Ночная бабочка или история одной любви

Праздник уже начался. Огни, веселый гомон, яркие краски повсюду. Но идти до правого берега, где проходило основное веселье, было еще порядком. Хотя мой дом находился на набережной, до единственного моста через Тиари было довольно далеко.

Наконец, мы оказались на той стороне реки. На набережной стоял шум. Люди вокруг были пестро одеты. Они улыбались и смеялись. В небе что-то грохотало и переливалось всеми цветами радуги. Глава города — Жерар Лафер — решил пустить пыль в глаза совету столицы, королю и потому нанял огромное количество менестрелей, фокусников, акробатов. Пригласил даже магов. И все эти кудесники просто отрабатывали полученные монеты, не испытывая при этом к Авиану и сотой доли тех чувств, которые испытывала я..

Впрочем, тогда я не искала скрытых причин. Имел значение только обнимающий и целующий меня Дорин. И буйство красок вокруг — феерическое действо. С одной стороны знойная танцовщица в ярко алом платье и с развивающимися по ветру кудрями исполняла зажигательный танец, с другой — фокусник не переставал радовать нас опасными трюками с огнем. Он то вдыхал пламя, то подобно мифическим драконам растворялся в нем и взлетал ввысь.

А вверху, над нами — людьми на площади, переливались всевозможными цветами радуги маленькие огоньки. Они то вспыхивали и прямо в воздухе складывались в восхитительный рисунок, то, словно лепестки диковинных цветов, падали вниз.

Как же это было красиво!

Фейерверки продолжались до полуночи. Затем над площадью разнесся усиленный магией голос Лафера. Он все благодарил нас за что-то, улыбался. Мне не было до него никакого дела. Дорин снова и снова меня целовал и шептал на ухо нежности:

— Я люблю тебя,

— И я тебя... Безумно. Знаю, что не должна этого говорить, но...

— Но когда ты позволишь мне поговорить с твоими родителями о нашей свадьбе? — прервал меня Дорин, прижав палец к моим губам.

— Скоро, подожди совсем чуть-чуть. У отца сейчас какие-то проблемы — не знаю точно, — я с толикой презрения махнула рукой. — Но он ходит очень злой. Я не могу придумать, как к нему подступиться.

— Понимаю. Но я не могу ждать вечность, — Дорин стал серьезным, а я чмокнула его в нос.

— Прекрати! Ты же знаешь, я тоже мечтаю об этом дне. У меня будет самое красивое платье в городе — золотистого цвета с нитями фистов* на корсаже! И туфельки со светящимися камнями. Не помню, как называются. Отцу недавно привезли из самой столицы!

*Фисты — полудрагоценные камни.

Любимый рассмеялся и повел меня прочь с площади. Задерживаться далее и впрямь не было нужды. Люди уже начинали расходиться. Еще немного, и толпа просто снесла бы нас.

Но обратная дорога все равно заняла довольно много времени. Мы то и дело что-то шептали друг другу на ухо, смеялись, затем прощались... И вновь продолжали идти рука об руку.

— Что ж, до встречи.

— Но я не могу так просто расстаться с тобой.

— Я тоже, тоже... — шептала я в перерыве между поцелуями. — Но обещаю, я поговорю с отцом. Да, уже завтра... Обещаю!

Любимый все же оставил меня в двух кварталах от дома. Нежно коснулся подбородка и поцеловал руку на прощание. Я улыбнулась ему и пошла дальше сама. За следующим поворотом должен был показаться мой дом — трехэтажный особняк в островном стиле, построенный около двадцати лет назад. Я любила его. В детстве мы с друзьями играли в нем в прятки, скрываясь не только друг от друга, но и от моих родителей, порой от слуг. А они вновь и вновь отыскивали нас, будто бы даже не прилагая к этому никаких усилий. Дом...

Но... Что это?!

Еще издалека я поняла: что-то не в порядке. Все окна нараспашку, в глаза бьет яркий свет. Я испугалась, что родители заметили мое отсутствие и, поддавшись панике, побежала быстрее.

Еще шаг. И еще...

Возле двери я столкнулась с двумя людьми в темных плащах с серебряными звездами на груди. Полицейские?! Но... Что они здесь делают?!

Я бросилась внутрь.

— Пустите! Пустите меня!

Стражи порядка пытались помешать мне пройти.

— Стойте! Куда же вы?! Остановитесь!

Но я не обращала на них внимания, с отчаянием ребенка рвалась вперед. А полиция... что ж наставить на беззащитную девушку оружие они смогли, но выстрелить не посмели.

Вбежав в дом, я сразу же увидела родителей.

Вот вы где, а я волновалась!

— Мама! Папа! — в отчаянии я бросилась к ним, не замечая странной неподвижности, холодности, слепоты глаз.

Охранная магия, которую нанесли на дом еще пять лет назад и ежегодно обновляли, не помогла. На ковре, кое-где потертом, кое-где в засохших пятнах лежало два тела. Мужчина и женщина. Еще пару часов назад они были моими родителями. Сейчас...

Нет, не смотреть! Я хотела вскочить, броситься вон из комнаты, из дома. Бежать куда угодно, лишь бы не смотреть! Лишь бы..

Я дернулась и упала. Лодыжку пронзила боль. Пытаясь унять ее, я схватилась за ногу ладонями и оторопела: руки были по локоть в крови, как и одежда, ковер, на который я упала...

Все вокруг заалело. Картинка вертелась перед глазами, краски приобретали пугающую яркость. Я смотрела и не видела ничего вокруг. Да так, пожалуй, и просидела бы целую вечность.

Но кто-то схватил меня за талию, поднимая с пола. Попытался заслонить глаза рукой. Не вышло. Мое тело била дрожь. Я вырывалась. И еще до того, как меня подняли на ноги, заметила все: тела, кровь, жезл смерти в двух шагах от... От... Родителей — небольшая палка, заостренная с одной стороны. Вся покрыта рисунками, какими-то безумными надписями. Совершенно ничего опасного! На вид...

И снова кровь и два тела, у которых внезапно отобрали жизнь.

Бесчисленное множество раз затем я видела эту картину. Порой через призму слез, как в ту ночь, порой ясную, ничем не омраченную. Она и до сих пор со мной.

Послышались голоса, вопросы, которыми полицейские засыпали меня:

— Стойте же! Ну, прошу вас... Не стоит...

Еще как стоило!

Прошла неделя, две... Прошлое... — как бы сказал один из моих бывших учителей... — Заносило прахом забвения. На самом же деле... Ничто не изменилось. Я все так же порой замирала, с невысказанной болью глядя за горизонт, порой с криком просыпалась в ночи, а затем беззвучно плакала, зарывшись головой в подушки, надеясь и опасаясь заснуть вновь.

Не один раз меня ловили, когда я собиралась прыгнуть в Тиари. Там, под тяжестью воды, я хотела встретить смерть. Плавать-то никогда не умела. Отец считал, что девушке это ни к чему. В его мечтах я выходила замуж за аристократа. Пусть обедневшего, но с фамилией. А аристократки слишком стеснительны, слишком невинны, чтобы купаться в речушках или озерах. Даже те, что уже вышли замуж.

Я любила Дорина, но не хотела раньше времени перечить отцу. Надеялась, все само решиться. Слишком боялась. Одно дело тайком сбегать вечерами из дому на праздники или даже целоваться в тени старого орешника в саду (кто же мог знать, что нас заметит повариха — потом еще месяц умоляла ее никому не рассказывать об увиденном!). Совсем другое — сказать отцу правду.

На сей раз решимости мне было не занимать. Я была готова спрыгнуть в реку, чтобы через мгновение мое тело коснулось ледяной воды. Порой я даже представляла себе это: короткий полет вниз и смертельный холод.

Я бы сделала это!

Но меня каждый раз спасали. Иногда полиция: "Как же можно быть такой неосторожной. Вы же могли упасть воду! Погибнуть!". Стражи порядка не хотели замечать очевидного: Я хотела умереть! Иногда — простые горожане.

Однажды ночью меня остановила тень.

— Чего это тебе вздумалось, деваха? — грубовато спросила она, хватая меня за руку.

— А вам какое до этого дело? — я окинула ее черную фигуру презрительным взглядом. — Идите куда шли и не мешайте!

— Не важно, какое, да только не дам я тебе смертоубийство совершить!

Неожиданно сильными для ее хрупкого телосложения руками тень перекинула меня по эту сторону парапета. Долго вглядывалась своими странными золотистыми глазами в лицо.

— Молода, красива, здорова, по всему видно. Ничем тебя жизнь не обделила, а ты убиться!

— И что с того?!

— У меня сына неделю назад к предкам унесло, — глаза тени на миг затянула пелена, отчего золотистый блеск померк. — Недолгий срок ему старшие отмеряли. Не то, что тебе, — она еще цепче ухватилась за мою руку. — В общем, слушай, вали-ка ты отсюда и не возвращайся. И цени то, чем тебе старшие одарили!

— Это у вас, ночных, старшие*, — воскликнула я, чтоб хоть как-то возразить незнакомке. — У нас же...

*Главенствующая религия Веерты — вера в единого бога, который повиливает ангелами и противостоит демонам из бездны. Что до пришлых — нелюдей — то у них нет единой религии. Они разбиты на общины, некоторые из которых поклоняются предкам, другие — целой группе божеств. Есть те, кто отрицает существование творцов и верит в переход души со смертью тела в иную оболочку.

Тень не дала мне договорить.

— Не заговаривай мне зубы, смертоубийца. И вали-ка ты отсюда подобру-поздорову!

Возражать я не посмела, до того страшной в этот миг выглядела ее хрупкая с виду фигура. Но следующей ночью я снова была на мосту. Долго смотрела на темную воду, решаясь сделать шаг вперед.

Вокруг не было ни души. Никто не мог меня оставить. Никто, кроме...

Я сама сошла с парапета и быстрым шагом направилась домой.

Помню темную мостовую, что, казалось, растянулась до самого горизонта, мелкий противный дождь, длинные гротескные тени от уличных огней, а еще горечь и странное спокойствие, что навечно поселились в сердце.

Похороны были назначены на конец сепети. Помню, как стояла у могилы, так и не оправившись от своего горя. Стояла так долго, что от усталости сводило ноги. А я все продолжала стоять. Молча, не давая никаких обещаний. Только про себя проговаривая приличествующую случаю молитву.

— О, духи, милостивые. Прошу, услышьте мою мольбу, заберите их души в свои чертоги. За жизнь они не раз склонялись к вашей милости. А теперь черна земля, что прибрала их тела...

И снова и снова, лишь бы не думать: "О, духи..."

Дорин приехал только к концу церемонии. Быстро извинился за проявленное неуважение и увез меня подальше от двух маленьких табличек, что навсегда остались в моем сердце.

И все же постепенно я приходила в себя. Реже плакала. Чаще задумывалась о будущем. Порой даже говорила нечто путное полицейским, расследующим смерть моих родителей. Впрочем, они не очень-то настаивали на своих вопросах. Постоянно откладывали наши встречи. А затем дело — для них убийство моих родителей было простой белой папкой с несколькими исписанными листками да золотистой ленточкой, показывавшей, что главный артефакт находится под контролем у магов — закрыли. Убийца так и не был найден.

— Да, не переживайте вы так! Подобные дела споро не расследуются. Потребуется не один месяц. А как придет срок, мы оповестим вас. Пока ж не тревожьтесь понапрасну, — сказал мне Коверни — полицейский, что вел дело.

Я поверила.

Глупая, беспечная девчонка!

Никто и не думал кого-то искать. Когда я явилась еще через неделю после этого разговора, обо мне и вспомнили с трудом. А, вспомнив, вновь велели ждать.

Но, как оказалась, времени у меня не было. Через три дня исполнялся ровно месяц с тех пор, как погибли родители. И согласно Веертскому закону именно в тот день стряпчий прочел завещание...

Послышался скрежет: все время забываю смазать замок на входной двери (этот звук ужасно раздражает, но зато меня невозможно застать врасплох), а вслед за ним и шаги в коридоре. Я поспешила выбросить из головы воспоминания и быстро надела рубашку. Пальцы проворно пробежали по многочисленным крючкам (некоторым клиентам доставляет удовольствие неспешно обнажать меня, вот и стараюсь для них). У меня самой не больно-то желания постоянно мучиться с этими застежками!

Ключ от дома есть только у одного человека. А желания видеть масленые глаза этой мрази, которые стекленеют от созерцания моего голого тела, у меня нет! Даже просто видеть его — нет желания. Вынуждена!

Дорин заглянул в комнату.

— Генрих Ариский остался доволен?

— Конечно, — я безразлично пожала плечами.

— Что на счет денег? — в глазах у мужчины появился алчный блеск.

Золото ведь важнее всего для Дорина. Он удавится за лишнюю монету. И как я не понимала этого раньше?!

Я встала и подошла к небольшому столику. Отперла ключом тайник и достала деньги. Затем повернулась к посетителю и кинула ему мешочек.

— Лови.

Дорин методично пересчитывал монеты, пока я безучастно стояла, прислонившись к стене, и ждала. Порой мне казалось, будто вся моя жизнь — ожидание. Долгое. Мучительное. Вечное. Ведь подобные встречи происходили каждый день. Иногда на рассвете, иногда поздним вечером. Мужчина являлся мучительно долго пересчитывал, а там и забирал "свои" деньги.

Засунув злотые в карманы по-модному жатых брюк и презрительно кинув мне опустевший мешочек, посетитель проговорил:

— Неплохо, но недостаточно. Сегодня пришлю нового клиента.

Я кивнула. Протестовать просто глупо. Несколько раз ведь именно так себя вела, вот и знала чем это чревато:

— Пусти! Пусти! Ты не имеешь права! Я все равно не буду, не заставишь!

Заставил. Бывает боль, после которой соглашаешься целовать ноги своему убийце, не то, что...

Смех. И его рука на моей шее, со всей силой сжимающая ее.

— Ты еще не поняла, что теперь я твой хозяин, и, если ты не будешь приносить доход, то сдохнешь! Но перед этим, — Дорин просунул руку сквозь лиф моего платья, провел по груди, — я хорошо развлекусь!

Мужчина вышел за дверь, дождавшись моего кивка. Я вновь села на кровать. Взяла гребенку и принялась расчесывать ею темные волосы, готовясь отойти ко сну. Воспоминания всколыхнули, забытую было, злость. И как я раньше могла заблуждаться на счет Дорина?!

Будто сейчас помню тот день, когда Зимий — стряпчий отца — прочел мне (нам: Дорин находился рядом со мной, и не отводил от поверенного взгляда) завещание. Перед смертью отец в очередной раз ввязался в какую-то авантюру, вложив туда все свои деньги. Ему они бы принесли доход, но разговаривать со мной его компаньоны отказались.

— Таким образом, — говорил стряпчий, — в моем распоряжении оставался только дом. Всего остального не существовало.

Потом Дорин что-то кричал о том, что мы вернем деньги, и подставлял мне на подпись многочисленные бумаги. Я расписывалась, не глядя, пряча лицо у него на груди, заливаясь то смехом, то слезами.

А было занятно просмотреть хотя бы одну из этих бумажек. Грамоте-то обучена. Может, чего-то и поняла б. Но я слишком верила Дорину. Даже мысли не допускала, что он предаст. Потому-то и продала ему дом за смехотворную сумму! Что-то вроде пяти или семи злотых. За эти деньги можно было купить... Новые туфельки на высоких подборах. Но никак не трехэтажный особняк!