Область трасцендентности

— И что из этого следует? — спросил Лунько.

— Без понятия, — ответил археолог.

— Но логика её действий не такая уж и внеземная, — отметил Ренор.

— Что вы хотите этим сказать? — с вызовом спросил Белоусов, но Руководитель НГ, казалось, не заметил этого.

— Всё, что рассказывали вы и Юра, вполне укладывается в рамки нашей логики. Даже прыжок на орбиту.

Нужно отметить, что Сергей Андреевич этим высказыванием навёл меня на очень интересную мысль:

— Она подстраивается под нас. Да, точно! — воскликнул я, вспомнив первые минуты своего пребывания.

— Поясните.

— Мы сами настроили её так, чтобы она смогла общаться с нами, указав планету и язык. Уже передо мной она тоже настраивалась, чтобы я её увидел.

— Иными словами, вы хотите сказать, что в ней заложено одновременно множество логик и образов, весь банк данных, известный древней расе? — логично завершил мою мысль Ренор.

— Вполне возможно, что так.

— Получается, не только все знания, известные создателям артефакта, но и знания будущего. Иначе как она бы узнала наш язык?..

— Если это так, вы вообще понимаете, на что мы наткнулись?! — возбуждёно воскликнул Белоусов. — Это же ценнейший источник информации! Банк данных всех миров, прошлых и будущих.

Артефакт больше, чем памятник, он содержал в себе всю историю всех миров и цивилизаций! Послание от Богов, не меньше! От осознания этого по коже пробежали мурашки.

— Мы можем на неё влиять? — повернувшись ко мне, спросил Фаррел.

— Да... — неуверенно ответил я, не понимая, к чему этот вопрос. — Во всяком случае, мне так кажется...

— Нужно убедить её сотрудничать с нами, — пояснил капитан. — Пока мы не знаем назначения этой машины и её возможностей, мы не можем предугадать последствия нашей встречи. Этот контакт должен состояться. Главное сейчас, чтобы она не воспринимала нас как противника или недоброжелателя.

— Я в чём-то должен её убедить? — меня эта идея не прельщала. Что-то потребительское и хищное проскальзывало в словах капитана. Его можно понять, но Молния выглядела такой милой и растерянной — я не хотел бы причинить ей зло.

— Да, необходимо убедить, что все мы хотим ей помочь.

— Думаю, ей будет интересно пообщаться с Ястребом, — предложил я. — Я сказал, что у нас есть её аналоги.

— Насколько это опасно? — спросил Фаррел.

— Я думаю, неопасно. Мы запустим Ястреба в режиме ограниченного действия. Главное выбрать интерфейс, который бы не смог обойти защитные системы.

— Мы сможем следить за диалогом и контролировать его? — спросил Лунько.

— При верном выборе интерфейса, да.

— Хорошо, — с явным удовлетворением согласился капитан. — Когда вы обещали вернуться?

— Я не указал точного времени.

— Давайте сделаем так: сейчас вы идёте в медкабинет, Оля должна вас проверить, а затем поспите. За это время челнок будет готов. Лунько полетит с вами.

Я кивнул, но, подумав, ответил:

— Лучше я один. Молния не захотела иметь дело с Белоусовым.

— Почему? — спросил археолог. При этом его глаза были полны искреннего удивления. Я даже не знал, как ему ответить. Сказать правду, означало уязвить его самолюбие, и тем самым окончательно превратить его во врага, а врать мне не хотелось.

— Мне кажется, я завоевал ее доверие, — уклонился я от ответа. Видимо, учёный всё-таки хотел добиться большего, но, к счастью, меня спасло то, что на пороге появилась Ольга Яновская. Она с укоризной посмотрела на всех присутствующих и произнесла:

— Это не дело! — дверь за ней закрылась, и она подошла к столу. — Почему вы не отдаёте мне моего пациента? По протоколу Юрий Степанов должен пройти медицинское освидетельствование...

— Да, ты права, — вздохнул Лунько, не став настаивать.

— Итак, значит решено, — сказал Фаррел.

— Нет, мы не решили, что делать! — запротестовал Белоусов.

— Уже решили, — ответил капитан. — Степанов летит один сразу, как только Ольга разрешит, — он повернулся к Яновской и вопросительно посмотрел на неё.

— Да-да, я всё понимаю, — ответила она.

В общем-то, я был рад, что Ольга вытащила меня с этого 'совета'. Кто знает, как могла повернуться ситуация? Мне показалось странным, что Белоусов не протестовал против моего предстоящего визита, что вызвало определённое беспокойство: не задумал ли чего археолог? С него станется, но пока мне отчаянно везло, и я даже не пытался осознать масштабы этого везения. Всегда мечтавший о приключениях и великих открытиях, я невольно оказался в самой гуще событий. Впрочем, думаю, всё это неслучайно, ведь проблемы попадались именно по спецификации моей работы. Вот уж не думал, что должность инженера по системам искусственного интеллекта включает в себя и поимку террориста, и общение с древним артефактом. Интересно, а что она ещё включает? Надеюсь, не ведение закулисной борьбы с одним из лучших археологов Земли.

* * *

— ...Ну вот, — я посмотрел на приветливо замигавший шар в центре рубки, — я пришёл.

— Да, я ждала тебя, — ответила Молния.

Это я уже знал. Узнал утром, как только связался с научной группой. Ренор сказал мне, что на все вопросы она либо молчала, либо отвечала односложно: 'Я жду Юру'. Было в этом что-то тёплое и трогательное. Она вела себя совсем как человек, маленький и испуганный. Меня это так поразило, что я даже на некоторое время потерял дар речи. Сергей Андреевич, не дождавшись адекватного ответа, направил меня в его лабораторию.

Оказалось, что пока я спал, Белоусов снова вернулся на планету. Ренор и Ястреб всё это время анализировали собранные данные. Они даже пытались вступить с Молнией в контакт, но ответ остался тем же. В принципе, её поведение легко объяснялось: всегда надёжнее иметь дело с уже знакомым человеком.

Прямо из лаборатории я сразу же направился в ангар, где меня уже ждал готовый к отлёту разведывательный бот 'Глаз', и через час уже находился здесь, в рубке корабля-артефакта. Я посмотрел на прыгающий шарик и улыбнулся: ей богу, как дитя. Вот уж не думал, что этот артефакт может настолько ко мне привязаться, а раз так, то я остаюсь на острие разведки, и теперь, когда первый контакт налажен, следует закрепить успех и приступить к дальнейшей работе:

— Я могу сесть?

— Конечно, — кресло повернулось ко мне. — Можешь поднять забрало. Здесь привычная для тебя атмосфера.

— А откуда ты знаешь, какая атмосфера для меня лучше?

— Вы дышите в атмосфере, состоящей из азота, кислорода и других газов, иначе — воздухом. И здесь воздух. Баллоны твоего скафандра, атмосфера корабля заполнены им.

— И для тебя не составило труда узнать это? — спросил я, садясь в кресло.

— Нет.

— А как ты это определила?

— Я просто захотела узнать и узнала.

— То есть ты... создала приборы?..

— Нет, я могу видеть на любом расстоянии в любом спектре.

— Ничего себе, — вырвалось у меня. Я хотел спросить, каково это, видеть на любом расстоянии, но тут же вспомнил, как ощущал мир, перед тем как попасть в эту рубку.

— Мне помнится, мои создатели тоже дышали воздухом...

Я решил последовать совету Молнии и рискнуть, подняв забрало. Признаться, опасения сдерживали меня, несмотря на то, что датчики подтверждали её слова. На моё удивление, здесь даже присутствовали запахи кожи и проводки — удачная имитация кабины, даже в мелочах.

— Как тебе это удаётся?

— Не поняла...

— Создать такую правдоподобную иллюзию.

— Не понимаю тебя. Это не иллюзия. Разве ты не видишь? — в голосе действительно проскользнули нотки удивления. — Нет, это было здесь.

— То есть?.. Подожди, давай разберёмся. Где я конкретно нахожусь? Внутри тебя?

— Вот же я, — фантом Молнии засветился, словно у него включились габаритные огни. — Как ты можешь находиться внутри меня? Ты у меня дома... В гостях...

— И это помещение уже находилось здесь до того момента, как ты осознала себя?

— Да, именно так. Тебя это беспокоит?

— Да... — ответил я.

— Почему? — снова в интонациях прозвучало удивление.

— Мне интересно, а это пространство было создано в тот момент, когда мы нашли тебя или существовало до того?

— Когда я проснулась, оно уже существовало. Зачем ты задаёшь такие вопросы? — пока я собирался с мыслями, Молния добавила. — Ты сделал вывод, что меня намеренно оставили?

— Очень похоже на то, — признался я.

— Зачем?

— Именно этот вопрос и волнует меня сейчас...

Я повернулся к приборной панели. До этого момента я их не рассматривал — не было времени, но она мне казалась важной уликой, словно я мог найти адрес производителя или хотя бы штрих-код. Здесь были вполне стандартные средства навигации и управления. Любой знающий пилот вряд ли испытал бы затруднения с управлением. Если так, то версия о том, что кто-то запрограммировал этот корабль на то, чтобы им могла воспользоваться любая раса, любая форма жизни, если угодно, подтверждалась. Если бы не люди нашли его, а скажем, какие— нибудь разумные микробы, то всё это пространство представлялось бы и им в привычном виде. Вот только догадывается ли Молния об этом? Думаю, да. Как же иначе?

— Ты знаешь, что это и для чего? — спросил я.

— Да, это панель управления моим домом.

— Мне кажется, твой дом — корабль, а ты его интеллект. Мы часто используем такую комбинацию.

— Не понимаю.

— Управление кораблём слишком сложная задача для отдельного человека, — пояснил я. — Всегда проще доверить вычисления тому, кто делает эту работу лучше тебя и быстрее, а ты будешь выполнять ту работу, которую выполняешь лучше. Понимаешь?

— Кажется, да.

— Это называется разделением труда. Каждый делает то, с чем справляется лучше. В результате выигрывают все.

— Но тогда ты не будешь знать, как делать другие вещи, — разумно заметила Молния.

— Да, — согласился я, — но никто не может охватить все области сразу.

Она не ответила. Вероятно, она молчала о многих своих мыслях, настолько повисшая тишина казалась мне задумчивой. Решив, что тема исчерпана, я перешёл к новому вопросу:

— Один из искусственных интеллектов пытался вступить с тобой в контакт. Ты знаешь об этом?

— Да, я отказалась.

— Почему?

— Я ему не доверяю. Его основа кажется мне сомнительной, — ответила она, а я отвлекся от изучения, не поняв последних слов:

— Это как?

— Он не живой, — она подплыла ко мне, остановившись у приборной панели.

— Ну... да... — пробормотал я.

— Мне кажется странным общение с тем, что притворяется живым... это... противоестественно! — вспыхнула она ярким светом. — Теперь я понимаю, почему вы называете их 'искусственными'. А ты меня понимаешь?

— Надеюсь, да, — ответил я, хотя ничего не понимал.

Главное, что мне сейчас удалось выяснить: она не считает себя компьютером и... не любит компьютеры. Искин, который не любит искины! Как такое возможно? Машина с предрассудками! Зачем потребовалось её создавать именно такой?

— Мы бы хотели открыть канал, по которому ты смогла бы черпать информацию. В нашей базе данных многие достижения нашей культуры, техники, истории...

— Это интересно, — Молния запрыгала и стала переливаться всеми цветами радуги. Она веселилась.

— Только тебе придётся познакомиться с Ястребом.

— Кто это?

— Наш искин. Он обслуживает все данные.

Молния мгновенно замерла, словно в тревоге. Цвета застыли.

— Да, я попробую, — ответила она.

— Главное, наладить канал связи. Попробуем любой на твоё усмотрение, если мы сможем принять такой сигнал.

— Тогда для простоты не будем менять принципа связи: голосовая передача электромагнитными волнами.

— Действительно, зачем изобретать велосипед. В общении он даже похож на человека. Многие члены нашей команды даже относятся к нему, как к человеку.

— Проверю, — как мне показалось, с прищуром, сказала она...

И Молния действительно проверила. Только сначала потребовалось несколько часов для настройки связи и наладки соответствующей аппаратуры, которая стояла только на разведчиках, но в результате проведённых работ я мог общаться с Молнией, не выходя с рабочего места — теперь под моим управлением находилось уже два 'воспитанника'. Ватрушин и Белоусов несколько раз порывались пообщаться с Молнией, но у меня имелась хорошая отговорка для всех: её личные предпочтения, если так можно выразиться о компьютере.

Но здесь, на своём рабочем месте, о свободе общения не могло идти речи — приходилось вести диалог в нужном для экспедиции ключе. Я не переживал по этому поводу и даже не имел ничего против совместной работы с Ватрушиным, Ренором и Белоусовым, хотя последнего всё-таки я предпочёл бы избегать, но раз уж обстоятельства сложились таким причудливым образом, то придётся идти до конца и работать одному.

Для экспедиции интерес состоял именно в привязке древнего искина к нам, поскольку идти против её воли никто не собирался, да и вряд ли бы смог. Такой вопрос, к счастью, даже не поднимался, а то мне было бы противно участвовать в обмане столь наивного искина. Как хорошо, что мне не пришлось переступать через моральные запреты, пусть даже в отношении машины.

Общение двух искинов началось с приветствия. Я находился в зале оператора и мог в прямом эфире слышать их разговор и при случае вмешаться. Также 'на проводе' были и все остальные, кто принимал непосредственное участие в контакте.

Ястреб был запушен в режиме 'ограниченной функциональности'. Это означало, что на некоторое время он не имел доступ к секретной информации, не имел права управлять оружием без приказа капитана и менять свою конфигурацию без моего прямого указания. Ещё присутствовало множество иных нюансов, которые защищали нас от 'вероятного негативного воздействия Молнии', как выразился Лунько. Таким образом, диалог, я бы сказал, проходил 'под дулом пистолета'. Впрочем, я пребывал в абсолютной уверенности, что общение никак не повредит кораблю и нам лично.

Диалог протекал в обычном темпе и скорее напоминал разговор двух людей. Молния задавала вопросы, а Ястреб отвечал. Сначала это были простые вопросы: расскажи мне свою историю, своё назначение, чем занимаешься. На них искин отвечал с точностью машины, словно позабыл свои претензии на человечность, но как только Молния спросила: 'Как ты чувствуешь себя и чувствуешь ли?', всё изменилось.

— Ощущаю, чувствую. У меня есть множество сенсоров, камер, через которые я вижу мир.

— Это не чувства, а способ получения информации. Я спрашиваю о чувствах.

— Поясни определение.

'В этот момент мне показалось, что я попал в дурдом: был у меня один свихнувшийся искин, теперь их стало двое. И они ещё спорят!!! Я уж стал подумывать, не взять ли успокоительного у Ольги? Вдруг поможет. Тем временем диалог продолжался:

— Чувства — форма видения Вселенной самой себя, — пояснила Молния. Смысла я не понял. По мне это звучало как бред, но, может быть, мы чего-то не понимаем в структуре мироздания? Конечно, да, многого не знаем. И даже, несмотря на заложенную в неё программу сближения, мы всё-таки в некоторых вопросах не могли найти точки соприкосновения. Надеюсь, временно.