Охотник

Пролог

Степь. Бескрайняя, ровная как поверхность стола, степь, от горизонта до горизонта, вся покрытая густым ковром растений, похожих на ковыль, с изредка встречающимися проплешинами голой земли. Абсолютно дикая, сквозь марево нагретого колышущегося воздуха, создающая невиданные образы, столь же недостижимые и неизведанные, как и сама планета, находящаяся очень далеко от цивилизации, за тысячи лет не затронувшей её. Никаких строений или посторонних шумов. Лишь тёплый ветер-бродяга, тревожащий ковыль, небольшие стайки мелких грызунов, время от времени выползающих из своих норок в земле, чтобы немного подкормиться, и поджидающие их хищные птицы, кружащие высоко в небе. Гармония в её первозданном виде, какой она и должна быть.

Но в сегодняшний день, впервые за многие десятки или даже сотни лет, она была нарушена. Неожиданно на голубом и абсолютно чистом небосводе появилось небольшое тёмное пятнышко. Оно всё увеличивалось и увеличивалось в размерах, пока не превратилось в, небольшого размера, звездолёт, рёвом своих двигателей распугавшего всю местную живность.

Когда до земли оставалось меньше двадцати метров, корабль резко сбросил скорость пока не завис в воздухе и плавно приземлился на одну из проплешин, подняв небольшое облако пыли.

Вновь воцарилась тишина, но длилась она не долго. В металлическом корпусе открылся внешний люк и на землю опустилась посадочная аппарель, по которой сошёл молодой человек, лет двадцати пяти, среднего роста, но походкой, говорящей о хорошей физической форме, с длинными каштановыми волосами, светлой кожей и очень внимательным взглядом тёмно-карих глаз. Одеяние человека состояло из плотной туники, подпоясанной разгрузочным ремнём, на котором висела кобура с бластерным пистолетом и другая мелочёвка, как правило используемая бойцами элитных воинских частей, штанов коричневого цвета, и походных сапог с кожаными крагами и такими же на предплечьях. Следом за ним на землю сошёл здоровенный человекообразный боевой дроид огненно-рыжего цвета с двумя красными сенсорами, посреди его слегка приплюснутой головы. Оба направились в сторону располагающейся в полукилометре кучки валунов.

— Вопрос: Почему ты посадил корабль так далеко от цели? — спросил дроид.

— Не хочу оставлять следов на траве, на земле их скрыть легче — ответил человек.

— Возражение: Вероятность того, что их найдут на этой планете и сумеют правильно прочитать равна одной миллионной процента. До ближайшей населённой звёздной системы больше парсека.

— И тем не менее — в свою очередь возразил человек — Одна миллионная всё же есть, этого достаточно.

— Раздражение: Порой твоя паранойя просто бесит!

Человек лишь молча пожал плечами и продолжил шествие. В отличии от дроида он старался ступать аккуратно, чтобы лишний раз не тревожить траву, оставляя на ней свои следы. Привычка не оставлять следов даже далеко за пределами обитаемого мира выработалась у него за долгие годы жизни. Ведь несмотря на незамысловатый внешний вид, этот 'юноша' был куда старше и опытнее, чем это выглядело внешне. Молодость, невпечатляющие габариты, заурядная внешность среднего обывателя, каких миллиарды, человек толпы — всё это было ширмой, за которой скрывалось нечто совершенно иное. За ним скрывался Он. Убийца! Самый опасный из всех возможных. Но не тем, что он был быстрее и сильнее своих коллег по работе. Даже не тем, что его арсенал был более обширным. А тем, что он знал гораздо больше всех остальных. Он обладал знаниями, недоступными никому, кроме него. Это был попаданец! Убийца самой, предусмотренной законами мироздания, истории!

* * *

Так было не всегда. Когда-то он был простым мальчишкой. Родился в 1966 году в одной из областей, неизвестного никому в этом мире, кроме него, СССР. При рождении получил имя Владимир, Строгов Владимир Семёнович, и, до какого-то времени, ничем не отличался от тысяч своих сверстников. Точно также, как и они, орал по ночам, пачкал пелёнки, пил материнское молоко, улыбался своим беззубым ротиком, наблюдая за сюсюканьями родителей. Затем начались первые слова, первые шаги, первое знакомство с окружающими. Детский садик, затем школа, первый класс. Там он также не выделялся из толпы — выходил к доске, писал диктанты, дёргал за косички понравившихся девочек, хулиганил на перемене — обычный школьник. Как и положено первый раз принёс двойку домой, за что получил тяжёлым отцовским ремнём по мягкому месту. Однажды случилась и драка, в результате которой ему разбили нос. Но ещё до этого восторженно слушая рассказы своего дела о Великой Отечественной Войне с фашистами, он не сдался. Собрался с силами и одолел своего обидчика.

В дальнейшем Владимир с помощью кулаков, а иногда и жердин от наспех разобранной скамейки, передрался с ребятами из параллельных классов, затем и с районными, не замечая, что его, казалось бы, безобидное стремление показать свою силу другим пацанам и привлечь этим девочек, превращалось в откровенную склонность к насилию. Родители не могли повлиять на это — отец умер, когда Владимиру было всего десять лет, дед, подкошенный смертью сына, через два года, не зная кем вырастет его внук, а матушка, несмотря на все свои усилия, не могла уследить одновременно за тремя детьми, тем более, что учился Владимир очень даже хорошо и от работы по дому никогда не отлынивал. Драки с каждым годом становились всё более и более жестокими. Однажды случилось и Дело. Владимиру тогда только-только исполнилось шестнадцать лет, он уже окончил девятый класс и поступил в ПТУ. Но там не заладились отношения с преподавателями, однажды на очередной воспитательный подзатыльник педагога, Владимир ответил ударом кулака в челюсть и попавшим под руку тяжёлым предметом сверху. Результат: статья за нанесение особо тяжких телесных повреждений, четыре года колонии для несовершеннолетних, два из которых он будет досиживать в колонии строгого режима. А там в первый же день Владимир подрался с главарём местного сквада, имевшего неосторожность, в очень грубой форме, навязывать будущему офицеру разведки свои условия поведения. Его избили до полусмерти, подлатали, вернули в камеру, но всё повторилось. Только на этот раз Владимир получил гораздо меньше, а его противник — напротив, гораздо больше. С этого дня Владимир получил своё первое погоняло 'Бешеный', за его вспыльчивый характер и порой невероятную жестокость. Всего через полгода колонии, Владимир в очередной раз вступил в драку с главарём и его бандой, только на этот раз она закончилась не разбитыми в кровь лицами и переломанными костями, Бешеному до смерти надоело такое положение. Набросившись на главаря он сбил его с ног и принялся наносить удары ногами в лицо. Бил, бил, бил до крови, бил, бил, бил до хруста костей, не обращая внимания на крики членов банды, которые, видя безумие на его лице, не решились подходить к нему, бил, и бил, и бил. Бил до тех пор, пока его враг не превратился в окровавленный кусок мяса. Это был первый раз, когда Владимир убил человека.

Для главаря это был конец, а для Владимира лишь начало. Его заметили. Заметили его будущие работодатели. Однажды к нему в карцер пришёл человек в штатском и сделал предложение, навсегда изменившее судьбу молодого уголовника. Он предложил ему службу в подразделении специального назначения внешней разведки СССР, заменив этим оставшиеся годы исправительной колонии, а за ней и колонии строгого режима.

Владимир согласился, дав подписку о неразглашении, как и его мать, узнавшая, что её непутёвый сын, отправляется служить в спецвойска. Всяк лучше, чем колония, да и куда ещё девать такого? В ВУЗ его точно не возьмут, простая армия с его характером в конечном итоге окажется для него не лучше колонии, а наша доблестная разведка не брезглива — там и для таких кадров место найдётся.

В день приезда в часть его избили. Он пытался отбиваться руками, ногами, подручными предметами, но противников было больше и действовали они слаженно, ведь это были не пацаны из колонии. Владимир матерился, рычал, пытался подняться или схватить зубами бьющие его ноги, он не желал сдаваться, будучи не раз бывая битым, а потому не боялся боли. Но его продолжали избивать и избивали гораздо сильнее и больнее чем в колонии. Уже плавая в луже собственной крови, он всё ещё шипел, пытаясь отбиваться. Затем его отнесли в санчасть и объяснили, что это был тест на болевую устойчивость и он его выдержал.

Срочная служба закончилась для Владимира, так и не начавшись, поскольку до его совершеннолетия оставалось полтора года. Вместо неё начались гораздо более тяжкие годы учебки, для него и его сослуживцев-одногодок.

Прежде всего упор делался на психологическую подготовку молодых бойцов.

Изо дня в день из них вытравливали эмоции. Первым делом было вычеркнуто, присущее каждому человеку, чувство брезгливости. Их заставляли переправляться вброд через рвы, заполненные нечистотами. Удерживая на поднятых руках автомат, они вынуждены были лицом расталкивать, плавающее по поверхности дерьмо или с головой нырять в него. На занятиях по выживанию они ели насекомых, лягушек, живых мышей, крыс и даже змей. Копались во внутренностях мёртвых животных, уже разлагающихся. Причём если рвало, то занятие повторялось. И так до тех пор, пока они не привыкли к тому, что эти туши — всего лишь набор органов, и нет в них ничего страшного.

Затем они перешли к людям. Они копались в трупах в морге, не делая различий между тушей человека и животного. Трупов они уже не боялись, но впереди было сложнее. Теперь из них убирали нравственный барьер. Долгие рассуждения о том, что человек — это такое же животное, только гораздо более мерзкое по своей натуре. Ведь даже самые свирепые и агрессивные хищники не уничтожают без нужды себе подобных. Не умеют предавать, лгать или ненавидеть. Не убивают планету, разрушая экосистему. И прав на жизнь человек имеет не больше, чем копающиеся в его дерьме опарыши. Но это было прелюдией.

Далее им крутили кино. По одному заводили в небольшой зал, усаживали на специальное кресло, прикручивали к ножкам и подлокотникам ноги и руки, фиксировали в прямом положении голову и показывали на большом экране, в цвете, со стереозвуком, очередной фильм, где какой-нибудь коновал прямо перед кмерой заживо распиливал человека электропилой или сдирал с него кожу. И это были не художественные подделки со спецэффектами, актерами и статистами. Это были настоящие фильмы с настоящей распиловкой человеческого тела, настоящим сдиранием кожи, настоящей кровью и смертью. Они были сняты во время локальных военных конфликтов, сняты со всеми подробностями. Не упущена ни одна, даже самая мелкая деталь. Они были вынуждены смотреть весь фильм, от первого до последнего кадра. Они не могли встать, не могли отвернуться, зажмуриться. А если они делали попытку сдвинуть взгляд или закрыть глаза, их настигал болезненный удар электротоком.

После фильма, как полагается, обсуждение. Сотни и тысячи вопросов: какой цвет глаз был у жертвы, фасон рубахи, количество пуговиц, форма лезвия ножа, которым вспарывали живот, какие слова кричал убиваемый? Какие погоны были на исполнителе? Какой системы пистолет? Какие сигареты он курил? Каким был первый разрез? Подробно! Точно! И попробуй ошибись хоть раз, просмотр повторялся снова, снова и снова.

И так с утра до вечера. Изо дня в день, до тех пор, пока частные детали не заслонили общую картину. Они замечали форму черенка ножа, количество дырочек на ремне, но не видели самой смерти. И, значит, она переставала для них существовать. Смерть стала для них обыденностью и перестала пугать.

Физическая подготовка была не менее жестокой. С ними не церемонились, гоняли без послаблений и выходных. Учили убивать в упор из малокалиберного пистолета и на предельных дистанциях, с помощью снайперской винтовки. Показывали, как правильно использовать в качестве орудия убийства гладкоствольные охотничьи ружья и газовые пистолеты и даже архаичные арбалеты или духовые трубки. Методы 'экспресс-допроса': пытки с целью получить интересующие сведения или просто довести жертву до требуемого состояния, инсценировка самоубийств или несчастных случаев, путём повешения, самострела и сотни других способов. Но прибирать за собой их учили более всего — собирать стреляные гильзы, стирать с металлических, полированных, стеклянных и прочих поверхностей отпечатки пальцев, избавляться от оружия, зачищать свидетелей. Причём вся практика проводилась исключительно на живых людях, как правило на приговорённых к высшей мере наказания заключённых или просто наловленных во время спецопераций пленных, уже исчерпавших себя в качестве источников каких-либо полезных сведений. Советская страна была большой, бандитов было много, а врагов извне ещё больше, поэтому 'материала' для курсантов было достаточно.

Кроме перечисленного в программу входили такие предметы, как взрывное дело, обращение с ядами, техподготовка, ускоренное изучение иностранных языков, шифры, тайники и десятки других предметов. Объём информации был огромен — знаменитый МГУ и рядом не стоял — а сроки сжаты. Но они справлялись, с трудом, но справлялись. Потому что с теми, кто не справлялся, инструктора не церемонились, отсеивая как ненужный элемент.

Пережившие четыре года такого обучения курсанты, которых осталось меньше половины изначального состава, умели убивать людей оружием, голыми руками или любым подручным предметом. Они не боялись ни смерти, ни боли, ни Страшного Суда, поскольку никогда не убивали ради удовольствия, только за интересы своей страны. Такая необычная форма патриотизма.

На дворе был 1986 год, когда свору этих головорезов спустили с цепи. Афганистан, Африка, Азия, Ближний Восток и даже регионы внутри самой России, конфликты в которых никогда не будут преданы огласке. Но были горы трупов, были вырезанные деревни, были убитые люди. Вчерашние школьники, которые ещё недавно гоняли футбол во дворе, отныне и до конца жизни выполняли самую грязную, но необходимую работу, которую кроме них не мог выполнить никто. Они не делали различий между коммунистами и капиталистами, им было глубоко наплевать на идеологию или национальность. Была цель и её нужно уничтожить, но так, чтобы никто об этом не узнал. Это тоже разведка, этот тоже спецназ ГРУ. Зло на службе у добра — в этом была их суть.

* * *

— Мы на месте — сказал Мономах, вырвавшись из старых жутких воспоминаний, вновь вернувшись в не менее жуткую реальность. Офицер разведки редко, но позволял себе уделить пару минут, чтобы вспомнить те былые времена. Ведь для него это теперь были дела давно минувшей жизни, воспоминания о событиях, которых никогда не было, о человеке, которого не существовало. Столь же далёкие, как и мир, где он родился. Всё это осталось где-то там, за гранью, которую невозможно перешагнуть. Восемь лет назад Владимир всё же сделал это. Ведя бой в катакомбах Пальмиры, на Сирийской земле, куда его отправили на очередное задание, капитан Строгов, попал в засаду, устроенную боевиками ИГИЛ. И не имея возможности вырваться, просто подорвал себя гранатой, выполнив последний приказ (да и не хотел, чтобы его дети увидели ролик где казнят их отца).