| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Иттэцу встал и вырвал кляп изо рта Хакуни.
— Яйца или глаза? — спросил, откашлявшись, пленник
— Ты, конечно, относишься к типу яйца — улыбнулся Иттэцу — Слепоты нас учили не бояться, а вот твоя женолюбивость широко известна Я смотрю, ты не теряешь силы духа. Это хорошо, так даже интереснее будет.
— Мою силу духа поддерживает надежда на то, что очень скоро ты последуешь вслед за мной. Сколько у тебя осталось верных людей на всех островах? Меньше сотни! Люди Гэмбана открыто следят за всеми нашими убежищами. Выгляди в окно Иттэцу! Напротив входа в башню поставили Гатлинг. Улица перекрыта баррикадами, всюду самураи. Хандзо ты потерял, микадо ты упустил. Нападение на верфь и заводы — ничего не решит. Люди Сатоми отстроят все заново. Ты неудачник Иттэцу. Последний патриарх синоби — Хакуни плюнул в Иттэцу, но не попал
— И поэтому ты решил продать нас? — усмехнулся патриарх
— Не продать — спасти! Еще не поздно договориться с кэнреем и бакуфу, спасти людей, а главное учителей нашего искусства. Ты же в своем ослеплении и гордыне не видишь, куда завел людей в черном. Мы стоим над пропастью! Одумайся Иттэцу. Неужели история с твоей внучкой ничему тебя не научила?
— Замолчи предатель! — патриарх не выдержал и ударил Хакуни — Не тебе судить меня за смерть Саюки
— Тебя боги осудят. Ты своими руками прервал свой род, уничтожил школу куноити — женщин-ниндзя. Столько, сколько ты принес вреда — ни один дайме или сёгун тебя за следующие сто лет не переплюнут!
— Все, пора заканчивать этот бессмысленный разговор. Вон уже палачи несут раскаленное железо. Начнем с...ААА!
Иттэцу закричал от боли и попытался повернуться, но двое полураздетых мужчин уже держали его за руки, а третий бил ножом в спину. Даже в этой ситуации Единая Сталь умудрился сбросить руки палачей, перекатиться в сторону, но подняться ему же не дали. Под демонический хохот Хакуни, синоби навалились на Иттэцу и продолжили колоть его ножами.
— Глупец — закричал Хакуни агонизирующему патриарху — Хоть ты и проколол тюремным гэнинам ушные перепонки, но я еще год назад научил их читать по губам. Желаю тебе попасть в ад!
Глава 22
Лучше один день на этом свете,
чем тысяча на том. Яп.пословица
На следующий день пира не было, а были похороны. Хоронили убитых самураев и Хосе Ксавьера. Оми-сан распорядился устроить погребение по высшему разряду. Сначала пара священников из соседней деревушки во главе с Акиямой провели ритуал очищения тел от злых духов. Зажгли благовония, рассыпали рис и соль, на месте убийства, а также всех углах домов, где жили покойные. Затем тела обмыли горячей водой и завернули в чистое белое полотно.
Так как португалец был чиновником второго разряда, то его облачили в полный придворный наряд — темно-красное верхнее платье, под ним набор белых нижних сорочек. Церемониальные мечи были заткнуты за пояс-оби, на голову Хосе водрузили шапочку-эбоши, привязав ее белыми лентами. Умершего усадили в квадратный деревянный гроб так, что голова его разместилась между колен — в почтительном поклоне. Для поддержки покойник был обложен мешочками с киноварью. В ногах португальца положили серебро — плата за проезд в Западный рай. Священники опрыскали покойника ароматическими маслами и набросили на него льняное покрывало. Затем крышка гроба была опущена и саркофаг опечатали под чтение сутр и потрескивание благовонных свечей.
Катсу было заикнулся о том, что Ксавьер — христианин, а значит, его надо хоронить по гайдзинскому обычаю. Но иезуитов уже год как изгнали с островов, а значит, провести обряд было некому. После похорон начались поминки, где все бросились расспрашивать Катсу о его победе над синоби. Самым любопытным оказался самурай-глава обоза, что пришел утром с порохом и ядрами.
— Ты парень — герой! — жахнув сразу целую пиалу сакэ, самурай вытер пышные усы и наставил палец на Катсу — Таких в столице теперь награждают медалями и дают поместья. Рассказывай, как справился с тенями?
— По очереди — пожал плечами Катсу — Первого мне помогли убить охранники ворот. Второго я зарубил на корабле. Третьего в темноте задушил поясом.
— А с четвертым я схватился — вмешался Акияма — Как услышал колокол, схватил свою нагинату, а тут как раз этот верзила вломился в дом. Я отмахиваюсь от него, а сам зову на помощь. Как прибежали войны-псы, он раз и нырнул в окошко, только его и видели.
Бывший монах тяжело вздохнул.
— Хорошо, что заложника нашего не успел убить — моя комната первой была по коридору. Ох, достанется нам за смерть Ксавьера-сана. Он был личным другом микадо.
— Мне достанется — Оми-сан вытер полотенцем потное лицо — Ты то, Акияма-сан, уже в море будешь.
— Да, пора собираться — покивал бывший монах — С вечерним отливом надо выйти из бухты.
Катсу хотел спросить про шпиона, о котором упоминал синоби, но решил этого не делать при всех.
На верфи началась суета, погрузка пороха и ядер на корабль. После обеда поднялся ветер и новый флаг Ямато — красное солнце на белом фоне — затрепетало на мачте "Мацу-мару". На церемонию поднятия флага собрались не только строители верфи, но и все окрестные крестьяне. Катсу даже чуть не прослезился, когда сотни людей сидящих на коленях на песке пляжа сделали глубокий поклон флагу.
Катсу и Набори, прежде чем взойти на борт корабля, почтительно попрощались с Оми-саном. Тот одарил обоих парней новыми, парадными мечами, а также личным стягом-сисамоно, который полагалось вешать за спину на древке во время битвы. На флаге был нарисован символ Ямагата — лицо мумии завернутой в белые полотнища. Катсу передернуло от воспоминаний, но он не показал этого. Лишь отдал письмо, предназначенное Амики. В нем парень признавался в своих чувствах и обещал вернуться к девушке, как только закончится его миссия в Новой Испании. И ни слова о своей победе над синоби — пусть другие расскажут. Тот же Оми-сан. Катсу очень хотел стать настоящим самураем — скромным и бесстрашным. Ко второму качеству он уже сделал первый шаг, пора было начинать упражнять скромность. А то некоторые, вроде Набори, которые проспали все нападение, теперь ходят напыжившись, будто лично победили патриарха всех синоби.
Катсу покачал головой и стал смотреть, как матросы и солдаты поднимаются на корабль. За ними шла целая процессия священников, которые несли подвешенный на двух прочных жердях переносной алтарь. Алтарь украшала искусная резьба, углы его лакированной крышки были по-китайски загнуты. Массивные латунные накладки укрепляли жерди-ручки. Акияма-сан решил захватить с собой жертвенник, дабы задобрить богов — уж очень плохо начиналась их миссия. Пришел черед и парней. Они поклонились людям на берегу и зашли на борт. Корабль был трехпалубный, по верхней, точно муравьи, уже сновали японские матросы. На второй палубе был люк, который вел в трюм. Катсу заглянул в него и увидел забитое ящиками и мешками помещение. Второй люк вел на пушечную палубу.
Посланников поселили вместе с Диего Вераске в каюте в носовой части корабля. В ней еще пахло свежим лаком. Пришлось сразу же начинать учиться вешать гамаки. Управившись с постелью, Катсу поднялся обратно наверх и стал смотреть на горы Одзики, с которыми вот-вот должен был расстаться. Их покрывала яркая майская зелень. Может быть, он в последний раз видел этот японский пейзаж. Неожиданно перед его взором стали всплывать холмы и леса Ямагата, его собственный келья, лицо Амики, и он с болью подумал: интересно, что сейчас она делает? С мостика донеслись громкие крики в рупор. Это капитан начал отдавать команды. Матросы распустили огромные белые паруса, похожие на гигантские флаги, отдали концы и корабль начал выходить из бухты. Снасти стонали, крик чаек напоминал кошачье мяуканье. Но вот незаметно для всех "Мацу-мару" развернулся и лег на курс.
Как только корабль вышел в открытое море — началась качка. Катсу вернулся в каюту и при помощи Диего начал учить названия частей судна. Потом перешли к парусам, мачтам. Катсу старательно все записывал. Постепенно качка усилилась и парень почувствовал резкую тошноту. Он еле успел добежать до борта, как его вырвало. Затем накатили головокружение и слабость. "Вот она морская болезнь, о которой нас спрашивал чиновник" — подумал он. Набори помог ему спуститься в каюту и уложил в гамак. Каждый раз, когда корабль кренился и дыбился на волне, Катсу стукался головой о балку, испытывая замешательство и недоумение. Совсем не так он представлял себе путешествие по Великому океану!
Только через три дня Катсу смог встать на ноги и подняться наверх. На безлюдной палубе в лицо ему ударил резкий порыв ветра. У него даже дух захватило. Японские острова уже скрылись из виду и перед его глазами раскинулся безбрежный морской простор, где гуляли огромные пенящиеся волны. Однако, как это ни удивительно, за кораблем следовали неизвестно откуда взявшиеся чайки. Они то летели, почти касаясь гребней волн, то садились на мачты.
Катсу поднялся на полуют, где рядом с рулевым стоял капитан. Он внимательно рассматривал карту, поглядывая на компас.
— А, Катсу! Тебе уже лучше? — Суздуки-сан отложил карту и похлопал парня по плечу
— Спасибо — поклонился Катсу — Намного лучше. Мне так стыдно за эту бользнь
— Все через это проходят, пройдешь и ты
— Можно спросить, где мы?
— "Мацу-мару" плывет к сороковым широтам, но пока мы едва удалились от острова Эдзо. Ветер благоприятствует нам, морское течение помогает кораблю плыть.
Раздался удар судового колокола.
— Мне пора на обед — еще раз поклонился Катсу — Надеюсь, в этот раз еда удержится в моем желудке.
После обеда, парень спустился в каюту. Набори и Диего занимались испанским. — "Сомос хапонесес". Это означает "Мы японцы" — толстяк старательно записывал урок — А как будет палуба? Но этьендо? Не понимаешь. Сейчас нарисую. Так.. вот. Кубьерта? Ага, понял.
Диего тоже потихоньку продвинулся в изучении японского. Он перестал дичиться и вполне мирно уживался с парнями. А с Набори так они и вовсе стали друзьями. Толстяк учил его играть в "го", а Диего все рвался сделать шахматы. Акияма-сан еще мучился от морской болезни и от нечего делать Катсу взялся вырезать фигурки. Сделали из запасов корабельного дерева доску и провели турнир по шахматам. Он неожиданно вызвал ажиотаж на всем судне. Посмотреть на партии приходили десятки солдат и матросов, а некоторые даже садились играть. Победителем стал Диего, что больно ударило по самолюбию самураев.
Прошла еще неделя. Под тоскливый скрип мачт путешественники вели длинные разговоры, которые часто заканчивались спорами. Диего оказался фанатичным христианином и пытался обратить в свою верю обоих парней.
— Вы, японцы, принимаете лишь религию, которая приносит мирские выгоды — рассуждал он — Будь то богатство, победа в войне или избавление от болезни и совершенно безразличны к непознаваемому и вечному. У вас на островах уживается сразу несколько религий, а в одном храме вы можете молиться совершенно разным богам. Откуда и зачем эта всеядность?
— Боги должны помогать людям — возражал Набори — Иначе зачем тогда они вообще нужны? Если ваш Христос, как ты говоришь, поможет мне обрести жизнь вечную, то я готов стать христианином. Но почему я должен при этом отказываться от наших ками, которые отвечают, например, за гармонию и спокойствие в доме? Вот ваш Христос может наладить мир в семье?
— Если ты будешь следовать его заповедям
— Я смотрел Священное Писание. Мой испанский пока плох, чтобы понять латынь, но кое-что уже ясно. Ни один самурай не будет подставлять вторую щеку, как говорит Христос. Это противоречит самому духу Ямато
— Вот поэтому вы и режете друг друга веками — назидательно произнес Диего
— А ваши крестовые походы? — усмехнулся Катсу — А инквизиция с кострами? Как же заповеди?
— Мы хотя бы не варим своих врагов в чанах с кипятком — вспыхнул как порох Диего — Наша церковь воинствующая! Борется с еретиками вроде вас. И побеждает! Пушки, ружья, фрегаты, на котором мы сейчас плывем и который строил португалец — все это придумали христиане!
— Да мы разве против? — пошел на попятную Набори — Вон солнцеликий микадо уже третье посольство отправляет к гайдзинам, приглашает ученых и мастеров, приказал строить флот...
— Ты бы видел новые домны или дороги на севере Хонсю — подхватил Катсу — А конка в столице, соревнования по ножному мячу
— Подумаешь ножной мяч — фыркнул Диего — У нас в Севилье уже сто с лишним лет существует кальчио
— Это что еще за зверь? — заинтересовался Набори, который очень любил ножной мяч и даже пытался в монастыре устроить турнир по нему, впрочем безуспешно
— Это пошло еще со времен Древнего Рима и гладиаторских боев. Команды состоят из 27 игроков. Разрешены любые приемы, кроме ударов и пинков по голове. Цель — забить и забросить как можно больше мячей. Матч стартует по сигналу пушки и длится 50 минут. Игра не прерывается, даже если кто-то из соперников получит травму. Замены не разрешены, зато можно играть зимой на снегу. В кальчио играют даже цари. Двадцать лет назад французский король Генрих II принял участие в матче по кальчио.
— И кто выиграл? — Катсу стало интересно
— Неизвестно — пожал плечами Диего — Зато все знают фразу, которую король произнёс сразу после матча: "Этого слишком мало для войны, но слишком жестоко для игры".
— А почему жестоко? И каковы правила? — Набори так заинтересовался, что решил записать все сказанное Диего
— Мяч для кальчио делают из кожи, набитой козьей шерстью. Сама игра проводится на площадке, засыпанной песком размером примерно 50 на 100 шагов. Обычно это центральная площадь города. Играть могут только дворяне. Центр поля обозначается белым кругом — местом вбрасывания. Белой меловой линией поле делится на два одинаковых квадрата, с каждой стороны на всю ширину устанавливалась сетка. По краям поля строятся деревянные трибуны для зрителей. Кальчио любят смотреть все — и крестьяне, и женщины, даже священнослужители заходят глянуть.
— А некоторые, вроде Папы Климента VII и Урбана VIII — Диего отвел глаза и покраснел — Сами любили поучаствовать в игре
— Делать-то делать что надо? — нетерпеливый Набори быстро записывал услышанное
— В начале матча судья бросает мяч к центральной линии, затем раздается выстрел из бомбарды и матч начинается. С этого момента любой ценой игроки пытаются положить мяч в ворота противника. Игрокам разрешено использовать обе ноги и руки для контроля и бросков мяча в сетку в конце поля, бить противников, душить, бросать на землю. Команды меняются сторонами после каждого забитого мяча. Выигрывает та команда, которая забьет наибольшее число мячей.
— Кажется что-то подобное было у китайцев — вспомнил Катсу — Я читал в в "Исторических записках" Сыма Цяня про цуцзюй. В переводе — это "бить ногой по мячу". В хрониках рассказывается, что первым "мячом" была голова героя Чи Ю, которую отрубил Желтый Император, бросил своим солдатам и приказал пинать ее ногами.
— Это Эпоха воющих царств — уверенно определил Набори — И какие там правила?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
