За поворотом, за углом (Поверь мне)

Екатерина Ускова

ЗА ПОВОРОТОМ, ЗА УГЛОМ

Москва, 1994 год

ГЛАВА 1

I

...Ночь. Морозный сильный ветер с гулким завыванием развеивает по земле первые снежинки нового года. Крошечные посланники небес, словно из упрямства, стараются досадить ему, разлетаясь во все стороны и из последних сил цепляясь за воздух. Но даже самые непокорные в конце концов смиряются с неумолимой силой притяжения и под строгим взором Луны и призывными покачиваниями деревьев опускаются. Странно, но что-то таинственное чувствуется в этом естественном и привычном ежегодном сценарии природы. Кажется, сегодня ночное светило, звезды, негодующий ветер собрались для решения какого-то важного вопроса и вот теперь, рассаживая по местам гостей, готовятся к обсуждению.

Когда последние огни в окнах многоэтажек погасли, а на улицах опустело и смолкло, Луна велела начинать. Снежинки, опаздывающие к сбору, поспешили укрыть загадочных заседателей от посторонних глаз, устлав блестящим белым ковром дома и дороги. Поблажку получили только уличные фонари, жарким огнем противостоящие попыткам небесной гвардии занавесить их стекла.

Мы никогда не узнаем подробности разговора ночного светила с приближенными, но болтливые фонари сплетничали, что с самого начала разгорелся жесточайший спор. Главными противниками выступали вдруг необыкновенно ярко вспыхнувшие Звезды и все тот же, еще сильнее разбушевавшейся Ветер. В заключение диспута взяла слово Луна, до того лишь молчаливый наблюдатель. Она подвела итоги, поддержав мнение Звезд. Они торжествовали, а разозленный неудачей Ветер унесся вдаль, яростно избивая на своем пути деревья, которые в знак согласия с Луной тихо и мерно покачивали опушенными кронами.

Не одна судьба была предначертана той ночью. Но никто бы не подумал, что больше всего разногласий и огромную злобу Ветра вызвала дальнейшая участь бродячего пса, одного из тех, кого мы привыкли видеть около помоек.

II

У него не было собственного имени, жилья, даже родителей не помнил он — черный, тощий, с подбитой передней лапой щенок. Ему шел только шестой месяц, но это уже был угрюмый, сбитый в пружину мышц, не ведающий ласки, озлобленный пес. Он избегал всех: сородичей, из-за того, что оказался слишком слаб и одинок для соперничества, людей — потому как и от них не ждал ничего хорошего. Отношение к ним выдавал его хмурый взгляд, горящий обычно из-под какого-нибудь укрытия.

Наученный горьким опытом, он большую часть суток проводил в подвалах высотных домов и лишь по вечерам выходил, прыгая на трех здоровых лапах, на пустынные улицы города. Впрочем, это мало помогало: ведь большинство дворовых собак, также пользуясь темнотой и безлюдностью, не подпускали калеку к пище. От куска же, брошенного человеком, бедняга шарахался и снова надолго прятался. А если иногда возвращался, то с горечью понимал: его легко давно опередили вороны или другие птицы. Они не зевали и проворно хватали любое угощение.

Щенок был чужаком в этом районе на окраине города. Их родилось трое, не похожих друг на друга комочков, плодов запретной любви чистокровной суки-пойнтера и длинношерстного метиса добермана. Через месяц двух малышей удалось раздать по знакомым, но последнего, мелкого и тщедушного, брать никто не хотел. Вот тогда он и оказался здесь, на противоположном конце города, в надежде на добрых людей...

Он благополучно пережил конец лета и осень, пору тепла и разнообразия еды, пока работали открытые кафе. Но вот наступила зима... Для щенка она началась в последнюю ноябрьскую ночь. По обыкновению в поздний час он выполз на улицу и тотчас замер — в воздухе кружились, медленно оседая, белые мухи. Испугавшись, щенок стремительно, насколько позволяла больная лапа, скрылся в ближайшем подвале. Но спустя несколько минут, движимый любопытством, а больше голодом, высунул морду и, с опаской оглядываясь, выбрался наружу. Осторожно ступая по хрустящему белому ковру, он втягивал носом холодный воздух со снежинками, увиденными впервые. Те быстро таяли на его морде, шерсти, лапах...

Спазмы в пустом желудке погнали щенка дальше, к хорошо знакомой помойке. Там, к счастью, не было конкурентов и ждало хорошее угощение — солидный шматок пахучей колбасы. Для изможденного, но растущего малыша о целое пиршество!

Щенок увлекся. Да так, что потерял бдительность. Он почуял угрозу, но не успел даже повернуться, как его с глухим рычанием атаковали и сбили с ног. Щенок взвыл от пронзительной боли в старой ране — враг прокусил ему искалеченную лапу. Обезумев, звереныш вцепился в первое, до чего смог дотянуться, и уже не отпускал. Даже когда его истерзанная лапа освободилась. Он все сильнее сжимал челюсти, впиваясь зубами в живую плоть, слушая клокотание в глотке поверженного...

Оторвал щенка от врага страшный удар. Он заметил еще один замах тяжелого, темного, разящего железом ботинка, но уже ничего не почувствовал. Очнувшись, щенок увидел второго обидчика. Тот склонился над бездыханным телом своего питомца, в котором при свете луны щенок узнал врага всех дворовых псов в округе — крупного белого бультерьера. Эту собаку ненавидели не только местные дворняги, но и люди. Впрочем, как и его хозяина — кряжистого, с глубоко посаженными злобными глазками и характером под стать своему псу. Он развернулся к лежащему щенку, и, прошипев ругательства, с силой пнул его ногой в живот. Звереныш слабо взвизгнул и затих...

III

Щенку повезло. Первый раз за всю его недолгую жизнь. Он ощущал, как его — обессиленного, окровавленного и замерзшего — подняли с земли, понесли, а затем опустили на что-то мягкое и теплое. Его уши слегка подрагивали от непривычных ласковых слов и прикосновений. Там, куда он попал, было сумрачно, тихо и сухо, что вполне устраивало щенка. От сладких обволакивающих запахов брошенных рядом с ним тряпок и щеток он надолго провалился в сон.

Потом его растормошили и полусонного снова взяли на руки. Щенок не сопротивлялся. Обмякшим кулем подпрыгивало его тельце, когда дворник поднимался с ним по ступенькам к лифту.

Новое помещение оказалось светлым и пахло другой собакой. Чьи-то руки, в морщинках и с красноватыми вздувшимися прожилками, пробежали по шерсти бедолаги, прикоснулись к лапе... Щенок дернулся и заскулил.

— Ничего, малыш, потерпи. Скоро все заживет, — звереныш не понял слов и беспокойно повернул морду к новому источнику неприятностей, которые на том не закончились. Продолжая что-то тихо приговаривать, незнакомец дважды уколол щенка в бедро. В воздухе разлился неприятный резкий аромат, и тут же несчастную лапу словно обожгло. Щенок извернулся и клацнул зубами, попытавшись ухватить мучителя за руку.

— Ах ты, маленький злюка! — незнакомец только ухмыльнулся и потрепал щенка по спине. — Дуралей нечесаный! Отдыхай! Больше не буду тебя мучить.

Щенок качнул одурманенной головой и мутными глазами проводил чужака за дверь.

Следующее его пробуждение оказалось более приятным. Рядом со щенком стояли две миски, с водой и едой. Аппетитные кусочки мяса в каше заставили его приподняться. Однако сначала, пошатываясь от действия лекарства, он жадно начал лакать воду. Каша манила его, но пару раз лизнув ее, он опять почувствовал слабость и завалился на бок.

Стемнело, когда в комнату вновь вошел тот самый незнакомец.

— У-у, как ты тут разгулялся, — он оглядел пол, на котором красовались разбросанные остатки каши, перевернутые миски, характерные лужицы и кучка. — Ну ничего, значит, идешь на поправку.

Щенок таращился на него, был настороже и попытался вскочить на ноги, когда тот приблизился. Мужчина медленно опустился на корточки и внимательно осмотрел повязку на лапе.

На следующий день щенок сорвал зудящие бинты, размотал их по всей комнате, с энтузиазмом съел все, что ему оставили, и уже менее враждебно реагировал на приходы чужака, его действия и передвижения во время уборки. Еще через пару дней он совсем оправился от пережитого, освоился и даже принялся играть со старым, сильно сдутым и обкусанным мячиком, косточками, а также подгрызать ножки стола. А еще он обнаружил, что за дверью комнаты обитает его собрат, девочка. Она часто пробегала рядом, он слышал ее дыхание и попытки пробраться к нему. Иногда она нетерпеливо поскуливала. Или жалобно — если чужак долго отсутствовал. Щенок не отвечал ей, хотя тоже теперь с интересом подходил к двери, стараясь рассмотреть или унюхать что-нибудь сквозь щель над полом.

Вскоре наконец появилась возможность познакомиться со второй обитательницей дома и обойти все новые владения. Однажды утром после завтрака его не закрыли в комнате, как обычно, а напротив, стали выманивать.

— Черныш, иди сюда, не бойся, — стоя в коридоре на полусогнутых ногах, мужчина похлопывал по коленке. Щенок был заинтригован, но трусил. И тут его опередила соседка. На пороге появилась огромная колли. Она дружелюбно махала пушистым хвостом и всем видом выражала добродушие. Однако щенок на всякий случай попятился к шкафу. Колли приглушенно тявкнула и бросилась прямо на него, в последний момент игриво припав на передние лапы. Затворника ее действия застали врасплох. Особенно когда его лизнули в нос и также неожиданно отбежали в другой конец комнаты. Щенок был сбит с толку, но все же, когда девочка повторила свой маневр, потянулся к ней и смущенно лизнул ее в ответ.

Начало было положено. С тех пор Магда, так звали колли, медленно, но верно убеждала щенка, что есть те, кого не нужно бояться. В основном собаки проводили время в погонях друг за другом или за мячиком, взбивая складки на ковровых дорожках. В пылу игры щенок забывал о больной лапе. Хотя она и впрямь стала его меньше беспокоить. Рана затянулась, ушиб прошел, и отек почти спал.

Человек не делал попыток сблизиться со щенком. Зато с Магдой у них были очень трогательные отношения. Колли встречала хозяина с работы радостным визгом, прыжками и круговыми пируэтами. По вечерам он садился в кресло, она клала голову ему на колени. Казалось, они беседуют. Он что-то тихо говорил ей, а она преданно смотрела ему в глаза, подолгу не отрываясь, или ласкалась. Щенок ложился неподалеку, изредка вздыхал или фыркал, но никогда не подходил к ним...

IY

Спустя неделю щенка пустили на улицу. Снег уже густой махрой накрыл деревья и землю. Было солнечно, но холодно. Щенок озирался, будто не узнавая эти места и не зная, что дальше делать — быстрее скрыться из виду или шагать за своими знакомыми, к которым он успел привыкнуть. Он нерешительно следовал за Магдой и ее хозяином, то отставая, то снова догоняя. Колли держалась у ног мужчины.

Вместе они пришли на школьный участок, где ранним воскресным утром было пустынно и безлюдно.

— Гуляй, Магда, и ты, Черныш, разомни косточки, — хозяин, поддразнивая Магду, поднял увесистую палку, помахал ею и кинул в сторону. Собака звонко залаяла, бросилась за летящей дубинкой и, подобрав, повизгивая, ткнулась мордой в его руки, призывая продолжить игру. Щенок внимательно наблюдал за их возней. Палка в руках мужчины пугала, напоминая об ушибленной лапе, но задор Магды передался и ему. Через мгновение они бежали за палкой наперегонки, и один раз, опередив подружку, затворник понесся дальше, чтобы в одиночестве погрызть непокорную деревяшку. Колли разгадала этот маневр: в итоге каждый ухватил палку с разных концов и тянул к себе. Щенок не уступал. Он так разошелся, что посмел рыкнуть на Магду. Однако силы пока были неравны, и колли помчалась с трофеем к хозяину. Набегавшись, щенок устало прилег на снег, тяжело дыша, но все еще с азартным блеском в глазах ...

Это стало их любимой забавой. Ежедневно втроем они выходили на улицу, где собаки устраивали гонки и шутливые потасовки.

Минул месяц. Щенок значительно подрос и окреп. Он полюбил Магду и во всем подражал: по ее примеру приучился не пачкать дома и даже копировал походку. Колли, как добрая тетушка, делилась с ним пищей, игрушками, умывала язычком и защищала от взрослых собак. Человек в их особые, нежные отношения не допускался.

Щенок смирился с его присутствием, радовался, когда приносили миску с едой и выводили гулять, иногда откликался на кличку "Черныш" и позволял погладить, но только несколько секунд. Все попытки помыть или тем более расчесать его щенок пресекал. Не говоря уже о том, чтобы надеть ошейник. В таких случаях за него вступалась и Магда. Она начинала вертеться под ногами хозяина, давая щенку возможность ускользнуть. Мужчина, охая, разгибался и хватался за поясницу, снова проиграв.

С каждым днем щенок становился сильнее и смелее. На прогулках он порой увлекался и убегал далеко от своих спутников, с удовольствием прыгая по сугробам. Ему нравились скачки: щекотанье в носу от мороза, покалывание инеем, застывшим в шерсти, и вылетающие из-под лап комья снега. Магда же, теряя его из виду, начинала беспокойно звать, с укоризной и волнением посматривая на хозяина, словно прося разыскать беглеца. Преодолевать снежные завалы ей было не по возрасту.

Щенок перестал бояться других собак. Победа над бультерьером и присутствие Магды внушили ему уверенность в себе. Несколько схваток — и окрестные псы, в том числе породистые, больше его не задирали. Но несмотря на это, не в силах сдерживать боевой настрой питомца и опасаясь новых сражений, хозяин решил избегать мест, облюбованных собачниками.

Однажды на вечерней прогулке он повел их совсем новым для щенка маршрутом: через пустырь с помойкой, куда его в детстве отвезли, и длинную парковую аллею. Около здания с тусклой бело-зеленой вывеской мужчина приказал Магде сидеть и вошел внутрь. Щенок бродил кругом, наклонив голову к земле, принюхивался.

Напротив стояли и курили двое парней. Поглядывая на Магду и щенка, они переговаривались. Щенок уловил странный раздражающий запах, исходящий от них.

Хозяин вышел, застегивая на ходу пальто, и они двинулись к дому. Было не поздно, но ни люди, ни собаки на пути не встречались. Поэтому в парке хозяин разрешил питомцам порезвиться. Он спустил Магду с поводка и подкинул вверх первую попавшуюся веточку. К забаве тотчас присоединился щенок. Но внимание его отвлек хлопающий на ветру белый предмет — метрах в пятидесяти от них, в глубине деревьев. Пакет из-под молока, зацепившийся за сучки. Колли поймала целеустремленный взгляд щенка и ринулась за ним. Юнец первым добрался до пакета и поспешил оторваться от Магды, чтобы не делиться добычей. Они отбегали все дальше и дальше, пока оба не выдохлись.

Собаки возвращались назад, когда увидели, что хозяин в кольце двух черных силуэтов оседает, а затем падает на землю. Тени нависают над ним, распахивают ему пальто и шарят по карманам. Заметив собак, один из незнакомцев зажигалкой подпалил конец толстой короткой палочки и бросил в их сторону.

Петарда с грохотом взорвалась, разбрасывая разноцветные искры. Щенок бежал чуть позади Магды. Оглушенный и на миг ослепленный, он рванул, не разбирая дороги, прочь...

ГЛАВА 2

I

— Катюх, привет! Чего киснем? Где Ромка? — прощебетала очаровательная зеленоглазая блондинка и чмокнула подружку в щечку.

— Он не приедет. Начальник опять устроил ему аврал, — девушка меланхолично помешивала ложечкой кофе.

— Ох уж эти вечерние "авралы"! Только пережили капризы его вздорной мамочки и снова что-то новенькое?

— Ксюш, не начинай. У него хорошая работа, зарплата — ясное дело, он ей дорожит. И у меня нет повода сомневаться в нем.

— Как знаешь, подруга. Но лапшу иной раз полезно с ушей стряхнуть. Я тоже делаю вид, что верю своему Костику. А кто поручится, как он там в рейсе проводит время? — Ксюша вздохнула, одновременно бросив быстрый кокетливый взгляд на парня за соседним столиком.

— Ладно, не будем о грустном. Фиг с ним, с культпоходом. Раз наши бой-френды все из себя занятые, предлагаю пойти на дискотеку в клуб к Марику. И там развлечься без их ревнивых придирок.

— Полет твоих мыслей иногда меня пугает.

— Гениев редко понимают. Так как тебе моя идея? — Блондинка от нетерпения едва не подпрыгивала на стуле.

— Завтра перевод на кафедру сдавать. Так что ночной клуб в мои планы не вписывается.

— Тоже мне проблема! — отмахнулась Ксения. — Ты постоянно что-то кому-то сдаешь, и всё всегда "горит". Одна кафедра, другая — тут работаешь, там подрабатываешь. Мир долго ждал этого перевода и еще подождет. Не развалится. А тебе не мешает расслабиться. Давно ты ощущала себя беззаботным, счастливым человеком? Легкомысленной и красивой девушкой?

— Неужели на мне такой отпечаток старости и уныния? — наигранно ужаснулась Катерина.

Подруга выразительно кивнула.

— Тогда мне тем более противопоказаны бессонные ночи. Не то превращусь в настоящую развалину.

— Значит, так: идем в клуб, веселимся пару-тройку часов в компании приятных парней и ровно в полночь, обещаю, ложимся в свои кроватки.

— Ты с ума сошла! После одиннадцати не пустят в общежитие!

— Я все устрою. "Trust me", как говорят американцы.

Ксения буквально силой вытянула подругу из кафе. Когда они пришли на дискотеку, танцевальный зал был еще полупустым.

— Вы рановато. Жизнь здесь начинается после девяти, — приветствовал их Марик.

— У нас режим, ты помнишь? В общежитии комендантский час.

— Никак не расстанетесь со студенческим прошлым?

— У кого прошлое, у кого — настоящее. Катя в аспирантуре учится. Зато до сих пор у нас жилплощадь почти на халяву.

— Ну, даешь, Катюх! Все грызешь гранит науки? А живешь на что?

— Преподаю, переводы делаю на коммерческой основе.

— Молоток! Девчата, осваивайтесь тут, я к вам позже "подплыву", еще поболтаем. Если что, я за барной стойкой, — Марик растворился в полутьме зала.

— Эх, какой симпатяга, — зачарованно проговорила ему вслед Ксюша. — Жаль, что для нас он потерян.

— Женился?

— Хуже. С девушками в принципе не был замечен.

— Ты думаешь, он?..

— Я тебе удивляюсь. Его все девчонки с нашего курса пытались соблазнить. Проверено — совершенно безнадежен, — Ксюша прицельно стреляла глазами по мужской части присутствующих. — А народу прибавилось. Идем, приземлимся и что-нибудь закажем, — многозначительно добавила она, нарочно растягивая последнее слово.

Через несколько минут за их столик подсела компания из трех подвыпивших студентов. Угостив девушек коктейлем, они потащили их танцевать в центр зала. Катин кавалер, казалось, принявший на грудь больше своих спутников, начал приставать к ней с навязчивыми объятиями и недвусмысленными предложениями. С трудом высвободившись, Катя показала подруге жестом, что будет ждать ее в дамской комнате. По дороге, продираясь сквозь набившуюся в зале разновозрастную толпу, она случайно зацепилась пряжкой сумочки за кофточку одной из танцующих девиц. В попытках подловить беспорядочно беснующиеся отблески дискотечных огней, чтобы разглядеть и устранить причину этой маленькой аварии, девушки повернулись боком друг к другу. Катя подняла глаза и в новом серебристом луче, озарившем пространство за спиной второй пострадавшей, увидела Романа...

II

— И как понимать это свинство? Толком ничего не сказав, бросила меня одну! Хоть объясни, как Ромка-то туда попал? — Ксюша набросилась на бутерброды, буравя подругу недовольным взглядом.

— Ну, одна ты не была, — Катя разливала по чашкам горячий душистый чай. — Варенье положить?

— Очень мило! Заставить подругу тащиться по морозу ночью домой, через полгорода, а после, когда она схватила, как минимум, ангину, предложить подлечиться малиной! Надеюсь, у тебя очень веские причины для такого безобразия. Не слышу признания и раскаяния. В конце концов, я должна знать, что не напрасно пострадала.

— Поклонники допустили, чтобы ты одиноко мерзла в дороге? Ай-ай-ай... — невозмутимо посетовала Катерина.

— Без пошлостей, пожалуйста. Я, между прочим, немногим дольше тебя в клубе задержалась. Тоже этих ребят быстро отшила. А потом в метро, как дура, круги по Кольцевой наматывала, пока вы, голубки, тут ворковали. Так, я вся — внимание.

— Ты не поверишь, какое совпадение! Ромкин начальник попросил подбросить сына-первокурсника с подружкой на дискотеку. Захотелось парню покрасоваться перед девушкой, да и отцу спокойней, что чадо под присмотром. Мы с Ромкой так поспешно и ушли, уж прости. Ему надо было вернуться и развести их по домам. А мы с ним так давно не виделись...

— Аж целых три дня. Обалдеть! А ты сама этих "детишек"-то видела?

— Да, подозрительная ты моя, собственными глазами. Не дуйся, что я тебя оставила одну. У меня есть смягчающее обстоятельство: поблизости был надежный Марик. И вообще, мы ведь с тобой по очереди совершаем такие "выходы в город", — Катя лукаво подмигнула хмурящейся Ксюше.

— Да, но когда Костя в отъезде, а на улице холодно, я напоминаю себе бомжа.

— Что ж, выбирать не приходится.

— Нам нужно снять двушку. Где-то неподалеку. Тогда можно нормально устроить личную жизнь. И ты сумеешь, когда заблагорассудиться, стучать на пишущей машинке, писать диссертацию, а я начну высыпаться, — Ксюша заметно оживилась и с энтузиазмом принялась за третий бутерброд.

Катя рассмеялась:

— Идея, как обычно, гениальная! Осталось найти такую квартиру, владельцев, желающих ее сдать, и — но это совсем пустяк! — деньги на оплату.

— Стрельцова, можешь считать, что тебе безумно повезло. Я уже обо всем позаботилась.

— Интересно. Богатый родственник оставил тебе наследство или ты, наконец, получила предложение руки и сердца от местного миллионера? Да, вечер у тебя выдался на редкость удачным и бурным!

— Ой, подцепила, ну надо же! Свой яд, моя молодая гюрза, прибереги для товарищей по науке. Когда в следующий раз задержат вашу мизерную зарплату, сможешь сдать его на биофак и что-нибудь подзаработать. Все, больше ничего тебе не буду рассказывать! Сиди и мучайся неизвестностью, — Ксюша гордо удалилась в ванную, презрительно надув красивые пухлые губки.

Катя улыбнулась: "Вечно эта Ксюха что-нибудь придумает. Жить в отдельной квартире, тем более двухкомнатной, пусть даже и съемной — это пока из разряда сказок, чудесных и несбыточных. Если только..." Последняя мысль напомнила ей о недавней встрече с Романом, и вновь на ее лице появилась довольная, озорная улыбка. Убрав со стола, девушка укуталась в плед и, устроившись на кровати, предалась сладким грезам, характерным для влюбленных людей. Возвратилась Ксюша. Не сказав ни слова и демонстративно игнорируя подружку, она погасила ночник над своей кушеткой и нырнула под одеяло. Утро следующего дня также прошло в молчании. Катя не беспокоилась по этому поводу, поскольку подобные заскоки у импульсивной соседки по комнате и бывшей сокурсницы бывали нередко и так же неожиданно прекращались, как и начинались.

— Я ушла. Сегодня у меня до девяти семинары, так что ужинай без меня, — Катя медленно закрыла за собой входную дверь. Ксюша не ответила.

III

Рабочий день Катерины тянулся паутиной рутинных дел. Поиск литературы для диссертации в библиотеке: выдвижные ящики с желтыми затертыми табличками... Почему-то там всегда присутствовал сладковато-кислый запах ветоши. Потом проверка студенческих рефератов, подготовка материалов для методичек, ожидание вдохновения для завершения срочного перевода...

На занятия она пришла обессиленной и раздраженной.

Группа вечерников подтягивалась в аудиторию вереницей опаздывающих. Неторопливо рассаживалась.

Некоторые из Катиных подопечных были не только старше нее, но имели собственные семьи и работали начальниками. Это смущало молодого педагога. Хотя в отличие от студентов дневного отделения, задиристых, остроумных и своенравных, вечерники вели себя дисциплинированно и уважительно, Но все равно даже после нескольких месяцев общения с ними Катя чувствовала себя очень неуверенно. В их отношении ей все время чудились ирония и снисходительность.

Пытаясь скрыть волнение, она часто сурово сдвигала брови и старалась придать голосу внушительные нотки. Порой, видя, как они откровенно зевают во время семинара или занимаются посторонними делами, девушка отчаивалась, с горечью осознавая свою профнепригодность.

На этот раз она, не в силах противостоять пассивному сопротивлению группы и желая дать себе передышку, устроила незапланированную контрольную. Протестующий ропот прокатился по залу, но Катя хладнокровно раздала варианты по рядам, а затем уткнулась в книгу, чтобы не мешать списывать и самой слегка отдохнуть. Понемногу недовольные студенты затихли и зашуршали конспектами лекций и учебниками, приступив к творческому процессу плагиата. Катя перелистывала книгу, радуясь возможности ничего не делать.

В дверь постучали. "Творцы" встрепенулись, судорожно пряча шпаргалки в столы. В аудиторию заглянула Ксюша — в светлой песцовой шубке, модной шапочке и сапогах-ботфортах на высоченных каблуках. Ее появление незамедлительно было отмечено восхищенным шумным вздохом нескольких парней.

— Екатерина Алексеевна, извините, пожалуйста, можно вас на минутку? — преувеличенно вежливо промурлыкала Ксюша.

Катя, с тревогой глядя на подругу, поспешила выйти:

— Продолжайте работать. Я на минутку.

— Что случилось? — спросила она Ксюшу в коридоре. Та загадочно улыбалась, еле сдерживая порыв оглушить Катю какой-то необыкновенной новостью.

— Все шикарно устраивается! Марик с помощью друзей подобрал для нас подходящую двушку на Юго-Западе. До метро пятнадцать минут на автобусе...

— О Боже, ты совсем сошла с ума? Из-за ерунды врываешься ко мне работу, срываешь занятие? Поговорим дома. Иди, меня ждут студенты.

— Ты не понимаешь! Это наш шанс вырваться из общаги, попробовать изменить жизнь! Сделать ее такой, о какой мы мечтали на первом курсе! Неужели тебе не опротивело жить по-свински?! Мне давно осточертело занимать очередь в туалет и на кухню, терпеть не выводящихся тараканов и муравьев и соблюдать установленный кем-то идиотский, почти тюремный распорядок! — Ксюшины глаза возбужденно сверкали.

— Все это так, но...

Ксюша не дала ей договорить:

— Послушай меня! Арендная плата вполне приемлемая, во-первых, благодаря хорошему знакомству, во-вторых, хозяину нужно срочно ее сдать. Кроме того, основная идея в том, что мы сможем там жить вчетвером! Соответственно, и оплачивать будет легче. С Костей я в обед переговорила. Он даже проявил инициативу и внесет предоплату за три месяца. Осталось обрадовать Ромку. Позвони ему после работы, но прямо отсюда, чтобы пока слухи по общежитию не разносить. А завтра можно ехать договариваться с владельцем. Вот тебе адрес квартиры и условия аренды.

Под напором подруги и ее убедительной словесной атакой Катя сдалась.

— Хорошо, — кротко сказала она и взяла протянутый листок бумаги.

IV

Девушка дважды за последний час набирала номер Ромы и слышала в ответ сухой чеканный голос его мамы: "Романа нет дома. Еще не приходил с работы. Нет, не звонил. Тоже давно жду и волнуюсь".

Маргарита Анатольевна никогда не жаловала Катю, видимо, по причине ее нестоличного происхождения: единственному сыну стоило выбрать более удачную партию. Хотя сама она не была коренной москвичкой. Катя живо представляла, как потенциальная свекровь, любительница шляпок, вееров и прочих атрибутов аристократии прошлого, сейчас жеманно поджимает губы, будто каждое слово ей дается с трудом и по большому одолжению. Наконец Маргарита Анатольевна с явным облегчением пообещала Кате, что Роман обязательно ей перезвонит.

Было около полуночи, когда раздался долгожданный звонок. Дежурный по общежитию передал прикорнувшей на банкетке на первом этаже девушке трубку и деликатно отошел. Ромка пожаловался на тяготы рабочих будней, сверхурочные, предстоящие на протяжении всей недели, усталость, сказал, что жутко соскучился, и обрадовался возможности снять недорогое жилье.

На радость Ксюше и вопреки мрачным прогнозам Кати вопрос с переездом решился быстро и без осложнений. Вернувшийся из рейса Костя внес первоначальный взнос, перевез на своем "КамАЗе" нехитрые пожитки девушек, организовал им временную прописку, и спустя неделю они уже с восторгом обустраивали новый дом.

Квартира превзошла их ожидания. Она располагалась на третьем этаже блочной двуподъездной брежневки. Чистая, обставленная старенькой, но приличной мебелью, с холодильником, телевизором, стиральной машиной... Катя оценила также хорошую подборку книг на подвесных стеллажах.

В выходные они все вместе отмечали новоселье. Ближе к ночи Ксюша с Костей уединились во второй комнате, Ромка, по-детски поджав ноги, задремал на диване перед столом. Катя собрала пустые водочные бутылки, консервные банки и другой мусор и собралась вынести ведро. Она чуть не выронила его, когда вышла за дверь...

Напротив нее сидела крупная лохматая собака. Девушка замерла. Она с детства хорошо относилась к этим животным, но ситуация была слишком неожиданной и нелепой, а потому жуткой. На всякий случай Катя задержала дыхание и зажмурилась, надеясь, что ей померещилось. Но собака не исчезла. Она подошла к девушке, понюхала содержимое ведра, чихнула и поскребла лапой входную дверь.

Катя прижалась к дверному косяку, не решаясь пошевелиться или позвать на помощь. Странная собака, колли, как теперь разглядела девушка, легла на пороге. В позе терпеливого ожидания.

Катя медленно дотянулась до дверного звонка. Она выжала из него полтора десятка протяжных трескучих звуков, прежде чем услышала чертыханье и шаги одного из своих друзей.

— Эй, какого черта кому-то не спится? Выйду — по шее надаю!

— Костя, это я, Катя!

— Катюха, ты что, дверь случайно захлопнула?

— Я вышла выбросить мусор, а тут — собака. Боюсь тронуться с места! Осторожно, вдруг она бешеная?

Костя выскочил в отсек, держа в одной руке тапочек наперевес.

— А ну пшшла, брысь! Кыш! — Заорал он и замахнулся на собаку, отгоняя ее и загораживая собой Катю.

— Все, убежала. Я сам схожу к мусоропроводу, заодно проверю, чтобы она не вернулась.

Этот ночной эпизод разбудил соседей по этажу, с которыми раньше ребята не встречались. На шум вышли из двух других квартир — две пожилые женщины и семейная пара лет сорока.

— Ой, вы не обижайте Магдочку, — сказала старушка. — Она безобидная, просто тоскует по хозяину. Убили его, упокой Господь его душу! Он здесь до вас жил, одинокий был, только Магду держал и еще какого-то щенка. Страшное дело, взорвали их на улице...

— Мама, опять ты неправильно рассказываешь. Зачем людей до смерти пугаешь? Хозяина этой квартиры на самом деле убили подонки: он с пенсией из сберкассы шел, его ограбили и ножом пырнули. А в собак хлопушку бросили: Магда с тех пор оглохла, щенок пропал. Да вы ведь, наверное, все знаете! Вы отыскавшиеся родственники Бориса Аркадьевича? Его племянники?

— Типа того, — пробурчал Костя, не вдаваясь в подробности. — Ладно, пойдем мы, спокойной ночи!

V

Назавтра все повторилось. Собака настойчиво караулила момент, когда кто-то выходил из квартиры, и стремилась прорваться внутрь. Соседи, видимо, подкармливали ее, тем самым поощряя продолжать бдения у порога. Ребята, посовещавшись, решили известить об этом своего арендодателя.

— Сказал, что если она мешает, нужно обратиться в службу отлова бродячих собак, — Ксюша повесила телефонную трубку и растерянно посмотрела на друзей. — К себе не возьмет, у него два пса бойцовской породы, которые разделаются с ней за две минуты.

Выбора не оставалось. Пришлось ежедневно проявлять чудеса акробатики и прибегать к разнообразным ухищрениям, чтобы отвлечь внимание собаки и проникнуть в квартиру.

Однажды Катя, оставшись дома одна, задумала использовать психологический прием: открыть дверь и показать Магде, что ее хозяина здесь нет. Девушка считала, что таким образом собака потеряет интерес к жилищу. Напрасно. Колли деловито пробежала по комнатам, покружилась возле старого, покрытого ковровой накидкой кресла, и улеглась на полу рядом с ним. Это ее место, читалось в выражении собачьих глаз, и она отсюда никуда не уйдет.

Вернувшиеся друзья сошлись в едином мнении, что у Кати не все в порядке с головой.

— Как ты додумалась впустить эту зверюгу?! — кричала Ксюша. — На ней полчища блох, не говоря о грязи, инфекции и прочей заразе! Она все тут обгадит! Стрельцова, ты вправду ненормальная!

Костя с Романом ухватили Магду за ошейник и потащили упирающуюся собаку к выходу, но Катя остановила их.

— Вам не жаль псину? Выгоним ее, и она погибнет или попадет к живодерам, потому что слишком доверчивая. Лучше найти ей нового владельца. Думаю, это несложно, она породистая. А пока пусть поживет у нас. Совсем недолго.

Благодаря упрямству Кати Магда победила. Друзья развесили в округе объявления и обзвонили знакомых, предлагая отдать колли в добрые руки. Катя рассказала о бедолаге коллегам и студентам. Соседи по этажу, довольные, что ребята приютили Магду, регулярно передавали для нее пакетики с косточками и мясные объедки.

Существенной проблемой была глухота собаки, которая затрудняла контакты с ней и осложняла поиск потенциального владельца.

— Надо показать Магду ветеринару. Вдруг можно вернуть ей слух? Заодно пусть проверит, нет ли других болезней и паразитов, — заявила Катя.

— Твоя причуда, ты и возись, — философски заметила Ксюша, брезгливо переступая через мокрый, испачканный после прогулки собачий хвост. — Кстати, не забудь помыть ей лапы и протереть заляпанный паркет.

Катя отыскала ветлечебницу неподалеку. Ветеринар, седой ворчливый старичок, сказал, что есть надежда на частичное восстановление слуха Магды, но только со временем, и успокоил:

— Я эту собаку хорошо знаю, прививки от болезней ей делали регулярно.

Катя медленно шла с Магдой обратно, разбирая рецепты, выписанные ветеринаром, и прикидывая, во сколько обойдутся лекарства и витамины для собаки. Краем глаза она заметила впереди черную дворнягу, которая пристально смотрела в их сторону и еле заметно помахивала хвостом. Еще мгновение — и пес размашистыми прыжками помчался им навстречу.

Катя не знала, что ей делать. Огромная дворняжка стремительно приближалась. Девушка вскрикнула и побежала назад, смутно сознавая, что совершает ошибку. Сапоги заскользили по ледяной дорожке, присыпанной снегом, но уже немного подтаявшей под первыми весенними лучами солнца, и, не удержавшись на ногах, Катя рухнула, едва не придавив Магду...

ГЛАВА 3

I

— Олег, ты дома? Почему сидишь в темноте? — Высокий темноволосый мужчина вошел в комнату и щелкнул выключателем. Ярко вспыхнувшая люстра-бабочка мозаичным светом скользнула по застывшей на диване фигурке мальчика лет двенадцати.

Он не ответил. Сидел, обхватив руками щиколотки и уткнув лицо в колени. Отец присел рядом.

— Как в школе? — топорно вырвалось у него.

— Нормально, — буркнул мальчик, не шелохнувшись.

— Ужинал?

— Угу.

— А уроки все сделал?

— Ну да.

— Шел бы погулять.. Чего торчать в четырех стенах?

— Не хочется.

Владимир Дремлев вздохнул. Еще один "содержательный" диалог. Сын продолжал проявлять независимость и нежелание общаться. Даже не повернулся в его сторону.

— Ну ладно, я на кухню пойду, чай поставлю. Ты будешь?

— Нет, спасибо.

Владимир с досадой поднялся. Олег вдруг посмотрел на него.

— Эта Елена Николаевна опять сегодня придет?

Дремлев-старший оглянулся:

— Нет, а что?

— Так просто.

— Она тебе не нравится?

— Не знаю, — Олег пожал плечами. — Мне все равно. — Помолчав, он тихо добавил: — Но я думал, что ты любил только маму.

— Олег, я любил твою маму. Но она умерла почти двенадцать лет назад. А мужчина не может жить один. Я полагаю, ты это уже понимаешь.

— Вы поженитесь?

Владимир усмехнулся: когда сын разговорится, ему не занимать прямоты.

— Возможно, но не сейчас. Пока мы оба не готовы к такому серьезному шагу. Однако она хорошая женщина, и я надеюсь, вы с ней подружитесь.

— Значит, вы еще не ждете ребенка, — полувопросительно-полуутвердительно пробубнил Олег.

— Нет, — Владимиру стало не по себе от непосредственной мальчишеской манеры разговора, граничащей с допросом. — Впрочем, тебя это не касается.

Олег потупился. Отец нахмурился, пожалев о своей резкости, и поспешил выйти. Остаток вечера они провели в разных комнатах: Владимир у телевизора, сын — за чтением книжки.

Когда отец заснул, Олег взял у него из бумажника несколько купюр, достал из шкафа собранный заранее небольшой рюкзачок и нацарапал фломастером записку: "Папа, прости, пожалуйста! Деньги я обязательно верну. Не ищи меня. Так всем будет лучше".

...Владимиру снился кошмар. Он падал в черную, леденящую пустоту. Его то обдавало холодом, то бросало в жар, и неведомая сила крутила в водовороте стихии — мрака и ветра. Дремлев проснулся. Горячий пот струился по телу, однако его сотрясала мелкая дрожь. "03:27" — мерцало на циферблате электронных часов. Владимир, не зажигая свет, прошел на кухню, налил себе водки. Выпил залпом, стоя напротив окна. В тусклом свете фонарей безмолвствовали дворик и открывающееся за соседними домами шоссе...

Исчезновение сына и его послание Владимир обнаружил утром.

— Черт возьми, да что же этот парень вытворяет?! — вскричал он.

Отец знал, куда мог отправиться Олег. Туда, где провел все детство. Родной дом и самого Владимира. Но сейчас главное другое: смог ли сын, маленький мальчик, плохо ориентирующийся в Москве, морозной январской ночью спокойно добраться до тех мест.

II

Доехать туда самому Владимиру составило больше труда, чем разыскать там сына.

У каменного памятника с фотографией красивой пожилой женщины были расчищены сугробы и лежали свежие гвоздики. Олег стоял у оградки, смазывая по щекам беззвучные слезы. Владимир неслышно подошел и опустил несколько красных цветков на мраморную плиту. Потом обернулся и прижал к себе мальчика.

— Жизнь, Олег, непростая штука. Случаются потери: несправедливые, горькие. Тяжело, но надо идти дальше. Я уверен, она сказала бы тебе то же самое.

— Почему так? Сначала мама... Она даже не успела меня увидеть. Теперь бабушка... И я ничего не мог поделать, ничего изменить!

— Я тоже, — прошептал Владимир. — Ну, перестань, мужчины не должны плакать. Маме с бабушкой не понравилось бы, что ты ослабел, совершаешь глупости и рискуешь собой. Поедем домой.

Олег резко отстранился от него:

— Я останусь тут, в нашей с бабушкой квартире.

— Не упрямься! Я уже объяснял, что это невозможно. Я работаю в Москве, и ты должен жить со мной. А сюда, в Алексин, когда потеплеет, станем приезжать на выходные.

— Я проживу и один, все равно я тебе не нужен!

— Что за бред ты несешь?

— Я столько ждал, а ты не приезжал. Бабушка заболела два года назад, а ты и не догадывался, верно? Тебе было не до этого!

— Замолчи! Я не собираюсь оправдываться перед тобой! Ты слишком многого не понимаешь и не знаешь, сопляк!

— А может, тебе просто нечего сказать?

Владимир с трудом сдержал желание влепить наглецу пощечину.

— Здесь не место для выяснения отношений! Ты ошибаешься, глубоко заблуждаешься. И когда-нибудь тебе станет безумно стыдно за свою выходку, — потрясенный, он медленно подбирал слова. Затем развернулся и угрюмо зашагал к выходу с кладбища. На миг приостановился и бросил через плечо: — Автобус подъедет через семь минут. Я буду ждать тебя на остановке.

Они возвратились в Москву, избегая в дороге пересекаться взглядами.

Вечером Владимиру позвонила встревоженная Елена:

— Все обошлось? Ты его сильно ругал? Как он?

— Под домашним арестом. Пожалуй, придется запирать его на ключ.

— У тебя совсем убитый голос. Бедный... Измучился, устал?

— Да, чувствую себя хреново.

— Хочешь, я приеду? Поплачешься в мою жилетку — шучу, конечно. Сделаю тебе расслабляющий массаж, снимем стресс...

— Заманчиво... Однако давай повременим — обстановка не подходящая. Нам с сыном нужно немного остыть. Вдруг он снова неадекватно отреагирует. Но ты готовься к встрече!

— Если передумаешь, звони. Учти, долго терпеть вредно, — Елена многозначительно перешла на низкий, с хрипотцой тон.

— Да, сэр, то есть мэм! — Владимир впервые за прошедший день улыбнулся.

После беседы с Еленой его опять поглотил водоворот мрачных мыслей: не давал покоя упрек, кинутый Олегом в пылу ссоры. Дремлев погрузился в воспоминания, собирая в прошлом подтверждения своей правоты. Как он в годы голодного студенчества в Бауманке выискивал любую возможность для работы: разгружал вагоны, фуры, дежурил по ночам на товарных складах. Старался подбросить деньжат матери, одной растившей внука в Алексине. Позднее, устроившись в надежде на получение московской прописки в один из научно-исследовательских институтов — "почтовый ящик", делал халтуру, рисуя за нерадивых студентов чертежи и дипломные проекты. И ведь не только отдавал половину заработка матери, но в тяжкие начальные 90-е доставал дефицитные продукты, вещи, привозил для маленького сына игрушки...

Неожиданно память высветила лицо Дины, матери Олега. У сына ее глаза и губы. В сущности, Владимир толком не знал Дины. Девчонка из класса на год младше. Тихая, неприметная, типичная отличница. Широкоплечий, спортивный, кареглазый рубаха-парень Владимир на нее и внимания не обращал. Но щироко загулял перед уходом в армию: кутил недели две подряд, рассорился с подружкой, а тут Дина подвернулась... Она, оказывается, в него с пятого класса влюблена была. С похмелья он сразу забыл о небольшом приключении и, находясь в учебке, с удивлением прочитал в письме о беременности девушки и о своей причастности к этому.

Родители Дины хотели, чтобы она сделала аборт. Но она отказалась. Ее выгнали из дома, и девушку приняла мать Владимира, Ольга Ильинична. Она же занималась похоронами, когда Дина при родах скончалась, выхаживала внука...

Именно Ольга Ильинична, с долей обиды подумал Владимир, настояла, чтобы он после армии поступил в вуз в Москве, "пустил там корни". Сама же с Олегом осталась на старом месте.

"Не говорила об изнуряющей болезни, никогда не жаловалась на трудности — оберегала меня? Зато сын ненавидит за черствость и равнодушие!" — рюмка за рюмкой водка горячила сознание Владимира.

Слабый внутренний голосок напомнил ему, как легко и быстро он заглушал угрызения совести, навещая родных сначала раз в неделю, затем раз в месяц, а дальше и вовсе привыкнув обходиться телефонными звонками и денежными переводами.

"Нет, я не такая скотина... У меня просто не получалось выбираться к ним чаще", — мутным взором уставившись в зеркальное отражение, Владимир продолжал немой спор с самим собой. Сон сморил его прямо за столом...

III

Тоскливые зимние дни. Поздние рассветы и ранние закаты. Одиночество и пустота в душе. Единственной отрадой для Олега, ощущавшего здесь себя чужим, были книги. Он жадно, подолгу и неразборчиво читал, забываясь в мире вымышленных героев.

Несколько дней после "путешествия" Олега отец и сын не общались, даже ели по отдельности. Оба считали себя обиженными. Олег с возрастающей неприязнью наблюдал тягу Владимира к выпивке. Тот стал поздно возвращаться с работы, и все чаще от него пахло водкой и куревом.

Новый побег Олег не планировал, поняв, что ничего этим не изменит. Он подчинился отцу, механически выполняя его указания и желая поскорее стать взрослым, чтобы жить самостоятельно.

В выходные по предложению Елены они втроем отправились на каток. Там было многолюдно. У бортика стояла старушка с девочкой, судя по всему, внучкой. Женщина подбадривала не решающуюся выйти на лед кроху:

— Иди покатайся. Не бойся, я тебя держу. — Она указала девчушке на Олега. — Cмотри, какой симпатичный мальчик катается, и папа его, и мама. И ты так сможешь. Шагай потихоньку.

Олег покосился в сторону Владимира и Елены, но разубеждать старушку не стал. Девочка с такой надеждой и восхищением смотрела на него, что он с улыбкой протянул ей свою ладошку:

— Хочешь, я тебя прокачу? Будет здорово! Хватайся за меня. Кстати, суперская красная шапочка, и помпон просто отпад! Ты тут самая модная фигуристка! Только не зазнавайся! Бабушка, вы не волнуйтесь, я осторожно.

Бабулька радовалась и в восторге переводила взгляд с Олега на Владимира и Елену и обратно:

— Надо же, совсем молоденькие, и уже такой большой сын! Мальчик — вылитый папа! Одно лицо!

Маленькие конечки заскользили вслед за большими, оставляя на прозрачном полотне прописи из светлых параллельных линий. Девочка задорно и заливисто смеялась, крепко уцепившись за варежку Олега. Тот надежно придерживал ее, с удовольствием разгоняясь по льду...

Вечером, когда Олег лег спать, Елена с Владимиром, задержались за бокалом вина. Елена хитро подмигнула ему. Он улыбнулся:

— Ты чего?

— Сегодня был чудесный день. Ты заметил, как на нас все обращали внимание?

— Правда? С чего вдруг?

— Мы отлично смотримся вместе. Как настоящая семья.

Владимир поперхнулся. Закашлявшись до слез, он с трудом выдавил:

— Лишнее доказательство тому, что внешний вид обманчив.

Елена откинулась на спинку кресла. Лицо ее потускнело.

— Все зависит от нас. Я хочу быть рядом с тобой и твоим сыном. Олег хороший послушный мальчик. Немного замкнутый, но видно, оттого, что очень страдает, так же, как и ты. Вам обоим необходимы женская забота, внимание, уход. И постепенно все уляжется, утрясется, вы непременно сблизитесь.

Владимир ответил не сразу, отвел глаза:

— Наверное, ты права. Но для меня семья — это прежде всего собственный дом, дающий уверенность в завтрашнем дне. Я в этом городе до сих пор только гость. — Он с грустью обвел рукой комнату. — Все чужое. Представь, мой однокашник передумает и вернется из Америки или, наоборот, заберет туда своих родных и продаст эту квартиру... Кстати, он писал, что собирается с женой и детворой выбраться в марте в Москву. Что, с чемоданами поедем на вокзал? "В деревню, в глушь", в Алексин? А может быть, заявимся к твоим родителям? Три плюс четыре — не тесновато ли для сорока квадратных метров?

Елена молчала, не пытаясь возразить. Владимир соединил ее ладони в своих руках, мягко добавил:

— Обещают, что моя очередь подойдет в течение полутора лет. Получу жилье — смогу уволиться и устроиться на нормально оплачиваемую работу. Тогда и свадьбу будет на что сыграть.

Он потянул ее на диван:

— Иди-ка сюда, я покажу, как соскучился...

IV

Лохматые скитальцы устало ищут приют в неизвестном им мире, выбирая для остановки первую встречную поверхность. Так тонкие изгибы деревьев обрастают кристальной махрой, норовя прогнуться под тяжестью неровно нахлобученных снежных шапок. Однажды их хрупкий союз нарушается — одним легким, но неосторожным движением, и тогда все неестественное, лишнее отторгается и летит дальше, и упруго восстанавливается утраченное и забытое равновесие...

... Олег наблюдал за игрой снегопада по ту сторону стекла. Его стол, изрезанный символикой группы "Ария" вперемешку с текстами "Мальчишника", местами проиллюстрированными, примыкал к гармошке батареи-отопителя. Сверху, с подоконника, в класс вываливался унылый пейзаж оголенного и опустевшего школьного двора.

У доски один из учеников монотонно бубнил об атмосфере, составе воздуха и его движении. Олег, скучая, взглянул на него, попытался сосредоточиться на том, что тот говорил, но не выдержал и широко зевнул. Тотчас он ощутил неприятный шлепок по уху. Мальчик провел рукой по шее и стряхнул с плеча скомканный влажный клочок бумаги. Олег нахмурился и оглянулся в поисках источника злой шутки. На "камчатке" ухмылялись два одноклассника. В ответ на показанный кулак они разразились потоком неприличных жестов и шипящих ругательств.

— Ты! — толкнул Олега в спину один из обидчиков во время переменки. — Есть разговор. После уроков, за школой. Не придешь — станешь вечным чмом.

В условленном месте Олега ждали человек десять. Кроме пацанов из класса, стояли старшеклассники с сигаретами и напитками в жестяных банках. Плавно, но быстро они окружили его. И к Олегу вплотную подошел один из них — коренастый, смуглый, широкоскулый, с заметно искривленным, вероятно, вследствие старой травмы, носом.

— Чо, лимита, права качаешь? Людей обижаешь? — он пустил в лицо мальчику клубок дыма.

— А ты за пахана что ли тут? — возмутился Олег, не оробев. — Без тебя разберемся.

— Совсем оборзел, салага, — коренастый чуть отступил, скривил рот и вдруг смачно сплюнул, прицельно угодив на ботинок Олега, — никакого уважения к старшим. Придется воспитывать.

— Ты, придурок бугристый, думаешь, клешни отрастил, так все можно? — мальчик, сжимая кулаки, с размаху саданул испачканной ногой в сугроб — комки снега полетели в старшеклассника.

— Ну, гнида, тебе конец! — взревел тот.

Его приятели были наготове. Олега крепкими тумаками по очереди отбрасывало то к одному, то к другому члену компании. Он огрызался, отвечал с безрассудством звереныша, пойманного и загнанного в угол. Его повалили на снег и озлобленно пинали по ногам и рукам, которыми он закрывал лицо... Потом раскрыли рюкзак, обыскали в поисках денег, а вещи разбросали по земле.

— Короче, козел, с этого дня ты мне должен, понял? Здесь — моя территория. И ходить по ней бесплатно таким уродам, как ты, не позволяется. А вякнешь кому-нибудь, пришибу как муху, — главарь, приподняв Олега за ворот пуховика, обстоятельно втолковывал "правила поведения" на будущее.

Дома Олег не рассказал, что именно произошло. На расспросы Владимира он неуклюже соврал, будто случайно столкнулся с одноклассником во время игры в баскетбол. Конечно, Владимир не поверил, но, удостоверившись, что более серьезных жалоб, чем разбитый нос и синяки нет, и, припомнив себя в возрасте сына, успокоился и не стал больше допытываться.

V

Противный холодок пробегал по коже Олега, когда он представлял свой следующий день в школе. Сильнее всего ему хотелось слечь от мгновенно одолевшей простуды, с высокой температурой и сложным диагнозом. Или прогулять уроки, проведя время на катке. К сожалению, притворяться он не умел — бабушка раньше с одного взгляда угадывала правду, по глазам, как она говорила. Друзей в Москве он еще не успел завести, поддержки ждать было неоткуда. Обсуждать проблему с отцом и прослыть слабаком в новом для него коллективе тоже не хотелось. Не сумев придумать ничего путного, мальчик спрятал в учебнике кухонный нож и в мрачной решимости отправился на занятия.

Давешние обидчики зацепили его при входе в класс.

— Гони бабло, дохляк, — преградили они ему путь. Олег молчал. — Тебе говорят, бабки давай! Ты тупой совсем или мало вчера получил?

Одноклассники, стихнув, наблюдали за происходящим. Один из мучителей попытался прижать Олега к стенке, тот скинул его руку с себя и оттолкнул. Завязалась потасовка, которую прервало известие о приближении учительницы.

— Все, хана тебе, дебил! — напоследок ткнув Олега в грудь, пообещали агрессоры.

Олег не подал виду, что испугался, но на всякий случай прощупал припасенный нож. До конца уроков к нему никто больше не приставал. Более того, он будто стал изгоем — другие ученики перестали с ним разговаривать. Но Олег предчувствовал, что это не самое страшное.

Выйдя на улицу после занятий, он увидел за школьным забором своих недругов в полном составе. Его заметили. Не тратя времени на размышления, Олег быстро вернулся в школу, чтобы отсидеться там, пока противникам не надоест его ждать и они не разойдутся. Но затем он вспомнил о черном ходе, невидимом с того места, где находились враги, и побежал к спортзалу, рядом с которым располагалась заветная дверь. Как нарочно, по дороге Олег наткнулся на завуча. Пару минут та отчитывала его за беготню, но затем отпустила, и едва она свернула за угол, он понесся дальше. "Пусть мне повезет, пожалуйста!" — промелькнуло у него в мыслях.

Оглядевшись, не видит ли его кто-нибудь, Олег надавил на дверь служебного выхода — она поддалась, но с трудом. В приоткрытую щелку ворвались морозный дух и голоса:

— Блин, здесь опять этот псих ошивается!

Олег не двигался, прислушиваясь.

— Пойдем, уж он его точно не пропустит. Так что гаденышу деваться некуда.

Злорадный смех — и по затихающему хрусту снега Олег догадался, что враги удалились. Он облегченно выдохнул. Немного переждав, поднатужился, распахнул дверь и вышел во двор.

Пахнуло скисшими, перебродившими продуктами. Служебный ход, как и в других школах, использовался для доставки продуктов в столовую и вывоза мусора. Ворота открывали один-два раза в день к приезду спецмашин. Сейчас их створки были сомкнуты висячим замком. Олег поправил лямку рюкзака на плече, прикидывая, как проще перебраться через забор.

Его внимание привлекли необычные звуки. Из-за мусорного контейнера, рыча и обнажая клыки, на него надвинулся иссиня-черный, с вздыбленной шерстью зверь.

— Черт! — Олег сам не понял, сказал он это или только подумал, и начал отступать к двери, не отводя взгляда от жутковатой собаки. Пес, остановившись, замолчал и тоже внимательно смотрел на него. Когда мальчик скрылся внутри, пес вернулся к трапезе. Олег остался возле входа, подглядывая за страшилой. Свобода была очень близка и требовала срочных действий...

ГЛАВА 4

I

— Уй, — поморщилась Катя, став на карачки. Правое бедро, на которое при падении пришелся основной удар, ныло набухающим синяком. Девушка снова охнула, потому что в следующее мгновение ее ладонь, обмотанная кольцами собачьего поводка, резко дернулась назад, больно вывернув руку. Затянутые в тиски пальцы разжались, выпуская дерматиновый шнурок с карабином, к которому был пристегнут ошейник колли. Опять потеряв равновесие, Катя бухнулась на колени. В этот момент к ней кто-то подбежал.

— Вы не расшиблись? — худенький бледный мальчик в темно-зеленом пуховичке и трехцветной шапочке петушком помог ей подняться.

— Спасибо! На первый взгляд, все цело, хотя болеть, наверное, будет долго.

— Зря вы побежали. У собак инстинкт догонять добычу, и скорость у них раза в два больше, чем у человека, — с важным видом попенял паренек.

— Знаю, что зря, но не удержалась — уж чересчур грозный этот пес.

Катя тщательно стряхнула острые снежные шипы, врезавшиеся в ткань брюк и саднившие кожу. И потом медленно оглянулась, опасаясь повторного нападения из-за спины.

К ее изумлению Магда и тот здоровенный пес мирно стояли рядом, прижавшись мордами друг к другу, в трех шагах от нее. Потом громила повел себя еще более непредсказуемо. Будто в припадке, он, поднявшись на задних лапах подобно лошади, устроил безумные скачки вокруг колли, оглашая окрестности надрывным, протяжным завыванием-лаем.

— Вот это да! — пробормотала Катя.

— Может, они — родственники? Я никогда не видел его таким, — мальчик тоже выглядел удивленным.

— Так он твой? Что же ты с ним без поводка гуляешь? — девушка гневно обрушилась на подростка.

— Не-а, он бродячий. Просто мы с ним дружим.

— На людей кидаться, значит, его науськиваешь, да? — еще больше разозлилась девушка.

— Я не науськивал! Он сам вдруг...

По глазам мальчика было видно, что он растерян и ошеломлен случившимся не меньше, чем Катя, но она не унималась:

— А почему тогда ты не остановил его, когда он на нас набросился?

— Он меня пока не очень слушается, — парнишка виновато шмыгнул носом.

— Плохо! — прокурорским тоном подытожила Катя.

Тем временем черный пес опрокинулся на спину перед Магдой и ерзал по земле, дурашливо размахивая лапами, слегка охрипшим голосом продолжая взволнованный монолог. Колли нежно подталкивала его мордой и легонько тыкала лапкой в нос, успокаивая, как маленького ребенка.

"Кажется, это тот самый щенок, о котором говорили соседи, только изрядно повзрослевший", — догадалась Катя.

— Черныш, — позвала она.

Лохматый великан на секунду повернул голову в ее сторону и вновь закрутился в снегу.

— Вы знаете его кличку? — мальчик с любопытством посмотрел на Катю.

— Получается, что так. А ты давно с ним дружишь?

— Недели две.

— Хм-м. Тебя, кстати, как зовут?

— Олег. А вас?

— Нас — Катя. Вот что, Олег. По-моему, эти собаки раньше жили у одного хозяина.

И Катя рассказала Олегу все, что знала о судьбе прежних жильцов квартиры, которую она с друзьями сейчас занимала.

II

— Бедняга! Неужели она совсем ничего не слышит? — мальчик провел рукой по длинной шелковистой шерсти Магды.

Собака откликнулась на ласку — прильнула к ногам Олега, и пушистый хвост задвигался вдвое быстрей. Черный пес внимательно наблюдал за ними, с торжеством в глазах восседая чуть поодаль. Олег перестал гладить колли и взволнованно обратился к Кате:

— Вы и Черныша к себе возьмете? Их ведь нельзя разлучать.

— Нет, его я не возьму. Иначе меня саму из дома выгонят, — Катя тотчас вообразила лицо Ксюши, узнай она о такой перспективе. — Послушай, а почему бы тебе его не забрать? Слабо уговорить родителей?

— Папа будет против. Он не любит собак.

— Я бы на твоем месте действовала через маму. В этом деле, скорее всего, ее голос решающий, — Катя заговорщицки подмигнула Олегу.

Мальчик насупился:

— Мы с отцом живем одни.

Катя с интересом взглянула на него. Олег снял рюкзачок, раскрыл его и достал маленький кулечек, завернутый в салфетку. Там лежали две короткие, сморщенные сосиски. Одну из них мальчик протянул Магде.

Колли шумно втянула слабый аромат, испускаемый колбасными изделиями, но есть не стала. Зато к кульку подлетел Черныш и с явным удовольствием вмиг расправился с лакомством.

— Школьный завтрак? — уточнила Катя.

— Ага. А она чего не ест?

— Пообедала недавно. А еще ее, видимо, хозяин приучил не брать пищу из чужих рук, только из миски.

— Дрессированная, — уважительно отозвался мальчик, заворачивая и убирая вторую сосиску обратно. Щенок-переросток проследил ее путь и облизнулся.

— Такого одной сосиской не накормишь, — задумчиво констатировала девушка.

— Ха, одной! Я ему из завтрака отдаю, с обеда полкотлеты оставляю и еще специально покупаю две сосиски в буфете, — Олег загибал пальцы. — Вон сколько получается!

— Сам, значит, голодаешь, — неодобрительно покачала головой Катерина.

— И ничего подобного — все остальное я съедаю. А сосиски терпеть не могу. Черныш, наоборот, их обожает. Так что у нас с ним полное взаимопонимание, — мальчишка расцвел в довольной улыбке. Он припомнил, как случайно выяснилось любимое блюдо этого пса: тогда сосиска из буфета помогла Олегу обрести друга и перехитрить врагов.

— Нам нужно идти, — Катя подняла с земли поводок колли, та послушно подошла и встала к ее правой ноге. — Предлагаю на выходных устроить нашим друзьям встречу в парке. Магда будет рада.

— Давайте! — с восторгом воспринял идею Олег. — Только бы он больше никуда не убежал, а то пропадет еще... Привык гулять, где попало...

— Ничего, он за себя сможет постоять. Ну, пока, до субботы!

Девушка потянула за собой Магду. Черный пес бодро подскочил и побрел следом за ними.

— Олег, подержи его, пожалуйста. Незачем ему идти за нами.

Мальчик подозвал Черныша, но удержать не смог — тот вырывался и опять бежал за Магдой.

— Пойдемте, мы вас проводим, а потом я его сосиской отвлеку, и вы проскочите домой.

"Полный идиотизм", — представила себе эту картину Катя. Но поскольку альтернативы не предвиделось, а идти в обществе мохнатого незнакомого зверя с неясными намерениями мало приятно, тотчас согласилась с предложением.

III

Девушка, мальчик и две собаки тронулись в путь, легонько подталкиваемые в ноги поднявшимся ветром.

Дорожка, отполированная тысячами шагов, которые отшлифовали нападавшие белоснежные липучие ворсинки, извилисто вела путников меж деревьев и многоэтажек-близнецов. К ним, крадучись, подступали сумерки.

Быстро и незаметно солнечный свет растворился в блеске стеклянной глазури ячеек окон — бесчисленных квартирных пенсне. Лениво моргнули и сощурились фонари, не торопясь приступить к затяжной ночной вахте.

Наверху, за насыпью, жужжало шоссе, порциями выплескивая на тротуар давешних пассажиров, которые бодрыми ручейками стекали на ту же узкую, вертлявую дорожку, каплями расползаясь вдоль соседствующих зданий.

— Олег! — звучно окликнул мальчика мужской голос.

Сбоку по тропинке от трамвайной остановки спускался Владимир.

— Иди-ка сюда, — потребовал он. Сын зашагал навстречу. Катя с собаками ждала его на расстоянии.

— Ты куда собрался? — Владимир с подозрением оглядел сына и сопровождающую его компанию. — Никак в цирк?

— Нет. С чего ты взял? — грубовато отозвался Олег.

— Да это не я, а ты взял: двух жучек и клоунессу в придачу, с перепачканными коленками. Где нынче гастролировать будете? Эй, притормози, молодой человек, — Владимир придержал Олега за рукав. — Передай приятельнице, что концерт сегодня пройдет без тебя. Вот деньги, сгоняй в булочную за хлебом — и живо домой. Понял?

Морозный румянец на щеках Олега потемнел — поведение отца мгновенно уничтожило в нем желание поделиться новостями. Подавляя обиду, он сдержанно попросил:

— Я куплю. Только мне надо одно дело закончить. Я быстро.

— Что еще за дело?

— Я обещал проводить Катю.

— Что-о?!

Довольно громкий возглас Владимира донесся до Катерины.

— В другой раз, сынок. И, желательно, другую подружку. Меня, конечно, тоже в юношестве привлекали девочки из старших классов. Но в твоем случае это уж слишком.

— Папа, ну причем здесь это? — от стыда у мальчишки даже увлажнились глаза. — Все из-за Черныша, я тебе потом расскажу.

Катя, услышавшая слова Владимира, решила вмешаться:

— Простите, но вы, взрослый человек, говорите какие-то глупости. Этот черный пес преследует нас, а ваш сын — единственный, кто может с ним справиться. Поэтому мы договорились, что Олег дойдет с нами до дома и потом уведет Черныша с собой.

Владимир отодвинулся назад, отступая от собак, подошедших вместе с девушкой.

— Бред сивой кобылы! Разбирайтесь со своими собаками сама, не впутывая в это моего сына. Не знаю, что он вам наговорил, но дрессировщик из него такой же, как из меня — астронавт. Олег, мы уходим сейчас же!

— Нет, — тихо, но твердо сказал мальчик.

— Ты что, опять взялся за свое? Я сказал, пойдем.

Олег упрямо помотал головой. Разгневанный Владимир хватанул его за руку, чтобы заставить идти.

Тут же перед ним возник Черныш. Пес уставился на Владимира, не моргая, ощерившись в оскале и свирепо ворча. Затем зашелся в громовом лае.

— Та-ак, — мрачно протянул Дремлев, отпустив Олега. — Ладно, разберемся позже. Даю тебе на все про все полчаса и не советую злоупотреблять моим терпением.

И Владимир торопливо ушел.

— Напрасно ты так. Попадет теперь, — Катя испытывала смешанные чувства. С одной стороны, ее позабавила поспешная капитуляция отца Олега, но смущало, что мальчика ждут неприятности, невольно ею спровоцированные. Сейчас он угрюмо молчал, расковыривая носком ботинка ямку в снегу.

Более не обсуждая происшествие, они ускорили шаг...

IV

Катя шустро захлопнула за собой дверь подъезда, потом выглянула в окошко. Черныш, зарывшись мордой в снег, подбирал нарочно разбросанные Олегом кусочки сосиски, не заметив мгновенного исчезновения девушки и Магды. Мальчик, увидев Катю, подмигнул ей. Она, прощаясь, помахала ему рукой.

Дома ее встретила только Ксюша, которая пребывала в очень приподнятом настроении. Как оказалось, по случаю повышения в должности и выплаты солидного бонуса за прошлый месяц.

— Звонил твой, — задорно сообщила Ксюша, — у его мамы высокое давление, он переночует у нее. Так что, Катюха, мы с тобой сегодня опять свободны, как птицы! Этим надо воспользоваться. Переодевайся, я соорудила на кухне небольшой праздничный ужин.

— Уж и забыла, когда мы в последний раз шушукались: при мальчиках не пооткровенничаешь, не посплетничаешь. А тут и Костя в рейсе, и Ромка не помешает, — Ксюша смаковала красное вино, маленькими глотками потягивая его из хрустального, играющего россыпью золотистых лучей бокала. — Все-таки удивительно удачный набор мы купили. Прелесть — сверкает, как бриллиант! А ты еще сомневалась, брать или нет.

— Симпатичные бокальчики, правда, — подхватила Катя, — даже немного жаль из них пить. Эх, не хватает стенки со стеклянной витриной! Поставили бы эту красоту внутрь и любовались. И гостей бы удивляли.

— Еще не хватало! Нужно будет — докупим посуды. Надо для себя жить, а не для других, — Ксюша быстро хмелела. — В конце концов, мы можем себе это позволить.

— Не знаю, не знаю. Я тебе уже не ровня. Мне зарплату в полтора раза никто повышать не собирается.

— Да, мне немного повезло. Но не думай, пожалуйста, что все так легко. Ты не представляешь, сколько завистливых грымз из управления претендовало на мое место! Но я поставила перед собой не одну цель — чего следует добиться, чтобы обеспечить надежное будущее и получать удовольствие от жизни. И твердо иду к этому, не сворачивая.

— Жизнь — как полоса препятствий? — с грустью подметила Катя.

— Почему? Теперь вот выйду замуж, и можно будет расслабиться, — буднично заявила Ксюша.

— Костя сделал тебе предложение? — ахнула Катя.

— Пока нет. Он застрял, так сказать, на середине пути. Ничего, я помогу ему принять это единственно верное решение.

Катины брови взлетели вверх. В очередной раз подруга привела ее в замешательство.

— Только не вздумай, пожалуйста, проговориться, — Ксюша деловито перешла на шепот, — я перестала принимать таблетки, ну понимаешь. Когда я забеременею, у него, как у порядочного человека, не останется другого выхода, кроме немедленной свадьбы.

— Ксюша, разве так можно? — поразилась Катя. — Тебе не страшно?

— Отчего, глупенькая?

— По-моему, такими вещами нельзя играть.

— Да что плохого в том, чтобы чуть подтолкнуть естественный ход событий? Чем недостойно желание родить ребенка от любимого мужчины?

— Не притворяйся дурочкой! А если твои расчеты не оправдаются, и Костя не захочет жениться?

— Кать, ты, как обычно, все усложняешь. Куда он денется? Лучше меня жену себе не найдет, а он уже не мальчик, самое время семьей обзаводиться. С его родителями у меня отношения хорошие, вместе на совесть поднажмем и — доброе утро, муженек! А то, знаешь, можно и до пенсии ждать приглашения в загс, пока мужик дозреет. Нет, я для себя определила, что пора!

Катя с уважением смотрела на подругу, немного завидуя ее самоуверенности и целеустремленности.

— Как бы я не относилась к подобным методам, желаю тебе обрести счастье и осуществить задуманное! И можешь рассчитывать на мою поддержку, — Катя осушила свой бокал.

— Спасибо, Катюшка, — Ксюша прослезилась и обняла подругу. — И тебе того же.

Перед сном сильно расчувствовавшаяся Катерина, не без труда прокручивая непослушными пальцами диск телефонного аппарата, позвонила Роману.

— Ромик, я тебя люблю, слышишь? — проникновенно и задушевно выдала она.

В трубке слабо прошелестело что-то насчет двух часов ночи, но девушка была неумолима и не отключилась, пока не услышала ответного признания.

V

Следующим утром организм предъявил Катерине неприятный ультиматум. Заглушая внутренние предательские поползновения, она на автопилоте добралась на работу, рассчитывая отсидеться на кафедре за переводом текстов для учебного пособия. Как назло, заведующий попросил ее подменить приболевшего преподавателя на семинарском занятии. Потом еще три часа общения с собственными студентами. В обед она, насилуя протестующий желудок, уплотнила его слоями давно остывших сырников и ненавистным с детства кефиром, призванным поправить здоровье.

К вечеру Катино настроение и самочувствие улучшились. Она проворно ввернулась в толпу страждущих попасть в автобус, которая в едином порыве и внесла ее туда. В течение нескольких минут получая грубый массаж от продолжающих вливаться народных масс, взмокнув от духоты и жара, плывущего от салонной печки, девушка, орудуя локтями, высвободила немного жизненного пространства, достаточного, чтобы расстегнуть пальто и стянуть вязаную шапочку, обжигающую огнем уши.

Автобус был полон, но привод закрытия дверей сработал без видимого эффекта: чьи-то могучие руки снова раздвинули створки и протиснули массивное тело в салон. Вошедший мощным рывком потеснил и без того плотно стоящие ряды пассажиров, один из которых, не справившись с силой инерции, боднул Катю в затылок чем-то увесистым.

Болезненный и обидный хлопок спровоцировал бурный поток нелицеприятных для нечаянного обидчика слов. Последние она произнесла уже ему в лицо — надменно приподнятые брови, холодный высокомерный взгляд почти черных в отсвете небритых щек глаз и изгибающиеся в издевке по мере эмоциональных излияний девушки узкие губы. Автобус резко тронулся, и мужчина вторично коснулся тубусом Катерины, вдобавок навалившись на нее всем телом. Задохнувшись от возмущения и веса обидчика, Катя с бешенством вспомнила, где раньше встречала его наглую физиономию.

Владимир тоже ее узнал — по яростному блеску больших серых глаз, в глубине которых ему, как и в прошлый раз, почему-то почудились затаенная печаль и беззащитность. Сейчас он мог рассмотреть девушку более внимательно, чем без стеснения и воспользовался. Классического покроя пальто, светло-серое, в крупную черную клетку, длинные шоколадные волосы, изящная, хрупкая и нежная, как березка, но в то же время отвратительно скандальная... Подавив невольно возникшую симпатию, Владимир решил поставить незнакомку на место.

— Подумаешь, задел случайно! Это не повод так возбуждаться. Раскудахтались на весь автобус!

— Самовлюбленный болван, — прошипела Катя, но осеклась, осознав, что среди пассажиров могут оказаться ее коллеги или студенты. — Отодвиньтесь, бессовестный!

— С превеликим удовольствием. Но, к сожалению, некуда.

Они пробуравили друг друга ядовитыми взглядами.

— Тогда пропустите меня, я выхожу на следующей остановке.

— Ни за что, — сказал Владимир, забавляясь игрой эмоций на лице девушки. Дождавшись апогея перед новым словесным взрывом, он невинно добавил: — Вам повезло — это и моя остановка тоже. Продолжайте также тесно прижиматься ко мне и легко выйдете следом.

Кто-то из рядом стоящих пассажиров захихикал, но Катя не успела выдать очередную уничижительную реплику, потому что водитель автобуса открыл двери, и ей пришлось последовать совету Владимира, пробиваясь к выходу. Сойдя со ступенек, он протянул ей руку. Катя демонстративно проигнорировала его, устремившись в сторону дома. Владимир, посмеиваясь, пошел в противоположном направлении.

В душе у Катерины все бурлило. По дороге девушка мысленно продолжала перепалку с отцом Олега, поскольку оскорбленные чувства клокотали и требовали возмездия. Она решила рассказать о нахале Ксюше, которая всегда умела если не дать совет, так поддержать и ободрить.

— Что с тобой? — поинтересовалась Ксюша, увидев взволнованную подругу. Катя уже собралась пожаловаться, как вдруг у нее зашумело в ушах, живот свела жуткая резь и окружающие предметы слились в одно разноцветное пятно...

— Катюшка, ты как? — Ксюша в тревоге склонилась над лежащей на полу подругой, помогая снять пальто. — Господи, вся белая, аж прозрачная!

— Я, наверное, отравилась вином. Весь день сегодня мутит...

— Странно, я себя совершенно нормально чувствую. А есть другие симптомы отравления?

— Нет. А что, тошнота, по-твоему, недостаточно мучительное испытание?

— Ужасное, — Ксюша хитро посмотрела на подругу. — Тошнота, обморок — все очевидно. И когда это у тебя началось?

Катя, побледнев еще сильнее, испуганно приподнялась, не отводя глаз от Ксюши.

— Поздравляю, подружка, кажется, ты меня опередила, — Ксюша протянула ей стакан с водой.

ГЛАВА 5

I

Владимир самодовольно хмыкнул вслед удаляющейся Катерине, удовлетворенный произведенным на девушку эффектом, — такая маленькая, нечаянно удавшаяся месть за провокацию в автобусе и вчерашний конфуз при сыне.

При мысли о предыдущем вечере Дремлев внутренне содрогнулся. Белеющие в темноте клыки и прерывающийся хрипом лай того черного пса всколыхнули во Владимире, казалось, давно забытые переживания детства. Заставили вернуться в кошмар, ярко ощутить беспомощность и уязвимость — все, что может испытать ребенок при столкновении с непонятной и беспощадной угрозой.

Владимир сжал запястье левой руки и покрутил браслет от часов. Шрам, скрытый под ними, сейчас почти незаметный, двадцать с лишним лет назад оставила ему на память Фимка — всегда необычайно ласковая и игривая, кудлатая дворовая собачонка. Она не прекращала жизнерадостно вертеть хвостом-помелом и когда однажды атаковала Владимира: неожиданно, без причины... Металлический лязг пожелтевших неровных зубов, брызги слюны, горловой рокот и звериная ненависть в глазах Фимки — мальчик еще ничего не знал о смерти, но почувствовал, что его сейчас убьют...

До прошлого вечера Владимир был уверен, что переборол, искоренил тот первобытный по силе страх перед собаками. Тем более не сомневался, что легко одолеет любую из них, вздумай она напасть на него. Как это сделал его отец, тогда, в детстве, спасая мальчика от зубов взбесившейся Фимки. Но Владимир оказался не готов увидеть Олега на стороне противника.

Он, конечно, все объяснит сыну, убедит его в опасности этих полудиких хищников, поведение которых предугадать невозможно. В конце концов, просто запретит к ним приближаться. Заодно и восстановит отцовский авторитет. Маленький наглец совсем распоясался: дерзит, поступает наперекор.

"Пожалуй, пора напомнить ему, кто здесь главный", — распалялся Владимир, досадуя, что обнаружил свой испуг перед Олегом, и позволил тому проявить своеволие.

"Я ему устрою, пускай только придет! — Дремлев расхаживал по квартире, пытаясь унять волнение. — Шестой час, а к урокам наверняка не приступал. Ну-ка, что у него с оценками?"

Добравшись до письменного стола Олега, он начал перебирать стопки тетрадей и учебников. Потом сообразил, что дневник остался в школьном рюкзаке, который был при сыне.

"Значит, он даже не заходил домой. Тем хуже..." — Владимир раздраженно постучал корешком учебника по столу. Внутри книги что-то перекатилось и глухо ударилось о переплет. Дремлев стал машинально пролистывать страницы, когда из них вдруг выползло серебристое лезвие ножа. Владимир отложил раскрытый учебник на середину стола, присел на стул и судорожно провел рукой по вспотевшему лбу.

— Что с тобой происходит, черт возьми? — оглушил он Олега, едва тот появился на пороге квартиры. Мальчик вздрогнул.

— Значит, так. Я не желаю ничего больше слышать ни о каких собаках! Держись подальше от этих дворняжек и сомнительной девушки. Это не подходящая для тебя компания! — жестко заключил Владимир, выслушав сбивчивые объяснения Олега. — Что касается твоих проблем с учениками, то с помощью ножа или другого оружия их не решить. Как тебе вообще такое могло прийти в голову?

Олег разглядывал рисунок напольного ковра.

— Я тоже в школе дрался: друг другу навешивали банок, будь здоров! — увлеченно продолжал Владимир. — Но на кулаках, по правилам. Нужно уметь постоять за себя — учись! И заводи друзей, подбирай свою команду, чтобы вместе давать отпор любым придуркам. Запомни, в коллективе белых ворон и одиночек никогда не жалуют.

Олег молчал, проявляя внимание к монологу отца лишь частым трепетанием ресниц.

— Пожалуй, надо записать тебя в секцию по борьбе, — размышлял Владимир. — С пользой приложишь неуемную энергию и свободное время. И, кстати, давай подключайся к обязанностям по дому. Хватит бездельничать. Тоже теперь будешь мыть посуду, стирать, убирать в комнате.

Опять длинная пауза. Наконец, Владимир счел воспитательную процедуру логически завершенной:

— Короче, я все сказал — ты меня понял. Садись за уроки.

II

Луна — старинная союзница черных ночей — скользила по спящим домам между колючими стволами волнующихся тополей. Она нерешительно потопталась, подсматривая сквозь расходящиеся края занавесок в единственное горящее в столь поздний час окно. Ее взору открылась небольшая, в золотисто-зеленых тонах комната, кажущаяся тесной в интерьере дивана, массивного резного книжного шкафа и стола.

За ним сидела девушка в бежевом свитере и светлых джинсах, с перехваченными черепаховой заколкой на затылке каштановыми волосами, темным водопадом сбегающими к лопаткам. У ее ног дремала бело-рыжая собака, похожая на большой, небрежно свернутый меховой плед. Звякнул рычажок, отсчитавший очередные шестьдесят знаков, и Катя отогнала жужжащую каретку старенькой механической пишущей машинки на исходную позицию. Под резиновым валиком замерла нетронутая матричной краской строка.

Девушка выгнулась назад, облокотилась на деревянную, с продольными рейками спинку стула, расправила занемевшие плечи и помассировала кисти рук, оживляя сведенные усталостью пальцы. Уловив это движение, Магда поднялась и с намеком провезла лапой по Катиной ноге.

Девушка почесала собачье ухо:

— Нет, дружок, я еще не закончила.

Снова зашлепали по бумаге паучьи конечности клавиш, прерываемые шелестом перекладываемых листов бумаги с нанесенными карандашом пометками.

За стрекотом машинки Катя не расслышала, как к ней подошла Ксюша. Подруга в ужасе смотрела на нее, зевая и протирая на ходу сонные глаза.

— Ты на часы-то смотрела? Полтретьего. Когда спать собираешься?

— Минут сорок, и доделаю до конца.

— Что ты хоть строчишь? Неужели не можешь отложить на завтра?

— Завтра уже наступило. Это перевод агентского соглашения для фирмы. За срочность они хорошо платят.

Ксюша плотнее запахнула коротенький розовый халатик и присела на диван, подсунув ноги в тапочках под раскинувшуюся на полу шерсть Магды.

— Ты теперь не ешь, не спишь. Хочешь дойти до истощения? В твоем положении нельзя так себя вести!

Катя гневно погрозила Ксюше пальцем:

— Если Костя услышит, я тебя убью!

— Да его до утра из пушки не разбудишь, не бойся. А ты что, так и не рассказала о ребенке Роману?

— Когда? Он всю неделю ночует у мамы. Не по телефону же такое обсуждать. А потом я сама пока в этом не уверена.

— Ну-ну, — скептически проворчала Ксюша. — Стрельцова, ты у нас девушка умная. С золотой медалью школу закончила, с красным дипломом — университет. Теперь вот — в аспирантуре. Но в обычной жизни, извини, производишь впечатление какой-то, мягко говоря, недалекой. Дни она там высчитывала — счетовод хренов! Кто в наше время так предохраняется, если не хочет забеременеть? Задержка — раз, от еды тошнит — два, в обморок падала, а она все сомневается.

— Ксюша, а не пошла бы ты... — вскипела Катя, — в свою комнату?

— Вот-вот, еще и агрессивная стала. Мозги ведь тоже перестраиваются на другой лад. Представляю, как ты набросилась на того бедного парня в автобусе!

Преодолев желание запустить в Ксюшу первым, что попалось под руку, — русско-французским словариком, и тем самым подтвердить ее слова, Катя отыгралась на пластмассовых клавишах, застучав по ним с удвоенной силой.

Ксюша, не встретив сопротивления, внезапно пожалела подругу:

— Кать, если тебе нужны деньги, я одолжу, сколько требуется — от премии осталось. Только не надрывайся ты так. Это мужики должны по жизни зарабатывать, а у нас, женщин, другое предназначение. Пусть Ромка, папаша будущий, старается. Не взваливай ты все на себя.

Катя повернулась к ней:

— Я не говорила никому... Отца недавно уволили, по сокращению штатов. Для него удар — всю жизнь был кормильцем в семье, уважаемым человеком на заводе, а тут взяли и выгнали на улицу. Главное, у них в городе вообще работы нет, некуда устраиваться... Мама пишет, он пить стал... Хочу хоть немного денег им отправить, поддержать.

— Да-а, дела, — понимающе протянула Ксюша. — Ты все-таки подумай над моим предложением. Пока я все не истратила на какую-нибудь ерунду. И закругляйся со своим талмудом, тебе надо отдыхать!

— Да, мамочка, — шутливо откликнулась Катя, со вздохом погружаясь в перевод.

Около четырех часов утра она практически на ощупь добралась до постели и рухнула на посеребренную лунным светом подушку.

III

Владимир наслаждался потрясающим сексом. Бедра его партнерши ритмично поднимались и опускались, обольстительно раскачиваясь и вертясь вокруг проникающего в их недра стержня. Движением внутренних мышц незнакомка сжимала его естество, вызывая у мужчины спазмы удовольствия и заставляя то замирать, то шумно выдыхать задержавшийся в легких воздух.

Ладони Владимира обхватывали ягодицы сидящей поверх него девушки, порывисто сдавливая их, пробегали по чувствительной коже вдоль позвоночника. Перенеся руки на талию партнерши, он большими пальцами поглаживал ее плоский животик, пупок. Он продвигался в своих ласках все выше и выше — и вот уже играл с роскошной грудью незнакомки. Она изогнулась, издав сладостный стон, качнула головой, и длинные волнистые каштановые волосы защекотали его лицо.

Владимир поймал взгляд девушки. Ее серые глаза были широко раскрыты. В них светились и ненасытная похоть самки, и удовлетворение. Брови и уголки губ девушки самодовольно и немного насмешливо изгибались. Знакомые черты... В демонической красавице Владимир узнал давешнюю несносную попутчицу, Катерину.

— Мой ковбой, поскакали дальше? — не дотронувшись до его губ, она обожгла их своим горячим дыханием.

Владимир с готовностью рванулся ей навстречу, но что-то словно приковало его к месту, не пустило...

Он открыл глаза. Редкий случай, когда в эротических снах он так отчетливо видел лицо партнерши. Владимир ощущал сильное возбуждение и потребность в утолении охвативших его желаний.

Рядом едва слышно посапывала на боку Елена. Висящий в небе диск луны бликами заигрывал с лицом и обнаженной шеей женщины. Владимир оттянул краешек одеяла, уткнулся губами в ложбинку между грудей. Елена зашевелилась, еще не осознавая, что происходит. Он нежно, но настойчиво повернул ее на спину, освободил от шелкового пеньюара и стремительно овладел, воплощая раздразнившие его фантазии...

По иронии судьбы Кате в эту ночь кратковременного для нее забытья тоже приснился Владимир. Она готовилась к свиданию, прихорашивалась и поправляла одежду возле зеркала. Замечательное настроение и музыка, звучащая в душе, звали ее танцевать, и она покружилась, любуясь своим отражением. Звонок в дверь — и она пушинкой выскочила наружу. Отец Олега, одетый в серый, суровой фактуры свитер, галантно поцеловал ей руку, а, выйдя на площадку у лифта, страстно обнял.

Катя очнулась с ощущением мягкого прикосновения его губ и теплоты сильных мужских рук.

"Это так странно, но... приятно", — подумала девушка и перевернулась на другой бок, снова мгновенно засыпая.

Наутро они оба забыли о ночных сновидениях.

IV

Последующие дни слиплись для Екатерины в одну сумеречную ленту событий. Внешне утро ничем не отличалось от вечера. Светлое время суток проходило в одинаково серых помещениях университета, удручающих казарменным, чуть ли не тюремным однообразием скудной обстановки и расписанием по звонку. Участь ассистента преподавателя начинала казаться ей бесправной арестантской долей, выбранной, как ни печально, по собственному желанию.

В самом деле, количество обязательных учебных часов, которые Кате предстояло отработать до конца второго семестра, по-прежнему выглядело нереальным. Первая глава диссертации, несмотря на подборку толщиною в два пальца из законспектированных научных изданий и личных набросков, так и не двигалась с места. Притом, что работа и учеба поглощали все время и силы.

Катя невыносимо скучала по Роману, с которым уже давно общалась только по телефону, но вместе с тем знала, что не смогла бы сейчас уделять ему достаточно внимания. Периодически, смотрясь в зеркало, она задавалась вопросом, не в беременности ли причина ее бесконечной, непреходящей усталости и хандры, но быстро прогоняла эти мысли — неизбежный разговор с Романом почему-то ее беспокоил. Катя ждала выходных, мечтая выспаться...

— Подъем! Вставай, соня! — нетерпеливо тормошила ее в субботу Ксюша. — Да ты не отмахивайся, а поднимайся! Московское время — пол-первого. Обед скоро, а ты дрыхнешь!

— Как полпервого? — подскочила Катя. — Я же будильник на восемь заводила. Бедная Магда!

— Ой, не шуми! Без паники. С Магдой погулял Костя, наш "жаворонок". А будильник я нарочно ночью отключила. Смотреть больно, как ты себя доводишь с этой собакой.

— Ксюшка, ребята, как же я вас люблю! — Катя растроганно обняла и чмокнула подругу.

— Еще бы! Как меня можно не любить?

Девчонки дружно рассмеялись.

— Ромик с утра обзвонился, прибудет сюда к двум. Мы с Костиком оставляем вас наедине — едем на день рождения к его брату. Так что не упускай возможность поговорить обо всем с Романом. Обязательно, слышишь?! Ну, все, лежебока, вставай! — командовала Ксюша.

— Ксюш, я сама решу, что и когда мне делать, — у Кати резко ухудшилось настроение.

— О боже! Как невероятно сложно красавице оставаться умной в этом странном мире! Ладно, поступай, как знаешь, — Ксюша театральным жестом захлопнула за собой дверь комнаты.

Катя вышла встречать Романа вместе с Магдой. Золотистые искры весеннего, в прогалинах, снега, тончайшие изменения в аромате воздуха, восторженное чириканье обрадованных окончанием зимы воробьев, проснувшиеся улыбчивые прохожие, щебетанье неуемной детворы — все кричало о смене сезона, предвещало нескорое, но неминуемое потепление. Магда горделиво шествовала у ноги Катерины, иногда деловито отвлекаясь на сюжетные линии свежих следов и отпечатков на земле.

Звучный возглас — и Рома энергично сбежал по тропинке от автобусной остановки, подхватил Катю на руки и закружил. Она счастливо взвизгнула.

— Привет, Котенок! Я — весь твой! — он с трепетной нежностью прижался к ее губам, уткнулся носом в мочку уха, хрипловато шепча: — С ума схожу в разлуке, а когда рядом — превращаюсь в первобытного зверя. У-у-у-у, — страстно и притворно грозно прорычал Роман, накручивая на пальцы Катины локоны, выбивающиеся из-под шапочки. — Немедленно — в нашу пещеру!

— Подожди, неугомонный! — отшутилась девушка. — У нас целый день впереди, ребята вернутся поздно. Давай погуляем — погода замечательная!

— Как себя чувствует твоя мама? — спросила она, ласково гладя Романа по щеке, когда они остановились у дерева в парке. Парень подышал ей в ладошку, согревая озябшие пальчики.

— Кризис миновал, но ей надо беречь себя, нельзя волноваться.

— Ты нашел лекарства, что ей назначили?

Роман пристально смотрел на движения ее губ.

— Эй-эй, я здесь! — с улыбкой дернула его за козырек кожаной кепки Катя.

— Знаешь, — вдруг сказал он, — я смотрю на тебя и думаю только об одном: чем мы займемся, войдя в прихожую.

Он опять притянул девушку к себе, яростно поцеловал, требовательно и в то же время умоляюще повторил:

— Пойдем домой!

В его глазах она видела то, чего с надеждой ждала: любовь, заботу, понимание. Казалось, они принимали друг друга, общаясь на особой волне, сотворенной их обостренной чувственностью.

"Все будет хорошо", — расшифровала свои ощущения Катерина. Она вздохнула и решилась...

V

— Что? — вопросил Рома, сбитый с толку выражением лица девушки, потом недоуменно оглядел одежду и обувь. — Я испачкался?

Катя покачала головой. Ее улыбка стала шире.

— Ну вот, я так не играю, — обиженно забубнил Роман и неожиданно накинулся на девушку. — А ну-ка признавайся, в чем дело, а то защекочу до икоты!

Катя расхохоталась. Выворачиваясь из его цепких рук, взмолилась:

— Перестань! Перестань сейчас же! Я скажу...

Роман, не расцепляя объятий, победоносно начал:

— Итак...

— У тебя под носом висит сосулька, — невинно разыграла его Катя.

Парень тотчас отпустил ее, чтобы смахнуть платком несуществующую ледышку. В это время девушка, задорно хихикая, удирала к соседним деревьям.

Распознав обман, он догнал ее и, напустив на себя свирепый вид, пригрозил:

— Знаешь, что случается с девочками, которые врут старшим?

— Иногда они становятся мамами. Месяцев через девять, но, скорее всего, раньше, — с некоторой грустью закончила Катя.

— Шутим, да? Что ж, сама виновата — продолжаем пытку щекоткой.

— Ром, у нас будет малыш. Я беременна, — выдала она наконец мучивший ее секрет.

— Не может быть! — запальчиво бросил он, но, встретившись с ней взглядом, мгновенно протрезвел. — Прости, я не то хотел сказать. Как это могло произойти?

— Видимо, наш способ защиты дал сбой. Природа оказалась хитрее.

— Это точно известно?

— У врача я еще не была, но ошибиться сложно.

— Вот так новости... — Роман потер вспотевшими ладонями виски. — И давно это у тебя?

Последняя его фраза показалась Кате несуразной — как будто речь шла о прыщике или хроническом кашле.

— Вероятно, срок — около трех-трех с половиной недель. Хотя поняла я это только несколько дней назад.

— И... что ты думаешь делать? — тихо поинтересовался Роман, тревожно обойдя вокруг дерева и встав за спиной Катерины.

— Не знаю, — вздохнув, созналась девушка. — Честно говоря, сначала я была в шоке. Мы же с тобой не планировали ничего подобного. У меня только первый год учебы в аспирантуре, это так некстати...

— Вообще, я тоже никак не могу прийти в себя от этого известия, — в тон ей отозвался Роман. — Даже не соображу, как быть дальше.

— Но потом я представила, что родится малыш, — раnbsp;строганно продолжила Катя, — очаровательный карапуз, с такой же ямочкой на щеке, как у тебя. Будет тянуться, хлопать крошечными ручками, радоваться каждый раз, когда берешь его из кроватки. Такое махонькое, но родное существо — наше с тобой воплощение.

— А как же твоя карьера? — робко прервал ее Роман.

— Возьму академический отпуск, — размышляла вслух Катерина, — посижу с ребенком годик, потом можно будет его устроить в ясли. Тем временем вернусь на полставки в университет: преподавать и дописывать диссертацию.

— Моя любимая фантазерка, — Роман поцеловал ее в макушку.

Катя опомнилась. Заглянула ему в глаза:

— А ты... Как ты предлагаешь поступить?

Роман пожал плечами:

— Я так огорошен... Все слишком неожиданно... Думаю, не стоит принимать решение прямо сейчас. В любом случае у нас есть кое-какой запас времени.

Катя не поняла, что именно покоробило ее в словах Романа. С одной стороны, они были логичны и разумны. И с ними трудно было не согласиться. Однако от этого взвешенного, "правильного" подхода к вопросу о судьбе их ребенка она ощутила разочарование. Она не призналась бы даже самой себе, что все-таки ждала от Романа совсем другой реакции...

— Здрасьте! А я вас везде ищу! Мы с Чернышом с утра вас ждем: и к дому ходили и тут, — Катя, погруженная в раздумья, не сразу заметила запыхавшегося Олега.

Мальчик неторопливо, по-взрослому, рукопожатием поприветствовал Романа и хвастливо выпалил:

— Я такие штуки научил Черныша делать! Щас покажу!

Магда и Черныш уже затеяли игру: мчались, отбирая друг у друга найденную корягу, к застывшей поверхности пруда...

ГЛАВА 6

I

"Все идет так, как задумано", — радовался Дремлев. Прошло чуть больше недели с тех пор, как он записал Олега в секцию бокса.

"Растет мужик!" — с удовлетворением наблюдал Владимир за сыном, который, возвращаясь с тренировок, уплетал по две порции гречневой каши и котлет, подкладывал в тарелку горку квашеной капусты.

"Вот что значит — физическая нагрузка! И не до глупостей ему больше: про собак дурацких и не вспоминает", — гордился собственной находчивостью Владимир, прикрывая дверь в комнату Олега, который теперь от усталости засыпал почти сразу после ужина.

Перемены в сыне нравились Дремлеву. В покладистости Олега он видел заслугу не только тренера и спортивной дисциплины, но и свою. В особенности самолюбие отца тешила мысль, что Олег спокойно отнесся к достаточно жесткому переходу в обращении с ним, что, по мнению Владимира, подтверждало правильность избранной им тактики воспитания.

Ох, наивные родители! Подзабыли, как сами поступали в детстве, если им запрещали то, чего они очень хотели...

Олег был нормальным ребенком: сообразительным и в меру послушным. Когда он жил вместе с бабушкой, то шкодил и хулиганил не меньше, чем другие мальчишки. Но бабушка не работала, и круглые сутки внук находился у нее под присмотром. Да и в маленьком городке, где новости передаются со скоростью звука, избежать справедливого и незамедлительного возмездия за шалость в виде суровой бабушкиной нотации было практически невозможно.

Но бабушка Олега была мудрой женщиной и понимала, что детей нельзя лишать того, чем они по-настоящему увлекаются. Наоборот, она поощряла в этом мальчика, незаметно переключая его внимание и отвлекая от нежелательных поступков.

А с Владимиром дело обстояло иначе. Олегу не исполнилось и двух лет, как он выучил наизусть дни недели и, просыпаясь или ложась в кроватку, скороговоркой отсчитывал, сколько остается ждать до выходных, когда папа приедет в гости...

Однажды в детском саду шепелявый, густо конопатый пацан в драке за симпатию девочки выкрикнул Олегу:

— Да тебя даже батя твой бросил! Не нужен ты никому, червяк-заморыш!

Олег страшно поколотил его. Позже, поставленный в наказание бабушкой в угол, проплакал целый час, не признавшись в истинной причине слез. А в следующие выходные не отходил от Владимира ни на шаг, упрашивая остаться или взять его с собой в Москву. Смущенный истерикой сына Владимир, чтобы успокоить мальчика, пообещал приезжать чаще ... и стал наведываться еще реже.

Шли дни. Олег надолго прилипал к стульчику и прижимался лбом к оконному стеклу в надежде увидеть приближающегося отца, не выходил гулять по субботам и воскресеньям, боясь пропустить его.

А потом перестал ждать, перестал верить...

Сейчас, вынужденно оставшись с отцом наедине, он не ощущал к нему ничего, кроме тихого презрения — последний рубеж перед смертельным равнодушием на долгом грядущем пути, начавшимся от тлеющего костра мальчишеского горя. Отец не слышит, не пытается его понять, так зачем спорить, объяснять?

Олег постигал науку вести двойную жизнь. Он ходил в секцию бокса, с энтузиазмом молотил по "груше", представляя на ее месте физиономии врагов из школы, которые, судя по непрерывному бойкоту в классе, продолжали строить козни. Скупо делился впечатлениями от занятий с отцом, которому такие рассказы доставляли большое удовольствие, но хранил в тайне, что по-прежнему видится и с Чернышом, и с Катериной.

Правда, чтобы выкроить на буднях время для встреч с черным псом, ему пришлось принести в жертву учебу в школе: прогуливать последние уроки и делать письменные задания на дом на переменках. Зато мальчик был доволен тем, что раздобыл в районной библиотеке красочную книгу-альбом "Ваша собака" и журналы, выпускавшиеся в 80-х годах в серии ДОСААФ "Клуб служебного собаководства", и научил Черныша паре трюков, о которых там вычитал.

Так, ему удалось перехитрить упрямого пса-дикаря, который не давал надеть на себя ошейник. Этот фокус мальчик и показал Кате в прошедшую субботу: перед мордой Черныша он вывесил широкую, с запасом, петлю цепочки, помещенная впереди нее сосиска заставила пса добровольно просунуть голову и шею в импровизированный ошейник.

Правда, расправившись с лакомством, Черныш в мгновение ока стянул с себя легкую цепочку, но Катя и Роман от души поздравили Олега и его питомца с первыми успехами в дрессуре...

II

Владимир не подозревал, что сын может его обманывать. За четыре месяца их совместной жизни, прошедших после смерти Ольги Ильиничны, его матери и бабушки Олега, Дремлев впервые расслабился, поверив в смену черной полосы на белую.

В пятничный вечер, с отличным настроением благодаря распитой на двоих с коллегой бутылке водки, Владимир трясся в раскачивающемся на поворотах и подпрыгивающем на выщербленном асфальте автобусе. Рослый, он по обыкновению возвышался над пассажирами, сверху вниз обозревая их и водителя, кабина которого была отгорожена от салона прозрачной переборкой.

Взгляд Владимира натолкнулся на затейливую узором белоснежную вязаную шапочку, из-под которой ниспадали темно-каштановые пряди длинных волос. Их владелица пошевелилась, приоткрыв для обзора лоскут очень знакомого клетчатого пальто.

Владимир даже немного обрадовался, снова увидев Катерину. Дурачась, загадал: если недотрога оглянется, значит, влюблена в него. Он ждал, посылая ей неосязаемый призыв. От усердия шмыгнул носом.

Автобус остановился. Катя передвинула лямку сумочки на плече, неопределенно скользнула взглядом вбок. Владимир завороженно следил за ней, сообразив в самый последний момент, что и ему пора выходить. Сопровождаемый неодобрительными комментариями и злобными тычками, он успел выскочить из автобуса.

Катя всю дорогу напоминала себе — не забыть зайти в магазин: в холодильнике — хоть шаром покати. Спускаясь со ступенек автобуса, задержалась, стараясь не ступить в разверзнувшуюся напротив выхода лужу из талого снега. Пробираясь в сторону магазина, она обошла еще несколько не менее грязных морей. Замешкавшийся пассажир тушей выпрыгнул из задних дверей автобуса, когда она поравнялась с ними, и угодил в одну из луж. Брызги покрыли ее сапоги и краешек пальто.

"Смешно и закономерно", — вздохнула девушка.

— Ах, это вы, — спокойно констатировала она, подняв глаза. — В общем, знаете, ваше свинство уже не удивляет.

Владимир, бормоча извинения и одновременно бесстыдно скользя взглядом по губам, талии и линии бедер девушки, проследовал за ней. Несмотря на его старания, непринужденный разговор не завязывался, и тогда Владимир с досады выпалил:

— Кстати, я запретил сыну общаться с вами и вашими собаками.

— Зачем вы мне это рассказываете? — недоуменно нахмурилась Катя. — Мстите? Должна вас огорчить: вы сделаете больно только сыну — он привязался к этому псу. А вот я как раз для них никто...

— Да, я знаю, — перебил ее Владимир. — Не берите на свой счет. Допустим, я просто не люблю животных.

— Дурость какая-то! Глупо и жестоко!

— Больно сурово судите для столь юного возраста.

— Не сурово, а справедливо, — внесла ясность Катя. — Я, между прочим, уже высшее образование имею.

— Без разницы. Все равно не рекомендую продолжать в таком духе.

"Да пошел ты со своими рекомендациями, индюк надутый!" — подумала Катя, но вслух выразилась мягче:

— У меня нет привычки прислушиваться к советам незнакомых, не внушающих доверие мужчин.

— Пардон, забыл представиться — Владимир Васильевич, — он снисходительно, утрированно небрежно изобразил подобие реверанса. — А вас, если не ошибаюсь, величают Катериной.

— Сколько церемоний, прежде чем сказать очередную гадость. Право же, не будем отвлекаться на лишние и совершенно не интересные мне подробности, — вычурно завернула девушка.

— Как знать, как знать. Вы, насколько я понимаю, пока собственной семьей не обзавелись. А с таким характером можно и вовсе не выйти замуж — распугаете женихов, — насмешливо процедил Владимир.

— Ценное наблюдение отца-одиночки. Жена ведь оставила вам не только рога, но и ребенка? — съязвила Катерина.

Удар попал в цель, не без ехидства отметила девушка. Ей наконец удалось вывести Владимира из равновесия: на левой щеке у того нервно задергалась жилка.

— Нет, она просто умерла, — не сразу, глухо ответил мужчина.

Теперь Катя передернулась от уколовших кожу ледяных мурашек — такую причину его одинокой, по словам Олега, жизни она и вообразить не могла. К чувству неловкости прибавилось еще что-то. Сострадание, решила она.

— Простите, — растерянно пробормотала Катя, остановившись.

— Да бросьте — вы ни в чем не виноваты.

Больше не желая соперничать в остроумии и колкости, они как ни в чем не бывало продолжали идти вместе...

Катя замедлила шаг, позволяя Владимиру обогнать себя, но он подстроился под выбранный ею темп и остался рядом.

Украдкой они посматривали друг на друга: Катя смущенно — она корила себя за грубость и нечуткость, Владимир пытливо — силясь угадать, что она о нем думает.

Оказавшись возле магазина, Владимир собрался вежливо распрощаться.

— Ну, ладно... — неуверенно сказал он.

— Да, — она с явным облегчением поддержала не озвученное им намерение.

Катя зашла в продуктовую лавку, но Владимир не спешил уходить. Он закурил, в задумчивости сделал пару глубоких затяжек, а затем основательно утопил окурок в грязной луже.

III

В предвкушении предстоящих выходных Олег быстро сделал письменные задания на понедельник, чтобы не омрачать следующие два дня мыслями об уроках и школе. Перед тем, как убрать с глаз долой надоевшие учебники и тетради, он вырвал из середины одной из них чистый двойной листок в клеточку и положил перед собой. Потом занес над ним любимую шариковую ручку с изгрызенным синим наконечником — покусывать его во время раздумий над заковыристыми задачами по математике давно вошло у мальчика в привычку.

"Привет тебе из Москвы, Жук!" — аккуратно вывел он и замер. Это было его первое в жизни письмо, поэтому он заробел. О многом хотелось поговорить с друзьями, с которыми он разлучился, но яркие переживания и волнующие вопросы никак не складывались в стройные фразы, а желание написать по-взрослому не давало развернуться воображению.

"Как там наши? Копьё, Конь? Утерли в финале нос "правобережным"? Эх, жаль, я не с вами: жуть как скучаю по нашей хоккейной команде!", — на одном дыхании настрочил Олег.

"Здесь мне играть не с кем, зато я увлекся боксом. Как станет тепло, приеду, покажу классные приемчики! Вообще, тут со мной столько всего произошло. Не поверишь, с кем я теперь подружился", — Олег помусолил кончик ручки, готовясь описать другу из Алексина невероятную историю Черныша.

Клацнула собачка дверного замка. Владимир неторопливо разделся в прихожей, зашел в комнату к Олегу.

— Здорово, наследник, — шутливо обратился он к мальчику. — Чем занимаешься?

Сын еще не успел ответить, когда Дремлев заметил тетрадный листок, который мальчик тотчас инстинктивно прикрыл локтем.

— Двойки прячешь? — заинтересовался Владимир, легким, почти неуловимым движением вытащив бумагу из-под руки Олега.

— Письмо пишу, — сказал мальчик, недовольный бесцеремонным вмешательством отца.

Владимир внимательно изучил пухлые закорючки на листе и положил письмо обратно на стол.

— И с кем же ты таким интересным подружился? Хоть бы похвастался.

Олег в замешательстве открыл рот, не зная, что сказать. К счастью, отца сейчас больше занимали другие проблемы, и вопрос прозвучал скорее риторически. К тому же спиртное несколько притупило бдительность Владимира, и у него не вызвала подозрения странная реакция мальчика.

— Сегодня видел твою бывшую подружку, ну, собачницу, как ее там, Катерину, Катю-Шапито. На этот раз она, правда, была без своего бродячего цирка, — хохотнул Владимир. — Забавная деваха. Кажется, зануда занудой, но на мордашку хороша, и фигурка подходящая. И горячая! Видно, распалится — не удержишь, — ухмыльнулся он. — Характер только подкачал. Не дай бог такую жену — изведет истериками и дуростью.

— Катя не дура! — горячо возразил Олег.

Владимир отмахнулся от его слов и желчно продолжил:

— Может, пока и нет, но у женщин это быстро прогрессирует. А у дам с собачками и кошечками, по-моему, просто диагноз. Сразу вспоминаю школьную училку по русскому языку. Держала в доме целую свору собак — каждый вечер эту тявкающую ораву выводила на улицу — и штук шесть кошек. С живностью своей сюсюкала, а на нас, учеников, орала постоянно, как умалишенная. Причем издевалась старая дура, как ни странно, больше над отличниками. По любому поводу к ним придиралась, а сколько аттестатов попортила и медалей срезала! Над мамой твоей тоже глумилась, стерва, особенно на выпускных экзаменах, когда прознала, что Дина беременна. Сама-то одинокая была: ни мужа, ни детей.

— Но Катя не такая: она добрая, и у нее есть жених, — снова вступился Олег.

— Жених? — переспросил Владимир, на миг неприятно удивленный. — Много ты в этом понимаешь.

Он хотел о чем-то спросить, но запнулся. Визгливо затрещал телефон, и почти одновременно в унисон ему стал бренчать дверной звонок.

— Открой. Это, наверное, Елена Николаевна, — сказал Олегу Владимир, а сам поднял телефонную трубку. — Да! — рявкнул он, но тут же сменил тон и широко улыбнулся. — О, Санчос! Салют, дружище! Как жизнь заморская?

Олег в это время открыл входную дверь и впустил Елену.

— Привет, мужчины! — от Елены повеяло запахом праздника. Она протянула мальчику небольшой пакет. — Неси на кухню — будем пить чай с эклерами. Как вы с папой любите.

— Ну, тещу проведать — святое дело, — подтрунивал над невидимым собеседником Владимир. Вошедшей в комнату Елене он задорно подмигнул. — Значит, прилетаешь во вторник днем и сразу сюда? Ты, главное, ключи не забудь, а то будешь до вечера куковать под дверью собственной квартиры, как бедный родственник, — Владимир рассмеялся.

— Поможешь нам с уборкой? — попросил он позже Елену. — Санчос хоть и один приедет, но надо весь их семейный фарфор-хрусталь, люстру вон эту многоэтажную протереть, чтобы он жену потом успокоил насчет имущества.

— Конечно, помогу, — обнадежила его женщина.

— Вот и хорошо, — повеселел Владимир, — не сомневался, что ты меня выручишь.

И он благодарно чмокнул Елену в щечку.

IV

Катя засмотрелась на обилие деликатесов на прилавке магазина. Копченая курица, тронутая влажной поволокой источаемого сока, возлежала в окружении колбасных колечек и палочек, пряных, перченых и утыканных мелким и крупным жирком на любой вкус. Кокетливо позировали концентрическими пузырьками полукружья сыров — всех вообразимых оттенков солнца. По-военному выстроились зелено-красные баночки с икрой. Мохнатые сизые колобки-киви обступили увенчанный густым зеленым чубом ананас. Красно-желтый букет из помидоров и сладких перцев и зеркальные сельди привносили разнообразие в радужную палитру яств.

Полиэтиленовый пакет в руке Кати был заполнен доверху необходимым: картофелем, капустой, развесным фаршем и батонами хлеба. Но красочный ассортимент кулинарных изысков и часть гонорара за срочный перевод, оставшаяся после отправки родителям денежного сюрприза в размере их двойного месячного дохода, настойчиво призывали уступить соблазну. И она поддалась ему: попросила продавщицу нарезать по триста граммов сыра "Маасдам", ветчины двух сортов, красной рыбки и дать баночку оливок. Все это было с усилием втиснуто в недра ее миниатюрной на вид сумочки.

Истинным поводом устроить себе и домочадцам изысканный ужин стало одно важное для девушки событие. В минувшую субботу Роман решил съехать от мамы и поселиться с Катей в их съемной квартире, чтобы начать полноценную совместную жизнь. Переезд с чемоданчиком был назначен на эту пятницу, и его стоило отметить.

Ксюша всплеснула руками и немедленно принялась ругать Катю, когда та втащила в квартиру огромный пакет с продуктами.

— Чокнутая! Такие тяжести таскать! Себя не жалеешь, так о маленьком побеспокоилась бы!

Катя заверила ее, что все в порядке, и осведомилась, дома ли ребята. Узнав, что они пока не появлялись, расслабленно улыбнулась:

— Отлично, успеем накрыть стол до их прихода.

Девушки увлеклись готовкой и сервировкой. Вернулся Костя, заглянул к ним в кухню. При попытке стянуть с тарелки ветчину и свалить вину на Магду его с позором изгнали на улицу — гулять с собакой. Романа все не было.

Катя придирчиво оценила убранство стола. Желая поразить Романа, художественно переложила нарезку: кусочки сыра соединились в форме солнышка, из ветчины выстроились домики, утепленные по периметру оливками, полоски из красной рыбы свернулись в миниатюрные сердечки.

А на плите попыхивали котлеты и укутанная полотенцем кастрюля с картошкой.

— Лепота! — похвалил Константин, который опять крутился возле еды. — Девочки, так лопать хочется, дайте что-нибудь перехватить!

— Потерпишь, — жестко отказала Ксюша, — нечего портить конструкцию.

Но сжалилась и состряпала ему пару бутербродов из неудавшихся по красоте, но от этого не менее вкусных кусочков.

Стрелки часов перешагнули за девять часов вечера, но Роман словно пропал. Напрасно Катя раз за разом набирала номер его телефона: вместо ответа — долгие, нудные гудки. Так и не дождавшись четвертого, друзья наскоро, без аппетита, поужинали. Они терялись в догадках, что могло произойти.

— Ни для кого не секрет, что у его мамы слабое здоровье. Например, случился приступ, ее отвезли в больницу, и, конечно, Рома дежурит у больничной койки, — предположила Ксюша.

— Чего зря гадать? Ты знаешь, где он живет? Если до утра все не прояснится, рванем к нему на квартиру, расспросим соседей, — внес свою лепту в обсуждение Костя.

— Я была у них дважды, но точный адрес не помню, — сокрушалась Катя.

— Да, непросто с вами, — рассудил Костя. — Ладно, будем надеяться, он сам скоро выйдет на связь.

Катя провела бессонную ночь. В минуты одиночества воображение вкупе со склонностью к драматизму приобретали над ней власть, сопоставимую по силе с чувствами непосвященного зрителя при просмотре фильма ужасов, созданного талантливым режиссером.

Стоило ей задремать, как перед глазами начинали метаться кошмарные картинки: безумное конфетти из осколков пластика, брызг стекол и краски на асфальте; уродливо сморщенное оголенное железо — искореженный, перевернутый на крышу легковой автомобиль, на котором Роман возил шефа, кровоточил черными струйками. На трагические кадры, сотворенные собственным воображением, периодически накладывался фрагмент известного фантастического киношедевра: катящееся, пылающее огнем колесо от машины...

Едва рассвело, измученная буйством фантазии Катя вновь настойчиво прильнула к телефонному аппарату. Безуспешно — по-прежнему никто не отвечал.

Прежде поездки Кости по выходным в гараж — на техосмотр машины перед рейсом, провоцировали Ксюшу на взрыв обиды и упреков. Но сейчас она сама подгоняла его в дорогу — это был шанс разведать что-нибудь о Романе, ведь ребята работали в автопарке при одной и той же организации.

Когда Костя уехал, квартира наполнилась гнетущей тишиной. Как нарочно, на улице было пасмурно, и в комнатах плавал холодный волокнистый сумрак. Зловещая обстановка подействовала на обеих девушек: притихла и поскучнела даже неунывающая Ксюша. Она не могла подобрать слов, чтобы утешить Катерину, поскольку прониклась теми же опасениями.

Катя не находила себе места. Она несколько раз вытерла несуществующую пыль со шкафов и полок, перемыла посуду, пробовала читать журнал, но тревога ее только нарастала. Чтобы отвлечься, она взялась за собачий гребень и подозвала Магду. Долгий процесс расчесывания длинной, невероятно густой шерсти расслаблял если не ум, так скованные нервным напряжением мышцы.

Ксюша присела рядом с подругой и погладила собаку по точеной, благородных линий, голове. Магда от удовольствия запрокинула ее, кончики ушей, обычно висящие на треть длины, встали торчком. Казалось, еще немного — и она подобно кошке будет мурлыкать или заурчит. Но внезапно колли встрепенулась, окинула Катю проницательным взглядом и гарцующей походкой выбежала из комнаты.

— Из наших кто-то идет, — произнесла Ксюша. Как будто в подтверждение, тишину прорезала переливчатая трель. Катя первая бросилась к выходу, распахнула дверь.

Увидев гостя, она отшатнулась и беспомощно оглянулась на Ксюшу. Подоспевшая подруга также изменилась в лице, потому что напротив них стоял милиционер...

ГЛАВА 7

I

Незваный гость, полноватый невысокий усач, вскинул руку к фуражке и прервал затянувшуюся паузу:

— Здравствуйте. Фомин Дмитрий Ильич, участковый.

— Что... с ним? — выдохнула Катя. Синяя тень вокруг ее глаз, след бессонницы и душевных волнений, стала темней и глубже. Ксюша сложенными домиком пальцами прикрыла рот и испуганно прижалась к плечу подруги.

Милиционер переводил взгляд с одной девушки на другую, удивляясь их нервозности.

— В порядке, так сказать, профилактики правонарушений, делаю обход квартир. Знакомлюсь с проживающими. Разрешите войти? — объяснился он.

— Да, пожалуйста. Так вы не о Романе пришли говорить? — ошеломленная Катя с трудом осознавала смысл сказанного.

Милиционер вдруг обаятельно улыбнулся, на секунду превратившись в милого пухлого дядьку из породы людей, обладающих потрясающей способностью моментально располагать к себе окружающих и в любой ситуации вселять в них спокойствие и оптимизм.

— У меня к вам будет несколько вопросов, — тоном, не оставляющим сомнений в том, кто будет управлять ходом предстоящей беседы, но в то же время добродушно сказал толстячок и жестом пригласил девушек проводить его внутрь квартиры.

— Ага, собачка, — заметил он, встретившись с Магдой, которая принялась обнюхивать его ботинки и форменные брюки. — На выставки ее водите или так, для души держите?

— Она у нас недавно. Осталась без хозяина, замерзала на улице, голодала. Мы взяли ее на время, пока подберем нового владельца. Не поможете кому из местных пристроить? Все-таки породистая, обученная, — подсуетилась Ксюша и добавила: — Не бойтесь, она не кусается.

По усам участкового снова пробежала улыбка:

— Эта порода не бывает злобной. Колли всегда умные и ласковые. Чувствует, что от меня собакой пахнет, вот и ластится. Мы дочке на день рождения болонку подарили. Вот ведь шарик пушистый, ног не видно, а весь дом вверх тормашками перевернула, бестия! Так что к себе взять не могу, но поспрашиваю, кому нужна собака. Если что, дам ваши координаты.

Кашлянув, милиционер согнал благодушие с лица и предложил пройти и присесть для разговора. Девушки провели его в большую комнату. Он выставил в центр стул, снял фуражку, аккуратно положил ее на трюмо, пригладил русую, просвечивающую на темени шевелюру, и разместил на коленях свою папку.

— Начнем с формальностей. Попрошу присутствующих, как говорится, предъявить документы, — милиционер щелкнул кнопкой шариковой ручки.

Ему принесли паспорта. Он переписал данные, пробежал глазами по штампам о временной регистрации, повторно раскрыл страницы с фотографиями. Перечитал имена и взглянул на девушек, словно выстрелил:

— А где находится Коршунова Мария Александровна и кем вы ей приходитесь?

— Кто это? — одинаково прореагировали озадаченные Катя и Ксюша.

— Хозяйка квартиры, — отчеканил милиционер.

— Первый раз о ней слышим, — ответила за обеих Ксюша. — Жилье нам помогли найти друзья, они свели нас с Юрием Михайловичем, — она сморщила носик, вспоминая его фамилию, — Рожиным Юрием Михайловичем. Он сказал, что это его квартира. И все оформил, как полагается.

Толстячок молчал, едва заметно притоптывая носком ботинка. Потом весело всплеснул руками:

— А, такое бывает! Наверняка это муж хозяйки, хоть у них и разные фамилии. Я это проверю.

Он хитро улыбнулся и вкрадчиво произнес:

— Я надеюсь, вы здесь не за деньги проживаете, а по хорошему знакомству. Иначе хозяева во избежание конфликта с налоговой инспекцией должны декларировать такие доходы.

Девушки, не зная, как себя вести, чтобы никого не подставить, совсем смутились, но дружно закивали.

Участковый, наоборот, оживился и в качестве примеров проблем с недальновидными арендодателями и квартирантами привел случаи из своей практики. Плавно перешел на тему о том, в какой живописный район девушкам повезло переехать, мимоходом выяснив, что раньше они проживали недалеко отсюда.

А бывали ли они в местном парке, поинтересовался разговорчивый толстяк. Да, он чудесный, и когда получается, они стараются гулять там, обрадовались смене направления беседы девушки. Тут милиционер вновь посерьезнел и предостерег посещать парк в темное время суток, особенно в одиночестве. За последние три месяца, сообщил он, там зафиксированы два печальных происшествия: жестокие ограбления. Оба человека погибли, и один из них — бывший владелец этой квартиры.

Есть ли у таких милых девушек надежные защитники, полушутливо осведомился милиционер. И ненавязчиво получил информацию о Романе и Косте, после чего проявил искреннее участие и посоветовал обращаться напрямую к нему, чтобы начать розыск, если Рома не отыщется в течение ближайших суток. Растроганные подружки собрались напоить чаем душку-участкового. Тот с сожалением отказался:

— Надо еще с десяток квартир обойти, переговорить с жильцами, пока не разъехались. Тут дело такое — суббота! Не успеешь — разбегутся кто куда. А в будни и подавно никого не застать, все на работе. Ну, желаю здравия!

II

— Ой, и струхнула же я, когда увидала его! А на тебе вообще лица не было, — без умолка тараторила Ксюша после ухода милиционера. — Конечно, о самом худшем можно подумать! И чего ему приспичило прийти именно сегодня? Как нарочно! Слава богу, это ложная тревога! Теперь бы только Ромка нашелся. Вот мальчишки посмеются, узнав, как мы запросто, по-свойски, болтали с милиционером.

Но Катя не слушала ее. Она отрешенно, ссутулившись, примостилась на краешке стула, сведя кисти и длинные пальцы в неестественном, изломанном замке.

— А что если вчера Ромка возвращался через парк? — с болью сказала она Ксюше. — Поздно вечером, с вещами, сумками. Их могли принять за что-то ценное...

— Не придумывай, — резко оборвала ее подруга. — С какой стати ему идти через парк?

"Потому что так путь короче ", — хотела ответить Катя, знающая это по опыту, но вовремя прикусила язык.

— Ты права, Ксюша, я напрасно развожу панику, — уверенно согласилась она, поднимаясь со стула. — Надо мне развеяться, разогнать мрачные мысли. Пойду-ка я подышу свежим воздухом.

— Я с тобой, — сказала Ксюша, но Катя остановила ее:

— Нет, кто-то должен оставаться у телефона.

— Ладно. Тогда недолго там и без глупостей, — неохотно уступила Ксюша. — Заодно собаку выведи.

Катю с Магдой жадно принял в объятия волшебно яркий день, разгоревшийся непомерно, словно в отместку хмурому утру.

Близилась середина марта. "Через четыре дня будет ровно месяц, как мы переехали сюда", — подсчитала Катерина. И удивилась: "Так мало. А кажется, полгода миновало". В памяти вспыхнула лента событий и переживаний из недавнего прошлого: поспешное, сумбурное переселение в пронзительно холодных февральских сумерках, курьезная встреча с Магдой, после которой все переплелось, запуталось и закружилось с необыкновенной скоростью — Черныш, Олег и его недружелюбный отец, Ксюша с ее признанием в готовности любой ценой женить на себе Костю, обморок и шокирующее поначалу открытие, перевернувшее вверх тормашками распланированную на три года вперед жизнь, потом волнительное ожидание разговора с Романом... Еще неделю назад, когда она убедилась в его поддержке и любви, все вроде бы вернулось на круги своя, проступило ясными вдохновляющими красками надежды. А теперь — его непонятное исчезновение и неслучайный приход участкового милиционера, который поведал о мрачных тайнах парка...

Сердце опять затрепетало тревогой. Катя сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, притупляя внутреннюю дрожь и возвращаясь к реальности внешнего мира.

Вокруг весна решительно набегала на островки отступающего снега, безжалостно и бесповоротно размывая их. Она проникала через поры и трещины в почву, вдувая жизнь в ее озябшие, сморщенные крупинки, влажной дымкой перелетала с одного дерева на другое, капелью стягивала нестройные отряды марширующих прозрачных лужиц.

Безмятежность и одновременная сосредоточенность природы успокоили девушку: "В самом деле, я чересчур мнительная. Сочиняю страшилки, а потом их пугаюсь". Однако, крепко веруя в странную примету, что любую беду можно отвести, если мысленно представить ее и перепроверить, она направилась с Магдой именно в парк...

Целеустремленно рыская по аллеям, очерченным линиями диагонально высаженных, стыдливо прижимающихся друг к другу неприлично нагих кустарников и деревьев, Катя неожиданно натолкнулась на тех, кого не искала.

III

Ошалев от острых запахов, рвущихся наружу из-под скудеющего на глазах зимнего полотна, Черныш, движимый древним инстинктом, рыхлил носом бороздки в снежной кашице, раскапывал лапами ямки — нетерпеливо жаждал знакомства с чем-то необычным и наверняка съедобным...

— Ищи, ищи Магду. Где Магда? — подзадоривал его Олег.

Пес крутил ушами, озирался, высматривая бело-рыжую подружку, не найдя, вновь увлекался раскопкой тайников и разведыванием пунктиров следов.

Катя заметила их возню издалека, но не собиралась приближаться. Ее подвела Магда: повинуясь чутью, но не полагаясь на зрение, она короткими перебежками двинулась в сторону Олега и Черныша. Поняв, что обнаружена, Катя тоже вышла им навстречу.

— Я боялся, что вы сегодня не придете, — в синеве глаз мальчика выплясывали солнечные искры. Он присел на корточки, чтобы поприветствовать Магду, и Катя зажмурилась от вырвавшихся из-за его спины жгучих лучей светила, висящего по-весеннему низко.

— Вот не рассчитывала снова увидеть тебя и Черныша вместе. Хорошо, что твой папа передумал, — сказала она сквозь набежавшую слезу.

Олег замялся:

— Он не знает об этом. Ему не нужно знать.

Катя промолчала. Олег, заподозрив немой укор, воинственно спросил:

— Вы с ним заодно?

Девушка внимательно посмотрела на него:

— Твой отец сердит на тебя неспроста: видно, ты не очень послушный.

— Ха, а вы считаете, он хороший отец? — пылко, но с горечью воскликнул Олег.

— То, что он воспитывает тебя в одиночку, заслуживает, как минимум, уважения.

— Лучше бы он оставил меня одного, там, где я жил раньше. И я бы ему не мешал, и он мне, — Олег подобрал с земли прутик и раздергал его на мелкие части. — Ну ты и фрукт! — поразилась Катя. — С ума сойти!

— Почему? — недоумевал Олег. — Я умею готовить и стирать, даже немного шить. Бабушка меня всему научила. Могу прожить сам. А он помогал бы как прежде: заезжал иногда...

— В голове не укладывается, что ты говоришь, — девушка не верила своим ушам. — Вы что, какое-то время жили отдельно?

— Мы всегда были порознь: он в Москве, а я с бабушкой. И только когда ее не стало, в декабре, после похорон, я переехал к нему...

У Кати вертелась на языке тысяча вопросов, спровоцированных этой дикой для нее историей взаимоотношений родных людей, но она предпочла перевести тему разговора в другое русло.

— А где же ты жил раньше?

— В городе Алексин Тульской области, — неохотно сообщил Олег.

— Так мы почти земляки! Я родом из Тулы, — горячо сказала девушка.

Мальчик с сомнением воззрился на нее.

— Чем докажете? — азартно спросил он.

— Не очень ты вежлив. Зачем мне обманывать?

— Потому что взрослые часто врут, — с вызовом ответил Олег.

— Так же, как дети, из которых они выросли. Ты был когда-нибудь в Туле?

— Несколько раз.

— Как тебе наш Кремль? В музее самоваров бывал?

Олег кивнул:

— Ага! А еще наш класс возили в Ясную Поляну. Но мне больше всего понравился музей оружия. Там такие классные сабли, кортики, столько пистолетов, ружей старинных! Есть нож разведчика — вот это вещь! Можно колоть, резать, а потом хоп! — перевернуть, — он ковбойским жестом перекинул в руке воображаемое оружие, — и выстрелить. А враг и не прочухается, чем это его, потому что там встроен глушитель.

Вместо ассоциаций с родным городом его слова неожиданно вернули Катю к невеселым думам, побудившим идти в парк. Она непроизвольно поморщилась.

— Вы сегодня какая-то не такая, — заключил наблюдательный Олег. — Грустная очень.

— Да, неприятности. Волнуюсь за одного человека, как бы с ним чего не случилось, — призналась девушка. — Ты извини, Олег, мне пора, много дел.

— Вы завтра сюда придете?

— Не знаю. Как получится.

— А давайте я позвоню вам завтра днем, и если вы соберетесь в парк, мы с Чернышом тоже придем к этому часу.

Катя не возражала, и мальчик записал ее телефонный номер в старенький, потрепанный блокнот, хранимый во внутреннем кармашке куртки-пуховичка. Напоследок Олег решил продемонстрировать Кате новые премудрости, освоенные его подопечным.

— Черныш, алле ап! — скомандовал он. Пес послушно поднялся на задних лапах вслед за кусочком сахара, оказавшись едва ли не выше дрессировщика. — Хорошо. Теперь лежать!

Повинуясь движению руки Олега, в которой была зажата очередная порция лакомства, Черныш опустился на землю. Мальчик воспользовался еще одним кусочком сахара, заманив доверчивого пса в ошейник-цепь, и быстро застегнул на нем замок-карабин.

— Пока он будет пытаться сорвать с себя ошейник, вы уже скроетесь из виду, — пообещал Олег.

— Ты умница, — оценила его находчивость Катя. Ей предстояло завершить маршрут через парк до автобусной остановки, на которой они обычно сходили по пути с работы к дому, и тем самым снять или укрепить подозрения...

IV

Катя вернулась домой, снедаемая противоречивыми чувствами.

— Где ты ходишь? Не хватало только тебя потерять, — неласково встретила ее Ксюша.

— Есть новости? — вопросом на вопрос отозвалась Катя.

— Суббота. Из отдела кадров никого на месте нет. А в гараже ребята не в курсе, — огорчил ее Костя.

— Ясно, — помрачнела Катя и удалилась в свою комнату. Села за рабочий стол, намереваясь заняться диссертацией. Но сконцентрироваться, как и настроиться на позитивный лад, не удалось. Осознав, что набивает одну и ту же фразу несколько раз подряд, она скомкала испорченные листы бумаги и захлопнула пишущую машинку.

Костя с Ксюшей ушли в кино, и Катя осталась наедине с тишиной пустой квартиры и бесконечными, хриплыми стонами далеких телефонных проводов. Она почти отчаялась, когда сквозь хруст и шелест ей почудилось в трубке слабое "аллё".

— Маргарита Анатольевна! Боже, как я рада вас слышать! — вскричала Катя. — Рома у вас?

— Роман в командировке, — голос матери Романа был ровен и певуч.

— Как в командировке? — опешила девушка. — Он не говорил, что куда-то собирается.

— Его начальника вчера срочно вызвали в другой город, и Роман повез его на машине.

— Ах, вот как, — протянула Катя, — а я в толк не возьму, что стряслось. Мы ждали его всю ночь, опасались несчастья. Уж были готовы обратиться в милицию. У вас ведь телефон не отвечал.

— Фруша раскокала аппарат, смахнула его с трельяжа, — лениво и как-то устало объяснила мать Романа. — Пришлось сегодня новый купить.

— А я, представляете, когда сейчас набрала ваш номер, подумала, что не туда попала: на линии что-то странно застрекотало.

— Это определитель номера. Мне посоветовали взять телефон с такой функцией. Удобно: сразу понятно, кто тебе звонит.

— Действительно удобно, — машинально повторила Катя. — А на сколько дней Рома уехал?

— На неделю, а возможно, и дольше. Сказал, они останутся там до тех пор, пока руководство не решит все вопросы. Кстати, буквально перед вами, Катя, я переговорила с ним. Они только добрались до пункта назначения, разместились в гостинице.

— Такая долгая дорога! — ахнула Катя. — Ну, ничего, самое главное, с ним все в порядке. А неделя — не так уж много, время пролетит незаметно.

— Для кого как, — упрекнула потенциальная свекровь. — Лично мне и один день тяжело провести без моего дорогого мальчика.

— Да, конечно, — промямлила девушка, смутившись. — Но он ведь у нас большой мальчик, сильный и самостоятельный.

Маргарита Анатольевна молчала, и Катя, ощутив неловкость, поспешила с ней распрощаться.

— Чудеса! Где это видано, чтобы людей отправляли в командировку под выходные? — возмущалась Ксюша, когда Катя передала ей содержание беседы с матерью Романа. — И почему он не сообщил тебе? В конце концов, даже по пути, делал ведь где-то остановки — мог позвонить, зная, каково тебе в этой ситуации. Ну, пускай нарвется на меня, я ему все выскажу, что думаю. Свинтус! И что за семейка такая! Кошка полоумная телефоны сбрасывает на пол, матушка ревнивая язвит на каждом шагу — вырастила эгоиста на твою шею.

— Перестань, Ксюша. Ты не объективна, — оборвала ее Катя. — В жизни всякое случается. Просто у нас всех выдались неудачные дни — неблагоприятное стечение обстоятельств. Ромка не из прихоти уехал, мучается наверняка, но что поделаешь? Позвонит, узнаем, как все было, в подробностях.

Первый звонок за прошедшие три дня раздался следующим утром. Катя выходила из ванной, когда Ксюша поманила ее пальцем и хитро сказала:

— Тебя. Мужчина. И заметь, не Ромашка.

Заинтригованная Катя взяла из ее рук телефонную трубку:

— Олег?! Откуда... Ах, ну да... Привет. Да, пожалуй, смогу... В двенадцать. Договорились.

Ксюша открыто ухмылялась:

— Студент подготовительного отделения?

— До чего проницательно! — подыграла ей Катя.

— Да знаю я все, — мстительно выдала Ксюша, — конспираторы никудышные. Твой юный друг с ходу сдал подпольные клички ваших сообщников.

Девушки пересеклись взглядами и тотчас прыснули со смеху.

— Значит, встречаешься с сыном того грубияна. Нормальный ход... для завоевания сердца одинокого мужчины, — продолжала подшучивать Ксюша.

— Скажешь тоже! Больно надо, — фыркнула Катя.

— Тогда это он, с помощью мальчишки, подбирает к тебе ключик.

— И тут мимо, Ксюша. Я не в его вкусе. И вообще, о чем речь: мы с ним и двух минут не можем провести рядом, чтобы не поругаться. Только закоренелый мазохист способен найти в таких отношениях что-то романтическое.

— Не стану напоминать избитую поговорку...

— И правильно сделаешь, — опередила Катя. — Антипатия и ненависть — разные вещи.

По лицу Ксюши было видно, что слова подруги ее ни капельки не убедили. Она недоверчиво изогнула брови, однако не стала развивать тему дальше. Вместо этого, указывая на притаившуюся в углу между шкафом и креслом Магду, подружка наябедничала:

— Слушай, отодвигала сегодня кресло, оттуда выпала какая-то гадость. Я хочу выбросить, а твоя ужасная собака сцапала ее и не отдает. Попробуй ты — она больше тебе доверяет, чем нам.

Катя заглянула за шкаф. Магда, бдительно следя за ней, приподняла морду. Меж собачьих лап лежал растерзанный, чудом сохраняющий форму желтый резиновый мячик. Стоило Кате протянуть руку, как Магда зажала его зубами и утробно заворчала.

Словно предчувствуя уготованную мячику участь, Магда не разлучалась с ним ни на минуту. На прогулку она отправилась, удерживая его в пасти.

— Оно и к лучшему. Наиграется, он ей надоест. Там и выкину в мусорку, — размышляла Катя, дожидаясь, пока Магда вынесет дурацкую поноску из квартиры, и решила подыскать ей в магазине похожую игрушку — взамен измочаленного оригинала.

На звук хлопнувшей двери из соседней угловой квартиры высунулась старушка.

— Здрасте, Марья Семеновна, — привычно улыбнулась ей Катя.

Старушка не ответила. Злобно посмотрев на Катю, она юркнула назад и брякнула изнутри цепочкой. Это было странно и не вязалось с обычным поведением любезной, добросердечной и общительной женщины.

— Может, не узнала, — не обиделась Катя, поскольку и раньше замечала, что старушка слаба на ухо и подслеповата.

Но сейчас девушка ошибалась...

ГЛАВА 8

I

Дерзкий враг ускользал из-под самого носа Черныша. Пес неистово вертелся, тянулся вслед за нахальной добычей, но та непременно оказывалась более ловкой и резвой.

Иногда он решал перехитрить ее: застывал на месте, будто потеряв к погоне всякий интерес, отворачивался. Коварный противник останавливался, трепеща, но не терял бдительности. Сколько бы Черныш не бросался в надежде застать его врасплох, своенравный диковинный зверь отскакивал, недосягаемый и неуязвимый.

Наконец, Черныша утомила забава. Он сел и, высунув язык, наблюдал за тем, как добыча мечется туда-сюда меж его широко расставленных лап. В собачьей голове зрел план мести.

Следующее движение пса было тщательно рассчитано и выверено: он с размаху плюхнулся передними лапами точно на бестию-противника и с наслаждением куснул его. Густая шерсть уберегла горе-охотника от серьезных повреждений — ведь все это время он боролся с собственным хвостом...

Катя, свидетельница уморительной сценки, покатывалась со смеху.

— Олег, ты его этому научил? Вот шут гороховый!

— И, правда, чудик! Честное слово, он сам придумал так делать, — отнекивался хохочущий Олег.

— Судя по тому, как он в один прием прикончил мячик, — Катя мыском сапога поддела остатки желтой игрушки — кучку продырявленных лоскутков резины, — твой друг запросто мог сейчас укоротить себе хвост.

— Да уж, хватка и зубы у него будь здоров!

Черныш, пристыженный фиаско с охотничьим трофеем и звонким хихиканьем Олега и Кати, смотрел на них исподлобья. На шее у него висел темно-красный ошейник, но, казалось, его это не беспокоило.

— Теперь он не выглядит бездомным, и на него не станут устраивать облавы, как на других бродячих собак, — паренек был доволен. — Я понял, отчего ему не нравился прежний ошейник — его пугало, как гремит железо. А этот я сшил ему из лямок своего первого школьного ранца, он получился легким и свободным.

Катя в очередной раз про себя восхитилась находчивостью и хозяйственностью мальчика, он все больше напоминал ей деловитого и обстоятельного некрасовского мужичка c ноготок.

— Вчера рукодельничал? Отец не удивился, что это ты мастеришь?

— Там делов-то на полчаса! Он ничего и не заметил.

— Вы так и не помирились?

— Бесполезно — его не переубедишь. Он ведь боится собак, — откровенничал Олег, — хотя и держит это в тайне. Бабушка рассказывала, что в детстве его напугала одна дворняжка. С тех пор он их всех не переносит на дух и обходит за версту.

В голосе Олега слышалось презрение. Оберегая впечатлительного мальчика, бабушка умолчала о кровавых подробностях того случая: о том, что взбесившаяся собака порвала вены на запястье Владимира, о том, как его отцу пришлось задушить обезумевшее животное на глазах сына, чтобы спасти от смертельной опасности. Не зная этого, Олег считал поведение взрослого Владимира обыкновенной трусостью.

— И все-таки нехорошо, что ты обманываешь, — Катю покоробили жестокие, холодные нотки в интонации мальчика. — Рано или поздно он узнает. А если ты столкнешься с ним здесь сегодня?

— Нет, ему сейчас не до меня, — уверенно заявил Олег. — Домашние дела: второй день генеральной уборкой занимается.

— А ты что же, филонишь?

— В моей комнате полный порядок, — отчитался Олег, — а помощница у него есть. Меня, наоборот, отправили гулять, чтобы не крутился под ногами.

По тому, как тихо мальчик произнес последние слова и сердито надулся, девушка догадалась, что за бравадой он прячет обиду.

— Не переживай. Все у вас со временем наладится, — сочувствуя ему, сказала Катя.

— Вряд ли, — подросток нахохлился сильнее. — Разве можно ждать чего-нибудь хорошего, если у тебя скоро появится мачеха?

II

Олег тревожился не без причины. Елена Николаевна, знакомая Владимира, зачастила к ним в гости, а в эти выходные и вовсе принялась хозяйничать по дому. И хотя ни разу в присутствии мальчика она не повысила голоса, а держалась ласково и ровно, даже когда он специально ее провоцировал, Олег, подозревая неестественность в таком поведении, убедил себя, что, поселившись у них, она быстро превратится в злую и придирчивую мачеху.

Спроси Олег отца о планах напрямик, он волновался бы меньше: старший Дремлев был далек от намерений о женитьбе. Благополучно разрешив, как он считал, проблемы с сыном, упрочив в семье немногословный мир, ощущал удовлетворение от личной жизни и пока не желал в ней серьезных перемен. Но поскольку они больше не обсуждали эту тему, каждый представлял будущее по-своему. Существовала и третья точка зрения, женская. Однако напрасный труд — предсказывать судьбы людей по их стремлениям...

Владимир приподнялся на постели, чтобы затушить сигарету в стоящей на полу пепельнице. Голова и рука Елены, обнимающей его обнаженный торс, соскользнули к кромке одеяла, накинутого поверх бедер Дремлева.

— Как хорошо, — со стоном сказала она. — Давай снова, а?

— Предлагаешь вторично пройтись по комнате с пылесосом? — полным невинности голосом вопросил Владимир.

Елена мило хрюкнула в складках ткани, сбившейся у него на животе, потом выглянула с выражением девчонки-проказницы, готовящей новую выходку:

— Кое-что гораздо интереснее.

Владимир сделал вид, что задумался. Но по мере того, как Елена тормошила его под одеялом, он оставил иронию и перехватил инициативу...

— Побудь со мной еще. Олежка раньше двух не появится, — спустя четверть часа он все не отпускал Елену.

— Скажи, и я останусь насовсем, — она легко подвинулась на краешек кровати, пальцами ног нашла тапки, и только движения спины, особенно выступившие лопатки, выдавали, что она ждет ответа Владимира.

— Ленка, — устало промычал он, обхватив ее плечи, — ну что ты опять? Связать судьбу с бедным, неустроенным инженером, еще и отцом-одиночкой? Это не модно. Да и твой дядюшка-генерал не одобрит такой неравный брак.

— Как будто меня заботит его мнение! К тому же, если бы ты только захотел... Нам на фирму требуется технарь. Директор с радостью тебя примет. И за год-два, ни в чем себе не отказывая, заработаешь на квартиру, которую ждешь столько лет от своего НИИ. Почему ты на меня так смотришь?

— Бодяжить польские коньяк и спирт, а после под липовыми ярлыками "Наполеон" и "Ройал" толкать их периферии? Не собираюсь иметь дело с мошенниками.

— Может, тебе подберут что-то другое, по специальности. Наши ведут инвестиционные проекты по энергетике. Приходи, переговори с начальством.

Владимир потянулся за новой сигаретой.

— В конце концов, честно у нас в стране живут только дураки и нищие. Остальные или махнули на принципы рукой, или за границу подались, как твой приятель. Да ты сам разве не жульничаешь? Делаешь дипломы и чертежи за студентов? Какие инженеры из этих бездарей получатся?

— Это их выбор. С моей стороны — никаких подделок. И хватит об одном и том же, — Владимир пыхнул дымом. — Я поступаю так, как считаю нужным. Занимаюсь тем, чему учился.

— Не злись,— мягко сказала Елена и провела подушечками пальцев по его щетинистым щекам и подбородку. — Колючий. Я хочу как лучше.

— Ты не жалей меня, — жестко ответил Дремлев. — Я жадный. Говорил ведь: даст мне наше ведомство жилье, тогда и сбегу из конторы, куда повыгоднее. Ремонт сделаю, а там и о машине начну подумывать. Если с деньгами станет совсем туго — квартиру в Алексине сдам или продам. Много за нее, конечно, не возьмешь — ну хоть что-то. Короче, перекручусь как-нибудь это время...

— Все продумал? — без улыбки спросила Елена. — А меня в свои планы включить забыл?

Черные глаза испытующе сверлили ее.

— Санчос обратно уедет — перебирайся ко мне. Попробуем жить одной семьей. Поладим втроем, не разбежимся за год — будущим летом поженимся.

III

Сашка Брусков, в просторечии — Санчос, тучный богатырь в массивных очках, придающих его крупному простодушному лицу выражение учености, долго тряс широкими ручищами ладонь Владимира, по-медвежьи сжимал его в объятьях и энергично хлопал по спине.

— Ну, ты и могуч стал, брат! Разнесло на американских харчах! — пооткровенничал Владимир, приглашая приятеля отметить встречу, довольный, что тот позаботился о закуске и выложил на стол заокеанские припасы.

— Рассказывай, как оно там? — Дремлев разливал по стопкам заготовленную по случаю водку.

— Даже боюсь сглазить, Володька! Мы... я тебе так благодарен за ту рекомендацию! Светка говорит, думала, только в сказках бывает, чтобы уступали такой шанс, подарок судьбы!

— Брось! Я все одно завалил бы собеседование, срезался на тестах с моим английским на "три пишем, два в уме"!

— Язык можно и на месте доучить, — возразил Санчос и вдруг, толкнув Владимира в плечо, начал убеждать переехать в Штаты, стать ему напарником. — Холостой, родственников нет! Сына в охапку — и вперед! С шефом я договорился.

— Еще один агитатор... — процедил Дремлев. — Не мое это, Сашка. Не мое. Чужой язык — чужая жизнь. Приторные улыбки и по телевизору надоели. Да и не выпустят меня теперь: на "секретку" перевели.

Санчос, помолчав, выпил, потом тихо спросил:

— Что нового в институте?

— Тоска, — Владимир махнул очередную рюмку, зажег сигарету. — Кроме ребят из второго отдела, Мишки и меня — сплошной пенсионарий. Гроши — и те с горем пополам платят. Так что ты вовремя сбежал. Новых заказов нет, старые контракты заморожены. Думаю, прикроют скоро нашу контору. Хоть бы квартиру успеть получить.

"А ведь я в ловушке!" — екнуло у него сердце. Спохватившись, что начнет брюзжать подобно старушкам возле подъезда, он переключил внимание Санчоса на излюбленную им тему:

— А ты почему один прилетел? Сэкономил на билетах для семейства? Или решил отдохнуть и от них?

— Как назло, Витька, старший мой, на той неделе ногу подвернул, растянул сухожилие. Чтобы никому обидно не было, Светка решила обоих дома оставить. Слушай, я тебе сейчас наши фотки покажу! Это мы в Диснейлэнде, А здесь — возле коттеджа, в саду.

Владимир, удерживая рвущиеся с языка ехидные остроты, рассматривал семейную чету в костюмах Микки Мауса и его мультипликационных друзей. Взял другую карточку, где Санчос сидел по-турецки на траве, а из подмышек у него высовывались двое улыбающихся до ушей мальчишек-дошкольников.

Владимира словно ущипнули изнутри. Он не мог отвести глаз от фотоснимка вопреки нарастающему отвращению и наконец нахлынувшей, гигантской зависти. К запечатленным на заднем плане особняку, большому семейному автомобилю, сказочно ровному зеленому газону. Но главное — к радости, искрящейся в глазах Санчоса и его сыновей, к духу беззаботного счастья и любви, которые впитало в себя изображение...

Владимир вернул фотографии Брускову, стряхнул пепел с сигареты, не слушая восторженной болтовни о жене, детях, путешествиях, думая о лишь том, что в его альбоме нет похожего снимка...

"Что, если... и не успею?" — впервые в жизни испугался он этой мысли.

Санчос уловил холодность друга, но истолковал по-своему: зазвал его в комнату распаковывать подарки. Вручил блоки "Мальборо", жвачки, две футболки и спортивных кепки с надписями "USA" и "California".

— Вам с Олегом на жару, Светка подбирала, — пояснил он. — А тут для твоей коллекции, — Санчос вытащил на свет коробку с пестрым строем жестяных банок. — Старался не повторяться, хоть это не так просто.

Владимир благодарил его, испытывая смешанные чувства. Оскорбленное самолюбие искало возможности для реванша. И нашло.

Олега, который вернулся с тренировки, Дремлев представил Санчосу как отличника и подающего надежды боксера. Намеренно преувеличивая, рассказал об успехах сына в учебе и спорте и погладил по голове.

Лицемерие Владимира обидело Олега. Он научился прощать ему отсутствие любви, но лживая ее демонстрация, притворная ласка и незаслуженная похвала ранили больнее. Крепко сжатые зубы не разрешили навернуться слезам.

— Олег, ты не в курсе, куда у нас сахар девается? — громыхая в кухне посудой и чайником, крикнул Владимир. — Позавчера только полную вазочку насыпал, и где?

IV

"Это неправда! Неправда! Дурной сон! Не может быть!" — стучало у Катерины в висках. Ее мир перевернулся. В секунды. Стал чужим и чудовищным. Рассыпался на картинки из прошлого без будущего.

... Неделя промчалась вереницей будней и ворохом домашних дел — вестей о Романе все не было. В один из вечеров Костя заявился домой непривычно поздно. Расшумелся у входа, трезвоня и колотя в дверь. Когда впустили, обмяк, грузно сполз на пол.

— Вставай! — будила его Ксюша, тряся за воротник. — Пьянь!

— Я не пьян! — гаркнул парень.

Девушки вздрогнули, и даже у снующей поблизости Магды дернулось ухо. Костя, раскачиваясь, поднялся.

— Выпил, не отрицаю, — выговорил с расстановкой. — Есть повод: такой парень пропадает! Эх, Ромка, Ромка!

— Пьяный дурень! — цыкнула Ксюша. — Ромку к чему приплел?

— А-а, вам не понять! — Костя презрительно рубанул рукой в воздухе, тихо чему-то возмущаясь.

Видя его состояние, Ксюша решила разборки отложить. Зато на следующий день после обеда заехала к Кате в институт.

— Раньше он себе такого не позволял. Налакался до невменяемости, — сердилась Ксюша. — Прикинь, болтал во сне: всю ночь трепался на кресле, куда его выселила. Я сначала перепугалась, не свихнулся ли. Реально, крыша у них поехала по весне, коты мартовские! И он, и Ромка. Ты, кстати, звякни еще раз к нему на службу, выясни, что происходит.

— Час назад звонила. Надоела уже всем. Никто ничего не знает.

— А давай я попробую!

— Зачем?

— Вдруг повезет.

— Ну попробуй, — не найдя подвоха в чудачестве подруги, согласилась Катя.

Ксюша подсела к телефону, прикрыв трубку носовым платком, набрала под диктовку номер.

— Будьте добры Романа, — она изменила тембр и интонацию.

— Кто его спрашивает? — раздался знакомый Кате вопрос.

— Это его мама. Он забыл сегодня утром одну вещь. Хочу успокоить его: она дома. Пусть не ищет, не переживает.

— Ром, подойди! Да мама твоя, мама! Кончал бы ты со своими прятками — тоже мне, шпион, блин!

Ошеломленная Катя выхватила из рук Ксюши вопящую трубку, услышала:

— Да, мамуль!

— Привет, — произнесла она упавшим голосом.

Поняла, что шок испытал и Роман.

— К-катя? Надо же... Только о тебе подумал — и ты звонишь. А я вот... вернулся... из командировки. Собирался сюрприз устроить.

— Сюрприз не получился... А с командировкой ты отлично придумал. Надеюсь, я вдоволь повеселила твоих коллег и маму?

— Зай, я объясню. Просто мне неоткуда было звонить, все время в разъездах: то, сё, третье, десятое... Буквально пару часов как до Москвы добрался и вырубился, провалился в сон. Я бы вечером по— любому сам с тобой связался.

— Не ври, — болезненно зажмурилась Катя, — это невыносимо...

Секунды, разрушившие жизнь...

Дрогнув цепью жирных трещин, обвалилась стена, спасительная опора из всего, во что Катя верила. Погасло что-то внутри.

Она аккуратно опустила трубку на рычаг, глядя прямо перед собой.

Ксюша вскочила со стула. Она и представить не могла, что ее подозрения, навеянные ночным бредом Кости, настолько оправдаются. Ксюша испугалась, только теперь сознавая, каким ударом это разоблачение стало для подруги.

Она заметалась возле Кати, твердя, в панике и отчаянии от ее неподвижности и безмолвия, что все они — козлы и не стоят наших слез...

А Катя словно окаменела: она перенеслась на шестнадцать лет назад, в центр большой комнаты, где самые дорогие для нее люди, не замечая ее, орали друг на друга, упрекая, обвиняя. Та девочка в глубине души снова, сжавшись в комочек от ужаса и непонимания, — ведь так нельзя поступать с теми, кто тебя любит! — плакала: беззвучно, но безудержно. И как тогда, мир закрылся от нее пустотой...

V

Катя не поддалась уговорам Ксюши отпроситься с работы — обсуждать случившееся, как и оказаться наедине со своими мыслями, было сверх ее сил. А институтская суета отвлекала, отодвигая необходимость решать, как жить дальше. "Ребенок!" — единственное, что, не переставая, царапало по горлу.

Кое-как, не отрывая покрасневших глаз от записей, она дочитала лекции, на семинарах заняла студентов задачами из учебника.

— Колодин, вы задерживаете меня, — торопила она после занятий замешкавшегося студента.

Тот неспешно щелкнул застежками "дипломата", подошел к ее столу.

— Мне нужен ваш совет. Какие пособия стоит изучить дополнительно, сверх учебной программы?

— Для сдачи экзамена вполне хватит лекций и учебника, — она практически подтолкнула студента к выходу из аудитории.

— А для более глубокого освоения материала? На какую литературу обратить внимание?

Катя пристально, с недоумением уставилась на него:

— Не замечала за вами большого интереса к моему предмету.

— Ну, почему? Я всегда внимательно слушаю ваши лекции, готовлюсь к семинарам. Вообще, считаю экономический анализ самым нужным предметом — наиболее востребованным на практике.

— Хм-м... Если так, обещаю: к следующему разу подберу вам список достойных книг. А сейчас проходите и дайте закрыть дверь. После девяти транспорт ходит очень редко. Если пропущу автобус, надолго застряну на остановке.

— Могу вас подвезти. Я на машине.

— Незачем — тут недалеко.

— Тем более, мне это будет совсем не трудно.

Катя мгновение сомневалась, затем уступила. Студент казался открытым, искренним в желании помочь, и кошки, скребущие у нее на душе, присмирели, потянулись навстречу доброму, ни к чему не обязывающему жесту.

Она села в машину. По пути студент рассказывал, как ему, начальнику, необходимы в работе знания по ее предмету, расспрашивал о диссертации. Катя отвечала.

— А та девушка-блондинка, что заходила к нам как-то на семинар, еще сегодня на кафедре с вами была, — она тоже в аспирантуре учится?

— Ксюша? Нет. Но мы вместе заканчивали экономический факультет.

— Симпатичная у вас подруга. Дайте номерок телефона — познакомиться поближе.

Катя, не разгадав, шутит он или серьезен, покосилась на его правую руку.

— Колодин... вы разве не женаты?

— Ошибка юности... Мы давно — чужие люди. Не разводимся только из-за дочки и общей квартиры.

В возникшей паузе из автомагнитолы надрывно выплескивался куплет популярной песенки:

Ты останешься одна среди берез,

Ты прольешь еще немало горьких слез,

Он тебя не пожалеет, не простит,

Твое сердце разобьется о гранит.*

"Как все гадко", — Кате захотелось спрятаться, укрыться от происходящего под одеялом, подушкой...

— Остановите, я выйду здесь, — сказала она.

— Мы же не доехали.

— Неважно.

— Подождите! Осуждаете меня? Но каждый имеет право на счастье. И кто безгрешен? Пускай ваша подруга сама сделает выбор. Не хотите давать номер, так передайте ей мой. Пожалуйста! Скажите, что она мне очень понравилась. Вдруг это судьба, и если она позвонит, в мире может стать на двух счастливых людей больше!

Катя почти на ходу выскочила из машины. Влетела домой.

За стенкой громко ссорились Ксюша с Костей.

Катя заперлась в ванной, отвернула до конца вентили кранов, заглушая голоса домочадцев.

Гудело в голове, била дрожь. А живот стянуло болью. Болью, которая пришла к ней с опозданием на три с лишним недели...

ГЛАВА 9

I

Тот день не задался для Олега с самого утра. Накануне они проводили Санчоса, а за завтраком отец сообщил, что к ним переедет Елена Николаевна, после чего придвинул к мальчику плитку шоколада.

— Налегай — от него не только для мышц, но и для мозгов польза.

Отламывая темную дольку, Олег подумал, что удачно свалил пропажу сахара на спортивную диету по совету тренера, но впредь Черныша придется ограничить в лакомстве.

— Надеюсь, родительское собрание сегодня пройдет без сюрпризов? — для порядка спросил Владимир, хотя еще вчера, подписывая дневник, убедился, что с успеваемостью сына все в порядке. — Слушай уговор: закончишь год без троек, получишь подарок. Чем больше пятерок, тем он будет дороже. Ты чего хочешь?

Олег отставил кружку с чаем и выпалил заветное желание:

— Собаку!

— Исключено! — отрезал Владимир, предложив то, что манило самого: скейтборд или видео-приставку для игр. Разочарованный Олег буркнул, что тогда ему ничего не нужно.

— Если выбьешься в круглого отличника, — смягчился Владимир, уверенный, что условие невыполнимо, — согласен завести кошку. У меня, кстати, в детстве сиамский кот был. Злой как черт. Гадил, зараза, в мои ботинки. Бывало, дразнишь его, дергаешь за уши, хвост — он шипит, бесится, когтистой лапой все вокруг рассекает... Так я скорость реакции на нем отрабатывал, учился уклоняться от ударов.

Когда Олег отверг и эту идею, Владимир нахмурился и злобно пробурчал, что у сына есть время передумать.

За досадным разговором последовала новая неприятность. Олег выворачивал карманы пуховика, чтобы переложить их содержимое в другую куртку, и уронил записную книжку, с которой не расставался с тех пор, как переехал к отцу. Старенький переплет развалился, рассыпав странички. Олег бережно собрал их, но оставил дома, чтобы вечером подклеить.

В школе, на скучной географии, он рисовал. По полям тетради летели самолеты, катились танки, в лесу, в засаде, сидели пограничник с черной собакой... Учительница, застукав, пристыдила и отправила к доске. А что отвечать? Он ничего не выучил, потому что даже название темы наводило зевоту. Олег сел за парту с тройкой с жирным минусом, крайне недовольный, что так не повезло именно в день родительского собрания

К последнему уроку, однако, напасти позабылись, и на улицу Олег вышел в прекрасном настроении. Как всегда, захватил вкусненькое для Черныша, зная, что тот наверняка караулит его у служебного входа.

Но обычное место их встречи пустовало. Олег шагнул вперед, думая, что Черныш забежал за угол здания, и тотчас отпрянул.

На него двинулись, окружая, давние враги — восемь старшеклассников во главе с коренастым кривоносым типом.

— А вот и мы. Не ждал? Зря защитника своего ищешь. Кинул он тебя за кусок колбасы. Правда, бестолковый, не разобрался, что там крысиный яд, а потому помер.

— Брешешь! Не могли вы...

— Брехал кобель твой — пока не издох. Вон, в кустах валяется. Держи на память! — в ноги Олегу швырнули красный ошейник.

— Твари... — голос Олега задрожал. Но горе тут же затмила ярость, жажда мстить.

Неуловимо правой рукой точно в лицо, левой в бок ближайшего врага. Дальше не разбирал: выстреливал кулаками, попадая и не забывая увернуться от нерасторопных и предсказуемых движений противников. Их строй, с всхлипами и стонами, разомкнулся и отступил. Тогда Олег рванул к первому попавшемуся дереву, с утроенной ненавистью силой обломил огромную толстую ветку и вновь пошел в атаку.

— Ну его на фиг, психопата! И впрямь зашибет, — неприятели, прячась за спины друг друга, отходили назад.

Олег откинул дубину и бросился к лежащему на земле Чернышу.

— Черныш, черненький, дорогой, — сквозь слезы шептал Олег, — вставай! Очнись! Не умирай, пожалуйста!

Он приник к груди пса в надежде услышать биение сердца и дыхание, пытался поднять Черныша, но не сумел. И вдруг помчался в сторону дороги, вылетел на проезжую часть наперерез машинам...

II

Ближе к школе Владимир заволновался. Он впервые шел на родительское собрание к сыну и внезапно споткнулся о странную мысль: обсуждение поведения и отметок детей — не что иное, как публичная оценка учителями успехов родителей в воспитании. Владимиру стало неуютно от перспективы очутиться на экзамене по предмету, которому он уделил не больше полугода из двенадцати лет жизни Олега.

Владимир замедлил шаг, словно рассматривая здание школы. Слабый свет фонарей не спрятал ее возраста и бедности: облупленная краска на стенах, окна, в которые вместо выбитых стекол вставлена фанера. Внутри — свисающие с потолка хлопья штукатурки, отколотая плитка и изрезанный линолеум. "Разруха, как и в нашем ведомстве", — заключил Владимир, неохотно отворяя дверь в кабинет с табличкой "6Б".

В глазах у него зарябило: в классе сидели одни женщины — размалеванные и расфуфыренные в яркие, кричащие цвета мамаши. Басисто кашлянув, чтобы скрыть растерянность, он забился на последний ряд. Вскоре в кабинет вплыла классная руководительница, такая же "ослепительная" дама, за ней — мамаша с парнишкой. Того явно привели против воли — в знак протеста он отвернулся ото всех лицом к доске.

— У нас случилось чепе. Отец Дремлева здесь? — отрывисто начала классная руководительница. — Днем ваш Олег избил двух учеников. Один в больнице с подозрением на сотрясение мозга. Другой — вот, полюбуйтесь.

Упирающегося мальчишку предъявили родителям, и все увидели его раздувшуюся, заплывшую физиономию с багровой припухлостью под левым глазом.

— Не вижу ничего смешного, — осудила учительница ухмылку на лице Владимира. — Лучше думайте, как уговорить родителей второго мальчика не заявлять в милицию!

— Бред, — усмехнулся Владимир. — Пускай заявляют, если заняться нечем. Пустое это — в ребячьи дела лезть. Они отношения выяснили — и забыли. От синяков уж следа не останется, а ваши родители все будут воздух сотрясать.

Класс взорвался десятком возмущенных голосов: "Безобразие!", "Он еще и хамит!", "Неудивительно, в кого такой сынок вырос!"

Владимир напрягся, раздражаясь и осознавая, что в склоке не выиграет. Классная руководительница утихомирила мамаш и снова обратилась к нему:

— Да, мальчишки иногда дерутся. Но здесь другое. Свидетели рассказали, что ребята сделали Олегу замечание: не приваживать на школьную территорию собаку — не пугать первоклашек. А он в ответ кулаками... Зная, что заведомо сильнее, раз занимается борьбой. Вот что ужасно! Проучился у нас без малого четверть, а друзей не завел, держится особняком. Замкнутость в сочетании с уверенностью, что все можно решить силой, очень опасны в его возрасте, прямой путь в дурную компанию. И это — ваше упущение.

Владимир стушевался, сгорбился за партой, краснея от гнева и унижения. Учительница, переведя дух, продолжила:

— Вообще, я считаю, вы излишнее внимание уделяете его физическому развитию в ущерб остальному. Эти тренировки плохо влияют на учебу: он постоянно отпрашивается с уроков, письменные задания выполняет не дома, а на переменках и даже во время занятий. Стал невнимателен, рассеян. Вам надо пересмотреть его распорядок дня, наверное, уменьшить спортивные нагрузки.

Обида и злость кипятком разливались в душе Владимира, когда он выходил из школы. Немедленно разобраться с негодяем, решил он и поехал в спортивную секцию — забрать сына с тренировки.

— А его не было сегодня, — огорошил тренер. — Черт знает что! То опаздывает, то совсем не приходит. Никуда не годится! Я понимаю, дополнительные уроки по английскому, еще там чему. Но определяйтесь, что важнее. Иначе в спорте нельзя. Данные у него неплохие, характер есть, но с такой дисциплиной...

Взбешенный Владимир примчался домой, но и там не нашел Олега. Не было его и на улице. Горячность гнала кровь и ноги Дремлева-старшего: он обежал соседние дворы, метнулся к шоссе, не снижая темпа, прорезал наискосок черноту спящего парка — всматриваясь в редкие сизые фигуры прохожих. Возвращаясь, спугнул у гаражей балующихся сигаретами подростков. У подъезда постоял, отдышался. Рваные облачка пара взмыли от него к затянутой дымкой полной луне.

Владимир поднялся в пустую квартиру. Стрелки часов толкались у цифры восемь. "Не идет, — догадался он, — боится трёпки за свои "подвиги". Заврался, паршивец, — стыдно на глаза показаться, отсиживается где-то".

Взгляд наткнулся на записную книжку сына. "Наверняка у кого-то из приятелей чаи гоняет, — осенило Дремлева. — Заодно разберусь, с кем водится".

III

Грубо схваченный блокнот-калека растрепался, вынырнул из рук, раскидал, перемешал странички. На гладь стола выпорхнули два фотопортрета, меньше спичечного коробка. Один — матери Владимира, второй ... он не сразу понял, отчего ему знакома девочка с бантиками в волосах, задорно торчащих хвостиками, в старомодной школьной форме. Она смотрела на фотографа серьезно и одновременно наивно, светло, из-под длинных ресниц, чуть зажимая упрямо вытягивающийся в улыбку небольшой ротик. Точно такое выражение проскальзывало теперь по лицу Олега, ее сына.

Владимир прежде не видел детские фотографии Дины, не знал, что они есть у Олега. Женщина и девочка с карточек глядели на него как живые — и что-то неведомое перекрыло дыхание, надавило на веки. Злость улетучилась, зато ударило обухом, заставило до боли, чтобы превозмочь жгучую обиду, щелкнуть костяшками пальцев: сыну он — чужой, тот ненавидит его. За что?

В ворохе бумажек на столе — сплошь алексинские номера. "Опять туда сорвался?" — содрогнулся Владимир. Проверил ключи в шкафу: лежат!

Снова к записной книжке, разбирал по листику. Взял последний и остолбенел: над рисунком длинномордой собаки выведено "Катя" и местный номер телефона. "Так вот из-за кого всё наперекосяк!" — прозрел Владимир.

Сдернул трубку с аппарата, чуть не выломал кнопки. Ответил мужчина, долго подзывал Катерину. Владимир выплеснул на нее все, что накипело.

— Это отец Олега. Он часом не у вас? ... Почему?!! Потому что вы запудрили мальчишке мозги собаками! Потому что он болтается неизвестно где! ... Нет его! Ни в парке, ни во дворе! ... Я не так на вас орать буду! ... Нечего мне морали читать! Своего сначала заведите!

Связь оборвалась, но стоило Дремлеву хлопнуть трубкой о рычажки аппарата, как тот задребезжал вызовом.

— Что еще? — рявкнул Владимир, думая о Катерине. Вслушавшись, изменился в лице и голосе: — Да, конечно. Где это? Знаю. Буду через пять минут!

Когда Владимир переступил порог клиники, рабочий день ветеринара уже закончился. Старичок-врач сердито глянул из-под очков:

— Наконец-то! Выметайтесь со своим сыночком и псом куда подальше. Вот уж не делай добра — не получишь зла. Объяснял: не кладут у нас животных в стационар. А он заладил — не выгоняйте Черныша, я сам за ним ухаживать стану, лечение отработаю. И телефон домашний, как партизан, не давал, пока я не пригрозил за шкирку его отсюда вышвырнуть.

— Марш домой! — приказал Владимир Олегу.

Мальчик вцепился в бортик операционного стола, на котором вытянулся обессиленный, но спасенный пес.

— Без Черныша не пойду!

— Считаю до трех, потом выведу за ухо! — рассвирепел Владимир.

Олег потер уши, и так изрядно накрученные водителем машины, под колеса которой он бросился с просьбой доставить Черныша в ветлечебницу, опустил плечи, сник:

— Он очень болен... Возьмем его к себе хотя бы на ночь, чтобы он встал на ноги! Пожалуйста!

— Ра-аз!

— Два упрямца на мою голову! — воскликнул доктор. — Папаша, я этого бродягу вытащил с того света: душа в нем теплится, но нужен уход. Будьте человеком, пожалейте псину и уважьте мой труд. А этому стервецу, — он указал на Олега, — всыпьте дома хорошенько, чтобы не своевольничал.

В глазах сына Владимир читал мольбу, надежду, слезы... И страх... Привиделись женщина и девочка с фотографий из блокнота. "Ты у него один. Не оттолкни..." — почудился их завет.

— Намордник наденете? — хмуро спросил Владимир, не веря, будто пес настолько слаб, что не сможет укусить.

Он нес Черныша на руках. Полкилометра. Молча. Замирая всякий раз, едва тот шевелился. Дома рухнул в кресло, разбитый, опустошенный. После того, как спазм отпустил мышцы, встал, посмотрел, как Олег хлопочет возле Черныша: гладит, подвигает ближе к морде блюдце с молоком.

— Идем, поговорим.

Сели напротив друг друга.

— И как дальше жить будем? — лицо Владимира посерело и заострилось. — Что же ты — как не родной... Все наперекор, втихаря. Собака тебе дороже отца.

Сын побледнел. Он готовился к вспышке, упрекам, обещанной взбучке, но тихие и горькие слова поймали его врасплох.

— Мне было плохо... А Черныш — он друг, — над скулами Олега нависли слезы. Детская искренность резанула Владимира.

"Чем тебе плохо со мной?" — хотел спросить отец. "Ты бы тоже мог подружиться с ним", — хотел продолжить Олег. Но оба не решились...

— А лихо ты одноклассника разукрасил, — помолчав, сказал Владимир. — За отраву?

Сын кивнул. Дремлев вынул из кармана пачку сигарет, поднялся:

— Ладно, утро вечера мудренее. Перекуси что-нибудь и спать.

IV

Когда Костя выдал тайну предательства Романа, Катя булькнула истеричным смешком. Маргарита Анатольевна! Прознав, что Роман с Катей ждут ребенка и вскоре поженятся, она произнесла "только через мой труп" и лишилась чувств, а придя в себя, взяла с сына клятву расстаться с девушкой.

Катя болела. Сначала был жар: ее лихорадили воспоминания, жалость к себе, попытки понять и оправдать любимого, вера в чудо... Мать Романа раскается, и все можно вернуть. В бессоннице мерещились шаги, украдкой она проверяла, работает ли телефон.

Потом свалила апатия — душа исчерпала силы в борьбе с рассудком, твердящим свое: Роман не приходит и не звонит потому, что не хочет. Он сделал выбор, легко отказался от нее, от самого дорогого, что она могла бы ему подарить, и не имея смелости признаться, унизил жестоким розыгрышем...

Потухшая, она слушала и не слышала врача: "так бывает, нарушение цикла как реакция организма на переутомление, нервы и отравление, попейте валериану, отдыхайте, чаще гуляйте на свежем воздухе, а там, глядишь, и, явитесь с "пополнением".

Ксюша по-своему старалась расшевелить Катю. Нарочито шумная, ворчала на соседей, по ее мнению, излишне любопытных ("только за порог — они тут как тут, носы высунут и подслушивают"), на Магду, что чесала ухо о торец стены, где отклеивались обои, на цены в магазинах... Она тарахтела о чем угодно, кроме темы, ставшей запретной, но Катя была безучастна.

Встряхнул ее телефонный разговор с Владимиром. Его возмутительные обвинения и хамский тон. "Да как он смеет!" — взвинтилась Катя, бросив трубку. Не нашел подхода к сыну, а она-то причем?! И еще так перевернуть все с ног на голову?! То ли папа — идиот, то ли сын — трус и врун!

На миг Катя усомнилась, не изменила ли принципу избегать конфликтов со своими и не встревать в чужие размолвки. Привычно проанализировала и рассудила: нет, с Олегом она сохраняла дистанцию и держала нейтралитет. Но в ее душе почему-то скрипнуло еще тоскливее.

"Ну вас, — дрогнули у Кати губы, — не нужны вы мне... никто".

Засела за диссертацию. Но то, в чем раньше черпала удовлетворение, теперь доставляло пытку: фразы не складывались, смысл ускользал, готовый текст раздражал неуклюжими формулировками. Совсем худо обстояли дела на работе. Она сбивалась, повторялась, диктуя студентам лекции, забываясь, пропускала откровенно слабые их ответы, потом, ненавидя свою беспомощность, придиралась по мелочам...

На занятие с вечерниками, группой Колодина, она впервые пришла после звонка, опоздала. Долго оглядывала группу. "Наглые, безразличные. Какой я для вас авторитет... Ладно, как вы, так и я. Мне этот балаган тоже надоел — бесполезная трата времени. Хотя не пойму. Не могу я красочно раскрывать предмет. Допустим. Но, в конце концов, взрослые люди, понимать должны, что кое-что надо просто запоминать, даже если это скучно".

Ее странное настроение и затянувшееся молчание удивили студентов. Не понимая причины, они растерянно смотрели на Катю. Ей стало стыдно. "В сущности, не такие уж они плохие... Уставшие, замученные проблемами. Что же мне с вами делать?" Забрезжила идея.

— Записываем условия самостоятельной работы.

— Опять? Вы нам еще за прошлую контрольную не объявили результатов! — взбунтовались хором.

— За ту, которую все без исключения списали? Или считаем, что ее не было, или каждому "неуд.". Правильный выбор. Итак, самостоятельная работа. Без ограничений по использованию учебников и конспектов.

По зеленой доске стучал мел.

— Дано: завод N, товарооборот, объемы и номенклатура производства, структура издержек, прибыль. Ваша задача проанализировать финансово-хозяйственное положение предприятия и дать предложения по его развитию.

— Судя по размеру долга, — прогнусавил студент с первого ряда, — этот завод пора закрывать.

Катя развернулась:

— Уточнение. На заводе занята четверть трудоспособного населения областного центра. Это примерно пятнадцать процентов поступлений в бюджет города. Варианты задания: вы — представитель банка-кредитора, руководство завода или местные органы власти. Оценивать буду не столько выводы, сколько алгоритм решения.

Катя наблюдала за студентами: сосредоточенные, задумчивые. Пишут. Расходясь после занятий, заспорили в коридоре о правильном ответе.

"Интересно, что скажет кафедра, если узнает об этой задаче без ответа", — размышляла Катя в изумлении от собственной выходки.

В стопке тетрадей она отыскала одну, развернула. На последней странице решения увидела приколотую скрепкой визитку на имя Андрея Колодина с кричащими буквами "ПОЖАЛУЙСТА!!!" Катя вложила тетрадь в сумочку и вышла из аудитории.

Снег на улице совсем стаял, без него в начале апреля вечером было неуютно и темно. Катя едва не взвизгнула от испуга, когда из-под козырька подъезда навстречу ей вынырнула черная долговязая фигура...

V

— Ты??? — словам мешали эмоции. — А я перестала ждать.

— Прогонишь? — похудевший, не совсем трезвый Роман старался казаться спокойным. — Негодяя, труса...

— Нет, — покаяние обезоружило ее. — Но и наверх не приглашу.

— Пройдемся?

Взял у нее сумки, как делал всегда. Медленно пошли по большому кругу от дома.

— Выслушай, не перебивай. — Она и не собиралась. — Со стороны, да: мамочкин сынок, сбежал от ответственности — кругом виноват. А я все это время душу рвал меж двух огней: мама на грани инсульта, и ты в положении... Ей перечить нельзя, и тебе не объяснишь, не потеряв, — Роман остановился, дотронулся до ее запястий. — Прости, зай, обман с командировкой... Запутался я. Думал, пережду, пока матушка поправится и поймет, что ошиблась в тебе.

Катя молчала, не отнимая рук.

— Котенок, прости... Я и так наказан хуже некуда. Невмоготу без тебя! Раз ребенка не будет, спешки со свадьбой нет — мама успокоится. Прости меня и давай жить, как прежде.

Как холодным душем, Катю пронзила мысль, что нарочно или нет, но ее унизили. Что отношения, которые предлагал Роман, продлятся до следующей прихоти его матери. Катя отстранилась и честно ответила:

— Как прежде, Рома, я не смогу.

— Почему? Нам же было хорошо вместе.

— Я буду бояться, что этот кошмар повторится. Не смогу тебе верить.

— А не в другом ли причина? — странным тоном сказал Роман. — Может, не было ее: чистой, светлой, бескорыстной?

— Что?!

— Любви, блин! А, может, и ребенка с самого начала выдумала?

Словно облитая помоями, Катя без выражения обронила:

— Дурак...

Ушла без оглядки, с чудовищной обидой и чернотой в сердце. Роман не стремился догнать. Но со следующего дня устроил настоящее преследование: обрывал телефон, то умоляя о прощении, уговаривая сойтись, то, не желая мириться с отказом, обвиняя в черствости, добиваясь признания, что она никогда не любила его. Снова уговаривал помириться, жаловался, что из-за разлуки запил, с высокой температурой, воспалением легких и болями в сердце не принимает лекарств, потому что не хочет жить без Кати.

— Почему ты прямо ему не скажешь: прощу, поверю, что любишь, вернусь, но только женой? — удивилась Ксюша, когда Костя уехал в очередной рейс, и девушки снова остались одни.

— Если б любил, сам догадался. Но вообще, уже не знаю, хочу ли этого.

— Не мудри. Он, конечно, повел себя как подлец. Но, в конце концов, ты не беременна, он не изменил тебе, не разлюбил. Пришел с повинной, значит, может на своем настоять, а не плясать под указку змеюки-матери. Прощать надо тоже уметь, голубушка! И выбирать, что важнее. Оступился человек... Но если он тебе дорог, дай ему шанс все исправить. Такими женихами не бросаются: москвич, с двухкомнатной квартирой, зарабатывает хорошо.

На Катину просьбу не вмешиваться Ксюша вспылила, обозвала ее твердолобой и книжным червем. Назло, из озорства, взяла визитку Колодина, в присутствии Кати созвонилась с ним и условилась о свидании.

Злость на подружку послужила для Ксюши предлогом утолить любопытство и развлечься: посмотреть на влюбленного в нее, состоятельного и симпатичного, по описанию Кати, студента, и в приятном обществе повеселиться в престижном клубе, где работал бывший однокурсник Марик.

"Статный, самоуверенный, пахнет дорогим парфюмом, — оценила она Колодина при знакомстве. — Не то, что Костя — засаленные джинсы и несмываемый аромат бензина и машинного масла".

Марик без очереди, по блату, провел их в клуб, усадил за столик. Пока Колодин делал заказ, Ксюша отвлеклась на шумную компанию за столиком напротив. Три девушки и три парня. Один так похож...

Она приподнялась со стула: "Он!!! Ах ты, мерзавец!"

ГЛАВА 10

I

"Это называется болен?! Не встает с постели? Вот скотина!" — Ксюша искрила немыми молниями.

Роман, которого эти молнии должны были испепелить, имел несколько кислый, но вполне здоровый вид и совершенно не замечал Ксюши. Рыжеволосая вульгарная девица из компании Романа под улюлюканье приятелей села ему на коленки, обняла его и развязно поцеловала.

Пару минут Ксюша, всегда считавшая, что ее сложно чем-то удивить, бессмысленно хлопала ресницами, не веря глазам. Но разбуженный дух мщения и обида за подругу воззвали к расправе над неверным Романом и его пассией. Она уже представила, как встряхнет лахудру за рыжие перья, влепит ему по гнусной физиономии, разнесет в пух и прах, но спохватилась, что рядом Колодин, Катин студент. Не получится ли, что публично опозорив Романа, она навредит подруге? Поползут слухи по институту — Катя ей спасибо не скажет. Ксюшу раздирали противоречия.

Колодин заметил ее волнение:

— Что-то не так?

Ксюша коснулась висков:

— Голова разболелась. Здесь душно, и музыка слишком громкая. Уйдем отсюда.

На улице, симулируя слабость, она уточнила:

— Мне лучше вернуться домой.

Машина Колодина ползла по заторам на узких улочках и застряла на очередном светофоре, выбравшись на шоссе. . Ксюша хмурилась, жалея, что затеяла авантюру со студентом, потащилась с ним в этот клуб, поссорилась с Катей, хотя та была права. Какой же Роман негодяй! Сколько низости и двуличия в этом маменькином сынке!

"КамАЗ" со встречной полосы окатил Ксюшу волной тоски. Напомнил о Косте, о натопленной кабине его грузовика, откуда она свысока поглядывала на всех, прижимаясь к сильному плечу в пропахшей бензином куртке. Зажегся зеленый свет, Колодин газанул, и "КамАЗ" остался далеко позади, но настроение у девушки испортилось окончательно.

— Когда я смогу увидеть вас снова? — прощаясь, спросил Колодин.

— Не думаю, что это хорошая идея, — честно ответила Ксюша. — Вы женаты. Я тоже несвободна. В безумную любовь с первого взгляда я не верю, и не будем обманывать друг друга: мы оба не хотим серьезных перемен. А другие отношения мне не интересны.

Колодин помрачнел:

— В юности цыганка напророчила мне встречу с зеленоглазой блондинкой, которая перевернет мою жизнь. Теперь ясно — это вы. Я готов уйти из семьи, измениться, свернуть горы ради того, чтобы вы были счастливы со мной. Но если вы счастливы с другим, я не стану навязываться. В том, что отношения для забавы или назло кому-то обречены, я убедился на собственной шкуре... Решайте, быть моей или нет. Но вы уже подарили мне радость и надежду. Спасибо за то, что вы есть. Просто спасибо...

Ксюша грустно улыбнулась:

— Вы хороший парень, Андрей. Мне очень жаль, что так получилось... Не будь у меня никого, я бы не раздумывала... Но сейчас... И вам тоже спасибо.

"Он прав, прав во всем, — размышляла она, поднимаясь по лестнице. — Счастлива ли я с Костей? Я люблю, а он? Никогда серьезно не говорит об этом, все отшучивается. Больше в рейсах, чем со мной. Кто знает, на что способны мужчины? Вот Роман: клянется Кате в любви, а сам изменяет. А Костя — его дружок, выпивают вместе. Тоже с девицами?"

От подозрения защемило в груди. Расстроенная Ксюша провернула ключ в замке, не обращая внимания на старушку-соседку, в который раз подсматривающую за ней через приоткрытую дверь своей квартиры. "Как рассказать Кате о Романе? И надо ли, если они и так расстались? Причинять новую боль?" — грызли Ксюшу сомнения.

Катя кипятила молоко в кухне. Ксюша просочилась мимо нее в комнату и плюхнулась на диван.

Затарахтел телефон. Она лениво дотянулась до трубки.

— Солнце, разговор есть, — шепнул ей в ухо Роман.

Ксюша прыжком поднялась на ноги.

— Я видела тебя сегодня в клубе, гаденыш, — тихо, чтобы Катя не услышала, сказала она. — Разговора не будет. Забудь этот номер.

— Тебе невыгодно со мной ссориться, — вальяжно продолжил Роман, — не то проболтаюсь Косте, как ты без него зажигаешь. Кстати, хахаля твоего засветил не только я, но и наши общие с Костей знакомые.

— Это мой школьный приятель, — соврала Ксюша.

— Потому вы так поспешно слиняли? Детка, на месте Кости я бы не поверил. Тем более что я уж постараюсь укрепить его сомнения.

— Подонок! Что тебе нужно? Нашел другую, так не лезь больше к Кате!

— С той девахой у меня ничего серьезного. Скажем, она... поддержала меня, когда любимая девушка меня отвергла. Так что будь умницей: не распускай язык и убеди Катю вернуться ко мне. Тогда и я...

Ксюша бросила трубку, потому что в комнату вошла Катя:

— Кто звонил?

— Ошиблись номером, — опустила глаза Ксюша.

— А... как прошло свидание?

— Отвратительно.

— Ну и хорошо, — обрадовалась Катя. — На глупости больше не потянет!

II

"Комедия!" — думал Владимир. Повторяющаяся картина "почти бездыханная собака" имела бы эффект, не услышь он однажды "замри!" и глухой удар об пол за миг до своего появления в комнате Олега.

Черныш скрючился, точно по-прежнему разбитый параличом. Тапок Владимира хрустнул по уликам — крошкам печенья на ковре. Олег напрягся, но отец промолчал. Уходя, оглянулся: пес облизнулся и ответил взглядом прожженного мошенника.

То, что его дурачат, больше забавляло, нежели злило Владимира. Бешенства и блох у Черныша не обнаружилось, потому вторжение пса на свою территорию Дремлев воспринял спокойнее, чем мог предположить. Кроме того, он очень быстро осознал, что уступив, не потерял, а преумножил родительскую власть: условие о том, что собака останется у них до выздоровления или до первого "залета", стало гарантией примерного поведения сына. Олег подтянулся в учебе, не прекословил, старался угодить и даже как будто оттаял к Елене Николаевне. При таком раскладе шалость с "припадками" якобы больного пса, который в доме был на редкость пристоен и незаметен, Владимира не смущала.

— Ну, как тебе? — потребовала его внимания Елена. Покружилась, прошлась по паркету, цокая шпильками сверкающих сапог с пузатыми желтыми розочками на голенищах. — Правда, шик? Кожа, последний писк моды, из Италии. Начальник из командировки жене вез: ей не налезли, а мне впору пришлись. Они, видишь, для моделей — на изящные, стройные ножки.

— Это да, — любуясь, подтвердил Владимир. — Ножки, что надо!

— Цена бешеная, даже без накруток и пошлин, но они стоят того. Согласись, вещь!

Елена красовалась, крутилась, завлекая Владимира, — довольная, соблазнительная. Конечно, не увернулась от объятий и поцелуя.

— После ужина кремом смажу, — сказала, ставя сапоги на коврик. — Свистать всех на кухню! Чур, ваша очередь мыть посуду!

Владимир сполоснул тарелку, передал ее стоящему наготове с полотенцем Олегу и подмигнул:

— Заканчивай и покорми своего... — он осекся, потому что из коридора донесся пронзительный вопль.

Посуда брякнулась обратно в раковину. Владимир и Олег бросились на звук. Елену сидела на корточках на половичке и, раскачиваясь, рыдала.

— Что? Что такое?!

— Гадкий пес! Боже мой! Насквозь!

— Да в чем дело?

— Смотри, что натворил этот мерзавец!

В руки Владимиру ткнулся сапог: лепестки желтой розочки осыпались на пол, в голенище зияла дыра.

— Это все ты виноват! Добренького изображаешь — пригрел разбойника! Я знала, что этим кончится! Варвар!

Олег опомнился первым и помчался в комнату, где затаился напуганный криками Елены Черныш. Секундой позже туда влетел Владимир.

— Пап! Он не нарочно, он нечаянно! — лепетал сын, заслоняя Черныша. — Не надо, пожалуйста!

— Я предупреждал!

— Он не хотел! Он не знал!

— Отойди!

— Нет, папочка! Он больше не будет! Не трогай его! Я все для тебя сделаю! — Олег полз от Владимира по ковру, пихая Черныша и загораживая его собой. — Или выгони меня вместе с ним! — мальчик обхватил пса за шею.

Владимир остановился. "Черт знает что!" — сплюнул в сердцах.

— Лен, — вернулся он к плачущей женщине, — не убивайся ты так. С собаки — какой спрос, а сапоги слезами не починишь. Куплю я тебе такие же, даже еще лучше. Ну не реви...

— Он купит! — она дико захохотала. — Помалкивал бы! Что ты можешь на свою зарплату? Сам пальто до проплешин сносил, ботинки каши просят... И у сына рукава на локтях, как у детдомовского. Тоже мне, отец называется!

Владимира словно тряхануло ледяным током. Он замахнулся... Но занесенная рука дрогнула. Судорога стянула ее в кулак, затем разжала и с гулом впечатала в стену. Звякнула висячая подкова.

— Заткнись! — прохрипел Владимир, на щеке его дергался нерв.

Елена, понимая, что переборщила, окоченела от ужаса. Очнувшись, кинулась за ним, хватая за одежду, пытаясь удержать:

— Прости, прости меня! Я — дура! Ляпнула сгоряча! Совсем не то имела в виду! Володя!!!

Сильно, но аккуратно он отстранил ее и выбежал вон.

III

Снаружи его хлестнул по лицу промозглый ветер.

"Дожил! От бабы такое унижение... Языком, а ровно под дых дала. И сам, как с катушек слетел, едва не ударил ее... Тошно, — без шапки, нараспашку Владимир резал непогоду. — Неудачником, значит, считает... Да мне только захотеть... — он споткнулся о развязавшийся и промокший в луже шнурок, нагнулся и рывком затянул его так, что чуть не оторвал. — Ботинки не меняю, потому что удобные. Пальто новое смысла нет брать — в конце сезона. А рукава у сына короткие стали — так растет пацан. Дура!"

По носу хлопнул мокрым не то снег, не то дождь. Еще. И еще. Зачастил, заморосил — словно небо расплакалось. Владимир запахнулся, уткнул подбородок в воротник.

"В кабак бы зарулить. Эх, до получки — как до Китая. К Мишке заглянуть? От него потом не отделаешься... Серега дома, с детворой. Это ж надо! Впервые реально назрело душу излить, а не с кем, — посетовал он возле прилавка со спиртным и поспешно отошел. — Чудно! Один жил, тоски не ощущал. Сейчас сын рядом, женщина под боком, а взвыл бы от одиночества. С матушкой, пока жива была, никогда не откровенничал, а теперь хотел бы — да поздно. — Мысль о невосполнимой потере прожгла сердце, но Владимир списал все на хандру. — Да что это со мной? Старею? А что, как-никак четвертый десяток, — с горечью признал он. — А в сухом остатке что имею? Диплом получал — планы строил, казалось, вот мир узнает, оценит, наконец, стану своим на этом празднике жизни. Все могу, все интересно! И что? С профессией не угадал, спросом не пользуется. На работе отсиживаю, штаны протираю: ничего не требуют и не платят. Держат на привязи, обещая квартиру. И ведь не верю уже: сопьешься быстрее, чем дождешься, а соскочить не могу..."

Ботинки Владимира, шлепнув по очередной луже, хлюпнули.

"Жизнь уходит из-под ног. Неудачник, так и есть... Никому не нужен. Хуже пса-бродяги. Того хоть есть кому пожалеть... — И вдруг Владимир одернул себя: — Не раскисай! Другие — разве не так? Тоже по инерции трепыхаются, только у каждого свое беличье колесо. Это я без халтуры приуныл. Вот грянут заказы на курсовые, дипломы — с деньжатами повеселее будет. Гардероб поправим, сапоги Ленке красивые куплю, чтоб не дулась".

Воодушевленный, он вновь заглянул в продуктовую палатку. Купил два сникерса к чаю, вспомнив рассказ Сереги о том, как под Новый год тот добрую часть тринадцатой зарплаты истратил на эти батончики, развесив их на елке, и привел жену и отпрысков в неописуемый восторг.

Странный снег-дождь не унимался, и остаток пути к дому Владимир преодолел бегом. В подъезде, пока ждал лифт, заметил белеющий в почтовом ящике уголок бумаги. "Опять рекламой до упора завалили", — решил Владимир. Но, когда открыл, на ступеньки лестницы шмякнулось письмо.

Конверт без марок и штемпелей, надписанный строгим почерком. Владимир перечитывал имя отправителя. С кончиков волос по его шее и спине струились холодные капли.

Он надорвал конверт, все более мрачнея, пробежал по первым строкам. Сгреб письмо в кулак, собираясь скомкать, но в последний момент передумал и сунул за пазуху...

IV

В три дня невероятное для апреля тепло взлохматило деревья салатовым пухом, выпорхнуло из-под земли шелковистыми травинками и сдуло с прохожих зимнюю кожуру. Чудесная погода, суббота манили горожан на природу, и они охотно следовали зову, кроме тех несчастливцев, кому, вроде Катерины, выпало провести этот день на работе.

Солнечный свет лился на Катю из окон кабинета, дразня, играя со стеклом наручных часов, прыгая зайчиками по раскрытым тетрадям. Но одинокое дежурство по кафедре не было ей в тягость. Сказывалась закалка: со школьных лет весенний расцвет совпадал по срокам с годовыми контрольными и экзаменами, и вместо прогулок Катя корпела над учебниками, гордясь, что воспитывает силу воли. На этот раз внутренней борьбы не намечалось, поскольку все определял служебный долг. Вынужденная занятость даже успокаивала Катю, поскольку спешить ей все равно было не к кому...

Нахальный молодой тополь кивнул девушке, улегся махровой лапой на подоконник, шепча о проказнике-ветре, нехотя отклонился, в надежде вызволить узницу. Катя встала из-за стола, отворила окно, впуская запах клейкой смолки, проклюнувшихся листочков и воспоминаний...

В эту пору два года назад началась их с Романом история. На вечеринке у Костиного приятеля, куда ее затащила Ксюша. Роман был первым, на кого в большой задорной компании Катя обратила внимание, и единственным, кого она весь вечер сторонилась. Смазливый, выпендривается — абсолютно несерьезный, не в моем вкусе, озвучила она Ксюше. А через несколько дней, не умея отказывать в помощи, согласилась натаскать его по алгебре и геометрии для поступления в институт. Конечно, на занятии она раскусила его, и хотя Роман признался, что искал только возможности чаще ее видеть, рассердилась и прогнала.

А он не отступил и стал творить для нее сказку. Цветы, бесконечные сюрпризы — Рома удивлял, не повторяясь. То притащит полное ведро роз: длинноногих, с широкими бутонами, бархатных — Катю будто снова окунуло в их пьянящий аромат... То закажет футболку с ее портретом на груди и надписью: "I love you, Kate! You drive me mad! Do you love me too?" Бесповоротно он растопил ее сердце за ужином в ресторане при Академии наук, когда на смотровой площадке, откуда вечерняя Москва, как на ладони, блистала симфонией огней, сыграл на губной гармошке "Историю любви".

Никогда ей не было так легко, весело, как в те дни рядом с ним. И, наверное, уже не будет...

Они виделись два-три раза в неделю. Чаще не получалось из-за пресловутого квартирного вопроса и ненормированного рабочего дня Романа. Постепенно они привыкли к такому ритму встреч, шутили, что не успевают надоесть друг другу. Катю это устраивало и потому, что позволяло сосредоточиться на учебе.

Перед глазами Кати сгустилась комната, которую ей выделили после поступления в аспирантуру. Она увидела, как сидит на кровати, поджав ноги, как Рома склонил голову на ее бедро, как мерцает экран телевизора. Комната медленно поплыла в ее воображении, отдаляя ту Катю от теперешней. Картинка поворачивалась, и в какой-то момент Катя оказалась напротив самой себя и Романа. И та, прежняя она, посмотрела прямо ей в глаза...

И тотчас ожившие краски и ощущения того, одного из многих вечеров из прошлого, померкли. Остался только этот взгляд: взгляд-вопрос, послание и... откровение. "Нет, этого не могло быть, — пробормотала Катя, отвернувшись от окна, с трудом отделываясь от наваждения, — ерунда какая-то".

Поверить в увиденное было немыслимо — все равно, как поверить явной клевете. "Померещится же, — нашла она силы улыбнуться. — Так, забудь об этом. Думай о хорошем. Вон, отец устроился на работу, хоть и вахтером, но все-таки снова при деле. Студенты порадовали: очень прилично контрольную написали". И Катя вернулась за стол, к тетрадям вечерников, напоминая себе, что их надо будет похвалить.

Молодцы, правильно оценили, что данных для разработки решения недостаточно (еще бы! она ради этой задачки целую диссертацию задумала), и те коэффициенты, что можно было вывести, рассчитали верно. Колодин же... Вообще, предложил план спасения предприятия: "... сдать в аренду... сократить... переоборудовать за счет инвесторов под заказы и запасы..." Сложно, спорно, но конкретно и, похоже, жизнеспособно. Смелее, чем приходило в голову ей, и лучше, чем придумали на том самом реальном заводе, лишив работы стольких людей, в том числе ее отца. Да, у Колодина — задатки хозяйственника-стратега, но вслух отмечать их не стоит, достаточно красноречивого плюса к пятерке в тетради. И просьбу его о дополнительной литературе она тоже выполнит, не создавая любимчика: посоветует всей группе те книги, что можно найти в библиотеке.

С дежурства Катя уходила с легким сердцем и с чувством выполненного долга.

V

Заспанный сторож в полутьме проходной лязгнул за ней засовом, выдворив в институтский скверик, к парочкам влюбленных, семейных с колясками, детишками, к компаниям юношей и девушек, которые разбрелись по лавочкам и газонам вдоль мачт елей, кленов и лип. Она снова загрустила, ощутив себя посторонней на этих дорожках с островками счастья.

— Мисс, как вы думаете, понравятся такие цветы моей возлюбленной? Самой лучшей девушке на свете? — тронули ее сзади за локоть.

Она угадала голос, но все же обомлела, увидев сказочный букет, а за ним Романа. К белоснежной рубашке под черным кожаным пиджаком он прижимал молочные, с нежно-фиолетовой сердцевиной розы и веточки, унизанные бледно-пурпурными пушистыми шариками.

— Розовые мимозы! — ахнула Катя. — Откуда?

— Это тебе. Сегодня — годовщина нашего знакомства, помнишь?

— Да, — Катя покраснела, — спасибо! Я обмолвилась однажды, а ты не забыл и нашел их...

— Конечно. Я помню все, — с нажимом сказал Роман. — Знаешь, я стал бояться рассветов, — волнуясь, продолжил он после неловкой паузы. — Они воруют тебя из моих снов. Убивают мыслью, что я тебя теряю. Что все было, но ничего нет... Давай мириться. И больше не расставаться, — Роман протянул Кате перламутровую, в тех же тонах, что и цветы, ракушку-гребешок и разомкнул створки — внутри блеснуло колечко. — Будь моей женой, выходи за меня!

Стих шепот листьев, смолк щебет птиц и детей — мир остановился и прислушался, созерцая красоту и нежность чуда, когда сбываются мечты. В золоте кольца мелькнули фата, бокалы с шампанским, крики "горько!" Рассудок трубил Кате, что счастье возвращается...

А сердце и душа были глухи и печальны. Как за несколько часов до этого взгляд-отражение из прошлого. И Катя больше не сомневалась в их приговоре: нельзя вернуть того, что не имел.

"Как же это случилось?" — ужаснулась она. В идеальных отношениях, без ссор, ревности и упреков, которых хватало в семье ее родителей, она заблудилась и обманула себя. И не только себя.

— Рома, я ... не выйду за тебя, — наконец, произнесла она. — Прости...

— Постой, ты вовсе не то говоришь! Ты должна обрадоваться, сказать "подумаю", "я не готова сейчас ответить", ля-ля-ля.

— Рома, послушай! — повысила голос Катя. — Ты был прав: я не люблю тебя. И не любила. Думала, что люблю, но ошибалась... Прости.

Роман застыл, часто моргая, затем взорвался:

— Ты же врешь! Чтобы помучить меня! Мстишь, да?! Что ты еще хочешь? Что я делаю не так?

— Дело не в тебе, Рома, а во мне. Лучше оборвать сейчас, когда все еще не так далеко зашло, чем годами притворяться, терпеть и в результате поломать друг другу жизнь и возненавидеть.

— Эта шлюха, Ксюша, настроила тебя против меня? — Роман схватил Катю за руку так, что цветы полетели на землю. — Что она наплела?

— Мне больно. Отпусти меня, Рома. И Ксюша ни при чем, не оскорбляй ее.

— А, значит, ты с другим спуталась! Быстро!

— Нет другого, Рома. Но и с тобой я быть не хочу.

Он отпустил ее. Потом вдогонку отчаянно крикнул:

— Ошибалась, говоришь? Нет! Это сейчас ты совершаешь ошибку. Дура!

Но она чувствовала, что поступила правильно. Во власти юношеского максимализма, рубящего концы без оглядки на прошлое и расчета на будущее. В просветлении прошедшего по краю вырытой им же ямы. В прозрении выбравшегося из темницы...

Только на этом потрясения дня не закончились. Дома, в дверях, Катю едва не сбил с ног Костя. Ошалело глядя мимо нее, перемахивая через ступеньки, он помчался вниз по лестнице.

— Что это было? — спросила Катя красную, растрепанную Ксюшу.

— Все кончено. Он ушел навсегда.

— Почему?

— Я думала, он тогда выгораживал Романа по дружбе. А оказалось, он считал его жертвой. Не фига, говорит, шантажировать ребенком, если уговор был детей не заводить. Дескать, какие гарантии при таком раскладе, что ребенок от него? Представляешь, какая сволочь?! Вроде как мотай на ус: если что, он тоже не при делах. Ну, я и послала его... Проваливай, говорю, зря я вправду тебе не изменяла, пока ты по своим чертовым рейсам мотался, по крайней мере, не обидно было бы выслушивать пакости!

— Зачем же так?

— Все равно это не жизнь, — убеждала саму себя Ксюша. — Он в разъездах, а я виновата. Со зла кто оговорит, а он и рад поверить! Не хочет семьи, ребенка — нечего с ним время тянуть! И ты, Кать, конечно, с Романом, решай сама, но знай: он бабник и обманщик.

— Он только что сделал мне предложение.

— А ты?

— Отказалась. Поняла, что не люблю его.

— Не пожалеешь? — тихо спросила Ксюша.

Катя покачала головой. Подруга вздохнула:

— Начнем все с начала? Снова свободны, снова вдвоем.

— Не вдвоем, а втроем, — сказала Катя, кивнув на колли. — Да, Магда?

Магда поднялась с коврика, подошла к Кате и лизнула ее ладонь.

— Магда?!

Собачье ухо отчетливо шевельнулось, реагируя на голос Кати.

ГЛАВА 11

I

Крах личной жизни подруги переживали по-разному. Ксюша ударилась во все тяжкие: сладкое, мучное и мыльные оперы. Объевшись мороженого, она слегла накануне майских праздников с сильнейшей простудой, кашляя, сморкаясь и пуская слезу над злоключениями "Дикой Розы" и "Тропиканки".**

Скрывая, что легкость расставания с Романом была мнимой и вскоре сменилась жесточайшим разочарованием и душевным опустошением, Катя поначалу искала поддержки у классиков: Островского и Арбузова. "Я ослепла, я все чувства потеряла, да и рада", — повторила бы она за любимой героиней.

* * *

Но ту сгубила страсть, а Катю терзало ее отсутствие. И поскольку книжные герои с таким диагнозом долго не протягивали, драматурги, не назвав рецепт от недуга, вернулись на полку.

Катю выручила Магда. Безмолвный спутник, с которым не страшно забрести в безлюдные места, чтобы в уединении и тишине попытаться разобраться в себе. Осмыслить, как она, по общему мнению, всезнайка, запуталась, растерялась в собственных желаниях и ощущениях. Как убеждения, которые раньше помогали двигаться к цели, завели в тупик. И, главное, верны ли эти цели, и что к двадцати трем годам есть, кроме них?

Размышления выворачивали душу наизнанку, но жить без смысла с безучастием ко всему, что значило прежде очень много, было еще хуже. Когда одиночество становилось совсем невмоготу, Катя брала с собой на прогулки Олега с Чернышом. Бродить с чужим ребенком и собаками сейчас оказалось легче, чем общаться с хорошими знакомыми. Нет ненужных вопросов, неуместных советов и жалости, а походы в парк — от своих, взрослых проблем.

"Тут такое было!" — с жаром оправдывался мальчишка за обидный звонок отца. Возмутившись жестокостью детей и глупостью учителей, Катя по-человечески поняла Владимира. Восхитила ее и храбрость Олега, способного ради друга на все. При встрече неразлучная парочка рассмешила ее трюком "умри" и пародией на мачеху, после истории с сапогами регулярно перепрятывающую и перепроверяющую свою обувь и одежду.

Проказники нравились Кате все больше. Симпатию к Олегу она объясняла землячеством, но чуть лукавила. Ей всегда хотелось иметь младшего братишку, похожего на Олега: веселого выдумщика, бесстрашного, искреннего, верного товарища, юного, но мудрого. Черныш же удивлял талантом ищейки. Он чуял приближение Магды и Кати метров за двести. Вот и на этот раз через весь парк вывел к ним Олега, и они вместе коротали время до прихода хозяина квартиры, которому Катя, подменяя хворающую Ксюшу, принесла квитанции за телефон.

Олег щебетал без умолку, радуясь всему сразу: праздникам, обещанию отца сводить его на юбилейный, пятидесятый, парад победы, тому, что к Магде вернулся слух и что отучил Черныша брать еду с чужих рук и земли (даже сосиски!). Катя с улыбкой выслушала похвальбу мальчишки: побив хулиганов, он прославился на всю школу, а самая крутая девочка в классе даже пересела за его парту и предложила дружить.

— Ну а ты? Влюбился, наверное? — поддразнила Катя.

— Ни за что! — покраснел Олег. — В эту задаваку и воображалу? У нас в городке девчата куда лучше.

Хотя та, рыжая еще, может быть, и ничего, подумал он о девчонке из параллельного класса, с которой они стукнулись как-то на бегу лбами, второпях не поделив пролет школьной лестницы. Но она, в отличие от других, после драки перестала его замечать. Ну, да ему это по барабану.

— Я тут бумеранг сделал. Хотите запустить первой? — переключился он на более интересную ему тему.

Владимир приблизился к просвету в заборе, заинтригованный зрелищем и звуками за ним: известные ему личности по очереди швыряли вверх палочку и бежали за ней наперегонки с собаками. Шансы на успех уравнивал непредсказуемый, крученый полет палки. Азарт игроков зашкаливал: Катя и Олег с трудом перекрикивали визг и безудержный лай собак. Но вид у всех был настолько довольный, что невольно искушал присоединиться к игре.

Катерина, сияющая, гибкая, с роскошными, отливающими солнцем темными волосами, заворожила Владимира. Когда, выпрашивая палочку, Черныш поднялся во весь рост и уперся в девушку лапами, у него перехватило дух от страха за ее смелость.

"Повезло хмырю", — позавидовал он Катиному жениху, считая, что слышал его голос в телефоне. Памятуя тот разговор, Владимир не хотел обнаружить свое присутствие, но его засекли. Сначала Олег, потом Катерина. И даже позвали, помахав руками.

Удивив самого себя, Владимир, не колеблясь, заложил повыше на плечо лямку тубуса с чертежами, которые взял на дом, подпрыгнул, подтянулся и, не с той сноровкой, в одно касание, как в армии, но сравнительно легко перемахнул через забор. Затем вразвалочку подошел, приветствуя компанию и оценивая ее реакцию.

— Пап, ну ты даешь! Классно! — прокомментировал Олег.

— Калитки вы из принципа игнорируете? — улыбнувшись, спросила Катя.

— Люблю размяться, — Владимир поиграл мускулами. Осмотрев бумеранг, он заключил: — Зашкурить почище, отбалансировать — и будет возвращаться.

Ему идет небритость, разглядывая Владимира, машинально подметила Катя и поправила прядь волос, наброшенную на лоб ветром. Поймав ее взгляд, Владимир потер щетинистую щеку и подбоченился.

— Вот бы на просторе метнуть, в Алексине, — воодушевился Олег. — Мне пацаны письмо прислали. Ждут, когда приеду.

Еще не дослушав, Владимир переменился в лице. Воротничок рубашки стеснил ему шею, пальцы сжали тубус, где среди чертежей лежало письмо. "А если продублировали?" — вздулась на щеке жилка. Нет, совладал с нервами, Олег в неведении, иначе не умолчал бы. Владимир отогнул воротничок, почесал нос и разозлился:

— Подождут. Каникулы — не за горами. Сейчас дел невпроворот, не до Алексина. И вообще, слишком многого сразу хочешь: и на парад, и к дружкам. Пса спровадишь на волю, тогда и поговорим.

"Деспот!" — сверкнула глазами Катя, огорчившись за поникшего Олега.

— Йау-уауу-уаауф, — вдруг проскулила Магда с такой необычной интонацией, что даже Владимир уловил в ней укор и смешался, укрепив Катю в догадке, что приступы его грубости маскируют какую-то тайную проблему. Но это уже не могло вернуть встрече непринужденность и радость, и Владимир, наспех придумав повод, ушел, на прощание пнув скрипучую створу калитки. А Катя, успокаивая Олега и уверяя, что он непременно увидится со своими друзьями, направилась в сторону пустыря, того самого, с которого началась городская жизнь Черныша, и где через двенадцать минут у гаражей ей назначил свидание хозяин квартиры.

Он тоже явился к условленному месту заранее, но не ради нее одной. Рожин — кряжистый, стриженный наголо брюнет, владелец съемного жилья, беседовал с двумя парнями. Один из них, коренастый и кривоносый, олицетворял для Олега все его школьные неприятности.

С обидчиками довелось увидеться не только Олегу. Разрыв петарды когда-то оглушил и ослепил Магду, но запах убийц самого дорогого для нее человека сохранился в собачьем мозгу навеки. И Черныш не забыл железный привкус пополам с кровью от удара тяжелого темного ботинка в ночь, изменившую его судьбу.

С вздыбленной шерстью, тигриным рыком Черныш остервенело мстил ненавистному ботинку, вгрызаясь в ногу Катиного домовладельца, а Магда исступленно атаковала брючины парней...

II

Контрастом с улицы Владимира обдало жаром непроветренной квартиры. Он настежь открыл окна, разгоняя духоту, а с ней и досаду, что опять нагрянул домой первым. Один гуляет, другая задерживается на работе — Владимир чувствовал себя покинутым.

Чтобы охладиться и поднять настроение, распечатал баночку джин-тоника из холодильника, из запасов от Санчоса. Хлебнул, сощурился, представляя, как опустошив, дополнит ею коллекцию сотоварищей на верху кухонного шкафа. Потом в зеркальной дверце ящика, под впечатлением от давешнего загадочного взгляда Катерины, осмотрел небритые щеки и подбородок. От самосозерцания его оторвал телефонный звонок.

— Дежурный ОВД Обручевского района, Новаторов двадцать, сержант Ловцов. Задержан мальчик с собакой. Утверждает, что ваш сын. Явитесь для установления личности и разбора происшествия.

— За что он задержан? — Владимир хрустнул недопитой банкой.

— Нападение собаки на человека, — выдал дежурный и отключился.

"Доигрались", — екнуло сердце Владимира, а он ведь предостерегал. Уж не Катя ли пострадала от Черныша? Конечно, только у самого закостенелого милиционера повернулся бы язык назвать красивую девушку сухим словом "человек", однако тревога не отпускала Дремлева, и на подходе к опорному пункту она сильно выросла.

Под кустом сирени возле здания милиции на привязи сидели Черныш и колли Катерины. Видя, что их удерживает лишь брючный ремень Олега, пропущенный через ошейники и пристегнутый к хлипкому стволу растения, которое кренится при малейшем движении, Владимир поспешно заскочил в опорный пункт и плотно закрыл за собой дверь.

Внутри гудели лампочки и голоса. По обеим сторонам стола дежурного, молодого сержанта, разморенного жарой и долгой сменой, но пытающегося добросовестно нести службу и рассудить курьезный, в его представлении, случай, напротив друг друга, на четырех прикрученных к полу стульях и приставленной табуретке, разместились "злоумышленники" и их жертвы.

Раненых нет, успокоило Дремлева первое впечатление. Молодчики перед ним, по виду, сами обидят кого угодно. По борцовской привычке он сходу разделил их по степени угрозы и темпераменту на мордоворота, хорька и тугодума. Катерине, сев рядом с ней на место Олега, Владимир буркнул:

— Гадалки не надо: если сын влип в историю — без вас не обошлось.

— Значится так, гражданин Дремлев, — вступил милиционер. — Ваш пес напал на гражданина Рожина, испортил ему обувь. — Мордоворот задрал штанины, демонстрируя ботинки, превращенные Чернышом в галоши. — По закону ущерб, причиненный собакой, должен быть возмещен ее владельцем.

— "Гриндерсы" укандохал, ушлепок, — встрял Рожин, — за сто баксов.

Прямо как сапоги Елены, перевел в рубли Владимир, и больше, чем он зарабатывает за месяц. Аналогичные расчеты занимали и Катерину: за оригинальные джинсы Levis и Wrangler по цене, озвученной парнями, ей пришлось бы отдать жалованье и стипендию до последней копейки. Но если кончина ботинок была неоспорима, то дыры и разрезы на старых джинсах хорошая портниха залатала бы незаметно, в крайнем случае, они годились на шорты — обстоятельства, по мнению Кати, требующие существенной корректировки суммы ущерба.

Но ребята не сбавляли цену и глумились, в особенности младший — наглец с гадливой физиономией: перекошенным ртом, торчащими скулами и перебитым носом.

— На мыло пущу кабыздохов, на ленточки порежу! — брызгая слюной, он кривил и без того пакостное лицо.

Второй парень, тоже неприятной наружности, отечный, с землистого оттенка кожей и сальными волосами, в черной, не по погоде теплой толстовке с длинными рукавами, вертел свисающий с пояса на цепочке ножичек. Иллюзии хотя бы на рассрочку рассеялись, когда Катя поняла, что Рожин, квартирный хозяин, не поручится за нее, что кривой, Толя Краб — именно тип, травивший Черныша, а его подельник смотрит сквозь нее, не моргая, мутными, водянистыми глазами. "Пьян или психически нездоров", — заподозрила она уже в милиции, наблюдая, как ему тяжело сконцентрироваться, усидеть на месте и унять руки. От домыслов Катю отвлек Владимир.

— А если собака — не моя? — сказал он сержанту. — Приблудная, например.

— То есть как не ваша? По признанию вашего сына... — удивился милиционер, но быстро нашелся: — Если не ваша, тогда, конечно, платить не нужно. Но пса, как беспризорного, отправят в ветприемник и усыпят.

— О-о! Туда ей и дорога, на мыло! — тявкнул Краб.

— Нет! — закричал Олег и кинулся к выходу, но был остановлен появившимся откуда не возьмись вторым милиционером, знакомым Кате участковым-усачом.

— Не спеши, — крепко ухватил он Олега и обратился к сержанту: — Тимофей, почему по отделению дети галопируют? И что это у нас за зоопарк под крыльцом?

— Не зоопарк, товарищ майор, — известил дежурный, — а улики, практически, орудия преступления. Покусали людей, повредили имущество.

— Да ну?! И та, с лисьей мордой, кусала? Ну-ка, поподробнее.

После доклада сержанта участковый решил выслушать каждого. Рожин, ссылаясь на личный опыт собаководства, нудно порицал безалаберных владельцев и предлагал примерно наказывать за хулиганство. Владимир, смирившись, что откреститься от Черныша — не вариант, с Рожиным не спорил, соображая, как разойтись в денежном вопросе. Раздражал Владимира хорек-Крабов, который исподтишка задирал Олега и Катерину, предрекая собакам отстрел или газовую камеру.

— Уймись, а! — сказал ему Владимир. — Или для разнообразия меня чем напугай. Есть страшилки не из пионерлагеря?

— Слышь, ты, баклан! — разъярился Крабов. — Нарвешься!

— Прикуси язык, молокосос! — Владимир был хладнокровен. — Герой — перед мальцом и девушкой, а когда за штаны взяли, небось, папу-маму звал?

— Да ты!.. — навис с кулаками хорек.

— А я не кусаюсь, но уши оборвать могу, — безмятежно закончил Владимир.

Разгорающийся конфликт потушил майор, резко призвав Крабова к порядку. Однако даже намека на поблажку Кате, с которой когда-то усач балагурил о безобидности колли, от участкового не последовало. Сурово он растолковал ей и Владимиру, что эта история обернется для них не только возмещением материального ущерба, то есть уплатой немалого штрафа, но, если медицинская экспертиза выявит ухудшение здоровья потерпевших, то и уголовной ответственностью. После чего выдал Рожину и парням ручки и бумагу и стал советовать, как оформить заявление. Тон фразы "привлечь к ответственности" подействовал на Катю и Владимира угнетающе.

— Денег у меня таких нет и не будет, — начистоту объяснился с Рожиным Владимир. — Могу загладить вину по бартеру: виски "Джек Дэниэлс", коллекционная бутыль, полтора литра. Тоже, между прочим, из Америки.

Рожин пожевал губами, поскреб короткую толстую шею и мотнул головой:

— Годится.

— О-о! Может, и ты нам натурой компенсируешь? — Крабов придвинулся к Кате. — Колян, чикса-то ничего. Приласкает обоих, мы долг и простим, — непристойно подмигнув, он загоготал.

Владимир вместе с Катей ощутил гнев и омерзение и отреагировал инстинктивно: взвился с места, сгреб в комок футболку на груди Крабова и рванул его со стула:

— Ты, муравей похотливый! Слюни подбери!

— Чё, обурел?! — всхрапнул вздернутый на цыпочки хорек, размахивая руками в тщетном старании достать Владимира. Предупрежденный отчаянным криком Кати "Володя, слева! У него нож! Осторожно!", Дремлев свободной рукой пригвоздил поднявшегося на подмогу дружка Крабова к табуретке, как вкопал, и зло отчеканил:

— Блок "Мальборо" на двоих — и вы без претензий к девушке. Договорились? Не слышу!

Он легонько встряхнул хорька, чтобы услышать придушенное "Да..." Только тогда вмешались милиционеры.

— На пятнадцать суток, под арест захотели? Нож сюда! — заорал участковый, разнимая Владимира и парней. nbsp;

— Всё-всё-всё! Сразу бы сказал, что девчонка за тобой, и базара нет, — Рожин похлопал по плечам Крабова и Владимира и повернулся к майору. — Командир, молодо-зелено, погорячились и забыли. Какой там нож — игрушка перочинная!

Но участковый все-таки нож отобрал и, невзирая на перемирие, настоял на письменном заявлении от пострадавших: отзовете после возврата долга, убедил он Рожина и парней, а Владимиру и Кате, проверив прописку, велел убираться вон, пообещав, что, если потребуется, вызовет их или навестит.

Выбравшись наружу, Катя с чувством сказала Владимиру:

— Спасибо вам! Я все верну, постепенно, через месяц.

— Непременно, — согласился он. — Натурой. Я — о сигаретах, а вы о чем подумали? — уточнил Владимир, увидев, как девушка запылала огнем. — Шучу. Забудьте — как химчистку пальто и мою неуклюжесть в автобусе.

Протесты отмел:

— Это добро я получаю даром, от кореша за границей. Пить-курить вредно, потому избавление от соблазна мне только на пользу.

И, взглянув на Олега, робко переминающегося с ноги на ногу у куста с привязанными собаками, предложил Кате:

— Пойдемте, я немного провожу вас, раз уж наши звери в одной упряжке.

Олег, все более удивляясь отцу, чтобы не спугнуть удачу, шустро подхватил с куста импровизированный поводок-ремень и на почтительном расстоянии последовал с Чернышом и Магдой за взрослыми.

— Еще утром не поверила бы, что со мной такое приключится, — нахлынули на Катю эмоции, — милиция, штраф — позор! Как закоренелый преступник. А это ведь я сама привела всех сюда... Зачем? Струсила быть с этими наедине, на пустыре...

— Три амбала — и я бы струсил, — поддакнул Владимир.

— Врете. Вы ножа не побоялись.

— Так я это... потом испугался, — выкрутился он и посерьезнел. — Смех смехом, но с собаками пора что-то решать.

— Это я услышу вечером не раз, — Катя вообразила фирменную пилку от Ксюши. — По-вашему, собаки вышли из-под контроля? Неужели вам не показалось, что той троице досталось неспроста? Парни — форменные садисты. Слышали, как Крабов жалел, что когда-то не добил Черныша?

— Возможно, из-за его давней тяги к дорогой обуви, — допустил Владимир, — разорительной не для меня одного. Я вот что скажу, не обижайтесь. Сегодняшние проблемы — результат вашей с Олегом безответственности. Считаете, посюсюкали с псиной, домой взяли — добро ей сделали? Дни напролет зверь величиной с пони один в квартире, как в конуре. Куда ему энергию девать? Вот с ума после и сходит. И дальше. У Олега планы на лето: лагерь спортивный, друзья в Алексине — кому ухаживать за его игрушкой? Вы соберетесь отдохнуть на море, куда пса денете? Так— то, — он сделался странно угрюм. — Да с чего, вообще, уверенность, что ему у вас лучше? Лелеете, а он свинтит туда, где кости сахарнее, мясо толще и не ругают...

— Собаки не предают, — возразила Катя, — они не падки на корысть. Магда пришла ко мне сама, в дом своего хозяина, потому что до сих пор любит его. И я отдаю себе отчет, что она не принадлежит мне и, если захочет, вольна уйти.

— Что же: корми, пои, заботься — и вдруг в отставку? Вы так равнодушны?

— Насильно мил не будешь. Собаки, как дети, выбирают от сердца. И не ошибаются.

— От, уморили! У них примитивное, поверхностное восприятие жизни.

— Они мыслят просто, но разве самое важное в жизни не однозначно? Любишь — не любишь, веришь — не веришь, правда или ложь, добро или зло, геройство или подлость... А все полутона, оттенки — самообман.

В сверхъестественном наитии Катя сейчас проповедовала и одновременно постигала новое для нее знание о мире: разум не должен властвовать душой. Приспособленец — не вожак. Она ждала, что Владимир тотчас опровергнет ее, сочтя наивной. Но он молчал, задумавшись. Они шли вдоль ограды парка, когда Владимир улыбнулся:

— Наглядное пособие по вашей теории.

Катя непонимающе нахмурилась. Он мягко тронул ее за плечо, повернул и указал на две точки на пруду:

— Белый и черный лебеди. Иного не дано. Противоположности и рядом — на потеху природе.

Дрожь и необыкновенное волнение закружили Катю. Она отнесла их к восторгу от полусказочной гармонии и красоты, отказывая истинной причине — прикосновению Владимира. У него невинный девичий трепет вызвал желание прижать ее к себе и обнять, упиваясь травянистым шлейфом кожи и волос, — но он лишь задержал руку на плече дольше, чем диктовали приличия. Катя обернулась, нашла его глаза и забыла, что хотела сказать. Так, в детстве, разогнав что есть силы качели, взлетев навстречу свету и горизонту, немеешь и теряешь все мысли от близости к мечте, безымянной, но радостной.

— Третий год прилетают, с зимовки, — ему изменил голос, сев до хрипоты. Однако Владимир плевать хотел и на это, и на то, какую нести чушь о лебедях, чтобы продлить осязаемую связь с Катей, нырнуть глубже в водоворот струящихся от нее нежности, непосредственности и восхищения. — Рыбы — кот всплакнул, и та мелочь. Собаки гоняют. Что их сюда манит?

Они чокнутые, стукнуло в сознании Кати, заволоченном темно-карим океаном и изгибом губ Владимира, и я такая же. Стоп! Куда ты?! Волевым усилием она стряхнула наваждение, и, драпируя кавардак чувств, кликнула Олега. Заслонившись им, как щитом, попросила Владимира:

— Не браните его, ладно?

Наконец он опустил глаза и кивнул. Силу желания-грезы выплеснул, вырвав спонтанный прощальный поцелуй руки:

— Оставайтесь всегда такой же очаровательной, Катя.

Олег прыснул: Магда протянула Владимиру лапу для пожатия.

— Пап, ты ей нравишься!

Владимир невесело усмехнулся... Первое, что он сделал дома, избавился от щетины на щеках и подбородке.

А Катя зажглась идеей помирить Ксюшу с Костей, взяв вину за студента на себя. "Ты не умеешь врать", — печально ответила ей подруга.

III

А жизнь налаживается, представлялось Владимиру недели две спустя. Получка ожидалась без задержек, неплохой барыш сулил и "левак". Виски и сигареты перекочевали к Рожину и его компании, зато у Владимира появились новые привычки: зарядка с гантелями и утренние пробежки по парку.

Лебедям в пруду он подмигивал как старым знакомым, рассчитывая рано или поздно снова пересечься с той, кто так серьезна, мила и при том бесхитростна и нежна, что на мгновение вскружила голову и ему. Они оба понимают границы, которые не перейдут, — тем флирт увлекательнее...

Жужжала машинка, Владимир напевал, выполняя другое новое правило: бриться два раза в день. Елена кашеварила. Взвыл телефон. Владимир отключил машинку, сбрызнулся одеколоном и взял трубку.

Показалось, он ослышался. Но собеседница повторила свои имя и пожелания. "Как они узнали номер?" — ожгло Владимиру лоб.

— Получили, — процедил он. — Ответ: нет, никогда. Решение совместное. Не пытайтесь, бесполезно. Слишком поздно.

Конец. Все насмарку. Просчитался, недооценил. Теперь от них никуда не денешься. Мразь! Владимир сомкнул руки на затылке, точно зажимая разрывные, как пули, мысли.

— Кого честишь?

Вероятно, Елена давно стояла позади него.

— Неважно, — отмахнулся Владимир. — Долго объяснять.

— Я не тороплюсь.

— Дело прошлого. Ничтожества, не стоящие, чтобы о них говорить.

— Это из-за них ты ездил, как мне сказал, в Алексин, а Олегу — на работу?

В общем она угадала, но он не был готов ворошить грязное белье.

— Что происходит, Володя? Что за секреты?

— Слушай, по-моему, я предельно разжевал, что отлучился в родной город прибраться на могиле матери и подыскать покупателей на квартиру, и не хотел, чтобы сын знал об этом. Что ты меня пытаешь? Это у меня есть повод для разборок: твои ночные бдения в офисе с шефом.

— Были долгие переговоры с бизнес-партнерами. Я, секретарь, должна на них присутствовать. Можешь проверить.

— Не стану, — буркнул Владимир. — Давай так: я уважаю твои дела, ты — мои. Без претензий.

Елена подняла брови:

— Какие претензии? Я волнуюсь за тебя. Ты ничего не рассказываешь. Ты влез в долги? Почему продаешь квартиру?

— Уже не продаю, — выдохнул Владимир. — Пойду чай подогрею.

Выдержки не лезть на рожон Елене хватило на полкружки чая.

— Ты меня любишь? — начала она.

— Каждую ночь.

— Я серьезно. Скажи, что любишь меня. Что я у тебя одна.

— Ты знаешь, я не охоч на сюси-пуси. Мы вместе — это главное.

Елена не отставала:

— Что за этим, Володя? Ты не пускаешь меня к себе ближе, убегаешь... Я верчусь, чтобы угодить тебе, твоему сыну, а ты будто не видишь, что и мне нелегко.

Владимир встал, подошел к окну.

— Говорила, твои родные соскучились? Навести их, не откладывай из-за меня. Я не выберусь с этой горой чертежей.

— Ты... гонишь меня? — прошептала Елена.

— Просто не хочу тебя раздражать, быть в тягость. Я мрачный тип, привык жить один. Ты обижаешься, а мне иногда нужно уйти в себя, уяснить, что к чему.

Он не заметил, как тяжело ей было решиться:

— Хорошо, я уеду сегодня.

Удивился, что так скоро, но не перечил. Сел за чертежи. Елена медленно складывала вещи в сумку. Через некоторое время Владимир сообразил, что она забирает все свои вещи. И снова промолчал. Только, взвесив сумку в руке, сказал, что поедет с ней и понесет сам. Елена отказалась:

— Поймаю машину.

Когда хлопнули створки лифта, Дремлев, наконец, осознал, что Елена уходит, а он ничего не предпринимает. И что у него теперь две больших проблемы. Или нет?

Что это она учудила? Психанула, характер показывает или взаправду? Что он ей сделал, чтобы так, молчком? Он такой, какой есть, не перелепишь, со скелетом в шкафу, у кого их нет? Манипулировать им — себе дороже.

Ладно, спустится за ней, отберет сумку, дескать, не балуй, а там как фишка ляжет. Верный способ — в постель. Говорят, после ссоры — самое оно.

Соседская болотная "Вольво 240" разминулась с Владимиром на пару секунд, рыкнув и оставив взамен Елены сизоватый выхлоп. Он проводил ее взглядом до поворота на шоссе, игнорируя набирающий силу дождь и чиркающие по небу беззвучные молнии.

— Пап, мокнешь ведь, дуй домой! — это Олег с Чернышом, слетев с пригорка, как воробьи с крыши, пихнули его под навес крыльца.

К полуночи, сомлев от схем поршней, клапанов и форсунок, не дождавшись звонка от Елены и не позвонив ей, Владимир вышел на балкон и закурил. "Любишь, не любишь, — пыхнул он луне, жмурящейся в фиолетовых облаках. Вспомнилась Катерина с ее теорией. — Ни фига все не просто, девчонка. Когда бурлят амбиции". По себе меряешь, стегануло сомнение, у Кати, может, именно так, идеально. Вон светится вся, аж его просветила и заразила легкостью.

Наверняка и непутевую жизнь его разложила бы по полочкам. Не побрезговала бы. Вот только ее простой ответ, какое из зол простить: предательство, безмерное, но замаливаемое и за давностью и для несовременников неочевидное, или малую, во благо, но долголетнюю и бьющую наотмашь ложь, мог склонить чашу весов в пользу Владимира...

В том же микрорайоне, через десяток многоэтажек, не спал еще один балкон. Та, чье благополучие и свобода мнились Владимиром образцовыми, также стояла перед фиолетовой луной. Экзаменатору-совести Катя признавалась, как с детства в семье успех и счастье равняли с Москвой, где были деньги, продукты и женихи, как несгибаемо лепилась она к столице в надежде породниться: лучшая в учебе, работе, чтобы вывернуться из колеи "завод-дом-телевизор", пробиться...

Застенчивая официантка, щепетильная продавщица на барахолке, гид в чересчур вольные времена, в ожидании диплома и заслуженного, достойного распределения. Неудача недопустима, как проигрыш, позор. И вот прищур судьбы: новым деньгам нужны не знания, а ловкость рук. Когда-то Катю кормил французский язык, духовно — перспективы: кандидатская степень, квартира. Сейчас она голодала, утратив веру во что-либо хорошее в будущем: диссертацию о возрождении производства без практики не написать, вместо практики она учительствует, преподает то, чем не занимается, в чем разбирается меньше своих студентов, за что те должны презирать ее, а она себя. И довершает позор то, что ее не первый день преследуют мысли о женатом мужчине, поцеловавшем ей руку. Да, романтичный, да, твердый, как каменная стена, да, он неуловимо близок ей в чем-то, но чужой! Слава богу, хватает ума избегать с ним встреч...

Катя была уверена: влечение к Владимиру — это худшее, что с ней могло бы теперь случиться.

А через пять дней их с Ксюшей вызвали в прокуратуру.

ГЛАВА 12

I

По школе, где учился Олег, гулял хитрый вирус. Он завелся у старшеклассников, а в мае эпидемия подкосила и шестой "Б". Вирус перелетал с парты на парту в крылатых записочках и раскрашенных фломастером тетрадках-анкетах.

Любовную лихорадку подхватил и Олег. На совместной сдаче шестыми классами нормативов по физкультуре. Когда Лиза Кострова, вертлявая рыжуха из параллельного "А", как золушка в принцессу, преобразилась в стройную, прыгучую гимнастку, сногсшибательно крутящую кульбиты, обруч и ленточку. Вкупе с титулом "мисс шестых классов" она обрела славу неприступной сердцеедки и окуталась слухами-небылицами отвергнутых поклонников: о глупости, высокомерии, веснушках, замазываемых гуашью, заморочках — не дружить с пацанами, не умеющими сесть на шпагат.

Олег долго колебался, но за неделю до конца учебного года, наконец, отважился открыться Лизке и расставить все точки над "и". Чтобы застать ее одну, без подружек-насмешниц, он проследил за ними и, выяснив, что по дороге из школы домой они расходятся у магазина, ждал Лизку неподалеку, разодетый в новые, собственноручно глаженные до хруста брюки и рубашку.

— Внучок, помоги бабушке донеси авоську, — легонько похлопали Олега по спине. — Набрала консервов, молока, а силы не те, не утяну.

Олег и моргнуть не успел, как в ладонь ему вложили веревочную сетку.

— Юленька, смотри, кто это! Помнишь мальчика, — заглянув Олегу в лицо, сказала старушка жмущейся к ней светловолосой девчушке-ангелочку лет четырех, — который учил тебя кататься на коньках?

У Олега в животе ухнуло: Лиза прощается с подружками, вот-вот скроется за углом, а тут — старушка с сумками и воспоминаниями. Впервые в нем сражались любовь и долг мужчины. И стерли вдруг глупый страх перед подружками Лизки: ему стыдиться нечего.

"Заговорю с ней завтра, в школе, будь что будет, решил так решил", — сказал себе Олег, подмигнул ангелочку и протянул свободную руку старушке:

— И сумку тоже давайте. Тяжелая она у вас.

— Это нам с внучкой на двоих, — воспротивилась старушка. — Да не с малышкой. Вон моя вторая радость и помощница. Лиза! Иди скорей, я познакомлю тебя с нашим общим с Юленькой кавалером.

Возвращался Олег вечером в уверенности, что провел самый счастливый день в жизни, и что принцессы и старушки-феи — не сказки. Дома его встретил хмурый отец. И пригласил к своему рабочему столу, заложенному чертежами.

— Пап, на спортивные сборы я не поеду, — Олег решил, что речь пойдет о каникулах.

— Почему? — быстро спросил Владимир.

— Ну... чего я там забыл? Лучше, как кончится в школе практика, я в Алексин махну, пастухом наймусь. Как ты хотел: под присмотром и при деле буду. Черныша в сторожа пристрою. Еще денег заработаем.

— А почему не в дворники, сынок? Зачем учиться, добиваться успехов? Мети себе на здоровье дороги на свежем воздухе. И хвосты собакам верти. Не наигрался еще?

— Я не играю! Как ты не поймешь, что Черныш — мой друг?!

— Как ты в толк не возьмешь, что и я тебе не враг?

— Тогда почему ты не разрешаешь мне оставить Черныша? Я поклялся, я ручаюсь за него. Почему другим можно, а мне нет? Потому что их родителей в детстве собаки не пугали?

— По-твоему, я трус? — потемнел Владимир.

— Нет, — мгновенно остыл Олег, — не трус. Ты злопамятный.

Они оба шумно дышали, словно запыхавшись от физической борьбы.

— На память не жалуюсь. Чего и тебе желаю, — сказал Владимир. — Бережет от одних и тех же граблей и шишек на лбу.

— А если я умею обращаться с граблями?

Владимир медлил: считать реплику Олега дерзостью или отчаянием?

— Добро бы так, — заговорил с расстановкой, примирительно. — Вижу, растешь ты правильным мужиком, с корнем. Но опыта пока по возрасту — с гулькин нос. Потому и поправляю, чтобы не профукал будущее, был счастливее, чем я... Не толковали мы раньше о таких вещах. Ты повзрослел как-то резко, без меня... Но знай: ты — самое дорогое, что у меня есть.

— Дороже Елены Николаевны? — не верил Олег.

— С ней всё, — отсек Владимир. — Велела кланяться. Не наш человек. Да не горюй, справимся.

Он бодрился. Той ночью на балконе, несколько дней назад, от снедающей тоски он выпил, а затем позвонил Елене:

— Начнем с чистого листа, уедем! В Дубну или Электросталь. Разобьем дом, сад, как у Санчоса. Почему утопия? Увольняюсь, так нужно. Не пьян. Ответь, ты со мной?

Он действительно осуществил бы запредельное, скажи она "да". Но выпало иначе:

— Хватит изгаляться. Ты не декабрист. А я не подопытный кролик.

Ее слова вышибли опору у него из-под ног. Да, в голове всегда ненавязчиво крутилось, что Елена — из женщин роскошных, знойных, но не жертвенных, не истинных жен. Однако мысли не посещало, что она бесконечно далека ему и беспощадна.

Тупая боль уплыла за желудок и там копилась. Перед еще одним неотвратимым испытанием — разоблачением. Его Владимир должен был учинить себе сам, невзирая на возможную катастрофу и рану — теперь без выбора и отлагательств.

— Ладно, собственно, звал я тебя не за тем, — Владимир отвернулся к столу, приподняв бумаги, вытащил из-под них что-то. — Хочу вот вставить в альбом.

Для кого-то — две простые черно-белые фотографии десять на пятнадцать. Для Олега — копии треснувших, но бесценных миниатюр: немногого, что напоминало о людях, которых никогда больше не будет рядом. Он бережно взял снимки.

— Хорошо, — поддержал отца, — они тут веселые.

— Это с твоих карточек, из записной книжки, — уточнил Владимир. — В фотомастерской увеличили.

Олег кивнул, всматриваясь в неразличимые прежде детали: бабушкины морщинки, силуэты бабочек на портфеле школьницы-матери.

— Я хоть чем-нибудь похож на маму? — голос его дрогнул.

— Похож. Улыбкой. И характером: неуступчивым, но добрым — таких жизнь бьет тяжелей...

Владимир помолчал. Глянул в окно.

— Слушай, вот тут такое дело... — собравшись с духом, он перешел к главному, — письмо нам с тобой пришло. От маминых родителей — твоих деда с бабкой.

Олег отшатнулся:

— Ты что?! Мама же была сиротой!

— Сиротой, верно, — будто клещами вытягивал из себя Владимир, — при живых родителях. Эти люди отреклись от нее. Из-за того, что наперекор их воле она была со мной и дала тебе жизнь. Из принципа.

Качнувшись, Олег зашептал:

— Зачем?! Вы обманывали меня столько лет! Зачем? Я имел право знать! Вы что, были из враждующих семейств, как Ромео c Джульеттой?

"Господи, парень, тебя и сейчас, не оттоптав душу, не вразумить, что реальность жестче любого Шекспира", — подумал Владимир.

— Нет, — вслух продолжил он, — но маме готовили другую пару, иную судьбу. И в их понимании она ослушалась, опозорила семью, традиции. Они даже не приехали на похороны и ни разу не взглянули на тебя... И с тех пор мы больше не слышали и не видели их. Пока не пришло это письмо. Наверное, они разыскали нас через твоих друзей в Алексине.

— И что им теперь нужно? — холодно спросил Олег.

"Опору одинокой старости", — висело на языке Владимира.

— Реши сам, — он вручил Олегу злополучное письмо, согнутое тубусом в свиток, — что им нужно и заслуживают ли они этого.

Владимир вышел в кухню, оставив сына наедине с шестью листами ровных, как солдатики, букв с завитушками — точно с древней книги или открытки. "Буга Элеонора Кирилловна и Ренат Рудольфович", — вновь и вновь складывали губы Олега узорчатую подпись перед тем, как, совладав с собой, он взялся читать письмо с начала.

В кружке бесновался, норовя выплеснуться, чай. Владимир мутил ложкой шальной водоворот, размешивая пухнущие в глазах строчки письма — он помнил их почти дословно — и доказывал себе, что план так называемых тещи и тестя обречен: Олег не захочет с ними общаться. Как бы те не чернили Владимира за якобы совращение, развращение Дины, легкомыслие, эгоизм, грех — зачатие ребенка в блуде, без любви, не оправдывались обидой, горем и обычаем — их нельзя извинить.

Пускай в словах их есть доля правды. Он, Владимир, с пеленок не был паинькой (счастье, что сыну не в полной мере передались его былые отчаянность и бесшабашность), и заблуждаться на этот счет не приходилось. Но, философски получая должное за лихачество и хулиганство, в подсознании он помнил: родные примут его любым. И так должно быть в семье. Грозиться, за грудки отпрыска встряхнуть для острастки — законно, но отлучать, изводить, отвергать — нет. Потому что родная плоть и кровь. Навечно.

А тесть и теща... Ну, забеременела дочь по неосторожности. Так Владимир же не упирался, признал, женился. Посудачили тетерки-соседки да угомонились. Житейское, что называется. А эти до трагедии довели. И ведь не раскаиваются. Снисходят, полагая осчастливить. Имеют наглость осуждать, что он мало дал сыну, пренебрегал им. Они-де обеспечат внуку достойное будущее: частный дом, огород в Алексине, бизнес, который тот когда-нибудь унаследует. "Пусть едет скорей — застать дедушку, тот плох совсем, после инфаркта, а захочет — насовсем остается. И тебе, Володя, лучше будет. Знаем, и так жить нелегко, а какой жене с чужим ребенком нянчиться охота? Да и несподручно: не до него тебе, как и в прежние времена".

"Не верь им, не верь!" — заклинал Владимир, а на щеке его колыхалась жилка, словно Олег стоял напротив и повторял мучительный упрек: "Я столько ждал, а ты не приезжал. Тебе было не до этого. Я тебе не нужен".

— Батя, — услышал Владимир сквозь туман в голове. Осознал, что сын обращается к нему так впервые. Отчего бросило поочередно в жар и холод.

— Батя, — снова сказал Олег, — я должен ехать.

— Ты поверил им? — во рту Владимира пересохло. — Посторонним людям?

Олег выдержал его взгляд:

— Мне кажется, мама бы их простила. Я должен... Поеду в пятницу после школы. Ты позаботишься о Черныше, пока я не вернусь?

Закусив губу, Владимир кивнул.

II

В окрашенном под коричневый известняк бюро пропусков прокуратуры Катя всерьез ощутила, что стоит на пороге тюрьмы: по отношению охранников. И представила, как, если ее отсюда не выпустят, сообщит об этом в институт и родителям. Оробела и Ксюша: прекратила распекать Катю, что положилась на Владимира, не удостоверившись, что конфликт с парнями улажен, и не взяв ничьих координат, втянула ее в соучастницы. И съежилась, словно стены и своды здания сдавили ей плечи.

К четвертому этажу, куда направили девушек, их волнение достигло предела. Здесь на удивление светлые коридоры и двери комнат не вязались с мрачным духом заведения и ледяной синей формой его сотрудников — но никакие яркие краски не развеяли девичьих подозрений о подземелье с казематами и камерами для преступников.

Подругам велели подождать. Вскоре к ним вышел статный шатен в штатском, светло-песочном костюме:

— Екатерина Алексеевна, проходите. Ксения Сергеевна, вам в кабинет напротив.

Подруги в панике переглянулись, но подчинились и расстались.

— Садитесь, — сказал Катерине шатен.

Грохотнув выдвижным ящиком, он шлепнул на стол ворох чистой бумаги и штук шесть шариковых ручек. Затем испестрил каракулями перекидной календарь в поисках той, что пишет без скрипа и перебоев. Потом сверился с часами и начал записывать. Проделывал он все неторопливо, привычно, раскованно, будто в полном одиночестве.

Не отрываясь от бумаг, попросил у Катерины паспорт, списывая данные, осведомился о семейном положении, образовании, месте работы и учебы. Причем казалось, что ответы заносятся в лист быстрее, чем она их озвучивает.

— Судимости не имела, — выделил шатен и, наконец, взглянул на Катю.

Благодаря сухощавости и молодежной стрижке — по-мальчишечьи прямой, прореженной челке и удлиненным волосам на шее, он казался моложе, чем на самом деле. Судя по складкам на лбу и у рта, ему перевалило далеко за тридцать.

— Геннадий Антоныч Старыгов. Старший следователь прокуратуры. Наша беседа носит официальный характер, в связи с чем обязан предупредить, что отказ, уклонение от дачи показаний, а также заведомо ложные показания наказуемы — статьи 181, 182 Уголовного кодекса РСФСР.

В Кате хаотично встрепыхнулась логика: как может действовать кодекс страны, которой уже нет, и шевельнулось потустороннее знание о праве хранить молчание, однако все тут же смыли нахлынувшие откуда-то из-под лопаток мурашки. Меньше сорока восьми часов отделяли вполне нормальную, суетливую, но законопослушную жизнь Кати от этого кошмара. Тогда Ксюше позвонили и, объяснив, что повестку почта доставит с опозданием, назначили обеим подругам дату явки на допрос по делу номер шестнадцать пятьдесят шесть. И сейчас, меньше пяти минут назад, тревога и удивление Кати, как дурацкое недоразумение стало "делом", переродились в неуверенность в собственной безопасности и благополучии и в убеждение, что штрафом теперь не отделаться.

Неужели Ксюша близка к истине, и Владимир оказался болтуном, наобещал, а сам слинял в кусты, не мороча себе голову или просто-напросто забыв о Кате и ее проблеме? Нет! Он, конечно, циничный тип, но не подлец. Значит, что-то вышло не так? Они получили свое, но потребовали еще, не забрали заявление? Тогда Владимир тоже взят в оборот? Бред! Не так уж сильно они виноваты. Собаки разодрали вещи, но никого не поранили — исключено! И за это не судят! За что же с ними сейчас так обходятся?!

Ей пригрезился Владимир, с растрепанными волосами, в темно-сером свитере, тут же захотелось прильнуть к нему, броситься под его защиту, и стало больно от того, что это невозможно.

А вдруг с ним случилось что-то нехорошее?! Тот тип, похожий на грызуна, угрожал ему... А она, вместо того, чтобы выяснить, все ли в порядке и поблагодарить человека, пряталась от него, увиливая даже от прогулок с Олегом.

— Я спрашиваю, как давно вы знаете Марка Телешева и как могли бы его охарактеризовать? Екатерина Алексеевна, сосредоточьтесь, пожалуйста. Я третий раз повторяю вопрос, — возмущенный голос Геннадия Антоныча рассеял ее иллюзии.

— Причем тут Марк? — спросила она с внезапной агрессией. — Может, вам еще про одноклассников и детский сад рассказать?

— Была бы нужда, рассказали, — урезонил следователь. — Не зарывайтесь. Мы многое знаем и сами. Включая детали вашей личной жизни. Например, что вы и ваша подруга недавно расстались со своими друзьями-сожителями.

Катя вспыхнула и испепелила собеседника брезгливым взглядом.

— Благодарите за бдительность соседку по площадке, — просветил следователь. — Если бы не ее помощь участковому, допрашивали бы вас не как свидетеля, а члена банды, которая, помимо прочего, убивала людей, чтобы завладеть их жилплощадью. Приятель ваш Марк Телешев, устроивший вам квартиру, подозревается в тесной связи с бандой, кроме того, в распространении наркотиков в клубе, где работал. Кстати, небезызвестный вам Падкин был одним из его клиентов. На махинации Рожина с районным ЖЭКом, — продолжал, не давая Кате опомниться, следователь, — мы вышли давно. Не удавалось найти непосредственных исполнителей, убийц, чтобы доказать их связь с заказчиком. Действовали они довольно аккуратно, без свидетелей. За исключением одного раза. Тогда они не сообразили, что их могут выдать. Догадываетесь, о ком я?

— Обо мне? — упавшим голосом осведомилась Катя.

— В какой-то мере. Вообще, о собаках. Эти типы были настолько убеждены в своей безнаказанности, что заявились с жалобой на вас в милицию, "подарив" нам тем самым отпечатки своих пальцев. Ну, остальное — дело техники. Так что теперь ваши обидчики в камере и дают признательные показания.

В голове у Кати прояснялось, чего не скажешь о душе. Вроде бы все нормально: бандиты в тюрьме, она на свободе, но ощущение, что извалялась в мерзости, наоборот, усилилось. Марик — сообщник бандитов, наркоделец?! Она с Ксюшей столько времени общалась с убийцами?!

Плохое, даже уходя, напоследок отнимает что-то хорошее: начинаешь хуже думать о ком-то и вселяешь недоброе в себя. И без привычки сопротивляешься, отказываясь верить в зло рядом с собой.

Ошибки быть не может, выгораживать бывшего сокурсника не стоит, разбил робкие надежды следователь, когда Катя описала Марка, каким запомнила его со студенческой скамьи. Она пожала плечами и повторила, что плохого за тем не замечала.

— Ладно, — отстал, наконец, прокурорский работник, — подпишите протокол. Здесь: "с моих слов все записано верно". На суде, я думаю, ваше присутствие не потребуется. Что еще? Пока длится следствие, квартира будет опечатана. В недельный срок вы должны ее освободить. Да! Дмитрий Ильич, ваш участковый, просил передать вам этот номер телефона. Он сказал, там надежные руки для Магды. Все. Давайте повестку, я поставлю отметку на выход.

Вот так. Росчерк фиолетовой пасты обозначил реальность нового этапа в жизни Кати.

Она и Ксюша очутились в коридоре почти одновременно. И обнялись, уткнувшись носами в плечи друг другу.

— Кошмар, — шепнула ей Ксюша. — С другой стороны, с квартиры так и так пришлось бы съезжать: она нам больше не по карману.

III

Владимир ощущал одиночество и что-то близкое к безысходности. Мысль, что тесть и теща, богатые и влиятельные, способны щедрыми подарками и посулами переманить сына, легко оформив опекунство, и неизвестность — что там в Алексине? — разъедали, как ржа. Чтобы не удариться в запой, он занимал себя мелким домашним ремонтом. Смазал и подтянул дверные петли, сменил перегоревшие лампочки в светильниках, завинтил ножки в табуретах, во время отгула разобрал барахлящий видеомагнитофон.

Сгорел резистор, требовался и паяльник. За ними Владимир зашел в комнату Олега, где в стенном шкафу хранил микросхемы, электроприборы и старые готовальни и где совершенно некстати наткнулся на банку зубного порошка "Семейный". Ее брякнувшие внутренности заставили Владимира открыть крышку.

В банке лежали замусоленные игрой в перевертыши жвачные фантики, вырезанный из дерева копьеносец, на щите которого спереди было выбито "DК", а сзади — "Д. Копьёв", стеклянная пирамидка, брелок-головоломка с цветными шариками и танк — из спичечных коробков и спичек.

Когда же, по просьбе сына, Владимир клеил и красил этот танк для напольных баталий? Как давно первый раз, полуторамесячного, взял Олега на руки, и тот расплылся в улыбке и чмокнул губами, с тех пор до восторженного визга полюбив те минуты, когда отец поднимал его высоко вверх и крутил вертолетиком. Помнит ли сын это? Случалось ведь нечасто...

"Я столько ждал тебя, а ты никак не ехал!" — снова взорвало виски.

Они все уходят от него... Все, кто когда-то его любил. Очередь Олега.

Ну и что? Собственно, пара-тройка лет, и, так или иначе, это случится. Парень повзрослеет, отец, как и прочие родственники, ему перестанут быть интересны: их навсегда потеснят закадычные друзья и первые подружки — закономерный процесс. И какая разница, произойдет это на глазах Владимира или тещи с тестем?

И что страшного? Жизнь Владимира всего лишь станет такой, что была полгода назад. Те же возвращения по вечерам с работы в пустую квартиру, готовка для себя одного, без хлопот, без собак. Снова отыщется и приходящая женщина, чужая, чуждая, но ласковая...

Нет, врешь, понял Владимир. Как было, быть не может. Потому что бессмысленно: ради чего дальше тянуть эту канитель — коптить небо?

"Собаки и дети не ошибаются с выбором", — снова запульсировали в мозгу Владимира слова Катерины.

Как же она тогда смотрела на него, как дрогнула! Он живо представил развитие их встречи, что он хотел бы делать с ней, но еще одно воспоминание об Олеге его остудило: "Катя — не такая! У нее есть жених".

Хватит! Размазня! Не юноша — мечтать о недоступном!

Скверно, скверно... Он поскорей сунул игрушки в коробку, запихнул ее в дальний угол шкафа и захлопнул дверцы.

По крайней мере, пока Черныш здесь, Олег душою тоже с ним.

Поел этот пес хоть что-нибудь? Третий день выпендривается, не притрагивается к стряпне Владимира. Он заглянул в кухню: гречневая каша с тушенкой лежала в блюдце тем же ровным слоем. Рядом на полу стояли еще две тарелки и миска: с кашей, мясом, сосиской и костями.

Черныш лежал в закутке в коридоре, скукожившись и, как показалось Владимиру, обмякнув.

IV

Сессия впервые предвестила Кате начало отдыха: вместо занятий — краткие консультации-наставления студентам перед экзаменами. Освободившись рано, она отправилась не домой, а в центр. Прошла по Тверскому, Гоголевскому бульварам, узкими переулками с высокими домами, булгаковскими местами, выбралась к Патриаршим прудам и бродила там. На обратном пути повеселела.

В квартире, которую им со дня на день следовало освободить, она застала Ксюшу, выкладывающую из чемодана уже собранные вещи.

— Мы с Костей помирились, — расцвела подруга. — Он приходил, мы долго говорили. Он уволился из конторы, выкупил в доле с Генкой списанный грузовичок. Теперь работает на себя, по удобному графику. С Романом не общается.

Катя молчала.

— Он сказал, — Ксюша разволновалась, — что жить без меня может, а мечтать нет. Я поверила, потому что со мной точно так же... Мы подали заявление, и завтра я перееду к нему.

— Это отлично, Ксюша! Что у вас все по-настоящему, — сказала Катя.

— А как у тебя дела? Об общежитии договорилась? Магду пристроила?

— Нет, я возвращусь в Тулу. Вместе с ней.

— Вас распустили на каникулы? Постой, ты же собиралась поработать в приемной комиссии, — удивилась Ксюша.

Катя помолчала.

— Я... Слушай, мой роман с Москвой закончен. Не срослось. Я размышляла, я не вижу здесь своего будущего и не хочу его. У меня отличное образование, постараюсь применить его по делу, на заводе в родном городе. Так будет правильнее.

— С ума сошла? — не поверила Ксюша. — Получила красный диплом, поступила в аспирантуру, преподаешь в Университете, сдала кандидатский минимум — и похерить это, вернувшись в глушь?! Конечно, ты сошла с ума. Переутомилась, переучилась. Тебе просто надо немного отдохнуть. Опомнись!

Катя покачала головой:

— Аспирантура никуда не денется. Переведусь на заочное отделение. Когда наберу практического материала, восстановлюсь. Я так решила. Пока я занимаю не свое место. Ну, согласись, что я за педагог? Чему я могу учить, не работав по профессии?

— Тебя же хвалили на кафедре за вечерников! Они блестяще сдали экзамены! — сорвалась на крик Ксюша.

Катя отмахнулась:

— Это не моя заслуга, а их. Я не дала им ничего из того, что нельзя прочесть в учебниках и книжках.

— Это из-за него? — сумрачно спросила Ксюша.

— Из-за него тоже, — Катя вздохнула, вспомнив о Владимире.

Ксюша положила ей руку на плечо:

— Тебя предал любимый человек. Паршиво, больно, обидно... Но разочарования случаются у всех. Их надо пережить. Не калечь себе жизнь! Найдешь нормального парня, на Романе свет клином не сошелся.

— Роман?! — удивилась Катя. — Да я благодарна ему! Не брось он меня, я и дальше не замечала бы, что не живу, а превратилась в механизм, не существующий вне расписания. Желающий только покоя. Я растворилась в ворохе бесполезных занятий. Стала их заложницей. Настолько, что перестала отличать, где я, а где та, какой мне положено быть. Раньше мне казалось, счастье — когда знаешь, чего хочешь и добиваешься этого. А теперь уверена, счастье — любить то, что у тебя есть. И вижу, что, кроме дружбы с тобой, я здесь ничем не дорожу. — Катя погрустнела. — Пойми, меня не пугают препятствия, но я не хочу испытаний ради испытаний. Будто, не умея грести, садишься на весла вместо того, чтобы перебраться вплавь или вброд. Или бесконечно склеиваешь гнилую веревку. Я говорю ужасные вещи, но совершенно спокойна, слез нет. Я разучилась и радоваться, и плакать... Так невозможно. И из этого один выход — уехать. Быть настоящей, жить настоящим, узнать, какая я, настоящая. Создавать, а не копировать, чувствовать, а не притворяться.

Ксюша смотрела на нее с жалостью:

— Другого назвала бы слабаком, но зная тебя... Я всегда равнялась на тебя, на твою упёртость. И я отмутузю любого, кто заикнется, что ты едешь побежденной или сломленной. И не буду отговаривать — талант не засохнет и на родных болотах, а одумаешься, надеюсь, быстро, тогда вернешься. Ты не какая-нибудь свистушка, ты — трудяга, ты достойна своей мечты и хотя бы чуточки везения, и ты заслужила каникулы. Так что расслабься, подруга, на полную катушку.

— Я так соскучилась по старенькому пианино, — растроганно прошептала Катя, — приеду, переиграю все, что умела, если не забыла. Вальс Грибоедова, он получался лучше всех.

— Билет-то купила?

— Да, на завтра, без пятнадцати четыре — отсюда, в семь — уже там.

— Так скоро! Черт! А я даже проводить тебя не смогу.

— Не нужно. Я поеду налегке, с собой — одежда и личные вещи. Всю посуду и мебель забирай себе, пригодятся в семейной жизни.

— Хорошо, кроме... — Ксюша раскопала один из свертков, — хрустальные бокалы разделим поровну, на память о славных временах, когда у нас с тобой все было общее до безобразия, — она моргнула, стряхивая слезинки. — И главное, не позднее второго сентября ждем тебя к нам. Будешь последней свиньей, если пропустишь мою свадьбу.

Ночь напролет они вспоминали и прощались, советуя, желая, грустя...

V

Катя застегнула молнию на дорожной сумке, отставила ее в сторону и набрала тульский номер:

— Мам, я собралась, сейчас выезжаю. Встречать не надо, приеду засветло.

Трубка заворчала.

— У нас будет много времени, я все объясню. А сейчас ответь сама. Ты любишь папу? Я не шучу, — Катя не сдержалась и улыбнулась бурной маминой реакции. — Я так и думала. Скоро буду. Пока!

Осталось пробежаться по комнатам, проверяя, не забыла ли чего, и заодно поблагодарить эти стены за приветливый, пусть и недолгий приют. И присесть на краешек дивана — на дорожку.

Тишину продрал рев телефона, но Катя игнорировала его, потому что со всеми переговорила. Но звонки не прекращались, и, на всякий случай, она отозвалась.

— Катя, здравствуйте. Это Владимир, Дремлев. Такое дело. Олег пару дней будет отсутствовать, Черныш под моей ответственностью. И, по-моему, он либо чудит, либо с ним что-то неладно. Вы вроде разбираетесь в собаках, взглянете?

— Я не смогу, — ей было нелегко это сказать, — я сегодня уезжаю.

— Вот как. Надолго?

— Вероятно, навсегда.

— И куда?

— Возвращаюсь в Тулу, к родителям...

— Почему? — недоумевал Владимир.

— Так сложились обстоятельства.

— Чудовищно, — она почувствовала, что он расстроен. — Может, вам нужна помощь? Я могу что-либо для вас сделать?

— Спасибо, не надо.

Дремлев помолчал.

— А собаку куда?

— С собой.

— Ясно. Диктуйте тогда адресок, телефончик. Земляки ведь: путь в Алексин один — через Тулу. Как-нибудь пересечемся.

— Володя, мы не должны видеться, — Катя набрала полную грудь воздуха. Она не обязана говорить правду, она пообещала себе. Но пусть... она ее скажет... все это останется здесь, в Москве. — Я не смогу с вами встречаться. Потому что... люблю вас. Люблю... Но не настолько, чтобы причинять боль тем, кто ни в чем не виноват. Передайте Олегу, что у него все получится, и прощайте...

— Катя!

— Простите, я спешу. Поезд...

Владимир замер. В трубке раздавались гудки, а он все стоял, не двигаясь, не веря тому, что услышал. Она любит его! Но не хочет делать кому-то больно. Кому? Жениху! Нелюбимому.

Он присел на диван. Мысли скакали, сердце колотилось. Обычно женщины говорили ему о любви после того, как он доказывал им ее физическую составляющую, до того — не успевали.

Другой же смысл слова "люблю" всегда его пугал. Готов ли он к нему? Не отшутиться, а по-настоящему. Ведь эта девушка не потерпит половины...

К ней тянет, ею хочется обладать, с ней легко и забавно браниться. С ней часто ругаешься, но между ними много общего, что не позволит рассориться окончательно.

Черныш, прокравшийся с начала разговора в комнату, подошел к нему, положил голову на колени и уставился в глаза. Левая рука Владимира, со шрамиком под часами, взметнулась вверх. Потом опустилась на собачью морду, погладила шелковистые уши. Какое-то время Дремлев сидел в оцепенении, потом схватил ключи, взял Черныша на поводок и выбежал из квартиры. Проскакивая ступеньки, они скатились с лестницы на первый этаж, выскочили на улицу и поймали машину.

Спустя двадцать восемь минут Владимир нырнул в окошко вокзальной кассы:

— Один на Тулу. Ближайший.

— Ближайший отходит через три минуты.

— Давайте!

— Седьмой путь. Сдачу-то заберите!

Владимир уже мчался по перрону:

— Черныш, ищи! Ищи Катю, ищи Магду!

Черныш засуетился, закрутился. Взгляд Владимира цеплял мелькающие окна. Поезд пыхнул и толкнулся, вынудив Владимира с Чернышом взлететь на подножку первого попавшегося вагона. В тамбуре им преградила дорогу проводница:

— С собаками без намордника запрещено. Где билет на животное?

— На него? Не знал, что положено. Купил бы, — Владимир старался говорить уверенно. — Он смирный, никого не тронет, вы уж пустите нас, пожалуйста...

— Правила одинаковы для всех, — с каменным видом произнесла проводница. — Придется сойти. Пожалуется какой пассажир, что зверюга ваша без намордника, а мне отвечать? Сходите, я говорю!

И она распахнула дверь, подталкивая Владимира в плечо.

— Слушайте, мне очень важно попасть именно на этот поезд. Нельзя мне иначе. Хотите, я штраф заплачу?

— Зарплату тоже заплатите, если меня из-за вас уволят?

Поезд опять качнулся, начал разгоняться. Черныш заскулил и дернулся на поводке.

— Не выкидывать же меня на ходу, — рассудил Владимир. — Высадите на следующей остановке.

Проводница поджала губы и шагнула закрыть двери. Лишь она поравнялась с Чернышом, тот извернулся, прошмыгнул под ее рукой и выпал из вагона. Кольцо на карабине не выдержало могучего рывка и разогнулось, поводок хлестнул по ноге Владимира.

"Олег не простит", — подумал он, скрипнув зубами. Варианты свистели меж ушей Владимира — он решал, с какой из потерь смириться. Отодвинув проводницу, высунулся наружу, посмотреть, где пес, потом устремился в вагон. А затем бросился обратно и, снова минуя ошеломленную проводницу, кубарем вывалился на платформу.

Он увидел, куда направлялся Черныш... К девушке с каштановыми волосами и бело-рыжей собакой.

Они подбежали к нему. Дремлев тер колено и глупо улыбался.

— Володя, вы... вы — сумасшедший! Зачем вы прыгали? У вас кровь! — она щупала ему пульс, гладила по голове и одновременно хотела отвесить подзатыльник за ребячество.

— Порядок, чуток кожу ободрал. Вы почему на поезд опаздываете?

— Мой поезд позже. Здесь в это время два рейса. Так вы...

— А я обрадовался, что вы передумали. Где, кстати, ваш жених, которого мне придется убить, чтобы вы не чувствовали себя виноватой?

— Какой еще жених? Володя, с вами точно все в порядке? Голова не болит? Надо скорей к врачу.

— Я здоров и, по-моему, даже счастлив, — ответил он и лег на пыльный асфальт...

Эпилог

Взгляд Луны пробудил Черныша, подняв с плетеной циновки. Сквозь незанавешенные окна были отчетливо видны парящие снежинки. Черныш уперся в подоконник и внимательно смотрел на двигающиеся по тротуарам тени.

Ветер со снежинками подсвистывали в рамы, студили морду. Пес опустился на пол и чутьем, не путаясь в непривычном помещении и темноте, разыскал Магду.

Кончики ушей колли поднялись, уловив за тиканьем ходиков с кукушкой посторонние шорохи. Цокнув коготками, она вскочила и вместе с Чернышом застыла у двери.

Снаружи грохнуло — собаки сдвинулись вперед, к узкой полоске света внизу, из отсека. Тишину сменили голоса, шаги, хлопнул лифт, торопясь на другой этаж. И снова волнующая заминка, после которой те, кто долго ждали и верили, были вознаграждены.

Дверь распахнулась. Первым влезло мохнатое, пахучее, зеленое и очень большое. Следом шли Олег, Катя и Владимир, нагруженные сумками и коробками. Задергались веревочки выключателей, и свет беспрепятственно — мебели не было — отразился от белых обоев и свежего лакированного паркета.

— У-у! — вскричал Олег, и голые стены и полы повторили за ним гулким эхом. — Уже девять! Мы успеем?

— Успеем, — уверил Владимир.

Они управились к десяти. Распаковали коробки, на них Катя накрыла стол, нарядили елку, повязали собакам на шею мишуру, дали сахарных костей, включили радиоприемник и уселись на подушки потурецки.

— Как разносолы от дедушек-бабушек и родителей выручили: и вкусно, и посуда на первое время, пока не обставимся, — отметила Катя.

— Не зря родственничков навестили, — согласился Владимир.

— Я щас, — Олег поднялся и вышел в другую комнату.

— Лизе, наверное, звонить, — предположила Катя.

— Тогда это надолго, — сказал Владимир и взялся раскладывать. — Если Костя с Ксюшей опоздают, — разложив по тарелкам и попробовав, объявил он, — салат их может не дождаться.

— Не должны. Костя Москву хорошо знает, не заблудятся. К одиннадцати подъедут.

За стол вернулся довольный Олег. Катя с Владимиром хитро переглянулись.

— Ну что ж, проводим старый год, — Владимир откупорил бутылки. — Взрослым — шампанское, детям — "Салют".

— Мне пока тоже налей лимонад, пожалуйста, — попросила Катя. — Поддержу Олега.

— Эх, молодежь, — ухмыльнулся Владимир. — А я, старичок, уважу традиции. За уходящий год! Сложный, но удачный. Он сделал меня самым богатым человеком. В этом году я познакомился с тобой, Катя. У меня вырос сын, которым бы мог гордиться любой отец. Мы вместе сейчас сидим в нашей новой квартире. И я хочу, чтобы с этого дня все самое хорошее и интересное у нас только началось.

— А я желаю нам, — сказала Катя, — чтобы каждый раз, собираясь за столом, мы ощущали хотя бы крупинку сегодняшней радости и праздника, когда у нас больше подарков, чем мы загадывали и решились бы попросить.

— Пусть в новом году у меня появится младший брат, — вставил Олег, — или сестра. Но лучше — брат.

Катя покраснела и уткнулась в бокал. Владимир хмыкнул:

— Однако заявочки. Лучше бы кому-то учиться на одни пятерки.

— Можно, я сделаю громче? — сказал вдруг Олег, подкрутил радио, и, под музыку играя с собаками, увлек их из комнаты. Мелодия закончилась, и заговорил диктор:

— Олег Дремлев поздравляет своих близких: папу, Катю, бабушку и дедушку с наступающим Новым годом. По его просьбе для них прозвучит песня "Мой ласковый и нежный зверь". Исполняет Ирина Аллегрова.

Катя и Владимир молча смотрели друг на друга.

Дом окутался чудесной музыкой и словами, словами о них:

Как все началось, под какой звездой,

За какой чертой ты стал моей судьбой?

За каким холмом из ненужных фраз

Пролился туман твоих печальных глаз?

Мой ласковый и нежный зверь,

Я так люблю тебя, поверь,

Мой ласковый,

Мой ласковый и нежный зверь!

* * *

Катя чувствовала, как ресницы наливаются тяжелой водой.

— У тебя действительно замечательный, — сказала она, — необыкновенный сын.

— Есть в кого, — Владимир придвинулся и прижал ее к себе.

Катя рассмеялась сквозь слезы:

— Представляешь, Олег только загадал желание, а оно уже начало исполняться.

Они целовались, не замечая, что в комнату ворвались Олег с собаками и бенгальскими огнями и Ксюша с Костей и подарками.

А за окном гуляла морозная звездная ночь. Ветер выплясывал со снежинками диковинный танец. Деревья подпевали им в такт. Луна улыбалась...

Комментарий

*Отрывок из песни В. Воленко "Гранитный камушек" (группа "Божья коровка").

**Мексиканский ("Rosa Salvaje") и бразильский ("Tropicaliente") — телесериалы, показанные на российском телевидении в 1994-1995 годах.

* * *

А.Н. Островский "Бесприданница".

* * *

Отрывок из песни И.Ю. Николаева "Мой ласковый и нежный зверь".

nbsp;

&

&

&

&

&

&

&

&