю длину и закрепив ее, стали принимать спускающихся бойцов. Для ускорения парни спускались, держась за веревки всего в метре друг от друга. Спустившись группы, сразу же уходили на исходные рубежи.

Повел и я свою группу. Наш рубеж атаки располагался всего в 200 метрах от лагеря боевиков. Поэтому идти надо было особенно осторожно, чтобы раньше времени не спугнуть их. Пока все шло по плану. Помогала выучка и ночная темень.

Мы залегли в камнях, откуда можно было увидеть взрыв. Остались буквально секунды до четырех часов, и удары сердца отсчитывали их. Ровно в четыре раздался взрыв.

Яркая вспышка, подобная очень близкой молнии, возникла над нами, осветив вершину с белыми прожилками снега на темных скалах. 'Молния' на мгновение будто вырвала эту громаду из мглы, и тут же все исчезло вновь. Тьма после яркой вспышки стала еще непроглядней. Раздался страшный грохот. Эхо усилило его и повторило много раз. Мне казалось, что раскололись окружающие горы. Выбивая потоки искр при ударах, друг о друга, с вершины в ущелье посыпались камни, образуя сплошную лавину. Непрерывно нарастая, она сметала все на своем пути. А ее огненный поток напоминал во тьме лаву, вырвавшуюся из кратера вулкана.

Грохот и канонада затихли так же неожиданно, как начались. Но долго еще летели с вершины камни, прочерчивая свой путь в ночи пунктиром искр. Из стана врага донеслись крики и беспорядочная стрельба. Бандюки оказались очень неплохо подготовленными и обученными. Действовали грамотно и уверенно. Словно и не бандиты вовсе, а действительно 'горные егеря' неслабой такой державы.

В том месте, где находился заслон бандитов (а мы теперь были ниже него), замелькали огоньки фонарей, и их небольшая цепочка стремительно двинулась вниз по морене. Ждать было нечего, и мы ударили по ним из автоматов.

Внизу, куда спустились группы Стаса и Жабина, было пока тихо. Оттуда доносился лишь тяжелый топот. Это бойцы Стаса шагали к каменной глыбе, где по нашему предположению находилась группа управления бандитов.

Уцелевшие боевики пытались выйти на тропу. В темноте разгорелся бой. Только небольшой части бандитов удалось пересечь ручей и закрепиться среди камней.

Группа Стаса ворвалась в теснину. В завязавшемся ближнем бою десяток бандитов были убиты, двое сдались в плен.

Мы поспешили вниз и вскоре присоединились к отряду Жабина, перекрывшему дно ущелья и приготовившемуся к бою. Влада я разыскал за большим камнем у самой ручья и прилег рядом. Тут же пристроился и Копылов.

У каменной глыбы, куда направилась часть бойцов Стаса, все было тихо. Вскоре они вернулись назад, загруженные трофеями. Оказалось, что у глыбы находилось всего несколько бандитов с рацией и ручным пулеметом.

Спереди раздалась интенсивная перестрелка.

Начинало светать, и мы с тревогой поглядывали вперед и вверх — туда, где мог находиться вражеский заслон. Если там кто уцелел, то мы здесь, внизу, окажемся незащищенными от их огня. Но там было все спокойно.

Кто-то окликнул меня. Оказалось, что к нам подошла группа, отправленная для уничтожения заслона. Как только грянул взрыв, бойцы бросились к месту расположения заслона. Однако в темноте невозможно было быстро передвигаться. Со стороны врага ударило несколько выстрелов. Когда наши бойцы выскочили на площадку, где располагался заслон, там уже никого не было. Бандиты в панике бежали вниз. Об этом свидетельствовало брошенное имущество: рюкзаки, палатки, спальные мешки, ботинки, альпинистское снаряжение, продукты, боеприпасы, оружие...

Между тем на позициях, где залегли мы с Копыловым, усилилась перестрелка. Бандиты короткими перебежками упорно приближались к нам и начинали группироваться слева, под большим камнем. Вскоре оттуда выбрались несколько человек и стали осторожно подниматься на склон. Не иначе как решили обойти наш левый фланг. Показав Николаю на них. Потратив всего три патрона из 'Вала' он сделал их.

Еще двоих снял я. Шустрые стоит признать были. На прорыв грамотно шли от камня к камню, прикрывая друг друга.

Через десять минут все было закончено. Бой стих. Выждав пару минут, мы под прикрытием группы Жабина стали зачищать территорию.

Погода неожиданно изменилась. Начался снегопад. Летом! Здесь в ущелье! Кому сказать не поверит! Не сезон вообще то! Что-то я отвлекся, а работа не ждет. Тут вон надо трупы досматривать, а я об изменениях погоды размышляю. Ну, идет снег ну и что такого мало ли что там, в небесной канцелярии творится. Может, кто не тот кран открыл с больной головы, так что стоит простить Его за капризы. Ну а нам как там, в детской песни поется — что нам снег, что нам дождь, когда мои друзья со мной.

Эти двое вроде готовые, но все равно слегка подправим так на всякий случай и оружие от них в сторонку отодвинем. Вот мне интересно, где в горах Кавказа рождаются такие угольного цвета кожи и волос парни? В Грузии или где южнее. Лежат прямо так красочно — на камнях рядышком. Жилетики и рюкзачки у них симпатичные — натовские, да и ботиночки тоже не наши, а вот оружие явно с наших складов происхождение имеют. Документиков нет, а вот жетончики нашлись, по паре штук на каждого. Знакомые — алюминиевые, семизначные, пятистрочечные с мелким шрифтом. И чего вас парни сюда спрашивается, понесло? Ладно, смотрим и двигаем дальше.

Что там у Николая? То же двое! С тем же комплектом. Прекрасно. Так этих камешками да по буйной головушке хорошо приложило — насмерть. Кровищи то сколько. Все равно контролируем, тем более что патроны у них и у нас одни и те же.

Тук — тук кто в палаточке живой? Нет таких, ну и ладушки! Приборчики и передатчики у вас дюже интересные, нам вполне пригодятся. На базе разберутся, что к чему.

Ай, дорогой, зачем ты такой раненый и окровавленный гранату в руке держишь? Ручная, наверное? Она же рвануть может! Тебя покалечит еще сильнее. Понимаю голове больно — так мы вылечим, у нас на вас всех патронов хватит. Ну, уж прости таковы правила игры и пленные нам сегодня не нужны. А гранатку твою, чтобы она случаем не рванула, мы вон туда закинем, а то там два 'аборигена' решили в прятки с нами поиграть. Отыгрались. Коля их навсегда отучил прятаться.

Не спеша, прикрывая друг друга, постреливая и собирая трофеи, наша группа двигалась по ущелью навстречу группе 'Жбана'.

Так, а вот это уже интересно! Кто же их так — всех сразу? Аккуратно так в голову? Якут? Похоже на то. Вон с той позиции вполне мог их всех сразу поснимать. Оригинал — рядком уложил, а аппаратуру, к которой они стремились, не повредил. Целехонькая вся такая, в защитных пластиковых контейнерах, накрытая от непогоды большим куском целлофана, на большом камне как на столе стоит, разноцветными огоньками, словно цветомузыка на дискотеке светится. Знать бы, что это за аппаратура еще! Два ноутбуку и радиостанцию я определил сразу, а вот остальное было похоже на пару усилков и станцию спутниковой связи с нехилой такой ажурной антенной. Хотя кто его знает, может быть, я и ошибаюсь. Ну да научники разберутся, что к чему. Мне вот другое интересно — где у этих 'граждан' заграничной наружности оружие. Ведь кроме личных 'пукалок' мистера Кольта на них и рядышком с ними ничего нет. А должно быть! Не на прогулку же шли, а раз так, то как минимум по автомату или штурмовой винтовке на каждого у них должно быть. Я же их не видел. Как не видел и палатки, где эта братия могла размещаться. Присыпать их мы не могли. Камнепад стороной прошел.

Разобраться с этими помог Копылов. Что называется — слона то я и не заметил. Совсем старый стал — зрение садится, раз такой объект пропустил. Довольно большая камуфлированная палатка, дополнительно прикрытая масксетью, неприметно расположилась между несколькими крупными камнями. Полог входа в нее был поднят. Вся палатка была заставлена контейнерами и несколькими десятков рюкзаков. На первый взгляд в ней никого не было. Зашли в нее одновременно с двух сторон. Она действительно была пуста и зачем только спрашивается — материал портили? Она бы нам целой пригодилась, ну да сделанного не воротишь. В случаи чего зашьем или заклеим порезы. У нас в хозяйстве все сгодится.

Мерно постукивал дизель питающий аппаратуру. Падал снег, накрывая своим белым покровом поле боя. Дав команду продолжать осмотр, я присел на камень рядом с аппаратурой. Лампочки на ней продолжали светиться и играть в непонятную цветовую игру.

Мое внимание привлек небольшой пульт в руках лежащего рядом трупа. Симпатичный такой прямоугольник из черного пластика с несколькими разноцветными небольшими кнопками с продолговатым, металлическим, блестящим, полым цилиндриком на кольце. Подобрав пульт, стал его рассматривать и прикидывать — для чего он вообще нужен. Не знаю, может я задел какую кнопку на нем или еще что, но аппаратура резко сменила звучание, а из лампы, установленной на антенне, вверх устремился яркий сноп белого света, а вокруг установки на расстоянии нескольких метров образовался плотный белый туман. Длилось это всего несколько секунд. Я даже испугаться и что-то предпринять не успел. Затем свет погас. Под мягкий гул сервомоторов, антенна несколько раз повернувшись вокруг своей оси и надо же такому случиться, уставилась на меня. Вновь вспыхнул яркий свет, устремленный мне в лицо, и я ослеп.

Глава

Дела и даты.

... Кап-кап, кап-кап, кап-кап... Черт их всех побрал! Поспать спокойно не дают! Дневальный сука! Закрой этот гребанный кран! Сколько можно издеваться над людьми?

Так стоп! Это все уже было? Что опять сон? Когда это я успел уснуть? Я же помню туман, антенну и свет направленные на меня и то, что ослеп от этого! Бросить меня мои парни не могли, значит, доставили в госпиталь, где я сейчас и лечусь. Так что получается, я действительно сплю!

Ладно, примем это за реальность и будем дальше смотреть свои сны. Что тут нового нам преподнесли сновидения? Ничего. Все та же землянка, тот же плотный белый туман, стелящийся по полу, те же спящие, те же звуки и ощущения.

Вот интересно раз я все это вижу, могу ли я встать с ложа? Руки и ноги двигаются и даже поднимаются в прошлый раз пистолет доставали. Голова вполне себе нормально по сторонам крутится. Надо попытаться поднять тело и сделать пару шагов вдруг получится?

Ура!!! Удалось!.. Только не встать, а сесть. Ну да ничего еще раз попробуем. Должно получиться это же сон, а он обязан сбываться! Земляной пол освежал ступни ног. Обувать сапоги я не стал. К чему? Я же только до стола и обратно... С трудом, но встать удалось. Пусть и с третьей попытки и опираясь о стену. Даже пару шагов к столу сделал. Правда шатало всего как пьяного, ноги еле держали, руки тряслись и голова, почему то резко потяжелела. Вздохнув грудью побольше воздуха, выпрямился и, собравшись с силами, дошел до стола. Взяв кружку, я выпил воды. Мне она показалась вкусной и холодной. Пара капель пролилось на грудь.

— Николай Васильевич ты не заболел? А то я гляжу, трясет тебя всего! — участливо спросил один из лежащих.

— Не знаю. Вроде нет. — Ответил я чужим и непривычным голосом.— От холода, наверное, потряхивает.

— Ты смотри не заболей, а то далеко не уйдем.

— Не заболею. Спи. Рано еще.— Сказал я и вернувшись на полати укрылся шинелью.

Ну, ни х..а себе! Вот это реальность — я тут даже с 'фантомами' или как там их называют, говорить могу. Что-то мне раньше таких снов не снилось! А если это не сон! Бред! Вот что это! А если нет? Как это проверить? Может ущипнуть? Ущипнул за ногу. Больно-то как! Мог бы себя и пожалеть! Так считаем, что эксперимент проведен и кроме боли он ничего не дал. Хотя ... как сказать. Очень уж это все реальным выглядит и не спешит отпускать. Сосед вроде как уснул, да и второй похрюкивает во сне.

Может, какие документы в мундире найдутся? Запустив руку в карман, я выудил оттуда коричневатую солдатскую книжку (Soldbuch Heer), являвшейся одновреѓменно удостоверением личности и основанием для получения денежного довольствия, на имя гауптмана 230-го полка 76-й пехотной дивизии Пауля Вильгельма Зиберта. С фотографии на меня смотрела неоднократно виденная в нете фотография в немецкой форме героя.

Картина маслом. Что называется, приплыли!!!!... Ну и сон! Кому сказать не поверят или за полного шизойда примут, а вообще прикольно!

Рассматривая солдатскую книжку, я в очередной раз удивился мастерству специалистов ее сделавших.

Этот документ в германской армии являлся официальным, удостоверяющим личность любого солдата или офицера. Он содержат все персональные данные (к примеру, цвет глаз, соѓстояние зубов), полные названия действующей части, в которой в данный момент служил военнослужащий, и всех остальных подразделений (обычно вычеркивались во избежание путаницы), список выданного ему обмундирования и снаряжения, сделанных прививок, а также свеѓдения о госпитализации, повышении в звании, тарифной группе оплаты, выплатах (в т.ч. и полу-ченных в других подразделениях), датах и видах награждений, отпусках и другую информацию, относившуюся к периоду воинской службы. В книжке также указывался регистрационный номер военнослужащего, который ему присваивался сразу после призыва, и данные идентификационного жетона.

Перед войной в качестве идентификационных документов использовались солдатские удостоѓверения упрощенного образца. С началом боевых действий были введены новые солдатские книжки. Первоначально они не содержали фотографий и предназначались главным образом для своевременного полуѓчения денежного довольствия. Обязательным наличие фотографии в военной униформе стало лишь к началу 1943 года. Позднее еще одним непременным условием стало присутствие ежеквартального платежного документа, выѓданного казначейством подразделения.

Среди германских солдат военные книжки нового образца быстро получили шутливое прозвище 'документов для цепных псов' (военнослужащих полевой жандармерии). При проверке документов особое внимание уделяѓлось соответствию указанных данных о снаряѓжении, праве ношения определенных наград и знаков отличия, корѓректному указанию месѓта службы и т.д.

Вот и представьте, сколько пришлось потрудиться 'специалистам Конторы', чтобы грамотно, разными чернилами и почерками сделать документ прошедший кучу серьезных проверок.

Что тут еще есть? Не так много, стандартный набор любого военнослужащего вермахта — идентификационный знак военнослужащего вермахта (странно, а почему не на груди?), в кожаном портмоне нашлась пара десятков купюр и монет различного номинала, на общую сумму около тысячи рейхсмарок, жетон сотрудника СД (не раз видел в нете и музее), записная книжка и чернильная ручка (с золотым пером), платок, расческа, карманное зеркальце. Все немецкое, хорошего качества и состояния.

Маленький кусочек зеркала дал возможность себя рассмотреть. Лицо было тоже, что и на фотографии в удостоверении...

На меня смотрел блондин с гладко зачесанными волосами. Серо-голубые глаза. Русые волосы. Прямой нос. Худое слегка проросшее растительностью лицо.

А чего я еще ожидал увидеть? Свою немытую харю? Так это в реальности, а тут сон, а раз так, то нечего слюни разводить.

Мне не очень удобно было лежать на подушке, мешала портупея с кобурой. Стараясь ее поправить, я нашел ранее мной не замеченный прижатый к стенке небольшой черный кожаный портфель. Кроме незапечатанного пакета с толстой тетрадью там ничего не было. Раз уж есть такая возможность, почему бы мне не посмотреть, что написано в тетради? Света было вполне достаточно, чтобы разобрать текст. Передо мной был отчет Николая Ивановича о проделанной им в тылу врага работе.

Наша память странная вещь, вроде тебе это не надо, а ты запоминаешь и хранишь у себя в глубине своей памяти. Вот так и у меня сохранилось все читанное и смотренное о деятельности моего визави. Сверяясь с текстом отчета, проверил свою память.

1932 г.

июнь — Николай (Никанор) Кузнецов — специальный агент. Предложение работать в ОГПУ-НКВД принял потому, что был патриотом. Первый псевдоним — "Кулик", затем "Ученый", позднее "Колонист".

1934 г.

Летом он переехал в Свердловск, значился статистиком в тресте "Свердлес", чертежником Верх-Исетского завода, наконец, расцеховщиком бюро технического контроля конструкторского отдела. А числился в негласном штате Свердловского управления ОГПУ — НКВД. За четыре года в качестве маршрутного агента исколесил вдоль и поперек весь Урал. В характеристике того периода отмечалось: "Находчив и сообразителен, обладает исключительной способностью завязывать необходимые знакомства и быстро ориентироваться в обстановке. Обладает хорошей памятью".

1938 г.

весна — Кузнецов начинает выполнять особые задания по обеспечению государственной безопасности.

1942 г.

весна — лето — Кузнецов готовится к разведывательной работе во вражеском тылу.

25 августа — Н. Кузнецов опустился на парашюте неподалеку от хутора Злуй в Сархенских лесах в расположении особого партизанского отряда 'Победители' под командованием полковника Д. Н. Медведева. В списки отряда уральский инженер был внесен под именем Николая Васильевича Грачева.

19 октября — в Ровно впервые появляется и начинает свою разведывательную деятельность молодой щеголеватый, кавалер двух орденов Железный крест I и II степени и медали 'За зимний поход на Восток' обер-лейтенант 230-го полка 76-й пехотной дивизии Пауль Вильгельм Зиберт.

1943 г.

январь — февраль — Н. Кузнецов передает из Ровно в Центр разведданные о попытках гитлеровцев освободить окруженную под Сталинградом группировку войск и планах дальнейшей обороны на этом и прилегающих участках фронта.

февраль — Н. Кузнецов командует несколькими 'подвижными засадами' на шоссе Ровно — Киев. В результате одной из них были захвачены в плен майор граф Гаан и имперский советник связи подполковник фон Райе, от которых стало точно известно, что под Винницей находится полевая ставка Гитлера.

5 марта — Группа из двадцати трех партизан под командованием Н. Кузнецова в селе Хатынь разгромила засаду националистов в количестве 170 человек.

31 мая — Кузнецов получает аудиенцию у рейхскомиссара Украины и гаулейтера Восточной Пруссии Эриха Коха, в ходе которой узнает о подготовке фашистским командованием крупного наступления на Курской дуге (операция 'Цитадель').

20 сентября — Кузнецов в Ровно уничтожает имперского советника финансов на правах министра генерала Геля и майора Винтера.

30 сентября — совершено повторное покушение на заместителя Эриха Коха по политическим вопросам, генерала Пауля Даргеля.

29 октября — Н. Кузнецов уничтожает агента гестапо майора Мартина Геттеля.

10 ноября — Николай Кузнецов, Николай Струтинский, Роберт Глаас и подпольщик Иван Корицкий совершают покушение (тяжело ранят) на одного из заместителей Коха, руководителя 'Пакетаукциона' крайслейтера, генерала Германа Кнута.

15 ноября — Кузнецов, Николай Струтинский, Яном Каминским и Мечиславом Стефанским, при содействии разведчиков-подпольщиц Лидии Лисовской (Демчинской) и ее двоюродной сестры Марии (Майи) Микота похищает из собственного дома и вывозит из Ровно командующего 'Восточными войсками' на Украине генерала фон Ильгена, вместе с ординарцем, часовым и подвернувшимся на пути личным шофером Коха гауптманом Гранау.

16 ноября — Кузнецов в помещении верховного немецкого суда на Украине уничтожает главного судью генерала Альфреда Функа.

26 декабря, — За образцовое выполнение специальных боевых заданий в тылу немецко-фашистских захватчиков и проявленные при этом отвагу и мужество Н. И. Кузнецов награжден орденом Ленина.

1944 г.

15 января — Кузнецов в сопровождении Яна Каминского и Ивана Белова с новым заданием выезжает во Львов.

31 января около 17 час. 30 мин. во Львове, в доме военно-воздушных сил, на Валовенштрассе, 11-а, Кузнецовым был убит подполковник Ганс Петере и ефрейтор Зайдель.

9 февраля — Кузнецов уничтожает вице-губернатора Галиции Оттона Бауэра и начальника канцелярии губернаторства Гейнриха Шнайдера. Позднее уничтожает двух агентов гестапо.

10 февраля 1944 года Медведев передал в Москву радиограмму такого содержания: 'Встреча с Кузнецовым установлена каждого четного дня в 12 часов немецкого времени возле главного входа в большой оперный театр'. На случай невозможности встречи с друзьями во Львове Кузнецов имел инструкции на переезд в Краков, где, выполнив задание, должен был пробиваться в партизанский отряд или осесть в подполье, ожидая прихода регулярных советских войск.

12 февраля — в селе Куровицы, под Львовом, Кузнецов уничтожает начальника военного патруля майора Кантера и вместе со своими спутниками уходит в лес с целью пересечь линию фронта и встретить передовые части Красной Армии.

Интересно, а какое сейчас число и где я (точнее Зиберт, раз уж я в его теле) сейчас нахожусь? Согласно солдатской книжке Зиберт последний раз финансово обеспечен за январь 1944 года. В отчете последней операцией числится уничтожение патруля майора Кантера. То есть выходит, что сейчас середина февраля или самое начало марта 1944 года. Нет, сейчас все-таки конец февраля. Ведь 2-го или 9-го (точно неизвестно) марта — Н. И. Кузнецов, Ян Каминский и Иван Белов погибли в бою с ОУНовцами. Если я правильно понимаю, то Николай Иванович со своей группой находится в еврейском отряде самообороны...

Ничего себе! Вот это дела...

Осознав это, у меня очень сильно заболела голова. Она налилась тяжестью, а затем разорвалась тысячью осколков, и я закрыл глаза...

Глава

'Планов громадье'

А может просто встать с другой ноги,

И вместо кофе взять и выпить соку...

И повернуть свои привычные шаги

В ту сторону, где будет больше проку...

И в этот день проделать всё не так:

Поставить от конца к началу числа,

И самый незначительный пустяк

Наполнить добрым и высоким смыслом.

И сделать то, чего никто не ждёт,

И рассмеяться там, где столько плакал,

И чувство безнадёжности пройдёт,

И солнце встанет там, где дождик капал.

Из круга, заведённого судьбой,

Возьми и выпрыгни на станции безвестной...

Ты удивишься — мир совсем иной,

И неожиданнее жизнь, и интересней.

(из интернета)

... Кап-кап, кап-кап, кап-кап... Черт их всех побрал! Это когда-нибудь закончится? Спишь себе спокойно, а тут вода капает. О чем это я? Погоди, это что получается я опять во сне, ведь именно так он всегда начинается, и я оказываюсь в теле разведчика Кузнецова? Неужели опять тот же сон?

Открыв глаза, я осмотрелся по сторонам. Похоже да. Та же землянка и те же полати. Только вот соседей не видно, да и на дворе похоже день. Вот как светло на улице. Странно все это! Сон, почему то не закончился, а продолжает жить своей собственной жизнью во времени и пространстве. Соответственно и я в нем.

Подтверждение моим мыслям нашлось всего через несколько минут. В землянку ввалился парень в немецкой шинели с погонами рядового. Заметив, что я лежу с открытыми глазами он обратился ко мне: — Николай Васильевич вы как себя чувствуете?

— Вроде как в порядке, а что?

— Да у вас уже третьи сутки подряд жар. Лежите без сознания. Бредите. Зовете кого-то, каких-то духов гоняете. В бой рветесь, команды отдаете. Вроде как по-английски говорите и кого-то допрашиваете.

— Точно на английский язык перешел?

— Во всяком случаи Ян так говорит. Он пару слов в вашей речи разобрал. Вам может чего надо? Воды там? Или еще чего?

— Нет спасибо.

— Ну, я вам тогда хлеба принесу и горячего чая сварганю.

Забрав котелок со стола, солдат вышел. Интересно! Если я в теле Кузнецова, то почему меня он Николаем Васильевичем зовет? Вот же ведь я дуб стоеросовый — в группе и партизанском отряде Кузнецова знали как Николая Васильевича Грачева.

Если я правильно понял, то сейчас тут был член группы Кузнецова — шофер Иван Белов — 'Ил'. Точнее. Иван Васильевич Белов, 1918 года рождения уроженец Мастырского района Саратовской области, 23.07.1941 Молотовским РВК г. Грозного, Чечено-Ингушской АССР, призван в ряды Красной Армии, в сентябре 1941 года под Киевом попал в плен, выдал себя за украинца по фамилии 'Белько' и на этом основании был освобожден. (В первый период войны немцы часто освобождали из демагогических соображений рядовых красноармейцев и младших командиров украинской национальности.) Иван осел в Ровно, работал шофером в рейхскомиссариате Украины и связался с группой Михаила Шевчука. 'Пан Болек' рекомендовал Белова как хорошего водителя и надежного подпольщика. Белова одели в форму и снабдили документами на имя солдата военно-транспортной организации Ивана Власовца. Ян, о котором он говорил, видимо поляк Ян Станиславович Каминский, 1917 года рождения, уроженцем села Житин Ровенского района Ровенской области. В период оккупации он работал в Ровно пекарем в пекарне механического завода. Под руководством Кузнецова, участвовал в операции похищения генерала фон Ильгена, графа Гаана, ликвидации подполковника авиации Петерса, заместителя рейхскомиссара Украины Коха по финансам Ганса Геля и его секретаря Винтера, вице-губернатора, начальника управления доктора Бауэра и президиал-шефа доктора мэрии Шнайдера, майора полевой жандармерии Кантера, главы юридического отдела рейхскомиссариата Украины оберфюрера Альфреда Функа, покушениях на руководителя управления администрации рейхскомиссариата Паудя Даргеля, имперского министра по делам оккупированных территорий Альфреда Розенберга и др..

Одним словом проверенные и надежные люди. Вот только интересно я-то тут, при какой кухне? И почему еще во сне, а не среди своих разгильдяев? И вообще мне очень бы хотелось знать — сон ли это? Уж слишком все реально. Поднявшись с полатей, прошелся до выхода и посмотрел на улицу. Лучше бы я этого не делал. Меньше бы расстроился. Во-первых, дверь землянки была качественная и вдобавок к тому на пружине. Поэтому все время хотела вернуться в исходное положение, и удержать ее было довольно сложно.

Во-вторых, на улице лежал снег и по нему ходили люди. Они занимались своими повседневными обязанностями — разговаривали, кололи дрова, стирались, готовили еду, малышня играла в снежки.

Стоять босым на полу вообще-то было холодно, даже очень. Быстро закрыв дверь вернулся на полати и накрыв ноги одеялом вновь задался вопрос — что произошло и как я тут очутился? Вопрос о реальности окружающего уже не стоял. Можно со сто процентной вероятностью гарантировать, что я в другой реальности и в теле разведчика Кузнецова. Если это не так, то я шизойд. Так что переходим к намеченному перечню вопросов.

Если раскинуть мозгами — получается, что установка боевиков каким— то образом забросила мое сознание в тело Кузнецова.

Почему сюда и это тело? Кто его знает?! Может быть, потому что до выброски я так много думал и читал о Кузнецове, его делах и судьбе?

И что мне теперь делать? Ответ может быть только один — что положено — плыть по реке истории. Иначе не дай бог мир изменится! А почему бы и нет? Почему бы настоящему Герою не продолжить жизнь и не переиграть свою Судьбу? Да и мне в силу своих возможностей хотелось бы нашим помочь! Зря, что ли столько лет Конторе отдано. Да и все вложенные десятилетиями знания никуда не делись, тут при мне. Вон как о своих помощниках все вспомнил, я уж о знаниях немецкого языка и не говорю. Детство и отрочество, проведенное в одном из гарнизонов ГСВГ многое, в том числе и знание языка, правил поведения, ношения военной формы и привычек немцев, оставило в памяти. Так что побарахтаемся.

Итак, по читаным мной воспоминаниям, Кузнецов после Львова очень хотел добраться до Кракова, чтобы и там уничтожать 'слетевшихся туда фашистских хищников'. Впрочем, довольно скоро Николай Иванович осознал всю нереальность собственного плана. Его документы были уже 'засвечены' у врага, что делало продолжение его агентурной работы практически невозможным. Новый чистый аусвайс для него могли быстро сделать в походной канцелярии партизанского отряда 'Победители', бойцом которого он был, однако его товарищи-партизаны были далеко. Чтобы встретиться со своими, Зиберту надо было как можно скорее перейти линию фронта. Бойцы еврейского отряда не стали задерживать Кузнецова и его спутников. Получив от них двух проводников, 'гауптман' и два 'немецких солдата' вскоре тронулись в путь...

Если я хочу изменить историю то, прежде всего надо решить что все-таки мне делать. Вариантов вижу только два:

1. Идти по тому же маршруту что и Кузнецов, постаравшись при этом не попасться 'на зуб' бандеровцам и в итоге соединиться с отрядом 'Победители'. Что в принципе довольно реально. Особенно с учетом послезнания истории. Но тут есть очень большой подводный камень — как меня встретят в отряде.

В некоторых воспоминаниях и комментариях к ним в нете указывается на проблемы в отношениях Кузнецова с некоторыми руководителями отряда. Не зря же Медведев, спасая разведчика, в ускоренном порядке отправил Кузнецова во Львов и Луцк, даже не представив надежной явки и связь. Мое прибытие в отряд могло вновь спровоцировать усиление сомнений в отношении 'Грачева', а это не есть хорошо.

Была и еще одна проблема, связанная с пребыванием в отряде — отношения с ближайшими помощниками разведчиками, а это Николай Гнидюк, Михаил Шевчук, Николай Приходько, Георгий и Ростислав Струтинские, Николай Астафов, Николай Янушевский (Коля Маленький), Петр Мамониц, Нина Карст (Похидюк), Игорь Пастушек и многие другие, о которых не знаю. Все они знают о Кузнецове куда больше чем я. Лично с ним общались, выпивали, видели, как он двигается, говорит, ведет себя в общении, а для меня это равносильно раскрытию и смерти. Ведь никто не поверит в переселение 'душ'. Так что этот вариант не самый лучший...

2 вариант — выполнить задуманное Кузнецовым — прорваться в Краков похулиганить там — уничтожив как можно больше фашистов, а потом по возможности перебраться в Варшаву.

Что это мне даст? Относительную свободу в действиях и выборе целей. Кроме того я могу постараться по максиму помочь нашим во взятии столицы Польши. Чем? Ну, например, убрав кое-кого из излишне активных антисоветчиков и русофобов из числа польской 'антилигенции' и 'Армии Крайовой', немецких гестаповцев, живущих сейчас в городе. Тем более что в свое время благодаря нету узнал их адреса и кое-какие привычки. Очень даже перспективный я вам скажу вариант. Хотя бы тем, что позволит избежать массовых жертв Красной армии.

Есть и еще одна причина для моего появления в Варшаве — 'Варшавское восстание', которое должно случиться в августе. Глупое и безнадежное предприятие. Как и многое из того что задумывает политическая верхушка Польши когда она пытается доказать свою самостоятельность.

Ну не люблю я поляков, что тут поделать. Наследственность говорит. Слишком часто мои предки там воевали, гася их восстания против власти русского царя, аж весь 19 век, а в двадцатом дважды бились у стен Варшавы. Кроме того до 500 тысяч поляков во время Великой Отечественной войны добросовестно служила в вермахте убивая наших граждан. По данным военной разведки Красной армии, в 1942 году поляки составляли 40-45% личного состава 96-й, около 30% (вместе с чехами)— 11-й, около 30% в 57-й, около 12% в 110-й пехотных дивизиях вермахта. Ранее в ноябре 1941 года разведкой было обнаружено большое количество поляков и в 267-й пехотной дивизии.

В плен в ходе боев на территории СССР к Красной армии попало аж 60280 поляков. Как потом на допросах утверждали поляки, их насильно призывали с оккупированных территорий в Вермахт. Но тут вспоминается Владимир Иванович Даль, который еще в XIX веке записывал в своем словаре: 'Всякий пленный поляк говорит: меня приневолили!'. Ну да ладно бог им судья.

Тут главное другое. Пусть и на последнем этапе, но поляки присоединились к борьбе с общим врагом. Поэтому мне и хотелось помочь бы им в борьбе с гитлеровцами. Хотя бы, потому что наши войска слишком много своей крови пролили, освобождая город и Польшу.

Так что выбираем для себя 2-й вариант и будем по нему действовать. До того как принимать решение что делать конкретно, следовало упорядочить свои знания истории взаимоотношений Польши с СССР, Варшавского восстания и деятельности 'Армии Краевой' до него и после него.

Глава

Отношения Польши и СССР в довоенный период.

В межвоенный период Польское руководство постоянно ориентировалось на союз с гитлеровской Германией.

Когда 14.12.1933 г. СССР, обеспокоенный приходом к власти в Германии нацистов предложил Польше подписать декларацию о заинтересованности в неприкосновенности Прибалтики, то польское правительство 19.12.1933 г. призвало нацистов заключить с ним польско-германский антисоветский союз.

Уже 26.01.1934 г. был подписан германо-польский договор о мирном разрешении споров и неприменении силы* (пакт Гитлера — Липского). В международной прессе сразу же возникли слухи о том, что к ней имеется и некое секретное приложение. А 01.02.1934 г. Польша окончательно заявила о своём отказе от подписания советско-польской декларации по Прибалтике.

13.09.1934 г. польский представитель в Лиге Наций объявил об отказе Польши сотрудничать с ней в деле охраны прав нацменьшинств.

28.09.1934 г. Польша объявила Франции о своём отказе подписать 'Восточный региональный пакт' о совместной безопасности и осуждении любых агрессий.

С 1937 г. польским руководством всё больше начала овладевать мания величия. Его идеей фикс стало стремление к расширению польской территории. Так 11.01.1937 г. польский министр иностранных дел Бек выступил в сейме с предложением решать вопросы эмиграции населения и получения сырья за счёт колониальных владений и в будущем поставить перед международным сообществом вопрос о выделении колоний (прежде всего в Африке) для польского государства. Уже 18.04.1938 г. шумно праздновался поляками как 'День колоний'. 11.03.1939 г. высший совет правящей партии 'Лагерь национального объединения' разработал и опубликовал польскую программу по колониальному вопросу. Но пока вопрос о колониях являлся лишь желаемым, но неосуществимым проектом, польские руководители обратили свои взоры на территории сопредельных государств: Литву, Чехословакию и СССР.

После провокационного инцидента на польско-литовской границе, в ночь на 17.03.1938 г. Литве был предъявлен польский ультиматум с требованием признать Виленский край польской территорией. Лишь твёрдая позиция СССР удержала поляков от нападения на Литву.

Вслед за германскими нацистами польское руководство объявило о своих претензиях и на чешские земли. Этому предшествовали варшавские переговоры с венгерским диктатором Хорти (5-9.02.1939 г.) и с нацистским руководителем Герингом (23.02.1938 г.) Как писал по этому поводу 29.05.1939 г. наркоминдел СССР Литвинов: 'Польша не скрывает своих намерений использовать наступление Германии на Чехословакию, чтобы отторгнуть часть чехословацкой территории. Такое вмешательство Польши будет прямой помощью Германии'.

22.09.1938 г. Польша направила Чехословакии ультиматум о присоединении к ней всех земель с польским населением и в первую очередь Тешинской Силезии. 02.10.1938 г. польские войска оккупировали район Тешина, а 28.11.1938 г. потребовали передачи Польше района Моравской Остравы и Виткович. Кроме того, 24.02.1939 г. ряд депутатов польского сейма опубликовал меморандум с требованием присоединить к Польше территорию Угорской Руси, хотя правительство больше склонялось к предложению скорейшей оккупации её Венгрией. Наконец в секретных переговорах с германскими нацистами польские руководители постоянно ставили вопрос о поддержке поляков немцами в случае конфликта с СССР и присоединения к Польше территорий Советской Украины и Белоруссии.

В докладе 2-го (разведывательного) отдела главного штаба Войска Польского в декабре 1938 г. говорилось: 'Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке...Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто будет принимать участие в разделе.. Польша не должна остаться пассивной в этот замечательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться и физически и духовно... Главная цель — ослабление и разгром России'. 26.09.1938 г. на встрече с Риббентроппом министр иностранных дел Польши Ю. Бек заявил: 'Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю' (А. Б. Широкоград 'Великий антракт', М. 2008 г., с. 276).

Лишь разгоревшийся в марте 1939 г. дипломатический конфликт вокруг принадлежности Данцига и строительства автострады и железной дороги через 'польский коридор' привел к расторжению (28.04.1939 г.) польско-германского пакта о ненападении и резкой переориентации польского правительства с Германии на Англию. Уже 6.04.1939 г. в Лондоне было подписано англо-польское коммюнике о гарантиях относительно взаимной помощи в случае агрессии.

В очередной раз, отвергнув все советские дипломатические инициативы о союзнических отношениях, польский министр иностранных дел Бек 19 августа 1939 года заявил французскому послу в Варшаве: 'У нас нет военного договора с СССР и мы не хотим иметь его'. А неделей позже польское правительство подписало договор с Англией, имевший секретное приложение в котором Литва объявлялась принадлежащей сфере интересов Польши, а Бельгия и Голландия — Великобритании.

События, связанные с вступлением советских войск на территорию оккупированных польской армией в 1920 г. западноукраинских и западнобелорусских областей были следствием, прежде всего безумной политики предвоенного польского правительства. Ещё 23.09.1938 г. в ответ на польский ультиматум чехословацкому руководству, СССР, по просьбе министра иностранных дел Чехословакии Крофты, сделал заявление польскому правительству о возможной денонсации советско-польского договора от 25.07.1932 г. в случае агрессии Польши против Чехословакии. А когда 11.05.1939 г. последовал окончательный отказ Польши от заключения пакта о взаимопомощи с СССР, советское правительство, не получившее никаких гарантий со стороны Англии и Франции, решилось на подписание договора о дружбе с Германией. По иронии судьбы произошло это 23.08.1939 года, спустя ровно 15 лет с того дня, когда польский посланник обнародовал в Москве официальное заявление о том, что никакого вопроса о Восточной Галиции не существует, а отношения с представителями восточнославянских национальных меньшинств (и гарантии их национальных прав) — это внутреннее дело Польши.

Не удивительно, что после разгрома польской армии немцами, советские войска перешли 17.09.1939 г. границу и заняли территорию Западной Белоруссии и большую часть Западной Украины (кроме Холмщины, Лемковщины и некоторых районов западной части Восточной Галиции, т.е. так называемого Закерзонья). Поскольку в воссоединенных областях проживало значительное количество поляков, то сторонники бежавшего в Лондон польского правительства почти сразу же приступили к организации военизированных подпольных структур.

Это вызвало вполне обоснованные репрессии со стороны Советских властей с последующеё высылкой (в основном в феврале — июне 1940 г.) до 400 тысяч бывших польских граждан (из числа 'осадников' и представителей социально опасных слоёв) во внутренние районы СССР. С сентября 1939 по май 1941 г. на новоприсоединённых территориях было раскрыто и ликвидировано 568 конспиративных организаций и групп общей численностью не менее 15 тысяч человек. В основном это были участники конспиративной сети созданного 13.11.1939 г. по инициативе польского правительства в Лондоне 'Союза вооруженной борьбы' (СВБ).

В связи с нападением Гитлера на СССР летом 1941 г. ситуация в советско-польских отношениях изменилась.

Глава

Отношения 'Лондонского' правительства Польши и СССР в годы ВОВ, деятельность 'АК' в 'всхидных крэсов'

После разгрома Германией Польши в сентябре 1939 года на территории Франции (позднее в Лондоне) было образовано польское эмигрантское правительство во главе с генералом Сикорским. Вплоть до начала Великой Отечественной войны оно занимало по отношению к СССР враждебную позицию, исходя из концепции 'двух исторических врагов Польши' — России и Германии.

30 июля 1941 года под давлением Британии правительством Сикорского были восстановлены дипломатические отношения с СССР. В соглашении о восстановлении дипломатических отношений и совместной борьбе с гитлеровской Германией, в соответствии с которым все советско-германские соглашения относительно территориальных изменений в Польше теряли свою силу, но лишь с тем, чтобы окончательно урегулировать данный вопрос после разгрома нацизма. Здесь же указывалась готовность Советского Союза создать на своей территории польские воинские части под командованием представителей, назначенных эмигрантским правительством, но подчинявшиеся в оперативном отношении Верховному командованию СССР.

14.08.1941 г. было заключено военное соглашение между Польшей и СССР, а в декабре 1941 г. генерал Сикорский лично встретился со Сталиным и договорился о формировании на востоке СССР польской армии генерала Владислава Андерса. Для формирования польской армии Советский Союз выделил более 300 млн. рублей и предоставил вооружение и продовольствие. К началу 1942 года численность польской армии достигла 73 415 человек.

В свою очередь в 1942 г. вооруженные формирования различных политических партий на территории бывшей Польши на основе СВБ преобразовывались в т. н. 'Армию Крайову' (АК). Однако на практике большинство руководителей аковских структур на территориях бывших 'всхидных крэсов' продолжали придерживаться концепции 'двух врагов'. Врагом ? 1 считалась Германия, а врагом ? 2 — СССР.

Какой же деятельностью прославились польские аковцы на землях Западной Белоруссии и Украины?

Дело в том, что советские структуры в период 1939 — 1941 гг. стали активно выдвигать в управленческие структуры в качестве руководителей сельсоветов в первую очередь представителей местного белорусского и украинского населения, а в городах также и выходцев из еврейских общин. Когда в 1941 г. Белоруссию оккупировали нацистские войска, то вслед за ними 'в Беларусь потянулись польские довоенные чиновники с Западной Беларуси и разные деятели из центральных районов Польши и иных стран (Литвы и Латвии)'.

В связи с отсутствием белорусских специалистов немецкие оккупанты стали опираться на польский элемент. В результате на первом этапе войны местные администрации оккупированных западнобелорусских территорий оказались преимущественно в руках поляков, связанных с подпольными структурами АК. Только на территории Новогрудского округа под фактическим руководством АК находилось около трети всех оккупационных организаций и учреждений. Более того, именно из поляков во многих районах оккупантами стали формироваться вспомогательные полицейские батальоны. Уже со второй половины 1941 года участники таких польских батальонов организовали в Лиде и Вилейке расстрелы сотен белорусов по обвинению в 'сотрудничестве с Советами'. А в Воложине поляки потребовали удалить с должностей всех белорусских лесничих, учителей и священников.

До весны 1943 г. аковские структуры воздерживались от прямых столкновений с советскими партизанскими отрядами. Они предпочитали пакостить исподтишка: нападали лишь на отдельных партизан и советские диверсионные группы, готовившие взрывы германских эшелонов и вырезали их, стараясь не оставлять следов. Кроме того, в г. Вильно был организован тайный Особый военный суд под руководством Охоцкого, при котором действовала т. н. 'Экзекутыва', только в 1941 — 1942 гг. физически ликвидировавшая несколько десятков советских подпольщиков.

Очень популярной в АК была склонность мимикрировать под советских партизан. Например, действовавший с 1942 г. в Щучинском районе отряд Яна Скорбы маскировался под советских партизан, прикрываясь обмундированием военнослужащих Красной Армии и русским языком. Наряду с пронацистскими полицейскими структурами некоторые подразделения АК использовали советскую форму и русский язык для грабежа и убийства мирных жителей белорусских и польских сел и деревень. По воспоминаниям Начальника Белорусского штаба партизанского движения Калинина, действовавшие в Вилейской области, 'головорезы из банды Лупешко (ротмистра З. Шендзеляжа) не останавливаются ни перед какими провокациями. Они прикалывают к головным уборам красные звёздочки и под видом советских партизан грабят население, насилуют женщин и девушек, убивают стариков и детей'* (П. З. Калинин, 'Партизанская республика', Минск, 1968, с. 317 — 318).

Боевики созданного при АК под руководством подготовленных английской разведкой офицеров-поляков секретного 'Управление диверсией' ('Кедыв') начиняли взрывными устройствами замедленного действия железнодорожные составы, которые взрывались под Смоленском и Курском, где немцы и искали виновников, устраивая облавы и проводя карательные экзекуции.

В нарушение советско-польского военного соглашения от 14 августа 1941 года правительство Сикорского приняло решение о выводе армии Андерса на Ближний Восток. Передислокация началась в марте и закончилась в августе 1942 года — в самый тяжёлый для СССР период Великой Отечественной войны, когда германские войска захватили Северный Кавказ и вышли к Сталинграду. Всего СССР покинул 75 491 польский военнослужащий и 37 756 членов их семей.

Эвакуация армии Андерса не могла не подорвать доверие Москвы к польскому эмигрантскому правительству, и весной 1942 года в Советском Союзе создаётся Союз польских патриотов (СПП), в который входили коммунисты, левые социалисты, людовцы (т.е. члены Крестьянской партии) и беспартийные. В самой Польше в январе 1942 года под названием Польская рабочая партия (ППР) была по сути дела воссоздана компартия, распущенная Коминтерном в 1938 году.

С начала 1943 года руководство АК стало отстранять от руководства командиров тех своих отрядов, которые хоть как-то сотрудничали с советскими партизанами и развернуло операцию по установлению своего контроля над значительными районами Западной Белоруссии и Юго-Восточной Литвы, а после разрыва дипломатических отношений между СССР и эмигрантским правительством в Лондоне 25.04.1943 г. (после гибели Сикорского в июле 1943 г. правительством Польши возглавил Миколайчик, активно включившийся в начатую гитлеровцами пропагандистскую кампанию по 'катынскому делу') конфликт между АК и советскими партизанами перешёл в неприкрытую войну.

Если раньше боевики АК истребляли белорусов, объявляя их перед советскими партизанами пронемецкими коллаборантами, а перед оккупационными властями — просоветскими подпольщиками, то теперь они перенесли свой террор из городов и райцентров в сельскую местность, действуя не только против 'партизан и Советов', но и занимаясь уничтожением скрывающихся в лесах евреев, а также поляков и белорусов, подозреваемых в просоветских настроениях. С этого момента соединения АК стали препятствовать передвижениям советских партизан, заготовкам продовольствия, начали устраивать против них засады, а также покушения на их руководителей.

7 июля 1943 г. в дер. Мачульное Волковыского района выстрелом из засады аковцами был убит секретарь подпольного райкома комсомола Климченя. В Щучинском районе засадами на партизан и зверскими убийствами с применением садистских истязаний прославились отряды Яна Борысевича ('Крыся') и Чеслава Зайончковского ('Рагнера'). Они разыскивали лесные стоянки партизан, убивали связных, сжигали хутора и деревни в партизанской зоне. В Виленской зоне в 1943 г. в столкновениях с отрядами АК белорусские партизаны потеряли 150 человек убитыми и 100 пропавшими без вести. В районе действия партизанской бригады им. Щорса в Заславльском и Дзержинском районах отряды АК уничтожили 11 белорусских деревень, убив при этом 200 мирных жителей, включая стариков, женщин и детей. В 1943 г. в Ивенецком районе отряд подхорунжего АК Здислава Нуркевича ('Ноц') терроризировал убийствами местных жителей и нападал на партизан. В ходе террористических акций участниками его подразделения были убиты командир партизанского отряда им. Фрунзе Иванов, комиссар отряда Данилин начальник особого отдела отряда Губа, три партизана бригады им. Жукова. По воспоминаниям П. З. Калинина, аковские вожди из 'Виленского подпольного центра' 'попытались даже предъявить некоторым командирам и комиссарам советских партизан ультиматум: рассматривать территорию западных областей Белорусской республики как исконно польскую' (П. З. Калинин, 'Партизанская республика', Минск, 1968 г., с 316).

Естественно, советские партизанские отряды не остались в долгу. 22.06.1943 г. состоялся пленум ЦК КП(б) Белоруссии. принявший ряд документов по партизанскому движению в западных областях Белоруссии, в которых подчёркивалось, что 'западные области являются неотъемлемой частью БССР и тут допустимо существование только групп и организаций, которые руководствуются интересами СССР'. Партизанам рекомендовалось более крупные польские формирования вытеснять с белорусской территории, а более мелкие разоружать и 'если есть возможность, включать в борьбу с немцами под советским руководством'.

С осени 1943 г. начинается взаимодействие между немцами и командирами отрядов АК, переросшее с января 1944 г. в активное сотрудничество. До весны 1944 года немцы давали им продовольствие, вооружение, транспорт и инструкции действий и не трогали, когда они нападали не на советских партизан, а на белорусских культурных и общественных деятелей.

В качестве примера можно привести документ 'Об отношении к немецким властям и вооруженным силам', принятый 5.05.1943 года подпольным формированием 'Гренадеры', являвшимся составной частью АК на территории Барановичской области, предписывавший своим последователям:

1. Стараться любой ценой быть в наилучших отношениях с немецким командованием. Чтобы знать всё точно и вовремя, мы должны иметь наших людей в немецком аппарате и на руководящих должностях...

3.Так как немцы враждебно относятся к коммунистам, мы должны использовать это. Называя коммунистами всех белорусских народных деятелей, которые всегда были и теперь являются серьёзными врагами поляков. Пусть их бьют немцы, а мы будем как бы проявлять сочувствие невинным жертвам. Белорусы никогда не смогут этого понять. Это народ тёмный, особенно политически...

4. Через своих людей просить полицию и немцев жечь белорусские деревни под предлогом, что они помогают партизанам. (В. И. Ермалович, С. В. Жумарь 'Огнём и мечом: Хроника польского националистического подполья в Белоруссии', Минск, 1994 г., с. 29).

Уже в ноябре 1943 года польские националисты из 'бандитской дружины 'Лена' приняли участие в карательной экспедиции гитлеровцев против советских партизан. Легионеры 'Лены' захватили переправы через Неман и пытались задержать наших партизан, чтобы поставить их под удар фашистских карателей. Только в течение 19 ноября партизанам пришлось трижды вступать в бой с бандой националистов' (П. З. Калинин, 'Партизанская республика', Минск, 1968 г., с. 316).

Весной 1944 г. действовавший при поддержке немцев и вооруженный отряд АК Зайончковского разгромил в лесу у дер. Кобыльники советское партизанское соединение. Постоянные нападения на советских партизан организовывал и подчинённый ему отряд Ежи Баклажеца (Пазуркевича). Кроме того, аковцы отличались особо зверским террором в отношении православного духовенства.

Архиепископ Афанасий Мартос отмечал, что в 1942-1943 гг. 'в западно-белорусских районах бесчинствовали польские партизаны. Они замучили насмерть нескольких православных священников, убили их семьи и многих православных белорусов. Эти жертвы безвременья заслуживают особого исследования о них историков' (Архиепископ Афанасий Мартос, 'Беларусь в исторической государственной и церковной жизни', Минск, 1990 г., с. 286).

В отчёте Барановичского гебиткомиссариата о действиях АК в 1942-43 гг. подчёркивалось: 'бандиты грабят и убивают только белорусов, но не поляков. Ни с одним ксендзом ничего не случилось. Тогда как множество православных священников-белорусов было зверски убито вместе с семьями или же изувечено и ограблено'. В 1943г в приходе Турейск Щучинского района был замучен священник Иван Аляхнович вместе с матушкой. Аковцы отрезали им уши, носы, выкололи глаза, матушке отрезали груди, а раны жгли огнём. Новый священник, отец Василий, назначенный на этот приход, был зверски замучен на третий день после приезда в Турейск... Близ Новогрудка был сожжен живьём иеромонах Лукаш. В местечке Крева аковцы расправились со священником М. Леванчуком и его дочерью и племянницей, работавших учительницами в местной белорусской школе, за то, что они посмели отпевать убитых белорусов, а также за его выступления в защиту белорусского языка и образования. Всего в Белоруссии аковцы уничтожили несколько десятков православных священников и членов их семей (В. И. Ермалович, С. В. Жумарь 'Огнём и мечом: Хроника польского националистического подполья в Белоруссии', Минск, 1994 г., с. 36).

В директиве для польских легионов (одно из ответвлений АК) от 14.05.1943 г. прямо говорилось: 'Целью польских легионов является освобождение Западной Белоруссии от большевизма. Каждый поляк должен помнить, что белорусы — это враги польского народа... Поляки должны всеми способами компрометировать белорусов перед немцами, добиваться арестов белорусов для того, чтобы потери белорусов были наибольшими'. С осени 1943 г. на Новогрудщине и Виленщине разгорелись кровавые бои между АК и советскими партизанами. Ставилась задача вытеснения последних с западнобелорусских территорий и уничтожения всех тех, 'кто не сочувствует польскому делу'.

В январе 1944 г. целый ряд польских бригад АК (в частности отряды Зайончковского, Пильха и Свиды) заключили соглашения с вермахтом и СД, обязуясь охранять железные дороги информировать о дислокации советских партизанских отрядов и, получив от них оружие, приступили к уничтожению партизан и белорусского населения в контролируемых районах. В марте 1944 г. фашистский генерал Готтберг на совещании в Минске с гордостью сообщал, что указанные три 'польские банды перешли на сторону вермахта и вовсю бьют красных'. В результате на Новогрудчине и Виленщине начались расстрелы русских гражданских лиц, убивались также выявленные аковцами родственники офицеров Красной Армии и советские учителя, направленные туда на работу перед войной. Только легионерами Столбцовского соединения Армии Крайовай, по данным, опубликованным в мемуарах его командира Адолфа Пильха ('Гуры'), с декабря 1943 до конца июня 1944 года было убито около 6 тысяч мирных жителей, объявленных ими 'большевиками'. При этом значительную часть погибших составляли женщины и дети. Несколько тысяч таких же 'коммунистов и коммунистических прихвостней', было убито аковцами в Лидском округе в феврале — апреле 1944 года. В том же Лидском районе еще в 1943 году они же расстреляли в целях зачистки от белорусского населения и 'потенциальных противников 'Речи Посполитой' около 1200 человек. Подобные 'акции' прикрывались самой отвратительной ложью. Например, когда в 1943 году аковские боевики расстреляли в Дуниловичском районе 30 человек, то советским партизанам они заявили, что расстреляли их за связь с жандармерией, а немцам представили казнённых как 'сталинских бандитов' (В. И. Ермалович, С. В. Жумарь 'Огнём и мечом: Хроника польского националистического подполья в Белоруссии', Минск, 1994 г., с. 24). В Щучинском районе к лету 1944 г. они заменили выведенные немецкие батальоны и с рвением занялись грабежами и убийствами всех, кого подозревали в сочувствии советским партизанам. В Василишкском районе в марте 1944 г. аковцы сожгли 28 хуторов и одну деревню и расстреляли 30 крестьян. В Белицком уезде с февраля по апрель 1944 г. ими было убито 480 человек. Свои кровавые акции сопровождавшиеся сожжением деревень с белорусским населением и убийствами сотен мирных жителей они продолжали в 1945 — 1946 годах и на территориях отошедших осенью 1944 года к Польше.

Справедливости ради отметим, что в АК имелись и подразделения, честно сотрудничавшие с советскими партизанами и с наступавшей Красной Армией. К их числу можно отнести прибывший в 1943 г. с территории Польши на Новогрудчину 8-й Ударный кадровый батальон Болеслава Пясецкого ('Саблевски'), возглавлявшего подпольную организацию 'Конфедерация Нации', а также некоторые отряды 27-й Волынской дивизии АК. Однако это были скорее исключения из общей линии руководства АК на конфронтацию с СССР.

Помимо открытой антисоветской политики эмигрантского правительства основной проблемой, мешавшей нормализации советско-польских отношений, стал отказ кабинета Сикорского от признания границ сентября 1939 года, то есть от включения в состав СССР территорий Западной Украины и Западной Белоруссии. Западные союзники (особенно Великобритания, в составе вооружённых сил которой сражалась переименованная во 2-й польский корпус армия Андерса) пытались помирить польское эмигрантское правительство с Москвой.

На Тегеранской конференции руководителей СССР, США и Великобритании (28 ноября — 1 декабря 1943 г.) премьер-министр Великобритании У. Черчилль предложил, чтобы 'очаг польского государства и народа' располагался между 'линией Керзона' (этнографическая граница польских земель, предложенная Антантой ещё в 1919 г. и примерно совпадавшая с советско-польской границей в 1945-1991 гг.) и 'линией реки Одер с включением в состав Польши Восточной Пруссии и Оппельнской провинции' (т.е. части германской Силезии). И.В. Сталин и президент США Ф. Рузвельт согласились с этим. При этом, однако, ни Черчилль, ни Рузвельт не проинформировали правительство Миколайчика о достигнутой в Тегеране договорённости.

11.01.1944 правительство СССР сделало официальное заявление о том, что советско-польская граница соответствует чаяньям населения Западной Украины и Западной Белоруссии, выраженным в референдуме 1939 года. А 1.02.1944 г. И.В. Сталин в ответном послании У. Черчиллю подчёркивал, что 'Советское правительство официально заявило, что оно не считает границу 1939 г. неизменной и согласилось на линию Керзона. Тем самым мы пошли на весьма большие уступки полякам в вопросе о границе. Мы вправе были ждать соответствующего же заявления от Польского Правительства'. И действительно согласно соглашению с просоветским правительством Польши в сентябре 1944 г., ей передавались Белосточчина, западная Брестщина и украинская Перемышльщина. Вопрос о Лемковщине, Холмщине и Закерзонье на дальнейших переговорах даже не поднимался.

Однако аппетиты лондонского правительства распространялись на все 'бывшие польские территории'. Поэтому боевые столкновения с АК продолжились и после освобождения Западной Белоруссии, Западной Украины и Юго-Восточной Литвы. Уцелевшие структуры АК приступили к тотальному террору против сторонников СССР. По неполным данным только с июля 1944 г. по май 1945 г. террористами из АК было убито 594 советских солдата и офицера. В районе Лиды уже в сентябре 1944 г. были организованы взрывы поездов и железнодорожных путей, а также кровавые нападения на сотрудников органов власти. В Вильно представители наиболее законспирированной диверсионной структуры АК — организации 'Не' (возглавляемой 'генералом' Фельдорфом), в задачи которой входили фабрикация ложных доносов и проведение разного рода провокаций, организовали убийство 12 самых активных деятелей Союза польских патриотов, в том числе и руководителя отдела культуры. Только в Лидском и Щучинском районах в 1945 -1948 гг. террористами из АК было убито 257 партийных и советских работников, а также офицеров и более 3500 представителей гражданского населения.

Всё это вызвало ответные репрессивные меры со стороны НКВД и истребительных батальонов. Согласно архивным данным в 1944 — 1946 гг. в целом на территории Белоруссии было ликвидировано 814 террористических организаций и вооруженных банд, в том числе 664 польских (из АК), 97 белорусских (из бывших полицейских и пособников германских оккупантов), 23 украинских и 27 других (литовских, немецких и т.д.). При их разгроме было убито 3035 и арестовано 17872 бандита и участника подпольных организаций и разоблачено и арестовано еще 27950 их пособников, а также ставленников германских фашистов.

Хотя отдельные группы АК продолжали зверствовать до начала 1950-ых, в целом с организованными бандформированиями в Западной Белоруссии и на Виленщине было покончено в 1947 году. Ещё раньше получили по заслугам наиболее одиозные руководители: в ноябре 1944 г. был захвачен и публично повешен в г. Лида прославившийся своими кровавыми злодеяниями подпоручик АК Ежи Баклажец ('Пазуркевич'), в декабре окружен на хуторе и убит в ходе боя поручик Зайончковский ('Рагнер'). Бежал за Буг вместе с отступающими частями вермахта один из ведущих аковских душегубов Адольф Пильх. В мае 1945 г. был арестован и осужден на 10 лет 'председатель' Виленского 'Особого военного суда АК' Охоцкий.

Глава

Деятельность 'АК' в Польше, план 'Буря'

В самой Польше в начале 1940 года на базе организации военного типа 'Служба победе Польши' был создан 'Союз вооружённой борьбы', получивший с февраля 1942 года официальное наименование Армия Крайова, то есть 'внутренняя' или 'отечественная' армия (АК). Организация подчинялась эмигрантскому правительству в Лондоне, её военным руководителем являлся командующий всеми польскими вооружёнными силами генерал Соснковский, настроенный резко антисоветски. Непосредственно в самой Польше АК с июля 1943 года возглавлял генерал Тадеуш Коморовский (псевдонимы 'Бур', 'Лавина', 'Знич').

АК насчитывала, по её собственным данным, 350-380 тыс. человек, однако непосредственно в боевые группы, которые вели диверсионную деятельность и проходили регулярную военную подготовку, входило лишь несколько десятков тысяч бойцов. Вплоть до конца 1943 года АК занималась в основном сбором разведданных для британского командования и накоплением поступавшего по воздуху из Великобритании оружия и боеприпасов.

Партизанских отрядов АК фактически не существовало, и подавляющее большинство членов организации находилось на легальном положении. Такая тактика называлась концепцией 'сбережения сил', в соответствии с которой АК должна была 'стоять с винтовкой у ноги' и ждать военного краха Германии, чтобы затем взять власть в Польше от имени эмигрантского правительства.

Руководство АК и представительство лондонского правительства в Польше, так называемая делегатура, занимали ещё более антисоветские позиции, чем кабинеты Сикорского и Миколайчика. Так, в официальном органе АК 'Информационном бюллетене' от 1 октября 1942 года сообщалось: 'Битва за Сталинград приобретает историческое значение. Очень важно и то, что колоссальная битва на 'великой реке' затягивается. В ней взаимно уничтожают себя две самые крупные силы зла — они так бьются друг с другом, как будто в этом их неизбежное предначертание'. Учитывая недовольство рядовых членов АК фактическим бездействием организации, 'Информационный бюллетень' (11 июня 1942 г.) оправдывал отсутствие партизанской борьбы тем, что она 'облегчала бы положение Красной Армии, каждый момент ожидающей немецкого наступления'.

План вооружённого восстания в Польше АК разработала ещё в 1940 году. Его предпосылкой должно было стать поражение Германии от западных союзников и уход немецких войск из Польши, а задачей — предотвращение разрушения страны отступавшими немецко-фашистскими войсками. План предусматривал и возможность вооружённой борьбы с Красной армией для 'освобождения' территорий, вошедших в состав СССР в сентябре 1939 года.

В 1941-1942 гг. эти планы несколько видоизменялись: в частности, предусматривалась высадка в Польше польских частей из Великобритании, но основа — предварительный крах Германии — оставалась незыблемой. При этом вплоть до разгрома немецких войск под Сталинградом АК не учитывала возможность вступления Красной армии на территорию Польши, так как, опираясь на опыт Первой мировой войны, полагала, что СССР настолько ослаблен, что не способен на масштабные наступательные операции.

Надо сказать, что правительство Сикорского пыталось охладить антисоветский пыл командования АК. Её Главный Комендант (главнокомандующий) в Польше генерал Стефан Ровецкий (Грот) наконец согласился относиться к русским как к союзникам, но только в том случае, если СССР вернёт Польше Западную Украину и Западную Белоруссию. После разрыва дипломатических отношений между польским эмигрантским правительством и СССР командование АК вновь зафиксировало в своих оперативных планах 'принципиально враждебную позицию' по отношению к Москве.

В конце сентября 1943 года англо-американское командование официально уведомило правительство Миколайчика, что Красная армия первой вступит на территорию Польши. Тем самым все предыдущие планы АК, основанные на крахе Германии в результате военных действий западных союзников, уже не отвечали реальности. К тому же в Польше всё активнее действовали подконтрольные ППР партизанские отряды Гвардии Людовой (ГЛ), то есть 'народной', которые в отличие от АК исповедовали тактику активного вооружённого противодействия оккупантам.

В 1941-1943 гг. были созданы и другие подпольные организации, воевавшие с гитлеровцами, как, например, отряды милиции Рабочей партии польских социалистов, корпус безопасности, Польская народная армия. В январе 1944 года была создана партизанская народная армия — Армия Людова (АЛ) под командованием генерала Михаила Жимерского (наст. фамилия Лыжвинский) ( псевдоним Роля), костяк которой составила ГЛ.

Эмигрантское правительство, боясь потерять доверие поляков, приступило к ограниченной борьбе против немецких оккупантов.

В феврале-апреле 1944 года на территорию Польши было переброшено несколько советских партизанских соединений, взаимодействовавших с польскими национально-освободительными силами. Стремясь воспрепятствовать росту авторитета АЛ, командование АК весной 1943 года приказало осуществлять нападение на её отряды.

В октябре 1943 года генерал Коморовский (Бур) подготовил план вооружённого восстания в Варшаве. Предполагалось внезапным ударом захватить столицу, затем в течение нескольких дней произвести там высадку польской парашютно-десантной бригады и подготовить всё необходимое для прибытия в Варшаву эмигрантского правительства из Лондона. Одновременно части АК должны были оказывать вооружённое сопротивление Красной армии на территориях, входивших до сентября 1939 года в состав Польши. Характерно, что представитель (делегат) эмигрантского правительства в Польше Янковский в докладной записке на имя Миколайчика от 10 января 1944 года требовал, помимо возвращения Западной Украины и Западной Белоруссии, включения в состав Польши Восточной Пруссии, Силезии и Литвы. Латвию, Эстонию и Украину предполагалось сделать независимыми государствами под польским контролем.

На совещании в Квебеке в августе 1943 года под влиянием относительно бескровной высадки союзников в Италии Черчилль и Рузвельт одобрили план 'Рэнкин', в рамках которого предусматривалось восстание в Варшаве силами АК и включение Польши в орбиту влияния западных союзников. В свою очередь АК рассчитывала на неизбежный 'советско-англосаксонский конфликт', что помешало бы Красной армии вступить в Польшу.

20 ноября 1943 года командующий АК издал приказ о введении в действие плана 'Буря', представлявшего собой комплекс диверсионных действий против отступавших немецких войск. При этом предусматривалось использовать временной разрыв между отходом вермахта и вступлением в тот или иной город советских войск для взятия инициативы в свои руки и 'презентации' власти польского эмигрантского правительства. Коморовский (Бур) предполагал, что такая политика на территории, которую СССР после 1939 года считал своей, неизбежно вызовет негативную реакцию советской стороны, и тогда польское эмигрантское правительство заявит официальный протест. Миколайчик по-прежнему не знал, что Рузвельт и Черчилль, причём по инициативе последнего, поддержали точку зрения Москвы на будущую советско-польскую границу. Таким образом, план 'Буря', несмотря на свое грозное название, был, по сути, чисто политической акцией.

Между тем в мае 1943 года в СССР началось формирование новых польских частей, не подчинявшихся эмигрантскому правительству и действовавших под политическим патронажем СПП и ППР. Уже к 29 мая в дивизии, получившей наименование 1-я Польская пехотная дивизия им. Т. Костюшко (командир — полковник З. Берлинг), насчитывалось более 15 тыс. человек. В октябре 1943 года у деревни Ленино дивизия, усиленная советскими частями, находясь в составе 33-й армии Западного фронта, приняла боевое крещение. К концу 1943 года польские войска в СССР насчитывали 32 400 солдат и офицеров, а в марте следующего года, то есть непосредственно перед вступлением Красной армии на территорию Польши, польский корпус был развёрнут в армию (с июля 1944 г. 1-я армия Войска Польского) под командованием генерал-лейтенанта З. Берлинга.

АК с самого начала занимала по отношению к польским частям в СССР враждебную позицию, называя их 'русской наёмной армией'. Силы АК, которые оказались бы на территории, занятой Красной армией, не должны были включаться в состав армии З. Берлинга. Однако советские органы не собирались терпеть, что вполне объяснимо, на контролируемой территории неподчинявшиеся им вооружённые формирования, так что их конфликт с силами АК избежать бы не удалось. Именно на это и рассчитывало руководство Армии Крайовой.

Первое соприкосновение 27-й дивизии АК и Красной армии произошло на Волыни в марте 1944 года в ходе боёв за г. Ковель. Правда, дивизия по численности едва 'тянула' на два полка. Тем не менее, советское командование решило сохранить её организационную самостоятельность, потребовав лишь оперативного подчинения. Однако Коморовский (Бур) с этим не согласился: он желал подчинения дивизии только приказам главного командования АК и эмигрантского правительства в Лондоне. Когда же немцы перешли в контрнаступление, и 27-я дивизия вновь оказалась в их тылу, Коморовский запретил ей пробиваться на соединение с Красной армией, приказав идти на запад.

В июле 1944 года командование АК приказало своим отрядам самостоятельно, до подхода советских войск, захватить 'исторические польские города' Вильнюс и Львов и провозгласить там власть эмигрантского правительства. Плохо вооружённые аковцы не смогли выполнить задачу, и оба города были освобождены Красной армией. Здесь впервые произошли вооружённые стычки частей аковцев с советскими войсками, так как поляки, выполняя заведомо провокационный приказ Коморовского, отказались разоружиться.

В целом 'Буря' не достигла своей основной цели — обострить отношения между западными союзниками и СССР по польскому вопросу. Темпы наступления советских войск в июне-июле 1944 года оказались столь стремительны, что союзники на акции АК просто не обратили внимания. К тому же после высадки в Нормандии англо-американцы оказались в очень тяжёлом положении и, рассчитывая на помощь СССР, не собирались портить отношения с Москвой. Более того, ещё в начале 1944 года Черчилль старался заставить эмигрантское правительство нормализовать контакты с СССР и признать 'линию Керзона' хотя бы предварительно как основу будущей советско-польской границы. Например, в феврале 1944 года Черчилль требовал от Миколайчика удалить из правительства наиболее антисоветские элементы (в т.ч. Соснковского) и признать новые восточные границы Польши, ибо, в противном случае, у Кремля не окажется иного выбора, как организовать новое польское правительство из 'просоветских элементов, находящихся в стране'. Одновременно при посредничестве президента Чехословакии Бенеша в Лондоне начались переговоры между советским послом при эмигрантских правительствах В.З. Лебедевым и кабинетом Миколайчика. Последний упорно отказывался пойти навстречу Москве. 16 февраля 1944 года Черчилль имел бурное объяснение с Миколайчиком, при этом открыто заявив о своих симпатиях к 'русской позиции': 'Я не могу не признать, что русские требования в вопросе обеспечения западных границ не выходят за пределы разума или законности'. Тогда Миколайчик попытался заручиться поддержкой США: 6 июня 1944 года он прибыл с визитом в Вашингтон. Рузвельт, которому нужны были голоса влиятельной польской общины на предстоявших осенью президентских выборах, заверил польского премьера, что 'никогда' не давал согласия на 'линию Керзона'. Мало того, президент посоветовал Миколайчику избегать окончательного решения вопроса о советско-польской границе. В то же время американский посол в Москве проинформировал Сталина, что переговоры Рузвельта с Миколайчиком проходили в русле тегеранских договорённостей. И всё же администрация США, особенно военные, требовали от Миколайчика безусловной координации действий АК с советским командованием. В зависимость от выполнения этого условия было поставлено выделение польскому правительству предоставлявшегося ежегодно кредита в 10 млн. долларов. В июле 1944 года Комитет начальников штабов США рекомендовал не выделять эту сумму, если Армия Крайова откажется от сотрудничества с Красной армией. Ободрённый поддержкой США, Миколайчик отказался признать 'линию Керзона' будущей советско-польской границей, и 23 июня 1944 года советско-польские переговоры в Лондоне были прерваны: в этих условиях руководство СССР пошло на образование 22 июля 1944 года Польского комитета национального освобождения. ПКНО в тот же день в освобождённом г. Хелме провозгласил народную власть и опубликовал свой 'Манифест к польскому народу' с программой борьбы за независимость Польши.

Польское эмигрантское правительство было вынуждено просить СССР принять Миколайчика в Москве. Подкреплением его позиций на переговорах в Кремле должно было стать восстание в Варшаве. Имелись и другие побудительные мотивы к демонстрации силы. Так, Коморовский сообщал в Лондон, что 'бездействие' АК может толкнуть массы в сторону коммунистов и что советские войска, а ещё 'хуже' — польские части Берлинга могут триумфально войти в Варшаву без участия Армии Крайовой. В этом случае без неё будут сформированы и новые властные структуры.

21 июля, получив известие о покушении на Гитлера, Коморовский решил, что давно ожидавшийся крах Германии наступил, и отдал приказ силам АК в Варшаве — в любой момент, начиная с 25 июля, быть готовыми к восстанию. В тоже время Коморовский отверг идею всеобщего восстания в Польше, так как оно содействовало бы успехам Красной армии, что на фоне 'тактичной и гибкой' позиции СССР может окончательно подорвать авторитет эмигрантского правительства.

23 июля 1944 года И.В. Сталин заявил о своей готовности принять Миколайчика в Москве. 25 июля в Лондоне состоялось заседание польского эмигрантского правительства, давшего 'зелёный свет' восстанию в Варшаве.

Однако Соснковский в несогласованной с Миколайчиком телеграмме Коморовскому рекомендовал последнему отказаться от восстания, чтобы сохранить силы АК для последующей борьбы против советских войск.

Разработанный штабом АК план восстания исходил из того, что в ближайшее время Вермахт сам оставит польскую столицу. Необходимо лишь взять власть в городе до вступления советских войск, для чего нужно захватить главные правительственные здания с целью немедленного размещения в них органов власти эмигрантского правительства. Так как 'Советы' надлежало поставить перед свершившимся фактом, никакой координации действий с наступавшими советскими войсками не предусматривалось. Вся концепция восстания исходила из краткой (максимум 2-3 дня) и относительно бескровной борьбы против отступавших германских войск. Более того, чтобы не задерживать их отход на запад, не планировался захват важнейших транспортных коммуникаций, в том числе стратегически важных мостов через Вислу.

Чтобы создать противовес ПКНО, избравшего своей временной резиденцией только что освобождённый советскими войсками Люблин, в Варшаве 26 июля 1944 года создаётся 'экспозитура' (т.е. представительство) лондонского правительства.

С 20-х чисел июля 1944 года Варшаву охватывает паника: из города бежит оккупационная администрация и немецкое гражданское население, что укрепляет командование АК во мнении о правильности выбранного для восстания момента. Но уже 25-27 июля обстановка резко меняется: Гитлер приказал удерживать город любой ценой. В польскую столицу возвращается немецкая администрация, в район Варшавы прибывают свежие немецкие части, в том числе танковая дивизия СС 'Герман Геринг'. Начальник Отдела II генштаба Армии Крайовой (разведка и контрразведка) полковник Казимеж Иранек-Осмецкий (Антони) в этих условиях предложил Коморовскому отложить выступление. Последний колебался, и только обвинения со стороны руководства экспозитуры в трусости заставили главу АК выполнить намеченное решение.

Не желая координировать свои действия с СССР, АК пыталась втянуть в готовящуюся авантюру Великобританию. 27 июля 1944 года польский посол в Лондоне Рачиньский официально уведомил Черчилля о предстоящем восстании (Миколайчик уже находился на пути в Москву), а министр обороны эмигрантского правительства Кукель озвучил в связи с этим конкретные требования: подкрепить восставших силами польской воздушно-десантной бригады и авиацией.

Британский комитет начальников штабов в письменном заключении на меморандум Кукеля отмечал: 'По нашему мнению, союзные операции в Польше могут проводиться исключительно при полной координации с русским наступлением'. Посылку польской воздушно-десантной бригады комитет посчитал нереальной, так как перелёт над Германией привел бы к тяжёлым и неоправданным потерям. Как практически неосуществимые оценивались и возможные бомбардировки немецких аэродромов под Варшавой.

Примечательно, что англичане не питали иллюзий по поводу боевой мощи Армии Крайовой, считая, что её потенциал крайне незначителен. Действительно, формально в Варшавском округе АК числилось около 30 тыс. бойцов, что вдвое превосходило немецкие силы, однако повстанцы имели всего 47 пулемётов, 657 автоматов, 29 противотанковых ружей, 2629 винтовок, 2665 пистолетов и 50 тыс. гранат. Тяжёлое вооружение полностью отсутствовало. С учётом того, что немцы заблаговременно укрепили ключевые здания в городе, готовясь к обороне против советских войск, восстание без тяжёлого вооружения было обречено на поражение.

Глава

Варшавское восстание

31 июля 1944 года на совещании главного штаба АК ещё превалировала точка зрения о преждевременности выступления. К этому моменту Коморовскому уже стало известно о начавшемся контрнаступлении немцев под Варшавой. Однако в 17 ч 31 июля командующий округом АК 'Варшава' полковник Антоний Хрусьцель ('Монтёр', 'Сокол','Конар','Нурт') неожиданно сообщил Коморовскому, что, по данным связных, советские танки якобы уже ворвались в Прагу (часть Варшавы, находящаяся на восточном берегу Вислы). Впоследствии выяснилось, что эта информация оказалась ложной, но именно под её влиянием Коморовский решился отдать приказ о начале восстания в 17 ч. 1 августа 1944 года.

Знали ли немцы о подготовке и дате восстания? Можно однозначно утверждать — 'ДА'. Еще в середине июня 1944 г. вблизи Юзефова (пригорода Варшавы) состоялась тайная встреча старшего офицера немецкой службы безопасности штурмбаннфюрером СС Пауля Фухса и командующего Армией Крайовой Тадеуша Бур-Коморовского.

На переговорах присутствовал немецкий офицер-переводчик, впоследствии завербованный польской службой безопасности и представивший детальный отчет об их ходе. В этом документе воспроизводится запись хода переговоров.

'Фухс. Пан генерал, до нас дошли слухи, что вы намерены объявить о начале восстания в Варшаве 28 июля и что в этом направлении с вашей стороны ведутся активные приготовления. Не считаете ли вы, что такое решение повлечет за собой кровопролитие и страдания гражданского населения?

Коморовский. Я только солдат и подчиняюсь приказам руководства, как, впрочем, и вы. Мое личное мнение не имеет здесь значения, я подчиняюсь правительству в Лондоне, что, несомненно, вам известно.

Фухс. Пан генерал, Лондон далеко, они не учитывают складывающейся здесь обстановки, речь идет о политических склоках. Вы лучше знаете ситуацию здесь, на месте, и можете всю информацию о ней передать в Лондон.

Коморовский. Это дело престижа. Поляки при помощи Армии Крайовой хотели бы освободить Варшаву и назначить здесь польскую администрацию до момента вхождения советских войск...

Я знаю, что вам известны места, где я скрываюсь, что каждую минуту меня могут схватить. Но это не изменит ситуации. На моё место придут другие, если Лондон так решил, восстание, несомненно, начнётся'.

Узнав о восстании в Варшаве, Гиммлер назвал его 'подарком судьбы', так как оно стало удобным предлогом для массовых репрессий и разрушения польской столицы.

Согласно советскому плану операции, утверждённому И.В. Сталиным 28 июля 1944 года, Варшаву предполагалось брать не в лоб, а обойти с севера и юга, создав для этого плацдармы на Висле. Такая тактика учитывала и необходимость сохранения города как одного из центров славянской культуры. 28 июля — 2 августа 1944 года советские войска создали плацдарм к югу от Варшавы и передали его частям Войска Польского, которые должны были, наступая вдоль реки, войти в Варшаву с юга. К этому времени войска 1-го Белорусского фронта (командующий — Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский), находившиеся под Варшавой, пройдя с непрерывными боями более 600 км, были крайне измотаны. К тому же тылы отстали, отсутствовало воздушное прикрытие, так как 16-я воздушная армия еще не успела перебазироваться на ближайшие к фронту аэродромы. Так что для советского командования восстание началось в самый неподходящий момент, ибо приковывало к Варшаве пристальное внимание гитлеровцев, перебросивших сюда дополнительные силы.

Зная обо всём этом, германское командование решило нанести мощный танковый контрудар со стороны Варшавы в тыл советскому плацдарму на Висле. Для этих целей привлекалось 5 танковых дивизий, переброшенных из Румынии, Голландии и Италии. Всего под Варшавой в конце июля немцы сосредоточили 51,5 тыс. солдат и офицеров, 1158 орудий и миномётов, 600 танков и САУ.

Находившаяся ближе всего к польской столице советская 2-я гвардейская танковая армия насчитывала 32 тыс. бойцов, 468 орудий и миномётов, 425 танков и САУ. Ударив с трёх сторон, немцы фактически окружили и уничтожили 3-й танковый корпус 2-й армии и 2-3 августа отбросили советские войска от Варшавы, которые на подступах к городу потеряли 280 танков и оказались вынужденными перейти к обороне.

Между тем Миколайчик прибыл в Москву. 31 июля он встретился с наркомом иностранных дел СССР В.М. Молотовым. В ходе беседы польский премьер ни словом не обмолвился о планируемом восстании. Знавший о подготовке восстания Черчилль также ничего не сообщил Сталину.

1 августа 1944 года в назначенный час 'W' восстание вспыхнуло по всей Варшаве. К АК с первых дней присоединились несколько сот бойцов Армии Людовой, основная же часть АЛ была выведена из города ещё до восстания для налаживания партизанской борьбы в лесах. Повстанцы захватили большую часть столицы, но не смогли занять, ни одного крупного правительственного здания. Вокзалы, главные транспортные артерии и, что особенно важно, мосты через Вислу остались в руках противника. В самом городе повстанцы, овладев рядом районов, всё же не смогли создать единой освобождённой территории, ибо всюду остались немецкие опорные пункты. Сам Коморовский признавал, что город в смысле расположения противоборствующих сторон напоминал 'шахматную доску'. В первый же день необстрелянные части АК, состоявшие в основном из молодёжи и интеллигенции, понесли тяжёлые потери — около 2000 человек против 500 солдат и офицеров противника.

Находясь в Москве, польский премьер под влиянием оптимистических сообщений Коморовского на первой встрече со Сталиным 3 августа 1944 года сообщил, что 'польская подпольная армия' 1 августа начала открытую борьбу против немцев в Варшаве, и он вскоре намерен выехать туда, чтобы создать своё правительство. Сталин возразил, что Варшава, похоже, ещё находится в руках немцев. Однако Миколайчик настаивал, что город будет вскоре полностью освобождён. 'Дай бог, чтобы это было так', — ответил советский лидер. Сталин дал в ходе беседы весьма точную характеристику Армии Крайовой, подчеркнув, что она слаба и не вела против гитлеровцев активной борьбы. Сталин прямо сказал Миколайчику, что тактика АК, по его мнению, состоит в том, чтобы 'беречь себя и затем объявиться, когда в Польшу придут англичане или русские'

Начиная с 4 августа немцы приступили к планомерному подавлению восстания силами СС, полиции, украинских националистов и так называемой РОНА. С 10 по 20 августа 1944 г. в Варшаве свирепствовали подручные предателя, организатора 'Русской освободительной народной армии' (это не РОА Власова), в то время бригаденфюрера и генерал-майора войск СС Бронислава Каминского, которые начали дикую расправу над польскими женщинами и детьми. Этим немцы хотели предметно показать полякам, что их ждёт, когда придут русские! Затем после показательной жестокости 'восточных варваров' бригаду Каминского вывели из Варшавы, её личный состав передали Власову, а Каминского за плохое обращение с поляками расстреляли! ('Исторический архив', ? 4, 1994. С.62). Но ни один из немцев, сжигавший польских женщин и детей из огнемётов, не был наказан. Справедливость по-нацистски. Но некоторые поляки поверили в неё и для них главные виновники варшавской трагедии — русские.

При подавлении восстания гитлеровское командование, используя разобщённость восставших, методично, по очереди уничтожало очаги сопротивления, применяя тяжёлые орудия, бронепоезда, танки и огнемёты. Повстанцы несли значительные потери, вскоре стал ощущаться недостаток боеприпасов. Учитывая всё это, печать АК начала публикацию материалов о том, что восстание якобы согласовывалось с англичанами и представителем командующего 1-м Белорусским фронтом. При этом за 'представителя Рокоссовского' штаб АК выдавал некоего капитана Калугина, якобы заброшенного к повстанцам по воздуху. На Калугина ссылался даже Миколайчик в ходе второй беседы со Сталиным 9 августа 1944 года. На самом деле Калугин служил офицером во власовской армии, сбежал в декабре 1943 года к польским партизанам. 5 августа 1944 года Калугин передал из штаба Коморовского телеграмму Сталину с просьбой помочь восставшим оружием.

2 августа 1944 года разведка 1-го Белорусского фронта получила первые, весьма расплывчатые сообщения о восстании в Варшаве. Обстановка на тот момент оставалась неясной даже для Коморовского. В город был сброшен советский связной офицер с радиостанцией, но он погиб, так как советское командование не знало точного расположения повстанческих сил.

В беседе со Сталиным 9 августа тон Миколайчика был уже совсем другим: он просил быстрейшей помощи повстанцам оружием. Сталин не возражал. Однако он справедливо отметил, что восставшим требуется, прежде всего, тяжёлое оружие, а сбросить его с самолётов технически не представляется возможным. В целом советский лидер расценил восстание как 'нереальное дело', так как у немцев под Варшавой три танковые дивизии и много пехоты. 'Просто жалко этих поляков' (т.е. повстанцев). Сталин весьма откровенно сказал, что вначале считал взятие Варшавы советскими войсками делом нескольких дней, однако противник перебросил под город дополнительные силы и теперь освобождение польской столицы потребует времени. Советский лидер предложил направить к повстанцам офицера связи с системой сигналов и шифров. Одновременно при участии специального представителя Ставки ВГК Г.К. Жукова 8 августа 1944 года был разработан новый план освобождения Варшавы. Однако операция не могла начаться ранее 25 августа. Положение осложнялось и тем, что гитлеровцы во второй половине августа резко активизировали нажим на плацдарм к югу от Варшавы, так что для его удержания пришлось отвлечь дополнительные силы.

Тем временем восстание принимало характер всенародной борьбы против оккупантов: героически сражавшиеся варшавяне не знали о закулисных манёврах руководства АК и истинных мотивах восстания. А в печати АК усилились нападки на СССР, который, якобы заранее зная о восстании, не оказывает теперь никакой помощи. В качестве ответной меры 13 августа 1944 года публикуется заявление ТАСС; в нём подчёркивалось, что Советский Союз не имеет к восстанию никакого отношения, и оно с ним предварительно не согласовывалось.

16 августа в ответ на обращение Черчилля о помощи восставшим, Сталин сообщил, что сначала он распорядился 'интенсивно сбрасывать' вооружение в район Варшавы, затем советское командование, убедившись, 'что варшавская акция представляет безрассудную ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв', пришло к выводу, 'что оно должно отмежеваться от варшавской авантюры, так как оно не может нести ни прямой, ни косвенной ответственности за варшавскую акцию'.

Понимая, что восстание не удалось, эмигрантское правительство пыталось свалить ответственность за его начало не только на Москву, но и на Лондон. Так, в начале августа поляки пожаловались американцам, что англичане, пообещав якобы оказывать восстанию помощь, что, как говорилось ранее, не соответствовало действительности, теперь отказываются это делать. Однако английская авиация небольшими силами 3, 4 и 13 августа 1944 года осуществила сбросы над Варшавой оружия и продовольствия. Как и ожидалось, потери бомбардировщиков от зенитного огня противника оказались непропорционально тяжёлыми: в среднем на тонну сброшенного груза пришёлся один сбитый самолёт. При этом большая часть грузов, особенно во время последних вылетов, попала в руки немцев, так как сбросы приходилось вести с больших высот.

Попытка Миколайчика побудить к помощи США также не возымела успеха: американцы сослались на то, что АК в оперативном отношении подчиняется Лондону. Правда, 14 августа 1944 года американцы попросили СССР о разрешении использовать советские аэродромы для челночных полётов на Варшаву, но СССР не пошёл на это, так как не желал показывать свою причастность к авантюре АК. На позицию СССР, несомненно, повлиял провал переговоров с Миколайчиком в Москве: последний опять отказался признать восточные границы Польши в соответствии с 'линией Керзона'. К тому же, советской стороне стало известно, что грузы союзников, сбрасываемые с больших высот, достаются немцам. Характерно, что в середине августа западные союзники и сам Миколайчик признавали в переписке с советским руководством, что восстание началось преждевременно.

Таким образом, к началу сентября 1944 года стало ясно, что реально спасти восставших от планомерного и систематического истребления может только наступление Красной армии. 22 августа 1944 года в послании Черчиллю и Рузвельту Сталин подчеркнул, что 'советские войска... делают всё возможное, чтобы... перейти на новое широкое наступление под Варшавой. Не может быть сомнения, что Красная Армия не пожалеет усилий, чтобы разбить немцев под Варшавой и освободить Варшаву для поляков. Это будет лучшая и действенная помощь полякам-антинацистам'.

5 сентября 1944 года в своём секретном анализе ситуации Коморовский писал: 'Думаю, что нам не надо предаваться иллюзиям, что советское наступление через несколько дней завоюет Варшаву. У немцев достаточно сил, чтобы остановить советское продвижение. Русские силы оторваны от своих баз снабжения и им не хватает средств связи. У немцев, напротив, всё это есть... Висла защищает немцев от русского вторжения'. Характерно, что, прекрасно осознавая истинные мотивы советской позиции, штаб АК через свою печать продолжал уверять варшавян в 'предательстве Москвы'.

10 сентября 1944 года 47-я армия и 1-я армия Войска Польского перешли в наступление на Варшаву. Им противостояла 100-тысячная группировка немцев, средняя плотность которой составляла: одна дивизия на 5-6 км фронта. Завязались упорные бои за восточную часть Варшавы — Прагу. В ночь на 14 сентября советские войска вышли к Висле. Гитлеровцы успели взорвать все мосты через реку. Слабые повстанческие силы (к тому времени Коморовский уже начал с немцами переговоры о капитуляции), оттеснённые в центр города, не смогли помешать разрушению мостов. Лишний раз сказалось отсутствие координации между действиями АК и советских войск. В боях за Прагу было уничтожено 8500 гитлеровцев, и Москва 14 сентября 1944 года салютовала войскам, взявшим эту часть города, официально объявленную немцами крепостью, залпами из 224 орудий.

Именно 14-15 сентября 1944 года являлось с военной точки зрения самым подходящим моментом для начала восстания в Варшаве, которое, в случае захвата мостов через Вислу, могло бы привести к быстрому и с наименьшими потерями освобождению города.

Выход советских войск на Вислу заставил Коморовского прервать переговоры с немцами и укрепил боевой дух восставших. С 13 сентября 1944 года советские самолёты (в отличие от английских действовавшие на предельно малых высотах) начали сбрасывать повстанцам оружие и продовольствие. Всего с 14 сентября по 1 октября 1944 года повстанцы получили 156 миномётов, 505 противотанковых ружей, 2667 автоматов и винтовок, 41 780 гранат, 3 млн. патронов, 113 т продовольствия и 500 кг медикаментов.

16 сентября 1944 года 1-я армия Войска Польского начала переправу на западный берег Вислы, пытаясь соединиться с повстанцами, удерживавшими недалеко от берега южное и северное предместья Варшавы — Чернякув и Жолибож.

И вдруг оказалось, что на этих участках — гитлеровцы. Вскоре стало известно, что по распоряжению Бур-Коморовского и его заместителя полковника по кличке 'Монтёр' части и отряды Армии Крайовой к началу высадки десанта были отозваны с прибрежных окраин вглубь города. Почему же бойцы Армии Крайовой в решающий момент сдали немцам свои позиции на западном берегу Вислы? Вероятно, дело в том, что после того, как овладеть всей Варшавой Армия Крайова оказалась не в силах, её руководство приняло решение овладеть символом польской государственности — Королевским замком. Поэтому сюда было стянуто большинство отрядов аковцев. Основные потери они понесли в боях у Королевского замка. Его захват и последующее удержание до подхода советских войск дало бы возможность руководству АК предстать перед советским руководством полноправным представителем восстановленной государственной власти в Польше, заседающим в государственной резиденции.

Никаких планов у руководства АК относительно помощи Красной Армии в форсировании Вислы и освобождении Варшавы не было. Ему было абсолютно безразлично, каких жертв это будет стоить советским войскам. Рокоссовский, пытаясь наладить связь с руководством Армии Крайовой, приказал выбросить в Варшаву двух офицеров — парашютистов. Глава Армии Крайовой генерал Бур-Коморовский на контакт с представителем советского командования не пошёл. Советскому офицеру Ивану Колосу, раненому, пришлось в одиночку выбираться из незнакомого города.

Тем не менее, советское командование в период с 16 по 20 сентября в Варшаву переправило 6 усиленных пехотных батальонов, однако танки и орудия перевезти не удалось.

К 23 сентября гитлеровцы вытеснили десант на восточный берег. Польские части понесли тяжёлые потери: 3764 убитых и раненых. В этих условиях командование АК могло бы ударом из центра города помочь десанту, но оно не только не сделало этого, а, наоборот, приказало своим частям не переправляться вместе с десантниками обратно за Вислу, а пробиваться в центр столицы.

27 сентября немцы перешли в решающее наступление на повстанческие районы. Коморовский отверг мысль пробиваться через Вислу, и 2 октября 1944 года подписал с командующим германскими войсками в Варшаве генералом СС фон дем Бах-Зелевски соглашение о капитуляции.

В плен попало 17 тыс. повстанцев, в том числе 922 офицера АК. АК потеряла до 25 тысяч — ранеными и 5 тысяч — пропавшими без вести....

Надо сказать, что аковцы сумели выторговать у нацистов условия почётной капитуляции с сохранением холодного оружия (сабель). Прежде чем принять капитуляцию Армии Крайовой в Варшаве, в Прушковский лагерь, подготовленный для аковцев, была направлена делегация АК. Фишер, губернатор Варшавского округа, отмечал в своем докладе начальству, что лагерь офицерам Армии Крайовой понравился!

Руководителю восстания генералу Бур-Комаровскому немцы предоставили самолёт, на котором тот вылетел сначала в Швейцарию, а затем в Лондон. Интересно бы было знать за какие заслуги перед рейхом Армия Крайова и её командующий были удостоена таких привилегий?...

Отряды Армии Людовой ушли из города и частично пробились через Вислу.

В результате восстания погибло до 150 тыс. поляков, в том числе 16 тыс. повстанцев. Гражданское население Варшавы немцы вывезли из города — 87 тыс. человек попали на принудительные работы в Германию, 350 тысяч — насильственно переселены.

За время восстания гитлеровцы уничтожили 25 проц. довоенной застройки города. Вплоть до освобождения Варшавы 17 января 1945 года части СС по указанию Гиммлера планомерно взрывали культурные памятники (особенно архивы и библиотеки) польской столицы.

Отметим, что главные силы немецких войск во время восстания находились на фронте, где немцы понесли 75 проц. всех потерь. Войска 1-го Белорусского фронта потеряли на подступах к Варшаве в августе — первой половине сентября 1944 года 166 808 солдат и офицеров.

31 декабря 1944 г. Крайова Рада Народова приняла закон о создании правительства национального единства, персональный состав которого признали как высшие советские инстанции, так и западные союзники. Сталин настоял, чтоб вице-премьером стал Станислав Миколайчик, бывший до тех пор премьером лондонского правительства.

19 января 1945 г. главнокомандующий Армии Крайовой распорядился распустить организацию и при этом дал директиву: руководящие кадры и оружие сохранить до так называемой операции 'Не' (Неподлеглость — Независимость). Одна ошибка потянула за собой другие.

Из-за активизации пролондонского подполья на освобожденных территориях Польши до апреля 1945 г. погибло около тысячи советских солдат и офицеров, а несколько сотен было ранено. Это побудило соответствующие советские органы начать аресты. Самый известный из советских послевоенных процессов над поляками — 'дело шестнадцати' — вела Военная коллегия Верховного суда СССР с 18 по 21 июня 1945 г. Были вынесены приговоры. Часть осужденных уже никогда не вернулась на родину, а те, кто, отбыв сроки, оказались в Польше, снова — вопреки закону — предстали перед судом, на этот раз польским, который вторично назначил им наказание за ту же провинность.

Напряженными стали отношения внутри освобожденной страны; в некоторых областях Польши это продлило войну, по меньшей мере, еще на три года. Погибло 20894 сторонника власти (число ее погибших противников до сих пор не подсчитано, но их было значительно больше) — офицеров и солдат Войска Польского, служащих госучреждений, активистов левых политических партий.

Глава

Первые шаги

Так что есть над, чем и главное с кем поработать. Каким образом работать? Да наиболее простым и действенным.

На первом этапе — до начала восстания — индивидуальный террор в отношении генералов АК и гестаповцев. Списочек жертв будет не такой уж и большой — всего чуть более двух десятков известных в Польше человек.

На втором этапе — в ходе восстания, если конечно меня к тому времени не разоблачит и не прикончит польская или немецкая контрразведка — захват и удержание городских мостов. Ну ладно не всех признаю, хватил лишнего — хотя бы одного из них. Ну на крайний случай хотя бы постараться уговорить польских товарищей не оставлять своих позиций вокруг набережной и обеспечили возможность переправы через Вислу из Праги (часть Варшавы) частей Войска Польского.

Естественно, что в одиночку такой объем работы не поднять, нужна группа. Хотя бы, потому что не знаю многих местных реалий и польского языка. Так что нужна группа на первом этапе хотя бы 5-7 человек, состоящая из проверенных единомышленников. Мне повезло, что в наследство от Николая Ивановича досталась его группа — Белов и Каминский. Неоднократно проверенные в делах, но по сведениям из будущего у обоих есть некоторые существенные недостатки.

Белов не знает ни немецкого, ни польского языков, что значительно ограничивает область его применения. Зато он знает украинский язык и отличный механик. Документы у парня не засвеченные и его вполне можно использовать в качестве водителя. Была бы машина.

Каминский плохо владеет немецким языком и практически не разбирается в технике. Зато как носитель польского языка будет незаменим в общении с населением генерал-губернаторства и Варшавы. Кроме того у него остались друзья в Кракове и Варшаве через которых можно будет попытаться выйти на бойцов 'Армии Людовой' или 'Армии Крайовой'. Лучше конечно на первых. Ближе они мне по душе что ли — не сидели без дела в оккупации активно сражались с гитлеровцами в подполье. Если этого не получится сделать, придется собирать группу уже в Варшаве до начала восстания. Пока же придется обходиться теми, кто есть.

Ладно, все это планы 'писанные вилами на воде', сейчас главное определиться с текущим моментом и легализоваться.

Если исходить из слов Белова, то на дворе 17 или 18 февраля 1944 года. Почему я так решил? Все просто. По читанным мной в прошлой жизни материалам Кузнецов 14 февраля покинул лагерь еврейской самообороны. С моим вселением в тело выход группы не состоялся. Я три дня провалялся в 'горячке'. Отсюда и дата.

Самой большой головной болью для меня является легализация в тылу враг. Это я для своих сотоварищей-партизан известная личность 'Грачев', а вот для врага 'Зиберт' человек которого следует срочно задержать. Личность Пауля Вильгельма Зиберта слишком засвечена. Значит, нужны новые документы и легенда для легализации. Лучше всего мне бы подошли документы немецкого офицера или солдата. С ними проще было бы передвигаться на оккупированной территории. Да и я под это дело очень неплохо подхожу со своим знаниями и умениями. С внесением необходимых изменений в такие документы справлюсь. Надо только пару иголок, дратву ну и еще кое-что по мелочам.

Не помешал бы мне и собственный транспорт. Где все это взять? Только у врага. Как? А вот тут есть идея. Зря, что ли столько лет учили оружием пользоваться. Тем более что тихая и спокойная жизнь не для меня. У кого-нибудь из встреченных на пути врагов документы для меня обязательно найдутся.

Была и еще одна проблема — мой визави. Точнее память об истории его жизни и смерти, а также его наследство в виде отчета о работе. Таскать отчет с собой или бросить где-либо считаю большой и неоправданной глупостью. Поэтому надо что-то делать. Вот только что? Перебирая варианты в уме, я наткнулся на довольно таки интересный выход из ситуации, который и взял за основу.

Ну, а дальше по ранее намеченному плану. Для начала нужно как можно скорее покинуть лесной лагерь иначе действительно можно подхватить тиф, а мне болеть никак нельзя.

Мои размышления прервал приход соратников. Иван поставил котелок с водой на буржуйку, а Ян сложил дрова рядом с печкой и обратился ко мне.

-Николай Васильевич как вы себя чувствуете? Ведь говорил же, что вам нельзя было идти к больным. От них ведь могли заразиться. Хорошо еще, что только простыли, а не слегли с сыпным тифом.

— Спасибо, Ян. Сейчас уже значительно лучше, а идти надо было обязательно. Кто бы мне еще сказал, что произошло с группой Крутикова, а так же Бурлаком. Теперь хоть ясно, что надеяться на то, что Бурлак с радиостанцией придет в Ганичево не стоит. Что я в бреду говорил?

— Я не понял. Английским языком не владею, так всего пару слов знаю. Но, то, что вы что-то по-английски объясняли или рассказывали точно. А еще по-немецки команды и распоряжения давали. Сами знаете, что с немецким языком у меня, тоже не очень хорошо. С пятого на десятое знаю. Понять еще могу, но вот сказать ...

— Ничего страшного, научишься еще языкам.

— Николай Васильевич надолго мы тут застряли? — Вмешался в разговор Белов.— А то надо что-то решать с продуктами, да и вообще. В отряде еще несколько человек с тифом слегли.

— Я думаю, нет. Сегодня еще отлежусь, и надо будет уходить. Продукты совсем закончились? Нам на дорогу хватит?

— Продукты, что Баум выделил, есть, но на дальнюю дорогу вряд ли хватит. Больно прижимист Оиле. Поспешили вы Николай Васильевич ему расписку давать.

— Они поделились всем, чем могли. Им еще в лесу неизвестно сколько скрываться. Возможно нам, по дороге еще, что удастся приобрести. Наш Проводник здоров?

— Я Самуила сегодня видел. Живой, здоровый.

— Предупреди его насчет нашего скорого выхода и если можно пригласи его ко мне для разговора.

— Есть.

С каждой минутой я чувствовал себя лучше и увереннее. После обеда к нам зашел Самуил Эрлих. Мы с ним переговорили накоротке. Главное что он подтвердил свою готовность проводить нас к линии фронта.

Под благовидным предлогом отправив из землянки Каминского. Я, оставшись с Беловом, наедине заговорил о задуманном мной деле.

— Вот что Ваня. Тебе придется идти на встречу со связными одному. Возьмешь с собой в качестве проводника Самуила и еще пару ребят из местного отряда еврейской самообороны. Пойдете в немецкой форме. Так вам будет проще. Твоя задача передать в центр мой отчет и организовать помощь сюда. Мы же с Яном пойдем в Краков, как и приказывал Медведев...

— Николай Васильевич, да вы что. Как же я вас брошу. Я так не могу!

— Надо Ваня. Надо. Кто-то должен сообщить командованию о наших последующих действиях. Кроме тебя сделать это некому. Мы будем ждать связного по известному адресу в Кракове. Если обстановка осложнится, то уйдем в Варшаву, там тоже дел хватает.

— Вы же считай, совсем без документов остались! Те, что у вас есть засвечены! Сами говорили, что немцы ищут гауптмана Зиберта.

— Да ты прав. Мне действительно срочно нужны новые документы. Это еще один повод отправиться тебе в отряд. Возьмешь мои документы и отнесешь туда, чтобы там сделали для меня новые. У Яна документы в порядке и не засвечены. Ну, а с документами для меня пока ты мне не доставишь новые, что-нибудь придумаем. Есть у меня одна идейка...

Сейчас одним из главных для нас вопросов является — наличие транспорта. Чтобы мы с Яном могли как можно быстрее покинуть этот район. Достать его можно только у немцев. Так что до того как ты, Николай, уйдешь нужно провести операцию на дороге по его захвату.

— Рискованно это Николай Васильевич. Ищут же нас. Немецкие патрули кругом. — Сказал Ян.

— А что нам остается делать? Пешком уходить, по снегу? Не лучшая идея. Во-первых, далеко не уйдем. Во-вторых, ты правильно сказал кругом патрули и посты немцев. Которые в первую очередь будут смотреть на тех, кто пытается их обойти и двигается пешком. Поэтому нужен транспорт, а раз так, то будем рисковать...

Глава

Лебовски

Место для засады подсказал и не только подсказал, но и согласился проводить туда Самуил. Да не один, а с еще тремя парнями. На следующее утро, коротко попрощавшись с Оиле Баум, наш маленький отряд тронулся в путь. По дороге я присматривался к ребятам из самообороны. Боевые, активные, они умело двигались по лесу. Ближе к сумеркам мы были на месте.

Оставив Ивана с ребятами в лесу делать лежку, мы с Яном и Самуилом вышли к месту предполагаемой засады. Заодно посмотрели и небольшую полянку рядом с дорогой, куда можно было спрятать будущий трофей.

Место, предложенное для организации засады, меня более чем устроило. Дорога около двух километров шла краем леса и огибая овраг делала поворот с заездом в лес и дальше шла по нему около километра. За оврагом густой кустарник и поросль близко подходили к дороге, что значительно облегчало организацию нападения на двигающийся по ней транспорт. По сообщению Самуила в пяти километрах отсюда раскинулось село, в котором стоял небольшой немецкий гарнизон, состоящий из солдат тыловиков и полицейских. А раз так работать желательно по-тихому. Лучше всего под видом патруля или поста, но нужен хоть какой-то транспорт, а его у нас не было, так что оставался вариант с проколом колеса или захватом мотоциклиста.

Несмотря на сгущающиеся сумерки, движение было интенсивным. Машины в основном грузовые двигались в обоих направлениях, но одиночных среди них не было. Шли только колонной по две и более автомашины, иногда в сопровождении бронетехники и мотоциклистов. Несколько раз мимо нас проносились трехколесные байки вооруженные пулеметами.

С засадой решили не тянуть и сделать на следующий день ...

Утро выдалось морозным и снежным. Приведя форму в порядок и оставив остальных ребят в лагере, мы вчетвером с Яном, Иваном и Самуилом вышли на охоту. По дороге наломали сухих сучков и заострили их. Укрывшись за деревьями, мы вели наблюдение за дорогой, выбирая момент для выполнения задуманного. Наконец перед обедом движение на дороге уменьшилось до нуля и удалось установить заготовленные колышки в набитую колею, а чуть дальше на всякий случай натянули телефонный провод.

Дальше было дело техники и навыков.

Сначала нам не везло. Первыми мимо нас на восток прошла танковая рота. Какой уж тут улов, пришлось после них восстанавливать ловушку. Потом была большая колонна тяжелогруженых фур под охраной трех 'Ганомагов'. Видно боеприпасы везли. Вновь пришлось заниматься инженерной подготовкой. А вот потом ...

Мотоциклетный треск раздался с запада, как только мы скрылись в кустах и приготовились к долгому ожиданию. Тяжелый 'Zundapp ks 600' на хорошей скорости нес по дороге двух человек — водителя и пассажира в коляске. Оба вояки были тепло одеты и имели на лицах маски с большими мотоциклетными очками. Это и сыграло с ними злую шутку, приведшую к ДТП.

Добить вылетевшего из седла водителя, как и пассажира, не успевшего ничего сообразить, не составило труда. Всего то и надо было выскочить из кустов, нанести несколько ударов штык — ножом и прикладом, а потом оттащить их подальше в кусты и оставить наедине с Яном, которому надо было подобрать себе комплект немецкой формы и разобраться с трофеями. А вот нам с Беловым и Самуилом пришлось повозиться с мотоциклом, возвращая его на дорогу и приводя свою форму одежды в порядок, так как с запада послышался гул очередной транспортной колонны. Успели вовремя. Даже Самуил, скрывшийся в зарослях.

Стоять у мотоцикла изображая решивших оправиться и ждать, когда пройдет колонна, пришлось долго. К фронту немцы перебрасывали пополнение. Пока шла колонна, Иван осмотрел доставшийся трофей. После небольшого ремонта на нем вполне можно было двигаться дальше, но мотоцикл не был пределом моих мечтаний. Для моих целей нужна была машина. Легковая, конечно, предпочтительнее, но сойдет и грузовик. Поэтому мы решили попробовать 'забросить сеть' еще раз, остановив одиночную машину под видом моторизованного патруля. Тем более что Каминский переоделся в трофейную форму, и мы теперь соответствовали принятым в вермахте численным нормам такого патруля.

Останавливать колонну автомашин перевозящих раненых не стали. Пропусти и еще две небольших колонны с солдатами. Через полчаса уже собирались сниматься и переносить охоту на завтра, когда вдалеке раздался гул грузовика.

Вскоре из-за поворота показался и сам грузовик. Как только мы с Яном вышли на дорогу, машина остановилась, и сидевший в кабине рядом с водителем унтер-офицер выскочил для доклада. Худощавый, немного выше меня, с русыми волосами, выбившимися из под фуражки, серыми глазами он застыл в строевой стойке и представился: — 'Господин гауптман, унтер-офицер Лебовски транспортная рота ... пехотной дивизии'.

Предъявив жетон сотрудника СД, я поинтересовался у него: — 'Куда следуете и что везете, унтер-офицер?'.

— По приказу штаба армии эвакуируем документы и часть дивизионного интендантского имущества в Краков, господин гауптман. — Ответил он.

Ну не бывает так! Чтобы вот так с первого раза и на тебе то, что нужно. Или фарт попер или подстава!

— У вас квалифицированный водитель?

— Да. Он хоть и из русских, но специалист очень неплохой. Можете не беспокоиться он с нами уже второй год, машину содержит в порядке.

— Хорошо. Пусть поможет моему водителю. У нас какие-то проблемы с карбюратором.

— Яволь, — и повернувшись к машине, сказал водителю — Михаэль помоги водителю господина гауптмана.

Водитель сорвался с места и подбежал к мотоциклу.

— Предъявите документы свои и на груз. Что видели по дороге? Меня интересуют партизаны и одиночные солдаты.

— Прошу, — предъявляя мне, документы сказал унтер. — Мы никого не видели.

— Понятно. Почему вы едете одни? Разве вам не доводили приказ о движении только в составе колонны из-за опасности нападения партизан?

-Доводили. Мы двигались в составе колонны перевозящей раненых, но из-за поломки задержались неподалеку в селе. После устранения неисправности хотели ее догнать. Колонна должна была пройти по этой дороге.

— Колонна недавно проходила мимо нас, и вы скоро можете ее догнать. Пойдемте, покажите, что у вас за груз, — заводя унтера за грузовик, сказал я. Его водитель вместе с Иваном возился около мотоцикла.

Короткий удар ножом прекратил жизненный путь унтер-офицера. То же самое произошло и с его водителем. Свободного места в плотно заставленном всевозможными ящиками и мешками кузове хватило для всех, в том числе и для трупов немцев, которые нельзя было оставлять на месте нападения. Отвезем подальше и надежно спрячем в лесу.

Загрузиться и прибрать за собой успели вовремя. Мимо нас прошла еще одна колонна грузовиков. Так что следовало поторопиться.

'Опель' завелся, что называется с 'полпинка'. Мотоцикл сначала заставил поволноваться, но потом завелся и бодро пофыркивая, встал во главе нашей импровизированной колонны. Переодеваться я не стал, успею. Ехать нет ничего, надеюсь, что по дороге никто проверять документы у нас не будет. Так оно и получилось.

До места доехали быстро и без происшествий.

На ночь мы решили остаться у машины втроем, отправив Самуила к остальным парням. Утром они должны были присоединиться к нам. До того как уйти Самуил помог разобраться с трупами, которые мы предварительно раздев сбросили в промоину, засыпали снегом и листвой.

Вечер и ночь прошли у нас в подготовке формы, разборе и изучении имущества перевозившегося в грузовике. Если с первым мы закончили быстро, то со вторым пришлось основательно повозиться. Опломбированные мешки вскрывать не встали, а вот ящики осмотрели все. Очень интересное в дивизии имущество знаете ли. Вот только знать бы как оно относится к военной службе, если ему место в музее.

Почти половина ящиков было заполнено предметами антиквариата, иконами и старинными книгами на европейских языках. Все перечисленные предметы были аккуратно упакованы и пронумерованы. В каждом ящике имелась опись, заполненная по всем правилам музейной бюрократии с описанием внешнего вида и веса. Неплохо господа оккупанты прибарахлились на российской земле. Мне вот только непонятно почему все это оказалось и хранилось в дивизионных тылах и главное, почему перевозилось без соответствующей охраны.

По идее такие трофеи вообще-то еще пару лет назад должны были закончиться. У немцев для этого специальная команда имеется, идущая сразу же за передовыми частями, подгребающая все более или менее ценное на оккупированной территории и отправляющая все собранное централизованным способом в Германию. А тут на третий год войны такие ценные трофеи в простом грузовике вывозятся. В то, что это трофей какого-то одинокого чина пусть и занимающего высокое положение не верю. Одиночка даже если он охрененный специалист в области сбора и хранения культурных ценностей этого сделать не смог бы — нет у него такой возможности. Тут специально подобранная команда нужна. Хотя бы для того чтобы все это правильно оформить. Не получится это и у простого командира дивизии — сразу сдадут кому надо, а это серьезными последствиями грозит. Так что не будет он этим заниматься. По мелочам вполне реально мог бы, а вот по крупному — не станет. Инстинкт самосохранения скажется. Так что данную коллекцию явно серьезная и хорошо подготовленная контора собирала. А вот дать команду перевезти с места на место два десятка ящиков не зная, что в них, комдив вполне может.

И еще один вопрос, почему эти ящики в накладной не указаны? Унтер мог бы, конечно, что-то сказать по этому поводу, но увы... Поспешил я. Можно было бы и просто его оглушить, а не идти по самому простому пути.

Вообще унтер довольно странный тип. С неплохим послужным списком — один штурмовой пехотный знак в серебре чего стоит. А кроме того еще у него на выходном мундире, найденном в ранце, были серебряный знак 'За ближний бой', 'Крест военных заслуг' 1 степени с мечами и 'Мороженое мясо'* (обиходное название медали 'За зимнюю компанию на Востоке 1941/42 г.', Восточная медаль). Тогда почему так подставился мне под удар? Не ожидал? Возможно...

Кроме представленных мне документов в его сумке нашлось несколько бланков командировочных и отпускных билетов с открытой датой. И все они были только на него, а вот на водителя документы были только в одну сторону. Странно это. Видно возвращение водителя в часть не планировалась.

Ну да ладно, не будем голову забивать ненужными проблемами и вопросами, своих более чем хватает. Достаточно и того что мне для запланированного вполне подойдут и документы унтер-офицера и машина да и груз тоже. В оставшихся ящиках находилось саперное имущество, в том числе и взрывчатка.

Утром к нам присоединилась группа Самуила. Несколько часов потребовалось на то чтобы переодеть их в немецкое обмундирование и проинструктировать. Отчет Кузнецова я отдал Ивану. Ему же достались документы и погоны гауптмана Зиберта, граната, которую он засунул в карман куртки. По гранате нашлось и у ребят. Прощание было недолгим. Мы крепко пожали друг другу руки и расстались.

'Опель' аккуратно развернувшись на поляне, по своим старым следам медленно выехал на трассу, а парни по тропинке ушли в лес.

Итак, игра началась. Гауптман Зиберт со своей группой идет к фронту, а уроженец Дрездена унтер-офицер Пауль Лебовски следует по указанному в командировочном удостоверении маршруту в Краков.

Очередную колонну на запад не пришлось долго ждать. Пять тяжелых грузовиков, натужно гудя моторами, прошли мимо нас. Мы пристроились к ним в хвост.

На первой же остановке старший колонны — артиллерийский лейтенант вызвал меня к себе. Проверив предъявленные мной документы и спросив о маршруте нашего движения, он милостиво разрешил нам следовать вместе с ними дальше до Лемберга (Львова).

Достопамятные для Кузнецова Куровичи проехали без проверки, хотя жандармский пост на въезде присутствовал и даже досматривал легковой автомобиль с парой немецких офицеров.

Мне показалось, что жандарм на посту в город подозрительно долго изучал поданные мной документы. Затем он что-то уточнил у своего напарника в караулке и, отдавая назад документы, разрешающе махнул рукой часовому у шлагбаума, чтобы тот поднял его.

— Николай Васильевич, куда мы теперь?

— На выезд, в сторону Кракова, а дальше по маршруту.

* * *

*

ИЗ ДОНЕСЕНИЯ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ГРУППЫ МИНИСТЕРСТВА ПО ДЕЛАМ ОККУПИРОВАННЫХ ВОСТОЧНЫХ

ОБЛАСТЕЙ РЕЙХСЛЕЙТЕРУ А. РОЗЕНБЕРГУ О ВЫВЕЗЕННЫХ

С УКРАИНЫ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ИСКУССТВА 14 сентября 1944 года

Рейхскомиссар Украины поместил вывезенные из Киева и Харькова картины и произведения искусства в Восточной Пруссии в следующих местах:

1. Имение Рихау под Велау.

2. Имение Вильденгоф (владелец — граф Шверин*).

Речь идет о 65 ящиках, о содержимом которых прилагается подробная опись**. Что касается других 20 ящиков, 57 папок и одного свертка гравюр, то инвентарной описи на них пока не имеется.

Среди картин находится большое количество старинных икон, произведения знаменитых мастеров немецкой, голландской и итальянской школ XVI, XVII и XVIII вв. и работы лучших русских художников XVIII и XIX вв. В общем, все эти фонды состоят из ценнейших произведений искусства, вывезенных из государственных хранилищ Украины и представляющих собой даже по поверхностной оценке стоимость во много миллионов. Кроме того, это единственное на германской территории собрание такого рода, имеющее международное значение, и оно будет важно в этическом и культурно-политическом отношении для каждой группы, с которой империя пожелает сотрудничать сейчас или в будущем.

Довожу это до Вашего сведения.

*Шверин фон Крозигк Лютц Иоганн (1887-1977) — министр финансов Германии, член Имперского Совета обороны. После краха Гитлера был 'министром иностранных дел правительства К. Деница'. Как военный преступник содержался в Ландсбергской тюрьме, но был помилован.

** В описи перечислены произведения искусства, вывезенные с Украины: иконы мастеров XV и XVI вв. Московской, Новгородской и других школ; картины И. К. Айѓвазовского, В. В. Верещагина, В. М. Васнецова, К. А. Савицкого, К. П. Брюллова, В. Г. Перова, В. А. Тропинина, К. Д. Флавицкого, Ф. А. Васильева и других художников.

Глава

В Кракове

Пристроившись к хвосту очередной колонны, мы уже к вечеру подъезжали к Кракову. На въездном посту в город скопилось достаточно много автомашин. Фельджандармы во главе с вахмистром тщательно проверяли документы у водителей. Пока шла проверка, Ян, забравшись в кузов, быстро переоделся в штатское и спрятался в заранее подготовленное место между ящиками. Светить документы убитого водителя или гражданские документы Каминского я не хотел. Кто его знает насколько они подлинные и как к ним отнесется полиция. Проблем мне и так хватает.

Проверяющий мои документы вахмистр показался смутно знакомым. Хотя откуда у меня тут могут быть такие? Тем не менее, я стал копаться в своей памяти. И ведь вспомнил! Бывает же такое!

1980 год я в гостях у своего школьного немецкого друга Марка. Мы рассматриваем его семейный альбом. Среди снимков было и несколько снимков времен второй мировой войны. На них в основном был изображен молодой унтер-офицер вермахта с симпатичной и запоминающейся бляхой и 'Железным Крестом' на груди. Марк, видя мою заинтересованность, сказал, что этого его дед Густав, благополучно переживший войну и после нее долгое время служивший в полиции Веймара. Показал Марк мне и фотографии остальных своих родственников и знакомых живших в то время. Деда Марка я видел всего один раз, когда он приезжал на день рождения своего сына — отца Марка. Кстати наша учительница фрау Марта была дочерью этого унтера от первого брака. Я, конечно, могу ошибаться столько лет прошло, но попробовать следовало.

— Господин вахмистр разрешите задать вам вопрос?

— Слушаю вас унтер-офицер — скучающим голосом буркнул проверяющий. — Простите, вы случайно не из Веймара и вас не Густавом зовут?

-Да, я оттуда и меня зовут Густав. Но вас я не знаю и, по-моему, никогда раньше не видел. Вы не из Тюрингии. Если я не ошибаюсь, то вы родом из Дрездена.

— Да я из Дрездена. Мы с вами встречались в Веймаре. На берегу ручья Асбах и в 'Weimarhalle'* (городской центр для проведения различных общественных мероприятий построен в 1932 году, с 1952 года до вывода ГСВГ Дом Офицеров Советской армии, в 1998 году полностью перестроен), а затем около Национального музыкального театра рядом с памятником Гете и Шиллеру я видел ваших жену и дочь Марту. Я был дружен с семейством Kuhlmann и несколько раз до войны приезжал к ним. Вместе мы гуляли по городу, и они представили меня вам.

— Возможно. Я действительно дружен с этим семейством. Но почему-то вас совершенно не помню.

— Ничего страшного. Как там наши знакомые и сам город. Я давно там не был и не получал оттуда известий.

— С городом все благополучно. Несколько дней назад получил письмо оттуда. Бомбардировки союзников его пока обходят стороной. Семейство Kuhlmann с началом войны переехало в Берлин. Скажите, а вы случайно не тот парень, что встречался с Лоттой.

— Да, это я и именно с ней мы были, когда встретили вас.

— Тогда все понятно. Вы надолго в Краков?

— На пару дней. Мне надо сдать груз, а сегодня я это точно не успею сделать и хотелось бы подремонтировать машину. Так что завтра и послезавтра точно пробуду в городе.

— Понятно. В твоих документах говорится о водителе из русских, где он?

— Оказался не управляем и склонным к побегу. Пришлось с ним разобраться.

— Сдал в лагерь или гестапо?

— После выезда из Лемберга (Львова) пристрелил при попытке к бегству. Зачем создавать проблему ребятам, если я и сам ее могу решить без проволочек?

— Молодец, что не стал разводить бюрократию. Рад был встретить человека бывавшим в моем родном городе.

— Если у вас есть время, то мы могли бы где-то посидеть за кружкой пива и вспомнить его улочки да и вообще хорошо провести время.

— Заманчивое предложение. Я завтра вечером должен быть свободен и знаю неплохой кабачок. Так что мы действительно можем встретиться. Знаете город?

— Откуда. Я первый раз в этом 'urdeustche Stadt'* (нем. старинном немецком городе).

— Тогда давайте завтра в 17 часов встретимся у городской ратуши, она расположена на рыночной площади. Вам ее любой покажет.

— Понял, буду обязательно.

-Лишние талоны на посещение борделя у меня есть.

— У меня тоже их хватает.

— Мы поняли друг друга...— Со смехом сказал вахмистр, отдавая мне документы. Затем он рассказал, как добраться до жд. станции, где находился склад, куда мне согласно накладной найденной у Лебовски требовалось сдать груза.

Город поразил меня своим совершенно мирным видом. Сверкающие окна, превосходные и чистые мостовые, крыши, покрытые снегом. Везде ходят люди в приличной одежде с кожаными воротниками, в добротных зимних ботинках. Хватало на улицах и симпатичных женщин и раненых фронтовиков.

Яна высадил в двух кварталах от складов. Он должен был пройтись по своим знакомым, восстановить контакты и постараться выйти на польское подполье. На быстрый результат я не рассчитывал, но был бы рад любым контактам. Встретиться мы должны были через двое суток в 'Мариацком соборе'* (по легенде, он был построен на месте деревянной церкви в 1222 году. На его фасаде расположены две неодинаковые башни: одна из них — 'Хейналица' (82 м), с высоты которой каждый час разносится сигнал точного времени, и украшена готическим шпилем с золотой короной на конце. На другой башне, которая пониже (69 м), размещена костельная колокольня и часовня времен Ренессанса. Внутреннее убранство составлено из множества стилей, что называется полихромным характером. Главный элемент интерьера — алтарь Вита Ствоша, который является самым большим из средневековых алтарей Европы).

Как я и предполагал в связи с поздним временем принимать у меня груз, никто не стал. Дежурный, изучив мои документы, разрешил оставить машину до утра на территории, а меня направил в общежитие.

Койка мне досталась в дальнем углу казармы. Соседями были солдаты из роты охраны. Парни все пожилые, доброжелательные и не приставучие. Пригласили на ужин и за неторопливым разговором плотно накормили 'парня с фронта'. Потом дали возможность искупаться в душе и уснуть на чистых простынях. Из разговоров с ними я понял, что Лебовски здесь никогда не был и знакомых не имеет.

К обеду следующего дня решил все вопросы с грузом. Вопросов мне никто не задавал. Складские рабочие из числа военнопленных по указанию кладовщика выгрузили ящики с инженерным и саперным имуществом. Отпустив грузчиков, кладовщик показал на соседний склад и попросил переехать туда. Оставшиеся в машине ящики мы разгружали уже вдвоем. Самое интересное было потом в канцелярии.

Поставив печать на накладной и дождавшись, когда мы останемся одни, пожилой канцелярист протянул мне туго перетянутый пакет.

— Это передадите на обратном пути своему командиру. Он знает что там. Вот ваша доля. — Протягивая пакет поменьше, сказал мужчина.— Где второй?

— Его больше нет.— Ответил я, пересчитывая купюры в пакете. 300 рейхсмарок — неплохое и приятное прибавление моему бюджету.

— Это хорошо. Правильно поступили, что убрали его здесь. Надеюсь, следов не оставили?

— Нет. Военную форму я с него снял. Будет одним неопознанным трупом местного жителя больше.

— Хорошо. Других проблем не было?

— Нет.

— Прекрасно. Вы знаете, для чего вас сюда прислали?

— Да, — решил на всякий случай согласиться я.

— Хорошо. Ваша поездка не займет много времени. По ее итогам я приму решение в отношении вас. Когда можете выехать?

— Хоть сейчас. Но мне бы хотелось задержаться на несколько дней, чтобы посмотреть автомашину.

— Что-то серьезное?

— Нет. По дороге сюда было несколько мелких поломок, которые устранены. Мелочь, но лучше перестраховаться и отремонтировать все как следует.

— Хорошо. У вас есть сутки. Можете воспользоваться нашей мастерской. Если нужна дополнительная помощь, скажите. Вашему командиру я сейчас позвоню и сообщу о задержке. Магдебург тоже будет в курсе. Не задерживайтесь с ремонтом и не забывайте, что вас ждут. Питаться можете у нас в столовой. Выход в город через дежурного. Как у вас с топливом? До Магдебурга хватит?

— Нет. Придется еще где-то заправляться.

— Заправитесь у нас на складе столько сколько надо. Возьмете с собой дополнительно в канистрах, чтобы хватило туда и обратно. Распоряжение на склад сейчас будет. Документы на проезд в Магдебург получите, когда будете выезжать.

— Спасибо.

— Я вас больше не задерживаю. Всего хорошего...

Вот так я оказался замешан, в какой-то афере связанной с историческими ценностями. Не зря мне показалось странным их наличие в грузовике.

Ремонтных работ по автомашине не требовалось. Мне чисто для себя нужно было провести ТО и как следует изучить машину. Кроме того хотелось, воспользовавшись ситуацией поработать на станках в мастерской. Когда еще получится сделать запчасти для ПБС, а он мне требовался, чем раньше, тем лучше. Привыкаешь, знаете ли, к хорошему и отказываться от этого совершенно не хочется. Оборудование в мастерской было более чем приличным. Необходимый материал тоже имелся. Поэтому навыки, полученные в ходе производственной практики на заводе, не прошли даром. Уже к вечеру заготовки для будущего 'глушителя' были готовы. Даже алюминиевую стружку с каучуком в нужных количествах удалось найти.

С вахмистром мы встретились, как и договаривались на рыночной площади. Неплохо свободное время провели.

Густав оказался хорошим рассказчиком и собеседником. Теперь я знаю в кого Марк такой разговорчивый был. Пока шли в кабак, фельджандарм рассказал много интересного о городе и его достопримечательностях. За столиком в кафе показывал фотографии своих родных, а я рассказывал о своих впечатлениях от посещения Веймара.

Все-таки хорошо, что я там столько лет прожил! Это действительно очень красивый и чистый город. Культурная столица Германии как-никак. Здесь жили и творили Ференц Лист, Иоганн Себастьян Бах, Фридрих Ницше, Фридрих Шиллер, Иоганн Вольфганг фон Гёте и многие другие. А еще в 7 километрах от города находился нацистский лагерь 'Бухенвальд'. Ну да рассказ не об этом.

Общение нам друг с другом понравилось. Холодок в общении полностью растаял, когда на фотографиях Густава я опознал его родственников и некоторых знакомых. Спасибо Марку за сохранение дедовой памятки!

Отвечая на вопрос о службе, я не сильно врал, рассказывая о положении на фронте, и том где пришлось воевать Лебовски. Включал в рассказ эпизоды из своей прошлой жизни. Война она везде одинакова, что в ХХ веке, что в следующем столетии — кровь, вечная грязь, трупы, засады, атаки и отступления, фронтовой быт. Густав этому верил и сам делился впечатлениями о своей службе в столице генерал-губернаторства.

Пиво в кабаке было неплохим и в меру разведенным водой, но шнапс мне понравился больше. Украинки в солдатском борделе были сильно потасканными и все умеющими. Поэтому 'вечер встреч и воспоминаний' мы продолжили на квартире у знакомых Густаву полячек. Не знаю, кем они были в прошлой жизни, но вели себя прилично, вино предпочитали пить из хрустальных фужеров, есть старинными вилками с фарфоровых тарелок и содрали с нас всего по 10 марок и несколько талонов на посещение борделя. Приглашали заходить еще.

Расстались мы Густавом на дружеской ноге и обещали друг другу видеться по возможности чаще, а после войны обязательно посидеть в парке на реке Ильм* ('Park Ilm in Weimar' — основан Гете в 1778 г., исторический парк в центре Веймара, с 1998 года включен во Всемирное наследие ЮНЕСКО).

Следующий день прошел в подготовке машины к выезду. Прервать пришлось лишь на обед.

— Пауль! Иди скорее в канцелярию, — обратился ко мне дежурный, когда я возвращался с обеда. — Господин Клаус ждет тебя.

— Есть...

Кто такой господин Клаус я уже знал — тот самый канцелярист, что вчера вручил мне пакет с деньгами. Правда, мне он показался несколько далеким от канцелярской деятельности. Вид имел кадрового военного, которого никакой гражданской одеждой не испортишь. Мои подозрения подтвердили и солдаты охраны. Говорившие о нем только в сильно уважительной форме и сообщившие что он тут решает все. Да так что начальник объекта относится к Клаусу как своему начальнику, а не заму....

— Вы готовы к выезду?

— Да, господин Клаус. Машина полностью заправлена и отремонтирована.

— Прекрасно. Вы поедете по следующему маршруту Катовице — Бреслау (польск. наз. 'Врослав') — Лигниц (польск. наз. 'Легница') — Дрезден — Лейпциг — Магдебург. Дорога вам знакома? Вы бывали в Магдебурге?

— Да.— Коротко ответил я.

— Постарайтесь нигде не задерживаться. Сообщать о месте своего нахождения не обязательно. О вашем прибытии на место нам сообщат. Ваш пропуск действителен четверо суток. Можете заехать к своим родственникам в Дрезден, но послезавтра в 10 часов машина с грузом должна быть на складе. Вот этот человек вас будет ждать на складе не более получаса. — Показывая мне фотографию мужчины в мундире со знаками организации Тодта, сказал Клаус. — Вам все ясно?

— Да.

— Я разговаривал с вашим шефом. Его пакет по дороге завезете в Галле и отдадите жене. Вот адрес. Когда выезжаете?

— Завтра с восходом солнца.

— Хорошо. Не задерживайтесь.— Еще раз напомнил Клаус. — Вот документы на вас и груз. Постарайтесь не рисковать грузом. Обратного груза для нас вроде как не предвидится. Если он будет, то вас предупредят на месте.

— Яволь.

— Можете быть свободным. Кладовщик ждет на месте...

С погрузкой груза пришлось провозиться почти до темноты. Несмотря на все заверения кладовщика о готовности к погрузке. Пришлось все тщательно проверять самому. Среди загружаемых ящиков я увидел и знакомые упаковки.

С Яном мы встретились, как и договаривались в соборе. Он сообщил, что остановился у своих знакомых и рассказал как его найти. Я ему рассказал о своих новостях и попросил подыскать мне квартиру в городе.

Не задерживаясь в городе к 20.00 я был в казарме, а в 3.00 выехал с территории склада.

* * *

— Густав скажите — с кем вы были вчера в кафе?

— Со своим старым знакомым унтер-офицером Паулем Лебовски господин криминальинспектор (вермахт — обер-лейтенант, старший лейтенант) — не удивился вопросу вахмистр. — Он из Дрездена. До войны бывал у меня в городе. Знаком со многими моими друзьями.

— Вот как? Давно он в Кракове?

— Со вчерашнего дня. Прибыл с фронта с грузом на железнодорожную станцию. Сегодня должен убыть дальше по маршруту.

— Он не говорил куда едет?

— Нет.

— С каким грузом он прибыл?

— Саперное имущество.

— Хорошо. Не знаете, у него есть родственники из Восточной Пруссии?

— Не знаю. Пауль говорил только о тех, кто живет в Дрездене.

— Понятно. Спасибо за ответы вахмистр. При следующей встрече постарайтесь неназойливо уточнить у своего знакомого об этом. Ваш Лебовски, очень сильно похож на одного моего знакомого из Кенигсберга. — Слушаюсь господин криминальинспектор.

— Не так официально Густав. Это просто моя небольшая просьба.

— Я понял. Сделаю обязательно...

Глава

Зиберт найден?!

(Реал. Ист.) 'г. Львов

2 апреля 1944г.

Начальник полиции безопасности и СД по Галицийскому округу

1У-Н-90/44—

Секретно

Государственной важности

Телеграмма-молния

В Главное Управление Имперской безопасности для вручения 'СС' группенфюреру и генерал— лейтенанту полиции Мюллеру — лично Берлин

На очередной встрече 1.04.1944 года украинский делегат сообщил, что одно из подразделений УПА 'Черногора' 2.03.1944 года задержало в лесу вблизи Белогородки в районе Вербы (Волынь) трех советско-русских шпионов. Судя по документам этих трех задержанных агентов, речь идет о группе, подчиняющейся непосредственно ГБ НКВД. УПА удостоверило личность трех арестованных, как следует ниже:

1. Руководитель группы Пауль Зиберт под кличкой 'Пух', имел фальшивые документы старшего лейтенанта германской армии, родился, якобы, в Кенигсберге, на удостоверении была его фотокарточка. Он был одет в форму немецкого старшего лейтенанта.

2. Поляк Ян Каминский.

З. Стрелок Иван Власовец, под кличкой 'Белов', шофер 'Пуха'.

Все арестованные советско-русские агенты имели фальшивые немецкие документы, богатый вспомогательный материал — карты, немецкие и польские газеты, среди них 'Газета Львовська' и отчет об их агентурной деятельности на территории советско-русского фронта. Судя по этому отчету, составленному лично 'Пухом', им и его сообщниками в районе Львова были совершены террористические акты. После выполнения задания в Ровно 'Пух' направился во Львов и получил квартиру у одного поляка. Затем 'Пуху' удалось проникнуть на собрание, где было совещание высших представителей власти в Галиции под руководством губернатора доктора Вехтера.

'Пух' был намерен застрелить при этих обстоятельствах губернатора доктора Вехтера. Но из-за строгих предупредительных мероприятий гестапо этот план не удался, и вместо губернатора были убиты вице-губернатор доктор Бауэр и секретарь последнего доктор Снайдер. Оба эти немецкие государственные деятели были застрелены недалеко от их частной квартиры. В отчете 'Пуха' по этому поводу дано описание акта убийства до мельчайших подробностей. После совершенного акта 'Пух' и его сообщники скрылись в районе Золочева и нашли убежище у скрывающихся евреев, от которых получили карты и газеты, среди них 'Газету Львивську', где был помещен некролог о докторе Бауэре и докторе Шнайдере. В этот период времени у 'Пуха' было столкновение с геста по, когда последнее пыталось проверить его автомашину. По этому случаю, он также застрелил одного руководящего работника гестапо. Имеется подробное описание происшедшего. При другом контроле его автомашины 'Пух' застрелил одного германского офицера и его адъютанта, а после этого бросил автомашину и вынужден был бежать в лес. В лесах ему пришлось вести бои с подразделениями УПА для того, чтобы добраться в Ровно и дальше по ту сторону советско— русского фронта с намерением лично сдать свои отчеты одному из руководителей советско-русской армии, который бы направил их дальше в Центр, в Москву. Что касается задержанного подразделениями УПА советско-русского агента 'Пуха' и его сообщников, речь идет, несомненно, о советско-русском террористе Пауле Зиберте, который в Ровно похитил среди прочих и генерала Ильгена, в Галицийском округе расстрелял подполковника авиации Петерса, одного старшего ефрейтора авиации, вице-губернатора, начальника управления доктора Бауэра и президиал-шефа доктора Шнайдера, а также майора полевой жандармерии Кантера, и которого мы тщательно искали.

Имеющиеся в отчете агента 'Пуха' подробности о местах и времени совершенных актов, о ранениях жертв, о захваченных боеприпасах и т.д. кажутся точными. К утру от боевой группы Прюцмана поступило сообщение о том, что Пауль Зиберт и его оба сообщника были найдены на Волыни расстрелянными. Представитель ОУН обещал, что полиции безопасности будут сданы все материалы в копиях или даже оригиналах, если взамен этого полиция безопасности согласится освободить госпожу Лебедь с ребенком и ее родственниками. Следует ожидать, что если обещание об освобождении будет выполнено, то группа ОУН-Бандера будет направлять мне гораздо большее количество осведомительного материала.

Подписано: Начальник Полиции безопасности и СД по Галицкому округу доктор Витиска, 'СС' оберштурмбанфюрер и старший советник управления'.

* * *

— Карл что у тебя по поводу Зиберта? Мюллер требует от Прютцмана (до лета 1944 года СС-полицайфюрер на Украине и Юге России) проверенных сведений о нем.

— Практически ничего. Наш агент недавно вернулся с той территории. Выяснил не так многое. Можно лишь точно утверждать, что Зиберт был убит еще в день своего захвата. Направленный нам якобы его отчет все время находился у главаря банды.

— Подробнее, пожалуйста.

— Агенту удалось побеседовать с хозяином дома, где все это произошло, а так же членами семьи и несколькими их соседей. Он действовал под личиной сотрудника СБ УПА. Поэтому свидетели не стеснялись в своих показаниях.

Хозяин дома показал, что в конце февраля или в начале марта в доме кроме него находились его жена, мать, сын Дмитрий, 14 лет, и дочь 5-ти лет. Ночью, примерно около полуночи, во дворе залаяла собака. Жена хозяина дома вышла во двор. Возвратившись, сообщила, что из леса к дому идут немцы. Подойдя к дому, они стали стучать в окно и дверь. Хозяин дома пустил их в дом. Когда неизвестные в немецкой форме вошли, его жена зажгла свет. Неизвестные спросили, нет ли в селе большевиков или участников УПА? Спрашивали на немецком языке. Получили ответ, что ни тех, ни других нет. Затем они попросили закрыть окна и поесть. Хозяева дали им молоко, хлеб и сало. Перед тем, как покушать, один из неизвестных на немецком языке и на пальцах объяснил, что они три ночи не спали и три дня не кушали. Что их было пять. Несколько человек уехали автомашиной на Золочев, а они остались. ...

— Я никак не пойму о скольких конкретно человек идет речь? Двух или трех?

— Хозяин якобы видел троих. Двое из них зашли в дом, один оставался на улице. Оба были одеты в форму военнослужащих немецкой армии — короткие куртки, на головах пилотки со значком 'СС' (череп и кости). Один из них был выше среднего роста, в возрасте 30-35 лет, лицо белое, чисто выбрит, волосы русые, можно сказать даже несколько рыжеватые, узенькие усы.

Если исходить из этих примет, а так же сообщениям бандеровцев то по описанию это был Зиберт. Но возникает вопрос, почему он был в пилотке и форме СС? По нашим данным он всегда ходил в пехотном обмундировании.

— В принципе это действительно указывает на Зиберта, но согласись, под это может подойти и любой из нас. Форма? Вполне мог где-то переодеться. Что там по остальным?

— Второй был ниже первого, несколько худощавого сложения, лицо черноватое, волос черный, усы и борода отсутствует. Все время молчал.

Все переговоры вел первый. Вооружены были нашими автоматами МП-40. Сев за стол и сняв пилотки, неизвестные стали есть, автоматы держали при себе.

Примерно через полчаса (причем собака все время лаяла) в комнату вошел вооруженный солдат УПА из роты 'Гуцулка' по кличке 'Махно' с винтовкой и отличительным знаком на шапке 'Трезуб'. Он сразу же подошел к столу и молча, подал 'немцам' руку. Они также молчали. Затем подошел к хозяину дома и спросил, что за люди. Еще через минут пять в квартиру зашло восемь бандеровцев. Кто-то из них дал команду выйти из дома гражданским, но второй крикнул: не нужно, и из хаты никого не выпустили. Затем опять кто-то из бандеровцев по-немецки дал команду 'Руки вверх!'.

Первый неизвестный, раз подходит под описание, назовем его 'Зиберт', поднялся из-за стола и, держа автомат в левой руке, правой махал перед лицом и говорил, чтобы не стреляли. Второй продолжал молча сидеть за столом. Команда 'Руки вверх!' давалась раза три, но неизвестные руки так и не подняли. 'Зиберт' продолжал разговор: как я понял, спрашивал, не украинская ли это полиция. Кто-то из них ответил, что они — УПА, а немцы ответили, что их задержание не по закону.

Кто-то из присутствующих украинцев предложил сходить за 'Черногорой'. Это командир роты 'Гуцулка'.

— Есть у нас на него что?

— Да — Михаил Степанович Карпия, 1921 г.р., уроженец села Куты Бауского района Львовской области, служил в вспомогательной полиции, а затем перешел в УПА.

— Понятно. Продолжай.

— Кто-то из бандеровцев подошел к 'немцам' и предложил все-таки отдать автоматы. Тогда 'Зиберт' отдал его, а вслед за ним свое оружие отдал и второй. После этого кто-то из бандеровцев на столе начал крошить табак и делать 'самокрутки'. 'Немцы' к ним присоединились.

'Зиберт', стал прикуривать от лампы и затушил ее, но в углу около печки слабо горела вторая лампа. Тем не менее, было довольно темно. В это время хозяин заметил, что 'Зиберт' стал заметно нервничать, это же было отмечено украинцами. Они спросили, что происходит и получили ответ, что 'Зиберт' ищет зажигалку. Практически тут же все бросились от него к дверям. Но так как они открывались внутрь комнаты, то они в спешке не открыли ее. Раздался сильный взрыв гранаты. Второй неизвестный перед взрывом гранаты лег на пол под койку.

Часть украинцев, сломав дверь, смогла выбежать на улицу и не пострадала. Ранения от взрыва гранаты получили четыре бандеровца, в том числе 'Серый', 'Скиба' и 'Черногора'. Кроме того пострадали жена хозяина и его мать.

После взрыва 'второй' что-то спросил у лежавшего раненым на полу 'Зиберта'. Он ему ответил, что 'не знаю', после чего 'второй', выбив оконную раму, выпрыгнул из окна дома с портфелем в руках. Видимо он пытался уйти в лес. Бандеровцы открыли по нему огонь из своих винтовок. Утром, хозяин дома видел этого неизвестного мертвым лежащим лицом вниз в одном белье около ограды во дворе дома.

При взрыве гранаты 'Зиберту' оторвало кисть правой руки, были нанесены тяжкие ранения в область лобовой части головы, груди и живота, отчего он вскоре скончался.

Показания хозяина дома, где это произошло, подтвердили его соседи. Один услышав ночью, взрыв в соседнем доме, пошел посмотреть, что там случилось, и увидел на полу немца, у которого из живота вылезли кишки. Второй рассказал о виденных им последствиях взрыва и то, что неизвестному высокого роста в немецкой форме оторвало кисть правой руки и были нанесены тяжелые ранения в область лобовой части головы, груди и живота. И подтвердил смерть неизвестного от полученных ранений.

— То есть можно смело докладывать руководству, что 'гауптман Пауль Зиберт' убит в бою с бандеровцами? И они его не брали в плен?

— Думаю да.

— Но что с отчетом, о котором нам сообщали бандеровцы?

— Мне сложно об этом говорить. Хозяин дома не видел, чтобы бандеровцы что-то находили на 'Зиберте'. Согласись, что настоящий разведчик вряд ли бы понес с собой такой документ. Ты бы так поступил?

— Вот то-то и оно, что нет. Я не верю, что 'Зиберт' был русским агентом. Аристократ не пошел бы на службу к большевикам. Британским агентом он еще может, мог быть, но, никак не русским. Да и не верится мне, что он террористом и диверсантом. 'Зиберт' чистый разведчик, его интересы были в другом поле. Я думаю, что он держал тут связь с польским подпольем и нашими 'западниками'. Об этом четко говорит круг его знакомых. Согласись, что он был отличным профессионалом, раз столько времени водил нас за нос. Поэтому я согласен с тобой, что он не понес бы с собой отчет руководству. Слишком грубая ошибка, которую профессионал никогда не совершит.

Мне все больше кажется, что все это украинская инсценировка и провокация, направленная на освобождение из лагеря Бандеры и облегчения жизни их людям, находящимся у нас, а так же оправдания их действий в нашем тылу. Во всяком случаи все последующие события об этом ясно говорят. Ведь они нам сообщили, что гауптман Пауль Зиберт захвачен ЖИВЫМ и дает показания, а мы на это повелись.

— Ты серьезно так думаешь? А как же опознание в 'Зиберте' покушавшегося на убийство наших офицеров?

— Прости, но мой опыт говорит, что слова тяжелораненых и находящихся при смерти не всегда верны. Кроме того преступник одетый в нашу форму мог представиться любой фамилией и представить любой фальшивый документ. Я согласен, что разведчику приходится применять оружие и убивать, но все-таки он старается это делать только в крайнем случаи. После изучения всех имеющихся у нас материалов я не вижу такой необходимости у 'Зиберта'.

— Вполне возможно.

— Мне думается, что могло быть следующее. Вполне реально, что разведка бандеровцев могла узнать что 'Зиберт' не тот за кого себя выдает. Отследили его контакты и выяснили, что он работает на англичан. После чего пригласи на встречу, чтобы обсудить, скажем, совместную деятельность против большевиков. 'Зиберт' со своими людьми поехал туда. Что-то пошло не так или на явку пришли не те люди кого ждал 'Зиберт'. Дальше произошло то, что произошло. Бандеровцы убили 'гауптмана' и тех, кто его сопровождал.

Воспользовавшись захваченными у 'Зиберта' и его сопровождающих документами бандеровцы решили сыграть с нами в свою игру. Именно поэтому и сообщили о захвате 'Зиберта' только через некоторое время после происшествия.

Данные для создания 'отчета' так и списку членов отряда 'Победители' они могли собрать через свою агентуру, в том числе у нас. А составить 'отчет' не так уж и сложно. Мы сами еще до войны учили их этому. Если уж говорить о самом отчете, то мне он показался несколько неправильным.

— И что именно не так?

— Самое простое — агентурные имена. Ты серьезному агенту будешь давать позывной 'Пух'?

— Нет. Я бы постарался подобрать, что-то более приличное.

— Вот и я о том же. Бандеровцы по своей тупости и малого времени пошли по наиболее легкому пути. Что было под рукой то и написали.

— Ты не любишь 'украинцев'! Раз такое говоришь! — со смехом в голосе сказал Карл.— Хотя все сказанное тобой мне тоже кажется довольно реальным. Времени действительно ушло много и его как раз хватило бы для составления 'отчета' и всучения нам.

— Мне их не за что любить. Обычная шваль, с глобальными и никчемными амбициями, которую можно использовать только на самой грязной работе, чтобы не пачкать свои собственные руки. Ну ладно все, что мной сказано это мысли вслух пока не нашедшее подтверждение. Так что там с третьим.

— Третьего зарезали ножом во дворе дома. Все трупы, раздев до белья, бандеровцы закопали недалеко от места гибели. Дальнейшее ты знаешь. Что будем делать дальше?

— Доложим как есть руководству. Пусть оно думает, что делать со всем этим. Поиски 'Зиберта' считаю, стоит прекратить. Других проблем полно. Русские наступают, следует принять меры по эвакуации наиболее ценного и нужного. 'Отчет Зиберта' сдай в архив...

Глава

Второй месяц я катался по дорогам рейха, занимаясь перевозкой грузов по указанию 'Клауса'. Моя легализация прошла успешно. Даже слишком.

Поездка в Магдебург была поворотным пунктом моей новой жизни. Я не только уложился в срок, но и набрался впечатлений о жизни в гитлеровской Германии. Первое что поразило так это порядок и большое количество людей в форме — полицейских, вагоновожатых, почтальонов, пожарных и т.д.. Порядок был везде и во всем. Работал общественный транспорт и почта, допоздна принимали посетителей магазины, кафе, рестораны, кинотеатры и публичные дома. Полицейские исправно несли службу. Там где были бомбардировки — населением (в основном женщинами и стариками) тут же после окончания тревоги с проезжей части убирался строительный мусор и завалы.

'Клаус' поручал мне в основном поездки в Германию, Чехию и Австрию — по одним и тем же утвержденным маршрутам с таким же грузом.

Были поездки и по генерал-губернаторству (Польше). Обязательно с охранником и в составе колонны из нескольких автомашин. Целью поездок было получение очередных ящиков и различных упаковок.

Не могу сказать, что мне не нравилось ездить по этим маршрутам. Неплохие знания получал. Особенно о расположении немецких гарнизонов и учреждений, строительстве укреплений. У Яна хранилась карта, на которую я по возвращению старательно переносил все полученные сведения.

Раз в две недели я катался в Магдебург. Перевозя туда наглухо запаянные оцинкованные ящики с номерами на бумажных бирках. Чаще всего по маршруту я ездил в одиночку или с охранником, если ящиков было много. Что было в ящиках — трудно сказать. Мне так и не удалось подсмотреть, чем их заполняют на складе. Кладовщик оказался совершенно не разговорчивым человеком.

В Магдебурге груз всегда принимал мужчина из организации Тодта. Вот только места разгрузки всегда были разными. То какой-то склад за высоким кирпичным забором, то подсобка магазина, то железнодорожный пакгауз. Что-то похожее было и в Австрийских Альпах. Только в качестве встречающего выступал неприметный человек из Рейхсбана (нем. Deutsche Reichsbahn, Германская имперская железная дорога).

Назад я возвращался груженный строительными материалами и иногда продуктами с французскими и бельгийскими этикетками на ящиках.

Глава

Хельга

Скитаясь по дорогам Германии, я обязательно заезжал в Галле наведать семью 'своего бывшего командира'.

Господин полковник погиб во время авианалета под Львом ровно через два дня после моего первого возвращения из Магдебурга. В Галле у него осталась теща, жена — Хельга и двое детей. Они жили в старинном двухэтажном домике, стоящем в глубине небольшого сада. Общение с ними дало мне возможность увидеть жизнь немецкой семьи изнутри и вникнуть в кучу неизвестных бытовых мелочей современной Германии тоже.

Мы очень подружились с Хельгой. Часто и по многу болтали на кухне или в саду пока гуляли дети. Она не была красавицей в привычном для 21 века понимании этого слова, но ее тело манило к себе. Длинные женственные ноги, аккуратная выпуклая попка, очень милое и своеобразное лицо.

Девушка любила классическую немецкую литературу, поэзию Верлена и музыку. На этом и сошлись. О своей жизни она практически ничего не рассказывала, кроме лет учебы в школе и университете.

Кое-что о ней мне рассказал подвыпивший пожилой 'булле' (нем. прозвище полицейских 'бык или увалень'. Так их называют за упрямство и силу.) из защитной полиции (нем. Schutzpolizei, SchuPo), которого я подвозил, подобрав на дороге в нескольких километрах до города. Он знал все обо всех в Галле и, опознав меня как постоянного гостя Хельги, с охотой поделился сведениями о ней.

Жизнь Хельги с мужем была нелегкой.... Она была младше своего мужа на десять лет. Для полковника этo был ужe трeтий брaк. Обе жены умерли. Одна при родах, вторая в автомобильной аварии. От пeрвoй жeны у нeгo был сын Oгюст, eгo нaслeдник, сейчас проходивший службу в тыловых частях где-то во Франции. Oт втoрoй — дoчь Лaурa, кoтoрaя былa млaдшe Хельги всeгo нa пять лeт. Год назад она вышла замуж за пожилого промышленника из Мюнхена, человека энeргичного, имeвшего бoльшиe связи в том числе в Швейцарии и Франции, к тoму же oблaдaвшего нeмaлым сoстoяниeм.

Брак Хельги и Людвига был скор. Они познакомились в Берлине случайно. Хельга входила в Союз немецких девушек (BDM) и по поручению своей организации несколько раз посещала госпиталь, где в это время после ранения лечился Людвиг. В разговоре выяснилось, что они земляки и даже некоторое время жили в одном доме. Естественно, что девушка стала больше уделять внимания героическому офицеру, раненому в боях за Великую Германию. Он же делал попытки ухаживать за ней, что благосклонно принималось девушкой. После выписки из госпиталя Людвига они встречались в Берлине и на квартире у Людвига. После чего 'обрадовали' родителей Хельги о заключении брака и скором рождении первенца.

После свадьбы Людвиг занимался в Берлине своей военной карьерой, которая стремительно шла в гору. В 1939 года майор, с 1941 года — подполковник, с прошлого года — полковник. Пока он служил в Берлине, наведывался домой раз в 3-4 недели. Приезжал, давал денег, часами играл с детьми, катал их на спине, запускал с ними воздушного змея. Дети души в нем не чаяли и с нетерпением ждали очередного приезда. На жену не хватало времени. Хельга ревновала детей к мужу. Ей было обидно, что все воспитание лежит на ней, а муж видит только 'праздничную' сторону семейной жизни. Но так уж она была воспитана — быть верной женой и хранительницей домашнего очага. Ранее жизнерадостная и неунывающая, она стала замкнутой и молчаливой. Отдавая себя все детям. С годами он превратился в настоящего домашнего тирана. Достаточно было Луизе перекинуться с кем-то фразой или поступить не так, как хотелось Людвигу — и он изводил ее придирками, сценами ревности и подозрениями. А она униженно молила его о прощении и брала вину на себя, дескать, это я повела себя недостойно, отвлеклась, была нетерпелива, черства, забывчива, неразумна...

Когда Людвиг уехал на фронт, то почти каждый месяц от него приходили посылки. В них было продовольствие и разные вещи. Иногда приезжали офицеры и привозили от мужа деньги, много денег. На них семья и жила. Сам Людвиг приезжал в отпуск всего два раза. За оба раза дома был всего неделю. Остальное время находился в Берлине, а Хельга оставалась с детьми дома.

Сведения были интересны и многое объясняли.

Мне нравилось заезжать к Хельге. В качестве подарка я всегда привозил часть своего пайка и деньги. Дети стали называть меня 'наш Дядя Пауль'. Мы играли с ними в саду. Не знаю что себе напридумывала фрау Марта — старавшаяся сразу же после моего очередного приезда оставить нас с Хельгой наедине и на пару часов уйти погулять с детьми в парк. Эти часы мы проводили очень нескучно. Взрослые люди все же. Война войной, а жить то надо.

Глава

Ян за те несколько недель, что мы не виделись, сделал очень много.

Во-первых, с помощью своих знакомых и оставленных мною денег он смог достать новые документы не только для себя, но и для меня. И главное смог по ним получить продовольственные карточки. Свои продовольственные карточки я отдал ему — мне вполне армейского пайка хватало.

Во-вторых, Кшиштов — парень, у которого Ян остановился, явно был в Сопротивлении, потому что он всегда был прекрасно осведомлен о последних событиях, много знал о методах гестапо и владел информацией, которую, кроме как в подполье, почерпнуть было негде. Главное же — у тех, кому доводилось иметь дело с конспирацией, быстро вырабатывается особый 'нюх', инстинкт, позволявший распознать собратьев.

В-третьих, Ян несколько раз ездил в Варшаву, где встретился с дальними родственниками и при их помощи снял для себя и меня несколько квартир в разных районах города.

В— четвертых, он встретился с несколькими своими одноклассниками волею судьбы занесенными в Краков и ранее высказывавшимися антифашистки. Парни работали на строительстве укреплений вокруг города и помогли в составлении их схемы. Именно они и стали основой нашей партизанской группы.

Цели для нее находил я, а уж они старались воплотить мои планы в жизнь. Опыта конечно у них было мало, но все приходит со временем. Тем более что для ребят я пытался найти цели послабее, не требующие высокого искусства — проследить маршруты движения, изучить место жительства клиентов или указанные объекты. Остальное оставлял за собой. Акций по устранению выбранных мною целей было несколько — обер-лейтенанта из тылового управления и очень въедливого унтер-офицера из комендатуры. Цели так себе, но для обкатки группы вполне достойные. Парни в деле показали себя неплохо, еще немного обкатать и в бой.

Можно сказать, что первый этап моего плана реализовался, в общем-то, неплохо.

Глава

Встречи на дороге

Транспорта по дорогам Германии и генерал-губернаторства моталось много. И не только военных. То и дело приходилось встречать автомашины и мотоциклы, за рулем которых сидели мужчины и женщины в гражданском. Частенько они голосовали из-за поломок — то колесо спустит, то движок заглохнет. Я старался им помочь, чем мог. Особенно когда не куда было спешить. Ну, а помочь своему камраду — военному сам бог велел. Тем более что так заводились новые знакомые, и получалась дополнительная информация о расположении войсковых частей и строящихся оборонительных укреплениях, квартирах высокопоставленных офицеров и чиновников. За некоторыми из этих моих знакомых вскоре приходили ребята Яна.

Бывали и другие более приятные встречи.

Как-то возвращаясь из поездки, остановился на ночь в поселке в сотне километров от Кракова. Можно было бы конечно поторопиться и через пару часов добраться до города, но решил не рисковать по темному времени, а, то вдруг какие польские партизаны нападут. Тем более что жандармы периодически сообщали о таких нападениях.

Заночевал в казарме местной комендатуры. Парни мне не отказали и выделили свободную койку. На ужин я опоздал, так что пришлось обойтись тем, что осталось у повара — еле теплого супа (нем. Frontkameradensuppe — его варили из фасоли, картошки и ветчины) и жаркого (нем. Eintopf). Правда с большим куском хлеба и фруктовым мармеладом к чаю.

Утром, еще до восхода солнца плотно позавтракав, я тронулся в путь. На выезде из поселка увидел симпатичную польку на велосипеде старательно объезжавшую лужи. Ножки у нее были ой как хороши ...

Пригласил прекрасную спортсменку к себе в кабину. Согласилась, тем более что ехать нам было в одном направлении. Марыся оказалась разговорчивой и довольно раскованной девушкой. Уже скоро я знал, что она замужем, работает в магазине и ехала проведать заболевших родственников в соседней деревне, что торговля идет плохо и что она боится прихода 'коммунистов'.

Километр за километром автомобиль проглатывает ленту пустынной дороги. Красноватые солнечные лучи, веселыми бликами приветствуют начинающийся день. Коктейль, состоящий из запахов влажных от росы трав и цветов, врывался в салон автомобиля через открытое окно. За разговором время летело незаметно.

На одном из перекрестков Марыся попросила свернуть. Мы въехали на грунтовую дорогу, в коридор под ветвями деревьев. Могучие деревья двинулись навстречу, а на головы и плечи ощутимо пала сладостная тень. Сухой воздух сменился прохладным и чуточку влажным. Почти все деревья здесь с северной стороны покрыты толстым зеленым мхом до нижних веток, а шорох шин сменился влажным хрустом, едва мы въехали на толстый ковер из опавших листьев.

Проехали еще около километра, когда на одном из поворотов девушка попросила остановиться и выгрузить велосипед. Она вежливо отказала на мое предложение довести до дома — могли возникнуть проблемы с родственниками мужа, но мы договорились, что я буду заезжать к ней в магазин, когда буду в городе. Ее поцелуй был так жарок и многообещающ, что сразу же захотелось ее посетить в самое ближайшее время.

Возвращение на трассу не занял много времени, но уже скоро по указанию регулировщика пришлось остановиться. Впереди метрах в ста стоял черный лакированный 4-х дверный лимузин 'Опель-Адмирал' со спущенными передними и правым задним колесами. Тут же у обочины находился мотоцикл 'Цюндап' с коляской. Пулеметчик сидел на своем месте, ствол пулемета смотрел в сторону близкого перелеска. Двое — видимо водитель, и мотоциклист занимались ремонтом колес. Двое офицеров о чем то разговаривали стоя у багажника авто. Причем один из них стоял с карабином на изготовку. Интересно девки пляшут.

— Что тут произошло? — Спросил я у подошедшего регулировщика.

— Бандиты рассыпали шипы по дороге. Вот мы и попались. На 'Опеле' — три колеса пробило. У мотоцикла одно. Хорошо, что запаска была, поменяли. Сейчас легковушкой занимаемся. Так что смотри под ноги мы не все собрали, а то придется как и нам тут торчать — Протягивая мне самодельный классический 'чеснок' сказал регулировщик ('Чеснок' — кованное металлическое изделие, применяемое в качестве заграждения против кавалерии и автотранспорта. Изобретение это чисто русское ( во всяком случае, перерыв кучу исторической литературы, автор не нашел ни единого упоминания чеснока или чего либо похожего в европейском военном искусстве). Чеснок представляет собой пространственную фигуру, состоящую из четырех кованных заостренных стержней, соединенных вместе под углом 120 градусов друг к другу по всем плоскостям. Длина каждого стержня около 5 сантиметров, толщина 0.8-1 см. Подобная форма изделия обеспечивает такое его положение на плоскости, при котором один из стержней обязательно направлен вертикально вверх, а три других обеспечивают устойчивость изделия. Причем, это положение чеснок принимает как бы его не бросили, исключая, конечно топкий грунт, рыхлый снег Ввиду небольших размеров, чеснок практически совершенно невидим в траве, снегу. При попадании коня копытом на изделие, острие пробивает его снизу и выводит лошадь из строя немедленно. Лошадь падает, часто подминая под себя седока. В лучшем случае лошадь на 3-5 месяцев выбывает из строя, часто оставаясь хромой и непригодной для боевой работы, в худшем погибает через несколько дней от заражения крови, гангрены. При достаточной плотности "минирования" чеснок может замедлить и движение пехоты. Во всяком случае, в XVIII-XIX веках строй атакующей пехоты нарушался, солдаты становились озабочены тем, чтобы не проколоть себе ногу, замедляли шаги и не вели огня по противнику. Однако, основное предназначение чеснока — противоконное заграждение. Использовался он и в Первую мировую войну. В годы ВОВ партизаны использовали его на автодорогах).

— Действительно неприятная вещь. Много таких собрали?

— Штук двадцать. Ты в Краков?

— Да.

— Вулканизатор есть? А то мы со своими долго провозимся?

— Конечно, помогу.

Посмотреть действительно было на что. Пробитых колес я в свое время насмотрелся, а вот то, что лежало в салоне меня заинтересовало куда больше — пузатый портфель желтого цвета, который явно хранил много важных секретов. И это решило судьбу всех на дороге — упускать шанс захватить документы, я просто не имел права.

Да и офицеры интересные попались — оберс и лейтенант Люфтваффе. Хорошие такие, жирные цели. Вот только шлепнуть их сразу не получится. Пулеметчик, регулировщик и лейтеха явно настороже, да и у полковника кобура открыта. Так что не спешим, подождем, глядишь, что получится.

Работа в шесть рук спорилась. Нам потребовалось всего час, чтобы поставить машину на ход. Заодно и мотоциклисту камеру заклеили. Полковник от щедрости души мне за помощь пачку сигарет презентовал, а его водитель поинтересовался, где по дороге можно долить воды в радиатор. Кипит, понимаешь, движок периодически. Ну, я и подсказал хорошее и безопасное местечко неподалеку.

Пришлось слегка поторопиться, чтобы приготовить торжественную и горячую встречу. Приготовить сцену так сказать — например машиной перегородить второй выезд. Конечно, соотношение не самое оптимистичное — один к шести, но справлюсь, а куда деваться раз впрягся! Заодно и глушитель проверю в деле.

Гости не заставили себя долго ждать. Сначала показались мотоциклисты, а затем и легковушка. У нее явно были проблемы. Парила. Мотоциклисты развернулись в сторону леса. Оберст и лейтенант вышли вновь размять ноги.

— Проклятый мотор, второй раз за день! — Только и сказал их водитель и спросил, — Куда идти за водой?

Пришлось его проводить до ручья и там успокоить вечным сном.

У машины ситуация слегка поменялась. Офицеры, спиной ко мне справляли нужду в ближайшие кустики. Мотоциклисты философски стояли с сигаретами в зубах и винтовками в положении 'на плечо' у мотоцикла. Только пулеметчик (вот же неугомонный, да еще и не курящий) бдительно нес службу, водя пулеметным стволом туда-сюда.

Ну что нечего тянуть кота за хвост — работаем!

Первые пули раскидали в стороны стоящих мотоциклистов, следующие две, легли чуть пониже среза каски пулеметчика, тут же ткнувшегося в приклад, — аж ствол в сторону повело. Подкорректировав прицел, ушёл в сторону и снова плавно потянул спуск, перечеркивая спину вскинувшегося оберста. Дернувшись несколько раз, тот сполз по капоту и грузно осел на землю. Мгновением спустя к нему присоединился и адъютант, ничком рухнувший рядышком.

Мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы поменять обойму и двинуться на контроль. Пришлось потратить еще патронов. Полковник и один из мотоциклистов живучими оказались, да и лейтенанта пришлось подкорректировать.

А дальше бегом. И все равно провозиться пришлось около часа. Мотоцикл и 'Адмирала' в кусты, туда же трупы. Да и трофеи собрать надо было. Ну и следы свои на месте преступления подчистить требовалось. Ну и рассмотреть документы из портфеля сам бог велел.

Очень интересными оказались — нашим они просто жизненно необходимы — полный перечень складов, аэродромов, планы действия подразделений Люфтваффе и их передислокация и т.д.и т.п. Так что придется Яну постараться и найти возможность их передачи за линию фронта. Или хотя бы партизанам.

На въезде в Краков меня встретил патруль жандармов во главе с Густавом. Так что сложностей не возникло. Проверка документов прошла более чем формально — просто проверили путевой лист и все, даже в кузов не заглянули. А я-то всю дорогу переживал — хорошо ли портфель и кое-что из трофеев спрятал.

Вечером за 'рюмкой чая' Густав под большим секретом рассказал о нападении польских бандитов на автомобиль оберста из штаба Люфтваффе. Убиты все его сопровождающие, пропали ценные оперативные документы. По этому поводу из Берлина должна приехать специальная комиссия. Уже есть подозреваемые. Гестапо вышло на след отряда польских бандитов действовавших в том районе и готовит операцию по их разгрому. Интересно девки пляшут.

Глава

Неделю, после уничтожения мной оберста и его людей, я не выезжал из города. Клаус дал время привести машину в порядок и заодно, чтобы я как следует, отдохнул.

В городе и окрестностях шли поисковые операции, в которых были задействованы части гарнизона и присланные подразделения СС. Поговаривали, что всех задержанных после короткого допроса сразу же ставили к стенке. Было даже интересно, почему нас не задействовали в этих операциях. Долго над этим мне думать не дали. Вновь отправили в рейс, да ни куда-нибудь, а по дороге в сторону деревни Марыси. Запала мне эта девчонка в душу. Так что повод заехать и обсудить с ней пару вопросов сам бог велел.

Девушку я нашел в магазине. Но поговорить нам не удалось. Магазин пользовался популярностью. Покупателей хватало, хотя выбирать тут было особо не чего — немногочисленные промышленные товары и кое-что из продуктов. Выгадав момент, когда рядом никого не было Марыся, протянула мне клочок бумаги, с какой-то схемой и тихо сказала: — Езжай туда, я скоро приду. Это совсем рядом, за селом увидишь дорогу.

Чего не сделаешь ради встречи с красивой дамой — обещавшей много прекрасных и сладких мгновений. Ехать действительно пришлось недолго. Немного подняться в гору по дороге среди яблочного сада. В конце пути меня ждал большой каменный сарай с черепичной крышей и большими деревянными воротами. Внутри оказалось довольно большая куча прошлогоднего сена. От входа в склад открывался красивый вид на крыши поселка, дорогу, местные лес и сады. При этом моя машина, стоявшая на полянке перед входом за разросшимся шиповником, не была видна с дороги. От склада вглубь сада в сторону поселка шла хорошо натоптанная тропа. Довольно уютное и тихое любовное гнездышко.

Тем не менее, стоило оглядеться по сторонам. Так на всякий случай. Вдруг, какие свидетели нашей встречи или еще кто найдется, желающие моим 'Опелем' и грузом завладеть. Надеюсь, Марыся знает что делает, приглашая меня сюда. Закрыв кабину на ключ, тронулся в путь.

Пройдя по тропинке сквозь сад и никого, не встретив по пути, вышел к поселку. Несколько человек копалось в своих огородах. Неподалеку паслось пара бычков. Короче тишь и благодать обычной сельской жизни. И никакого ощущения войны. Делать мне тут было нечего, и я вернулся к сараю. Тут наткнулся на двух типов, преградивших мне дорогу.

Здоровяк в пиджаке, высунув кончик языка, поигрывал основанием прилипшей к нижней губе папиросы. И уже достаточно взрослый подросток в широких прямых брюках и куртке. Я резко развернулся обратно, но увидел, что мне перегородили дорогу еще двое типов взявшихся словно ниоткуда. Эти были повзрослее. Одеты как местные крестьяне. У одного из них во рту золотая фикса. И что самое странное ни у кого из них в руках нет оружия. Даже палки. Я , чтобы держать всех в поле зрения, сделав шаг назад повернулся спиной к стене.

Вообще ситуация классическая! Жертва зажата между двумя парами и лишена возможности сбежать. Старшим из нападавших был фиксатый. Я видел, что он как упругая сжатая пружина может выпрямиться в любой момент и нанести один быстрый и смертельный удар. Остальные так себе — пентюхи деревенские, и похоже без опыта работы в группе.

Вопрос только один — почему они тянут? И вообще чего хотят?

По идее одинокий немец прекрасная цель — шлепнул из кустов и никаких проблем. А тут устроили засаду, загнали меня в угол и ждут. Зачем и для чего? И вообще кто они такие?

Родственники Марыси? Но у нас еще с ней пока ничего не было. Одни разговоры.

Партизаны? Не похожи. Слишком чистенькие для прячущихся в лесных землянках и явно не голодают. Вон, какие морды откормленные.

Обычные грабители что ли? Но как-то не вяжется. Война вообще-то идет. Хотя кто его знает, как тут у поляков принято воевать.

Да и вообще хотелось бы знать, кто их на меня навел. Мысль, конечно, вертелась в уме, но не хотелось бы, чтобы она оказалась реальностью.

Доставать пистолет из кобуры на портупее я не стал. Не Вам Дамм конечно, но против четверых вполне справиться смогу. Тем более, что нож в левом и 'Вальтер ППК' (пусть и без глушителя) в правом рукавах никто не отменял.

Мы, молча, стояли друг напротив друга, играя в гляделки уже пару минут. Мне это надоело, и я сделал ход.

Взмахом выдернул Вальтер и фиксатый грохнулся на спину. Разворот вправо — оба, перекрывшие дорогу, получили по дырке в лоб. Четвёртый грохнулся на колени и поднял руки. С него и начал.

— Жить хочешь? — Дождавшись его кивка, продолжил. — Кто вас навёл на меня?

— Баба из магазина позвонила Тодеушу, — жалобно проблеял тот, указав на 'фиксатого', — сказала, что вы будете ее ждать здесь.

— Понял, болезный. — Вот так легко и просто теряешь веру в людей. — Как тебя зовут? Чего ждали и хотели?

— Арон. Должен был еще подойти Марек. Поручик из отряда, да что-то задержался, ему идти далеко. Нам грузовик ваш был нужен. Думали, что вы, не дождавшись бабы, уедете. Вот Тодеуш и решил рискнуть и вас захватить.

Вот это уже интересно — если верить этому субчику значит, здесь поблизости дислоцируется отряд аковцев. Придется дождаться поручика и дамочку, позадавать им пару вопросов.

— Где вы с Мареком встречаетесь?

— Тут неподалеку, у сторожки, на краю сада. Вы мимо нее проезжали, когда ехали сюда.

— Помню. Если вас там не будет, куда он пойдет?

— Сюда.

— Отряд большой?

— Два десятка человек, те, кто в лесу прячется, остальные по селам живут. Таких еще человек тридцать наберется.

— На боевые операции против немцев выходят?

— Нет. Марек сказал, что дана команда набираться сил и оружия. Ждать приказа о выступлении.

— А вы что же? Или в первый раз на дело вышли?

— Нет. Было уже пару раз.

— Трофеи куда девали? В отряд?

— Не. Тут за сараем схрон есть. Вот туда все и складывали.

— Пошли, покажешь. — Решил я ковать железо пока горячо, глядишь, мне что пригодится.

Схрон был искусно замаскирован среди кустов. Трофеев действительно было мало — пара винтовок, немного патронов и амуниции, три комплекта формы.

— Сняли с убитых?

— Нет.

— А куда хозяев дели?

— Там чуть дальше у оврага Марек с Тодеушем с ними все решали, а я с ребятами только могилы закапывал. — Склонив голову, промолвил парень.— Мы с Богумилом и Витом на подхвате у них были — подай — принеси. Марек нам серьезных поручений не давал. Парней бы по-человечески похоронить надо.

— Надо. Ты из этого села?

— Да, мой дом на крайней улице справа по дороге на Краков, а парни в центре жили. У них родители старые. А у меня только матушка и сестричка малолетняя.

— Понятно. Тебя кто видел, что ты с ними ушел в лес? Родственников твоих среди них нет?

— Нет. Мы по отдельности собирались. С ребятами в школе учились.

— Поступим так. Ты мне поможешь загрузить трупы в машину. Я их сдам на полицейский пост. Это не обсуждается, а ты мне напишешь расписку о сотрудничестве.

— Я никого выдавать не буду.

— А мне и не надо. Будешь сообщать о передвижении немецких войск, ну и иногда к тебе от меня будут приходить люди, и ты им поможешь. Согласен?

— А куда деваться?!

— Ну и молодец, правильное решение. А то бы присоединился к своим друзьям, а так будешь жить. Теперь пойдем, твоих друзей грузить.

Закидать в кузов троих времени много не потребовалось. Отправив Арона, домой, я остался ждать своих визави. Пополнив карманы трупов некоторыми из моих трофеев.

Первым появился молодой парень в хорошо начищенных сапогах, чистеньких конфедератке с польским орлом и немецкой военной куртке. Честно говоря, на командира партизанского отряда он походил мало. Шел по дороге — не скрываясь, весело помахивая веточкой в правой руке, наслаждаясь свежим воздухом и хорошей погодой. Единственное, что выдавало в нем отношении к партизанам так это пистолеты, один в кобуре на поясе, второй, без кобуры, заткнутый за ремень сзади. Меня он не видел, потому и шел так спокойно.

Пришлось нарушить его идиллию. Я, как чертик из коробочки, появился сбоку из-за кустов с пистолетом в руках. Испуг поручика был слишком явным. Он даже присел от неожиданности, разведя руки по сторонам. Вояка б...

— Ну что Марек поговорим? Для начала пистолет сзади за поясом вытащи и двумя пальцами брось перед собой, иначе... — тот так и сделал.

— Кто вы? Что вам от меня надо? — с гонором спросил он.

— Я тот, кого вы тут собирались захватить. А что надо так — поговорить. Задать пару вопросов и получить на них ответы.

— А что потом?

— Посмотрим на твое поведение.

— Что вы хотите знать?

— Об отряде я знаю. У вас есть связь с русскими или с коммунистическим подпольем в Кракове или еще где?

— Нет. У нас есть свое командование...

Врал мне поручик — как все поляки вместе взятые. Особенно про боевые подвиги своего отряда в тылу противника. Чего он этим хотел добиться, не знаю, усыпить мою бдительность, наверное — но на его горе я заметил, как он пытался выдернуть нож из-за голенища. Я не промахнулся. Пустой он был, для моих целей совершенно не годился...

Она подошла, такая вся из себя, брезгливо сжимая пухлые губы. Её красивые ножки в тёмных шёлковых чулках просто приворожили меня. Ох, и хороша, чертовка! Убивать ее я не хотел. Смысла не было и так трупов на сегодня хватает, но наказать стоило. Я нагло обыскал её — дамский браунинг в сумочке. Тихо ей выдал: — Марыся, я жив, а они нет.

— Делайте со мной что хотите, только не убивайте, — завизжала она.

Пришлось затыкать ей рот поцелуем. Отдалась она мне с таким жаром, словно это был ее последний раз...

Расстались мы с ней друзьями. С собой я увозил расписку с обязательством сотрудничества.

Глава

Несмотря на все события прошедшего дня и активного 'снятия стресса' я все никак не мог уснуть. Мысли скакали насчет совершенного мной — чисто ли я все сделал? Не оставил ли лишних следов? И когда за мной придут, тыкая дулом в спину...

День начинался вполне обыденно и ничего не предвещало. Я занимался машиной, готовя ее к новому выезду, когда дежурный вызвал меня к Клаусу...

-А, это вы дорогой Пауль, проходите. У меня для вас есть небольшой сюрприз. Здесь в городе сейчас находится ваш сослуживец. Человек, который так много сделал для вас. Думаю, вам будет приятно с ним пообщаться. Ведь у нас так мало радости в последнее время.

— Конечно господин Клаус — я постарался скрыть внезапно охватившее меня волнение.

— Вот и прекрасно. Это ваша увольнительная до полуночи и пропуск в город. А это — протягивая мне небольшой толстый и довольно увесистый пакет, перетянутый толстой бечевкой, передадите гауптманну Шварцу. Постарайтесь не увлекаться, вспоминая с ним старых друзей. Вам завтра после обеда видимо придется выехать в Вену. — Сказал Клаус

— Яволь.

— Можете быть свободны.

— Благодарю господин Клаус.

Так, похоже, влип очкарик — подумал я, выходя из канцелярии. Принесла же нелегкая этого Шварца. И что можно сделать в этой ситуации? Когти рвать? Куда и как? Понятно, что с расположения я спокойно выйду. Увольнительная в кармане. Сутки искать меня не будут точно, но вот потом этим займутся и фельджандармы и гестапо. Да и Клаус, в стороне не останется. Вдруг меня гестапо забрало и я уже показания о деятельности 'Пакета' даю. Своих знакомых напригет и там и там. А те лучше всякой полиции искать будут. Возможности у них явно имеются. Хорошо если посчитают что Лебовски просто дезертир или его грохнули поляки, спрятав труп унтера где-то в подвалах или спустив по реке. Но все равно будут стараться докопаться до истины, задействовав свою местную агентуру и дав ориентировку постам и патрулям. Какое-то время можно будет пересидеть у Яна, благо запас продуктов, гражданская одежда и новые документы уже приготовлены. Но все равно в городе оставаться долго нельзя. Максимум день или два. Лучше бы покинуть город прямо сегодня до конца светового дня, но не все так просто. Начиная с того что на своих двоих далеко не уйдешь. Придется захватывать машину и прорываться из города. С боем. Дальше, как и планировал ехать в Варшаву... Неплохой такой планчик. Правда сразу куча проблем зарисовывается — где взять машину и пропуск на нее, да и Яна дома может не оказаться, придется, где-то отсиживаться, ожидая его. А это чревато. Одиночный, невооруженный 'фриц' — заманчивая цель для местных партизан. Пальнут из развалин или постараются достать ножом. Может у них ничего и не получится, но получить серьезное ранение за просто так не сильно хочется.

А если рискнуть и сделать все по-другому, оставив планы побега на будущее?! Сходить на встречу с гауптманном и задать ему пару вопросов. Например, о самом себе, точнее Лебовски. А так же что связывает гауптманна с Карлом. Каким бы гауптманн профессионалом фронтовиком не был с ним и его денщиком (если конечно он у него есть) я по любому справлюсь. Со свидетелями тоже. 'Святой' глушитель тут мне в помощь. Забрать его и пистолет из машины много времени не составит. Ну а дальше будем смотреть по обстоятельствам. Побег оставим на потом, например, на время рейса. Главное следов ведущих к Лебовски не оставить.

Квартиру Шварца нашел быстро. Она располагалась на втором этаже трехэтажного кирпичного дома рядом с центром города. Повезло, что в подъезде я никого не встретил. Работать пришлось импровизируя. Дверь открыл, одетый в парадный мундир, гауптманн. И ж ты, у мужика даже 'Железный крест' 2-й степени имеется, да и штурмовой знак неплохо так смотрится.

— Господин гауптманн Шварц, — вежливо поинтересовался я.

— Да.

— Унтер — офицер Алоис Крупп. У меня для вас пакет.

— Проходите. — Освобождая мне, проход в коридор, сказал Шварц. Как только я зашел, офицер сразу же закрыл дверь. — Слушаю вас.

— Мой сослуживиц Пауль Лебовски просил вам передать наилучшие пожелания и вот этот пакет.

— А где он сам и почему он это поручил вам?

— У него небольшие проблемы с желудком и он зашел в аптеку. Будет примерно через полчаса. Насчет пакета Пауль сказал, что его вам просил передать господин Клаус.

— Понятно. Вам никто не говорил, что вы с Паулем очень похожи? Вы случаем не родственники? Типичные пруссачки.

— Увы, нет.

В квартире было тихо. Поэтому я решил действовать, а чего тянуть?! Тем более что гауптманн рассматривая упаковку, повернулся к свету. На короткий и резкий удар в голову он не успел отреагировать. Подхватив бесчувственное тело, опустил его на пол. Дальше в 'темпе вальса' осмотр квартиры на предмет наличия других тел.

В большой четырехкомнатной квартире никого не было. Повезло, то ли мне, то ли телам. Денщика следов нет. Жизнь становится все лучше и лучше. Особенно с учетом большого количества продуктов и закусок на кухне.

В зале был сервирован стол на четыре персоны. С неплохим выбором выпивки. Интересно для кого? Двух кандидатов я вроде как знаю — Шварц и Лебовски. Не зря же Клаус говорил о пьянке. Значит, будут еще двое. Что ж придется поработать за хозяина этого заведения.

Упаковать Шварца, не составило труда. В качестве кляпа вполне сошли носки капитана. А его самого разместить в спальне, привязав к батарее отопления. А то кто его знает, что он может придумать, чтобы мне помешать.

До прихода гостей я успел изучить квартиру, закрыть форточки, опустить шторы и просмотреть вещи капитана. Так провести легкий шмон. Самое интересное было в пакете от Клауса. Крупная сумма в долларах и фунтах. Нехреново живут фронтовые офицеры или их друзья в тылу, что валюту пачками носят. Деньги вроде бы как настоящие...

Гостей, как и ожидалось, было двое. У одного был большой пакет, прям аналог моего и коробка с тортом.

Играя роль радушного хозяина, пригласил их в гостиную освежиться французским коньяком и сигаретами, объяснив отсутствие капитана проводами женщины. Намек был понят правильно. Коньяк благосклонно. И вновь пришлось 'танцевать'. Стреляя из очень неудобного положения. Свидетели мне были не нужны. Благо глушитель отлично оделся на 'Вальтер' гауптмана.

Гости интересные попались. Документы сообщили, что они жители Вены. Вот только под пиджаками у них были кобуры скрытого ношения. Не пустые. Пушечки свежие. У одного нашелся жетончик, типа моего трофейного. А в пакете большая куча рейхсмарок. Торт настоящий, кстати, был, кремовый с натуральными сливками. Таких, я, известный сладкоежка, в Кракове и не видел.

Разговора с гауптманом у нас не получилось. Я его со всем прилежанием и аккуратностью в гостиную притащил, в мягкое кресло с высокой спинкой усадил. А он злом мне ответил. Дергаться пытался, орать. А оно мне надо? И так нервы на пределе! Тем более, что время работало против меня — вдруг еще какие гости могли нагрянуть. Так что надоел он мне. Привереда. Шлепнул из пистолета одного из 'гостей' дважды нажав на курок.

Еще около часа ушло на приведение сцены в порядок и зачистку следов. Валюту и большую часть рейхсмарок себе забрал. Жетон тоже. Трофей, однако. Остальные, достав из пакета, аккуратно разложил на столике. Пусть 'крипо' порадуется. Не все мне одному от жизни подарки получать. Делиться надо!!!

Мне нужно было алиби, и я, прихватив пару бутылок и закуски (не пропадать же добру) направился в знакомое кафе, куда вскоре пришел мой 'друг Густав'. Загул и дальнейшие приключения у нас прошли на 'ура'.

Вроде бы я нигде не прокололся. Но, тем не менее, что-то мешало мне спокойно уснуть в пьяном угаре и забыть произошедшее в квартире. Знать бы еще что...

Только падая в дрему, до меня дошло — пакеты с деньгами, продовольствием и бутылками я оставил у бармена в кафе.

Глава

— Густав у унтерштурмфюрера (вермахт — лейтенант) есть к вам несколько вопросов. Он дет на них полные ответы.

— Слушаю вас господин унтерштурмфюрер.

— Скажите, как давно вы знаете унтер-офицера Лебовски?

— Мы встречались еще до войны. Здесь в Кракове он чуть больше месяца, прибыл в город в начале марта.

— Понятно, можете что-то сказать о нем?

— Мы не так близки, чтобы я мог о нем что-то сказать конкретно. Знакомы были еще до войны. Есть общие знакомые, которые о нем ничего плохого не говорили. Здесь встречаемся с ним по случаю, иногда несколько раз в неделю. Вместе отдыхаем. Ни в чем подозрительном не замечен. Мне кажется, что он спокойный и порядочный парень. Пунктуален. Хорошо следит за собой. Форма на нем всегда в порядке, начищена и наглажена. Не невростенек, с устойчивой психикой. Не озлобился, хотя участвовал в боях с начала Восточной кампании. Несколько раз был ранен на фронте. Не трус. Отмечен наградами за храбрость. При этом осторожен, постоянно носит с собой несколько пистолетов — один в кобуре, второй в кармане брюк. В голенище правого сапога у него нож. Но этим тут никого не удивишь.

Ровен и уважителен в общении. Любит жизнь во всех ее проявлениях. Несмотря на наличие денег их не транжирит. Всегда проверяет счет. При этом не жаден, при необходимости может помочь финансово. Не гомосексуалист. Любит женщин. Наркотики не употребляет. Документы у него в порядке. С другими я бы и не встречался.

— Какие у него отношения с местными жителями?

— Он их сильно не любит. Всех. Особенно поляков, украинцев и русских на нашей службе считает их предателями, которые при первой же возможности перебегут к врагу или же нанесут удар в спину. Припоминаю, что когда он приехал в город, то ему по дороге пришлось уничтожить своего помощника из русских хиви, пытавшегося бежать к партизанам в лес.

— Когда вы с ним виделись в последний раз?

— Два дня назад, вместе посидели в кафе.

— Только в кафе?

— Не только. Были у дам. Разошлись утром. Он направился к себе на службу я к себе.

— Кто был инициатором встречи?

— Я после дежурства пришел в кафе, Пауль уже сидел там.

— Во сколько это было? В каком состоянии был унтер-офицер?

— Было это около 14 часов. Лебовски сидел за столиком в несколько расстроенном виде. Слегка размятый коньяком. Он сказал, что в город приехал его хороший знакомый — гауптманн Шварц, но им так и не удалось посидеть. К гауптманну пришли гости, и Паулю пришлось одному идти в кафе. Ну, я его и поддержал. Выпили немного — полбутылки коньяка и бутылку шнапса, с хорошей закуской. Заплатил за все Лебовский.

— Лебовски не куда не выходил?

— Нет. Только в туалет. А так все время был рядом со мной.

— Понятно, спасибо вахмистр, можете быть свободны.

— Слушаюсь.

— Ну что, ты все выяснил что хотел? — Спросил криминальинспектор, когда дверь за вахмистром закрылась.

— В основном. Твоему вахмистру можно доверять?

— Как мне. Если ты, конечно, мне самому доверяешь. Мы с ним с Польской кампании и он меня никогда не подводил. Крепкий профессионал, побольше бы таких.

— Доверяю. Не то слово.

— Я, похоже, знаю приятеля моего Густава. Видел их несколько раз вместе. Типичный пруссачек. Знаю точно, что по девкам они ходят только вдвоем. Говорят, творят там что хотят. Но все прилично. Жалоб не поступало.

* * *

— Итак, мой мальчик рассказывай, что ты накопал по убийству гауптманна Шварца и его гостей.

— Слушаюсь гауптштурмфюрер (нем. SS-Hauptsturmführer — вермахт гауптманн, ротмистр). У меня сложилось противоречивое чувство по этому делу, и только вы, я, надеюсь, мне поможете в нем разобраться.

— Ну что ж попробуем тебе помочь. Начни свой рассказ с самого начала, но не углубляйся в мелочи.

-Сигнал об обнаружении убитых нам поступил в понедельник в 7 часов 30 минут от хозяйки квартиры фрау Дитрих. Она пришла туда для уборки. Входная дверь была закрыта на ключ. Дверной замок без следов взлома, открылся легко, с ее слов — как и всегда. Ключи от квартиры имелся у гауптманна Шварца и хозяйки. Ключа Шварца в квартире мы не нашли.

Оперативная группа обнаружила в помещении три труппа — гауптманна Шварца и его двух гостей — Рихтера и Кляйна. Последние по документам числились бизнесменами из Вены, здесь останавливались в гостинице. Сюда прибыли на автомобиле. Машина сейчас стоит во дворе гостиницы. Я сделал запрос в Вену, и выяснилось следующее — под этими фамилиями действовали агенты крипо (уголовной полиции нем. Kriminalpolizei, сокр. Kripo), которые занимались борьбой с распространением наркотиков. Агенты опознаны по посланным в Вену фотографиям. На прошлой неделе они попросили у своего руководства разрешение для выезда в Краков, с целью встречи со своим агентом.

— Интересно, что об их приезде нас никто не предупреждал. Что о них говорят?

— По службе характеризуются положительно, имели очень хорошие результаты работы. Раскрыли несколько каналов поставки наркотиков из Швейцарии и Франции. Ими задержано шестнадцать человек — все наркоматы и гомосексуалисты. Арестованные после суда направлены в Дахау. В течение года трижды были в Кракове. Что-то их здесь интересовало. С кем встречались, что за агенты неизвестно.

— Ладно, понятно с ними — что ничего не понятно. Что там по гауптманну Шварцу?

— Прибыл сюда из госпиталя для восстановления после множественного осколочного ранения. Зарегистрирован в комендатуре. Все документы в порядке. Личность и наличие ранения подтверждается и госпиталем и унтер-офицером Лебовски, который служил с гауптманном в одном штабе дивизии. Они дружили, что подтверждается и фотографиями, найденными среди вещей гауптманна и показаниями Клауса. Шварц звонил ему и просил прислать Лебовски для встречи.

— Дитрих?

— Фрау Дитрих состоит с нами на связи уже пять лет. Сомневаться в ней пока не приходилось. Неоднократно проверялась. Сдает через комендатуру квартиру нашим офицерам и чиновникам, прибывающим в город.

— Напомни, что было обнаружено в квартире.

— В квартире было чисто, следов борьбы или обыска не выявлено. В столовой был накрыт стол на три персоны. На кухне стоял еще один чистый обеденный прибор, запас еды, продуктов и вина для неплохой попойки. Трупы находились в сидячем положении за столиком с напитками и сигаретами. На столике же находилось в стопках 1000 рейхсмарок и 1500 английских фунтов.

— Неплохая сумма!

— Согласен. На фунтах найдены отпечатки пальцев Рихтера, такие же были на оберточной бумаге, в которой находились фунты. На марках Шварца и Кляйна. Других отпечатков не найдено.

— Странно. А следы унтера?

— Они нашлись только на столовом приборе, что был на кухне, крышке стола в зале, бокале из под коньяка.

Еду, Шварц и его гости не принимали.

В чемодане гауптманна находились личные вещи, три пачки пистолетных патронов, русская ручная граната, альбом с фотографиями, документы на награды. В кармане рубашки Шварца найден пакетик гашиша. В кителе лежал портмоне с еще тысячей рейхсмарок различными купюрами. Документы покойного.

Смерть погибших наступила в воскресенье около 16 часов. По свидетельству экспертов, положение трупов, гильз соответствует тому, что Шварца убили его гости, а он оказался так любезен, что тоже их пристрелил. Количество пуль выпущенных из пистолетов Шварца и 'венцев' играют на эту версию. Забегая вперед, скажу, что выстрелов никто не слышал.

— Свидетели?

— Их несколько. Уже упоминавшийся мной унтер-офицер Лебовски и несколько гражданских из числа поляков живущих в этом же доме.

— Лебовски?

— Водитель в 'Пакете'. Замечаний не имеет. Храбр, исполнителен, вежлив. Неделю назад из личного оружия уничтожил засаду из трех поляков. Трупы и оружие бандитов доставил на жандармский пост. Бандиты оказались причастны к нападениям на наши автомашины. Если помните, десять дней назад было сообщение о гибели оберста люфтваффе и его сопровождающих в пятнадцати километрах от Кракова. Там еще автомашина с мотоциклом сопровождения фигурировали.

— Конечно, помню. Пропали документы штаба люфтваффе и карта с оперативной обстановкой.

— Так вот при осмотре трупов бандитов у одного из них найдена расческа оберста, а у второго зажигалка и Железный крест унтер-офицера из его сопровождения.

— Неблагодарные скоты. Железный крест наверняка решили использовать для изготовления ордена за убийство эсэсовца в рукопашной. Интересно польская монетка в 1 злотый с выбитой на нем эмблемой Армии Крайовой в кармане убитого была? Хотя вряд ли. Слишком большая улика в таком деле. Поляки все надеются, что русские их за это погладят по головке. Глупцы, первыми же попадут в жернова русской контрразведки.

— Согласен.

— Ладно, что там по Лебовки?

— Имеет железное алиби. На момент гибели Шварца и его гостей был в кафе. Сидел там где-то с часа дня. Никуда не выходил. Это подтверждает 8 человек, в том числе вахмистр жандармерии, бармен, официанты и несколько посетителей. Унтера там знают как постоянного клиента.

Сообщение о прибытии гауптманна в город получил от Клауса и сразу же отправился туда. Пакет с продуктами в качестве поощрения ему выдал Клаус. Подтверждается Клаусом и несколькими водителями.

По словам унтера, он виделся с гауптманном на его квартире всего несколько минут, т.к. тот ждал каких-то гостей. Передал ему пакет с продуктами, и они договорились через пару часов встретиться в кафе. Куда унтер и направился. Больше с гауптманном не виделся, в квартиру не возвращался, так как утром ушел в рейс в Магдебург. Вернулся только в среду.

Я проверял — его слова подтверждаются журналами фельджандармов и дорожной полиции. Обыск в его машине и осмотр принадлежащих ему вещей ничего не дал.

— Деньги?

— У Лебовски есть некоторые сбережения — наличные 500 рейхсмарок.

— Немного ли для фронтовика?

— Нет. Недавно получил премию за уничтожение бандитов.

— Тогда да.

— Лебовски утверждает, что встретил, выходя из подъезда, гостей гауптманна. Правильно описал, а потом и опознал 'венцев'. Кого-то еще входящим в подъезд он не видел.

Свидетели из жильцов утверждают, что после обеда из подъезда выходило несколько человек. В том числе унтер — они его опознали и назвали примерное время прохода мимо окон — около полудня. Были еще двое гражданских, похожих на местных жителей.

— Что у тебя еще?

— Это все.

— И что тебя смущает, кроме четвертого гостя, что закрыл за собой дверь? — Именно он меня и смущает. Ну и еще нечеткие следы на руках гауптманна. Эксперты говорят, что возможно до гибели он был связан чем-то вроде ремня.

— Венцы пытались с ним поговорить серьезно? Подвергли допросу?

— Вполне вероятно так и было. Но других повреждений, кроме полученных на фронте ранений на Шварце не было. Парни бы не остановились на простом связывании. Гомосексуальными играми до своей гибели все трое не увлекались. Проверено.

— Тогда получается, что венцев было трое.

— Лебовски видел только двоих.

— После его ухода, мог придти еще один, и он как раз и закрыл дверь.

— Мог. Но как его найти? У меня и так мало людей...

— Плюнь и забудь о нем. Не трать на это дело больше времени. Я считаю, что ты выполнил свой долг и отработал все версии произошедшего. В этом проклятом городе у нас есть более значимые дела — участившиеся нападения поляков на наших старших офицеров. Долг платежом красен — как говорят русские. Пора навести порядок в этом гадюшнике. С завтрашнего дня займешься вот этими делами.

По делу Шварца... Перепишешь рапорт по варианту, что на квартире произошла перестрелка между Шварцем и его гостями. Само дело сдашь в архив...

И еще меня заинтересовал твой Лебовски. Парень видно не промах. Было бы у нас больше времени, можно было бы привлечь его к поискам убийц гауптманна. Но увы... Тем не менее он может нам пригодиться.

Насколько я знаю предприятие Клауса в ближайшее время должно эвакуироваться в фатерлайн. Унтер прикомандирован к его конторе, так что Клаус постарается от него освободиться. А нам он может быть полезен и не только как водитель. Он многое видел. Ты понял?

— Да.

— Тогда действуй...

Глава

Километр за километром автомобиль поглощал серое асфальтовое покрытие шоссе. Мой путь лежал в Гаггенау (нем. Gaggenau — небольшая деревня в Шварцвальде), где я должен был присоединиться к собиравшейся там колонне.

Обновление на 19.09.23. рабочий текст...

Глава

В Варшаве

Янек снял мне квартиру в историческом районе польской столицы Мариенштат* (польск. Mariensztat — микрорайон в Варшаве, построен в районе Повисле) в доходном доме Матиаса Таубенхауса, на набережной Вислы в районе моста Кербедзя — 'Александровского моста'* ( польск. Most Kierbedzia соединяющий Варшаву с расположенным на правом берегу реки Висла районом Прага, построен в 1858-1864 годах по проекту инженера Кербедза, Взорван при отступлении русских войск из Варшавы 5-го августа 1915 г. Восстановлен в 1916 г. под названием Мост Кербедза,в РИ взорван 13 сентября 1944 году гитлеровцами при отступлении. В 1948-1949 гг. на опорах моста возвели новый Шлёнско-Домбровский мост (Most Śląsko-Dąbrowski)).Район конечно так себе. Бедноватый, с полуразрушенными и загрязненными трущобами, но зато рядом с интересующим меня мостом, да и немцы сюда не особо заглядывают.

Остальных ребят Кшиштов и Ян разместили на квартире в Краковском предместье. По договоренности каждый день у один из них должен был с 12.00 до 12.15 дежурить у памятника Яну III Собескому стоящему на улице Агрикола. Второй точкой пересечения была у руин храма Провидения в Ботаническом саду Варшавского университета.

Мне досталась комната в большой трехкомнатной квартире с хозяйкой — ослепительной белокурой красавицей лет сорока — сорока пяти. Пани Елена выглядела значительно моложе своих лет и говорила, что ей всего-то около тридцати. Женщина она была аккуратная, мягкая и очень общительная. Шутить или спорить с ней по поводу ее возраста было небезопасно — разозлившись, она могла здорово отбрить собеседника. При этом денег она с меня запросила не так и много, больше ее интересовали возможности по приобретению мною продуктов питания.

В Варшаве я никогда не был, только видел ее кусочки из окна вагона поезда следовавшего в ГДР или обратно в Союз. Да и то это уже была совсем другая Варшава — послевоенная. Теперь же у меня была возможность не только увидеть город, но и как следует изучить. Купленный в Кракове путеводитель обещал мне в этом помочь. Узнав о моем желании пройтись по городу моя квартирная хозяйка — пани Елена, милостиво предложила свои услуги в качестве экскурсовода, согласившаяся пройтись со мной по городу и показать наиболее примечательные места. Прожив всю свою сознательную жизнь здесь, зная каждую улочку и дом, проходные дворы и рынки лучшего экскурсовода для меня не было. Единственным условием я должен был идти на прогулку с ней в штатском. Согласился.

Итак, Варшава. История города началась ещё в IX в., а фактической столицей страны он стал в 1596 г., когда после пожара Вавельского замка в Кракове король Сигизмунд III перенёс свою резиденцию сюда, при этом столичный статус города был подтверждён только в Конституции 1791 г.. Варшава очень сильно пострадала во время немецкого вторжения в 1939 году.

Понятие центра в Варшаве несколько размыто. Тут нет некой центральной площади, как в Москве или Питере. Есть центр Старого и Нового города. Тем не менее, варшавяне называют центром (Centrum) всё-таки одно место. Это — пересечение ул. Маршалковская (ulica Marszałkowska) и Иерусалимских Аллей (Alleje Jerozolomskie). Именно отсюда мы и начали знакомиться с городом.

Мы шли по старым улицам Варшавы, ее скверам и паркам. Мягкий голос пани Елены погружал меня в исторические события и архитектуру города. За один день, конечно, весь город мы осмотреть не смогли но, тем не менее, увидели многое.

Наш путь шел по Королевскому тракту — исторической дороге из Старого города в южные предместья Варшавы, череде улиц, где находится целый ряд исторических зданий. Когда-то это была загородная дорога, потом пригородная улица, которая, наконец, стала городской аллеей. Этот тракт королевский не только потому, что здесь ездили короли, но и по облику, настроению, по сути.

Королевский тракт начинается от Замковой площади и проходит на юг по улицам Краковское предместье (Krakowskie Przedmieście), Новый Свят (Nowy Świat), Уяздовские аллеи (Aleje Ujazdowskie), Бельведерская (Belwederska), Яна III Собеского (Jana III Sobieskiego) и заканчивается в районе Вилянув (Wilanów) у королевской резиденции* ( В 1994 году Королевский тракт в Варшаве, вместе с историческим центром и Вилянувским дворцом был объявлен памятником истории).

На улице Новый Свят осмотрели построенную в XVI в Церковь Св. Анны* (Церковь Бернардинцев или Францисканская церковь) (Kościół św. Anny (Kościół Bernardynów lub Kościół Franciszkanów Obserwantów). Памятник Адаму Мицкевичу* (Pomnik Adama Mickiewicza) у церкви Успения Божией матери и Св.Иосифа* (Kościół Wniebowzięcia Najświętszej Maryi Panny i św. Józefa Oblubieńca) (конец XVII — начало XVIII вв.).

На памятнике Мицкевичу красовалась надпись — 'Адаму Мицкевичу — соотечественники'. Пани Елена рассказала мне о любопытной истории связанной с этим памятником. В 1897 г. Николай II приехал в Варшаву; встретили его как положено, по-царски. Император, довольный приемом, согласился на предложение поставить на Краковском Предместье памятник Мицкевичу и открыть его 24 декабря 1898 года, в столетие со дня рождения поэта. Однако поставил условие: высота памятника должна быть на голову ниже стоящей неподалеку статуи генерал-фельдмаршала Паскевича. Того самого, что в 1831 г. подавил польское восстание, за что получил титул светлейшего князя Варшавского. Поляки условие приняли, но пошли на хитрость. В проекте, представленном российским властям, условие было соблюдено, зато позже к постаменту достроили несколько ступенек, и при открытии памятника оказалось, что он выше фельдмаршала как раз на голову...

Смотреть сгоревший во время битвы за Варшаву дворец Радзивиллов, где юный Шопен впервые выступил с концертом, и памятник князю Юзефу Понятовскому мы не стали.

Тренбацкая улица (ulica Trębacka). Большой театр (Teatr Wielki). Дворец Потоцких (Pałac Potockich) середины XVIII в. Дворец Чапских (Pałac Czapskich), где сейчас находится Академия изящных искусств.Церковь Св. Иосифа (Kościół Św. Józefa Oblubieńca), или 'церковь визитанток' (Kościół Wizytek) XVIII в. Дворец Тышкевичей (pałac Tyszkiewiczów) конца XVIII в. с фигурами атлантов. Дворец Уруских (Pałac Uruskich) середины XIX в.

В Краковском Предместье пани Елена показала мне магнатские дворцы и иные достопримечательности. В том числе постройку конца XVII века Базилику Св. Креста (Bazylika Świętego Krzyża). В одной из колон храма захоронена урна с сердцем Фредерика Шопена. Последнее здание, замыкающее Краковское Передместье — поврежденный в боях 1939 г. дворец Сташица* (Pałac Staszica), где сейчас располагается Общество друзей науки (Towarzystwo Przyjaciół Nauk), и памятник Н.Копернику (Pomnik Mikołaja Kopernika) работы датского скульптора Б.Торвальдсена (1822 г.).

Улица Новый Свят завершается на площади Трёх Крестов (Plac Trzech Krzyży), откуда Корлевский тракт идёт дальше по Уяздовским аллеям. Это один из самых романтичных и, как полагают поляки, элегантных уголков города; здесь любят гулять и назначать свидания. Рядом с аллеями — Уяздовский парк, небольшой, но устроенный с большим вкусом. На его месте издавна устраивали военные парады, народные гулянья, выставки. Одна из примечательных парковых скульптур — памятник выдающемуся музыканту, композитору и государственному деятелю Игнацы Падеревскому, поставленный в 1939 г. Дворцы Уяздовских аллей заканчиваются на площади На роздрожу (На распутье). Здесь встречаются четыре улицы. На одной из них — аллее Шуха — возвышается монументальное здание в стиле модерн. Сейчас в этом доме ?25 располагается гестапо.

Церковь Св. Александра (Kościół św. Aleksandra) построенная в начала XIX в. в память о приезде в Варшаву Александра I. Здание астрономической обсерватории (Obserwatorium Astronomiczne) Варшавского университета рядом с Лазенковским парком (1825 г.). Бельведерский дворец (pałac Belwederski) (1822 г.) — место проживания президента.

Ненадолго зашли в Лазенковский парк. Парк Лазенки (Łazienki Królewskie) — крупнейший дворцово-парковый комплекс центре города. Он был оформлен в XVII в. в барочном стиле для великого коронного гетмана Станислава Любомирского и получил название ('бани') в честь располагавшегося там купального павильона. В 1764 г. парк приобрёл Станислав Август Понятовский (Stanisław August Poniatowski) после своего избрания последним, как позже выяснилось, королём Польши. Развитие парка в классическом стиле стало главным проектом короля. Построенные здесь здания располагались рядом или внедалеке от озера Лазенки и речки Лазенки. Здание Новой оранжереи (Nowa Pomaranczarnia) (1860 г.). Дворец Станислава Августа носит название Дворец на острове или Дворец на воде (Pałac Na Wyspie albo pałac Na Wodzie) (1793 г.). Поверьте остаться равнодушным от увиденного просто невозможно. Даже в условиях наличия довольно большого числа военных в фельдграу.

Именно здесь в тенистых аллеях парка мы с пани Еленой обменялись первыми поцелуям. С возвращением домой решили поторопиться.

Рядом, с трамвайной остановкой, расположились продавцы, торговавшие пирожными, конфетами и папиросами собственного изготовления, мимо пробегали мальчишки с пачками газет 'Новый Курьер Варшавский'.

— Газета, свежая газета! Первоклассная липа всего за десять грошей! — Выкрикивали они.

К остановке подошел красный трамвай. Толпа бросилась к нему, люди висели на подножках, ехали верхом на буферах. Но никто не стремился к передней площадке, где висела табличка с надписью: 'Nur für Deutsche'. Мне туда было можно, но я остался в польской массе с красивой дамой. Что было дома, надеюсь, рассказывать не надо и так поймете. Могу сказать только одно — это был ураган на остаток дня и ночи. Очнулся только когда за окном вовсю сверкало солнце, а рядом на подушке лежала голова прекрасной польки. Как там было написано у Анжелы Ангел Шкицкой:

Такую женщину придумать невозможно

Она горька, как виски, как полынь.

Но стоит прикоснуться осторожно —

И забываешь прелести святынь.

Взлетаешь ввысь от взгляда неземного!

Завидуешь своим глазам — они

Не видели пока еще такого!

Ее душа— как яркие огни!

Любимой стала женщина, играя

Но твой один неверный, глупый шаг—

И из её ты будешь изгнан рая

Ты будешь изгнан, будто злейший враг.

Ее глаза с предвестием печали

И тонкий аромат ее духов

Своей загадкой каждый день встречали

Грешна она. Но нет в ней зла грехов.

Ванильный вкус изысканной помады

И нежных губ струящаяся блажь

Что может быть желанней той награды?

И за нее ты жизнь свою отдашь!

К душе её коснувшись осторожно,

Читай её как книгу вновь и вновь

Любить такую женщину несложно,

Сложнее... сохранить её любовь.

Глава

Передо мной лежал список руководителей 'Армии Крайовой', по вине которых бездарно погибли люди, поднятое ими восстание не достигло своих целей, а Варшава была разрушена:

— командующий Варшавским округом АК полковник Антоний Хрусьцель (Монтёр);

— Главный Комендант (главнокомандующий) в Польше генерал Тадеуш Коморовский (псевдонимы Бур, Лавина, Знич);

— Начальник Отдела II генштаба Армии Крайовой (разведка и контрразведка) полковник Казимеж Иранек-Осмецкий (Антони) ;

— командир диверсионной службы Ян Мазуркевич (Радослав);

— генерал Леопольд Окулицкий (Медвежонок) — последний комендант Армии Крайовой.

Сами поляки судить их не стали, хотя тот же генерал Андерсон это требовал, а наоборот подняли на щиты и славословили, возводя в ранг национальных героев. Но для меня они были обычными безграмотными и зажравшимися политиканами единственной наградой, для которых была бы пуля, которую я и собирался им вскорости вручить.

Из немцев мне были интересны несколько человек, которые, я точно знаю, сейчас находятся в Варшаве. Среди них доктор Людвик Ганн и его подчиненный Альфред Шпилькер. Почему именно они? Потому что именно на них лежит ответственность за ликвидацию восстания в Варшаве и в 'Варшавском гетто'.

Доктор Людвик Ганн с июля 1941 по декабрь 1944 был командующим Полиции безопасности и Службы безопасности в округе 'Варшава'. Долгое время курировал работу варшавского Гестапо. В том числе во время восстания в варшавском гетто и варшавского восстания 1944. Во время восстания в гетто — правая рука командующего акцией группенфюрера СС, генерал-лейтенант полиции Юргена Штроопа. При ликвидации гетто фактически выполнял функции начальника штаба и одновременно одного из главных консультантов Штроопа. Планировал зачистку гетто. По мнению сослуживцев, обладал сильными телепатическими способностями. Благополучно пережил войну. В 1973 был осуждён за расстрел группы мирных жителей в варшавской тюрьме Павяк. После доследования новых эпизодов (в том числе из гетто) был признан ответственным за приказы о депортации в газовые камеры более 300 тысяч человек и приговорён к пожизненному заключению.

Альфред Шпилькер до войны был следователем уголовной полиции в Ганновере. На его счету были десятки раскрытых тяжких преступлений. Отличался нестандартным мышлением, честолюбием и высоким уровнем интеллекта. В конце тридцатых пришёл в СС и работал в Полиции безопасности (Sipo). Во время войны неоднократно отличался при организации борьбы с партизанами и подпольщиками. С марта 1942 был назначен командиром Зондеркоманды IVAS — части особого назначения, которая подчинялась лично Людвику Ганну. В гетто при подавлении восстания руководил секретными и диверсионными операциями. В частности он сформировал из подчинённых ему эсэсовцев ночные патрули, выслеживавшие и уничтожавшие повстанцев и их связных, составлявшие карту районов гетто и занимавшиеся обнаружением укреплённых и жилых бункеров. Эти патрули получили название 'ночных партизан'. Как Штрооп и Ганн, особо отмечен Берлином за ликвидацию гетто. В 1945г. убит в боях за Познань.

Жаль, что не смогу дотянуться до самого группенфюрер СС, генерал-лейтенант полиции Юргена Штроопа который командовал операцией по уничтожению Варшавского гетто, но мне и первых двух вполне хватило бы.

Глава

Кто их убил?

Выйти на след панов полковников удалось только через две недели поисков и топтаний по улицам города. Не соврал интернет в моем времени. Дал почти точные данные, где их искать. Да и фотографии через десятилетия донесли личности фигурантов. Слава богу, что память сохранила читанное и виденное.

Еще неделя ушла на то чтобы за ними понаблюдать и выработать план мероприятий по их ликвидации и своему отходу с места происшествия. К началу июля я был готов.

Что сказать о фигурантах. За пять лет конспиративной деятельности они практически ничему не научились. Ситуация мне сильно напоминала виденное в еще советском мультике 'Ограбление по..'. А именно ту часть что посвящена ограблению по — итальянски. Ну, помните там где — 'Марио хочет ограбить банк'. Вот тут примерно та же картина.

Ходят 'панове подпольщики' по улицам спокойно, не торопясь, не шифруясь и без охраны к тому же. Свою принадлежность к армии даже скрыть не пытаются. Не знаю от кого они в Варшаве скрывались и прятались, но я бы им за такое поведение голову бы намылил. 'Синие' полицаи* ('Польская полиция Генерал-губернаторства' польск. 'Policja Polska Generalnego Gubernatorstwa', также известна как 'голубая полиция'; польск. 'Granatowa policja', — неформальное название коллаборационистских подразделений польской полиции на оккупированных немцами территориях Польши. Название произошло от цвета формы.) при встрече им чуть ли не в открытую воинское приветствие отдают. Немцы только охраной ряда своих объектов занимаются и лишь изредка проводят облавы и проверки документов у местного населения.

У нас бы в стране, на оккупированной врагом территории для подполья такие тепличные условия были. Тогда бы смели оккупантов на раз.

Хотя о чем тут говорить. 'Гейвропа' мать ее... Еще в 1939 году немцы захватили картотеки агентуры польской контрразведки и полиции. Часть агентов отказавшихся сотрудничать с новыми властями расстреляли, а остальные спокойно продолжали свою работу уже на Германию. Не зря же немцы смогли внедрить своих агентов из числа местных жителей во все руководящие структуры Армии Крайовой и чуть ли не в тот же день получали копии документов и указаний, поступавших из Лондона и мест. Потому гестапо и остальные не сильно гоняли польских подпольщиков. Не зачем и так все под контролем.

Ладно, все это лирика...

Действовать я решил во время променадов фигурантов по пути домой. Любят люди тут такой досуг — выйдут на улицу, пройдутся пару-тройку кварталов, встретятся со своими знакомыми, выпьют пива и кофе, обменяются сведениями и возвращаются к себе на квартиру. На этом и сработаем. Свидетелей практически не будет.

* * *

— Ого 'старый пес' решил посетить нашу скромную обитель? Чай, кофе, коньяк?

— Не такой уж я и 'старый'. Всего на год старше тебя. Коньяк если можно. Фридрих у меня к тебе дело!

— Что заинтересовало 'крипо' и великого ученика самого Артура Небе в этом забытом всеми богами отделении гестапо* (Geheime Staatspolizei, 'тайная государственная полиция') в Варшаве. Я думал, что ты зашел по-соседски попить коньяка, а ты снова с делами.

— Прости. Фридрих мы вполне можем с тобой совместить приятное с полезным.

— Согласен, что там у тебя?

— Вот этот список поляков, тебе он ни о чем не говорит?

— Насколько я знаю, они все входят в состав 'Армии Крайовой' и занимают там руководящие посты. Наша агентура отслеживает их деятельность.

— Ты прав. Только боюсь, тебе придется обновить свои картотеки. Они все убиты.

— Вот как. Не знал. Когда они убиты?

— Первые двое вчера в течение дня. С разницей в час. Третий сегодня утром. Все застрелены, из 'Люгера' * (Люгер, Парабеллум; нем. 'P08, Parabellum, Borchardt-Luger') с глушителем. Во всяком случаи свидетели не слышали выстрелов. 'Синие' (польская полиция) первыми прибывшие на место происшествия подробно опросили всех свидетелей убийства. Но ничего установить не смогли. Все произошло очень быстро.

Схема преступления примерно одинаковая. По улице спокойно шел человек, беззвучно поскользнулся, упал и больше не поднялся. Ни криков, ни стонов, ничего. Убийцу никто не видел. Свидетелей много, но толку от них практически никакого.

Мне чтобы не гонять своих людей очень хотелось бы знать — не было ли это нашей акцией ликвидации польского подполья.

— Я об этом ничего не знаю. Мы ничего такого пока не планировали. По большому счету они нам не мешали, а наоборот помогали. Удерживали поляков от активных действий против наших войск. Версию о том, что это разборки между поляками вы не рассматриваете? Насколько я знаю между Армией Людовой и Армией Краевой есть серьезные трения.

— Рассматриваем. Пока это основная версия. Рассматриваем и вопрос мести украинцев или белорусов.

— Что ж версии довольно интересные. Кстати могу подкинуть тебе еще одну.

— Я не против. Какую?

— Действие агентуры русских. Поляки активно готовят восстание в городе против нас. По нашим сведениям они должны его поднять при приближении русских войск к Варшаве. Целью восстания будет захват города и объявление его столицей новой Польши, правительство которой временно находится в Лондоне.

— Да что-то такое я тоже слышал, но пока не пойму к чему ты клонишь.

— Все довольно просто. Мне думается Сталин, через своих агентов, знает об этом. Зная его отношения к Польше и полякам в целом, он мог дать команду своей агентуре помешать осуществить полякам их планы. Поэтому те и стали отстреливать руководителей Армии Крайовой.

— Что ж твоя версия не лишена определенного изящества и очень похожа на правду. У меня тогда к тебе просьба — насколько я понимаю, у вас есть агент в штабе поляков.

— Да есть и не один.— Подтвердил гестаповец.

— Тогда пусть он попытается узнать, что об убийствах думают сами поляки, и какова будет их реакция.

— Хорошо. Ну, тогда и у меня к тебе просьба — держать меня в курсе расследования. Вдруг там действительно русский след объявится.

— Конечно.

* * *

— Что у тебя Ян?

— Практически ничего нового. Мы прошли по всем домам округи. Переговорили с нашими людьми живущими там. Ничего нового.

— Но что-то, же есть?

— Есть, три трупа и десяток 'свидетелей' возможно видевшие убийцу и как все происходило.

— И???

— Во всех трех случаях свидетели вроде бы видели рядом с жертвами одного и того же человека, которого с большой долей вероятности можно считать возможным убийцей. Именно после встречи с ним жертвы падали на землю. Это высокий немецкий унтер-офицер, раненый в правую руку.

— Считаешь, что у него под повязкой там был пистолет?

— Не исключено. Во всяком случаи других подозреваемых у нас нет. Мы составили примерное его описание, которое мало что нам дает. На вот почитай...

— Под это подойдет любой немец...

— Я о том же. Мне не понятен мотив убийства. У жертв ничего не пропало. Поэтому говорить о корыстном мотиве не имеет смысла. По всей видимости, надо исходить из того, что тут замешана политика или месть.

Если это действовали немцы, то они спокойно могли арестовать всех, а не устраивать ритуальное убийство посреди города. Кроме того сами немцы очень заинтересовались этими убийствами и потребовали сообщать им о ходе расследования.

— Русские или коммунисты?

— Смысл? Жертвы никакого отношения к ним не имели. В столкновениях с Армией Людовой или с коммунистами не участвовали. Во всяком случаи таких сведений мы не имеем.

— Тогда кто? Месть УПА?

— Вполне возможно. Все эти офицеры имели отношение к действиям наших подразделений против банд УПА* (Украинская повстанческая армия).

— Ты не рассматривал такую версию — немцы хотят внести раскол в ряды подполья и убийством офицеров Войска Польского провоцируют столкновения между разными группами и украинцами?

— Рассматриваю, но не считаю ее основной. Мне все-таки кажется, что это месть за действия против УПА...

* * *

— Разрешите пан генерал?

— Да Йозеф. Вам что-то удалось узнать?

— В полиции считают, что убийства совершены не немцами, а бандеровцами. Они по косвенным уликам пришли к выводу, что именно украинцы были заинтересованы в гибели наших офицеров.

— Вот как! Что ж я думаю, что это не должно остаться безнаказанным с нашей стороны. Разработайте план операции возмездия.

— Нам придется значительно усилить отряды на Волыни и других местах.

-Да. Часть людей и оружия возьмем из Варшавы.

— Простите господин генерал, но тогда нам может не хватить сил для проведения операции 'Буря' (восстания) здесь в городе.

— Я не думаю, что в ближайшее время они нам потребуются. Минимум месяц у нас есть. А нанести удар по УПА стоит прямо сейчас. Кроме того наши бойцы смогут получить реальный боевой опыт.

— Согласен...

Глава

Сегодня мне предстояло сделать следующий шаг. Об этом человеке я знаю из целого ряда источников, ибо он неоднократно предпринимал меры для установления дружеских отношений между Абвером с Армией Крайовой. Именно через него я и хотел нанести удар по руководству восстанием, до которого пока не мог добраться сам.

* * *

— Разрешите подсесть к вам за стол господин майор?

— Пожалуйста — Поднимая голову и рассматривая стоящего рядом с ним молодого и хорошо одетого мужчину, ответил майор.

— Прошу покорно извинить за то, что помешал вам наслаждаться едой.

— Ничего страшного я уже собирался заканчивать обед.

— И все равно я хотел бы загладить свою вину. Что вы скажите насчет рюмки хорошего коньяка?

— Если вы так настаиваете, то согласен.

— Спасибо.

Дождавшись пока официант примет заказ, мы продолжили свой разговор.

— Если я не ошибаюсь, то вы майор Христиансен.

— Мы знакомы?

— И да, и нет. Зовите меня — Джон. Джон Лебовски. У меня примерно такое же звание что и у вас, и занимаюсь я тем же что и вы. Но по другую сторону Канала. Давайте с вами договоримся господин майор не дергаться за оружием, просто пообедаем и заодно поговорим, скажем, о скором будущем? Вы не против такой повестки нашей неофициальной встречи?

— Интересное предложение. Не боитесь последствий? Вы все-таки на нашей территории и я могу вас задержать.

— Что вы майор! Мой арест вам ничего, кроме лишних проблем не создаст. Нашу местную агентуру из числа польского подполья вы и так плотно контролируете. Разве это не так?

— Может быть... — Уклонился от ответа майор. — Так о чем вы хотели поговорить со мной Джон?

— О будущем. Точнее о самом ближайшем будущем. Вашем и Польши.

— Согласен.

— Неплохой коньяк.— Сделав глоток из рюмки, сказал я. — Итак. В очень скором времени разгромив вашу группу армии 'Центр' войска маршала Рокоссовского будут в Польше, а затем двинутся к довоенным границам рейха и мне думается, что война закончится взятием ими Берлина. Насколько я знаю о вас, вы понимаете, что 'стальной каток Сталина' Германии и ее союзникам уже не остановить.

— Вы хотите предложить это сделать совместно?

— Увы. Должен вас огорчить, но не уполномочен этого делать. Есть более высокие чины, чем мы с вами, которые сейчас занимаются этим вопросом в Швейцарии.

— Тогда что вы предлагаете?

— Во-первых, расслабиться и выпить коньяка. А во-вторых, я предлагаю подумать о том, что будет после этой войны и обсудить, кто и на какой стороне будет на ней сражаться. Вы уже задумывались над этим вопросом майор?

— Вы интересно ставите вопрос Джон. Конечно, задумывался, но что мы можем с вами? Ведь за нас решают другие!

— Не скромничайте. Кое-что подсказать и рекомендовать-то им, мы с вами можем! Насколько я наслышан к вашему мнению прислушиваются. Например, в польском вопросе.

— Возможно.

— Вот я и предлагаю сначала обсудить этот вопрос. Вы знаете о подготовке поляками восстания в Варшаве?

— Да.

— Мы считаем, что полякам этого делать ненужно.

— Вот как? Позвольте спросить почему?

— Это может помешать будущим, послевоенным отношениям Германии с Польшей. Да и нашим тоже. Поддавшись желанию и вечному гонору восстановить свою власть поляки, подняв восстание, вынудят ваше командование принять соответствующие меры — подавить его военным путем. В результате чего, немецкие войска разрушат половину города и уничтожат значительную часть его населения. Оказать военную помощь восставшим мы не сможем. Точнее сможем, но она будет незначительная. Вероятнее всего мы сможем лишь сбросить с самолетов какие-то грузы и десантников из польской бригады на территорию восставших.

Реальную помощь вместо нас дадут русские. Поэтому когда их войска подойдут к Варшаве, оставшиеся в городе польское население с радостью будет приветствовать войска Советов как своих освободителей, а отряды Армии Крайовой вольются в ряды союзной русским польской армии Берлинга. В итоге вместо союзника в борьбе с большевизмом мы получим страну, ставшую на сторону нашего противника. Разве это не так?

-Так.

— Отсюда вывод — данное восстание не имеет смысла для будущего, каким его видим мы с вами. Нам нужно чтобы отношения Германии и Польши не были омрачены таким событием как массовая гибель мирного населения.

— А разве события прошлого года не скажутся на них?

— Не думаю. Человеческая память выборочна и поляки быстро забудут события в Варшавском гетто. Тем более что их-то они практически не коснулись.

— Разве? Несколько отрядов Армии Крайовой участвовало в боях против наших войск на территории гетто.

— Ну и что? Сколько их там было? Всего два-три десятка человек? Остальные сидели по своим норам и молчали в тряпочку! Поэтому и не стоит обращать на это внимание. Будущие события в Варшаве вот что сейчас главное.

— Возможно. Что вы хотите от меня?

— Я хочу, чтобы вы, через свои каналы, сообщили руководству Армии Крайовой о знании гестапо их планов и необходимости захвата ими Варшавы только после оставления города вашими войсками. Не раньше! Мы же со своей стороны так же доведем до них эту же точку зрения. Думается, что поляки должны услышать голос разума и не полезут туда, куда их не просят.

— Вы думаете, что поляки выполнят наши рекомендации?

— Очень надеюсь на это. Это выгодно и нам и вам. Да и полякам тоже. Если в Варшаве будет сидеть союзное нам Польское правительство, это даст нам шанс давить на 'дядюшку Джо'* (Сталин) в вопросе дальнейшего мира и существования Германии.

— Согласен. Как я смогу сообщить вам о результатах переговоров с командованием и поляками?

— Я о них узнаю из своих источников. Если вы решите продолжить наши встречи, то мы могли бы встречаться с вами, скажем здесь же и в это же время по пятницам. Как вы на это смотрите?

— Положительно, но возможно меня скоро переведут отсюда.

— Я знаю. Вас собираются перевести в Гамбург. Не беспокойтесь об этом. Я постараюсь вас там найти, лично или через вашу семью.

— Вот как? Вы знаете, где живет моя семья?

— Да. Не беспокойтесь и не волнуйтесь об этом. Маленькая страховка с нашей стороны на всякий случай и неплохой почтовый ящик для общения с вами...

Глава

Через одного из родственников Яна жившего в районе 'Прага' и как я понял занимавшего довольно большой чин в Армии Крайовой (чуть ли не входящего в руководство армией) удалось связаться с группой 'Конрад' поручика Юлиуша Шевдина (Конрад) и договориться о совместных действиях. Его отряд действовал в 'Повислье'. Как раз то, что мне было нужно.

Глава

Когда в бою — в дыму, огне —

Винтовку выроню устало,

Не надо памятников мне,

Не воздвигайте пьедестала.

Пять револьверных дул — рука.

Как зазвучать её заставишь?

Любовь не оживёт, пока

Рукою не коснёшься клавиш.

В глазах свинцовая река,

И гибели в них слишком много.

Любовь не оживёт, пока

Ты не сумел увидеть бога.

Но нужно путь пройти во мгле,

Изжив остаток тёмной силы,

Как солнце, повелев земле

Тяжёлой кровью хлынуть в жилы.

Я возвращусь мастеровым

Из мрачных стран, под небом хмурым

В свет полдня яркого, к моим

ещё не созданным скульптурам.

Но взор в минувшие года

Вонзаться с болью станет снова

Тех, кто вовек не знал труда

Как запаха цветка чужого.

О чём заговорят со мной?

К одной стрельбе привыкли руки,

Коль вера взорвана войной,

И сердце очерствело в муке?

Но если юность в страшный год

Я сжёг, как боевое знамя,

То всё же будет жить народ,

А бог зажжёт над сердцем пламя.

И с дерева слетевший лист

На ветку не взлетит обратно.

А голос птицы будет чист,

И я отвечу ей: "Понятно".

И птичий шум в родном краю

Опять напомнит о любви мне,

И оживу, и вновь солью

Цветы и звёзды в мощном гимне —

Воспрянет песнею огонь,

И станет мир в стократ чудесней.

И тихо ляжет мне в ладонь

Земля, воскреснувшая в песне.

(09.03.44.)

Глава

(РИ) 'ИЗ НАГРАДНОГО ЛИСТА НА РАЗВЕДЧИКА ОПЕРГРУППЫ

ЧЕТВЕРТОГО УПРАВЛЕНИЯ НКГБ СССР 'ПОБЕДИТЕЛИ' Н. И. КУЗНЕЦОВА

16 октября 1944 г.

1. Фамилия, имя и отчество — Кузнецов Николай Иванович

2. Звание — не имеет.

3. Должность — разведчик-боевик опергруппы 4-го Управления НКГБ СССР 'Победители' в тылу немцев

4. Год рождения — 1911

5. Национальность — русский.

6. Партийность — б/п.

7. Участие в гражданской войне, в последующих боевых действиях по защите СССР и Отечественной войне (где, когда) — в опергруппе НКГБ СССР в тылу противника.

8. Имеет ли ранения и контузии в Отечественной войне — геройски погиб в борьбе с немецкими захватчиками.

9. С какого времени в Красной Армии ______

10. С какого времени в партизанском отряде — с августа 1942 г.

11. Чем ранее награжден (за какие отличия и когда) — орденом Ленина (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 декабря 1943 г.), медалью 'Партизану Отечественной войны' I степени (приказ Украинского штаба партизанского движения от 29 июня 1944 г.).

12. Постоянный домашний адрес представляемого к награждению и адрес его семьи — Москва, НКГБ СССР.

I. Краткое конкретное изложение личного военного подвига или заслуг:

Кузнецов Николай Иванович за время пребывания в тылу противника с августа 1942 г. в составе оперативной группы 4-го Управления НКГБ СССР проявил себя беззаветно преданным патриотом Советской Родины. Принял участие в ряде операций против немецкой высшей администрации в оккупированных районах Украины:

1. 20 сентября 1943 г. в г. Ровно Кузнецов Н. П. выстрелом из пистолета убил руководителя главного отдела финансов рейхскомиссариата Украины, министерского советника доктора Ганса Геля и старшего инспектора Ровенского гебитскомиссариата Адольфа Винтера.

2. 15 ноября 1943 г. в г. Ровно под руководством Кузнецова Н. И. и при его личном активном участии был похищен из своей квартиры, а затем убит командующий особыми войсками на Украине генерал фон Йльген.

3. 16 ноября 1943 г. Кузнецов Н. И. выстрелами из пистолета убил бывшнего чрезвычайного комиссара по Мемельской области, помощника рейхскомиссара Украины по судебным делам, сенатспрезидента Альфреда Функа.

4. 10 февраля 1944 г. в г. Львове выстрелами из пистолета Кузнецов И. И. убил заместителя губернатора Галиции доктора Бауэра и его секретаря доктора Шнейдера.

5. При контроле автомашины, на которой Кузнецов М. II. и сопровождавшие его лица выехали из г. Львова, Кузнецов II. II. убил немецкого офицера майора Каптера.

6. Находясь в. Галиции, Кузнецов Н. И. расстрелял подполковника авиации Петерса.

Пробиваясь в расположение частей Красной Армии, Кузнецов Н. И. со своей группой из 3 человек погиб в бою с бандой националистов (бандеровцев).

Кузнецов Николай Иванович за образцовое выполнение задания в борьбе с немецкими захватчиками в тылу противника и проявленные при этом отвагу и геройство достоин представления к званию Героя Советского Союза.

Зам. начальника 4-го отдела 4-го Управления НКГБ СССР Кобулов

II. Заключение вышестоящих начальников:

Ходатайствую о представлении т. Кузнецова Н. И. к званию Героя Советского Союза

Начальник Четвертого управления НКГБ СССР Судоплатов

5 ноября, — Указом Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение специальных заданий в тылу врага и проявленные при этом отвагу и геройство Николаю Ивановичу Кузнецову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Ян Станиславович Каминский посмертно награжден орденом Ленина. Иван Васильевич Белов посмертно награжден орденом Отечественной войны 1-й степени

Приложение ?1.

Письмо представителей политических партий, действовавших конспиративно в Люблинском воеводстве, премьер-министру лондонского правительства Станиславу Миколайчику

19 августа 1944 г.

Военная миссия СССР в Польше

Станиславу Миколайчику

Лондон

Господин Премьер!

От имени населения Люблинского воеводства, представители подписанных 4-х демократических партий, члены Рады Национального Единства, работавшей в стране конспиративно, уверяем тебя, господин премьер, что население Люблинского воеводства солидаризируется с Вашим правительством, как единственно законным, представленным для польского народа в международных отношениях и в краях, и только юридические договоры этого правительства имеют для нас силу закона и им добровольно подчиняемся.

Все приказы самозванцев Рад Народовых и Комитета национального освобождения считаем насилием и принуждением, произведенным при помощи чужой вооруженной силы и аппарата НКВД.

Протестуем торжественно, при помощи Вашего правительства, господин премьер, обращаясь к народам всего мира, борющимся за свободу с гитлеровским врагом, против:

1. Разоружения Армии Крайовой, которая 5 лет героически боролась в подполье с гитлеровской тиранией, а в конце июля с. г. только помогла в равной борьбе по деревням и городам Люблинского воеводства 'победоносной' Красной Армии.

2. Приостановления гражданской свободы, свободы слова, разговора и письма, слушания радио.

3. Принуждения к прекращению деятельности и арестов представителей законной польской республики, в лице окружного делегата по Люблинскому воеводству и его заместителя, руководителей отделений воеводства и учреждений и районных делегатов, арестов командиров Армии Крайовой, офицеров, подофицеров и солдат этой армии и батальонов Хлопских, массовых арестов членов польских демократических партий, а особенно сторонников Армии Крайовой.

4. Издания незаконных декретов, без согласия правительства польской республики, о принудительной мобилизации в польско-советскую армию генерала Берлинга.

Поднимая голос протеста против совершаемого над нами насилия, уверяем тебя, господин премьер, что несмотря на тяжелые условия, в каких мы находимся сейчас, все население Люблинского воеводства только Вам доверяет, как главе законного правительства польской республики, под Вашим, господин премьер, руководством ожидаем правительственных распоряжений и приказов.

Польское стронництво людове

Польская партия социалистическая

Стронництво Народове

Стронництво працы

Люблин, дня 19 августа, 1944 года

Примечание:

Все общество Гарволинского района согласно с этой телеграммой Люблинской земли и предано Вашему, господин премьер, законному правительству польской республики.

Текст с польского на русский язык перевел переводчик Бугаер.

(Цитируется по: Центральный архив Министерства обороны РФ. Ф. 500-А. Оп. 3393. Д. 3. Л. 190-191.)

Приложение ?2

Силы 'Армии Крайовой' на момент восстания в Варшаве

(по материалам интернета)

Город делился АК на восемь округов. Пять из них включали в себя собственно всю левобережную Варшаву, шестой правобережную Варшаву (Прагу), седьмой пригороды Варшавы и восьмой — отдельный округ Окенче.

Во главе каждого из округов стоял комендант. Округа не были равны ни по численности формирований повстанцев ни по площади. В ходе восстания отряды АК трижды переформировывались.

3 августа были созданы новые отряды в Средместье и в Старом городе.

7 августа после падения района 'Воли' была создана большая оперативная группа 'Север' для обороны Старого города.

5 сентября оставшиеся в ходе боев силы АК вновь переформировали.

Округ 1 'Средместье' — центральная часть города. Включал районы северное и южное 'Средместье', граница между которыми проходила по Иерозолимским аллеям, Старый город (Старе Място), Повислье и Черняков (на побережьи Вислы).

После первого же дня боёв округ распался на изолированные районы, отрезанные друг от друга главными артериями — улицами, которые продолжали удерживать немцы.

В округе действовало 12 групп, состоявших из батальонов и отдельных рот, а также смешанных групп:

Отряды на 'Старом Мясте':

Группа 1. Два батальона АК (батальон 'Бонча' (3 роты) ротмистра Франчишека Собецкого (Бонча) и батальон (2 роты) NOW 'Густав' Людвика Гавриха (Густав)) и рота анархо-синдикалистов.

Отряды повстанцев на Повислье:

Группы 8 — группировка 'Крыбар' капитана Циприан Одоркевича (Крыбар), отряд 'Электростанция' капитана Станислава Скибневского (Чубрина) и Группа 3 'Конрад' поручика Юлиуша Шевдина (Конрад).

Отряды в Северном Средместье:

Группы : 9— часть батальона 'Килиньский' во главе с ротмистром Генрик Ройцевич (Лелива), 10— часть батальона 'Килиньский' во главе с поручиком Леон Гайдовский (Остоя) и 11— батальон 'Хробрый 1' капитана Густава Билевич (Сосна).

Отряды в Южном Средместье:

Группа 7 — батальон пехоты 'Ручай' (ротмистр Чеслав Рудзинский 'Ручай'), Седьмой полк люблинских улан 'Елень' (3 эскадрона 6 взводов) ротмистра Леха Глуховского (Ежицкий), Отряд Корпуса Безопасности (военной полиции) 'Сокол' ротмистра Владислава Ольшевского (Сокол), Отряд Польской Армии Людовой капитана Оскара Зайфера (Оса).

Отряды на Чернякове:

Группа 5 'Секера' (позже группа 'Крыска'), капитана Романа Рожаловского (Секера) — два батальона.

Группа 6 — 3 батальона. Занимала участок между Черняковом и Южным Средместьем.

Батальон 'Белт' поручика Эрвина Бреннайзена (Белт),

Батальон 'Заремба' ротмистра Ромуальда Радзивиловича (Заремба),

Батальон 'Гольский' капитана Стефана Голендзиновского (Гольский).

Округ 2 'Жолибож' — северная часть города. Комендант — подполковник Мечислав Недзельский ("Живицель").

'Жолибож' был поделён между 6 группами разной численности, у каждый из которых был криптоним, начинавшийся с той же буквы, что и псевдоним коменданта.

Группа 'Жнивяж' (позже стала называться 'Дети Варшавы') поручика Мечислава Моравского (Шелига). В группу входили диверсанты особой 9 роты, оставшиеся на Жолибоже, и взвод бойцов 'Зоськи' (из кедива главного штаба), охранявших тайники с оружием которые не успели вывести в 'Волю'.

Группа 'Жагловец' капитана Мариана Каминьского (Жагловец) — 9 взводов.

Группа 'Жмия' ротмистра Адама Жешотарского (Жмия) — состояла из 5 взводов и обороняла район 'Марымонт'.

Группа 'Жубр' капитана Владислава Елень-Новаковского (Серб) состояла из 3 роты (11 взводов, считая взвод связи и мотовзвод). Обороняла район 'Беляны'.

Группа 'Жбик' капитана Стаислава Новаковского (Славомир) — 3 взвода.

Группа 'Жирафа-2' подпоручика Рашарда Волочиньского (Татар)— 8 взводов.

Отдельный батальон социалистов ППС имени 'Ярослава Домбровского' поручика Роман Домбровского (Старый).

Три последних группы обороняли Повонзки и позже включились в оборону Жолибожа.

Округ 3 'Воля' — западная часть города. Основная артерия — улица Вольская, ведущая в центр города. В этом округе находились всего шесть сводных очень слабовооружённых, частично просто безоружных рот АК под командованием Яна Тарновского (Валигуры).

Вся тяжесть обороны Воли пришлась на находившуюся там группу кедива (управления диверсий) 'Радослав', которая не входила в состав округов и подчинялась непосредственно главному штабу АК, также находившемуся на Воле.

Группа кедива АК 'Радослав' (Командир — подполковник Ян Мазуркевич 'Радослав') сыграла огромную роль в Варшавском восстании. В ее состав входили:

диверсионная бригада 'Брода 53' ,

штурмовой батальон кедива АК "Парасоль" капитана Адама Бориса (Плуг),

батальон кедива АК "Чата 49" майора Тадеуша Рунге (Витольд),

батальон кедива АК 'Пенсць' майора Альфонса Котовского (Оконь),

батальон кедива АК "Метла" капитана Владислава Мазуркевича (Небора),

отдельная рота кедива ВО АК "Коллегия А" поручика Тадеуша Виватовского (Ольшина).

Округ 4 'Охота' — юго-западная часть города. Комендант — полковник Мечислав Соколовский (Гжимала). Округ был разделен на три района, каждый из которых имел своего свой комендант.

1 район — комендант капитан Тадеуш Ясиньский (Зых). В его распоряжении было два батальона: батальон 'Вацлав' капитана Михала Панкевича (Вацлав) и батальон 'Одвет' поручика Витольда Домба (Стефан).

Во 2 и 3 районах были только назначены коменданты, но реальные боевые формирования развернуть не успели.

Округ 5 'Мокотов' — южная часть города. Комендант — подполковник Александр Хрынкевич (Пшегоня). Округ был поделён на 6 районов, которые обороняли отряды разной численности. Как и на Воле, основная тяжесть боёв пришлась не на местные малочисленные отряды АК, которые после неудач первого августа вышли из города, а на части находящиеся вне округа в непосредственном подчинении Главного Штаба АК. На 'Мокотове' это были солдаты штабного полка АК 'Башта' — под командованием полковника Станислава Каминского (Даниэля) ( 3 батальона: батальон 'Балтик' (майор Эугениуш Ладенбергер (Буря) — роты Б1, Б2, Б3 ; батальон 'Ольха' (майор Витольд Бялынецкий (Реда) — роты О1, О2, О3; 3 батальон 'Карпаты' (майор Юзеф Хоффманн (Мастер) — роты К1 К2 К3).

1 район (Сельце-Черняковская) полк 'имени Пилсудского' ,1 дивизион конной артиллерии 'имени Бема'. 2 августа вышли из города.

2 район (Сельце-Стемпиньская) разрозненные части 2 августа перешли на Садыбу.

3 район (Сколимовская-Польная)

4 район (Раковецкая — посёлок Сташица). 2 августа части вышли из города.

5 район (Садыба). Около 300 человек повстанцев во главе с

капитаном Станиславом Щубелем (Ящур)

6 район (Южный Мокотов)

Округ 6 — Прага (Правобережная Варшава). Комендант — полковник Антоний Журовский (Папеж). Округ был разбит на 5 регионов:

район 1 Пельцовизна — капитан Зигмунт Павлик (Гаврило),

район 2 Таргувек — капитан Аполоний Корейво (Каро),

район 3 Михалов-Грохов-Сасская Кемпа комендант майор Тадеуш Шеленбергер (Раковский),

район 4 улица 11 сентября — майор Генрик Бельдыцкий (Стефан),

район 5 Центральная Прага — майор Людвик Бобровский (Людвик 2).

Комендант каждого региона имел в своём подчинении один небольшой отряд.

Округ 8 Отдельный район 'Окенче'. Комендант майор АК Санислав Бабич (Высоцкий). В его распоряжении находился полк АК 'Гарлух' (2 батальона) который имел задачу — захват аэропорта.

Да, в конце августа, прямо перед войной. Это было в Боблингене/Boblingen, неподалеку от Штутгарта, на Западном фронте.

Я поступил в авиацию в 1938-м в Нойбиберге/Neubiberg — пригороде Мюнхена.

Я находился в Айнринге/Ainring близ Зальцбурга, когда война закончилась. Я с моим личным составом отправился в путь, мы шли всю ночь и вышли к американцам, которые нами особо не заинтересовались, так что, когда рассвело, мы решили вернуться. Близ озера Хиемзее/Chiemsee нас задержали. Это было последним, что я запомнил: удар, и я потерял сознание. О последовавших за этим событиях я узнал уже от своего ведомого, который стал делать надо мной круги и смотреть, что происходит. Когда я плюхнулся на землю, крылья самолета отвалились, отвалился мотор и, слава Богу, что они отвалились, потому что машина не загорелась. Я застрял в обломках. Рядом оказался немецкий танк — его экипаж выбрался из машины и вытащил меня из кабины. Я был без сознания и не помню, как это произошло. Вы встретили свою жену, Герту (Hertha), находясь в госпитале?

Да. Она была врачом, и мы встретились после того, как я совершил аварийную посадку в России. Мы отступали, под рукой не было рентгеновского аппарата, хаос был полный. Но меня эвакуировали вовремя, и я оказался в Румынии. Там мне сделали рентген, и доктор сказал: 'Летать? Можете забыть об этом!' Мой позвоночник был сломан в трех местах, все мое тело было в гипсе... Через неделю я был в поезде, дорога на нем до Вены заняла восемь дней. Пришли врачи, и у меня на груди (вероятно, на бинтах — ВК) записали все то, что со мной случилось. Меня отвезли в госпиталь, и на следующее утро Герта оказалась врачом, который пришел осмотреть меня. Потом она стала моей женой.