Ичиби-но-Тануки

Маленький красноволосый мальчик с пронзительными зелеными глазами и иероглифом "Любовь" над левым глазом стоял посреди бескрайней пустыни.

Он не помнил, как оказался здесь, ведь за все пять лет своей жизни он ни разу не покидал дворца, в котором за ним всегда кто-нибудь приглядывал. Даже о таком понятии как "пустыня" мальчик узнал от няни, когда поинтересовался, что же находится за окружающими родную деревню горами. "Бескрайнее море песка", — как она тогда сказала. Особенно интересным был тот факт, что слово "море" она объясняла как "пустыню", в которой вместо песка вода.

Несмотря на такое непонятное объяснение, мальчик узнал пустыню в той картине, что каждую ночь являлась ему во снах: от края до края раскинувшийся песчаный покров, перетекающий под порывами раскаленного ветра, и, как-будто, живой.

Этот негостеприимный бескрайний мир нравился мальчику гораздо сильнее, чем реальность, в которой, при общей благопристойности, люди делали его жизнь невыносимой. Холодные взгляды, сухие фразы, отсутствие (в лучшем случае) эмоций... не та атмосфера, в которой будет приятно жить ребенку.

Однако в этот раз Гаара, а именно так звали мальчика, не был уверен, что это сон, ведь еще ни разу в своем сне он не ощущал своего тела. Жара и сухость, мелкие царапинки от быстро мчащихся песчинок, — все это было, но ощущения тела всегда отсутствовали.

Во все стороны простиралось бескрайнее желтое "море". Еще в самом начале постижения слов мальчик попытался представить место, где столько же воды, как и песка в его снах... но не смог. В его родной деревне вода была драгоценностью и жизнью одновременно, поэтому подобное разбазаривание живительной влаги даже в мыслях воспринималось мальчиком как что-то неправильное.

Гаара знал, что в пустыне, особенно, когда солнце висит прямо над головой, без защитной одежды можно очень быстро получить ожоги, а что такое ожог мальчик уже успел выяснить, однако неприятных ощущений не было. Он, понимал, что ему должно быть очень жарко, но он ощущал лишь тепло, а должный быть обжигающим ветер казался прохладным.

Повинуясь непонятному чувству, мальчик пошел вперед, хотя разницы никакой вроде бы не было, и каждый шаг приближал его к странной темноте у самого горизонта. Чем ближе он подходил, тем громче становился жуткий низкий гул, идущий из этой тьмы, заслонившей уже пол-неба. В какой-то миг Гаара узнал описание хабуба — ужасной песчаной бури, что несет смерть за пределами окружающих деревню гор, и испугался.

А испугавшись — проснулся.

* * *

Наконец-то.

Сколько времени уже прошло?

Сейчас это уже не важно.

Носитель наконец-то смог попасть сюда, жаль только, не дошел.

Но все же я смог дозваться его.

Мягко, аккуратно, а не так, как делал это сошедший с ума Шуукаку.

Все же, я — не он, хоть и занял его тело.

Ничего.

Теперь осталось только ждать, ведь процесс уже запущен.

Скоро носитель придет ко мне.

А пока можно вздремнуть под убаюкивающий рев бушующей стихии.

Лежащий в скрывающем сумраке самого ужасного пустынного явления огромный енот поудобнее переложил хвост и вновь погрузился в сон. Его время еще придет.

* * *

Честно говоря, я так и не могу вспомнить момент, когда я, как говориться, "попал". Последним воспоминанием является шуточное сравнение Лето Атрейдеса с Сабаку-но-Гаарой. Два "короля пустыни". Не то, чтобы я был заядлым фанатом, но после очередного пересмотра "Детей Дюны", воспоминаний о более жизненном книжном мире Аракиса как-то сами наложились на обрывочные сведения о Деревне, сокрытой в Песке, и маленьком мальчике, являющимся носителем демона.

Потом — провал.

А за провалом оказались короткая победоносная схватка с чем-то безумным, пытающимся подавить мою личность, и десять лет заточения в однообразной пустыне.

Сколько я читал фанатских произведений, в которых великий попаданец вселялся в сильнейшего из биджу — Кьюби-но-Ёко, а вот мне достался слабейший, да еще и сошедший в каноне с ума на почве кровавой ярости Ичиби-но-Тануки. Шуукаку. И в отличие от старшего брата я познал настоящее одиночество — в отличие от Лиса, у которого была целая династия джинчурики, у Шуукаку после того древнего старца, воспоминания о котором почему-то затерлись, были года сидения в бутылке. Да-да, той самой, с которой потом таскался канонный Гаара.

Как джинн, ей богу.

Вот и мне не повезло попасть в безумного Енота, когда он сидел в этой самой бутылке.

Очешуеть совсем! Чтобы не сойти с ума, как и мой предшественник, только уже на почве информационного голода, я в самые опасные для себя моменты начинал считать песчинки — в этой бескрайней пустыне-тюрьме такое занятие может занять надолго.

Когда же приступы проходили я начинал вспоминать. Нет, я не пытался вспомнить, кем я был, или узнать какие-нибудь древние техники из памяти Енота — я старался вспомнить канон, в котором мой носитель появляется на чуунинском экзамене, а также все те фанфики (и не только), которые когда-либо читал. Зато теперь, в этой пустыне, появился Енот, который, проснувшись, каждый раз заводит очень правильную мантру.

Я не должен бояться.

Страх — убийца разума.

Страх — это маленькая смерть, влекущая за собой полное уничтожение.

Я встречусь лицом к лицу со своим страхом.

Я позволю ему пройти через меня и сквозь меня.

И, когда он уйдет, я обращу свой внутренний взор на его путь.

Там, где был страх, не будет ничего.

Останусь лишь я.

С учетом того, что все годы до перезапечатывания я боялся потерять рассудок... очень полезная мантра, хотя мне хватило бы первых трех предложений.

Еще я вспомнил, что все попаданцы в Кураму рано или поздно изменяли свою форму до вполне себе гуманоидной, но, видимо, я такой необычный. Я не помню ощущения человеческого тела — их просто забивает реальность с четырьмя лапами и отсутствовавшим в прошлом хвостом. Поэтому кроме попыток хоть как-то передвигаться на задних лапах, опираясь на хвост, у меня ничего не вышло... а ведь как здорово все сложилось бы!

Помимо того, что биджу — демоны, причем, демоны, рожденные в этом мире, а потому имеющие с ним крепкую связь (именно это, оказывается, позволяло перерождаться через несколько лет после смерти), так и тело по сути является уплотненной до псевдоплоти демонической чакрой (вторая причина перерождений). То есть я являюсь чисто энергетической формой существования, у которой стоит непреодолимый барьер на нижней планке "плотности". Но только нижней.

Это означает, что если увеличиваться я могу до определенного предела, то "уплотниться" еще сильнее, чем я являюсь на данный момент мне ничто не может помешать... кроме того, что уплотняться, как мне казалось ранее, просто некуда. О том, что есть куда я узнал много позже, когда до меня все же дошло, что ставшая гораздо ближе земля — не плод моего воображения, а результат усиленных тренировок.

Это, и многое другое я узнал в момент перезапечатывания, когда у меня был доступ к информационному полю этого мира. Да уж, а я считал это фантастикой даже несмотря на собственно фантастическое состояние. Та самая связь с родным миром, как оказалось (откопал-таки в дырявой памяти Енота), позволяет биджу быть, так сказать, в курсе событий. Правда, чтобы узнать что-то более приземленное, чем движение тектонических плит, нужно знать, что спрашивать.

В тот раз мне повезло, потому что моей мыслью при соприкосновении с миром было: "Что тут вообще происходит?".

Помимо всяких глупостей вроде засухи в стране Чая и увеличения приплода скота в стране Травы, я узнал, что таки да, мой новый сосуд оказался Гаарой, что Курама оказался запечатан на две недели раньше меня (ху-ху, неудачник, хотя мне ли это говорить), что Треххвостый Исобу находится на перерождении (Ягура еще не являлся Мизукаге, да и в каноне он, вроде бы, не сразу стал джинчурики, хотя я могу и ошибаться). Остальные вполне спокойно обретались в своих сосудах, которые подобно Узумаки создавали целые династии носителей. Правда, в отличие от красноволосых долгожителей, прочие носители очень быстро приходили в негодность, хоть с каждым новым поколением это проходило.

В общем, по "геополитике Хвостатых" на тот момент я успел узнать, а вот подробностей особых не было.

Еще три года я активно просеивал здешний песок на наличие каких-либо ментальных закладок, про которые так любили писать авторы фанфиков, но потом пришел к выводу, что основной закладкой Гаары должен был стать канонный Шуукаку. Правда, как отец мальчика собирался контролировать того психа, в которого мог превратиться его сын...

Вот и еще один забавный момент — в каноне Четвертый решил запечатать в младшем ребенке Шуукаку, чтобы сохранить геном Магнетизма (точнее — его подобие) и, соответственно, власть клана Сабаку в Суне. Шутка же заключается в том, что как раз у младшего (хотя может и у остальных — не в курсе этого момента) талант к Магнетизму, просто мамка у Гаары из Узумаки, а они взрослеют медленнее обычных людей, поэтому и геном был в "спящем" состоянии.

Зато запечатав меня в сыне, Четвертый инициировал Джитон на мою "стихию" — песок. Вот и получается, что Третий управлял железным песком, Четвертый — золотым, а Гаара — обычным. И я не уверен, что это хуже — по-крайней мере даже на морском дне у мальчика будет чем сражаться. А летать он и сам бы научился.

И вот, спустя два года еженощного "зова", который я облек в сны о пустыне (а по сути — показывал мальчику его же внутренний мир), я смог добиться некоторой синхронизации, из-за которой Гаара попал сюда "во плоти", если это можно так обозвать.

Жаль, только, что он испугался моей нерукотворной бури. Теперь, когда я где-то в полтора раза меньше канонного Шуукаку, у меня проявился "второй уровень" песчаной защиты. И если "первый уровень" серьезно ослаблял физические повреждения, то "второй" уже был атакующего типа — если уж обычный ветер с песком стачивает скалы, то какой эффект от вращающихся с невероятной скоростью песчинок, что представляют собой мою бурю.

Да... а пока можно вздремнуть — появление носителя встряхнет этот мир и разбудит меня.

* * *

С каждой ночью, что он проводил в бескрайней пустыне, Гаара все ближе и ближе подходил к хабубу. Что-то влекло его, но страх перед буйством стихии каждый раз заставлял мальчика проснуться.

Он более подробно расспросил всех, кто присматривал за ним, об этом явлении, и теперь знание о стесываемом с костей мясе, удушении песком, погребении под дюнами и прочих "радостей" встречи со стихией. Но с каждым разом мальчик подходил все ближе и ближе.

Хабуб не двигался с места — это Гаара почувствовал еще в свой третий сон, — он лишь преграждал путь или скрывал в себе что-то, к чему влекло мальчика.

И вот, спустя месяцы, Гаара стоит вплотную к ревущей стене бури. Его глаза выхватывают мелькающие песчинки, несомые ветром с такой скоростью, что рассказы о очищенных бурей скелетах кажутся правдой.

Три дня мальчик не может побороть свой страх. Не может шагнуть вперед. Эти три дня ребенок был раздражительным и грубым в реальном мире, отчего к холодности окружающих добавился еще и страх. Сильный страх.

В голове же его вертится непонятная мантра, слышащаяся ему в вое ветра:

Я не должен бояться.

Страх — убийца разума.

Страх — это маленькая смерть, влекущая за собой полное уничтожение.

Я встречусь лицом к лицу со своим страхом.

Я позволю ему пройти через меня и сквозь меня.

И, наконец, Гаара решился. Он вытянул руку и по локоть засунул её в яростную стихию. Боли не было — лишь легкое покалывание от попадавших в руку песчинок. Они пролетали насквозь, но при этом рука оказалась целой и невредимой.

И тогда мальчик шагнул в хабуб.

Он успел сделать всего несколько шагов, когда свист ветра изменился, и песчинки начали слетаться куда-то в центр, превращаясь в огромную песчаную фигуру животного. По желтой поверхности этой фигуры шел красивый узор из разноцветного песка — пересекающиеся, свивающиеся сменяющиеся красные и белые линии. Узор мелом красной глиной, которыми были отделаны некоторые комнаты дворца, на узоре стандартного суновского песчанника.

Гаара с восхищением разглядывал статую, пока статуя не повернула голову и не посмотрела своими огромными глазами со звездообразной радужкой прямо на него.

— Приветствую, носитель, — только и успел услышать мальчик, прежде чем проснуться.

* * *

Ойя-ойя! Он опять испугался! Сколько же можно-то? Пройти сквозь бурю он решился, а как с огромной статуей поговорить, так сразу в кусты.

Ну это я от нетерпения. Гаара — ребенок маленький, ему простительно. Думаю, еще разочек надо дать ему шагнуть в стихию, а потом можно начать самому встречать мальчонку где-нибудь около точки его появления. Все-таки лежка "в далеке" была выбрана не оттого, что я прикован или еще чего, а потому что Гаара должен привыкнуть к пустыне. Ходить по ней, дышать ею. Ему нужно многое о ней узнать, чтобы меняться внутренне.

Например, я не могу здесь вырастить кактус, хоть и знаю, как он выглядит, чем питается и каков он на вкус (человеческое детство — такое детство). Это не мой мир. Зато Гаара может, но он должен не только хотеть, но и понимать суть. Ведь с кактусом здесь появятся и водоносные слои, от которых будет кормиться растения, потом он сможет вырастить пальмы и создавать оазисы. Внутренний мир предыдущего джинчурики Шуукаку выглядел как множество оазисов, разделенных небольшими полосами песка. Зелень от края и до края, хотя живности в этом рае не было никакой. Это вам не канализационный лабиринт Наруто.

И вот теперь малыш преодолел страх песчаной бури. Негоже королю пустыни бояться пустыни, какой бы опасной она ни была.

Четвертый не обучает своего сына как должно. Не знаю, виной тому страх за сына, страх за оружие деревни или за оружие клана, но ребенок всю жизнь не покидал дворца Каге скрытой в Песке Деревни. А предыдущий носитель был пустынным монахом — одним из немногих, что воспринимали пустыню как уравновешенную систему, скорее, а не как "бесполезные территории страны Ветра". Будучи монахом, прошлый джинчурики постигал жизнь пустыни, жизнь в пустыне и различные приметы.

Если кактус сворачивает бутоны, а снующие вокруг него жучки зарываются поглубже, если воздух будто застывает, то грядет буря. У монахов даже свой способ был, как пережить самум, но Шуукаку он был неинтересен, поэтому я знаю только о его наличии.

Ничего, скоро Гаара созреет для разговора, и все наладится. Если обучать мальчика не берется никто из шиноби деревни, то этим займусь я. Надо же на что-то расходовать уготованную мне вечность?

* * *

— И вновь приветствую тебя, носитель, — сказала маленькому Гааре песчаная статуя на следующую ночь.

— Здравствуйте, — робко поздоровался мальчик.

— Ты преодолел один из множества страхов и нашел меня, — статуя склонила морду к самой земле, чтобы мальчику не приходилось задирать свою голову в вышину.

— И кто вы? — глаза статуи гипнотизировали Гаару.

— Я слабейший из сильнейших, — ответствовала статуя. — Ичиби-но-Тануки, Однохвостый демон-енот.

— Шуукаку? — Гаара слышал множество историй, повествующих о безумном демоне песков, что проливал кровь ради крови и сеял страх и разрушения во всех селениях, где появлялся.

— Мы не настолько хорошо знакомы, молодой носитель, для подобного обращения, — губы статуи слегка раздвинулись, обнажая множество белых зубов.

— Гаара, — представился мальчик.

— Я знаю тебя, Сабаку-но-Гаара, — ответ статуи сильно удивил мальчика.

— Значит ты ошибаешься, — сказал ребенок. — Если бы я был из клана Сабаку, моим отцом бы был Четвертый Казекаге, и я бы не...

— Не жил бы во дворце Каге? — поинтересовался песчаный демон. — Знаешь ли ты, что только ничтожной горстке людей позволено жить в резиденции правителя Деревни? Всего пара сотен на десятки тысяч населения.

— Но...

— Родительская любовь? — вновь прервал его демон. — У Четвертого три ребенка, и все они воспитываются раздельно. Возможно старшие иногда удостаиваются аудиенции отца, но их растят другие люди. Также, как за тобой иногда присматривает Яшамару. К тому же, требовать любви от человека, превратившего сына в оружие деревни и клана, бесполезно.

— Он что-то сделал с братом? — удивленно воскликнул Гаара. — Но как он мог?

— Не с братом, маленький носитель, — рокочуще засмеялась статуя. — С тобой. Именно Четвертый запечатал меня в тебе, превращая своего сына в носителя демона.

— Зачем? — в голосе мальчика слышались слезы.

— Власть, — коротко ответил демон. — Клан Сабаку владеет уникальной способностью, называемой стихией Магнетизма, и именно этот дар удерживает всех желающих примерить шляпу Каге от переворота. Однако ни один из детей Четвертого не унаследовал геном, что могло привести к перевороту в деревне. Нет, возможно твой отец преследовал и благие цели, ведь ваш кланы бы вырезали целиком, да и Деревня была бы залита кровью, но он сделал то, что сделал. И самое забавное было в том, что у тебя геном просто не успел проявиться, ведь что бы там не говорили медики, геном у младенццев пробуждается невероятно редко — это влияние Очага чакры на определенную генетическую структуру, а не простая физиология.

— Но если он об этом узнает, — во взгляде ребенка появилась надежда. — Он ведь может стать моим папой?

— Уже нет, — разрушил детские надежды демон. — Ты теперь джинчурики — носитель демона, — и тебя будут растить как телохранителя для старшего брата. Есть у тебя Магнетизм или нет — сейчас уже ничего не решит, потому что Совет Старейшин не позволит демону (а именно так тебя видят окружающие) занять пост Каге. Твоя судьба — быть оружием клана и Деревни. Одиноким и нужным только чтобы убивать.

— А... ты? — последняя надежда.

— Как джинчурики ты, несомненно, мне мешаешь, — спокойно ответил демон, но тут же добавил, не два мальчику погрузиться в истерику. — Но ты маленький необученный ребенок, из которого готовят бездушного убийцу. Поэтому, я согласен скоротать часть своей вечности в твоей компании. Я не дам тебя в обиду, малыш. Можешь считать это моей прихотью или еще чем, но одного я тебя теперь не оставлю.

* * *

Мда... Может, нужно было с ним помягче? Ребенок все-же. Хотя с детьми я обращаться не умею. Угу, зато теперь научусь...

При длительном размышлении я все же понял причины буйства Хвостатых.

Все началось с того, что великий Рикудо разделил дух Десятихвостого на девять частей. На нас с братьями. И вот тут кроется интересный подвох. Количество хвостов является градацией силы не в геометрической, и даже не в экспоненциальной прогрессии, потому что из десяти хвостов "родителя" получилось сорок пять у детишек.

Старшим и сильнейшим был Курама, получивший девять из десяти хвостов, а в десятом оказалось столько силы, что хватило на рождение остальных братьев. И в отличие от Двухвостой кошки Мататаби, которая вполне осознавала свою слабость, но тешила себя мыслями о том, что не является слабейшей, Однохвостый енот Шуукаку был полон зависти и желания стать сильнее.

А как демоны получают силу? Души, кровь, страдания и страх. За души тут есть кому отвечать, причем Шинигами способен весьма жестко отстаивать свою кормушку, поэтому растущим демонам оставались только последние три пункта, и Шуукаку отличался в этом плане как самый жестокий. Просто потому, что он — слабейший. В конечном итоге в чреде перерождений даже изначальная цель — стать сильнее, — была забыта, а жажда крови и убийств осталась.

С Курамой все проще. Шаринган — такой шаринган, что с отголосками желания разрушить деревню он боролся десяток лет внутри печати. Самое забавное, что как сильнейшему из нас ему не особо-то и нужно было что-то разрушать и кого-то убивать, ведь даже Восьмихвостому Гьюки нужно несколько сот раз жестоко замучить всех жителей материка, чтобы в теории у него вырос девятый хвост. По сути же — Курама был самым спокойным из братьев, хотя его огненное начало брало иногда верх.

С остальными все не столь просто, но до уровня Шуукаку даже суммарно не доставали. А если учесть, что Енот был самым слабым, то и запечатали самым первым именно его. В общем, мне его даже жаль, но теперь мои цели изменились. Пусть я слабый и у меня один хвост, но разумные еноты-тануки из японских легенд славились как величайшие обманщики. Возможно, это не относится ко мне, но я решил взяться за выяснения своих индивидуальных способностей. В конце концов, побеждает не только сильнейший, и как говорил Сунь Цзы говорил: "Если ты знаешь своих врагов и знаешь себя, ты можешь победить в сотнях сражений без единого поражения. Если ты только знаешь себя, но не знаешь своего оппонента, ты можешь как победить, так и получить поражение. Если ты не знаешь ни себя ни своего врага, ты всегда будешь создавать для себя опасности".

Так начнем же познавать себя. Познать врагов я еще успею.

* * *

— Казекаге-сама! — в кабинет правителя Деревни, скрытой в Песке, ворвалась фигура в маске. — Джинчурики пропал!

— Что? — сидящий за столом мужчина резко дернулся, сметя часть свитков и опрокидывая чернильницу, но даже не заметил этого. — Как вы могли это допустить?! Немедленно разыщите его!

— Казекаге-сама, — ответил попятившийся от замелькавших в воздухе золотых песчинок шиноби. — Группы уже разосланы! Дело в том, что он оставил вам записку.

— Давай сюда, — выхватил из рук подчиненного исписанную корявыми иероглифами бумажку Казекаге.

"Отец, я вернусь", — была первая строка письма, а ниже постскриптумом шли тревожные вести. — "Привет, любителю совать больших и злобных демонов в маленьких мальчиков! И ведь даже печать нормальную поставить не сподобился — бегай не хочу. Да я, собственно, и не хочу. Теперь по делу — мы ушли в пустыню. Свои отрядики советую срочно отозвать, потому что пару дней вокруг Суны будет бушевать сильнейший хабуб, который вы в этой пустыне только встречали, это я тебе обещаю. Мы вернемся через три года, когда Гаара научится всему, что должен знать носитель демона песков. Твоей задачей будет найти ему учителей в стихиях Воздуха, Земли и Молнии, а также во всех прочих науках шиноби. Ели с первыми двумя стихиями я кое-что еще могу ему объяснить, то с наследием неправильно инициированного Магнетизма сделать ничего не смогу. Что еще? Ах, да, сейчас мальчик пишет это под мою диктовку, так что за понятность известного мне языка не ручаюсь, но о содержании постскриптума ему неизвестно. Блин, ребенку пять лет, а его даже писать/читать не научили! Очередной мой плевок на твою лысину, Четвертый. Пока-пока".

— Немедленно отзовите поисковые отряды за пределами деревни, — тут же сориентировался Казекаге. — Подготовить щиты от хабуба, предупредить население и быть готовыми к буре. Сообщите Чие-сама, чтобы она подыскала место в расписании Канкуро для занятий с печатями, Найди лучших мастеров в Воздухе, Земле и Молнии в деревне и дай им по группе генинов для обучения стихии — пусть нарабатывают опыт. К воздушнику пристрой Темари, пусть учится с генинами.

— Вы верите этой записке? — решил поинтересоваться личный порученец Каге.

— В постскриптуме имеется кое-какая информация, знать которую кроме меня в принципе никто не может, поэтому — да, я склоняюсь к мнению, что это был Шуукаку.

— Но почему мы должны идти у него на поводу? Его ведь можно запечатать, если он взял контроль над джинчурики!

— Потому что этот Шуукаку не похож на того кровожадного монстра, которого описывают хроники, — устало ответил Четвертый. — Если Хабуб действительно появится, то запечатать Однохвостого будет слишком сложно и затратно в плане потерь. Пример Конохи уже выветрился из памяти? А Шуукаку, при всей своей слабости относительно Кьюби, еще и будет находиться в месте своей силы — в пустыне. Так что лучше до этого не доводить.

* * *

Через три года после ужасающей бури, окружившей Сунагакуре кольцом и бушевавшей двое суток, к ущелью, отделяющему долину Суны от остальной пустыни, вышел мальчик, одетый в одежды кочевников. Из образа обычного кочевника выбивались неприкрытая голова с буйной красной шевелюрой и огромная для его роста бутыль за спиной. Лицо ребенка было обветренным и загорелым, никаких следов длительного пребывания в пустыне у него не было заметно, хотя охраняющие ущелье шиноби догадывались, кто возвращается в деревню.

К Казекаге тут же отбыл посыльный.

Двое новичков заступили ребенку дорогу, но тот исчез в вихре песка и возник прямо перед начальником караула.

— Добрый день, Дайто-сан, — поздоровался джинчурики. — Рад снова вас встретить.

— И вам доброго дня, Гаара-сама, — ответил джонин.

— А я, вот, вернулся, — сообщил он.

— И как оно? — Дайто не знал, о чем говорить с ушедшим из деревни три года назад джинчурики.

— Интересно, — зеленые глаза ребенка внимательно вглядывались в темно-карие глаза взрослого. — Поучительно. Прекрасно.

— Рад за вас, Гаара-сама, — только и смог пробормотать Дайто.

Рядом с ними появился шиноби в маске.

— Гаара-сама, Казекаге-сама ожидает вас, — произнес прибыший Песчаный призрак — член одноименного отряда для специальных поручений при Казекаге. — Прошу, пройдемте.

— Добрый день, Яшамару, — призрак дернулся. — До встречи, Дайто-сан, мне пора на встречу с отцом.

В сопровождении Призрака мальчик отправился дальше, оставляя задумавшегося джонина нести стражу.

* * *

В кабинете Казекаге вошедших встретили двое: сам правитель и мальчик лет восьми с гримом Кукольника на лице, исполняющий обязанности секретаря Каге.

— Отец, — поздоровался с правителем Гаара и кивнул явно удивленному мальчику. — Брат.

— Ты ушел, — сурово посмотрел на джинчурики Казекаге.

— Я вернулся, — спокойно ответил мальчик.

— Ты ушел, — повторил отец.

— Я учился, — тем же тоном сказал ребенок.

— У демона?

— За три года в компании демона я узнал больше, чем за тот же срок во дворце, — сообщил Гаара. — Я учился писать и читать на песке, бегущем под пальцами. Я учился считать проносящиеся мимо меня песчинки. Редкие встречи с кочевыми племенами позволяли мне не забыть речь. Я научился контролировать свою силу и понял суть пустыни. Я перестал быть заготовкой для оружия клана и Деревни. Теперь я — оружие в своих собственных руках.

— И чего же ты хочешь, "оружие"? — скепсис по поводу "своих рук" Каге даже не пытался скрыть.

— Зря ты намекаешь на контроль со стороны демона, — покачал головой Гаара. — Как сказал мне Шуу, для его вечности сто лет, которые я вряд ли проживу, не являются сроком. Все свои планы, требующие собственного тела, он может отложить. И да, он просит передать, что плевок с лысины ты так и не стер.

— Шуу, значит? — на лице правителя не дрогнул ни один мускул. — Вечность, значит? Ну-ну.

— Отец, — мальчик-секретарь вновь вздрогнул. — Судя по реакции брата, он не знал, что не единственный сын в семье... Скажи, он знает, что у нас есть сестра? — в этот раз Канкуро остался спокоен, зато дернулся отец. — Вот и здорово. И еще, отец, Шуу говорит, что ты должен был подготовить мне наставников?

— Да-да, — поспешно ответил Казекаге, обдумывая что-то свое. — Завтра утром начнутся уроки. Все же ты не вовремя покинул Деревню. Ты мог поступить в Академию в прошлом году...

— Не смеши меня, — голос Гаары резко изменился и стал более глубоким и резким. — Мы с тобой оба знаем, какая судьба была уготована мальчику, Четвертый. И не тянись к печати — я не вырывался и не собираюсь. Надеюсь, учителя действительно хороши, потому что у Гаары поразительный талант к стихийным ниндзюцу. А еще у него закончилось время удачной пропаганды, поэтому про Волю Ветра втирать будешь кому-нибудь еще. В конце-концов, пустыня учит в том числе и свободе: свободе движения, свободе кормежки, свободе жизни и свободе смерти, и теперь ограничить его своими рамками ты не сможешь, а убить его тебе не дам я. Пока-пока.

* * *

Три года в пустыне были вполне однообразны. Нет, сначала, конечно, мне пришлось помучиться, чтобы защитить Гаару от жары, добывать еду и воду... даже огонь разводить научился (хотя поддерживать его на одной чакре воздуха было гораздо сложнее).

А потом мы встретили первых кочевников и разжились местным топливом для костра и защитной одежкой — погоню могли отозвать, но поиск это не отменило бы. Еще вызнали места расположения крупных стоянок, на случай, если нужно будет разжиться чем-нибудь еще. Собственно, та карта, созданная налетом песчинок, до сих пор находится на бутыли моего носителя, как первый результат моего обучения.

Воду оказалось очень легко найти. Настолько легко, что я задумался об искусственности происхождения этой пустыне — в километре под ногами начинались остатки скального массива, в которых даже встречались подземные озера! С учетом того, что Рикудо создал луну, чтобы запечатать тело Десятихвостого, я выдвинул предположение, что на месте страны Ветра когда-то были горы, разрушенные до состояния песка мощной техникой... правда уже к краям пустыни было заметно естественное распространение.

Вот, собственно и причина однообразности нашей жизни — Гаара кочевал от одного подземного озера к другому, иногда пересекаясь с местными племенами и выменивая у них на шкурки, клыки и кости пустынных зверьков разные полезные мелочи вроде двух бурдюков, сменной одежды и пополнения запасов топлива.

Это что касается самой жизни.

Тренировки отличались большим разнообразием — если сначала Гаара просто обучался контролировать песок и изучал повадки животных и местные приметы, иногда приправляемые разными умными фразочками из моей прошлой жизни, то через полгода я устроил ему испытание фрейменов, создав песчаного червя. Правда, в отличие от обитателей одной пустынной планетки, этот червь был более песчаным, но я постарался детализировать эту сосискообразную дюну как можно лучше и, снабдив носителя двумя крюками из уплотненного песка, дал ему почувствовать всю гордость "водителя кобылы".

Потом уже, наслушавшись моих сказочек (под старался подобрать в качестве героев наиболее подходящих под его ситуацию: Лето Атрейдеса, Крокодайла из "Куска" и Кучики Бьякую из "Хлорки", да даже немножко про него самого из канона вспомнил, — этот мелкий шалопай решил повторить подвиг правителя Аракиса, пройдя сквозь бурю. Прошел, откопался, отплевался и начал жутко собой гордиться — здесь самум, или как называют это местные — хабуб, являлся смертельной угрозой даже для большинства шиноби (конечно, только тех, кто попал в бурю).

Тогда я первый раз применил физические меры воспитания... даже не поверил сразу, что так легко удалось создать из песка в бутыли собственную руку и отшлепать этого... носителя. После этого к сказкам добавилась история про Маги (только у того джин сидел во флейте, а я торчу в бутылке), Алладине (сразу предупредил, что давать мне свободу не стоит) и, зачем-то, про далекую-далекую галактику (Силу почувствуй, юный падаван).

Вспомнил, что в каноне Гаара применял печати одной рукой и решил начать учить его пользоваться руками раздельно. Пианино под руками не было, да и играть я на нем не умею, но зато создал Гааре парочку марионеток, из тех, что управляются веревочками, только вот мальчику нужно было управлять песком, заставляя фигурки сражаться, танцевать или просто двигаться в различных ритмах — тут и контроль стихии, и асинхронная работа рук и еще гибкость пальцев повышалась, потому что я требовал синхронности движений куклы и "управляющих" пальцев.

Однажды мы дошли до моря — Гаара признался, что не может представить такого количества воды, и я взялся ему продемонстрировать. Он был шокирован и раздавлен зрелищем величественно переваливающися волн. Ну да, вода для пустынника — жизнь, а такое огромное количество неиспользуемой воды — страшнейшее расточительство. Правда, когда он убедился в непригодности использования подобной жидкости (моим словам, засранец такой, не поверил и напился прям из моря, а я обиделся на такое пренебрежение моими мудрыми советами и не сообщил о способах опреснения, наблюдая, как соленая вода проложила путь назад).

Попытался исправить то, что в каноне Гаара пользовался руками для облегчения контроля (выполняя Песчаный Гроб он постоянно стискивал кулак, да и руками во время боя махал) и в этом мне помогли те самые сказки про Кучики Бьякую, который банкаем мыслю управлял, а руки просто ускоряли движение лезвий (пришлось выдать шинигами за шиноби-марионеточника, способного одновременно управлять тысячами лезвий, запечатанных в клинке). Конечно, до такого уровня мальчнока не добрался, но песчаную сферу вокруг себя создавал уже одной волей.

К слову о сферах — пространственное мышление развивалось в первую очередь, ведь если создать шар из песка — не проблема (бери, да прессуй), то вот создать ровную сферу (или, не дайте Ками, — кубик) Гаара смог только через год — при постепенном создании, начиная с задней стенки все было хорошо, но при моментальном невидимая часть была мало похожа на то, что требовалось. Потом было вращение фигур, слияние, уменьшение — увеличение... в общем, игрался он как Сасори в бою с Сакурой и Чие-сама.

Проблемы были с человеческим общением, да и с эмоциями в принципе — как-то раз Гаара назвал меня братиком, что пришлось пресекать на корню. Часа три объяснял носителю, что любые узы требуют двусторонней ответственности, а кроме как отношений учитель-ученик и биджу-джинчурики ему от меня ожидать не стоит. Нет, по ночам мы, конечно, устраивали игры в его внутреннем мире: снежки там, битвы снеговиков, заезды на червях устраивали... — но в том, что Гаара вырос замкнутым ребенком только моя вина. С другой стороны — в Суне у него семья, вот пусть и наверстывают упущенное время.

А теперь Гаара постоянно занят на учебе и даже во сне предпочитает, как ни странно это звучит, спать.

Теперь вот лежу и размышляю о способе переноса сознания в клона — так, просто, как было описано в фанфиках не получается, хоть клоны и создаются из песка. Да что там говорить — я не могу перенестись в клона, созданного из моей чакры!

Второй проблемой — уже не столь серьезной, но неприятной для меня, является появление во внутреннем мире Гаары грозовых облаков. Сухих грозовых облаков. Это так проявляются его успехи в освоении Молнии. Если я в ближайшее время не придумаю, как перемещаться в клона — у меня появится возможность прочувствовать слабость Земли перед Молнией, ослабленной Ветром. Да и вообще, песок после молний в стекло превращается, а мне моя узорчатая тушка дорога как память. И ведь попросить Гаару развиваться чуть медленнее я не могу — в свете событий с отловом биджу ребятами в стильных халатах, чем сильнее станет мой носитель — тем больше шансов пережить нападение. Терять свою наконец-то осознанную вечность я не хочу.

По этому поводу, кстати, надо бы навестить остальных, но на "вывешенную" в инфополе "просьбу о встрече" пока никто не отозвался. Все же есть плюсы в том, что первый приоритет идет на события, связанные с родственниками, поэтому определенные пакеты информации мы узнаем сразу же, как появляется контакт с инфополем.

* * *

В кабинет Казекаге после стука зашел красноволосый паренек.

— Отец, — заявил он, Секретарь Четвертого уже успел привыкнуть к наличию у себя еще одного родственника и уже не дергался. — Есть очень важное дело.

— Насколько важное? — не отрываясь от бумаг поинтересовался правитель.

— Дипломатическая миссия в Кумо, — сообщил Гаара.

— У нас с ними весьма напряженные отношения, — заметил Каге.

— Я в курсе, но дело очень важное, — ответил мальчик.

— Что за дело?

— Кошка и Осьминог, — пояснил изменившимся голосом джинчурики. — Эта встреча очень важна, и за ней последуют и другие подобные. Последняя будет в Конохе на следующем экзамене на чунина.

— Ты не успеешь вернуться за три месяца, да и маловат ты пока для подобного экзамена, — усмехнулся Казекаге. — Да и команды у тебя нет.

— Я про следующий, через два с половиной года, — тем же голосом сообщил мальчик. — Пока что нет смысла разговаривать с джинчурики Лиса — он ребенок моего возраста, и, в отличие от остальных, не имеет связи с мудрым биджу. Единственное что — в Кири я не поеду — Ягуру с его политикой уничтожения кланов должны скоро сместить с поста Каге, а значит, Черепаха переродится через пару лет после.

— В чем хоть дело? — вздохнул Четвертый. Спорить с поразительно разумным Шуукаку ему уже надоело — за два месяца с возвращения блудного джинчурики в деревню тот неоднократно заваливался в кабинет и заводил спор. Ему, видите ли, скучно — носитель и поговорить не может, так утомляется.

— Может начаться охота на биджу с целью возродить Десятихвостого, — от этих слов дрогнули оба родственника красноволосого. — Нужно предупредить родственников.

+++ Прода от 08.11. Неожиданная

— Желаешь сбежать? — хозяин кабинета как бы невзначай спрятал руки в рукавах.

— Отнюдь, — покачал головой мальчик. — Сейчас наши джинчурики — наша надежда. Стены вокруг нашей крепости. И не стоит тянуться за печатью, поверь, теперь она не сработает. Раньше меня ловили потому, что я был глуп — я был слабейшим, считал размер показателем силы. Теперь же я стал чуточку умнее, и, пусть я по-прежнему слабейший, в этой пустыне я способен успешно отбиваться даже от Девятихвостого.

— И ты все это говоришь мне, потому что? — руки Казекаге остались в рукавах, но напряжение несколько спало.

— Гаара — последний носитель Однохвостого, — ребенок бесстрастно пожал плечами. — После его смерти — в бою ли, при перезапечатывании ли, — я обрету свободу, а вам придется искать ветер в пустыне. Поэтому тренируй его. Сделай так, чтобы он жил долго, чтобы моя сила дольше поддерживала твою деревню. Сделай сына столпом и опорой клана. Научи его быть на свету, находясь в тени, — Казекаге дернулся, осознавая план того, кто считался самым кровожадным демоном в мие. По обветренному лицу ребенка скользнула усмешка. — О да, они сильно помогут ему...

* * *

Страна Молнии находилась аж на другом конце материка, и этот первый выход за пределы пустыни впечатлил моего носителя до самой глубины души. И как узник этой самой глубины души, я был не рад происходящим изменениям.

Во внутреннем мире Гаары появлялось то, чего за все годы, прожитые в пустыне, мальчик почти не встречал — растения. На смену чахлым кустикам и сухим кактусам пришли деревья, трава и цветы, не слишком уместные в окружающем их море песка, но со временем носитель разберется в собственном сознании.

А еще он придумал дождь.

Дождь в пустыне.

Дождь, идущий в пустыне из грозовых облаков.

Из которых постоянно бьют молнии.

Бьют в одинокого песчаного енота, прятавшегося под карнизом из спекшегося песка, который разрушила льющаяся с небес вода!

Эх... зря я ему не рассказал конец идеи Муаддиба. Если в ближайшее время малец не одумается, меня постигнет та же участь, что и песчаных червей Аракиса.

Особо удачливая вспышка больно ужалила меня в кончик носа.

Все! Пора вытягивать его сюда.

Пусть постоит в том месиве, которое устроил. Пора прекращать бессознательное изменение моего дома!

Как же здорово было во внутреннем мире монаха... Оазисы, пальмы, солнце и песок. И никакой воды с неба!

* * *

Заснувший счастливым от новых открытий, Гаара очнулся посреди странного места: с неба лилося нескончаемый ливень, ноги утопали в мокром песке, из которого то там, то тут торчали деревья и кустарники. А освещали картину вспышки бьющих в землю молний.

Испуганный мальчик начал метаться, не зная, что делать в подобной ситуации. Его похитили? Судя по количеству льющейся с неба воды — он в Стране Дождя!

Но ведь отец специально отправил делегацию вокруг опасного участка! Сейчас он должен быть вместе со всеми почти в центре Страны Огня!

И этот песок! Мокрый песок, который почти не отзывался на попытки контроля!

Как будто отражая панику мальчика, молнии стали бить чаще и ближе.

Что же делать?! Что же делать?! Что же..?

Внезапно вода перестала литься на мальчика, но тот был мокрым и оглушенным происходящими вокруг событиями, что заметил это только когда очередная молния высветила огромный силуэт, прикрывший Гаару хвостом.

— Нравится? — грохочущий голос почти терялся в шуме грома и падающей воды.

— Э? — Несколько секунд мальчик вглядывался в фигуру, а потом неуверенно уточнил. — Шуу?

— А кого ты ожидал увидеть в своем внутреннем мире? Исобу? Хотя да, условия для него подходящие...

— Но... что произошло? — Гаара подскочил от ударившей где-то совсем поблизости молнии.

— Это, мальчик мой, плоды твоей впечатлительности и отсутствия самоконтроля, — хвост Биджу слегка дернулся, принимая на себя очередной заряд небесного электричества. — Ты превратил милую и уютную пустыню в мой персональный ад. Но я не жадный. Я буду делить его с тобой все те ночи, что понадобятся тебе на приведение всего этого в норму.