Флажок на границе души

— А кто отчёт сделает?

— Забей. Вечером вместе разберём.

Забью. Забью и на отчёт, и на Алекса, и на весь мир, пожирая глазами тексты. Рассыпающиеся призрачные иллюзии, полные ностальгии южной ночи и давно забытого шелеста кипарисов, задавленного каменными громадами сурового питерского гранита.

— Малыш, б

* * *

дь!!! — доносится из ванной тоскливо-приглушённое. Прикрыв глаза и делая очередной глоток почти холодного кофе, позволяю себе мстительно улыбнуться.

Убирать мои вечно разбросанные вещи вошло у Алекса в привычку, ставшую естественной обыденностью, как и вечно незакрытые тюбики с зубной пастой, и мокрые дорожки следов на полу... замечтавшись, я вечно забываю как следует вытереться. Но сегодня я превзошёл сам себя, оставив после себя не просто привычный бардак — полный разгром. Поднимаюсь и неторопливо прошлёпываю в сторону ванной. Чтобы, прислонившись плечом к косяку, с равнодушным злорадством смотреть, как Алекс расставляет всё по местам и, тихо ругаясь сквозь зубы, вытирает с кафеля воду. Весь такой убиться деловой, в своём красивом дорогом костюме.

— Не знай я тебя, подумал бы, что ты делаешь это специально. — Алекс поворачивается, ловит мой взгляд, немного меняется в лице, но затем, как всегда методично, ставит на место брошенный тюбик с шампунем.

— А ты уверен, что ты знаешь меня, Алекс?

— Малыш, похоже, у нас проблемы?! — не вопрос, утверждение. Мне нравится то, как он это говорит. И я готов раз за разом доводить его до грани ради того, чтобы услышать это спокойное и в то же время напряжённое: Малыш. На мгновение увидеть серый отблеск Невы, покрытый рябью почти незаметной, поднимающейся откуда-то из затаённых глубин паники.

Алекс никогда не показывает лишних эмоций, но в то же время никогда не скрывает от меня своего истинного я.

В нём всё просто и понятно, но, как нелегко порой принять это простое и пресное, лишённое замудренных человеческих смыслов, за цепочкой слов-образов...

..."Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза... ".

Маяковский. Всегда ржу и плачу над этим стихотворением. Плакатная поэзия. Чужие слова, чужие шаблоны и ярлыки. Для того, кто никогда не был и не будет понят, отданный необходимости и желанию. Надо.

Иногда я тоже пишу. Жалко, убого. Для себя? Для того, чтобы найти... Понимание?

Крик или всё же попытка припрятанного завуалированностью тщеславия? Зачем? Когда Алекс запросто выложил передо мною ванну бабла.

Купайся, малыш. В этой ванне есть и твоя доля. Заслуженная, заработанная жо*ой.

... — "Дай Джим на счастье лапу мне. Такую лапу не видал я сроду.

Давай с тобой повоем при луне"... — цитирую, улыбаясь вызывающе и жалко, и тону в спасительных руках, пытаясь выпить вкус этих гранатовых пьянящих губ. Забыться в них от бессмысленной грязной горечи бытия, которую сам же себе и создал, потерявшись непонятно для чего и где.

Осознав, что карты биты, лежат на зелёном с бесстыдно задранными рубашками, и как жалка оказалась их оголённая суть.

— Что сегодня с тобой происходит?

— Кицунэ — гений. Хочу быть гением, — говорю я жалобно

— Ты хоть сам себя понимаешь? — Алекс смотрит с привычной усталостью человека, знающего, что бесполезно возражать сумасшедшим. Их надо любить и беречь или убежать от них на некоторое время на работу, пока припадки не закончатся.

Стою перед зеркалом с чупиком в зубах. Вот такое вот я ЧМО.

Симпатичное вполне, светловолосое ЧМО, не определившееся в жизни и от этого очень вредное. Рост под стать уму. Минимальный. Как только Алекс меня терпит? Хлопаю глазами и делаю сам себе красивый жест рукой, жалея, что Алекс удрал, и я не могу показать этот жест ему.

После того, как я пять минут извращал его любимую "Арию", крича во весь голос

— "Я свободен от судьбы...

И от людской молвы...

И от земных оков, свободным стану я

От зла и от добра"...

Алекс покрутил пальцем у виска и ушёл.

— Свободен. На сегодня.

Приговор или отсрочка неизбежной расплаты, когда мой мозг вернётся из неопределённого отпуска, выписанного ему лично мной?

— От зла и от добра, моя душа была на лезвии ножа.

Повторяю, бессмысленно кривя губы в уродской улыбке, отражении не менее уродской души. Поло-ролевая идентификация, с*ка.

Кто придумал это дурацкое и смешное определение?

Те, кто, наверное, знал, каково это — родиться таким. Каким таким?

Волосы, растрёпанные в разные стороны, идиотская морда лица. Вполне симпатичная морда. Как и сам мальчик. Симпатичный, вполне мужественный мальчик, как и положено быть мальчикам в подобном возрасте. Вот только глаза неправильные. Злые глаза. Совсем не детские глаза. Именно на эти глаза и повёлся Алекс.

Дуализм души? Маленькая грань невозможного. И там, где-то посередине, стою я, размахивая своим нелепым белым флажком.

"Кицунэ". Я повторяю, как заклинание. Провожу ладонью по лицу, пытаясь отогнать наваждение давно забытого сна.

Чупик сдаётся неизбежному и ломается во рту. А в руках остаётся одна тонкая белая палочка, пластмассовый огрызок, который мне почему-то всегда жалко выбрасывать.

Натягиваю любимую рубашку Алекса. А что? Я сегодня свободен. Мне можно. Например, можно сделать всё. Можно сходить куда-нибудь. И однажды не вернуться. Куда? Куда я смогу уйти со своим невидимым белым флагом, выжженным в моей уродской душе, проставленным печатью на моём уродском теле?

Каждый жест — как песня.

Кто вы, прелестное создание, девочка или мальчик? Знаете, я пидор. Просто пидор. ОНО... серединка на половинку. Объясните подробнее, пожалуйста. Это девочка с яйцами или мальчик без яиц?

Но я не делаю. Ничего не делаю. Сижу на диване, пожирая килограммы конфет, и думаю о том, что невозможно вырваться из очерченного для тебя круга. Только смириться и жить.

Или ждать. Чего ждать? Операции по смене пола. И что потом изменится? Я смогу носить юбку и красить ресницы губной помадой? Ха-ха. Я их и так крашу. Чёрной переливающейся тушью какой-то ути-пуси-супер экологической фирмы Амвей, которая не оставляет следов и не вредит моему драгоценному здоровью. Уж об этом Алекс заботится особо тщательно. Боится за мою ж**у.

Она ему нужна. Я или моя тощая задница? Хотя почему же — тощая? Вполне приличная задница. И когда я одеваюсь как девочка, меня невозможно отличить от настоящей девочки.

Алекс не любит, когда я кривляюсь. Он так боится за мою драгоценную репутацию. А за свою не боится. Связался с пидором и не задумывается о том, что будет, когда все узнают о нас. Город маленький — реакция большая. Наверное, я уйду с работы. Стану сидеть на шее Алекса и медленно сходить с ума.

Я уже спятил. И это лишь временная отсрочка. Короткая, как и полагается быть отсрочкам. А потом я провалюсь в бездну. И будь, что будет.

Сажусь за комп и читаю, читаю, читаю. Раз за разом, одно и то же. "Кицунэ"...

Интересно, каким ты видишь этот мир, раз способен так вдохновенно рисовать словами?

Словно художник, мешающий краски, на той особой грани, которая недоступна простым смертным. Или как музыкант.

Моцарт создавал свой бессмертный Реквием, используя всего семь нот, подбирая то, что в любой другой раскладке окажется невозможным, играя на диссонансе человеческого восприятия. Но зато как!! Точно так же, как да Винчи умудрился передать тысячи миллионов смыслов в одной невротической улыбке.

А люди проходят мимо и пожимают плечами, неуверенно кивают, когда слышат чужую похвалу, и любят рассуждать о том, что они ценители. Как нам это свойственно. Пытаться прыгнуть выше головы. Всем нам. И как нелепо жалки те, кто не пытается этого сделать.

Алекс читает Робина Пэка. Я тоже его читаю, зачитываюсь будоражащими словами, в которых целый мир. Несколькими чёткими, уверенными штрихами передан смысл, образ.

Волшебная изящная отточенность слога одного и здравомыслящая лаконичность второго.

А люди пробегают мимо и пожимают плечами. Потому что неинтересно читать то, где нет откровенной прянично-карамельной порнухи и сопливого хеппи-энда...

Врубаю радио и начинаю хохотать, слушая ритмичный стёб давно позабытого Мальчишника. Когда я был маленьким, эта группа была почти популярна.

— "Секс, секс. Как это мило. Секс, секс без перерыва".

А у меня есть чупик, и я его ем... головой.

В холодильнике упаковка безалкогольного пива. Для меня. Алекс пьёт исключительно благородные напитки. Коньяк, виски, изредка хорошее вино. Правда, это всё понты. Я-то знаю, что он предпочитает на самом деле, и после водки у него никогда не болит голова. Правда, после такой водки она просто не может болеть.

Закрываю холодильник и, плюхнувшись на ковёр рядом с приставкой, — опять Алекс расстарался ради своей девочки — почти два часа тупо изничтожаю зомби.

Интересно во сколько сегодня Алекс придёт ночевать?

Звонок на мобилу.

— У меня отпуск? Мило. Внеочередной? Замечательно. Отчёт в задницу? Хм. Это будет не отчёт?! Зашибись, весь в предвкушении!!! Уезжаешь?! Тоже неплохо. Конечно, буду скучать. И конечно, буду шалить. Нет, квартиру не разнесу. Я всё-таки тоже здесь живу. Пока.

— Пока.

И гудки, прежде чем мы успеем выяснить смысл этого Пока.

"Пока ещё живу", "Пока, до скорой встречи"... или просто "Пока! Надеюсь, что когда я вернусь, тебя уже здесь не будет". Уверенно отметаю первый и третий вариант. Пройденные этапы.

Перезвонить и спросить:

— За что ты меня любишь и терпишь? Тупо. Я и так испортил Алексу настроение на ближайшие несколько часов. Почему он всегда уходит от ответов? Боится сорваться однажды? Так сильно любит, что боится, что я уйду от него? И поэтому делает всё возможное, чтобы этот момент никогда не наступил. Да куда же я от тебя денусь, Алекс? Все мои призрачные боги никогда не дадут мне того, что я читаю в твоих глазах каждый день. Я ухожу в ложную религию и впадаю в ересь. А ты приходишь и расставляешь всё по своим местам. Раз за разом, проходя со мной через Голгофу нашего креста, моего креста, который ты тащишь на себе, оставляя для меня лишь одну ношу: Твою молчаливую странную любовь и почти собачью преданность. Кому, Алекс?

Мне становится смешно. Могло ли произойти, что ты, взрослый мужчина-натурал, — "ага, все мы натуралы до поры, до времени" — втрескался в мальчишку. А ведь это осознанное чувство.... или, может, всё-таки жалость?

Я благодарен тебе за неё, настолько благодарен, что иногда почти могу вынести твою лёгкую ношу, просто за одно то, что все тяготы ты взял на себя. Но я не умею быть нормальным. Просто не могу. Нельзя ждать от меня логических поступков, потому что у меня женская логика и всё, чего я хочу временами, это уйти, сбежать от самого себя, от тебя, от всего мира. Оторваться от реальности и забыться в том, что когда-то у меня было.

Первая любовь и первое презрение, боль, насмешки, разочарование и много-много другой грязи, о которой тебе, милый, просто не стоит знать. Потому, что ты другой. И тебя не волнуют мои душевные метания.

Я закрываю глаза и вижу плавно бегущие волны финского залива. Стою на камнях, а рядом стоит Он...

Насмешливый демон с синими ледяными глазами и разметавшейся по ветру длинной чёлкой. Презрительная короткая усмешка, в которой поочерёдно отражаются тысячи эмоций. Шок, любопытство, затаённый интерес к запретному экземпляру и немного жалостливое отвращение, брезгливость, когда наши руки случайно соприкасаются, и подавленное желание отодвинуться подальше. Кажется, до этого момента бредового признания на отравленных солнцем камнях мы были друзьями. А потом ты решил поделиться этим открытием с окружающими, и о моей странности узнали все. И был этот гадский шёпот за спиной, и раздевалка, в которой... Отметаю это воспоминание.

Интересно, можно ли винить людей за то, что они люди?

Неистово расстреливаю зомби и с тоской смотрю на валяющийся на полу телефон.

Я буду хорошим, Алекс. Мне ведь это ничего не стоит, побыть иногда хорошим. Тем милым обаятельным придурком, которого ты так любишь и ценишь. Которого ты каждый день грозишься придушить собственными руками, и которого ты не променяешь ни на какие сокровища мира, потому что ты так же, как и я...

УСТАЛ ЖИТЬ СРЕДИ НОРМАЛЬНЫХ...

И я буду ныть на одной высокой ноте, и скакать по дивану с чупиком во рту, и фальшиво петь твои любимые песни, и разбрасывать вещи, создавая вокруг себя привычный внутреннему состоянию хаос, пока не получу беззлобных п**дюлей, на которые я так отчаянно нарываюсь. И снова буду продолжать сходить с ума, с ещё большим энтузиазмом. А ты будешь хвататься за голову и глазами умолять меня угомониться. Но ты же первый начнёшь тормошить меня и доводить до идиотизма. Потому что ты боишься моей нормальности в тысячу раз больше любого самого закидонного моего безумия. Тебе страшно увидеть меня нормальным, выжженным дотла, настоящим, понять, что твоя безжалостная металлическая сила смята жестоким корабликом чужой воли. Ты боишься этого, безумно боишься понять однажды, что я нисколько в тебе не нуждаюсь, просто позволяю себе идти у тебя на поводу, играть по твоим и своим правилам; потому, что мне это нравится, тебе это нравится. Но одно неосторожное движение: шаг влево, шаг вправо — расстрел. Выстрел в душу — самый страшный на свете выстрел. Не бойся, Алекс, у меня никогда не хватит подлости его совершить, поступить с тобой так после всего того, что ты для меня сделал. Я слишком хорошо знаю, как это: быть убитым собственной верой в людей.

Я сдаюсь тебе, сдаюсь себе, сдаюсь чувству, которое пугаюсь озвучить, легко, просто и беззлобно сдаюсь, как сдаюсь всегда. Моя постоянная капитуляция перед тобой, Алекс, видится вечной и безграничной. Ты никогда не поднимаешь руку, а я никогда не ударю тебя по-настоящему. Сила, сокрытая внутри, останется безмятежно спать на привязи. Вновь, как и всегда, первым набираю твой номер, чтобы услышать в трубке короткое облегчение, скрытое напускной суровостью и деланно безразличным тоном:

— Ну, и что натворил на этот раз?

И беззаботно отзываюсь в ответ:.

— Позвонил в ОБЭП, и предложил им познакомиться с тобой поближе. Рассказал, какой ты замечательный парень.

С радостным замиранием сердца ловлю минутную паузу, пока ты судорожно соображаешь, что из этого является безобидной шуткой, а что — очень и очень злой шуткой. Которую тоже вполне можно ожидать с моей стороны.

Кайфую в тот миг, когда в твоей душе происходит отчаянная борьба между чувствами ко мне и здравым смыслом, который советует тебе послать меня куда подальше. Да хотя бы за мои шутки.

И испытываю почти оргазм, слыша твоё немного усталое и смирившееся:

— Ну, и когда ждать гостей?

И, уже почти рыдая во весь голос, чтобы не заржать, философски сообщаю в телефонную трубку:

-Та не ссы. За тобой сами приедут. Тебе что из вещей собрать?