Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Университет Вредной Магии


Статус:
Закончен
Опубликован:
05.07.2014 — 17.03.2015
Читателей:
7
Аннотация:
Он резко выдохнул, затем вновь попытался говорить почти спокойно: - Послушай, Станислава, рано или поздно я тебя все равно найду. "А хрен тебе!" - зло подумала я. - Я найду, Стася, - взгляд ректора АБМ стал жестким, - и вот тогда пощады не жди. Он мне в открытую угрожал! - Но если, - голос лорда Тиаранга вдруг стал мягким, обволакивающим, нежным почти, - ты мне скажешь, где ты сейчас, - он подался ближе ко мне и, глядя в глаза, почти прошептал, - я приеду тотчас же, я увезу тебя в столицу, я стану самым нежным и щедрым любовником, у тебя будет все, Стасенька. Любые платья, любые драгоценности - все, что пожелаешь. Это все звучало жутко, если учесть, что голос у четверть демона был едва ли не ласкающий, а вот взгляд жесткий, непримиримый и не терпящий возражений. Так и оказалось! - Просто скажи, где ты сейчас, - прошептал лорд Тиаранг. Часть текста удалена в связи с публикацией книги))) вся прода далее в коммах P.S. Книга будет издана под моим именем Ника Ветрова, издательство АСТ, серия "Другие Миры", и потому просьба не распространять текст по сети. Спасибо fallenfromgrace за правку текста! Ника Ветрова На будущее - если нет проды, значит я: 1. Бухаю. 2. Работа убила весь творческий порыв. 3. Пытаюсь найти отца своим будущим детям. 4. Нашла отца и пытаюсь уломать его на интим. 5. Депиляция падла. 6. Случилась неудачная коррекция ногтей, груди, второго подбородка. 7. Мне не налили. Зато Вера пьет меньше, с тех пор как спионерила мой кальян, так что все вопросы к ней. Всем мира. И да, я тут начиталась про новые тенденции, так что - Атеншен: Текст будет не весь (кусками, фрагментами, буквами и дефисами) и платно (принимаем тугрики, егрики, бобрики). И не говорите, что вас не предупреждали. Пы.Сы. Но лучше универсальной не обесценивающейся валютой - самогоном. С малинкой, той самой от домового, ага Дорогие, любимые, хорошие! Книга не рассылается, она будет опубликована
 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 
 
 

Университет Вредной Магии



Университет Вредной Магии


Университет Вредной Магии

Керимская ведическая школа.

Стася.

Говорят, в день, когда я родилась, пошел снег. Мелочь, по идее, но проблема в том, что день моего рождения приходится на середину лета, а снег летом — это как-то... неправильно. Не должно так быть. Вот и в моей жизни, говоря откровенно, такого быть не должно!

— Стаси, почему ты меня избегаешь? — хрипло прошептал проверяющий Керимской ведической школы, плавно прижимая меня к стене. — Ты же знаешь, как мне плохо без тебя.

— Лорд Тиаранг, вы же знаете, это все приворотное зелье! И я вас предупреждала, что оно действенное, и выпили вы его на свой страх и риск, так что не мои проб...

Ничуть не устыдившись высказанной мной правды, этот, который на четверть демон, да еще и, между прочим, ректор Академии Боевой Магии, стремительно прижался к моим губам поцелуем, банально заставив заткнуться. И на мою попытку вырваться отреагировал крепким объятием и усилением страстности поцелуя настолько, что у меня ослабли ноги.

Все, прощай, девичья честь, окончательно прощай, на сопротивление сил не осталось... Просто лорд Тиаранг чертовски хорош собой, а еще — чуточку демон и наполовину темный, и от него пахнет чем-то свежим и немного терпким, и на губах легкий привкус алкоголя, и все бы ничего, но за каким лешим мне это подобие любви?!

И, едва мужчина переключился с поцелуями на шею, я прошипела:

— Лорд Тиаранг, я вас потом всю жизнь ненавидеть буду!

Он неохотно оторвался от моего тела и с высоты своего роста пристально посмотрел в глаза. Взгляд пугал и завораживал одновременно; так, наверное, и кролик сидит перед удавом и смотрит, не в силах отвернуться. Вот и я не могла... Практически с того момента, как комиссия по аттестации вошла в наш актовый зал, дабы приступить к проверке знаний в школе практических ведьм. Поговаривали, что вся эта проверка — не более чем повод, чтобы закрыть, к чертям, Керимскую школу, причем из-за жалобы самих же чертей. Они, видите ли, сочли некоторые высказывания наших выпускниц оскорбительными, затем прикопались к самой школе и после проверки учебных планов пришли к выводу, что здесь учат чертофобии и воспитывают в духе презрения к данной расе. Короче, сплошная фикция, а чертей мы реально не любим, и есть за что, кстати. Так вот, когда стало известно о создании аттестационной комиссии, наши преподавательницы собрали всех и попросили быть активными, не стесняться показать свои знания и вообще доказать всем, что Керимские ведьмы сильные, талантливые и образованные, и вообще не надо закрывать нашу школу.

Мы и постарались.

Едва комиссия в составе девятнадцати руководителей магических академий вошла в наш актовый зал, все тут же начали стараться. Вся история пограничных королевств, теория общей магии, талмуды древних ведьмаков, правила борьбы нежити — абсолютно все мы начали цитировать в едином ведьминском порыве еще до того, как члены комиссии успели открыть рот. Мы старались! Мы горели! Мы торопились рассказать все, что знаем, демонстрируя обширные теоретические знания, и...

Нас не оценили. Сначала магистры требовали тишины, потом — чтобы мы заткнулись; кое-кто слабонервный, не выдержав хора магической информации, взмолился, но затем лорд Тиаранг холодно произнес:

— Достаточно.

И наш порыв захлебнулся тишиной. Все почему-то разом умолкли, и только я брякнула:

— Но мы же еще не все рассказали!

Вот в тот памятный момент лорд и взглянул мне в глаза с высоты своего роста и положения, и я застыла перед ним, как кролик перед удавом. Жуткое это было ощущение, меня вообще словно парализовало.

— У вас еще будет время мне все... рассказать, — произнес лорд Тиаранг таким тоном, что мне поплохело враз, и я решила больше не высовываться.

Да вообще, если честно, все так решили. Не высовываться. И резко каблуки поисчезали, и помады, и стрижки с укладками, и все ведьмочки мгновенно стали походить не на ведьм — бледные, со строгой косой, в длинных черных платьях — мы их тогда сразу и постирали все, а до этого о форме вообще никто не вспоминал.

А потом случился он — момент истины.

— Дорогие ведьмочки, — дрожащим голосом вещала всем нам, ученицам второго курса, преподаватель Аллина Стемская, — завтра у нас открытый урок и... — она запнулась. — Будут присутствовать члены комиссии...

Мы побелели. За прошедшую с момента аттестации неделю из Керимской школы были уволены семнадцать преподавательниц и исключены сорок учениц, причем чистки проходили каждый раз после таких открытых уроков... И вот настала очередь нашей группы. Тихие завывания и всхлипывания наполнили класс.

— Держитесь, девочки, — трагически прошептала Аллина, — вот и настало наше время...

Вой усилился.

Ночь мы провели, пакуя чемоданы и одновременно изучая учебник по Практике Зельеварения: собственно, на ней все и должно было решиться. Утром не выспавшиеся, бледные и дрожащие мы, уныло понурившись, входили в лабораторию.

Вошли, расселись, дождались звонка. Не поднимая головы, встали, когда вошли члены комиссии. Ад начался потом.

— Полчаса на то, чтобы сварить любое зелье на ваш выбор. Время пошло, — сообщил лорд Тиаранг.

И наши учебники вместе с конспектами взмыли под потолок, чтобы двумя аккуратными стопочками сложиться на преподавательском столе. Сами члены комиссии преспокойно расселись на стулья, расставленные вдоль стены, а мы...

Без учебника, без конспекта — за полчаса! Да что можно сделать без конспекта за полчаса?! Ответ оказался банален: приворотное зелье. Вот только их мы все и помнили наизусть, а еще — частенько практиковали, особенно на каникулах, так что неудивительно, что, едва ведьмочки оправились от шока, как по лаборатории разнесся запах амброзии и лепестков роз.

— Как предсказуемо, — раздался едкий голос лорда Тиаранга. — Госпожа Аллина, даже не удивлен, что все, на что оказались способны ваши ученицы,это приворотные зелья... Дурной пример заразителен, не так ли?

И мы все посмотрели на нее: скрывать тот факт, что нам известно о попытке преподавательниц Керимской школы соблазнить членов комиссии и, тем самым, гарантированно сохранить школу, уже не имело смысла. Но, заметив, как под проницательно-осуждающим взглядом побелела Аллиночка, я как-то невольно разозлилась и выпалила:

— Зато мы варим лучшие приворотные зелья в королевстве!

Взгляд ректора боевой академии плавно переместился с преподавательницы на меня, глаза слегка прищурились, и он произнес:

— Что ж, проверим. Я лично попробую каждое, чтобы оценить степень... действенности. Приступайте, ученицы.

— Зря вы так, — сокрушенно пробормотала я, как-то не задумываясь, приняв решение об усилении готовящегося зелья.

И, судя по ароматам, все поступили также; говорю же, лорд — на четверть демон, наполовину темный, а еще высокий, широкоплечий, темноглазый, нестарый — ну, вот ни капельки — харизматичный, властный, отчаянно нуждающийся в злой ведьмочке, которая ему с радостью отомстит за все и всех и перевоспитает гада. Ну, вот как тут устоять? Мы все и не устояли: мы, злобно потирая ручки, взялись за работу.

О, с каким энтузиазмом варились зелья, с каким коварством подсыпались запрещенные законом порошочки, на которых были вполне себе безобидные наклейки с названием, и как же мы все горели желанием утереть нос некоторым, которых давно пора было повоспитывать.

Полчаса миновали стремительно.

И, все как одна, простерли ладони над котелками, остужая любовную бурду. Кстати, видок у нее был тот еще, мы же самое сильнодействующее сварганили, и я искренне надеялась, что некоторых стошнит. Да что там я — все надеялись сделать пакость. Ну и потом, чтобы кое-кто влюбился, и пакостничать можно было со спокойной совестью и верой в собственное благополучие.

— Ну, несите, — усмехнулся лорд Тиаранг.

Мы с остальными переглянулись. Вообще самые лучшие приворотные зелья в классе выходили у меня, так что ничего удивительного, что лично я осталась стоять на месте. Так сказать, козырь, томящийся в рукаве.

А ректор схватил ложечку со стола Аллины, протер, и началось: ведьмочка подходит, протягивает котелок, а этот, который на четверть демон, набирает немного и медленно слизывает, насмешливо глядя на очередную ученицу, чтобы вынести вердикт:

— Не работает. Отчислена.

Слез, к слову, не было, и из лаборатории никто не выходил, просто шли к дверям, там разворачивались и останавливались, чтобы посмотреть, чего дальше будет.

Дальше был пустеющий класс и откровенно издевающийся лорд Тиаранг, цинично поглядывающий на Аллиночку каждый раз, когда произносил свое: "Не работает. Отчислена". И, собственно, весь мой порыв утереть нос и перевоспитать сошел на нет, как и у остальных. До сего дня так, чтобы всю группу, еще не отчисляли. Обычно отличницы и заучки гарантированно оставались, а сейчас...

— Ваша очередь, — произнес лорд Тиаранг, и я поняла, что осталась последняя.

Робко и как-то умоляюще обвела пустые парты самым несчастным взглядом на свете, подхватила котелок, сделала шаг к преподавательскому столу, за которым устроился ректор, и остановилась.

— Ну? — выгнул бровь мужчина.

Я еще тогда подумала: почему все красивые — такие гады, а? Вот почему??? А потом вспомнила, что у меня-то с приворотными зельями всегда лучше всех получалось, так что, пусть и гад, но жалко стало.

— Знаете, на вашем месте я бы выпила нейтрализатор, прежде чем...

Собственно, больше сказать ничего не успела, так как лорд Тиаранг произнес:

— И долго еще мне терять время, выслушивая ваши жалкие опасения в собственном преувеличенном могуществе?

После такого я подошла к столу и, не став протягивать, брякнула котелок прямо на раскрытый журнал, прошипев:

— Приятно подавиться! И да — я отчислена! И это потрясающе! Свалю к чертям, получу степень мага-вредителя, а после испорчу всю вашу жизнь исключительно из вредности!

На эмоциональный всплеск лорд Тиаранг совершенно никак не отреагировал: ему были смешны все мои угрозы, и лорд этого факта даже не скрывал. Он просто протянул руку, зачерпнул немного зелья, бросил на меня насмешливый взгляд и добавил до полной ложки, чтобы затем медленно поднести ко рту, слизнуть и сглотнуть.

— Жаль, не слабительное, — прошипела негодующая я, — слабительные у меня вообще запредельные получаются.

Лорд медленно кивнул, сделал жевательное движение, словно пытаясь ощутить вкус, и махнул рукой одному из магистров. Тот подошел, взял одноразовую деревянную лопаточку, достал собственное нейтрализующее зелье, выпил, затем обмакнул палочку в мое зелье, слизнул...

— Да, странноватый вкус, — произнес он.

Подошли остальные члены комиссии, предусмотрительно выпили нейтрализаторы, взяли одноразовые лопатки, обмакнули в зелье и начали пробовать.

— Что-то вроде стабилизатора с привкусом ванили, — заметил седовласый старичок из королевской коллегии магов.

— И перец ощущается, некая составляющая огня, — добавил молодой парень из Академии Стихий.

А мне лично оставалось только повернуться и уйти из лаборатории, потому что я поняла главное: не подействовало. Просто зелье — оно мгновенное, а раз они все еще способны размышлять, значит, я отчислена.

Виновато посмотрела на Аллиночку, та лишь развела руками, мол, что поделаешь, и тут позади меня раздалось:

— А ничего так у нее ножки.

Я замерлаю

Лорд Тиаранг раздраженно произнес:

— Какие ноги, Сарвес? Девчонка в длинном платье, о каких ногах идет речь? А вот ротик потрясающий: нежный, манящий, сладкий. И глаза, в которых хочется утонуть... И характер боевой, она меня с ума этим характером сводит...

Все девчонки ахнули!

А вот Аллиночка побледнела, потому что она, как и я, четко осознала: Тиаранг нейтрализатор не выпил. Все выпили, а он нет! И еще простой расчет: магов девять, я одна, нейтрализатор сработает через пять-десять минут, в смысле, я же не знаю, какой именно они пили, быстродействующий или просто надежный...

— Симочка, двери, — дрожащим голосом попросила наша преподавательница.

И Симона торопливо распахнула обе створки, с ужасом глядя на все белеющую и белеющую меня.

От поглотителей моего зелья меж тем раздалось:

— А я бы поглядел на ножки-то...

Увы, ему достались исключительно сверкающие пятки: я изготовлением любовных зелий промышляю давненько, так что сноровка по мгновенному улепётыванию присутствовала отменная.

Одна проблема — не с теми я связалась! Ой, не с теми!

Потому что, стоило мне начать забег по коридору, как огромная лужа стремительно обогнала и материализовалась на моем пути полуголым магом воды: глаза синие, волосы светло-серые, улыбка жадная, руки в готовности обнять раскинулись, и голос журчащий:

— Иди ко мнеб Стасенькаю

Разворот на сто восемьдесят градусов, подхваченные юбки и рывок в обратном направлении. Зря! Там был тот самый ректор из Академии Стихий: глаза огненные, волосы рыжие, мускулатура внушительная, одежда на нем, самостоятельно тлеющая с такой скоростью, что торс сразу почти уже обнажился, и голос такой, с нотками ревущего пламени:

— От меня не убежишь, милая, от меня еще никто не убегал.

— А то, — вставил плавно выходящий из лаборатории старичок, — половину адепток из своей академии перепортил, охальник. А ты, Стасенька, его не слушай, ко мне иди, сладенькая, старый конь — он борозды не испортит...

— Вашу ж мать! — простонала потрясенная ведьма, она же я, Станислава Григорьева. — У вас какие нейтрализаторы были, а?

— Предельно надежные, — произнес отталкивающий старика с прохода и решительно вступающий в коридор директор Академии Межрасовой Магии. Кстати, чистокровный демон, именно поэтому по полу сейчас бил его нервно дергающийся хвост, а копыта стремительно рвали обувь.

— Мама... — испуганно взвыла я. — Это же пятнадцать минут, не меньше!

— Мне хватит трех, — оскалился демон.

— Три минуты? — вполне искренне удивилась я.

— Три, — директор Академии Межрасовой Магии плотоядно оскалился, — потом еще три, и снова три минуты...

Господя, а ведь я в свое время к нему поступала, по баллам вступительных не прошла только, вот духи-то миловали.

— Стася, домового зови! — заорала мне Аллиночка. — Девчонки, заклинание стазиса, разом, ну!

Я мгновенно припала к полу, постучала ладонью и взмолилась:

— Дедулечка Нагаришечка, миленький, всеми духами заклинаю, помоги, пожалуйста...

Домовой у нас жуть, какой вредный, но, видимо, было что-то в моем голосе — и пол раскрылся, мгновенно затягивая меня в потайное пространство. Более того, едва я свалилась на стог летнего сена — дед Нагар у нас из деревни, у него свои пристрастия в интерьере спальни — домовой протянул мне бутыль самогона и, пьяно щурясь, спросил:

— Будешь?

— Буду, — всхлипнула я.

— Так, а низзя, — ехидно протянул коварный старичок, забирая бутылку.

— Можно, — отняла у него тару, у меня-то руки длиннее, — отчислят меня. Вот как нейтрализаторы действовать начнут, так сразу и отчислят.

— За погубленную жизню! — провозгласил тост дед Нагар.

— Эх, — простонала я и сделала глоток.

Зря, ой, зря: пить не умею, а у домового сивуха многоградусная, сам гонит. Так он потом до самой ночи и гонял... мне за водой.

Да лучше б я в жизни приворотных зелий не варила!

Керимская ведическая школа.

Стася.

Наутро меня разбудил голод. Причем волчий.

Оно иногда так бывает: проснешься на стоге сена, а на тебя смотрит голодный волк. Здоровущий такой. И вот ты голову повернешь, а там дыра в стене аккурат под габариты этого волка, и, главное, домовой смылся, а ты, волк и волчий голод остались, и кому-то неуютненько так...

— Хозяин найти приказал, — внезапно прорычало это голодное кровожадное создание.

— А хозяин у нас кто? — хрипловато спросила я обожженным после сивухи горлом.

Волк вместо ответа почему-то зарычал, и зарычал громче, когда из-под сена вдруг показалась всклокоченная голова деда Нагара и вилы, воинственно удерживаемые им.

— Слыш, Стаська, ты чего уварила-то? — вопросил у меня домовой.

— А чего опять, а? — вконец испугалась я.

— Дык, нейтрализующие зелья ведьмочки всей школой-то варят, вонь по всем коридорам стоит.

— Оййй... — подвывание вышло совсем перепуганным.

А домовой, не глядя на меня, ткнул в волка вилами и вежливо очень сказал:

БввЮ?тиызж?тиызж?тиызж?тиызж— Пшел отсюдаб холоп!

— Сам пшел, — не менее вежливо ответил волк. А затем сообщил мне:

— Зелье сварили уже, действует. Идем, не то сам придет.

И мне ничего иного не оставалось сделать, кроме как поползти вслед за волком в проем, далее пройти за ним же по коридору и вскоре оказаться в кабинете нашей директрисы.

Доминик, едва я вошла, подняла на меня усталые серые глаза, вяло улыбнулась и произнесла:

— Поздравляю, Станислава, ты только что поступила.

— К-к-куда? — запинаясь, уточнила я.

Директриса протянула мне контракт, на котором издали даже видны были вензеля АБМ. То есть, Академия Боевой Магии...

— Шутите? — потрясенно выдохнула. — Да какая боевая академия? Да у меня по боевой магии полтора балла из десяти, и то, потому что быстро бегаю, а когда улепетываю, из-под подошвы камешки в нежить преследующую летят! Доминикочка, да вы же знаете!

— Не фамильярничай, — отрезала директриса.

И только тогда я поняла, что в кабинете есть еще кто-то. Медленно повернула голову: у стены, привалившись к ней спиной и хмуро глядя на меня, высился лорд Тиаранг, который так только, промежду прочим, ректор этой самой АБМ.

Снова очень медленно перевела взгляд на директрису, Доминик отвела глаза, несколько долгих секунд смотрела на свои сцепленные руки, затем тихо произнесла:

— Три дня на то, чтобы собрать вещи, сдать учебники и...

— А трех минут не хватит? — зло перебил ее лорд Тиаранг.

Доминик взглянула на меня, и стало ясно — мой выход:

— Нет, мне не хватит! — решительно заявила я.

После чего развернулась и вылетела из кабинета, промчалась по всей школе, вбежала в свою комнату и не выходила оттуда до самой ночи. Причем спецом же дождалась, пока и полночь пройдет, и первый час, чтобы гарантированно ни на кого не нарваться...

И вот! Подкараулил же на выходе из столовой, где меня, сжалившись, покормили, несмотря на поздний час.

— Не опускай глаза, — приказал лорд Тиаранг, ведя пальцем от моего виска к губам.

— Отпустите, пожалуйста, — взмолилась я, все же разорвав зрительный контакт и отвернувшись.

Сильные пальцы обхватили подбородок, вздернули вверх, заставляя вновь испуганно замереть под взглядом, достойным удава.

— Стаси, — голос ректора АБМ стал коварным, проникновенным шепотом, — неужели ты думаешь, что я могу сделать тебе больно или неприятно?

Правильная постановка вопроса, обезоруживающая очень. И если на счет "больно" можно чуток поспорить, то вот в том, что это будет приятно, почему-то даже не сомневаюсь. А рука лорда Тиаранга начала медленное захватывающее путешествие от моего колена вверх, по внутренней стороне бедра, собирая по пути ткань форменного платья...

— Л-л-лорд Тиаранг, — охнула я.

— Да, Стаси, — лицо его оставалось непроницаемо, и только в глазах такой голод, что давешнему волку можно смело идти курить в сторонке.

А еще ручонки-то наглые!

— Лорд Тиаранг! — взвизгнула я, едва он до белья вообще добрался.

— Да, Стаси, — выдохнул он, склоняясь к моим губам и осторожно накрывая пальцами все поверх белья.

И меня бросило в жарю

— Извини, не привык к долгим ухаживаниям, — прошептал, целуя, лорд Тиаранг, — так что мы с тобой начнем с самого интересного.

И, как выяснилось, самое интересное хранилось у меня под трусиками. И вот прям никогда бы не догадалась!

— Лорд Тиаранг, — задохнувшись от его наглости, воскликнула я, — а я... а мне... можно мне в комнатку для маленьких девочек?

Этот на четверть демон медленно, с явной неохотой перестал поглаживать все "самое интересное", плавно отстранился, заглянул в мои готовые врать до последнего глаза и ответил:

— Можно... и я с тобой пойду.

— Тоже природа зовет? — участливо поинтересовалась я. — Впрочем, мужчины в вашем возрасте действительно имеют некоторые сложности с...

— Стаси, — неожиданно мягко и с невероятной нежностью перебил лорд Тиаранг, — впредь контролируй свою речь в моем присутствии.

И как-то сразу холодом повеяло.

— Пустите, — жалобно повторила я свою просьбу.

Мужчина плавно отодвинулся, выпуская перепуганную ведьмочку.

С трудом переставляя ноги, не оглядываясь, прошла двадцать шагов, шагнула к двери, на которой символично были изображены цветущие кустики. Мужской туалет тут тоже был, но меньше раза в четыре, и кустики там не цвели вовсе.

Зашла, прикрывая дверь, обнаружила, что лорд Тиаранг стоит, прислонившись плечом к стене и выражая готовность ждать завершения моего общения с природой.

Закрыла дверь, прижавшись к ней спиной, медленно сползла на пол и сидела с минуту так, размышляя о перспективах. Перспективы были самые не радостные: АБМ и ректор этого самого заведения в постели. И не то чтобы сам мужик мне не нравился, было в нем что-то такое харизматично-притягательное, опять же, наглость, хреновый характер, чрезмерная самоуверенность — просто-таки идеальный объект для перевоспитания — а что нам, ведьмам, еще надо? Но в том-то и проблема, что имелись у меня обоснованные опасения, что вот это двухметровое не поддается воспитанию.

Стена, выложенная отвратительно-розовым кафелем, с тихим шорохом отъехала в сторону, впуская нашу директрису, за которой последовал и дед Нагар.

Не говоря ни слова, Доминик подошла, взяла меня за руку, заставила подняться и также бесшумно увела за собой, оставляя домового в туалете: сразу ясно, следы заметать будет.

— Не спите? — задала я риторический вопрос ведьме, следуя за ней.

— Да какой уж тут сон — документацию в порядок приводим, дела личные перепроверяем — закрывают нас, Стася.

Я, не выдержав, всхлипнула.

Доминик продолжила.

— Из четырехсот учениц школы эти стервятники отобрали едва ли пятьдесят наиболее одаренных — их в другую ведьминскую школу направляют.

— А остальные, — спросила яю

Директриса подошла к очередной стене в этом темном коридоре, прикоснулась — и та осыпалась лепестками роз, позволяя нам войти в директорский кабинет, а, едва мы вошли, лепестки взмыли вверх, вновь становясь непроницаемой каменной стеной. Здесь, в кабинете, находились почти все преподавательницы нашей Керимской школы, и все с сочувствием улыбнулись мне.

— Насчет лорда Тиаранга, — начала Доминик, проходя к своему столу и садясь в директорское кресло, — тут я тебе ничем помочь не могу.

— Что, — выдохнула яю

Аллиночка, сидящая в углу с какой-то папкой, тихонечко всхлипнула, ей вторила Элля, доставшая платок и промокнувшая слезы.

— Ловко он все провернул, — продолжила директор. — Понимаешь, маг он, причем боевой, а там гонору — ух...

— Не перевоспитывается, — снова всхлипнула Аллиночка.

— Увы, — подтвердила Доминик.

Затем поправила высокую пышную прическу, рыжие волосы директрисы — вообще легенда нашей школы, устало потерла виски и продолжила:

— Видимо, заприметил он тебя сразу — что-что, а демоническая кровь позволяет делать выбор практически мгновенно, но вот с покорением твоего сердца не вышло, — еще один тяжелый вздох, и горькое. — Ты, пойми, Стасенька, он маг. Гонор, самомнение, уверенность зашкаливают. Такой с букетами бродить за тобой не станет и стихов не расскажет, и воспитанию не поддается, мужик-то матерый, тертый, состоявшийся. А кровь взыграла, страсть вспыхнула, и желаемое завсегда получать привык. Вот и разыграл он всю эту ситуацию с зельем-то приворотным.

Я ахнула.

— Не ожидала? — усмехнулась Доминик. — Вот и Аллиночка не раскусила сразу.

Из угла раздались сдержанные рыдания.

— Ты, Григорьева, вспомни-то все, как было: неужто матерый мужик, да не ведает, какое зелье все молоденькие ведьмочки в совершенстве осваивают? Да вас ночью разбуди глухой — так сварите и не ошибетесь же.

И я запоздало понимаю, что Доминик права, по всем пунктам права.

— Аллиночку он взглядом запугал, — продолжила директриса, — вас спровоцировал, да знатно так, и, главное, тут уж не подкопаешься: официально мужику был нанесен магический вред, вредителю и расплата светит, оттого и не могу защитить я тебя, Стасенька. Ни защитить, ни прикрыть, ни от судьбы печальной избавить, ведь знамо дело: год-два, да и натешится Тиаранг.

Тут и стало мне плохо совсем и окончательно. Стою посреди кабинета директорского: от любимых преподавательниц только всхлипы и слышатся, сама Доминик смотрит так, что реветь в голос хочется.

— Так оно, Стасенька, — тяжело вздохнула директриса, — блуд это, узаконенный. Ты пойми: коли бегал бы он за тобой, да покорял сердце твое девичье, пострадала бы его гордость непомерная, да и коллеги не поймут, у боевых магов-то брутальность в чести, в их домах женщина глаз от пола не поднимает, перечить не смеет, волю мужа исполняет в точности. Это, девочка моя, своя культура, особая, нам ее ни понять, ни принять. Так вот, недосуг ему бегать за тобой, да и любви нету ни капелюшечки, а страсть, оно, знамо дело, быстро проходит. Вот и закон таков: коли кто приворотом привлек мага, так тому и быть с магом, покудова приворот не пройдет, дабы мужчинко не мучался.

Стоит ли удивляться: заревела я как миленькая, в унисон с Аллиночкой.

— Добро пожаловать во взрослую жизнь, Григорьева, — мрачно произнесла Феоктилла, разрезая конверт ножом для бумаги, — здесь страшно, грязно, мерзко и нет выбора.

Я вытерла слезы и реветь перестала.

А потом, не выдержав, спросила:

— Почему они нас закрывают?

Директриса вздохнула, да и продолжила:

— Добро, Стасенька, оно завсегда злом оборачивается. Ты понимаешь, все студенты магических учебных заведений получают высокую стипендию и выходное пособие по завершению обучения, так вот, у ведьмочек, так уж сложилось, стипендии-то самые и высокие, и школы наши по площадям совсем не маленькие, а государству мы особо-то и не выгодны. Ему армия нужна, маги-артефакторы, маги-изобретатели... А мы-то, почитай, только простому люду и служим... Вот и была поставлена задача: сократить до минимума как количество ведических школ, так и число студенток.

Потрясенно смотрю на Доминик, та грустно улыбнулась. Затем сказала:

— Мы, Стасенька, первые, но далеко не последние, так теперь везде будет.

— А с нас-то почему начали? — не выдержала я.

— А потому что, — вставила наша язва Феоктилла, — кое-кто, не будем указывать пальцем, излишне добренький был, вследствие чего неуспевающих не отчисляли, да и набирали в школу всех подряд, а в итоге каждый год мы были вынуждены добавлять вам баллов при аттестациях! За то и расплачиваемся: по результатам тестирования положенную программу не знает никто, ведь все предметы постоянно упрощали, дабы самые отстающие тоже справлялись. В итоге и наши одаренные ученицы на уровне ниже среднего!

Это вот правда была.... Порой и учить лень было: точно знали, что преподавательницы пожалеют и двойку не поставят. Так, а теперь-то что?

— И что с нами будет? — шепотом спросила я.

— Могу точно сказать, что тебя ждет, — хмыкнула Феоктилла, — много секса, мало уважения, часто произнесенное "заткнись, женщина", учеба в АБМ, где абсолютно все будут знать, почему ты спишь в апартаментах ректора, и жалеть не тебя — его, великого мага, которого подло подвергла привороту какая-то выскочка — ведь, по мнению боевиков, все мы, ведьмы, сосуд гнусного женского коварства и не иначе. Зато возрадуйся: деток он тебе не сделает — ты не его формат идеальной жены, Григорьева — так что, как наиграется да пресытится, так и ночевать у него перестанешь. Вот только учеба в академии боевиков для тебя хуже преисподней будет, это уж как пить дать. И выйдешь ты из нее с таким аттестатом, что его проще будет выбросить, чем предъявить для получения работы. Опять же, репутация твоя будет более чем пугающая, и...

— Заткнись! — грубо приказала Доминик.

Я испуганно вздрогнула: просто не повышала директриса никогда голоса, а тут... Но и Феоктилла заткнулась мгновенно.

— Не будет такого, — уверенно сказала директриса.

— Мы по закону обязаны выдать ее Тиарангу! — воскликнула Феоктилла.

— Обязаны, — совершенно спокойно согласилась Доминик и открыла ящик своего стола. — И мы вот совсем, ни капельки, не можем ей помочь, вот.

На стол один за другим легли: мешочек с монетами, билет на летучий экспресс, документы на имя, явно не мое — я даже отсюда видела — и плащ-невидимка, тщательно упакованный.

— И мы, — продолжила Доминик, — никогда не сможем дать ей денег, обеспечить побег и устроить подложные документы, это ведь преступление и нарушение закона, а мы очень законопослушные ведьмы и всегда соблюдаем их кобелячьи законы!

До меня медленно, но верно, начало доходить.

— И никогда не расскажем, что она сможет отправиться в деревеньку Грибовка к ведьме Ульяне, у которой есть лицензия на право взять себе ученицу, выучить ее и выпустить в свет со вполне пристойным ведьминским дипломом.

Затаив дыхание, смотрю на Доминик и понимаю, что мне действительно помогут.

— Угу, — Аллиночка вновь всхлипнула, — а еще мы вообще не откроем сейчас окно, никак совершенно, ведь устраивать побег преступницы — это противозаконно.

И все присутствующие посмотрели на меня совершенно сухими требовательными взглядами, в которых отчетливо читался приказ.

— А я совсем, вот ни разу-ни разу, не люблю всех вас! — выдохнула я.

Доминик улыбнулась, молча указала на стол, Аллиночка — на часы. Торопливо подбежав к директрисе, я все забрала, плащ распаковала и надела, не удержавшись, обняла Доминик, остальных преподавательниц, после распахнула окно и увидела летающего совсем рядом двухголового дракона.

— Прыгай — поймает, — шепотом сказала Доминик.

Я забралась на подоконник, в последний раз оглянулась на ставших родными наставниц и прыгнула в темноту глухой ночи.

Полет! Свободный, стремительный: я раскинула руки, словно хотела обнять весь мир, и даже не вскрикнула, когда Горыч перехватил поперек туловища.

— Здоров, Стаська, — хриплым рокотом поздоровался он.

— Здоров, Горыч, — шепотом ответила я.

— Летим-то куды? — вопросил он.

— Для начала на гору, — попросила я.

— К Филькеб

— К нему самомую

И мы полетели, рассекая облака под тусклым светом заходящей луны. Здорово было, и словно все проблемы разом отступили.

Филимон Филиппыч жил на вершине горы и был самым что ни на есть лучшим в мире светляком. Мы вообще его всей школой очень любили, особенно, когда по осени он с туманом спускался в долину, опоясывая гору ручейком магического света... Красотень. Мы тогда были готовы сидеть на крыше всю ночь, только бы досмотреть до самого спуска. А еще Филиппыч был ближайшим источником света, так что мне прямой путь к нему был.

Долетел Горыч быстро — тут всего ничего было — опустил меня прямо у входа в пещеру и гаркнул:

— Хочу светую

— Света занята, — ворчливо ответили из пещеры.

— Свету дайте, — занудно повторил дракон.

— Я те счас как дам!юю

— Свету?

— Фонарь, на оба глаза, чтоб знал, что тьма это еще не самое страшное в жизни!

Но свет вспыхнул. Следом, потягиваясь и позевывая, вышла сонная ведьма Светлана и, укоризненно глядя на Горыча, сказала:

— И вот зачем ты его дразнишь постоянно?

— Гы-гы, — дал ну очень вразумительный ответ дракон.

— Привет, Светик, — скромненько поздоровалась я.

— О, Стаська, а ты тут откуда? — удивилась бывшая преподавательница Керимской ведической школы.

— Свет нужен, — призналась я.

Ведьма без слов посторонилась, давая войти. И, едва я оказалась в пещере, услышала:

— О, Стасенчик, а ты тут какими судьбами?

И прекрасный, полуобнаженный световой дракон шагнул мне навстречу, обнял, прижимая к сверкающей груди и окутывая водопадом струящихся светящихся волос. Мр-р-р просто. И это вам не какой-то там лорд Тиаранг — самодовольная, самовлюбленная сволочь — это самый настоящий светляк! Любвеобильный, правда, сверх меры, но такой классный.

— А мне помощь нужна, — едва не мурлыкая, сообщила Филимону.

Световой дракон, взяв за плечи, отстранил меня, затем к губам склонился и выдохнул:

БввЮ?тиызж?тиызж?тиызж?тиызж— Ради тебя на все готовю

Я же говорю — он лучший! Самый-самый, и вообще, сказка просто.

Молча достала из кармана билет на летучий экспресс, протянула ему. Филимон взял, задумчиво повертел, затем щелкнул пальцами: карта Единой Империи вспыхнула перед нами.

— Так-так, время шесть двадцать четыре утра, место посадки наш Керим, билет до Рукты, — он провел пальцем по карте, и предстоящий мне путь вспыхнул красной пунктирной линией.

В общем, ехать предстояло на самый край империи!

— Так, а возле городка Рукта у нас имеются три деревеньки: Грибовка, Смородиновка, и Земляникинка. Так, в Смородиновке и Земляникинке ведьм нету, значится, отправляют тебя явно в Грибовку.

И вот тут червячок нехилых сомнений шевельнулся в моей душе. Подойдя к Филимону, как маленькая, обняла его, прижалась и услышала:

— Рассказывай, давай.

Во все время своего рассказа я сидела на руках у светового дракона, и он успокаивающе гладил меня по волосам, Светлана не ревновала — светляков вообще ревновать бессмысленно — а про меня она точно знала, что грань удержу. Так что выслушали меня внимательно, и, когда я замолчала, и Света и Горыч одновременно посмотрели на Филимона, ожидая, что он скажет. Я тоже именно его слов очень ждала.

— Значит так, говорю сразу — Феоктилла тебя предаст, — произнес световой дракон.

— Что, — взвизгнула яю

— Не "что", а сдаст она тебя Тиарангу, как пить дать — сдаст.

Я выпрямилась, заглянула в светящиеся, словно два месяца, глаза дракона и под его спокойным взглядом сникла.

— Филь прав, — вставила Светлана, — Феоктилла политикой Доминик давно недовольна, да и устроиться захочет без волчьей печати в трудовой книжке.

— К тому же, — заговорил Горыч, — тут дело такое: под уголовщину попадаешь, Стаська.

Тут уж я возмутилась.

— Одного понять не могу, — спрыгнула с колен Филимона и, начав расхаживать взад-вперед, продолжила, — значит, я столько народу привораживала, парней всяческих — и ничего! А тут, на уроке, при свидетелях, притом, что просила не пить — и преступница?!

— Светик, принеси Стасеньке вина, — мягко и очень ласково попросил световой дракон.

И вот как тут не принести? Я бы и сама сбегала, а так вернулась, села рядом с Филей, восторженно на него глядя, а тот, едва жена исчезла в кухне, притянул меня ближе, склонился и быстрым злым шепотом сказал:

— Маги — привилегированный слой общества в империи, Стасенок. Особенно боевые. И, если ты приворожила простого парня — его личные проблемы, сам разберется. А вот если мага — это уже проблема государственная, ведь маг под приворотом — он стремится добиться своей ведьмочки, он тратит силу, время, энергию, чтобы заполучить ее. А государству это выгодно? Нет, Стасенок, вообще невыгодно. Отсюда и законы такие волчьи!

Я вжалась в диван, испуганно слушая.

Филимон продолжилЖ

— Три дня — максимум возможной отсрочки для ведьмы, а после она собственность мага, абсолютно и полностью, чтобы он имел то, что хочется, и не тратил силы, столь нужные государству.

— Да это же...— начала я.

— Помолчи, — перебил светляк. — Так вот, три дня — время, когда, по идее, приворот только набирает силу, а после ведьма становится жизненно-необходима магу. Следовательно, убежавшая — преступница и это действительно уголовная ответственность.

Потрясенно молчую

Дракон продолжил:

— Факт в том, что я более чем уверен: Тиаранг предварительно выпил нейтрализатор, гарантированно выпил. Умен, демоняка. И вообще, вся эта ситуация... Опытная ведьма сразу засекла бы неладное, но Аллиночка... эх, молодая еще, дуреха.

Мне же вспомнилось его: "Стаси, почему ты меня избегаешь? Ты же знаешь, как мне плохо без тебя".

В общем, мне врали, нагло и издевательски! Ему без меня вовсе и не плохо, потому что приворота никакого и нет!

— А если доказать, что он выпил нейтрализатор? — тихо спросила я.

Вернулась Светлана, протянула мне бокал с золотистым вином, сама села напротив с таким же, мы молча отсалютовали друг другу, выпили по глоточку.

— Никак, — расстроил меня Филимон. — Доказать подобное невозможно, и, уж тем более, никто не будет связываться с ректором Академии боевой магии: жить, знаешь ли, всем хочется. И спрятаться тебе негде: речь о боевиках, а это все силовые структуры империи, включая стражей, сыскарей и участковых. Ты моментально пройдешь по всем базам, причем не только имя — изображение лица, оттиск ауры, магический фон — они используют все.

Расстроено делаю еще глоток.

— Но, знаешь, — световой дракон обнял за плечи, — есть на краю империи место, где такой бардак царит, что поступают туда ежегодно сто абитуриентов, а диплом получают пятьсот-шестьсот... Причем дипломы университета подлинные.

Я нахмурилась, Светлана тоже, мы переглянулись и разом выдохнули ненавистное:

— Черти!

— Черти, — не стал спорить Филимон, — а в бухгалтерии у них кикиморы, как и в деканатах в качестве секретарей, а потому неразбериха такая, что найти одну конкретную ученицу не сможет весь штат имперских сыскарей в течение пяти лет точно.

И, несмотря на все мое отвращение к чертям, идея внезапно начала нравиться.

— Филенька, ты на что девочку толкаешь? — возмутилась Света.

— Точно-точно, — заразился энтузиазмом Горыч, — а еще там такие искажения, что, колдуй-не колдуй, а ни одно поисковое заклинание не отыщет.

— И потайные ходы на каждом шагу, ммм, — протянул Филимон, — и, если тебя Тиаранг в коридоре увидит, достаточно просто в ход шагнуть, и не пойман — не вор.

— Да вы с ума сошли! — Света была дико возмущена.

— М-м-м, и получу я диплом Университета Вредной Магии, — задумчиво проговорила я, делая еще глоток вина.

Есть такое нехорошее состояние — злая ведьма. Это плохое состояние, страш-ш-ш-шное, хуже только обозленная ведьмочка. Так вот — я его закончу. УВМ в смысле. Получу диплом с отличием и поступлю в аспирантуру. Магистр Вредительства — звучит круто. А после я вернусь и отомщу некоторым дипломированным лжецам с примесью демонической крови. Вернусь и отомщу! Да так, чтобы все маги дрогнули, и больше никто, никогда, ни одну ведьмочку...

— Вот только ведьм туда не принимают, — победно сообщила Света.

— Принимают, — Филимон улыбнулся, — принимают в двух случаях: когда это, фактически, ссылка и ведьма сильно проштрафилась перед наставницей, и когда поручителем студентки выступает какой-нибудь представитель редкой расы...

— Вроде светового дракона, — хохотнул Горыч.

— Стаська, да лучше в деревню! — Света допила все вино. — Это же черти, Стась! Да что там черти — там вся вредная нечисть обучается! Сатиры, кикиморы, лешие, черти, назгулы!

И кстатиЖ

— Горыч, мне на станцию нельзя.

— Да эт понятно, — хмыкнул двухголовый, — заброшу в Виру, там сядешь.

Я отсалютовала всем и провозгласила:

— К чертям!

Город Керим

Стася.

Мне снился сон. Готова биться об заклад, что сон, вот только сон вообще не понравился, потому что сначала летела я, летела, а после упала в сидячее положение на какой-то пафосно-багряный диван с позолотой по краю, а передо мной в кресле, с бокалом в руке сидел... Тиаранг.

Дух на мгновение захватило: мужчина был в черных брюках, сапогах до колена, белоснежной полурасстегнутой рубашке. Влажные — после мытья, видимо — волосы ниспадали на его широкие плечи, а вот в темных глазах лорда плескалось нечто сродни пламени, горящему рядом в камине.

— Доброй ночи, Стася, — прозвучало вежливо, с деланным спокойствием, но рык в конце я услышала.

— Д-д-доброй, — запинаясь, ответила я, бросая взгляд на собственное одеяние.

Дело в том, что Светлана мне одну из своих ночных рубашек дала, а Филимон, он... ну, он потрясающе-классный, и с таким мужчиной в одну постель в чем попало не ляжешь, вот и красуюсь я сейчас в алом пеньюаре повышенной прозрачности с пумпончиками на завязочках под грудью, и эти завязочки вообще грудь здорово держат, а пумпончики — они такие пушистенькие, и край безумно короткой сорочки тоже пушистеньким оторочен и...

— Прекрас-сно выглядишь, — прошипел лорд Тиаранг, пока я краснела.

— И вы тоже ничего, — вернула я комплимент и попыталась натянуть рубашку пониже.

Ректор АБМ усмехнулся, окинул меня злым, жадным взглядом, затем посмотрел в глаза и приступил к неприятному:

— Я ведь тебя найду, Стася, — и сказано было так — угрожающе-обещающе. — Найду гораздо быстрее, чем ты думаешь.

Внезапно в камине пламя вспыхнуло сильнее, лорд Тиаранг нехотя шевельнул пальцем, и в огне мгновенно отразилась фигура боевого мага, который произнес:

— Все доходные дома, гостиницы, таверны, бабок, сдающих комнаты, прочесали. Ее нет.

Лицо этого, на четверть демона, на миг словно окаменело. После прозвучали его слова:

— Свяжись с Феоктиллой: мне нужен полный список нечисти, нежити, да всех, у кого Станислава могла укрыться на ночь.

Боевик поклонился и исчез в пламени. Я же вздрогнула, едва лорд Тиаранг вновь направил на меня пристальный взгляд. Пристальный, изучающий, внимательный и разъяренный одновременно. Так привороженный смотреть не будет, ох, не будет. И тут уж я молчать не стала:

— Это не приворот, лорд Тиаранг, и вы не под воздействием приворотного зелья находитесь!

Маг улыбнулся. Это была странная, насмешливо-безразличная улыбка, но ответ я получила честный:

— Нет, Стася, приворот — повод.

И ведь уже знала об этом, Филимон вообще редко ошибается, а все равно обидно так стало.

— Будем откровенны, — продолжил лорд Тиаранг, — в первый же вечер в вашей убогой школе я отдал приказ Доминик предоставить мне Станиславу Григорьеву для... приватной беседы. Ей следовало согласиться, Стася, но ума вашей директрисе всегда недоставало.

Щеки вспыхнули уже от обиды за Доминик, потому что мы наших преподавателей очень любим, а они нас просто обожают.

— А я, — продолжил ректор боевой академии, — привык получать все, что захочу.

Чувствую, как мои глаза наполняются слезами. Причем злыми.

— Понимаешь, Стасенька, — Тиаранг обворожительно улыбнулся, — мне никто и никогда не смеет говорить "нет". Для меня не существует слова "нет", есть только "да", "как скажете" и "да, мой господин".

Молча вытерла слезы. На пальцах остались сверкающие в свете огня капельки, и я еще сразу подумала: сон более чем странный, даже если предположить, что эта четверть демоняки устроила вызов моего сознания.

— Стася, — голос ректора АБМ вдруг стал нежным, обволакивающим, хрипловато-приятным, — посмотри на меня.

Подняла взгляд от пола, посмотрела на лорда Тиаранга и увидела, как этот... этот... этот взял и медленно расстегнул еще одну пуговку на своей рубашке, причем проделал это, не сводя глаз с меня, и лишь усмехнулся, когда я затаила дыхание.

— Так я и думал, — насмешливо произнес он.

Стремительно покраснела, а лорд Тиаранг, подавшись вперед, коварно прошептал:

— Еще?

Нужно проснуться! Вот сейчас, немедленно, прямо в этот самый момент...

— Все для тебя, — усмехнулся ректор АБМ и расстегнул следующую пуговку.

Не то чтобы его действия вызывали у меня какие-то там чувства, но сама обстановка, его испытующе-насмешливый взгляд, мой вид и то, с какой грацией этот с демонической кровью обнажал мускулистое, загорелое, рельефное тело... Да к чертям тело: тут вся аура, энергетика, взгляд и этот искусительный прищур его глаз, и... И вот, если бы не Филимон, которому за радость было чего-нибудь подобное проделать исключительно просто так, ради шутки, кто-то, а именно я, сейчас бы был впечатлен. А так...

— Нет, мне блондины больше нравятся, — заметила я, разглядывая полоску черных волос в низу живота лорда Тиаранга. — У них там такие смешные золотые завиточки, словно лучик солнышка на теле играет, а у вас на шерсть больше похоже.

Перевела взгляд с живота на лицо остолбеневшего мужчины и продолжила:

— А вот начали хорошо, да, я бы даже сказала, волнующе, на десять баллов просто.

И плевать, что брюнеты — давно и прочно моя слабость, особенно вот такие: брутальные, волосатые, мужественно-наглые — ведь главное, что кто-то, медленно, но верно, приходит в ярость.

— Блондины? — хрипло переспросил лорд Тиаранг.

— О, да, — прошептала я, восторженно закатывая глаза и представляя самое потрясающее зрелище: Филимон в облике светящегося дракона, змеем опоясывающий гору... красотень же. — Шикарные, мускулистые, обворожительные, с такой светлой улыбкой! Нежные, ласковые, понимающие, готовые выслушать и поддержать блондины... Точнее, один потрясающий блондин.

А затем, точно зная, что это перебор, но все равно не в силах удержаться, я огладила свою ночную рубашку и с придыханием сообщила:

— Для него надела.

И в этот момент я поняла, что Филя, конечно, крут, но лорд Тиаранг куда круче: он беситься умеет. Реально. Заводясь с полуоборота. И у него зубы скрипят, и руки в кулаки сжимаются так, что ножка бокала с вином надломилась, и ректор остатки от посуды попросту в камин швырнул. Огонь вспыхнул ярче, принимая спиртное, осколки стекла красивым водопадом скатились по черной штанине, потрясающе так. А сам лорд рывком поднялся с кресла, стремительно подошел, склонился надо мной, уперся руками в спинку дивана, наклонился ниже и прошипел:

— Я же найду тебя, Стасенька. И, когда найду, так отымею — неделю сидеть не сможешь.

Вжалась в диван инстинктивно и испуганно спросила:

— За что?

— Правильный вопрос "куда", Стасенька, — угрожающе сообщили мне.

Из всего этого я сделала один-единственный правильный вывод:

— С девственностью пора прощаться, а дальше практика, практика и снова практика. В конце концов, человек ко всему привыкает, женщина — тем более, так что...

— Только посмей! — прорычали мне в лицо. — Придушу, ясно?! Просто придушу!

После такого я просто заткнулась, вжалась в диван и испуганно, широко распахнутыми от ужаса глазами смотрела на разъяренного четверть демона, и даже слов не было.

И у него внезапно тоже кончились...

Какой-то миг мы смотрели друг на друга: я, вконец перепуганная, и он, почему-то стремительно теряющий гнев и не отрывающий взгляда от моих глаз... И в его собственных что-то стало меняться: они будто подернулись дымкой, и, пробормотав какое-то проклятие, лорд Тиаранг стремительно прижался к моим губам...

Точнее, попытался!

Хлопок — такой, словно лопнул мыльный пузырь — и я подскочила в спальне на горе, то есть, в доме Филимона. И мне сразу стало ясно: это был не вызов сущности, ректор боевой академии применил вызов по ауре, что потребовало от него мно-о-ого сил... Так что пил он точно не вино, а что-то покрепче, иначе бы его шатало, и это плюс! Потому что иначе кое-кто мог бы каждую ночь меня к себе таскать, а меня общество неперевоспитуемых мужиков нервирует!

На самом деле, действительно испугалась.

И, сев на постели, обняла колени руками, чуть-чуть раскачиваясь, потому что... потому что только бы не заплакать, иначе Филимон...

Дверь открылась, впуская свет в прямом и переносном смысле. Световой дракон на миг остановился, вглядываясь в меня (и полумрак ему не помеха — он в темноте преотлично видит), затем подошел, сел на постель, молча приподнял, усадил к себе на колени и начал успокаивающе поглаживать по волосам. Разревелась, как девчонка!

И, пока ревела, даже не заметила, как пришли Светлана и Горыч, пьяные совершенно, то есть меня спать уложили, а сами... Лучше бы я напилась! А потом Горыч мне воды принес, Света — пучок валерианы, и, держа его как букет, чтобы нюхать было удобно, всхлипывая и сбиваясь, я рассказала обо всем, что случилось только что.

Меня слушали молча и сурово, а потом, едва замолчала, Филя сказал:

— Вызов по ауре.

— Много магии жрет, — вставил Горыч.

— Тиаранг боевик, ему раз плюнуть такое каждую ночь устраивать, — задумчиво произнес Филимон.

— Дааа, заклинило мужика, — вздохнула Света, — похлеще, чем с приворотом. Но почему именно Стаська? Что в ней такого?!

Горыч и Филимон переглянулись, улыбнулись как-то загадочно, световой дракон протянул руку, с нежностью коснулся щеки жены и сказал:

— Ты не понимаешь, Светусик, тут не так важно, чтобы особенная, главное — своя. Та, на которую смотришь — и обнять хочется, такая, с которой уютно на душе; единственная, при одном взгляде на которую мужчина чувствует себя счастливым. Так бывает: смотришь и понимаешь, что вот это глазастое чудо — оно твое личное чудо.

— Бред! — фыркнула ведьма.

— Правда? — Филя улыбнулся и проникновенно спросил: — А кто на прошлой ярмарке в лавке орал "Это оно, то самое платье, мое, единственное, для меня сшитое! Я его с первого взгляда узнала! Купи, гад светоностный!".

Мы с Горычем рассмеялись, Света смутилась, но тоже хихикнула, потом села к нам ближе, прислонилась головой к плечу дракона и смущенно произнесла:

— Ну, потрясающее же платье, Фил.

— Угу, — кивнул тот, — таких потрясающих платьев у тебя — трещащий по швам шкаф.

— Это ты сейчас к чему? — вскинулась Света, мгновенно превращаясь в разъяренную ведьму.

— Это я к тому, любимая, — улыбнулся ей световой дракон, — что сейчас оно всего лишь платье, так себе платьишко даже, а тогда это была ценность, жизненная необходимость, смысл существования! И, получив его, ты раз одела и в шкаф запихала, а если бы не купил... Улавливаешь, о чем я?

Не знаю, что там уловила Светлана, лично я сочла необходимым заявить:

— Я не платье.

— Никто и не спорит, — заверил меня Филимон.

А Горыч вдруг сказал:

— У меня такое тоже было, бывает, учуешь бабу...

Грозный взгляд Фила — и лексикон Горыча мгновенно сменился.

— В смысле, увидишь женщину, и так в сердце западет, что ни спать, ни есть, ни вздохнуть. И кажется — вот она, единственная, не такая, как все. Особенная, уникальная. И все — как заболел. И на все готов — звезды с небес, луну из озера, и добиваешься ее, добиваешься, и на все подвиги готов... А потом все, твоя баба. День имее...

— Гар! — рявкнул Филимон.

— В общем, год-два — и надоедает, и как-то сразу врубаешься, что такое у нее все, как и у всех, и вообще, там вон следующая в озере голышом пле...

— Зуб выбью, — меланхолично пообещал Филя.

— Короче, девчонки, суть вы уловили, — закончил Горыч.

— Да так, примерно, — нехорошо протянула Светлана, делая хватательное движение так, будто скалку ищет, и хмуро на мужа поглядывая.

Фил пересадил меня на диван, обнял свою Свету, по мужу Светлову, что-то прошептал на ушко, потом еще что-то, и, так как мы с Горычем беспардонно ловили каждый звук, открыв рты, услышали:

— Мое сердце в твоих ладошках бьется пятнадцатый год, неужели для тебя это ничего не значит?

Света улыбнулась, потянулась к его губам, нежно поцеловала.

А Горыч вдруг сказал:

— К разговору о платье: эта четвертушка демонической крови, он, ежели своего быстро не получит, окончательно крышей поедет...

В комнате воцарилось напряженное молчание.

— Реально, свихнется, — Филимон тяжело вздохнул. — Тиаранг такой: помнится, в битве при Нессе, когда маги Алого чертополоха восстали и отказались продолжать боевые действия, он вышел и прямо сказал — или вы со мной, или против меня.

— И? — заинтересовалась я.

— И нет больше ордена Алого чертополоха, — тихо сказал Горыч, — и трех боевых кланов чертей тоже нет. Не привык мужик к отказам, Стася, бесят они его.

Все опять помолчали, а затем Филимон сказал:

— Единственное, что может сбить вызов по ауре — это отвлеченность на что-то значимое... Свет, — взгляд на ведьму, — поделись со Стасей ночными рубашками, иначе кое-кто вообще спать перестанет. Горыч, собирайся: отвезешь Стаську на Печной вокзал, там найдешь Емелю Рыбака.

— А экспресс? — возмущенно спросила я.

— Забудь, — посоветовал Филя. — На перекладных будешь добираться, иначе никак.

Таким образом, в шесть утра, щурясь на поднимающееся солнце, я стояла на Печном вокзале. Дыму тут было... тьма тьмущая, возницы на матерном вопят, печки пыхтят, черти снуют, лавочники товар сдают-принимают. Печки — они грузовой транспорт. Тихоходные, плавные, надежные, в пути не ломаются, дров потребляют мало, оттого и пользуются популярностью у торгового люда. Для пассажиров же летучий экспресс есть — транспорт магический, удивительный, сказочно-красивый. Уж не знаю, по какому принципу работает, но в Любятове летит по небу вереницей красных сердец, в Ласточкине это вереница птиц, что клювиками за хвосты друг друга держатся, в Медведкове, соответственно, медведи, у нас в Керим экспресс прибывает в виде цветов, потому как вокзал у нас в цветочном стиле оформлен, а вот как за границы Керима выедет, станет, как кубики полупрозрачного льда — тоже красотень невероятная.

Но все это мне недоступно, потому что ехать придется на печке!

— Стало быть, ты моя попутчица, — прогудел позади меня бас.

Испуганно крутанулась на месте и застыла: мужик был ого-го! Полушубок ватный, кушак красный, плечи — косая сажень, кулаки пудовые, подбородок квадратный, нос картошкой и тоже красный, перегар убойный, глаза голубые, волосы льняными кудрями из-под шапки, улыбка щербатая, борода густая.

— Емельян Иваныч, — представился мне возница.

— Рыбак, — представил его подошедший сзади Горыч.

— А то! — поддержал Емеля. — Того дня от такую рыбу поймал!

И мужик раскинул руки, демонстрируя максимальную ширину, на которую был способен. Внимательно перевел взгляд с одной ладони на другую и, решив, что этого мало, добавил:

— Это тока хвост был!

Горыч тяжело вздохнул и сказал мне:

— Сзади сядешь, не то начнет в пути про рыбалку рассказывать и сшибет с печи ненароком.

Молча кивнула — я уже тоже степень увлеченности некоторых поняла.

— Не печалься, красавица! — Емельян Иваныч вдруг обхватил за плечи. — Годы-то твои молодые, чай, не Филька распутный, так много еще хлопцев на пути жизненном. А, коли хочешь, моей будь, ужо не обижу!

— Емель, а Емель, — Горыч плавно, по-змеиному шагнул к нам и уставился обеими головами на мужика, — я ж тебе не только зубы — я ж тебе все выдающиеся места пообрываю.

Возница охнул, схватился за нос и отступил.

— Вещи вон, — кивнул дракон на мои сундуки, — взял, да и пошел. Как трогаться будешь, так за девкой и явишься. Все понял?

Емельян понял: здоровенные, железом кованые сундуки подхватил, словно пушинки, да и утопал, ненароком сбивая чертей по дороге.

Мой герой... так этим хвостатым и надо!

— Да, неправильное у вас расовое воспитание, — задумчиво сказал Горыч. — Вам расовую терпимость кто преподавал?

— Феоктилла, — ответила, не задумываясь и замечая, как Емелюшка пятому чертеняке прямо по пятаку...

— Оно и видно, — вздохнул двухголовый дракон. — Ладно, Стаська, ты пока тут походи, осмотрись, книжек себе накупи на дорогу, чтоб, значит, не скучно было, а я пока снеди тебе соберу.

— Так, может, я сама? — робко спросила.

— Э, нет, Стаська, — Горыч меня щелкнул по носу, — я кошатинку в пирогах-то учую, а ты?

— Жду здесь! — решительно пообещала я.

Летописный лоток обнаружился шагах в десяти от скамьи, у которой Горыч меня бросил. Широкие витрины, отгороженные от неуклюжих "емелей" железной решеткой, давали много света, и потому, когда я вошла, привыкать к полумраку не пришлось. Сразу стала разглядывать стеллажи с книгами и не заметила сухопарого гоблина с очками на все лицо, который, встав рядом и заложив руки за спину, осматривал свои владения вместе со мной. Почему свои? Так у него вдетая в ухо висела табличка "Гендиор, владелец".

Некоторое время мы делали вид, что увлечены созерцанием лавки, после чего я все же сказала:

— Здравствуйте.

— Света знаний тебе, убогое создание, — приветливо ответил гоблин.

И, надо же, у нас обычно, окромя чертей, никто из низкорослых не приживается, а у этого вот — даже лавка имеется, и оскорблять наловчился.

— Чего тебе, девица, надобно? — поинтересовался Гендиор.

— Эм...— даже не знаю, что на это сказать.

— Понятно, — гоблин вздохнул, — ни ума, ни фантазии...

И вдруг оживился, моргнул своими невообразимо огромными из-за очков глазами и воскликнул:

— А знаете, у меня лучшая в городе коллекция Как!

— Ка... чего? — не поверила в услышанное я.

— Какашек! — гордо сообщил Гендиор. — Следуйте за мной: уверен, вам понравится!

У меня такой уверенности не было абсолютно, фекалии вообще не мой профиль, но юркнувший меж стеллажами гоблин громко начал перечислять:

— Вот! Бестселлер этого сезона — "Как выйти за принца!".

Тупо хлопаю ресницами.

— Или вот еще лучше, — продолжал распинаться Гендиор, — "Как стать принцессой за семь дней!".

Даже не знаю, почему, но я оглянулась на дверь в поисках спасения.

— А вы, собственно, куда направляетесь? — осведомился гоблин.

— Абитуриентка я, еду поступать в магический университет...— грустно сообщила пустому пространству лавки.

— Фуууу, — раздалось у меня за спиной.

Испуганно обернулась: и вот как это серое создание оказалось вмиг за моей спиной? Более того, гоблин смотрел на меня с явным осуждением.

— Что же вы, девушка, — укоризненно начал он, — кто в наше время поступает в университеты, а? Академии — вот тренд сезона, милочка! И у меня есть потрясающее предложение только сегодня и только для вас — уникальный сборник лучших сочинений на тему "Как выжить в магической академии"! Великолепная вещь! Триста сорок томов бесценного опыта!

— Сколько? — потрясенно переспросила я.

— Нет, ну, если вам неинтересно... — обиженно начал гоблин.

— Нет-нет, что вы, мне очень интересно, — заверила я, — но нет ли у вас... хотя бы так, чтобы был всего один том, а? Мне триста физически не унести.

Гендиор окинул меня печальным взглядом, тяжело вздохнул, снова вздохнул, махнул рукой и сказал:

— Пошли, несчастье.

Таким образом, лавку предприимчивого гоблина я покидала, держа в руках скромненький томик под названием "Как выжить в магической академии. Краткий справочник". По крайней мере, думала я, будет, чем заняться в путешествии. Но, так как Горыча не наблюдалось у скамейки, я села, устроилась удобнее и раскрыла первую страницу.

После недолгого вступления на тему "магические академии — это очень модно и круто", открыла сам текст и прочла:

"Правило первое — покори воображение ректора!".

Закрыла книгу, почему-то огляделась по сторонам, заметила бригаду скорой смерти, собирающую подраненных Емелей чертей, снова открыла справочник.

"Способы покорения ректора.

Способ первый: прокляни ректора.

Порядок действий. Произнеси трудно выговариваемое проклятие неизвестного тебе свойства, и все: с этого момента ректор гарантированно влюбится, а проклятие, стопудово, будет вызывающим Вечную Страсть. Помни, дитя: закон подлости на твоей стороне!

Плюсы: на экзамены можно забить, ректор — мужик свойский, на преподов надавит.

Минусы: нравится — не нравится, будешь женой, красавица.

Меры предосторожности: не использовать со стариками, у них сердце слабое".

— Стаська, — раздалось надо мной, — хватит читать, в дороге времени хватит, пошли уже.

Подняла рассредоточенный взгляд на Горыча, кивнула и поняла: не, в дороге я спать буду. Спать, спать и еще раз спать, потому что вообще не выспалась.

Печка дымила и гудела, готовая сорваться в путь, едва Емеля уберет два кирпича, удерживающие ее на месте, Горыч помог забраться наверх, поближе к дымоходу, устроил на подушках и старинном, активно опробованном молью ковре, и я, прижав книжку к груди, начала проваливаться в сон.

— Удачи тебе, Стаська, — сказал дракон, и обе головы поочередно осторожно поцеловали в макушку.

Я только улыбнулась, сонно махнула рукой и провалилась в сон.

Впереди меня ждали черти, кикиморы, водяные, лешие, сатиры, нимфы и все оставшиеся отщепенцы нашего мира, но им я была рада, а вот некоторых не ждала вовсе.

Головокружительный полет, ощущение подступающей тошноты и черные глаза, пристально вглядывающиеся в меня. Но это были мелочи, потому что оказалась я вскальном доме Филимона, а он сам с видом абсолютной невозмутимости сидел в своем любимом кресле и пил пиво из кружки, стилизованной под трехлитровую бочку.

А перед ним возвышался взбешенный лорд Тиаранг, держа в судорожно сжатом кулаке алую ночную сорочку, бывшую моей одеждой прошлой ночью. Но взбешенным ректор АБМ был до моего появления, а как только я оказалась рядом, растянул губы в хищной улыбке и произнес:

— Доброе утро, Стасенька.

И невозмутимость Фила как рукой сняло. Меня он не видел — не мог — я была зрима лишь для вызвавшего, но это не помешало световому дракону мгновенно сориентироваться и дать совет:

— Поцелуй его. И удачи тебе, Стасенок, прости, что утром не провел, сама понимаешь: гостей ждал.

Никого не целуя, я стояла и дико переживала за Филимона. Дракон, видимо, и это понял, а потому добавил:

— Я редкое существо, Стась, редкое и охраняемое законом, действуй, давай.

Целовать не пришлось: миг — и я села на печи, растирая лицо.

— Чегой-то не спится? — басовито спросил Емеля.

— Сон дурной приснился, — ответила я, падая обратно на подушку.

Мы уже ехали по лесу, над головой мелькали ветви деревьев, сквозь них виднелись голубые лоскутки неба. Пахло травой. Какая-то пчелка, решив прокатиться зайцем, уселась мне на руку, потом и улеглась, ко всему прочему, и сгонять ее стало жалко.

— Ты спи-спи, у меня сегодня товар контрабандный, так что по ночи по чертовым путям пойдем.

Сердце ойкнуло.

Стряхнув пчелку, села и осторожно спросила:

— Чего?

Обернувшись, мужик улыбнулся во весь щербатый рот и кивнул: да, мол, все так и есть.

— Ем...Ем... Емелюшка, — испугалась я, — а что за товар-то такой?

— Рыбешка всякая мелкая, там, у печи бултыхается.

Черти... рыбки... Рыбки и черти... Рыбки!

— Емеля, какие рыбки?! — уже подозревая худшее, заорала я.

— Знамо дело — золотые, — беззаботно ответил рыбак. — Мелкие, жрать с них нечего. То ли дело, щуку бы волшебную поймать...

Хватаю ртом воздух!

Это же редкие золотые исполняющие желание рыбки! Да они у нас в Золотую книгу занесены! А я так и вовсе ведьма-хранительница — специализация у Керимской школы такая — мы за волшебных созданий готовы грудью встать, до последнего вздоха, мы...

— Емельян Иваныч, — мило улыбнулась обернувшемуся рыбаку, — мне бы к речке, родненький.

— По нужде? — решил уточнить тот.

— Еще как по нужде, — со вздохом согласилась я, надеясь, что не прожгу дырку ненависти в его широкой спине.

Это надо же! Рыбок! Золотых! Чертям! Ненавижу чертей!

Речка на нашем пути появилась спустя часа два: судоходная, полноводная Калина, на которой, по слухам, душегубы-разбойники промышляли. Емельян по моей просьбе съехал к самому пологому берегу чуть ли не до воды, вроде как, чтобы печка меня от дороги закрывала. Я, кряхтя, спустилась — тело занемело в дороге — и попросила возницу отойти, не мешать. Добродушный Емельян Иваныч, напевая что-то веселое про "Разойдись, душа, разбегись, топор, да лети ворога головушка", ушел до дороги, и там его широкий бас растекся по равнине, я же...

А я же юркнула к печи, отворила заслонку и заскрежетала зубами: рыбок было не менее двух десятков! Спелёнатые так, чтобы ротики не шевелились, перепуганные, в одной тесной бочке! Да и про то, что там рыбки, я догадалась только по едва заметному сиянию... Гады! Гады, как есть гады! Уроды просто. А к бочке еще и сургучом послание прикручено. Сорвала, прочитала: "Дорогому племяннику для лучшей ухи в честь дня рождения". Золотых рыбок — и на уху?!

И все — после такого ведьма стала злая!

Вообще колдую я плохо, и магия дается мне ох, как не просто, но не надо было злить ведьму!

Потянулась к бочке мысленно, подняла всю воду махом, словно зачерпнула невидимым ковшом, поднесла к реке, а затем руками, потому что тут магией никак, торопливо поснимала тонкую паутинку медной проволоки с несчастных рыбок. Они даже говорить не могли! У некоторых кровь по губам текла! Ненавижу чертей!

С рыбками я разобралась быстро, после отпустила всех в воду, махнув рукой, чтобы уплывали, а то было видно: сказать что-то хотят. Но освобождение сказочных созданий это только первый этап был, еще следовало следы скрыть. Присела на бережку, присмотрелась к воде: у самой кромки виднелись полудохлые головастики, которым точно не светило стать лягушками. Их я и использовала: протянула руку — и ровно двадцать три гибнущих создания стали стремительно увеличиваться, чтобы плюхнуться в мой призрачный ковш уже золотыми рыбками. Но вот потом, когда я пеленала созданных мной в медную проволоку, жалко их стало... И в мое заклинание вплелся еще один маленький нюанс... Скромный, но действенный.

— Эй, — прозвучал от дороги голос Емели, — долго ты там?

— Да все уже почти, — возвращая печати прежний вид и прикрепляя ее к бочке, ответила рыбаку, — сейчас.

А потом, едва вымыла руки и стерла сажу с одежды, забралась на печку, укрылась и принялась дрожать: слабый с меня маг, очень слабый, потому и в ведьмы пошла...

Так до самого вечера и протряслась под одеялом, практически не реагируя на слова Емели, который стал рассказывать о рыбалке, налимах запредельной величины, сетях, крючках...

Потом начался закат, и Емеля свернул в лесную чащу, печка пыхтела и подпрыгивала на ухабах, по лицу начали бить ветки. Накрылась одеялом с головой.

Потом Емельян спрыгнул с печи и, чертыхаясь, пошел искать путь. Заинтересовавшись, я села, потерла лицо, огляделась: атас! Глухомань такая, что на земле не трава -мох! Кругом темень, совы ухают, ни дорог, ни тропинок, где-то рядом ревет медведь. Причем где-то совсем рядом, и обиженно так ревет, и все ближе, и...

— Емель, а, Емель, — зарычал бурый хозяин лесов, выйдя на свет от печи, — а посылочку прихвати, а?

— Здорово, Михаил Топтыгинович, — ответил возница, находясь в позе чуть ли не принюхивающегося к земле пса, — куда и чего завести-то?

Я в этот миг потрясенно рассматривала медведя в лаптях, шароварах и... латах железных.

— В университет, Арсану Степанычу, другу моему давнему.

— Завезу, — пообещал Емельян Иваныч, — в печь кидай.

— Угу, — сказал мишка, повернулся и исчез.

Вернулся спустя минуту, держа на плече дергающуюся, отчаянно сопротивляющуюся и вопящую девушку в лаптях, сарафане да с косой до пояса.

— Во-о-от, Машенька, — радостно сообщил медведь, — другу моему сердешному в утешение.

Тут уж я не выдержала и как рявкну:

— Слушай, медведь!

Бурый глянул на меня и застыл.

— Ведьма, — охнул испуганно.

Тут бы все и закончилось, да Емеля влез:

— Ага, ведьма, в верситету вашу везу, ага.

Медведь окинул меня внимательным взглядом, после уронил Машеньку на кусты, аккуратненько уронил, достал из-за кирасы письмецо, открыл, чего-то приписал, закрыл, запечатал, протянул Емеле, а мне ехидненько так:

— Скатертью дороженька, госпожа ведьма. А девку я, как есть сейчас, тятьке с маменькой верну, не изволь беспокоиться.

Подхватил девушку и был таков.

А тут и Емеля на печку забрался, повернул ее прямо к огромному замшелому пню и мне весело:

— Все, Станислава, держись! С ветерком помчим!

Скептически смотрю на Емелю, на печь, на пень...

Печь двинулась осторожно, ломая хрупкий валежник, и двинулась прямо к пню, но едва мы подъехали ближе...

— Мама! — заорала я с перепуга.

— Эх, с ветерком! — орал в свою очередь Емеля.

А мы падали вниз! В сплошную черноту! И по вот этой вот сплошной тьме вдруг да как понесемся, аж ветер в ушах засвистел.

— Все, — заорал мне Емельян, — теперь, почитай, до утра мчать будем, ты уж не спи, девица, земли-то мертвые, и, коли упадешь, назад не вернусь!

Это была страшная ночь!

Страшная, очень долгая, ногтесмертельная и ушезаложительная. Где-то перед рассветом печь вынырнула из тьмы на поверхность, все так же, на огромной скорости, пронеслась по лесу и свернула на дорогу аккурат возле вывески "Аремский пограничный пост".

Арем, почти прибыли!

И я повалилась на печь, на которой уже не было подушки — осталась кому-то в мире мертвых.

Дороги и пути Великоземельной Империи

Стася

Утром я представляла собой забавное зрелище: глаза красные, веко подергивается, волосы дыбом, но таким дыбом, которое не вверх, а назад, кожа белая, тело задеревенелое. Ничего удивительного, что, едва подъехали к порубежникам, десятник, проверяющий верительные грамоты Емели, указал на меня и произнес:

— Этот груз в списке не значится.

— Так это не груз, пассажирка, — пояснил Емельян Иваныч.

Десятник глянул на меня, я на него, десятника передернуло, и, подавшись к Емеле, он громким шепотом спросил:

— А оно живое?

— Да живая, — отмахнулся рыбак.

— А молчит чего? — удивился порубежник.

— Так всю ноченьку орала, притомилася, — был предельно откровенен Емеля.

Мой глаз задергался сильнее.

Десятник еще раз глянул на меня, покачал головой, но нашу печку пропустил. Так что, миновав порубежный пост, мы покинули границу, и печенька неспешно поехала по свободным территориям.

— Эй, девка, поспала бы, — предложил мне Емеля.

Едва не прокляла, от души и с чувством!

А потом отвлеклась на природу Свободных земель. Прежде эти земли носили название Долина Чертополоха, но это было давно, до того, как наш Игорон Сильный начал политику завоеваний. Возвысив бога Грома над всеми, он породил культ войны и сделал боевых магов привилегированным классом поначалу княжества, а после и Великоземельной Империи. Мне повезло родиться уже после эпохи завоеваний, и, как все молодое поколение, я гордилась нашей необъятной родиной, в которой пропагандировалось равенство для всех... ну, кроме боевых магов: те как были самые крутые, так и остались. Тьфу на них!

Но плевать, конечно, не стала, куда ж тут плевать, если повсюду самый что ни на есть реликтовый чертополох! Метра четыре высотой, цветущий, колючий настолько, что в свете поднимающегося солнца иголки сверкают, и совершенно безжизненный... Здесь не селились даже черти.

По Свободным землям мы ехали часа три, затем поднялись в гору, и еще несколько часов ходу по извилистым горным дорогам, чтобы вскоре увидеть раскинувшееся до горизонта море!

— Ох, красотень-то какая, — восторженно прошептала я.

— А то, тут знаешь, какие рыбы водются? — завелся Емеля.

И все, путь был испорчен красочным описанием видов, вкусов и размеров рыбы. Решила, что с этого дня никакой рыбы есть не стану вообще.

А потом дорога вильнула, уходя от морского берега вглубь открывшейся холмистой местности, и мы свернули, чтобы начать путь между двумя высокими зелеными холмами, откуда доносилось журчание водопадов, пение птиц, чей-то отдаленный смех. И тоже так красиво, что сердце замирает. Даже не ожидала таких пейзажей в Свободных землях: думала, тут везде разруха и чертополох, а сам университет отщепенцев всея империи страшный, заброшенный, в трещинах и мхе, а еще тут змеи ядовитые везде ползают.

И как же я ошиблась!

Это был великолепный огромный дворец из голубого гранита! Островерхие башни, высокие стены, по которым вот точно можно было гулять, четыре озера, окружающих университет, цветущие сады, радуга над всем учебным комплексом! Да я чуть не завизжала от восторга! Да это же чудо! Самое натуральное и сказочное! Да если бы я раньше знала!

— Да-а-а, красотень, — согласился Емеля, — строили-то эльфы.

— Уау! — больше звуков не было.

И это вот Университет Вредной Магии?! Вот это вот?!

— Это мы с главного входа подъезжаем, — начал посвящать меня Емельян Иваныч, — потому что ты поступать будешь. А вот коли бы из налоговой, да с проверкой, я бы с другого конца завез, а тама виды ух: огонь из земли прорывающийся, змеи с дракона размером, стены черные, закопченные, призраки наглые.

— Хм, — откровенно говоря, я удивилась. — А еще какие-нибудь входы есть?

— А как не быть?— удивился Емеля. — Для водников вход с моря, подводный, для воздушников — верхний, для тех, кому отворот-поворот, им справа подъезд, для гостей, кто к студентам намылился, им слева.

Сижу и ушам своим не верю. Нет, если тут все так, надо писать в школу, пусть остальных ведьмочек присылают, правда... диплом магистра Вредной Магии, он же вообще нигде не котируется, с таким в приличное место не устроишься.

Но чем ближе мы подъезжали, тем больше восторга в душе вызывало это учебное заведение. И трепет какой-то. Помнится, когда я поступала в Межрасовую Академию, там тоже потрясное здание было: белый мрамор, переходы в ста метрах над землей, башни, вспарывающие облака, но ощущения чуда не возникало. Да, красиво, да, архитектура в стиле ангелов и эльфов, но вот сказочности не было. Правда, я все равно недели три проревела, когда провалилась на вступительных. Потом дядя помог поступить в Керимскую ведическую школу, и, несмотря на то, что в ней ни пафоса, ни мраморных башен не было, там оказалось как-то уютно и по-домашнему приятно, мы любили преподавателей, они души не чаяли в нас... Да, хорошо было. Но я очень рада, что и будет все, вроде, очень даже неплохо. По крайней мере, УВМ мне с первого взгляда понравился.

Но я даже представить себе не могла, что со второго взгляда в него просто влюблюсь!

Мы проехали по хрустальному мосту через озеро, покрытое цветущими кувшинками, вместе с Емелей радостно помахали резвящимся русалкам, правда, моя улыбка несколько померкла, едва одна их хвостатых крикнула:

— О, новая кикимора! А где грибочек потеряла?

После этого я занялась прической. Космы пригладила, лицо кое-как рукавом обтерла. Нет, у меня все было — и гребень и платки — но все находилось в сундуках, а сундуки в печи. Так что к воротам, огромным, кованным, подъезжала все такая же страшная, а вот только приехали...

На воротах оказалось изображено лихо одноглазое! Да не просто так, а с тремя огненными мечами в руках, которые над головой чудища и скрещивались. Странненько. Нет, я все понимаю, кроме одного: а каким макаром он третий меч держал?

На этом странности только начались, ибо, едва ворота открылись, к нам запрыгал черт. Запрыгал. Черт!

Нет, я все понимаю, сатиры в последнее время в моде и все такое, но прыгающее к нам полуголое рогатое создание сатиром не являлось. Это был черт! На каблуках, имитирующих копыта, в меховых трусах, округляющих бедра и прячущих хвост, с гладко выбритыми грудью, плечами и спиной, но островками торчащей из-под подмышек растительностью, с рогами, явно нахлобученными на его собственные, и круто завитым париком.

Так вот, это нечто пропрыгало по сверкающему, словно покрытое льдом озеро, двору, кривовато поклонилось нам и пропело тоненьким голосом:

— Зло пожаловать в обитель вредоносной магии, разврата, шабаша, анархии и лени!

Я испытала некий шок, вследствие чего севшим голосом поинтересовалась:

— А сатир где?

Чертик как-то разом скуксился, испуганно оглянулся на главный вход, понизил голос до шепота и затараторил:

— Да что я, виноват, что ли? Я ему сразу сказал: винцо на поганочках настояно, кикиморы одолжили, а он: "Жажда у меня, жажда", — и выпил. С первого глотка его и вырубило, бегает теперь по саду, жар-птицу изображает. А мне декан, коли узнает, хвост в ж... в смысле, куда не надо запихает...

В моей душе впервые шевельнулось что-то сродни жалости к черту. Брр! Этот университет уже плохо на меня влияет. Однако под влиянием чувств я и сказала:

— Молочка ему после селедки — и бегать вмиг перестанет, а там уж за два часа очищения и хмель пройдет.

Чертик присмотрелся ко мне, кивнул, развернулся и поскакал прочь, да шустро так.

Сур-ровенько тут, если чертей — и то запугать умудрились.

И это было только начало: распахнулись входные двери, в проходе показалась пьяно пошатывающаяся ведьма в черном балахоне, которая, глянув на меня, сходу спросила:

— Абитуриентка?

Заробевшая я слезла с печи, сделала реверанс и скромненько ответила:

— Да.

— Ненавижу! — в сердцах сообщила ведьма, всем своим видом демонстрируя, что ненавидит конкретно меня. — В неудах сгною! Ночами пахать заставлю! Зубрить, как помесь эльфийки с ангелом, будешь! Зло пожаловать, отребье!

И, развернувшись, ушатала обратно.

— Э-э-э, — протянул Емеля.

Черт, а если так подумать, лорд Тиаранг не так уж и плох. И, опять же, диплом АБМ очень даже в империи котируется, как закончу — пойду в войска служить, зарплата там знатная...

— Чего встала! — раздался вопль ведьмы. — Шевели копытами, бестолочь тугодумная!

Я испуганно замерла.

И тут ведьма как заорет:

— ЖИВО СЮДА!

И меня как подорвало; остановилась я только возле ведьмы, которая, недовольно постукивая ногтями по створке открытой двери, с ненавистью ждала меня. А стоило подойти, прошипела:

— Брысь в кабинет, недоразумение. Звать как?

— С-с-станислава, — пробормотала я.

— А, — безразлично отозвалась ведьма. — Тогда брысь в кабинет, Славка бесхозная.

Вошла я на негнущихся ногах, да так и остановилась.

В небольшом кабинете уже находилось примерно два десятка существ: парочка царевичей в обнимку с жабами, трое поджарых демонов, семеро гномов, две кикиморы, эльфийка, демонесса, еще одна ведьма, то есть, я тут не единственная, и тролль, судя по цвету лица — явно с похмелья.

— О, кикимора, — сказал этот самый тролль и указал на место рядом с собой, — подваливай.

Собственно, мест еще было полно, троллей ведьмы не переваривают, а за кикимору обидно, так что я прошла к партам и села за первую, уже даже и не зная, чего можно дальше ожидать.

Ждать пришлось недолго: вскоре открылась дверь, и в кабинет вошел старик в длинной темно-зеленой мантии, с короткой седой бородой и веселыми, по-старчески мутными голубыми глазами. Дед обвел нас всех внимательным взглядом, хмыкнул и заявил:

— Господ из налоговой и службы поиска пропавших преступников просьба удалиться самостоятельно. Не заставляйте меня вызывать нашего декана чертового факультета: он с утра не в духе и чертовски зол.

Я, как и все, тут же начала оглядываться, чтобы узнать, кого это так, но тут поднялись оба Ивана-царевича вместе с лягушками и бодренько двинулись на выход.

Дедок проводил их насмешливым взглядом, затем произнес:

— Господина охотника за головами я так же попросил бы: не хотелось бы звать фей, у них как раз брачный период начинается.

Один из демонов подскочил как ошпаренный и, не поднимая головы, мгновенно покинул кабинет.

— Вот и чудненько, — сказал старичок, затем повторно осмотрел всех нас и произнес:

— Дорогие абитуриенты, разрешите представиться: Врединум Ортус, ректор Университета Вредной Магии.

На миг в кабинете воцарилась тишина, а затем в мусорное ведро полетели книги. Я присмотрелась и едва сдержала смех: это были те самые "Как выжить в магической академии"; видимо, все сразу поняли, что, раз ректор совсем старый, с ним эти методы не сработают. Судя по ухмылке, старик с этим сборником уже был знаком, но мне понравилось, что он не стал акцентировать внимание на случившемся.

А потом ректор Врединум понравился мне еще больше, потому что сказал:

— Ну, давайте, рассказывайте, у кого какие проблемы и кому что требуется.

Мне, безусловно, это понравилось, но говорить о своих трудностях я не решилась, и, как оказалось, совершенно напрасно.

— Похмелье, — жалобно простонал тролль.

Ректор без слов подошел к нему, прикоснулся к зеленому лбу, произнес странное заклинание. Пахнуло озоном, лицо тролля разгладилось, и он выдохнул:

— Спасибо.

— Не за что, милейший, — как-то добро и по-отечески ответил ректор Вреднум.

На секунду в кабинете стало тихо, а затем поднялась эльфийка, протянула руки, и длинные рукава натянулись, открывая два брачных браслета. Эльфийских. Такие, если были одеты, то навечно: там очень сильная магия.

— Он меня на триста лет старше, — простонала эльфийка, — и пусть не урод, но отдать молодость тому, кому я даже не нужна...

— Понимаю, — улыбнулся ректор.

И оба браслета с тихим звоном упали на пол. По бледным щекам эльфийки заструились сверкающие ручейки слез.

— Ну-ну, дорогуша, не стоит, из-за мужиков вообще плакать нет смысла, — сказал Вреднум, протягивая ей носовой платок.

— Благодарю вас, — прошептала эльфийка, — о небо, вы спасли меня!

Следующим встал демон и прямо, без обиняков заявил:

— Смертельно проклят.

Ректор задумчиво покивал, пристально вглядываясь в высокого темнокожего представителя клана Несущих смерть, затем щелкнул пальцами. Огненное красное кольцо вспыхнуло над парнем, резко спустилось вниз, до пола, и исчезло. В тот же миг демон вздохнул всей грудью, преданно посмотрел на ректора, и...

— Не стоит благодарностей, — с улыбкой сказал Вреднум, — вам, демонам, с благодарностью сложно, так что не стоит: я все понимаю.

— Ваш должник! — с чувством сказал демон.

— О, не разнесите мне полигон, и я уже буду счастлив, — заверил его ректор.

После чего окинул всех нас вопрошающим взглядом.

Встал гном, и, запинаясь, сообщил:

— Родовой поисковый маячок, сам не сниму, а родичи...

Щелчок — и из серьги в ухе гнома выпал маленький драгоценный камешек, чтобы самоуничтожиться, едва достигнув пола.

— Век благодарен буду! — громким басом заверил гном. — Вот как есть — целый век!

— Главное, раскопки близ скалы Мудрости не начинайте, — с улыбкой попросил ректор.

И вновь окинул класс внимательным взглядом. И каким-то немыслимым образом этот взгляд остановился на мне, после чего Вреднум негромко спросил:

— Ничего сказать не хочешь? Не стесняйся: я здесь, чтобы помочь, для нашего университета это стандартная практика. Ну же?

И вот как он понял, что очень хочу, только стыдно и неудобно как-то. Но сейчас, когда ректор пристально смотрел на меня, я не выдержала и призналась:

— Защиту от вызова по ауре...

Очень хотелось, чтобы господин Вреднум сейчас щелкнул пальцами или еще чего-то и все, спать можно спокойно, но ректор нахмурился. Затем подошел ко мне, простер руку над моей головой, прикрыл глаза. Несколько долгих, все даже заволновались, минут стоял так, а после грустно сказал:

— Снять не смогу, ведьмочка, прости: тот, кто наложил, силен очень, да и связь прямая установлена.

И мое сердце ухнуло куда-то вниз.

— Однако, — продолжил Вреднум, — там, где нельзя пройти прямо в ворота, всегда шанс проползти сквозь прореху в заборе имеется. Здесь прореха тоже есть, маленькая, но есть.

И Вреднум полез в один из своих карманов, ковырялся долго, все чего-то искал, а потом извлек лунный камень на тонкой серебряной цепочке.

— Вот, — сказал он, протягивая мне украшение, — носи, не снимая, и, как только вызовет боевик этот, сожми кулон, и связь разорвется без возможности восстановления часов на девять, — старик подмигнул мне и добавил:

— Как раз хватит времени, чтобы выспаться.

Дрожащими пальцами я взяла кулончик, сжала в ладони на миг, ощутив холодок лунного камня, а затем торопливо надела и выдохнула искреннее:

— Спасибо.

— Не за что, ведьмочка, — ответил господин Вреднум и обратился ко всем присутствующим:

— Зло пожаловать в Университет Вредной Магии, единственный в своем роде и позволяющий своим адептам раскрыть все скрытые возможности. Для начала — получите карты!

И перед каждым из нас на столе появился свиток.

— Откройте, — по-отечески посоветовал ректор.

Торопливо раскрыв, я увидела стандартную план-схему, которая отражала это здание и соседние территории.

— Для того чтобы понять, как работает карта, произнесите место, куда бы вы хотели сейчас попасть.

Думали мы недолго, но первым был тролль:

— Столовка, — басом произнес он.

И тут же на карте вспыхнул красный крестик, над которым вспыхнула надпись "Столовая. Студенческий зал", и от него неподалеку второй крестик, над ним — "Кабинет начального ознакомления", то есть, наш кабинет, затем на карте красным пунктиром высветился маршрут и зеленой стрелочкой этот самый тролль.

— Как видите, все просто, — произнес ректор. — Но у карты много возможностей; к примеру, если у вас неприятности, достаточно произнести "Потаенные ходы".

И в тот же миг на наших картах отразилась схема ближайших к нам входов. Семь штук только в этом кабинете!

— Еще одна возможность — доступ к расписанию, — продолжил объяснять ректор. — В данный момент эта функция не работает, так как вы еще не выбрали факультет, но, едва начнете обучение, всегда будете в курсе расписания. На этом, дорогие студенты Университета Вредной Магии, наша сегодняшняя встреча завершается, но помните: двери моего кабинета всегда будут открыты для вас.

И ректор, одарив нас всех теплой улыбкой и понимающим взглядом, вскинул руки и исчез в появившемся дыму.

В тот же миг в кабинете раздалось хоровое "Моя комната" и одиночное "Столовка", потом все встали и пошли кому куда. Лично мой красный крестик загорелся на пятом этаже одной из северных башен, так что идти предстояло прилично, хорошо хоть карта позволяла точно отслеживать свое местоположение.

Идти пришлось долго: один длинный коридор, второй, после — винтовая лестница до самого верха, столь крутая, что я, стоя внизу, смотрела на это чудо, запрокинув голову, и всерьез размышляла, что будет, если я прямо тут спать лягу. Но поднялась: как говорится, глаза боятся, а ноги шагают.

Дошагали до места назначения, гудя и побаливая, но как только я подняла голову, замерла, едва сдерживая слезы. Потому что на двери сияла надпись:

"Зло пожаловать, студентка Григорьева. Это ваша комната на ближайшие пять лет. Здесь вы найдете кровать, душевую кабинку, совмещенную с санузлом, шкаф и стол. Мы рекомендуем вам для занятий использовать тринадцать обширных библиотек нашего университета, а для приема пищи — исключительно столовую, но, так как вы прибыли только сегодня и едва держитесь на ногах, завтрак ожидает вас в комнате.

И еще раз — зло пожаловать! Надеемся, у нас вам будет отвратно!

Администрация".

Дрожащими пальцами открыла дверь, вошла и едва не села от удивления: здесь уже были мои сундуки и две котомки, удобная одноместная кровать оказалась застелена темно-бирюзовым шелковым покрывалом, на тумбочке у кровати аккуратной стопкой лежали сложенные полотенца, ночная рубашка. На кровати — ученическая форма, под ней туфельки и чулки. А на столике у окна, из которого открывался чудесный вид на цветущую холмистую долину, на серебряном подносе имелись заварник с чаем, маленький, на чайном блюдце тортик, поджаренные хлебцы с медом, сметана, чашечка с моим именем "Стася", и вообще...

Потрясенная, растроганная до глубины души ведьма села прямо на пол и заревела, наверное, впервые в жизни от невыразимой радости и огромной благодарности. Я не могла поверить, что после всего меня ждет что-то такое.

Да к демонам диплом, я хочу здесь учиться! Я действительно хочу здесь учиться, здесь потрясающе!

С этими мыслями я позавтракала, после искупалась, но, вернувшись из душевой — маленькой круглой кабинки, в которой вода ведрами лилась сверху с промежутком в одну секунду — я взялась за ночную рубашку, оставленную для меня, и... передумала. Куда я попаду, стоит заснуть — дело известное, а тут на рубашке эмблема университета...

Не мудрствуя лукаво, открыла сундук, достала одну из подаренных Светланой рубашек, надела и забралась под шелковое покрывало. Ощущения были непередаваемыми, сон с самой блаженной улыбкой на устах — мгновенным.

А затем я провалилась вникуда!

Помещение оказалось мрачным, хуже того: здесь было холодно, странно и неуютно. Лишь несколько свечей горели рядом со мной, все остальное казалось залито тьмой. А я опять сидела на диване, причем мягком, теплом и уютном, обитом темно-синим бархатом. А еще тут было покрывало, которым я инстинктивно прикрыла ноги, едва в темном углу показался пошевелившийся силуэт.

Затем прозвучали слова:

— Знаешь, это уже не смешно и даже ничуть не забавно.

Моя ладонь осторожно потянулась к висящему на шее кулону, а взгляд... взгляд с ужасом выхватывал из темноты то плечо, то спину, то профиль мечущегося в неосвещенной половине комнаты ректора Академии Боевой магии.

— Сначала забава, — продолжил, передвигаясь из угла в угол, взбешенный четверть демон, — да ты же никто! Просто никто! Ты даже не в моем вкусе! Потребовал с единственной целью: проучить за выступление в зале. "Но мы же еще не все рассказали!" Заметь, я даже слова твои помню! И да, после подобной дерзости я собирался предоставить тебе возможность полно и всеобъемлюще высказаться — в моей постели!

Лорд Тиаранг остановился, и в полумраке я увидела, что его глаза имеют жуткий алый отсвет. Жуткий и очень пугающий.

— Что ты со мной делаешь, ведьма? — рык пробрал до дрожи.

А затем маг тенью метнулся ко мне, присел на корточках и приказал:

— Посмотри на меня, Стася!

И, подчинившись его рыку, с ужасом посмотрела... Пугалась, вообще, зря, просто у лорда ректора в силу длительного пребывания в бешенстве кровь предка начала просыпаться, то есть, черты лица заостряться, лицо чуть-чуть меняться, а характер, соответственно, портиться.

— Я с ума схожу, Стася, — глядя мне в глаза, произнес лорд Тиаранг. — Я по тебе схожу с ума.

Ладонь двинулась еще чуть-чуть выше, потому что я приняла четкое решение — сваливать.

— Послушай, девочка, — лорд Тиаранг растер лицо руками, затем вскинул голову и посмотрел прямо мне в глаза, отчего я невольно всем телом вздрогнула. — Нет, не пугайся, не стоит бояться, мы же просто разговариваем, да? Я ведь тебе ничего не сделал!

Он резко выдохнул, затем вновь попытался говорить почти спокойно:

— Послушай, Станислава, рано или поздно я тебя все равно найду.

"А хрен тебе!" — зло подумала я.

— Я найду, Стася, — взгляд ректора АБМ стал жестким, — и вот тогда пощады не жди.

Он мне в открытую угрожал!

— Но если, — голос лорда Тиаранга вдруг стал мягким, обволакивающим, нежным почти, — ты мне скажешь, где ты сейчас, — он подался ближе ко мне и, глядя в глаза, почти прошептал, — я приеду тотчас же, я увезу тебя в столицу, я стану самым нежным и щедрым любовником, у тебя будет все, Стасенька. Любые платья, любые драгоценности — все, что пожелаешь.

Это все звучало жутко, если учесть, что голос у четверть демона был едва ли не ласкающий, а вот взгляд жесткий, непримиримый и не терпящий возражений.

Так и оказалось!

— Просто скажи, где ты сейчас, — прошептал лорд Тиаранг.

Я зажмурилась, и это было ошибкой:

— Где ты, Стася, — шепот словно обволакивал, — где ты?

И тут со мной случилось что-то странное: я увидела провожающего меня Филю, полет вниз с Горычем, печной вокзал, Емелю, хватающегося за нос, книжную лавку.... Печку... дорогу...

— Дальше, Стасенька, — прошептал кто-то у самого уха.

Дальше были рыбки, которых я спасла, выпустив в речку и... потом лес, мишка бурый, Машенька, письмо...

— Станислава, — вырвал меня из воспоминаний лорд Тиаранг.

Распахнула глаза, посмотрела на ректора АБМ и услышала тихое:

— Ты хоть что-то поняла?

— Нет, — выдохнула я, хотя что-то начала понимать.

Например, то, что кто-то вытянул из меня воспоминания!

— Потрясающе, — прошипел лорд Тиаранг, — она перешла дорогу одному из опаснейших генералов Преисподней и досталась в подарок черту, но вообще ничего не понимает.

Недоверчиво смотрю на ректора АБМ, он — разъяренно — на меня, после раздался рык:

— Ничего никому кровью не подписывай, все поняла?

Вообще ничего не поняла, но кивнула.

— И на будущее, — продолжал воспитывать меня тот, у кого у самого с воспитанием сложности заметные, — золотые рыбки, Стася, стоят безумно дорого, и я бы на твоем месте трижды подумал, прежде чем подсовывать настолько состоятельным личностям полудохлых головастиков!

Почему-то снова кивнула.

Лорд Тиаранг улыбнулся, подался ко мне ближе и вкрадчиво прошептал:

— Университет Вредной Магии?

Первое, чему научаешься, попадая в женский коллектив — умению виртуозно лгать. Не моргнув и глазом, я улыбнулась четверть демону и протянула коварно:

— Филимон был прав.

— Не понял, — нахмурился лорд Тиаранг.

— Филя сказал, что вы съедите именно этот вариант с УВМ.

И сжала кулон.

Меня мгновенно выдернуло из вызова по ауре, и я распахнула глаза, оглядела выделенную мне комнату, не сдержала победной улыбки.

И тут в двери кто-то постучал, а затем постучал снова, уже более настойчиво. Встала, зевая и пошатываясь, подошла к двери, открыла.

Это оказался черт из боевых кланов. На голову выше меня, в меру волосатый, особенно руки, хотя остальное я не видела: этот черт был в строгом костюме, гладко выбрит, с собранными в хвост волосами, кошачьими желтыми глазищами и аккуратными острыми рожками.

— Зло пожаловать, — пристально разглядывая меня с ног до головы, заявил черт.

— И вам дня доброго, — я ведьма вежливая, ага.

Мужчина вновь исследовал меня взглядом, после протянул свиток, ручку для росписей кровью — в Преисподней у них это распространенная практика — и, разглядывая мою грудь, приказал:

— Я из деканата. Распишитесь, студентка Григорьева.

Взяв свиток, развернула, посмотрела на вязь корявых символов и ничего не поняла.

— Простите, а что это?

— Стандартная форма, — отведя взгляд, сказал черт.

Ага, если взгляд отвел, значит, врет. Боевые они не торговцы, они врать толком не умеют, нам об этом еще Феоктилла рассказывала. Ну и я все поняла, свиток обратно свернула, ручку в него запихала и протянула черту со словами:

— А хрен вам!

Вертикальные зрачки черта мгновенно сузились и стали как две палочки, а сам мужчина прошипел:

— Что?

— Хрен вам, — говорю еще раз и терпеливо. — И вам, и медведю, и вообще всем! А еще раз придете, я вас и прокляну в придачу, чтобы жизнь сказкой не казалась!

И, отступив на шаг, с грохотом захлопнула дверь.

Чувство великой гордости за себя мгновенно охватило все мое существо, потому что да, гордиться мне было чем.

В дверь постучали. Как-то фривольненько так.

Ну, думаю, опять черт. Подхожу, распахиваю, и да — черт. Тоже из боевых, только моложе первого раза в два, одет так... фривольненько: в красную рубашку, до груди расстегнутую, черные штаны, высокие сапоги, серьга в ухе золотая блестит. И этот чертяка с ухмылочкой оглядел меня, присвистнул и выдал:

— Да, вот это подарочек. Угодил Михаил Топтыгинович, вот уж как есть — угодил.

У меня глаз задергался. Осторожно выглядываю в коридор: тот, первый черт, который постарше и посолиднее, он уходил уже, видимо, но, увидев этого и куда тот отправился, остановился и теперь стоял вполоборота, ожидая развития событий. То есть, я про хрен вообще не тому заявила.

— Эй-эй-эй, — нагловато-хамоватый черт взял меня за плечи и обратно в комнату толкнул. — Ты куда смотришь, Машенька, ты вообще мой подарочек, так что нечего на преподов заглядываться.

— Преподов? — шепотом переспросила я.

— Так это декан чертового факультета, — пошло скалясь, сообщил черт, — он за безопасность отвечает. Ты уже стандартную форму по ТБ подписала?

То есть я только что, вот так, сходу, послала декана?!

А черти самый злопамятный народец в империи!

— Чего бледнеем? — полюбопытствовал нахал в красной рубашке.

Отступила, захлопнула дверь перед его носом и со злорадным удовольствием услышала "бух". Надеюсь, кое-кто получил по рогатому лбу.

А потом пошла и завалилась спать, потому что сил моих больше на все это нету!

Университет Вредной Магии

Стася

— Стася... Стасенька... Станиславушка, — звал меня приятный женский голос.

— А-ась, — сонно отозвалась я.

— Не а-а-ась, а вставась, давай, лежебока окаянная, — все так же нежно протянул этот кто-то.

Открыла глаза и чуть не заорала с перепуга: перед моей кроватью на стуле в темно-синем элегантном платье сидела средних лет кикимора. Ядовитая. Ведь грибок на носу был самый что ни на есть поганистый, а если конкретно, то фиолетовая Болотная сметь! И, если так, значит, эта конкретная особь могла плеваться ядом, смертельным, и характер у нее был злой и отвратный. У кикимор оно так: по грибочку на носу о них все можно сразу сказать. Статус, возраст, характер, способности...

— Зло пожаловать, — ядовито улыбнулась мне кикимора.

— З...з...зз... — невразумительно ответила я.

— Информативненько, — ехидно подметила кикимора. — Что ж, будем знакомиться. К моему смертельному сожалению, наш вредный ректор...

— Вреднум, — поправила я.

Кикимора улыбнулась шире, но взгляд ее сделался очень недобрым, и следующая фраза, сказанная ласковым голосом, прозвучала угрожающе:

— Вреднум — фамилия, вредный — кодовое прозвище, принятое в среде преподавателей и студентов, а еще раз перебьешь — плюну.

— Простите, — прошептала я, натягивая одеяло до самых глаз.

— Не поможет,— обрадовала кикимора. — Итак, продолжим. К моему смертельному сожалению, наш злодеистый ректор проникся отвратительным чувством сочувствия к несчастной ведьме и приказал не будить, вследствие чего ты пропустила собрание абитуриентов и я вынуждена инструктировать вас лично.

А вот если бы меня ректор спросил, я бы честно сказала, что лучше не выспаться, чем наедине с такой кикиморой!

— Меня зовут Мараэнна, но ты можешь звать меня Мара Ядовитовна, я являюсь секретарем заместителя ректора по учебной работе. Кстати, твой приказ о зачислении, подписанный магистром Вреднумом.

Желтый свиток лег на прикроватную тумбочку.

— А сейчас, — продолжила Мара Ядовитовна, — нам следует определить специальность и, соответственно, факультет, на который вы, студентка Григорьева, поступили.

Кикимора щелкнула пальцами, и передо мной вспыхнули огнем названия факультетов.

"Демонический факультет.

Навий факультет.

Чертовый факультет.

Оборотнический факультет.

Упырический факультет".

— На них даже не смотрите, — предупредила Мара Ядовитовна, — как вы понимаете, происхождением не вышли. Рекомендую обратить внимание на третью группу.

Третья группа:

"Злодейный факультет".

— Не потянете, характер не тот, — вставила кикимора.

Читаю дальше, там:

"Прикладное вредительство".

— Мелковато для вас, — Мара Ядовитовна тоже задумчиво смотрела на список. — Я бы порекомендовала факультет Диверсионной магии, это новое направление в университете, с вашим уровнем магии вы справитесь, ко всему прочему, большую часть предметов ведут ведьмы, соответственно, вам будет наиболее комфортно.

С нескрываемой подозрительностью глянула на кикимору, на список, а после прямо спросила:

— А у вас ко всем абитуриентам такое отношение?

— Что вы имеете ввиду? — выписывая что-то в блокноте, переспросила Мара Ядовитовна.

— Все, — я обвела рукой комнату, указала на список.

И перестала изображать пантомиму, натолкнувшись на внимательный взгляд кикиморы.

— Хм, — проговорила та, едва я быстренько руку спрятала под одеяло, а то ведь и плюнет еще. — Понимаю, вопросов много, — кивнула Мара Ядовитовна. — Но, видите ли, мы не можем иначе, учитывая, что наш ректор бывший белый маг.

И она вернулась к записям, предоставив мне переваривать информацию. Процесс не пошел, меня заклинило на словах "белый маг". Все дело в том, что белых магов уже лет триста как не существует, а тут... И имечко, опять же, не беломагическое.

— Имя ему Властелин Зла дал, — словно прочитала мои мысли Мара Ядовитовна, — у нас же все финансирование от меценатов Преисподней, а сам Великий является покровителем и учредителем УВМ. При первом ректоре здесь смертность была большая, вот Властелин и назначил магистра, выпустив из многовекового плена. А подобное можно считать обретением второй жизни, посему Властитель Зла усыновил мага и дал ему имя Вреднум.

Потрясенно хлопаю ресницами.

— Все поняла? — спросила кикимора.

Отрицательно покачала головой.

— Плюну, — ласково пригрозила Ядовитовна.

— Уже все понятно, вопросов больше не имею, — мгновенно заверила я.

— Отвратненько, — улыбнулась кикимора. — Ты у нас вообще сообразительная, назначу тебя старостой чертового общежития, им давно такие "сообразительные" кадры требуются.

И она сделала еще одну пометку в блокноте.

После чего встала; стул, на котором секретарь сидел, исчез с легким хлопком, оставив после себя облачко черного дыма, а сама кикимора объявила:

— На этом все, со всеми вопросами к вашему замдекану Лиходине Злодеюковне. Всего злого, студентка Григорьева.

И тоже исчезла, даже без дымового облачка.

И почти сразу свиток с картой вдруг мелко задрожал, и раздалось нечто сродни воплю болотной мавки "Тхааа". Поднявшись, подошла к столу, взяла карту, развернула и едва не выронила, потому что заглавие у карты было следующее: "Студентка Станислава Григорьева, факультет Диверсионной магии. Должность — староста Чертового общежития".

А ниже трепыхалась нарисованная черным летучая мышь, над которой мигало облачко: "У вас два непрочитанных сообщения".

Невольно прикоснулась к мышке — очень уж это изображение живым показалось — и одернула руку, едва раздалось:

— Нажмите на выбранное сообщение.

Осторожно коснулась циферки 1, и тут же высветилось: "Зло пожаловать, студентка Григорьева. После ужина зайдите в учебную часть. Ужасающего вам дня".

Второе сообщение оказалось куда хуже: "Староста Григорьева, срочно явитесь к коменданту общежития! Немедленно! Без задержек! Живо! Прямо сейчас!".

На карте тут же отобразился мой путь из комнаты: вниз, через внутренний двор по тропинке в саду, по мосту над огненной рекой и к трехэтажному зданию, над которым висела голова черта, отмечая, таким образом, что это именно чертовое общежитие. К слову, над башней, где была моя комната, висела ведьмочка на метле. Осмотрев карту, полюбовалась на феечек с крыльями, эльфийку с эльфом, демонов, кикимор, русалочек, навов. Навы самые жуткие оказались: у них над общагой вообще что-то страшное висело.

И вот, пока я рассматривала, появилось третье сообщение: "Живо к коменданту!".

Едва не выронив карту от неожиданности, я направилась к внушительному пузатому шкафу в углу, намереваясь разложить вещи из сундука, но едва открыла... Нет, сначала это был шкаф, самый обыкновенный и пустой, но внезапно в нем все задымило, вспыхнуло! И, когда дым развеялся, моему взору предстали ряды мантий — пять штук, островерхие шапки — тоже пять, чулки в полосочку, туфельки с острым носком и пряжкой, платья — короткие, как раз до уровня начала чулок, нижние юбки — белые с кружавчиками, заколки в виде летучих мышей и черных кошек, и метла. Одна.

Метла — штука редкая, у нас таких вообще не было: летать на метле — прерогатива свободных ведьм, которым ни черт, ни ангел, ни маг не страшен. Ведьмы-самородки, способные подчинять себе все стихии... Но это мелочи, главное — МЕТЛА! Моя метла! Да я даже мечтать о подобном не могла! А тут... Метла-а-а... Ради такого я даже фривольный ведьминский наряд взялась примерять.

Примерила.

Стою перед зеркалом, медленно обалдеваю. Нет, вид, несомненно, взгляд притягивает, с этим не поспоришь. Опять же, четверть демона бы сюда — Тиаранг бы заценил, да. И Филимон бы заценил. И вообще, все подряд заценили бы... Потому что и декольте, и силуэт приталенный, и юбочка пышненькая, но если б не две нижние юбки -срамоты не оберешься, хотя, в принципе, все равно все мантия прикрывает до полу до самого. Так что в пределах приличия, только чулочки смущают, но тоже ничего так. И туфельки с каблучком удобным, и шляпка мне к лицу, и брошку взяла в виде летучей мышки и...

"Григорьева, у вас две минуты на прибытие к коменданту чертового общежития, в противном случае пеняйте на себя!" — внезапно зло проговорила карта.

Но, находясь в эйфории от нового облика, я, как-то независимо от доводов разума, начала шалить.

— Метла, ко мне! — и руку вытянула.

К моему величайшему удивлению, древко мгновенно оказалось в соприкосновении с моей ладонью, и все, что мне оставалось, это сжать пальцы. Сжала. На метле. У меня метла! Моя! Собственная! Ух, духи леса!

— Юу-ху! — да, это тоже я, перекидывая ногу через метлу. — Окно, откройся!

И оно действительно распахнулось!

Эйфория взмыла под небеса, я же, сжав метлу ногами, вылетела в окно!

— Я лечу-у-у! — мой вопль прозвучал над всем Университетом Вредной Магии.— Я...

Я на самом деле зависла, едва вылетев из окна. И теперь потрясенно оглядывалась, потому что карта это одно, а символы проживающей расы оказались не просто обозначениями для карты! Они действительно были! Стоило оглянуться — и над нашей голубой островерхой башней я увидела черную, словно статуя из тьмы, ведьмочку на метле! А рядом с нами жили дриады, а дальше феи, а еще дальше — эльфийки, а внизу тролли — у них такое круглое было общежитие и крыша соломенная — а в настоящей горе обитали гномы! У них символ такой был боевой с топором!

А потом что-то случилось. Я даже не сразу поняла, что именно, просто как-то мир опасно накренился... и еще сильнее накренился, и до меня дошло, что я сползаю с метлы! Сползаю! Но, как ни пыталась сжать пальцы, чтобы остановить скольжение, в итоге оказалась висящей вниз головой и обнимающей метлу руками и ногами... Мама! А внизу далеко-о-о-о каменный двор! А я вишу!

— М-м-метла, — голос дрожал с перепуга, и я заикалась. — М-метла, п-п-полетели.

Висим.

Мне ветерок везде прям поддувает, странно, что шляпа с головы не падает, а еще — руки-то слабеют потихоньку.

— М-м-метла, м-м-миленькая, п-п-полетели обратно в комнату, — взмолилась я.

Никакого эффекта!

— М-м-метелка! — разозлилась я. — Полетели, кому сказала! А то на костер пущу, учти!

И что вы себе думаете, эта черная реликтовая зар-р-раза мгновенно начала полет. Ме-е-е-едленный такой! То есть, у нас еще и характер имеется!

— Быстро полетели! — приказала я.

Зараза затормозила, и я снова вишу в воздухе.

— Все веточки по одной повыдергиваю, — пригрозила метелке.

И ветер засвистел в ушах.

И свистел все сильнее и сильнее, пока я не вспомнила, что:

— Нам в чертовое общежитие нужно, к коменданту.

Метла зависла, а затем помчалась втрое быстрее. Вроде даже кто-то визжал, но не хочется думать, что это была я. А потом раздался звон разбитого стекла, а потом метла остановилась, а я, сжавшись и зажмурив глаза, уже только прошептала:

— К коменданту чертового общежития, на втором этаже это... Н н-н-не г-г-гони т-т-так б-б-больше...

Внезапно меня кто-то обхватил за талию, дернул, разделяя с метлой, и попытался поставить на ноги. Попытался, это потому что я в этого кого-то вцепилась руками и ногами, как в метлу, лбом уткнулась и мысленно порадовалась, что новый объект для полетов — он повнушительнее и понадежнее будет. И, собственно, уцепившись покрепче, я приказала:

— А теперь п-п-полетели, только не быстро.

— Не думаю, что это хорошая идея, — прозвучало у меня над головой.

— С-сама не в восторге, лучше бы пешком дошла, — пробормотала, цепляясь покрепче, для чего сжала пальцами ткань одежды так, что так затрещала.

Ткань? Одежда?!

Я стремительно глянула вниз и узрела дощатый пол и две ноги в черных туфлях!

В следующее мгновение я отцепилась и торопливо отпрыгнула и только после того, как оправила одежду и шляпку тоже поправила, только после рискнула оглядеться. Это был кабинет, за столом сидел черт: самый обычный, с рожками, пятачком, мордой хитрющей и хвостом, который сейчас лежал на столе и мелко подергивался, что ярко демонстрировало: кто-то ржет! Не, морда серьезная, но сам ржет. А потом я осторожно глянула на второго присутствующего. Вообще, второй была метла, но я ее решила игнорить за плохое поведение и потому посмотрела на второго присутствующего. Две ноги, хвост отсутствует, руки тоже две, сейчас сложены на такой нехилой груди, подбородок квадратный, нос почти как человеческий, только сильно выдающийся. Подняла взгляд выше и наткнулась на взгляд этого, который боевой черт и который ко мне сегодня приходил. И которого я заместо Арсана далеко послала.

— Зло пожаловать, — холодно произнес черт.

— Я так понимаю, староста общежития, студентка Григорьева? — ехидно поинтересовался черт, сидящий за столом.

В смысле, тот, который с хвостом и ржет на меня втихую. И я бы ему сейчас сказала пару ласковых, но тут декан на меня так глянул...

— Нет, это не я! — ляпнула с перепуга.

— Как не вы? — откровенно расстроился черт, на груди которого я разглядела табличку: "Прыгачес С., комендант чертового общежития".

— Вот как-то так, — я нервно схватила метлу.

Дернула ее, вырывая из зависшего в воздухе состояния, и тут услышала:

— Григорьева, чувствую, вам светит высший бал по Теории Лжи.

Зло глянула на декана — у него, кстати, табличек не было, а жаль. Да, надеюсь, он какой-нибудь Спотыкайчес!

— Ага, лжем, значицца, начальство обманываем, да? — Прыгачес С., подергав пятачком, поднялся. — Значит так, Григорьева... Э... Григорьева, а куда вы, собственно, смотрите?

На трусы я смотрела. Меховые. Длинные такие, до колен почти. И мех тоже длинный, темно-коричневый, и такое ощущение, что на черте ничего нет вообще. То есть, типа, его родное, шерстью покрытое тело. Но трусы там были. Прыгачес оказался с явно не говорящей фамилией, и жирок как раз и делал зримо заметной резинку на этих самых трусах. Угу, меховых.

— Григорьева! — взревел комендант. — Прекратите немедленно!

— Прыгачес, стареешь, друг, я бы на твоем месте наслаждался столь явным интересом со стороны юной и привлекательной ведьмочки, — вдруг вставил декан.

Я остолбенела, комендант взвизгнул:

— Да какая тут привлекательность? Она же тощая, смотреть не на что!

— Не скажите, уважаемый, — протянул декан, пристально на мои ноги глядя, точнее, ту часть, что начиналась там, где заканчивались чулки, и заканчивалась там, где начиналась юбка.

— Э, а куда вы, собственно, смотрите? — возопила я.

— Нет, ну если в этой плоскости рассматривать, — задумчиво высказался комендант, — то очень даже...

И оба черта совершенно беспардонно принялись созерцать... я уже обозначила, что именно созерцали.

— Так, ладно, Григорьева я! Зачем вызывали?

Мою признательную речь, как и вопрос, проигнорировали напрочь. И, я так понимаю, это была месть. Такая тонкая, издевательская, молчаливо-созерцательная месть. И, как-то совсем не ожидая от себя, я мрачно пригрозила:

— Плюну!

Оба черта мгновенно отреагировали, переведя созерцательные взгляды с юбки на, собственно, лицо.

— А, ну теперь все ясно, — усмехнулся декан.

— Да-а-а, стало быть, Маренушка тебя наградила, — хмыкнул комендант общежития.

Не видела причин отрицать очевидное и потому согласно кивнула.

— Влипла, — улыбнулся декан.

После чего развернулся и направился к выходу.

— Э-э-э... — начал, было, комендант. — Да как же... Да они ж ее... Да...

— Разберется, — безразлично парировал выходящий декан, — не проклянет, так плюнет.

И он ушел. Осталась я — с чувством грандиозной подставы в душе, метла — с чувством абсолютного отсутствия стыда и совести, и черт Прыгачес С. — с меховыми трусами. И вот я, не выдержав, с нескрываемым любопытством спросила:

— Слушайте, а трусы вам зачем?

Черт после моего вопроса побагровел и прорычал:

— А вам, Григорьева, зачем?

— Э... эм... чтобы были, — нашлась с ответом я.

— Вот-вот, — гневно глядя на меня, пробормотал черт.

— Да, но у нас-то они для приличия, — продолжила я изыскания на тему меховой детали чертового гардероба.

Черт, прищурившись, прошипел:

— Видел я ваше "приличие", такое приличие не то что людям — чертям стыдно показывать!

Как-то невольно поправила юбку, натягивая пониже, и продолжила:

— Но у меня-то они под одеждой спрятаны, а вы, непонятно с чего, под свою шерсть их маскируете...

— Григорьева! — вопль черта не дал договорить.

А я что, я только спросила ведь, ну ведь действительно странно это в таких...

— Штаны это! — продолжал орать комендант. — Короткие штаны! А меховые, потому что мы свой народ уважаем и одеваемся в соответствии с традициями!

Традиционные трусы — звучит гордо.

— Хватит ржать! — взревел черт, нервно ударяя хвостом по столу.

— Да что вы, милейший, я даже не улыбаюсь, — попыталась заверить черта.

Но таки он был прав — просто традиционные тру... ладно, штаны, но все равно весело же. И ухохатывалась не только я: метлу тоже сотрясала характерная дрожь.

Глядя на все это, Прыгачес психанул и прошипел:

— В общем, так, Григорьева: на первом этаже шестая и седьмая комнаты загажены так, что в них жить невозможно, вот иди и разберись! Пошла, я сказал!

И я пошла, точнее — мы с метлой. Да мы побежали просто, чтобы, едва выйдя в коридор и закрыв двери, поспешить отойти подальше, прежде чем меня разберет хохот.

Но стоило мне оглядеться... и смех погиб в зародыше. Потому что здесь было грязно! Вот просто до ужаса грязно! Пол оказался липким, причем настолько, что каблуки прилипали. Стены грязные, обшарпанные, со следами еды, когтей и пятен, о происхождении которых даже думать не хотелось. И с трудом угадывалось, что когда-то пол был черным, а стены красными, потому что сейчас и то, и другое представляло собой пятнистый натюрморт с гнилыми огрызками яблок, окурками, ошметками еды, битой посудой и шматами грязи повсюду!

Ужас!

Нет, не так: ужас-ужас-ужас!

И, ко всему прочему, тут воняло. Дико. Непередаваемо дико, причем парфюмом. Таким горьким мужским парфюмом, от которого глаза резало. И вонь становилась все сильнее и сильнее, и...

— Вот ты и попалась, козочка моя, — прошептал кто-то, обнимая меня сзади за... грудь.

Слава духам — это оказалась не постоянная вонь, а статичная. В смысле, это не тут так воняет, это черт!

Недолго думая, крутанула метлу и ткнула черенком назад. Сзади взвыли, мгновенно высвобождая ведьминскую грудь и с глухим стоном оседая на пол. Повернулась: тот самый черт в алой рубашке, которому меня коварный Топтыгин вместо Машеньки отправил.

— М-м-машун-ня, — заныл Арсен как-его-там, — козочка моя, за что?

Метла непроизвольно вскинулась и треснула черта повторно.

— Твою ж...! — взревел черт.

Ох, уж и эта метла... даже не ожидала подобной кровожадности от магического предмета, но от тотального избиения черта спасла лишь моя твердая рука. И вот уже потом, когда матерящийся черт вскочил на ноги и грозно двинулся на меня, я соизволила сообщить:

— Староста чертового общежития Григорьева.

— Что?— не осознал черт.

В этот момент с потолка что-то шмякнулось на пол. Черт — сразу видно, что именно он здесь живет — привычно отошел в сторону, я воззрилась на что-то склизкое, вонючее, заплесневелое.

— Слушай, — я продолжала внимательно рассматривать нечто, — а что, у вас тут вообще не убираются?

— А зачем? — хмыкнул Арсен. — Нам лень.

Мне вспомнилась башня, в которой меня поселили, и возник вопрос:

— А кто вообще убираться должен?

— Дежурные, — последовал ответ.

И мне все сразу стало ясно. Просто какие с чертей уборщики? Ну, собственно, здесь наглядно и было видно, какие.

Не обращая больше внимания на черта, которому меня Топтыгин в подарок пообещал, я направилась по грязному коридору до лестницы, там замерла: духи свидетели, спуститься здесь, не свалившись, было бы подвигом. И поэтому мне не оставалось ничего другого, кроме как устроиться на метле и сказать волшебное:

— В печь суну.

Метла как миленькая тут же исполнила свой долг по доставлению ведьмы на первый этаж. Так вот, только здесь я поняла, что на втором еще было относительно чисто! Потому что тут оказалась просто помойка! Горы, реально горы мусора! Вонь несусветная! Занавески... уже точно не занавески. С потолка чуть ли не течет! Стены в подтеках... страшно представить, от чего. И да — вонь внезапно начала усиливаться. Обернулась — так и есть, Арсен подбирается ближе. И ладно бы только Арсен: из открытых дверей, втягивая носами воздух, вдруг потянулись черти!

— Ух, ты, ведьма! — заявил один из низших, то есть рожки, хвост, копыта и трусы меховые в наличии.

— Какие ножки, — дергая пятачком, заметил второй.

Я просто на метле сидела, так и не рискнув ступить на пол.

— Корсетик славный, — добавил третий, подбираясь поближе.

— Это моя, — сообщил всем Арсен.

И я испытала нечто сродни благодарности, потому как черти перестали ко мне подтягиваться и остановились.

— Так у вас, боевиков, второй этаж, ты чего ее к нам — на экскурсию привел или похвастать? — раздался густой бас.

Я повернулась на голос: этот черт был огромен. Как шесть соплеменников разом. Плечи ого-го, рога — ой, мама, клыки — ух, где мои тапки, а глазищи кровью налиты. Но это все как-то не вдохновило, а вот номер над дверью '6' — он да, привлек внимание. Тронув метлу, я направила ее к этой комнате и затормозила шагах в десяти, потому что оттуда воняло просто убийственно. И не грязью, не гниением — нет! — там витал знакомый дух самогона!

— Эй-эй-эй, — черт-громила выставил волосатую руку, — ты куда намылилась, а?

— А я, — стремительно начала шарить по карманам в поисках платка, — я староста общежития, вот. Что у вас там?

Черт проследил за моими манипуляциями, хмыкнул, когда я на груди платок искала, осклабился, когда и там ничего не нашла, и по-доброму так, по-мужски:

— Летела бы ты отсюда, швабра тупоголовая, пока я тебе твою леталку знаешь, куда не впихнул?

Я остолбенела.

Черт продолжил:

— Староста, не староста, мне по... Все усекла?

Не усекла. Смотрела на черта подергивающимися от нервного тика глазами.

— И чего клипаешь? — все так же протяжно, по-доброму пробасил он. — Давай-давай, молнией отседова. Скажешь Прыгачесу, что все, мол, замечтательно, лучше и не придумаешь, бумажонку подпишешь — и вали в башню свою, острошляпая...

— Бумажонку? — переспросила я, перестав даже кривиться от вони.

— Бумажонку, — повторил черт. — Разрешительную бумажонку на поселение. Подпишешь да главному домовому передашь. Ты же не хочешь несчастный случай, да?

Из всего этого я поняла главное. Тут примерно как у нас: ответственность за общежитие ложится на старосту, он с домовыми договаривается, те и пускают на постой. А коли договора, скрепленного подписью, нет, а новый староста есть... Нет, вообще в таких случаях договариваются обычно, срок там испытательный — и все дела, но тут уж как-то махровым цветом зацвела моя расовая к чертям нетерпимость, и следующим, что узрел здоровущий черт, была моя во все зубы улыбка, после которой я сообщила громиле рогатому:

— Побреешься!

— Что?— осип он от неожиданности.

Даже не собираясь ему отвечать, я скомандовала:

— Метла, к главному домовому меня!

И метла как сорвется, а позади рык:

— Хватай ведьму!

Но нас уже было не остановить: моя метлючая вредина, выбив стекло, вынесла меня прочь из чертового общежития, а то, что я в полете опять приняла позу "баран на вертеле", это вообще ничего не значит. Зато мы летели, летели, летели вверх, а потом резко вниз, промчались между деревьями, подлетели к огромному дубу, и метла, зависнув, трижды постучала по стволу.

— Да-да, — апатично раздалось из дерева, — знаю-знаю, новый староста чертового общежития, там все здоровски, просто-таки эльфы с досады плюются, да. Бумажонку-то мне киньте, потом подберу, ага.

Вот черти, домовых — и тех достали, а!

— Да, это я, Григорьева, — пытаясь хоть как-то на метлу вскарабкаться, сообщила домовому. — А там все плохо, эльфы — те вообще бы на суку после такого повесились, и они это — самогон же гонят прямо в общежитии!

В стволе дерева стало как-то очень напряженно тихо, потом открылась дверь, показались ноги в красных сафьяновых сапожках.

— Фу, срамота, — высказались не ноги. — Чай, только на метлу села?

— Ага, — отозвалась я, прилагая титанические усилия, чтобы не свалиться.

— Ну, стало быть, залетай, Григорьева, — смилостивился домовой.

— Станислава я, — выдохнула, когда метла осторожно влетела.

— Стаська, стало быть, — решил домовой. — А я Никодим. Водки будешь?

Тут я попросту разжала пальцы и бухнулась на пол. Благо, падать было невысоко. И уже там, лежа на теплом древесном полу и разглядывая аккуратное жилище, выдохнула:

— Буду. Чай малиновый. Есть?

— Есть, как не быть, — усмехнулся домовой.

У домового мне очень-очень понравилось. Три круглых окошка давали много света, сам дом очень теплый, атмосфера дружелюбная, столик светлого дерева, а на столе книга... из серии про "как", в смысле, эта была "Как приструнить чертей".

— Да давить их, гадов, надо! — в сердцах выдохнула я.

И с этого момента между мной и старшим домовым установилось абсолютное взаимопонимание.

Спустя час, три чашки чая для меня и пять стаканов водки для него, дядь Никодим учил меня жизни:

— С подарками ходить начнут — гони!

Я понятливо кивнула, да что там — кивнула — я записывала! Для чего мы выдернули из книги несколько листов, а домовой мне от щедрот душевных цельный огрызок карандаша выдал.

— Угрожать станут — не слухай, — продолжал дядь Никодим. — Ты вот что обмозгуй, Стасенька: на территории университета меж студентами драки да побоища ни-ни. Записувай.

"Драки ни-ни", — послушно записала я.

— А вот коли порядки наведут, тады и подписувай... на денек, стало быть.

"На денек можно", — торопливо записала, и мы с домовым похихикали подленько и гаденько очень.

Ибо чертей ждали суровые времена.

— И сколько так чертей мурыжить можно? — поинтересовалась я.

— Неограниченное количество предписаний, — обрадовал меня дядь Никодим.

Мы, стало быть, собирались вновь подленько похихикать, но тут в дом постучали. Не в двери там, не в окно, а в дом. Отчего дом весь задрожал.

— Входи уж, — отозвался домовой.

И в комнату вползла голова нечта: огромная, темная, двенадцать глаз мигнули красным, — и нечто вопросило:

— Договор?!

— Нема договора, — хихикнул дядь Никодим.

— Черти! — взревело вновь чудище.

— Действуй согласно инструкции, — весело посоветовал домовой.

— Понял, — еще один рык.

И чудище убралось из домика.

— Ну, за успех! — провозгласил домовой.

Мы чокнулись — я чашкой с чаем, он кружкой с самогоном — и выпили.

— А что, дядь Никодим, давно ли вы в УВМ служите? — спросила я. Домовой ухнул, закусил огурчиком соленым, после подпер щеку кулаком — взгляд его затуманился — и начался рассказ:

— О ту пору, как молод был, жил я в деревеньке Утятино — домик мне выделили знатный, ведьминский — и, стало быть, зажили мы с Ульяной Никиморовной душа в душу. Она на ночь на облет владений своих, я ей и приберу, и с котом Борькой дров натаскаю, и тесто замешу, и пирогов напеку румяных. А она вернется, раскрасневшаяся с мороза, румяная, что яблочко наливное, улыбнется белозубо, да и впорхнет в избушку-то, а у нас уж и пироги, и самовар. И сидим до рассвета, чаи распиваем, о жизни да о делах разговоры всякия...

Он вдруг умолк. А я жадно спросила:

— Дальше? Дальше-то что было, а?

— Дальше, — дядь Никодим тяжело вздохнул. — А дальше, Стаська, случилось горе-горюшко: заехал в деревеньку нашу боевой маг.

— Ой, — вскрикнула я.

— То-то и оно, что "ой", — домовой сник. — Закружилось у них, завертелось, не вернулась под утро моя Ульяна, токмо к закату пришла... Глазки-то шальные, на щеках румянец, да не с морозу, коса расплетенная, губы — губы-то пунцовые, и улыбка така, что не сходит. И, стало быть, заговоришь с ней, а она сидит, в одну точку глядит, словно в неведомое, да улыбается.

— И... и... и, что? — спросила отчего-то шепотом.

— А чего уж тут рассказывать — и ничего, — в сердцах ответил Никодим. — День ходила счастливая, второй, да пятый, а опосля маг-то тот с нечистью болотной разобрался, ведьму-то поцеловал, по заду шлепнул, сказал "бывай, красавица", да и был таков.

— Ох, ты ж, черт!

А что тут еще скажешь? Черти, они гнусные, прям как эта ситуация.

— Ой, и тосковала она, ох, и плакала, чуть волосы на себе не рвала. Исхудала вся, одни глаза-то и остались, уж как не выплакала, я и не ведаю.

Мы помолчали, после я спросила:

— А потом? Потом что было-то?

— Потом... — лицо домового стало вдруг жестким, — ушла она, Стасенька. Точнее будет — улетела. По ночи, не прощаясь.

— Куда улетела?

— Дак, к нему в столицу, — дядь Никодим плеснул себе еще. — Это я все потом узнал от знакомого домового. Прилетела она к этому, чтоб его черти порвали, любовь она, Стась, гордости-то лишает. Да только зря летела: у него таких ведьм две штуки — покорные, красивые, а уж что гордость давно забыли, про то и речи нет.

— И он ее... выгнал? — я уже исключительно шептала.

— Лучше бы выгнал тогда, — тоже шепотом ответил домовой. — С ним она жила, полюбовницей-то.

Недоверчиво гляжу на домового. То есть, не то чтобы словам не верю, нет, домовые народ честный, просто как понять "с ним жила", коли там еще две ведьмы имелись.

— Д-долго жила? — спросила осторожно.

— С год где-то, — произнес дядь Никодим, — а мы с Борей ждали и ждали-то, что вернется, одумается, что проснется гордость-то четвертой полюбовницей у энтого, с кровью демонов, жить.

И тут я как заору:

— Чего?!

Домовой как раз себе самогона еще наливал, а от моего вопля едва не расплескал все. Взглянул укоризненно, рукавом стол вытер и хмуро спросил:

— Чего орешь?

Ну, я раскрывать-то карты не стала, просто уточнила:

— Речь-то случаем не о лорде Тиаранге-то?

И замерла, ответ ожидаючи.

— О нем, будь он трижды проклят, о нем, изверге.

Слов нет, одна ругань позорная. Правда и вопросик:

— Дадь Никодим, вы сказали, что две ведьмы у него было, а потом говорите, что четвертой полюбовницей стала. А что, и третья была?

— Была, магиня какая-то, вродь, даже адептка из этой ихней АБМ, тож с ними в одном доме жила. Дом-то большой, комнат много, вот он и поделил дом на две половины, стало быть, на одной эти живут, между собой не ссорятся, а на вторую половину им ходу нет, он сам коли хочет — приходит, а коли нет — так и кукуют они в одиночестве.

— Э-э-э, — все еще слов нет, — а что он, ко всем?

— Нет, Стаська, не ко всем, а к кому пожелает, к той и придет.

Дадь Никодим выпил залпом и продолжил:

— К моей-то ходить совсем перестал. Месяц она ждала, второй, третий, да и, собрав вещи, ушла поутру, только...

— Только что?

Махом выпив все из кружки, домовой ударил ею о стол и в сердцах ответил:

— Вот только не отпускал он ее!

И только я собиралась дослушать жутко слезливую историю, как в домик снова постучали. Не в пример сильнее: бутылка едва со стола не свалилась, а после раздался рык:

— Никодим, ты что творишь?

Домовой охнул и прошептал:

— Ох, Владлен Азаэрович!

И полез под стол.

— А кто это? — тоже шепотом спросила я.

— Д-декан, — заикаясь, ответил домовой, — ч-ч-чертового факультета... Меня нет!

Следующий удар заставил покоситься картины на стенах и жалобно заскрипеть шкаф.

-Никодим! — рявкнул взбешенный черт.

-Нет меня, нет, — настолько тихим шепотом, чтоб никто не услышал, выдал домовой.

И тут одна из картин со стены грохнулась и стекло защитное взяло и разбилось.

-Охохонюшки, — жалобно простонал владелец дома.

— Никодим, разнесу к демонам всю твою хибару! — заорал черт.

И у меня сдали нервы. А когда у меня сдают нервы, чертям лучше на глаза мне не показываться!

Вскочив, я схватила свою боевую метлу, в пять шагов пересекла дом домового и распахнула дверь в тот самый момент, когда взбешенный черт занес руку для очередного удара.

И он такой грозный был, такой злой, с лицом таким перекошенным и шеей мускулистой, конкретно вздувшейся, что мои нервы мгновенно прекратили сдавать, тихо-мирно вернулись обратно, оставляя хозяйку совершенно неспособной вести диалог. И потому, когда черт разъяренно взглянул на меня, я всего лишь пролепетала:

— А нас нет дома.

На лице черта отразилось заметное удивление, и он поинтересовался:

— Кого вас?

— Меня, метлы и домового, — отступая и пытаясь прикрыть дверь, сообщила я.

Дверь закрыть не удалось, потому что кое-кто был против. И этот самый кое-кто внимательно оглядел меня, метлу, домового, который, в свою очередь, из-под стола выглядывал, и задал нетривиальный вопрос:

— А вы что, вместе живете?

— Да! — отбросив метлу и вцепившись в дверь, чтобы, наконец, закрыть ее, ответила я.

Черт продолжал держать одной рукой вообще без какого-либо напряжения и, странно улыбаясь, смотрел на меня, чтобы в итоге поинтересоваться:

— А что вы делаете?

— Дверь закрываю! — рявкнула я, упершись ногой в стену и продолжая свое правое дело. Тянуть ручку на себя, то есть.

— Так вас же дома нет, — ехидно заметил Владлен Азаэрович, не испытавший ни малейшего дискомфорта от вовлеченности в процесс моей ноги.

Более того, он почему-то странным образом стал смотреть, собственно, туда, откуда ноги брали начало, и как-то даже про домового забыл.

Я еще раз, отчаянно пыхтя, потянула на себя дверь, и только потом сообразила.

— А куда вы, собственно смотрите? — возмутилась, мгновенно опуская ногу и натягивая юбку пониже.

— Уже никуда, — ничуть не смутившись, соврал подлый развратный декан чертового факультета. — Так, говорите, вас дома нет?

— Именно так, — уперев руки в бока, ответила я.

— Хм, — черт — а он был на земле, а дверь-то — она метра на полтора от земли будет — еще раз оглядел меня с ног до головы и поинтересовался:

— А когда вернетесь?

— Куда вернемся? — не поняла я.

— Домой, — зло пояснил черт.

И так как лицо его опять-таки приняло зверское выражение, я, не задумываясь, ответила:

— Никогда!

— Это как? — вновь удивился декан. — Знаете, удивительное дело: и дома вас нет, и возвращаться вы не планируете...

— А чему удивляться?! — воскликнула я. — Вы бы на себя в зеркало взглянули, тоже бы возвращаться домой отказались!

У черта медленно, но верно, яростно сузились глаза.

— Беги, Стаська, — сдавленно посоветовал домовой из-под стола, — ты ж его смертельно обскорбила же...

— Чем? — искренне не поняла я.

— Балаганом! — зло просветил Владлен Азаэрович.

На это я могла разве что заметить:

— Эм... — и предпринять отчаянную попытку в очередной раз закрыть двери.

Руками вообще без толку было, и потому я уперлась уже двумя ногами в стену и потянула изо всех сил, и, может быть, даже получилось бы, если бы кое-кто не прошипел:

— Это уже переходит все границы!

Затем был треск, а после я повисла, держа дверь, причем висела в паре сантиметров от зверской морды декана чертового факультета, который эту самую дверь держал на вытянутой руке.

— Мама! — прошептала перепуганная ведьмочка перед лицом разъяренного черта.

У декана заметно дернулся глаз, после чего он, декан, а не глаз, прошипел:

— Вы что там пили, Григорьева?!

— Чай, — чувствуя, как слабеют пальцы, ответила я.

— Какой чай? — прорычал Владлен Азаэрович.

— Малиновый.

— Да? — меня медленно опустили на землю, и, как только туфли коснулись твердой почты, я разжала пальцы, отпуская дверь.

Последнюю мгновенно отшвырнули, и та разбилась на щепки метрах в десяти от нас. Одно могу сказать точно: восстановлению дверь уже не подлежала.

— Никодим, — прорычал черт,— ты малину откуда взял, сволочь?

Из-под стола донеслось сдавленное:

— Так в лесу, почитай, и нетушки...

— Откуда! — заорал черт так, что у домового все оставшиеся картины рухнули на пол.

И, едва стих звон стекла, раздался тоненький, дрожащий голосок:

— У...у... у феек, к-которые это, феячат потихонечку...

Несколько секунд черт молча смотрел в небо. Молча, внимательно, обреченно даже, потом тихо, но как-то очень четко и слышно, произнес:

— Никодим, я не буду тебя убивать. Не буду, поверь.

— Правда? — шепотом спросил домовой.

— Правда, — выдохнул Владлен Азаэрович. — Просто, мать твою, руки-ноги повыдергиваю и в ж...— тут декан заметил мой шокированный до предела взгляд и уже гораздо спокойнее добавил. — И в пасть засуну.

— Ух, ты, — восторженно протянула я, с восхищением глядя на черта, — какой вы грозный...

— Что? — вмиг осип черт.

Но в этот момент мои загребущие ручки уже обвивали его талию, вздымающаяся грудь притискивалась к его груди, а губы шептали прямо в зверскую морду:

— Такой мужчина... Такой грубый... Такой зло-о-ой... Злодеюшечка ты моя... Гневушечка. Зломордушка осерчавшая...

Внутренний голос медленно обалдевал, я и сама была в шоке, хуже того — в ауте — и тут Владлен Азаэрович прошипел:

— Нет, Никодим, все-таки урою, падла.

После чего схватил меня за руку и потащил куда-то, невзирая на мои попытки сопротивления и метлу, которая грустно потащилась следом. Да что там — метла — мне самой вдруг так тошно стало, и, размазывая слезы по лицу, я вдруг как завою:

— Га-а-ад, жестокий! Я к нему всей душой, а он! И хватает же совести: обаял, соблазнил, слова говорил сладкие, шептал всякое. Туда, откуда ноги растут, смотрел-засматривался, из дому вытащил, а теперича что? Изверг, как есть, изверг!

Двое идущих навстречу друидов застыли изваяниями, потрясенно глядя на взбешенного черта.

— Зла! — хмуро поздоровался тот, ускорив шаги и тем самым быстрее меня потащив.

А у меня и так ноги заплетались! И я чуть не падаю, а он...

— Отпустите меня, вы, хам! — на весь заканчивающийся лес заорала я.

Черт остановился. Застыл на секунду, потом медленно повернулся, отчего-то тяжело дыша, и прошипел:

— Слушай ты, Григорьева, еще одно слово, еще вот хоть одно слово...

И был он весь такой большой! Грозный! В костюме таком, который плечи облегал. И взгляд такой, жаркий и...

— Возьмите меня! — возопила я, подаваясь ближе к этому всему с мускулами и клыками.

Мужик остолбенел, меня ничего уже не смущало.

— Владулеп Азапэрошич, — низко и хрипло прошептала я, притискиваясь к декану, — вы...

— Владлен Азаэрович! — разъяренно поправил он.

— Вла... — попыталась повторить я. — Вла... как тебя там...эээ... Ээээ...

С тихим, но таким явно прочувствованным проклятием, декан чертового факультета схватил меня, перебросил через плечо и стремительно зашагал вдаль. До горизонта, стало быть. А на меня вдруг такой исследовательский интерес напал и вопрос на тему "а куда у боевых чертей хвост девается", просто-таки лишил сна и покоя, и...

— Студентка Григорьева, прекратите немедленно стаскивать с меня штаны! — рявкнул черт, прервав мою исследовательскую деятельность.

— Да тихо вы! — шикнула я на декана. — У меня тут, может, тайна века сейчас будет открыта, я, может...

Меня рывком сорвали с плеча, поставили на землю, после чего Владлен Азаэрович поправил брюки, затянул ремень сильнее, мрачно глянул на меня и, видимо, чтобы оставить мучиться в безызвестности по поводу исчезновения у боевых чертей хвоста, схватил на руки, сжал так, что не пошевелиться, и понес дальше.

И тут я сказала:

— А, между прочим, я девственница!

И зачем сказала, ума не приложу.

— Счастлив, — прошипел взбешенный черт. — Но вот верится с трудом.

— Хам, — задумчиво констатировала я, глядя в синее небо.

Владлен Азаэрович споткнулся, метнул на меня ненавидящий взгляд и понеся едва ли не бегом. Причем не по дороге, потому что все время что-то перепрыгивал, и вообще, меня трясло и шатало и, как-то вследствие этого, потянуло пофилософствовать:

— А скажите, — загадочно протянула я, — а вот умеют ли камни любить?

И мы зависли. Не знаю где, но, мне кажется, что висели немного, а после сиганули вниз. Куда вниз — я не видела, у меня тут такое небо шикарное было и мысли тоже.

— Умеют, — уверенно протянула я. — Вот, даже камни умеют любить. И только черти нет.

— Что? — прорычал декан, когда мы куда-то бухнулись.

Нет, я не упала, а он, кажется, да. На колени.

— Вы мне молитесь? — спросила отвлеченно. — Это потому что я правду поведала? Хорошо-то как — Станислава, богиня правды. Звучит, да?

— Еще как! — черт рывком поднялся на ноги. — Чудная бы вышла эпитафия!

— Боги бессмертны, — поведала я ему, пока декан снова куда-то шел. — Странно, что вы об этом не знаете. Вы безграмотный, да?

Из горла боевого черта вырвался какой-то хрип, а потом он резко свернул, и небо исчезло. Вот взяло и исчезло, сменившись полупрозрачным потолком, по которому вились лианы, и на них росли цветочки, ну, прям, как звездное небо. И я решила, это небо тоже очень даже ничего, так что буду смотреть на него.

И тут Владлен Азаэрович остановился и зло сообщил кому-то:

— Вот!

— О, поздравляю, — певучим хрустальным голоском ответил кто-то, — всего вам злого, детей побольше, тещи поопытнее и...

— Слушай ты, фея, — окончательно слетел с катушек черт, — я тебе сейчас крылья к демонам вырву и...

— Хам, — задумчиво констатировала я.

После такого меня вдруг отнесли куда-то и уронили. Вот взяли и уронили на диван, после, с чувством выполненного долга, руки вытерли, словно я вообще что-то грязное, наградили убийственным взглядом и ушли.

И откуда-то справа донеся взбешенный голос:

— Слушай сюда, Лепестук Лепестоковна...

— Лепесток Фиалковна! — поправил звенящий от гнева женский голос.

И мне стало ну оч интересно, кто это. А потому я приподнялась, кое-как ноги опустила на пол и села с пятой попытки — метла помогла, она, оказывается, тоже тут была. И вот только я села, взгляду моему представилась чудесная картинка: взбешенный черт перегнулся через стол и рычал на такую маленькую худенькую феечку с крылышками...

И рычал черт так выразительно:

— Слушай ты, Феячковна, я тебе сколько раз говорил головой думать, что ты на своем экспериментальном закутке сажаешь, а?

Феечка была явно не робкого десятка, и, несмотря на то, что черт ее едва ли не под стол загнал, умудрялась отгавкиваться:

— А кто, кто в универе за безопасность отвечает? Что я, виновата, что ли, что ты толком обезопасить наш сад не в состоянии, а?

— С-с-сад обезопасить? — взревел Владлен Азаэрович. — Ты, Травинка Болотяковна, обязана, мать твою водяному, докладывать мне, и папашу на корм гадюкам, наименование растительности, которую высаживаешь в своем, мать его, саду! Где список?!

И феечка мгновенно сменила линию поведения.

— Владлен Азаэрович, родименький, ну что же вы так всполошились-то, а? Будет список, будет, ну, виновата, да, забегалась, занести забыла, ну, с кем не бывает. В чем проблема-то?

— В ЧЕМ ПРОБЛЕМА? — заорал декан чертового факультета. — В этом!

И его палец самым беспардонным образом указал на меня.

Феечка тоже на меня посмотрела, улыбнулась клыкастенько и протянула:

— Так миленькая вроде. И грудь, и талия, и ножки ничего, и светленькая, как раз в вашем вкусе, Владлен Азаэрович...

— Да неужели? — язвительно протянул черт. — Слушай сюда, Лепесток Фиалковна, — и вот от его такого вкрадчивого тона феечка побелела и улыбаться перестала и действительно на черта уставилась, как зачарованная. — Вот это, — на меня снова указали пальцем, — новый староста чертового общежития! И оно внаглую не подписало листок о заселении. Тебе рассказать о последствиях?!

— Ох, — феечка испуганно втянула шею в плечи. — Г-говорила тебе, Владленушка, уступи ты этой Маре Ядовитовне. Ну, раз бы ты с ней, другой, да и перебесилась бы баба, а так...

— Убью! — выдохнул декан.

— А чего я? Я ничего, я дальше слушаю. Может, помочь чем? — засуетилась фейка.

— Это в адекват приведи! — рявкнул черт.

Феечка с сомнением оглядела меня и осторожненько спросила:

— А чего с ней?

Широко улыбнувшись, я ответила:

— Все шикарненько!

— Малина с ней, — прошипел декан чертового факультета, — угадай, чья.

— Ой, сорняк доставучий... — протянула фейка так, что у черта вытянулось лицо.

— П-п-подробнее! — рыкнул он.

Сбледнувшая фейка дрожащими руками открыла ящик стола, достала оттуда какие-то бумажонки и протянула декану, упрямо глядя в пол.

Черт их схватил, развернул и прочел вслух:

— Сорта зачарованной малины. Сочувствие, Отвага, Глупость, Чрезмерная глупость, Отчаянность, Вожделение, Тупость, Страсть, Исследовательский инстинкт, Мыслитель, Божественность... — он остановился, а после ласково так:

— Лепесточек, зеленюшечка ты моя, а я тебя УБЬЮ! УБЬЮ, ТВОЮ МАТЬ, И ПОД ЭТОЙ МАЛИНКОЙ ПРИКОПАЮ!

И я как-то даже не удивилась, когда фейка юркнула под стол да там и затаилась. Нет, я вовсе этому не удивилась, зато я глубокомысленно заметила:

— Удивительное дело, Владлен Азаэрович: в то время как прирожденный философ способен планомерно загнать противника в угол, вы собеседников загоняете исключительно под стол. Интересно, к чему бы это?

— К дождю, — брякнула из-под стола Лепесток Фиалковна.

В помещении раздался отчетливый скрежет зубов, а после черт простонал:

— Приведи ты ее в норму! У меня триста чертей топчутся перед общагой, без возможности вселиться! Им что, ночевать под открытым небом?!

— Ага! — радостно сообщила я.

Черт прикрыл глаза, медленно, протяжно так выдохнул и очень сдержанно приказал:

— Приведи это в норму, немедленно!

Под столом завозились, и феечка — осторожненько так — протянула:

— Двенадцать часов воздействия...противоядия нет. Прости...

И стало тихо. Так тихо, что, когда в небе громыхнул гром, я все рулады раскатов расслышала — здорово так.

— Хорошо, — отчаянно сдерживаясь, выдохнул декан чертового факультета, — варианты?

— А ты уговори ее, может, подпишет? — робко предложила фея.

— Да счас! — заявила я, и метла со мной полностью была согласна. — Там помесь хлева со свинарником, самогонный аппарат и вонь прямоходящая!

— Какая вонь? — переспросил черт.

В небе опять громыхнуло, потом сорвались первые крупные капли дождя. На лице декана вновь поселилось зверское выражение, и он прошипел:

— Дождь! Потрясающе! А завтра у меня половина студентов с воспалением легких будет!

И мне вдруг как-то жалко так чертей стало. Вот очень-очень жалко, а тут еще дождь и... и метла. Вот она со мной тоже была солидарна, и я сказала:

— А давайте сюды вашу бумаженцию.

Владлен Азаэрович сначала явно ушам не поверил, а потом схватил какую-то папку, метнулся ко мне, сел рядом, достал стандартный лист-разрешение на заселение, разместил на папке и ручку достал...

Дождь между тем усиливался, а я почему-то спросила:

— А где хвост покажете?

— Что? — прошипел он.

— Хвост, — говорю, — вы не дали штаны снять, а там хвост. Я просто-таки спать не смогу, если не узнаю, где он, — и придвинувшись ближе к декану, я жарко прошептала:

— Покажете, а?

Владлен Азаэрович закрыл глаза секунд на пять, ме-е-е-е-едленнно выдохнул, посмотрел на меня, улыбнулся и ласково так:

— Конечно, Стасенька, обязательно покажу. Я тебе все покажу — гораздо больше, чем ты способна увидеть — ага? А сейчас будь хорошей ведьмочкой — подпиши листочек.

— Уау, — восторженно выдохнула я.

И подписала. Ага. Так и написала: "Санкционирую заселение в чертовое общежитие на денек".

— Какого... — прошипел кто-то над ухом.

— Не мешай — расписываюсь, — заявила я, ставя размашистую подпись.

И вот все время, пока я расписывалась, этот скрежетал и скрежетал, и...

— Нате, — я протянула листок Владлену Азаэровичу, — живите и помните о моей доброте.

После чего обняла метлу и... завалилась спать. Прямо там. Просто хотелось очень. И хорошо было, и чувство такое на душе — доброты и милосердия и...

И нас с метлой обеих вдруг ка-а-ак понесло куда-то вниз, а потом вверх, вбок и на диван. Только не этот, а какой-то другой. Красный такой, с золочеными ножками и подлокотниками, а еще тама был мужик.

Такой мужик!

Здоровый, широкоплечий, черноглазый, темноволосый. Нос у него оказался такой... выдающийся, морда — ух, ну, и зверская же. И росту, главное, росту превеликого. А уж тело-то, тело до штанов до самых голое и... лысое такое. Такое лысое-прелысое, разве что руки волосатые, а так — ну, весь лысый.

— Здравствуй, Стасенька, — сквозь зубы и при этом пристально наряд мой разглядывая, произнес этот мужик.

И таким он мне вдруг знакомым показался. Только что-то тут было не так.

Я отпустила метлу, и та вдруг исчезла. Странно, но не суть. Села, внимательно глядя на мужика, потом подперла кулаком щеку, продолжая сосредоточенно разглядывать, и честно призналась:

— Слушай, ты какой-то лысый.

Странное дело: этот вдруг как-то напрягся и словно бы даже зарычал.

— Нет, серьезно, — разглядывая лысое тело, продолжила я, — у нормальных мужиков волосы на груди и на животе чуть-чуть, а ты весь лысый какой-то...

Странный мужик привлекательной наружности подошел ближе, наклонился и проникновенно спросил:

— В бордель устроилась?

Вопрос удивил. Очень. Огладив юбку, я протянула:

— Это ф-ф-ф-ф-фо-ор-р-рма, вот!

— Форма, говоришь?

Он присел передо мной на корточки и уставился туда...эээ... откуда ноги растут, и потому я эти ноги быстренько свела вместе, чтобы ему жизнь малиной не...

Ох, малина! И вспомнилось мне вдруг чаепитие с Никодимом и феечка, что малину нафеячила, и этот, зломордушечка который, санкция, на денек выданная, и дух злой, и черт взбешенный, и зубной скрежет, под который засыпала...

— Ой, — протянула я, — зломордушечка теперь убьет!

Странное дело: самым невероятным образом уже почти родной зубной скрежет раздался вновь. И раздавался он из уст этого обалденного мужика. Такого широкоплечего, шикарного, сильного, темноволосого, черноглазого, и нос такой орлиный, и скулы, и подбородок мужественный и...

— Возьми меня, — жарко прошептала я, подаваясь к мужику, — я девственница.

Скрежет прекратился и раздался какой-то хрип, после чего поднявшийся мужик сипло выдавил:

— Раздевайся.

И тут на меня опять что-то нашло, и я выдала:

— Э-э-э?

А еще где-то там, на задворках сознания, звучал чей-то злой голос, перечисляющий: "Сочувствие, Отвага, Глупость, Чрезмерная глупость, Отчаянность, Вожделение, Тупость,

Страсть, Исследовательский инстинкт, Мыслитель, Божественность...". Глаза у мужика сузились, я подалась еще ближе и прошептала:

— Раздеться прямо здесь?

И тут я узрела брюки этого темноглазого, и так узнать захотелось, прямо так сильно, прямо неудержимо...

— Слушай, лысый, — облизнула губы, — а у тебя хвост есть, а? А то прям так хочется узнать, прям сил моих нет!

Застывший передо мной мужик медленно присел на корточки, заглядывая мне в глаза, и хрипло спросил:

— Стасенька, что с тобой?

И тут на меня такой умняк напал, и я задумчиво так протянула:

— Со мной? А со мной, мужик, благодать божья. И одолевает меня мысль: у всех так или я одна столь божественна... Знаешь, наверное, я бог!

— Угу, богиня, — прошипел мужик.— Слыш, богиня, ты что курила, а?!

И так он это спросил, сочувственно и переживательно, что я тут же пожалела несчастного и тихо спросила:

— Плохо тебе, да?

Мужик закрыл глаза. Посидел так с минуту цельную, опосля распахнул очи свои черные, и тут же в помещении так светло-пресветло стало, аки день белый. А этот черноглазый ко мне ближе подался, в глаза заглядывает да словно самому себе и говорит:

— Зрачки не расширены, но взгляд рассредоточен. И смена настроения молниеносная. Какая-то новая дурь, да, Станислава?!

И тут у меня появилась рука. Такая, вполне себе даже волосатая местами рука, которая из воздуха прямо легла на мою грудь и начала ее прощупывать. Я от такой наглости оторопела, а мужик напротив задохнулся бешенством и прорычал:

— Мразь, конечность оторву!

— Ага, — следя за рукой, которая беспардонно мне за корсаж забралась, сказала я, — и оторвешь и в ж... пасть засунешь, вот! Черти на меня плохо влияют...

Тут конечность нашла, что ей надо было, и сжалась.

И последнее, что я видела, как в черных глазах потрясающего мужика вспыхивает такой ярко-ярко красный огонь.

А потом стало очень темно и как-то сразу опять светло, и кто-то знакомым голосом произнес:

— Григорьева, лучше б вы храпели!

И я открыла глаза.

А за окном была ночь. Темная такая, звездная. А тут горели шесть свечей, и я на кровати лежала, а метла рядом, а надо мной склонился черт, и он в руке своей держал мой кулон, который Вреднум подарил.

— Не знаю, кого вы там во сне доставали, — прошипел декан чертового факультета Владлен Азаэрович, — но мне его стало искренне жаль.

И, отпустив кулон, черт развернулся и ушел обратно за стол, за которым чего-то писал. А я села, посмотрела на лежащую рядом метлу, взяла ее, обняла, к себе прижала, сижу, оглядываюсь. И вот, должна заметить — это не спальня.

— А мы где? — осторожно интересуюсь у злого черта.

— Мой кабинет, — хмуро и вообще недружелюбно ответили мне.

— Да? — оглядела место, на котором до этого лежала. — А зачем вам в кабинете кровать?

Очень медленно Владлен Азаэрович поднял голову и очень злым взглядом одарил. Таким злым, что я как-то сходу поняла, зачем темпераментным чертям кровать в кабинете и для каких целей они ее используют и...

— Ой, — стремительно подскакивая, воскликнула потрясенная ведьма. — А вы тут хоть простыни стираные мне постелили или как у чертей — в смысле, одна на всех?!

В руках декана боевого факультета треснуло и сломалось писчее перо.

— Не стираные, — решила я и, поставив метлу рядом, начала методично отряхивать юбку и корсет, и чулки, и даже туфли.

И вот когда я с туфлями закончила и выпрямилась, оказалось, что кто-то злой, волосатый и в бешенстве, стоит рядом. Стоит и смотрит. А потом как прорычит:

— Знаете, Григорьева, моему терпению пришел конец.

— Кстати, вопрос, — я отряхнула и лиф платья заодно, — чего я, собственно, в вашем кабинете посреди ночи делаю?

— Отсыпаетесь! — прошипел декан чертового факультета.

— А меня что, из моей комнаты выселили? — искренне удивилась я.

Резкий вдох, шумный выдох и рык:

— Значит так, Станислава, пока не подпишите мне документ, вы отсюда не выйдите!

Мы с метлой переглянулись. Не то чтобы метла на меня смотрела, но я вот точно на нее глянула, после — на Владлена Азаэровича, ему и сказала:

— Поспорим?

От моей наглости обалдели и черт, и метла, и даже я сама. Первым пришел в себя самый временем проверенный, то есть, Владлен Азаэрович:

— Послушайте, Григорьева, — начал он, надвигаясь на одну перепуганную ведьмочку и не обращая внимания на трусливо спрятавшуюся в шкаф метлу, — шутки в сторону: вы перешли границы!

Сглотнула, сбледнула, спужалась даже. Потом вспомнились слова дядь Никодима про то, что черти мне ничего не сделают, потому что в УВМ это запрещено, и я шагнула навстречу декану чертового факультета и, зажмурившись, чтоб не так страшно было, выдала:

— А драки в университете ни-ни!

В ответ тишина.

Медленно приоткрыла один глаз и... второй распахнулся сам! Потому что Владлен Азаэрович, пристально глядя на меня, расстегивал пуговицы камзола. Молча, решительно, зло!

— Ой, — я отступила, — а что это вы сейчас делаете?

Черт сорвал с себя камзол, не глядя, отшвырнул его куда-то в сторону, расстегнул рукава на рубашке, закатал.

— Владлен Азаэрович! — воскликнула я, глядя на эти молчаливые приготовления.

— Да, моя сладкая, — злым шепотом отозвался он. — И можно Влад — исключительно для тебя и только на эту ночь.

И тут что-то грохнулось. Я думала моя челюсть, но нет — только метла.

— Ты мне утром все подпишешь, — начиная расстегивать рубашку, прошипел взбешенный черт, — разрешение на заселение, ТБ, да даже договор о продаже души! И поверь — все исключительно по собственному желанию!

— Вы... вы... вы...

— Я, — он сделал шаг, — я, — одна рука обвила мою талию, рывком прижимая к сильному телу, — я, — уже практически прошептал, скользя пальцами по моему лицу и пристально глядя мне в глаза...

Вспышка.

Низ живота как-то разом стал теплым, тягуче-теплым, тело ослабело, и появилось такое сильное-сильное желание чего-то такого важного, такого сильного... Желание прижаться к сильному телу сильнее и раствориться в нем, в его силе, во взгляде невероятно красивых темно-зеленых глаз, которые становились все ближе, ближе и ближе, окутывая, обжигая, заставляя потянуться к ним навстречу, затягивая в омут...

И тут в спину кто-то ткнул. Больно так. Метла, сто процентов, у кого еще столько прутиков есть. Но меня сейчас не метла волновала: я, потрясенно глядя в зеленые омуты, шепотом спросила:

— Владлен Азаэрович, а вы...

— Влад, — выдохнул мне в губы, кажись, никакой не боевой черт, а вовсе даже и инкуб!

— Влад, — прошептала я, словно пробуя на вкус его имя.

— Вкус-с-сно? — сводящий с ума голос звучал вкрадчиво и низко, теплая ладонь скользила по шее вниз, до груди, чтобы, осторожно накрыв, стать словно продолжением платья...

И у меня окончательно закружилась голова, и, уже ничего не соображая, я прошептала:

— Да...

— Повтори еще раз, — его губы касаются моих, рука с талии движется вниз, сжимая и притискивая сильнее к его телу.

— Влад, — вскрикнула я.

— Да, вот так, — его взгляд зачаровывал, лишая воли. — И еще раз.

— Влад, — чувствую, как слабеют ноги, и теперь меня удерживает на месте только его рука.

Улыбка инкуба сводит с ума окончательно: я, кажется, даже забыла свое имя, совершенно теряясь в происходящем, и тут...

— Скажи мне "да", — приказ хриплым шепотом.

— Да... — у меня нет сил на отказ.

— Сладкая моя, — нежный поцелуй и затем еще более тихое. — Ты подпишешь документ на заселение?

— Да... — отвечаю, вообще не задумываясь о том, что говорю.

И вот только сказала, метла еще раз как ткнет! Больно кстати, но и мозгопрочищающе тоже.

— Повтори еще раз, — обволакивающий шепот.

И вот интонация такая... прямо как у Тиаранга! И дыхание такое же, и взгляд пронизывающий, и... И тут я вспомнила, кто был тот лысый животом мужик из моего сна! И нашу беседу с ним вспомнила! И малину! И вообще все остальное!

— Повтори еще раз, — жестче, но так же соблазнительно прошептал декан чертового факультета.

И я повторила:

— Да, — а потом коварно добавила, — вот как только уберут у себя весь тот свинарник, так сразу и будет вам мое "да"!


* * *

Через пять минут мы с метлой стояли перед сонным ректором университета вредной магии, который на экстренный вызов явился в белой до пят ночной рубашке, белом же халате и ночном колпаке, угадайте, какого цвета. А вот Мара Ядовитовна порадовала: на кикиморе был стильный серо-стальной пеньюар, выгодно подчеркивающий линию декольте, не менее стильные шлепанцы на тонком предельно-высоком каблучке и халатик, развязанный так, чтобы никоим образом не закрывать обзор на декольте и, в то же время, подчеркнуть тонкую талию секретаря. И волосы у Ядовитовны тоже глаз радовали, спускаясь тяжелой иссиня-черной волной до самой талии.

Не радовал только черт.

— Я хочу понять, — шипел он, упершись руками в ректорский стол и нависая над сонным бывшим белым магом, — до каких пор бюрократические проволочки в этом заведении будут препятствовать нормальной работе?

Ректор Вреднум бросил на меня вопросительный взгляд, словно это я в курсе ответа на вопрос декана. Я в курсе не была и потому, пожав плечами, выразила в этом жесте все свое "понятия не имею".

Мара Ядовитовна, счастливая донельзя, весело мне подмигнула, а после сладко протянула:

— Владлен Азаэрович, полагаю, нам следует начать с того, что студентка Григорьева очень ответственный и принципиальный староста, который, в кои-то веки, выдвинул требования к вашим подопечным, и требования обоснованные.

Очень медленно черт повернул голову, бросил на нее уничтожающий взгляд и вновь обратил все свое внимание на ректора:

— Я требую, — прорычал он, — чтобы мне сейчас, немедленно, сию же минуту сменили старосту общежития!

Но не успел Вреднум ответить, как кикимора пропела:

— На каком основании?

Декана передернуло, однако он совершенно проигнорировал вопрос кикиморы. И мне стало ясно, что меня попросту втянули в давние разборки, и, похоже, ненависть тут цветет махровым цветом, нехилая такая.

— Лорд Вреднум, — начал, было, декан.

Но ректор остановил его спокойным:

— Владлен Азаэрович, вам известна причина, по которой студентка Григорьева отказывается подписать требуемый документ?

Черт выпрямился, сложил руки на груди и глухо ответил:

— Да.

— Это четкое и конкретное требование к проживающим в общежитии чертям? — последовал еще один вопрос ректора.

— Да, — сжав зубы, процедил декан.

— Григорьева, — ректор повернулся ко мне, — озвучьте.

Тут уж мы с метлой подошли ближе, и я в полной мере озвучила:

— Да в свинарнике чище будет, чем у них. Там не мусор — там горы мусора. И вонь нескончаемая. И самогон варят!

Ректор перевел вопросительный взгляд на Владлена Азаэровича и получил злой ответ:

— Особенности культуры. Вы же не предъявляете к эльфам требование выселить домашних животных из общежития, а к феям — убрать всю растительность!

Удивленно смотрю на декана: нет, ну если бы я не видела его чистый кабинет, я бы поверила, а так...

— Знаете, а у вас у самого чисто, — осторожно заметила я.

Декан окаменел.

А в кабинете раздались ироничные издевательские рукоплескания.

— Браво, Григорьева! — Мара Ядовитовна поднялась со стула. — Браво, я в восхищении. Лорд Вреднум, должна признать, что студентка Григорьева — не первый староста чертового общежития, который высказывает претензии по условиям проживания студентов. Я также считаю, что черти излишне ленивы, неряшливы и склонны к актам вандализма.

И я сразу ощутила в кикиморе родственную душу, даже закивала согласно.

— Это расизм! — вставил свое веское слово собственно черт.

— Это констатация факта! — мило улыбаясь, прошипела кикимора.

— Достаточно! — урезонил всех ректор, и, поднявшись, вынес свою резолюцию:

— Требование студентки Григорьевой выполнимо.

Владлен Азаэрович бросил на меня такой взгляд, что я сразу поняла — мне конец.

— И домовые давно жалуются на чертовое общежитие, — продолжил ректор.

Глаза черта сузились, и стало ясно — домовым тоже конец.

— И мне сегодня легла на стол докладная от преподавателей факультета друидов. По поводу очередного использования вами дара инкуба на одну из студенток! И это притом, что Темный Властелин лично гарантировал вашу честность в данном вопросе!

Друидам теперь тоже светил недобрый такой конец.

— Что-нибудь еще? — холодно поинтересовался Владлен Азаэрович.

— На этом все, — миролюбиво завершил ректор. — Доброй всем ночи.

— Кошмарных снов, — прошипел декан.

— Отвратненьких, — отозвалась кикимора.

— Доброй ночи, — улыбнулась я лорду Вреднуму.

Тот кивнул, вспышка белого дыма — и он исчез.

В тот же миг весь налет благожелательной сдержанности слетел и с декана, и с Мары Ядовитовны.

— Ну, ты и дрянь! — прорычал черт.

— Нет, дорогой, — соблазнительно поправляя волосы, пропела кикимора, — я просто умею оценить потенциал с первого взгляда. Григорьева прелесть, не так ли? — в улыбке

мелькнули клыки. — Она очень ответственная, правильно воспитанная, принципиальная прелесть. А еще у нее есть потрясающая черта: чертей ненавидит!

— Полюбит! — прозвучало угрожающе.

— Поверь, — Мара Ядовитовна сделала шаг к нему ближе, — я очень, очень, очень хорошо знакома с Феоктиллой и лучше, чем кто-либо, знаю, каких взглядов придерживаются ее ученицы. Твоим чертям крышка, Владушка.

И все это так, словно меня тут вообще рядом не стояло. Ну, в общем, я решила больше тут и не стоять, и поэтому мы с метлой осторожненько так двинулись к выходу, даже не реагируя на жаркий шепот кикиморы:

— Но если ты, мой сладкий, скажешь мне "да", все, абсолютно все может измениться в тот же миг...

Да, знакомые все нотки, вот только домогаются тут как раз таки черта.

— Доброй ночи, — крикнула я, закрывая двери.

Мне никто не ответил, но я даже не обиделась. Впрочем, на это времени не было: распахнулась дверь, и из нее вышел взбешенный декан чертового факультета и, не глядя на меня, ушагал прочь с таким видом, что мы с метлой к стенке прижались и сделали вид, что нас нет.

Не сработало: нас нашли.

— Умница, — когтистые пальчики пробежали по моим волосам, — просто умница, в этом общежитии давно пора было порядок навести.

Нервно отшатнулась от кикиморы, но Мара Ядовитовна и бровью не повела, только почесала поганку на носу и добавила:

— Давай-ка спать, Григорьева, у тебя завтра сложный день: лекции, два практических занятия и один сплошной экшн.

— Экшн? — переспросила я.

Кикимора пожала плечами и тихо сказала:

— Ты же не думаешь, что он все так оставит? Завтра, девочка моя, постарайся ни в коем случае на глаза Владлену Азаэровичу не показываться: завтра он будет очень зол. Но перебесится, не впервой, и уже через два дня все снова будет тихо и спокойно. Относительно. Отвратных снов, Григорьева.

С этими словами, Мара Ядовитовна тоже ушагала самой что ни на есть соблазнительной походочкой.

А мы с метлой полетели спать.

Университет Вредной Магии. Тем же утром.

Стася

— Пора вставать, пора вставать, пора вставать! — орал кто-то противным голосом пьяного сатира.

Открываю глаза — потолок. Угу... Поворачиваю голову — окно, распахнутое, а на столе под ним продолжает вопить карта.

— Встаю, — хрипло сказала я.

Карта вмиг угомонилась с воплями и приступила к инструктажу:

— Злое утро. Через пять минут начинается ежедневная зарядка. В семь утра завтрак, общая столовая — на первом этаже, семь двадцать — первая лекция у профессора Заратустрина "Яды и полуяды", затем экстренный сбор студентов факультета Диверсионной магии. Вставайте, время.

Медленно села, только сейчас заметив, что с метлой спали вместе. Более того, поганка забралась под одеяло и сейчас мирно там посапывала.

— А вот это уже наглость! — заметила я.

Метелка демонстративно потянула все одеяло на себя и вообще отвернулась.

— Я тебе вечером на коврике постелю, — пригрозила заразе.

И решила встать. А потом как-то само собой подошла к окну и... остолбенела. Потому что в этот конкретный момент над стеклянно-воздушным общежитием фей строились феи! Крылышки у них порхали, шортики впечатляли очень нескромной длинной, волосики были заплетены в косички, но это мелочи, ибо инструктором у них был никакой не фей, а очень даже нав! Огромный, черный, в брюках, без рубашки и да — с черными крыльями.

Степ-аэробика в воздухе началась раньше, чем минули три минуты, или я просто на это действо засмотрелась. Потом взгляд упал на общежитие эльфов. Эти все занимались на травке перед зданием — все как один, упражнялись с мечами — повторяя движения за самым настоящим горгуллом! А эльфиечки танцевали, следуя в такт за инструкторшей-дриадой.

И я все думала, а кто ж у нас будет, как вдруг услышала:

— Григорьева, тридцать секунд на сборы, затем задницу свою разместила на метле и на лысую гору! Живо!

Я глянула на карту, но подлянка, вроде как, была не от нее. Нервно огляделась — никого.

— Да-да-да, вот после этого зачет по полетам ты мне хрена с два сдашь! Ниже смотри, жируха!

Нет, ну после такого я посмотрела ниже, ага! Именно там стояла мелкая боевая фея. Очень мелкая, но уже очень злая.

И это злющее опаснейшее создание саванн преисподней меланхолично сообщило: — Пятнадцать секунд.

Выдержка из справочника по нежити: "Боевая фея, используя фактор внезапности, способна вырвать кишки разом у пятнадцати демонов, что замедляет их регенерацию и позволяет фее нанести следующий удар".

Так что вовсе не удивительно, что, распахнув шкаф, я за пять секунд успела натянуть обнаружившиеся шорты, сорвать с себя ночную рубашку и надеть майку с длинными рукавами. Метла подскочила в тот же миг и, наверное, а может, даже и точно, мы в отведенное время уложились.

— Оох, — простонала фея,— слышь, несчастье чертовое, вернись, обуйся, что ли.

И мы с метлой вернулись. Носки и спортивные тапочки тоже нашлись в шкафу, а смотреть на фею было теперь стыдно.

— Я инструктор Смертова, — представилась злокрылатая, когда мы с метлой вернулись. — За мной.

И мы полетели за ней над проснувшимся и усиленно занимающимся зарядкой университетом. Правда, вот когда над чертовым общежитием пролетали, я отчетливо увидела: нифига они не занимаются! Гном перед ними боевым топором и так, и эдак, а им все по боку: стоят, курят, переговариваются, ржут даже!

— Ууу, гады, — выдохнула я, отчаянно цепляясь за метлу, потому как чувствовала: опять сползаю, приближаясь к позе "баран на вертеле".

И тут увидела еще одну фею, точнее, фея. Мужик в трико подлетел к инструктору Смертовой, дал пять, а после угрюмо полетел рядом.

— Ты чего? — встревожилась крохотная злюка.

— Бордель вчера прикрыли на самом интересном месте, — хмуро ответил тот.

— Что? — возмущенно переспросила Смертова. — Как прикрыли?! У меня там бронь на всю неделю!

— Сдохла твоя бронь, — хмуро ответил фей. — Все бордели закрыли, кругом боевые маги, ищут двоих: ведьму и кого-то с волосатыми лапами.

Смертова тихо выругалась, тихо, но забористо, и выдала:

— Прав Повелитель — имперцы наглеют.

— Охреневают, — согласился фей.

— Но на святое они зря покусились!

Святое — это бордели? Хм.

— Зря, — фей опять был согласен.

— Ну, лады, на первое время мне сатира хватит, — решила Смертова.

— Тоже поищу кого-нить — продержимся.

Молча лечу, в надежде, что про меня и вовсе забудут. Не забыли.

— Новенькая? — кивком указав на меня, спросил фей.

— Да, повезло девке: за два дня до конца первого семестра явилась.

— Значит, с потоком основным пойдет, не будет год мариноваться, а жаль, — и боевой фей в процессе полета обернулся, окинув меня голодным взглядом.

— Окстись, Мор, хрупкая она для тебя слишком, — сказала инструктор Смертова.

Мне же заявление показалось странным: фей был с мою ладонь ростом, не больше.

— Ничего-ничего, — продолжая разглядывать, протянул Мор, — поднатаскаем, откормим, мышцы накачаем, и в самый раз будет...

— Быстрее бордели откроют, — хмыкнула инструктор.

— Извините, вы не в моем вкусе, — не выдержала я.

— А вот это ты, девочка, зря, — Смертова кинула на меня взгляд через плечо. — Мор за такое и порвать может.

— Но, — я так растерялась, что еще немного — и соскользнула бы с метлы, — но это же не значит, что я теперь должна на все соглашаться!

Феи переглянулись, Мор спросил:

— И что, не боишься?

— Боюсь! — воскликнула я.

— Так, если боишься, чего возникаешь? — лениво продолжил он.

На это я посильнее уцепилась в метлу и хотела было ответить, но тут фей сказал:

— Смелая, уважаю.

И фейка тоже глянула на меня с явным одобрением, после чего подлетела, взяла за шиворот и посадила на метлу правильно, чтобы не заваливалась набок.

Я благодарно улыбнулась крохотному созданию с такой могучей силой, а потом увидела гору. Обычную такую гору, лысую, у которой была верхушка и так, примерно, до середины продолжалось, а дальше как в тумане. Не то, чтобы подножие горы в тумане, нет, просто гора была, а основания у нее не было! Вот вообще не было! Она просто висела себе в облаках над университетом, и там, на плоском плато, уже ждали нас ведьмочки! Штук двести! И все стояли в строю, держа метлы правой рукой и находясь на расстоянии друг от дружки как раз на длину метлы.

Но это было не самое удивительное!

Потому что фей Мор взмахнул крыльями и на парящую гору приземлился уже здоровенным, метра в три роста мужиком. Без крыльев! Но три метра!

— Злого утра, красавицы, — поздоровался сразу со всеми фей.

— Отвратного, мастер Мор! — хором отчеканили ведьмочки.

Фей всем кивнул, щелкнул пальцами, и в его левой руке появился шест длиной в метлу.

— Начинаем с разминки, — объявил он, и, выбрасывая руку вперед, крикнул. — Хэн!

— Хэн! — повторили все ведьмочки, идеально повторяя его движение.

И они так все двигались! Ну, так... ну...

— Зря смотришь: пока мне зачет не сдашь, о группе Мора можешь даже не мечтать. За мной.

Чуть не взвыв от досады, полетела за феей в облет горы, и, едва повернули, увидела группку испуганных, сбившихся стайкой девушек.

— Отвратных, неудачницы! — поприветствовала их инструктор Смертова.

Ведьмы побледнели. Шесть девчонок отличались излишним весом; одна с очками, две с рыжими тонкими косичками, трое чуть косые или просто у них рожицы от страха перекосились, и одна, с иссиня-черными волосами, вскинула руку. Фейка, пролетая, ударила по ней раскрытой ладонью и, приземляясь, сказала:

— Острова, держи подарочек: студентка Григорьева, по характеру — оторва, как и ты.

Темноглазая ведьма с ну очень привлекательной фигуркой окинула меня пристальным взглядом. Я с таким же вниманием разглядывала ее, поражаясь тому, что она вообще среди неудачниц делает.

Но тут Острова повернулась к фее и спросила:

— Что там Мор?

— На голодняке, так что лучше ему на глаза не показывайся, — ответил инструктор. И приземлилась молодой стройной двухметровой женщиной. И, главное, никто не удивился — кроме меня.

— Дохлый труп, когда ж он угомонится, — прошипела девушка.

— Когда ты перестанешь зажигать с тем эльфийским принцем и его двоюродным братом-дроу на глазах у Мора, — парировала фея.

— Принц темный, принц светлый, — с придыханием протянула Острова.

— Итог: Мор злой, — инструктор Смертова потянулась вверх. — Тормози ты с этим, Острова, сама знаешь: Мор не железный, однажды сорвется и будет у тебя принц мертвый и принц мертвый.

— Не посмеет, Вреднум не позволит, — зевнула ведьма.

— Мор спрашивать не будет, — хмыкнула Смертова. — Он в своем праве, учитывая, что помолвку вы заключили.

— Помолвка не свадьба, — нахмурилась студентка.

— Это ты своим принцам будешь втолковывать, угу, темному и светлому, аккурат на их могилах. Тормози, Острова, ты со своим разнообразием и склонностью к тройничкам кончишь плохо, помяни мое слово.

— Вот как раз с этим у меня все замечательно, — широко улыбнулась ведьма, — ибо всегда есть вторая попытка.

— Мда, пошловато вышло, — расстроилась фея. — Так, все построились.

Я осторожно сползла с метлы, прислонила ее к кустику и тоже пошла строиться. Напра-асно, потому что следующим приказом инструктора было:

— Пятьдесят приседаний. Выполнять.

Мы приседали. Потом поместили между ногами по продолговатому булыжнику, и, удерживая их напряжением мышц, потягивались, прогибались, прыгали по кругу и семенили гуськом. Я так поняла, это все для того, чтобы с метлы набок не соскальзывать, но все равно веселого мало. И только где-то через полчаса нас, взмыленных и запыхавшихся, инструктор отпустила по комнатам.

Я не летела: вцепилась в метлу, имитируя позу "баран на вертеле" — по барабану, кто меня увидит и как посмотрит. Все равно в шортах, так что без разницы.

И вот лечу я, никого не трогаю, а тут вдруг подлетает карта и противным таким голосом:

— Григорьева, к коменданту, живо!

И метла, ничего не спрашивая, повернула влево и полетела. А мне уже как-то все равно было: у меня болели ноги и руки, и между ногами, там, где был булыжник, и глазки, и головка и... Звон стекла!

Потом метла зависла, я на ней, а сбоку раздался голос:

— Решила прикинуться мертвой? Я тебе что, медведь, что ли?!

— Не подпишу, — пробурчала я, крепче вцепившись в метлу. — У них не только бардак, они еще и гнома-инструктора не уважают.

— Слезай с метлы, — устало сказал Владлен Азаэрович.

Я открыла глаза и слезла. Выпрямилась, огляделась.

В кабинете коменданта находился только декан чертового факультета и никого больше. В смысле, комендант отсутствовал.

— Эм, — оглядываясь, протянула я.

— Что? — устало спросил Владлен Азаэрович.

— А... почему мы одни? — поинтересовалась я.

— А это свидание, — издевательски протянул он.

— Да? А цветы где? — не растерялась я. — И комплименты?

— Были — минут десять назад, — продолжил издеваться черт.

— Так меня не было! — возмутилась я.

— Занятия у Мора закончились пятнадцать минут назад, где ты шлялась, мне неизвестно и не особо интересно, — Владлен Азаэрович поднялся. — Пошли, давай.

И мы отправились в коридор. Напряженный и злой декан чертового факультета впереди, взмыленная, потная, с синяком на бедрах там, где был камень, я, ну, и метла следом. Вышли — остановились.

— Ну? — хмуро спросил черт.

Ну и что тут можно было сказать: они подмели, да. И остатки сгнившей еды соскребли с потолка, это тоже да. Грязный, вонючий, некогда бывший красным ковер остался. Пятна стремного происхождения на стенах — тоже.

— Все, я дальше ни шагу не сделаю, — заявила декану.

Владлен Азаэрович не ругался — просто зарычал.

— Не пойду, — упрямо повторила я. — Тут воняет, а я еще не завтракала и меня тошнит.

И рычать черт перестал. Тяжело вздохнул и рявкнул:

— Герак!

Сначала затряслись стены, потом пол, после из-за поворота показался тот самый огромный черт, у которого, я точно помню, был самогонный аппарат. И вот эта махина, пользуясь тем, что декан на меня смотрел, а его не видел, взял и демонстративно провел себе большим пальцем поперек шеи. Показательно так и угрожающе. То есть, меня банально запугать попытались.

— Метла! — скомандовала я.

Верное летательное средство мгновенно оказалось в моей руке, а дальше был шаг к угрожателю и полет метлы сверху до башки чертяки. А потому что нефиг ведьму злить!

— Григорьева! — взревел декан чертового факультета.

— Извините, Владлен Азаэрович, не удержалась, — и улыбнулась с самым невинным видом.

А громила продолжал рычать.

— Хватит, — прикрикнул на него декан, а затем, заложив руки за спину, отошел к окну и, глядя вдаль через грязные стекла, начал говорить:

— Герак, староста вашего общежития студентка Григорьева считает, что убрано плохо.

И, так как стоял Владлен Азаэрович к нам спиной, он не мог увидеть, как этот самый Герак одними губами, но очень отчетливо выговорил "урою", а я тоже одними губами ему "урод". Черт после моей пантомимы впечатлился и выдал пантомиму на тему "порву на части". Продемонстрировала фигу. Герак хмыкнул, осмотрел с ног до головы и изобразил некий акт... Метла вскинулась сама.

Бах!

— Вы меня слушаете? — декан стремительно развернулся.

Мы с чертом разом заулыбались, просто сама невинность.

— Так вот, — Владлен Азаэрович вновь отвернулся к окну, — проблему нужно решить сегодня.

Герак кивнул и одной рукой "обнял" мою шею. Метла совершила подлый удар по чертовому достоинству, от чего громила беззвучно согнулся пополам. И теперь уже я нежненько "обняла" его шею. Шея была могучая, обхватывалась плохо, но я все равно сдавила, как могла, и потрясла, метла радостно подпрыгивала рядом.

— Григорьева, четко напиши требования к уборке, — продолжал декан.

— Да-да, — радостно согласилась я, награждая черта ударом колена в корпус.

— Герак, чтобы все исполнили!

— Как прикажете, — просипел черт, умудряясь перехватить меня поперек живота и оторвать от пола.

Метла перестала подпрыгивать и нанесла удар по коленным впадинам, черт не удержался и мягко, беззвучно повалился на пол, я сверху, в процессе падения вновь захватывая в "нежнейшие объятия" могучую шею, так что удара головой о грязный пол морда хвостатая не избежал, но застонал он зря.

— Григорьева! — рев декана заставил прекратить благое дело избавление мира от одного конкретного черта.

Мы так и застыли: растянувшийся на полу Герак, порывающийся стащить меня с себя, метла, выкарабкивающаяся из-под волосатой туши, и я, оседлавшая черта и активно пытающаяся его придушить.

— Это что такое? — взревел Владлен Азаэрович.

— Эм, — мне даже как-то совестно стало сидеть на черте, — мы это... эм...

— Обсуждаем требования к уборке, — нашелся Герак.

— Да-да, — подтвердила я.

Но декан у нас был не из тех, кто глазам не верил, и потому далее последовал мрачный приказ:

— Прекратить драку немедленно.

Пришлось вставать с черта, делая вид, что вовсе даже и не драка, он тоже поднялся с самым невинным видом. Все дело испортила метла, мстительно ткнувшая Герака в бок. Взгляд декана чертового факультета потемнел от ярости.

И как-то сразу стушевался громадный Герак, опустил голову и промямлил:

— Понял, больше не повторится.

А вот я вообще не поняла, с чего этот громила так перепугался, но и метла перепугалась тоже, вмиг спрятавшись за меня, а я... Я смотрела на Владлена Азаэровича большими непонимающими глазами. Он на меня. Я на него. Он сжал зубы так, что они едва не заскрипели. Я от удивления распахнула ресницы шире. Он нахмурился. Я почему-то улыбнулась.

Декан чертового факультета неожиданно едва заметно улыбнулся в ответ, но тут же вновь стал серьезным, махнул на меня рукой и приказал:

— Лети на занятия, Григорьева, после пятой пары повторно осмотришь общежитие. Герак, после второй пары зайдешь к Григорьевой, возьмешь список указаний по приведению общежития в жилое состояние. Все, свободны оба.

Мы с чертом обменялись многообещающими взглядами. Весьма многообещающими, после чего он ушел по коридору в направлении лестницы, я развернулась и потопала в кабинет коменданта, чтобы вылететь.

Вошла себе, забралась на метлу, и вдруг услышала:

— Григорьева, ты вечером что делаешь?

Вздрогнула, с метлой между ногами развернулась, потрясенно посмотрела на Владлена Азаэровича, стоящего в дверях. И глаза у декана чертового факультета были зеленые-презеленые...

Вспомнился вечер вчера в его кабинете, холодок грядущих неприятностей пробежался по спине, жутковато сразу стало... И фей Мор вспомнился, а пуще всего — бордели закрытые...

Гулко сглотнув, так, что черт это явно услышал, просипела:

— З-з-занята я.

— Чем это? — наигранно удивился декан.

"Делами" — подумала я.

А вслух выдохнула:

— Принцем.

— Каким? — вот теперь Владлен Азаэрович действительно удивился.

У меня же закрытые бордели из головы не шли, я и выдала:

— Двумя, темным и светлым!

Черт нахмурился, после брезгливо поморщился и пробормотал:

— Как и всегда...

— Что? — не поняла я.

— Тут всегда так, — холодно пояснил черт. — Хорошие девочки попадают к плохим мальчикам и пускаются во все тяжкие, дабы на себе испытать, правду ли в городах Великой империи говорят о Преисподней и ее обитателях. А в итоге наши молодые люди скатываются до таких извращений, которые им в родных анклавах и не снились. Жаль, Григорьева.

Стою пунцовая.

А черт продолжил:

— Что ж, развлекайся, имеешь право. Зелье от залетов возьмешь у целителей, его выдают даже без росписи. Но завтра, — хмурый взгляд на меня, — постарайся освободить вечер.

— З-зачем? — повторяюсь, ага.

Дернув плечом, декан нехотя пояснил:

— Тут еще в навьем общежитие желательно порядок навести.

Метла грохнулась на пол. Точнее ладно — я уронила. От удивления.

— Ну, чего смотришь? — вопросил Владлен Азаэрович.

— Н-н-ничего, — промямлила я.

— Лети, — скомандовал он.

— Я про принцев пошутила, — почему-то сказала ему.

— Да? — черт опять выгнул бровь. — Странно, с двумя сразу это сейчас модная тенденция у девушек. А солгала зачем?

"Солгала",а не "пошутила", вот умеет же зрить в корень.

— Испугалась, — честно призналась я.

— Чего? — кажется, Владлен Азаэрович был действительно удивлен.

— Ну, так... бордели же закрыли, — ответила я, поднимая метлу и снова принимая исходную позицию.

А после, не дожидаясь реакции декана чертового факультета, скомандовала:

— И полетели.

Метла не шелохнулась.

А позади раздалось:

— Я не понял, причем тут бордели?

Не реагируя на вопрос, повторно скомандовала:

— И полетели!

Ни движения.

А позади продолжали удивляться:

— Какая взаимосвязь между моим вопросом по поводу вечерней занятости и закрытием борделей?

— И полетели!!! — заорала я на метлу.

— Стоп! — прозвучало позади. — Григорьева, я не понял, это вы себе сейчас комплимент сделали, или мне намекнули на...

— Я тебя на лучины пущу, по веточке жечь буду, зараза! — заорала я на метлу.

Поганка стартовала в тот же момент и на вопль "Григорьева" не среагировала, я же просто сильнее к метле прижалась, и вообще тогда помчались так, что в ушах засвистело.

Вот и поговорили! И вот на кой дух я ему про бордели ляпнула?! Вот оно мне надо было? Вроде только отношения начали налаживаться и всякое такое...

С другой стороны, я вдруг поняла, что Владлен Азаэрович — он ведь вовсе и не злой совсем, так — только покричит и все...

Через полчаса, сидя на второй парте в уютном кабинете с плесенью по стенам и зеленоватой паутиной вместо занавесок, я обозревала синюшную физиономию вошедшего друида, стремительно меняя мнение о декане чертового факультета. Потому что это был один из тех друидов, что встретились нам вчера, а, следовательно, он же написал докладную ректору и это с ним черт пообещал разобраться... Разобрался, похоже.

У профессора Заратустрина вся правая сторона лица представляла собой синяк, судя по зеленым прожилкам, испытавший на себе попытку излечения у целителей, и попытка эта не была особо успешной. Так что, войдя в класс, друид печально осмотрел нас одним нормальным и одним заплывшим глазами, после чего произнес:

— Увидите Владлена Азаэровича...

— Немедленно принимаем меры по спасению! — заученно и хором ответили все ведьмочки.

К слову, было тут всего шестеро.

Кларисса Немирова — темноволосая, смуглая, стройная, темноглазая стервозина с браслетом в виде змеи, который она столь нежно гладила, что становилось ясно: змейка самая что ни на есть настоящая.

Агата Зельман — тоже темноволосая, но кожа у нее была алебастровая, белая настолько, что фиолетовая форма экспериментального факультета диверсий придавала ей синеватый оттенок. В остальном — черные глаза, очень женственная фигурка, отмороженное выражение лица. Из таких, знаете, когда вроде и ничего, красивая, но лицо такое, словно ей пыльным мешочком из-за уголочка треснули, и вот после этого выражение такое отрешенно-возмущенное... Как-то так. Агата была единственной, кто никак не отреагировал на мое появление, остальные кто улыбнулся, кто выдал "Зло пожаловать", а кто и "Отвратненько познакомиться".

Светлана Сан — единственная блондинка, помимо меня, но глазищи — зеленые, огромные, по-кошачьи зауженные, да и движения плавные, тягучие, в общем, оторвать взгляд от Светки было сложно.

Ханна Кинжал — роскошная рыжеволосая, но на удивление смуглая девушка с черными глазами и шрамом на щеке. Этот шрам — глубокий, пересекший всю щеку — мог оставить только высший демон из элиты Преисподней. Просто все остальное можно было залечить, а оставленные ими отметины — нет... Впрочем, удивлял в Ханне не только шрам; девушка, казалось, вся состоит из мышц: ни грамма жира, одни мускулы. Даже шея мускулистая.

Райса Злобнер — вот уж Злобнер, так Злобнер! Полноватая, темноволосая, с презрительным прищуром и умеющая расположить к себе собеседника одной емкой фразой "Тупо у нас новенькая".

Я, как вежливая девочка, сразу сказала:

— Меня зовут Станислава...

На этом мое представление закончилось, потому что Райса выдала:

— Забейся уже! Нам всем прям так интересно твое погонялово, прям жить без него не можем, ага!

А у меня с собой была метла...

В итоге профессор Заратустрин мог не стесняться своего вида: помимо него в кабинете еще у меня и у Райсы по синяку красовалось, у Райсы, ко всему прочему, клок волос отсутствовал. И сейчас мы с этой ведьмой сидели злые, а наши метлы рычали друг на друга в конце кабинета в пазах, для них специально предназначенных. Да, сама удивилась, что такие есть, но там с одной стороны была вешалка для мантий, а с другой — ввинченные в стену пазы, чтобы метлы не улетали во время лекции.

Так что, ничего удивительного, что на самой лекции меня не интересовало ничего, кроме Райсы и продолжения батла. Я вообще с утра была вся такая воинственная, даже странно. Но мелочи, главное перемена. И вот тогда я подлечу к этой Злобнер, злобну ее разочек мордой об стол, а потом сверху чем-нибудь ка-а-ак...

"Зла-а-а-а-а", — раздался низкий гудящий бас.

Как оказалось, именно это и был звонок, свидетельствующий об окончании лекции. Потому что ведьмочки сразу встали, а печальный, отшлифованный мордой профессор Заратустрина, заунывно прочитавший, бог весть что (ибо у него и зуба не было, и потому толком никто ничего не понял), закрыл свой фолиант, напомнил еще раз про необходимость бояться декана чертового факультета и ушагал.

В следующий миг Райса Злобнер вскочила, вызывающим уважение движением отломала ножку у стула и, чуть пригнувшись, двинулась на меня. Дабы не отставать, я взяла весь стул (ножку отломать силенок не хватило) и, держа оный наперевес, двинулась к Райсе. Та, ошарашено осознав, что я превосхожу в вооружении, отшвырнула отломанную ножку от стула, огляделась и хватанула стол!

Теперь превосходство было на ее стороне, а я со своим жалким стуликом вообще не котировалась.

И тут на пороге класса показался черт! Огромный, волосатый, могучий и, самое главное, мой!

— Герак, вы левитацию изучали? — крикнула я, подныривая под стол приступившей к бою Райсы.

— Ээээ... да...— потрясенно ответил черт.

— Взлетай и зависни! — подбежав к нему, скомандовала я.

Герак взлетел и завис в метре от пола! Схватив черта поперек туловища, я развернулась к Злобнер, и теперь да — превосходство в оружии было на моей стороне, потому что чертяка всяко больше стола.

— Ээ... Стаська, ты чего делать собралась? — ошарашено спросил Герак.

— Драться, — двигаясь к оторопевшей Райсе, ответила я.

— Чем драться? — просипел черт.

— Да тобой, чем же еще! Все, не мешай! — потребовала я, и...

И все.

Герак из моего захвата вырвался, слевитировал на пол, перехватил стол Райсы, поставил на место, после чего шлепнул обозленную ведьму и сказал:

— Ты это, Стаську не трогать, ясно?

Изумленно и в то же время благодарно-восторженно смотрю на Герака, а он:

— Я ее первый убью, а ты это — в очередь.

Злобнер нахмурилась, сложила руки под внушительным бюстом и прошипела:

— А почему это сразу у чертей приоритет, а?

— Ну, — Герак почесал затылок, — я это, ну... больше.

На что Райса топнула ногой и как заорет:

— Слышишь, ты, я и так после нашего спора пуд веса набрала! Пуд, скотиняка копытистая!

Кто-то что-то понял?!

— Ну, — Герак демонстративно оглядел ведьму с ног до головы, после чего выдал:

— Давай еще пудик, и, так и быть, согласен на бой.

— Урод, — меланхолично выдала Агата Зельман.

После чего вновь утратила интерес к происходящему, но вот все остальные ведьмочки с неприкрытым осуждением смотрели на черта.

— Девчонки, а в чем дело? — спросила я.

Все как-то разом отвели глаза, словно вообще не в курсе, выдала опять Агата:

— Магическая дуэль с чертом, первый зачет по Расоведению. Мы все сдали, а этот, — кивок на Герака, — отказался драться с Райсой, мол "зашибу ненароком былиночку таковую". У Райсы незачет, а хвостатый...

— Эй, без оскорблений! — рыкнул Герак.

Проигнорировав требование, все так же уныло, Агата продолжила:

— Хвостатый продолжает уходить в отказ, у Райсы летит вся сессия, ну, и от постоянного переедания характер вконец испортился.

Смотрю на Злобнер, та от злости едва не плачет. Медленно обошла черта, подошла к ведьмочке, приобняла за плечи и говорю:

— А сегодня сдать можно?

Райса глянула на меня, вздохнула и тихо ответила:

— Можно, но этот же не согласится...

— Согласится, — мрачно пообещала я, пристально глядя на Герака.

Тот нервно дернул хвостом и осторожно спросил:

— Может, договоримся?

— А без проблем, — решила я и, вернувшись к своему столу, села, вырвала лист бумаги из тетради и сделала умное лицо, собираясь приступить к издевательству над чертом.

И тут кто-то спросил шепотом:

— Она что, тоже расистка?

— Кажется... да, — неуверенно пробормотала Райса.

— Стопудово — да! — подтвердила я.

— Черт! — выругался, собственно, черт.

На его замечание никто не ответил, а я вдруг оказалась в окружении всей группы, то есть, пяти заинтересованных ведьмочек, которые, затаив дыхание, читали по мере написания мои "Требования к уборке чертового общежития".

— Оу, — выдохнула Райса, — ты чего, там теперь староста, что ли?

— Ага, — не поднимая головы и выводя "пункт первый", ответила я.

И стало тихо. Не обращая внимания, продолжаю писать, но тут Райса прошептала:

— Стась, понимаешь, я там тоже была... старостой.

— Угу, — продолжаю сосредоточенно писать.

Тишина, так что никто не помешал мне написать:

"Пункт первый. Должна выполняться протирка пыли со всех поверхностей, вплоть до люстр и карнизов ежедневно".

— Так вот, — продолжила Райса,— я тоже была... расистка.

— Была? — невозмутимо интересуюсь, выводя "пункт второй".

— Теперь просто ненавижу! — прошипела она.

— Значит, теперь ты не расистка, а расоненавистница,— резюмирую, продолжая писать.

" Пункт второй. Ежедневно должен производиться вынос мусора из всех помещений".

— Так вот, — продолжила Райса, — я сдалась на третьей паре туфель...

Чего-чего? Я оторвалась от листка и удивленно посмотрела на ведьмочку. Та нехотя продемонстрировала туфельки: черные, замшевые, с серебрянной пряжечкой, на удобном каблучке...

— И что с туфлями? — спросила я, понимая, что за такие можно и убить, если честно.

— Они мне предложили туфли в обмен на... подпись, — выдала Райса.

— Равноценный обмен, — выдохнула Светлана, с завистью глядя на оные.

— Поддерживаю, — заметила молчавшая до этого момента Кларисса.

— Ээ, ты хочешь туфли? — с надеждой спроси Герак.

Его надежда разбилась о мое мстительное:

" Третий пункт. Уборка помещений производится влажным способом: пол вымывается горячим мыльным раствором, также стены, крышки столов, стулья, ножки столов, стульев, двери".

— Григорьева, ты обалдела? — прошипел черт.

" Четвертый пункт. Раз в неделю проводится генеральная уборка. Она представляет собой углубленную текущую уборку всех помещений и мебели, мытье полов производится с использованием не только горячих мыльных растворов, но также с последующей дезинфекцией двухпроцентным раствором хлорной извести".

— Григорьева!!! — заорал черт.

— Так вот, должна предупредить, черти — мстительные, — отодвигаясь подальше от Герака, завершила речь Райса.

" Пятый пункт. Инвентарь для уборки обязан быть подписан следующим образом: "Для уборных", "Для пола", "Для мебели", "Для мытья стен" — и применяться строго по назначению".

— Григорьева! — взревели у меня над ухом.

— Туфли надо было сразу предлагать, а не злить ведьму угрозами. Вообще, Герак, запомни на будущее: нельзя злить ведьму.

Он понял, о чем я, на пункте шестом:

" Пункт шестой. Инвентарь для уборки должен быть тщательно вымыт после оной, содержаться в чистоте и храниться в специально отведенном проветриваемом помещении".

Хриплый рык надо мной и шипящее:

— Это все, госпожа ведьма?

— Нет, — сосредоточенно ответила я.

" Пункт седьмой. Все постельное белье и скатерти должны стираться раз в неделю, для ковров и занавесей допустимо два раза в месяц".

И вот, после всего этого, я расписалась "Григорьева Станислава", завизировала список и протянула Гераку.

 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх