Ложечки

No 2009 Скоробогатов А.В.

Ложечки

1.

— Я не думал, что мне пришлют такого слабого ученика, — сказал старик, когда Иван пришёл в себя. Он лежал на жесткой деревянной тахте, без бушлата и сапог; штанины были закатаны, а обмороженные ноги обмотаны шерстяными тряпками, и их жгло, вероятно, от какой-то едкой мази. От маленькой печи-каменки веяло спасительным теплом.

— Вы кто? — спросил солдат.

— Иван, — коротко ответил старик. У него была густая, поседевшая борода, а на плечи было накинуто какое-то старинное пальто.

— И я Иван, — ответил Быков и поправился: — Ваня.

Дед протянул парню горячую кружку с мутной жидкостью, тот жадно отпил из неё и закашлялся — это была какая-то жуткая смесь из кедровой настойки, отвара из трав и мёда. Старик проговорил:

— Я Савельев, Иван Филиппыч. Я здесь тружусь уже без малого сорок лет.

Комната была обставлена бедно. Маленький, грубо смастеренный стол, пара стульев, сундук, на стене старые тикающие часы и календарь. С другой стороны — ряд полок с банками и корытцами, мешки на втором деревянном топчане, рыболовные снасти и ружьё, рядом с которым стоял Ванин АК-74. На потолке торчал фонарь, но следов электропроводки заметно не было. Никаких больше электроприборов и других признаков цивилизации.

— Вы лесник? — предположил солдат.

— Лежи, — старик оставил вопрос без ответа. — Встанешь через полчаса. Похлёбка в котелке, я пойду.

Старик поднялся, взял из угла топор и вышел из избы. Ваня остался один, погрузившись в думы.

"Что будет, если ищейки выйдут на мой след? — подумал Иван. — Вдруг дед всё расскажет? Надо было его хотя бы предупредить. Хотя, тут всё равно, похоже, ничего от меня не зависит. Пропаду, так пропаду".

В комнате было слышно только тиканье часов.

Полежал минут пять. К удивлению, есть хотелось не так сильно, как вчера — возможно, Ваня просыпался не в первый раз, и дед уже кормил его, но солдат ничего не помнил. А вот в туалет уже сходить не мешало бы.

Иван снял тряпки — ступни и лодыжки покраснели и были в волдырях, но он их чувствовал и мог ходить. Расправил штанины, сунул ноги в валенки, стоявшие у порога и вышел из комнаты. В сенях оказалось две двери, открыв одну из них, дезертир увидел, как старик колит дрова на небольшой очищенной от снега площадке. Услышав скрип двери, дед обернулся и буркнул:

— В доме сиди. Да ты ещё тряпки снял! Мне тебя чего, заново выхаживать?

К Ване подбежал пёс, понюхал руки и дружелюбно помахал хвостом.

— Иван Филиппович, мне это... по нужде.

— В сенях вторая дверь, там за крытым двором туалет, разберёшься. Потом, раз встал, поешь и ложки будешь крутить.

2.

Ивана спасла весенняя оттепель. Подумай он бежать хотя бы неделей раньше — замёрз бы по дороге, в глухом сибирском лесу.

С собой были АК-74 и половина буханки хлеба — остаток от унесённого провианта. Сбежать солдат решил уже давно — ещё после новогодней ночи, когда сослуживцы заперли его в подсобке. До этого всё шло если не нормально, то, по крайней мере, без ежедневных унижений. С нового года вся рота словно ополчилась на невысокого, худого Быкова — он стал постоянным объектом насмешек, а то и рукоприкладства.

Иван не строил никаких планов, не готовился к побегу — всё произошло стихийно, будто некие силы предопределили течение событий, — и автомат, и забытый кем-то пакет с провизией, и неприметная дыра в заборе. Ушёл тихо, без шума — казалось, иначе и быть не должно.

Сначала солдат радовался — воздух свободы опьянил его. Побег из танковой части казался долгожданным окончанием всего, что с ним случилось за эти девять месяцев. Теперь всё это позади, думал утром Иван, и упрямо шёл через сугробы.

Но к вечеру, преодолев невысокую гряду, солдат протрезвел. Его пропажу уже, скорее всего, обнаружили, и по следу идут поисковики с овчарками. Всплыла из подсознания мысль, которую Быков старательно прятал от себя самого последние часы — он преступник теперь, и если его поймают, трибунала не избежать. К тому же Иван совершенно потерял направление и не знал, куда идёт.

Солдат остановился, отдышался. Открылось второе дыхание, он побежал быстрее, благо, снег был не глубокий, и вскоре вышел на узкую лесную тропинку. У Ивана промокли ноги, мучил голод, но солдат не торопился доедать буханку — кто знает, как долго ещё предстоит идти. Одно радовало — раз есть тропинка, значит, по ней кто-то ходит, значит, он идёт не бесцельно и обязательно куда-нибудь придет.

Когда солнце село и взошла луна, пришлось идти практически на ощупь. Сильно похолодало, солдат мёрз. Он оступался и проваливался в сугробы, но, стиснув зубы, продолжал двигаться вперёд. Остановился, только когда впереди послышался волчий вой.

"Пережду здесь", — подумал Ваня, кинул автомат в снег и привалился к ближайшей сосне. Достал из кармана промокший ломоть хлеба и откусил, затем закрыл глаза и мгновенно заснул.

* * *

Когда он проснулся, было светло и тихо. Рядом на тропинке стояла собака и обнюхивала ноги Ивана. Замёрзшими руками солдат потянулся к автомату, но потом сообразил, что это не войсковая собака-ищейка, а какая-то дворняга, помесь лайки с чем-то ещё. Увидев, что солдат проснулся, пёс отступил назад и предостерегающе гавкнул.

— Хорошая собака, хорошая, — проговорил Иван и достал из кармана кусок хлеба. На псе был старый, стёршийся ошейник, значит, это домашний пёс, не из диких. — На хлеба, на!

Дворняга недоверчиво обнюхала брошенный кусок, повернулась и побежала по тропинке в направлении, обратном тому, куда шёл вчера Быков.

— Выведи меня отсюда! — попросил у собаки солдат, попытался встать, но окоченевшие ноги его не слушались. — Стой!

Пёс на удивление послушно остановился и сел на тропинке. Иван принялся растирать конечности. Похоже, полного обморожения не было, постепенно кровь прилила, и ноги свело судорогой. Морщась от боли, солдат поднялся, сделал пару махов ногами, поднял автомат и медленно пошёл за собакой.

Спустя полчаса, казавшиеся вечностью, хвойный лес неожиданно закончился — тропинка пошла наклонно и вышла на широкое открытое поле, покрытое снегом. Подтаявший снег сверкал под светом солнца, которое поднималось на безоблачном небе. Кое-где виднелись проталины. В этом было что-то неправильное, и внезапно дезертир понял, что.

Вчера он шёл через лес дорожке в противоположном направлении, но шёл отнюдь не полчаса — часа три, не меньше, и никаких полян на его пути не попадалось.

— Погоди-ка... Как же так? — подумал Иван и остановился, прислонившись к сосне. Такое противоречие не укладывалось у солдата в голове, но выбирать не приходилось, и дезертир пошёл дальше, вслед за дворнягой.

С поля дул сильный ветер, Иван втянул голову в воротник и закашлялся. Похоже, он простыл, и серьёзно. Но это теперь неважно — главное, пёс обязательно выведет его куда-то к людям, а там, где люди, всегда можно вылечиться.

Собака обогнула сосновый молодняк и побежала вниз, в небольшую долину, расположенную между двумя холмами. Там, у замёрзшего русла ручья, стояла одинокая, наполовину заваленная сугробами избушка.

"Я спасён", — подумал Иван и попытался перейти на бег, чтобы побыстрее добраться до долгожданного конца своего пути, но оступился и, обессиленный, упал в снег.

3.

Ложечки были более чем странные.

Во-первых, их было очень много. Маленькие, всего сантиметров десять длиной, с вытянутой ручкой и крохотным овальным ложем, они лежали в двух мешках на полу. Одного их вида хватило, чтобы понять — они предназначены не для еды. С таких ложечек разве что в детском саду кукол кормить. Во-вторых, материал, из которого они выполнены, был лёгким, но по цвету на алюминий не походил. "Неужели титановый сплав?" — подумал Ваня и спросил старика:

— А зачем так много?

— Ночью покажу, зачем. Вот тебе дрель, вот струбцина. Зажимаешь вот так и крутишь дырку ровно посередине ложа, три миллиметра толщиной. Понял?

— Да, но... зачем? — недоумевал Ваня.

Иван-старший нахмурился.

— Сказал же, всё вечером покажу, как стемнеет. Сделай ложек двадцать — двадцать пять, у меня есть в запасе.

Старик оказался на редкость молчаливым. Возможно, он настолько привык жить один, что присутствие ещё одного человека в избушке его раздражало. Вместе с тем, количество загадок вокруг с каждым часом всё увеличивалось. К примеру, разглядев перекидной календарь, Быков обнаружил, что сегодня двадцать третье, пятница, хотя он точно помнил, что бежал двадцатого марта, в субботу. Корочка с годом была прибита к стене, её разглядеть не удалось, но дизайн книжицы был настолько странным, что Ваня понял: старик выжил из ума и использует старый календарь — иначе как объяснить такую несостыковку дат? С другой стороны, если он отшельник, живёт здесь постоянно и с цивилизацией не связан, ему совсем не обязательно знать точную дату и какой сейчас в стране год.

Тарелки и другая посуда были лёгкими, и их материал казался Ивану не знакомым. Ещё больше удивляла ручная дрель — рассмотрев её, Ваня обнаружил, что все детали, включая ручку, шарниры и даже сверло, были выполнены из одного и того же тёмного материала, похожего на кремень или агат и не имеющего ничего общего с известными сплавами.

Просверлив все ложки, солдат не выдержал, вышел во двор к старику и заявил:

— Иван Филиппович. Давайте поставим все точки над "i"? Я... расскажу вам кое-что о себе, а вы мне скажете...

— Да понятно всё с тобой, — прервал его дед, махнув рукой. — Дезертир ты. Беглец! Другого и не могли прислать.

— В смысле — прислать? — оторопел Быков. — Я здесь оказался совершенно случайно.

— Это тебе так кажется, — прищурился старик. — Тебя прислали. Ложки все продырявил?

— Да, — проговорил Быков и закашлялся. — Правда, три запоролись.

— Запоролись, так запоролись. Плохо, конечно. Теперича тогда давай, разгреби старый топчан, а то мне из-за тебя негде спать будет.

Ваня уже думал идти обратно в дом, но его мучил вопрос:

— Иван Филиппович... Если за мной придут, вы меня выдадите?

Старик засмеялся, его смех напоминал кашель. Отсмеявшись, он отложил топор и проговорил задумчиво:

— Никто за тобой не придёт, будь уверен. Не получится у них прийти сюда. Здесь никого на многие километры вокруг.

— До части всего километров десять — пятнадцать, — возразил Ваня, но внезапно вспомнил вчерашнюю лесную тропинку и "пропавший" лес. — Или... нет? Где мы находимся?

Филиппыч поднял топор и махнул рукой Ване.

— Пошли в дом. Это не Сибирь, Иван, и не Земля.

4.

Дед достал откуда-то сушёных яблок и немного разговорился.

— Я сперва думал, что на Марс попал, или вроде того. Помнишь, может, у Толстого, в "Аэлите"? Потом поразмыслил, на Марсе небо-то не должно от земного шибко отличаться, а тут такое...

— Сильно отличается?

— Увидишь, — проговорил Иван-старший.

По словам старика, остров, на котором они находились, был почти идеально круглый и достигал приблизительно двенадцать километров в поперечнике.

— Я его тогда, по первости, весь обошёл. Думал, грешным делом, сбегу куда-нибудь. А потом привык. Что делать — работа такая.

Быков ещё не до конца верил старику, но решил не спорить.

— Ну и в чём работа заключается?

Старик, не торопясь, достал с полки кувшин, изготовленный всё и из того же тёмного материала, открыл крышку на странном шарнире и налил в кружку белую жидкость. Ваня внимательно наблюдал за процессом, надеясь, что Иван Филиппович даст ответ.

— Выпей молока, — дед подвинул кружку. — Тебе надо поправиться перед учёбой.

— Но Иван Филиппович! Почему вы не можете мне сказать, что нам предстоит?

— Какой ты нетерпеливый! Сказал же, вечером покажу. У тебя всегда теперь вахта будет ночью, раз в трое суток.

Ваня недоверчиво посмотрел на кружку и отпил молока. Оно показалось ему странным — слишком жирное, с кислинкой, и пахло как-то непривычно.

— Ложечки — наш главный инструмент, — пояснил дед. — Как тебе молоко?

— Вкусное, но... оно же не коровье? Я такого молока не припомню.

Дед усмехнулся уголками глаз

— А кто его знает, кто у них там его даёт. Нам без разницы.

— А откуда оно у вас?

— Потом объясню, — дед оставался немногословным.

К вечеру Ваня вышел посмотреть окрестности дома. Избушка с крытым двором и сараем стояли у замёрзшего ручья, между двумя холмами. На отшибе, дальше по ручью стояла крохотная банька. Холм справа, откуда пришёл бывший солдат, порос молодыми соснами, а пригорок слева, за ручьём, был очищен от деревьев. Спереди, насколько хватало глаз, простиралась покрытая снегом равнина, которую пересекал ручей. Странные проталины, которые Иван заметил ещё в первый день пребывания на острове, были круглой или эллиптической формы.

— Кончай смотреть. Готовиться надо, — сказал бесшумно подошедший дед. — Пора треугольник делать.

— К чему готовиться?

— К обороне. Бери в сенях лопаты. Одну втыкай в снег вон там, — Филиппыч указал на горку за ручьём, — а вторую — у тропинки, там, где ты давеча валялся.

— Зачем?! — изумился Ваня.

— Защита, — проговорил Савельев. — Третий угол я сам поставлю, тебе ещё рано. Ты смотри, черенок втыкай надёжно, чтобы не упала.

"Глупость какая-то, — подумал Иван-младший и еле сдержался, чтобы не рассмеяться. — От кого защита? Может, бредит дед? Лопаты втыкать, ложки сверлить... Хотя, кто знает. Вдруг, и вправду это не Земля? Потому и порядки другие".

Быков даже в армии не любил, когда им командывали. Приказы командиров для него были неизбежным горем. Потому и били, что своенравный. Но просьбы этого деда выполнять было намного приятнее, чем приказы "дедов" армейских. Филиппыч и вёл себя не как командир — скорее, как наставник. Ваня взял в сарае лопаты, штыковую и совковую, для снега, и отправился с ними на противоположный пригорок. Ручей был нешироким, метра три в ширину, лёд на нём казался крепким, и Иван не боясь перешёл на другой берег. Чуть выше по течению Быков заметил два толстых бревна, перекинутых через речку — по-видимому, летом старик использует их вместо мостика.

Место, куда требовалось воткнуть лопату, определилось сразу — площадка была утоптана, а сбоку виднелась дырка для черенка. К ближайшей сосне была прибита деревянная кормушка — старик, видать, пернатых подкармливает. "Интересно, а имеет значение, как ориентировать лопаточный совок? — задумался Ваня, а потом решил: — Вроде бы Филиппыч ничего не говорил, значит, без разницы".

Штыковая лопата осталась торчать на пригорке. Путь ко второму "углу", как назвал эти места Филиппыч, занял у Вани пять минут. "Интересно, куда ведёт эта тропинка? — внезапно задал себе вопрос Быков, глядя на путь, по которому пришёл позавчера. — Если не к части, то как же я тут оказался? Перенесли на другую планету, как в фильмах? А может быть, — тут по его спине пробежал холодок, — это параллельный мир, либо того хуже... ад? И, раз это не Земля, то как... как я вернусь домой?"

Иван взглянул с пригорка на горизонт. Луна, поднимавшаяся на потемневшем востоке, казалось непривычно маленькой и окрашенной в тёмно-синие тона.

Земная луна точно не могла быть такой.

Быков неожиданно почувствовал, что ему снова страшно. Это был не тот страх, который он испытывал, когда шёл от части по лесу, полному волков — другой страх, скорее похожий на боязнь закрытых пространств. Он оказался в ловушке.

"Врёт старик! — понял Иван и направился по тропинке, не выпуская из рук лопаты. — Сейчас я пойду через лес и вернусь обратно, в часть. Пусть меня ловят, сажают, хоть расстреливают — я вернусь домой, к людям, к цивилизации!"

— Э, куда! — послышался крик деда. — Куда, дурачина, попёрся?!

Быков попытался перейти на бег, но бегать всё ещё было больно.

— Я стреляю! — предупредил дед, и тут же раздался выстрел из ружья.

Филиппыч, разумеется, стрелял в воздух, но этого хватило, чтобы Ваня остановился, воткнул лопату в положенное место и направился обратно, к избе. На глазах наворачивались слёзы. Зачем он побежал из части? Нет, теперь ему не выбраться отсюда.

Иван Филиппыч стоял у избы и ехидно улыбался, приглаживая бороду.

— Так и думал, что ты, дуралей, убежать захочешь. Для того и отправил лопаты втыкать, чтобы проверить, насколько у тебя силы воли хватит.

— Зря я, дядя Ваня, из части сбежал, — проговорил Иван-младший, а у самого словно ком в горле.

— Всё не случайно, — похлопал ученика по плечу Савельев. — Пройдёт. Привыкнешь. Пошли лучше третью лопату воткнём.

Дед сходил за третьей, деревянной лопатой и пошёл вперед, по узкой тропике вдоль ручья. Быков шёл сзади и слышал, как дед что-то тихо напевает — слова какой-то старой советской песни про комсомол. "Ритуал? — усмехнулся про себя Иван. — Может, своего рода заклинание. Он вообще на колдуна похож".

Тропинка закончилась на небольшом возвышении, где была утоптанная в сугробах площадка. Ваня поглядел назад, на избушку и холмы, и понял, что лопаты образовали правильный треугольник со стороной в пятьсот-семьсот метров. Солнце садилось за лес, оставив полоску света на юго-западе.

— Гляди! — сказал Филиппыч и с размаху воткнул лопату в сугроб.

С лопаты вверх заструились потоки серебристо-синего сияния. Спустя пару секунд всё пространство внутри треугольника оказалось накрыто куполом из сверкающей полупрозрачной плёнки, похожей на плёнку мыльного пузыря. "Нет, это точно не Земля, — подумал Ваня. — А может, и ну её, эту Землю?"

— Готова защита. Пошли в избу, погреемся перед вахтой.

5.

Вслед за малой синей луной показались ещё две. Диск самой большой из них, ярко-желтой, более чем в три раза превышал диск земного спутника. Приглядевшись в окно, Ваня увидел на его гладкой, лишённой кратеров поверхности тёмную сеть не то каналов, не то дорог.

— Кто там живёт? Люди? — проговорил он, придя в себя после увиденного.

— Да кто там только не живёт, — ответил дед. — Я сам многого не знаю.

После лун над горизонтом поднялось созвездие из девяти непривычно ярких звёзд. Наверное, земное солнце, если посмотреть на него откуда-нибудь с орбиты Плутона, выглядит примерно так же, подумалось Быкову. Савельев махнул рукой — пора.

Старик с учеником вынесли на улицу табуретки, поставили их перед домом. Дед вынес большую корзинку, полную продырявленных ложечек, и поставил между табуретками.

— Сейчас начнётся, — проговорил Иван Филиппович, растирая руки. — Ты поначалу помалкивай, будешь за мной следить, что да как я делаю. Потом, если всё хорошо пойдёт, попробуешь сам.

В воздухе на мгновение послышался еле слышимый писк, похожий на звук старого кинескопного телевизора, когда его включают, а затем на юге, за равниной, небо озарилось ярко-красным сиянием и возникло большое пятно с рваными краями. Мерцающее и колышущееся, оно напоминало зеркальную гладь озера, которое непонятным образом перевернули и поместили на небо.

Тем временем, дед, не отрывая взгляда от пятна, зачерпнул левой ладонью горсть ложечек из корзины, взял в правую руку одну из них и выставил вперёд, словно показывая столовый прибор пятну.

Поводил вытянутой рукой из стороны в сторону, словно радаром, и замер неподвижно. Во всём происходящем было что-то одновременно и таинственное, и абсурдное, Ивану-младшему казалось, что он попал в какой-то бредовый сон.

Время шло, старик не двигался.

"Целится, что ли? — Быкова осенила догадка. — Но зачем прицел, если нет оружия? Или ложечки — это и есть..."

Неожиданно пятно дёрнулось, и из него вылетел светящийся синий шарик.

— Что это? — тихо, почти шёпотом проговорил Ваня.

— Помалкивай, — прошипел дед. Шарик меж тем поменял цвет на фиолетовый и начал медленно двигаться по широкой спирали, словно разведывая окружающую местность. Ученик мельком взглянул на лицо наставника — было видно, как Филиппыч сосредоточен. Прищурился одним глазом, словно пытаясь взять шарик на мушку, а затем резко дёрнул рукой вниз, будто хотел прибить ложечкой невидимое насекомое. Небесный шарик погас и последовал в направлении движения ложки, а спустя пару секунд до стрелков донеслось раскатистое эхо взрыва.

— Держи, — Савельев погнул ложечку, бросил в снег и протянул дезертиру следующую. — Сперва они с большими перерывами идут, а через час попрут пачками по две-три штуки, там за каждым не уследишь.

— А там что...Это... Пилоты сидят? Люди? — Иван-младший взял в руки ложку и только сейчас с удивлением почувствовал, что держит не просто кусок непонятного металла с дыркой, а настоящее, серьёзное оружие, не хуже калашникова. Ощущения были непривычные.

— Когда пилоты, когда автоматы, наподобие роботов. Бывает — люди, бывает — невесь кто. Я всего раз пять видел вблизи. Ты целься давай, вон уже, следующий на подходе.

Второй шар казался больше первого и стал двигаться не по спирали, а зигзагами.

— А... почему той, старой нельзя? — рассеянно спросил Ваня, толкнув сапогом оброненную ложечку.

— Одноразовые! — рявкнул дед. — Лови его, упустишь! Главное — поверь в свои силы.

Ваня вытянул руку с ложечкой, как делал это Филиппыч. Поймал "на мушку" шарик, как делал это с мишенью на учебных стрельбах. "Так... а как его сбить... чем сбить? — пронеслась мысль, шарик тем временем ускорился. — Оружие, то есть ложка, имеется, шарик — мишень, но снаряд? Что является снарядом?"

Быков дёрнул рукой вниз, подражая Савельеву, но светящийся шар так и остался лететь по небосводу этого странного мира, постепенно отдаляясь от острова.

— Не получается! — крикнул Иван-младший.

— Ещё давай! Получится, — ответил дед, наблюдая за учеником. — Ты можешь!

— Да не могу я! — крикнул Ваня, вскочил со стула и в сердцах кинул ложку за сугроб. — Бред! Как можно ложкой сбивать летательные средства. Чем сбивать!

— Запросто можно! Силой воли, — Иван Филиппыч отпихнул ученика. — Рано тебе значит, иди в избу, да не мешай.

6.

В дверь постучали, когда два Ивана завтракали.

— Внучка пришла, — сказал Иван Филиппыч и направился открывать дверь — на ночь запирали от пса Бима.

— Внучка? — изумился Быков. — Вы... ничего не говорили!

В избу вошла девушка с сумкой, облачённая в пальто странного серебристого цвета. Хрупкая и высокая, чертами лица она напоминала японку или китаянку. Увидев в доме незнакомца, она ничуть не удивилась и мило улыбнулась Ване.

— Знакомься, Иван, это Ирина, — сказал Савельев. — Внучка моя.

— Здравствуйте, — проговорил Быков и неловко причесал пальцами растрёпанные волосы.

— Ох, а стульев-то у нас теперь не хватает, — сказал Филиппыч и пересел с тарелкой на тахту. — Ты не смотри, что она не отвечает, Ира у нас немая. Расскажи ей, как мы вчера отстрелялись.

Девушка повесила своё серебристое пальто на гвоздик, оставшись в простом и скромном жёлтом платье. Присела напротив Ивана.

— Ну... не мы, стрелял один Иван Филиппыч. Сбил тридцать четыре, пропустил шесть аппаратов... Говорит, меньше предельной нормы.

Девушка выразила глазами удивление, и легонько кивнула Ивану.

— А у меня не получается пока, — признался он, поняв беззвучный вопрос.

— Ничего, получится, — дед при внучке выглядел на удивление жизнерадостным. — Ты нам гостинцев принесла?

Девушка подбежала к порогу, принесла сумку и начала выкладывать содержимое. На столе появилась бутылка белого напитка (молока или кефира), буханка хлеба непривычной кубической формы, две чёрные баночки консервов без этикеток. Затем Ирина протянула Ване тряпичный свёрток.

— О, никак Ване подарок принесла? — спросил дед, подошёл поближе и пояснил. — Это она мне записку принесла, что тебя пришлют, она всё знала.

Иван развернул свёрток. Там лежал чёрный плоский предмет, обёрнутый шнуром с наушниками-прищепками. На торце устройства были три квадратные, грубые кнопки.

— Плеер, что-ли? — удивился Иван и девушка, кивнул, показала на уши. — Погодите, но... откуда вы знали, что я приду?

Девушка загадочно улыбнулась.

— Она всё у нас знает, — сказал дед. — Всегда приносит то, что нужно.

— Она же не ваша внучка, Иван Филиппыч? — сказал Ваня, и Ирина помрачнела. — Вы ведь совсем не похожи друг на друга.

— Ну, это ты брось, — сказал дед, нахмурившись. — Внучка она мне, родная внучка. Лучше разберись, что она тебе принесла. Проигрыватель, что-ли, какой? Мне обычно книги несёт, я привык в тишине.

— Потом посмотрю, спасибо! — сказал Ваня и отложил свёрток. — А вы... откуда, тут же остров, вроде бы?

Девушка махнула рукой на восток.

— Она на каждое утро после вахты приходит, — ответил за неё дед. — Из-за моря.

Понятнее не становилось. Внучка? И местная?

— Так кто живёт на этой планете? Где мы?

— Опять ты за старое! — рявкнул дед. — Я же тебе всё объяснил, а ты опять вопросы задаёшь. Тут люди живут и нечисть всякая. А мы на острове одни!

"И этот остров станет для меня тюрьмой", — подумал Ваня. Внезапно всё стало так постыло — и избушка, и ложечки, и вся эта зима. Снова вернулся страх, ощущение, что он в западне.

— Ирина, — взмолился он. — Выведи меня отсюда...

Девушка покачала головой.

— Ты ж сам всё это выбрал, Иван, — строго сказал Савельев, подойдя к столу. — Сам из части побёг. Теперь пути обратно нет.

Иван молча поднялся, накинул бушлат и вышел из избы. Ну их всех. Дед за спиной сказал своей "внучке":

— Ты бы ему одёжи какой принесла, а то всё военное...

Подбежал Бим, Иван присел на корточки и потрепал пса за морду:

— Ты меня привёл, так, может, и обратно отведёшь? — тихо попросил он.

Ира вышла из избы, улыбнулась ученику и быстрыми шагами направилась по тропинке на пригорок. Быков выждал немного, пока она не скрылась за деревьями, а потом скомандовал собаке:

— След! Бим, след!

Пёс побежал по дорожке, Иван последовал за ним. Они нагнали девушку за минут пять, Ирина обернулась. На лице были испуг и удивление.

— Выведи меня отсюда, Ира. Ты можешь, я знаю!

"Внучка" покачала головой, затем махнула рукой в сторону избушки.

— Нет, я не вернусь туда! Отведи меня обратно, в сибирский лес.

Девушка постояла ещё недолго, затем повернулась и побежала вперёд по тропинке. Бим залаял.

— Не бойся, я ничего тебе не сделаю, — сказал Ваня и бросился её догонять. — Просто приведи меня домой, на Землю!

"Внучка" снова остановилась, хмурясь, затем схватила Ивана за руку и быстро повела по тропинке.

— Ира, спасибо! — крикнул он. — Я знал, ты поможешь мне. Знал, что поможешь...

Они долго шли вперёд, девушка вела солдата, пока не вывела из леса.

Впереди, на сколько хватало глаз, простирались ледяные просторы. Со стороны моря дул пронизывающий ветер, и Быков поднял воротник. Ирина взошла на узкую скальную площадку, возвышавшуюся над замёрзшим берегом.

— Так ты не с Земли?! Ты пришла с того берега по льду? — через ветер прокричал Иван.

Девушка отрицательно покачала головой.

— Тогда как же? — спросил бывший солдат. — Откуда ты?

Ирина махнула рукой в сторону моря. Ваня всмотрелся в линию горизонта — далеко на востоке, за морем, высились снежные горные пики.

— Там люди? Много людей? — спросил Быков.

Девушка кивнула.

— Отведи меня туда! За тобой должны прилететь?

"Нет".

— Тогда как?

"Внучка" развела руками, показывая, что ничего не может сделать, затем помахала землянину и бесследно растворилась в зимнем воздухе.

7.

На четвёртый день от Ваниной простуды не осталось и следа, и Савельев с Быковым пошли на зайцев. Иван-младший уже основательно подзабыл охотничье ремесло — он охотился всего пару раз, ещё до армии, со своим дядей из деревни. Тем не менее, Быков застрелил одного, а всего добыли троих. Тушёная зайчатина получилась великолепной.

Остаток дня он слушал музыку из плеера, принесённого Ириной. Там была только инструментальная музыка, живая, сыгранная на клавишных. Около сотни совершенно разных по настроению композиций — быстрых и боевых, медленных и атмосферных. Непривычная, но Быкову нравилось — в отсутствии телевидения и радио это казалось отличным развлечением. Дед про вторую попытку побега даже не заикался, весь день читал какие-то книги из сундука — странные книги, пустые обложки, без заголовков и выходных данных. Наверное, их тут же печатали, "местные", как прозвал их про себя Ваня. Хотя, как сказал Савельев, читал он в основном русскую прозу девятнадцатого века — непонятно, откуда на другой планете знают про наших классиков.

Вторая смена подкралась незаметно, Ваня даже забыл, что ему снова предстоит стрельба из ложечек. Снова поставили абсурдный и загадочный треугольник из лопат. Снова взошли три луны. Снова над островом распахнулось зеркальное небесное озеро.

— Представь, что ты не шарик сбиваешь, а муху газетой давишь, — посоветовал Иван Филиппович. — Прихлопнул, по стенке её размазал и на пол стряхнул. Так же и тут. Просто, без напряга, как газетой, понимаешь? Первую ложечку тебе даю.

— Хорошо. А почему они всегда только здесь это... окно открывают?

— Они, как говорил мне мой учитель, по-другому не могут. Всего в нескольких местах по планете. Потому здесь избушку и поставили.

— У вас был учитель? Вы мне не рассказывали...

— Потом, — оборвал его Савельев. — Первый вылетел, лови его!

Иван сосредоточился. "Раз это действительно возможно, раз у деда это получается, то почему я не могу? — подумал он. — С другой стороны, если мы мало собьём, то Ирина не придёт, дед говорил... А, какая разница..."

Первый светящийся шарик, как и в прошлый раз, двигался медленно. Иван-младший совместил дырку в ложке с его контуром и дёрнул ложку вниз, машинально, без особых усилий. Шарик отклонился от своей траектории, но не упал.

— Эх, зараза, это ты зря. Сейчас они все сюда могут полететь.

— Как сюда?! — испугался Ваня.

— А так. Они как осы, у них поведение не человеческое. Если не до конца сбить, они нас засечь могут и полететь роем, у меня такое пару раз поначалу было. Я уж тебе не говорил, чтобы не пугать.

Летающий объект повернул в сторону избушки. Он постепенно рос в размерах, превращаясь из небольшого пятна в крупный аппарат с различимыми деталями — Ваня увидел обручи, из которых состоит шар. При таком расстоянии он никак не меньше тридцати метров в поперечнике... Неожиданно серебристое поле, создаваемое "треугольником", стало озаряться вспышками. Из пятна появился второй аппарат.

— Стреляет, — проговорил Савельев, усмехнувшись, и достал свою ложку. — Ты первую-то выбрось, она уже не рабочая.

— Он... он может пробить треугольник?

— Да нет, вряд ли, — сказал дед и махнул ложкой. Шар упал на окраине поля, спустя пару мгновений послышался гулкий взрыв. — У тебя, кстати, почти получилось. Ты только засомневался в последний момент, вот и не сбил до конца. Давай я пока сам, а под конец ты.

— Хорошо.

Пилоты аппаратов, похоже, видели своего упавшего соратника и летели в его сторону, прямо на опушку. Савельев расправлялся с ними, как с насекомыми — он, похоже, и относился к этому не как к битве с неведомым противником, а как к приятному развлечению. Летающие объекты падали за лесом в океан, а на снег летели погнутые ложки — теперь это казалось Ивану таким простым и естественным, что его стало клонить ко сну. Через минут двадцать шары прекратили попытки расстрелять избушку и стали пытаться улететь прочь от пятна.

— Поняли, что не поможет, и бегут, — Савельев довольно пригладил бороду.

— А почему нельзя поставить несколько стрелков? — неожиданно подумал Ваня. — Ведь тогда можно было бы сбивать все, если одновременно.

— Положено так, — сказал Иван Филиппыч. — Всегда так было, стрелять должен один. Бери вот лучше ложку, следующий — твой.

Из пятна выплыл большой зелёный шар. Он был в два раза крупнее, чем первый аппарат, который упал на поле. Иван поднял ложку и совместил шар с отверстием. Хотелось спать, в голове не осталось никаких мыслей, шар стал крохотным, как будто целиком помещался в отверстии. Ваня зевнул и, не раздумывая, опустил руку.

Зелёный шарик погас и упал за лесом.

8.

Быков проснулся от шума за окном. Ещё было темно, он накинул бушлат и вышел на улицу.

В предрассветной мгле над полем слышался стрёкот лопастей, лучи прожекторов носились в непонятной пляске над местом, где вчера упал первый из аппаратов.

— А, чёрные вертолёты прилетели. Они всегда, как что-то у нас на острове упадёт, прилетают и забирают остатки.

— "Местные"? — спросил Ваня.

— Само собой. Пойдём-ка кое-что покажу.

Быкову хотелось посмотреть ещё на "местных", но они вернулись в дом. Дед открыл сундук, в котором хранились книжки, выложил несколько на тахту, и достал большую толстую тетрадь — старую, потёртую, с картонной обложкой.

— Это дневник моего учителя, Василия Кузьмича. Он родился ещё в девятнадцатом веке.

— Так давно? Это ж сколько лет ему было?

Дед присел на тахту. Шум за окном прекратился — видимо, вертолёты собрали обломки корабля и улетели.

— Молодой был. Он попал сюда, когда шёл тысяча девятьсот шестнадцатый.

— Погодите, а сейчас какой год?

— Восемьдесят четвёртый, — ответил дед. — У меня — восемьдесят четвёртый, я в сорок шестом пришёл.

Иван опешил. Похоже, привязки по времени между мирами не было.

— Как же так?

— Ты избу подмети, раз проснулся. А то скоро Ирина придёт, а грязно, как в хлеву. Потом почитаешь дневник.

"И ведь точно, сегодня Ира приходит, — подумал Ваня, чувствуя некоторое волнение. Как-никак, она была первой девушкой, которую он видел после армии, и единственной из местных. — Хорошая она всё же, хоть и немая... Интересно, обиделась она на меня, или нет, за то, что я тогда её преследовал?"

Дневник был написал ещё по правилам дореволюционной орфографии, с "ятями", десятичными I и твёрдыми знаками на конце слов. Иван пролистал пару страниц и начал читать, с трудом разбирая слова.

"...В который раз думаю, что бы было со мной, не побеги я тогда с рудника. Видать, зря я молился Господу о спасении — была каторга сибирская, стала каторга тут. Каторга одиночеством. Не вернуться мне теперь назад, так и жить под тремя лунами, сбивая небесные корабли".

— Он что, был каторжником? — удивился Ваня.

— Ты читай, — сказал дед. — Там, правда, много непонятно. Я пока пойду, рогульки на втором ручье посмотрю. Ира придёт, ты её грибницей угости, не забудь патроны, ложечки новые забрать и отдать старые.

"Оймион в последний раз ответил, наконец, сколько может продлиться период моей вахты. Вторая космическая армада Содружества Старших вылетела с центральной планеты два года назад. Их корабли прибудут на Хаеллу через восемьдесят пять — девяносто лет. Тогда и наступит конец независимости — может, даже к лучшему, что я не доживу до этого. Пока Оймион и другие Хозяева этого мира держат щит, окна телепортации — так он назвал эти небесные озёра — могут открываться только в пяти местах на планете, в том числе и над островом нашим, и строго по расписанию. Попав сюда, карательные отряды Содружества не могут вернуться обратно, связи с Центральной планетой нет, следовательно, все пилоты их шаров — самоубийцы, "камикадзе", как называли таких в Японскую. Но каждый пропущенный мной и другими операторами-землянами небесный корабль может посеять разрушения где-то на Восточном континенте, где живут люди, ведь их техническая наука намного слабее, чем у союзников, и..."

Иван остановился, обдумывая прочитанное. Волосы вставали дыбом. Они с Савельевым — спасители местного человечества? Борцы за независимость?

"Так вот как зовут эту планету — Хаелла. Какое странное имя для планеты... А кто же такой Оймион? Кто такие Хозяева? Эх, если бы Ира могла говорить..."

Она пришла незаметно, без стука. Как и в прошлый раз, мило улыбнулась Ване. Похоже, не обиделась.

— Привет, — сказал он и пододвинулся на тахте. — Дед на дальний ручей ушёл. Ты что-нибудь слышала про Василия Кузьмича?

Девушка скинула пальто, присела рядом и кивнула.

— Когда он умер?

Ирина пожала плечами. Судя по лицу, она действительно не знала — может быть, Савельев просто ничего не рассказывал ей.

— Вашу планету зовут Хаелла?

"Да", — кивнула девушка

— Жаль, что ты не умеешь говорить, — сказал он и взглянул в её глаза. У неё оказался удивительный цвет глаз — тёмно-синий, с карим ободком. Ирина была чуть моложе его — лет девятнадцать, не больше, и в её внешности вовсе не было той внеземной красоты, о которой написано в книгах о других мирах. Простая, вполне земная на вид девушка, милая и вечно молчащая.

— Ой, нет, я не хотел тебя обидеть, — поправился Иван. — В этом нет ничего страшного, всё равно я ерунду спрашиваю.

Ира вдруг провела рукой по его волосам и положила голову к нему на плечо. Ещё не до конца понимая, что происходит, Иван погладил её по спине и обнял хрупкое тельце. Она повернулась к нему, посмотрела жалобно, просяще, потом, прильнув всем телом, несмело поцеловала его в уголок рта.

Всё было понятно без слов.

9.

Шесть недель минуло с тех пор, как Ваня оказался на Хэалле. Прошло четырнадцать смен, число сбитых дезертиром шаров шло за две сотни. В последний раз Иван Филиппович даже не выходил на смены из избы, полностью доверяя своему ученику. Вечерами дед долго расспрашивал Ваню про Россию начала двадцать первого века, никак не мог поверить в то, что СССР больше нет. Про своё прошлое рассказывал скудно, а дневник учителя почему-то убрал в сундук и велел больше не трогать.

Четырнадцать раз приходила Ирина. Как и раньше, она приносила землянам подарки и угощения. Несколько раз они оставались с Ваней одни — старик, похоже, всё знал и понимал, но препятствовать не пытался, лишь один раз пробормотал перед уходом: "Будь осторожен, да береги её, а то бросит она нас".

Когда сошёл последний снег, а поле перед избушкой стало покрываться травой, в день перед вахтой Савельев взял ружьё и ушёл в лес. Иван, увлекшись чтением одной из книг, не вспомнил о старике до тех пор, пока не пришла пора ужинать.

Во дворе деда не было. Накинув принесённую на днях Ириной новую прочную куртку, он поднялся на пригорок и крикнул оттуда:

— Иван Филиппыч! Дядя Ваня!

Прождал — ответа не последовало. Внезапно залаял Бим. Начав беспокоиться, вернулся в избушку, достал свой АК-74 и выстрелил одиночным в воздух. Пёс заголосил ещё громче.

— Тихо, Бим, всё хорошо, — сказал он псу. — Сейчас дед услышит и вернётся.

Пёс никак не мог успокоиться, а когда Ваня хотел вернуться в избу, он преградил ему путь, схватил за рукав и потащил в сторону восточной тропинки.

"Что-то стряслось с Филиппычем, — взволнованно понял Быков. — Собаки — они всё чувствуют".

Бим пошёл по следу, Иван побежал за ним. Через полчаса они остановились, пёс нюхал землю около тропинки, жалобно скулил. Начало темнеть.

— Потерял след? — спросил Ваня. — Бим, ищи, ищи!

Пёс повернул обратно, побежал в сторону избушки.

— Да нет же, там его не может быть!

Собачий нюх не помогал — от Филиппыча не оставалось и следа.

Иван повернул обратно. Обежав весь остров, с востока на запад, понял, что деда, похоже, бесполезно искать. Присев на берегу второго ручья, при свете двух лун, Быков внезапно вспомнил то место, где Бим потерял след — именно там, у сосны, он очнулся после того, как невидимые силы перенесли его умирающее тело на Хаеллу. "Неужели дядю Ваню... вернули?"

От осознания этого факта стало страшно. Ваня остался один. Один на острове, в этом мире-западне. В мире, о котором дед так многого не успел рассказать. "Теперь мне одному предстоит нести вахту. Ах, чёрт, вахта!" — он вскочил и помчался к дому, но было уже поздно — обратный путь занимал не меньше сорока минут.

Он помчался через лесную темноту по извилистой тропинке, периодически останавливаясь и глядя на небо, проглядывающее сквозь ветви деревьев. Когда до избушки оставалось меньше километра, небо озарилось вспышкой, и открылось Окно.

Быкову захотелось спрятаться, укрыться где-нибудь в чаще — ведь защиты не было, а он видел, какие обожжёные круги на земле может оставлять оружие летающих шаров.

Он свернул с тропинки, не отрывая взгляда от небес, пошёл наобум, ощупывая руками деревья, ударяясь о них плечами и спотыкаясь.

— Иван! — послышался звонкий женский голос. — Ты где!

— Я здесь! — ответил он и пошёл вперёд.

На тропинке при свете лун стояла испуганная Ирина. Он подбежал, обнял её, не веря происходящему.

— Ты говоришь? Ира, ты... можешь говорить?!

— Мне запрещали разговаривать с тобой, пока дед Иван тут, потом объясню, идём скорее в избу! — она говорила с небольшим акцентом, плохо проговаривая буквы "р" и "и-краткое".

— Там опасно, там много свободного пространства, и защита не установлена! Они расстреляют нас!

Она схватила его за руку, как тогда, и потащила вперёд.

— У домика оператор и один из администраторов. Детекторы показали, что никого нет на месте, и решено было команду выслать. Идём же!

Когда они выбежали на опушку, Иван взглянул вверх. Шары, вылетающие из Окна, теперь взрывались прямо в небе, это походило на красочный салют, и Ваня невольно улыбнулся, глядя на небесный спектакль.

Перед домом находились два человека, облачённые в серые длиннополые плащи. Один из них наблюдал за небом и небрежно водил пальцами — шары взрывались безо всяких инструментов.

— Зачем... зачем тогда были нужны эти дурацкие ложечки? — спросил Ваня, остановившись перед мостиком.

— Их придумал ещё Василий Кузьмич, помнишь, ты спрашивал про него? Ему так было удобнее, он сказал, что не может взрывать аппараты простым усилием воли. И треугольник из лопат — тоже он придумал. Идём, я тебя познакомлю с командой.

Оператор, смуглокожий и бородатый, не обратил внимания на подошедших Ирину и Ивана, продолжая неотрывно наблюдать за небом. Второй из мужчин, сидевший на табуретке перед домом, поднялся и протянул руку Ивану. "Сколько же ему лет, раз он был ещё при Кузьмиче?" — подумал Ваня. Внешне незнакомец напоминал североамериканских индейцев — скуластое лицо, орлиный взгляд.

— Оймион, третий администратор-архонт Хаеллы, — представился он, пристально глядя в глаза дезертиру. Холодный, пронизывающий взгляд. — Идёмте в дом, пока оператор может обойтись и без меня. Вам, Иван, не мешало бы поужинать.

— Я не стану ужинать, пока вы мне не ответите на несколько вопросов! — заявил Быков, входя в избу.

— Первый вопрос "зачем я здесь, если вы без меня справляетесь"? Так?

— Как вы догадались?! — вскричал Иван.

— Я из расы Способных, землянин, я могу многое, — спокойно ответил Оймион и закрыл дверь. — Но таких, как я, на этой планете осталось всего семь. Мы в опале, мы противостоим натиску Содружества уже больше века. И на нас весь груз социальной, политической и... другого рода ответственности за будущее оставшихся полмиллиарда жизней хаелланцев!

— Я прочитал в дневнике Василия Кузьмича, что около полувека назад Содружество выслало карательную армию, но зачем? В чём ваша вина?

— Это был внутренний конфликт Хозяев, игры, зашедшие слишком далеко, — Оймион нахмурился, видимо, он не любил это вспоминать. — Так или иначе, наша планета осталась одной из двух планет, отказавшихся войти в единое Содружество Старших и оставшихся свободными. Последовала война, в которой мы потеряли три миллиона...

— Три миллиона жизней — это плата за независимость?!

— Это, на самом деле, не так много, Ваня, — сказала Ирина. — Когда-нибудь ты поймёшь, что в этом мире не могло быть по-другому.

Администратор добавил.

— За последние пятьдесят лет от налётов погибло больше пятнадцати миллионов, но это ерунда, по сравнению с тем, что бы было, не придумай мы достойную защиту.

— Хорошо, но почему нужны мы, земляне?

— Все земляне в этом мире — Способные. Но каждый обладает недостатками своей нервной системы, особенностями мировосприятия, и так далее. К тому же мы сильно ограничены в выборе. Мы пытаемся расширить кадры, в частности, при помощи скрещивания девушек-хаелланок с присланными землянами, но пока это не приносит должных результатов.

Иван замолчал. Нет, все эти ложечки точно были не нужны. Понять бы ещё, что такое — быть Способным. И до чего же противное слово — "скрещивание". Он думал, это называется совсем по-другому.

— У нас будет ребёнок, Ваня, — тихо проговорила Ирина.

— Мы можем вернуть тебя обратно, Иван. Как сделали сегодня с твоим наставником. Вернуть твою духовную и телесную оболочку обратно, в Сибирь, умирать в мартовских сугробах. Но вспомни, как ты молился богам своей Земли, прося избавления от того, что казалось тебе страданиями. Это был твой выбор. Тебя услышали тогда, но теперь — выбор снова за тобой. Ты остаёшься, Иван?

Иван кивнул.

— Я остаюсь. Я не могу понять только, почему мне нельзя покидать остров — я здесь словно в тюрьме.

Администратор-архонт замолчал, словно обдумывая что-то. Затем проговорил:

— Я опросил остальных Способных. Мы подумаем над этим. Мы боимся контакта цивилизаций и... мы боимся той силы, которой ты, как и каждый землянин, обладаешь здесь. Боимся потерять контроль, как это уже случалось. Мы и так раз в три дня посылаем к вам Иэрэну, но если ты так хочешь...

— Да, я хочу увидеть Хаеллу. Хочу увидеть планету, на которой будут жить мои дети.

10.

"Вчера Варя сказала, что мне пришлют в ученики-напарники некого Савельева, кого-то из сбежавших уголовников. Час от часу не легче. Мало одного меня, так теперь на этом несчастном острове нас тут будет двое. С тех пор, как моё обучение закончилось, прошло уже пять лет, подумать только, но я привык к одиночеству и нечастым визитам..."

Иван перевернул на последнюю страницу.

"Снова отучал Ваню ругаться матом... Он славный малый, хоть и сидел за убийство. У него уже получается, и скоро я буду совсем не нужный. Вместо моей Вари к нам вчера пришла девушка из местных, назвалась Александрой. Ванька не верит, что она отсюда, думает, моя родственница, с земли. Всё домой хочет, Александру умоляет отвести его куда-то, дёргается, окаянный. Поначалу говорю ему: чепуха это, всё равно здесь останешься, а сейчас уже устал объяснять. Об одном прошу непутёвого: оставь ты ее в покое..."

Екатеринбург, октябрь 2009