|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Ознакомительный отрывок (примерно половина текста) представлен на моей авторской странице. Книги Ольги Романовской на ПродаМане Там же есть информация о покупке полной версии.
Семейная Жизнь
Одана
— Что, страшно? — с усмешкой поинтересовался Лэрзен.
Рука с кинжалом скользила по моему обнажённому телу, на грани того, чтобы поранить. Сверху вниз, от ложбинки у основания шеи до округлившегося живота: я была на шестом месяце беременности.
Лежала на кровати и непроизвольно задерживала дыхание, когда, казалось, кинжал должен был разрезать кожу. Совсем не этого я ожидала и, честно говоря, не на шутку испугалась.
— Одана, неужели ты думаешь, что я способен причинить вред тебе и своему ребёнку?
Лэрзен пристально взглянул на меня, отведя руку с кинжалом в сторону. Но из пальцев не выпустил — тёмный, что с него взять? Он управляется с кинжалом или ножом лучше любого врача или кухарки — доводилось видеть. К сожалению. Одна из немногих вещей, с которыми я никак не могла свыкнуться, потому что это противно природе. Но Лэрзена не переделаешь, радует лишь то, что он не страдает припадками безумия и не рыскает по окрестностям в поисках жертв для кровавых обрядов.
Кинжал был ритуальным, искривлённым, предназначенным для жертвоприношений. Он неизменно вызывал во мне трепет, а уж тем более в подобной ситуации. Я, конечно, доверяю мужу, но кто знает, что может взбрести в голову некроманту? Лэрзена, к слову, бесило, когда я называла его некромантом. В его манере, разумеется. Он неизменно усмехался своей нехорошей улыбкой, окидывал меня взглядом тёмного и елейным голосом интересовался, сколько раз он уже меня расчленил. Дело прошлое — во время истории с Наместником я обвиняла его во всех некромантских грехах. Я знала: он не любит некромантию, но не настолько, чтобы при случае ей не заняться.
Поневоле сожмёшься от страха от прикосновения острия к своей груди. И покроешься гусиной кожей.
Вот так, ждёшь, готовишься, хочешь сделать ему приятное, — а получаешь такое...Он ведь дождётся, что у меня выкидыш случится, сам же виноват будет.
Не понимаю, как это может его возбуждать? А ведь явно возбуждало... Что-то раньше я за ним такого не замечала. Или никак от работы отойти не может? Так или иначе, не нравится мне такое разнообразие в супружеской жизни.
— Убери его, пожалуйста.
Лэрзен пожал плечами и метнул кинжал в стену. Что с ним дальше случилось, я не видела: муж наконец-то занялся тем, чем и положено, полностью завладел моим вниманием, заставив забыть обо всём на свете. Помнится, пять с половиной лет назад я стеснялась, зажималась, а теперь и в мыслях не было оттолкнуть, даже наоборот.
Права была мама: постель важна для брака. Сейчас у Лэрзена не было поводов жаловаться, называть меня недотрогой: от супружеского долга я не уклонялась, даже обычно удовольствие получала. Иногда баловала мужа чем-то из секретов мамы. Из тех, что я ни с кем до этого не делала и никому не расскажу. После таких ночей муж был шёлковый, то есть довольный, благодушный и на всё согласный. Особенно на повторение.
Кажется, он меня любил, хотя ни разу за пять лет брака так и не сказал мне об этом. Единственный намёк был сделан перед самыми родами нашего первенца, Элькасира (имена детям выбирал Лэрзен, я не вмешивалась, понимая, что у магов они особенные), когда у меня уже начались схватки. Муж обещал, что будет рядом и, если потребуется, вытащит из-за Грани и меня, и младенца. Слово сдержал: стоял рядом, помогая повитухе. Его родами не испугаешь, мне кажется, он даже проявлял профессиональный интерес к моим мучениям.
Напрасно повитуха (тоже из тёмных, кстати, ведьма) над ним посмеивалась: какой там обморок может быть у некроманта? Он ещё и саркастические комментарии делать умудрялся — побыть бы ему на моём месте! Но, спасибо, страх убирал.
Элькасира первым ему на руки дали, ещё не обмытого. Другой бы побрезговал — этот нет. Что-то сказал сыну и начертил на лбу пальцем знак. Я потом пытала Лэрзена — так и не признался. Думаю, посвящение Тьхери. Со вторым сыном он то же проделал.
Детей у нас двое, оба мальчики. И будет ещё кто-то.
Он их хотел. Нет, Элькасир был зачат случайно, зато его брат — вполне осознано. Отлично помню, как через полтора года после родов Лэрзен вкрадчиво поинтересовался: "А ты не хочешь второго?". Пришлось. Зато на третьего ребёнка я решилась сама. Надеюсь, будет девочка.
Плохо только, что все дети с тёмным знаком, но что поделаешь? И верят не в Светоносного, а в рогатую Тьхери. В храм палкой не загонишь — я пробовала. Ума ни приложу, как их отец смог туда зайти?
Настоящиё тёмные. Старшего Лэрзен уже учит. Он хвостиком за ним болтается, собирает травы для Стьефа (он всё ещё живёт с нами, хотя муж косо на него смотрит и однозначно намекает, что пора искать свой дом), что-то смешивает, даже с духами разговаривает. Похоже, это нравится ему куда больше, чем мои уроки чтения.
Прикрыла глаза от удовольствия и приняла супруга. У нас давно этого не было, три недели, пока Лэрзен пребывал в отъезде.
Судя по желанию, кажется, был верен, хотя я ничего и не требовала. Догадывалась, что он до сих пор общается с Ланит, но спокойно отпускала его в лес. Однажды даже составила ему компанию, видела эту фею — красивая, обольстительная. Я понимаю, такую хочется, с такой любому мужчине приятно. Я по сравнению с ней — бледная немочь, хотя, по словам мужа, стала привлекательнее после родов.
— Как я понимаю, можно было особо не торопиться, в других местах меня сильнее ждали, — рука мужа легла на живот, поглаживая.
Ребёнок тут же ответил изменением положения тела, заставив меня вскрикнуть. И ведь до этого вёл себя тихо, не мешал нам, а тут вдруг началось...
— Что ты хочешь, девчонка, — флегматично прокомментировал Лэрзен. — Радуется мужскому вниманию. В отличие от тебя.
— Откуда ты знаешь? — я проигнорировала его намёки. Тем более, они беспочвенны. Да, я не могу, как раньше, но вовсе не из-за моего нежелания. И он прекрасно это знает и чувствует.
Я честно ждала Лэрзена, мне тревожно без него — беременность сказывается. Всё время боюсь, что за время его отсутствия с ребёнком что-то произойдёт, или с ним самим что-то случится — а тут он ещё постоянно меня пугает, повторяя, что тёмные долго не живут и своей смертью не умирают. Прав, конечно, но я не хочу об этом думать. Да и к нам немного лучше относятся, чем к другим тёмным: Лэрзен ведь помог уничтожить волка в овечьей шкуре — Асдеркона под личиной лайонгского Наместника. Кстати, там начальник стражи сменился, даже не знаю, не рук ли мужа дело. Он ведь его ненавидел.
— Оттуда. Через три месяца проверишь. Ладно, супружеский долг ты частично отдала, теперь можешь накормить, обласкать и письма принести.
— Нет, Лэрзен, ты серьёзно? — я приподнялась на локте и взглянула на лежащего рядом мужа. — Ты по ауре определил? Он, вернее, она сама тебе сказала? Я ведь знаю, между вами связь...
Обидно: я мать, ребёнок растёт внутри меня, а общается с ним супруг. И не в одностороннем порядке: будущие Азархи ему отвечали (часто пинками в многострадальный мамин живот) и слушались. Вот и теперь он уже знает, кто там, а я бы только после родов узнала.
— Несчастье моё, какая тебе разница? Допустим, я это вижу. Ну, легче тебе от этого? — он притянул меня к себе, поцеловал, а потом легонько оттолкнул. — Ужин и кофе, Одана, или ты стала настолько неповоротлива?
Я промолчала — привыкла к подобным подколкам. Села и начала одеваться. Чувствовала на себе взгляд Лэрзена и улыбалась: недаром купила этот пеньюар в Дажере.
Заглянув в детскую и убедившись, что двухлетний Самарэн спит, а Элькасир и не думал ложиться (даже не сомневалась), осторожно спустилась вниз, надеясь, что сыну не пришло в голову устроить какую-нибудь шутиху. С него станется! Отец как-то уши надрал за то, что тот бросил под ноги Марте дохлую мышь, и заставил извиниться. Лэрзен ценит нашу кухарку, знает, что другой такой не найти.
Элькасир объявился через минуту, когда я склонилась к подносу с письмами — одной из немногих вещей, которые Лэрзен разрешал поднимать. Помню, как после свадьбы он вкрадчиво, но абсолютно серьёзно предупредил, что если в моих руках окажется что-то тяжелее фунта, то он сам меня убьёт, чтобы не мучилась.
— Свою собственную жену и своего собственного ребёнка? — я тогда горько сожалела о величайшей глупости в моей жизни — браке с Лэрзеном Азархом.
— Одана, если ты будешь таскаться по дому с вёдрами, кастрюлями и стопками белья до макушки, то заработаешь выкидыш. Тебе, как женщине, видней, какими последствиями это грозит. Так что для твоего же блага. Нет, другая бы радовалась, что муж предпочитает, чтобы его жёнушка сидела или лежала, грея пузико на солнышке, а ты... Так с тряпками сроднилась? Отвыкай, у меня слуги есть. Я тебе не позволю. Только на кухне с половником, и то, когда разродишься. Твоя главная и единственная обязанность — муж и дети.
И вот одна из моих обязанностей явилась с улицы. Чумазая, вся в земле, но довольная. И тут же бросилась ко мне с воплями:
— Мама, мама, смотри!
Смотреть я боялась. Элькасир в отца, так что представления о "радости" у нас разные. Но сын так настойчиво требовал внимания, что я решилась взглянуть, что он притащил. И тут же завизжала:
— Сир, убери немедленно!
Светоносный, почему, почему у всех дети как дети, а мои... В прочем, я знаю, почему. Вернее, в кого.
Хоть бы червяка принёс или крысу... Пожалуй, крысу не надо. Так нет же — череп! Не человеческий — и то хорошо.
На мои крики сбежались все: и полуодетый мокрый муж (он умывался), и Анже, и наскоро утиравшая руки о передник Марта. Наверное, и Самарэн проснулся. Так и есть, уже заплакал. Но я его знаю — через минуту замолчит и попытается выяснить, что произошло. Лэрзеновы дети больше не от страха плачут, а от обиды, досады и гнева. И темноты ни один не боится.
Девочка в животе заворочалась, заставив вскрикнуть ещё раз, — её активные действия создавали иллюзию, будто ей тоже не терпится взглянуть, почему мама кричит. На самом деле не смешно, она ведь может... То есть я могу... И действительно, больно как! Нет, Светоносный, я не хочу, чтобы малышка родилась сейчас, она же умрёт!
Мне стало страшно. Выронив письма, схватилась за живот и принялась молиться (единственная в этом доме, за исключением Марты), молиться иным богам, кроме Тьхери.
Лэрзен обнял меня, сказал что-то вроде: "Всё хорошо".
Почувствовав руки мужа, ощутила себя в безопасности, безропотно осела ему на колени. И боль сразу утихла, а разум напомнил, что такое нормально, что, когда я носила обоих мальчиков, тоже переживала ложные схватки.
Перепугала саму себя, накрутила... Если бы рожала, не так бы было. Схватки ведь совсем слабые, прошли за минуту, а моё воображение превратило их в невесть что.
Вот чем хорош муж-маг — так это тем, что не нужно говорить ему, что чувствуешь, что у тебя болит. Сам узнает и предпримет все необходимые меры. Он и предпринял, одновременно успокаивая и меня, и распинавшуюся дочку. Когда мы обе утихли, меня снова поставили на ноги. Ох, мои ноги...По вечерам они безбожно отекают, но хоть не покрыты сетью синего узора, которым меня пугали. С опухшими ногами Лэрзен меня будет терпеть, а вот с цветными точно бы не стал.
— А теперь, молодой человек, разберёмся с вами.
Муж обернулся к притихшему сыну и протянул руку. Тот, потупившись, вручил ему свою находку.
— Я тебе говорил, не сметь пугать мать, когда она в положении?
— Говорил.
— Говорил, носа не совать на кладбище, лес и овраг без меня?
— Говорил, — с каждым ответом голос Элькасира становился всё тише.
— Говорил, не сметь выходить за ворота после захода солнца?
Сын кивнул.
Бросив череп на пол, Лэрзен влепил Элькасиру затрещину. Сын попытался оправдываться — и получил вторую.
— Лэрзен, не надо, он же не хотел... — встала я на защиту Сира.
— Дана, не лезь! Он уже взрослый и в состоянии отвечать за свои поступки. Не бойся, ничего такого я ему не сделаю — сын ведь. Так что иди в столовую, посиди, мы скоро вернёмся. Вот только проведу воспитательную беседу с этим исследователем.
Муж подошёл к входной двери и кивнул сыну. Тот, понурившись, покорно поплёлся во двор.
Вернулись они действительно через пару минут. Элькасир уже чистый, но понурый. Извинился передо мной и, пожелав всем спокойной ночи, ушёл в детскую.
— Ты его бил? — я с тревогой взглянула на мужа, машинально помогая Анже всё разложить и расставить.
— Нет, но больше он так делать не будет. Ты тоже хороша! Как малолетка из пансиона светлых. Забудь и привыкни, наконец, к крови, костям и прочим издержкам моего ремесла. Женился на свою голову на неженке с этикой жреца Светоносного! Что же ты согласие любить и принимать меня такого, как есть, давала, если работы мужа чураешься? Будь добра, подай бутылку. Тебе не предлагаю — нельзя.
Лэрзен ел, а мы с Анже подкладывали ему куски. Вернее, подкладывала я — всё-таки мой муж. Анже пусть забирает тарелки. Пожалуй, к ней я иногда испытывала нечто, вроде ревности: тёмная, давно знает Лэрзена, ходит с ним по ночам, когда он её "выгуливает" (Анже — оборотень), жутко привлекательна в мужских глазах. Ну не верю я, что до свадьбы она регулярно не бывала в его постели, а уж подсмотренная как-то сценка навела на мысль, что скоро Анже опять Лэрзена заграбастает. Ему ведь нужно, а мне на последних месяцах и после родов нельзя, не будет он терпеть. А Анже без одежды...
Видела я, как она перед мужем разгуливала. Нагло, бесстыдно. К чести Лэрзена, он отправил её за одеждой, продемонстрировав кольцо, но вот уже скоро...
Лучше бы он с Ланит, надеюсь, он будет спать с Ланит. Не в нашем доме. Вот в этом, пожалуй, и таилась разгадка моей неприязни к Анже — я теоретически не против измен мужа, но не под одной крышей со мной. Так, чтобы я не знала.
Наверное, я напрасно накручиваю себя — беременность делает меня другой, более мнительной. Не соблазняла его Анже, просто только что обернулась. А не стыдно ей потому, что спала с ним до женитьбы.
Говорю — и сама себе не верю. Не знаю, почему, но я убеждена, что не способна быть для него единственной и самой желанной. И все мои прошлые мужчины лишь подтверждали этот тезис.
А Анже я завидую — такую же грудь хочу. И тело. И характер.
Невольно засмотрелась на нашу горничную, за что тут же поплатилась — заработала ехидный комментарий мужа:
— Смотрю, без меня ты сменила предпочтения. Что ж, одобряю, вкус хороший. Покажешь, чему научилась?
Я покраснела, пробормотала что-то невразумительное, а Лэрзен, наклонившись, шепнул на ухо:
— Рад, что без меня в постельке будет тепло, а то ты меня оттуда скоро выгонишь. А, знаешь, я с удовольствием на вас посмотрю. Две ладные девочки — отдохновенье для глаз. Ты у нас в теории сильна, Анже — в практике... И безопасно, Дана, не то, что с мужем, который в третий раз обрюхатил. Женщины, они ведь аккуратные, нежные, с мягкими губами, тонкими пальчиками...
— Лэрзен, прекрати свои пошлые шуточки! — теперь я была пунцовой. — Ты прекрасно знаешь, что я...
— Да знаю я, Одана, просто подразнить захотелось. Ты так очаровательно краснеешь. Водички выпей, успокойся, супружескую постель я никому не отдам. Даже тебе, Анже, при всех твоих весомых достоинствах. Свари кофе для меня и жены, ей послабже, и принеси почту.
Когда горничная вышла, муж с ухмылкой вновь шепнул на ушко, видимо, посчитав, что мой цвет лица недостаточно ярок:
— А втроём не хочешь?
— Нет, Лэрзен Азарх!!! — крикнула я во всю мощь лёгких и, не выдержав, встала из-за стола.
— Тихо, тихо, несчастье моё, я пошутил. Нет, я бы попробовал... Хорошо, без тебя.
Мерзавец смеялся, явно провоцируя меня. И успешно: я назвала его извращенцем и вышла на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха.
Лэрзену нравилось дразнить меня, поддевать на "пикантные" темы. Ну как ему объяснить, что мой отец был строгих правил? Да, мать жрица богини Олонис, но и она только одного в жизни любила. Безусловно, я благодарна ей за советы, за то, что во всех подробностях рассказала о том, что могут мужчина и женщина, но я считала это сакральным. А отец приучил к скромности. Да и сама я от природы скованная... Словом, это моё больное место, а этот мерзавец так и норовит задеть за живое.
Можно подумать, что порядочность — не добродетель.
— Добродетели, Одана, но если соблюдать меру. А в тебе этого на всех наших детей хватит.
Я и не слышала, как он подошёл, накинул мне на плечи пальто — на улице сыро.
И, как обычно, читает мысли. Но я не злюсь, я привыкла.
— Взрослая девочка, а так бурно реагируешь на пустяки. Неужели ты действительно решила, что я серьёзно?
Его руки легли на живот, поглаживая. Меня, не ребёнка — движения круговые, словно следы от брошенного камня на воде. Лэрзен прекрасно знает, как это на меня действует.
— Лэрзен, скажи, а ты пробовал?
— Что пробовал? С двумя девочками? — его губы щекочут шею. — Нет, мне как-то всегда одной хватало, зачем лишние деньги тратить? Я и без второй неплохо возбуждаюсь. А смотреть... Мне больше делать нравится. А что, идея понравилась?
— Нет, просто интересно.
Я уже не сердилась и, обернувшись, поцеловала его.
— Любопытная моя, пошли кофе пить. А потом ты мне массаж сделаешь и докажешь, что я не просто так изображал в городе пятнадцатилетнего мальчишку, у которого нет денег на девочку.
Я улыбнулась. Приятно всё же, что муж обошёл стороной публичный дом, честно думал о жене. Только вот мой живот не располагал к бурным наградам, а мне и одного раза хватило.
За кофе Лэрзен просматривал почту, кидая мне письма, которые нужно передать Стьефу: муж мелочами не занимается. Отнёс их сам, сказал, что на полчаса задержится в кабинете. Я кивнула и, дождавшись его ухода, обговорила с Мартой список дел назавтра. Помогла убрать со стола и поднялась в спальню, предварительно проверив мальчиков — оба спали, даже Элькасир.
Анже принесла тёплой воды, и я завершила день традиционным вечерним туалетом. Расчесала волосы, заплела в косу, надела ночную рубашку и легла.
Потом пришёл муж, получил обещанный массаж, плавно перешедший в исполнение супружеского долга. Инициатором был он, а отдуваться пришлось мне. Но не оттолкнёшь же его, вот и довольствовалась монологом: "Лэрзен, я не хочу. Да, я знаю, как это, можешь не объяснять. Делай уже, а то я спать хочу. Мерзавец, ты хочешь, чтобы я всё сама?! Да, удобно. Да... Да... Да! Ну, доволен? Всё, теперь отстань от меня, я устала".
Довольный Лэрзен, не преминувший прокомментировать мою степень владения предметом, растянулся на спине и заснул, а я, ещё долго пытаясь найти удобную позу — увы, с каждым днём всё сложнее. Лежала и вспоминала, как оказалась неотъемлемой частью дома Азархов.
Заказчики, которых я как хозяйка встречала в холле, узнав, что я не ведьма, бросали на меня сочувствующие взгляды. Видимо, думали, что Лэрзен силой затащил к себе, запугал или что-то в этом роде. Пару раз со мной даже заводили душеспасительные разговоры о необходимости бегства от исчадья зла — моего мужа, предлагали помощь. Особенно во время беременности — видимо, мой живот вызывал особую волну жалости.
Но Лэрзен быстро это пресёк, заявив одному из таких доброжелателей:
— Если жена начнёт нервничать, хотя бы немного, я убью вас. И, заметьте, совершенно бесплатно.
После этого поток желающих спасти меня иссяк.
Лэрзен
В Лайонг меня привело предчувствие. Не, ну и деньги, конечно. Я не собирался никому дарить свои кровные.
Как обычно через ворота даже не сунулся, воспользовался аркой портала. Но на этот раз решил, что пора с этим кончать и таки прикончить начальника городской стражи. Мысль показалась настолько соблазнительной, что в первом же безлюдном уголке я послал ему проклятие, постаравшись вложить в него все свои "тёплые" чувства.
На душе сразу повеселело. А от мысли, что досточтимому врагу осталось жить считанные недели, так вообще хорошо стало. Пусть, пусть вычислят, я всё равно не откажу себе в удовольствии видеть его перекошенную смертью рожу.
Доберусь вечерком до леса, Тёмную печать поставлю, чтобы уж наверняка.
Конечно, жаль, что я тогда его не распотрошил — покойный Наместник помешал. Кстати, неплохо бы узнать, кто новый.
И на месте властей я бы себя хоть как-то отблагодарил. А то облагодетельствовали только родственников светлого, Деймана, а я так, падаль... Сейчас опять стража шкуру дырявить начнёт — надоели хуже приворотного зелья! Вот дождутся, устрою тут пиршество вампирам — нервы ведь не железные, могу и сорваться.
Деньги получил без проблем — мне всегда охотно платят, мечтая поскорее отвязаться. Стража тоже оказалась на редкость миролюбивой, даже подозрительно. А как же массовые зачистки тёмных? Или после лечения жриц я стал таким добропорядочным на вид? Не замечал. Хотя на лице не написано, кто я есть, а рукав рубашки закатывать не собираюсь.
Промочив горло и пообедав в одном из трактирчиков, слонялся по городу, пытаясь понять, какого демона меня сюда что-то тащило. И так настойчиво намекало, что не отпустит, пока своего не добьётся. Внутреннее чутьё, гоблину его в задницу! Достало до печенок, а ясности никакой. Не опасность, точно знаю, что не опасность, а нечто иное...
Вспомнил об Одане, решил проведать страдалицу. Не уверен, что обрадуется, но, вроде, мирно расстались.
В гости набиваться не стану: вторые неприятности за год для девушки — перебор.
И на пороге-то этого домика, помнившего содержимое моего желудка, предчувствие наконец-то соизволило разродиться чем-то конкретным. Вернее, разродиться должно было не оно, а Одана. Не сейчас, конечно, но тёплые деньки ребёночек ещё застанет. Мой ребёнок, рога Тьхери!
Тут уж ничего доказывать не нужно, отпираться в отцовстве бесполезно, когда видишь его ауру и чувствуешь, как это нечто к тебе мысленно тянется.
Не сказал бы, что это меня обрадовало. Скажу прямо: совсем не обрадовало. Я не собирался становиться отцом сопливого нечто, но раньше надо было думать. И головой, а не другим местом. Хотя другими местами было приятнее.
Таща это беременное чудо на кухню, отодрав от ведра (чему только матери дочек учат, додумалась лестницу мыть!), смирился с мыслью, что это выбор Тьхери.
И ребёнок-маг. С сильной тёмной аурой. Он и звал — набрался сил в утробе и принялся за поиски блудного папочки.
А Одана-то смелая девочка, раз родить решила. Её же за такое власти на клочки разорвут. Понимает она это или нет?! Твердит, что сроднилась с ребёнком — материнский инстинкт во всей красе.
Усадив девчонку на колени, положил руку ей на живот — в конце концов, моё произведение искусства, бесплатное дополнение к ритуалу возврата воспоминаний.
Внутри родное, моя кровь... И что теперь делать?
Ребёнок решил за нас, безапелляционно заявив, что требует наличия обоих родителей.
Да не смоюсь я, не брошу вас.
И придётся жениться, утешаясь мыслью, что достойно продолжил свой род. Только жить с Оданой будет, ой, как сложно! Послало же проведение на мою голову!
Всё-таки порядочность наказуема, но против своего кодекса чести не пойду. Ребёнок родится в браке.
Поставил Одану перед фактом, проигнорировав её возражения (кто бы сомневался, добровольно, за меня — замуж?), всучил деньги и уехал. Нужно дела кое-какие решить, дом подготовить — не в холостяцкую же берлогу её тащить?
На душе было паршиво — несмотря на весь энтузиазм в голосе, которым я сообщил Одане о скором браке. И, естественно, ноги сами привели меня туда, где есть дратт. Потому как дратт — самое то для человека, которому собака-судьба подсунула супругу и ребёнка.
Не то, чтобы Одана вызывала рвотный рефлекс — стойкую неприязнь во мне, как всяком нормальном мужчине, рождало слово "брак". Я не был готов, меня вполне устраивал мой образ жизни — и тут... Драконье брюхо, предохранялась бы, мать же учила! А мне теперь отвечать. Все девочки как девочки — покувыркались и разбежались, а эта... Тьхери, за что? Я мало тебя баловал жертвами? Так я исправлюсь.
Хадаршет, влип по уши. А не жениться не могу. В итоге сижу, пью, поминаю всеми "тёплыми" словами себя и свою безмозглую невесту. Вот зачем, зачем ей мой ребёнок? Не могла родить от кого-то другого? Нет, допустим, мне хоть какая-то выгода: зародыш с силой, мага воспитаю, а ей-то?
Не так, совсем не так я представлял конец своей холостой жизни. Во-первых, не сейчас, а когда... Да, троллья печёнка, меня всё устраивало, никакой внутренний голос не свербел. Это ведь у женщин — обязательно должна быть семья, грежу только о семье, без семьи я неполноценная. А у меня, наоборот, — всё, что угодно, кроме семьи. Не то чтобы, я ярый противник брака, просто свободой дорожу.
Радует, что Одана из тех, что мне указывать не станет. Может, и получится что. А не получится — так верну, где взял. Ребёнка себе оставлю, Анже на воспитание отдам, а бывшей жене, так и быть, оплачу потраченные со мной нервы.
Дратт изменил течение мыслей, заставив взглянуть на ситуацию с другой стороны. Да, женюсь по принуждению, но не на самом худшем варианте. Одана — латентный маг, с кучей нейтральной энергии, то есть у ребёнка будет сильно развитый тёмный дар. Кто сказал, что какая-нибудь ведьма родила бы мне такого же? Сомневаюсь, недаром же Асдеркон так хотел её получить. Не для деторождения, разумеется, а для опустошения магических резервов.
Друг друга мы знаем — что я тёмный, Одана в курсе, сюрпризом не станет. Притерпелась уже, пообвыкла, да и я к ней тоже. Умненькая, уже не маленькая девочка, опыт кое-какой есть. И нравится. Чем — Тьхери разберёт!
Ну да, самую главную причину даже самому себе озвучить не хочешь. Как же, стал бы ты так хлопотать, если бы какая-то другая девчонка от тебя залетела. Пусть и с даром. Забрал бы ребёнка — и дело с концом, хотя отец и учил, что за поступки нужно отвечать. А ты женишься. И все мысли: "Не понравится — брошу" — для отвода глаз. Знаешь же, пёс шелудивый, что никуда не денешься, присосалась к тебе библиотекарша, как пиявка.
Вот только с одним аспектом брака, похоже, будут проблемы. Нет, решаемые, потому как дело не безнадёжно, только пока доведёшь её до дела... Смешно, право, с такой матерью — и так себя вести! Надо будет приучать, а то свихнусь, сама виновата будет, если в город к девочкам ездить стану. Так что, дорогая, придётся доказывать, что мне гораздо приятнее дома, чем в чужих руках.
Затуманенный драттом разум примирился с изменением статуса. Всё равно, семья, дети — это когда-то надо, хотя бы для того, чтобы род не вымер, а светлые не злорадствовали, беспрепятственно размножаясь. Не мальчик, переживёшь некоторые неудобства, зато приведёшь ещё одного или одну под знамёна Тьхери.
Единственное, что плохо в наличие семьи — уязвимость. По ней бьют в первую очередь. Но как-нибудь сумею защитить. Надеюсь. Отец не смог...
Через две недели, как и обещал, вернулся в Лайонг.
Артен пообещал моей невесте отрез соанского шёлка на платье, пришлет с первым же караваном. Так что с этим уладили, оставалась самая малость — договориться со жрецами Светоносного. Нет, конечно, я мог провести обряд по нашим законам, потом просто подсунув чиновнику монетку за запись в Книге наместничества, но Одана не тёмная, небось, с детства о другой свадьбе мечтала. Не стану её мечты портить, хотя будет тяжело. Но полчаса ради супруги и ребёнка вытерплю, заодно, на перекошенные рожи жрецов полюбуюсь. И им развлечение — не каждый день тёмный маг припирается, смиренно стоит, слушает.
Соврать, что ли, что я веру решил сменить? А то ведь властям заложат, и рожать Одана будет в гордом одиночестве. Если доживёт. А так любовь у меня, заставила отречься грязной сущности, перейти в лоно пресветлого бога, позабыв рогатую... Прости, Тьхери, с языка сорвалось.
Так и поступим.
Проведал Одану, убедился, что деньги пошли на благое дело в виде улучшения здоровья и быта. Она ещё раз спросила, не пошутил ли я, я ещё раз ответил, что и не думал, и на всякий случай забрал у неё документы.
Что-то не похожа она на радостную невесту, боится. Пришлось заверить, что особых неудобств не причиню, зато зарабатываю много — какая ни какая, а польза.
— Так что не придётся тебе пыль глотать.
— Значит, мы уедем из Лайонга?
Не хочет. Думает о доме, какой-то подруге, знакомых, что ей у меня будет тоскливо и одиноко. И рожать там боится.
— Одана, ты сама понимаешь, что тебе здесь нельзя. О ребёнке подумай, — напираю на материнские чувства.
Она покорно кивает, но просит не продавать дом. А в голове объяснение — чтобы было, куда вернуться.
— Одана, не всё так плохо будет, бежать не потребуется. Я, хоть людей потрошу и трупами общаюсь, обещаю хорошо обращаться со своей женой и не бить её чаще одного раза в день.
Рассмеялась, потеплела, захлопотала вокруг меня, вспомнив, что голодный и с дороги. Вот она, прелесть наличия...хм, пока ещё не жены, но невесты — экономия денег и польза для желудка. Готовит, кстати, хорошо, не то, что в трактире. Но я непривередливый, ем почти всё.
Поев, усадил её себе на колени, расспросил, чем без меня занималась (просто, чтобы не молчать).
Животик чуть-чуть подрос, такой мягкий, округлый... Всё, приехали, папочка и муж во всей красе! А кто две недели назад орал о свободе, о том, что не нагулялся? Судя по мыслям, Лэрзен Азарх, кольцо вам на палец давно надели.
Задрал подол платья, чтобы посмотреть на вместилище своего наследника — мальчик там, теперь чувствуется. Ей не скажу — пусть гадает, а мне необидно: жениться ради мальчонки не зазорно.
Одана не сопротивлялась, даже заулыбалась — ей приятно такое внимание. И не стесняется. Хотя, чего стесняться? Ну да, зная Одану, она нашла бы повод.
Живот у неё совсем не такой, какой по моим представлениям должен быть. Линия плавная, будто изгиб арбалета, идёт как продолжение одной дуги верхней половины тела. И вовсе на шар не похоже.
Зная, как им обоим нравится ласка, долго, обстоятельно гладил живот, потом спустил с колен и огорошил новостью, что до свадьбы поживу здесь.
— Но у меня всего одна комната...
— Мне вполне хватит. Постель широкая?
— Не очень. Но вы же не собираетесь...?
Тьхери, дай мне терпения! Вот в кого она такая уродилась? Как вообще забеременеть умудрилась? Хотя как, она знает, видимо, это со мной у неё так. И чем я такой особенный, что мне такое счастье привалило, как возврат Оданы в девичество?
— Нет, собираюсь. И говори мне "ты" — будущий муж, как-никак.
— Лэрзен, нам нельзя. Я только поэтому. Просто в одной постели вам будет тяжело воздерживаться.
— Ладно, — сделал вид, что сдаюсь. — Просто буду лежать рядом, терпеть и мучиться. Или ты меня в бордель отпускаешь? Хорошо, так даже лучше — до свадьбы буду с девочками развлекаться, а ты по ночам одна спать. Потом по-быстрому проведём первую брачную ночь — и ты на полгода свободна.
Промолчала, принялась мыть посуду — а в голове мысли роятся.
Что ж, буду тебя к разврату склонять. Уверен, сын не станет возражать, если его мамочка немного пошалит, а вот мои походы к непроверенным девочкам для него могут обернуться плачевно. Нет, в Дажере я хороших знаю, а тут... Не после всякой можно к беременной лезть.
Посмотрел на Одану. Хм, а беременной она мне больше нравится. Привлекательнее, соблазнительнее.
Остаться мне разрешили, в постель тоже пустили. И тут же заставили делать кучу разных вещей, вроде массажа ног.
Нет, беременные — особые существа, нормальными их назвать сложно. Честно, успел пожалеть, что перебрался к ней под крышу. Удовольствия никакого — вечное "не хочу, я устала", а вот забот... Эта хитрюга ещё не жена, а запрячь успела. И ведь сам, дурень, свою помощь предложил.
А тут ещё вечные перемены настроения, странные желания...Пару раз хотелось послать эту девицу на все четыре стороны. Сегодня не сдержался — не каменный.
Одана заявила, что не желает выходить за меня. Я вспылил, заявил что-то, вроде: "Выбирай: либо я, либо костёр", хлопнул дверью и направился к храму. По дороге, правда, понял, что перегнул палку, зато без проблем пересёк порог чужого враждебного мира — храма Светоносного. Там мне стало не по себе — будто стены и потолок давили, хотели пришлёпнуть меня. Ха, бог светлых, не дождёшься! Ты дашь мне своё благословение.
У жреца был нюх — сразу понял, что я не прихожанин. Скривился и рявкнул: "Прочь, тьхерино отродье!".
Да с радостью, мне в этом местечке паршиво, только вот Одана...
Стараясь не смотреть на косившихся молящихся, не вдыхать одуряющий запах, не обращать внимание на окутавший меня кокон божественной ненависти, быстрым шагом подошёл к этому надутому петуху в белом и заявил, что желаю вступить в брак по законам Светоносного.
У жреца отпала челюсть. О, оно того стоило! Какое удовольствие — видеть этого жреца с открытым ртом и выпученными глазами. Уставился на меня, как изголодавшийся по общению молодой дракон на самку. При условии того, что других на сто миль не видно, а жуть, как хочется. Ещё бы цвет глаз поменял, крылья распушил, а в рот подарок засунул — и всё, брачные игры во всей красе. Радует, что я не эта злополучная дракониха, а то бы тяжело пришлось.
Впрочем, дракон симпатичней. Даже буйно помешанный. Не будем обижать хвостатых.
Жрец отмер, опять начал орать. Я старался не слушать, не вникать, кого и с кем он скрещивал. Ему же лучше, а то самого скрещу с червяками. Но раздражение всё равно копилось, нарастало, как снежный ком.
По грани ходишь, жрец, я тебе не шавка — рот-то заткну. И заткнул. В прямом смысле этого слова: оратор захлебнулся одной из своих тирад.
— Уважаемый, — растягивая слова, чтобы побороть злость, обратился к нему я, — я с уважением отношусь к твоему богу. Помнится, он ни в какой книжке не написал, устных указаний лично вам тоже не давал, что меня на порог пускать нельзя. Он ведь всех принимает, не так ли? Так что засунь возражения в свой толстый зад, а то украсишь храм кишками. Я-то подумывал веру сменить, но, если мне не рады, оправдаю твои ожидания. Сколько трупов хочешь? Твой последний будет, всю гамму ощущений испытаешь.
Усмехнулся и обвёл взглядом притихших прихожан. Они очень медленно, по стеночке, тянулись к выходу. А потом бегом за стражей, да? Даже интересно, за сколько управитесь. Спорим, магия быстрее.
— Светоносный, защити нас от зла! — пискнула одна толстуха. — Покарай нечестивца!
Дальше продолжать не стала, встретившись со мной глазами. Затряслась и бухнулась на колени, молясь любимому божку.
На всякий случай сотворив невидимую стену перед дверьми — мне арбалетный болт в спине не нужен, обернулся к жрецу и спокойно поинтересовался:
— Надеюсь, мы придём к соглашению. Всего лишь брак по полному имперскому обряду. Моя невеста не тёмная, телом и душой верна Светоносному. Она так пламенно о нём рассказывала, что я решил познакомиться с ним ближе. За обряд и запись заплачу двое больше стандартной суммы. Ты ещё на благовония получишь. Ну, как?
Естественно, вернув жрецу дар речи, я услышал в ответ бурные возражения. Цензурными были только междометия. Но, в конце концов, мы сговорились. Не без помощи Светоносного. Жрец заявил, что не станет нас женить без разрешения бога. Оное можно было получить, коснувшись алтаря.
Было страшно. Боги, они реальны, а светлые тёмных на дух не переносят, что бы я тут ни плёл. Светоносный мог запросто меня убить, особенно, в случае осквернения алтаря. Так что жрец не зря злорадно улыбался.
Касаться блестящего камня не хотелось. Как говорится в народе: я не трус, но я боюсь. Потому что с мозгами.
Стоит ли собственная шкура брюхатой библиотекарши? Её, шкуру то есть, я люблю, склонности к самопожертвованию и самоубийству за собой не замечал, но зачем-то подхожу и тянусь пальцами к жертвеннику.
Жрец требует, чтобы положил ладонь. Хорошо, хоть моего страха не чувствует.
Тьхери, Тьхери, помоги мне, уболтай этого светлого ханжу.
Ладонь обожгло. Я сжал зубы, но не издал ни звука. Ничего, потерплю.
Яйца дракона, до кости прожжёт! И всё из-за этой клуши...
От боли прокусил щеку. Но других проявлений слабости жрец от меня не дождётся.
Ладно, светлый бог, зайдём с другого бока. Я твой храм не оскверняю, а всего лишь хочу, чтобы у твоей верноподданной, не раз услаждавшей твой слух молитвами, была нормальная свадьба. Что, не заслужила она? Согласен, для тебя я тёмная мразь, но она-то нет! Чтобы она — и поверила в Тьхери? Да скорей небо на голову рухнет, а я верным слугой Белого магистра стану. Ради неё. Я больше носа в твою обитель не суну. Опять же, полезное дело сделаю — ребёнка без отца не оставлю. И, раз уж на то пошло, зачти мне Наместника.
Рука горела. Хорошо, что не буквально. Камень раскалился и светил не хуже луны — естественная реакция на присутствие тёмного в святилище. И это только предупреждение. Представляю себе, каково мне будет, когда бог начнёт действовать. Это не Олонис, Светоносный позаботится о том, чтобы от меня ничего, кроме пепла, не осталось. Он может.
Я терпел. Челюсти сводило, но руку не убирал.
Интересно, за сколько регенерирует? И регенерирует ли.
А жрец всё ждал, пока я сдохну. В мысли его заглянуть не мог, — блок, паршивец, поставил! — зато читал по лицу.
Наконец камень остыл. Приятная прохлада уняла боль.
Можно выдохнуть — мне разрешили.
На слово бог, безусловно, не поверил, но, видимо, покопавшись в моей голове, пришёл к выводу, что один раз можно и позволить помозолить свои очи.
Рожа жреца перекосилась в улыбке. Не улыбаться не мог: раз хозяин дал добро, со мной нужно вести себя, как с прочими будущими молодожёнами, то есть поздравлять, а не проклинать. Он отвёл меня в какую-то комнату, усадил в кресло и, расположившись по другую сторону стола, поинтересовался, на какую дату я желаю назначить церемонию.
Разглядывая распухшую покрасневшую кровоточащую ладонь, потерявшую чувствительность, прикинул, за сколько дойдёт караван и сошьётся платье, и назвал первое июля. Медлить не стоит, а то Одана ходить не в состоянии будет, а мне её ещё домой везти. Разумеется, использую портал, но ведь не от порога до порога. И опасно это — не знаю, как она на магию отреагирует.
Жрец задумчиво кивнул, раскрыл толстую амбарную книгу, пролистал и уткнулся взглядом в какую-то строчку. Сделав внушительную паузу, он милостиво разрешил мне придти в этот день "вечером, когда не будет народа", всем своим видом показывая, что делает великое одолжение. А я проглотил: не моя территория, придётся смолчать. И невеста у меня беременная, о ней подумать надо. А то прибьют — и что с ней станет?
Записав имена, жрец велел явиться к шести часам вечера первого июля, захватив необходимые документы.
— Надеюсь, они у вас есть?
Да есть, подавись, жирная свинья! Нацепил жреческий балахон и возомнил себя пупом всех миров. Ничего, если встречу тебя после свадьбы, не посмотрю на твой статус. Будешь задаваться — на место поставлю.
Если б ты только знал, насколько меня бесишь, и как велико желание сделать тебе какую-то гадость! Благодари судьбу, что мы разговариваем в храме, и что твои услуги мне нужны.
После храма отправился не как добропорядочный жених к невесте — всю жизнь на неё смотреть, успеется, — а совсем в другую сторону.
Выбесил меня этот жрец, так выбесил, что злость нужно куда-то деть. А как? Правильно, путём причинения тяжких увечий или женской ласки. Одана, даже будь покладистой и не поссорься со мной, для этих целей не подошла бы — скажем так, я не собирался быть милым.
Лайонг я знал хорошо, хорошо представлял, где найти обе составляющие возвращения благостного настроения. Они, кстати, нашли меня первыми. Один неумный человек решил поиграть ножичком у моего горла, а я таких шуток не понимаю. Особенно сейчас. В общем, не повезло. Ему.
С удовольствием проследил взглядом, как он съехал вниз по стене.
Глазёнки хлопают, того и гляди, криком разразится.
Магия приятно щекотала пальцы.
Помочь, что ли страже? Кому этот урод нужен?
Вот не нужно было бросать в меня нож, недомерок. Последние мозги пропил!
Легко изменив траекторию полёта оружия, вернул его владельцу и добавил от себя.
Вид крови пьянил и вызывал желание выпустить её всю, без остатка. Но я сдержался, хотя руки тянулись.
Выглядело всё естественно, никому и в голову не придёт, что его не в пьяной драке прирезали.
На душе как-то стразу полегчало, злость ушла.
Подошёл, наклонился, вытащил нож, обтёр от крови и убрал на место. Карманы обыскивать не стал: у меня денег хватает, стану я ради дюжины серебряных монет рисковать?
Колоритная картина "маг, вертящийся возле убитого им грабителя на глазах стражи" в мои планы не входила, и, оглядевшись по сторонам, я предпочёл покинуть безлюдную улочку. Надеюсь, безлюдную. На всякий случай проверил — нет, никто видеть не мог, хотя тело обнаружат буквально через пару минут.
Дожили — открыто грабят по вечерам, не дождавшись ночи! Совсем стыд потеряли. Это же не карманный воришка. Значит, либо совсем с наличностью фигово, либо надышался травки.
Запал остыл, а всё равно было как-то не по себе. И рука ныла, портя настроение. Заживает, конечно, но медленно, зараза! Обычно такие вещи через полчаса проходят.
Догадываюсь, что беременным изменять нежелательно, потому как всякую гадость притащить могу, но кому её притащишь, если тебе вечно не дают?
Словом, вернулся к невесте поздно, когда садилось солнце, сытый, немного пьяный и благодушный. И без следов ожога — успело затянуться.
Совесть начала пинаться не хуже сына, когда увидел Одану на ступеньках крыльца. Кутаясь в плед, сидя то ли на покрывале, то ли ещё на чём, она всматривалась в переулок. Заметила меня, встала на колени, сложила покрывало и выпрямилась, придерживаясь за дверной косяк: нагибаться уже тяжело.
— В дом иди. Это что ещё за посиделки?
— Я боялась.
— Чего? Что меня убьют? Порадовалась бы, что сдох, — и дело с концом.
Я затолкнул её в узкую прихожую и закрыл дверь — нечего соседям наши разговоры подслушивать.
— Сколько сидишь? Продрогла, небось?
— Нет, на улице тепло. Я думала, вы совсем ушли.
— Ага, как же! И не надейся. О свадьбе договорился: будет, как положено. Если есть подруги, можешь взять.
Она кивнула, прошла на кухню, загремела посудой. Пришлось пресечь её возьню, сказав, что не голоден.
Свадьба... Что-то она никого из нас не радует. Не похожи мы на счастливую влюблённую парочку. Невеста до сих пор на "вы" называет. О страстных ночах и речи нет. Даже возможность потратить деньги на всякие безделушки её не привлекает. Хотя переживает, волнуется, готовит для меня то, что сама не любит.
А я... Тоже не образец для подражания.
— Вы... Лэрзен, пожалуйста, лягте сегодня на кухне.
— Это ещё почему?
— Меня от запаха духов тошнит, — смущённо пробормотала она. — Они очень приторные и стойкие, водой не смоются.
Нет, нормально? Учуять, что женишок таскался по девочкам, — и всего-то жаловаться на запах.
— Ничего, смою. Значит, это всё, что не устраивает? Отлично. На кухне ночевать не буду, найду другое место. Наутро обещаю ничем не пахнуть.
— Если вы хотите, я не могу запретить. Вы же женитесь из-за ребёнка...
И разрыдалась.
Пришлось успокаивать, предварительно смыв с себя чужой запах.
А она отталкивала, продолжая твердить, что не держит меня. Затихла только у меня на коленях, уткнувшись в грудь лицом. Обняла, прижалась, как могла.
И не обвиняла же, даже мысленно, а всё равно чувствовал себя виноватым. В общем, это был первый и последний мой поход к девочкам до свадьбы.
Платье из подарка Артена вышло — загляденье. Одана в нём преобразилась, походила на знатную даму, только живот всё портил. Как высоко талию ни делай, беременность не спрячешь. Зато грудь выросла, так заманчиво колыхалась при ходьбе. Мне нравилось её трогать. Я бы с удовольствием делал это чаще и не останавливался на достигнутом, но мои желания и желания невесты кардинально не совпадали. Дальше поцелуев и ласк ни-ни. За ребёнка боялась, что я ему наврежу.
Обручальные кольца заказал я, а потом наложил на колечко Оданы магическое охранное плетение, связав его со своим кольцом. Она человек, слабый человек, её защищать надо.
Получилось красиво и неброско: я не стал тратиться на россыпь бриллиантов. У меня просто сплав золота с серебром с традиционным брачным знаком Империи, у Оданы — золотое, с тремя камушками. Их подбирал ювелир, я не вникал, — красиво, и ладно.
Наряжаться Одане помогала подружка, она же нашла портниху, которая и сшила платье. Его я до свадьбы видел лишь мельком — по недосмотру девиц, которые свято верили, что, пряча наряд, сохраняют счастье в семье. Ну да, конечно, увижу платье, решу, что уродское — и кранты браку.
Глаз с удовольствием скользил по невесте, ставшей более округлой и аппетитной. Волосы она распустила, вплела в них какие-то ленточки, прицепила шляпку с плотной вуалью — в общем, старалась соблюсти все формальности. Не хватало только её отца, который бы стоял рядом и читал мне напутствия.
Естественно, до храма Одана не шла пешком — пригодилась лошадь. Я таки умудрился протащить её в город.
Гостей на свадьбе не намечалось — так, её родственники, если доберутся, и Стьеф, чтобы дверь храма отворить. Шумной пирушки тоже не предвиделось. А у меня и мальчишника не было... Что за жизнь! Посиделки в кабаке со Стьефом и глазение на полуголую писклявую певичку не считаются.
В качестве свидетельницы и подружки невесты болталась эта Кларетта. Та, которая Одану наряжала. Я ей, к слову, не нравился, хотя невеста и не ляпнула про мою сущность.
У порога храма Одана забеспокоилась, с тревогой посмотрела на меня:
— Лэрзен, а ты сможешь? Это же храм Светоносного.
Понимает, что со мной там может быть.
Всё верно, Одана, это одно единственное место, где я чувствую себя неуютно, где признаю светлую силу. Но четверть часа выдержу.
— Руку давай, — вместо ответа произнёс я.
Ощущения были схожи с прошлым разом. Дискомфорт на грани физической боли, осознание своей чужеродности, желание немедленно уйти. Но я шёл. Смотрел прямо перед собой и шёл к фальшиво улыбающемуся жрецу, храня внешнее спокойствие.
В первый и последний раз вступаю в этот храм: в нём слишком много светлой энергии. Она душит, выдавливает меня.
Придерживая Одану за талию, помог подняться на специальную приступочку перед статуей бога, подождал, пока она коснётся его, помолится, и спустил обратно. По обряду вслед за ней подняться должен я, но Светоносный — не мой бог.
Настроение несколько улучшается при виде кулонов Олонис в руках помощника жреца. С этой богиней мы ладим, она пускает к себе абсолютно всех.
Не пропали даром мои денежки, нам ещё благословение из Медира передают. Или это Канара?
— Одана, ты писала Канаре, что выходишь замуж? — шёпотом интересуюсь, пока Кларетта расправляет подол платья невесты.
Одана кивает и призывает к тишине: жрец уже начал церемонию. И не один — из внутреннего помещения вышла Канара, приветливо улыбнувшись нам обоим. Хоть кто-то на меня косо не смотрит.
Особенно долго жрец выспрашивал, добровольно ли решение невесты, будто открыто обвинял меня в принуждении, но потом наконец соизволил окропить святой водой и, положив руку на склонённые головы, объявил мужем и женой по законам Империи. Надел кольца, важно передал подарки от Олонис, которые нам надлежало водрузить друг другу на шею, сделал запись в книге регистрации браков и через пару минут, показавшихся мне вечностью, выдал брачное свидетельство. Теперь оставалось только заверить эту бумажку у властей — сущая формальность. Отказать мне не имели права.
Выйдя на улицу, я расстегнул воротник и долго не мог отдышаться. Стоял, прислонившись к стене, пугая частым шумным дыханием новоявленную супругу. Сказал, что просто душно стало — в храме и впрямь не продохнуть, Одана тоже дурноту почувствовала. А самого изнутри трясло.
Отпраздновали создание новой семьи в ресторане, куда таки пришла пара знакомых новобрачной, и отправились домой к жене, увезя с собой подарки и пожелания счастья.
Кстати, из Медира приехали родственники Оданы — её кузен Лушар с семейством. Они опоздали на церемонию в храме, но к снятию вуали с супруги и первому поцелую успели. Бросали нам под ноги лепестки тюльпанов.
Канара проводила нас до порога и передала благословение своей богини.
Наконец она ушла, попросив перед отъездом зайти к ней в гостиницу.
Одана заперлась в ванной, откуда вышла в новой ночной рубашке. Расчесала волосы, откинула одеяло с кровати, кокетливо приподняла подол и вопросительно посмотрела на меня:
— Лэрзен, ты же хотел. Канара сказала, что это не навредит ребёнку, если ты будешь осторожен.
Вот лучше бы она этого не говорила! Всё удовольствие испортила.
Когда дошло до дела, я не знал, как к нему подойти. Вот она, беременная жена с большим животом, целует, ластится, хоть и робко, ждёт — а вот как с ней?
Живот мешает нам обоим, ей вечно неудобно, тяжело. Сделать больно боишься... Хотел, называется! Сама бы, что ли? Только Одана сверху не хочет.
Наконец мы кое-как устроились. И так же кое-как супружеский долг исполнили. Ладно, первый раз всегда не получается, потом сумеем приспособиться. Надеюсь.
Вот так и началась пять с половиной лет назад моя семейная жизнь. Не такая уж кошмарная, как мне представлялась. И животик нам потом совсем не мешал, а Одана не была холодна и охотно всё делала во всех позах. Так что не прошли мои мучения даром.
А теперь пора будить эту соню, пусть завтрак мне приготовит.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
