Геройский поступок.

Эльфийские истории 2.

Геройский поступок.

Рассказ

* * *

Мой отец был вне себя от злости. Я никогда не видел, чтобы его красивое мужественное лицо искажали подобные гримасы.

— Среди нас воры! Подумать только — воры среди эльфов! — В порыве чувств он грохнул кулаком по столу. Резные деревянные чаши подпрыгнули на столешнице.

— Но разве такое возможно? — Моя мать попыталась его утихомирить. Я понимал ее: среди эльфов не принято так бурно проявлять негативные эмоции.

— Есть другие предположения? — Казалось, сейчас большие серые глаза отца начнут метать молнии. Длинная челка упала ему на глаза. — Тогда объясни мне сама. С недавних пор из наших ульев стал пропадать мед. Я поставил на пасеке магическую защиту от всех известных мне животных. Защита не срабатывает, а мед все продолжает пропадать. Так скажи мне, дорогая: если не разумные крадут мед, то кто?

Мои брат и сестра хмуро переглянулись. Даже я почувствовал себя несколько неуютно.

Ах, да. Я — Кантариэль. И я эльф. Мы все эльфы. И моя семья, и вся наша деревня. Вот это-то больше всего и огорчает. Моя бабушка всегда говорила, что мы, эльфы, самые честные, самые благородные, и самые дружные существа на земле. А тут такое — эльфы у эльфов воруют мед. Совсем не хорошо. Совсем.

Вообще-то, за пасеку и сад отвечаю я. Месяц назад, после небольшого приключения, мои родители решили, что я стал достаточно взрослым, и доверили мне присмотр за садом с магическими растениями и ульями. Цветы, обладающие магическими свойствами, — это само по себе здоровски. А когда из нектара таких цветов пчелы делают мед — это вообще настоящее чудо. Как объяснила мне сестра, опытная целительница, такой мед лечит не только тело, но и душу. А еще, говорят, он придает вдохновение. Ну, разве это не удивительно?!

Поэтому чудотворный мед ценится очень высоко. Но отец до сих пор даже не думал об охране. Да от кого же его оберегать в своей деревне? Не от соседей же?

Но, как казалось, он ошибался.

Вечером, с книжкой под мышкой, я зашел к своему другу Лузинаэлю, которого я и мои друзья называли Шустрым Лу. Зашел, чтобы поделиться выводами моей семьи.

— У, как нехорошо получается, — расстроился мой друг и почесал свое длинное ухо. — Теперь твой папа всех подозревает? Да, Пёстрик?

Пёстриком меня называют за три темные пряди в волосах. Все эльфы в нашей деревне светлые, а я вот такой, пёстрый, уродился.

— Ага, — невесело кивнул я, нервно барабаня пальцами по книжной обложке. — Подозревает. Ведь он магические ловушки от зверей расставлял? Расставлял. Ловушки пусты, а меда снова не хватает. Мама его успокаивает, а сказать ничего не может. А что тут скажешь?

— Плохо, когда эльф не доверяет эльфу, — согласился Лузи, скребя по столу ногтем. Даже я понимал, что он расстроен. Если вдруг выяснится, что это правда...

Вдруг Лу поднял голову и произнес загадочно:

— А может, это не зверь и не эльф, а нечто среднее?

Я даже не смог ничего возразить — так поразила меня его выдумка. Оттого мы его и прозвали Шустрым Лу, потому что его рот был слишком шустрым. Он всегда опережал... голову.

— Ну, ты скажешь тоже, Лузи! — Мама Лу принесла нам теплого тыквенного сока. Я отхлебнул первый глоток и призадумался. В идее друга, что-то, конечно, было.

Обычных животных, любителей сладенького, папины ловушки остановили бы давно. Мысль про нечистых на руку соседей никак не укладывалась в голове. А если не привычные звери и не эльфы, то кто?

— Пёстрик, а ты сам сделай ловушку! — вдруг заявил Лу и широко улыбнулся.

— Но отец уже ставил ловушки на пасеке, — удивленно пробормотал я. — Ты считаешь, что я смышленей своего отца?

— Конечно, нет. — Лу хмыкнул, отставил стакан и принялся объяснять: — Но он делал магические ловушки. Магические! А ты сделай простую. По-нашему, по-следопытскому. Вдруг это поможет?! — Лу многозначительно подмигнул.

Я призадумался.

Нас в Райвенделле семеро. Семеро юных неугомонных искателей приключений, мечтающих совершить геройский поступок, чтобы приобрести великую славу и богатство. А в чем именно заключался наше видение геройства? Правильно. Как и все лесные эльфы, мы мечтали найти самое редкое растение. А еще хорошо было бы при этом совершить долгое путешествие, поразить даму своего сердца и, по возможности, сразить какое-либо чудовище. Конечно, можно обойтись и без монстра, но с ним эффектнее. И вот мы, семеро: Скользкий Зив, Прилипала Мел, Весельчак Ми, Вредный Доли, Балабол Кори, Лу и я — с утра до вечера пропадаем в чаще, в постоянных попытках найти что-нибудь такое этакое. И находим. Конечно, не самое-самое. Но нам часто попадается что-то по-настоящему классное.

Мы пропадали в Райвенделлском лесу до самых сумерек. И хотя мы не знаем заклинаний, которыми владеют взрослые (мы еще не доросли до начальных классов), нам с юных лет известны многие тонкости лесной жизни, помогающие выжить в чаще. Ведь лес и эльфы — друзья. Не зря мы зовемся лесным народом.

Будучи детьми, мы никогда не путаем стороны света. Мы не теряемся в лесу. Ха-ха! Эльф, потерявшийся в лесу, — какая нелепая шутка! А вот спрятаться от любопытных глаз — пожалуйста.

Юных эльфов не трогает никакой лесной зверь. Нам опасны разве что самки-мамки. Или самцы во время гона.

Эльф всегда найдет себе пропитание в лесу, даже зимой. И никогда не спутает ядовитый плод со съедобным. Мы легко узнаем повадки зверей, а с помощью взрослых — способы охоты на них. И мы, семеро, как юные следопыты, уже умеем расставлять сети, силки и другие ловушки. Ветка, леска и сноровка — вот три составляющие нашего успеха!

Так почему же не использовать свои таланты в настоящем деле?

Этой же ночью я водрузил самодельные ловушки на множество отцовских ульев.

Понятно, что вся ночь прошла в постоянном напряжении. Мало того, я не знал, рад ли я буду тому, что что-то поймаю. И не будет ли опасной моя добыча? А вдруг, пойманная, она разворотит всю пасеку, и я стану виновником нового скандала?

Поэтому каждые полчаса я выбегал во двор проверить, сработали ли ловушки. Но когда я увидел виновника этого переполоха, то все равно не мог поверить своим глазам.

Ну, если описать, как он выглядел... Большая изумрудная стрекоза длиной с мою руку. Шесть длинных прозрачных крыльев, четыре тонкие лапки, и очень маленькая, похожая на человеческую голова. Мало того что в наших краях о таких существах не знали даже самые древние женщины. Самым удивительным было то, что я уже один раз видел это или очень похожее существо. Я спас его из цветка плотоядной росянки. Хотел было принести его в деревню, но существо улетело. Было это месяц назад. И тут вдруг вот оно — в деревне, прямо на отцовской пасеке!

— Что смотришь — отвязывай, — проговорила оно тихим женским голосом, в котором отчетливо слышались нотки гнева.

Я удивился еще больше. Я знал, что это существо разумно. Но что оно умеет разговаривать?

— Ты кто? — спросил я то, на что хватило сил и смелости.

— А что, ты уже забыл меня, да? — гнев перерос в язвительность. — Ты же меня от цветка спас. Спас?

— Ну, да, — согласился я. Что было, то было. Значит, это она.

— А теперь из своих силков не спасешь? — Если бы ее язвительность могла попасть в мед, то он бы скис в одно мгновение.

— А зачем ты воруешь наш мед? — я наконец-то пришел в себя и осмелел. — Зачем похищаешь чужое? И почему ты, зная про мои силки, все же полезла в улей?

— Развяжешь, — скажу, — нагло заявила крылатая воровка. Осторожность проиграла любопытству, и я развязал петлю. А может, зря я это сделал? Стрекоза недовольно зашуршала крыльями, но никуда не улетела.

— Меня зовут Цикута, — представилась она.

— А меня... — начал было я, но тут же был бесцеремонно перебит.

— Да знаю я. Ты Кантариэль. А друзья зовут тебя Пёстриком.

Я покраснел и потупил глаза. Хорошо, что еще ночь на дворе. Когда меня называют Пёстриком мои друзья — это нормально. Но когда так меня называют чужие, я смущаюсь.

— А что ты здесь делаешь? — вновь упрямо поинтересовался я. — Ведь я оставил тебя там, в лесу.

В голубых глазах Цикуты явно читалось замешательство.

— Да я и сама толком не знаю, — после минутной паузы заявила она. — Все так запутано.

Я молчал, и ночная гостья продолжила откровение.

— Ты спас мне жизнь. Там, на болоте. А меня учили: если тебе спасли жизнь, значит, ты должна быть благодарной своему спасителю. Ну, как-то отблагодарить его. Может, стать ему чем-то полезной, сделать для него одно доброе дело.

— И поэтому ты полетела за мной в Райвенделл, в деревню? — догадался я. Мой рот раскрылся от изумления. Все это время я думал, как бы найти собратьев этой диковинки. А она все время жила здесь, прямо у меня под носом!

— Да. Прилетела. Поселилась под крышей вашего сарая и стала наблюдать. Думала — отплачу тебе и обратно в свои края подамся. А чем тебе помогать? У тебя все хорошо, папа с мамой есть, брат с сестрой тоже. Ты сидишь дома, смотришь за садом, изучаешь медоносное дело. Вот я и застряла... тут.

— Тут. — Я был чрезвычайно обижен таким отзывом. — Райвенделл самая красивая деревня в этом краю!

— Только не для меня, — фыркнула шестикрылая собеседница. — Ничего у вас красивого, а тем более интересного, нет. Так вот, — продолжила она, не дав мне возможности возразить, — днем я сидела на крыше, а по ночам летала в лес, на охоту. Потом подумала: а вдруг нужный мне случай как раз представится ночью? И тогда я стала сидеть тут безвылазно. А кушать-то хочется. И чтобы долго не томиться...

— Ты позарилась на наши ульи, — закончил я за нее.

— Да. Я же тут, между прочим, из-за тебя сижу, — резонно заявила летунья. — И мне нужно кушать. У нас, в лесу, все ничейное. Что поймал, то твое. А у вас тут пра-а-авила. — Последнее слово она произнесла с нарочитой издевкой в голосе. А потом хмыкнула и добавила:

— А вообще-то, я люблю сладенькое. А еще ваш мед так аппетитно пахнет... — она состроила мечтательную гримасу. — Знаешь, почему я в росянке завязла? — надменно вопросила сластена.

Я эльф. И мне ли не знать?

— Потому что у нее сладкий нектар. И ароматный.

Сладкоежка кивнула.

— И ты рискнула жизнью, чтобы добраться до заветных сладостей?

Снова кивок.

— И сегодня, увидев мои ловушки, ты снова решила рискнуть?

Третий кивок.

— Тогда объясни мне, как ты прошла ловушки моего отца?

Было забавно наблюдать, как маленькое существо пожало плечами.

— Прошла и прошла. Я особо не задумывалась.

Тут задумался я. Лу действительно оказался прав. Не животное и не эльф.

И что ей сказать? Что любила говорить в подобных случаях моя мама?

— Некоторые ничему не учатся, — как можно более серьезно заявил я.

— У меня есть свои недостатки, — бесцеремонно заявила нахальная гостья. — Главное, что я о них знаю и что я с ними в ладу. — Цикута снова ехидно усмехнулась.

Да, логика еще та.

— Ну что, говори свое дело. Чем тебе помочь? Мне тут уже ой как надоело. Домой хочу. Скажи, чем я могу быть тебе полезна, — и мы возьмемся за работу, — затараторила она.

Ясное дело, я снова не знал, что сказать. Чем она мне могла помочь? Да и не было у меня сейчас никаких особых дел. Отец доверил мне смотреть за садом и пасекой, в чем я с большим успехом преуспевал.

— А что ты умеешь? — на всякий случай спросил я.

— Что умею? — Цикута задумалась. — Летать умею. Говорить умею. Думать умею. Жалить умею.

Я почесал за левым ухом. Да, подарочек еще тот. А характер — похуже, чем у Прилипалы Мел или Вредного Доли. Великий Эльф, мне тебя благодарить за эту встречу, или как?

Подумав, я решился.

— Давай так. Я что-нибудь придумаю. А ты пока сиди на крыше и не высовывайся. Мед тоже не трогай. Я тебе другого принесу. Не магического.

— Жаль. — Цикута вмиг погрустнела. — Ну, да ладно.

— Смотри, — проговорил я как можно строже. — А то поймают тебя да на удобрения пустят.

— Не поймают, — высокомерно заявила ночная гостья. — Чтоб меня поймали какие-то бескрылые эльфы?

Но я сильно в этом сомневался. Ведь я же ее поймал!

А может, зря я ее отвязал?

* * *

Случай представился через неделю.

Но чего мне это стоило!

Днем я читал книги, ухаживал за цветами, наблюдал за работой пчел. А поздно ночью я встречался с Цикутой — приносил ей поесть в сарай. А еще мы немного разговаривали. Ну, если честно, то много. И, если быть совсем уж честным, мы больше спорили. Вернее даже так — я рассказывал, а она критиковала.

Ей не нравилось абсолютно все, — где мы живем, как мы живем, наши обычаи, законы, наша манера одеваться.

— Кантариэль, я слышала, что эльфы большие любители выпить и потанцевать, а от работы вы убегаете, как звери от пожара, — уже на следующий день заявила мне нахальная летунья.

— Мы, эльфы, очень деловой народ, — постарался заверить я ее.

— Ну, убегать от работы тоже может быть очень по-деловому, — бесстыдно заявила она. — А еще я слышала, что у вас в почете только барды и менестрели. Это правда, Кантариэль?

— Неправда. У нас в деревне есть скульпторы, виноделы, домостроители, повара, охотники, зельевары, целители. Да ты же сама все видела!

— А почему у эльфов такие длинные и острые уши? Это же некрасиво. Узкий подбородок, большие глаза и большие уши. Фи!

— Некрасивых эльфов не бывает, — почему-то заявил я и почему-то добавил: — А еще мы честные и благородные...

— Честность это глупость. А благородство уже давно не в моде, — твердо заявила Цикута.

Ну, тут уж я не стерпел.

— Откуда ты это знаешь? — возмутился я.

— Видела — видела — видела, — заявила она противным голосом. — Слышала — слышала — слышала.

— От кого же видела и слышала? — не унимался я, непроизвольно сжимая кулаки.

— Наблюдала за людьми, — тут же призналась она. — Они только и говорят о чести, честности и благородстве. А сами при каждом удобном случае обманывают и предают.

— А что ты у людей делала? — невольно вопросил я. Удивительно — жительница болот, и вдруг такая тяга к людям.

Но через мгновенье догадался сам.

— Ты на их пасеках мед воровала?

Цикута закивала с довольным видом.

Некоторые не желают менять свои привычки. Вот уж что точно про нее.

— Но мы не люди. Мы эльфы. Мы вовсе не такие! — постарался заверить я ее.

— Эльфы, люди, — большая разница? Она только в длине ушей. А теперь скажи — ели забрать рога у лося и приставить оленю, то станет ли олень лосем?

Ну что я мог ей сказать? Я знал, что она говорит неправду, но слов, чтобы доказать ей это, у меня не нашлось. Мне оставалось только в бессилии сжимать кулаки. А нахалка видела мои чувства, но вовсе не собиралась сбавлять обороты.

— Кантариэль, а тебе долгие волосы и длинные уши не мешают ходить по лесу? За ветки не цепляешься?

— Нет, — бесцеремонно отрезал я.

И все начиналось по-новому.

Признаю, иногда мне хотелось заткнуть ее маленький наглый ротик и послать ее в Страну Вечно Цветущих Деревьев. Одним словом, подальше отсюда. Знаю, так нельзя. Но я просто не знал, просто не умел вести себя с такими бесстыжими особами!

О, теперь я понимал чувства моего отца. Когда ты не в силах изменить происходящее, остается только гневаться. И хоть эльфам не приличествует злиться, при общении с этой бесовкой у меня по-иному просто не получалось.

Однажды, не выдержав, я спросил:

— Цикута, а таких как ты много осталось?

— Нет. Но вообще-то это большая тайна. А зачем тебе это?

Я ничего не ответил, но про себя ухмыльнулся. Наверное, всех остальных истребили. И, наверняка, было за что.

И такое повторялось ночь от ночи.

Но вот, в один из погожих летних дней раздался беспокойный звон колокола. Главы наших семейств собрались все вместе, и что-то недолго обсуждали. А через некоторое время вернулись в свои дома с впечатляющей новостью:

— Где-то рядом расцвела Жизнь-трава!

Жизнь-трава. Исключительная травка. Она чем-то похожа на заурядный одуванчик. Высокий желтый стебель гордо несет алую подушечку-корзинку, на которой выстраивается три десятка семян с пушистыми янтарными хохолками. Животные очень любят поедать ее цветки, поэтому созреть удается лишь единичным экземплярам. Да и то в каком-нибудь очень укромном месте.

Расцветает цветок Жизнь-травы всего на один день. Мы узнаем об этом, когда в воздухе появляется парящее семечко. И пока в ложе-корзинке остается хоть одно семя, цветок имеет огромную волшебную силу. Но стоит последнему семени покинуть подушечку-ложе, травка становиться ничуть не примечательнее обычного бурьяна.

Сегодня утром в воздухе было замечено семечко Жизнь-травы. Немудрено, что старшие мгновенно собрали совет, на котором было принято решение пойти на поиск этой редкой травы.

Обычно, чтобы найти магическое растение, эльфы-сборщики посылали Зов. Но увы — на магический зов Жизнь-трава не откликается.

— У нас дело? Куда летим? То есть, идем? — быстро полюбопытствовала Цикута, видя, как я собираю свой походный рюкзак. Вода, еда. Серп, два ножа, большой и маленький. Небольшой тубус Веревка, принадлежности для рыбной ловли, гамак, — взял все, что положено по правилам следопыта.

— Идем искать Жизнь-траву, — вдохновенно сообщил я, надевая плотный жакет на желтую безрукавку.

— Жизнь-трава. Первый раз слышу. Хм, а оно нам надо?

— Шутишь, да? — я даже растерялся от неожиданности. — Да жизнь трава это, это... — У меня просто не было слов. Нет, были. — Это как найти пасеку самого сладкого меда! Понимаешь?

— Понятно. — Цикута плотоядно облизнулась и кивнула.

Но мои мечты уже увели меня в воздушные замки.

Найти редкое растение это исключительная удача. Найти очень редкое растение — удача невероятная. Но найти Жизнь-траву, молодому, даже не начавшему ходить в школу, а значит, не обладающему необходимыми навыками, эльфу...

Это признание таланта. Это признание доблести, смелости, настойчивости и исключительности. Это почет и уважение в семье, в деревне. Да что там, и даже за их пределами.

Это означало наилучшее место в школе. Означало, что лучшие учителя будут сражаться за ученика, мечтая приобрести у себя в классе такую жемчужину.

И это означало богатство. Продав Жизнь-траву можно было обеспечить свою семью на целый год. Так говорила сестра. Что уж говорить о богатстве для одного!

Словом, находка Жизнь-травы сулила и славу, и почести и богатство. Неудивительно, что в поиск за ней отправились все взрослые жители деревни!

Вот он — настоящий долгожданный геройский поступок, где есть цель, путешествие, риск и награда.

Из сладких грез меня вывел настойчивый голос Цикуты.

— Так куда мы направляемся? — требовательно вопрошала она.

Я опустился с небес на землю.

— Кабы знать... Никто не знает, — печально сообщил я. — С утра дует северный ветер. Значит, семечко принесло с северной части леса. И если до захода солнца мы ничего не найдем, то наши поиски будут напрасными.

— Тогда зачем тебе я? В чем моя помощь?

— На это есть две причины. Первая — ты умеешь летать. Значит, ты будешь с воздуха высматривать семена Жизнь — травы.

Я замолк, делая вид, что занят одеванием прогулочных бриджей и сандалий.

— Кантариэль, ты сказал две причины. Какая вторая? — требовательно осведомилась она.

Я замялся. Как сказать, чтобы прозвучало не очень грубо?

— Я хочу, чтобы ты стала свободной от своих обязанностей. Поможешь мне, и можешь лететь домой. Тебя снова ждут солнце, небо, ветер, деревья, болота, росянки...

— Что, не терпится от меня избавиться? — желчно произнесла она, хищно скривив губы. — От такой милой, чувствительной умницы?

Она вмиг меня раскусила. Я не умел врать и притворяться. До сих пор мне это как-то не требовалось.

— В тебе столько же красоты, чувственности и ума, как у занозы в... ухе! — Теперь уже язвил я.

— Ты назвал меня занозой? — Цикута басовито загудела крыльями и взлетела, зависнув у моего лица.

— Хочешь, чтобы я подобрал словечко покрепче? — Мне нечего было терять.

— Эй, уймись. А то ужалю! — Маленькие глазки бестии гневно сверкнули.

— А чем ты до сих пор занималась? — удачно парировал я. — Ты только и умеешь, что колоться. Ежевика с крыльями, вот ты кто!

Мы замерли друг напротив друга, как два бойцовых жука-носорога.

Цикута сдалась первой.

— Злой ты. Вот другая бы тебя точно ужалила. А я нет.

— Ой, боюсь-боюсь, — примиряюще улыбнулся я. — Итак, идем?

— Летим, — хмуро поправила она. — Но до леса ты понесешь меня в рюкзаке. Я не хочу, чтобы меня видели твои сородичи.

Тут я был согласен с Цикутой. Минута, и шестикрылка свернулась калачиком в моем рюкзаке. Хм, а весит она немало.

Пять минут, и мы стоим среди грозных лесных великанов. Сверху шумит, ласкаемая ветром, зеленая листва. Снизу прикрывает землю густой кустарник, которому свет и тепло солнца достаются в последнюю очередь. Под ногами шелестит изумрудная трава. Старый лес, величественный лес, давно не знавший ни стука топоров, ни визга пилы.

Я раскрыл рюкзак и дал Цикуте выбраться наружу. Она взлетела, и сделала несколько кругов над лесными колоннами.

— Какой густой лес, — удивленно сказала она после того, как спикировала на мое плечо.

— Да, — согласился я, выискивая глазами дорогу среди зарослей кустов.

— И лужаек здесь не видно, — как-то приглушенно проговорила моя спутница.

— Эта местность отличается от твоего дома. Одно дело — редкий болотистый лес, другое — настоящая лесная чаща, — кивнул я. — Бывает, что дальше двадцати шагов ничего не видать. Листва, лианы, кусты, паутина. Вот такой он, северный райвенделлский лес.

— Паутина! — Личико Цикуты исказила гримаса отвращения. — Ненавижу паутину!

— А особенно ее хозяев, да? — понимающе усмехнулся я. Цикута кивнула.

— Действуем, как договорились, — скомандовал я. — Ты летишь сверху, а я иду понизу. Продвигаемся на север и внимательно высматриваем желанные золотистые хохолки.

* * *

И мы отправились в путь.

Я шел медленно. Отчасти из-за того, что двигаться в густом лесу было трудно. Но еще и потому, что приходилось постоянно осматриваться. Я заглядывал в щели между камней, то раздвигал ветки кустов, то нагибался к особо подозрительному месту в стелящейся траве.

Это заметила Цикута.

— Кантариэль, а где здесь тропинки? — выпалила она, присев рядом со мной на ветку дуба.

— А? — не понял я.

— Во всяком лесу должны быть тропинки, — уверенно заявила она. — А здесь я их что-то не наблюдаю.

— Эльфы в эту часть леса редко заезжают, — пояснил я. — Поэтому торных дорог и пеших тропинок здесь нет. А звери... так они ж каждый раз по-другому пути ходят. Вот и мало здесь звериных троп. Да и зачем мне они? Наш путь лежит прямо на север, и проложенные зверьем тропы нам вовсе ни к чему.

Путешествие продолжалось. Пару раз я слышал окрики односельчан — два раза справа и пять раз слева. Было приятно осознавать, что ты не один в этом дремучем лесу. Но потом голоса пропали. Толи я свернул не туда, толи мы сильно разбрелись по лесу.

Прошел час, другой. Наступило время обеда. Я нашел более-менее ровную полянку и занялся приготовлением еды. Для себя я взял немного хлеба, курятины и пару яблок. Для своей напарницы я приберег горшочек меду.

Цикута резко спикировала вниз, едва в воздухе разлился призывный аромат.

— А обоняние у тебя ничего, — прошамкал я с набитым ртом.

— А-то как же, — ответила она, обхватив передними лапками вожделенный горшочек. — Отличное зрение и отличный нюх. Я же охотница. Тем более что тут по-другому нельзя.

— А чем ты обычно питаешься в лесу? — полюбопытствовал я. Мне и вправду было интересно.

— Всем, — отмахнулась собеседница. — Но больше всего я люблю мясо — после него долго не хочется есть. Ну, и конечно, все сладенькое. Мед, сладкий сок некоторых деревьев, нектары. Иногда фрукты.

— А охотишься сама или со своими сородичами?

— Охотиться вместе? Вот еще, — фыркнула шестикрылая стрекоза и надула губы. — У нас закон, — кто первый, тот и прав. Не кто первый увидел, а кто первый вонзил зубы, — усмехнувшись, добавила она. — А если кто не согласен, то можно и жалом в шею схлопотать.

— Да, дружбой у вас и не пахнет, — глубокомысленно заметил я, беря в руки яблоко.

— Дружба? Не понимаю, — замотала головой Цикута. — Зачем делить то, что может стать полностью твоим? Это же неразумно. Зачем слушать советы чужого? Есть своя голова на плечах. Зачем допускать чужака к себе в душу? У каждого в душе есть свой мир, и он неприкасаем.

— Ну, может быть, может быть. — Я не во всем был согласен с собеседницей. Меня учили иному. Тем более, что некий опыт дружбы у меня уже имелся. Но грамотно объяснять это я не умел.

— Вот так мы и живем. Строим себе гнезда, где захотим. Летаем, где вздумается. Едим, что пожелаем. Делаем, что придется.

— Ага. И если кто попал в пасть плотоядной росянке, то спасти тебя будет некому. Конечно, — одним желчным ртом меньше, остальным еды больше, — подумал я. Но вслух, понятное дело, ничего не сказал. Мне не хотелось спора.

И снова долгие поиски. Я рассматривал лес снизу, а моя невольная напарница сверху. Снова пришлось заглядывать под каждый ветвистый кустик, под каждый замшелый камень, под каждую змеистую корягу.

Куда заглядывала Цикута, я не знал, но она первой нашла долгожданную зацепку.

— Кантариэль! — радостно раздалось сверху, и на меня обрушился шумный стрекот. — Это оно?

В своих лапках Цикута держала небольшое багровое семечко с пучком тончайших желтых волосков.

— Оно. Оно, Ци, оно! — Я радостно пустился в пляс.

— Ци? — Стрекоза удивленно подняла левую бровь. — С каких это пор я разрешила говорить со мной на...

— Можешь называть меня Кан, — тут же разрешил я, чтобы не дать вспыхнуть новой ссоре.

Уступка за уступку. Цикута согласилась.

— Где ты его нашла, Ци? — Вопрос так и рвался с моего языка.

— Где-где? На ветке, где же еще.

Это показалось мне странным. Если цветок растет на земле, то и его семена будут внизу. Ветер не сможет так далеко их разнести — этого не позволят цепкие ветки и листья. Значит, цветок рос где-то на высоте. Но где?

— Ци! Ты можешь осмотреть окрестности? Есть наверху что-то особо примечательное?

Стрекоза мигом взмыла ввысь, но через минуту вернулась.

— Деревья, деревья. Одни деревья. Сплошные деревья. Разве что тебя интересует какая-то развалина, что чернеет у дальнего холма.

— Развалины? — Я призадумался. — А, "Орле-де-трумма" — место, чтобы помнить.

Я вновь призадумался. Там находились остатки старой полуразрушенной крепости. Там была и башня, высотой в четыре этажа. Высокая, полая башня, возвышающаяся над вершинами деревьев. Если семена Жизнь-травы падали на лес сверху, то трава могла укорениться на верхушке башни. Только тогда ее семена могли разлететься по всей округе.

А это весьма похоже на правду!

— Ци, ты сможешь слетать туда и посмотреть, есть ли там Жизнь-трава?

Она призадумалась.

— Далековато, — с неохотой отозвалась она. — И лететь одной страшно.

Я понял, что она вредничает по привычке. Воздухом не лесом, да и лететь не так уж далеко. Снова спорить, убеждать, доказывать? Нет, я знал другой, более действенный способ.

— С меня еще один горшочек меда. Внеочередной.

Тело Цикуты непроизвольно напряглось. Готовые к полету крылья басовито тренькнули.

— Что искать? — деловито осведомилась плутовка.

— Жизнь-трава похожа на пушистый одуванчик. Ты их должна была встречать в своем лесу. Ее ни с чем не спутаешь. Зеленые стреловидные листья, желтый стебель с тебя величиной. На нем алая подушечка с семенами — такими, что мы только что нашли.

— Жди, — только и сказала она, и тут же взлетела за кроны деревьев.

И я стал ждать. А что мне ее оставалось делать?

Цикута вернулась через полчаса. Усталая, но довольная, она спустилась с небес прямо на мое плечо.

— Ну? — воскликнул я в нетерпении, не давая ей отдышаться.

— Есть, — ответила она радостно, едва перевела дух. — Точно такая травка, что ты описывал. Листья-стрелы, желтый стебель и семена.

— И где? — сгорая от нетерпения, продолжал я допрос.

— На самом удобном месте. Прямо на вершине башни, — выпалила она.

Я нахмурился. Это для тебя, шестикрылая, самое удобное место. А для меня как раз наоборот, — мне ведь придется лезть за Жизнь-травой снизу. Хотя, расти она в более благоприятном месте, кто знает, просуществовала бы она так долго?

— А семян? Сколько в цветке было семян? — задал я самый главный вопрос.

Цикута улыбнулась.

— Много. Еще много. Как минимум половина.

Здоровски! И до заката еще далеко.

— Так чего же мы ждем? — радостно воскликнул я. — Ци! Показывай дорогу!

То, на что у проворной летяги ушло пятнадцать минут, у меня ушло два часа. Два часа блужданий по сырому лесу, среди колючего кустарника, поваленных деревьев, корневищ и груд камней. Казалось, что лес по каким-то причинам вознамерился не пропустить меня к этой исключительной находке. Колючий кустарник впивался в мою одежду крепкими шипами величиной с палец. Поваленные деревья намертво перекрывали мне путь своими огромными ветвями. Корневища, словно выползшие из нор змеи, не давали возможности твердо ступить на землю. А обходя груды разбросанных по лесу камней, я делал длинные петли, вовсе не укорачивающие выбранного пути.

Но я не унывал! Ведь впереди меня ждал такой исключительный приз!

— Мы с ребятами часто ходили в лес за редкими травами. Но ничто не может сравниться с поисками Жизнь-травы! Жизнь-трава по сравнению с остальными травами это как торт по сравнению рыбной похлебкой. Как настоящий меч по сравнению с его деревянной копией. Это как настоящая магия против нашей, детской... — сообщал я раз за разом возвращающейся Цикуте.

Черно-зеленая громадина Орле-де-трумма выросла передо мной внезапно. Старая крепость не устояла перед сдвоенным напором времени и леса, давно став их неотъемлемой частью. Раствор, скреплявший обтесанные камни, уже давно раскрошился, а вместе с ним рухнули крепостные стены и перекрытия, превратив некогда величественную крепость в груду обычных камней, покрытую мхом, лишайником, ползучими лианами и редкими кустиками травы. Правда, эта груда была достаточно большой.

Из прошлого великолепия уцелела лишь одна башня. Да и то, "уцелела" было слишком громко сказано. Деревянные двери и окна давно сгнили, уступив место комьям паутины и мелким лианам. Щели между камнями стен углубились, грозя вот-вот разрушить и без того непрочное строение. Подойдя почти вплотную, я увидел, что лестничные пролеты башни были в еще худшем состоянии. Их не было. Остались только квадратные брусья да выступы камней, на которых некогда держалась упавшая конструкция. А последний, четвертый этаж, столетиями обвиваемый всеми ветрами и подмываемый дождем и снегом, обрушился вниз. У башни не было и потолка. Вместо него осталось лишь два широких выступа.

— Ничего себе! — Я задрал голову к небу.

— Что, впервые видишь, да? — догадалась летунья.

— Да. Раньше я только слышал об Орле-де-трумма. Сам я в северный лес далеко не ходил.

Цикута критически сравнила меня и высоту препятствия.

— Тебе трудно будет залезть на вершину, — изрекла она очевидное.

Оспорить это заявление было сложно.

— Я лесной эльф, а не горный, — сказал я, морща лоб от неудовольствия. — Я умею рыскать по лесу, а не взбираться на скалы.

-А твоя магия? Ты же говорил, что эльфы с рождения владеют магией.

Я тяжело вздохнул. Ну как объяснить ей, что я еще молод? Очень молод. И что моя магия не призвана свергать горы или давать крылья?

— Ци, магия магии рознь. Магия молодого эльфа направлена внутрь него. Магия взрослого — на все внешнее. Поэтому мои умения несколько... ограниченны.

Я от рождения умею ориентироваться по сторонам света. Я умею различать съедобные и несъедобные дары леса. Могу отличать плохую воду от хорошей. Умею ладить со всяким зверем. Ну, почти со всяким.

Да, я научился чувствовать магию растений, узнал повадки птиц, рыб и зверей. Я научился ловить рыбу и ставить ловушки на зверя. — При этих словах я хитро улыбнулся. Цикута лишь осклабилась в ответ. — Я могу чуть прибавить себе выносливости, — дольше не спать, дольше идти, дольше не есть. Ну, что еще? Зашептать себе ранку, убрать из тела боль.

Но все это для себя. Такая у меня магия. Понимаешь?

Цикута сделала задумчивое лицо. А потом все же кивнула.

— К тому же, опыт и сила волшебства эльфов растут с годами. А это, — я ткнул пальцев в шпиль башни, — дело для взрослых эльфов.

— Так что, бросаем эту затею? — ехидно осведомилась она.

— Вот вредина! — произнес я про себя, но вслух сказал: — Конечно, нет. Я сказал лишь, что это будет очень трудно. В геройских приключениях по-другому не бывает. Если все легко и просто, где же тут героизм?

— А ты что, в герои записался?

— А ты что, до сих пор не поняла, с кем имеешь дело?

Я зашел внутрь башни. В нос тут же ударил запах гнили и плесени. Да, просто оказаться внутри этой башни это уже героизм. А чтобы подняться на нее, требовались героическая сила и доблестное мужество.

Я вытащил из рюкзака серп для срезания растений, маленький нож и веревку. Остальное пришлось оставить внизу.

Сделав лассо, я забросил его на самый нижний брус. Потом повис на веревке. Брус угрожающе заскрипел, но выдержал.

— Хм, а в том, чтобы быть маленьким, есть свои преимущества, — подумал я.

Подъем был долгим. Я старался действовать как можно более осторожно. Вскарабкался на первый брус, снял лассо, отдышался. Прицелился, размахнулся, сделал несколько попыток забросить петлю на следующий деревянный выступ. Получилось — отдышался. И снова карабкался.

Было страшно — с каждым новым брусом высота подо мной все увеличивалась. Было тяжело: прицеливаться, бросать, лезть. Было скользко: скользили ладони по веревке и сандалии по гнилой поверхности дерева и камня. От постоянных усилий взмокла спина. Было прохладно: сквозь провалы окон в пустотелой башне вовсю гулял ветер. И чем выше я забирался, тем реже становились ближайшие кроны, и тем сильнее и холоднее был вечерний ветер.

Но я не сдавался. Чтобы подбодриться, я тихо напивал себе под нос:

— В лес пошел Кантариэль, молодой герой.

Он пошел за Жизнь-травой, храбрый он такой.

Выдрался на башню он, страхи все презрев.

Вот такой Кантариэль. Смелый он, как лев.

Сюжет и рифма так себе. Но ведь не это сейчас главное, верно?

Третий этаж. Маленьким ножом я привычно ободрал с камня скользкий мох, подтянулся на руках и удобно уселся, прижавшись спиной к холодной стене. Очень хотелось посмотреть вниз, но я знал, что этого делать не следует.

Басовитое треньканье за плечом. Цикута, кто же еще. Вот для кого взлет на такую высоту пара пустяков.

-Ты молодец, — осторожно сказала она, видя мое раскрасневшееся лицо и дрожащие от напряжения руки.

Я ухмыльнулся.

— Мы, герои, все такие, — едва отдышавшись, ответил я. — Где цветок?

— Там, — она кивнула маленькой, словно игрушечной, головкой. — На левой стороне башни.

Я скривился. Правильно. Я-то лез на правую сторону. Но не по ошибке. Сюда было легче забраться. На много легче. Внутри левой стороны все дерево выгнило напрочь, а камни почти невидимы за слоем лишайника. Негде там зацепиться. Просто негде.

— И как же ты туда забрался? — спросил я у невидимого пока еще цветка.

— Полезешь дальше? — тревожно спросила Цикута. Переживала. Переживала? Да ну!

— Герои не сворачивают с выбранного пути, — смело заявил я.

Цикута промолчала. Это показалось мне весьма странным.

Последний рывок. На расстоянии вытянутой руки квадрат проема, что раньше служил входом на площадку башни. Я протянул усталые руки, вцепился в холод камня, подтянулся и перебросил тело.

Выпрямился. Теперь я стоял на остатках смотровой площадкой.

А надо мной синело предзакатное небо. В кружевном жабо из легких тучек желтый круг солнца клонился к закату, окрашивая зеленое буйство в алые тона. Лес, океан леса, растянувшийся от горизонта до горизонта, насколько хватало глаз. Могучие дубы, стройные сосны, тонкие ивы, белоствольные березки. Ветер шевелил их ветви, но мне казалось, что деревья кланяются меня, вдохновляя на великий подвиг.

Я улыбнулся и развернулся назад.

И вновь нахмурился.

Круглой крыши-площадки башни больше не существовало. От нее осталось лишь две небольшие площадки, два выступа-зубца — левый, и правый. И на левом, по какой-то прихоти судьбы, на кучке занесенной ветром земли, укоренилась и пробилась к свету уникальная трава.

Я пригляделся к Жизнь-траве и мое сердце от отчаяния замерло на несколько секунд. В его ложе-корзиночке трепетал последний, единственный янтарный хохолок. Я замер от волнения. Еще один порыв ветра, еще одна, или пару минут, — и редкостная Жизнь-трава обратиться в обычный пырей.

Нужно было срочно что-то предпринять. Но между мной и моей целью лежала пропасть. Шириной в четыре шага, а глубиной... глубиной в четыре этажа.

Вновь басовитый стрекот крыльев. Цикута уселась рядом, вцепившись всеми лапками в острый кусок камня, силясь противостоять неслабому ветру.

— Она? — осторожно поинтересовалась стрекоза.

— Она. Жизнь-трава, — уверенно ответил я, так же тихо, словно боялся чего-то. Казалось, от страха мое сердце вовсе перестало биться.

— Остался один хохолок, — зачем-то уведомила она меня.

— Вижу, — мрачно отозвался я. Верно. Мешкать было нельзя.

— Хочешь прыгнуть? — спросила она.

Я подытожил свои размышления.

— Лассо бросить некуда. Перелезть нельзя. Зацепиться не за что. Осталось только прыгать. Эх, жаль, что у тебя лапки, а не руки. Дал бы тебе серп, а ты... Значит, придется прыгать.

Цикута осторожно перебралась к краю провала.

— Ширина слишком большая. А камень слишком слаб. И мокр. И у тебя нет места для разбега, — все так же тихо продолжала она.

— Иначе бы это не было геройским поступком, — как можно более уверенно заявил я. Но сердце мое дрогнуло.

— Кан, не надо, а? — вдруг жалобно произнесла напарница. — Ты можешь разбиться.

— Могу, — согласился я. — Но ведь там, всего в нескольких шагах от меня, мой приз.

— Ну и что? Что это по сравнению с тем, что ты можешь погибнуть?

Но я уже не видел препятствия. Своими мыслями я уже был в родной деревне. С цветком.

— А ты знаешь, что такое вернуться с Жизнь — травой в деревню? — заявил я ей. — Ты не представляешь, что значит прослыть нашедшим Жизнь-траву.

А я представлял. Я уже слышал в своих ушах: "О, кто не слыхал о Кантариэле? А, это тот, кто нашел в Райвенделле Жизнь-траву? Как же, слышали, слышали. Парень пошел в лес сам, один. Молодой, но уже такой отважный. Теперь, благодаря его поступку, о его смелости и мужественности знают по всем окрестностям...

— Кан, не надо. Ты разобьешься!

— А дома? Представляешь, как меня похвалит папа? А мама? Как будет завидовать мне старший брат? А любимица-сестра? Как же, сын — гордость семейства. Брат — пример для подражания. Никто не нашел, а он нашел. Он герой. Герой, живущий с нами под одной крышей.

-Кан, прошу тебя. Не надо!

— А среди ребят мне вообще не будет равных. Теперь я буду героем. Кантариэль — герой! Пусть тогда Балабол Кори только посмеет остаться главным в нашей группе. Отныне главным буду я!

— Кан!

— Но не это самое интересное. Скоро придет пора начального обучения. А тот, кто принес Жизнь-траву, будет самым желанным учеником у преподавателей! Они будут стараться переманить меня на свои уроки. Конечно! Каждый учитель захочет увидеть меня только травником, или зельеваром, или алхимиком. Конечно, ведь я буду звездой. Они будут говорить: "Смотрите, маленький, а совершил такой геройский поступок. Найти Жизнь траву это вам не подорожник сыскать. Это паренек с талантом к лесу. А талантливые дети нам очень нужны!

— Кан, ну прошу тебя. Пожалуйста. Не надо!

— А тебе то что? — насмешливо отозвался я, на миг покинув облако грез. — Тебе что, жаль эльфа? Ты же никогда не верила в дружбу?

Цикута сжалась в маленьких грустный комочек.

— Не верила. И думала, что права. Но вот встретила тебя. Я знаю, все мои сестры не подарок. Но ты... ты относился ко мне хорошо. Как к другу. И я не хочу тебя терять.

Но мне уже было не до нее.

Я собрался. Отошел как можно подальше. Напряг ноги. Приготовился к прыжку. Краем глаза заметил стремительный бросок шестикрылой фигуры...

* * *

— ...И? — Зеленые глаза Прилипалы Мел раскрылись от страха. Я пригубил чашку теплого чая и замолк, делая выразительную паузу.

Вернувшись почти за полночь, я первым делом отоспался дома, а потом, собрав своих друзей, поведал им о случившемся.

Они мне поверили — ведь Жизнь-траву никто так и не нашел. Поверили и про говорящую шестикрылую стрекозу с человеческой головой, и про наше путешествие к башне и внутрь нее. И лишь дойдя до самого драматического момента, я позволил себе немного передохнуть.

— Ну? — Сузившиеся глаза Мелтеноры уже не просили, а требовали продолжения. Зив, Ми, Доли, Кори и Лузи просто молчали, не в силах проронить ни слова.

— Но тут налетел ветер, и последнее семечко взмыло в воздух...

— И тебе не было больше смысла прыгать, — закончил за меня Кориантаниэль. Не удержался. Поэтому мы и прозвали его Балаболом.

Друзья тут же расслабились и вновь принялись уминать теплые ватрушки от мамы Мел. А я ухмыльнулся сам себе. Пусть уж лучше они узнают такую концовку, а не то, что случилось на самом деле. Про то, как метнувшаяся к цветку Цикута сорвала последний хохолок.

Вначале я долго злился. А потом понял все. Но мне так не хотелось признаваться друзьям в том, что это она, а не я, совершила настоящий геройский поступок.

КОНЕЦ.

1-13.09.2010 г.