Квест Империя

-Какого народа?— Вот теперь Виктор был потрясен понастоящему.

-Ты что, не знал?— Макс был тоже удивлен, но совсем подругому.

-Что я, потвоему, должен был знать?— От волнения Виктор даже перешел на русский.

-Я не человек, Федя.

-Не человек? А кто тогда?

-Я той'йтши.

-Но, Вика, я что, никогда не видел той'йтши? У них зубы, знаешь ли, и, вообще, челюсти и нос...

-Мне сделали очень сложную пластическую операцию, а физиологически между нами различий нет... Почти.

-Чем дальше в лес, тем больше дров! Может, и ты, Макс, тоже скрытый двир или кумх? Двир, кумх — колониальные народы Аханской империи.

-Нет, Федя, я всего лишь старочешский еврей. Увы.

-Извини, Вика, за эмоции, но сама понимаешь... Сколько лет мы знакомы? Я и не почувствовал ничего.

-А ты и не должен был,— улыбнулась Виктория.— Меня хорошо готовили. Успокойся, пожалуйста.

-А я и не волнуюсь,— ответил ей Виктор с раздражением в голосе.— Ну и что теперь? Займемся разбором полетов и стратегическим планированием?

-Нет,— покачала головой Вика.— Мы сегодня слишком устали. Времени у нас будет еще достаточно. Или нет? Лике нужно как минимум две недели, чтобы стать транспортабельной. Если вообще... Отсюда три вопроса: Где мы находимся? Как долго мы можем здесь быть? И как мы сможем выйти?

-Хорошие вопросы,— поддержал Вику Макс.— У меня только дополнительные недоумения по поводу первого вопроса.— Он вытащил из кармана штанов и последовательно выложил перед Виктором обрывок старой пожелтевшей газеты, такую же выцветшую картонную коробочку изпод какихто лекарств и старую эбонитовую самописку.— Может быть, ты нам объяснишь, Федя, что все это значит?

Виктор взял со стола авторучку, повертел ее в пальцах, рассматривая. Ручка как ручка. Ничего особенного, казалось бы. Такие выпускали в Союзе в конце тридцатых, вот только внимательный человек заметил бы, что эта конкретная самописка выпущена, согласно литой надписи на эбонитовом корпусе, на московской фабрике имени товарища Блюмкина; заметил бы и сильно задумался над странной сей оказией.

"Вот что значит профессионал!— с уважением подумал Виктор, рассматривая бог весть где завалявшуюся безделушку.— Да, талант не пропьешь!"

Он перекинул авторучку заинтересованно наблюдавшей за ним Вике, но Виктория конечно же ничего интересного в диковинке не нашла, подняла удивленно бровь и вопросительно посмотрела на Макса, как бы спрашивая: "Ну и что здесь не так?" И то верно. Что ей до всего этого? Такие персонажи как Яша Блюмкин могли интересовать только их, двух старых коминтерновских козлов, половину третьей жизни угробивших на борьбу за светлое будущее человечества. А Вика... дама Виктория Хаттингтон сибаритствовала в иных краях, вращалась в другом обществе. Вот о лондонских и вашингтонских политических интригах она бы с удовольствием поговорила и много чего интересного, надо полагать, порассказала бы.

Виктор со скептической улыбкой, относившейся, однако, не к Вике, а к ним двоим ("И чего не живется людям? Ищут, елки зеленые, сложностей на собственную задницу..."), просмотрел бегло газетный обрывок. Бумага пожелтела, печать выцвела, но прочесть текст было еще можно. Взгляд привычно пробежался по строчкам. Сверху вниз. Отчет об антифашистском митинге трудящихся города Свердловска. Газета, повидимому, "Правда", а год, надо думать, 1939й ("Ну да! Перед самой войной или сразу после начала..."). И все бы ничего. Обычный отчет, об обычном для того времени митинге, но, если верить отчету, собравшиеся встретили бурными аплодисментами заявление замнаркома обороны маршала Муравьева Муравьев Михаил Артемьевич (1880-1918)— левый эсер, подполковник царской армии, с 13 июня 1918г. главнокомандующий войсками Восточного фронта. После левоэсеровского мятежа 1918 в Москве Муравьев поднял мятеж в Симбирске. Убит при вооруженном сопротивлении аресту.

о том, что фашизм не пройдет, враг будет разбит и победа будет за нами. И ведь, что характерно, не однофамилец какойнибудь, а тот самый Михаил Артемьевич, который, произнес на митинге правильные эти слова. Как в воду глядел. Не прошли. Были разбиты. И была победа. Была.

Виктор отложил бумажку, сделал глоток из бокала, переждал секунду, наслаждаясь букетом, вытащил из покореженной пачки сигарету, закурил и только после всех этих нарочито неспешных действий заговорил:

-Отвечаю по пунктам. Где мы? Мы, las senoras у los senores Сеньоры и сеньориты (исп .).

находимся за Порогом. Was die Schwelle ist? Что есть Порог? (нем .)

Он ист...

-А без этого никак нельзя?— поморщился Макс, тоже закуривая.— Ты уверен, что у тебя есть сигареты?

-Сказал уже. Есть.

-Тогда продолжай, пожалуйста.

-Продолжаю. Мне никто ничего не объяснял. Назначили в пятидесятом координатором и передали вместе со всем прочим и это место. Где оно находится, что за место, как и почему, не объяснили. Сказали, мол, место пустое, ничейное. Людей нет и не будет, а зверья полно. И все!

Виктор покачал головой, вспоминая передачу полномочий.

-Вообщето я спросил. Но они сказали, что это неважно.— Он снова отпил из бокала.— Только я тогда уже коечто знал. Наши небожители меня ведь не спросили о том, что я знаю или не знаю, а я первым к старшим по званию обращаться не приучен.

-Подожди, Федя. Что значит, знал? Откуда?— Вика была удивлена.

-Откуда... До меня Смотрящим был один дяденька, который в отставку ушел, когда мы только вербовались. Жил он, Вика, вроде тебя в Европах. Красиво жил и дожил до того, что в России советская власть и граница на замке.

-Я так понимаю, что вход не один, или нет?

-Правильно понимаешь, Макс. Их шесть. Шесть входов, и только один по ту сторону границы.— Виктор с удивлением обнаружил, что совершенно спокойно раскрывает сейчас служебные тайны, и никакие блоки ему не мешают.— Вот старичок и запаниковал и, как я сейчас понимаю, сумел убедить себя в необходимости частичного раскрытия секрета настолько, что доверил мне код доступа и один из входов. Ну а я соответственно присматривал за домом, осуществлял снабжение и был готов, если потребуется, открыть окно на границе. Вот этого как раз и не потребовалось. Зато...— Виктор вспомнил сейчас то время, как будто это происходило вчера. Даже эмоции свои вспомнил. Горечь в душе. Разочарование. Тоска.

-В тридцать седьмом я вернулся... Ты, Макс, не захотел, а я... Ну ты понимаешь. Я как раз изпод Уэски, весь в боевом угаре, и сразу в Москву. А там мясорубка такая, что впору вспомнить незабываемый тысяча девятьсот восемнадцатый год. Метут всех. Пленумы, тройки, митинги. У Коли Ежов Николай Иванович (1895-1940).

глаза безумные, а вместо крови морфин, растворенный в алкоголе. Слуцкий Слуцкий Абрам Аронович (1898-1938) — один из руководителей советской разведки (ИНО ОГПУНКВД), комиссар госбезопасности 2го ранга.

... Вот мужик был. Ас! Он мне ничего не сказал, только в глаза посмотрел, и я все понял. Рванул в Питер. Под Лугой есть вход, через него я сюда и выскочил. И застрял я здесь надолго. Только в сороковом вылез тихонько, и по старой ксиве (Вика встрепенулась, услышав незнакомое слово)... Это документы, Вика. Были у меня документы заготовлены, вот по ним и легализовался. Ну, да это к делу не относится. А вот что относится, так это мое здесь пребывание. Вы поймите,— налей и мне, Макс,— я сюда не на день, не на неделю попал. Застрял надолго. Еда здесь была — я как раз в тридцать пятом запасы обновил — так что с этим проблем не было. Опять же, зверья здесь полно: хоть каждый день охоться. Кабаны, олени, лоси, зайцы всякие, но скука смертная. Необитаемый остров помните? Вот оно самое, что у того Селкирка Александр Селкирк — английский матрос, прототип Робинзона Крузо.

, только с комфортом. И стал я от нечего делать думать, что же это за место такое и где оно всетаки находится? Если по звездам судить, северозапад. Километров двести, не больше, от Новгорода. Ну сходил я в разведку. Карта тут завалялась старая, еще от империи российской осталась, я по ней и пошел с компасом. Поверите, четыреста верст отмахал, и никаких следов цивилизации. Ни тебе железки, ни шоссе, ни дорожки, раздолбанной какой, местного значения. Ничего. Ни городов, ни сел, ни линии телеграфной. Пусто. Дикая природа и все. Но ведь я не мальчик. Коечего в этой жизни понимаю. Деревья, зелень, зверье — все наше, родное. Все типичное, именно что для северозапада. И климат. Значит, что?

-Ты хочешь сказать, что это параллельный мир?— с интересом спросила Вика.

-Ну была у меня такая мысль. Но ты, Вика, подожди. То ли еще будет! Фэнтези у нас было...

-Какое фэнтези?— не понял Макс.

-А такое! Вот тут дама Виктория, оказывается, маг у нас и волшебник, а ты говоришь! Так что фэнтези у нас было. Science Fiction тоже. Вся наша жизнь, можно сказать, одна сплошная научная фантастика. А теперь, следите за руками, будет у нас die alternative Geschichte. Альтернативная история (нем .).

Виктор, довольный произведенным эффектом, откинулся на спинку стула и от души засмеялся. Потом пополоскал рот коньяком, наблюдая с торжеством за выражением лиц Макса и Вики, и, наконец, решил, что пора бы и продолжить:

-Я время от времени лазил обратно. Осторожненько, как мышка... высунусь, послушаю радио — и обратно. И вот, както раз — я выпивши был, если честно,— ошибся в кодах доступа. Гляжу, а стена не там, где надо, и не такая. А! Вы же не знаете. Когда артикулируешь код доступа, видишь Порог. Не Порог, конечно, а чтото такое... типа стены или преграды, а в ней пролом, дырка, ну так примерно. Понимаете? И вот вижу эту дурацкую стену, а она не там, то есть не так расположена. Не объяснить это словами, только знаю, не то. Но проломто есть! Я и влез. И опять же, с той стороны... Ну то есть под Лугой это полянка в лесу. Здесь опушка. А там... там тоже опушка, речка, очень похоже, но сразу видишь — не то! Другое. Послушал я радио и чуть с ума не свихнулся. Как в бреду. Сижу, слушаю и обалдеваю. Я, ребята, ту ночь как сейчас помню. Это была передача из Питера... Я сначала не вник, а потом слышу чтото типа товарищ Свердлов посетил верфи Балтийского завода, и поплыл. Какой, на хрен, Свердлов, если он уж сколько лет как покойник? Все, все, Макс! Подробности письмом и в другой раз. По факту, Вика права. Это все параллельные реальности или еще как, но суть от того не меняется. Я так полагаю, мы сейчас находимся на Земле, только на другой Земле, где людей отродясь не было или вымерли, к чертовой матери, как мамонты. Мамонты, кстати, здесь не вымерли. Я, когда к Новгороду шел, встретил пару. Здоровые, что твои лоси! Так вот, это параллельная Земля. А есть и еще одна. Это на твои недоумения, Макс, ответ. И на той Земле все как у нас, но с двумя существенными различиями, или тремя. Первое: они на четыре года примерно от нас отстают по времени. Сейчас у них, стало быть, девяносто шестой. И второе: Каплан не промахнулась, то есть, как я понимаю, не то чтобы Фаня могла попасть, но боевики Феликса Эдмундовича работу выполнили не так топорно, как у нас. И все пошло подругому. Там у них рулили Свердлов и Дзержинский и примкнувшие к ним Фрунзе и Троцкий со Смирновым. То есть все как один местные кадры. Даже Лев Давидович как бы свой — председатель Петербургского Совета, не кот насрал. А кстати, Макс, угадай, чем он у них особенно знаменит?

-Если спрашиваешь, значит, чтото совсем особенное.

-Не то слово! Он у них творец новой экономической политики и теоретик социалистической экономики в эпоху капитализма!

-Ты серьезно?

-А то! У них, Макс, другой социализм, хотя черного кобеля... ну ты понимаешь. Создателей Красной армии там, кстати, трое, как Отец, Сын, и Дух Святой: Фрунзе, Лашевич, и... в жизнь не угадаешь!— Муравьев! Свердлов все больше в Советах, Троцкий в экономике и теории, Феликс (он у них в тридцать четвертом помер) — ВЧК, НКПС и далее везде. Зиновьева, Каменева, Бухарина и еще до кучи, всех к стенке поставили, как врагов народа и наймитов мирового капитала. Как говорится, от судьбы не уйдешь. Блюхера и Тухачевского тоже, только колода стасовалась подругому. Там и Буденного к заговору подверстали. А вот Клим опять сухим из воды вышел, но это уже так, подробности. Постреляли, помитинговали и пошли дальше, строить, что там положено. Ну что ты, нас, коммунистов, не знаешь? Бей своих, чтоб чужие боялись! Такой вот ответ на поставленный тобою вопрос.

Теперь, Вика, снова тебе отвечаю. Сидеть мы здесь можем долго. Выйти можем в Финляндии. Этот вариант и потому хорош, что до корабля оттуда ближе.

-Вот как?— Вика думала о своем.— Где же борт?

-Борт далеко вообщето. Он на орбите Плутона, но в Северном море лежит бот. Высвистать его можно из нескольких мест в Норвегии. Так что Финляндия предпочтительнее, тем более что наши приятели попытаются нас перехватить, и чем меньше время в пути, тем, мне кажется, лучше.

-Да уж,— согласился Макс.

-Как скажешь,— кивнула и Вика.

-Ну что? Может, баиньки, или как?— спросил Виктор, вставая.

-Идите,— откликнулся Макс, тоже вставая изза стола.— Я посижу с Ликой.

И он направился к двери в Ликину спальню. Виктор проводил его взглядом и, вздохнув, пошел вслед за Викторией наверх, где он успел наскоро привести в порядок две спальни.

Думая о своем, он вошел в коридор и едва не налетел на Викторию. Вика стояла лицом к нему и, повидимому, ждала его. Он остановился так близко к ней, что ощутил ее дыхание. Именно это, наверное, и сработало, как спусковой крючок. Он вдруг увидел ее другими глазами. Овальное лицо с правильными чертами, огромные серостальные глаза, мягкие платинового отлива волосы. Чего тут было больше, коньячных паров или силы взрывной регенерации тканей, помноженной на боевой стресс, но факт, что для него сейчас совершенно несущественными стали и ее внеземное происхождение, и число прожитых ими лет, до которых со времен допотопных патриархов на Земле не доживал никто. Он видел перед собой молодую — лет тридцати пяти — сорока, не больше — и красивую — ну очень красивую!— женщину, которая хотела его не меньше, чем он хотел ее. Он обнял ее за плечи — Вика была почти одного с ним роста — и привлек к себе, чувствуя, как ускоряет свой бег сердце и как в унисон ему разгоняется другое сердце.

"Как давно я этого не делал?— спросил он себя отстраненно, скользя ладонью по бедру Вики, прижимая ее к себе и ощущая живой жар ее груди.— Другая эпоха! Ледниковый период". Он жил сейчас как бы в двух слабо соприкасающихся измерениях. Один он раздевал Вику, целуя ее и задыхаясь от острого желания, которое внезапно охватило его, как огонь сухую степь; ласкал ее молодое упругое тело, восхищался формой ее грудей, все глубже погружаясь в фантасмагорию страсти. А другой он смотрел на это как бы со стороны, оценивая свои и ее действия, все понимая и удивляясь только тому, что это снова пришло к нему.

"Ну не знаю,— думал он.— Может, она и той'йтши, но по мне так она восхитительная женщина. Притом именно, Женщина".

Потом, когда они лежали обнявшись, впитывая в себя тепло друг друга, ощущая друг друга и наслаждаясь этим не меньше, чем тем, что этому предшествовало, он вспомнил их давнюю первую встречу на Сладких водах. Дело было весенним вечером, в воздухе стоял оглушительный аромат цветущих яблонь, на глади озера лежали две лунные дорожки, в которых плавали черные лебеди принцессы Сцлафш.