Демоны Красной Лагоды

— Верни топор, — сказал Аким.

Риви увидела соседа, поздоровалась приветливо. И вздрогнул Аким, и отвел глаза. Что-то очень знакомое почудилось ему в этом взгляде.

— Мне в лес надо, за дровами, — сказал гость. — Как я без топора?

И Кузьма молча отдал. Нелюбезно сунул почти под самый нос лесорубу. Не любил Кузьма, когда на его дочку таращились. Говорили, что и жену он забил вожжами за то, что такую удивительную дочь родила она ему, а вовсе не утонула баба.

Да мало ли что брешут. Кузьма любил жену-покойницу, а девка уродилась такой, так у нее бабка была из дрёмунов, первая красавица. О чем кузнец распространяться не любил. Смешным и недостойным нынче считалось иметь дрёмунов среди родни. Хотя у половины сельчан то ли дед, то ли бабка происходили из этого веселого племени, ныне бесследно сгинувшего в болотах.

Аким, уже когда добрался до дому, вспомнил, кого ему напомнила дочка кузнеца.

Он тоже ходил с войском Жмудислава на Красную Лагоду.

Глаза маленькой соплюшки были точь-в-точь такие же, как у демона, что вырвал сердце Жмудислава. Риви только предстояло стать охотницей за сердцами, но было ясно, что она тоже будет копаться в них, как в сору.

Сплюнул Аким, закинул топор на плечо, да и забыл.

И началось.

Лёдор, ростовщик из Лаждейного Поля кинулся в Красную Лагоду с просьбой, чтобы все должники отдавали вовремя и взятое взаймы, и проценты. Разумеется, отдавать они не стали. Но каждый нерадивый должник заболевал проказой, и вскоре никто уже не хотел брать в долг у Лёдора.

Волдима, самая красивая девка Пятихаток, пошла к демонам с просьбой о выгодном замужестве. Имелся в виду, конечно, Руслан, самозваный князь и самый выгодный жених набирающего силу городка. У них с Волдимой дело было на мази, да только Руслан, чуя свою силу, воротил нос и капризничал, как малое дитя. Девке захотелось уверенности. Вместо этого покрылась чирьями и ослепла вторая красавица Пятихаток, Марья. Руслан же не захотел брать в дом ведьму, да еще и проведшую неделю в одной крепости с семерыми мужиками. Неизвестно, чем она заплатила за свое желание, — горько улыбаясь, говорил юный князь. И хотя уже было точно известно, что демоны Красной Лагоды ничего не берут взамен за исполнение самых сокровенных мечтаний, помолвка расстроилась. Волдима утопилась в пруду за старой мельницей. Когда лекарь распластал тело, чтобы согласно закона установить причину смерти, в утробе обнаружился младенчик мужеска пола. Что как будто подтвержало слова Руслана. И все матери незамужних еще девок хвалили князя за прозорливость, что не взял в дом демоненка, не стал покрывать чужой грех. А паскудники некоторые, которые везде найдутся, говорили, глумясь, что не сходятся слова с делом-то. Ибо нерожденному младенчику было около трех месяцев, а Волдима побывала в Красной Лагоде всего за две недели до смерти.

Но в Красной Лагоде многие находили не только исполнение сокровенной мечты своей, как бы грязна она ни была, но и смерть. Из пятерых, ушедших в проклятую крепость, двое не возвращались.

И об этом было известно Настёне, когда она, пойдя в лес за ягодами и заблудившись, выбрела на крепкую гать. Настёна посмотрела по сторонам и пошла в ту сторону, где в просветах между деревьями темнели воды Красной Лагоды. И в которых, как брызги крови, покачивались на волнах красные лотосы.

Дорогу к крепости она знала, потому что ходила здесь не первый раз.

5. Настёна — счастливая женщина

Бонда был средним из демонов воздуха. Как и его братья, он был беспечен и склонен к созерцательности и грезам. Пристроившись на перилах полуобрушенного моста, Бонда замечтался, сидя на ярком солнышке. Он думал об облаках, плывущих в вышине, о прохладе вечернего неба, вспоминал зефирный замок, принадлежавший его братьям и матери. Бонда очнулся только тогда, когда стало холодно. Чья-то тень упала на него, загородив солнце. Демон судорожно сжал клинок, который дал ему на дежурство Лахта, и открыл глаза.

Перед ним стояла женщина, пожилая, но статная и хорошо одетая. На лице ее читалась усталость долгого пути.

— Ты Лахта? — спросила она.

— Нет, я — Бонда. Сегодня моя очередь дежурить на воротах.

Женщина тяжело вздохнула. Теперь он заметил в ее руках корзинку с черникой.

— А как ваше имя? — спросил демон.

— Настёна, — отвечала гостья. — Из Гнилозубья я. Кличут еще меня Счастливой бабой, не слыхал о такой?

Бонда отрицательно покачал головой.

— Мы здесь недавно, — вежливо ответил он.

Помолчали. Трещали во рву кузнечики, да журчала под мостом вода.

— Если ты пришла к Лахте, я могу его позвать, — сказал Бонда наконец.

— Я пришла, чтобы кто-нибудь из вас меня убил, — ответила Настёна.

Судьба Настёны и впрямь была необычна для простой крестьянки. Муж ее, печник Филипп, любил ее и бил за всю долгую совместную жизнь всего один раз. Из шестерых ее сыновей выжило пятеро. А когда мужа хотели неправедно забрать в солдаты, беременная Настёна пришла в Красную Лагоду и отмолила Филиппа у старого хозяина Фрола — не побоялась слухов о его лютости. Да и правду сказать, слухи такие пошли от избыточной любви князя к справедливости.

Но муж умер, дети разъехались. Перед смертью Филипп, замученный насмешками родни, часто говорил Настёне, что уж лучше бы он ушел в солдаты, чем всю жизнь вот так, из бабьей милости. Старший сын попал на каторгу, сказалась дурная дедовская наследственность. Второго убило в городе, двое младших пахали от зари до зари, как и их отец. А средним был тот самый Лёдор из Лаждейного Поля. И когда Настена поняла, что лучше всего была жизнь ее первенца Димушки, которого в младенчестве сожрали свиньи, горько и бессмысленно стало ей самой мучиться дальше. На страдания и горести привела она пятерых в этот мир, где не была счастлива и сама.

И тогда Настёна взяла корзинку и пошла в лес с бабами, будто бы по ягоды. Сама же она твердо решила остаться там. Но пока она ходила по болоту, то сообразила вдруг, что вовсе не обязательно дожидаться волка или медведя, или просто медленно умирать от голода.

Демон же, услышав ее слова, смутился так, что у него покраснели не только щеки, но даже кончики острых ушей. Этим он немало удивил Настёну.

— Ты ошиблась, госпожа, — сказал Бонда почтительно. — Демоны смерти жили здесь раньше, а мы с братьями — демоны воздуха. Никто из нас не сможет сделать того, что ты хочешь.

Настёна подошла к обвалившемуся краю моста и посмотрела вниз. На дне рва лежали камни. Обычно их было не видно под водой. Но дождей давно не было. Камни обнажились и торчали, словно щербатые серые зубы.

— А камни острые? — спросила Настёна.

— Да, — печально сказал демон. — Острые.

Настёна чуть наклонилась вперед. У нее зазвенело в висках, словно над ухом пел маленький, но назойливо-нетерпеливый комар.

А затем она обернулась и посмотрела на демона.

— Ты живешь здесь вместе с братьями? — переспросила Настёна. — Вас семеро и больше никого?

— Именно так, — подтвердил Бонда.

Настёна вздохнула.

— А кто же вам стирает, Бондушка?

Демон улыбнулся.

— Почему бы тебе, госпожа, не войти в замок и не остаться с нами? Мы будем почитать тебя, как родную мать.

— А где же она?

— В нашем замке над облаками, — ответил Бонда.

— И что, она совсем вас не навещает? — спросила Настёна, колеблясь.

— Она не может спуститься сюда. Она даже не знает, где мы, — объяснил демон.

И так их стало восемь в Красной Лагоде.

6. Девочка

Лахта и самый младший из демонов, Ноэ, были черноволосы, но слишком отличались чертами лица, и Настёна запомнила их сразу. А вот остальных пятерых братьев она поначалу не очень разбирала друг от друга. Волосы у них всех были цвета лесного ореха. Двое братьев, Ди и Зипли, и вовсе были близнецами. Эта парочка проводила дни и ночи напролет в огромной лаборатории, что оборудовали себе в подвале северной башни. Настёна долго думала, что Ди и Зипли — это один демон, пока как-то раз не увидела их вместе.

Настёна появилась в Красной Лагоде как раз в то время, когда Ди и Зипли, самые одаренные маги из братьев, окончательно убедились: демонам не удастся покинуть замок.

Никогда.

Жизнь предстояло провести здесь.

Нельзя сказать, чтобы это знание привело братьев в восторг. Ди и Зипли поставили на гостях крепости ряд опытов, изуверских даже для демонов.

Раэль, второй по старшинству после Лахты, отнесся к новости более спокойно. Он уже предчувствовал такой результат. Он был сыном того ветра, что потихоньку стирает скалы даже из самого твердого гранита. В крепости Раэль следил за стенами, кладкой и прочими мелочами. Из всех духов воздуха он казался Настёне самым приземленным, материальным.

Аур, предпоследний из демонов по старшинству, и самый мощный внешне, тоже имел власть над материей, но иную. Он вычаровывал вещи, необходимые жильцам Красной Лагоды, от семян настурций для главной клумбы, до тканей, из которых Бонда мастерил одежду.

Бонда, средний брат, тот самый, что встретил Настёну на мосту и отговорил от самоубийства, занимался порядком и уютом. Он придумывал форму и цветы для уже упомянутой клумбы и дюжины других клумб, которые разбил в крепости.

Связь между желанием Бонды разбить клумбы — много лет до этого братья прекрасно обходились без всяческого украшательства — и появлением в Красной Лагоде Настёны заметил только Лахта.

— Скоро у меня будет племянник, а? — спросил он как-то у брата.

— Она слишком стара для этого, — ответил Бонда и вытер испачканные в земле руки. — И она видит в нас своих сыновей, таких, каких всегда хотела иметь — могучих богатырей... а не то, о чем ты думаешь.

— А жаль, — вздохнул Лахта.

Бонда в ответ так посмотрел на него, что брат очень неприятно засмеялся.

Так же, как без цветов, до появления Настёны демоны обходились без стирки. Аур уничтожал грязную одежду и вычаровывал новую ткань, которой Бонда придавал форму.

Настёна и не подозревала об этом. Она сказала, что хочет стирать, и демоны позволили ей это. Женщина боялась магии и всего, связанного с волшебством. Но Ди утверждал, что у нее есть некоторые способности к этому делу. Бонда научил Настёну нескольким заклинаниям, позволявшим стирать белье не руками, а силой чар. Валик сам отбивал белье, оно само полоскалось и выжималось, а затем пестрой стайкой летело на натянутые между двумя соснами веревки. Но надо было сидеть на берегу и поддерживать чары, чтобы паутина заклинаний не перемешалась, чтобы валик не отжался случайно вместо белья, а веревки не оказались выполосканы.

В один прекрасный летний день, теплый и тихий, когда на мосту стоял часовым Ноэ, Настёна сидела на берегу Красной Лагоды и наблюдала, как стирается белье. В воздухе плыл аромат красных лотосов, что в изобилии цвели на темных водах. Давно прошло время, когда Настёна неловкой мыслью портила вязь чародейства. Теперь стирать мыслью у нее получалось не менее ловко, чем когда-то — руками. Только после этого не болели пальцы и спина. У Настёны давно ничего не болело. Зипли, знаток человеческого тела, изгнал из нее все хвори вскоре после ее появления в замке. Женщина сидела, глядела, как растряхивается свернутое в тугие жгутики покрывало из покоев Раэля. В белом от зноя небе над прохладной громадой моста маячил силуэт Ноэ. Демон что-то негромко напевал. И вдруг он перестал петь, подошел к ограждению и перегнулся вниз.

Настёна проследила за его взглядом. Покрывало Раэля упало на песок.

Из-за кустов бузины, росших на круче, появилась девочка. Было совершенно непонятно, как она туда попала. Красная Лагода стояла на островке с обрывистыми берегами, и попасть в замок можно было только через мост.

Но тем не менее девочка стояла перед ними, осматриваясь по сторонам, и щурилась от солнца. На вид её было лет тринадцать. Волосы у нее были такие же черные, густые и мягкие, как у Лахты. И, падая на плечи, разбивались такой же непокорной волной. Но, в отличие от волос демона, волосы девочки были покрыты грязью, а на виске даже слиплись сосульками.

— Эй! — крикнул Ноэ. — Эй, там!

Девочка вскинула голову, увидела демона, вздрогнула... и бросилась к Настёне. Прижалась к мягкому боку, спрятала голову и затихла.

Так у Настёны появилась дочь, о которой она всегда мечтала. Демоны отнеслись к девочке так, словно она была их родной сестрой. Неизвестно, можно ли сказать, что они любили ее; говорят, что любить может только лишь тот, у кого есть душа, а души у демонов, конечно же, не было. Но если любовь означает заботу, то они любили ее, искренне и неподдельно. Бонда одевал ее в прекрасные наряды, Ноэ играл с ней. Баловали девочку даже близнецы Ди и Зипли, когда не были заняты в своих ужасных и отвратительных экспериментах. А однажды, когда Зипли раздражено крикнул брату:

— Да где же скальпель? Что ты им, опять в заднице ковырял? — то маленькая ручка протянула ему инструмент.

Одно тревожило Настёну. Девочка не говорила. Демоны, которые плохо разбирались в человеческих детях, считали, что она еще не умеет, что ей еще рано. Настёна же понимала, что девочка пережила нечто, лишившее ее способности говорить. Когда она появилась в Красной Лагоде, волосы ее слиплись от крови, а одежда была разорвана.

Но чтобы ни произошло с ней на пути в замок, девочка не могла поведать об этом.

Настёна полагала, что она сможет снова говорить как раз тогда, когда позабудет о случившемся.