Жертва

Оглавление

Часть 1

Часть 2

Исповедь

Если вы спросите его, почему он занимается этим, он наверняка расскажет очередную грустную историю об убитых родителях, братьях, жене... но загляните в его глаза: ему нравится это и он не может без этого. Были ли они — эти причины? Или просто та пустота, что в его глазах, может наполниться только убийством — пусть и выдаваемым под спасение? Решайте вы, а моё дело — лишь поведать вам о тех событиях, коих непосредственным участником он выступил...

* * *

Часть Первая.

... Был уже поздний вечер. Я проходил по проспекту; горели фонари.

Их я заметил не сразу. Фонарь не горел, тусклый свет соседних играл причудливыми тенями. Она сидела, прямая и сломленная, в тёмном бордовом платье с накинутой поверх курточкой. Он стоял позади, совершенно в тени. Редкие прохожие проходили мимо, не задерживаясь; голоса звучали громко и ровно.

— Отпусти, отпусти меня! Мне...страшно...— она опустила взгляд, словно стыдилась сказанного. Он выступил вперёд, положил руки на спинку скамейки с двух сторон от её подрагивающих плеч — Твои глаза преследуют меня, ты не оставляешь в покое. Я боюсь...

— Ты боишься меня?

— Нет, нет! — голос её мог бы перейти на крик, но прозвучал как-то жалко — я боюсь той боли, которую ты принесёшь.

— Ты думаешь, я принесу боль?

— Я знаю это так же ясно, как слышу тебя теперь.

Он качал обходить скамейку.

— так значит, ты не любишь меня?

— Нет, что ты! Люблю!

— Так неужели — он уже обошёл скамейку; она встала — ты не готова терпеть эту боль ради моей любви?

— Да, да! Да, готова... — она не сдерживала больше слёз, но ответила с придыханием, потянувшись навстречу его поцелую.

Он поцеловал её в губы, провёл губами по скуле, начал целовать шею. Я ушёл и не видел дальше, но знал: завтра в газетах напишут, что найден ещё один обескровленный труп девушки.

* * *

Сегодня опять дождь... Она с грустью отвернулась от окна. Сегодня он не придёт, и нет нужды спать весь день, чтобы быть с ним всю ночь.

Вот уже две недели он приходил за ней после заката. Водил её по ночному городу, а под утро приводил домой, где она отсыпалась весь день. Столько ночей вместе — и ни разу не были близки.

Вчера тоже был дождь.

Он начался через пару часов после полуночи. Она выглядела жалко и нелепо, мокрая. Он остался невозмутим, привёл её домой заранее и сообщил, что даёт ей сутки свободы. Свободы от него. И она хотела воспользоваться этим шансом — но мерзкий дождь загнал все её планы в её же квартиру, наглухо заперев в четырёх стенах. Можно, конечно, пойти по дождю; она решилась поступить так и начала прихорашиваться. Покрутилась у зеркала и с криком отпрянула: на миг в отражении ей почудился он, только странно и ужасно искажённый. Посмеявшись над собой, она побежала в ванную. Дверь тихонько прикрылась. На пороге стоял он.

— Куда-то собралась?

— Да, я... — она, развернувшись, скользнула взглядом по зеркалу и с воплем отскочила; оказавшись рядом с ним, снова отскочила, и, сжавшись на полу в комочек, заплакала.

Он никогда не смотрел в зеркала, даже не проходил с ними рядом. С отражения смотрел не человек. Полупрозрачная фигура, на бледном лице выделяются лишь кроваво-красные губы.

* * *

Она красива. Очень красива. Она недавно приехала в город. Она обожает красный цвет и ночь.

Всё получится.

Он заметил её сразу. В первый же день он заинтересовал её. Так понравилась? Или...он куда-то торопится?

Во вторую ночь он уже прогуливался с ней. Он явно куда-то торопился, чем вынудил меня быть готовым каждый день. "Оно и к лучшему", — думал я.

На пятый день он повёл её в старую часть города. Живописные места там почти соседствуют с многочисленными помойками. Мне тогда ещё подумалось: "Так вот, куда он дел труп предыдущей". Да, предыдущая сорвала мои планы — в обычную для этого ночь он просто не вышел с ней. В этот раз всё должно получиться, и я был готов. Наконец-то.

Я выждал немного времени, чтобы он начал её пить, и пошел, почти не таясь. Когда вампир пьёт свою жертву, он совершенно теряет контроль над происходящим, в обычное время полный. Но когда я пришёл, то остановился, как вкопанный.

Её пила предыдущая.

Это значит только одно: она была им обращена. Но почему? Ошибка? Нет, такие старые вампиры не могут обратить по ошибке. Она не нужна ему, как помощница: он и сам справляется, да и получше кандидатуры есть. Более того, ему не нужна конкуренция. Для размножения он так же мог поискать более достойную. Остаются два варианта.

Жалость или любовь.

Благородные человеческие чувства. Разве он может испытывать их?

Поражённый, я ушёл обратно. Я не обольщался: я ушёл лишь потому, что он мне позволил.

* * *

На душе было ужасно. Слов не было.

Я сидел в какой-то забегаловке. Хотелось напиться. Это желание не посещало меня уже лет тридцать и мнилось мною давно забытым. Но нет.

Мельком увиденная сцена из последней охоты прочно засела в моём сознании, круша привычный мир, обращая его в руины, и серый прах его разлетался, оставляя за собой пустоту.

Хотелось напиться.

И я сделал это, и сладостное, недолгое, мнимое счастье забытья наутро сменилось ужасной болью. Казалось, что кто-то жестокий ломает мои кости внутри тела, сжимает горло стальной рукой...

Алкоголь с каждым граммом приближает ломку. Я это знал, но предпочёл не думать об этом; думать и по утру не хотелось.

Кое-как добравшись до аптечки — к счастью я умудрился заснуть уже в своей квартире — я наспех приготовил всё необходимое и вскоре уже купался в блаженстве; тёмно-алая жидкость постепенно перекочёвывала из шприца в мою вену.

Но и это счастье оказалось ненастоящим, временным. Кое-как убедив себя в нереальности произошедшего, я отправился на охоту.

Сегодня он выберет себе новую жертву.

Или они?

* * *

Она ещё раз посмотрелась в зеркало. Хотя как сказать "посмотрелась"? Каждый раз приходилось достаточно долго ждать, пока её отражение проступит в холодном стекле. Но её это не смущало.

"Кажется, он любит меня", — в который раз подумалось ей без причины. Но всё-таки эта мысль периодически приходила ей в голову с того момента, как её разум вынырнул из всепоглощающего чувства жажды. Или голода, или чего-то среднего. Да и кого это — "меня" — сказать определённо тоже было невозможно. Когда-то давно, эоны и эоны веков назад, он как-то называл её, да и она его — как-то. Но воспоминания исчезли, растеклись чернильной лужей и уже начинали испаряться, не вызывая сожаления или горечи утраты.

"Кажется, он любит меня" — подумала она напоследок, захватила сумочку, скользнула в туфельки, накинула пальто и вышла в сгущающийся вечер. Было что-то знакомое в этих действиях, по крайней мере новизны не было; её не было ни в чём, хотя всё совершалось, пожалуй, впервые, а раньше не было ничего, кроме голода.

Окрылённая, она танцующей походкой шла по улице, весело и вежливо здороваясь с совершенно незнакомыми прохожими. Они не вызывали желания выпить их — она не была голодна. Будь она голодна — так же легко и весело выпила бы первого из них, или любого другого. Она осознавала это и всегда, и вообще каждый раз, когда, здороваясь, заглядывала людям в глаза.

Разве не в этом счастье?

* * *

Проанализировав, наконец, на трезвую голову сложившуюся ситуацию, я пришёл к выводу: периодичность выбора жертв и нападений непременно изменятся. Это не очень хорошо. Надеюсь, этот город обеспечит его достаточным для определения периодичности количеством жертв: не хочется переезжать.

Предугадать место, где будет начата работа с новой жертвой, практически невозможно. Гораздо легче угадать саму жертву.

Она красива, молода, не глупа или не слишком глупа, любит чёрное или красное, ночной образ жизни.

Именно такая идёт сегодня с подругой в один дорогой ночной клуб. Не люблю подобные места — во всяком случае сегодня.

Она была одета в простое, пусть и короткое, красное платье. То, что надо. Её подруга — в слишком короткую юбку и футболку. Вместе они смотрелись нелепо.

А потом появился он. Но это не главное. Потому что вместе с ним пришла Новая, выглядевшая очень довольной и совершенно сытой.

Искрящее чувство после инъекции вампирской крови уже прошло, но мои слух и зрение всё ещё были обострены. Я слышал, как подруга жертвы уговаривает оную отбить столь видного кавалера. Голос её не изменился, но в нём прослеживались новые интонации. То есть для всех, кроме меня, голос не изменился, но эти незаметные другим интонации — свидетельство вмешательства вампира — сыграли свою роль: жертва уже решилась на роковое действие. Что ж, осталось считать дни и ждать сообщения о новом трупе...

* * *

Было холодно и мокро. Холодное серое небо, мокрый асфальт; холодный мокрый снег — символ этого времени — летел по улицам, падал, и, не в силах подняться, таял, таял, таял. Начинался ноябрь.

Я поёжился, надвинул шарф на лицо и пошёл дальше. Сегодня никак нельзя было оставаться дома. Мне известно, что сегодня произойдёт убийство. Так как на прошлой неделе была убита девушка, логично предположить, что на этой убийство совершит новая, и убит будет мужчина. Вампиры обычно не делают предпочтений в поле жертвы, но охмурить представителя противоположного пола, думается мне, значительно легче.

Я имел представление о новой жертве: он был весьма привлекателен и, более того, последнее время почти не появлялся на улице днём. Таким образом я имею все основания предполагать в нём новую жертву.

Представители законодательной власти в панике: убийства происходят всё чаще, скрывать ужасную правду уже не получается, зацепок никаких нет, а люди, хоть сколько-нибудь продвинувшиеся в расследовании, исчезают. Что-то с ними будет, когда вампиры догадаются выбирать жертв из их рядов? Остаётся надеяться, что я расправлюсь с этой нелюдью раньше.

Я не ошибся. Они уже шли по улице; его рядом не было. Новая была полностью увлечена ужином. И я смог подобраться достаточно близко к ним. Он меня заметил и окликнул по имени; это нарушало и мои, и её планы. Но делать нечего, и мне пришлось вежливо поздороваться с покойником. Мы с новой были представлены; она представилась ему Ольгой. Такой выбор меня не смутил — молодые вампиры не очень-то разбираются в людских именах, и она выбирала из самых простых.

Я вежливо отстал от них, но она, видимо что-то почувствовав, поводила его по городу и повела к нему; предлога зайти у меня не было, так что завтра найдут лишь один труп, но впервые — в собственной квартире.

* * *

Она прихорашивалась уже долго, и даже сама успела устать от этого занятия; сегодня надо было наметить и по возможности охмурить новую жертву. Конечно, он делает это значительно быстрее её, но всё-таки необходимо всё сделать самой.

Он ей больше не нужен.

Она поняла это недавно, и это знание пришло к ней внезапно, вдруг, как, впрочем, и многие другие. Она больше не нуждалась в его любви. Ей хотелось чего-то более... более живого, что ли. Воспоминания прошлой жизни давали о себе знать — она не помнила всего, но какие-то моменты вспоминала. Ей почему-то нестерпимо захотелось плотских утех; он ничего подобного раньше ей не позволял, но более старые воспоминания сулили что-то очень приятное.

Она наконец закончила, и тут же вышла. На улице, должно быть, было холодно, но она отключилась от этих ощущений и шла, не раздумывая, куда она идёт. Ноги привели её в неожиданное место: городской парк, такой тихий и таинственный в ночи. Он чем-то был похож на неё, такую же таинственную и опасную ночную охотницу.

Он никогда её не называл с тех пор как... как она стала. Стала такой. И она решила звать себя ночной охотницей.

Он никогда не выбирал жертв в парке; она не знала почему, но он предпочитал дорогие ночные клубы. Конечно, там много красивых девушек, привыкших жить ночью, и ему это, видимо, очень удобно. Но она не хочет так же.

И тут судьба послала ей удачу: она натолкнулась на смутно знакомого человека приятной наружности, и они легко завели беседу. Вскоре у обоих нашлись неотложные дела, но они успели договориться о встрече на следующий день

"Где же я его могла видеть? А, точно, это же знакомый моего предыдущего друга!"

* * *

Это была невозможная, нереальная удача. Она сама пришла ко мне и навязала встречи. Сделала она это в парке, не заметив, что я следил за нею, значит, она не в самых хороших отношениях со старым. Впрочем, какие отношения могут быть у этой нелюди? Не знаю, есть они или нет, но всё-таки похоже на то. Впрочем, это уже не важно. Потому что у меня будет ровно две недели, чтобы избавить город и мир от неё. Иначе он, даже не опекая её, заметит неладное в режиме её питания, и тогда придется туго.

Я готовился к встрече с полчаса. Она пришла, причём вовремя, очень довольная. Как может зверь не быть довольным, когда впервые загнал добычу? Так и тут. Кажется, мне не понадобится двух недель. Единственное, что меня беспокоит — это он, ведь он вполне может знать, с кем и когда она встречается и заметить, кто её убил. Но этого можно избежать, дождавшись срока или вынудив её создать свои, новые правила охоты.

Мы гуляли всю ночь, и я изображал попавшего под вампирские чары человека, благо это было не трудно. Следующую встречу она назначила в другом районе города, но на то же время. Что ж, мне не трудно прийти и туда. Она снова была одна, и нигде не ощущалось его присутствия. Его не было рядом — и это смущало и радовало меня.

Она настойчиво прививала мне мысль продолжить наше знакомство в постели. Это ненормально; к тому же она даже не попыталась использовать для этого вампирские чары — возможно, не умела. Настолько молодой вампир вполне мог и не уметь достаточно тонко пользоваться своими возможностями. Тем более она отбилась — каждый новообращённый вампир через некоторое время желает самостоятельности. У нёё, похоже, именно этот период — но очень уж странный. Впрочем, возможно, именно это мне и нужно.

...Она казалась поистине неутомимой, и кажется, забыла, как долго могут заниматься этим люди. Мне приходилось прилагать усилия, чтобы выдержать темп. И тем не менее я получил какое — то особое удовольствие от близости с ней. Но вот наконец она устало откинулась на кровать. Похоже, и она не рассчитала своих сил, так как она тут же закрыла глаза и глубоко дышала.

Всё необходимое лежало тут же. Она не заметила этого, так как ничего о нём не знала. Как и обо мне. Решив не геройствовать, я первым делом проткнул её сердце железным колом; она замерла, и я подсоединил трубку с иглой для откачки крови. Потом быстро заменил кол на осиновый и отошёл. Зрелище предстояло не для слабонервных.

Она жутко взвыла и выгнулась дугой. Плечи её стали напрягаться по очереди, руки болтались, сведённые судорогой. Изо рта потекла вампирская кровь — красно-фиолетовая, в синеву, вскоре она заменилась чёрной неприятной жижей. Глаза её, казалось, плавились. Та же чёрная жижа появлялась вместо них, начиная от краёв. Её бросало по кровати, но вскоре она вскрикнула в последний раз, и изрядно изгнивший труп её упал на постель; запах этого трупа уже не выветрить, и придется менять квартиру, а возможно — и убить хозяев, чтобы не навлечь на себя проблемы с властями.

С этой покончено. Пора возобновлять охоту на него.

К оглавлению

Часть Вторая.

Он стоял именно там, где я его ожидал. Один.

Тот же самый не работающий фонарь, те же причудливые тени и блики, делающее его лицо похожим на человеческое.

Он ждал меня. И я пришёл.

— Ты давно охотишься на меня. Я знаю это. А недавно ты убил мою...ученицу. Это не укрылось от меня.

Он стоял ко мне боком. Тут он развернулся и оказался отвёрнут от меня. Может, я бы успел...

— Нет, ты не успеешь. Только ты попытаешься сделать это — и жандармы, или как вы их называете теперь, найдут твоё тело прямо здесь, и запутаются ещё больше.

Я осознавал это, и не стал даже пытаться. Но зачем-то у меня было ощущение, что надо быть здесь?

— Это я звал тебя. И ты явился.

— Ты звал меня тем Зовом, каким и жертву?

— Да. У меня есть твоя кровь. Вот видишь, а ты и не знал.

— Для чего я тебе?

— Я не буду тебя убивать, если ты об этом. Конечно, я забуду эти слова прежде, чем ты что-то попытаешься сделать мне. Как только подумаешь.

Хорошо. Поиграем по его правилам. Тем более выбора всё равно нет.

Он засмеялся:

— Мне нравится эта мысль. Признавая свою слабость, ты всё равно делаешь мне одолжение... наверно, только люди так умеют.

— Ты тоже был человеком. И тоже так умеешь. Но что привело...меня сюда?

— Я хочу, чтобы ты оставил попытки убить меня. Тем более что ты даже не закончил наблюдения. А я не хочу лишний раз убивать.

Неужели?! Да он только этого и может желать!

— Ты мыслишь неверно. Пожалуй, этот разговор бессмысленен. Пока. Но я ещё позову тебя.

И он растаял в ночи, ещё раз говоря, насколько он сильнее. Но я не буду сдаваться. Кажется, я знаю, что он может мне предложить. И, кажется, знаю, как его при этом убить.

* * *

Они стояли на крыше. Ветер развевал её чёрные волосы, подол её красного платья; его тяжёлый плащ вяло колыхался. Она стояла, совершенно выпрямившись, хотя удобнее было бы опереться о перила. Он тоже стоял. Лица, слабо освещённые светом Луны, не выражали ничего; холодный ветер ещё более выбелил их.

По-видимому, они разговаривали, но ветер уносил их слова. Не было никакой возможности подойти ближе — она не знала о моём присутствии и он притворился бы, что не знал — я ничего не выиграю.

Но вот разговор окончился. Он подошёл к ней сзади и поцеловал в шею — то есть так казалось. Никто не раскрывает так широко рот при поцелуе...

Я осмелился подойти — он не хочет меня убивать.

— Впервые видишь, как я это делаю? — он отпустил обескровленный труп, и тело безвольно упало — довольно аккуратно, так, как в принципе, мог лежать живой человек — но только не на крыше. Я присел, рассматривая горло жертвы. Там обнаружились два небольших разреза: он провёл клыками чуть вниз, а потом вернул назад — поэтому он не лакал кровь из разодранного горла, а пил, не отрываясь.

— Ты не боишься, что я тебя укушу. — он даже не удосужился подделать своё утверждение под вопрос. — Пожалуй, тебе ещё стоит кое-что узнать... А наш разговор подождёт — я и не заметил, что он уже стоит на перилах; к концу фразы он сделал шаг вперёд. Я встал и взглянул вниз, но там его уже не было.

Что ж, надеюсь, всё идёт по моему плану.

* * *

Она совершенно запуталась.

Раньше всё было просто. Она приходила в клуб, выбирала первого понравившегося мужчину и в ту же ночь оказывалась в его постели. Стоит ли говорить, что после этого они никак не контактировали?

Раньше — это до него.

Две недели назад в клубе она заметила его — он был у барной стойки — и сразу же захотела; если бы она задумалась, то поняла бы — он совершенно не в её вкусе, но желание оказалось сильнее мысли.

Уже две недели каждый вечер он приходит к ней и уводит — гулять по городу.

Они так и не переспали. Она не могла не идти с ним — сама не зная почему.

Но сегодня она наберётся решимости.

Прозвенел звонок. Она открыла. Он стоял на пороге.

— Заходи — сказала она коротко и пошла в спальню. По сторонам от кровати горели свечи и стояли зеркала — она так захотела. Она почувствовала его шаги и сбросила с себя платье, оставшись обнажённой. Пламя свечей дрогнуло и в зеркале она увидела себя во весь рост. Его не было. Она уже чувствовала его дыхание. Всё медленнее и холоднее...

Хлопнула входная дверь. Пламя свечей снова метнулось. В зеркале отразилась привлекательная обнажённая женщина с наполненными ужасом глазами. И мужчина мертвенного синевато-белого цвета кожи, почти до конца проявившийся в отражении, улыбающийся в предчувствии.

* * *

Вчера он убил женщину в её собственной квартире. Журналисты каким-то образом оказались на месте раньше всех. Превосходный цветной снимок красовался на первой полосе. Надо будет сохранить номер.

О ней я не знал. Все эти две недели я не видел его, как ни искал. Он решил показать мне, насколько меня сильнее...

— Помогите! Помогите мне! — меня догоняет девушка, хватает за руку. Она не кричала — наоборот, шептала. Теперь же заговорила обычным голосом, перемежая свою речь вздохами и всхлипами: — Он нашёл и выбрал меня! Он убьёт меня и я не смогу ничего с ним поделать!

— Он? Вы про кого? Я не понимаю...

— Я про вампира! Да, про того, что убивает в нашем городе! Вчера... он выбрал меня — сразу после убийства, и я уже знаю, что дни мои сочтены; помогите мне, прошу!

— Почему именно я?

— Вы — охотник. Как и я. Сегодня я сделала инъекцию и почуяла вас. Вы знаете: раз он выбрал меня, я уже не смогу себе помочь, поэтому и прошу Вас.

— Хорошо, я попробую. Сегодня он придет за Вами. Скажите мне свой адрес, чтобы я смог проследить за вами. Сегодня он не будет убивать — скорее всего. Но не берусь утверждать: если бы всё шло своим чередом, он бы только этой ночью выбрал жертву. И ещё: спрячьте все инструменты.

* * *

Конечно, это необычно, что он выбрал жертву в ночь убийства. Уверен, ему прекрасно известно, что она — охотник, равно как и то, что она просила помощи у меня. Он мог бы выбрать в жертву её же сегодня, но в таком случае этот поступок ничем не отличался бы от предыдущих и я заподозрил бы, что ему неизвестно истинное лицо его жертвы; он не дал мне возможности усомнится в своей осведомлённости. Демонстрация силы продолжается. Итогом этой демонстрации должно быть моё поражение и, вероятно, обращение. Судя по его словам. Он ещё много чего может мне показать из мира вампиров; это наводит на мысль, что для меня завеса этого мира должна будет снята -а это может произойти по единственной причине. Вероятно, он увидел во мне некоторые достоинства, кои позволяют мне стать его учеником; возможно, роль сыграл мой возраст — он не мог утаиться от вампира.

Он мог предположить мою реакцию на этот "дар", а так же весь ход моих рассуждений. С ним связанных. Он будет ожидать, что я буду просто следить за ним, отметя более сложные методы как наиболее логичные с учётом его осведомлённости. Именно это я и сделаю. Даже если он ждал большего, он должен хоть немного, но ошибаться во мне. Если только такое возможно. К сожалению, я не могу предугадывать его мысли с такой лёгкостью, как он — мои. Именно это и должно меня спасти от незавидной участи.

* * *

Он встретил её около дома. Никаких банальных намёков, взглядов в мою сторону, призванных показать, что он знает не только что я слежу за ними, но и где я нахожусь. И всё же я ощущал, как он наблюдает за мной. Кроме того, он выбирал такие места для разговоров, которые удобно просматривались и прослушивались именно с того места, где я находился. Все слова ничего не значили; первую неделю он не будет говорить ничего, что могло бы стать важным. Сегодня они разговаривали о погоде, о природе, о прессе, убийствах и прочих пустяках. Он не шутил, но изображал некоторое подобие веселья. Так же он утешал женщину, незаметно вмешиваясь в её сознание, и она забывала о своей участи. Тем не менее я уверен, что читать мысли он не умеет. Прошлые мои наблюдения говорят об этом. Редкий вампир может читать мысли, и это зависит не от возраста, а от... таланта, что ли.

По окончании прогулки он отвёл её туда, откуда взял (домой) и она отправилась спать. Он же стоял, очевидно намекая, что я могу подойти. Что я и сделал: мне нельзя сопротивляться ему и играть в прятки — он может поддержать игру, что сильно осложнит мне жизнь. Или облегчит смерть. В худшем случае — осложнит последнюю.

— Ты впервые наблюдаешь за мной так пристально в первую ночь, если не считать начала твоей охоты. Она просила тебя?

— Нет, но она знает об этом.

— Это хорошо, что ты не пытаешься этого скрыть. Иначе я мог бы разозлиться.

Как это понимать? Как намёк на то, что я вру, и он это знает, или как знак того, что он мне верит?

Моё смятение не отразилось ни на моём лице, ни, тем более, на лице оппонента.

— Ты умеешь читать мысли?

Я бы сказал, что этот вопрос доставил ему удовольствие. Его эмоции слишком слабо выражены — ранее я думал, что их у вампиров вовсе нет, — и он не привык их скрывать. Так что я могу знать точно: нет, не умеет.

— Нет, я не умею этого делать. То, что может вампир и что он сможет делать в течение своей... своего существования, можно определить сразу после его обращения, и от этого нельзя отступиться. Я не мог и не смогу читать мысли. Возможно, будь ты вампиром, ты смог бы это делать, но я — нет.

После этого он дал понять, что сеанс вопросов-ответов закончился, толком не начавшись, и исчез. Именно исчез — не ушёл, не улетел, не превратился, наконец, в кого-нибудь, а просто растворился в редеющих перед рассветом тенях.

Впрочем. Его слова сказали больше, чем значили сами по себе. Он действительно готовит меня к тому, что собирается обратить.

* * *

Следующие ночи он, как и всякую жертву, водил её по городу, занимал всю её ночь и отнимал весь день. Зачастую он оставался, проводив её, чтобы перекинуться со мной парой слов. Я отвечал ему, и мне самому начинало казаться, что я готов стать вампиром. Надеюсь, моё притворство обмануло его. В предпоследнюю ночь он, приведя её, уже ничего не соображающую и полусумасшедшую, остался и сказал мне:

— Жди нас завтра на крыше, где ты видел, как я пью. Мы придём туда где-то к полуночи. Я бы хотел, чтобы ты присоединился к нам именно там. И будь готов.

"Уж я буду готов, не волнуйся," — подумал я, наблюдая, как он уходит по дороге, постепенно растворяясь в уходящей ночи. Не переживай, буду.

Заранее начал готовиться. Ещё вчера я сделал новые свечи — старые ещё не пришли в полную негодность, но сильного вампира уже могли не выдержать. На всякий случай взял и их.. колья осиновые — два, на случай, если один сломается. Два же железных прута — просто так, раз уж беру два набора. Приспособление для сбора вампирской крови, резервуар для её хранения. Вот и всё. Осталось только дождаться. И лучше всего выспаться.

* * *

Я шёл в темноте по краю крыши. Я мог упасть, но почему-то знал, что не упаду. Не боялся.

Вокруг был туман. Он застилал всё и сверху, и снизу, и во все стороны. Я не видел, куда шёл и где нахожусь, хотя и знал, что это именно та крыша.

Шёл достаточно долго, но, очевидно, медленно, так как ещё не дошёл до угла, что привело бы к неминуемому падению. Вдруг понял, что всё, я пришёл. И спрыгнул с края — не вниз, конечно.

Он стоял здесь с ней. Я подошел ближе, и тут он повернулся, выронив её. Тело упало, дёрнулось от удара. Его лицо было в крови, сам он наполовину состоял из тумана, и лишь эта кровь совершенно отчётливо проступала на нём. Черты лица менялись, я не был уверен — лицо ли на меня смотрит, на человеческое похожее, или уже зверь скалится, учуяв мой запах. Он прорычал что-то и во внезапно сгустившемся тумане исчез.

Появился он сразу же, но с другой стороны от меня. Уже чистый и материальный; лицо было обычное, холодное. Я смотрел на труп женщины, которую хотел защитить, и едва смог повернуться к нему. В его глазах играл злой огонь; в руках он держал мою сумку — сумку с принадлежностями.

Выбросив сумку за пределы крыши, он сделал шаг ко мне. Рот его приоткрылся в оскале, стали видны клыки. Я сделал неуверенный шаг назад, но бежать не имело смысла. Встал ровно, к нему лицом. Он приблизился одним рывком. Я закричал.

Он укусил меня.

* * *

С криком я проснулся. Давно мне не снилось не то что кошмаров — снов вообще. И это вряд ли добрый знак. Но не стоит терять свой последний, возможно, шанс. Пора избавить человечество от этого чудовища.

На улице моросил дождь, и это было очень кстати: под плащом, надетым по случаю прихоти погоды, сумка с принадлежностями была вполне незаметна. Кроме того, дождь вряд ли позволит туману появиться...

Торопился, словно новичок. Спотыкался, нервничал. Потом подумал, что я уже опытный охотник и что убивал вампиров сильнее этого. Помогло мало, но всё же в итоге я смог сосредоточиться на деле и прийти в нормальное состояние. На встречу, как и планировал, пришёл немного заранее; дождь моросил всё слабее.

Они подошли через пятнадцать минут. Она казалась адекватной, как и многие его жертвы; к тому же она была сильной и не так поддалась его влиянию. Увидев меня, она удивилась, не более, но явно знала, что я не должен бы попадаться ему на глаза. Глупая...

Он подошёл ко мне, ведя её под руку. Посмотрел мне в глаза. Они были за линзами и не выражали ничего. Ему это понравилось; он не разглядел проклятых стекляшек, которые так раздражали меня. Но это была необходимая мера — он не должен был прочитать ничего лишнего в моих глазах. Это удалось; что ж, теперь мне будет значительно легче.

Он повернул её к себе лицом. Её взгляд, до того блуждающий, приобрёл осмысленность; страх проступил на её лице, как проступает изображение на фотокарточках. Но страх был не слишком сильный — как бы приглушённый. Она наверняка верила мне, но и он постарался успокоить её, так что опять ничего не заметил.

Он провёл по её шее клыками и выступила кровь. Но он не стал пить. Он повернулся ко мне:

— Это для тебя. Сейчас ты будешь её пить.

После чего подошёл ко мне, приподнял пальцем подбородок, снова заглянул в глаза. Потом опустил лицо, собираясь укусить меня.

Миг.

Ещё миг.

Всё. Пора.

Я выхватил прут из кармана и проткнул ему сердце; это затруднило ему передвижение, но не остановило. Тогда я, благодаря мысленно Судьбу, взял второй прут и воткнул рядом с первым. Дождь перестал и я быстро зажёг свечи. Он смотрел на меня со смесью обиды и ненависти. И ещё, почему-то, жалости. Или мне оказалось?

Его кровь я буду хранить отдельно от остальных. Это был, пожалуй, самый достойный противник, какого я мог бы представить. Я проткнул осиновым колом его голову, вонзя дерево под подбородок; осина всегда легко входит в их тела. Второй — в сердце, как всегда. Но я не рассчитал.

Охотница упала со слабым стоном. Я подумал, что она истекла кровью, но всё оказалось куда серьёзнее.

За охотницей стояла она. Пожалуй, ей больше подходил термин охотница. Грациозная, гибкая, сильная и безжалостная... вампиресса.

— Ты убил моего учителя. Я могла и сама это сделать, но не сейчас. К тому же такой проступок не должен оставаться безнаказанным.

Она прыгнула как только произнесла это. Я попытался уклониться — но куда мне! Она забавлялась со мной, как с игрушкой. И тут я заметил: охотница, лежащая на крыше, достала из рукава шприц. "Вампирская кровь!", подумал я и не ошибся. Женщина сделала инъекцию и встала, нисколько не качаясь. Взяла прут — а она, оказывается, прихватила принадлежности; как странно — и пошла к нам. Вампиресса заметила её слишком поздно, чтобы выжить. Упустила свой шанс.

Как и я. Я потерял сознание.

Очнулся я на больничной койке. Я уже знал, что мне не выжить — яд с когтей хищницы не даст мне ни малейшего шанса. Медсестра, подошедшая ко мне, на мой вопрос ответила, что священника рядом нет. Но она может послать за ним, и к вечеру я смогу с ним поговорить. Времени до вечера не было, и я попросил бумагу и ручку.

К оглавлению

Исповедь

"Я знаю, что не смогу исповедаться, но всё же прошу передать эту записку священнику. Письмо это — моя исповедь, ибо теперь лишь я понял, как согрешил.

Я родился в 1701 году в России, в семье кузнеца. Кузня находилась на отшибе деревни во избежание пожара, наш дом — там же.

Помещик наш был рохля, за нами не смотрел. При нём, естественно, был вор-управляющий. С него то всё и началось.

Вампир убил управляющего и оставил его труп за столом, на котором лежали деньги, что тот пересчитывал. Помещик — фамилию опущу — испугался и пошёл в церковь; дом освятили. Сам он оттуда почти перестал выходить.

То ли освящение действительно помогло, то ли у вампира было такое специфическое чувство юмора — теперь я сомневаюсь в том, что они не могут иметь этого чувства,— но в доме он никого так и не убил. Но он нашёл жертву получше. Он убил моего отца и обратил мать.

Когда у нас появился охотник, то взял меня в ученики; мы убили тварь и то, что раньше было моей матерью. Потом уехали.

Я получил дворянский титул путём нехитрой махинации — некий бездетный граф, которого мы избавили от гнёта сына ночи, усыновил меня.

За свою жизнь я убил около двух сотен вампиров. Первые сто лет я лишь помогал учителю, который и подсадил меня на вампирскую кровь. Она дарит долголетие, в течение дня после употребления — силу, скорость, обострённые чувства. И ломку — ужасную, не похожую на наркотическую, начинающуюся внезапно и убивающую больше охотников, чем вампиры.

Для того, чтобы убить вампира, я следил за ним около полугода; иногда больше или меньше. В среднем вампир за это время убивает 12-20 человек.

Для того, чтобы убить вампира, мне нужен комплект из пяти чёрных свеч. Для изготовления одной такой свечи нужно убить одного человека. Комплекта обычно хватает на четверых — пятерых вампиров, для особо сильных необходимо готовит отдельный комплект. Кроме того, во имя конспирации я каждый год убивал пару человек.

Последним убитым мною вампиром во время моих наблюдений было убито около десяти девушек, к тому же он убивал и до того, как я приехал — ведь именно сообщения о такого рода убийствах и пропаже неопытного охотника побудили меня ехать. Ради него я убил пять человек на свечи и троих — ради конспирации. Теперь лишь я понимаю, что, охотясь за вампирами, мы становимся такими же, как они. И мой самый страшный грех — я позволил выжить охотнице; выжить — чтобы убивать...

Надеюсь, что и она прочтёт эту записку. Может, её это и спасёт... Прошу, наставьте её на путь истинный.

И помолитесь за мою душу".

Медсестра пришла слишком поздно — неизвестный яд слишком быстро убил пациента. Она подняла записку. На одной её стороне были написано послание. На другой, второпях, что-то, больше напоминающее мысли вслух:

"Его ученица... Она собиралась убрать своего обратителя. И он об этом знал... Поэтому и выбрал меня в приемники — ему нужна была её смерть... Что ж, он получил, чего хотел, и расплатился со мной за это. А я сам расплачусь за то, что сделал сам, без чьего-либо желания и своими руками..."

Медсестра ещё раз просмотрела записку сумасшедшего, скомкала ей и спрятала в карман. Такие записки могут повредить гильдии Охотников и посеять недопустимые сомнения в несозревших умах.

К началу