Я выбираю рок-н-ролл

Я выбираю рок-н-ролл.

Высоких и низких,

Далёких и близких,

Далёких и близких

Иллюзий не строй.

И лоб свой напудри,

В театре абсурда,

В театре абсурда

Ты главный герой.

Пикник — "Театр абсурда"

Часть первая.

Дорога.

Любой рассказ стоит начинать сначала и рассказывать по порядку, не так ли? Пожалуй, так я и сделаю. Несмотря на все жуткие и фантастические вещи, что произошли со мной, ни одна секунда всей этой истории не будет забыта до самой смерти. Так что же вас мучать. Думаю, начнем сначала. Да, так и поступим.

* * *

"Куда я попал?! Что происходит?!" — стучало в голове, пока я барахтался в грязи, припечатываемый стальными струями жестокого ливня. "Так. По порядку. Сидел, ждал, когда скажут результат экзамена. Душно. Выхожу во двор университета. Яркие летние краски больно бьют по восприятию после серых стен аудитории. Духота не отступает. Что-то стало даже хуже. Плохо с сердцем. Падаю. Темнота."

Потом еще хуже. Ночь. Лес. И холодный осенний ливень. Это даже не ливень, это какой-то душ Шарко, тугие ледяные струи бьют меня не только сверху и с боков, но и, кажется, снизу. Ноги в грошовых китайских кроссовках разъезжаются по липкой грязи. Иду. Падаю. Вновь иду. Уже был бы грязным по уши, если бы не убийственный ливень. Грязь мгновенно смывается под его напором, будто кто-то специально поливает из компрессора.

Страх. Вернее нет, сначала безмерное удивление и непонимание. Как?! Почему?! Куда я попал?! Лишь потом страх. Липкая патока паники обворачивает шестерни логики, не даёт нормально думать. "Как бы воспаление легких не поймать...". "Какое, к чертям, воспаление, сначала до людей дойди!" И вновь: "С какой стороны мох?". "Идиот, какой мох, утонешь скоро, а мох ему...". Бессмысленный забег по грязи не останавливается ни на минуту. Пока до меня наконец доходит: я не знаю куда и зачем я иду. Животный страх дал пинка моему самообладанию, а каша в голове не дала остановиться. Я обхватил ствол какой-то хлипкой сосенки, пытаясь удержать разъезжающиеся ноги и, наконец, успокоиться и начать продуктивно мыслить. Получалось не очень.

Ледяные струи уже стали привычными, и сквозь них, судорожно глотая воздух пополам с водой, я увидел темный коробчатый силуэт, выделявшейся на фоне светлеющей просеки. "Сарай?""Нет, скорее всего машина. Наверное, джип или что-то военное." Скользя по грязи и смешно растопырив руки, я побрел к стоявшему вдалеке автомобилю.

Силуэт рос в моих глазах, появлялись знакомые черты. Да, так и есть. Черный, массивный джип стоял на обочине шоссе. Дверца у сидения водителя открыта и ливень вбивает себя внутрь, покрывая руль и приборную панель брызгами разбитых об плотную кожу водительского кресла капель. Хозяина нет. Может в салоне? Подхожу ближе. Заглядываю внутрь. Темно и пусто. Темно и мокро. Впрочем, мне кажется, на всей планете не осталось ни одного сухого места.

Нога натыкается на какой-то крупный камень в грязи. Я начинаю скользить и заваливаться на спину. Внезапно камень прекращает плыть в потоке грязи, будто его задерживает какая-то внешняя сила. Смотрю под ноги. Кто-то выдрал стопорную катушку ремня безопасности и теперь она лежала у открытой дверцы. А сам ремень натянулся и не дал мне рухнуть прямо в бушующие в ногах потоки.

Решение приходит быстро. Чья бы не была эта машина, думаю, он был бы не против, если я укроюсь в ней от непогоды. Я затаскиваю задервеневшее тело в салон и пытаюсь закрыть дверь. Дверь лишь жалобно скрипит и стукается о корпус искореженным замком, шамкая, будто беззубый рот. Оказывается, в темноте я не обратил внимания на глубокие борозды на дверце, настолько сильно деформировавшие ее, что закрыть ее не было ни единого шанса.

Оставляю в покое несчастную дверь. Она тут же вновь распахивается, пуская внутрь очередную порцию всепроникающих ледяных стрел безумного дождя. Я зябко ежусь и машинально провожу рукой по замку зажигания. Ключ, слава Богу, на месте. Когда вновь пытаюсь закрыть дверь, вижу плывущую в потоках змею.

Удивленно протираю глаза. Опять всматриваюсь в полутьму. Все верно: в потоках извивается гибкое упругое тело с металлическим отблеском, будто ввинчиваясь в окружающие грязно-бурые волны.

И самое главное, змея плыла к джипу.

Думаю не долго. Змей не люблю, лягушек тоже. Но если лягушки просто холодные и противные, то змеи могут еще и неслабо цапнуть, да еще возможно, до двухсотого состояния. Начинаю лихорадочно крутить ключ, придерживая другой рукой непокорную дверь. Что-то пока не особо хорошо выходит. Двигатель чихает, кашляет и издает другие непотребные звуки, словно издеваясь надо мной. Я плюю на дверцу, хватаюсь одной рукой за руль, и ожесточенно чертыхаясь, пытаюсь вновь завести машину. Змея тем временем, уже доплыла до джипа. Быстро бросив взгляд, отмечаю, что метраж у пресмыкающегося совсем немаленький. Если голова была уже где-то у двери (что неслабо стимулировало мои водительские потуги), то тело и не думало кончаться, а продолжало выползать из темных кустов.

Когда двигатель, четко следуя канону обычного американского B-movie, наконец, завелся, я почувствовал нежное прикосновение к моей голени. Опустив взор, я увидел "змею".

Да какая, на хрен, змея! Это было классическое, мать его, сегментированное щупальце, разве что без присосок, да еще и сделанное из какого-то блестящего металла.

Вокруг было дофига воды. Но в горле мгновенно пересохло.

Машина вдруг тихо рыкнула и завелась.Болезненно сглотнув, я резко выжал газ. Большие колеса джипа, стремительно прокрутившись и выбросив огромные струи грязи, наконец, зацепились за хоть и мокрое, но вполне твердое асфальтовое покрытие. Щупальце из салона унесло мгновенно, оно успело лишь жалобно проскрежетать, оставляя глубокую борозду на борту машины. Отчаянно пытаюсь выправить занос, выворачивая руль, и мне чудом это удается. Я несусь по мокрому шоссе, постоянно виляя и теряя управление. Масла в огонь добавляет беспрерывно лязгающая дверца и стучащий по асфальту огрызок барабана от ремня безопасности. Выдержав минут десять такой безумной езды, останавливаюсь, закидываю барабан вместе с ремнем в салон и начинаю шарить в бардачке на предмет чего-то, что могло бы закрепить дверь и просто всяких полезностей.

Так. Что там у нас? Права на имя Клеменевского Исая Борисовича, 1969 года рождения. Понятно. Теперь буду хоть знать, кому машину возвращать. Так, страховка на тоже имя. Пара запасных свечей. Набор отверток со сменными насадками. Хм. Чупа-чупс. Разворачиваю обертку и пихаю в рот. Говорят, сладкое помогает снять стресс. Посмотрим. Ворох каких-то коммерческих бумажек, шариковая ручка, брелок в виде миниатюрного глобуса. Так, а вот это уже интересно. Вынимаю из бардачка оригинальную зиппо. Щелкаю колесиком. Яркий огонек освещает салон. "Ну еще бы, фирма веников не вяжет", — думаю я. Кидаю весь хлам, кроме зажигалки, на соседнее сидение, совсем не озаботившись его защитой от влаги. Бумаги тут же начинают пропитываться дождевой водой и расплываться чернильными пятнами. Тут -то я и вспоминаю, где мне найти "веревочку", чтобы привязать непослушную дверцу. Протягиваю руку за аптечкой и открываю крышку. Ну конечно, жгут там. Бросаю аптечку рядом с другим хламом и привязываю, наконец, дверь.

ФФу. Ну вот, наконец-то можно расслабиться. Если бы курил, можно было бы закурить. Тут я внутренне усмехнулся. Будь я курящим, под таким ливнем мои сигареты давно бы превратились в жиденькую кашицу. Обвожу усталым взглядом кабину. Взгляд как-то против воли цепляется за глобусообразный брелок. И, казалось бы, такая мелочь пробирает меня окончательно.

Что это, нахрен, за сюр?! Ночь, лес, ливень, стальные щупальца. Ктулху, мать его. Всего полчаса назад я ждал с замирающем сердцем зачетку. А подсознании уже крутилось, куда пойти отмечать закрытую сессию. Тут этот приступ и последующая хрень. И вот я сижу в чужой машине посреди шоссе неизвестно где с чупа-чупсом во рту. Чувствуете градус неадеквата?

"Так. Надо найти людей. А там посмотрим, что как. Может коллайдер неудачно запустили. Или еще что. Так что ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.", — успокоив себя таким образом, я утер мокрое лицо не менее мокрым рукавом рубашки.

Я нащупал ключ зажигания и легонько его провернул. Как и ожидал, джип завелся с первого раза. Я вывел машину на середину пустой дороги и с наслаждением выжал газ. Я понесся навстречу тугим каплям, разбивавшимся и лобовое стекло. Под капотом ревел мощный двигатель, я летел по шоссе. Похоже, я начал получать некоторое удовольствие от ситуации. Когда еще на халяву так прокатишься? Все-таки прав был классик, когда говорил "какой русский не любит быстрой езды"!

Казалось бы, я уже успокоился и ничто не может заставить меня волноваться. Ну, кроме, пожалуй, еще одного щупальца, если оно откуда-нибудь внезапно выскочит. Но я был не прав.

Увидев вдалеке сквозь плотный дождь стоп-сигнал какой-то машины, я получил в кровь новую порцию адреналина. Видимо мне предстояло сложное объяснение. Кто я, откуда и что курил. Про щупальца ведь не поверят, решат, все, расширил сознание паренек до несужаемого состояния.

Так, ладно, скажу просто, что потерял сознание, очнулся в лесу, нашел в лесу машину, выбрался. И никакие стальные осьминоги меня, конечно, не домогались.

Пока приближалась машина, нарастал и звук. Это был странный противный звук, как будто кто настойчиво царапал куском битого стекла по ржавому металлу. Сквозь пелену дождя я еле различил небольшую фигурку, выскочившую на дорогу и призывно замахавшую руками, явно указывая на кювет, то ли прося остановиться, то ли указывая на свой автомобиль.

Мне начинало это нравиться все меньше и меньше. Уж лучше я как-нибудь один обойдусь. Я начал давать газ и ускоряться. Незадачливый сигнальщик понял, что я сейчас просто промчусь мимо и скроюсь в серой дождливой хмари. И тут...он просто лег на дорогу.

-...м-м-мать!!! — завопил я, выворачивая руль. Джип развернуло поперек шоссе и теперь я несся подобно неуправляемому шару в кегельбане. Только кеглями могли вполне оказаться человеческие жизни. Я отчаянно вдавил тормоз в пол, стараясь погасить скорость, но потоки воды мешали этому. Машина чудом пролетела мимо автостопщика, оставив в моем сознании лишь его искаженное гримасой ужаса лицо. Мой джип остановился лишь в метрах двадцати дальше по дороге от стоящей на обочине машины.

... ледяные струи начали понемногу приводить меня в чувство. Вцепившись в руль, словно в спасательный круг я стал мутным взглядом оглядывать окружение. Судя по всему, я никого так и не сбил и машину тоже не покалечил. И то хорошо. Голова жутко болела, а пелена не желала никак сходить с моего взора. Сквозь проем в дверце виднелся лишь грязно-белый силуэт подбегающего к машине автостопщика. Пока я, покачивая головой, пытался прийти в себя, оказалось, он успел почти добежать до моего джипа.

Человек резко открыл дверь, от чего и так не особо хорошо ее державший жгут, разлетелся надвое и скрылся в потоках хлещущей по шоссе воды. Он начал что-то говорить, активно жестикулируя, но для меня это был просто бубнеж белесого пятна на фоне жуткого и противного звука, доносившегося снаружи.

Тут в меня словно выстрелили из пушки.

Меня отбросило на сиденье, и спружинив от него, я приложился еще и к рулю. Я начал мотать головой, будто отбивался от нападения полчища мух, пытаясь прийти в себя, но тут удар повторился. Я пытался сфокусировать взгляд, но разглядел лишь молодецкий замах визитера, которым он хотел меня припечатать еще раз.

Оказывается способность нормально воспринимать мир и связно говорить возвращается подозрительно быстро, когда от этого зависит целостность организма.

-Эээ..умм...пфх...мужик, ты че? Я ...кх..пфкх...это, — начал я не очень убедительно, но увидев, что его рука остановилась, смог попонятнее сформулировать вопрос, — А вы чего деретесь, гражданин?

Неизвестный мужик в перепачканном грязью деловом костюме понял, что я уже более— менее вменяем, вцепился мне в плечи, и заглянув в глаза, заорал, будто сумасшедший:

-Потому что ты идиот, умудрился вырубиться, когда нужна твоя, блядь, непосредственная помощь. Гонщик, бля. Я ж тебе маякнул еще издалека...

-Стоп, стоп, стоп,— кажется начал разбираться в ситуации я, — я не техпомощь, я не скорая помощь, и не какая -либо другая помощь, — очевидно у него сломалась машина и он ждал эвакуатор, вот и разнервничался, что не удивительно в такую погоду, — я просто еду тут мимо по своим делам. Вообще-то мне самому требуется помощь...

Лицо мужика побагровело, глаза выпучились еще больше, лицо его исказилось гримасой ненависти. Недолго думая, он схватил меня за грудки и буквально выбросил на дорогу. Силой повернув мою голову в сторону своей машины, он со всей силы прорычал в ухо:

-Смотри!!!

Я посмотрел.

Эта картина будет оставаться в моей памяти навсегда. Никакие щупальца, никакой ночной лес ни стоял с этим даже рядом. Черт, я даже уверен, что ЭТО будет снова и снова всплывать в моих снах до тех пор, пока внуки не выпустят из своих ладоней холодеющие мои...

Я наконец увидел источник того самого противного звука.

Около машины стояло трое. Вернее, как сказать, стояло. Двое из них, молодые мужчины, пытались удержать третью, молодую девушку на капоте. Я бы понял, если бы это были обычные бандиты, что издевались над своей жертвой. Но эти ребята наоборот хотели помочь девушке.

У девушки не было левого предплечья. Совсем. Полностью. Это она бесконечно заунывно, на одной ноте орала от боли. Легкораненные люди так не кричат. Так кричат лишь люди, что находятся на пороге смерти и занесли ногу, чтобы сделать последний шаг.

Один из парней навалился на правое плечо, пытаясь прижать ее к капоту. Второй все повторял и повторял попытки, с упорностью обреченного, перетянуть где-то в районе бицепса ее руку то ли шнурком от кроссовок, то ли завязкой от тренировочных штанов.

Но не крик был самым страшным в этой троице, топтавшейся по останкам собственной распотрошенной аптечки. Самым страшным была культя раненной девушки. Какая-то неестественно пурпурная, с ошметками рваной плоти, она вздымалась и опускалась вновь и вновь. Вкупе с мертвенно белым лицом, ее культя была похожа на кисть сумасшедшего импрессиониста, который хотел подарить миру какие-то свои апоклептические пророчества, написав их собственной кровью на капоте машины, но дождь все смывал и смывал их, но безумный художник не хотел сдаваться, а хотел достигнуть своего, пусть и ценой своей собственной жизни.

Тут в меня будто выстрелили из пушки.

Ага, сейчас. Знакомый каламбур. Я уже привычно заслонился руками от следующего замаха и уставился белокостюмчатому в лицо.

-Ты что, с детства припадочный? — вновь заорал он на меня, — или только с нами так залипаешь? Давай аптечку, идиот!

Меня словно ударили током. Я и действительно повел себя не самым хорошим образом. Импрессионисты. Пророчества. Романтик херов. Да, последнюю оплеуху я явно заслужил.

Я быстро, как мог, бросился в салон и нащупал лежащую на соседнем сидении аптечку. Стараясь наверстать упущенное время, я стремглав выскочил из машины и протянул аптечку автостопщику. Тот, не сказав ни слова благодарности, помчался к своим. Он лишь кричал на бегу:

-Оля, Оля, потерпи! Я нашел жгут! Сейчас остановим кровь, и все будет хорошо...

Меня будто приварили холодной сваркой к асфальту. Откуда он мог знать, что единственный бывший в аптечке жгут вот уже минут как пять уплывает в бурных селевых потоках вниз по дороге.

Мысли вновь обрели былую резвость. Так, если этот психованный поймет, что в аптечке никакого жгута нет и в помине, крайним, конечно, окажусь я (тут что внутри меня кольнуло, будто говоря: "а ведь так и есть, не привязывал бы ты эту дурацкую дверь, этой девушке сейчас можно было бы помочь"). Я отмахнулся от назойливых мыслей и второй раз за день занялся спасением самого ценного, что у меня есть — то есть себя.

Я лихо запрыгнул в джип, прикрыв расхлябанную дверцу. Я медленно выдохнул и плавно повернул ключ. Конечно, как и ожидал. Никакого эффекта, кроме невнятного блеяния мотора.

Еще разочек. Опять тоже самое. Я судорожно оглянулся, ожидая уже увидеть погоню, но псих все возился с мокрыми от дождя защелками аптечки.

Тут с левой стороны дороги прокатился, словно раскат грома оглушительный утробный крик. Так, наверное, кричали мамонты, в пору, когда наши предки все еще считали их своим главным блюдом. Спустя пару секунд неведомому исполину вторил бешеный хор из десятков, если не сотен человеческих голосов. И это жуткое сочетание мешанины звуков уже и не думало замолкать.

Мне словно вкололи пару кубиков адреналина прямо в сердечную мышцу. Я с бешеной скоростью стал крутить ключ зажигания, то и дело матерясь сквозь зубы, и совершенно отцовским жестом стуча пятерней по приборной панели.

Но для доморощенных спасателей эта вакханалия тоже не стала секретом. Они одновременно уставились в сторону звука. А потом автостопщик заметил мои попытки свалить под шумок куда-нибудь подальше. Этот псих опять метнулся в мою сторону, что-то выкрикивая, то ли призывая остановиться, то ли прося помочь открыть скользкую от дождя, а теперь и от крови, аптечку.

Я затравленно закрутил головой, смотря то на белокостюмчатого, то на пелену дождя слева от трассы, не переставая дергать ключ в замке зажигания.

Тут я вновь испытал нехилый приступ страха. А что вы еще прикажете делать, когда на вас несется, непрестанно крича, непонятная огромная толпа людей из непроглядной стены дождя? Я задергал ключ, в замке, будто эпилептик, хотя это явно не шло на пользу ни мне, ни двигателю.

С одной стороны меня настигал с недобрыми намерениями мой новый приятель, слева неслась толпа хрен-знат-кого, которую еще и явно гнала перед собой какая-то монструозная хрень с луженой глоткой. Естественно, у меня сдали нервы.

— Е...сь оно все конем! — заорал я, срываясь на фальцет, потом жахнул кулаком по клаксону и медленно и ласково повернул ключ зажигания последний раз.

Джип завелся и заурчал, как только что наевшийся сметаны кот.

Я так удивился, что тут же ударил по газам.

Я вывернул руль, выезжая на середину шоссе, и наблюдая в зеркало заднего вида, как с безнадежностью останавливается мой преследователь, как огромная толпа непонятных оборванцев захлестывает машину, поглощая парней, покалеченную девушку, белокостюмчатого, и, казалось, вообще весь мир. Но, усилием воли заглушив последние поползновения совести загрузить мою черепушку совершенно излишними в данный момент размышлениями, я лишь сильнее надавил на газ.

Чем больше расстояния оставалось между мной и брошенными людьми, тем больше гадостных мыслей заполняли мою голову, пока руки совершенно автоматически держали руль. Заунывный вой ветра и безблагодатное лязганье вновь открытой дверцы одновременно наводили тоску и неприятные воспоминания и только что пережитом ужасе. Тем временем, казавшийся бесконечным ливень сначала превратился в мелкий и противный дождик, а после и прекратился совсем. Но его место занял плотный серый туман, вновь закрывая обзор на многие метры вперед. Хотя, скорее всего уже наступило утро, и было довольно светло. Пришлось врубить дальняк, но это нисколько не помогало. Вскоре туман укутал машину настолько плотным саваном, что я мог понять еду я по шоссе или по обочине лишь по поведению самой машины. Наконец поняв, что дальнейшая поездка бесполезна, я заглушил столько уже раз сегодня обматеренный мотор, и с облегчением навалился на руль, закрывая глаза и давая отдых своему телу и органам чувств.

Когда не нужно бороться за собственное выживание, начинаешь задумываться и о причинах того, что заставило тебя начать бороться за свое выживание. Я постарался проанализировать все свои действия с самого начала.

Итак, я вышел из аудитории после сданного экзамена. Философия давалась мне неплохо, и на четверку как минимум, я рассчитывал. Осталось подождать, когда вернут зачетки. Было очень душно. Выхожу на крыльцо. Курящие группки студентов, какая-то влюбленная парочка целуется в тени старого дуба на университетской аллее. Обычная картина, ничего странного. Но становится лишь хуже. Теряю сознание. Очухиваюсь валяющимся в грязи в ночном лесу под бешенным ливнем. Потом я описывал позорные циркуляции в трех соснах. Наконец, я нашел джип. Так, пока проанализируем это. Есть такие варианты: я невероятным (антинаучным, черт побери! — подсказывало мое технарское сознание) образом переместился в пространстве (и времени? — жалобно вякнуло оно же и тут же заглохло); потом еще вариант — я просто умер от сердечной недостаточности — и это все просто растянутый во времени предсмертный бред, который вместо белого тоннеля выразился подобным фантасмагоричным образом; и наконец, наиболее вероятный вариант — это все же бред, но не предсмертный, и пока я здесь отрываюсь, мое настоящее тело или лежит в коме, или откачивают бравые реаниматологи. В любом случае расклад неприятный и меняет мою сложившуюся жизнь уже кардинально. Таким образом, студенческой попойки в ближайшее время точно не предвидится, а уж поездки на море (между прочим, с симпатичными девчатами! — проснулась другая, не столь возвышенная часть моего сознания) — тем более. Итак, будем плясать от того, что есть. Загадывать вперед не будем, тут бы нынешнее разгрести. Так, с этим ясно. Продолжаем анализировать дальше. Джип, брошенный глухой ночью под проливным дождем — явление странное, почти невозможное. Но! Учитывая повреждения дверцы можно предположить, что... предыдущего хозяина уволокло щупальце.

Пораженный столь очевидной для меня сейчас догадкой я вышел из джипа и осмотрел дверцу.

Так и есть! Короткая борозда вдоль всей двери, искореженная ручка, вырванный с мясом замок. Так, а что попало мне под ноги, когда я пытался залезть в джип? Ага, верно, содранная с креплений катушка ремня безопасности. Следовательно, вырисовывается такая картина: хозяин машины, некто Клеменевский Исай Борисович, непонятно зачем остановился у обочины страшного ночного леса. Потом к нему приползает то металлическое щупальце и начинает активно пытаться выковырять хозяина. Тот совершенно очевидно рассуждает, то своим ходом выбраться у него шансов практически нет, пристегивает ремень и пытается завести машину. Естественно она не заводится.

Меня пробрал пот, когда я вспомнил, как мне сегодня повезло — движок завелся два раза и оба вовремя. Скорее всего, с ним были проблемы еще и до этой заварушки.

Потом этот неизвестный монстр выковыривает водителя, как шпротину из банки, выдирая при этом ремень безопасности, и утаскивает... Куда? В общем-то не важно, не думаю что там есть шведский стол...

При мысли о еде и автоматически сглотнул и судорожно осмотрел еще раз салон машины. От чупа-чупса во рту ничего не осталось, стресс только прибавился, хотя не стоит винить в этом лишь эту конфету на палочке. Не найдя ничего съедобного, я вернулся к моим тяжелым думам.

Итак, здесь есть какие-то металлические осьминоги, значит версию и перемещении во времени можно отметать, поскольку, если не ошибаюсь, такие твари не водились не в один из периодов истории нашего мира. Значит процент вероятности того, что я провалился в "параллельный" мир растет. Но еще более растет вероятность того, что меня откачивают где-нибудь в центральной больнице, а мое сознание, чтобы не сойти с ума от скуки крутит самому себе такие вот "мультики"...

Так, ладно. Потом поездка и странные люди на обочине. Псих в белом костюме. Его помошники и покалеченная девушка. С первого взгляда нормальные люди, причем не бедные. Машина их была явно представительского класса, даром что я не рассмотрел марку и модель. Девушку вряд ли они захватили или похитили — во -первых, хотели ей помочь, во-вторых, белокостюмчатый называл ее Олечкой или что-то вроде этого. Значит, с девушкой случилась какая-то неприятность, которая привела к такой жуткой травме. Потом они открыли аптечку и жгута там не нашли. Учитывая комплектацию современных аптечек, которые имеются скорее для галочки, чем для оказания реальной помощи, это вполне возможно. Но тогда они должны были вызвать скорую. Я то связаться ни с кем не мог по определенной причине — суровый философ отбирал телефоны с началом экзамена и возвращал в конце, вместе с зачеткой, а "трофейного" в джипе не оказалось. Но чтобы у этих парней не оказалось ни одного телефона — нет, не верю. Значит, принимаем за аксиому, что связи нет. Черт, шанс попаданческой теории пока растет, ибо слишком все логично для бреда. Так, дальше. Потом они пытаются остановить кровь подручными средствами. А белокостюмчатый пытается остановить попутку. Скорее всего либо никто не останавливался или не проезжал вообще, если он решился лечь поперёк трассы, чтобы хотя бы я помог ему. Учитывая решительность действий автостопщика и чересчур бледное лицо девушки, времени после травмы прошло довольно много. Так, он берет у меня аптечку, не удосужившись спросить про жгут и бежит на помощь... Блин, если бы я забил на эту дверь, в аптечке оказался бы жгут, и тогда бы наверняка пообщались поплотнее, разумеется после спасения пациентки. Но, как говорится, стечение обстоятельств. Учитывая появившуюся после толпу и невидимого ревуна, я вообще в шоколаде. Так что неизвестно, что случилось бы, решив я все же остаться. Так, ладно. Сам факт наличия толпы грязных оборванцев, одетых в грязные лохмотья ничего не говорил ни о времени, ни о месте. Как впрочем и непонятные крики. Я попытался вспомнить как звучал тот самый трубный вой. Ничего похожего в своей жизни я не слышал. Впрочем, звук мог быть и механического происхождения. Пользуются же охотники манком, чтоб селезней заманивать. М-да, какой же тогда должен быть манок, и какой — селезень? Так, это тоже ясности не прибавило. Интересно, что же все-таки покалечило девушку?

Но думать об этом не получалось. Меня снова и снова накрывала волна едкой рефлексии. А если б я помог? А если б я плюнул на дверцу? И почему я был так беспечен, что без раздумий использовал единственный жгут из единственной аптечки?

Так, но я же не знал. Я думал, что, вот, выберусь к людям...

А сам факт этого, мать его, переноса? Классика мировой литературы в лице Франсиса Корсака учит, что после этого всегда атмосферные аномалии. Да и "кентавры" потом появляются...

Так, стоп. Без фанатизма. Что было, то было. Теперь надо подумать, что делать дальше. Очевидно, что сваливать из машины в туман — безумие. Какие там могут быть осьминоги с мамонтами? Вот то-то и оно, что никто не знает. С другой стороны, сидеть в машине — тоже чушь. Окружит кто и не дернешься ведь. Значит надо ехать.

Я без особой надежды попробовал завести джип. В общем, как и ожидал. Запас везения я на сегодня исчерпал. Мотор не то чтобы даже отзывался, а урчал, чихал, всем видом давал понять, что, мол, нет, новый хозяин, теперь стоим, будь добр, вызови эвакуатор. Я со вздохом прекратил экзекуцию и начал думать, что делать дальше. Заново.

По всему выходило, что надо идти. Хотя, конечно было страшно, что в тумане меня поджидает засада из стальных каракатиц, но я пришел к выводу, что это скорее мнительность и томление ума. На первых порах можно оставить фары джипа включенными и использовать его в качестве маяка. Если будет что-то опасное, можно попробовать скрыться в джипе. Хотя опыт прежнего хозяина с последующей разгерметизацией показывал, что такая тактика заранее ущербна. Но ничего лучше я не придумал.

Так, надо взять с собой самое необходимое из имеющегося. Эх, сумку бы какую. Тут я вспомнил о инструментах в багажнике. Каждый уважающий себя водитель имеет комплект. Я вышел из салона и проверил багажник. Так и есть. Крепкая кожаная сумка с петлями для инструмента. Мне подойдет. Подавив мысль "а вдруг будет, как с аптечкой", я решительно вывернул ее наизнаку, высыпая инструмент на асфальт. С сомнением посмотрев на образовавшуюся кучу железа, я выбрал из нее увесистый хромированный разводной ключ. Он удобно лежал в руке и если что мог быть неплохим оружием самообороны. Впрочем, блестючесть тоже сыграла не последнюю роль. Видимо, я был в прошлой жизни вороной.

Моя рука потянулась к насосу, но я ее одернул. Что мне накачивать? А так — только лишний вес тащить.

Что еще?

Аптечка осталась у автостопщика. Значит я без медикаментов. Я сунул в карман, к уже лежавшей там зиппо, брелок с земным шаром и пачку непонятных документов из бардачка. Ведь туалетной бумагой тоже надо было запасаться. В сумку отправился набор отверток — я просто не мог оставить здесь такую практичную и, одновременно, такую легкую вещь.

Что в карманах?

С начала всей этой истории я так и не удосужился их проверить. Авторучка, обычная "корвина", пачка жвачки с ментолом (хорошо не распечатал — а то бы джинсы от ноги уже не отлепил), студенческий билет в пластиковом конверте и мой старый добрый iriver — должно быть уже накрылся под таким ливнем. Ну, вроде все.

Пора идти.

Взяв в одну руку разводной ключ, я закинул сумку за спину и медленно пошел в туман. Сделав шагов десять, я обернулся и посмотрел на уже теряющийся свет фар машины. Казалось, я завершаю какой-то пусть крошечный, но вполне самостоятельный кусочек моей жизни. Наверное, так и было.

Я повернулся и решительно зашагал вглубь тумана.

* * *

Джип стоял на дороге, пустой и покинутый. Ничего теперь не оправдывало его существования. Он был крепостью для старого хозяина и резвым скакуном для нового. Но теперь он предан и забыт. И что с того с того, что его сердце, мотор, непоправимо больно? Он мог бы еще послужить. Но нет, не сложилось. Пришла пора умирать.

Серые щупальца хмари окутали автомобиль. Фары мигнули в последний раз и погасли, отдавая теперь уже бездыханный железный труп на волю тумана...

Часть вторая.

Два дня под пятой.

Идти в тумане — то еще удовольствие. Учитывая общую промозглость, мою мокрую одежду и упавшую на пяток градусов температуру, шанс схватить воспаление легких был высок как никогда. Сумка оказалась жутко неудобной, поскольку не имела ручек и поэтому кисть постоянно затекала и приходилось менять руку. Все еще мокрая от жуткого ливня земля налипала огромными комьями на мои кроссовки. Ноги становились страшно тяжелыми. И мало того, что они стали чугунными после такой ходьбы, так еще и мысли тянулись так, будто кто-то с чудовищно тяжелыми стальными пальцами, медленно шлепал бесконечное сюрреалистическое письмо на расхлябанной печатной машинке.

Идея свалить из хоть и сырого, но мягкого и удобного салона джипа теперь казалась несусветной глупостью. Я мог бы пересидеть там туман... Хотя сколько я уже иду, он все не кончается. Кстати, а сколько я иду? Ведь ни ручного, ни какого-то другого хронометра у меня нет. Навскидку не менее двух часов. Хотя после пережитого стресса я своему внутреннему восприятию не очень — то доверяю.

Стихийные завитки тумана кружились, образуя сложные узоры. Теперь туман стал реже. Но на обзоре это не сильно сказалось — обозревать было нечего. По прежнему под ногами была грязь с редкими вкраплениями травы, также на пути изредка попадались кривоватые деревца непонятного рода — племени. Голодный и уставший, я готов был плюнуть на путь и усесться отдохнуть прямо в грязь, но тут мое внимание привлекло что-то черное, мелькнувшее в тумане. Приглядевшись получше, понял что впереди, кажется, стоит сарай. Промелькнула мыслишка: "неужели второй джип?!" Но тут же отступила — я подошел ближе и смог разглядеть большой двухэтажный сарай из старого, уже почерневшего дерева.

Взбодренный близостью человеческого жилья, я рванул в сторону строения. Увязая в грязи, я выскочил на проселочную дорогу, которая как оказалась, была параллельна моему пути в тумане и лежала метрах в десяти справа. И если раньше грязь была очень жидкой, то на дороге она достигла состояния болота. Мои ноги в кроссовках тут же уши по щиколотку в неприглядное месиво. Коротко выругавшись, я принялся выбираться обратно. Слава Богу, колея оказалась несколько уже обычной, и я вылез из этого грязевого царства сравнительно быстро. Я медленно побрел к сараю уже по обочине грунтовки.

При ближайшем рассмотрении сарай действительно показался мне очень старым. Давным-давно рассохшееся от старости дерево досок имело щели куда более глубокие, чем зазоры между самими неплотно подогнанными досками.

Я медленно обошел сарай и увидел невдалеке, на самом краю видимости еще пару более-менее капитальных строений и какой-то хлипкий навес. Подавив радость от теперь уже неизбежного спасения ("Я!!! Спасен!!! Пельмени и мягкая постель!!!"), я серьёзно задумался.

Итак, я, грязный, с разводным ключом в руках постучусь к какому-нибудь местному фермеру в дом и попрошу позвонить. Что меня ждет? Очевидно, размашистый пендель. А учитывая прочую специфику (осьминоги, мамонты, и прочая техногенно-инфернальная хрень — если конечно, местные о ней знают), возможно, и дуплет из двустволки. Гм, но к людям то все равно надо как-то выходить.

А если мне отдохнуть в сарае? Если не ошибаюсь, это сеновал, когда был маленьким, видел такой у бабушки в деревне. Посплю маленько. Жрать, конечно, желание не пропадет, но хотя бы высплюсь. Моей нервной системе отдых не помешает. С другой стороны был риск, что меня застукает хозяин сеновала. Но все же он невелик, ибо кто попрется по такой грязи на сеновал в жуткий туман и не менее жестокий колотун?

Убедив себя таким образом, я двинулся на поиски входа в сарай. Я начал обходить его и наткнулся на дверь со стороны проселочной дороги. М-да, впрочем, можно было бы сразу догадаться. К счастью, дверь была не заперта, хотя пустые проушины подразумевали неслабых размеров амбарный замок. Я отворил дверь, удивленно отметив не издавшие ни звука, на совесть смазанные петли, и вошел внутрь. Пока глаза привыкали к темноте, я успел разглядеть силуэты нескольких куч сена, какой-то сельскохозяйственный инвентарь, непонятные ящики в углу, такие же кучи сена "на втором этаже" и непонятный здоровый куль, подвешенный к стропилам в самом тёмном углу и одинокую грубо сколоченную табуретку рядом с ним.

Когда глаза, наконец, привыкли к освещению, и я разглядел "куль", то мне совершенно расхотелось и есть и спать.

В самом тёмном углу сарая покачивался на металлическом тросике висельник в военной форме.

После пережитого ужаса на дороге я был умиротворён пусть и мрачноватой, но всё же пасторалью, а тут такое. Естественно, я опять залип.

Тут в меня как будто выстрелили из пушки.

Метод автостопщика оказался на удивление эффективным. Отвешенная самому себе пощечина вновь запустила процесс мышления. Я положил скарб на ближайшую кучу сена, подошёл поближе и принялся рассматривать жуткую находку.

Это был труп взрослого мужчины, лет тридцати пяти — сорока на вид, одетого в серый городской камуфляж, поверх которого был надет бронежилет, а поверх бронежилета — разгрузка, топорщащаяся от наполнявших её, непонятных для меня, предметов. На форме нет никаких шевронов или других пометок. На голове у него было металлический шлем чёрного цвета, но не старая каска, а какой-то новый, модерновый, с непонятной блестящей серой блямбой на виске. Рассмотрев её лучше, я понял, что это было либо термическое, либо химическое повреждение шлема. Твердый металл (черт его знает, может это композит?) потёк, будто шоколадка на солнцепёке. Теперь, очевидно, он остыл и блестел застывшими бугорками на редких лучах света, пробивавшихся сквозь щели в досках. Такого снаряжения я не видел ни у милиции, ни у военных. Значит, какие-то спецвойска. А где спецвойска — там всякие нехорошие тайны. Припрятав этот кусочек головоломки в своей памяти, я взглянул мертвецу в лицо.

Именно оно напугало меня больше всего. Оно выражало и страх, и боль, и в то же время какое-то мрачное удовлетворение, что-то в духе "хрен ты меня достанешь, урод". К кому же обращена это невысказанная фраза? Или это игра моего перегруженного впечатлениями воображения? От кого он прятался столь крайним и необратимым способом?

Впрочем, вспомнив про щупальце, я поежился, и решил, что пока на этот вопрос ответил.

Кто он и откуда? Как сюда попал? Что за, мать его, лазер проплавил шлем висельника почти насквозь? Если это военный, то где его оружие? Почему он здесь еще висит, вернее, почему его еще не сняли настоящие хозяева сарая?

Вопросы без ответов так и роились в моей голове. В порыве задумчивости я подвинул табуретку и уселся на неё, обхватив голову руками, не прекращая и так, и эдак складывать фрагменты всей этой дурацкой истории. Не получалось. Ну никак не вязались механические осьминоги, бегающие толпами оборванцы, непонятные трубачи и висельники в неизвестной форме.

Что-то не давало мне сосредоточиться. Что-то на границе сознания пищало, сигнализировало. Нет, это было не предчувствие, не страх. Это было скорее похоже на чувство, когда садишься за стол, берешь вилку и не можешь начать есть, а потом внезапно вспоминаешь, что забыл помыть руки.

Тут я понял, что это за чувство. Я не посмотрел на табуретку перед тем, как на неё сесть. А если повешенный вставал на неё, чтобы дотянуться до петли ( а он вставал — потому что вставать то больше не на что), то на ней должен быть, как минимум, сантиметровый слой грязи.

Я вскочил, как ужаленный, и посмотрел на табуретку. Она была чиста. Относительно, конечно: разводы краски, какая-то толи жёлтая пыльца, толи мелкая стружка, но, ни грязи, ни комков земли на ней не было. Пронзённый неожиданной догадкой, я рванулся к трупу, и, отбросив всякую брезгливость, провел ладонью по подошве левого берца. Так и есть. Пыль, прилипшая травинка, но протектор чист и совершенно не забит грязью.

Неожиданная догадка поставила всё на свои места. Паззл был собран. Я устало плюхнулся на табуретку и негромко рассмеялся. Нету грязи. Нету. А что это значит? А то, что наш бравый висельник припёрся в этот сарай ДО начала ливня, ставшего для меня стартом всех этих жутких приключений. Я прикинул временной отрезок, сколько могла бы выдержать та девушка на шоссе. По всем расчетам выходило, что да, то на то и приходится, примерно час — время моего блуждания по лесу и короткой поездки по шоссе. То есть бедняга автостопщик и его товарищи оказались в этой глубокой жопе примерно в одно время со мной. Тогда увязываем ливень с самим фактом перемещения — и вуаля! Некая организация (некая организация с большими возможностями и не менее маленьким бюджетом) засылает сотрудника(Оцепление? Охрана?) в непонятную даль на какую-то ферму. А потом — бац! — и людей забрасывает хрен поймешь куда, но явно в окрестности этой самой фермы. Эти хитрецы явно знали об этой непонятной катастрофе. Или её же и организовали.

Я аж захихикал, до того все хорошо встало на свои места. А монстры всякие... Может они портал какой испытывали?

А вот тут меня накрыло чувство тотального дежа вю. Где-то я это уже видел. Но вот где?

Я хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул что-то нелицеприятное. Как так можно не знать современную классику? Я вспомнил полутёмный зал кинотеатра, первые робкие поцелуи и фильм, что смотрел одним глазом, не особо вдаваясь в сюжет, ведь не ради него я пришел в кино тогда...

В тот день была премьера фильма "Туман" по одноимённой книге Стивена Кинга.

Я вновь тихонько и премерзостно захихикал. Может дядя Стивен что-то знал? Хех, теперь не поймешь...

Тут глупое веселье внезапно ушло, оставив лишь ответы, пусть не железобетонные, но все же ответы, которые принесли долгожданное облегчение, но и не только его, а еще и начинающее зарождаться где-то в душе беспокойство. Я громко выдохнул, поёрзал на табуретке, помассировал виски пальцами и крепко задумался, как мне быть дальше.

Так, сидеть на месте — явно не выход. Движение — жизнь. Ждать, пока тебя сожрут неизвестные твари или зачистят неизвестные спецы(и еще не известно, что хуже), в высшей мере глупо и безрассудно. Но отдохнуть все же стоит. Тем более, учитывая мои выводы, вообще неизвестно, живы ли хозяева сарая. Так, значит, план такой: выспаться, собирать манатки и мотать подальше отсюда. В сторону, противоположную той, с которой я вышел к ферме. Но сначала надо забаррикадировать дверь, мало ли какие гости заползут в полночный час.

В порыве кипучей деятельности я начал ворочать тяжеленные ящики, набитые удобрениями, пытаясь придвинуть их ближе к двери. На третьем ящике я взмок окончательно и решил, что, пожалуй, хватит. Потом я подпёр дверь тяжеленными чугунными вилами и удовлетворённо уставился на свою работу.

Я устало уселся на кучу сена рядом со своей сумкой и начал обдумывать следующее действие. Правда, голод и жажда здорово мне мешали.

Думалось не очень. Темный силуэт висельника в углу не давал сосредоточиться. Труп словно скалился тьмой из тьмы же. Словно тьма на месте его улыбки была ярче, чем тень, его окружающая. Я устало покосился на металлический трос, на котором угораздило повеситься неизвестному спецназовцу. Был бы это обычный синтетический трос, размахрить его отверткой не составило бы труда. Но резать металл мне было нечем. Эх, жаль вышли из моды бельевые верёвки...

Чтобы как-то унять свой иррациональный страх перед мертвецом, я подошёл к нему вплотную и начал опять его внимательно разглядывать. Может, помародёрить немного? Ему уже не понадобится, да и классика жанра всё же. Неосторожно дотрагиваюсь до разгрузки и труп начинает раскачиваться, словно жуткий гротескный маятник. Это вызывает новый приступ страха. Его качающаяся голова словно подмигивает и говорит мне: "Неет, парень, эти вещички тебе не помогут, сдохнешь также, как и я. Также, как и я!".

Отгоняю навязчивое видение и начинаю ощупывать непривычно расположенные карманы разгрузки.

Сначала сразу же хватаю висящую на поясе флягу. Несколько глотков прохладной, но немного затхлой воды сразу делают жизнь значительно лучше. Странно, но угрызений совести не испытываю совершенно.

Потом смотрю содержание четырех больших прямоугольных карманов. Ага, как я и думал — магазины от АК. От старого или нового — не знаю, в оружии разбираюсь лишь в качестве эксперта по эту сторону монитора... Эти блестящие продолговатые патрончики, похожие на миниатюрные ракеты аккуратно снаряжены в непривычные, но явно калашовские магазины из тёмного полупрозрачного пластика. Я таких не видел. Либо пластиковые рыжие у мвдшников, либо зеленые металлические у военных. Эти странные магазины лишь подтверждают мои старые догадки и я аккуратно складываю все четыре штуки рядом с моей сумкой. Продолжаю осмотр. Где же в таком случае его оружие? Неужели оставил снаружи? Я с тоской покосился на мои баррикады. Разбирать их чертовски не хотелось.

Пока мой мозг вел напряженную умственную деятельность, взгляд неприкаянно крутился по сараю. Внезапно он зацепился за что-то ... странно прямое. Среди груды сельхозинструмента, сделанного, как на подбор, из кучи корявых палок с насаженными, не менее корявыми рабочим частями, типа штыковых лопат или тяжелых, неуклюжих грабель, виднелась непривычно прямая линия.

Заинтригованный, я подошёл и подтянул заинтересовавшую меня вещь поближе.

Это оказалась винтовка. Нет, не та штурмовая винтовка, о коих мы привыкли слышать. Настоящая винтовка с деревянным ложем и выдвинутым назад до упора затвором. Хотя нет, это даже карабин — коротковат ствол для винтовки. Заглянул через открытый затвор внутрь магазина — он был девственно пуст. Я удивленно вертел в руках нежданный трофей и тужился вспомнить, где я его видел. Впрочем, думал не долго. В этом явном раритете я узнал старину СКС'а.

В те далёкие времена, когда трава была зеленее, небеса светлее, а товарищ Сталин был еще жив, руководство РККА посетила здравая мысль, что самозарядная винтовка — это круто. Но интеллигентная капризная СВТ не переносила грубых ласк рабоче-крестьянских рук и была исторически некорректно нелюбима в войсках. Вот тогда Симонов и создал свой знаменитый карабин — СКС под промежуточный патрон. Когда производство развернули на полную мощь и оружие пошло в войска, руководство РККА решило, что вооружить бойцов автоматами, а тем более автоматами Калашникова поголовно — еще круче. Впрочем, лет пять карабин все же прослужил. Тогда куча СКС и отправились на мобсклады доживать свой век в масле и тишине. О них вспомнили лишь после падения великой страны, для защиты которой они и были созданы. После этого был проведен небольшой ребрендинг карабина — его одели в легкий пластик, подарили пару крепежных планок, обкорнали наполовину магазин и объявили отличным оружием для профессиональных охотников и самообороны. Продавалось неплохо, ибо, как ни странно, СКС — действительно превосходное оружие.

Но в моих руках был настоящий раритет — тот самый оригинальный СКС с деревянным ложем и длинным боевым двадцатизарядным магазином. На секунду мои теории поколебались и чуть не рассыпались в прах. Боец спецподразделения с таким старьём? Не смешите мои тапочки! Бандит, ограбивший мобсклады — еще возможно. Но тут я вспомнил о магазинах из разгрузки. Я торопливо выщелкнул один из патронов и сравнил его калибр с калибром ствола карабина — он был явно слишком мал.

Так, бывший спецназер таскал эти магазины явно не просто так. А значит это оружие — не основное, а то и вовсе трофейное. Тогда все встаёт на свои места — моя теория слегка подкашивается. Но, все же стоит крепко. Ибо домыслы множатся...

Вздыхаю и начинаю снова обыск трупа, надеясь обнаружить еще какие-то подсказки и просто найти что-нибудь полезное.

Типа сухпая, например. Я судорожно сглатываю и начинаю шмонать быстрее.

Но сухпая не нашлось, и я теперь сижу на сене, разглядывая кучку намародёренных вещей, сложенных на табуретке. Кроме четырех калашовских магазинов там оказалась ребристая, похожая на лимон граната, которую я отложил тут же в сторону — пользоваться не умею совершенно, так что уж лучше не гневить судьбу, она и так мне здорово помогла; запечатанный пакет из серого пластика с красным крестом и непонятными цифрами; тяжелый металлический инъектор с заряженной в него ампулой без маркировки; потёртую рацию и ножны со штык-ножом от АК. Чуть поразмышляв, убираю медпакет и инъектор в сумку, а гранату отношу в дальний угол сарая и закапываю ее в сено — решил все же не связываться, рацию и нож оставляю лежать на табуретке.

Немного подумав, снимаю с мертвеца саму разгрузку и бронежилет, оказавшийся удивительно лёгким. С сомнением смотрю на берцы — но все же отказываюсь от этой идеи — не настолько еще одичал, чтоб с мертвецов обувку снимать.

Осталось посмотреть подсумок и карманы штанов.

Подсумок оказался полностью пуст и не принес трофеев. Если не считать извлечённый из незамеченной ранее портупеи обойму от неизвестного пистолета (самого пистолета в кобуре не оказалось). Обойма отправилась на табуретку, а я принялся ощупывать карманы штанов. Тут мне неслабо подфартило. В правом кармане оказался заляпанный кровью, но тем не менее полный магазин от карабина — скорее всего хозяин сунул его туда в спешке(и забыл?).

На радостях я перезарядил пустой карабин. Теперь у меня в руках было боевое оружие. Ну держитесь теперь осьминоги с мамонтами! Что ни говори, а оружие вселяло уверенность.

Немного подумав, нацепил на себя великоватые мне бронник и разгрузку, рассовал по карманам всякую мелочевку, сунул на место штык-нож, повесил флягу на пояс и одел сумку из-под инструментов на плечи на манер рюкзака. Попрыгал — не особо удобно конечно, но и на том спасибо. Довольный новой экипировкой, я разоблачился и начал готовиться ко сну.

Заснуть удавалось не особо хорошо — мёртвый взгляд сверлил мне спину. Чувствуя себя глупо, подошел к висельнику и развернул его лицом в угол. Естественно, трос тут же раскрутился и труп вновь развернулся ко мне лицом. Чувствуя себя полным идиотом, я лег спать в обнимку с карабином. Его деревянное ложе постепенно нагревалось от моего тела и уже казалось, что он меня греет, а не я его. Чувство уверенности отпугнуло страх, и теперь даже безмолвные упрёки мертвеца("И ты сдохнешь!!! И ты!!!") не мешали мне уснуть. Я провалился в пустой чёрный сон без образов и тревог.

На следующий день мне предстояло испытать самый огромный ужас в моей жизни. Но я об этом совершенно ничего не подозревал, обнимая деревянное ложе винтовки и посапывая, как будто я был маленькой девочкой, а оно — моим плюшевым медвежонком.

Утро началось для меня с жестокой рези в желудке. Есть, нет, жрать, хотелось зверски. Желудок буквально сводило судорогой. Я с трудом разогнулся и привалился к полуразваленному во время сна снопу и тихонько простонал сквозь сцепленные зубы.

Разминая затекшие руки, я снял флягу с пояса и несколькими глотками выпил все её содержимое, надеясь заглушить не только жажду, но и хотя бы немного, голод. Лишь допив да последний капли, я понял, что наделал и грязно выругался. День начинался не особо удачно.

Успокоив себя, что найду воду у хозяев сарая или, хотя бы в их доме, если они сгинули во время тумана. Обретя таким образом душевное равновесие, я собрался уходить, повесив за спину сумку и взяв руки карабин. Чудь принюхавшись, отметил, что от висельника начало уже немного пованивать. Отсюда следовало валить, и как можно скорее.

Я решил сначала осмотреть внутренний двор, а после этого проверить все постройки на наличие жильцов. А если тех не найдётся — то на предмет наличия всяческих полезных вещичек. Но моим наполеоновским планам не суждено было сбыться.

Я подошел к моей хлипкой баррикаде, чтобы начать её разбирать, и мой взгляд случайно упал на широкую щель между досками прямо в двери — двор через неё просматривался отлично.

Я взглянул туда, наружу.

Я взглянул и замер на месте так, как будто меня парализовало.

Тумана не было; теперь можно было осмотреть двор более подробно: те силуэты, которые я видел во тьме, оказались крепким сельским домом, разве что несколько запущенным, крепким сараем непонятного назначения и хлипким навесом над здоровым ржавым плугом, у основания которого валялись еще какие-то тяпки и мотыги. Но не это поразило меня.

Посреди двора высилась небесно-голубая сфера около двух метров в поперечнике. Под ней переливалось что-то блестящее и гибкое, как серебряные змеи... или металлические щупальца.

Я вцепился в цевье карабина до побеления пальцев, как будто я — утопающий, а оно — мой спасательный круг. Голова кружилась, а мир потёк, как расплавленный парафин. Сердце билось где-то в районе пяток, а эхо от него гулко раздавалось в моих ушах.

Тут в меня словно выстрелили из пушки.

Я потёр ноющую челюсть. Надо осторожнее лупить себя, а то так и сотрясение получить недолго. Но зато, я хотя бы обрел подвижность — ноги подкосились от страха и я шлепнулся в стог, как мешок картошки. Я глубоко дышал, руки мои судорожно дрожали, а мысли — метались, словно спущенные с цепи псы, истосковавшиеся по свободе.

"Они пришли за мной!!!Пришли!!!" — вопило сознание, перекрывая шепоток рассудка, и вливая адреналин в вены. Вот только использовать этот адреналин я не мог — выход из сарая был только один — напротив неведомого механического спрута.

Я старался успокоиться, чтобы сделать хоть что-то. Постепенно я начал успокаиваться, ведь стальные щупальца пока не ломились в сарай. В любом случае, для того, чтобы что-то предпринять, мне нужна информация. А её нет. Значит надо добыть её.

Я решил немного понаблюдать за неведомым монстром. А если будет угроза жизни — у меня есть карабин. Конечно, учитывая мою врождённую криворукость, он — скорее для самоуспокоения, но тут уж как карта ляжет.

Я осторожно подгрёб небольшую кучу сена к щели, чтобы начать наблюдение за загадочным сфероидом, но перед тем, как взглянуть во двор, мои глаза зацепились за уже слегка распухшего мертеца, висящего в тёмном углу. Казалось, он улыбался.

Мертвецов не за что любить. И не за что ненавидеть. Это просто пустые оболочки, сброшенные ушедшими людьми. Но я так возненавидел в этот момент мертвого спецназовца, как будто это он был источником всех моих бед. Впрочем, возможно так и было.

— Пошёл на хер, тупой ублюдок. Ты уже сдох, я еще живой, — пробормотал я, уставившись в тёмный силуэт. Он ничего не ответил. Еле оторвав взгляд, я вгляделся в щель.

Там же разворачивалась какая-то сюрреалистическая мистерия.

Сфера плавно мерцала, как ночник на столике психолога. А снизу, словно пенные гребни волн, перекатывались стальные щупальца. Меня вновь пробрало. Мне стоило многих усилий отвести взор. Эти движения завораживали, словно какой-то танец. Но в них не было явной системы и они не несли значения для меня. Не знаю сколько на самом деле я следил за этими текучими плавными движениями, но субъективно я оценил это время в полчаса. После у меня затекла шея и я вновь свалился в свой уютный стожок.

На меня снизошло странное спокойствие. Я постоянно подползал к щели и смотрел в нее. Иногда, в каком-то полубреду я нащупывал на поясе фляжку и облизывал сухой ободок ее горлышка. Постепенно щупальца выползали из-под шара, описывая вокруг него концентрические круги, а сам шар опускался все ниже и ниже, будто врастая в землю.

Постепенно щели в двери светлела все больше и больше, потом начала темнеть. Шар зарылся до половины и превратился в полусферу. Металлические отростки прекратили свой странный танец и начали просто ощупывать окружающий их ландшафт. Я пережил немало жутких минут, когда щупальца пытались открыть дверь сеновала. Слава Богу, моя баррикада, хоть и подергалась, но, все же выдержала. Щупальца ретировались и начали шарить внутри жилого дома.

Есть хотелось жутко. Ведь, если подумать, в той старой, обычной и размеренной жизни я никогда по-настоящему не испытывал голода. Дома всегда было хоть немного еды, а в институте на крайний случай — были бутерброды и хот-доги. Я сглотнул тугой комок слюны, и решительно выгнал все мысли из головы. Пить под вечер тоже хотелось смертельно. Я уже десятки раз проклял тот момент, когда выхлебал всю воду из фляжки.

Наступил вечер. В свете заката Шар, как я незатейливо назвал монстра, совершал непонятные действия — копал вокруг себя какие-то траншеи, непонятные небольшие насыпи, натащил кучу всякого хлама. Вокруг сферы валялись останки разломанной мебели, какие-то сельскохозяйственные железяки, обитая металлом дверца, перевернутый вверх тормашками плуг, здоровенный чан и ещё что-то поломанное и бесполезное. Может, еще утром это и вызвало бы у меня страх или интерес, но сейчас я просто смотрел на всю эту невероятную, невозможную дичь просто как на очередной голливудский фильм.

В кинотеатре обычно продают поп-корн.

Я зажмурился и усилием воли переключил сознание с непрекращающихся голода и жажды на анализ непонятной ситуации. Анализа не получалось. Был просто клубок спутанных мыслеформ и чудовищная пульсирующая мысль: "Пить! Что угодно сделаю, только дайте пить..."

Мой полубред прервало что-то еще боле необычное, чем вся предыдущая фантасмагория. Одно из щупалец тащило из-за дома труп человека. При жизни он был босоног и одет в какие-то лохмотья, так что я не мог понять, кто стал жертвой Шара. Сейчас будет есть? Но как? У него же нет рта. "Высунет какую-нибудь ложноножку и размягчит ткани. А потом будет всасывать получившийся коктейль из гноя и желудочного сока, словно текилу в ночном клубе..."

Я помотал головой, отгоняя жуткое видение, и вгляделся лучше, с замиранием сердца наблюдая за развитием ситуации. Щупальце тащило труп за ногу, а голова безвольно подпрыгивала на кочках. "Еще не закоченел, наверно", — всплыло откуда из подсознания.

Но тут произошло то, чего я никак не ожидал.

Щупальце резким и точным движением вскинуло труп бродяги и насадило его на плуг. Тело с хлюпаньем просело и его безвольные руки раскинулись, теперь он напоминал наколотую на булавку бабочку в коллекции энтомолога.

Я был так удивлен и напуган, что рефлекторно сглотнул, доставляя себе ощущения, сходные проглатыванию целиком куска наждачной бумаги. Я со страхом и отвращением ждал продолжения чудовищного надругательства. Теперь могло быть что угодно: тварь могла оторвать конечности, могла отрывать мо маленькому кусочку, черт его знает, что она могла еще...

Вместо этого Шар с какой-то прямо-таки отцовской нежностью медленно и осторожно объял тело всеми своими щупальцами, погребая его под их шевелящейся массой. Логика происходящего абсолютно ускользала от меня. Теперь во дворе словно стало два шара:один голубого цвета, полузакопанный в землю, и второй, состоящий из мечущейся стали щупалец и мёртвой плоти неизвестного человека. Картина эта столь напугала меня, что несмотря на болезненное и истощенное состояние, я отполз в угол к стогу и, обняв карабин, пытался успокоить и сознание, и нервы. Не выходило. Мне мешали.

Поганый спецназер теперь ухмылялся, даже не пытаясь скрываться.

-Ах,ты, сука! — злобно зашипел я, и, размахнувшись ударил его прикладом.

Мертвец начал раскачиваться. Это был просто труп висельника. И он не ухмылялся. И не улыбался. Он просто начал разлагаться и гниение исказило его лицо.

Я испугался посетившего меня приступа паранойи и ухватился за единственный якорь, связующий меня с реальным миром — за СКС, и не было в тот момент в мире для меня вещи дороже него.

Я не знаю, сколько времени провел раскачиваясь, словно сомнабула, баюкая карабин в руках и бормоча невнятные то ли молитвы, то ли оправдания. Когда я вынырнул из этого мутного омута сознания, было уже темно. Я еще раз погладил ставший столь родным карабин и уже осмысленно оглядел сеновал. Не обнаружив ничего нового, я подполз к моей щели.

Снаружи, будто в страшном танце, творилось беззвучно жуткое действо. Все щупальца, кроме одного, вернулись к своей работе. Теперь к помятому и покалеченному телу тянулось всего одно щупальце, но оно погрузило свое окончание прямо в голову трупа, и тот мелко подергивался, будто бился в припадке.

Я тихонько откинулся на сеновал и заплакал. Я. Ничего. Не. Понимаю. Ничего. Ничего. Ничего. Я плакал, как маленький мальчик, который не может понять какой-то очевидной для взрослых вещи, я плакал, удивляясь, как может еще оставаться в моем теле столько жидкости, что у меня текут слезы. Эта тихая спонтанная истерика продолжалась минут пять. Потом я как-то успокоился и мне стало все равно. Вообще все. Что, как — наплевать. Только очень клонило в сон — видимо сказывалось сильное эмоциональное напряжение.

Перед моментом, когда разум провалился в непроглядную темноту сна, мой взгляд скользнул по лицу висельника. Эта скотина всё-таки улыбалась.

* * *

Я перевернулся на другой бок. Спать на жесткой земле было очень неудобно, да еще и свет и жар костра рядом доставлял некоторое неудобство. Земля?! Костёр?! Какого хрена?

Я быстрым движением вскочил,и все еще полусонный, принялся шарить руками по земле, стараясь нащупать карабин.

Неожиданно из темноты с другой стороны костра послышался глухой хриплый голос:

-Зря стараешься. Его здесь нет. Здесь вообще ничего нет. Здесь я, ты, костёр, да и, пожалуй, все.

Я с трудом сфокусировал взгляд и разглядел собеседника. Конечно, это был он. Тот самый спецназер-самоубийца, что навещал меня в голодных галлюцинациях, теперь пришел еще и в сны.

Пока я врубался, что к чему, он продолжил монолог:

-Хотя нет. Вру, конечно, есть еще пара картофелин, — он продемонстрировал два зажатых в левой руке клубня, которые явно собирался чистить зажатым в правой штык-ножом.

Я удивленно потер глаза. Потом махнул рукой -сон есть сон. Я подвинулся к костру и протянул руки к пламени.

-Угостишь? — бросил, словно бы безразлично, я. На самом деле голод даже во сне не хотел отпускать меня.

-Конечно. Для такого поганого ублюдка, как ты, ничего не жалко. — он ловким движением бросил одну из картофелин через костёр, а я, рефлекторно, словно это был теннисный мячик, поймал её.

Пока я был ошеломлен несуразным несоответствием его добродушного тона и оскорбительного содержания слов, висельник невозмутимо продолжил:

— Знаешь, я всегда чистил картошку одним движением. Одной тоненькой шкуркой. Видишь ли, довелось в юности почувствовать, что такое голод. Не то, что ты. Как помню, ты чистил абы как, лишь бы побыстрее. Тебе было всё равно. В общем-то, тебе многое было все равно, не так ли? — мертвец по-заговорщицки подмигнул мне и продолжил, — но не тревожься, я не осуждаю тебя, мы ведь очень похожи...

— Пошел ты, -произнёс я. Всё-таки это был мой сон. И нечего всяким мертвецам тут командовать . — Ты уже сдох и болтаешься там, под балкой. Так что заткнись и дай мне выспаться — завтра у меня будет сложный день. Я буду пробовать прорываться...

Меня прервал тихий мелодичный смех. Спецназер смеялся легко и добродушно.

-Прорываться? Мой мальчик, ты нашел винтовку и мое снаряжение и уже думаешь, что сможешь просто так уйти? Разве ты не знаешь, что мы очень схожи одним обстоятельством, тем что... — внезапно он прервался и отложил в сторону штык нож и картофелину. Он медленно поднял правую руку и с обречённостью в глазах протянул её прямо в пламя. Сначала сгорели маленькие волоски. Потом кожа начала обгорать и пузыриться, покрываясь волдырями, сползать с обожженной кисти, обнажая мышцы и кости, что тоже начинали гореть. Нестерпимо завоняло палёным. Казалось, спецназер не чувствовал боли. Его лицо внезапно сильно осунулось и он посмотрел мне прямо в глаза и продолжил, — ...что ты тоже умер?

Я замер, я окаменел. Неужели я и правда умер? И это мое посмертие?

Нет, нет, я живой. Эти мысли я и прокричал в отчаянье:

— Пошел ты, нежить! Я живой, понял! Живой!!! А ты -труп. Ты-самоубийца! И место тебе — в аду!

В ответ на эту гневную тираду спецназер оттопырил нижнюю губу как маленький ребёнок, которого только что обидели и он собрался заплакать. Но тут же его лицо разгладилось и он ласково произнёс:

-Ага. Ты просто еще не понял. Вообще-то ты умирал уже не раз. Показать?

Я не успел ответить, как самоубийца молниеносным движением прыгнул прямо сквозь пламя и схватив меня за руку развернул спиной к себе, а другой рукой повернул голову, заставляя смотреть куда-то во тьму, за освещаемой костром зоной.

— Смотри, родной, — прошептал он на ухо.

И я увидел. Сквозь тьму начала проступать старая арка — вход во двор, желтый круг фонаря над ней и зловещие тени на стенах...

Я простонал сквозь зубы. Слишком знакомой была и эта арка, и этот фонарь, и эти тени...

* * *

Настроение было отличным. Еще бы, когда вам шестнадцать лет, вы открыты миру и ваша душа еще не отравлена ядом потребительской культуры, а рядом идет девушка с самыми прозрачными в мире глазами, похожими на бескрайние глубокие озёра, — ощущаешь счастье, как физическую компоненту окружающего мира, и без толку втолковывать тебе обратное. Мы шли по улице, а закат раскрашивал небо прекрасной палитрой красных и желтых цветов, будто бы пламя костра последний раз взметнулось, выжигая последнюю охапку хвороста, и так и осталось распластанной по небу цветастой тряпкой. Наверное, нам стоило говорить; но зачем, когда все уже сказано; и более того, Вопрос получил Ответ, и не было человека в тот момент счастливее меня на Земле. Фильм, на который мы ходили, как-то не особо запомнился, оставшись где-то в подсознании серой слипшейся массой, фоном чистой эмоции, что поглотила мою сущность тогда. Неподалеку, на железной дороге, раздался гудок тепловоза. И даже этот обыденный звук казался мне символом, что открывает новую жизнь мою и закрывает старую. Казалось, это может продолжаться вечность. Мы шли, взявшись за руки, и молчали. И каждая секунда этой короткой прогулки навечно сохранилась в моей памяти, как эталон счастья.

Дорога была не очень далёкой, но осенью темнеет рано и когда до её дома оставалось около квартала, пришлось обходить раскопанную посреди улицы дорожниками яму по глухим дворикам-колодцам. Они издавна славились, как рассадник самых тёмных личностей и производили в основном или мелких бизнесменов, или контингент для зоны, который в процессе созревания бодро называл себя "пацанчиками". Я знал дурную славу этих мест, но со мной была моя любимая — и море было даже не по колено, а еле доставало до щиколоток.

Тогда мы вошли в арку.

Тусклый фонарь светил подобно глазу какой-то древней рептилии, что умирала от старости, но никак не могла умереть до конца и все взирала на мирскую суету своим беспристрастным взором. А облупившиеся стены арки были ее шелушившейся чешуей, что уже должна опасть от старости, но лишь выбелилась и протерлась.

И этот взор вычленял из мировой тьмы четыре тени, четырех всадников апокалипсиса, мою судьбу в конце концов. Я мало что знал о прошлом любимой, но красива она была неимоверно и многим она дала от ворот поворот — и что она во мне нашла? — так что остались у нее недоброжелатели, кои для меня становились тут же врагами.

Они не спрашивали у меня сигарету. Они вообще сначала мне ничего не сказали. Лишь один прошипел сквозь зубы: "Дрыщеват твой хахаль... Ну ничё, сушняк ломать проще..."

А потом в меня словно выстрелили из пушки. А потом еще раз. И еще. И снова. И опять.

Когда бьют ногами — надо стараться защитить почки, но это были опытные ребята и первым делом мне прошлись по лицу и рукам — чтоб нечем было закрываться. Уже лёжа на земле я кричал, я надрывался, чтобы она бежала. Но она (вот дура-то!) осталась и смотрела на всю эту безумную сцену расширившимися от ужаса глазами.

Время тянулось, словно лента в старом магнитофоне. Секунды беспардонно растягивались, разделяя реальность и мое сознание. Я уже не пытался прикрыться, а просто валялся, как манекен. Даже звук ударов был таким, будто бьют мешок картошки. Все эти ощущения я фиксировал будто со стороны, с удивлением отмечая, что по идее мне уже давно должны были проломить череп, и я бы отправился в страну вечной охоты. Сознание вновь подернулось пеленой шока и я вынырнул из глубин ада, лишь понимая, что со мной кто-то говорит:

-...эту тёлку, да? Понимаешь? Нах она тебе? Ты ж лошара, такие чиксы не для тебя на свете существуют. Откажись в пользу Серёги..., — я ничего не понимал. Он говорил, будто я должен быть отдать ему какую-то вещь, очередную модную штучку. Я лишь неопределённо помотал головой, пытаясь собраться с мыслями, но лишь нарвался на новый град ударов.

* * *

-ССука, не надо!...Умоляю, не надо! — я почти вырывался из рук спецназера, и тут же забился вновь, потому что он лишь посильнее сжал свои руки, и, обдавая меня смрадом горелой плоти, вновь отправил в ад.

* * *

А потом было Откровение. Я понял, зачем я существую на свете. Я был создан, чтобы чувствовать боль. И не было мира, и не было ничего, кроме меня и боли, которая была подобна огромной бухте раскалённой проволоки, что протаскивали сквозь меня, пытаясь выпрямить — то ли меня, то ли проволоку. И лишь иногда, раз в тысячу лет, из небытия выплывало Лицо и говорило оно вещи чудные и непонятные, и каждый раз отвечал я неверно, и вновь приступал к работе, и хоть работал я усердно, работе моей не было конца. Но вот, путем долгих проб и ошибок, я понял, что от меня хочет Лицо, и с радостью сказал ему это бессмысленный набор звуков.

— Да, забирайте...Делайте, что хотите...

И распалась Иллюзия, и расколот был мой разум моим же жутчайшим из предательств, и наказанием мне был последний взор моей любимой, что навсегда останется в памяти моей.

Я лежал и наслаждался бездействием, просто возможностью не испытывать боль, просто возможностью смотреть вверх, на грязную жёлтую лампочку, засиженную мухами, просто возможностью ощупывать вонючую стену арки, ощущая каждую трещину на ней. Я лежал и не знал, что только что умер.

Так это произошло впервые.

* * *

Мы сидели около костра, прислонившись друг к другу спинами и отдыхая, совершенно обессилев в борьбе. У меня в сердце не было ни зла, ни ненависти — только опустошенность, стыд и обида. Ведь я уже прошел через это, зачем было показывать мне это снова. Хотя теперь я понял, что имел в виду спецназер. Тот, словно нехотя зашевелился, и устало произнёс:

— Бывает. Но тут тебе есть хоть какое-то оправдание. Мой же любимый случай из твоей жизни — помнишь, на твое совершеннолетие родители обещали подарить тебе айфон. Как ты мечтал о нём, как будешь хвалиться друзьям, какой он будет удобный. Как твоя жизнь измениться к лучшему... Ведь для твоей семьи это была серьезная покупка? И как за два дня до твоего дня рождения умер твой дед, и срочно понадобились деньги на похороны, и как ты люто ненавидел деда, уже мёртвого и безответного. Скажи мне, это удобно, ненавидеть мертвеца? Ведь он не может ответить. Ты его ненавидел также сильно как меня, а?

Я ничего не ответил мертвецу. Во мне не поднялось ничего нового — я был выпит до конца. Нельзя задеть вакуум, абсолютную пустоту. Поэтому я лишь хрипло протяжно бросил, даже не спецназеру, а просто куда-то в темноту:

-Пшёл нах.

-Хорошо, — просто и спокойно ответил висельник и легонько ударил меня прогоревшей культей по лбу.

* * *

Пробуждение было жутким. Словно через мою гортань тянули пучок колючей проволоки, а глаза были большими железными шарами, покрытыми сантиметровым слоем ржавчины, по которому скрежетали не менее ржавые жалюзи моих век. В голове билась жуткая мешанина моих снов, где один переплетался с другим, а все вместе — с моими воспоминаниями. Гулко отдавался в ушах барабанный бой моего сердца. Странно, но чувства жажды и голода притупились — они были словно назойливый фон, что отвлекал от бесконечно-монотонных мыслей. Выхода не было, мыслей не было, сил не было. Не было ничего. Может и меня не было? И лишь по какой-то странной случайности я все еще фиксирую, все, что происходит в этом странном мире, со стороны.

Я попытался пошевелиться. Тело было похоже на куклу, тряпичную куклу, к которой привязали палки и пытались имитировать движения живого человека. Выходило смешно и как-то не по-настоящему. Я посмеялся, какое это неуклюжее тело. Потом я пожелал доброго утра висельнику, но тот не ответил, я тут же подивился, какой же он невоспитанный хам. Потом я взял карабин и пополз к выходу. Но не потому, что мне было интересно посмотреть, что на улице происходит, а лишь потому, что не знал, куда еще можно ползти. В голове стучали какие-то бубны, пересохшее и распухшее горло не давало сосредоточиться. Я взглянул в щель. Около полусферы застыли несколько мертвецов в необычных позах. Иногда они дергались, меняя позу, будто проходя какой-то безумный тест на возможности своих тел. Потом один из них встал и начал таскать кирпичи изнутри сельского дома, а щупальце, поблескивая огоньками на своем кончике принялось вырезать на очередном принесенном кирпиче какие-то непонятные иероглифы.

"Это модули. Это просто рабочие модули. Ведь не все удобно делать с помощью щупалец" — подсказало услужливое сознание, казавшееся минуту назад таким застывшим и неспособным к мышлению. Даже если и модули. Мне-то какая разница?

Я вновь обнял карабин и провалился в полудрему-полуглюк, в которой всплывали картины настолько фантасмагоричные, насколько и незапоминающиеся. Единственным что я помню, пожалуй, было видение какого-то карлика с трепанированным черепом, пожиравшего труп мёртвого мужчины. Когда я начал с удивлением рассматривать эту картину, карлик с грустью и укором взглянул на меня, оторвал у трупа ухо, повернулся ко мне спиной и со вкусом захрумкал хрящом.

Пока он доедал ухо, иллюзия рассеялась, и я провалился в реальность, на мягкое сено, к своей жажде и голоду. Потом был период, весь состоящий из подобного бреда, перемежающегося редкими вспышками озарения и боли. Я видел странный мир, застывший в мгновенье, когда Ангел Правосудия занес меч, чтобы покарать недостойных. Я страстно желал остаться, желал искупить, желал чтобы меч опустился на мою шею и даровал свободу. Свободу ответственности за выбор. Но потом возникло чувство, будто я падал, падал в жуткий водоворот, подобный легендарному Мальстрему, и на дне меня ждала всё та же ужасающая реальность.

А потом пришло озарение. Карабин давно уже стал для меня тотемом, мягкой игрушкой, посохом, всем чем угодно, но только не оружием.

Гениальное в своей простоте решение озарило мой мозг.

Я снял оружие с предохранителя и вставил его ствол себе в рот. Мёртвые не спят. Выкуси, ублюдок. Мертвые ничего не чувствуют. Так что можешь использовать мое тело сколько влезет, чертов спрут. И наконец, главное, мертвые ничего не помнят. Так что, совесть, маленькая сучка, заткнись. Я. Знаю. Выход.

Не получалось. Какая-то фраза пульсировала на самой границей сознания, какая-то совершенно не относящаяся ни к чему фраза, просто обрывок памяти. Я прислушался к самому себе и с удивлением различил отрывок из совершенно наркоманского "Зомби сурвивал гида" Брукса: "...использование автоматического оружия крайне нежелательно. А вот полуавтоматические винтовки подойдут идеально. Высокий темп стрельбы поможет поразить большое количество целей, а отсутствие автоматического режима не позволит вам устроить рок-н-ролл..."

Фраза стучала в висках все громче и громче, пока не превратилась в набат, что заполнил своим звоном весь мой мозг.

Я беглец. Я трус. Я лентяй. Я бегу от жизни, я боюсь жизни, мне лень жить в полную силу. Куда я могу тогда прийти? Лишь к смерти. Вся моя жизнь — история последовательного, неосознанного самоуничтожения.

Пора. Пора в дорогу. Мне очень лень что-то исправлять, но... Может стоить попробовать хоть раз в жизни сделать что-то правильное. Насквозь не рациональное, абсолютно невыгодное, но правильное?

Я вынул ствол СКС изо рта. Вкус у него был отвратительный. Опираясь на карабин, как на костыль, я еле-еле поднялся. Последние силы, что таились в моем измотанном организме, были потрачены на разбор баррикады. Но, несмотря на смертельную усталость, жажду и голод, внутри откуда-то брались силы, сознание становилось яснее, а плечи расправлялись.

Я стоял рядом с дверью. Кто-то оплачивает кредит собственного благополучия маленькими кусочками всю жизнь, маленькими жертвами совести и темной стороне своего Я. Похоже, я задолжал слишком много. Ну что ж, я расплачусь с лихвой.

Теперь не было смысла скрываться. Поэтому, прежде чем распахнуть дверь, я аккуратно прострелил голову висельнику. Дальний угол сарая забрызгало полуразложившейся кашицей мозгов, и я невольно залюбовался этим прекрасным зрелищем. Но, пора.

Я выбил ногой дверь и свежий ветер ударил мне в лицо.

Я выбираю рок-н-ролл.

Выстрел, другой. Пули высекают искры из сферического монстра. А его "модули" и щупальца уже движутся ко мне. Я начинаю, жутко перевирая слова и мелодию, петь:

Ше ловес ми то муч, ве ше киссес ми ир,

Ми еардримс поп, итс со пейнфул ми дир,

Я шагаю по углям. Ветер тянет пыль сожженных городов. Я медленно погружаюсь в пучины сознания. Четверо недоуменно смотрят на мое мертвое тело и не понимают, что и зачем сейчас сотворили.

Я потратил четыре патрона. Осталось еще пятнадцать.

Ве вере макинг лав, ше дидент мин эни харм ,

Ит бекаме э виекд гейм вен ше броке ми арм.

Нет ночи и дня, нет зла и добра. Есть я и дорога. Закрываю глаза умершему деду. Прости, так я с тобой и не поговорил, как следует.

Я потратил еще шесть патронов. Осталось всего девять.

Поганый спрут удваивает натиск и вновь идет в наступление. Отчаиваясь окончательно, ору во всю глотку:

Oo-a-oo, ми лав ис киллинг ми...

Oo-a-oo, ми лав ис киллинг ми...

Я уничтожен и развеян меж миров и времен. Ни шагу назад, ни шагу вперед — ведь и дороги тоже нет. Я шагал всего лишь по огромному оцинкованному барабану...

Плюю на дверь. Постучит и перестанет. А аптечка мне еще пригодится.

Оставалось четыре последних патрона.

Ай кан форгиве ю, демедж то ми липс, ай кан форгиве ю байт маркс он ми хипс,

Бут тере ис онли оне тинг айм кент штанд, донт калл ми Крис, ми нейм ис Элвис.

Сухой щелчок. Отбрасываю прикладом одного из "модулей", бросаю и бесполезный карабин тоже. Достаю штык-нож и замираю в ожидании. Тварь тоже замирает, наверное, думая, что я сдамся и стану лёгкой добычей. Хрен тебе, сволочь. Целехонького ты меня не получишь, может только потрепанный труп. Перехватываю нож поудобнее, и несусь на монстра с криком, наверное, все же последним:

Ай кан форгиве ю брайзерс энд кутс, Ай кан форгиве ю скарс он ми натс,

Бут тере ис онли оне тинг айм кент штанд, донт калл ми Крис, ми нейм ис Элвис. [1]

Периферийным зрением замечаю щупальце, прилетающее откуда-то сбоку. Все-таки обошел меня...

Но за мгновение до удара...

В меня будто выстрелили из пушки.

Наверное, в последний раз.

Падаю и скрючиваюсь, кусая губы в приступе жуткой боли. Последнее, что фиксирует сознание, перед тем, как отключиться, это то, что кто-то куда-то меня тащит.

Эпилог.

Туманное будущее.

Поручик лежал в траве на склоне холма и задумчиво наблюдал в бинокль, как казаки тащат недвижное тело к месту их укрытия. Степан, чернобровый Стёпка, один из лучших пластунов, хохмач, и не дурак выпить, сейчас отправился на небеса. Отправился, но динамит до чертова механического моллюска донес. Этот уже четвертый за сегодня. Сколько же еще народу предстоит потерять в этой непонятной сюрреалистичной войне? Поручик уже начал испытывать непонятную ностальгию по старым денькам, когда не надо было ломать голову. Вот ты и вот враг. А японец был простым и понятным противником. По крайней мере, человеческим. Четыре дня назад...

А потом начался форменный театр абсурда. Рота японцев пошла в штыковую на укрепленную сопку, попала под кинжальный пулеметный огонь и была уничтожена полностью. Потом еще две сложили оружие, мотивируя это тем, что они не хотят, чтобы их души забрал "демон". Офицеры, впрочем, не сдались, а сделали себе харакири, а наиболее прогрессивные и просвещенные застрелились. А от солдат ничего толком добиться не вышло. Потом шифровка из Петербурга: отправить команды пластунов на разведку местности, все необычное и непонятное запоминать и зарисовывать, а если есть возможность — собирать, но хранить в строгом секрете и никого до находок не допускать. А еще написали о непонятных механических моллюсках, которых "сподобно уничтожать зарядами динамита, заложенными у самого их тела, или же, что более надежно, артиллерией, однако 3" снаряды могут оказаться слабы, потому строжайше советуем использовать морскую 6" артиллерию". Стессель схватился за голову и сказал, что как только в осажденном Порт-Артуре начали бить врага как следует (пулеметчикам с высотки обещаны два Георгия, а два штоса водки уже употреблены и греют солдатские животы), в Петербурге началось массовое помешательство. Однако вид огромной механической стальной птицы, скорее даже воздушного корабля, что два дня назад пронесся над городом и рухнул со взрывом на одну из дальних сопок несколько озадачил военачальников и вернул им прежнее доверие к словам ставки. Чертовщина творилась на суше и на море. Нехорошие вести шли из Центральной Европы. Гигантских размеров взрыв потряс сердце Франции, и взрывная волна вымела пол-страны, оставляя в эпицентре огромных размеров жуткий пылевой гриб. Теперь оттуда нескончаемым потоком шли толпы раненых и обожженных...

Ему же выдали тридцать шашек динамита и десяток пластунов для разведки и уничтожения неведомых стальных спрутов. Поначалу, отнесясь к этому, как к непонятной игре и очередному высоконачальственному бреду, поручик не воспринял их как опасного противника. И в первом же бою потерял двоих. А потом выяснилось, что эти твари еще могут и поднимать мертвых, и, казавшиеся ранее бесполезными винтовки наконец пригодились, но погибли еще трое. Лишь третий спрут дался без потерь. Теперь же, не считая его и десятника Тимофея, в отряде осталось всего четверо.

Они наткнулись на четвертую тварь утром. Она уже успела обрасти тремя прислужниками, один из которых зачем то таскал кирпичи к ее лежбищу из фермерского дома. Пока они готовились принять тяжелый бой, из сеновала выскочил какой-то молодой парень, который выкрикивая бред на ломанном английском, начал палить в монстра из своей странной винтовки, как из пулемета. Особого урона он, конечно же не нанес, но хотя бы отвлек монстра и позволил Степану донести динамит. Донести то его он донес, а вот укрыться от взрыва не успел.

Этот парень был первым живым человеком, увиденным ими за последние полтора дня. Казаки, проверявшие тело, неожиданно просигнализировали, что неизвестный стрелок оказался жив. И теперь поручик надеялся получить от него некоторые ответы. Внезапно его размышления прервал прокуренный бас десятника:

— Ваш благородь, а что парень то этот орал? Не по-нашему вроде.

— Это по-английски, Тимофей. Я не особо разобрал, но вроде бы он кричал, что его зовут Элвис, — ответил поручик.

— Представлялся, значит... — десятник сделал пару жевательных движений, как делал всегда в минуту задумчивости, но тут же прервался, увидав подходящих казаков, — вот сейчас у него и поспрашаем...

Казаки подтащили недвижное тело к начальству и все вместе начали приводить своего нечаянного пленника в чувство. Но никто не заметил, как из его кармана выпал брелок в виде глобуса. Глобуса с совсем другой картой мира...

[1] Red Elvises — My love is killing me.

27

—