Иван - Не там и Лихо заморское

— Тогда слушай! В лесу этом, в самой чаще источник бьёт с водой непростой. Ни пресной, ни солёной. Набери крынку воды этой и мне принеси.

— И всего-то!

— Увы, Иван, не всё ещё это. Охраняют источник и зверьё дикое, и люди лихие, и ведьмак чёрный. Но хуже всего то, что я тебе ничем уже помочь не смогу. Потому что мне к этому источнику дорога на века заказана. Разве что добрый совет подам вовремя, — вздохнуло Лихо.

— Добрый совет в нужный момент — это в жизни самое главное! — сказал Иван. — В какую сторону идти?

— Постой, Иван Уже Там! Ты, ведь, про награду ещё не спросил!

— Да Бог с ней, с наградой! Вижу, очень нужна тебе эта вода непростая. А раз кроме меня, её добыть больше некому, то нечего и лясы точить! Показывай, куда идти!

— Постой, Иван! — сказало Лихо, замолчало вдруг и отвернулось.

Глянул Иван на Лихо клыкастое, и так жалко ему его стало. Нелегко, поди, на такое трудное дело друга отправлять, особливо, когда сам ничем ему помочь не можешь.

Посмотрело Лихо на Ивана, и показалось вдруг тому, что повлажнели хищные лиховы глазищи.

— Постой, Иван! На-ка, возьми с собой, — протянуло Лихо сумку дорожную. — Тут мелочи кое-какие. Может, пригодятся в пути.

Взял Иван сумку, а Лихо вздохнуло, погладило его лапой по щеке и сказало:

— Ладно, иди уже. Сначала — направо, а потом прямо. В небесах одна звезда ярче всех светит. Она дорогу и укажет.

Поднял Иван глаза. И точно! Распахнулись небеса, разошлись тучи, и загорелась яркая сиреневая звезда прямо у него над головой. Оглянулся Иван на Лихо, а того и след простыл. Пожал плечами Иван, и вышел за ворота в чёрный лес, в глухую ночь. На дело трудное-претрудное...

Долго потом он, за звездой сиреневой идучи, пробирался по бурелому и буеракам в темноте ночной сквозь чащу непролазную. Хорошо, хоть одёжа на нём была прочная, кольчужная, спасибо купцу не жадному. А то изорвался бы весь.

И сапоги тоже были крепкие, яловые. А не то прокусила бы ему их змеюка эта, которую он саблей на две части поделил, чтоб неповадно было на людей кидаться.

И самострел ему пригодился. Бросилась на него сверху, беззвучно крылья развернув, тварь ночная, глазастая. Да долететь не успела. Отлеталась. И поделом. Нечего на людей бросаться!

Самострел он перезарядил сразу же. И в самое время. Потому что на поляне, на которую его звезда вывела, поджидал его зверь покрупнее. Чёрная шерсть дыбом, глаза жёлтые, клыки белые. В холке Ивану по грудь почти. Воткнул в него Иван болт самострельный, когда этот волчара над землёй в прыжке распластался. А добивать зверюгу уже саблей пришлось.

Но это ещё цветочки были. За оврагом, на опушке, наткнулся Иван, наконец, и на хозяина здешних мест. А когда зарычал и встал на дыбы медведь-шатун, во весь свой рост не маленький, охолонуло в груди у Ивана. Да, делать нечего. Не разойтись, ведь, уже теперь. Отбросил он и самострел, и саблю. Достал нож. Всё по честному!

Упёрся Иван Уже Там ногами в землю, застыл недвижно и впился глазами в медвежьи зрачки. А в нужный момент нырнул под лапу тяжёлую и воткнул острый, как бритва, нож прямо в сердце противнику своему. Скребнули когти длинные по Ивановой кольчуге так, что только колечки в разные стороны посыпались, и рухнул медведище, придавил губителя своего. А нечего было у Ивана на дороге стоять! Никто ведь не заставлял! Или заставлял?

Выбрался кое-как Иван из-под туши медвежьей и прислонился к ней, чтобы отдышаться. Повезло, ему, однако! Только рубаха кольчужная порвалась. А так — ничего! Лишь ссадины небольшие. До свадьбы заживут!

'Если сам до свадьбы доживу!' — подумал вдруг Иван Уже Там.

И то верно! Вон как его тут тепло встречают. А ведь ещё не вечер. И не день. И даже не утро.

Подобрал Иван саблю да самострел, и пошёл дальше за своей звездой сиреневой, путеводной...

Долго он шёл. Пока не налетели на него разбойнички лихие без всякого предупреждения, внезапно, словно давно дожидались гостя дорогого. А, может, и, правда, дожидались?

Только Иван и сам встречи этой ждал с нетерпением. И готов был к ней. Одного свалил из самострела. Второго самострелом же и приложил по голове так, что лёг тать ночной и не встал уже. Взял Иван саблю в правую руку, а нож в левую. И давай пластать врагов безжалостно. Обеими руками.

Хорошую школу прошёл он у вояки за это время! Пригодились Ивану Уже Таму все хитрые воякины приёмы и приёмчики! И честные и не очень. А, впрочем, те, кто целой ватагой на одного бросаются, честных приёмов не заслуживают. Кружился Иван волчком по поляне, один против всех. Одного резал, другого пугал, от третьего уворачивался. И укладывал одного за другим!

Доставалось и ему. Как же без этого. Но то ли кольчуга спасала, то ли резвость, только серьёзных ран не было. А царапины — не в счёт.

Шайка на него навалилась не маленькая. Да врагов недосуг считать! Надо их бить по морде, и все дела! А посчитать и потом можно, бездыханных, если, конечно, их перебить получится. Одним словом, не считал Иван этих душегубов, а мочил подряд, без разбору. И остался, наконец, перед ним последний. Главарь, наверное, ихний. Главари обычно до конца вместо себя других подставляют. А потом ноги уносят.

А этот уносить не стал. И хотел бы, наверное, да не мог. Ивана он, ясное дело, уже побаивался, но кое-кого, похоже, боялся ещё сильнее. До рвоты мозговой.

Долго сражались Иван Уже Там и главарь шайки лесной. Умелым бойцом он оказался. Да, только на этот раз судьба была на стороне Ивана. А, может, не только судьба, а и ещё кто-нибудь. Одним словом, остался Иван на поляне один. А вокруг валялись враги перебитые. Считать их Иван не стал. А, ну их!

Сел он на землю сырую, весь в крови. И чужой, и своей. Интересно, в сумке, что Лихо ему с собой дало, чистая тряпочка найдётся, раны перебинтовать? Подобрал он сумку на краю поляны и заглянул внутрь. Эх, Лихо ты моё! Заботливое! И тряпки нашлись, и склянка с мазью, и бутыль с водой.

Обмыл Иван раны, мазью намазал и перевязал. Надо бы дальше идти, да сил не осталось совсем. Решил он передохнуть немного. Нашёл свой самострел, зарядил, и уселся спиной к самой большой ёлке, чтобы сзади никто не подкрался. Закрыл глаза и уснул, словно провалился куда-то.

Глядь, а перед ним стоит Лихо его клыкастое!

— Тебе же нельзя сюда! — удивился Иван.

— А я и не здесь, — ответило Лихо. — Это сон просто.

— А... — Иван огляделся. — А поляна, вроде, та самая...

— Та самая и есть, — блеснули лиховы глазищи. — Молодец, Иван! Всё я видело, что с тобой приключилось. И в лесу, и на поляне этой. Давай, потом об этом поговорим. А пока, ты отдыхай, а я покараулю.

— Ты лучше про ведьмака расскажи, — сказал Иван. — Как мне его одолеть-то? Я, ведь, колдовать совсем не умею.

— А колдовать и не надо! Другой способ есть. Попроще. И понадёжнее! Продался когда-то этот ведьмак Не-будь-помянутому. Вечной жизни ему захотелось! Подписался он кровью на договоре поганом, и почернело у него сердце, скукожилось. Вырезал его тогда ведьмак из груди своей и зарыл в землю сырую с наговорами колдовскими. А зарыл он его неподалёку от источника с водой непростой. Ни пресной, ни солёной. Думал, что после этого вечно жить будет! И жил бы, и зло творил безконечное! Да не учёл, что наговоры эти только против обычных людей да таких же, как он, ведьмаков, действуют. А человеку по-настоящему хорошему их бояться незачем. А ты, Иван Уже Там, как раз такой по-настоящему хороший человек и есть! Найди, откопай его чёрное сердце, Иван! А потом разруби на четыре части и сожги в четырёх кострах! Тут-то он и загнётся! — Лихо погладило Ивана лапой по щеке, вздохнуло и исчезло.

Проснулся Иван, огляделся. Серость предрассветная поляну окутала. Все разбойнички на месте. В тех же позах валяются.

Вот и славно! Встал он, потянулся так, что кости хрустнули. И удивился. Усталости как не бывало, и не болит ничего! Подхватил он сумку, которую ему Лихо в дорогу дало, и пошёл опять за своей звездой сиреневой, путеводной, самой яркой на небесах. Быстро пошёл. Потому что источник до восхода Солнца надо найти! Пока различим ещё свет звезды сиреневой...

Долго ли, коротко ли, вышел Иван Уже Там на широкую поляну к большому замшелому камню, из-под которого бил источник с водой непростой. Ни пресной, ни солёной... Рассвести, то рассвело, а вот Солнце на небесах так и не показалось. А в лесу такая оглушительная тишина настала! Всё зверьё дикое притихло. По норам да логовищам забилось. И даже птицы умолкли, все как одна.

Придавила, придушила, приморочила тишина колдовская...

Но Ивану всё уже нипочём было. Не за тем он сюда всю ночь с боем пробивался, чтобы сдаться и отступить теперь, когда, наконец, до источника добрался!

Первым делом он этой воды непростой, ни пресной, ни солёной, в крынку набрал. Для Лиха, друга своего шерстистого. А потом развёл четыре костра по четырём сторонам света, и взялся ведьмаково сердце искать.

А чего его искать! Вот тут, где трава не растёт, оно и закопано! Где ему ещё и быть-то! Достал Иван свой нож, острый как бритва и стал рыть землю сырую.

Вот оно, сердце, на сердце не похожее! Чёрное и скукоженное. Неглубоко лежало. Посмотрел на него Иван и махнул ножом. И разрубил это сердце пропащее надвое!

О-х-х-х!.. Колыхнуло у него под ногами землю.

— Оставь, не губи! — донёсся до Ивана тяжкий голос. — Что хочешь, проси! И золота получишь, и каменьев самоцветных без счету! Любое царство! Любое королевство твоё будет!.. Все царства и королевства твои будут!

— А на что они мне! — сказал Иван и снова замахнулся.

— Постой, подожди! — умолял тяжкий голос. — Любую царевну или королевну получишь! Самую красивую!.. Все царевны и королевны, какие на свете есть, твои будут!

— А на что мне все! Мне, вообще-то, только одна нужна! И то лишь та, которая сама меня полюбит! — сказал Иван и махнул ножом.

О-х-х-х!.. Снова всё вокруг зашаталось.

— Не губи... — еле слышно докатился до него тяжкий голос. — Всё, что хочешь...

Но Иван уже не слушал. Схватил он четыре чёрных куска сердца ведьмаковского и бросил в четыре костра. Тут и перестала земля у него под ногами шататься. И Солнце выглянуло, наконец. И птицы запели.

Очнулся лес от морока.

И оказалось, что не такой уж он непроходимый и страшный. Расступились перед Иваном Уже Тамом деревья и вышел он на дорогу. Вот, он и двор постоялый. То ли Иван всю ночь сам кругами ходил, то ли колдун его по кругу водил, да только совсем рядом, оказывается, источник был. Почти за околицей.

Зашёл Иван в избу, а товарищи его спят-дрыхнут, горница от храпа молодецкого трясётся. Не стал их Иван будить. Пошёл, лошадей проверить.

Всё в порядке у лошадок. И тут Ивану почему-то захотелось заглянуть в амбар на заднем дворе. Притворил он двери за собой. И поставил крынку с водой непростой, ни пресной, ни солёной, в самый дальний, самый тёмный угол. Хотел и сумку рядом положить, да передумал, оставил у себя. На память.

Сел Иван на крыльце и взялся кольчугу свою чинить. Пригодится ещё. Впереди дорога долгая. В обратную сторону, как ни крути, не меньше придётся вёрст отмерить.

Вышел купец из избы. Посмотрел на Ивана, прищурившись, но ничего не спросил. Пошёл телеги проверять, да лошадок. Всё ли в порядке.

Вышел и вояка. Потянулся, посмотрел на Ивана, прищурившись, и спросил:

— Что, не простая ночка была? Почему не разбудил?

— Некогда было! — сказал Иван.

Вояка промолчал и вышел за ворота. И ходил где-то по округе, пока купец с Иваном лошадей запрягали. А когда вернулся, пошептался с купцом и за собой увёл. Между тем, Ивана на Солнце после ночи безсонной совсем разморило. Улёгся он на телегу и заснул. Спит и видит сон необычный. Стоит перед ним Лихо его клыкастое, заморское-загорское, шерстистое да когтистое, и говорит грустно-грустно:

— Прощай, Иван Уже Там! Не увидишь ты меня больше! Спасибо тебе за всё! За ведьмака, за воду непростую, а, самое главное, за доброту твою необыкновенную!

— Постой, Лихо! — разволновался Иван. — Как же это! Почему никогда не увижу! Не хочу я с тобой расставаться! Как же я теперь без тебя!

— А зачем я тебе, Иван Уже Там! На ноги ты встал! Человеком сделался! Сам теперь знаешь, что и как! Ждут тебя и награды, и почести! А мне пора!

— Постой, Лихо! — взмолился Иван. — Где же я ещё такого друга найду!

— Найдёшь, коли захочешь! — вздохнуло Лихо, погладило Ивана лапой по щеке и исчезло...

Проснулся Иван оттого, что растормошили его купец с воякой.

— Это ты что ли их всех уложил? — спросили они хором.

— Кого? — заморгал Иван, ничего спросонья не понимая. Щемило у него сердце от сна его необычного. И ничего ему и в голову не шло, кроме того, что потерял он своего единственного друга.

— Разбойничков, что за околицей на полянке валяются! Десятка два с небольшим!

— А... Этих, — пожал Иван плечами. — Пускай не лезут!

— Ну, ты, брат, даёшь! — покачал головой вояка.

— Мы тут потолковали! — сказал купец. — И решили в долю тебя взять, Иван! Будем теперь втроём торговать! Согласен?

Кивнул Иван. А чего отказываться-то, если люди от души предлагают...

Всё ближе сказки конец, да не конец ещё. Да вовсе и не ближе. Да вовсе и не конец. Это просто так, для присловья сказано.

Хорошо поторговали купец, вояка и Иван Уже Там. Потому что только тогда за товар хорошую цену дают, когда его издалека с большими опасностями везут. Одним словом подфартило им по-настоящему. Ремесло такое! Или пан, или пропал!

Не пропали они, не сгинули. Продали товары с выгодой и вернулись обратно богатыми. И радоваться бы Ивану Уже Таму. Столько денег заработал! В первой гильдии купеческой теперь не последний человек! А только не весело ему. И деньги тут ни при чём. Он, вообще, хотел раздать их все, не глядя. Да компаньоны отговорили, попросили взаймы на дело большое, нужное.

А ещё, не мог Иван до сих пор Лихо клыкастое, верного друга своего, позабыть. Поехал бы и на край света его искать. Да на какой край ехать не знает.

Пошёл тогда Иван к бабушке одной, о которой повсюду молва шла, что рассказывает она чистую правду и о прошлом, и о будущем, и спросил, где ему Лихо своё отыскать.

— А зачем тебе это Лихо, мил человек? — поинтересовалась та.

— Подружился я с ним, бабушка, — ответил Иван. — Помогло оно многое понять мне. Выручало меня не раз. Только попрощались мы как-то впопыхах. Не договорили.

Помолчала ведунья, а потом спросила:

— А не осталось ли у тебя вещицы, хоть какой, о нем на память?

— Конечно! — хлопнул по лбу себя Иван Уже Там. — Я же её специально с собой прихватил, — и протянул бабушке сумку дорожную Лихову.

Подержала она её в руках. Помолчала. Посидела, закрыв глаза. А потом и говорит:

— Не простая это сумка! Поезжай в столицу, мил человек, да вели объявить на всех углах, что хочешь хозяину её вернуть лично в руки. Пусть объявляют каждый день, пока хозяин сумки не найдётся. Только никому, акромя своего Лиха, её не отдавай! Накрепко запомни мои слова! Никому, акромя него! Не то не видать тебе друга своего никогда в жизни уже на самом деле!