Странник

СТРАННИК

Ты — монета, кружащаяся в воздухе, пока

судьба затаила дыхание.

Вычитанная где-то фраза.

Делай, что должен, свершится, чему суждено.

Марк Аврелий

ПРОЛОГ

— Тревога! Жесткое излучение! Прорван контур биологической защиты! — бесцветный голос автомата — информатора прозвучал негромко, но в безмятежной тишине штурманской рубки он прогремел словно рев боевой сирены. Наступившая следом тишина казалась настолько ненадежной и хрупкой, что раздайся хоть малейший звук, она разлетится на тысячи маленьких звонких осколков. В момент наивысшего напряжения, когда нервы натянуты до немыслимых пределов, 'тревожные' экраны, отвечающие за защиту корабля, неожиданно дали отбой тревоги, сменив ярко-красный цвет на зеленый. Капитан корабля, все это время не спускавший глаз с голографического проектора, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться. Если дыхание восстановилось быстро, то мысли и чувства после такой встряски никак не хотели приходить в норму, но на предписанную в подобных случаях психодинамическую гимнастику капитан не хотел тратить время. Ему нужно было знать, прямо и сейчас, какой урон нанесло пронзившее корабль жесткое излучение. И не столько самому звездолету, сколько его наиболее ценному грузу — пассажирам. Чем больше он вчитывался в информацию, представленную ему искусственным интеллектом корабля, тем легче становилось на душе. Наконец, капитан облегченно выдохнул воздух и уже собрался отвести взгляд, как его глаза и так занимающие почти четверть широкого и плоского безносого лица, стали резко увеличиваться в размере. Не веря, снова пробежал взглядом по той же строчке. Данные показывали, что излучение не прошило звездолет насквозь, и не рассосалось под воздействием защитных полей, а осталось на корабле, в виде самостоятельного источника излучения. Такое наглое поведение пучка энергии капитан видел впервые, а ведь еще недавно ветерану космоса казалось, что удивить его уже ничем нельзя.

'Этого не может быть, потому что просто не может быть, — но мысль не успокоила, а наоборот еще больше взвинтила и без того натянутые нервы капитана. Не понимая, что происходит, он развернулся к своему старшему помощнику, сидевшему чуть поодаль, за терминалом вахтенного офицера.

— Это что такое? — он резко ткнул длинным гибким пальцем шестипалой руки в сторону проектора. — Фруст, этот пучок...

— Командир, отдай приказ мозгу, пусть покажет уровень жилых кают. Аномалия, если не ошибаюсь, где-то в районе второй палубы.

Слова, больше похожие на указание, неприятно удивили капитана. Похоже, он только один не понимал, что происходит. Смесь удивления с раздражением тут же вылилась в следующем выговоре: — Старший помощник, вы, что забыли корабельный устав? Личная жизнь пассажиров.... Да что я вам объясняю прописные истины! Я не соби?раюсь по одному вашему...

— Командир, погоди. Если я не ошибаюсь, то это... Странник.

Это слово оказалось иголкой, мгновенно выпустившей из капитана пар раздражения. Секунда ушла на раздумье, после чего последовала четкая команда: — Мозг. Установка три, один, один. Вторая палуба. Уровень жилых кают. Поиск. Излучение или одна из его форм.

— Установка принята, капитан. Даю картинку.

Полумрак каюты не только не скрывал, а скорее подчеркивал, делал центральной фигуру пассажира, облитую, словно тонкой пленкой, мерцающим силовым полем серебристого цвета. Тело и голову существа скрывал бесформенный балахон с подобием капюшона, практически полностью скрывая личность пассажира, оставляя открытой только небольшую щель в нижней части головы. Всмотревшись в картинку на экране, капитан внезапно ощутил почти забытое чувство страха. Не такого, который бывает перед прямой опасностью, а непонятного, темного, прячущегося в закоулках души, а потом неожиданного выскакивающего и жалящего в тот момент, когда ты этого совсем не ждешь. С трудом, оторвавшись от отталкивающей и одновременно притягивающей его взгляд фигуры, капитан повернул голову и встретился с взглядом своего помощника. Тот не только прочитал безмолвный вопрос в глазах капитана, но и ответил на него: — Он.

Их неестественное поведение мог понять только тот, кто принимал участие в последней галактической войне, развязанной ненавистной расой, представитель которой сейчас неподвижно замер в тисках силового поля. Пусть война осталась в далеком прошлом, пусть они не сами сражались, принадлежа уже к послевоенному поколению, но страх и ненависть к свирепому врагу они всосали с молоком своих матерей. Зная, что тот не может ничего не видеть, не чувствовать, скованный полем Странника, даже в этом состоянии он вызывал у них страх. Чтобы разорвать эту зависимость, капитан скомандовал: — Мозг. Установка три, один, один отменяется.

— Приказ принят, капитан. Установку отменяю.

Изображение в центре голографического проектора тут же сменилось текущей информацией.

— Уф — ф! — с явным облегчением выдохнул воздух Фруст. — Смотреть и то.... А энергетика, какая.... Зверем так и тянет.

Капитан некоторое время молчал, прислушиваясь к ощущениям внутри себя, потом задумчиво протянул: — Да — а... Кошмар... наяву, — помолчав, добавил. — Вопрос закрыт. Раз все разъяснилось, занесем происшествие в бортовой журнал...

В следующий миг дверь штурманской рубки бесшумно ушла в сторону, пропустив легкую и стремительную фигуру стажера — подштурмана. Не успел тот переступить порог, как тут же излил из себя поток слов: — Тестирую я систему противопожарной безопасности на грузовой палубе, как — бац! — тревожное сообщение! Сфокусированный энергетический пучок! Да, думаю, круто! Из чего же он состоит, сразу подумал я, если сумел прошить нашу защиту так, как боевой блистер органику! И сразу сюда! Что тут? Проанализировали?! Что сказал мозг?!

Помощник увидев, как начало морщиться лицо командира, свято соблюдающего устав космофлота и требующего этого от других, тут же поспешил разрядить ситуацию: — Аномальное сфокусированное поле. Дать картинку.

Юный подштурман, не успев заметить недовольство капитана, тут же впился глазами в экран.

— Вот это да! Круто! Неужели....Странник?! Пусть черный туман галактики пожрет мою душу, если это... не он! Невероятно!! Вот это называется, повезло!! — эмоции просто переполняли его. — Он взял его? Или еще нет?! — но не успел развернуться с вопросом к капитану, как тут же наткнулся на разнос: — Стажер, где ваше самообладание?! Вы почти офицер космофлота! Умерьте свои эмоции и ведите себя в рамках устава!

Стажер вытянулся, опустив руки по швам, но молодость и любопытство, рвущиеся наружу, все же не смогли удержать подштурмана от вопроса: — И что теперь с ним будет?

Вопрос курсанта тут же напомнил капитану о его обязанностях.

— Мозг. Занеси данные об этом происшествии в бортовой журнал. Секретность второй степени. И запечатай жилой отсек. Номер каюты... сорок два.

— Говорят, что тело может храниться в такой оболочке вечно. Не изменяясь и не старея. Это так?!

Юнец понимал, что навлекает на себя неприятности, но эмоции, бурлившие в нем, и сознание, что он находиться в эпицентре такого необычайного события, опять взяли вверх над благоразумием. Помощник, увидев по лицу капитана, что назревает скандал, снова вмешался.

— Скорее всего, правда, — произнес Фруст. — Но больше всего меня радует, что это произошло с чудовищем с Даная. Может одним убийцей станет меньше. Ведь если у него не сложиться с той....

— Это данаец?! Вау! Никогда не видел их вживую! По истории нам...

— Умерь свои восторги, юнец! Это тебе не молодежная дискотека, а штурманская рубка! — теперь прорвало флегматичного Фруста.

Стажер растерянно замолк, понимая, что теперь он явно переступил границу правил поведения. Отодвинувшись от экрана, вытянулся в струнку: — Капитан. Старший помощник. Виноват. Извините за недостойное поведение.

— Ну и ладно, — проворчал помощник, которому явно не хотелось доводить дело до скандала.

Наступившее молчание неожиданно прервал сам капитан: — Интересно, а что данаец делает на моем корабле? Мозг. Список пассажиров. Так.... Следует в Триплет. Неужели... Мозг. Увеличить изображение данайца. Еще. Вот это и требовалось доказать.

Последние слова были произнесены с явным удовлетворением.

— Пояс, — неуверенно произнес Фруст.

— Пояс, — подтвердил капитан. — Мы не сразу его заметили из-за мерцания поля. Он из ордена или клана Коган.

— Коган? — благоговейно и чуть ли не шепотом переспросил стажер. — Так он из тех? Охотников за головами?

Такое почтение явно не понравилось помощнику капитана. Мохнатые брови, занимавшие треть лба, сдвинулись к переносице. Да и сам капитан с удивлением покосился на своего юного подчиненного.

— Ведь это же знак их клана? Эта серебряная полоска? — но тот, не обращая, ни на кого внимания, заворожено смотрел на монитор. — Вот он какой, этот Коган.

— Какой такой? — со зловещими интонациями в голосе осведомился старший помощник. — Галактическую историю не учил? Или, может, вам дают новый, независимый взгляд на историю последней войны, как это сейчас модно? Некоторые умники даже дошли до того, что нагло утверждают: дескать, это мы их спровоцировали на нападение! Капитан, ты слышал подобную ересь?! Ты, курсант, тоже так думаешь?! А?! Я тебя, сосунок, спрашиваю!!

Могучая фигура Фруста, со сжатыми кулаками, нависла над съежившимся юнцом. Из горла шел грозный рык: — Четверть моего народа погибла в бойне, которую историки почему-то называют войной!! Половина городов моей планеты лежали в обломках, когда объединенные силы лиги, наконец, сумели выбросить этих извергов с нашей планеты!! Я родился за восемь лет до окончания войны и хорошо помню, с каким трудом отстраивался мой мир! А ты распускаешь восторженные слюни при виде этого хладнокровного убийцы! Ты должен его ненавидеть! Ненавидеть, только узнав о том, что он из данайцев, этой проклятой всеми разумными существами расы!! А клан Коган... У-У-У!! Демоны бездны пусть пожрут их души!!

Стажер съежился, втянув голову в плечи. Казалось, что вот-вот,... но в следующую секунду глаза помощника потухли, кулаки разжались. Ни на кого, не глядя, он медленно развернулся, пересек рубку и исчез за дверью. Тишина после взрыва чувств и оглушающего рева была почти осязаема. Капитан, проводив глазами широкую спину старшего помощника, слегка качнул головой. Осуждающе. Потом секунду подумал: — Сам я тоже хорош! Он же мальчишка, что не говори. Ветер в голове, а мы...'.

— Ты извини его, стажер. Это его... как это правильно выразиться... больное место. Всем тогда досталось. Многим мирам не меньше чем им досталось, но уж такая особенность их расы — не могут жить спокойно, пока не отомстят. Глаз за глаз, зуб за зуб. В свое время Лига Миров не дала уничтожить Данай, как не настаивал на этом несколько миров, в том числе и мир Фруста. Ты мне лучше, вот что скажи. Что ты знаешь о них такого, заставляющее тебя смотреть на него восторженно, словно он... как бы это выразиться... существо... подобное нам.

Подштурман, успев за это время взять себя в руки, больше не выглядел бледной копией самого себя. Помявшись, но, чувствуя себя уже уверенней, все же сказал: — Капитан, вы разве не слышали о их сверхспособностях?

— Это не способности, это то, чем хищный зверь добывает себе пищу — клыки и когти. Я только одного не понимаю, зачем им разум?! Ведь они по своей сути дикие звери!

Его слова неожиданно отозвались в глубине его души эхом страха. Взгляд опять невольно притянуло изображение данайца.

'Действительно. Зверь. Это мне нужно оружие и защита, а ему... сама природа дала все. Но как она могла создать расу идеальных убийц? Ведь во всем есть смысл. Но где он здесь? Где?!'.

ГЛАВА 1

Не открывая глаз, еще плавая между сном и явью, я произнес хриплым и ломким ото сна голосом: — Время.

После чего открыл глаза. На объемно — пространственном мониторе, у меня над головой, высветилась надпись: 'Привет, Дэвид. Как спалось?' — и время. '07: 55: 11'.

— Привет, — поздоровался я со своим электронным управляющим. — Опять я у тебя выиграл.

Просыпаясь до того, как прозвучит музыкальный сигнал, я испытывал чувство внутреннего удовлетворения. Легкое, почти неощутимое, скорее всего оно соответствовало выражению, если перевести чувства на слова: 'у меня все хорошо — у меня все будет хорошо'. Таким утренним ритуалом — игрой у меня начиналось каждое рабочее утро. Бывали случаи, что я проигрывал, но такое бывало крайне редко. Обычно этому предшествовал бурно проведенный вечер или очередная заводная подружка, с которой я коротал ночь.

Все эти полтора года, с самого первого дня, когда начал работать на корпорацию 'Роботс сервис инкорпорейт' я просыпался, почти всегда, с хорошим настроением. Мне нравилась моя работа. Мало того, что я сотрудник одной из четырех ведущих корпораций нашего мира, что уже является для многих мечтой наяву, так я еще занимаюсь тем, чем мне всегда хотелось: разработкой и освоением новой, экспериментальной техники. Хотя моя должность звучала сухо и неопределенно: 'Старший инженер — исследователь', о подобной работе тысячи молодых людей могли только мечтать, а для меня она была явью. Каждый день приносил мне что-то новое, заставляя жить и работать в непрерывном поиске, постоянно совершенствуясь. Можно было сказать, что удача благоволит мне, но так было не всегда. Может быть, поэтому я искренне ценю каждый миг, каждую мелочь, даже такую, как мой незатейливый утренний ритуал.

Прозвучал бравурный туш — музыкальный сигнал, в унисон ему из кухни раздались приглушенные звуки работы киберповара, начавшего готовить завтрак. Утренние процедуры обычно проходили у меня в автоматическом режиме, пока мозг составлял набросок рабочего дня, а к концу завтрака, когда я пил к кофе, наступало время 'бытовых' дел. Только я начал их перебирать, как вдруг неожиданно вспомнил об одном неотложном деле.

'Подарок на свадьбу! Хорошо, что вспомнил! Фей. Когда-то мы с тобой, девочка, были близко знакомы. Даже очень близко, а теперь меня даже нет в списке приглашенных гостей. Знаю, знаю, дорогая, что это не твоя вина. Не повезло тебе с родственниками, что и говорить. Решили: раз дают деньги, то и приглашают гостей, естественно, тоже они. Странные люди. Впрочем, оплаченное ими свадебное путешествие, наверно, стоит того. Ладно. Не мое это дело. С меня и вечеринки хватит. Так что подарить? Впрочем..., знаю. Тот ювелирный магазинчик. Кольцо — змейка. Сколько времени прошло? Лежит ли оно там до сих пор? Хороший подарок бы вышел. То, что надо. У нее так тогда глаза загорелись, как...'.

Тут я выпал из реальности, вспоминая то время, когда мы с Фей были не просто хорошими друзьями, а любовниками. Наша связь продолжалась около двух месяцев. Ярко вспыхнув, она также быстро угасла. По?этому колечко так и осталось не купленным. Позже у нее появился Джек, а спустя некоторое время всем стало ясно, что дело идет к свадьбе. Я поднес чашечку с кофе ко рту.

'Да он еле теплый! Сколько времени? Ух, ты! Задумался! Надо бежать!'.

Пулей вылетел из квартиры. Нажал кнопку вызова второго скоростного лифта. Почему-то мне всегда казалось, что он едет быстрее, чем его два собрата. Полсекунды лифт изучал меня, и только признав во мне жильца дома, открыл двери. Спуск занял ровно минуту. Выскочил из подъезда. Взмах рукой — и я уже в такси. Карточка в прорезь, и улица, сорвавшись с места, стал уходить сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Помимо обычного такси в городе было и воздушное, но я им пользовался редко. Во-первых, дорого, а во-вторых, только вначале захватывает, а потом привыкаешь и понимаешь, что скорость и определенный шик не стоят затраченных денег. Вот такси вырвавшись из потока машин, свернуло в сторону площади — сквера, где располагалось здание центрального офиса корпорации.

Привычно влившись в поток сотрудников, прошел сквозь широко раскрытые двери, без каких-либо следов вооруженной охраны. Не было ее и в фойе, свободный и светлый стиль которого подчеркивал ряд фонтанчиков и маленьких водоемов в обрамлении цветников, с хорошо подобранной цветовой гаммой, но не для кого не было секретом, что за этой изысканностью и красотой прячутся сотни контрольных мониторов и датчиков, работавших в системе 'свой — чужой'. Они вели всех и каждого, отделяя чужих от своих, чтобы затем передать непрошенных гостей на попечение служб безопасности.

Кивки головой и взаимные приветствия, занимали все то время, пока я шел по фойе до лифта. Все приветствия, шуточки, пожелания продолжались до входа в лифт, после чего начинали действовать правила трудовой дисциплины. В их основе лежал негласный девиз наших работодателей 'Корпорация — это все, личность — ничто'. Режимы работы для каждого сотрудника были четко спланированы и направлены на то, чтобы получить от работника максимум выгоды. Кого-то это тяготило, но только не меня. Семь часов работы пролетели как одно мгновение. С некоторым удивлением я уставился на экран коммуникатора, сообщившего мне об окончании рабочего дня. И недели. Впереди было два выходных.

Я остановил такси, не доезжая пару сотен метров до заведения Джека. Хотелось пройтись, неспешно, с ленцой, в пику размеренному и целенаправленному режиму работы. Моей целью был ресто?ранчик под названием 'Золотая рыбка', чьим хозяином являлся жених Фей. Он находился в очень удобном для подобного заведения месте, рядом с одним из трех основных торговых центров мегаполиса. Этот район, под названием Розовый Закат делили две корпорации. Наша и 'Стабильность'. Основным направлениями 'Стабильности', насколько я знал, были разработки, связанные с генетикой, биологией и медициной. Не успел я сделать и нескольких шагов, как тут же привлек внимание, проходивших мимо меня, трех бойцов в форменных мундирах 'Стабильности'. Такие отряды, или как их еще называла пресса 'карманные армии', имела каждая корпорация. На случай возможного вооруженного конфликта. А уж ими история колонизации нашего мира просто изобиловала. Еще не достигнув своего шестидесятилетия, история мира — колонии Фальстафа уже имела в своем активе две войны, которые спровоцировали и вели корпорации. Нетрудно догадаться, что в их основе лежали деньги, а если более подробно — раздел сфер влияния. Достигнутые пять лет тому назад соглашения о разделе сфер влияния соблюдаются ими до сегодняшнего дня, но никто не может дать гарантий, что когда в воздухе снова запахнет сверхприбылью, не вспыхнет новая война.

Солдат и сейчас привлекла не столько моя личность, сколько герб корпорации — сопер?ника на моей куртке. В их мимолетных взглядах было нечто похожее на стойку натренированных собак — овчарок, уловивших запах врага. Подобное отношение было одним из проявлений политики скрытой вражды, насаждаемой корпорациями среди своих работников, хотя все, в том числе и я, считали это нормальным, хотя бы потому, что так принято.

Держа в руке красиво оформленную коробочку с подарком, я медленно шел по улице, наслаждаясь снизошедшей на меня умиротворенностью. Это был один из редких моментов, которые, даже будучи ничем особым не отмечены, остаются в памяти надолго. Миг душевного равновесия, заключающий в себе редкие минуты согласия с самим собой и окружающим миром. Именно в таком, почти блаженном состоянии, я остановился перед дверями 'Золотой рыбки'. Двери были своеобразной визитной карточкой заведения, сделанные из настоящего земного дерева, с массивными металлическими ручками, ярко блестевшими под лучами солнца.

Войдя, первым делом посмотрел на столик в нише, расположенный между стойкой бара и зеркальным стеклом витрины. Это было место для избранных гостей, а значит, в первую очередь, для Фей. За столиком никто не сидел. Не успев удивиться, как тут же увидел ее сидящей, на высоком стуле, в самом конце барной стойки. Узкая и короткая юбка продемонстрировала моему взгляду длинные, точеные ножки, переходящие в соблазнительно округлые бедра. Сердце сладко екнуло. Неожиданно для самого себя, я вдруг осознал, что хочу ее. Проявление чувственных желаний самца в тот миг, когда я готовился преподнести ей свадебный подарок, смело одним махом мою умиротворенность, а ее место пришли досада и смущение. Быстро отведя глаза от ее ног, я улыбнулся во весь рот, от души надеясь, что мой жадный взгляд остался без особого внимания со стороны Джека.

— Привет, ребята!

Быстро пробежал глазами по залу, избавляясь от остатков замешательства, а заодно лишний раз убедиться, не стерся ли неповторимый отпечаток домашнего уюта, так выгодно отличавший ресторанчик от подобных ему заведений. Нет. Все как всегда. Тихо и уютно.

Сев, рядом с Фей, я выложил на полированное черное дерево стойки коробочку.

— Два в одном. Сюрприз и свадебный подарок, — при этом я взглянул ей прямо в глаза, ожидая увидеть в них смеющуюся радость и искрящееся любопытство. Но, к своему вящему удивлению, ничего похожего не обнаружил. Наоборот, они были печальны и хмуры, как конец осени. Бросил быстрый взгляд на Джека. Тот тоже не лучился радостью.

— Эй, ребята! Да что с вами такое?! Я-то в чем провинился перед вами?

Джек, буркнув что-то невразумительное себе под нос, повернулся ко мне спиной, а затем потянулся к бутылке, стоявшей на полке, на уровне его головы. Шесть зеркальных полок за его спиной, с множеством самых разнообразных бутылок, занимающих всю стену до самого потолка, он в шутку называл своим неприкосновенным запасом. Единственное, что я знал точно, Джек не только никогда не открыл ни одной из бутылок, но и не давал их в руки посетителям, несмотря на их просьбы. И вот теперь сняв с полки одну из них, он поставил ее передо мной на стойку. Низкая, квадратной формы бутылка, наполненная прозрачной жидкостью. Следом встали, в один ряд, три маленьких граненых стаканчика. У меня екнуло сердце. Чувство тревоги все сильнее охватило меня.

— Послушайте... у вас,... что со свадьбой... — я говорил осторожно, не зная как выразиться, чтобы не обидеть их словами, — не все...хорошо?

В ответ на мой вопрос послышался мягкий всплеск, и прозрачная жидкость потекла в стаканчики. Над стойкой повис резкий, но вместе с тем приятный запах.

— Это не у нас, а у тебя все плохо, — тихо, почти шепотом, сказала Фей.

— На тебя СВБ затребовало информацию. В полном объеме, — предпоследнее слово Джек постарался выделить.

'Служба внутренней безопасности корпорации? В полном объеме?! Господи! Неужели.... Не может быть!'.

Слова были сказаны Джеком, но я даже не повернул к нему головы, продолжая смотреть на Фей, потому что подобной информацией могла владеть только она, являясь сотрудником отдела кадровой расстановки нашей корпорации. И поэтому последовавший вопрос был предназначен именно ей: — Ты ничего не путаешь, девочка?

Где-то глубоко в душе тлела надежда, что меня просто глупо разыграли, хотя лица обоих утверждали обратное.

— Нет, Дэвид. Честное слово, нет.

Я мог не верить словам, но ее глаза говорили то же самое. В следующую секунду страх пробрал меня всего. С головы до пяток. Тело стало ватным и непослушным. В голове всплыли, передаваемые друг другу шепотом, жуткие слухи о подвалах с палачами — изуверами, о подземных тюрьмах, о ликвидаторах — невидимках. До этого времени, я не предавал им никакого значения, считая досужими выдумками, но теперь...

'Если в них правды пусть даже десять процентов... — дальше думать мне не хотелось. Страх, захватив сердце, теперь медленно крался к мозгу. Пытаясь осознать глубину пропасти, в которую меня столкнули, я не видел никого и ничего вокруг. Время, словно, остановилось. Я снова, как когда-то, остался один против целого мира.

'Что-то надо делать. Что-то надо...'.

Рука сама, автоматически, схватила и опрокинула стаканчик в рот. Жидкий огонь, пройдя сквозь горло, ухнул мне в желудок. Дыхание прервалось на вздохе.

— Воды!

Выпив, почти одним глотком, полстакана холодной воды, я смог восстановить дыхание, а главное, начать здраво мыслить. Посмотрел на хмурое лицо Джека, старательно отводящего глаза, затем на жалкое личико Фей, с набухшими влагой глазами, и понял: больше мне здесь делать нечего. Они сделали для меня то, что могут сделать только настоящие друзья. Да и то, наверно, не все. Фей, сказав мне эти несколько слов, тем самым преступила через треть пунктов своего контракта, но дело даже было не в них, а в опасности, которой она подвергла свою жизнь. Когда в корпорации об этом узнают, она станет предателем, с которым никто церемониться не будет. Мне хотелось сказать ей, что она очень хороший человек, но делать этого не стал, а просто посмотрел ей в глаза. Она поняла. С коллекционной бутылкой все тоже было ясно. Она стала своеобразным прощанием со мной. Мы, все трое, прекрасно сознавали, что стоим теперь по разные стороны от незримой черты, разделившей наши жизни. У них будет хорошая, стабильная, может даже, счастливая жизнь, а у меня,... похоже, ничего похожего уже не будет.

— Дэвид, ты не должен никому говорить. Никому. Я...

— Фей, это лишнее. Спасибо за все и... прощайте.

Выйдя на улицу, я уже почти взял себя в руки, хотя должен был трястись от страха, как любой нормальный человек, узнавший, что его досье рассматривает служба внутренней безопасности могущественной корпорации.

'Запрос. По полной форме. Что означает тщательную проверку. Тщательную, Дэвид. Очень плохо. Может стандартная проверка? Не похоже. Скорее всего, они добрались до моего настоящего прошлого. Если это так...'.

Я принял слова Фей на веру не потому, что был доверчивым малым или меня так легко испугать. Совсем нет. Дело в том, что мое прошлое в некоторых его узловых моментах выглядело для меня самого настолько страшно и загадочно....

ГЛАВА 2

Я старался идти медленно, не привлекая излишнего внимания. Если за мной шли агенты службы безопасности, то пусть думают, что я гуляю. Зашел в бар, принял рюмочку — другую, перекинулся парой слов со знакомыми, и пошел дальше. Что еще делать, молодому и здоровому парню, у которого впереди два выходных дня.

'Выходные дни. Смешно звучит. Как все изменилось за десять минут. Моя судьба, жизнь, даже само понятие 'выходной день'.

Острое чувство тревоги, пока я шел в шумной, суетливой толпе, постепенно притупилось. Страх полностью не исчез, но, перестав туманить мозг, придал мыслям живость, а сознанию — остроту мышления.

'Сразу хватать и допрашивать не будут. Сначала они должны прощупать окружение подозреваемого, его связи. Понять, насколько он опасен, как личность. А вдруг это все-таки стандартная проверка? Выборочная? Может, я просто перегибаю палку? Ведь в корпорации я не так давно. Хм. Да, я согласился бы с этим, если бы не мое прошлое....Надо исходить из худшего варианта, — я оглянулся в поисках бара или кафе. — Для начала — все обдумать и взвесить, а потом решать. Без суеты'.

Бар оказался в двадцати метрах. Заглянул в него, увидев почти пустой зал, зашел. Сделав заказ, сел за свободный столик, в самом дальнем углу зала. Быстро обежал глазами помещение. Женщина, лет сорока, сидевшая над высоким стаканом с коктейлем, парочка воркующих влюбленных и шумная, не совсем трезвая, компания из трех человек. Последние громко, даже с каким-то болезненным надрывом, спорили о последних Королевских гонках. Такое претензионное название имели ежегодные гонки космических яхт, представленных корпорациями и отдельными богачами. Дождавшись заказа, я вернулся к своим мыслям.

Мне было о чем подумать, и что вспомнить. Ведь то, что случилось сейчас, не было основной причиной моего страха, а скорее всего очередным звеном в цепи непонятных, а местами, даже неправдоподобных событий, происшедших в моей жизни. Если говорить прямо, я был не тот человек, за кого себя выдавал и которого привыкли видеть окружающие меня люди: ровный в общении, готовый прийти на помощь, в меру веселый — нормальный парень, такой же, как тысячи других молодых людей на Фальстафе.

В нашем мире, где львиная доля реальной власти всегда была в руках корпораций, люди, работавшие в государственных учреждениях, на фабриках и фермах, считались людьми второго сорта. Так уж сложилось, что на перспективных планетах — колониях у власти стояли марионеточные правительства, ставленники концернов. Естественно, что для придания видимости законности в составы таких правительств обязательно входили комиссары Центрального Правительства, имеющие группу консультантов на все случаи жизни, а для уважения — подразделение звездной пехоты. Формально власть принадлежала ЦП, а реально — находилась в руках корпораций. Ничего странного или противоестественного в этом никто не видел, ведь планеты в своем большинстве колонизировались и осваивались на деньги корпораций. Подобное положение вещей хорошо обыграно старой земной поговоркой: 'у кого деньги — тот и заказывает музыку'. К тому же Центральное Правительство такой подход в деле освоения планет также устраивал, а кого он не устраивал, то это колонистов, но их мнение никто и никогда не спрашивал. Кому изначально повезло работать на ту или иную корпорацию, получали все блага, кому не повезло, получали крохи.

Таким невезучим человеком оказался и я, родившись в семье государственных служащих. Я должен был пойти по стопам своих родителей, работающих на комбинате по переработке океанских водорослей. Проблема с продуктами питания в нашем мире всегда стояла остро, так как большинство местной флоры и фауны оказалось непригодной для человеческого желудка. Со временем к этой проблеме прибавилась еще одна. Оказалось, что земным животным и злакам требуется намного больше времени для адаптации в этом мире, к тому же фермерам приходилось вести самую настоящую войну с местным зверьем, которому пришлись по вкусу земные сельскохозяйственные культуры. Все это замедляло и затрудняло работу фермерских хозяйств, а доставка колониям продуктов и полуфабрикатов космическими кораблями всегда была дорогой. Центральное Правительство могло позволить себе подобную роскошь только в том случае, если освоенный мир являлся ценным приобретением, как это, к счастью, оказалось в нашем случае. Залежи минерала Женич, найденные на Фальстафе, и столь нужные Земле, являлись серьезным основанием для того, что Центральные Миры не дадут колонистам умереть с голоду ни при каких обстоятельствах. Но и до бесконечности так продолжаться тоже не могло. Ученые искали выход из создавшегося положения, где только могли, пока не натолкнулись на океанские растительные массы, оказавшиеся сходными по своему составу с морскими водорослями Земли. В результате специальных добавок, а также ряда микроэлементов, из них получился полуфабрикат, который со временем стал основным продуктом питания колонистов. Ученые, пойдя дальше в своих изысканиях, придумали ряд добавок — соусов, с помощью которых полуфабрикат превращался в блюда под названиями 'жареная курица', 'рагу из говядины' и тому подобное. Теперь их подают в самых дальних уголках нашего мира, где только есть дешевая сервис — столовая. После этих открытий, перерабатывающие фабрики стали расти, как на дрожжах, выдавая продукцию двадцать четыре часа в сутки, и спустя три года карточная система на продукты, продержавшаяся более полувека, была, наконец, отменена.

С детства привыкший к резкому запаху перерабатываемых водорослей, я не кривился, как приезжие, а просто тихо ненавидел его. Так раб ненавидит свое клеймо. Согласно статус — системе, введенной вместе с продовольственными карточками, каждый человек был заключен в жесткие социальные рамки, из которых мог вырваться только в исключительных обстоятельствах. По мере того, как условия жизни становились лучше, рамки расширились, но все же не настолько, чтобы простой человек мог сам вершить свою судьбу. Мне, как другим жителям нашего городка, статус предписывал жить и работать в определенных местах и на предназначенных рабочих должностях. Только при выполнении этих навязанных обязательств мы могли рассчитывать на бесплатную учебу, обучение рабочей специальности, получение работы и квартиры. Да, я мог бросить здесь все и уехать в город. Но что меня там ждет? Там такая же жесткая статус — система, в которой для меня не было места. Еще оставался фермерский труд, но о нем даже думать не хотелось, настолько он мне казался тяжелым и грязным.

'Дети окраин' — так называли нас в больших городах. Несмотря на предопределен?ность, мы продолжали мечтать о жизни в мегаполисах, о больших деньгах, о престижной работе в концерне. Да и кто не мечтал в детстве?! Повзрослев, пытались бунтовать против системы. Закачивались пивом, а потом шли на улицы, горланя дурацкие лозунги, типа 'Я свободный человек! Не желаю жить в дерьме!'. Так прошла моя юность. Дискотеки, девочки, пиво. Стандартный набор обычного подростка из небольшого городка. В общем, жил и учился как все, ничем не выделяясь, пока в нашем колледже, дававшим не только среднее, но и профессиональное образование, не появился новый преподаватель. Джерри Степлтон. Выпускник университета, молодой, энергичный, он пытался по молодости лет хоть что-то исправить в этом мире. Еще полный свежих университетских знаний, он предложил расширить свое образование всем желающим, читая курсы лекций по одному — двум дополнительным предметам, два раза в неделю. Над ним втихомолку смеялись коллеги — преподаватели, и открыто — ученики. Я рассуждал так же, как и большинство: кому нужна космография или нанотехнология, если все равно будешь оператором машин по переработке водорослей. Но когда несколько парней и девчонок записались, я оказался в их числе. Сделал я это из чувства противоречия, думая, что таким образом я бросаю вызов стандартам социальной системы. Выглядело это по-детски, но понимание таких вещей обычно приходит с возрастом. Сначала ходил на лекции неохотно, через силу, но как-то неожиданно для себя увлекся высокими технологиями, а в частности нанотехнологией. Если раньше моя комната была завалена инфокристаллами с записями музыкальных групп и кассовых фильмов, то теперь они уступили место кристаллам со специальными учебниками, но и это не могло изменить предначертанного мне пути, если бы мои родители не совершили чудо.

Отец в свое время, окончив специальную школу администрации среднего звена, полу?чил назначение на нашу фабрику, став со временем начальником цеха. Мама, уроженка нашего городка, техник — технолог на этой же фабрике. Около года тому назад, никому ничего не говоря, они начали проводить эксперименты по повышению производительности линии насыщения микроэлементами, сумев, в конце концов, создать формулу смеси, ускорявшую процесс переработки почти на двадцать процентов. Но отцу и этого показалось мало. На свой страх и риск он переделал одну из линий, добавив парочку нововведений. Запустил. Проверил. После чего пригласил специальную комиссию. Вскоре после ее отбытия отца вызвали в Федеральный совет округа. После окончательной проверки и утверждения его изобретения, его статус административного работника был поднят сразу на два чина, а еще через неделю родители получили денежные премии в размере трехмесячных окладов. Я думал, что наша жизнь хоть на какое-то время измениться к лучшему, раз у нас появилась такая куча денег, но к моему удивлению, ничего не изменилось. На свои вопросы я получал туманные ответы, смысл которых сводился к одному: пусть деньги пока полежат, мало ли что может случиться.

Время шло. Мое увлечение нанотехнологией все больше превращалось в страсть. Мне нравилось познавать новое, испытывать сладкое чувство прикосновения к очередной тайне вселенной, раскрытой человеком. Все больше времени я проводил с Джерри Степлтоном, который для меня стал не столько преподавателем, сколько старшим товарищем, направляя и корректируя мое самостоятельное плавание в мире науки.

После шумных рождественских праздников я вступил в новый год, значимый не только для меня, но и для всех моих одноклассников. Через полгода мы должны были сдать наш первый в жизни экзамен и получить диплом специалиста низшего ранга. Вместе с дипломом вручалась статус — карта, после чего мы становились полноправными гражданами нашего мира. Год действительно оказался значительным, став своеобразной отправной точкой в моей судьбе. Все началось со скоропостижной смерти управляющего перерабатывающей фабрикой. Согласно законам, на фабрику должны были прислать человека от Федерального Совета округа, а вместо этого, неожиданно назначение получил мой отец. Еще через полгода мама возглавила отдел в химико-биологическом центре фабрики. Если назначению отца удивлялись, то этому назначению никто не удивился. Приближать своих — это нормальная человеческая черта в мире, где социальные и человеческие отношения, были хорошо отражены в одном прочитанном мною выражении: 'Не хочешь быть добычей — стань хищником'. Теперь я мог смело рассчитывать на тепленькое местечко в здании администрации, а со временем претендовать на отдельный кабинет начальника отдела. Так рассуждал я, но родители решили по-другому, считая, что получили шанс изменить судьбу сына к лучшему. Не ставя меня в известность, они переговорили со Степлтоном, а тот со своим хорошим приятелем — однокашником, работающим на кафедре высоких технологий университета Каска. Как университет, так и сам город Джорджия, в пригороде которого он был расположен, были далеко не самыми крупнейшими в списке учебных заведений и мегаполисов на Фальстафе, но мне было наплевать на подобные тонкости, когда я узнал о своем зачислении на первый курс. Восторгу и радости не было предела, но сюрпризы на этом не закончились. Когда я немного успокоился, отец заявил мне, что они уже оплатили авансом не год, а два года учебы, а, кроме того, меня ждет работа техника — лаборанта на кафедре сверхвысоких технологий. Тут я совсем потерял голову, то визжал от восторга, то невнятно лепетал, благодаря всех за все. Честно говоря, я смутно запомнил эти часы, больше мне запомнилась последующая бессонная ночь, наполненная радужными мечтами.

Учеба и работа, новые впечатления и новые знакомые, все это заставляло время бежать быстрее. Четыре года учебы пролетели незаметно. Одновременно вместе с диплом (шестнадцатое место в списке выпускников года), я получил предложение остаться работать на университетской кафедре высоких технологий, а когда через месяц мне вручили ключ от служебной квартиры в университетском городке, я стал считать, что моя жизнь состоялась на все сто. Прошло полгода тихой, вдумчивой работы на кафедре, слегка разбавленной чтением лекций студентам и легкими пирушками по субботним вечерам в облюбованном мною баре 'Дубовый листок', пока судьба не решила, что 'белая' полоса моей жизни несколько затянулась.

Наша кафедра, как и другие, получала государственное субсидирование в таком малом объеме, что этих денег хватало только на закупку самого простейшего оборудования, едва хватавшего для практических работ со студентами. О серьезной научно — исследователь?ской работе можно было забыть, если бы не заказы, получаемые нами со стороны. В основном заказчиками были частные фирмы, для которых мы исследовали, разрабатывали, давали практические рекомендации. Конечно, наши лаборатории и в подметки не годились научно-исследовательским центрам корпораций, но мелких заказчиков мы вполне устраивали, как расценками, так и качеством работы. И вот в один из дней, к нам поступило сразу три заказа. Работа закипела. Мы все из кожи лезли вон, только бы выполнить их в срок и качественно. И тут я допустил ошибку. Отложил одну работу ради другой, решив, что дописать выводы и оформить ее я всегда успею, но, погрузившись с головой в новую тему, забыл обо всем на свете, но главное, забыл о трех золотых правилах моего непосредственного начальства: 'заказчик — это деньги', 'заказчик всегда прав' и 'деньги лишними не бывают'.

И вот наступил день, когда порог кабинета декана нашего факультета переступил разъяренный представитель заказчика. К несчастью научно-производственный синдикат 'Пегас' был самым богатым из всех наших заказчиков, а я, проработав на кафедре неполный год, был самым молодым и неименитым из всех наших сотрудников, поэтому результат подобного противостояния был предопределен с самого начала. По требованию разъяренного заказчика и рассерженного декана, было собрано экстренное собрание сотрудников кафедры, куда меня пригласили для объяснений и извинений. Повинившись, я застыл в ожидании отповедей от своих коллег и гневной речи заказчика. Но то, что произошло в ближайшие полчаса, я никак не ожидал. Взявший слово представитель заказчика неожиданно предъявил ультиматум: или вы увольняете нерадивого работника, или лишаетесь постоянного заказчика. К моему глубокому ужасу, большинство коллег, не раздумывая, согласилось с этим наглым и непомерным требованием. Я почувствовал себя так, словно земля разверзлась под моими ногами и я лечу в бездонную пропасть. Отчаяние. Уныние. Страх. Все эти чувства переполняли меня, забивая истерическими импульсами мозг, не давая пробиться здравому смыслу, с помощью которого я мог бы попробовать отстоять себя. Уже в шоковом состоянии я выслушал следующее 'пожелание' заказчика, которого понесло во все тяжкие от вседозволенности. Тот захотел, чтобы мое увольнение было назиданием для всех остальных, и потребовал занесения меня как специалиста в 'черный список'. Легкие возражения, типа, дескать, не стоит калечить жизнь молодого человека, да сочувственные взгляды, бросаемые в мою сторону, были своего рода извинением моего бывшего коллектива за уже практически принятое решение. Только после собрания, когда народ уже разошелся, я понял, наконец, что весь этот кошмар был наяву. Кинулся к декану, но тот только развел руками. Выйдя из центрального корпуса, я сел на ближайшую скамейку и замер — телом и душой. Только спустя некоторое время до меня с трудом дошло, что самое страшное, что могло со мной произойти в жизни, только что произошло. Я оказался на улице, без работы и квартиры, с дипломом, считав с которого информацию, работодатель увидит запись 'уволен по профессиональной непригодности'. Эта надпись ломала все, чего я достиг, всю мою жизнь. Хаос в голове и в душе достиг предела. Смесь страха перед будущим, ненависти и обиды на весь мир, требовала выхода. И я взорвался! Значит, весь мир против меня? Нет. Не так! Я против всех! Пустота в груди требовала заполнения. И я не придумал ничего лучшего, как пуститься в загул. Меня не смутило даже то, что у меня на счету было только четыреста кредитов. Тихий полумрак баров сменялся ярким светом ресторанов, тихие душевные излияния — громкими пьяными речами, но выплеснуть из своей души ядовитую горечь, я так и не смог. Веселье проходило сквозь меня, не согревая душу, давая лишь временное забытье.

ГЛАВА 3

— И здесь деньги закончились, — так я прокомментировал вид своих вещей, выставленных за дверь съемной квартиры. — А я спать хочу!

Пустое пространство коридора никак не отреагировало на мое требование. Бессонная ночь и хмель путали мысли, но не настолько, чтобы не сообразить: здесь мне больше делать нечего. Куда идти, я тоже знал. Самые дешевые квартиры находились на самых дальних окраинах города. Осталось забрать вещи, и отправился на окраину, в ближайший район с названием Серая Пустошь.

Выйдя на остановке, некоторое время я просто стоял и смотрел. Помойка для человеческих отбросов. Это впечатление не смогло даже сгладить мое полупьяное состояние. Первым импульсом было желание сесть и уехать обратно. Куда угодно, только бы больше никогда не видеть всего этого. Но долго колебаться мне не дали, бросаемые на меня, взгляды обитателей здешних мест. Нехорошо так стали ко мне присматриваться, подобно собакам, изучающим забредшего на их территорию чужого пса, перед тем как броситься на него всей стаей. Пришедшая в голову подобная аналогия, буквально сорвала меня с места. Я шел, словно в прострации, не замечая облупившиеся стены домов, ни жалкие газоны с чахлой травой, забираясь все дальше вглубь района, пока усталость, жара и жажда не вернули меня в реальный мир. Остановился в тени деревьев. Огляделся. И тут же увидел, рядом с витриной магазина, прикрытой силовым щитом, находящуюся на стене ячейку автомата — информатора.

Переступив порог съемной квартиры, я содрогнулся. То, что предстало моим глазам, пахло даже не бедностью, а неприкрытой нищетой, а в воздухе стоял стойкий запах дезинфекции... и безнадежности. Бывший когда-то белым, а теперь посеревший с желтыми разводами пластик, облицовывавший стены, придавал квартире грязный, неряшливый вид. Таким же пластиком была покрыта крышка стола, только еще более грязным. Два стула. Кровать — полуавтомат в стенном шкафу. Стандартный набор одноразовой пластиковой посуды в стерильной упаковке. За тонкой стенкой — ширмой, судя по капающей воде, находился туалет с душем. Мысль, что вот это будет моим домом на неопределенно долгое время, оказалась слишком сильным ударом для моих иллюзий, которыми время от времени я еще тешил себя. Деревянными, негнущимися ногами заставил дойти себя до стула. Сел. Некоторое время тупо оглядывался по сторонам, пока тоска не сменилась жалостью к себе. Слезы хлынули сами, неожиданно. Я заплакал громко, с надрывом, уронив голову на лежащие на столе руки, как не плакал с самого детства. Мысли шли черные и тяжелые, как грозовые тучи, пока сон не поглотил их вместе со мной.

Проснулся поздним утром, я почувствовал себя не в пример лучше, чем прошлым вечером. Вчерашнее отчаяние ушло, уступив место вере в свою звезду. Молодой, здоровый, умный, так неужели я не найду свое место под солнцем?! Проверил банковскую карточку — тридцать семь кредитов, и это притом, что вчера я уплатил за квартиру на неделю вперед. Это были плюсы, пусть жалкие, но они были. Неделю я мог просуществовать на эти деньги.

'А теперь хватит хандрить и вперед — на поиски работы!'.

Четыре дня подряд, по пять-шесть часов в день, я оббивал пороги маленьких фирм и контор как в своем, так и в соседних районах, пока не понял, что все бесполезно. Со мной вели разговор только до момента, пока на сканере не возникала надпись 'уволен с работы в связи с профессиональной непригодностью'. Каждый раз, выходя на улицу после подобной беседы, я почти физически чувствовал, как истончается, уходит надежда на лучший исход. И каждый раз мне чертовски хотелось напиться до бесчувствия, но даже этого я не мог себе позволить. Моих денег едва — едва хватало на еду. Если дни были еще как-то заполнены поисками работы, разговорами с людьми, то вечера стали для меня проклятием. Их пустота оставляла слишком много свободного времени, которое ничем нельзя было заполнить, кроме как мыслями и воспоминаниями, что для меня было хуже пытки. Таким же обещал быть вечер пятницы. Я уже был готов к самоистязанию, как неожиданно прозвенел дверной звонок. Подскочив к двери, с немалым удивлением, я увидел на пороге своей квартиры одного из своих многочисленных соседей. С этим грязным, обрюзгшим, вечно пьяным человечком я уже несколько раз сталкивался в коридоре нашего квартирного блока. Бросив на меня мутный взгляд, он ни слова не говоря, шагнул через порог. Захлопнув дверь, я развернулся, следя за его дальнейшими действиями. А тот уже поставив бутылку, садился за стол. В другой ситуации он бы уже открывал двери лбом, но только не в данный момент. Сейчас я был согласен на любое общество, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. Достав стаканчики, я сел напротив незваного гостя. Тот не стал терять времени на церемонии. Разлив водку, он тут же кинул свою порцию в рот. Я последовал его примеру. Он снова разлил. Снова выпили. Только я открыл рот, чтобы узнать, что привело его ко мне, как он опередил меня, заговорив сам. Первые несколько минут я пытался понять, о чем он говорит, пока не понял, что гость пьян настолько, что просто продолжает ранее начатый рассказ о своей бывшей жизни. Речь местами была невнятной, местами переходила в сплошной мат, но я слушал его, не перебивая, пока он вдруг не замолк на полуслове. Словно завод кончился. Проведя несколько раз мутными глазами по мне, вдруг неожиданно спросил, а кто я такой. Воспользовавшись моментом, размякший под воздействием спиртного, я в свою очередь принялся выплескивать ему свою душу. Первое время слушал меня, не перебивая, и только когда мой рассказ дошел до середины, стукнул кулаком по столу. Я удивленно замолк, после чего он резко бросил: — Кого ты из себя строишь?! Боишься замараться?! Придурок! Ты и так в дерьме по уши!

Пока я пытался понять, что он хотел этим сказать, он снова пустился в длинные и нудные рассуждения, но теперь уже на тему: 'как хорошо быть безработным'. Этот вариант я уже рассматривал, правда, вскользь, не думая всерьез, что когда-нибудь им придется воспользоваться. Статус безработного был самой низшей социальной ступенью в нашем обществе. Принять его, значит поставить крест, как на своем будущем, так и на своей личности.

Сосед давно уже ушел, а я все еще сидел за столом и думал, как жить дальше. Я знал, что если стану в ряды безработных, у меня будет работа, социальная бесплатная кормежка, скидка на оплату квартиры, но... взамен всего этого у меня заберут будущее. У безработных его нет. Ведь будущее подразумевает карьеру, уважение, место в обществе, хорошую зарплату, а главное детей, которым было бы не стыдно за своего отца. А что у безработного? Ничего, кроме его жалкой социальной пайки. Что делать? Уехать домой? Да, там у меня будет дом и работа. Но как пережить косые взгляды, ядовитые насмешки за спиной и прямые издевки. Хорошо, если подобное коснется только меня... Черта с два! Достанется и моим родителям! По полной программе! А ведь они не просто работяги, а уважаемые люди, входящие в городскую верхушку. Отец входит в состав городского административного Совета. И чтобы за их спинами хихикали и перешептывались.... Нет! Они сделали для меня столько много, а я.... Все что угодно, только не это! Тогда остается... Мысль стать безработным, становилась все менее противной, я постепенно сживался с ней, так же как привыкал к своему полуголодному состоянию. Загнанный в тупик безденежьем и подобными мыслями, в понедельник я все же сделал еще одну попытку устроиться на работу, но уже в час дня сидел в приемной местного отделения регистрации безработных. На проверку моих данных и регистрацию ушло два часа.

'Жизнь на этом не кончается, я буду бороться за себя, — с этой мыслью я вышел из отделения регистрации, сжимая в руке деньги, единовременное пособие в двадцать пять кредитов.

Теперь благодаря статусу безработного я мог бесплатно питаться два раза в день в одной из трех специальных сервис — столовых нашего района, раз в полгода отовариваться набором необходимых вещей и иметь пятидесятипроцентную скидку на оплату грязной норы, в которой сейчас жил. За все эти мнимые блага я должен буду работать шесть дней в неделю на общественных работах. Кроме этого мне раз в неделю будут начислять небольшие суммы в тридцать — сорок кредитов для оплаты квартиры и покупки необходимых, в хозяйстве, мелочей. Вместе с карточкой безработного я получил рабочий номер бригады, в которой, уже с завтрашнего утра, мне предстояло работать. Вместе с номером я получил специальный браслет — сигнализатор, который теперь должен был носить на руке круглые сутки. По ним члены бригады получали полную информацию о месте, времени сбора, а также о самой работе. То, чем мы занимались, в основном, заключалось в уборке мусора, утилизации отходов, разгрузочно-погрузочных работах, иногда приходилось помогать бригадам дезинфекторов. Вонь, физические нагрузки и грубые подначки первое время сильно напрягали, но постепенно кулаком и злым сарказмом я завоевал себе место в местном обществе. Воспоминания о прежней жизни постепенно тускнели, забиваемые тупой, тяжелой работой. Прошло около шести месяцев, пока со мной не произошло необычное и страшное событие, повлиявшее на мою дальнейшую судьбу.

Как-то вечером, после работы по утилизации отходов меня, и еще три десятка человек, выгрузили возле бюро по найму рабочей силы. Я, как и остальные, прошел специальную санобработку, но даже после этого продолжал чувствовать себя грязным. Одно только легкое напоминание о том липком и вонючем мусоре, в котором мне пришлось сидеть, буквально по самые уши, заставляло меня мечтать о горячем, обжигающим кожу, душе и ароматном геле. Отклонив предложение приятелей опрокинуть по паре стаканчиков, я чуть ли не бегом отправился к себе домой, но не успел подойти к лифту, как почувствовал, что со мной что-то происходит. Сначала неожиданно обдало изнутри теплой пульсирующей волной, но только я забеспокоился, как она уже схлынула. Пожав плечами, вошел в кабину, но не успел лифт тронуться, как я почувствовал холодящую пустоту в груди, словно из меня что-то вынули. Постепенно она стала распространяться по всему телу. Это настолько не соответствовало обычным человеческим ощущениям, что я просто-напросто растерялся. Сумбурные попытки понять, к каким ощущениям это можно отнести, продолжались до остановки лифта, но не успел я выйти, как очередная накатившая волна, теперь уже слабости заставила меня прислониться к стене. Коленки заходили ходуном, пальцы задрожали, на лбу выступил пот. Переведя дух, осторожно расстегнул воротник рубашки, потом стер тыльной стороной ладони пот со лба. Чувство растерянности сменила тревога.

'Черт! А может,... я заболел? Подхватил вирус на этой чертовой помойке?!'.

От этой мысли меня снова бросило в дрожь.

'Может, обратно, в лифт. И в больницу'.

Но слабость, от которой подкашивались ноги, да обычное человеческое, что все обойдется, заставили меня добрести по стене до двери моей комнаты, но как только она закрылась за моей спиной, понял, еще один шаг и я рухну. Тогда я решил сесть, но только успел коснуться пола, как в следующий миг провалился в беспамятство.

Открыв глаза, некоторое время не мог понять, почему моя комната выглядит в таком необычном для глаза ракурсе, пока не сообразил, что сижу на полу, подпирая спиной входную дверь. Попробовал подняться на ноги, но получилось не сразу. Мышцы затекли и слушались неохотно. К этому можно было прибавить легкую слабость, но в целом я чувствовал себя довольно сносно. Бросил взгляд на коммуникатор. Почти четыре часа утра.

'Около пяти я был дома. Одиннадцать часов провалялся под дверью. Ого! Расскажи кому-нибудь, не поверят. Да и кому говорить?'.

Контрастный душ, затем легкий завтрак с кружкой крепкого чая, помогли окончательно прийти в себя. Только начав одеваться, я вернулся мыслями к своему вчерашнему недомоганию, но кроме невнятных определений 'нечто странное' и 'возможно вирус' дальше не продвинулся. По дороге я еще думал о происшедшем со мной, но, приступив к работе, которая к тому же не располагала к логическому анализу, быстро выкинул все из головы. Придя домой после работы, я только успел раздеться, как ко мне заявился сосед, окончательно заставивший забыть меня об этом происшествии. Последнее время он стал для меня настоящим кошмаром. Приходя ко мне как к себе домой, он, то требовал от меня, чтобы я часами слушал его пьяный бред, то денег на водку. Первое время я принимал его, а потом просто перестал пускать за порог. Он обижался, грозил, но проходило несколько дней, и он вновь появлялся. И вот сегодня, когда, открыв дверь, я увидел его снова на пороге, мое настроение и без того не самое лучшее, тут же резко пошло к минусовой отметке. Не успел он открыть рот, как я тут же в соответствующих выражениях послал его по матери, после чего собрался закрыть дверь, как вдруг он попытался меня ударить. Ответный удар в челюсть бросил его на грязный пол коридора. Пару минут я со злорадством наблюдал, как тот пытается стать на разъезжающиеся ноги, и только после этого захлопнул дверь. Ситуация была стандартной для нашего 'дна', где драки и поножовщина были обыденным делом, поэтому уже через десять минут я забыл об этом случае. Прошла еще одна рабочая неделя. В предвкушении хорошего субботнего ужина с бутылочкой вина, я вышел из лифта, одной рукой держа пакет с продуктами, а второй нащупывая карточку — ключ, как вдруг мне навстречу метнулась тень. Отшатнувшись, попытался принять оборонительную стойку, но не преуспел в этом, получив сильный, рубящий удар, сзади по шее. Перед глазами поплыло. Открыл рот, чтобы позвать на помощь — как тут же получил новый удар, теперь уже в солнечное сплетение. После чего, меня, хватающего ртом воздух, затащили в мою же квартиру. Отставив в сторону стол, бандиты, бросили меня на освободившееся место у стены, сами сели напротив. Некоторое время я приходил в себя и одновременно рассматривал своих похитителей. Грубые, жестокие лица. По широким, сильным запястьям, высовывающихся из обшлагов курток, можно было судить об их мощной мускулатуре, которую скрывала бесформенная одежда. Хотя они старались походить на жителей трущоб своим внешним видом, их поведение явно не походило на повадки местных хищников.

'Обычные грабители уже требовали бы у меня денег, а эти сидят и ждут. Чего ждут? Может это люди нашего 'крестного отца' Папаши Дугласа? Но наши дорожки никогда не пересекались. Да они бы об этом сразу сказали. Им то, чего бояться? Скорее всего, это ошибка. Меня просто приняли за другого. Сейчас придет их босс и все проясниться. Скорей бы, а то от этих морд....'.

Мысли прервала открывшаяся дверь, пропустив человека с объемным чемоданчиком в руке. Его вид был необычен своей вычурной неестественностью. Длинный, почти до щиколоток, плащ. Низко надвинутая на глаза шляпа. На руках — перчатки. И все — черного цвета. Не обращая ни на кого внимания, он подошел к столу и положил на него чемоданчик. После чего нажал что-то на его поверхности. С каким-то отстраненным любопытством я наблюдал за происходящим. Несколько секунд спустя, началась трансформация того, что представлялось мне чемоданчиком, а еще через минуту я понял, что на столе разворачивается переносной медицинский диагностический аппарат. Нечто подобное я видел раньше, попав как-то на медицинскую выставку, в той своей прежней жизни.

'Какая-то совершенная модель, — эти мысль появилась автоматически, тем самым, прервав хоровод вопросов и догадок в моей голове. — А это, очевидно, их главарь. Чего он молчит? Спрошу сам. Что я теряю?'.

Только я открыл рот, как главарь наемников, повернулся ко мне лицом. Глаза — это зеркало души. Эту истину я сумел понять, только очутившись на 'дне'. Лицо человека может лгать, но не глаза. В них, при наличии определенных навыков, можно прочесть многое, чего индивид не желает говорить или показывать. Когда люди общаются и чего-то хотят друг от друга, глаза отражают массу эмоций, меняющихся в зависимости от результатов общения: удовольствие, презрение, гнев. А в этом замороженном взгляде ничего не менялось и не читалось. Холод и пустота. И еще... смерть. Мне хотелось закричать: — Пожалуйста, не убивайте меня!', но глаза живого мертвеца сжали мое горло, словно тисками. Я даже не заметил, как встали со своих мест наемники, только почувствовал их руки, сдирающие с меня одежду. Исследования начались с подключения датчиков — присосок, после чего один из похитителей надел мне на голову повязку из металлизированной ткани. В последнюю очередь была взята проба крови и исследована структура волос и кожи. Эти процедуры потребовали непосредственного участия 'черного человека' на диагносте, и я на время был избавлен от его гипнотического взгляда, что дало возможность прийти в себя. Пока тот изучал и анализировал данные, я пришел в себя настолько, что начал прикидывать, как мне лучше сбить с ног охранника, стоящего на пути к двери.

'Только бы добраться до коридора...'.

Еще я понимал, минута, две — и этот страшный человек оторвется от своих результатов, а там.... Я уже приготовился прыгнуть на бандита, как дверь неожиданно открылась, и в комнатку вошел... сосед. Главарь никак не отреагировал на него, только наемники синхронно и быстро сунули руки под куртки. Я замер в ожидании развязки, но... ничего не произошло. Не понимая, что происходит, посмотрел в лицо соседу. На нем играла глумливая улыбка, явно предназначенная для меня. Все сразу стало ясно.

'Он! Он их привел! Решил отомстить! Гад!!'.

На какой-то миг я позабыл о себе, об опасности, о страшном, мертвом взгляде. Мне хотелось только одного — сжать свои пальцы на грязном, тощем горле этого ублюдка.

'Убить!!!'.

Мозг запылал. Сознание смела напрочь дикая и неистовая ярость. Захлебываясь, в беззвучном, рвущемся изнутри, крике, вскинув руки в безумном порыве, я рванулся с места... и оказался в полной темноте. Мрак стал дверью, отрезавшей меня не только от окружающего мира, но и от ощущений и чувств, словно мое сознание вырвали из телесной оболочки и поместили в черный непроницаемый ящик.

ГЛАВА 4

Не успел я что-либо понять, как меня снова выбросило в реальный мир. Но в каком состоянии! Перед глазами плыло. В ушах звенело. Тело сотрясала крупная дрожь. Мне пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть. Простояв так пару минут, наконец, я почувствовал, как меня начало отпускать. Взгляд до этого бессмысленно шаривший по затянутому мутной пеленой пространству, в котором с трудом угадывались знакомые очертания обстановки, постепенно стал проясняться. Прошла секунда, а может минута, и окружающий мир начал приобретать четкость и ясность. А вместе с ним осознание того, что я один нахожусь в квартире. Почему один и куда делись мои враги? Этот вопрос и воспоминания предшествующие ему, меня почему-то совершенно не волновали. Нет, я все помнил, но мои чувства, ощущения, эмоции словно сгорели в неведомом огне. Сейчас я являл собой не человека, а его оболочку. Воспоминания, вялые и равнодушные, текли сквозь меня, совершенно не задевая моих чувств. Время исчезло. Вдруг в тишине раздался звук. Взгляд, до этого тупо упертый в пространство, упал на его источник. Им оказался работающий диагност. На индикаторе, часть которого я мог видеть со своего места, в этот момент начала разворачиваться цветная диаграмма. Взгляд задержался на ней на секунду, а затем скользнул дальше, пока не наткнулся... Меня не вырвало только потому, что я еще находился в заторможенном состоянии, к тому же был буквально выпотрошен физически и морально 'своим провалом памяти'.

Рядом со столом, на полу лежало нечто настолько омерзительное и противное, что я даже в первое мгновение не понял что это, а когда осознал, у меня уже во всю бежали мурашки по коже наперегонки со струйками холодного пота. Страх, проползший по позвоночнику, добравшись до желудка, превратил его в ледяной шар. Я видел и не верил. Наверно, сознание, подойдя к пределу восприятия, просто постаралось абстрагироваться от страшной картины, поставив ее за грань реальности. Скорее всего, это так и было. За столом, на полу, лежала серая, вся перекрученная фигура с оскаленными зубами, отдаленно напоминающая человеческое тело и одновременно мумию, старую, иссохшую, в полуистлевших бинтах. Взгляд, почти независимо от меня, рассмотрел и зафиксировал вывернутые и застывшие, в самых неестественных позах, конечности тела. Но весь ужас, в полном объеме, дошел до меня только тогда, когда я рассмотрел во впавших глазницах черепа, обтянутого кожей, нечто похожее на сморщенные маленькие шарики неприятного белесого цвета. Отшатнувшись, я, наконец, сумел оторвать взгляд от кошмара и оглянуться вокруг. Лучше мне от этого не стало. Вокруг лежали такие же мумии жуткого серого цвета, скаля зубы. Не знаю, сколько времени я так простоял, если бы взгляд, бессмысленно шарящий по комнате, не остановился на черной широкополой шляпе, лежащей на полу. Мозг, до этого находившийся в замороженном состоянии, наконец, начал работать, после чего сразу связал два понятия: тип с глазами мертвеца и широкополая шляпа.

'Шляпа, вот она. А это, значит, он, — после чего я смог сделать вывод: — Что гад, получил?

Отголосок злобного торжества, сумел не только пробиться, но и 'включить' мои чувства, после чего я окончательно понял, что на полу лежат не некий абстрактный кошмар, а конкретные трупы моих врагов. Преодолевая брезгливость и легкую тошноту, мельком, навскидку, пробежал глазами по одежде серых трупов.

'Сосед. Два мордоворота. И этот... в шляпе. Кто же их так? А уж выглядят так,... будто их жарили, да пережарили. Господи! Что же все-таки произошло? Последним пришел урод — сосед и...все. Все! Тьма. Но ведь что-то было. Вспоминай, Дэвид, вспоминай. Черт! Полный провал. А я? — бросил взгляд на свой голый торс с четырьмя датчиками — присосками, соединявшими мою грудь с диагностом. — Не я. Да и как мог... их так.... Здесь, что-то другое. Или... другой'.

Страх, зашевелившись с новой силой, заставил меня настороженно оглядываться и вслушиваться в малейший шорох. В то же время я понимал, что занимаюсь глупостью, ведь эта комната, по сути дела, являлась всей моей квартирой. Спрятаться здесь было практически невозможно.

'Разве что, санузел. Там... — мысль была очередной глупостью, но в моем взведенном состоянии даже такой хватило, чтобы холодный пот снова выступил на лбу. Замер, затаив дыхание. И в этот самый миг снова заверещал зуммер диагноста. Это оказалось последней каплей. Страх, сломав и без того слабые барьеры в моем сознании, в одно мгновение, превратил меня из человека в испуганное животное, живущее рефлексами и инстинктами. Помню кусками, как спускался по лестнице, затем бежал, размахивая руками по улице, пока не споткнулся и не упал. Вскочил, собираясь бежать дальше, но сильная боль в ушибленном колене заставила меня ойкнуть и замереть на месте. Вынужденная остановка в очередной раз вернула меня в реальный мир. Осознав, что стою посреди улицы полуголый, с зажатой в руках рубашкой и курткой, я ощутил растерянность и неловкость за свое идиотское поведение. Тут же начал торопливо одеваться, правда, не забывая при этом оглядываться по сторонам и ловить каждый звук. Сумерки только начали опускаться на улицы, обычно пустые в это время суток. Народ в основном сейчас сидел в барах, празднуя окончание рабочей недели. Только я успел вдеть руки в рукава куртки, как где-то вдали послышались шаги. Моим туго натянутым нервам этого вполне хватило, чтобы подтолкнуть меня к дальнейшему бегству. Не обращая больше внимания на боль в колене, я шел туда, где светло и шумно, где меня знают и мне рады, по крайней мере, до тех пор, пока я исправно плачу за выпивку. В бар 'У Сары'. На него, в свое время, я наткнулся чисто случайно, бредя, в направлении свой квартиры, в тот памятный день, когда получил статус безработного. С тех пор, время от времени, я заглядывал в него, опрокинуть стаканчик-другой.

Хозяйка заведения была крупной женщиной с широкими, по-мужски, плечами и длинными мускулистыми руками, заканчивающимися приличными кулаками. И звали ее соответственно. Сара по прозвищу 'Кулак'. Ее широкое, костистое лицо носило множество отметин кулачных боев. В юности, да и в более зрелом возрасте, как мне рассказали завсегдатаи бара, она довольно успешно выступала в боях без правил. Будучи наделенная не только пудовыми кулаками, но и определенным количеством серого вещества, именуемым мозгами, она сумела составить капитал, который вложила в это заведение, предварительно женив на себе его хозяина. Лет через пять тот отдал богу душу, оставив бар на вдову. И тут оказалось, что бывший боец имеет не только крепкие кулаки, но и неглупую голову. Со временем дела у Сары пошли настолько хорошо, что ей понадобился помощник. Где-то, через месяц, после моего первого появления в баре появился новый бармен. Шип. То ли имя, то ли кличка. Тусклые, как у рыбы, глаза. Зализанные на черепе жидкие волосы. Но при его убогой внешности у него оказалась недюжинная работоспособность. Он мог по двенадцать часов кряду работать как автомат, не выказывая усталости. Вот и сейчас он стоял за стойкой, когда я ворвался в бар. Если раньше я притормаживал на входе, ища глазами приятелей или просто знакомых, то теперь я влетел в помещение как метеор и напрямую двинулся к стойке, оставляя за своей спиной ругань, шепот и удивленные возгласы недоумевающих посетителей. Бесцеремонно отодвинув клиента, смаковавшего у стойки стаканчик с джином, я неумеренной жестикуляцией и почему-то шепотом, стал подзывать к себе бармена. К тому моменту, как тот обратил на меня внимание, уже половина посетителей бара заметила мое необычное поведение и сейчас гадали, что это могло значить. Не я ни на кого, не обращая внимания, все продолжал свои попытки: — Шип. Шип.

И только когда бармен откликнулся на мой зов, подойдя ко мне, я почувствовал, как тугая пружина из нервов стала постепенно раскручиваться. Не знаю, что сработало, то ли хорошо знакомое лицо, то ли незаметно подействовала знакомая атмосфера, но мне стало легче. Страх, до этого дышавший мне в затылок, съежился, перестав быть всеобъемлющим. Вместе с ним исчезли невидимые стены, отделявшие меня от окружающего мира, и я оказался среди людей, запахов и звуков.

— Шип. Стакан. Полный, — теперь я почему-то заговорил отдельными словами. Плохо выбритое лицо бармена ничего не отразило, хотя я не сомневался, что он уже взял меня на заметку, чтобы потом доложить об этом тому, на кого работал информатором или проще 'стукачем'.

Здесь все доносили друг на друга, как только предоставлялась такая возможность. За деньги и просто так. Старались соответствовать одному из основных жизненных правил 'дна': 'мне хорошо, когда тебе плохо'. В своем большинстве это были любители, а вот бармены были профессиональными стукачами. Они работали как на федеральную полицию, так и на 'крестного отца' здешних мест Папашу Дугласа. В другой момент я мог бы поразмышлять на эту тему, но только не сейчас, тем более что стакан с джином уже стоял передо мной на стойке. Я одним махом влил его в себя, после чего замер в ожидании. Шли минуты. Напряжение, вместе со страхом, медленно, но неуклонно отступало перед градусами. Вместе с расслабленностью пришел вопрос: 'что же все-таки случилось на самом деле?', но как я не напрягал свои извилины, ответ был один: 'не помню'.

'Потеря сознания? Обморок? Нет. А может это связано как-то с диагностом? Чушь! Попробуем выстроить логическую цепочку. Враги — провал памяти — враги мертвы. При этом я здесь не причем. Я как был, так и оставался присоединенным датчиками к диагносту. Так что, я демона вызвал из преисподней?! Еще одна чушь! Тогда что произошло? Кто их поджарил?! Объяснение есть всему, но я его не вижу. Не вижу! Проклятие! Ну, я и влип!'.

— Что? Проняло, наконец? А, Дэв?

Я вынырнул из мыслей. Это был Шип. Видно, торчал рядом, по всей видимости, наблюдая за мной.

— Теперь человеком выглядишь. А то.... Ну, совсем никакой прибежал.

Склонив голову на бок, бармен пытался изобразить озабоченность моим состоянием, но актер из него был паршивый, поэтому его игре я не поверил.

— Спасибо, Шип. Ты как мать родная. Озаботился, — я старался говорить с сарказмом, при этом, сильно сомневаясь, что тот его сможет уловить. — Лучше налей еще полстакана своего пойла и можешь идти продолжать спаивать других.

Из-под стойки тут же появилась бутылка. Стакан наполнился ровно до половины, после чего Шип зашаркал к очередному жаждущему клиенту. Проводив его взглядом, я почувствовал, что мне стало жарко. Расстегнул магнитные застежки куртки, откинул полы, после чего сделал большой глоток из стакана и начал думать, что делать дальше. Первой появилась мысль о побеге из Серой Пустоши, из города, куда-нибудь в глушь, где меня никто не сможет найти. Примерил на себя роль беглого преступника. Нет,... лучше уже сразу повеситься. Меньше мучиться. Сменить квартиру и утверждать, что ничего не видел и не слышал? Прямая дорога на рудники. Оставался только один вариант. Перетащить трупы по одному и спрятать их в тихом месте. Но как только в моем разгоряченном воображении стал проявляться образ серой мумии, меня тут же передернуло. После чего этот вариант отпал сам собой.

'Нет у меня выбора. Нет. Как, впрочем, никогда и не было, — я тяжело вздохнул. — Решено.... К Папаше'.

В нашем районе, как и в других подобных ему, окраинных районах, был свой бандитский клан. В соседнем районе 'Одинокий Утес' правил некто Ставински, еще где-то некто Гольд по кличке 'Упырь', а у нас — 'Папаша Дуглас'. Он был не только 'хозяином', получавшим дань в размере двадцати процентов на каждый заработанный кредит в районе Серая Пустошь, но и крупным бизнесменом. Его бизнес начинался от сети мелких дилеров, торгующих на улицах наркотиком, а заканчивался сдачей в аренду четверти, принадлежащих ему, многоэтажных домов в районе. И все это помимо торговли оружием, денег, вложенных в акции различных предприятий и банков, игры на валютной и сырьевой бирже. Еще он любил играть в этакого 'отца', старающегося вникнуть и помочь советом и делом своим нерадивым и буйным 'сыновьям и дочерям'. Это было мое личное мнение, но как можно было по-другому расценить его 'комиссаров', сидящих во всех людных точках района. Так именовались посредники в его криминальной империи. Через них потоком проходили просьбы, жалобы, доносы и рапорты. 'От каждого по способностям, каждому по заслугам' — под таким девизом работали на криминальную империю Дугласа информаторы, соглядатаи, шпионы. Деловая информация, случайно подслушанный разговор, подсмотренный секретный код, украденные чистые бланки документов, все это приносило Дугласу иной раз намного больше денег, чем хорошо спланированный вооруженный налет. Я также знал, что обращаться к 'комиссару' за помощью, это-то же самое, что продать душу дьяволу. И люди, знали это, так же как знали и то, что это единственный способ хоть как-то повлиять на события или людей, довлеющих над ними. Это знание давало им детскую убежденность в справедливости и законности правления Папаши Дугласа. Вот к одному такому 'комиссару' мне сейчас предстояло обратиться для разрешения своей проблемы. Станеску я знал давно. Меня представили ему на следующий день, как только я получил статус безработного. Не думал я, что мне когда-нибудь придется к нему обратиться, да вот пришлось. Бросил быстрый взгляд на столик, стоявший в углу зала, за которым всегда сидит только один человек. 'Комиссар'. Я наблюдал за ним много раз, но сейчас, перед тем как подойти к нему, рассматривал так, словно видел впервые. Мускулистая и жилистая фигура бугрилась под мягкой кожаной курткой. Расстегнутый ворот легкой рубашки открывал крепкую шею. Короткая стрижка, открывающая высокий лоб и... глаза, в которых плескалось презрение и скука. Я отвел взгляд и задумался.

'Что сказать? Как объяснить происшедшее?'.

Минут пять терзал себя вопросами и сомнениями, потом, допив джин, решил: — Сымпровизирую, а там пусть будет что будет!'.

Люди, знавшие меня, а также завсегдатаи, уже давно поняли, что со мной происходит что-то неладное, поэтому не торопились подойти. Вид странный. Дерганный. Может, он кого-нибудь убил, а может и того хуже...только собирается убить. Поэтому когда я встал и направился в сторону 'комиссара', гул в зале стих наполовину. Подойдя к столику, снова почувствовал напряжение и неуверенность, несмотря на ударную дозу выпитого джина, зато из глаз Станеску, при виде меня, исчезла скука. Он смотрел на меня, не мигая, напоминая своим неподвижным взглядом голодного питона, гипнотизирующего кролика. Подобравшись под его взглядом, еще секунду помедлив, негромко, с хрипотцой от волнения, я сказал: — Привет.

— Привет...

— Дэвид Сакс. Можно просто Дэв.

— Привет, Дэв. Садись. Рассказывай, что тебя привело ко мне.

— Привет. Дело в том... — начал я и замолчал.

Поняв, что я пришел по делу, взгляд его снова изменился, стал цепким и изучающим.

— Короче. Прихожу домой,... а там трупы. Серые трупы, то есть серого цвета... мертвецы, — я снова замолчал.

— Ты что обкурился? — вопрос был задан просто так, на проверку. Уж кто-кто, а он спокойно мог определить, сидит перед ним наркоман или нормальный человек.

— Не употребляю.... Если только за компанию, одну затяжку. Я лучше выпью. А наркотики... нет, — я видел, что несу бред, но не было сил остановиться. — Иногда могу грамм триста...

— Не гоняй ветер, а четко и внятно изложи, что ты видел.

— Да я, почти, ничего не видел. Заскочил в свою квартиру, увидел эти страсти и тут же выскочил, — я пытался играть под 'дурачка', но, наткнувшись на наливающийся злостью взгляд собеседника, решил не будить в 'комиссаре' зверя. — Их три или четыре. Трупы. Серого цвета. Лежат по всей комнате. И еще. На моем столе прибор стоит. Вот и все. Я сразу помчался сюда. Махнул стакан для успокоения нервов. И решил посоветоваться.

'Комиссар' приподняв руку, щелкнул пальцами. Легкий щелчок потонул в общем шуме, но, несмотря на это, перед нашим столиком тут же возникла серая, незаметная личность средних лет. 'Мальчик на побегушках'.

'И это при современных достижениях науки и техники. Освоение космоса.... Тьфу! — подумал я с горечью. — Только бы унизить человека побольнее'.

Великовозрастный 'мальчик' низко наклонился. 'Комиссар' пошептал ему на ухо, после чего 'шестерка' растворилась среди посетителей.

— Теперь будем ждать, если ты, конечно, ничего не хочешь добавить,— говоря мне, хотя сам смотрел в сторону бара. Его взгляд быстро возымел действие, так как у столика, буквально через минуту, материализовался бармен.

— Бутылку. Два стакана, — бросив на меня косой взгляд, добавил. — И закуску.

Через двадцать минут в глубине его куртки раздался мелодичный звонок. Минуту он внимательно слушал. Потом бросил: — Хорошо.

Затем несколько секунд сверлил меня глазами, после чего последовали странные слова, весьма смахивающие на приказ: — Код два. Четыре черных. Эксперт.

Далее последовал мой адрес, после чего 'комиссар' погрузился в свои мысли, а я тем временем медленно потягивал качественное виски, при этом, не забывая о закуске. Переложив заботы на плечи другого, я, наконец, смог полностью расслабиться. Конечно, тут не обошлось без приличной дозы влитого спиртного, но ощущал я не тупое опьянение, когда становиться море по колено, а приятную легкость в голове и теле. Я плавал в этой приятности до тех пор, пока не прозвучал новый звонок. Последовало короткое сообщение, а в ответ: — Хорошо. Буду.

После чего Станеску встал, сделал мне жест рукой, следовать за ним, и уверенно направился к двери. Народ поспешно расступался. Одним махом допив, что оставалось в стакане, я торопливо поспешил вслед за ним.

Машина остановилась метров за пятьдесят до моего дома. Только я хотел указать на это, как 'комиссар' вытолкнул меня из салона со словами: — Пошевеливайся. Веди.

Не желая лишний раз злить бандита, я быстро пошел к своему дому. Только переступил порог подъезда, как из темноты на меня надвинулся здоровенный амбал, на лице которого играла многообещающая улыбка живодера. Инстинктивно я подался назад, но в следующую секунду из-за моей спины жестко прозвучало: — Пропустить.

Улыбка тут же увяла, превратившись в подобострастный оскал, а сама туша живо отпрянула в сторону. Выйдя из лифта, подошли к квартире. Напротив моей двери, в общем коридоре, нас поджидало четверо. 'Шестерка', два боевика — гориллы, так как на людей они мало походили, и высокий, костлявый субъект с чемоданчиком в руке. Не успел я остановиться перед ними, как они тут же вытянулись, чуть ли не по стойке 'смирно'. Я резко подался в сторону. На мое место стал 'комиссар'. Мрачно оглядел подчиненных, потом произнес: — Ну что?

Первым заговорил посыльной: — Четыре трупа. Один из них жилец соседней квартиры. Определил по статус — карте, обнаруженной в его кармане. У других документов не оказалось. На столе прибор. Диагност серии 'Медик'. Как их убили, не представляю. Ни одной внешней раны. Есть одно предположение....Но...

— У тебя что, урод, лишние зубы завелись?

В голосе комиссара плескалось злое веселье. 'Шестерка' поежился, но заикаться сразу перестал.

— Один из трупов в длинном плаще и широкополой шляпе. Думаю, что это 'Доктор'.

— 'Доктор'? Здесь? — в удивлении 'комиссара' почудилось злорадство. Затем последовал короткий взгляд в сторону открытой двери. Станеску явно тянуло туда, но вместо этого он принял прежний невозмутимый вид, переведя взгляд на костлявого мужчину.

— А ты, 'Эксперт'?

— Точно ничего не скажу. По первому впечатлению: воздействие мощного энергетического оружия. Правда, их внешний вид...

Тут он запнулся. Чувствовалось, что ему есть что сказать, но он не решается.

— Говори, чего тянешь.

— Я тут подумал.... Знаю, что сейчас скажу, прозвучит необычно,... но такое ощущение, что из них выпили все жизненные силы. Если бы существовала такая форма жизни, как энергетические вампиры... — тут он понял по взгляду комиссара, что слишком далеко зашел в своих предположениях, поэтому решил не продолжать, закончить одной короткой фразой. — Сделаю все, что смогу.

Если он посчитал, что этим все закончится, то явно ошибся. Я стоял сбоку и чуть сзади и не видел лица 'комиссара', зато видел, как напряглась его плечи.

— Ты думаешь, когда говоришь? Ты мне реальные факты давай, — 'комиссар' говорил медленно, с явной угрозой в голосе, глядя прямо в глаза съежившемуся под его взглядом 'Эксперту', — а не сказки о вампирах.

— Я просто предположил, — сразу заюлил тот. — Через два, максимум три часа, я буду точно знать, отчего они умерли. Клянусь.

Не знаю, чтобы произошло бы дальше, если бы одна из горилл не открыла рот и не произнесла: — Про вампиров я от одной бабки слыхал...

Удар был сильный, жесткий, молниеносный. Боевик поперхнулся словами и выбитыми зубами, врезавшись со всего размаха затылком в стену. Глаза его закатились, и он мягко осел на пол.

— Одни умники кругом.

Тихо сказанные слова 'комиссара' показались мне шипением гадюки, перед тем как ужалить. Я невольно отступил на шаг. Другие, как я догадывался, хотели бы сделать то же самое, но они не осмелились. Наступило тяжелое молчание. В этой гнетущей тишине Станеску молча прошествовал мимо своих подчиненных и переступил порог моей квартиры. Несколько минут слышались только его шаги и хмыканье, потом раздался голос: — Похоже, это он, 'Доктор'. Так, а это? Что за модель, 'Эксперт'?

— Из последних разработок, как я понимаю. Созданная для исследований в полевых условиях, — быстро заговорил криминалист, тут же развернувшись лицом к дверному проему. — Нечто подобное я видел в каталогах. Исходя из тех цен, что видел, 'медик' тянет на двадцать три — двадцать пять тысяч кредитов.

Напротив меня стояла 'шестерка'. Его лицо его, как только он услышал сумму, вытянулось, тут же потеряв свою невозмутимость. Точно такое же лицо было и у меня. Ничего удивительного в этом не было. В среднем, безработному за год набегало около четырехсот кредитов, поэтому сумма, названная 'Экспертом' была для меня почти заоблачной. Услышав ответ, 'комиссар' тут же показался на пороге с почти довольным выражением лица, но что его привело в хорошее настроение, то ли труп 'Доктора', то ли услышанная сумма, можно было только гадать. К этому моменту побитый боевик уже полностью пришел в себя, встал на ноги, и только время от времени облизывал сочащуюся из разбитых губ кровь. Секунду 'комиссар' стоял, вытирая руки о куртку, затем стал отдавать приказы: — Один труп тебе, 'Эксперт'. Остальных зарыть, да поглубже. Гом, — ткнул пальцем в 'шестерку', — на тебе прибор.

Гом тут же развернувшись, исчез в квартире. Минуту Станеску еще помолчал, размышляя.

— 'Доктор'. Шляпа и плащ — его. Диагност. Значит, 'торговцы мясом', — тут он повернулся ко мне. — Все сводиться к тому, что они приходили за тобой, парень. Ты молодой и здоровый. Наркотиками не балуешься. Появился у нас недавно, так что органы твои в порядке. Вырезай и продавай, — сейчас он смотрел на меня отрешенным взглядом, размышляя вслух. — Приходили за тобой. А навел их твой сосед. Этот мелкий гаденыш и не на такое способен. Та-а-к, до этого момента все логично. А вот дальше идут сплошные непонятки. Все они в квартире. Диагност в рабочем положении. А клиента нет. Неувязочка.

Тут он замолчал, смотря на меня. В какой-то момент, его взгляд стал пристальным и тяжелым.

— Ты мне ничего не хочешь сказать, Дэвид?

Я старательно замотал головой, стараясь всем своим видом показать, что никак к этому не причастен. Ни с какой стороны. С минуту он сверлил меня взглядом: — Хотел бы я показать тебя одному парню. На полчаса. У него сначала плачут, а потом говорят. Да так быстро, только успевай записывать. Но к твоему счастью, этот случай выходит за пределы моей компетенции. Посмотрим, что скажут эксперты. А главное: как отнесется ко всей этой истории Папаша Дуглас. Теперь займемся делом. Ты и ты, — он ткнул пальцем в боевиков. Те тут же вытянулись в струнку. — Берите людей. Обшарить квартиру Сакса и его соседа. Досконально. И еще. Если это 'охотники за мясом', то здесь поблизости должна быть машина. Фургон. Их трое, да еще 'мясо'. Прочесать все ближайшие улицы! Брать всех подозрительных! Живьем!

Когда затих топот ног последнего бандита, взгляд 'комиссара' снова остановился на мне.

— Что же все-таки мне с тобой делать?

Задав вопрос, он стал рассматривать меня испытующим взглядом мясника, осматривающего тушу перед разделкой. Чтобы хоть как-то разрядить гнетущую обстановку, я начал болтать первое, что мне пришло в голову: — Я не хочу больше жить в этой квартире. Тут... Можно меня перевести в другой дом?

— Сегодня переночуешь в квартире соседа. А там посмотрим, — с этими словами он развернулся, чтобы уйти, но вдруг приостановился, бросив мне через плечо: — Не болтай лишнее. Здоровее будешь.

Попрощавшись со мной подобным образом, он зашагал к лифту. Следом за ним, с диагностом в руках, неслышно скользнула тенью фигура Гома.